Приозерск, день второй

Обычно деликатный Алик забарабанил в дверь так, что вспугнул двух птичек, сидевших на подоконнике. Таня выскочила из ванной с полотенцем в руках, но Дворецкий уже впускал режиссера в номер. Позади Алика в коридоре топтался растрепанный Рысаков, взволнованно спрашивая:

– Чего за шум-то? Что случилось-то? У меня уж и сердце не на месте… Алик, ты чего такой… не такой?

Будкевич в самом деле был совершенно не похож на себя и имел вид человека, который только что вырвался из рук отпетых головорезов и чудом избежал смертельной опасности. В руке он держал неровно сложенную газету, которой и принялся размахивать, зазывая Рысакова в номер. Тот вошел и захлопнул за собой дверь.

– Так, объясните спокойно, что произошло? – спросил Дворецкий, который не успел еще побриться и выглядел слегка помятым.

– Барабанова убили! – выдохнул Алик и швырнул газету на стол. – Там написано, что вчера ночью его пырнули ножом недалеко от гостиницы. Он умер, не приходя в сознание. Теперь нашей антрепризе точно конец, да-да! И так-то было все плохо… Но еще и Барабанов… Это уж ни в какие ворота!..

– Кто такой Барабанов? – ошалело спросил Дворецкий, хватая газету и пробегая глазами развернутую страницу.

Таня и Рысаков стали объяснять ему, кто такой Барабанов, а Алик упал на стул и принялся раскачиваться из стороны в сторону, заунывно причитая.

– Давайте телевизор включим, – предложила Таня, заглядывая Дворецкому через плечо. – Вот, в газете программа есть, через минуту должны начаться местные новости.

Не дожидаясь согласия мужчин, она подбежала к телевизору, нажала на кнопку, после чего схватила пульт и принялась переключать каналы. Новости как раз только что пустили в эфир. Начались они не с криминала, а с репортажа об открытии нового здания городской библиотеки. Почетную красную ленточку должен был разрезать мэр города Приозерска Михаил Андреевич Талабанов. Камера наехала на упитанного Талабанова, который стоял на ступеньках, сверкая начищенными зубами и ботинками. Именно в этот момент Рысаков, глядевший на экран, неожиданно завопил:

– А-а! Вот она! Это же она, смотрите!

Он стал тыкать пальцем в экран, приплясывая на месте от безумного возбуждения.

Дворецкий тотчас поднял голову от газеты, а причитавший Будкевич клацнул челюстью и едва не прикусил себе язык.

– Кто – она, Тихон? – поддалась его возбуждению Таня, уж и не зная, кого успокаивать.

События развивались слишком быстро. Не успеешь переварить одно, как уже случается что-то другое.

– Она! Блондинка! Люда!

– Та самая, которая преследовала вас в Перегудове, а потом исчезла? – быстро уточнил Дворецкий, подавшись вперед. – Та, что встречалась с Романчиковой в день ее смерти? Подкарауливала ее возле кафе?

– Да, да, она самая! Наверное, она и есть убийца! – продолжал верещать Тихон. – Видите, теперь она топчется прямо возле здешнего мэра! Это неспроста. Она готовит на него покушение! Может быть, мы даже увидим, как все произойдет!

– Это прямой эфир, – бросила Таня, не отводя глаз от экрана.

Блондинка действительно стояла возле мэра города и выглядела очень даже ничего себе. Довольно привлекательная женщина, явно знающая себе цену. Казалось невероятным, что она стала бы так пошло бегать за Тихоном, в надежде женить его на себе. Вероятно, за этим действительно крылось нечто большее.

На экране было видно, как Люда сунула руку в сумочку, но тут ее отвлекли, и рука тотчас вынырнула обратно. В ней ничего не было.

– Я еду туда! – решительно заявил Дворецкий, засунув ноги в ботинки и схватившись за мобильный телефон. – Попытаюсь дозвониться до нужных людей, пусть предупредят охрану. Кто со мной?

– Я! – тут же отозвались Таня и Рысаков.

– А я лучше останусь, – сказал Будкевич, вытирая пот со лба. – Я и так из-за Барабанова переживаю… Еще и за мэра Приозерска переживать!..

Дворецкий хлопнул его по плечу, пообещав чуть позже вплотную заняться убийством Барабанова. Он рывком распахнул дверь, Таня и Рысаков последовали за ним. Втроем они вывалились из гостиницы и остановили какого-то дедка на «Жигулях», пообещав ему полцарства, если тот быстро довезет их до новой городской библиотеки. Несчастный дед, который и так-то ездил из рук вон плохо и надолго замирал возле каждого перекрестка, понукаемый нетерпеливыми пассажирами, и вовсе впал в прострацию. Казалось, что город он знает еще хуже, чем приезжие.

