Глава 33

Наступила пятница, вечер, и я снова почувствовал в животе голодные спазмы, однако на этот раз почти решил обойтись без «Транспланта», заменив его тефтелями, которые можно было быстро разогреть в микроволновке. Я, однако, позабыл про Чарли, который появился на своем причале ровно в половине шестого, и вид у него был самый парадный.

– Эй, примерный мальчик! – заорал он. – Тихоня, который не отвечает на телефонные звонки! Я тебя жду. Садись-ка в машину, да пошевеливайся. Ужинать пора!

Я запер кабинет, в котором провел большую часть дня, и схватил ключи от машины. Через минуту я ехал по грунтовой дороге, которая вела в обход залива к парадной двери Чарли. Он уже стоял там вместе с Джорджией, нетерпеливо притопывая ногой и улыбаясь. Загнав собаку в кабину, Чарли сел сам и коротко скомандовал:

– Поехали. Вон туда!..

При этом он показывал в сторону, противоположную той, где находился «Колодец», и я удивленно уставился на него.

– Куда это мы едем?

– Захватим кое-каких моих знакомых. Я решил пригласить их с нами поужинать.

– Та-ак… – Я нажал на тормоз и, переключив передачу на «нейтраль», повернулся к Чарли.

– А поподробнее нельзя?

Чарли улыбнулся.

– Я знаю, врачи терпеть не могут, когда им указывают, что они должны делать, но ты, к счастью, не мой врач. Нужно же познакомиться с людьми, с которыми мы завтра ни свет ни заря отправимся громить какой-то старый сарай. Поехали скорей, нас, наверное, заждались.

И действительно, когда мы подъехали к Сахарному домику, Синди и Энни сидели на скамейке перед крыльцом. Обе принарядились и вид имели такой, словно их пригласили на ужин в первый раз в жизни. Впрочем, их улыбки стоили десятка «Трансплантов».

Обойдя машину, я отворил пассажирскую дверцу с той стороны, где сидел Чарли.

– Это мой шурин Чарли, – представил я его. – Большой шалопай, кстати. Впрочем, с ним вы однажды встречались. А это его подружка, ее зовут Джорджия… – Я показал на собаку.

Обе рассмеялись, и Чарли, развернувшись на сиденье, вытянул руку в направлении Синди. Обменявшись с ним рукопожатием, Синди вопросительно взглянула на меня.

– Все в порядке. – Я кивнул. – Чарли тебя не видит, но он догадался, как ты выглядишь.

Чарли улыбнулся и закрыл глаза с крайне довольным видом, словно только что съел печенье с шоколадной крошкой.

Чарли, не зная, что делать, и он чуть наклонил голову, прислушиваясь. Ее дыхание было натужным, сиплым, как у астматика, и Чарли, выбравшись из машины, опустился на колени и коснулся ладонью ее лица.

На секунду Энни замерла – руки вдоль тела, берет съехал набок. Чарли осторожно провел кончиками пальцев по ее щекам и подбородку, потом нащупал руку и несильно пожал, затем приблизил лицо к ее лицу, словно читая его – его глаза задвигались как у человека, который пристально вглядывается во мрак в надежде разглядеть хотя бы лучик света. Наконец Чарли закончил и, снова взяв Энни за руку, проговорил:

– Когда-то я знал одну девочку, которая была очень, очень похожа на тебя. – Он сжал ладошку Энни обеими руками и прижал к своей груди. – Я слышу… слышу твое сердце. Оно у тебя особенное.

В ответ Энни улыбнулась и машинально погладила висевший у нее на шее золотой сандалик.

Чарли навострил уши, поднял руку и легко коснулся украшения.

– Что это?

Энни просияла.

– Это моя золотая туфелька. Раньше она была мамина, а теперь моя!

Так и стоя на коленях, Чарли подался вперед, почти касаясь ухом груди Энни. Глядя на его напряженную позу и сосредоточенное выражение лица, я мысленно представил себе вора-медвежатника, собравшегося выпотрошить какой-то очень важный сейф. Подушечками пальцев Чарли попытался прочесть выгравированную на сандалике надпись: «Ез., 36:26».

– Это из книги пророка Иезекииля, – подсказала Энни.

Чарли кивнул и отпустил сандалик.

– «И дам вам сердце новое, и дух новый дам вам, – произнес он благоговейным шепотом. – И возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное»^[63].

Энни удивленно посмотрела на него.

– Откуда вы знаете этот стих?

Чарли улыбнулся.

– Он очень нравился моей сестре – именно эти слова… Она ужасно любила читать и никогда не расставалась с книгой. Моя сестра и вот этот Ромео, – Чарли ткнул пальцем в мою сторону, – заучивали наизусть целые абзацы из книг, а потом цитировали их друг другу вместо нормального разговора. Некоторые фразы навязли у меня в зубах, так что я никак не могу от них избавиться. Должно быть, и этот стих из книги пророка Иезекииля я волей-неволей запомнил и до сих пор не могу забыть…

Энни улыбнулась.

