Глава 11
Леокадия махнула рукой в сторону одной из скал. Рамиро повел сестру туда; они устроились в тени на мшистом склоне так, чтобы солнце было рядом. Леокадия уселась первой и расправила юбки.
- Приляг, - посоветовала она Рамиро, - а голову положи ко мне на колени.
- Я не думаю…
- Не думай. Ты устал.
- Я не устал.
Он и вправду чувствовал себя сейчас прекрасно - будто земля влила в него силу, будто море подарило ему свежую кровь в жилах. И в то же время Рамиро не хотелось обижать Леокадию отказом, хотя он чувствовал некоторую неправильность в происходящем. Чувства, впрочем, никогда не были его стезей. Он снял сюртук и лег, ощущая сквозь ее юбки живое тепло - совсем не такое, как тепло солнца. Леокадия серьезно смотрела на него сверху вниз, потом коснулась щеки.
- Ты меняешься.
Рамиро перехватил ее ладонь.
- Это неизбежно.
Она безнадежно пожала плечами и стала, чуть прищурившись, смотреть на море.
- Я помню, каким ты был мальчишкой. Замкнутым и настороженным, словно маленький зверек. И вместе с тем спокойным. Восхитительно спокойным. Я иногда думала, испанская ли в тебе кровь. Ведь я читала сказания о деяниях отважных идальго, защищающих честь семьи или спасающих юных дев от смерти и бесчестья. Или хотя бы о том чудаке, оседлавшем старую клячу и сражавшемся с ветряными мельницами. А ты был не таков. Мне казалось, что у тебя душа камня, а не рыцаря. Душа мха или дерева, как будто ты растешь здесь, на склоне. Но потом я поняла, что ты просто не такой, как все они. В своей манере ты по-особенному страстен. Когда я слушаю, как ты говоришь там, на советах…
- Ты все время приходишь.
- Как я могу не приходить? Матери не всегда интересно, а для меня это больше, чем интерес. И я хочу слушать тебя. - Она рассеянно перебирала его волосы. - Ты будешь мудрым правителем, если тебя изберут. - Леокадия усмехнулась. - Рамиро I.
- Не говори так, - жестко оборвал он. - Отец проживет еще очень долго. Вряд ли я взойду на трон раньше, чем мне исполнится пятьдесят. Если вообще взойду.
Черные глаза Леокадии сверкнули.
- Либо уступишь трон мне.
- Почему мы все время говорим о троне? - раздосадованно спросил Рамиро. - Мне хватает этих бесед на совете.
- Ох уж этот совет. Он тебя с ума сводит. Неужели ты не хочешь продаться французам за мешок зерна?
- Леокадия!
- Я шучу, милый. Милый, чудесный мой брат. - Прохладные пальцы коснулись его затылка. - Ты так смешон, когда воспринимаешь мои шутки всерьез.
- Смейся, дорогая сестра, смейся. Только не слушай глупцов.
- О, но ты-то, конечно, умный.
- А ты сомневалась? - едва заметно улыбнулся Рамиро.
- Как я люблю, когда ты так делаешь, - сказала Леокадия, пристально на него глядя.
- Как?
- Вот так. Когда у тебя дрожат уголки губ, словно ты силишься сдержать улыбку. И не улыбаешься в итоге. Почему?
- Я серьезный и занудный…
- Ну хватит, Рамиро! Шутка устарела.
- Ты сама ее часто повторяешь.
- Я женщина, и мне охотней отпустят маленькие грехи вроде этого. Кардинал де Пенья на них только рукой машет.
- Я вижу, у вас с кардиналом дружба.
- Рамиро! - засмеялась она. - Ну перестань!
- Я чувствую себя свободным, - сказал он, - свободным сейчас.
Леокадия смотрела так, словно он сказал нечто особо приятное.
- Со мной? - уточнила она.
- С тобой и здесь.
- Можно остаться тут навсегда.
- Мы и так останемся тут навсегда. Возможно. Мох и деревья, или как ты говорила? - Вот не вовремя вспомнилось про ее замужество. - Скажи… Я все думал об этом с момента моего отъезда во Флоренцию. Тогда, на балу, ты призналась, что была влюблена. И что тот, кому ты сделала подарок, не оценил твоих чувств. Это правда?
