Глава 16

Понедельник, 12 октября 2009 года

У них был психолог. А также семь детективов из 17-й следственной бригады Лондона, и, похоже, никто из них не был в восторге от того, что их перебросили в Спиллинг. В их присутствии Саймон чувствовал себя не в своей тарелке – до этого ему доводилось иметь дело лишь с детективами из городского управления полиции. И хотя было это год назад, неприятный осадок остался и по сей день.

Психолог – Тина Рамсден, бакалавр, магистр и доктор естественных наук плюс еще куча разных букв, едва ли не весь алфавит^[15], – была невысокой, мускулистой и загорелой блондинкой с волосами до плеч. Саймону она напомнила профессиональную теннисистку. Психолог была вся какая-то нервная, а ее улыбка – почти виноватая. Неужели сейчас она скажет, что понятия не имеет, чьих это рук дело? В отличие от нее Саймон имел кое-какие соображения на этот счет.

– Я всегда предваряю профиль преступника предупреждением, что легких ответов не будет, – начала Рамсден. – В данном случае я должна особо подчеркнуть это… – Она повернулась к Прусту. Тот, как неприкаянный, стоял, прислонившись спиной к закрытой двери битком набитой комнаты, и производил впечатление одного из персонажей сказки про трех медведей. Кто занял мое место? – Хочу заранее извиниться за то, что я не уверена, какую помощь смогу вам оказать в поимке преступника. Я бы не хотела ограничивать себя какой-то конкретной возрастной группой, цветом кожи, семейным положением, уровнем образования, профессией…

– Давайте я сделаю это вместо вас, – предложил Пруст. – Лысого видели два свидетеля – Сара Джаггард и наш собственный сержант Зейлер. Мы знаем, что ему лет тридцать – сорок пять, он белый и бритоголовый. Мы также знаем, что у него сильный акцент кокни. Правда, мы пока не пришли к единому мнению относительно формы его лица…

– Я отбросила показания обоих свидетелей, – заявила Рамсден. – Профиль бесполезен, если основан на имеющихся внешних данных. Я смотрю лишь на преступление – и ничего больше.

– Разве это не может быть сорокалетний белый лондонский скинхед? – не унимался Пруст.

– Я уже высказалась по поводу таких вещей, как возраст, цвет кожи, образование, семейное положения. Это все внешние факторы, которыми я не хотела бы себя ограничивать, – возразила Рамсден. – Что касается его характера, то он, скорее всего, одиночка, хотя внешне может производить впечатление человека общительного.

– Доктор Рамсден, вряд ли нам способны помочь слова о том, что это может быть кто угодно, – произнес Снеговик. – После того как фоторобот нашего лысого красавчика осквернил собой страницы воскресных газет, нам предложили более трехсот имен, плюс к ним в придачу сотню, если не больше, безумных теорий, что могут значить эти шестнадцать цифр, причем одна фантастичнее другой.

– Вы хотите знать, что я могу сказать вам про этого человека? Более всего меня заинтересовали карточки, которые он рассылает и оставляет на месте преступления. Шестнадцать цифр, всегда одних и тех же, и в том же порядке, по четыре в четыре ряда. – Рамсден повернулась и указала на доску у себя за спиной. – Если мы посмотрим на те, которые были взяты с тел Хелен Ярдли и Джудит Даффи, а также ту, что Сара Джаггард нашла у себя в кармане после того, как на нее напали, то можно сделать вывод, что наш преступник – человек аккуратный и последовательный. Возьмем, к примеру, четверку – она везде написана совершенно одинаково. То же самое можно сказать и про семерку, и про другие цифры. Кстати, расстояния между ними тоже всегда одинаковые, как будто нарочно измерены линейкой. Аккуратные колонки и ряды свидетельствуют о том, что он ценит порядок и организованность. Он ненавидит делать что-либо сгоряча. Эти карточки – предмет его гордости. Не случайно он использует для них толстую, качественную, дорогую бумагу. К несчастью для вас, такую можно приобрести где угодно.

Из зала донеслись сдавленные стоны тех, кто потратил не один день, чтобы установить, где, собственно, ее можно приобрести.

