Глава 17

После нашего с дядей водного приключения мы вернулись домой и пару часов чистили пойманную рыбу. Б'oльшую часть мы разложили по пакетам и убрали в морозильник, а сами поехали в город за покупками – в доме закончились кукурузная мука и хрен: совершенно необходимые вещи, если хочешь правильно поджарить рыбу и приготовить коктейльный соус. Возвращаясь по шоссе номер 99, мы заметили впереди синие вспышки проблесковых огней, а подъехав ближе, увидели пять пожарных машин, шесть машин дорожной полиции, а также четыре машины полиции штата, которые неровным кругом выстроились на старом фермерском поле у старого колодца.

В городе дядю, мягко говоря, недолюбливали, однако он все равно остановился и спросил у патрульного, который регулировал движение на шоссе, что стряслось.

– Скверное дело, – отозвался патрульный, махнув рукой в сторону стоящих на поле машин. – Мальчишка свалился в колодец и застрял. Пожарные привезли оборудование, но так и не смогли его достать – там слишком узко.

Дядя бросил взгляд на суетящихся вокруг колодца людей, посмотрел на меня, потом включил поворотник и съехал с шоссе. Остановившись возле спецмашин, мы вышли и протолкались сквозь толпу профессионалов к самому колодцу. Здесь картина стала мне окончательно ясна. Большинство фермеров в округе Глинн, да и в соседних тоже, поят скот грунтовыми водами, которые подходят совсем близко к поверхности. Именно по этой причине настоящих колодцев, рассчитанных на получение фильтрованной воды, в окрестностях Брансуика почти нет. Те, что есть, можно пересчитать по пальцам, и это был как раз один из них. Его сложенные из ракушечника стенки уходили вниз футов на пятьдесят и были дополнительно укреплены распорками из железных труб.

Мальчишка спустился в колодец по трубам – точно так же он карабкался бы по лестницам горки для лазанья. Проблемы начались, когда он добрался почти до самого дна. В какой-то момент его рука или нога соскользнула, парень оступился, выронил фонарик и полетел в колодец вниз головой. Он наверняка бы упал в воду, но внизу шахта была совсем узкой, и мальчишка просто застрял в переплетении труб. Сейчас он висел там – по-прежнему головой вниз, в почти бессознательном состоянии, и не мог обвязаться веревкой, которую сбросили ему сверху. Спуститься же к нему никто из полицейских и пожарных просто не мог: все они были парни крупные (а в спецкостюмах и того крупнее), поэтому в тесной шахте им было просто не повернуться. Кроме того, никто из них не знал, сможет ли конструкция из труб выдержать вес взрослого мужчины – за многие годы они проржавели и в любой момент могли обрушиться мальчишке на голову. Нужен был кто-то сравнительно маленький и легкий – человек, который сумел бы спуститься по трубам и обвязать пострадавшего веревкой. И сделать это нужно было как можно скорее.

К тому моменту, когда я это понял, многие пожарные уже смотрели на меня. И полицейские тоже. Один из них присел передо мной на корточки и объяснил – спокойно и просто, – что именно от меня требуется. Под конец он сказал:

– Мы дадим тебе фонарь и наденем спасательный пояс, так что если что-то пойдет не так, мы тебя просто вытащим, о’кей? – Он смерил меня взглядом. – Как думаешь, сынок, у тебя получится?

По-видимому, один из полицейских или пожарных уже пытался проделать что-то подобное: только сейчас я заметил перемазанного глиной и ржавчиной мужчину, который сидел на краю колодца в одних трусах. На мой взгляд, он был не намного крупнее меня, но и ему не удалось вытащить мальчишку. Значит, понял я, полицейский не шутит…

Я обвел взглядом обращенные ко мне встревоженные лица полицейских и пожарных и кивнул. Вообще-то сегодня я уже пережил одно опасное приключение, но нам пока везло, и я не видел причин, почему сейчас должно быть иначе.

– Я согласен… – сказал я и показал на дядю: – Но только при условии, что мою веревку будет держать он.

* * *

Поздним вечером, уже после того, как дядя Уилли и тетя Лорна легли и погасили свет в своей спальне, я потихонечку встал, подсел к столу и стал писать письмо своему отцу. (Сейчас мне даже кажется, что именно с этого письма началась моя журналистская карьера.) Я писал:

«Дорогой папа!

Сегодня я чуть не утонул. Мы ловили рыбу, когда я нечаянно перевернул лодку и упал в воду. Под водой я зацепился ногой за развилку корня, и дядя Уилли нырнул и не дышал целые три минуты, пытаясь меня освободить. И у него получилось! Наверное, это было непросто, а может быть, даже опасно. Когда он вынырнул, лицо у него было очень красное, а потом вдруг стало совсем синее, к тому же он очень сильно кашлял и выплевывал воду. Я даже думаю, что из-за меня дядя Уилли чуть не погиб.

А ближе к вечеру, тоже сегодня, случилась еще одна штука. Один мальчик упал в колодец и застрял там вниз головой – сломал руку и едва не задохнулся, а пожарные не могли его достать, потому что в колодце было очень узко. Пришлось мне лезть за ним. Полицейские говорят, что мне теперь обязательно дадут медаль, а корреспондент из газеты обещал, что мою фотографию напечатают завтра на первой странице. Они думали, что я очень смелый, но на самом деле я боялся. Я спустился в колодец только потому, что веревку, которой меня обвязали, держал дядя Уилли.