- Да, - ответила Леокадия после паузы, - конечно. Зачем бы я стала тебе лгать.
- Тогда скажи, ты все еще его любишь?
Она закусила губу, но взгляда не отвела.
- Люблю.
- Он ведь островитянин, верно?
- Да, милый мой Рамиро, он врос в остров, вроде как ты.
- Тогда, возможно, отец и королева одобрят твой брак?
Леокадия замерла, затем горько рассмеялась.
- Ты словно режешь меня ножом, Рамиро. Не думаю. У моей матери иные устремления; она хочет, чтобы я или уехала отсюда, или… не стану говорить, не хочу говорить сейчас. Она не одобрит того, кто нравится мне. Того человека. И тут я ничего не смогу поделать. Вернее… - она отвернулась, и теперь Рамиро видел ее щеку и высокую смуглую шею. - Вернее, я считаю, что нельзя принуждать того, кто сам не видит и не жаждет моей любви.
- Мне вызвать его на дуэль? - спросил Рамиро очень серьезно.
- Ах, нет! Ну к чему все это? Зачем ты спросил?
Ему показалось, что Леокадия сейчас расплачется, и Рамиро рывком сел, чтобы посмотреть принцессе в лицо. Глаза ее были сухими, как песок под солнцем, и непроницаемыми. Она тяжело взглянула на брата.
- Леокадия… Прости меня. Я глупец.
- Больший, чем ты думаешь, - фыркнула она и, обхватив его за плечи руками, снова заставила лечь. - Ты умеешь несколькими словами растревожить все царапины, а казалось бы, бесчувственный. Хотя, может, именно поэтому… - Ее пальцы снова принялись играть с волосами Рамиро. - Любовь - материя тонкая. Ты сам сказал, что пока не знал ее.
Рамиро молчал.
- Что? - спросила Леокадия, уловив нечто особенное в этом молчании. - Это уже не так?
- Я не хотел бы об этом говорить.
- Ах вот как! Рамиро! - Она страшно оживилась, только в этом оживлении, как он ощутил, крылось что-то неприятное. - Ты влюбился? Боже, но когда ты успел? Наверное, когда уезжал с острова… Она флорентийка? Ты встретил ее на балу?
- Пожалуйста, Леокадия.
- Что - пожалуйста? Ты не хочешь поделиться со мною своей тайной, когда я делюсь с тобой своими?
- Никакой тайны нет. - Рамиро поморщился. Он уже жалел, что затеял этот разговор. - И любви тоже.
- Ах, мой милый братик, ты всегда был никудышным лжецом! Во всяком случае, в делах, касающихся чувств. В этом ты хотя бы похож на испанцев - у нас все на виду. Но политик из тебя хороший. - Она резко кивнула. - Прекрасно, Рамиро, мы больше не потревожим эту тему.
- Ты обиделась на меня? - Он вновь сел. - Леокадия…
Их лица оказались совсем близко. Рамиро видел ее ресницы, черные и пушистые, видел, как матово светится кожа, как чуть подрагивают крылья тонкого носа. Леокадия протянула руку и коснулась ладонью его щеки.
- Тебе нужно побриться, - сказала она.
Рамиро перехватил ее руку.
- Не держи на меня обиды, сестра. Я во власти иллюзий. Но сейчас это все неважно, главное - чтобы остров продолжал жить, не подозревая, будто у него есть какие-то беды. Не сердись; иногда я говорю глупости.
- Все мужчины временами и говорят, и делают глупости, - прошептала она; этот шепот заставлял волноваться, будто с тобою говорит русалка. - Может быть, ты сделаешь еще какую-нибудь глупость, Рамиро? Ты способен на безрассудство?
Он отодвинулся и невесело улыбнулся.
- Будь я способен на безрассудство… все было бы по-другому.
- Я полагаю, мы сейчас говорили с тобой о разных вещах, - промолвила Леокадия, выдержав паузу, и скрестила руки на груди. - Ладно, мой хороший брат. Я не хочу больше болтать о загадках и тайнах, и о таком бесполезном чувстве, как любовь. Поговорим о делах. Пока тебя не было, в городе стало не слишком спокойно.
- Лоренсо мне ничего не говорил. - Рамиро сидел, упираясь рукой о землю - надежную, теплую землю.
