Глава 25

Томми всегда управлялась с цифрами ловчее меня. Еще когда мы учились в начальной школе, она заканчивала шестидесятисекундный математический тест раньше остальных учеников. Начиная с четвертого класса Томми изучала алгебру по особой «продвинутой» программе, а в старшей школе получила отличную оценку, сдав выпускной экзамен по программе колледжа. Порой мне даже казалось, что числа для нее были чем-то вроде фрагментов трехмерной головоломки, которую она складывала с завидной легкостью, тогда как для меня написанные на бумаге цифры были сродни китайским иероглифам, которые следовало сначала расшифровать и только потом производить над ними простейшие операции вроде сложения и вычитания.

Даже в обычной жизни математические способности Томми проявлялись достаточно часто и порой – с весьма неожиданной стороны. В юности я обожал читать в газетах материалы о бейсболе: об игроках, об их удачах и неудачах и о достижениях команд, но если меня увлекал драматизм спортивных баталий, то Томми извлекала из тех же самых спортивных страничек информацию совершенно иного рода. Не затрудняя себя записями и специальными подсчетами, она с ходу могла назвать среднее число удачных подач и «законных» пробежек для каждого питчера, количество одно-, двух– и трехбазовых хитов, средний коэффициент результативности отбивания, а также статистику выигранных и проигранных матчей. Любопытно, что все эти вещи Томми никогда не забывала и могла по первой же просьбе выдать нужную справку.

Кажется, именно это и называется математическим складом ума.

Бывало, за завтраком я во всех душераздирающих подробностях пересказывал истории о том, как лучший игрок футбольной лиги выронил пас и не сделал тачдаун, или как одна бейсбольная команда, проигрывая весь матч, вырвала победу в девятом иннинге благодаря заработавшему круговую пробежку отбивающему, или кто выиграл Олимпийские игры в беге на сто метров. Томми, сидя по-турецки с миской овсянки на коленях, внимательно слушала и, когда я замолкал, чтобы набрать в грудь воздуха, хладнокровно сообщала, сколько раз воспетый мною ресивер ронял мячи в предыдущих матчах, сколько мячей отправил за линию фола бэттер, прежде чем обеспечил своей команде круговую пробежку, и сколько сотых и десятых долей секунды проиграли победителю Олимпиады занявшие второе, третье и четвертое места спортсмены. Сравниться с ее фотографической памятью могло, пожалуй, только то глубокое удовлетворение, которое испытывала Томми, когда сообщала нам всю эту информацию. Способность запоминать бесчисленные цифры и выдавать их по первому требованию дарила ей не меньше радости, чем приносили мне полные драматической борьбы события, о которых я читал или которые наблюдал на футбольных или бейсбольных полях.

Частенько по вечерам, когда дядя и тетя Лорна смотрели по телевизору какую-нибудь спортивную передачу, мы с Томми выключали звук и начинали сами комментировать происходящее на экране. Я был ведущим, а Томми – моим помощником, комментатором-аналитиком: я описывал действие, когда же в игре возникала пауза, Томми тут же вступала со своими статистическими выкладками. Скажу без ложной скромности: никогда дядя не веселился больше, чем когда выслушивал наши глубокомысленные сентенции.

* * *

Для многих мальчишек стадион «Тёрнер-филд» в Атланте значит даже больше, чем Диснейленд. Для меня и для дяди он, во всяком случае, был главным местом на земле. Когда-то давно он назывался «Стадион округа Фултон», но это ничего не значило – главное, что именно там «Краснокожие из Атланты» играли с 1966 года. Правда, играли – это, пожалуй, сильно сказано. По выражению дяди, тогда они не играли, а просто «сосали лапу», и взялись за ум только в 1991 году.

Произошло это вскоре после того, как вся Джорджия единодушно потребовала отставки Бобби Сокса – тогдашнего тренера «Краснокожих», который продал «Филадельфии» Дейла Мерфи. Впрочем, Бобби вскоре заслужил не только прощение, но и всеобщее восхищение, поскольку именно он привлек в Атланту таких блистательных игроков, как Том Глэвейн, Стив Эйвери и Джон Шмольц, которые обеспечили своим прежним командам не менее пятидесяти побед в ответственных матчах. С их появлением игра «Краснокожих» пошла в гору, и вся страна узнала имена Дэйва Джастиса, Рона Ганта, Франсиско Кабреры, Марка Лемке, Грегга Ольсена, Сида Брима и Терри Пендлтона – блестящего бэттера, который неожиданно для всех стал самым ценным игроком Лиги. Правда, в девяносто первом «Краснокожие» начали сезон не слишком удачно, однако в последние три месяца команда выиграла пятьдесят пять из восьмидесяти трех игр, а в финальной серии из девяти матчей победила в восьми, обойдя на финише лос-анджелесских «Хитрецов». Обыграв «Пиратов» в семи играх розыгрыша кубка Национальной лиги, «Краснокожие» оказались в большом национальном финале, где им предстояло сразиться с «Близнецами из Миннесоты».

