Глава 16
— Полагаю, вы удивлены моим приглашением?
Алина посмотрела на Кардинала. Тот же изысканно серый кабинет, в котором она была вместе с Гронским несколько дней назад, тот же диван, низкий столик из матового стекла, только как будто что-то изменилось в атмосфере и в самом хозяине кабинета. Кардинал выглядел уставшим, взгляд стал жестче, и, хотя манеры оставались по-прежнему безупречно вежливыми, за ними явственно ощущалась твердая сталь, как бывает, когда во время игры вдруг замечаешь, что для кого-то из игроков она превратилась из забавы в принципиальное и бескомпромиссное состязание. Белые изящные чашечки, от которых поднимался тонкий аромат, как и в прошлый раз, стояли на столе, но сейчас Алине почему-то совершенно не хотелось кофе.
— Последнее время меня мало что удивляет, — ответила она. — Я, наверное, скоро вообще утеряю способность удивляться. Но о причине вашего приглашения мне, конечно, хотелось бы узнать.
Кардинал вздохнул и откинулся на спинку кресла. Сейчас он выглядел старше, и Алина снова подумала о том, сколько же ему лет.
— Видите ли, — сказал Кардинал, — у меня есть одна проблема. Возможно даже, что она у нас общая.
— Вот как? — удивилась Алина. — Моя основная проблема сейчас — это множество мертвых тел, куча работы и слишком мало людей, чтобы ее делать.
— Да, мертвых тел и в самом деле получилось как-то слишком много, — согласился Кардинал, — и самое печальное, что появление некоторых из них совершенно не было запланировано. Как вы могли заметить, я живо заинтересовался историей, которую вы рассказали мне во время своего предыдущего визита. Заинтересовался настолько, что захотел получить определенные разъяснения, так сказать, из первых рук, от печально известного вам Абдуллы. Но увы, он покинул этот мир раньше, чем смог что-либо рассказать, получив в грудь арбалетную стрелу, а тот, кто эту стрелу послал, тоже освободился от бремени земного существования стараниями нашего общего друга Родиона.
— Это был оборотень, — сказала Алина. — Стрелок с арбалетом — оборотень.
Ей захотелось, чтобы Кардинал удивился этому слову или как-то выразил свое недоверие, и тогда она стала бы спорить и доказывать ему то, с чем сама и не думала соглашаться раньше.
Как странно: с тех пор как она рассталась с Гронским — она думала про это именно так, рассталась, — Алина чувствовала, что готова защищать все те его идеи, которые так непримиримо отвергала раньше.
Но Кардинал и бровью не повел.
— Оборотень, — легко согласился он. — Но это сейчас не очень важно. Как бы то ни было, и он, и Абдулла мертвы и уже не смогут поведать ничего, что облегчило бы поиск того или тех, кто стоит за ними обоими. Того, кто делает эликсир из человеческой крови и плоти.
Кардинал внимательно смотрел на Алину. Она вспомнила, как во время их прошлой встречи Гронский старательно избегал упоминания обо всем, что касалось алхимии, ассиратума и книги «Красные цепи».
— Не понимаю, чем могу вам помочь, — ответила она.
Кардинал чуть улыбнулся, и Алина почувствовала, как между лопатками пробежал неуютный холод.
— Видите ли, — сказал он голосом доброй змеи, — я совершенно уверен в том, что Родиону известно о сути этого дела гораздо больше, чем он счел нужным мне рассказать. Даже если не учитывать того обстоятельства, что он явно лгал в ответ на некоторые вопросы, мне слишком хорошо известны его аналитические способности и обстоятельный подход к любому делу, которым ему приходится заниматься. Так что я очень хотел бы знать то, что знает он.
— Так и спросите его самого, — ответила Алина, и слова ее прозвучали чуть более резко, чем она того хотела. — При чем тут я?
