Глава восьмая

— Позволить моему ребенку участвовать в ваших играх? Хорошо, я позволю, если вы выполните мое желание. — В поисках ответа на свою просьбу Сибиллин бросила застенчивый взгляд ярко-синих глаз на красавца-графа, рядом с которым она сидела. Возвращение графа домой к полуденной трапезе было неожиданным. Большой зал сразу же наполнился гулом голосов множества стражников, всегда сопровождавших его, но Сибиллин не интересовалась никем другим.

Под обаятельной улыбкой Дэйр скрывал крайнее раздражение. Как она умеет манипулировать людьми, чтобы добиваться своего! Ее «ребенок»… Ах да, она говорила о юном Халберте. В нем-то и была трудность, которую Дэйр сейчас пытался разрешить. Мальчики его возраста уже несколько лет как обучались рыцарскому мастерству, а Сибиллин все не отпускала Халберта от себя. Она растила его таким же неподготовленным к трудностям жизни, каким был Габриэль, когда отправился в поход, где нашел гибель. По праву мужчины, опекавшего свою приемную семью, Дэйр должен был не только освободить Халберта от губительных уз, но и сделать из него хорошо обученного, сильного и достойного наследника Кенивера. Чтобы он не превратился в подобие этого молокососа Уолтера.

К счастью, Дэйр уже начал осуществлять задуманное. Среди дворян, которых Дэйр знал со времен службы у Ричарда (и еще раньше — у Халберта), были такие, которые без колебаний послали своих сыновей на воспитание к нему — новому графу и доблестному воину. Через несколько недель после того, как он стал графом Уайт, его система подготовки рыцарей уже работала. Один из личных вассалов Дэйра прислал к нему двух сыновей, которых в тяжелые для Уайта последние годы при графе Сириле он обучал сам. Старший из них — Фенхерст был теперь оруженосцем Дэйра. Он был добродушным подростком, но снисходительность отца сделала его ленивым, медлительным и неумелым. Младший, Джеймс, еще раз доказал, как могут быть не похожи два брата. Он был ниже ростом и уже в плечах, чем старший брат, но очень старался быть не хуже других. Глаза Дэйра потеплели от приятных воспоминаний. Джеймс будет хорошим наставником Халберту, и им обоим это принесет пользу. Джеймс приобретет уверенность в себе, а Халберт постепенно научится всему тому, что другие мальчики уже умеют. Но сначала Дэйру необходимо заполучить Халберта в ученики.

— Я не настолько глуп, чтобы давать пустые обещания. — Улыбка Дэйра стала больше похожа на его обычную усмешку, и он с трудом сдержался, чтобы не высвободить руку из ее собственнического пожатия. Он уже жалел, что поддался искушению вернуться к полуденной трапезе. Это было не в его правилах. Но он настолько устал от сознания упущенных возможностей и новых опасностей на своем пути, что уступил настоятельной потребности немного успокоиться — хоть мельком увидеть Элис.

— Это такой пустяк, — Сибиллин слегка похлопала его по руке, восхищаясь ее силой. — Я только хочу, чтобы вы поехали со мной верхом и показали мне хотя бы часть вашего поместья.

Только это. Дэйр не переставал улыбаться, но сжал зубы. Даже в обычный день заботы о поместье оставили бы ему немного времени для таких бесполезных, занятий. Но теперь, после ужасных вчерашних событий, у него вообще не было времени! На месте пожара он заметил лишь маленькую и, возможно, не очень важную зацепку — след, вероятно принадлежавший злоумышленнику. Да и тот был почти полностью затоптан человеком, который пришел к кожевнику и обнаружил пепелище. Но след этот был уникален. Это был отпечаток хорошего дорогого ботинка, как те, которые подарил ему Гилберт, но более короткого и узкого. Немногие могли себе позволить иметь такую хорошую обувь и уж тем более пачкать ее в грязи, — во всяком случае, никто из крестьян. Круг подозреваемых, таким образом, резко сузился. Дэйр распорядился опросить всех, кто жил во внешнем дворе замка Уайт. Злоумышленник не мог быть чужаком, так как стража не пускала в ворота никого, не сообщив об этом графу. Он надеялся, что кто-нибудь сможет вспомнить интересную подробность, или неизвестного, направлявшегося к дому Хауэлла, или что-нибудь еще.