– А можно мне будет как-нибудь познакомиться с вашей сестрой?

– Можно, – кивнул Чарли. – Думаю, вы непременно встретитесь, но только не сейчас, а лет через восемьдесят.

Я высадил всю компанию перед «Колодцем», дождался, пока Чарли проведут и посадят за столик (Джорджия, разумеется, отправилась с ним; в «Колодец» ее пускали бы, даже если бы она не была собакой-поводырем), и только потом загнал машину на стоянку. Мне необходимо было хоть немного побыть одному, чтобы обдумать подробности моей истории – так, чтобы, когда дойдет до вопросов и ответов, я мог лгать достаточно правдоподобно.

Я подходил к дверям бара, когда сверху закапало: начинался небольшой дождь. Посмотрев на небо, я, однако, увидел достаточно плотные тучи и подумал, что ночью, наверное, будет сильный ливень.

Мои спутники сидели за столом в дальнем углу. Дэвис, одетый в фартук с надписью «Женщины меня хотят, а рыбы – боятся!», развлекал Энни своими историями, а она звонко смеялась. Остановившись в тени, где меня почти не было видно, я немного понаблюдал за тем, как ее улыбка освещает полутемный, дымный зал, преображая не только обстановку, но и саму атмосферу бара. Да, эта семилетняя девочка выглядела худой, болезненно-бледной и осунувшейся, и все же каждый раз, когда она улыбалась, словно солнышко выглядывало из-за туч. Чтобы увидеть это, не нужно было обладать каким-то особенно острым зрением – думаю, даже Чарли это заметил. Во всяком случае, его лицо сделалось каким-то особенно мягким, почти мечтательным. Казалось, оно, словно луна, отражает излучаемый девочкой свет на всех нас.

Наконец я сдвинулся с места и сел на свободное место между Энни и Синди, а Дэвис, приветственно мне кивнув, поспешил на кухню, чтобы принести заказанные напитки.

– Ну, что тут есть хорошего? – спросила меня Синди.

Я открыл лежащее перед ней меню и, чуть подавшись вперед, показал туда, где были перечислены главные блюда.

– Можешь выбирать что хочешь из «медицинского» раздела: не ошибешься, – сказал я. – Дэвис готовит потрясающие чизбургеры, в других местах нет ничего подобного.

Она взглянула на меня.

– А что закажешь ты?

Я посмотрел на Энни и снова повернулся к Синди.

– Как обычно. «Трансплант».

Энни выпустила из рук свою карточку меню, сдвинула на затылок съехавший на глаза берет и звонко рассмеялась.

– И я! И я! Мне тоже «Трансплант»! – Она взмахнула руками, словно хотела сказать: «Это просто шутка, не волнуйтесь!» – Давно хотела его попробовать!

Мы расхохотались, и я невольно подумал, как приятно просто смеяться. Смех очищал. Исцелял. Дарил спокойствие и прогонял усталость. Я и сам давно нуждался в покое и отдыхе, но еще больше, чем мне, это было нужно Синди, которая взвалила себе на плечи слишком тяжелую ношу.

Вернулся Дэвис с напитками, и мы продиктовали ему заказ:

– Три «Транспланта» и одну чистую тарелку.

Дэвис кивнул и, поставив на плиту сковороду на длинной ручке, принялся укладывать на нее котлеты для чизбургеров.

Пока мы разговаривали, несколько музыкантов на маленькой эстраде стали готовиться к вечернему выступлению. Это был наш «оркестр живой музыки» – четверо парней из Атланты, которые хоть и называли себя «Дикарями», на самом деле были вполне приличными молодыми людьми. Всю неделю они занимались страхованием и брокерскими операциями, а по пятницам садились в машины и два часа добирались до Клейтона, чтобы на один-два вечера раствориться в мелодичных импровизациях, свойственных южному року.

Пока мы ждали наш главный заказ, Синди закидала Чарли вопросами, на которые он, впрочем, рад был ответить. Слушая их разговор, я то и дело принимался ерзать или беспокойно подпрыгивать на самом краешке стула, чувствуя, что снаряды, фигурально выражаясь, ложатся все ближе к моему окопу. Чарли рассказывал о нашем детстве; его невероятные, но достаточно правдивые истории о наших похождениях и проказах заставляли Синди и Энни весело смеяться, но, к счастью, ему пока удавалось избегать даже намека на другую, не такую веселую сторону нашей тогдашней жизни.

Минут через двадцать Дэвис принес нам еду. Он поставил ее на стол, в круг света одиночной лампы, освещавшей столешницу, и нам стало не до разговоров. Я уже взял в руки вилку, как Энни неожиданно попросила:

– Мистер Чарли, прочтите, пожалуйста, молитву перед едой.

Чарли улыбнулся.

– Устами младенца… – пробормотал он чуть слышно и, взяв за руки Энни и Синди (а они в свою очередь взяли за руки меня), почтительно наклонил голову.