Дворецкий, усевшийся на переднее сиденье, окончательно добил его тем, что дозвонившись по телефону до какого-то Мити, начал отдавать дикие распоряжения насчет мэра города, охраны и покушения. А когда он закричал что-то про блондинку и пистолет в ее сумочке, дед окончательно ударился в панику и совершенно бессмысленно вертел рулем, постоянно попадая одним колесом то на встречную полосу, то в трамвайную колею. Машину бросало из стороны в сторону так, словно за рулем сидел Джекки Чан, удирающий от гонконгской мафии.

Как это ни странно, но до места они все-таки добрались без потерь. С первого взгляда стало ясно, что на торжестве по случаю открытия библиотеки ничего страшного не случилось. Остатки красной ленточки вместе с обрывками плакатов валялись на ступеньках, и к ним уже примеривались стоящие с метелками наперевес дворники. Машины мэра города с охраной нигде не было видно. Люди толпились возле лотков с мороженым и воздушной кукурузой.

Дворецкий не успел и глазом моргнуть, как к нему подбежал какой-то тип, украшенный наушником, и сказал:

– Валерий Борисович? Сюда. Мы ее взяли. Ждем вас, как и договаривались. Держим в закрытом помещении. Сумку проверили, оружия в ней нет.

Через главный вход библиотеки он повел вновь прибывших к служебным помещениям. Холл был огромным и напоминал станцию метрополитена, изобилующую колоннами.

Наконец перед ними распахнулась дверь, и процессия очутилась в большой комнате без окон. Посреди комнаты стоял необъятных размеров стол, окруженный дюжиной стульев. На одном из них сидела плененная блондинка Люда, а у стены стояли двое охранников и взирали на нее сурово, как на врага народа.

Когда появились новые люди, Люда вскинула голову и испуганно посмотрела на вошедших. Потом взгляд ее упал на Рысакова, и выражение ее лица мгновенно изменилось – на нем появилось несказанное облегчение.

– Боже мой, и как же я сразу не догадалась! – воскликнула она, стукнув себя ладонью по лбу. – Тихон, это все из-за тебя, да? Ты решил подать на меня в суд за то, что я преследую твою знаменитую задницу!

– А вы преследуете? – серьезно спросил Дворецкий, усаживаясь напротив нее.

Таня тоже села, только чуть в стороне. Тихон остался стоять, скрестив руки на груди и приняв независимый вид.

– Ничего я не преследую, – с досадой сказала Люда. – Я с ним просто поговорить хотела о нашем будущем. И о прошлом.

– Да какое у нас прошлое? – тут же взвился Рысаков, вцепившись в спинку пустого стула. – Одна единственная романтическая ночь, и та по пьяному делу!

– А вы кто? – не обращая на него внимания, спросила Люда у Дворецкого.

Тот представился и в свою очередь спросил:

– А вы кто?

– Людмила Макарова, корреспондент журнала «Ваш успех».

– Еще одна журналистка! – воскликнул Тихон, не удержавшись, и стукнул себя по ляжке. – Нашествие журналисток-убийц.

– У него действительно серьезные претензии? – спросила Людмила, подбородком указав на центральную фигуру своих недавних матримониальных планов.

– У него вообще никаких претензий, – ответил Дворецкий. – На самом деле мы разыскивали вас не из-за Тихона Рысакова. Хотя именно благодаря ему обратили на вас внимание.

– Да что случилось? – забеспокоилась женщина. – Меня в чем-то обвиняют?

– Пока нет. Вы являетесь свидетельницей в деле об убийстве мэра города Перегудова.

– Я?!

– Почему вы так удивляетесь? Вы встречались с Валентиной Васильевной Романчиковой именно в тот день, когда ее убили. И она вам что-то передала из рук в руки.

– Господи! – воскликнула Людмила и, придвинув к себе сумочку, которую ей вернули после обыска, принялась ожесточенно в ней копаться. – Вот, глядите. Вот что она мне передала!

И Людмила протянула Дворецкому… визитную карточку Романчиковой.

– Журнал направил меня в многодневную командировку по периферии. Я должна была побывать в Перегудове, Ордынске, Приозерске и еще нескольких крупных городах области, чтобы подготовить большой материал о том, какова на самом деле жизнь городского главы. Возможно, даже цикл материалов. Когда я приехала в Перегудов, то никак не могла дозвониться до Романчиковой, а потом, гуляя по городу, случайно увидела, как из машины выходит очень импозантная женщина. Кто-то из прохожих назвал фамилию Романчиковой, и я тут же решила воспользоваться моментом. Я подскочила к ней, представилась, а она объяснила, что у ее секретаря изменился контактный телефон, оттого и возникли проблемы со связью. Потом сунула мне визитку с номером своего мобильного и сказала, чтобы я позвонила ей вечером. И я ушла! – закончила Люда, с вызовом глядя то на Дворецкого, то на Тихона.

