2. Герасимов 1985/1934: 28. Воспоминания начальника Петербургского охранного отделения (1905-09) генерала A.B. Герасимова, откуда приведена цитата, вынесенная в эпиграф, были опубликованы впервые по-немецки и по-французски (Gerassimoff 1934; Guerassimov 1934); русское издание осуществлено в 1985 г.; перепечатано: Герасимов 1991/1934 и Охранка 2004, II: 141–342; в комментариях к последнему изданию неверно утверждается, что «впервые воспоминания были опубликованы в 1985 г.» (С. 517):

тем самым игнорируются не только немецко– и франкоязычное издания, но и частичная публикация на русском языке (появившаяся фактически первой) в нью-йорской газете «Новое русское слово», см.: Герасимов 1933.

3. Разные источники называют разное число жертв – убитых и раненых в этот день: по сильно заниженным официальным данным, было убито 130 человек, ранено – 299. См. обсуждение этой проблемы современными западными историками: Sablinsky 1976: 263-68; обзор разных точек зрения представлен в: Ксенофонтов 1996:132-34.

4. В статье «Луг зеленый» (1905) А. Белый писал:

В тяжелые для России январские дни мне пришлось переживать в Петербурге весь ужас событий. Что-то доселе спавшее всколыхнулось. Почва зашаталась под ногами.

Как-то странно было идти на зрелище, устраиваемое иностранной плясуньей.

Но я пошел.

И она вышла, легкая, радостная, с детским лицом. И я понял, что она – о несказанном. В ее улыбке была заря. В движеньях тела – аромат зеленого луга. Складки ее туники, точно журча, бились пенными струями, когда отдавалась она пляске вольной и чистой.

Помню счастливое лицо, юное, хотя в музыке и раздавались вопли отчаянья. Но она в муках разорвала свою душу, отдала распятию свое чистое тело пред взорами тысячной толпы. И вот неслась к высям бессмертным. Сквозь огонь улетала в прохладу, но лицо ее, осененное Духом, мерцало холодным огнем – новое, тихое, бессмертное лицо ее.

Да, светилась она, светилась именем, обретенным навеки, являя под маской античной Греции образ нашей будущей жизни – жизни счастливого человечества, предававшегося тихим пляскам на зеленых лугах.

А улицы Петербурга еще хранили следы недавних волнений (Белый 1905: 9).

5. Игла: Литературно-политический и юмористический журнал (Санкт-Петербург). 1906. № 1. С. 6. Над стишком был нарисован Гапон, с телом в виде мешка, на котором было написано 30 ООО – сумма, которую гапоновский комитет получил от правительства С.Ю. Витте (судьба этих денег многократно становилась темой общественного обсуждения, см., к примеру, ДГ: 65-7). Впоследствии в своих воспоминаниях Витте открестился от этих денег. Об отношениях Витте с Гапоном см.: Петров 1925: 15–27.

6. По всей видимости, именно она была представлена на конкурс революционных пьес, объявленный ТЕО Наркомпроса в 1921 г. (конкурс не состоялся). В этом случае, возможно, что именно о ней писал А. Блок в рецензии на конкурсные пьесы:

Может быть, автор использовал и много источников, может быть, он неплохо распределил материал; но, изображая людей известных – Гапона, Манасевича-Мануйлова, Рачковского и др., – надо снабдить их какими ни на есть характерными чертами; это автор сделать не сумел; вообще он <…> не мог сколько-нибудь возвыситься над своим материалом. <…> Надо ли представлять на сцене повешенье Гапона? Все отвратительно, а конец – отвратительнее всего (Блок 1960-63, VI: 331-32).

7. Из работ о ней последнего времени см. содержательные статьи Г.В. Обатнина (Обатнин 2007: 32–46), О. Макаровой (Макарова 2007: 100-20), а также публикацию ее писем, хранящихся в архиве Департамента полиции (Зубарев 2007: 121–150).

8. О влиянии Гапона на основную концепцию и образный строй пьесы С. Ан-ского «Диббук» см.: Сафран 2004: 309-23; англоязычный вариант: Safran 2005: 707-22. Следует только уточнить, что переведенные Ан-ским на идиш воспоминания о Гапоне были напечатаны в варшавской газете «Der Moment» (1920. № 241. September 22. S. 5–6; № 247. October 29. S. 5–6; № 253. November 5. S. 5).