Но это еще не все, что произошло с тех пор, как я попал в семью Макфарлендов.

Во-первых, в первый день, когда дядя Уилли привез меня из интерната, тетя Лорна испекла для меня сразу два пирога, потому что я никак не мог решить, какие мне нравятся больше – шоколадные или с ванилью. Кроме того, до этого меня часто передавали из приюта в приют, от одних ненастоящих родителей к другим. Мальчишки в интернате даже дразнили меня «отбросом», потому что я никому не нужен! Наверное, человек, у которого нет дома, действительно похож на старые газеты, которые ветер носит по улицам, но теперь у меня все по-другому. Дядя Уилли и тетя Лорна выделили мне отдельную комнату и даже помогли выкрасить стены в тот цвет, который мне больше нравится. За первые три месяца мы перекрашивали комнату уже трижды, представляешь?! И они ни разу не ворчали из-за того, что я передумал насчет цвета. Потом у меня прохудились ботинки, и дядя Уилли купил мне новые. А на Рождество они возили меня во Флориду, в «Дисней Уорд», и я целых семь раз катался там на пиратском аттракционе! Когда мне захотелось велосипед, дядя Уилли стал вдвое больше работать, чтобы купить мне самую лучшую машину – «Швинн маг скремблер» с барабанными тормозами «Бендикс» и очень красивыми «грязевыми» шинами с большими грунтозацепами. Правда, несколько месяцев спустя его у меня украли, но дядя не стал ругаться. Вместо этого он снова стал работать больше. Вскоре дядя заработал столько денег, что смог удвоить то, что я успел скопить, и мы купили мне новый велосипед.

В общем, за все время, что я живу у дяди и тети Лорны, я еще ни разу ни в чем не нуждался.

Я часто думаю, вдруг я – ошибка? Вдруг Бог создал меня случайно и я действительно «отброс» – нечто ненужное, никуда не годное – такое, что выбрасывают без всякого сожаления? Наверное, эти мысли отражаются у меня на лице, потому что каждый раз, когда я об этом думаю, дядя Уилли кладет руку мне на плечо, и тогда у меня в животе сразу становится тепло и немного щекотно. Дядя Уилли говорит, что это – надежда. Я сначала думал, что у меня снова глисты (один раз, в интернате, у меня уже были глисты), но потом засомневался. Я до сих пор не знаю, что это так щекочет, но мне это нравится. Наверное, все дело в том, что, когда дядя кладет руку мне на плечо, мне сразу начинает казаться, что со мной все в порядке, что никакая я не ошибка. Что Бог создал меня не напрасно. Руки у дяди Уилли большие, мозолистые, они часто бывают пыльными и пахнут лошадиными какашками, но это ничего. Это вовсе не плохо. Да, еще у него на руках часто появляются ссадины и царапины, но дядя говорит – это оттого, что его инструменты совсем сточились и часто соскальзывают.

Нет, папа, на самом деле не все так здорово, как может показаться. Не буду обманывать – иногда я по-прежнему пл'aчу по ночам. Я зарываюсь поглубже в подушку, чтобы дядя не слышал, но у него очень хороший слух, хотя он и старый. Услышав, что я плачу, он поднимается ко мне в комнату и садится рядом. Он просто сидит и молчит, но когда я смотрю на него, то вижу у него в глазах слезы. Я еще никогда не видел, чтобы взрослые плакали, как мальчишки, но дядя плачет. И из носа у него тоже течет, совсем как у меня. Наверное, именно поэтому он постоянно держит в заднем кармане чистый носовой платок. Утешать он не очень-то умеет – во всяком случае, дядя делает это не так, как другие приемные родители и не как воспитательницы в приютах. Когда я пл'aчу, дядя начинает рассказывать мне о своем отце, о том, как они жили, вспоминает всякие смешные случаи и истории. Он – хороший рассказчик, и его истории тоже хорошие и добрые, и я сразу успокаиваюсь и начинаю слушать, чтобы ничего не пропустить. Когда дядя устает рассказывать, мы вместе спускаемся в кухню и едим мороженое или желе. О том, что я плакал, он никому не рассказывает, даже тете Лорне, и я этому очень рад, потому что по-прежнему уверен: плачут только девчонки.

Когда я только попал к дяде и тете Лорне, я часто сидел по ночам у окна своей комнаты и смотрел на дорожку, потому что я думал – ты вот-вот приедешь и заберешь меня к себе. Я видел, как по шоссе проносятся фары автомобилей, и думал: вот сейчас и на нашей подъездной дорожке сверкнут яркие огни и я увижу тебя за рулем твоей большой блестящей машины. Но все автомобили проносились мимо; ни один из них так и не свернул к дому, и, в конце концов, я решил написать тебе это письмо просто, чтобы сказать: Я БОЛЬШЕ НЕ БУДУ СМОТРЕТЬ ПО НОЧАМ НА ПОДЪЕЗДНУЮ ДОРОЖКУ.

Твой любящий сын,

Чейз Уокер ».

Утром я положил свое письмо в конверт, написал на нем «Папе Чейза Уокера», попросил тетю Лорну помочь мне наклеить марку, а потом отнес в почтовый ящик и поднял флажок вверх. В течение еще какого-то времени я наблюдал за почтовым ящиком из окна своей комнаты. Я хотел убедиться, что почтальон возьмет письмо.

Он его взял.