Это противостояние спортивный канал ИСПН назвал одним из самых интересных и захватывающих финалов мировой серии. И действительно, в пяти из семи игр преимущество одной или другой команды зависело от одной-единственной пробежки. Все десять иннингов последней, седьмой игры мы смотрели по телевизору. В этом матче «Краснокожие» уступили, и мы целую неделю пребывали в трауре.

А потом случилось памятное многим «чудо 1992 года». «Сезон Золушки», как прозвали этот год спортивные издания и комментаторы.

В финале Национальной серии «Краснокожие» снова играли с «Пиратами», три игры они выиграли и три проиграли. Решающая, седьмая встреча должна была состояться в Атланте. В случае победы «Краснокожие» снова оказывались в финале мировой серии. В случае поражения… Что ж, про себя я решил, что если наши проиграют, я стану ходить в черном и целый месяц не буду есть мороженого.

Каким-то образом дяде удалось достать четыре билета на седьмую игру Национальной серии. Я до сих пор не знаю, как это у него получилось. Уже на стадионе я случайно услышал, как какой-то парень, сидевший рядом со мной, сказал кому-то по мобильнику, что за два билета ему пришлось отдать две тысячи восемьсот баксов. Мы, разумеется, расспрашивали дядю, но он так и не признался, каким образом к нему попали билеты, – он только заверил нас, что добыл их совершенно законным путем и при этом не заплатил ни цента. Последнее обстоятельство было немаловажным – если бы дядя отдал за них хотя бы долларов сто, тетя Лорна закопала бы его в землю по самые уши.

И вот ранним утром 14 октября 1992 года я встал перед зеркалом и, улыбаясь, как Чеширский кот, натянул на себя всю одежду с цветами и символикой «Краснокожих», какая только у меня была. О том, чтобы идти в этот день в школу, не могло быть и речи, и это было только началом праздника. Сев в машину, мы поехали в Атланту через Суту, чтобы заехать в дом дяди Джека и захватить Томми, но она, к моему огромному изумлению, вышла к нам в мятых джинсах, белой футболке с длинными рукавами и какой-то бесформенной шапочке, которая не имела никакого отношения ни к «Краснокожим», ни к бейсболу вообще.

Это могло бы стать первой подсказкой – знаком, по которому я мог бы догадаться, как жилось Томми в доме отца, но тогда я был слишком увлечен предстоящим событием и ни о чем таком не задумался.

На стадион «Тёрнер-филд» мы приехали задолго до начала игры, купили программку и сразу пошли к сетке – смотреть, как разминаются игроки. Лишь минут за десять до свистка мы вернулись на свои места, которые находились на сороковом ряду – как раз между первой базой и «домом» (фокус здесь в том, что нам было прекрасно видно домашнюю базу и все, что там происходило^[47]). В тот день я пил колу, ел хот-доги, корн-доги, попкорн, соленые крендельки, мороженое – словом, все, что продавали разносчики, поднимавшиеся по лестницам и пандусам с подносами на голове. К середине первого иннинга у меня уже были роскошные «усы» из горчицы, а в моей крови скопилось столько сахара, адреналина и кофеина, что я не сидел в кресле, а парил в паре дюймов над ним. Ощущение было незабываемым, думаю, с этим не сравнится ни один наркотик.

Только к четвертому иннингу я понял, что Томми ничего не ест. Сначала я подумал, что она слишком увлечена или, лучше сказать, ошеломлена тем, что происходило на поле, и поэтому ей не до еды, однако по мере того, как игра приближалась к завершению (а я – к тому, чтобы выпрыгнуть из собственных штанов), Томми все больше напоминала черепаху, которая целиком спряталась в свой панцирь.

Не сразу до меня дошло, что в величайший вечер в истории нашей любимой команды Томми не назвала ни одной цифры, не вспомнила никакой статистики. Нет, она не сердилась и не злилась; если ее спрашивали – Томми обязательно отвечала, но в большинстве случаев я просто не знал, как  задать вопрос, чтобы получить нужные сведения.

И в перерыве перед седьмым иннингом Томми даже не пела вместе со всеми.

К концу девятого иннинга «Пираты» взяли два очка на подаче своего лучшего питчера Дуга Драбека. Я взглянул на табло и только покачал головой. «Пираты» были в трех аутах от того, чтобы попасть в финал мировой серии, а мы – в трех аутах от того, чтобы отправиться домой.

