Перевод Н. Гинцбурга К Юлу Антонию
Тот, держась на крыльях, скрепленных воском, Морю имя дать обречен, как Икар, Кто, о Юл[808], в стихах состязаться дерзко С Пиндаром тщится.
Как с горы поток, напоенный ливнем Сверх своих брегов, устремляет воды, Рвется так, кипит глубиной безмерной Пиндара слово.
Фебова венца он достоин всюду — Новые ль слова в дифирамбах смелых Катит, мчится ль вдруг, отрешив законы, Вольным размером;
Славит ли богов иль царей, героев[809], Тех, что смерть несли поделом кентаврам, Смерть Химере, всех приводившей в трепет Огненной пастью;
Иль поет коня и борца, который С игр элидских[810] в дом возвратился в славе, Песнью, в честь его, одарив, что сотни Статуй ценнее;
С скорбною ль женой об утрате мужа Плачет, ей до звезд его силу славит, Нрав златой и доблесть, из тьмы забвенья Вырвав у смерти.
Полным ветром мчится диркейский лебедь[811] Всякий раз, как ввысь к облакам далеким Держит путь он, я же пчеле подобен Склонов Матина[812]:
Как она, с трудом величайшим, сладкий Мед с цветов берет ароматных, так же Средь тибурских рощ я слагаю скромно Трудные песни.
Лучше ты, поэт, полнозвучным плектром Нам споешь о том, как, украшен лавром, Цезарь будет влечь через Холм священный Диких сигамбров[813].
Выше, лучше здесь никого не дали Боги нам и рок, не дадут и впредь нам, Даже если б вдруг времена вернулись Века златого.
Будешь петь ты радость народа, игры, Дни, когда от тяжб отрешится форум, Если бог к мольбам снизойдет, чтоб храбрый Август вернулся.
Вот тогда и я подпевать отважусь, Если только речь мою стоит слушать, Цезаря возврат привечая: «Славься, Ясное солнце!»
«О, триумф!» — не раз на его дороге, «О, триумф!» — не раз возгласим, ликуя, И воскурит Рим благосклонным вышним Сладостный ладан.
Твой обет — волов и коров по десять, Мой обет — один лишь бычок, который Уж покинул мать и на сочных травах В возраст приходит.
У него рога — словно серп на небе В третий день луны молодой; примета Есть на лбу — бела, как полоска снега, — Сам же он рыжий.«Тот, держась на крыльях…»