— Вы возьмете меня с собой? — Она больно ударила по руке, которую только что ласкала. Она не привыкла, чтобы ее игнорировал тот, кого она одарила своим вниманием. — В обмен на то, что я отпущу Халберта?

Ответ Дэйра был не таким, какого ожидала Сибиллин. Вместо того чтобы посмотреть на нее, он смотрел на мальчика, сидящего слева от нее. Резкая капризная морщинка пролегла на ее лице, хотя только что она нежно улыбалась.

Дэйр изучающе разглядывал сына заигрывавшей с ним женщины. Было бы удивительно, чтобы этот юнец с чересчур длинными пепельными волосами обладал маломальским характером. Но за те несколько дней, что прошли после отъезда из Кенивера, он проявил себя очень хорошо. Его строгая манера держаться, ясные светло-карие глаза, а также привычка отвечать на любой вопрос без колебаний оставляли надежду на лучшее. Ради этого будущего Дэйр пошел на уступки Сибиллин — но только в этом несложном деле и не более.

— Я выполню вашу просьбу после того, как Томас заберет Халберта и представит его товарищам. Но учтите, что времени у меня лишь на очень короткую поездку.

Ему не терпелось поскорее закончить поиски этого трусливого предателя, который предпочел темной ночью напугать его огнем, нежели предстать перед ним среди бела дня лицом к лицу.

На дальнем конце стола другая женщина напряженно прислушивалась к разговору смуглого графа и златокудрой красавицы — красивой пары, нечего сказать. Неприятно, но нелепо это отрицать.

Значит, Дэйр поедет с Сибиллин. Элис внимательно изучала кусок хлеба в руке. Он подчинится ее желаниям и наверняка с удовольствием. Ну что же, хорошо — если за это будет награда. Однако совесть тут же обвинила ее во лжи. Нет, это правда, — пыталась убедить себя Элис. — Я рада, что Дэйр займется обучением Халберта всему необходимому. Это ее заявление было не очень убедительным, но хотя бы правдивым. Она очень любила своего брата, однако не могла сказать, что хорошо его знает, — Сибиллин редко позволяла ему отлучаться от себя. Но когда Элис увидела, как смело он подошел к Дэйру во время путешествия, она с радостью отметила, что в мальчике гораздо больше отцовских, чем материнских качеств.

Много-много раз она порывалась пойти к отцу и сказать ему, что несправедливо лишать мальчика тех занятий, которые так привычны для его сверстников. Но отец обожал мальчика, и она знала, что ему будет трудно расстаться с Халбертом, отдав его на воспитание в дом другого дворянина. К тому же разве могла она, от которой годами он требовал повиновения, возражать против системы воспитания ребенка своей мачехи? Ведь отец хотел, чтобы она во всем превосходила Сибиллин. Точно так же он ставил ей в пример леди Элинор как образец утонченной женственности. Леди Элинор, которую она упрекнула в жестоком обращении с сыном.

Элис коснулась холодными пальцами щек и уронила руки на колени, обтянутые бледно-голубым шелком. Она ничего не сделала ни для Халберта, ни для Дэйра, и ее проигрыш уже замаячил черной тучей на горизонте. Когда Томас поднялся, она смотрела на него, но боковым зрением увидела, что рука Сибиллин все еще лежала на сильной руке Дэйра. Неожиданно укол ревности пронзил Элис, как молния.

Поскольку его друг встал и позвал взволнованного мальчика следовать за собой, Дэйр тоже поднялся. Он подал руку Сибиллин и внезапно поймал на себе заинтересованный взгляд. Его неприязнь к обществу Сибиллин тут же смягчилась. В неистовых огнях изумрудных глаз он увидел доказательство того, что Элис достаточно дорожит им и ревнует из-за того, что он уделяет время другой. Это было для него наградой за несколько неприятных часов, проведенных с красивой, но эгоистичной женщиной.