– Такая зацикленность на порядке может означать военного, – предположил Крис Гиббс. – Тем более если учесть, что он убивает своих жертв табельным пистолетом американской армии.

– Да, это может быть военный, – согласилась Рамсден. – Но это также может означать тюрьму, интернат, любое заведение подобного рода… Или же мы имеем дело с тем, кто вырос в проблемной, хаотичной семье и в знак протеста воспитал в себе почти патологическую любовь к порядку. Такое бывает часто – спальня ребенка поражает чистотой, в ней каждая вещь знает свое место, но за ее дверью царит бедлам: летает посуда, родители орут друг на друга… Но, как я уже сказала, я не хочу принимать во внимание внешние вещи, потому что не уверена в них. Единственное, на чем хотелось бы пока сосредоточить внимание, – это на его характере.

– Вы говорите, что он предельно собран, – выкрикнул Саймон с заднего ряда. – Предположим, у него есть семья и друзья. Разве они не заметили бы в нем эту черту? Порой внутреннее перетекает во внешнее.

– Ага! Спасибо, детектив…

– Уотерхаус.

Саймон не любил многие вещи, но одну из первых строк в этом списке занимала необходимость назвать свою фамилию перед большой группой людей. Утешало лишь то, что никто об этом не догадывался.

– Я не сказала, что он предельно собран, – заявила Рамсден, явно довольная собой. – Я сказала, что он, по всей видимости, происходит из семьи, где царил полный раздрай, в том числе и эмоциональный.

– И он в знак протеста вполне мог воспитать в себе эту завидную собранность, – закончил за нее Саймон.

– Да, – согласилась Рамсден и сделала знак рукой – мол, не перебивайте. – Я бы сказала, что, вероятно, какое-то время благодаря такой собранности этот человек вполне успешно строил свою жизнь. Но что-то пошло не так, контроль начал ускользать от него. Это и есть самое интересное в нем. Он делает все для того, чтобы вещи и люди оставались в его власти; он цепляется за иллюзию, что является хозяином положения, но это не так. Он теряет контакт с внешним миром, со своим местом в нем; возможно, он теряет разум. Одинаковые карточки, раскрывающие его собранность и любовь к порядку, одновременно обнажают для нас его порывистость и непоследовательность. Подумайте сами: он убивает из пистолета Хелен Ярдли и Джудит Даффи и оставляет на их телах карточки. Он, среди бела дня, на многолюдной улице, а вовсе не у нее дома, с ножом – не с пистолетом! – набрасывается на Сару Джаггард. Он не убивает ее, но тоже кладет карточку ей в карман. Он также посылает карточку двум телепродюсерам, причем не делает попыток напасть на них, после чего посылает одному из них фотоснимок руки Хелен Ярдли, держащей карточку и экземпляр написанной ею книги.

Рамсден обвела глазами комнату, как будто проверяя, все ли поняли ее мысль.

– Ему кажется, что у него тщательно продуманный план; мы же видим, что никакого плана у него нет. Он шарахается из стороны в сторону, не зная, что, собственно, он делает, воображая, будто всё под контролем, в то время как на самом деле всё летит в сторону полнейшей бесконтрольности. Его ментальную траекторию можно сравнить с тележкой из супермаркета на крутом склоне, которая с каждой секундой набирает скорость, а ее колеса то и дело дергаются туда-сюда… ну, вы знаете, как обычно ведут себя колеса тележки из супермаркета, отчего ею бывает нелегко управлять.

Раздались редкие смешки. Саймон остался серьезен. Он не спешил согласиться с выводами Тины Рамсден лишь потому, что она явно бывала в супермаркетах.

– Он думает, что умен, придумав этот квадрат с числами, которые на первый взгляд не поддаются интерпретации, – продолжает Рамсден. – С другой стороны, эти цифры могут вообще ничего не значить. Возможно, он безумен или просто глуп. Возможно, в нем есть капля нигилизма: он хочет, чтобы в вашем лице полиция тратила драгоценное время в тщетных попытках разгадать несуществующий смысл. Или же – я понимаю, это вряд ли вам чем-то поможет, ведь это все равно что сказать, что возможно все, что угодно, – он в высшей степени умен, а последовательность чисел несет в себе смысл: это намек на его цель или на его личность. – Рамсден перевела дыхание. – Но даже в этом случае выбор тех, кому предназначены карточки, наводит на мысль о том, что ту часть его мозга, которая знает, зачем ему это нужно, в данный момент поглощает другая – та, что на бешеной скорости несется под откос, словно тележка из супермаркета.

