XVII

Ундерлип потерял все. Он был королем, королем хлеба, а теперь он скитается по морям и не имеет пристанища. Но должен же быть на свете такой уголок, где Ундерлип сможет переждать, пока эти канальи сломят себе шею, потому что жизнь не может идти без Ундерлипа, без биржи, без акций, без дивиденда.

Что такое счастье? Это доллары, фунты, франки. Они бегут, они подымаются, они падают, и в этом игра жизни. А эти глупые мечтатели думают отменить деньги, акции, биржи, банки, ренту. Химеры. Бред. Их дело не стоит ни одного пенса.

Капитан Баррас слушает рассуждения Ундерлипа и кивает головой. Мистер совершенно прав. Красные заварили кашу на весь мир, но в конце концов разве можно уравнять всех! С тех пор как капитан Баррас сделался владельцем вот этого чека, и этого перстня, и этой яхты, он имеет ясные взгляды на жизнь. Он разделяет мнения Ундерлипа, потому что он сам чувствует себя Ундерлипом. Он ступил на первую ступеньку той лестницы, на вершине которой стоит хлебный король, и он не хочет, он не допустит, чтобы эта лестница была перевернута верхом вниз.

Но команда яхты, очевидно, иного мнения. В каком-нибудь десятке миль от Гибралтара машинист отвечает на команду капитана Барраса:

— Баста!

И останавливает машину.

Кочегары бросают работу. Матросы покидают свои места. Повар уходит из кухни. И все собираются на палубу.

— Баста!

Ундерлип хочет применить разумные доводы, но капитан Баррас иного мнения. Он вытаскивает из кармана заряженный револьвер и, направив его в лоб машинисту, коротко и ясно говорит:

— Назад в машинное отделение или…

Машинист — коновод этого бунта. Он повторяет жест за жестом движения капитана Барраса. Тоже сует руку в карман. Тоже вынимает револьвер. Заряженный. Нацеливается в капитана Барраса и говорит:

— Назад в рубку и — к берегу!

— Мы хотим к берегу, сэр, — вежливо поясняет кок в белом колпаке.

— Да. Спустите нас на берег и убирайтесь ко всем чертям, — дополняет штурман, заложив руки в карманы и глядя смело в лицо Ундерлипу.

Его высочество смотрит на карманы штурмана. Подозрительные карманы! Может быть, у штурмана в каждом кармане по револьверу? Или вот у кока, карман тоже оттопырен.

И, забыв про свою потребность в кокаине, его высочество ощущает иную, еще более острую потребность и, сломавшись вдвое, бежит в уборную.

Лорд Рой провожает его высочество, выражая вслух соболезнование состоянию августейшего желудка:

— Это от нервного потрясения, принц.

— Я боюсь… боюсь… — лепечет его высочество и, сморщившись от нового желудочного приступа, ныряет в дверь уборной.

— Послушайте, — обращается лорд Рой к команде, — известно ли вам, что на этой яхте находится наследник престола…

Машинисту известно, что в Англии уже нет никакого престола. Машинист презирает все высочества на свете.

— Ради этой кикиморы, которой вы лижете зад, мы не станем рисковать нашими головами.

— Верно, Пэн, верно! — одобряет его команда.

И еще раз Ундерлип вспоминает свою теорию о лошади с ведущим ее клоком сена перед носом. Но как можно больше искренности в голосе. Как можно меньше нервов.

Он называет их своими друзьями: «мои друзья!» Машинист, штурман, матросы и даже пахнущий салом и мясом кок — друзья короля Ундерлипа. Знают ли новые друзья Ундерлипа, что значит «чек на предъявителя»?

Это такая бумажка, по которой банк без всякого промедления платит деньги долларами, фунтами, в какой вам угодно валюте.

У Ундерлипа, разумеется, нет лисьего хвоста. Нет никакого хвоста вообще. Но он мысленно виляет хвостом.

— Какие там, к черту, банки! — прерывает машинист Ундерлипа. — Ни в Европе, ни в Америке нет больше вампиров.

Разве Ундерлип говорит своим милым друзьям о европейских или американских банкирах? Нет… Он имеет в виду австралийский банк, а если угодно, то японский или китайский. Деньги — везде деньги. Стоит только предъявить вот такую бумажку.

