Глава 20

Как все пошло прахом

– Конечно, – сказал Пуаро. – Расскажите. Мы с Кэтчпулом внимательно вас слушаем.

– Это была моя вина, – продолжала Дженни хрипло. – Я трусиха. Я испугалась умирать. Хотя смерть Патрика и опустошила меня, с годами я привыкла к своему несчастью и даже стала находить его комфортным, и мне совсем не хотелось, чтобы моя жизнь кончилась так скоро. Любая жизнь, даже полная мучений, все же предпочтительнее, чем ничто! Пожалуйста, не сочтите меня нехристианкой за такие слова, но я вовсе не уверена, что после смерти нас ждет другая жизнь. По мере того, как назначенный день приближался, рос мой страх – страх перед тем, что придется убить. Я думала о том, что должна буду для этого сделать, представляла, как я буду стоять в запертой комнате и наблюдать за тем, как Ричард пьет яд, и чувствовала, что мне этого совсем не хочется. Но ведь я дала согласие! Я обещала.

– План, исполнение которого казалось таким несложным несколько месяцев назад, сделался вдруг невозможным, – заметил Пуаро. – И, разумеется, вы не могли поделиться своими страхами с Ричардом Негусом, который был такого высокого мнения о вас. Ведь он мог изменить это мнение в худшую сторону, если бы узнал о том, какие серьезные сомнения вас терзают. Возможно, вы даже боялись, что он примет решение казнить вас, невзирая на ваше несогласие.

– Да! Я ужасно этого боялась. Понимаете, мы так много об этом говорили, и я понимала, как для него важно, чтобы мы все четверо могли умереть. Однажды он даже сказал мне, что если бы Ида или Харриет не перешли на его точку зрения, то он «сделал бы то, что должно быть сделано, без их согласия». Именно такими словами. Зная это, разве я могла пойти к нему и заявить, что передумала, что не хочу больше ни умирать, ни убивать?

– Воображаю, как вы казнили себя за это нежелание, мадемуазель. Ведь вы верили в то, что убить другого и умереть самой – поступок правильный и достойный?

– Да, рациональной частью своего сознания я в это верила, – сказала Дженни. – Я надеялась и молилась о том, чтобы мне был ниспослан дополнительный запас смелости, который позволит мне пройти через это.

– А каковы были ваши планы касательно Нэнси Дьюкейн? – спросил я.

– Никаких планов у меня не было. Мой страх в тот вечер, когда мы встретились с вами впервые, месье Пуаро, был неподдельным. Я не могла прийти ни к какому решению! Я позволила Сэмми выполнить свою часть плана: рассказать историю с ключами и опознать Нэнси. Я позволила этому случиться, говоря себе, что в любой момент могу пойти в полицию и спасти ее от виселицы, рассказав истинную историю. Но… я этого не сделала. Ричард считал, что я лучше его, но он ошибался – о, как же он ошибался!

Зависть к Нэнси оттого, что Патрик любил ее, не покинула меня до сих пор – та самая зависть, из-за которой много лет назад началась вся эта история. И еще… я знала, что если признаюсь в своем добровольном участии в заговоре с целью отправить на виселицу невиновную женщину, то сама попаду в тюрьму. Мне было страшно.

– Скажите, пожалуйста, мадемуазель: а что вы сделали? Что произошло в день… казней в отеле «Блоксхэм»?

– Я должна была приехать туда в шесть. Так мы договорились.

– Вы, четверо заговорщиков?

– Да, мы и Сэмми. Я весь день не спускала глаз со стрелок часов, наблюдая, как они подбираются к ужасному мигу. Было уже почти пять, когда я поняла, что просто не смогу это сделать. Просто не смогу! И я не поехала в отель. Вместо этого я бродила по улицам Лондона, плача от страха. Я не представляла, куда мне идти и что делать, поэтому просто шла и шла, куда глаза глядят. У меня было такое чувство, словно Ричард Негус рыщет вокруг, взбешенный тем, что я подвела его и остальных. В назначенное время я пошла в кофейню «Плезантс», подумав, что могу исполнить хотя бы эту часть плана, раз уж провалила все остальные.

Когда я вошла туда, то по-настоящему боялась за свою жизнь. То, что вы видели, не было сплошным притворством. Я думала, что Ричард, а не Нэнси, убьет меня – более того, я была убеждена, что если он это сделает, то поступит правильно! Я заслужила смерть! Я не лгала вам, месье Пуаро. Пожалуйста, вспомните, что я говорила: что я боюсь быть убитой? Я и боялась – Ричарда. Что я совершила нечто ужасное в прошлом? Я и совершила – и если бы Ричард когда-нибудь нашел меня и убил, что, как мне думалось, он сделает, то я действительно не хотела, чтобы его за это наказали. Я знала, что подвела его. Вы понимаете? Сам Ричард, возможно, хотел умереть, но я-то хотела, чтобы он жил. Несмотря на зло, причиненное им Патрику, он был хороший человек.

– Oui, mademoiselle.

– Я так хотела рассказать вам всю правду в тот вечер, месье Пуаро, но мне не хватило смелости.

– Значит, вы считали, что Ричард Негус найдет вас и убьет за то, что вы не пришли убить его в отель «Блоксхэм»?

– Да. Я полагала, что он не захочет умереть, не узнав, почему я не пришла в отель, как планировалось.