9. Здесь же были анонимно (под литерами N.N.) напечатаны воспоминания очевидца и участника гапоновской казни A.A. Дикгофа-Деренталя «Последние минуты Гапона» (С. 116-21) и редакторское послесловие (С. 121-22) (о Дикгофе-Дерентале см. прим. 7 к предыдущей главе).

10. Подготовляемые Рутенбергом для ЦК отчеты о Гапоне были еще включены в кн.: За кулисами 1910: 177–204.

11. Павел Елисеевич Щеголев (1877–1931), историк литературы и русского революционного движения. В 1906–1907 гг. вместе с

В. Бурцевым и В. Богучарским редактировал журнал «Былое» (в ноябре 1907 г. журнал был закрыт, Бурцев эмигрировал в Париж, где в 1908–1912 гг. продолжил его издание, а Щеголева выслали из Петербурга; позднее, в январе 1909 г., он был приговорен к заключению на 3 года; освобожден из тюрьмы в 1911 г. по ходатайству Академии наук). Тема русской революции и провокаторства неизменно интересовала Щеголева, см. его и А.Н. Толстого совместную драму «Азеф: (Орел или решка)» <М.,> 1926; вступительную статью «Исторический Азеф» к кн.: Провокатор 1929: 5-12; а также книги: Щеголев 1927 и Щеголев 1930 (современное переизд., объединяющее обе последние книги – Щеголев П.Е. Охранники и авантюристы. – Секретные сотрудники и провокаторы. М.: Государственная публичная историческая библиотека России, 2004).

12. Узнав о смерти Щеголева, которого не стало 22 января 1931 г., и будучи осведомленной об интересе брата к этой фигуре, Роза Моисеевна писала ему (письмо от 27 января 1931 г.) (.RA):

Читал ли ты случайно, что Щеголев П.Е. умер . Интересно ли тебе газету или книжку от нас получить и какую именно? Охотно вышлю.

13. Более чем через 20 лет Горький писал в очерке «Н.Ф. Анненский»:

9 января 1905 года я с утра был на улицах, – видел жалкую фигуру раздавленного «вождя» и «героя дня» Гапона, видел «больших» людей наших в мучительном сознании ими своего бессилия. Всё было жутко, всё подавляло в этот проклятый, но поучительный день (Горький 1968-76, XX: 74).

О Горьком в день 9 января 1905 г. см. воспоминания: Каховская 1959: 218-21.

14. Ср. со свидетельством самого Гапона:

Когда Г<орький> увидел меня, он бросился мне на шею и заплакал (А. С. <Ан-ский> 1909:178).

15. Ср.:

Увлекшись окончательно своею ролью, окончательно сбитый с толку и толкаемый господами Рутенбергами и К° на безумный, но столь нужный для их революционного успеха поступок, Гапон начинает действовать как заправский революционер, и притом революционер-провокатор (Спиридович 1924:188; то же: Спиридович 1991/1930:171).

16. Очерк о Савве Морозове (1863–1905), текстильном фабриканте, меценате, одном из директоров и пайщиков МХТ, написан Горьким в 1923 г., но напечатан не был; в 1926 г. он включил в очерк «Леонид Красин» начало о С. Морозове; впервые, с некоторыми сокращениями, опубликован после смерти писателя (Октябрь. 1946. № 6. С. 3–16).

17. «Парикмахерскую» процедуру с бородой и волосами организатора народного шествия завершил в тот день на квартире Горького Савва Морозов (см.: Горький 1968-76, XVI: 523).

Не только волосы Гапона «хранились как реликвия», но и ряса приобрела музейную ценность. В дневнике переводчика и коллекционера Ф.Ф. Фидлера имеется такая небезынтересная запись (от 30 сентября 1913 г.):

<Издатель> Котылев кое-что рассказал о <журналисте и писателе> Соломине. Он был близким другом загадочного Гапона, и у него (Соломина) была ряса Гапона с пятном крови одного рабочего (9-е января на Дворцовой площади). Эту рясу взял к себе Брешко-Брешковский и – продал какому-то англичанину, собирателю редкостей, а сам уверяет, что ее кто-то у него украл (Фидлер 2008: 610).