— Он не скажет, — быстро отозвался Кардинал. — Предполагаю, что это расследование имеет для него какое-то личное значение и он хочет добиться результатов явно отличных от тех, к которым стремлюсь я. К тому же Родион — одиночка, он упрям, иногда даже слишком, и не желает иметь со мной дел, разве только его вынудят к тому крайние обстоятельства. Такое отношение не может меня не огорчать, но я смирился с этим еще два года назад. А вот что действительно печально, так это то, что мне сейчас нужна его помощь, ну или хотя бы информация, которой, как я убежден, он располагает. К сожалению, мои собственные усилия в течение последней недели ни к чему не привели. В «Данко» пусто, охраны нет, девочки с ресепшена разбежались, врачи тоже; двоих из них мы не нашли, а те, с которыми удалось поговорить, не сообщили решительно ничего важного или нового. В итоге мы обнаружили только забитые никчемным оборудованием складские помещения, подвальную лабораторию с препаратами из человеческих органов, а в кабинете Кобота — большое количество записей с результатами химических и микробиологических исследований. Видимо, он пытался самостоятельно получить эликсир, но потерпел в этом полную неудачу. Сам Кобот тоже пропал; его ищут и, конечно, рано или поздно найдут, но не думаю, что от него будет какой-то прок. Изъятые истории наблюдений пациентов «Данко» тоже оказались бесполезны: одни только результаты диагностики и заключения о безупречном здоровье. Мои люди даже поговорили с каждым из тех, кто был клиентом медицинского центра. Разумеется, все эти люди сообщили только, что получали раз в месяц свою порцию напитка, которую привозил им курьер. В общем, мне не оставалось ничего другого, как законсервировать «Данко» до поры до времени и оставить там пару человек для охраны и наблюдения.
Кардинал чуть нагнулся вперед.
— Дорогая Алина, — голос его был негромким и проникновенным, — признаюсь, я в тупике. И буду очень признателен вам, если вы поможете мне из него выйти. Родион наверняка делился с вами своими идеями и умозаключениями, о которых вы оба умолчали прошлый раз, — я ведь видел, как он бросал тогда на вас эти свои взгляды. Мне пригодится сейчас что угодно, любая версия, гипотеза, даже самая странная и невероятная. В конце концов, разве вам самой не интересно будет узнать истинного виновника тех преступлений, расследование которых едва не закончилось для вас трагически? Окажите мне любезность, и поверьте, я умею быть благодарным.
Алина покачала головой.
— Я действительно ничего не могу вам сказать, — твердо произнесла она. — Гронский не посвящал меня в свои теории или что там еще. Он предложил мне сотрудничество, на которое я, сама не понимаю как, согласилась, порекомендовал устроиться на работу в «Данко», потом попросил организовать ему встречу с Галачьянцем и сделать анализ крови Маши, только и всего. Потом я решила действовать сама, пробралась ночью в пустой дом, а об остальном вы знаете.
Алина помолчала.
— Последний раз я видела его неделю назад, — добавила она, секунду поколебавшись. — Он сказал, что наше расследование закончено, и… в общем, я ушла. Вот и все.
Кардинал кивнул и задумчиво посмотрел перед собой.
— Что ж, — негромко сказал он. — Значит, некоторые вещи в этом мире не меняются. Как это похоже на Родиона: использовать людей, а потом избавляться от них, когда они перестают быть нужными.
Алина вздрогнула.
— Что значит «похоже»? — вырвалось у нее.
Кардинал снова улыбнулся.
— Моя дорогая Алина, а что вы вообще знаете про человека по имени Родион Гронский? Он вам рассказывал про себя хоть что-то?
Алина сглотнула вдруг невесть откуда взявшийся комок в горле и кивнула.
— Рассказывал… про работу наемником… агентом… про Восток…
— И вы, наверное, представили себе нечто благородное и романтическое, да? Или полагали, что он трудился послом доброй воли по всему миру?
Алина молчала. Противное ощущение комка в горле нарастало.
