Воскресные письма к падре Эулалио, апрель, 2008

Знаешь ли ты, что у моей младшей дочери на затылке хохолок, будто у коршуна?

Сегодня плохо спал и думал о том, как мало осталось. Я ведь никогда не хотел быть комиссаром полиции, ты это знаешь, падре. Я думал, что окончу университет, устроюсь работать консультантом в юридическую фирму, увижу свет, буду жить в поездах и самолетах. В детстве мы с дружком делали монгольфьер: гигровата, медицинский спирт, бумага, нитки. Запускали его с вершины холма. Он всегда сгорал раньше, чем достигал мало-мальски приличной высоты, но я знал, что в принципе можно уцепиться за шнур и полететь.

Кто бы мне сказал, что я приеду на лето к родне, внезапно женюсь на дочери лавочника и проведу тридцать лет жизни в деревушке, из которой в мир ведет единственное шоссе между двух гранитных скал. Что я стану сержантом, потом получу повышение, буду дежурить по ночам, возвращаться домой рано утром, обливаться из бочки и валиться спать до самых сумерек под звяканье медных кастрюль. Что в принципе все будет неплохо, кроме одного: по утрам мне трудно будет заставить себя открыть глаза.

Не знаю, как быть с нашим фондом, у меня была надежда изрядно его пополнить, но затея провалилась, и там по-прежнему двенадцать тысяч, собранные в прошлом году. Муниципальный чиновник, приезжавший из Салерно, обещал похлопотать в министерстве культуры, и я радостно взял его на охоту в холмы и даже поил вином из особой заначки. Однако стоило сказать ему, что фонд не зарегистрирован и поддерживается только горсткой горожан, как он сморщил рот и замотал головой: такое никто даже рассматривать не станет. Но ведь это общественная инициатива, сказал я, разве она не заслуживает одобрения? Вот если бы собирали на школьный стадион, протянул он, пряча глаза, а тут православная часовня, дело скользкое, и вообще не наша епархия.

Приходила траянская сыщица в голубых туфлях. Теперь у нее новая идея. Диакопи убили потому, что он завладел маркой. Я сразу сказал ей, что я об этой версии думаю. Убивать человека, чтобы отобрать у него какую-то вещь, есть смысл только в одном случае: если ты уверен, что вещь у него с собой, и точно знаешь, что, убив его, не потеряешь последний шанс.

– Кто мог знать, что Диакопи носит марку с собой? – спросила девчонка. – И кто мог добраться до него с такой легкостью? Только его сообщник. Понимаете, комиссар, они все делали вместе, с самого начала. Они заполучили свою добычу, но не смогли ее поделить. Осталось только понять, кто из обитателей отеля подходит к этой роли.

– Есть какие-то мысли по этому поводу? – лениво спросил я, выгребая последние крошки из жестянки с табаком.

– Есть, – подойдя к моему столу, она облокотилась на него и приблизила свое лицо к моему. – Я все время думаю об одном человеке. Очень умном молодом человеке. Может быть, он с самого начала охотился за маркой и просто использовал простодушного Ли Сопру? Знаете, есть такая стратагема: убей чужим ножом?

– Молодой человек, значит. А может быть, он просто не захотел с тобой спать? – сказал я, укладывая трубку в кисет. – Может быть, ты от этого на стенку лезешь? Изложи мне все это в письменном виде, я подумаю.