18. На «своевременные» ножницы Рутенберга обращает внимание и Л.Г. Дейч (Дейч 1926а: 56).

19. В этой брошюре, между прочим, читателю сообщался замечательный по своему содержанию «факт» еврейского происхождения Гапона (С. 4–5). Упомянем попутно другую антисемитскую фантасмагорию, принадлежащую Г. Бостуничу, – «посвящение» Гапона в масоны, «над которым было даже проделано отвратительное сатанинское контртаинство: смытие Св. Крещения». Тот же автор под несомненным влиянием упомянутой выше Шабельской превращает попа-растригу в любовника жены российского премьер-министра С.Ю. Витте (Бостунич 1922: 121).

20. Книга Н.В. Насакина (наст. фам. Н. Симбирского), дразнящая своим названием – «Правда о Гапоне и 9-м января», представляет собой некое «кустарное» психологическое исследование «рабочего вопроса» и сведение воедино достаточно пестрых фактов. Не случайно рецензент, определяя ее как плод «наивной фразеологии и претенциозного невежества», писал о том, что

книжка г. Симбирского, носящая крикливо-рекламное заглавие, есть не что иное, как беспорядочная рыночная стряпня, рассчитанная на недоразумение и сенсацию (Русское богатство 1906. № 12. С. 137–38).

Рецензентом был В.Г. Короленко (в самом журнале имя не названо), его авторство установлено A.B. Храбровицким по гонорарным ведомостям «Русского богатства» (см.: Петрова 1978: 241, п. 17).

21. Гапон написал свои «Записки» после бегства за границу, но до 1918 г. они появлялись в России только в отрывках, см. рецензию А. Кизеветтера в «Свободе России», в которой автор замечал, что «Гапон изображает себя наивным, доверчивым идеалистом, младенчески не понимавшим всей предосудительности начатой им двойной игры», и одновременно подчеркивал, что «хорошим коррективом к этому автопортрету могут служить воспоминания о Гапоне Рутенберга, напечатанные в “Былом”», где «герой 9-го января 1905 г. выступает совсем в ином свете» (1918. № 32. 23 (10) мая. С. 6).

22. Противоречивая личность Гапона отразилась, например, в том, с какой разительной степенью несходства воспринимали его современники. Так, по мнению Савинкова, который сам считался хорошим оратором (Фигнер 1932, III: 174), у Гапона был живой, быстрый, находчивый ум; прокламации, написанные им, при некоторой их грубости, показывали самобытность и силу стиля; наконец, и это самое главное, у него было большое, природное, бьющее в глаза ораторское дарование (ВТ: 111).

Примерно о том же пишет С.Д. Мстиславский – человек образованный, библиотекарь Академии Генерального штаба:

…умел брать рабочих словом Гапон. Сколько месяцев прошло, а помню до мелочей: в пивной, в задней, особливой комнатке, под замком; стол клеенчатый, липкий от пролитого пива; моченый горох на блюдечке с ококанным краем; узкие горла пустых, для счета отставленных бутылок, и качающаяся бородатая голова с острыми и быстрыми глазами.

Хорошо говорил в эту ночь Гапон. С верой говорил. Сильно. И потому, что он говорил нам здесь, на тайном свидании, то самое, что каждый день открыто слышали от него рабочие в клубах его «отделов», казался он мне чем-то выше нас, в нашем быту, в нашем «наружном», надежно укрывавших мудрой наукой подполья революционную нашу работу (Мстиславский 1928b: 23).

Близко знакомый с Гапоном и наблюдавший за ним С. Ан-ский его ораторские способности оценивал прямо противоположным образом:

Гапон не только не обладал ораторским талантом, но прямо-таки не умел «двух слов связать». Говорил он сбивчиво, заикаясь и повторяя по два-три раза одно и то же слово, одну и ту же фразу. Большей частью трудно было даже сразу понять, что он хочет сказать. Принимаясь говорить о предметах, совершенно ему неизвестных, он часто проявлял глубокое невежество (А. С. <Ан-ский> 1909:192).