— Если бы Родион действительно рассказал вам правду о том, кем был и чем занимался, то вас не удивили бы слова о том, что он привык манипулировать людьми и использовать их в своих собственных целях. Собственно, это была и есть самая сильная его черта как профессионала. И кому как не мне это знать: ведь он был моим воспитанником с тех самых пор, как его отец и мать погибли в шторме на Северном море; он был моим учеником, одним из лучших, заметьте, а потом — одним из лучших агентов. Полагаю, он не захотел распространяться о некоторых подробностях своей бурной биографии, а вы, будучи очарованы его несомненным обаянием — очарованы, не спорьте! — и не спрашивали ни о чем, дорисовав образ при помощи собственной фантазии. В этом нет ничего странного или стыдного: поверьте, не вы одна слушали его, затаив дыхание и веря каждому слову. Оказывать на людей подобное влияние есть часть его профессиональных компетенций, таких же, как стрелять без промаха или за пару секунд убить человека голыми руками, — а в его высоком профессионализме вы имели случай убедиться.
Знаете, существуют определенные психологические принципы подбора кадров для различных видов специальных подразделений и служб. Например, для диверсионных групп или коммандос лучше всего подходят юноши из социально неблагополучных семей, прошедшие уличную школу выживания, склонные к жестокости, с развитым стайным инстинктом и интеллектом, достаточным для выполнения поставленных оперативных задач, но не слишком высоким, чтобы не задумываться о сути и смысле полученных приказов. Для тайного агента, действующего в одиночку и выполняющего задания подобные тем, которыми занимался Гронский, действуют совсем другие критерии отбора. И он им как нельзя лучше соответствовал. Интеллигентный мальчик из хорошей семьи, но не слишком избалованный родительским вниманием, с показателем умственного развития намного выше средних значений для своего возраста; гордый, высокомерный, склонный к мизантропии, с данными неформального лидера и стремлением быть не таким, как все, отличаться и превосходить других, но не по общепринятым в социуме критериям, а вести другую жизнь, вне общественной системы ценностей — все это идеальные данные для профессионала такого рода.
Кардинал покачал головой и печально улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям.
— Я гордился им, Алина. Да что там, я до сих пор им горжусь. Это умный, тонкий, расчетливый и безжалостный городской охотник, избегающий лишнего шума и насилия, но в то же время ни на секунду не задумывающийся, если это насилие становится необходимым. Некоторые агенты работают в группах: небольшие такие хорошо сработанные мобильные отряды с распределенными ролями. Но Гронский всегда работал только один. Во время каждой своей миссии он находил себе помощников, какие только могли понадобиться для дела: от финансовых менеджеров высшего уровня до горничных в отелях, от ученых и компьютерных специалистов до бандитов и проституток. Он заводил друзей, подружек, манипулировал человеческими слабостями, желаниями, потребностями, пороками, амбициями и искренностью. Каждая его операция была маленьким шедевром, когда искомую цель ему едва ли не вкладывали в руки, так что оставалось только взять ее или нажать на курок. Люди даже не подозревали о том, что работают на него, причем, как правило, совершенно бесплатно и по доброй воле, пока он не исчезал, нимало не беспокоясь о дальнейшей судьбе своих случайных соучастников. За много лет у него не было ни одного промаха, и это именно потому, что он использовал людей без всякой лишней сентиментальности и легко расставался с ними, оставляя на недолгую, как правило, память одну из своих многочисленных масок.
— Меня он на произвол судьбы не бросил, — глухо сказала Алина. Говорить было трудно и больно.
Кардинал невесело рассмеялся.
— Вы о том, что он примчался к вам на помощь и спас от громил Абдуллы? Не обольщайтесь, дорогая Алина. Он не вас спасал — он ликвидировал тех, кто мог получить от вас опасную для него информацию. И защищал вас, только как до поры и до времени необходимый ему ресурс.
Наступила пауза. Алина тихо вращала на блюдце чашечку с остывшим кофе.
— А что… как получилось, что это все… эта его деятельность закончилась?
Кардинал поморщился.
— Мне неприятно об этом вспоминать. Это печальная история: и для меня, потому что я недооценил некоторых особенностей его личности и потерял прекрасного сотрудника, и для Родиона, потому что он, как я считаю, потерял себя. Главное про него я вам уже рассказал, так что представление о том…
— И все-таки я бы хотела услышать, — твердо сказала Алина. — Что случилось?
