FLAUTISTA_LIBICO
Странная штука, все это время (пока я училась, работала в массажном салоне у китайцев, продавала дурь в салернском клубе, меняла квартиры, искала способ пробраться в собственный дом, а потом продумывала план действий) то, что я собиралась сделать, казалось мне довольно невинным. Наподобие той шутки, которую моя тезка учинила с моряками дредноута, переодевшись абиссинским принцем.
Мне уже приходилось убивать, еще в интернате, но тут было другое дело. Весь фокус в прикосновении: когда ты прикасаешься к человеку, слышишь его кашель, видишь блеск белков и мелкие движения лицевых мышц, понимаешь, как там, в розовых стенках, качается хриплый маятник, который ты хочешь остановить, становится здорово не по себе. Стоя перед Аверичи и готовясь прекратить его жизнь, я ощутила его бытие так сильно, как если бы стала им физически, до этого он был просто пожилым бонвиваном, стриженным под бобрик (с мертвым джокером вместо сердца). Но тут его жизнь (очень метко и тихо) прекратил кто-то другой, а мне осталось только взять пучок травы и очистить свои ботинки от крови.
На поляне никого не было, стреляли из зарослей орешника или со стороны аллеи. Мне показалось, что я вижу светлый промельк в кустах, отделяющих павильон от дороги, но это могла быть и птица или просто игра теней. Странное чувство испытываешь, когда кто-то убивает того, кого собиралась убить ты. И тем же способом. Как будто делает тебе подарок.
Что ж, убийце не повезло: тот, кого он хотел подставить, вообще не пришел. Зато у меня появилась возможность подсунуть своего персонажа в список подозреваемых. Позднее, когда я узнала о четырнадцати других записках, то испытала досаду, но вместе с тем и странное удовлетворение. Что-то в этом замысле было мне близко, какая-то циничная небрежность: сработает, не сработает, главное, повеселимся. Хотя мою импровизацию это обстоятельство развалило. Так же, как ее развалило алиби капитана, от которого просто выть хотелось, такое оно было хорошее.
Аверичи сидел там, запрокинув голову на перила, и уже не мог отвечать на мои вопросы. Из кулака лисьим ушком торчал клочок бумаги. Делать нечего, мне пришлось наклониться и аккуратно вытянуть бумагу из мертвых пальцев. Имени убийцы на записке не обнаружилось (чудес не бывает), но и в таком виде она могла послужить мне не хуже пистолета. И это все. А у меня было столько вопросов. Я тысячу раз прокручивала эту сцену в разных вариациях.
Убивай, сказал бы он, например, глядя мне в лицо. Будь осторожнее, после этого он может убить и тебя – чтобы не платить, например. Знаешь, что сказал по этому поводу Черчилль? Если убить убийцу, количество убийц не изменится.
Или так. Передай тому, кто тебя послал, сказал бы он, что сицилийская ошибка вильнула хвостом и уплыла в открытое море. Я бы рассердилась и надавила бы пистолетом на впадину фэн-фу, но он продолжал бы говорить, хотя и съежился бы от боли. Я нашел марку, когда перестраивал здание, сказал бы он, и с тех пор носил ее при себе. Несколько лет баловался с ней по игорным домам, но ни разу не ставил на кон. Было довольно трудно преодолевать искушение. Однажды я понял, что рано или поздно проиграю марку, нашел посредника и продал ее на немецком аукционе. Потом я некоторое время побыл богатым человеком. Потом поехал в Грецию, к монахам. И купил себе «Бриатико».