Саймон открыл было рот, но Рамсден, похоже, вошла в раж.

– Сара Джаггард и Хелен Ярдли – согласна, тут прослеживается связь. Обеих судили за детоубийство. Но Джудит Даффи?.. У нее не просто ничего общего с Джаггард и Ярдли. Наоборот, она представляла в суде противоположную сторону, выступая свидетелем обвинения. Или ваш убийца не может определиться, с кем он? Лори Натрасс и Фелисити Бенсон – и тот, и другая связаны со всеми тремя женщинами через свою работу, но в остальном – никак. Ни тот, ни другая лично не причастны ни к одному случаю убийства детей.

– Позволю себе перебить вас, – громко произнес Пруст. – Как выяснилось, мисс Бенсон причастна. Сегодня утром нам стало известно, что ее отец потерял работу из-за халатности социальной службы, что привело к смерти ребенка. Он покончил жизнь самоубийством.

– Вот как? – Рамсден слегка смутилась. – Ну хорошо. Бенсон косвенно причастна к случаям смерти детей через работу и личную жизнь. В некотором смысле это лишний раз подтверждает мою мысль. Закономерность не наблюдается. Между этими людьми нет ничего общего.

– Вы это серьезно? – спросил Саймон. – Я могу описать закономерность в одном предложении: он рассылает карточки тем, кто как-то связан с «Бинари Стар» и тремя случаями, которые эта студия освещала: Ярдли, Джаггард и Хайнс.

– Пожалуй, да. В известном смысле вы правы, – согласилась Рамсден. – Эти случаи не дают ему покоя, не стану этого отрицать. Более того, я бы сказала, что он из тех, кто пережил в связи с ними сильную эмоциональную травму. Возможно, он сам потерял в результате СВДС ребенка, или же брата и сестру, или же внука или внучку, что могло вызвать у него больной интерес к людям вроде Хелен Ярдли и Джудит Даффи. Однако убить их обеих, когда, как я уже сказала, это полные противоположности, – лично я не вижу в этом никакого смысла. Но наибольшие опасения внушает то, что убийца, прежде чем разбиться вдребезги, подобно тележке из супермаркета, с каждым днем набирает скорость.

– Извините, что перебиваю вас. – Саймон выждал момент – на тот случай, что Снеговик заткнет ему рот; этого не произошло. – Вы говорите так, будто связь убийцы с компанией «Бинари Стар» чисто тематическая. Мол, это потерявший ребенка отец и потому зациклен на этих трех случаях.

– Я лишь сказала, что возможно…

– А по-моему, связь гораздо более сильная и тесная, – заявил Саймон. – Не знаю, насколько подробную и свежую информацию вам сообщили, но во вторник Лори Натрасс разослал всем имеющим отношение к документальному фильму – врачам, медсестрам, адвокатам, полиции, женщинам и их родственникам, работникам Би-би-си и СНРО – электронное письмо. Во вторник, в три часа дня, около ста человек получили его послание, в котором говорилось, что исполнительным продюсером фильма будет теперь Флисс Бенсон. До этого момента она никоим образом не была связана с этими случаями. В числе тех, кто получил это послание, должен быть и тот, кто рассылал карточки. Прочтя сообщение Натрасса, он – или она – тотчас же приготовил карточку для Бенсон и вышел из дома, чтобы отправить ее «в Бинари Стар», куда она и была доставлена адресату в среду утром.

– Доктор Рамсден, у всех, кто получил электронное письмо Лори Натрасса, имеются алиби на одно или оба убийства, – произнес Пруст; с тем же успехом он мог бы взмахнуть руками и прокричать: «Послушайте меня, не слушайте его». – У всех без исключения. И если только детектив Уотерхаус не думает, что Сара Джаггард и сержант Зейлер нарочно вводят нас в заблуждение – чего я не стал бы полностью исключать, ибо мне известна его склонность к поспешным выводам, – нам нет необходимости гадать, кто это, «он» или «она». Ибо мы точно знаем, что Лысый – это мужчина.

