Помнится, Ленка Колтунова говорила, что первая жена Лисовика задумала размен квартиры, поэтому, дескать, и вынуждена жить в доме бывшего супруга. Сейчас посмотрим, правда ли это.

Я позвонила Татьяне. После пятого гудка она взяла трубку.

– Слушаю, – осторожно сказала дама.

– Здравствуйте, – бодро зачастила я, – я звоню по поводу обмена. У вас ведь трехкомнатная квартира?

– Да, но... – начала Татьяна.

Я не дала ей договорить:

– Кухня большая? Окна куда выходят – на улицу или во двор? Соседи шумные? Плита газовая или электрическая? Квартира требует ремонта?

Художнице удалось вклиниться в словесный поток:

– Подождите, девушка, вы меня прямо ошеломили. О чем вы? Какой обмен?

– Ну как же, вот у меня объявление с вашим телефоном: «Меняю трехкомнатную квартиру рядом с метро „Сокол“ на две. Хрущевки не предлагать».

– Откуда у вас это объявление?

– Муж дал, сказал, что нашел в газете.

– Это какая-то ошибка, – решительно заявила Татьяна, – я ничего не меняю. Не звоните сюда больше!

Ну вот, что и требовалось доказать. Дамочка наврала про обмен. Несомненно, цель была та же, что и у первой жены, – поселиться в доме Лисовика. Но зачем? Неужели Татьяна замышляла убить олигарха? И с успехом реализовала свой план?

Раскинув мозгами, я пришла к выводу, что эта версия имеет право на существование. Главная улика: Татьяна позвонила Дашке под Новый год. Учитывая, что они вообще не общались, звонок выглядит весьма подозрительно. И что же под большим секретом сообщила первая бывшая жена второй? Что Лисовик собирается оставить бизнес и уехать на Гоа. Другими словами: финансовая кормушка, из которой питалась Дашута, скоро закроется.

Несомненно, алчность Дашки ни для кого не была в семье секретом. Можно было со стопроцентной уверенностью предположить, что она рванет к Лисовику и всеми правдами и неправдами останется в доме, чтобы стеречь добычу. Зачем Татьяне понадобилась такая конкуренция? Ведь у самой художницы наверняка нашлись бы кое-какие пожелания финансового характера к Леониду Назарьевичу. Деньги лишними не бывают, особенно те, которые достаются на халяву! Присутствие рядом хитрой и расчетливой стервы могло здорово помешать в дележке пирога.

Но, очевидно, именно этого Татьяна и добивалась: чтобы Дашка постоянно околачивалась в доме. Ведь в толпе преступнику легче затеряться! Убийство можно свалить на Дашуту, тем более что и мотив, и возможность совершить преступление у нее были.

Решив во всем разобраться, я поехала в художественную галерею «Праздник славян», расположенную в тихом переулке рядом с метро «Фрунзенская». Как зло и коротко сообщила мне Дарья, владельцем галереи являлся Леонид Назарьевич, а его первая супруга служила наемным директором. И эта ситуация ее не устраивала!

Название галереи ввело меня в заблуждение. Я ожидала увидеть здесь творения в псевдорусском духе: матрешек, гжель, картины а-ля «Иван Царевич на Сером Волке» Виктора Васнецова... Однако в «Празднике славян» были представлены авангардные работы. Угрожающая инсталляция из пивных банок, загадочная скульптура из переплетенных фигур (предположительно мужских), фарфоровые тарелки в форме «звездочек» октябрят, только вместо курчавой головки Володи Ульянова в центре красуется физиономия Адольфа Гитлера...

Увидела я и полотна Татьяны Муравьевой. Мои впечатления: нечто невнятное, но с претензией на гениальность. Один холст художница испещрила цветными линиями. Очевидно, работала она над картиной после хорошей попойки, потому что линии были проведены дрожащей кистью. Название творения – «Пророки в Отечестве». Надо ли говорить, что ни пророков, ни Отечества в явном виде не наблюдалось.

На другом холсте словно курицы потоптались. Название гласило, что перед зрителем картина «Радость манящая». Ничего радостного я не заметила, хотя, возможно, птицы повеселились от души. Рядом с картиной висел ценник, я пересчитала нули, и у меня глаза на лоб полезли: почти четыре тысячи евро! Теперь ясно, что за радость имеется в виду: только хронический идиот с улыбкой от уха до уха может позариться на такое убожество!

Не знаю, может быть, кому-нибудь подобные творения кажутся гениальными, и он готов выложить за них уйму денег. Но, на мой взгляд, это самая что ни на есть профанация искусства. У меня есть четкий критерий того, как отличить шедевр от халтуры. Надо задать себе вопрос: «Смогу ли я сделать то же самое?» Свалить пивные банки в одну кучу – для этого много ума не надо. А ты попробуй, сотвори нечто такое, от чего у меня дыхание перехватит, сердце заколотится и давление подскочит к 200/140 мм. рт. ст. Слабо?

Посетителей в галерее было не густо. Кроме меня по залу слонялся огромный негр в мятой футболке и шортах. Он периодически останавливался около какой-нибудь композиции и цокал языком. При этом невозможно было понять, нравится ему работа или таким образом он выражает свое недовольство.

Администратор зала, молоденькая девчонка с пирсингом в носу, трепалась по телефону и не обращала на нас никого внимания:

– Ой, Наташ, не знаю я ничего насчет отпуска. Возможно, у меня скоро вообще работы не будет. Ну, как почему? Ты ведь знаешь, что галерея принадлежит Леониду Лисовику. Так вот, он хотел ее продать и в самый разгар сделки неожиданно умер. Теперь неизвестно, можем ли мы оставаться в этом здании. Татьяна пытается навести справки, но пока ничего не узнала. В общем, мы все находимся в подвешенном состоянии...

