Глава 21

Когда первое лето подошло к концу, дядя и Лорна записали меня в третий класс брансуикской школы. За годы скитаний по приемным семьям и интернатам мне не раз приходилось сталкиваться с задирами и хулиганами, которым больше всего на свете нравилось обижать тех, кто был младше и слабее. Но на сей раз обстоятельства были несколько иными. Мой новый персональный враг был сыном сварщика и жил на том же Девяносто девятом шоссе, но дальше от города, а это означало, что домой этот парень часто возвращался в школьном автобусе вместе со мной.

Начал он со словесных выпадов, пытаясь вывести меня из равновесия. «Эй, сиротка, приютский выкормыш! – кричал он. – Что случилось со старым Макфарлендом? Твоя дядя Уилли его застрелил, или что?» «А где деньги? – вопрошал он, когда я не реагировал. – Вы распихали их по стеклянным банкам и зарыли на заднем дворе, да?»

Парня звали Руперт (Руперт-Шуруперт и так далее). Думаю, с таким имечком ему очень хотелось отвлечь внимание от собственной персоны, но мне от этого было не легче. Я, как мог, старался не поддаваться на провокации, но он воспринял мое молчание как слабость и начал сначала щипать меня исподтишка, но потом осмелел и стал отвешивать мне подзатыльники. Водитель школьного автобуса прекрасно это видела, но, наверное, она тоже считала дядю Уилли убийцей, поскольку не сделала ничего, чтобы приструнить хулигана. Пару раз она, правда, прикрикнула на Руперта, но щипки и подзатыльники продолжались.

Автобус ездил только по шоссе, поэтому я сходил с него на повороте на нашу подъездную дорожку, откуда до дома было буквально рукой подать. Остановка Руперта была следующей. Что дела мои плохи, я понял, когда Руперт подделал записку от родителей, согласно которой водитель автобуса должна была высаживать его вместе со мной – почти за милю от его собственного дома. Ситуация очень быстро становилась невыносимой, и в один прекрасный день грянул кризис.

В тот день Руперт, как бывало уже не раз, сошел с автобуса вместе со мной. Не успели дверцы закрыться, как он буквально набросился на меня – должно быть, хотел показать оставшимся в автобусе парням, какой он крутой. Руперт сбил меня с ног подножкой, повалил в грязь, сорвал с меня ранец и принялся пинать меня ногами в бок. Когда он, запыхавшись, слегка ослабил натиск, я вскочил и со всех ног бросился к дому. Взбежав на веранду, я чуть не оторвал ручку входной дверцы, но она оказалась заперта.

Заперта! Насколько я знал, в дядином доме входные двери не запирались никогда. Однажды я спросил, неужели он не боится воров, и дядя ответил: «Пусть приходят. Все, что стоило бы украсть, у меня уже давно отняли».

За моей спиной раздавался топот Руперта, и я бросился к заднему крыльцу – к сетчатой двери, ведущей в кухню. Но и там тоже было закрыто! В отчаянии я замолотил кулаками по косяку, потом прижался лицом к сетке. В шести дюймах от двери стоял дядя и, скрестив на груди руки, смотрел на меня.

– Открой! – завопил я. – Впусти!!!

Пару секунд спустя я разглядел и тетю Лорну. Она стояла у раковины и старалась не смотреть в мою сторону.

– Дядя! Впусти меня!! Пожалуйста!!!

Он покачал головой:

– Нет, Чейз. Ты должен научиться побеждать… Или хотя бы просто сражаться. – Дядя увидел выбежавшего из-за угла дома Руперта и добавил: – Вот идет твой враг. Повернись. Встреть его как полагается.

А Руперт уже карабкался по ступенькам крыльца. В руке его болтался мой ранец.

– Эй, цыпленочек! Цып-цып-цып! Пора садиться за домашнее задание!

Он тряс ранцем перед моим лицом и выкрикивал свои глупые оскорбления, подпрыгивая, как индюк.

От обиды и бессилия я заплакал. Обернувшись к двери, я снова позвал дядю, но он только покачал головой.

Поняв, что выбора у меня нет, я снова повернулся к Руперту. Вытер нос и глаза рукавом и шагнул ему навстречу. Отступать мне было некуда, но и вперед мне идти не хотелось. Можно было бы попытаться ответить оскорблением на оскорбление (например – назвать парня Шурупертом или даже Трупертом ), но я чувствовал, что слова мне не помогут. Нужно было на что-то решаться. Скрипнув от отчаяния зубами, я бросился вперед, стараясь разогнаться как можно сильнее. Когда нас разделял всего шаг, я слегка пригнулся, прыгнул и уже в полете нанес удар.

Руперт выронил мой ранец и отлетел назад, приземлившись на дорожку перед крыльцом. Он был фунтов на сорок тяжелее и дюймов на шесть выше меня, поэтому, зная, что не должен дать ему встать, я оседлал его и принялся лупить кулаками сначала в живот, а потом по лицу. Пару раз я врезал ему довольно ощутимо, но этого мне казалось мало. Вскочив, я дождался, пока Руперт поднимется на четвереньки, и, хорошенько прицелившись, изо всех сил залепил ему в глаз. В глаз я, правда, не попал: удар угодил в переносицу, и из носа Руперта брызнула кровь. Этого оказалось достаточно: мой враг бросился наутек, плача и зовя маму. В тот день я его больше не видел.

Когда Руперт скрылся из виду, дядя вышел из кухни и, усадив меня на ступеньки, обнял за плечи.

– Ты сердишься на меня, Чейз?

Я кивнул, и он прижал меня крепче.

– Я хочу сказать тебе одну вещь…

Повернувшись, я посмотрел на него.

– Какую?

– Мне бы не хотелось, чтобы ты дрался со всеми подряд – хотя бы потому, что рано или поздно ты обязательно наткнешься на кого-то, кто будет больше и сильнее… – Он кивком указал на мои ноги. – Самое лучшее, что дал тебе Бог, – это быстрые ноги, поэтому не надо стыдиться использовать их в случае необходимости… – Дядя покачал головой и добавил: – Нет, Бог вовсе не шутил, когда сказал, что нужно подставить другую щеку, но… – он сплюнул в траву, – но это вовсе не значит, что ты должен превратить себя в коврик для ног.

В общем, в тот день я получил тяжелый урок. Тяжелый, но очень полезный. Один из лучших.

На следующий день Руперт явился в школу с синяками под обоими глазами, один из которых к тому же заплыл и почти не открывался. Но когда после уроков мы снова ехали вместе в автобусе, он не сказал мне ни слова.

И сошел он не на моей, а на своей остановке.