СЫН КАПИТАНА

Томинь — сын капитана дальнего плавания! Наш Томинь! Тот самый, который мечтал об океанских кораблях, который будто своими глазами видел берега теплых морей, где никогда не бывал, который придумывал всяческие истории про отвагу и находчивость моряков, — этот самый Томинь теперь плавает на настоящем корабле и снимается в фильме где-то на Черном море! И хоть все это только кино, но море-то настоящее, и моряки тоже!

В первом письме, которое мы получили, Томинь писал, что на их корабле сейчас два капитана. Один, который командует кораблем, настоящий. Другой — актер.

Свои письма и красочные открытки Томинь шлет Югите, так они договорились. Но нам тоже разрешается их читать. Когда я увидел цветную открытку с огромными пальмами, то первым делом спросил с завистью:

— Неужели Томинь действительно попал на Кубу?

— Да нет же, — рассмеялась Югита. — В Крыму тоже растут пальмы. Для фильма вовсе не обязательно, чтобы была настоящая Куба. Вот Томинь сам тоже играет малыша, хотя ему уже тринадцать.

В некоторых письмах Томинь подробно пишет о своей роли. Отец его героя оставил сынишку на попечении друга. А у того тоже сын — Педро.

Женю, который играет роль Педро, режиссер отыскал в одной из московских школ. У него черные блестящие волосы и горящие, как угли, глаза. Он русский, но уже неплохо научился говорить по-испански и вполне сходит за южанина.

По сценарию фильма мальчики целыми днями играют во дворе небольшого особнячка, среди фруктовых деревьев. У каменной ограды растет огромный кактус в три человеческих роста.

В перерывах между съемками Томинь с Женей гуляют по берегу моря, качаются на качелях, подвешенных между бамбуковыми деревьями. А рядом стоит столик с фруктами. Апельсинов — ешь сколько влезет, бананов тоже.

Как тут не позавидовать!

В другом письме Томинь восторгается матросом, который присматривает за ним и Женей. Матрос этот из Риги и на судне уже восьмой год. Он живет в одной комнате с ребятами и вечерами, перед сном охотно рассказывает им о своих приключениях на суше и на море. «Морской волк! — пишет Томинь. — А сильный какой! В фильме есть место, где он нас обоих поднимает — одной рукой каждого. Ну, вы сами посмотрите, когда пойдет кино. У него это тоже первая роль в жизни. Первая — и, наверное, последняя, как он сам говорит. Такое прозябание на берегу никак не может устроить моряка».

А вот о своей учебе в Крыму Томинь пишет не с таким восторгом. Киностудия специально для ребят наняла учителя, и он, как в настоящей школе, разъясняет материал, опрашивает, ставит отметки. В конце четверти Томинь получит свой табель, так же как все мы. Не должно быть ни единой двоечки — таково строжайшее требование режиссера-постановщика и директора фильма. Так что учиться приходится на совесть — ведь учитель спрашивает каждый день. В остальном же такая жизнь Томиня вполне устраивает. У него даже есть свой собственный матросский костюм.

Да, Томинь… Теперь он может дать волю своей буйной фантазии. Ведь играть-то ему приходится чуть ли не самого себя со своим воображаемым отцом-капитаном.

Может быть, со временем Томинь сам станет моряком? Ну, не моряком, так артистом. Сказал ведь режиссер, что он — находка для фильма.

Находка… Но ведь Томиня никто не находил. Он сам, по своей собственной воле, отправился на студию, попал на комиссию, испугался, расстроился, начал гримасничать с перепугу. Вот тогда режиссер и заметил в нем ту особенность, ту изюминку, которая и сделала Томиня «находкой».

А Индулис в своем фильме играет подростка. Не южанина, не моряка — самого обычного рижского паренька. Шлялся-шлялся здесь по гавани, пока не связался со спекулянтами и в итоге угодил в колонию для несовершеннолетних.

Ни на какие корабли Индулису не попасть, никуда не надо ехать — фильм снимается здесь же, на студии. От своего участия в съемках он — наш киноартист — не в восторге. «Дубль за дублем. Сплошные мучения!» — вздыхает он.