Маркус. Среда

Утро среды не предполагало процессий, так что он довольно быстро прошел через площадь и миновал главную улицу, засыпанную пожухшей пальмовой листвой. Новые ветки уже продавали возле здания муниципалитета, вместе с аккуратными пакетиками розовых лепестков. В субботу эти лепестки нужно будет рассыпать в пыли, чтобы дорога к храму показалась Мадонне более приятной.

Все утро Маркус думал о пароле, который может открывать блог флейтиста, но не смог даже предположить ничего стоящего. А прочитать его нужно было теперь, пока он в нескольких шагах от «Бриатико». Он ждал какого-то знака, озарения, но ничего, ровным счетом ничего не приходило ему в голову. Признаю себя ослом и жду ваших распоряжений, как говорил сквайр Трелони капитану Смоллетту.

Набережная уперлась в ворота портового склада. Маркус прошел под навесом из балок, выгнутым, будто брюхо баркаса, и направился в портовый бар, где хозяином был деловитый позитанец, бочками привозивший со своей родины Lacrima Christi.

У дверей траттории красовалось иудино дерево в россыпи запоздалых бутонов. Маркус сел за стол и достал свой блокнот. На скатерти перед ним лежала горстка розовой соли, которой присыпали пятно от пролитого на скатерть вина, с кухни доносились голоса поваров и запах жареного розмарина, в печи шевелилась струйка золы, и ему вдруг стало весело. Позитанец принес стакан, оливки и графин молодого вина, отдающего бочкой, и Маркус стал пить его большими глотками, захлебываясь острой, леденящей переносицу фалангиньей.

Перечитав вчерашние записи, Маркус достал карандаш, отчеркнул их сплошной линией, поставил число и продолжил на новой странице.

Этот блог нужно взломать, кровь из носу. Пока я не доберусь до записок флейтиста, не смогу закончить книгу, а тем, что у меня сейчас написано, только полицейскую буржуйку топить. Хотя еще недавно мне казалось, что я один знаю, что там на самом деле произошло. Почему девчонка так уверена в том, что флейтист – это я?

Я выдавал себя за англичанина, у блогера мать англичанка. По возрасту мы не слишком отличаемся, хотя я думаю, что блогер моложе. У нас обоих матери давно умерли.

Я побежал к тайнику во дворе дома Понте, как только узнал про него, но я надеялся найти там ключ, а девчонка решила, что я искал марку. То есть мой воображаемый отец Ли Сопра сказал мне, что марки на теле убитого траянца не было, и воображаемый я решил, что она спрятана в доме Петры.

Она видела, как мы шептались с капитаном в шахматном павильоне. Расскажи я ей тогда, что он пытался назначить мне свидание, и эта улика выпала бы из списка, но я ведь не рассказал. Я был последним, кого Петра видела в тот день в библиотеке, и она решила, что, уезжая второпях, flautista_libico оставил свой блог открытым. Зайди я тогда в процедурную попрощаться с ней хотя бы на пару минут, она могла бы задать мне прямой вопрос и получить ответ. Но ведь я не зашел.

Я видела тебя неподалеку от обрыва, написала Петра, перечисляя свои доказательства, но ведь она видела не только меня, и знала это, но куда там, шестеренки уже крутились, а рычаги с хрустом ходили взад и вперед. Стоит почувствовать привкус чужой вины, соленый, освобождающий, кружащий голову, как остановиться уже не захочешь. Девчонка послала мне дневник, чтобы показать ход своего следствия – нет, скорее, чтобы показать, как она чертовски умна! – но я увидел в нем больше, чем она сама смогла увидеть. Не потому что я крутой детектив, а потому что моя воображаемая вина застила ей глаза и мешала думать.

Например, она не заметила важной зацепки: в ответ на ее угрозу позвать полицию Ли Сопра сказал с насмешкой, что полиция уже приехала, и показал вниз, на комиссара, стоящего у ворот отеля. У них могла быть назначена встреча, подумал я сразу, и кто знает, чем она закончилась. Если комиссар охотился за маркой, то, скорее всего, сам и столкнул капитана в воду. Очень соблазнительно – сделать старшину карабинеров главным подозреваемым. Невозможно удержаться!

В первый же траянский день меня потянуло в полицейский участок: мне страшно хотелось увидеть своего персонажа, сравнить его с тем, которого я разложил по косточкам, будто школьный скелет из кабинета биологии. Увидеть, так ли черны его масляные волосы, так ли вздернут подбородок, как мне запомнилось со времен «Бриатико». Увидеть, боится ли он разоблачения. Жаль, что я его все никак не застану. Хорошо бы увидеть его живьем, а еще лучше – с ним выпить.

Вот он я, Маркус Фиддл, собиратель ртутных шариков. Персонажи выдуманные и настоящие раскатились по столу, и я подгоняю их пальцем, как в детстве, когда разбивал градусник, чтобы они слиплись в один шар и перестали быть самими собой. Я извлек корень из комиссара, которого видел всего пару раз, да и то мельком. То есть это я думаю, что извлек. Но поскольку, кроме меня, здесь все равно никого нет, то извлечение засчитано.