7. Грабов (городок, где закончилась война)

Война на нашем, 2-м Белорусском фронте закончилась ожесточенным боем в районе маленького, лежащего среди полей, утопающего в зелени немецкого городка Грабов.

Грабов можно найти далеко не на всех картах.

Въезжают в него через старинные ворота.

Невдалеке от этих ворот к городу примыкает заросший пруд, окаймленный огромными деревьями и статуями. У пруда возвышается башня скучной, прямоугольной формы, метров 12-15 высоты. Башня выстроена в 1931 году, в догитлеровские времена. В нижнем этаже башни размещен небольшой музей войны 1914-1918 годов: образцы оружия, солдатские каски, газеты, портреты Гинденбурга и кайзера. В витрине – список жителей Грабова, убитых на этой войне.

В фасадной части башни – ниша, огражденная решеткой. На земле лежит плита с надписью «Zur Erinnerung der untergehenden Menschen» – «В память погибших», а на стене башни, на высоте второго этажа высечено крупными буквами: «Deutschen, vergessen nicht von Versailles!» – «Немцы, не забывайте о Версале!»

Провинциально тихий, красивый, совсем не тронутый смерчем войны, этот небольшой городок, со стрельчатой кирхой, водонапорной башней, каланчой у вокзала, вытянувшийся двумя параллельными улочками на 1,5-2 километра, нежился под жарким майским солнцем. Главная улица набита магазинами. Вывески – огромные, магазины – с гулькин нос. Но все – «люкс». Цирюльник – люкс, пивнушка – люкс, чистильщик сапог – люкс.

Старинный замок, ратуша. На заборах сохранились начертанные белой масляной краской призывы: «Grabov wird deutsch sein!» – «Грабов будет немецким!», «Tod den Russen!» – «Смерть русским!», а мимо проходили толпы растерянных и подавленных людей – такие вежливые, покорные немцы и немки с черными повязками на рукавах, снимали шляпы и почтительно раскланивались, вели себя, как самые примерные дети.

Несколько одинаковых огромных красных зданий в восточной части города – казармы. И вообще, большинство домов были красными – стены и черепичные крыши одного цвета.

Отдельно стояли островерхие постройки с черепичными шапками и белыми стенами, перечеркнутыми бревенчатыми прожилками.

Многие дома с палисадниками. За чугунными узорами оград – асфальтированные дворики с несколькими деревьями и густым плющом, обвившим первые этажи домов. В палисадниках березы – коренастые, толстобокие, каких у нас не увидишь.

Вот дом лесничего. Не дом, а поместье! За высоченной оградой из металлической сетки возвышаются каменные хоромы в три этажа с башенками, балконами и террасами. За доминой – огромнейший сад, перед фасадом – искусственный пруд с лебедями. Чуть поодаль бесчисленные, тоже каменные, хозяйственные постройки под черепичными крышами.

Помещичьи дома прячутся в старинных парках.

В одном из них – его недавно занимал оберштурмфюрер СС,- тяжелая мебель красного дерева, бархатные портьеры. Большой зал – гостиная с высокими окнами в сад, зеркалами в простенках и роскошным роялем. В золотой раме висит портрет старого фельдмаршала Гинденбурга с дарственной надписью. Рядом с портретом красуется поощрительная грамота: Георгу Земрау за успехи в области земледелия и животноводства.

В других просторных комнатах – гардеробы, забитые одеждой, буфеты с дорогой посудой и столовым серебром, на стенах картины в тяжелых золоченых рамах, рога оленей и чучела кабаньих морд, гобелены охотничьей тематики, красивые дорогие ковры на стенах и на полах, самодельный коврик. На коврике вышито: «Ordnung in dem Haus ist Ordmmg in dem Staat» – «Порядок в доме – порядок в государстве».

В кабинете массивный стол с резными ножками, стулья с высокими резными спинками под стать столу, в углу патефон и тумба с пластинками, радиоприемник.

Над письменным столом – две символические картины. На одной – Бисмарк и Мольтке диктуют условия мира разбитым под Седаном в 1870 году французским генералам; на другой – современный огромный немецкий танк с белыми крестами давит гусеницами русских женщин и детей на улице пылающей деревни. Это была зарисовка младшего сына помещика, он был художником и рисовал с натуры. Во всю стену книжные шкафы, забитые книгами с дорогими по виду корешками. На видном месте стоит томик стихов фашистских поэтов. Сборник открывается стихотворением «Nach Osten!» – «На Восток!» – так они называли Россию:

На видном месте – «зиппенбух» – родословная книга, которую обязана была вести каждая арийская семья.