23. В этом месте автор делает сноску:

Л. Дейч в своей книге «Провокаторы и террор» (Тула, 1927 <нужно: 1926>, с. 43) называет двух человек (неких Степана и Павла), участвовавших в убийстве Гапона (Ксенофонтов 1996: 308).

24. По измышленности и неточности нарисованная картина может сравниться разве что с рассказом о Гапоне Н. Нира-Рафалькеса (см. о нем прим. 3 к III: 1), который хотя и знал Рутенберга лично, но о том, как в точности было покончено с провокатором, имел весьма смутное представление. После расстрела мирного шествия, рассказывает Нир-Рафалькес,

Гапон, спасая свою шкуру, сбежал и укрылся в надежном месте. И только после этого связался с эсерами, но одновременно связался и с охранкой. Эсеры прознали об этом и приговорили его к смерти. Пинхас Рутенберг пишет в своих воспоминаниях, как он отправился в ту самую деревню, где укрылся Гапон, и вместе со своим напарником привел приговор в исполнение (Nir 1958: 59).

25. См., к примеру, рассказ Савинкова членам Судебно-следственной комиссии при ЦК партии эсеров по делу Азефа: Рутенберг отправляется за границу и спрашивает, что передать Азефу (Морозов 1998:168).

26. Партия активного сопротивления, созданная в 1903–1904 гг. и боровшаяся против царской власти на территории Финляндии, находилась в тесном контакте с эсерами.

27. Конрад (Конни) Виктор Цилиакус (1855–1924), финский политический и общественный деятель; один из активнейших борцов за независимость Финляндии от власти России; автор книги «Das revolution"are Russland: Eine Schilderung des Ursprungs und der Entwickelung der revolution"aren Bewegung in Russland» (Frankfurt am Main: Literarische Anstalt, 1905), через год вышла в переводе на русский язык: Цилиакус Кони. Революционная Россия. Возникновение и развитие революционного движения в России (СПб., 1906). Гапон получил от него 50 ООО франков (ДГ: 59). Эта фамилия почему-то не расшифрована в книге В. Кавторина «Первый шаг к катастрофе», который пишет:

По некоторым данным, которые у нас нет оснований ни убедительно подтвердить, ни опровергнуть, Соков был японским агентом и действовал по указаниям посланника Японии в Париже (Кавторин 1992: 394).

28. Вокруг японских денег сложилось немало мистифицированных сюжетов. Например, о том, что на них были подкуплены авторы журнала «Русское богатство». Позднее И. Ясинский писал в воспоминаниях о В. Розанове:

Любопытный был человек этот Розанов. О нем начальник печати Соловьев говорил, что вся его мудрость заключается в мизинце и что он с большим талантом умеет высасывать ее оттуда. В «Новом времени», подделываясь к общему направлению газеты, Розанов, при всем его кажущемся прямодушии и «необыкновенной откровенности», ухитрялся писать прямо иногда невозможные вещи. Так, вдруг появилась его статья в «Новом времени» о том, как «Русское богатство» было подкуплено японцами, которые заплатили народным социалистам, работающим в этом органе, сто тысяч рублей. Такой извет или донос на «Русское богатство», которое только что обрушилось на меня как на писателя другого направления, не признающего авторитета Михайловского, показался мне, тем не менее, крайне гнусным. Я при встрече с Розановым объявил ему, что дальнейшее сотрудничество его в «Новом слове» не может быть терпимо и по какой именно причине. Розанов сконфузился и оправдывался:

– Помилуйте, мне говорил Струве!

До последнего времени я считал, что Розанов просто клеветник. Но в «Былом» в 1917–1918 годах были напечатаны воспоминания Бориса Савинкова. Он подробно рассказал историю своих сношений с Азефом и, между прочим, упомянул как о факте неоспоримом о ста тысячах, полученных сотрудниками «Русского богатства» за статьи против войны и за соответствующую революционную пропаганду в стране. Между прочим, на эти деньги был снаряжен пароход, а на пароход погружено огнестрельное оружие, которое должно было быть доставлено в Россию, но судно потерпело крушение в Балтийском море… (Ясинский 1926: 308).