Наблюдая, как Дэйр ведет под руку свою спутницу, Элис почувствовала, что раздражение ее растет. Она пристально наблюдала за этой парой и не заметила, что темноволосая девушка, сидящая за столом внизу, испытывает подобные же эмоции. Тэсс решила, что этого более чем достаточно. Она положит конец этому соперничеству со «знатной» леди, которая как замужняя женщина не имеет никаких прав на внимание графа. Недавно Тэсс уже чуть было не добилась своего. Сегодня ночью ничто не сможет преградить ей путь к давно желанной цели.

Оставшись практически наедине с Элис, Уолтер решительно прищурил почти бесцветные глаза. Уолтер сидел по одну, а Элис по другую сторону стола. Он наклонился вперед, взглянув на леди Элинор, сидевшую как раз между ними, и привлек внимание Элис:

— Пойдемте погуляем.

Элис хотелось отвлечься от неприятных воспоминаний о Сибиллин и Дэйре, но она предпочла бы не идти с Уолтером. Их переезд из Кенивера в Уайт несколько отдалил их друг от друга, и у нее не было никакого желания самой возвращаться к его чрезмерно назойливым знакам внимания. Впрочем, совесть ее тут же встала на его защиту. Уолтер был ее другом, и она не должна с ним жестоко обращаться, и все же… У нее были и другие разумные доводы. Она ведь обещала Клеве, как только позволит время, помочь ей в приготовлении целебных настоев. К тому же, после того как она была невежлива с их хозяйкой, ей не хотелось снова проявлять невнимание к ней, не оказав посильную помощь в любом необходимом деле. Она с беспокойством взглянула на леди Уайт.

Леди Элинор встретила ее взгляд непроницаемой улыбкой и быстро сказала:

— Я советую вам пойти в сад на дальнем краю деревни. В это время года он особенно прекрасен. — С этими словами она спустилась с почетного помоста, не оставив Элис возможности воспользоваться малейшим приличным извинением, которое не задело бы чувства Уолтера. Скажи она, что ей необходимо оказать срочную помощь кому-то из крестьян, или жене командира стражи, или служанке на кухне, он счел бы это лишь пренебрежением к себе.

Уолтер не стал зря терять времени и уже стоял позади Элис.

— Это, по-видимому, превосходное место, потому что мне надо переговорить с вами. И лучше всего наедине. — Он взялся за высокую спинку стула, чтобы помочь ей подняться, хотела она того или нет.

Со дня их приезда Элис старательно избегала назойливого общества Уолтера. До сегодняшнего дня ей удавалось во всяком случае не оставаться с ним наедине. Однако на этот раз ловушка была поставлена очень умело, и она попалась.

— Прогуляемся, но очень немного. — Элис кивнула с более чем притворной улыбкой, — Вскоре я должна вернуться. — Погруженная в собственные мысли, она и не заметила, как похож был ее ответ на ответ Дэйра Сибиллин. — За оказанное нам гостеприимство я должна отблагодарить нашу хозяйку своим трудом.

— Хорошо, тогда немного пройдемся, а потом вы должны мне позволить помочь вам в том, что будет нужно сделать. — Уолтер говорил так искренне, что Элис трудно было ему отказать.

Когда Уолтер добился цели, его слабая улыбка превратилась в победную. Он преодолел это препятствие, и уверенность в получении желанной награды, ожидавшей его в конце пути, придала необычную решимость его дальнейшим действиям. Отослав слугу за накидкой леди Элис, он заботливо помог ей спуститься. Затем повел ее под руку, лавируя между многочисленной прислугой, занятой разборкой столов.

Элис достаточно хорошо знала Уолтера, чтобы понять, что за его, казалось бы, невинным преклонением скрывается серьезная причина. Из-под опущенных ресниц Элис наблюдала за своим другом, он торжественно вел ее по залу как драгоценный трофей, выигранный в бою. Что-то было не так. Но она не могла даже предположить, чего надеялся добиться Уолтер во время прогулки внутри хорошо укрепленных стен.