Кардинал пожал плечами, встал, достал из хьюмидора сигару, закурил, сел обратно и снова заговорил:
— Родион всегда прекрасно владел одним из самых полезных навыков для человека его рода занятий — навыком одиночества. Никаких привязанностей, никакой эмоциональной зависимости — ничего, что может помешать в случае необходимости встать, взять заранее собранную сумку и исчезнуть, чтобы появиться в другой стране с новым именем, новой личностью и новой биографией. Одиночка практически неуязвим; но, если рядом появляется кто-то еще: близкий человек, друг, любимая женщина, — ты сразу превращаешься в малоподвижную мишень, которой, к тому же, можно манипулировать, используя твои чувства и слабости. С Родионом произошла как раз такая некрасивая и нелепая история. Однажды он все-таки ошибся. Это бывает даже с лучшими, особенно если эти лучшие десять лет не знали поражений и чрезмерно уверовали в собственные силы. Во время последней миссии его вычислили и послали по следу группу из трех человек, профессиональных ликвидаторов. Я знал об этом и предлагал прервать выполнение задания и уехать из страны, но он не согласился. Ну как же, ведь это значило бы признать свою неудачу. В итоге его настигли, и он получил три пули, но каким-то чудом остался в живых. Мы потеряли его из виду в одной из провинций Южного Китая, а когда снова нашли, дело было уже очень плохо. Он умудрился влюбиться: в девушку, врача, которая его лечила и помогла выжить. Мне надо было тогда силой вывозить его оттуда, но я даже предположить не мог, насколько эти внезапные чувства были серьезными и какими последствиями обернется его неожиданный романтический порыв. Его самой страшной ошибкой в той ситуации было то, что он по-прежнему и не думал отказываться от задания, а после его выполнения остался в Китае. Насколько я помню, у той девушки было какое-то европейское имя, кажется, Эвелин… или Лилиан… да, точно, Лилиан Линь. Действительно очень хорошая девушка, милая, искренняя, добрая. И бесконечно далекая от той жизни, которую вел Родион. Они даже жили вместе, примерно полгода, и все это время он продолжал работать. Разумеется, те, кто когда-то послал по его душу группу ликвидаторов, в конце концов узнали о том, что он выжил, и поспешили исправить допущенную ошибку. Исполнителями были все те же трое, что один раз уже сумели его накрыть, только теперь они оказались еще и несколько раздосадованы своей оплошностью, так что дело для них приняло личный характер и просто убить его им показалось мало. Они расстреляли несчастную Лилиан из дробовика на пороге их дома, среди бела дня и на глазах у десятков прохожих. За несколько минут до этого убийцы позвонили Родиону и сказали о том, что собираются сделать. Он не успел ни предупредить ее, ни спасти. Она умерла у него на руках.
Кардинал глубоко затянулся, и сигара отозвалась легким потрескиванием. Алина замерла, глядя на поднимающиеся к серому потолку синеватые ленты дыма.
— И он сорвался. Начал мстить и множить ненужные смерти по всей Юго-Восточной Азии. Стал совершенно неуправляем, не шел на контакт, постоянно уходил из-под наблюдения, и иногда найти его снова удавалось только по кровавым следам то в одном, то в другом городе. Нам пришлось прекратить всякую поддержку, заморозить все его счета, но и это его не остановило. Где-то в середине этой вендетты он попал в тюрьму, одну из самых страшных и неприступных во всем Китае. Я уже готов был вытащить его оттуда, но он успел сбежать и снова исчезнуть. Это продолжалось почти год, до тех пор, пока не погиб последний из тех, кто был причастен к смерти Лилиан. Не представляю, как ему удалось выжить, а тем более вернуться обратно, но три года назад он снова появился здесь, у меня. Конечно, о прежней работе не могло быть и речи, и, если бы он не был моим воспитанником, думаю, что мне пришлось бы расстаться с ним каким-то радикальным способом, но… В общем, я помог ему, насколько это было возможно. Устроил на работу в службу безопасности одной крупной компании. Но знаете, моя дорогая Алина, люди не меняются, во всяком случае, не меняются радикально. Так что пусть вас не обнадеживает рассказанная мной сентиментальная мелодрама о любви и смерти. Образ жизни и принципы поведения человека практически не поддаются корректировке. И вполне естественно, что Родион не смог работать от звонка до звонка пять дней в неделю и два раза в месяц приходить в кассу за зарплатой. Как вы знаете, он предпочел уйти с работы, разорвать со мной все отношения, перебиваться случайными заработками, хоронить мертвецов, но зато оставаться хозяином самому себе, каким был всю свою жизнь. И как хорошо видно на вашем примере, он остался самим собой и в том, что касается отношения к людям и их использования в собственных целях.