В спальне кружевные занавески, в алькове огромные, широченные, словно кузов пятитонки, кровати, шелковые покрывала и шелковое прохладное белье, пуховые атласные перины вместо одеяла.

Над кроватями тоже коврики с вышитыми изречениями:

«Zweimal in der Woche ist nicht schadlich weder dir noch mir» – «Два раза в неделю не вредит ни тебе, ни мне».

«Wie man sich bettet, so schlaft man» – «Как постелешь, так и поспишь».

«Die Liebe und der Suff, die regen den Menschenuff» – «Две вещи волнуют человека: любовь и выпивка».

Везде огромное количество фотографий – висят на стенах, стоят на столах и столиках, валяются в комнатах на полу. Они запечатлели-роскошную жизнь обитателей: оберштурмфюрер в окружении женщин в фантастических туалетах; слуги прислуживают им у стола – наливают вино; на охоте; и, конечно^ портрет крупного щеголеватого мужчины с моноклем и тщательно расчесанным пробором в полной парадной фашистской форме с вытянутой вперед правой рукой, левая прижата к сердцу, на среднем и безымянном пальцах перстни, и под фотографией подпись – клятва-долг немца перед фюрером и Велико-германией: «Unsere Treue und unser Glaube – das ist unsere Ehre und unser Sieg» – «Наша верность и наша вера – это наша честь и наша победа».

Казалось, что забота о собственной наружности составляет главное занятие этого холеного немца.

В кухне сверкает много начищенной посуды, развешенной по стенам, и рекомендации по здоровому образу жизни.

«Gut gekaut ist halb verolaut» – «Хорошо прожевал – наполовину переварил».

«Nach dem Essen sjllest du stechen oder tausend Schritten gehen» – «После еды постой или пройди тысячу шагов».

На салфетке, покрывающей кухонный столик, вышит крестиком стихотворный текст:

Кладовки и подвалы полны всякой снеди, копчений, домашних консервов; ящики сардин, ящики с повидлом, французским коньяком «Аквавита», французскими и немецкими винами.

Распорядок быта высокопоставленного немца и во время войны был незыблем.

Табак: с утра – сигарета, на работе – трубка, вечером – сигара.

Одежда: домашние туфли из верблюжьей шерсти неяркого цвета. Хорошая, просторная куртка, темно-вишневая или орехово-коричневая, из вельвета или бархата.

Питание: завтрак обязательно легкий – яйцо всмятку, немного масла, ветчина, копченая рыба, ни капли алкоголя. Среди дня – ланч – с хорошим куском мяса, зеленью и рюмочкой коньяка – допинг и, разумеется, кофе мокко побольше. Обед поздно, дома – форшпайзен (закуска), пиво, суп, мясо или рыба.

Вот такие апартаменты – таких он дома и представить себе не мог – оказались в распоряжении командира дивизии.

Оказавшись на территории Германии после четырех лет кровопролитной жестокой войны, разрухи, голода, бойцы и офицеры Красной Армии, к своему удивлению, увидели богатые и сытые хозяйства немецких фермеров, отлично организованное сельское хозяйство, невиданную сельскохозяйственную и бытовую технику, бетонированные скотные дворы, шоссейные дороги, проложенные от деревни к деревне, автострады для восьми или десяти идущих в ряд машин; увидели в берлинских предместьях и дачных районах шикарные двух- и трехэтажные собственные дома с электричеством, газом, ванными и великолепно возделанными садами.

Увидев эту сытую, устроенную, благополучную жизнь обычного немца, умопомрачительную роскошь вилл, замков, особняков, поместий, увидев крестьянские дворы: чистоту, опрятность, благосостояние… стада на пастбищах… в деревенских домах шкафы и комоды, а в них – одежда, хорошая обувь, шерстяные и пуховые одеяла, фарфор… увидев все это, советский военнослужащий ощущал непривычную новизну всех предметов и окружающих явлений и невольно задавался вопросом, чего же им, немцам, еще не хватало при такой-то райской жизни.

Всеобщая ненависть к немцам, несмотря на приказы, наставления, указания на изменение отношения к мирному немецкому населению, невольно разгоралась еще больше при сопоставлении их уровня жизни – и тех зверств, которые они совершили.