Свободной рукой Элис коснулась щеки. Она что, лишилась разума? Как можно считать своего друга врагом, от которого ей необходима защита стен? Какая глупость! Он может раздражать ее своим настойчивым вниманием, но он не представляет опасности ни для нее, ни для кого бы то ни было. Если он и преследовал какую-то цель в разговоре с ней, то наверняка это касается ее безопасности. Он явно (и, возможно, справедливо) считал, что Дэйр опасен для нее. Наверное, он надеялся убедить ее не доверять графу.

Она была уже почти уверена, что в этом и состоит цель Уолтера. Перед тем как им уехать из Кенивера, он говорил об этом с безошибочной ясностью и сейчас, должно быть, скажет то же самое. Что теперь он ей предложит, неизвестно. В прошлый же раз ее мачеха, его сестра, также ясно высказалась против его плана «спасения» Элис.

Как только теплая, на меху, накидка Элис была наброшена ей на плечи, они с Уолтером пробудили интерес в толпе любопытных. Уолтер провел ее через темный входной туннель и вниз по широким ступеням, ведущим в пустой внутренний двор. Но только когда они миновали внутренние ворота и двинулись по широкому подъемному мосту, он начал говорить. Говорил он, понизив голос, чтобы никто, даже невидимые слушатели не могли услышать его слова.

— Вы воспитаны отцом в благородном духе и наверняка чувствуете угрозу вашему доброму имени, оставаясь в Уайте. Вы не можете оставаться здесь в руках человека, который сначала сильно оскорбил вашего отца, соблазнив его жену, а затем способствовал тому, что тот лишился и чести, и своего дома, прежде чем вообще оказаться в тюрьме.

Элис неслышно вздохнула. Ее подозрения о цели, которую Уолтер преследовал в этом разговоре, оправдались. И это неудивительно. Но от этого не менее неприятно. Зная, что он прав, она подняла глаза к небу, такому же мрачному, как и надвинувшаяся на нее беда. Ей нечего было сказать не только в защиту Дэйра, но и в защиту своего отца. Она предполагала, что в разговоре с Уолтером услышит нечто подобное, но не была готова к такой горькой правде. Ей еще только предстояло признать вину Дэйра в последнем из обвинений Уолтера, но доказательство его первой вины она видела собственными глазами. Благодаря этому единственному плохому поступку Дэйра, который она не могла отрицать, все остальные доводы Уолтера имели несокрушимую силу. Если она останется в Уайте по доброй воле, она опозорит не только себя, но и своего отца. Тем не менее, при мысли об отъезде сердце у нее сжалось.

— Мне некуда ехать. — Отчаявшись найти оправдание своему нежеланию уезжать, она возразила первое, что пришло в голову. Однако при этом она почувствовала себя утопающей, которая хватается за соломинку. — Я знаю, что семья моего мужа не хочет связей между ними и семьей, запятнанной обвинением в измене. Конечно, им трудно будет смириться с позором, в котором они не виноваты. Я не могу и не хочу отвечать за то, что люди, которые не сделали мне ничего плохого, будут ославлены.

— Наверное, это так, но, — он был восхищен ее преданностью, но почти с радостью привел такое возражение, которое, он знал, она не могла оспорить, — вы можете уехать на ваши собственные земли, которые, согласно брачному договору, являются вашим приданым и наследством. Раз вы замужем, они принадлежат вам независимо от того, какое обвинение выдвинуто против вашего отца. Никто не может отрицать ваших прав на эти земли — ни семья вашего мужа, ни даже сам граф.

— Вы говорили то же самое в Кенивере, но ваша сестра, моя мачеха, не разрешила мне воспользоваться этой возможностью. — Когда они подходили к краю деревни, Элис заметила, с какой решимостью Уолтер навязывает ей свой план действий.

— Нет. Я уже говорил с Сибиллин об этом, и она согласна со мной. Вы рискуете вашей репутацией, оставаясь в руках Дьявола. — Уолтер нисколько не раскаивался, увидев боль в глазах Элис, когда он назвал графа дьяволом. Но он увидел также, что она не забыла, как опасен был Дэйр.

