06:47

Мэкки выждал несколько дней после возвращения Элнер, прежде чем завести речь о пистолете. На четвертое утро, перед работой Мэкки, они, как обычно, пили кофе на задней веранде, любовались восходом и беседовали.

— Закат вчера был чудный, Мэкки, — восхищалась Элнер. — А день-то как прибавился! Скоро можно будет сидеть на улице до половины восьмого вечера. Я и вчера только в восьмом часу ушла.

— Да, лето уже близко. — Мэкки перевел взгляд на Элнер: — Тетя Элнер, вы знаете, что у вас в бельевой корзине нашли пистолет?

— Правда? — переспросила Элнер невинным голоском.

— Вам ли не знать, верно?

Элнер провожала взглядом кравшегося по двору кота.

— Наш старичок Сонни совсем жиром заплыл, да? — попыталась она увильнуть от опасной темы. — Глянь-ка, и ходит вперевалочку, и…

— Тетя Элнер! — перебил ее Мэкки. — Вы попались, так что выкладывайте, откуда взяли. Лютер клянется, оружие не его. Чье же тогда? Дяди Уилла?

Элнер, помолчав, ответила:

— Много будешь знать, Мэкки, — скоро состаришься.

— Тетя Элнер, это не шутки. Я наврал Норме, что пистолет не настоящий, — вас покрывал.

— Спасибо, дружок.

— Всегда рад помочь. Но мне нужно знать правду. Так откуда?

— Не от Уилла, вот и все, что я могу сказать. — Элнер уставилась в потолок. — Надо бы пройтись метелкой по углам — ты только полюбуйся на эту паутину!

— То есть не скажете, откуда пистолет?

— Сказала бы, дружок, если б могла.

— Хм. Тогда вот что. Вы ничего не натворили? Никого не застрелили?

Элнер засмеялась:

— Спросил тоже! Господь с тобой!

— Ну, откуда бы он ни был, теперь ищи-свищи — я утопил чертову железку в реке. Тетя Элнер, я с вами никогда не ругался, во всем поддерживал. Но именно потому, что я очень вас люблю, мне и не хотелось бы, чтоб вы покалечились или кто-то его нашел и застрелил вас.

Тетя Элнер страдальчески сморщилась:

— Где утопил?

— Неважно. Обещайте с сегодняшнего дня не брать в руки оружия.

— Так и быть… Обещаю.

Мэкки, устыдившись своей суровости, чмокнул тетю Элнер.

— Забыли. Идет?

— Ладно, дружок…

— Мне пора. Я вас люблю.

— И я тебя, — сказала Элнер.

В этот день она получила урок, который мало кому дано испытать на себе: после твоей смерти все твои вещи перероют, так что если тебе есть что скрывать — избавляйся, пока жив!

Элнер жалела, что нельзя рассказать Мэкки правду. Никого она, понятно, не грабила и не убивала — всего лишь скрыла улику от полиции. Некоторых мерзавцев, между прочим, прямо-таки руки чешутся пристрелить — как ту бешеную лису, на которую ее муж Уилл вышел с ружьем. Лишать жизни — дело скверное, но цыплят спасать надо, ничего не попишешь. Элнер спрашивала себя: поступила бы она так же еще раз, если пришлось бы? И всякий раз отвечала: да, несомненно. Значит, совесть ее чиста. И Реймонд ни словом об этом не обмолвился, — видно, греха на ней нет.