Так вот оно что – Лисовик собирался продать галерею! Интересно, как к этому отнеслась его первая жена? Наверняка рвала и метала. Это же настоящая катастрофа для творческого человека – потерять возможность выставлять свои произведения. Тем более, если твоих уродцев никуда больше не примут...

– Я могу вам помочь? – нервно обратилась ко мне администратор.

– Да, – я приветливо улыбнулась, – где можно найти Татьяну Андреевну?

– Директор работает в мастерской, ее сейчас нельзя беспокоить.

– Видите ли, я ее хорошая знакомая, уверена, что Татьяна Андреевна будет рада моему появлению.

Девушка придирчиво меня разглядывала, а я прямо-таки светилась дружелюбием.

– Ну, хорошо, – наконец решилась она, – видите табличку «Служебный вход»? Пройдите в эту дверь, далее прямо по коридору и упретесь в мастерскую.

Дойдя до двери мастерской, я постучала, но не услышала ответа. Тогда я осторожно заглянула внутрь. В нос мне ударил странный запах – смесь зоопарка, аквариума и магазина лакокрасочных материалов. Татьяна Муравьева стояла посредине комнаты с кистью в руке, ее рабочий комбинезон был весь испачкан краской.

– Татьяна Андреевна! – позвала я. – Можно к вам?

Художница сразу меня узнала:

– Вы? Что вам нужно?

Я протиснулась в мастерскую и совершенно невежливо ответила вопросом на вопрос:

– Надеюсь, я вас не отвлекаю?

– Вообще-то отвлекаете, – сердито отозвалась она. – Но раз уж вы все равно зашли, то помогите мне перевернуть эту картину!

Я подошла ближе и увидела странное зрелище. На полу лежал холст, натянутый на раму, по холсту ползли улитки. За каждой тянулся след определенного цвета: красный, синий, черный... Следы были неуверенными, дрожащими, я сразу признала в них линии из «Пророков в Отечестве». Татьяна снимала улитку с холста, макала кисточку в соответствующую краску и мазала тельце несчастной представительницы класса брюхоногих. Потом она ставила улитку на место и принималась за следующую.

– Господи, что вы такое делаете?! – воскликнула я.

– Создаю бессмертное творение, – скромно ответила Муравьева.

– Они же подохнут, ваши улитки! Краска их убьет!

– Ерунда, у меня еще целый аквариум, – махнула кистью дама. – Зато их смерть не будет напрасной, они умрут во имя искусства!

Меня охватила злость. Сама-то, небось, не жаждешь окочуриться ради собственной мазни! Так почему должны страдать невинные моллюски?

Рядом с незаконченной картиной стояла включенная лампа. Все улитки ползли по направлению к свету, и только одна упорно двигалась в противоположную сторону. После себя она оставляла след веселого поросячье-розового цвета.

– Беритесь с той стороны, я возьмусь здесь, – велела Татьяна. – Так, осторожно поднимаем картину, чтобы не сбросить улиток, переворачиваем по часовой стрелке и кладем на пол. Ну вот, теперь они поползут в другую сторону, в рисунке появится разнообразие.

И точно, улитки тихонечко развернулись к лампе. Все, кроме розовой. Она настойчиво двигалась по своему маршруту.

– Эта розовая линия вносит в картину восхитительную диссонансную ноту, – заметила Татьяна. – Некий дух свободы, вы не находите?

Я находила, что здесь творится полнейшее безобразие. Нельзя эксплуатировать бессловесных тварей, присваивать себе результат их труда, а потом выкидывать на помойку! Я была готова высказать свое возмущение Муравьевой, но сообразила, что ссора вряд ли сделает ее сговорчивей. А ведь мне так много надо узнать!

– Кстати, а где тушканчики? – спросила я.

– Какие тушканчики?

– Помнится, Изольда говорила, что вы заставляете тушканчиков скакать по холсту.

– Чего вы хотите от Изольды? – с притворным состраданием вопросила Татьяна. – Она же невежественная женщина! Не было у меня никогда тушканчиков, были крысы, курицы, даже варан был. А тушканчиков не было! Она вообще представляет себе, как бы я их на холсте удержала, они же в секунду ускачут?! Одно слово – «вешалка»!

– Не любите вы ее, да?

– А чего ее любить, она же не доллар. Нормально я к ней отношусь, в соответствии с заслугами. А они у нее нулевые. Мне вот лично не очень понятно, почему модель за вертение задом получает в тысячу раз больше учителя или врача. Ну, то есть, конечно, понятно с точки зрения так называемой рыночной экономики, а вот чисто по-человечески это несправедливо. Вы так не считаете?

Я ушла от ответа:

– Странно, а Изольда о вас хорошо отзывается...

Мои слова художницу ничуть не смутили.

– Правда? Значит, она тоже оценивает меня объективно, – самодовольно заявила дама и тут же спросила: – Так зачем вы все-таки ко мне пожаловали?

– Я хочу поговорить о наследстве Лисовика.

Муравьева не стала миндальничать и прямо поинтересовалась:

– Вы-то тут каким боком замешаны?

– Никаким. Просто у меня к вам просьба: пожертвуйте деньги на благотворительность. Ведь вам, судя по всему, скоро перепадет треть состояния покойного олигарха.

Собеседница даже икнула от неожиданности:

– Пожертвовать деньги? Кому?

– Мне, например.