Несмотря на усилия воли, плечи Элис дрогнули. Значит, Сибиллин считает, что ей необходимо покинуть Уайт. Слабая улыбка, тронувшая ее губы, была очень похожа на горькую усмешку Дэйра. Конечно, Сибиллин рада возможности устранить со своего пути всех, кто мог хотя бы на мгновение отвлечь внимание Дэйра от нее самой.

Они прошли под деревьями, высаженными аккуратными рядами. Уолтер имеет право на эти слова. Пострадает ее честь, и не только ее самой, но и ее мужа-ребенка. А этого ей бы хотелось меньше всего. Кроме, может быть, самих этих брачных уз, навязанных ей отцом.

Полуприкрыв глаза, Уолтер наблюдал, как она мечется между тем, что правильно, и тем, чего ей хочется. Он опасался, что благодаря ее вспыльчивому нраву последнее может победить. И поэтому тут же беззастенчиво использовал ее благородство, чтобы добиться того, что она поступит, как он хочет.

— Я уверен, вы не погубите вашего доброго имени? — Уолтер намеренно сказал это с вызовом, не сомневаясь, что это заденет ее гордость.

Уязвленная, Элис посмотрела Уолтеру прямо в глаза:

— Нет, конечно же, нет. — В глубине души она не была полностью уверена в необходимости этой клятвы, но как иначе она могла ответить?

— Тогда давайте вернемся в зал и дождемся графа, который вместе с моей сестрой скоро должен вернуться. — Уолтер снова предложил ей руку, и Элис заставила себя без колебаний на нее опереться. Не обратив ни малейшего внимания на буйство ярких красок, которое, казалось бы, должно было быть целью их прогулки, они повернули обратно.

Они быстро вернулись во внутренний двор, но Элис была так расстроена, что почти не замечала дороги. По правде говоря, если бы Уолтер не вел ее за собой, она остановилась бы и задумалась над тем, что так давило на нее тяжким грузом. Она попала в ловушку! Ей придется сделать то, чего она не хочет делать. Она не хотела уезжать из Уайта, отчаянно не хотела расставаться с Дэйром. Совесть, которая редко молчала, как всегда упрекнула ее в эгоизме. Ради отца она должна уехать. И не только ради него ей следует уехать. Ее долг также соблюдать брачные обязательства и беречь честь ее мужа. Не важно, кому были даны эти клятвы — ребенку или старику, — она обязана их соблюдать. Оставаясь же в доме «дьявола», она рискует этими обязательствами, — рискует гораздо больше, чем думает Уолтер.

— Они уже вернулись.

Тихие слова Уолтера оторвали Элис от механического созерцания дощатого пола опущенного моста у них под ногами. Подняв глаза, она увидела, как от крыльца отводили двух лошадей. Несколько мгновений она рассматривала их — особенно вороного крупного коня, — а потом они скрылись в конюшне. Несомненно, это был жеребец Дэйра по кличке Злодей.

Как только они достигли крыльца, Элис велела себе: говори сразу же, как только появится Дэйр. Иначе под магическим воздействием Дэйра она может не совладать с собой. Поднимаясь вверх к тяжелым двойным дверям, она непрестанно повторяла про себя все мудрые доводы в пользу своего отъезда. Когда же они подошли к дверям, Элис чувствовала в себе достаточно смелости, чтобы говорить с Дэйром.

Миновав входной туннель, она увидела яркий свет в большом зале. Сердце ее затрепетало от ужаса. Неужели она не сможет выполнить задуманное? Или же она боится ненужной ей победы и нежеланной свободы? В конце концов, хотел же Дэйр заставить королевского рыцаря препоручить ее заботам мужа. Когда это не удалось, он пообещал сделать это сам. Может быть, ему все равно, останется она в Уайте или уедет? Такая вероятность ослабила ее решимость отстаивать то, чего на самом деле она не желала. Перестав прятаться под полуопущенными ресницами, она подняла глаза, и… в трех шагах стоял Дэйр и пристально смотрел на нее.

