Глава восемнадцатая

Просторный и опрятный бар «У Феликса» располагался на маленькой улочке всего в двух минутах ходьбы от Главного полицейского управления Марселя. Именно поэтому, а еще потому, что его хозяином был бывший жандарм, полицейские привыкли заглядывать сюда в поисках жидкого утешения после тяжелого дня борьбы за законность и порядок. В самом конце зала небольшой уголок был разгорожен на три кабинки, и там можно было, не привлекая внимания, обсудить деликатные вопросы. В одной из них Филипп и назначил встречу инспектору Андреи.

Инспектор, худощавый, седеющий мужчина с настороженным взглядом человека, много повидавшего в жизни, явился в тот самый момент, когда за столик Филиппа принесли два стаканчика пастиса, пузатый кувшин с водой и ледяными кубиками и мисочку с зелеными оливками.

— Я заказал и на тебя, — сообщил Филипп. — Ты по-прежнему пьешь «Рикар»?

Андреи кивнул, внимательно наблюдая за тем, как журналист разбавляет пастис водой. Прозрачная, бледно-желтая жидкость побелела.

— Хватит, а то совсем его утопишь, — усмехнулся полицейский.

— Давай выпьем за твою пенсию, — поднял бокал Филипп. — Сколько тебе еще осталось?

— Восемь месяцев, две недели и четыре дня. — Андреи взглянул на часы. — Плюс сверхурочные. А потом все к черту — и на Корсику!

Он достал из кармана измятую фотографию и положил ее на стол. На ней небольшой каменный дом стоял в окружении серебристо-зеленого моря оливковых деревьев, расходящихся от него во все стороны, как спицы в колесе.

— Триста шестьдесят четыре дерева, — похвастался инспектор. — В хороший год дают пятьсот литров масла. — Он любовно погладил свой будущий дом. — Буду ухаживать за оливами и баловать внучку. Есть колбаски фигателли, сыр броччио и запивать все красным вином из Патримонио. И заведу собаку. Всегда мечтал о собаке. — Он закинул руки за голову и с мечтательным видом потянулся. — Только чует мое сердце, ты пригласил меня не для того, чтобы послушать о моей старости.

Он склонил голову на бок, а Филипп заговорил. К тому времени, когда его рассказ окончился, стаканы опустели. Официант принес еще по порции и новый кувшин с ледяной водой. Пока он не отошел, собеседники молчали.

— Не мне рассказывать тебе о том, что значит Ребуль в этом городе, — понизив голос, медленно проговорил полицейский. — Стоит сто раз подумать, прежде чем связываться с ним. А потом, он ведь неплохой парень. Любит покрасоваться, это правда, но я слышал о нем и много хорошего. — Андреи задумчиво водил пальцем по запотевшему боку стакана. — А из того, что ты мне рассказал, совсем не следует, что он совершил преступление. Знаю, знаю, — он поднял руку, останавливая Филиппа, — проверим отпечатки и выясним это наверняка. И если они совпадут, тогда…

— Тогда будет ясно, что он — преступник. Разве не так?

— Так, наверное. Наверное, так, — вздохнул Андреи.

Меньше всего на свете ему хотелось влезать в это расследование. Когда суешь нос в дела сильных и влиятельных, обычно это кончается очень плохо для носа. С другой стороны, у него, похоже, нет выбора. Тут пахнет сенсацией, а напротив сидит журналист, который уже вцепился в нее зубами и теперь ни за что не выпустит. Андреи опять вздохнул, умудрившись вложить в это колебание воздуха все свои эмоции.

— Ну хорошо. Вот что я могу для тебя сделать. Я дам тебе эксперта на пару часов, но только при условии, что Ребуль и его люди ничего об этом не узнают, по крайней мере до тех пор, пока мы не проверим отпечатки. Можешь мне это гарантировать?

— Думаю, да. Могу.

— Мне бы очень не хотелось, чтобы Ребуль позвонил своему дружку pr'efet de police^[60] и нажаловался на превышение его подчиненными служебных полномочий. Постарайся не налажать. — Инспектор достал из кармана ручку, написал на подставке из-под бокала имя и телефон и подтолкнул картонный кружок к Филиппу. — Вот. Его зовут Гроссо. Мы работали с ним вместе двадцать лет. Человек надежный, проворный и неболтливый. Я сегодня вечером с ним переговорю, а ты звони ему завтра утром.