— Вы, вероятно, думаете, что очень хорошо разбираетесь в людях, — медленно сказала Алина, глядя перед собой. Все то время, пока Кардинал говорил, она чувствовала, как комок в горле камнем спускается ниже, наливаясь в груди темной тяжестью, готовой прорваться наружу.
— Я рассказал вам все это лишь с одной целью, — сказал Кардинал, — чтобы вы поняли, с каким человеком имеете дело. Только и всего. Считайте это дружеским одолжением с моей стороны.
— Спасибо. Я поняла, с кем имею дело, — сказала Алина, и голос ее зазвенел. — Я имею дело с человеком, который при его роде занятий не потерял способности любить. Который ради того, чтобы отомстить за смерть любимой, не побоялся лишиться всего, что имел. Который и сейчас ведет свое дело и рискует жизнью не из корыстных интересов, а ради справедливого возмездия и стремления защитить тех, кто нуждается в защите.
Кардинал молча смотрел на Алину.
— Возможно, вы правы, — продолжала Алина, глядя на Кардинала сквозь застилающие глаза злые слезы. — Возможно, он спас мне жизнь только потому, что я могла еще оказаться полезна. Возможно, когда он выгнал меня, как собаку, под дождь несколько дней назад, сказав, что наше сотрудничество окончено, он поступил так, как поступал со всеми и всегда. Но вот только меня никто не использовал и в неведении не держал, и мы с самого начала вместе обсуждали все версии, предположения, все теории и все материалы по этому делу, так что я прекрасно знала…
Алина резко замолчала, прикусив язык, и почувствовала, что стремительно краснеет. Кардинал смотрел на нее жестким немигающим взглядом.
— Я рад, что ошибся насчет степени доверительности ваших отношений с Родионом. Теперь, когда мы это выяснили, давайте вернемся к самому началу разговора и моей небольшой просьбе. Я очень хочу услышать от вас о том, что известно нашему общему другу по этому делу, и обо всех тех его версиях, предположениях и теориях, которые вы сейчас так кстати упомянули.
В глазах Кардинала блеснула вороненая сталь. Алина почувствовала себя как кошка, загнанная в угол большим и опытным псом. Она встала и решительно выпрямилась во весь свой небольшой рост.
— Я уже ответила вам, что ничем не могу помочь, — отчеканила Алина, изо всех сил стараясь унять дрожь в голосе. — Если вас интересует что-то, связанное с вашим воспитанником, спросите его об этом сами. Извините, но мне пора, меня ждет работа.
Кардинал тоже поднялся.
— Пожалуйста, сядьте, — сказал он негромким голосом, который вполне мог бы пригнуть к земле небольшую рощу. Алина села. — Я настоятельно рекомендую вам не пренебрегать моим гостеприимством и хорошим к вам отношением.
Алина вдруг отчетливо вспомнила про лимонную косточку. Сердце неприятно заныло. Кардинал тоже сел было в кресло, но тут раздался тихий мелодичный сигнал стоящего на рабочем столе телефона. Алина сидела неподвижно и смотрела, как Кардинал плавно пересекает кабинет, подходит к своему столу и берет трубку.
— Говорите, — сказал он голосом недовольного тигра, которого отвлекли от трапезы.
Несколько секунд он молчал, слушая своего невидимого собеседника, а потом произнес:
— Хорошо. Пусть поднимается.
Кардинал положил трубку и повернулся к Алине.
— Вам придется задержаться. Подождут ваши покойники. Не стоит торопиться к ним раньше времени.
И, увидев, как Алина побледнела — резко, сильно, до шума в голове, — улыбнулся и добавил:
— Похоже, у меня сегодня день визитов. Пожаловал герой моих рассказов собственной персоной.