– Да, – отозвался Саймон, – мы знаем, что он убил Даффи и напал на Джаггард. Но мы не можем утверждать, что именно он рассылал карточки, равно как и то, что это он убил Ярдли.

– Однако мы это предполагаем, не так ли? – уточнила сержант Клэр Уильямсон.

– Да, – твердо ответил Пруст.

– А я – нет, – сказал ей Саймон. – Диллону Уайту хватило одного взгляда на рисунок нашего художника, чтобы сказать: «Нет, это не человек с…»

– Предупреждаю, детектив Уотерхаус сейчас упомянет волшебный зонтик, – съехидничал Снеговик.

– В этих убийствах замешаны двое. – Саймон озвучил свою теорию как неопровержимый факт. Своим сомнениям он даст выход позже. – Один из них – Лысый. Второй может быть как мужчиной, так и женщиной, но для простоты давайте называть его «он». И он главный, он разработчик всей этой операции – умный, властный, держащий все под контролем. Это он рассылает карточки, он знает, что означают эти шестнадцать цифр, и он бросает нам вызов – намекает, что мы поймаем его лишь в том случае, если докажем, что не глупее его.

– То есть их у нас парочка – Лысый и Умник, – рассмеялся Колин Селлерс.

– Возможно, Умник платит Лысому за исполнение поручений, – продолжал Саймон, – или же Лысый по какой-то причине верен ему или чувствует себя обязанным. Когда Лысый сказал «стоит зайти слишком далеко, как уже нет выхода», то имел в виду себя: он полностью во власти Умника. Умник, составитель и отправитель карточек, – это и есть тот, кому Лысый пытался звонить из дома Джудит Даффи после того, как застрелил ее. Ему были нужны инструкции, как ему поступить с Чарли, убивать ее или нет.

– Если ты прав, независимо от наличия алиби, отправителем карточек мог быть любой из тех, кто получил во вторник электронное письмо от Лори Натрасса, – сказал Сэм Комботекра. – Или же любой в «Бинари Стар», кому Натрасс или Бенсон сообщили, что теперь исполнительный продюсер – она.

– Предположу, что Умник имеет твердое алиби на субботу, когда была убита Даффи, но не на понедельник.

– Думаю, что после того, как Лысый провалил дело с Сарой Джаггард, когда ему помешал прохожий, Умник решил взять убийство Хелен Ярдли на себя. Но затем, в случае с Даффи, дал Лысому возможность реабилитировать себя. Возможно даже, провел дополнительный инструктаж.

– Считаю себя обязанным извиниться за домыслы детектива Уотерхауса, – заявил Пруст.

Тина Рамсден покачала головой и открыла рот, чтобы возразить, однако Снеговик не дал ей даже пикнуть, оседлав своего любимого конька: мол, Саймона вечно заносит не туда.

– Нам нет абсолютно никаких причин полагать, что за этими нападениями стоят два человека. Четырехлетний мальчишка несет чушь. Лысый кому-то звонил? Он вполне мог звонить своей подружке, чтобы попросить ее приготовить ему на ужин сосиски в тесте. Он мог звонить кому угодно ради чего угодно. Согласитесь, доктор Рамсден, разве не так?

Рамсден кивнула.

– Оказавшись в опасной ситуации, люди обычно ищут моральную поддержку.

– Что? То есть Лысый сидит в доме Джудит Даффи, перед ним ее труп, он держит на прицеле Чарли, и вдруг ему взбредает в голову позвонить подружке, ибо ему не хватает любимого голоса? – Саймон рассмеялся. – Не поверю, что вы это серьезно.

– Сомневаюсь, что мы в данном случае имеем утрату контроля или импульсивные действия, – произнес Крис Гиббс, вставая. – Независимо от того, сколько их, двое или один, как можно утверждать, что все произошедшее на сегодняшний день не является частью плана? Только потому, что убиты Хелен Ярдли и Джудит Даффи…

– Это свидетельствует о том, что убийца не знает, на чьей он стороне, или же он достиг той точки, когда помнит лишь имена, но не помнит, на чьей они стороне, – сказала Тина Рамсден. Саймон одобрительно воспринял ее готовность вставить веское слово. Она была вполне себе спец по части интерпретаций и не обижалась, когда с ней кто-то не соглашался.