Между тем Савинков в своих воспоминаниях ничего подобного о «Русском богатстве» не писал, да и писать не мог: в 1909 г., когда он завершил свои воспоминания, это могло прозвучать именно как донос на либеральный журнал.

29. См. в воспоминаниях В.Н. Фигнер рассказ о Н.В. Чайковском, который в 1910 г. заявил на суде, что он не принадлежит к партии эсеров:

В брюссельской социалистической газете появилась соответствущая статья, где «Бабушка» превозносилась, о Чайковском говорилось вскользь, а секретарь Международного бюро говорил с насмешкой об этом «дедушке революции» (Фигнер 1932, III: 214).

Ср. также: Поссе 1923:135.

30. Татаров предал и другого будущего «палестинца» – Моше (Моисея Абрамовича) Новомейского (1873–1961). Новомейский в партии эсеров не состоял, но был близок к ней (псевдоним: Михаил Шергов), включая и террористическую деятельность (он был готов доставить из Сибири несколько пудов динамита). Как и Рутенберг, Новомейский провел в тюрьме несколько месяцев до амнистии 17 октября (ВТ: 148). Воспоминания Новомейского об истории с Гапоном см.: Novomeiskii 1962: 3-10.

31. Эту дату называет Горький в письме Е.П. Пешковой (около 2 сентября 1905 г.), см.: Горький 1997-(2007), V: 82.

32. Ко всему этому следует добавить еще агентурную деятельность небезызвестного «русского Рокамболя» – чиновника по особым поручениям при Департаменте полиции и профессионального авантюриста И.Ф. Манасевича-Мануйлова, который, собирая информацию, связанную с деятельностью Акаши-Циллиакуса, телеграфировал, по собственным словам, из Парижа в Петербург о груженном оружием пароходе, «но не получал надлежащих указаний» (цит. по: Приключения Мануйлова 1917:255). Игнорирование сведений, сообщаемых Манасевичем-Мануйловым, было, по всей видимости, напрямую связано с негативным отношением к нему П.И. Рачковского, занятого поиском и собиранием «компромата» против своего агента для его «разоблачения» перед начальством и удаления в отставку.

33. Петр Иванович Рачковский (1851–1910), один из столпов российской политической полиции. Родился в семье потомственного дворянина Дубоссарского уезда Херсонской губернии Ивана Петровича Рачковского и Магдалины Матвеевны (урожд. Лисовской), поляков по национальности. Версия о еврейском происхождении будущего начальника зарубежного отделения, а затем – вице-директора Департамента полиции по политической части (см.: Дудаков 1993: 229, прим. 22) документально опровергается в: Брачев 1997: 291-92, где подробно изложена его биография; об участии Рачковского в подготовке скандально знаменитой фальшивки – «Протоколов Сионских мудрецов» см.: Бурцев 1938; Кон 2000/1981: 26–55; Дудаков 1993 (по индексу имен); De Michelis 2004/1998 (по индексу имен).

34. Очевидно, предупреждения о смертельной опасности этого свидания поступали к Рачковскому из разных источников. Существует также свидетельство A.B. Герасимова о том, что это он предупредил шефа о готовящемся покушении на его жизнь:

Один из моих агентов доложил мне в наиболее существенных чертах об этом плане двойного покушения – на Рачковского и Гапона. Я позвонил Рачковскому и осведомился, насколько двинулся вперед Гапон со своей работой. Рачковский ответил: – Дело идет хорошо, все в порядке. Как раз сегодня условлена моя встреча с Гапоном и Рутенбергом в ресторане Контана. Хотите и вы придти?

– Нет, я не приду, – сказал я, – и я советую также вам не ходить. Мои агенты сообщили мне, что на вас организуется покушение.

Рачковский:

– Но… как можете вы этому верить? Прямо смешно!

– Как вам угодно будет, – сказал я.

