ГЛАВА 3

«Не вздумай открываться! — гипнотизировала Меган Каллаген массивную металлическую дверь. — Я не готова!», понимая, что не будет готова никогда. Бесстрастное лицо и затуманенные голубые глаза словно говорили остальным членам команды: «Не мешайте мне, я собираюсь с мыслями».

Университетская детская больница, третья по величине среди педиатрических больниц в США, в отличие от большинства других медицинских центров Южной Калифорнии была оснащена всем необходимым для лечения детей в критическом состоянии. Больные, которых привозили на машине «скорой помощи», сначала поступали в отделение травматологии.

Всех сотрудников в последние минуты перед приемом одолевал легкий мандраж. Сьюзен, старшая медсестра, как фокусник, вертела в руках инструменты и пузырьки с лекарствами, выстраивая их на подносе из нержавеющей стали, будто солдатиков на параде. Медбрат, щеголявший с кольцом в носу, настолько огромным, что оранжевая прическа «шипы» впечатляла лишь особо наблюдательных, болтал без умолку. Анестезиолог с неизменно мрачным видом проверяла и перепроверяла снаряжение. И Меган, ординатор с трехлетним стажем, стояла неподвижно, скрестив на груди руки в перчатках, и взглядом сверлила видавшую виды двустворчатую дверь.

Для четверки из Первой травмы общими в экипировке были только перчатки и защитные очки. В остальном компания пестрела всеми цветами радуги. Меган носила потрепанный желтый халат поверх истертых джинсов и зеленую блузку. Сьюзен предпочитала просторный цветастый «костюм хирурга» — рубашку с коротким рукавом и брюки, а медбрат — футболку тайдай с фиолетовым узором. Анестезиолог была одета в темно-синий костюм.

Во рту Меган пересохло. Работа в отделении, как тонко срежиссированный спектакль, щекотала нервы действием «актеров на сцене» и реакцией «зрителя в зале», но это в лучшем случае. А в худшем — напоминала сумасшедший дом. Меган не интересовали крайности: она готовилась стать педиатром общего профиля и не относила себя к тем, кому экстренная медицина восполняет недостаток адреналина в крови.

Мысли прервала внезапная сирена, и отблески красного света, пронзив створчатые окна, заметались по комнате. Противно засосало под ложечкой, но тут же отпустило — «скорая помощь» промчалась мимо больницы. Заметил ли кто, как она облегченно вздохнула? Хотелось верить, что нет.

— Меган, а что ты знаешь о ребенке, которого мы дожидаемся? — спросила Сьюзен тоном, по обыкновению, граничащим с допросом.

— Немногое. Мальчику четыре года. Повышены лейкоциты, в основном за счет лимфоцитов. Его осмотрели в нашей клинике в Гватемале и…

Нос-Кольцо обернулся, удивленно вскинув брови:

— Кажется, ты собиралась туда в следующем месяце?

— Отбываю уже через пару дней. Страсть как захотелось полетать, — отшутилась Меган.

В конце практики Меган, как стажер, имела право провести второй месяц не в отделении неотложной помощи, а в клинике в северной части Гватемалы и не преминула этим воспользоваться. В отличие от перегруженных работой коллег она не бежала от повседневности, а надеялась, что перемена мест поможет справиться с душевным разладом. Здесь, в отделении, даже стены напоминали о разрушенном романе с Люком Маккеной.

Штат гватемальской клиники состоял из добровольцев Университетской детской больницы. Ежегодно примерно с десяток пациентов из клиники доставлялись в больницу для проведения сложных хирургических операций. Сегодняшний пациент в их число не входил, потому что диагноз отсутствовал.

— Видно, там полно коротышек, и наша Синеглазка придется ко двору, — ухмыльнулся Нос-Кольцо.

— Вот именно. Всю жизнь мечтала поехать туда, где самыми элегантными считают низкорослых и мускулистых, — парировала Меган. Постоянная работа отнимала львиную долю времени, частенько посягая и на обеденное. Пользы — никакой. Разве что подтянутая фигурка, которая, увы, не скрадывала природную мускулистость. В детстве излишки мышечной массы «съедались»: отец привил ей любовь к спортивной гимнастике.

Сьюзен сделала нетерпеливый жест рукой:

— Давайте-ка о ребенке…

— Никто не может с уверенностью сказать, чем он болен, — начала объяснять Меган. — В клинике считают, что у мальчика, возможно, лейкоз. Однако лимфоциты не опухолевые.

— Как это?! — удивилась Сьюзен.

— А так. Лейкозных, бластных клеток в крови не обнаружено. Но какая там лаборатория? Кто знает… — пожала плечами Меган. — Изначально мальчика не собирались направлять в отделение неотложной помощи. При стабильном состоянии он должен был прямиком попасть в больничную палату, но в самолете возникли проблемы с дыханием.

Анестезиолог, присоединявшая кислородную трубку к вентилю в стене, насторожилась.

— Какие именно?