Ундерлип потрясает одной рукою чековой книжкой, а другой вытирает пот со лба и шеи. В евангелии что-то сказано о верблюде и игольном ушке: верблюду почему-то непременно нужно было протолкнуться через ушко иглы. Это, должно быть, легче, чем хлебному королю пробраться в Австралию при столь несчастливом стечении обстоятельств. Но брешь все же пробита.

Кок выступает вперед и, дыша в лицо короля хлеба перегаром водки, говорит:

— Я понимаю мистера так: мистер желает выдать нам чеки, чтобы мы отказались от своего намерения высадиться.

Ундерлип берет кока за пуговицу его белого халата.

— Я всегда замечал, что вы очень умный человек, мистер, э… э… э…

— Мистер Клейн, — подсказывает, осклабившись, кок.

— Да, мистер Клейн, вы умный человек. Я всем вам выдам чеки на крупные суммы.

Раз разговор идет о деньгах, то нужно револьвер спрятать в карман. Машинист так и делает. Он ничего не имеет против чека в кругленькую сумму. Например, в сто тысяч долларов.

— Правильно, Пэн! Браво, Пэн! — одобряет команда. Ундерлип добродушно похлопывает машиниста по плечу:

— Эх, простота! Что такое сто тысяч долларов? Плевок! Сейчас я напишу всем вам чеки на сто тысяч долларов. Всем! Даже юнге. А если вы благополучно доставите нас в Австралию, то я добавлю, господа, добавлю.

Так как положение спасено, Ундерлип позволяет себе сказать маленькую речь на тему о революции. Революция нужна бездельникам. Ундерлип уверяет своих милых друзей, что честный человек и без революции может найти свое счастье. Разве кому-нибудь закон запрещает богатеть? Богатейте, мистеры, богатейте, сколько вам угодно.

Он рассуждает о революции и пишет чеки. Он вырывает из чековой книжки чековые листки, рассуждая о революции, раздает их всем, даже коку, даже юнге.

У его высочества желудок опять в нормальном состоянии. Его высочество грозен.

— Канальи! — кричит он. — Бунтовать? В моем присутствии? Погодите, я вам покажу бунтовать.

Он храбро наступает на кока. Кок отступает к борту. Его высочество притискивает кока к перилам и тихо спрашивает:

— Послушай, кок, есть ли у тебя хоть одна понюшка кокаина? Если ты достанешь мне хоть одну крошечку кокаина, я назначу тебя королевским поваром.

— Нет, кокаина у меня нет, — отвечает кок.

— Тогда ты будешь повешен рядом с этими канальями, — говорит его высочество.

Ундерлип идет к себе в каюту, садится на стул. Хохочет: хо-хо-хо-хо-хо! И громко зовет:

— Дик, Дик!

— Что угодно мистеру?

— Все люди — идиоты.

— Если мистеру угодно?..

— Да, мне угодно, потому что я король. Что?

— Мистер говорит правду. Мистер — король.

— Даже сейчас, в скитании, я тоже — король.

— Правильно, мистер.

— Вы знаете почему, Дик?

— Потому что вы Ундерлип и умрете Ундерлипом, — отчеканивает Дик.

— Дурак! — цедит сквозь зубы Ундерлип.

— Если мистеру угодно?..

— Я король потому, что могу купить человека. У принца крови в опасности происходит дизентерия желудка, а у хлебного короля только дизентерия чековой книжки. Хо-хо-хо-хо-хо!

— Хи-хи-хи!

— Я могу купить человека. Дик. За сто тысяч долларов. Я раздал сейчас чеков на два миллиона. И купил всех, до юнги включительно. А теперь… х-хо, х-хо! Я их всех одурачу. Перо и бумагу, Дик.

Ундерлип пишет на бланковом листе бумаги в австралийский банк. Он имеет честь предупредить правление австралийского банка, что чеки за такими-то номерами, выданные им, Ундерлипом, на предъявителя такого-то числа в такую-то сумму, недействительны.

А посему Ундерлип приказывает австралийскому банку по означенным чекам не платить ни одного цента.

Сложив бумагу вчетверо и скрепив ее сургучною печатью, Ундерлип передает ее Дику.

— Как только мы причалим, вы немедленно отправляйтесь в банк и передайте эту бумагу директору банка. За это вы получите сто тысяч долларов, Дик.

— Чеком, мистер?

— Хо-хо-хо! Нет, наличными, Дик.

Великолепная идея! Король Ундерлип сильнее всех королей в мире. Он может раздавать сотни долларов. Триллионы. Лишь бы хватило чековых бланков.