- Лоренсо, по всей вероятности, еще не успел ничего узнать. Мне говорили, что в городе есть недовольные. Его величество слишком уж подраспустился в последнее время. Закатывает балы, каждый день во дворце танцы и салют, а те корабли, что есть, ветшают; в городе уже много лет не обновляли дороги; налоги растут. Рассказывают, что ропщут и рыбаки, вынужденные сдавать чуть ли не половину улова королевским поставщикам, и лавочники, которых обложили со всех сторон - налог на помещение, налог на торговлю поднят чуть ли не вдвое… Так недолго и до революции.
- Черт возьми! - не сдержался Рамиро. - Отчего в последнее время все вокруг меня твердят о революции?!
Леокадия полоснула по нему взглядом и, вцепившись тонкими пальчиками в ворот рубашки, дернула к себе поближе.
- Потому что ты идеалист, милый! - Она оттолкнула его от себя. - И не понимаешь, как далеко все зашло!
- Не держи меня за дурака, - хмуро сказал Рамиро. - Я вижу. Я все вижу.
- Тогда сделай что-нибудь! Или позволь мне, я сделаю!
- За спиной у отца?
- Твоему отцу нет дела до королевства! - выкрикнула Леокадия. - И до нас всех! Он трахает мою мать в своих роскошных покоях, он покупает ей наряды, как только она попросит, он заказывает побрякушки мне, стоит лишь бровью шевельнуть, он покупает товары с материка, и в гавани Маравийосы день ото дня больше чужих кораблей - а наших не прибавляется! - Она визжала, как площадная торговка, но ярость не портила ее, даже такая примитивная. - Скоро все будет так, как во Франции, как и говорит граф Сезан! Мы перестанем нравиться народу, и народ скажет нам «нет». Демократические веяния очень сильны, дорогой Рамиро, в последнее время все просто помешались на демократии.
- Леокадия. - Рамиро потянулся, обнял ее и привлек к себе. - Не тревожься так. Я все понимаю, я осознаю твое беспокойство и сам беспокоюсь не меньше. Я сделаю все, что в моих силах, обещаю.
Он ощущал, как бьется ее сердце.
- Рамиро… - прошептала она и отстранилась, высвобождаясь из его объятий. - Какой же ты все-таки, Рамиро… Едем. Пора возвращаться во дворец.
В том, что сестра права, Рамиро убедился несколько дней спустя, зайдя к отцу после завтрака.
Его величество Альваро V принимал у себя советников. Рамиро вежливо раскланялся с ними - с графом Сезаном, смерившим принца настороженным взглядом, с сеньором Маурисио де Гальего и бароном Рубеном де Флоресом, - и сел в углу, на свое привычное место. Он часто участвовал в кулуарных разговорах с советниками. Обычно присутствовал еще Амистад де Моралес, однако сегодня его что-то не видать. Как любопытно.
Кажется, нынче появления Рамиро не ждали, однако прерывать беседу никто не собирался. Глядя в жесткие глаза Франсуа Сезана, принц видел, что тот пытается просчитать его. В конце концов, похоже, граф решил, что хуже не будет.
- До вашего прихода мы говорили о демократии, мой принц, - пояснил он.
- Мы чего-то еще не знаем о демократии? - надменно бросил Рамиро.
- О, ну почему же, - граф сделал вид, что не замечает этого тона, - только вот я говорил не о том, чтобы установить демократию здесь, на Фасинадо, но о том, как это работает в других странах.
- В частности, во Франции.
- Почему бы нет?
- Отец? - Рамиро вопросительно глянул на Альваро. Тот вяло махнул рукой.
- Граф Сезан рассказывает нам, какой может быть демократия.
- Кажется, вся Европа уже это знает, - еле сдерживаясь, заметил Рамиро.
- Вы, как всегда, порывисты, ваше высочество. Прошу простить меня за такие слова.
Рамиро хмыкнул. Каким-каким, а порывистым его еще никто не называл.
