XII

Во-первых, сестра Дика носит поэтическое имя — Энжелика, хотя она похожа на печеное яблоко. Во-вторых, она сдает комнаты жильцам. И, в-третьих, у нее жил один Сэм, сухой, как вобла, а теперь живут два Сэма, причем новый Сэм напоминает бочку. Вследствие этого последнего обстоятельства миссис Энжелика называет своего старого жильца Сэмом маленьким, а нового Сэмом большим.

Сэм большой больше пыхтит или барабанит по окну, чем говорит.

Маленький Сэм много кашляет и говорлив. Сэм большой любит одиночество, а Сэм маленький ни минуточки не может оставаться один и шныряет по соседям или бегает по собраниям. Благодаря своей общительности Сэм маленький немедленно наведался к Сэму большому, как только тот поселился у Энжелики. Это немыслимое, совершенно фантастическое знакомство миллиардера с безработным произошло следующим образом.

Настоящий Сэм, Сэм маленький — впархивает без предупредительного стука в комнату Сэма большого, между нами говоря — Ундерлипа.

— С новосельем, мистер Сэм… Вас зовут Сэм, правда? Стало быть, мы тезки, приятель. — Сэм маленький протягивает руку Сэму большому.

Но Сэм большой ворчит:

— Не имею чести знать. И потом, мистер, отчего вы не постучались?

Сэм маленький пялит глаза на Сэма большого:

— А зачем стучаться? Разве вы делали фальшивые деньги? Или прохлаждались с милкой?

— Ничего подобного, мистер, но… Сэм маленький добродушно смеется:

— Ха-ха! В другой раз я буду стучаться, если вам угодно. Вы, должно быть, безработный?

— М-м! В некотором роде.

— У меня безошибочные глаза, — хвастает Сэм маленький. — Вы были лакеем в богатом доме. Верно ведь? А?

— Гм-м. Да. В богатом доме…

— И вас рассчитали?

— Д-да. Рассчитали.

Сэм маленький хлопает по плечу Сэма большого — хлебного короля!

— Ничего, дружище, не тужите. Теперь наша взяла верх. Сэм большой морщится и отстраняет от себя руку Сэма маленького.

— Я не люблю, когда меня хлопают по плечу. И вообще… м-м-м. Не мешайте мне, мистер. Я занят.

— Он занят, ха-ха! Чем вы заняты, если вы без работы? Мух считаете? Что вы за ворчун такой, тезка? Первое время, когда я лишился работы, я тоже был зол, как цепная собака. Потом привык, обтерпелся. Право, мистер, плевать на кровать.

— Почему на кровать? Разве у нас не принято плевать в плевательницу?

— Вот чудак! — изумлен Сэм маленький. — Он принял это всерьез. Это же такая поговорка. С луны вы свалились, что ли? Ну, я пошел. Я к вам загляну еще, дружище.

Сэм маленький на бегу натыкается на миссис Энжелику и, стоя одной ногой в сенях, другой — за дверью, торопливо характеризует Сэма большого:

— Ворчун. Был холуем у богачей и задирает нос. Но в общем душа человек. Погодите, миссис Энжелика, я его отполирую… Бегу на митинг.

Сэм большой тоже излагает миссис Энжелике свои впечатления о Сэме маленьком, своем тезке:

— Нахал! Лезет в панибратство. Прошу избавить меня от этого… от этой ветряной мельницы.

Вечером Сэм маленький стучится в двери Сэма большого, но, не дожидаясь ответа, входит в комнату.

— Ну вот я и постучался. — Сэм говорит и внимательно, очень внимательно смотрит в лицо тезки, комкая в руках газету. — Скажите, какое сходство! — восклицает он.

— Сходство? — Сэм большой чувствует холодок, продирающий его кожу, и вследствие этого говорит медовым голосом:

— Знаете, дорогой тезка, я весь день скучал и очень рад, что вы пришли. Кстати, о каком сходстве вы упомянули?

Сэм маленький разворачивает вечерний выпуск газеты. На внутренней странице газеты огромный заголовок:

Под этим заголовком четыре портрета: Лориссона, Бранда, Дэвис и Ундерлипа.

Сэм большой, нисколько не теряясь, находит, что этот — как его… Ундерлип чертовски похож на него. Капля в каплю. Прямо двойники. Неловкое положение однако быть двойником миллиардера, пившего кровь рабочих.

А все же Сэм большой находит утешение: разве Сэм маленький не видит, что это сходство нарушается тем, что Ундерлип, судя по портрету, был худощавее Сэма большого.

Сэм маленький вполне с этим согласен. Ундерлип выглядит чуточку худощавее.

— Но, во всяком случае, ваше сходство сущее несчастье, — добавляет Сэм маленький, — потому что всех этих господ разыскивают для предания суду. Пока разберутся, вы можете попасть в плохую историю, тезка.

Разыскивают? Будут судить? Конечно! Сэм большой всем сердцем, всей душой и всем… Чем еще? Словом, он вполне разделяет это решение рабочего правительства судить миллиардеров, которые пили рабочую кровь. Да. Но конкретное обвинение?

— Конкретное обвинение? Через полчаса откроется митинг, на котором Джек Райт расскажет, в чем провинились эти молодчики, — щелкает ногтем по портрету Ундерлипа Сэм маленький. — В двух шагах отсюда, мистер. Если хотите послушать, идемте со мною, вас пропустят.

