Петра

В воскресенье меня отпустили на сутки домой, и мне повезло – прямо на повороте попался траянский лавочник, ехавший на ферму за оливковым маслом. В кузове у него побрякивал запас пятилитровых, отмытых до блеска бутылей, а в кабине стояла пузатая терракотовая ваза с пробкой. Когда он подобрал меня на дороге, то велел сесть в кабину и держать вазу на руках, как ребенка.

Дома я сварила для мамы суп, вытряхнула из хлебницы засохший хлеб и залила его вином, чтобы к вечеру сделать панцанеллу, а потом отправилась в комнату брата, в которой все пока что оставалось так, как было: плакаты с Лиамом Хоулеттом на стенах, компьютер с разлохмаченным проводом, железная стойка с одеждой, даже бутылки из-под «Ducale» у двери. Я лежала на узкой кровати и слушала, как мать передвигается по дому – тихо, как будто босиком. Наверняка она уже чувствовала неладное, но опасалась спросить. Особенно сегодня, когда я заперлась в его спальне на целый день.

Потом я встала и принялась обыскивать комнату по второму разу. Мне просто нужно было чем-то заняться. Я простучала стены, вытряхнула все из ящиков стола, даже корзину с грязным бельем проверила. Какое-то время я сидела на полу, прижимая носок брата к лицу. Потом села за стол, открыла компьютер и снова просмотрела все февральские следы: письма от друзей, закладки в браузере и чаты на форуме ныряльщиков. Я знала, под каким ником он туда выходил: cacio_forever.

Страницы обновлялись еле-еле, потому что я подключила Сеть через телефон. Судя по дате, Бри трепался с друзьями в чате в тот же день, когда отправил мне дырявую открытку. Значит, провайдер отключил Интернет на несколько дней позже. Тогда почему брат не послал мне электронное письмо? Ведь ему пришлось искать конверт, марку, надписывать адрес и идти по шоссе на почту в Аннунциату.

Я достала открытку из дорожной сумки и принялась ее разглядывать. Можно предположить, что кусок картона был вырезан вместе с почтовой маркой. Наверняка брат пользовался моим маникюрным набором, квадратик аккуратный, кухонными ножницами так гладко не вырежешь. Открытка была ненастоящей, на ней не было ни полосок для адреса, ни всяких там надписей вроде Poste Italiane или Par Avion. Может, дело не только в убийстве, которому брат стал свидетелем, но и в марке, которая была здесь когда-то наклеена? И как связана эта открытка с убийством хозяина отеля?

Я сидела на стуле своего брата и смотрела в экран компьютера, заляпанный следами пальцев. Он вечно что-нибудь грыз в своей комнате, таскал туда бутерброды, и в клавиатуре тоже были хлебные крошки. От мысли, что я могу вытрясти их оттуда и доесть, у меня вдруг похолодела спина.

Выйдя из его комнаты, я увидела, что мама подмела кухню и растопила плиту, это было хорошим знаком. Последние несколько дней вообще были хорошими, мама сидела в саду, читала старые журналы и посмеивалась. В прошлый вторник я ей выгребла целую груду из-под братовой кровати: «Панораму», II Giornalino и комиксы.

Мама у нас не больная, а обиженная, сказал мне брат, когда я пошла в школу, и не слушай никого. Отец ушел, она обиделась и стала не такая, как все. Она не сумасшедшая, что бы там соседки ни говорили. Никому не рассказывай, Петручча, что происходит в доме. Никаким учителям. Даже если мать известку примется есть или варить спагетти в мыльной воде. За ней присматривать нужно, а так – ничего страшного.