— Точно не знаю. Известно, что пилот связался с аэропортом, оттуда позвонили нам, и было решено выслать транспортную бригаду. Перед тем как покинуть аэропорт, бригада доложила, что мальчик на кислороде, но дышит самостоятельно. — Меган взглянула на круглые настенные часы: стрелки показывали 19:03. — Это было двадцать минут назад.

Сьюзен скривилась.

— Интересно, какому умнику пришло в голову, что мальчик готов к перелету? — Она развернулась к Меган: — Кстати, не ты ли у нас сегодня за старшего?

Меган, задетая интонацией, помедлила с ответом.

— Да, больше некому. Я единственный дежурный ординатор.

На последнем слове голос сломался, взлетев на несколько октав.

Проклятие! Еще куда ни шло, что голос всегда сипел, как у заядлого курильщика, но надламывался он совсем некстати — когда она нервничала или была расстроена, — и это сильно раздражало.

Сьюзен украдкой посмотрела на листок бумаги, висевший на противоположной стене.

— А кто сегодня в отделении из штатных врачей? Если к нам везут ребенка, о котором мы знаем так мало, то я требую присутствия штатного врача.

Меган и без графика дежурств знала, что это Маккена — основной лечащий врач, который лично составлял расписание. И когда был ее черед, он дежурил тоже. Случайно ли? Она не сомневалась, что нет. Намек ясен: Люк не верил, что Меган может самостоятельно справиться с ответственной работой.

— Маккена, — наконец ответила она.

— Маккена, — повторила Сьюзен, словно оценивая масштабы события. — Отлично.

— А-а, Продавец льда грядет…^[1] — хмыкнула анестезиолог.

Продавец льда. О способности Люка хладнокровно мыслить и действовать в сложнейшей обстановке ходили бесчисленные легенды. Поговаривали также, что это негативно влияет на его недюжинную мужскую потенцию. Маккена сделал то, Маккена смог вот это, Маккена вставил плевральную трубку одним мизинцем, Маккена поборол огромную гориллу перед операцией по трансплантации сердца и бог знает, что еще.

Меган находила прозвище скорее странным, чем лестным, и подозревала, что и Люку все равно. По крайней мере виду он не показывал, а там — кто знает? За восемь полных месяцев — до того как их отношения прервались — Маккена редко обнаруживал чувства более глубокие, чем лужа на асфальте.

— За эту неделю вы вместе уже в третий раз, — добавила анестезиолог. — Возможно, крошечный огонек надежды еще теплится ради Продавца льда.

Медсестра и медбрат разом вскинули головы, коротко взглянув на анестезиолога, затем на Меган, и быстро уткнулись обратно в бумажки.

Меган хотела что-то возразить, но быстро передумала. Отвечай не отвечай, они все равно будут считать так, как им хочется.

«Господи, с меня хватит. Видеть его больше не могу!»

Оглядываясь в прошлое, приходилось признать, что эта затея была обречена изначально. Он — уже два года штатный лечащий врач, она — начинающий ординатор. Сказывались и семь лет разницы в возрасте. Правда, военная карьера Люка перед учебой в медицинской школе немного сокращала профессиональный временной разрыв.

В итоге оказалось, что все не важно.

Люк никогда не отдавался чувствам так же ярко, как она, и это решило судьбу отношений. Он скупо отвечал на душевную теплоту, которую Меган дарила без остатка, не хотел раскрывать ей свое «я». Клубок противоречий в характере Люка — доброту и порядочность, с одной стороны, сдержанность и непроницаемость, с другой, — распутать не удалось.

Три месяца назад, когда ей и так было очень нелегко, она отказалась от надежд.

Но поскольку соперницы-завистницы были столь… очарованы Маккеной, то время от времени они напоминали ей о том, что хотелось забыть, и побыстрее.

Еще одна сирена. Меган посмотрела на Сьюзен. Та для удобства прикрепляла полоски тесьмы на край операционного стола и не отвлекалась.

Внезапно сирена смолкла — «скорая помощь» достигла пункта назначения.

Из динамика над дверью раздался пронзительный крик:

— Машина «скорой помощи» в боксе, машина «скорой помощи» в боксе.

Меган обвела взглядом комнату и поморщилась — неприятное ощущение под ложечкой вернулось. Где же Люк?

Спустя минуту она услышала лязг колесиков тележки-каталки и приглушенные голоса. В животе что-то сжалось.

Ш-ш-ш… Тяжелые металлические двери раскрылись, и отряд в голубых комбинезонах с эмблемой цвета радуги и надписью «У.Д.Б.» вбежал в отделение с каталкой и миниатюрным грузом.

Тело мальчика укрывали одеяла, по краям каталки была разложена оснастка транспортной бригады: бежевые мониторы, выплевывающие зеленые волнистые линии, ярко-оранжевые коробочки, заставленные пузырьками с лекарствами, и два зеленых резервуара по бокам.

Меган видела только темно-русые волосы мальчика, накрывавшую лицо кислородную маску и взгляд темных глаз, мечущийся по комнате.

Персонал транспортной бригады еще только готовился сворачивать оборудование, а команда травматологического отделения уже включилась в работу. Сьюзен снимала с ребенка остатки одежды. Медбрат с трубкой для капельницы на шее искал вену. Анестезиолог нашлепывала новую серию самоклеющихся электродов к аппаратуре для мониторинга. Работа кипела и прервалась лишь однажды — когда мальчика переложили на операционный стол.

