ТОСТ

Собакой это прибитое жизнью страшилище можно было назвать лишь условно, поскольку плешивая шкура, натянутая на продавленный хребет вызывала единственную ассоциацию: Страшный Суд с картины Босха. Но теперешняя владелица этого каниса-фамильяриса настаивала с женским упорством, что передо мной есть ни что иное, как настоящая охотничья лайка. Может и есть на свете такие помойки, на которых специально обучаются и откармливаются лайки особого вида, но хозяйку я сильно зауважал — любовь к экзотическим животным, видимо, была у неё в крови. Собачку она подобрала на улице пару дней назад, чтобы приучить к охоте. Следует отметить, что и сама девушка решила стать охотницей те же пару дней назад. Этот факт меня совершенно не удивил — я её хорошо знал и любые возражения с советами можно было засунуть далеко и навсегда. Единственное, что я посоветовал начинающему собаководу, это, по крайней мере, откормить пса за оставшиеся три недели до "пристрелки" — когда собак знакомят с живым медведем в клетке, дабы собака правильно гавкала.

Три недели прошли.

Шарик, а банальную лайку и назвать-то по-другому она не рискнула, стал именно шариком. У меня появилось подозрение, что все эти три недели семья моей знакомой сильно недоедала — престиж, понимаешь ли. Из толщи спутанной густой шерсти Шарика торчали нос, уши и пять конечностей, среди которых невозможно было однозначно идентифицировать хвост и лапы — почти волкодав, только карликовый.

Сначала стреляли на стрельбище, где грамотные собаки были обязаны смирно сидеть подле хозяина, наслаждаться бабаханьем и только после команды вставать на четыре лапы и ждать дальнейших распоряжений. Шарик не ждал. Видать, в том месте, где он вырос и воспитывался, любые пролетающие мимо предметы воспринимались как еда и их нужно было поймать любой ценой. Он пытался поймать пули еще до мишеней и его пришлось привязать намертво к стенду.

После обеда полагалось сладкое — Потапыч за решеткой. Шарик сразил всех бывалых охотников неадекватной реакцией наповал. В то время, когда нормальные лайки поднимали дыбом всю имевшуюся в наличии шерсть, оскаливали пасти и делали устрашающие движения в адрес Потапыча, наш герой спокойно подошел к клетке, высунул длинный язык и лизнул Потапыча в лапу. Обалдевший медведь буркнул в ответ нечто вроде "ууу?" и замер. Коллеги Шарика замерли с открытыми пастями в полном ступоре, а через пару секунд вся охотничья братия упала, хватаясь за животы от смеха. Это был полный провал охотничьей лайки Шарика. Моя знакомая не знала, куда бы ей провалиться, да и я, собственно, тоже.

Шарик остался жить в качестве "обычной домашней собаки".

Прошла зима, потом весна, а летом я должен был уехать на работу в район Гусиной, что на Новой Земле. Вот тут-то моя знакомая и вспомнила про то, что в таких опасных местах без хорошей собаки не обойтись. А Шарик к тому моменту значительно заматерел — любо-дорого посмотреть: прибавил в мышцах и приобрел грозность в голосе. Веских аргументов против принятия в штат четвероногого я не нашел. К тому же, помня про экзамен с медведем, я уверился в мысли, что такая собака на полевых работах значительного ущерба не принесет — главное не пристрелить её по ошибке. Я его взял с собой.

О благословенный край Новая Земля! Рай для Человека и Собаки! Кроме нашего отряда из трёх человек плюс Шарик, другого испорченного цивилизацией населения не было в радиусе пятисот километров. Мы были счастливы и радовались этому отрыву. Днём работали, а по солнечным и не очень вечерам браконьерили потихоньку в своё удовольствие гольца с гусями и писали бесконечную пулю. Шарик вечно сидел на прикупе и никогда не проигрывал.

В один тоскливый туманный вечер, когда три отведенных пульных часа уже основательно всех утомили, Шарик сдал карты в последний раз и побежал проветриться. Где-то через минут десять он вернулся с радостным лаем, что было для него не вполне естественным, поскольку его характер отличался в высшей степени сдержанностью с некой долей романтического молчания и умнейшим хвостовилянием. Пес куда-то нас звал. Идти было лень — туман сгущался, да и ужин намечался. Третий член экипажа взял на себя ответственность сварить чайку и благословил нас на удачу. Чтобы мы не заблудились в тумане, он включил акустический маяк, это такая штука, которая очень громко свистит через заданные промежутки времени. Её настроили на три минуты. Мы взяли с собой на всякий пожарный ракетницу и пошли.

Шарик водил нас по тундре около получаса. Когда терпение лопнуло окончательно, тем более что маяк подал голос уже в десятый раз, мы, наконец, подошли к холмику, на который впрыгнул пес и радостно гавкнул, потом Шарик спустился на другую сторону. Поднявшись на холм, мы замерли. Я сказал "мама..", а мой спутник что-то похожее. То, что предстало перед нами, можно описать эмоциями, но отнюдь не словами. Когда оно встало на задние лапы, мы, не сговариваясь, взяли высокий старт и рванули назад. В этот момент пискнул маяк, начиная отсчет…

Три дня после этого я совсем не мог ходить — растянуты были абсолютно все мышцы, включая мозг. Шарика, естественно, отдали под трибунал, но разум все-таки пересилил всю ненависть Большой Тройки — охотничья собака сделала то, чему мы, как мне казалось, так её и не научили год назад. Шарика мы не расстреляли. Но осадок остался. Где-то через неделю, когда страсти утихли, мы прикинули время и расстояние. По все расчетам выходило, что в тот день мы в полтора раза превысили мировой рекорд по бегу на дистанцию в три километра.

Через несколько лет, когда я был в гостях у друга в Ирландии, мы сидели в маленьком пабе и пили пиво. На улице я заметил собаку, очень похожую на Шарика и засмеялся. Пришлось рассказать эту историю. Приятель был не без чувства юмора и сказал, что раз в книгу рекордов Гиннеса мы тогда не попали, то уж выпить этого Гиннеса за настоящих собак нужно обязательно. И мы за них выпили.