Дэйр презирал эту ничтожную «личность», стоявшую рядом с его дорогой Огненной Лисицей, и с радостью изгнал бы этого слабака не только из своего дома, но и вообще с лица земли. Сколько он знал Уолтера, тот никогда не брал ответственности на себя. Он всегда зависел от других. Сначала он пользовался благосклонностью сестры (он был на два года ее моложе, и поэтому она баловала его, как ребенка, так же, как теперь она поступала с юным Халбертом), потом твердой поддержкой ее мужа. Теперь, когда его зять оказался в заключении, ему, кроме Уайта, некуда было поехать, а положиться можно было только на Сибиллин. Дэйр желал бы увидеть его просящим милостыню у прохожих. Но… Элис считала Уолтера другом, и Дэйр боялся причинить ей боль, отказав в помощи тому, кто был ей дорог. Неважно, как он сам относился к их дружбе.

Не медля ни секунды больше, Элис заговорила:

— Завтра я уезжаю во Врексдэйл. — Думая, что слова ее недостаточно убедительны, она поспешила добавить: — Это мои наследственные земли, и они принадлежат мне, и там я могу соблюсти чистоту моей непорочности и чести.

Уголок рта Дэйра приподнялся в горькой усмешке. Как это похоже на Элис — говорить такие слова. Да большинство мужчин всегда скажет, что у женщины нет чести. Своим поведением женщина может запятнать честь отца или мужа, но, как и движимое имущество, собственной чести она не имеет. Дэйр, однако, не из этого «большинства мужчин» и не станет обсуждать этот вопрос с Элис. Потому что если кто из женщин и имел мужество и смелость защищать свою честь, так это она.

Элис заметила его насмешливую улыбку и отнесла ее на свой счет. Зеленые огни ее глаз объявили войну его холодному взору.

— Да, Врексдэйл принадлежит мне, и я буду находиться там до тех пор, пока мой отец или муж не будут в состоянии обеспечить мне достойный дом.

В ее упоминании достойного дома он усмотрел брошенный ему вызов. Он похолодел так, будто ступил на лед, и вся его прежняя веселость замерзла в глубинах праведного гнева.

— Вы не сделаете этого! — Каждое жесткое слово слетало с его плотно сжатых губ так, как падают льдинки в холодную воду во рву.

— О Дэйр, не кажется ли вам, что так будет лучше? — Сибиллин, долгое время стоявшая незамеченной рядом с ним, протянула руку к его сжатой в кулак руке. Но в следующее мгновение она отшатнулась, увидев в его устрашающем взгляде столько неприязни, словно она какая-то мышка, осмелившаяся перейти ему дорогу.

Дэйр отвлекся на Сибиллин и не заметил мгновенной радости, отразившейся на лице Элис. Она смущенно пригладила рукой ярко-голубой барбет и опустила крепко переплетенные пальцы на кожаный поясок, повязанный на ее тонкой талии. Дэйр вовсе не хотел, чтобы она уехала, как она опасалась. Но она не знала причины этого — то ли он обиделся на нее за обвинение в излишнем контроле над ней, то ли действительно хотел, чтобы она осталась.

Дэйр опять обратился к женщине, осмеливавшейся оспаривать его права на малую толику ее общества. Не терпящим возражений тоном он привел ряд неоспоримых доводов против ее поспешного решения.

— Вы женщина, к тому же — девственница, поэтому без сопровождения мужа, отца или охраны, обеспечивающей вашу безопасность и честь, которой вы так дорожите, вы не можете ни ехать во Врексдэйл, ни оставаться там — в одиночестве.

Элис уже забыла свою мгновенную радость и его оправданный гнев, вызванный ее резкими словами. Теперь она была возмущена тем, что Дэйр сделал особый акцент на словах «девственница» и «честь», как будто сомневался, относятся ли они в действительности к ней. Оскорбленная гордость превзошла в ней все другие чувства, и яростная натура снова взыграла. Эмоции настолько переполняли ее, что она не могла даже найти подходящих слов, чтобы выразить негодование. Движимая отчаянием, она неожиданно и сильно топнула ножкой. Деревянный пол гулко отозвался, а ей этот звук показался еще более громким. Элис тут же чуть не умерла от смущения. Она прикусила губку, и все лицо ее — от лба до подбородка — залилось румянцем.