– Вовсе не обязательно, – возразил Гиббс, обводя комнату глазами в поисках поддержки. – Предположим, убийца – Пол Ярдли…

– Это тот самый Пол Ярдли, у которого есть алиби на понедельник и субботу, но у которого нет акцента кокни, зато волосы на голове в избытке? – уточнил Пруст. – Кстати, о волосах. У вас их слишком много, Гиббс. Разве я не советовал вам их сбрить?

«Ну продолжай же», – мысленно воззвал к Гиббсу Саймон, и тот продолжил.

– Предположим, Ярдли отнюдь не был на сто процентов уверен в невиновности жены, как то пытался показать всем своим видом. А вдруг у него имелись свои сомнения, даже если он ни разу их не озвучил? Давайте честно признаем: многие мужчины на его месте не знали бы точно. Ярдли известно лишь одно: его жизнь полетела в тартарары. Сначала он потерял двоих сыновей, затем жена села в тюрьму, и, наконец, социальная служба отняла у него дочь. Постарайтесь представить себе, каково ему вставать с постели каждое утро… Но, пока Хелен была в тюрьме, ему хотя бы было к чему стремиться – вызволить ее оттуда. Как только она вышла на свободу, его жизнь утратила смысл. Хелен была занята с Лори Натрассом и СНРО. О чем думает Ярдли изо дня в день, пока чинит чужие крыши?

– О мировой славе? – с усмешкой предположил Селлерс.

– Говорите, Гиббс, – устало произнес Снеговик.

– Что, если Ярдли – любитель предаваться размышлениям? Что, если он задумался о том, что кто-то должен заплатить за все то дерьмо… все то, через что он прошел? Типа, кто же в этом виноват? Хелен? Вдруг это она убила его сыновей. Даффи? Из-за нее он целых девять лет ждал жену из тюрьмы.

– А как же Сара Джаггард? – спросил Саймон.

– Сара Джаггард не была убита, – ответил Гиббс. – Она даже не пострадала. Возможно, так и задумывалось. Что, если она нужна лишь для того, чтобы сбить нас с толку, увести в сторону, отвлечь наше внимание от случая с Хелен Ярдли к другим подобным случаям?

– Если я правильно вас понял, – произнес Пруст, приглаживая лацканы кителя, – вы хотите сказать, что Пол Ярдли убил жену и Джудит Даффи, потому что хотел наказать кого-то за свою сломанную жизнь, при этом не знал, на кого из них обеих ему взвалить вину?

Гиббс кивнул.

– Может быть. Но можно взглянуть на это дело иначе: не или – или, а обе. Он винит обеих в равной степени: Хелен – за смерть сыновей. Даффи – за утрату жены и дочери.

Саймон подумал, что это объяснение слегка притянуто за уши, однако был рад, что Гиббс решился его озвучить. По крайней мере, хотя бы у одного из коллег с воображением всё в порядке.

– Смотрю, тут у вас целая команда психологов, – улыбнулась Тина Рамсден и повернулась к Прусту. – Вы уверены, что я вам нужна? Хотя, скажу честно, я не согласна с тем, что в этом деле мы имеем двоих человек. – Посмотрев на Саймона, она виновато пожала плечами. – Зато я твердо уверена, что иррациональность действий преступника идет по нарастающей. Отправитель карточек как спокойный, собранный «ум» неубедителен, хотя бы потому, что раздает он их без всякой закономерности – иногда без какого-либо насилия, отправляет по почте или пересылает «сканы» по электронной почте, в других случаях кладет в карман убитых им жертв.

– Знай мы, что значат эти числа, это помогло бы нам установить его личность, – произнес Саймон. – Задачка не из легких. Он шлет карточки тем, кого считает равными ему в интеллектуальном плане, кто, по его мнению, способен разгадать придуманный им код. – Заметив, как Селлерс открыл рот, Саймон жестом велел ему молчать. – Ты хотел возразить мне, что Хелен Ярдли была домохозяйкой, а Сара Джаггард – парикмахерша. Мол, не велик ум, особенно в глазах Умника, и все же они тоже получили по карточке?

