Глава 30

После школы я подал заявления во все университеты, где только преподавали журналистику, но хотя мои школьные оценки были достаточно высокими (мой средний балл равнялся 3,2), результаты университетского отборочного теста оставляли желать лучшего – всего 1080 баллов из максимально возможных 1600. Даже Флоридский университет, казавшийся мне самым перспективным в плане поступления, отказал мне наотрез, и я, откровенно говоря, немного растерялся. Я не знал, что делать, и всерьез подумывал о том, чтобы пойти торговать подержанными машинами, но тут в дело вмешался дядя. Прочитав письмо с отказом, он посмотрел на меня и спросил:

– Ты хотел бы учиться во Флориде?

– Да, сэр.

Он еще раз перечитал письмо и сказал:

– Так что ты сидишь? Собирайся.

Мы сели в машину и через четыре с половиной часа – ровно в четыре пополудни – были на стоянке перед зданием, в котором заседала университетская приемная комиссия.

Войдя внутрь, дядя снял свою широкополую шляпу, взглянул на подпись на письме с отказом и, подойдя к секретарше за стойкой, сказал:

– Прошу прощения, но мне необходимо встретиться с мисс Ирен Салливан.

Секретарша удивленно посмотрела на него поверх очков.

– По какому вопросу?

Дядя показал на меня:

– По поводу вот этого охламона.

– Вам назначено?

– Нет, мэм.

– Боюсь, сначала вам придется записаться на прием.

Дядя посмотрел на стеклянную стену за спиной секретарши. Там, в небольшом кабинете, сидела сравнительно молодая женщина, которая как раз разговаривала с кем-то по телефону.

– Тогда запишите нас на ближайшее время.

Секретарша сверилась с экраном компьютера.

– В следующий вторник в половине десятого вас устроит?

Дядя посмотрел на часы.

– Вы имеете в виду – завтра?

– Нет, я имею в виду вторник на будущей неделе.

Дядя немного подумал.

– Я не отниму у мисс Салливан много времени. Мне и нужно всего-то пять минут – вы только предупредите ее, ладно?

Секретарша покачала головой.

– Мне очень жаль, сэр, но это невозможно.

Услышав эти слова, я повернулся, чтобы уйти, но дядя не собирался сдаваться.

– Вы не будете возражать, если мы подождем, пока у мисс Салливан появится свободная минутка? – сказал он и, не дожидаясь ответа, уселся в кресло рядом со стойкой. Колени он сдвинул и накрыл шляпой. Волей-неволей мне пришлось сесть рядом, но если дядя излучал спокойствие и уверенность, то я никак не мог справиться с нервозностью и нет-нет да и поглядывал по сторонам, боясь, что секретарша может вызвать охрану или полицию.

Дядино упорство принесло свои плоды. Минут через двадцать секретарша не выдержала и, повернувшись к стеклянной стене позади, взялась за телефон. Женщина за стеклом тоже сняла трубку. О чем они говорили, я не слышал, но почти не сомневался, что речь идет о нас.

Прошел час. За это время женщина за стеклом успела побеседовать со множеством людей, которые заходили к ней то по одному, то группами. Секретарша не обманула – мисс Салливан действительно была очень занята, и я невольно подумал, что нам, похоже, все-таки придется просидеть здесь еще неделю.

В половине пятого секретарша собрала вещи, выключила компьютер и ушла, не сказав нам ни слова. Дядя даже не пошевелился. Еще через несколько минут женщина, которую я видел за стеклом, появилась из-за угла и подошла к кулеру, чтобы налить себе в чашку воды. При виде нее мы оба встали.

Мисс Салливан посмотрела на нас, потом показала на кулер.

– Хотите чаю? Или воды?

– Большое спасибо, мэм, – отозвался дядя, – но нам бы не хотелось отнимать у вас больше времени, чем необходимо.

Улыбнувшись, мисс Салливан пригласила нас в кабинет за стеклянной стенкой. Там мы сели: она по одну сторону стола, мы – по другую. Внешне дядя оставался спокойным, но я видел, как его нога под столом буквально ходит ходуном.

– Итак, чем я могу быть вам полезна? – осведомилась мисс Салливан, откидываясь на спинку своего кресла, и дядя положил перед ней письмо.