Я повесил трубку, но какое-то внутреннее беспокойство побуждало меня еще раз позвонить Рачковскому. Его не было дома. У телефона была его жена, француженка. Со всей настойчивостью я предложил ей удержать мужа от посещения Контана. Там грозит ему несчастье. Она обещала мне. Вечером я отправил в ресторан сильный наряд полиции и чинов охраны. Они видели, что Гапон и Рутенберг вошли в отдельный кабинет ресторана, специально заказанный Рачковским. Соседний кабинет был занят каким-то подозрительным обществом. Рачковский не явился (Герасимов 1985/1934: 65-6).

35. Ошибается и исследовательница проблем взаимодействия революции и литературы, полагая, что Рутенберг должен был явиться для совершения двойного убийства Гапона и Рачковского в Департамент полиции (Петрова 1978: 241, п. 17).

36. Розанов путает ресторан Контана (наб. Мойки, 58) с рестораном Кюба (Б. Морская, 16, угол Кирпичного пер.); о встрече в последнем речь шла в записке Гапона Рутенбергу от 27 марта 1906 г., накануне его казни.

37. Заметим, между прочим, что если бы Рутенберг убил Рачковского, антисемитские силы наверняка не преминули бы воспользоваться этим для распускания слухов о том, что одного из организаторов «Союза русского народа» и вдохновителей «Протоколов Сионских мудрецов» уложила вражеская рука, и связали бы это с актом, благословленным «Сионскими мудрецами». Ведь евреи, согласно антисемитским сплетням, оказались примешаны даже к факту естественной смерти Рачковского (Кон 2000/1981: 32).

38. Относительно того, как могла быть «артикулирована» эта санкция, Л. Прайсман пишет:

Наверно, теперь трудно установить точно, что произошло на самом деле между Азефом и Рутенбергом. Видимо, Азеф дал разрешение на убийство одного Гапона, но сделал это в настолько завуалированной, скрытой форме, что нужно было очень сильно желать убить Гапона, чтобы понять этот намек. Это мог быть ленивый кивок головой, столь присущий Азефу, или брошенная в разговоре, может быть даже телефонная, фраза Азефа о том, что Рутенберг может убираться к черту <…> Так, что я полагаю, что Рутенберг до разоблачения Азефа фактически не обвинял его в том, что он разрешил убить одного Гапона, поскольку не мог привести никаких доказательств этого разрешения. Прямого распоряжения Азеф ему не давал, а кивок головой или «пошел к черту» никто бы не воспринял как разрешение на убийство (Прайсман 2001:174).

39. Историк A.B. Чудинов, ссылаясь на семейное предание, пишет об участии в казни своего прадеда Александра Игнатьевича Чудинова (1885–1923), см.: Чудинов 2000: 173-74 (здесь же его биографическая справка).

40. Правда, в следующем номере газеты (№ 10808. 17 апреля. С. 2) исчезнувшей слушательнице сельскохозяйственных курсов возвращена ее «законная» (?) фамилия Бельштейн.

41. Сам Л.Г. Дейч придерживался мнения, что Гапона можно было не убивать и совершивший этот акт Рутенберг действовал как авантюрист:

Нельзя поэтому признать, – писал он в книге «Провокаторы и террор», – что роль Рутенберга в Гапониаде безукоризненна: будучи спасителем Гапона 9-го января, он же, всего год и два месяца спустя, взялся организовать его убийство, исполняя волю гнусного провокатора Азефа. В качестве предателя Гапон ни для кого не был опасен, поэтому достаточно было опубликовать о том, что он продался полиции. Его можно было пощадить, в особенности ввиду несомненных его заслуг в январе 1905 г.

Конец Гапона вызывает к нему презрение и отвращение. Трудно помириться с мыслью, что этот столь стремительно поднявшийся на неимоверную высоту человек так быстро и низко пал. Долю вины в последнем <…> Рутенберг пожелал взвалить на «заграничную интеллигенцию», но в действительности она целиком принадлежит ему и его товарищам. Если даже судить только на основании его собственной исповеди, надо признать, что в его поведении было немало авантюризма, но он, конечно, этого совсем не замечает (Дейч 1926а: 79–80).