Но не успел я расстроиться по-настоящему, как ситуация изменилась. Первый бэттер «Краснокожих» Терри Пендлтон заработал двойной хит. Дэвид Джастис добежал до очередной базы благодаря ошибке инфилда обороны. После этого Драбек четыре раза подряд подал неточно, и бэттер «Краснокожих», заработав бейз-он-болл, отправился на «прогулку» до первой базы, благодаря чему игроки на остальных базах сдвинулись вперед.

Теперь проблемы стояли уже перед «Пиратами», и их менеджер Джим Лейланд заменил Драбека резервным питчером Стэном Белиндой. Сначала Белинда тоже ошибся: Рон Гант перебежал на следующую базу, но потом «Пираты» сумели собраться и добились двух аутов.

В предыдущем иннинге я купил и съел второе за вечер мороженое на палочке. К тому моменту, когда на площадку вышел Франсиско Кабрера – довольно заурядный кетчер третьей очереди, – я уже грыз палочку, которая понемногу превращалась в пучок острых щепок. Всякую надежду я уже утратил, в чем впоследствии не раз раскаивался, поскольку именно Кабрера отбил две из трех подач Белинды, отправив мяч далеко в левый аутфилд и дав Джастису возможность заработать очко.

Счет стал равным. Сид Брим продвигался к третьей базе, и я был почти уверен, что нас ждут дополнительные иннинги, но тут случилась поразительная вещь.

Брим был высоким, немного нескладным на вид, но довольно крепким парнем, который, как говорил дядя, мог бы целыми днями бегать и не уставать, но только где-нибудь в тенечке. Я был с ним полностью согласен, однако и мне, и другим болельщикам «Краснокожих» пришлось в тот день переменить свое мнение.

Брим как раз обогнул третью базу и рвался к «дому», когда левый аутфилдер «Пиратов» Барри Бондз, ставший впоследствии самым ценным игроком Национальной лиги, поймал отбитый Кабрерой мяч. Стадион дружно ахнул, а Брим всем телом подался вперед и прыгнул, стараясь дотянуться до заветного квадрата. Каждый человек на трибунах от всей души желал Бриму поскорее оказаться на базе, но пущенный рукою Бондза мяч летел быстро, как молния. Сид Брим и мяч достигли цели – каждый своей – почти одновременно. Кетчер «Пиратов» Майк Лавальер поймал мяч и даже успел замахнуться, пытаясь осалить противника, но Брим опередил его на доли секунды. Поднимая тучи пыли, он буквально въехал  на площадку домашней базы на животе. Впоследствии эта техника стала известна всему миру как «накат».

Когда это случилось, диктор стадиона вскочил в ложе прессы и прокричал в микрофон:

– Левый аутфилдер ловит мяч! Бросок! Но Брим быстрее!.. Он как лев бросается вперед… Есть касание! Игрок «Краснокожих» добывает для своей команды решающее очко! Судья показывает, что касание базы засчитано. «Краснокожие» одерживают победу в этом матче! «Краснокожие» побеждают! «КРАСНОКОЖИЕ» ПОБЕЖДАЮТ!!!

После этих слов на трибунах началось самое настоящее столпотворение. Люди вскакивали на ноги, обнимали и целовали друг друга, бросали в воздух бейсболки, шарфы и пакеты с попкорном. Игроки «Краснокожих» выбежали со скамьи запасных, окружили все еще лежавшего на домашней базе Сида, а потом устроили на поле кучу-малу. Мы с дядей тоже орали и вопили во все горло, болельщики прорвали сетчатое ограждение и высыпали на поле, а в небе с грохотом взрывались фейерверки и петарды. За всю свою жизнь я еще ни разу не видел столько счастливых людей разом.

И только Томми не радовалась. Когда, сорвав горло, я поискал ее глазами, то увидел, что она куда-то ушла. Появилась она только минут через двадцать и преспокойно объяснила, что в туалете была очередь.

Только на пути домой я успокоился настолько, что оказался в состоянии прислушаться к той части своего рассудка, которая обычно задавала вопросы. Вопросов на этот раз было два. Кто, будучи в здравом уме, пойдет в туалет , когда любимая команда вот-вот вырвет победу у сильного противника, размышлял я. А кроме того, что  Томми делала туалете, если с того самого момента, когда мы забрали ее возле дома дяди Джека, она ничего не ела и не пила?

Обернувшись через плечо, я некоторое время рассматривал Томми, безучастно сидевшую на заднем сиденье. В салоне было темно, но его время от времени освещали уличные фонари и фары встречных машин. Тогда темнота отступала, и я снова видел перед собой лицо маленькой девочки, которая ночью, в грозу, прибежала к нам из Суты в одной ночной рубашке.