Селлерс кивнул.

– Дело в том, что они их не получали. Ни Хелен Ярдли, ни Сара Джаггард. Кстати, Джудит Даффи тоже. – Саймон на миг умолк, слушая гул растерянных голосов. – Эти три карточки предназначались не им. Тем более что Даффи получила свою, когда была уже мертвой. Три этих карточки предназначались нам, полицейским. Наша работа заключается в том, чтобы понять, что происходит, не так ли? Работа Лори Натрасса и Флисс Бенсон заключается в том, чтобы откопать правду, которая кроется за тремя неправосудными приговорами.

Воцарилась тишина: присутствующие слушали его, затаив дыхание.

– Думаю, нам пора начать рассматривать эти две вещи – убийства и карточки – по отдельности. В первой категории две женщины были убиты, а третьей угрожали ножом. Все трое так или иначе связаны с убийствами младенцев. Во второй категории были отосланы пять карточек – три, пусть косвенно, полиции, две – создателям документального фильма. Все пятеро получателей, по мнению Умника, способны разгадать придуманный им код. Не вижу в этом ничего иррационального, – добавил Саймон, повернувшись к Тине Рамсден. – Наоборот, все предельно ясно. Это означает, что ни Флисс Бенсон, ни Лори Натрассу, как и нам, нет поводов опасаться за свою жизнь.

Выбор жертв тоже вполне понятен. Хелен Ярдли и Сара Джаггард были выбраны не случайно, хотя причина не сразу бросается в глаза. Умник хотел показать, что мы его недооцениваем. Именно поэтому следующей его жертвой стала Джудит Даффи, а не Рей Хайнс. – Саймон ничуть не сомневался в своей правоте. – Мы сами подтолкнули его руку. В субботу слова Сэма были процитированы буквально каждой национальной газетой: мол, в своем расследовании мы исходим из того, что, нападая на женщин, которые, как ему кажется, избежали наказания за содеянные преступления, убийца видит себя этаким вершителем правосудия. Но его мотивация иная. И в тот же день он это нам продемонстрировал, убив Джудит Даффи. Я говорю «он» для краткости, вместо «он или она».

– Сексист, – проворчал недовольный женский голос.

– Возможно, у него вообще не было причин убивать Даффи, кроме как доказать нам, что им движут иные мотивы, – продолжал Саймон. – Он не только скрупулезен – каждый раз аккуратно рисует свои четверки и семерки, но и объективен. По крайней мере, ему кажется, что он разумен и справедлив. Он хочет, чтобы мы заметили эту его черту. Возможно, в его представлении бдительность равна крайней глупости. Это удел немытых, озлобленных, читающих исключительно таблоиды пролетариев. Она не в его вкусе, ибо он умен и, если хотите знать мое мнение, типичный представитель среднего класса. Он хочет, чтобы мы поняли: любой самосуд, который он вершит сам или руками Лысого, – это благородное правосудие, а не примитивная месть. Убив полководцев двух противоборствующих армий – Хелен Ярдли и Джудит Даффи, – он показал нам, что он непредвзят и справедлив.

Все молчали. Никто не решался заговорить первым. Пруст стоял, сложив на груди руки, и, вывернув шею почти под углом в девяносто градусов, смотрел в потолок. Не иначе как медитировал.

– Если никто не желает высказаться, давайте это сделаю я, – заявила Тина Рамсден после десяти секунд мертвой тишины. Взяв со стола свои заметки, она высоко подняла их, чтобы все видели, и разорвала пополам, а половинки – еще раз пополам. – Вы даже не представляете, как нелегко мне это сделать, после того как я провела весь предыдущий вечер, пытаясь свести концы с концами. Но я хочу быть честной и потому скажу: в моих услугах нет необходимости, – заявила она. – Я готова снять шляпу перед глубоким, вдумчивым анализом детектива Уотерхауса.

– Перед чем? – переспросил Пруст, отрывая взгляд от потолка.

Рамсден посмотрела на Саймона и сказала:

– Я отдаю предпочтение вашему психологическому профилю.