– Мое имя – Уильям Макфарленд, мэм, – представился дядя, вертя в руках шляпу. – Впрочем, б'oльшую часть жизни меня завали просто Уилли. – Он посмотрел на меня. – А это – Чейз Макфарленд. Он хотел поступить в ваш университет, но… – И дядя кивком показал на письмо.

Мисс Салливан что-то набрала в компьютере и некоторое время читала появившиеся на экране строки. Наконец она сказала:

– Школьные отметки достаточно хорошие, но результаты отборочного теста хуже, чем у нас принято. Чейзу не хватило как минимум двухсот баллов. Мне очень жаль, мистер Макфарленд, но я не могу…

Дядя поднялся и вручил ей свою визитку.

– На этой карточке есть номер моего телефона. – Он похлопал себя по карману, где лежал древний мобильник. – Если по результатам каждого семестра Чейз будет получать какие-то другие отметки, кроме «отлично», или если он вдруг не попадет в перечень особо отличившихся студентов – сразу звоните мне, и я обо всем позабочусь. Чейз – парень смышленый и умеет работать, уж вы мне поверьте.

Я уставился на дядю во все глаза. Мисс Салливан, похоже, тоже была озадачена.

– Но, мистер Макфарленд…

– Не могли бы вы сделать для него исключение, мэм?

Она покачала головой.

– Еще раз простите, но я…

Дядя в очередной раз скрутил свою шляпу в некое подобие жгута и заговорил так тихо, словно обращался к самому себе:

– Видите ли, мисс Салливан, моя жизнь оказалась не совсем такой, как я когда-то надеялся. Можно даже сказать, что в каком-то смысле я прожил на земле не одну жизнь, а две, и обе оказались, гм-м… не слишком счастливыми. Пожалуйста, дайте этому парню шанс – один-единственный шанс! Если он не сумеет им воспользоваться, что ж – ему с этим жить, но… дайте ему хотя бы проявить себя. Я уверен, Чейз вас не разочарует. В этом я готов поклясться всем, что у меня есть.

Мисс Салливан задумчиво посмотрела на экран компьютера, на дядю и наконец повернулась ко мне.

– Он всегда такой? – спросила она.

Я кивнул и, в свою очередь, едва сдержался, чтобы не скрутить в жгут бейсболку, которую, как дядя, держал в руках. Должно быть, в этот момент мы выглядели как близнецы.

– Особенно если речь идет о чем-то важном, – добавил я.

Мисс Салливан слегка подалась вперед, сложила руки перед собой и впилась мне в лицо испытующим взглядом.

– А для вас это важно?

– Да, мэм.

Откинувшись назад, мисс Салливан задумчиво прикусила губу, посмотрела в окно и перевела взгляд на дядю.

– Простите, чем вы занимаетесь?

– Я кузнец. Подковываю лошадей.

– И вы, вероятно, привыкли к тяжелой работе?

– От работы я никогда не бегал, мэм.

Она повернулась ко мне.

– Думаю, вас можно зачислить с испытательным сроком, – заявила мисс Салливан, набирая что-то на клавиатуре компьютера. Принтер в углу ожил и загудел. Выхватив из лотка только что напечатанный листок, она протянула его мне. – У вас будет только один семестр, чтобы проявить ваше трудолюбие и ваши… способности. – Она неожиданно улыбнулась и посмотрела на дядю. – Обещаю, что сама позвоню вам, как только он попадет в список отличившихся студентов.

Через два месяца дядя и тетя Лорна отвезли меня в Таллахасси и помогли снять комнату в небольшом домике рядом с университетским кампусом. В тот же день они уезжали. Вечером мы долго стояли на крыльце и молчали, боясь сказать друг другу «до свидания». Наконец дядя повернулся ко мне.

– Значит, ты будешь изучать журналистику?

– Да, сэр.

Он кивнул и перебросил зубочистку из одного угла рта в другой.

– Даже если поставить башмаки в духовку, они все равно не станут пирожными.

Толкования мне не требовалось, но дядя неожиданно предложил свой «перевод»:

– Можно говорить что угодно о чем угодно, но суть от этого не изменится. – Он положил руку мне на плечо, посмотрел на ограду университетского городка и снова повернулся ко мне. – Главное – говорить правду… только правду. Всегда.

Я кивнул. Слов у меня не было, а если бы и были, я все равно не смог бы ничего сказать – до того сильный был спазм, стиснувший мне горло.

Мисс Салливан сдержала слово. Через четыре с небольшим месяца она позвонила на номер, который оставил ей дядя.