42. Не исключено, что роман С. Мстиславского вольно или невольно перекликался с памятным для его поколения «Конем бледным» Савинкова, где в одном из монологов Жоржа есть также сравнение революционного террора с трагическим балаганом и отсылка к блоковскому «Балаганчику»:

Мне скучно жить. Сегодня, как завтра, и вчера, как сегодня. Тот же молочный туман, те же серые будни. Та же любовь, та же смерть. Жизнь, как тесная улица: дома старые, низкие, плоские крыши, фабричные трубы. Черный лес каменных труб.

Вот театр марионеток. Взвился занавес: мы на сцене. Бледный Пьерро полюбил Пьерретту. Он клянется в вечной любви. У Пьерретты жених. Хлопает игрушечный пистолет, льется кровь – красный клюквенный сок. <…>

Сегодня на сцене я, Федор, Ваня, губернатор. Льется кровь. Завтра тащат меня. На сцене карабинеры. Льется кровь. Через неделю опять: адмирал, Пьерретта, Пьерро. Льется кровь – клюквенный сок. <…> Нет черты, нет конца и начала. Водевиль или драма? Клюквенный сок или кровь? Балаган или жизнь? Я не знаю. Кто знает? (Савинков 1990: 371-72).

43. Это реальная деталь: одну из комнат на даче Рутенберг действительно приказал оклеить обоями, но ввиду малого задатка (он снял дачу за 190 руб., а в качестве задатка оставил только 10) сторож этого приказания не выполнил. После второго визита и оставленных 30 рублей комната была оклеена обоями.

44. Несколько главок из романа, в которых описываются подготовка к гапоновской экзекуции и она сама, С. Мстиславский издал отдельной брошюрой под названием «Смерть Гапона» (Мстиславский 1928b).

45. В некрологе Р. Гуля Б. Филиппов вспоминал о его визите в лагерь ди-пи «Шляйсхайм» в июне 1949 г. и чтении там этого романа:

Вспоминается чтение Романа Борисовича в лагере ди-пи «Шляйсхайм», близ Мюнхена, в июне 1949 года. Перед большой аудиторией «перемещенных лиц» читал Гуль отрывки из своего романа об Азефе и Савинкове – «Генерал БО». Аудитория была самая разношерстная: от белградских зубров-монархистов до вчерашних комсомольцев послевоенной эмиграции. Среди слушателей вспоминаю писателей и поэтов как первой, так и второй эмиграции: Ивана Елагина и Ольгу Анстей, Бориса Нарциссова и Ирину Бушман, Геннадия Панина и Евгения Тверского, и многих других. И вся аудитория была захвачена и самим повествованием, и самой манерой гулевского чтения: читал он просто, но выразительно, – и говор его был каким-то великорусски-круглым, необычайно подходящим к характеру «Генерала БО» (Филиппов 1986: 3).

46. Опасался этого Рутенберг, конечно, напрасно, поскольку сам Азеф, «виртуоз конспирации», сделал все возможное, чтобы полностью скрыть свои следы. Он настолько в этом преуспел, что его считали мертвым, см. в письме С.В. Зубатова А.И. Спиридовичу от 7 августа 1916 г., в котором он пишет об Азефе как о покойнике и спрашивает своего корреспондента, не знает ли тот, при каких обстоятельствах его не стало (Зубатов 1922: 281). Иной миф об Азефе отразился в представлении левых эсеров, полагавших, что германское правительство якобы прислало его в Москву в помощь послу В. Мирбаху, куда он прибыл неопознанным и где был должен наладить сеть агентурной работы (Красная книга 1989, I: 209-10).

47. ГА РФ. Ф. 5831. On. 1. Ед. хр. 174. Л. 11. О месте пребывания Азефа в это время ничего известно не было; ходили даже слухи, что он, изменив внешность, вернулся в Россию и служит в Департаменте полиции.

48. ГА РФ. Ф. 5802. Оп. 2. Ед. хр. 766. A. 1.

49. Там же. Л. 2. (Ольга Николаевна жила в это время в Париже по адресу: 7 bis, rue Guerard Fontenay aux Roses.)