– Однако он захотел, – вставил я, усиленно шевеля мозгами.

Дженни кивнула.

Теперь мне все стало ясно: одинаковое положение всех трех тел, к примеру – выложенных строго по прямой, ногами к двери, на полу между маленьким столиком и креслом. Как заметил Пуаро, Харриет Сиппель, Ида Грэнсбери и Ричард Негус вряд ли могли принять одну и ту же позу случайно.

Вообще между тремя сценами убийства было слишком много общего, и теперь я начинал понимать, почему это сходство казалось подозрительным: заговорщикам было нужно, чтобы полиция решила, что во всех трех случаях действовал один убийца. Конечно, всякий нормальный детектив так и подумал бы: у каждой жертвы во рту по запонке, и вообще, три мертвых тела найдены в одном отеле в одно и то же время; однако жертвы-то как раз не были вполне нормальны, их мучила паранойя. Они-то знали, что они не один человек, а трое, и потому, как все, кто в чем-то виновен, боялись, что их вина будет заметна другим. Вот они и старались изо всех сил, создавая три противоестественно одинаковые сцены убийства.

Выкладывание мертвых тел по одной линии также объяснялось представлением заговорщиков о том, что в отеле «Блоксхэм» совершается казнь, а не убийство. После казни всегда соблюдаются определенные процедуры; вот и им нужны были формальности и ритуал. Я чувствовал, что для них было важно поступить с телом определенным образом, а не оставлять его лежать там, где оно упало, как это наверняка сделал бы обычный убийца, напавший на человека в доме или, скажем, в саду.

Я невольно представил себе Дженни Хоббс совсем юной: как она работает в университетском колледже в Кембридже, где переходит от постели к постели, поправляя подушки и простыни, выравнивая одеяла, аккуратно застилая покрывала. Наверняка она заправляла каждую постель на особый манер, выполняя пожелания владельца… Я невольно вздрогнул и тут же удивился, почему это образ молоденькой девушки, застилающей постели в колледже, вызывает у меня такой страх.

Постели, смертные ложа…

Правила и исключения…

– Ричард Негус совершил самоубийство, – вдруг услышал я свой голос. – Иначе не могло быть. Он пытался сделать так, чтобы оно выглядело как убийство, для чего повторил все в точности, как в предыдущих случаях, только дверь ему пришлось запереть изнутри. Потом он спрятал ключ под плитку в камине, чтобы все подумали, будто его унес убийца, и распахнул окно. Если бы ключ был обнаружен, то те, кто его нашел, удивились бы, почему это убийца запер дверь изнутри и вылез в окно, но они все равно думали бы, что убийца существовал – мы так и подумали. Этого и добивался Негус. Ведь если бы окно было закрыто, а ключ найден, мы тотчас пришли бы к единственному возможному выводу: что Негус покончил с собой. Но он не мог допустить, чтобы мы так подумали. Ведь если бы одно из убийств вызвало сомнения, то вся конструкция, указывающая на виновность Нэнси Дьюкейн, пошатнулась бы. Мы могли бы предположить, что Негус сам убил Харриет и Иду, после чего покончил с собой.

– Да, – сказала Дженни. – Думаю, что вы правы.

– Другое положение запонки… – шепнул Пуаро и поднял бровь, глядя на меня, точно желая, чтобы я продолжал.

Я заговорил снова:

– Она оказалась глубоко во рту у Ричарда из-за конвульсий, которые наступили, когда он принял яд. Сначала он лег на спину, зажал запонку губами, вытянул руки вдоль тела, но, когда яд начал действовать, его рот открылся, и запонка провалилась. В отличие от Харриет Сиппель и Иды Грэнсбери, Ричард Негус умирал в одиночестве, так что поправить запонку было некому.

– Мадемуазель Дженни, вы допускаете мысль о том, что Ричард Негус мог принять яд, лечь на пол и умереть, не попытавшись предварительно узнать, почему вы не пришли в отель? – спросил ее Пуаро.

– Я считала, что нет, пока утром не прочитала в газете о его смерти.

– А. – Замечание Пуаро не выдавало его мыслей.

– Ричард так долго ждал смерти, которая должна была наступить вечером того четверга и положить конец его многолетнему чувству вины и страданиям, – сказала Дженни. – Наверное, когда он приехал в отель, ему хотелось только одного – как можно скорее покончить со всем этим, и, когда я не пришла, чтобы убить его, как планировалось, он просто сделал все сам.

– Благодарю вас, мадемуазель. – Пуаро поднялся на ноги и немного покачался, восстанавливая равновесие после долгого сидения на месте.

– Что со мной будет, месье Пуаро?

– Пожалуйста, не покидайте этот дом до тех пор, пока я или мистер Кэтчпул не проинформируем вас о дальнейших действиях. Если вы повторите свою ошибку и попытаетесь сбежать, то это, скорее всего, очень плохо для вас кончится.

– Если я буду сидеть здесь, то не лучше, – сказала Дженни. Ее взгляд сделался пустым и отрешенным. – Ничего страшного, мистер Кэтчпул, не надо меня жалеть. Я готова.

Ее слова, произнесенные с намерением меня успокоить, вселили в меня страх. Она говорила, как человек, который заглянул в будущее и увидел там ужасные события. Я не знал какие, но чувствовал, что я к ним не готов – и не хочу быть готовым.