– Господи, – проговорил он, – Ты – единственный из всех, кто знает, что творит, и мы смиренно молим Тебя, чтобы Ты пришел и немного побыл с нами. Будь почетным гостем за этим столом. Исполни Собой наши разговоры, наше время и наши сердца, потому что они… – Чарли слегка запнулся и добавил, не поворачивая головы, но по его голосу я догадался, что он обращается ко мне: – Потому что из них – источник жизни.

При этих его словах я почувствовал, как Синди сильнее сжала мои пальцы, словно послание Чарли, державшего ее за руку с другой стороны, каким-то образом передалось через нее ко мне.

– И еще, Господи, мы благодарим тебя за Энни…

Машинально я отметил, что в баре вдруг стало очень тихо. Люди за соседними столами сидели, закрыв глаза и опустив головы, и кивали в такт его словам.

– Мы все знаем, что ей очень нужно новое сердце – чтобы понять это, не нужно быть Эйнштейном. И еще мы знаем, что это от века Твое дело, Твоя забота. Ты исцеляешь больные сердца, Господи, так исцели тех, кто сидит сейчас за этим столом – тех, кто нуждается в Твоей помощи и в Твоей милости. – Чарли снова немного помолчал, чтобы его слова лучше дошли до нас, проникли в самую глубину души. – Я не пытаюсь делать вид, будто знаю больше, чем положено Тобой, но ведь Ты сам сказал в книге пророка Иеремии: «Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя»^[64]. Ты не желаешь нам вреда, напротив, Ты благоволил подарить нам надежду на будущее… – Чарли обернул лицо к Энни. – Я знаю, что для Тебя нет ничего дороже, чем невинное дитя. Подай этой маленькой девочке хотя бы тень надежды, потому что я знаю: она этого заслуживает!

Пальцы Синди дрожали в моей руке. Какая-то женщина, сидевшая за столом за спиной Чарли, негромко всхлипнула, и мужчина рядом протянул ей платок. Чарли вскинул голову. Весь зал слушал его, затаив дыхание, и у многих глаза блестели от выступивших на них слез.

Я поднял взгляд и увидел Дэвиса, который, закрыв глаза, стоял на коленях позади стула Энни. Он молился, и его покрытые шрамами пальцы со сплющенными костяшками волнообразно скользили то вдоль, то поперек ее худенькой спины. Энни сидела неподвижно; она зажмурилась, и только губы ее слегка шевелились.

Прошло несколько секунд, и Дэвис, поднявшись, медленно отошел назад к грилю.

Боковым зрением я заметил молодого парня, который сидел в дальнем углу совершенно один и, куря сигарету, пристально смотрел в нашу сторону. Не без удивления я узнал Термита. Вот он подался вперед, так что его лицо показалось из тени, и раздавил сигарету в стоящей на столе пепельнице. Я кивнул ему, он кивнул в ответ и длинно вздохнул, выпустив изо рта смешанный с табачным дымом воздух.

Мы заканчивали ужин, когда музыканты вышли к микрофонам и заиграли свою фирменную композицию в стиле южного кантри «Заведи меня с толкача, Господи, потому что у меня сел аккумулятор».

Энни и Синди песня понравилась. Они хлопали в ладоши в такт мелодии и подпевали «Дикарям», когда соло-гитарист Стивен Джордж повторял припев.

Наконец Дэвис положил на стол чек, и Синди полезла в сумочку. Чарли услышал щелчок замка и покачал головой.

– Нет, мэм, не надо. Я вас пригласил, я и заплачу, но сначала я хочу разок потанцевать с юной леди.

Поднявшись, Чарли добрался до эстрады и что-то пошептал Стивену на ухо. Гитарист кивнул, пнул ногой педаль, соединенную проводами со стоявшим в глубине сцены усилителем, и аккуратно отложил гитару. Подойдя к электропианино, Стивен заиграл «Она ушла» Билли Джоэла.

Тем временем Чарли вернулся к столу и, взяв Энни за руку, провел сияющую улыбкой девочку к танцполу. Там он опустился на одно колено, но и в таком положении ее голова оказалась лишь немного выше его плеча. Одной рукой Чарли обнял Энни за талию, а другую отвел в сторону на уровне груди. Девочка прижала свою ладошку к его руке, другую положила ему на плечо и, не переставая ослепительно улыбаться, плавно двинулась по кругу.

К середине песни взгляды всех, кто сидел в зале, были прикованы к этой необычной паре. Синди взяла меня за руку, но я не замечал этого, пока случайно не опустил глаза. Слегка покачивая головой в такт мелодии, она неотрывно смотрела на Чарли и девочку, вбирая в себя и эту удивительную картину, и все вокруг.

Этот танец был прекраснее всего, что я когда-либо видел.

Потом я расплатился с Дэвисом деньгами Чарли, воспользовавшись этим как предлогом, чтобы осторожно высвободить свою руку из пальцев Синди. Когда Дэвис отошел, я сложил руки на коленях. Мое движение заставило Синди опомниться, она смутилась и стала комкать лежавшую перед ней салфетку. В дальнем углу ресторана Термит закурил еще одну сигарету, бросил на стол несколько мятых бумажек и, залпом допив газировку, быстро вышел.