Меган наконец-то смогла рассмотреть типично индейские черты: округлое лицо, широкие скулы, прямые темные волосы. И худоба. Болезнь, какой бы ни была, подтачивала его на протяжении многих месяцев.

Не успела она приступить к углубленному осмотру, как услышала требовательный голос Сьюзен:

— Какие будут указания, доктор?

Меган плотнее придвинулась к столу и через чье-то склонившееся плечо дотянулась стетоскопом до груди ребенка. В средствах для выбора позиции не стеснялся никто. В сплетении рук над столом, пересекаясь в воздухе, в бешеном темпе мелькали инструменты, бинты, шприцы, мешки для капельницы, трубки и провода.

Терапевт транспортной бригады, стоявший за спиной Меган, уже взялся составлять строго регламентированный отчет, который включал оценку действий команды и проведенную терапию. Он не содержал ни единого ключевого параметра, который указал бы на диагноз, только то, что они не обнаружили: лихорадки нет, дыхание без посторонних шумов.

— Я позвонил из аэропорта. Через несколько минут уровень CAT упал до восьмидесяти процентов, — сказал доктор из транспортной бригады. — Мы увеличили подачу кислорода до примерно десяти литров в минуту и ввели альбутерол аэрозоль, чтобы открыть дыхательные пути. Но CAT по-прежнему колеблется в пределах восьмидесяти пяти процентов.

Уровень насыщения кислорода в крови — CAT — только в цифрах отражал то, что Меган видела и так: кислородное голодание. Почему? Вероятным объяснением могла быть пневмония, но тогда она услышала бы в легких посторонние шумы — хрипы и потрескивания, а их не было.

Меган повернула голову к терапевту транспортной бригады:

— Вы давали антибиотики?

— Хотел, но капельница вышла из строя, а новую мы ввести ему не смогли.

Снова вмешалась Сьюзен:

— Доктор, какие будут указания?

Вопрос прозвучал как команда. Медсестра и медбрат переглянулись, и от Меган это не ускользнуло.

У каждого, кто находился сейчас в операционной, опыта больше, чем у Меган. Малейшая неуверенность — и они воспользуются этим с превеликим удовольствием. Немедленно. Тщательно контролируя голос, ровным тоном она зачитала длинный перечень анализов крови и распорядилась ввести антибиотики широкого спектра действия против вирусных инфекций. Она выжидающе посмотрела на терапевта транспортной бригады, но тот только безразлично пожал плечами, заранее соглашаясь с чем угодно.

— И запросите рентгенологию, срочно, — приказала Меган. — Их ждали одновременно с доставкой пациента. — Памятуя о том, что рентгенолог не дурак вздремнуть и пунктуальностью не отличался, она добавила: — Напомните ему, что срочно — значит, сию же минуту.

— Обязательно известите нас, если окажется, что у него экзотический вид инфекции, — напомнила медсестра из транспортной бригады. — Мы находились с ним в непосредственном контакте.

— Наслышана, — сказала Сьюзен. — Всем надеть защитные маски и халаты.

Она открыла застекленный шкаф и принялась выбрасывать в протянутые руки принадлежности для защиты от инфекций.

— CAT снижается: семьдесят восемь процентов, — сообщила анестезиолог. — Дыхание затруднено. Даю альбутерол, максимальную концентрацию.

Надев маску, Меган охватила взглядом тело мальчика, надеясь найти физические признаки, намекающие на причину болезни. Кожа на ребрах сильно натянулась от напряженного дыхания, искажая на грудной мышце грубую татуировку в виде полумесяца.

Но внимание уже было приковано к лицу, приобретавшему пепельно-серый цвет. Боже праведный!

— Переключите его на нереверсивную маску, — распорядилась Меган.

Специальная маска, состоявшая из мешка-резервуара и однонаправленных трубок, увеличивала приток кислорода до восьмидесяти процентов — вдвое больше, чем обычно.

— Уже начали. — Терапевт демонстративно подержала маску перед Меган, пока та выуживала из ящика переносного шкафчика какой-то разъем.

Сьюзен схватилась за телефонную трубку:

— Звоню, чтобы выяснить, где Маккена.

Меган ничего уже не слышала.

— Как зовут мальчика? — спросила она.

— Хосе Чака, — отозвалась медсестра из транспортной бригады.

Меган заглянула в огромные карие глаза — они были переполнены страхом.

— No se preocupe, Jose. Vamos a tomar el buen cuidado de tu, — тихо сказала она, приложив ладонь ко лбу ребенка. Сносно говорить по-испански в Университетской больнице обучали почти всю ординатуру. «Не волнуйся, Хосе. Мы о тебе позаботимся. Все будет хорошо», — повторила Меган про себя.

Малыш неотрывно смотрел ей в глаза. Он ничего не ответил: для ответа не хватало воздуха. Для жизни — тоже.

Все происходило слишком быстро. Пациент умирал.