При виде этого к Сибиллин вернулось самообладание и надежда. Уж если Элис не уедет из замка Уайт, то пусть хоть между графом и ее падчерицей встанет эта стена — невидимая, но прочная.

Элис немедленно выскочила из зала и ринулась к лестнице, ведущей вверх. Она не хочет, не останется там, чтобы ее снова оскорбляли! Глаза ее из-под насупленных бровей метали молнии. Боковым зрением она заметила, что в тени туннеля стоит будто окаменевший Арлен. Когда выражение крайнего изумления на его лице сменилось безмолвным восхищением, Элис еле удержалась от приступа истерического хохота. Она крепко стиснула зубы, чтобы удержаться от истерики, собрала все свое достоинство и, приподняв подол платья, начала подниматься по ступеням. На этот раз ей было приятнее оказаться в стенах маленькой спальни, чем остаться внизу.

Постель графа была на удивление удобна! Она может и должна привыкнуть к такому удовольствию. Тэсс еще глубже погрузилась в перину и с любопытством стала оглядывать большую спальню. Спальня была богато убрана. Кроме высокой кровати, вокруг которой был натянут дорогой парчовый занавес, здесь стояли резные сундуки. Под ноги, чтобы стоять было теплее, был постелен сарацинский ковер. Здесь она надеялась наконец осуществить свою давнюю, многолетнюю мечту. Она мечтала об этом с тех самых пор, как в этой самой комнате впервые увидела младшего сына графа Уайта, проклятого своим отцом. Эту цель она преследовала с упорством, достойным рыцаря в трудном походе. Когда-то она пришла в эту спальню по его приглашению. За запертой дверью они сделали несколько первых шагов к сближению. Но между ними не успело еще ничего произойти, кроме одного-единственного страстного поцелуя, когда какой-то болван заявился, чтобы сообщить Дэйру, что его ждет посыльный от графа Пембрука. Это неприятное событие произошло за неделю до того, как стало известно об обвинениях против барона Кенивера. Граф немедленно отправился спасать свою приемную семью.

Как она ни старалась, ей никак не удавалось опять привлечь к себе внимание графа, вырвать его из объятий этой проклятой блондинки — жены другого. Теперь Тэсс решилась на поступок, который та, другая — благородная и, следовательно, скромная леди, никогда бы себе не позволила. Тэсс пришла и легла к нему в постель! Опыт показывал, что власть в таких делах принадлежит более слабому. Ей, а не мужчинам, которые думают, что принадлежность к «сильному полу» делает их могущественными. На самом же деле она делает их слабыми.

Тэсс приподнялась и отдернула занавес у кровати. Теперь от самой двери откроется такое зрелище, что граф, как только войдет, будет потрясен. Откинувшись на высокие подушки и опустив на грудь несколько черных локонов, выгодно контрастировавших с белизной кожи, она приняла подобающую позу и стала ждать.

Тяжелые шаги Дэйра по коридору нельзя было спутать ни с чьими другими. Дэйр был очень обеспокоен и раздражен стремлением Элис уехать от него, и не обратил внимания на представление, которое разыгрывала этим вечером в большом зале труппа бродячих артистов. Она состояла из двух менестрелей, фокусника и шута. Элис покинула зал еще до того, как труппа начала свое представление. Хотя она и присутствовала за вечерней трапезой, в отличие от Уолтера, который под каким-то глупым предлогом предпочел не прийти, — она не притронулась к еде. Это обеспокоило Дэйра. Да, он не согласился с ее желанием. Да как вообще она могла ожидать другого? Он боялся — он слишком хорошо знал ее непокорную натуру. А вдруг она не послушает его и все-таки попытается сделать то, что сказала? Погруженный в мрачные мысли, он распахнул дверь в спальню и, перейдя через порог, поднял глаза.

Увидев, как голубые глаза графа расширились от удивления — несомненно, приятного, — Тэсс победно улыбнулась. Но в следующее мгновение она отпрянула под ледяным взглядом из-под нахмуренных бровей.

— По какой глупой прихоти ты оказалась у меня в постели без приглашения?