- С вашего позволения, я продолжу, - сказал Сезан. - Итак, если исходить только из определений, демократию можно определить как режим, в котором народ имеет возможность реализовать свою волю непосредственно либо через своих представителей, а власть несет ответственность перед гражданами за свои действия. Заметим, никто не говорит о том, что у власти некому стоять. Если страна вступает на демократический путь, она должна следовать нескольким принципам. Суверенитет народа - это означает, что народ является источником власти, именно он выбирает своих представителей власти и периодически их сменяет. Признание этого принципа означает, что конституция, форма правления могут быть изменены при всеобщем согласии народа и по установленным, закрепленным в законе процедурам. Именно это, как вы знаете, происходит непрерывно во Франции, где первый консул старается всеми силами устранить ошибки Директории…
- Или усугубить, - пробормотал Рамиро.
- Вы что-то сказали, ваше высочество?
- Продолжайте, граф Сезан. Весьма познавательная лекция.
- Охотно. Второй принцип - это выборность. Государственная власть рождается из честных выборов, а не посредством военных переворотов и заговоров. Власть выбирается на определенный и ограниченный срок. Это нам, конечно, не подходит, - сладко улыбнулся министр, - к тому же наша форма правления по сути своей демократична настолько, насколько это может быть. Фасинадо удалось уйти от тирании.
- Ну, почему же, - заметил Альваро, - вспомнить хотя бы одного из моих предков, Хорхе III…
- Хорхе III был сумасшедшим, извините за такие слова, ваше величество, - встрял Рубен де Флорес.
- Зачем извинения! Хорхе таким был, и довольно.
- Мы остановились на выборах, - с нажимом произнес Сезан. Рамиро даже восхищался его настойчивостью. - Демократические выборы предполагают реальную соревновательность различных кандидатов, альтернативность выбора. Реализация принципа «один гражданин - один голос» раскрывает смысл политического равенства. Точно так же, как голосует королевский совет, только в масштабе страны. И это работает, в чем мы все можем убедиться! И народ получает больше прав. - Он заговорил осторожнее, понимая, что ступает по тонкому льду. - Если греки придерживались подобных принципов, отчего нельзя применить это у нас? Народ не столь туп, как мы привыкли о нем думать. Он жаждет получить свое право, тянется к нему. Эти права защищают граждан от… произвола власти. От сумасшествия. К ним можно отнести равенство всех граждан перед законом, право на частную жизнь, право не подвергаться пыткам, наказанию без суда, свободу вероисповедания и прочая, и прочая. Право избирать и быть избранным, свобода выражения политических суждений, свобода голосования, право на создание политических и общественных организаций, право подавать петиции властям… Не бывает государственного устройства, где не была бы выражена часть этих прав.
- Вы идеалист, граф, - заметил Альваро. Рамиро внимательно наблюдал за ним: король слушал, чуть заметно хмурясь.
- Я не идеалист. Я прекрасно осознаю, что все не так просто. И я не призываю установить на Пуэрто дель Фасинадо демократический режим. - Он покосился на Рамиро, ответившего настороженным взглядом. - Меня вполне устраивает та власть, которая есть. Но я говорю все о том же - о помощи, которую мы можем попросить. Первый консул благосклонно выслушает нас. И если мы обретем покровительство Бонапарта, здесь станет легче жить…
- Легкая жизнь, граф Сезан, - отчеканил Рамиро, - начинается после смерти в райских садах. До этого легко не бывает.
- Как же вам непросто жить с такими убеждениями, ваше высочество! - Граф покачал головой в притворном изумлении. - Демократия, что царит во Франции, - не змей, пожирающий сам себя! Это эффективно! И это то, чему мы можем доверять!
«Спокойнее, - приказал себе Рамиро. - Спокойнее».
- Вы предлагаете доверять стране, где принимает решения эмоционально неуравновешенный народ, уже однажды - и совсем недавно! - отправивший своих правителей на плаху. Вы желаете, чтобы эти настроения проникли сюда? Фасинадо не настолько нуждается, чтобы прибегать к помощи со стороны, да еще и просить об этой помощи!
- Рамиро, - велел король, - выйди.
Принц осекся, не веря своим ушам.
- Ваше величество?..
- Выйди.
Они несколько мгновений смотрели друг другу в глаза, затем Рамиро отвернулся, рывком встал и чеканным шагом покинул кабинет. Очень хотелось грохнуть дверью, однако предусмотрительные слуги стояли на страже, так что даже этого не удалось.