— К-хе! К-хе! У меня, кажется, начинается грипп. Вечерний воздух, знаете… — Но неожиданно Сэм большой меняет свое решение. Чтобы быть в курсе дела, надо посмотреть опасности в глаза. Смелость, смелость!

Больше смелости — меньше риска.

Итак, Сэм большой пойдет на митинг. Но он завернет шею и рот в шарф. Грипп, знаете, вечерний воздух, знаете… Кстати, этот Райт… знакомое имя.

— Удивительный вы человек, тезка! Джека Райта знает вся Америка. Вождь. Член рабочего…

— …правительства, — торопливо подхватывает Сэм большой. — Конечно, знаю. Я думал, другой Райт. Так это настоящий?

— Ну да. Настоящий. Тот самый.

— При гриппе опасно дышать холодным воздухом. Шарф достаточно широк. Завернемся так до подбородка. И еще вот так, до носа. И еще вот эдак — завернем нос.

Из-под шарфа слышно: «Бу-бу-бу».

Что это значит? Сэм маленький не знает, но его смешит вид Сэма большого и его бу-бу-бу.

— Ха-ха! Чудак вы этакий. Ну, пойдем.

Ундерлип, завернутый до глаз в шарф, смотрит на Джека Райта, стоящего на трибуне. Джек Райт говорит об Ундерлипе, который сидит в зале и слушает Райта. Раскопали-таки все до подноготной, бестии! Про Кингстон-Литтля? Откуда они знают, что Кингстон-Литтль получал деньги от союза трестов на вооружение патриотов? Что? Что? Кингстон-Литтль арестован и дал письменное показание? Ах, собака! Что это за агент полиции Пик? Ундерлип никогда не слыхал этой фамилии. Кингстон-Литтль организовал при помощи агента Пика покушение на Джека Райта? Да, да. Ундерлип припоминает, что Кингстон-Литтль действительно говорил ему, что необходимы деньги на кое-какое предприятие, связанное с выборной кампанией и с устранением красных от выборов. Была, кажется, какая-то бомба. Вот! Вот! Джек Райт рассказывает и о бомбе.

Сэм маленький толкает в этом месте речи локтем в бок Сэма большого:

— Это он рассказывает про меня. Ведь бомбу-то бросил я, а дал мне ее Кингстон-Литтль. Я был в то время патриотом.

— Бу-бу-бу, — бубнит из-под шарфа Ундерлип. Редиард Гордон? Ай-ай-ай! Вечная память. Расстрелян, бедняга. Схвачен с оружием и был на месте расстрелян. Ну, ну, что вы знаете еще про Редиарда Гордона?

Джек Райт знает про Редиарда Гордона, что он был наемником хлебного короля, владевшего всей печатью Америки. Что же из этого следует? Разве это преступление — владеть таким солидным делом, как печать? Попробуйте-ка построить обвинение, Джек Райт…

И Джек Райт строит обвинение. Он обвиняет короля, сидящего тут же, что он сеял клевету и ложь при помощи подкупленных газет. Еще что? Король хлеба провоцировал в газете избиение рабочих Ку-Клукс-Кланом, высылки, аресты и даже казни.

Два Ундерлипа. Один кричит: так было, но так должно было быть, ибо то, что Райту кажется преступлением, миллиардеру казалось его правом и жизненной целью. Другой Ундерлип возражает: «Верно, были штучки!» И оба Ундерлипа вместе корчатся от каждого слова Джека Райта, как от ударов раскаленным металлическим прутом.

— Они подкупили сенат и палату и вызвали войну с целью наживы, — сечет накаленным прутом Джек Райт.

«Попробовал бы ты побыть в нашей шкуре и вести дело без войны», — возражает один Ундерлип.

«Действительно, был подкуп сенаторов, депутатов и членов правительства», — сознается другой Ундерлип.

А оба Ундерлипа вместе кутаются до глаз в шарф и, выбивая дробь зубами, бубнят:

— Бу-бу-бу!

Весь зал, как один человек, стучит ногами и палками о пол и требует:

— Смерть Ундерлипу, смерть Лориссону!

— Смерть Бранду! Смерть Дэвис!

— На электрический стул золотых пауков! — кричит над самым ухом Сэм маленький.

И когда они оба выходят с митинга, Сэм маленький, распаленный разоблачениями Джека Райта, вытаскивает револьвер, стреляет вверх и кричит:

— Вот так я выстрелю в ухо Ундерлипу, если он попадется в мои лапы.

Эти портреты, эти разоблачения. Предательство Литтля. Надо навострить лыжи, пока не поздно. Надо бежать. На юг? Нет. На запад? Нет, нет. Куда? Куда же? В Америке нет места Ундерлипу.

У себя в комнате Ундерлип застает Дика. У Дика глаза на лбу и лицо мертвеца.

— Мистер, у нас был обыск. Много вооруженных людей. Забрали все бумаги. Искали вас. Меня допрашивали.

— Что же вы сказали? Что?

— Я сказал, что мистер уехал неделю тому назад в Виргинию.

В Виргинию? Правильно. Пока они будут искать Ундерлипа в Виргинии, он бросится в противоположную сторону.

— Дик, больше не возвращайтесь домой. Могут проследить меня.

— Слушаюсь, мистер.

— Идите сейчас и сыщите капитана моей яхты, Барраса. Найдите его и приведите ко мне. Скорее, Дик!

— Будет сделано, мистер.

Дик уходит искать капитана яхты, а Ундерлип мечется по комнате, и все время в нем кричат два Ундерлипа. И оба Ундерлипа, взятые вместе, бьются в тоскливом смертном страхе.