Неужели она решила, что одна его достойная сожаления жалкая попытка разделить с ней то, чего нельзя испытать с другой, послужит постоянным приглашением искать удовольствия в его постели? Что за чушь? Нет, это он болван. Неудавшаяся попытка получить удовольствие с такой более чем соблазнительной женщиной, как Тэсс, показала, что он обречен всегда желать единственную женщину — ту, которая недостижима для него.

— Я… я… — сбивчиво начала смущенная Тэсс, но вскоре нашла логическое объяснение своему поступку. — С той самой ночи, когда нам помешал посыльный, у нас не было возможности продолжить нашу игру. — Она кокетливо посмотрела на него — и не добилась желаемого.

— Я только хотела помочь вам найти меня, ведь вы все время окружены гостями. Я знаю правила — галантный рыцарь и благородный граф не может сделать предложение при других.

Она оперлась на локоть и в самом выгодном свете продемонстрировала ему твою пышную грудь. Она ожидала, что он смягчится. Но, напротив, голубые глаза его сузились от негодования, а холодная полуулыбка высмеяла ее хорошо продуманный, как ей казалось, план.

— Тебе, должно быть, хоть немного известна моя репутация. Я нарушил столько правил, что тебе и не снилось. И если бы я жаждал твоих многочисленных прелестей, ничто и никто не помещал бы мне удовлетворить мое желание. — В этих ледяных словах слышалось отвращение. Не только к ней, но и к себе самому. Однако Тэсс не знала об этом.

— Но мне никогда не понадобится то, что само плывет мне в руки. — Дэйр приблизился и, одной рукой сдернув с нее покрывало, другой сгреб в охапку ее белье. — Уходи! — заорал он, швыряя одежду испуганной женщине.

Тэсс была ошеломлена его неожиданными действиями и грубым отказом. Тем не менее, она поспешила покинуть его постель и, натянув бесформенную рубаху, выскользнула из спальни.

Когда она ушла, Дэйр пожалел об излишней грубости, которой не следовало допускать. Но этот ее ненужный «подарок» был последней каплей, приведшей к тому, что он потерял самообладание. Нервы его и так уже были напряжены из-за даром потерянного с Сибиллин времени и стычки с Элис, объявившей о своем желании покинуть его. Он с грохотом решительно захлопнул дверь за удалявшейся фигурой. Тэсс не завязала как следует тесемки, и спина ее осталась полуобнаженной.

Громкий стук пробудил Элис от мягкого и беспокойного забытья. Ее окружала полная темнота, и сердце ее бешено забилось. Не желая поддаваться панике, она села в постели и стала вглядываться в полоску света, исходившего из полузакрытой двери. Вдруг глаза ее расширились от удивления — мимо проскользнула чья-то тень и замедлила шаги у ее двери.

Элис тихонько поднялась и выглянула в щелку. Рядом стояла темноволосая служанка, так интересовавшаяся Дэйром. Она была очень близко, и Элис, если б захотела, могла бы коснуться ее рукой. Она стояла к двери спиной — голой спиной — и с удивительной ловкостью застегивала сзади тесемки, чтобы прикрыть свою спину. Как можно объяснить появление служанки на этом этаже замка так поздно ночью? Элис скривила мягкие персиковые губы от презрения к самой себе. Как объяснить? Разве она не замечала, что женщина ведет себя так, будто имеет права на Дэйра? Ревность опять уколола Элис — так сильно, как никогда прежде.

Элис оставалась неподвижна, пока женщина не привела себя в порядок и, поправив копну черных волос, не исчезла из виду. Получив еще один неожиданный удар, Элис вернулась в постель. Она так тяжело опустилась на нее, что набитый соломой матрас осел и чуть было не разорвался. Впервые заметив реакцию женщины на близость Сибиллин к Дэйру, Элис предположила, что они любовники. Дворяне нередко вступали в связь с женщинами более низкого положения, и нет ничего удивительного, что Дэйр имеет отношения с этой чувственной особой. Но эти доводы разума ничуть не облегчили страдания Элис, и до рассвета она не могла забыться долгожданным сном.