50. Справедливости ради следует отметить, что Рутенберг и в других случаях не поддавался сладостному «агиографическому соблазну», см., например, в его письме Я. Ландау (15 декабря 1930 г.), приславшему из Нью-Йорка статью М. Левина «Pinhas Rutenberg – An

Electric Force», опубликованную в «The Canadian Jewish Chronicle» (1930. November 7) и написанную в ненавистном ему сусально-торжественно-приподнятом ключе, что само по себе как бы придавало материалу некое лживое содержание.

You know that I deeply dislike public advertising, – писал он своему корреспонденту, – and this article is in addition inaccurate and very vulgar. You realize that my dislike has increased in proportion. Please do not do it again (RA).

Перевод: Вы знаете, что я не выношу публичного рекламирования, а эта статья грешит еще пошловатостью и искажением истины. Можете себе представить то неприятное чувство, которое поднялось во мне. Прошу не присылать мне этого впредь.

51. Впервые опубликовано: Хазан 2006b: 328-30.

52. Маня (Мария Вульфовна) Вильбушевич (по мужу: Шохат; 1879–1961), деятель еврейского рабочего движения в России (бундовка), сионистка. На определенном этапе своей биографии была ярой поклонницей идей С.В. Зубатова и их пропагандисткой. В 1904 г. впервые посетила Эрец-Исраэль, а несколько позднее переехала сюда навсегда. Была одной из зачинателей коллективного (кибуцного) сельскохозяйственного движения и организации ha-shomer.

53. См., например, дневниковую запись Е.П. Иванова от 17 декабря 1906 г.:

У Розанова был Григор<ий> Спирид<онович> <Петров> <священник>.

О Мар<ии> Добр<облюбовой> говорили. Сегодня в «Товарище» ее памяти статья помещена.

Умерла от паралича сердца.

Ее хотели «возвратить к жизни». Последнее время, особенно последнкхк» неделю, она говорила о самоубийстве, о каком-нибудь о террористическом подвиге, чтоб недаром умереть, когда надо умереть. Ее уговаривали, и среди уговаривающих бы<л> Петров. Он все был с нею, и перед смерть<ю> в воскресенье 10-го пять часов все ходил с ней и говорил (Фетисенко 2007: 491).

54. О самоубийстве М. Добролюбовой, хотя и в предположительном плане, пишет, например, хорошо ее знавший О. Дымов, см.: Дымов 2005: 237.

55. Имеется в виду Наталья Сергеевна Климова (1884–1918), участница революционного движения; максималистка. Была осуждена на бессрочную каторгу, 1 июня 1909 г. совершила побег из московской каторжной тюрьмы. В 1910 г. была приглашена Савинковым в Боевую организацию, но вскоре покинула ее.

56. ГА РФ. Ф. 5831. On. 1. Ед. хр. 174. Л. 45.

57. Рутенберг не являлся членом ЦК партии эсеров.

58. В приводимом М.И. Леоновым списке делегатов съезда, псевдонимы которых ему удалось раскрыть (ряд участников выступал под псевдонимами) и идентифицировать еще некоторых – из 96 человек – 44, ни имени Рутенберга, ни самой Поповой не значится (Леонов 1997: 296-97, п. 20).

59. В этой резонирующей на судебное разбирательство статье, опубликованной в «Знамени труда», эсеровское руководство, помня, что лучшая защита – это нападение, само переходило в атаку. На вопрос прокурора начальнику петербургского Департамента полиции A.B. Герасимову, говорилось в материале,

известны ли ему случаи, когда партии делали лживые заявления, охранник, презрительно покачивая ногой, изрекает: о, да сколько угодно! – Не укажете ли примера? – Да чего там пример! Они лгут, грабят, воруют, подделывают – все что угодно.

На эту сцену, которая происходила не в зале суда, а из-за соображений конспирации в помещении Департамента полиции (Мойка 12), цекисты давали выход своему «праведному гневу»:

Этот визит российской Фемиды, это проституирование юстиции будет чревато последствиями и является характерным для нашего времени. Наша Фемида всегда торговала собой, но негласно. 12 августа на Мойке в д. № 12 она заручилась желтым билетом (Знамя труда. 1907. № 4. 30 августа. С. 11).

60. Ср. также упоминание об этом процессе в другом письме Савинкова ей же, от 20 декабря 1924 г. (Борис Савинков на Лубянке 2001: 146).