Рысаков тоже сел, с грохотом отодвинув тяжелый стул. За время ее речи он немного успокоился и выглядел уже не таким агрессивным.

– Что касается тебя, Тихон, – продолжала Люда с улыбкой, – то это был просто заскок. Честное слово! Перед самой командировкой я поссорилась со своим бойфрендом и была страшно взвинчена. А тут вдруг увидела афиши, а на них тебя крупным планом. Вспомнила, как мы вместе зажигали… Надо заметить, что ты, Тихон, являешься любимым отечественным актером моего приятеля. И тогда я подумала, что если бы удалось уговорить тебя на мне жениться, этот гад просто умер бы от злости.

– Здрасьте – приехали! – обиженно протянул Тихон. – Я думал, ты меня любишь, а ты… Какое коварство! Расчетливая обманщица!

– Можно подумать, ты меня любишь, – парировала Людмила. – Бегал от меня, как от бубонной чумы. Автограф дай, а? Напиши – Косте Мамаеву с добрыми пожеланиями.

– Тьфу на твоего Костю Мамаева, – злобно сказал Тихон. – Иди и целуйся с ним…

– А как же наследник рода? – неожиданно спросила Таня, которая еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться, наблюдая эту семейную сцену.

– Я соврала, – просто призналась та. – Отпустите меня, а? Я ничего не знаю об убийстве Романчиковой! Я ведь ей так и не позвонила. Услышала о ее гибели в новостях и поехала дальше. Что я могла сделать? Мне было ее жаль, но я же не родственница и не подруга…

Всю обратную дорогу Тихон бухтел, что женщины – это его личный кошмар, который длится без конца и наверняка ничем хорошим не закончится. Дворецкий предложил ему остепениться, женившись на какой-нибудь доброй подруге. Тихон ответил, что у него нет добрых подруг, только недобрые.

Откинувшись на спинку сиденья, Таня закрыла глаза, стараясь немного расслабиться. В гостиницу они возвращались на такси, им попался молчаливый шофер, который спокойно вел машину, не встревая в разговор пассажиров. Под мерное покачивание Таня даже, кажется, начала задремывать, как вдруг одно воспоминание буквально подбросило ее на сиденье.

– Валера! – воскликнула она таким страшным голосом, что если бы Дворецкий не был пристегнут, то продырявил бы головой потолок. – Мне знаком этот звук! Вот этот… Что это такое – потрескивает и шипит?!

– Это рация, – ответил шофер, которого ее крик тоже здорово напугал. – Я звук приглушил, чтобы голосов не было слышно, но она работает. Вот и трещит. Помехи…

– Когда меня из салона красоты увезли, – зачастила Таня, вцепившись в спинку переднего сиденья, – я слышала точно такой же звук!

– Хочешь сказать, в той машине была рация? – оживился Дворецкий.

– Да! Я уверена. Совершенно. Мне было очень плохо, я не ориентировалась в пространстве, но потрескивание помню отчетливо! Пока не услышала, мне и в голову не приходило, что бы это могло быть, а теперь…

– Это странно, – пробормотал Дворецкий, хватаясь за мобильный телефон. – Подожди, я попробую узнать, какая ситуация в Ордынске с таксистами. Боюсь, их слишком много. Одних частников сотни…

Водитель, который откровенно заинтересовался их переговорами, неожиданно сказал:

– Вряд ли частник будет ездить с рацией. Тот, кто вам нужен, наверняка работает на какую-то фирму по перевозкам.

– Но на машине, в которую меня… я… хм… села, не было гребешка с шашечками, – возразила Таня, охваченная пожаром нетерпения.

– Так его же можно легко снять, – радостно сообщил водитель. – Некоторые таксисты, заключая контракт с фирмой, работают на собственных машинах. После смены они просто снимают опознавательные знаки такси, всего и делов.

Очутившись в гостинице, Таня и Дворецкий попытались отделаться от Рысакова, но не тут-то было! Тихону хотелось обсуждать историю с блондинкой, копаться в деталях и отстаивать свою правоту. Он просто не мог смириться с тем, что приключения с преследованием закончились так бездарно. Пострадало его мужское достоинство, хотя он не признался бы в этом даже самому себе. Пришлось впустить его к себе в номер, а потом еще повести обедать. Дворецкий уже выбросил историю с Людой из головы, перед ним стояло слишком много других вопросов, которые требовали ответа, поэтому основная работа по утешению Тихона легла на Танины плечи.

В ресторане к ним присоединился Будкевич, который все еще находился под впечатлением от убийства Барабанова и мог говорить только об этом.

– Меня точно вызовут на допрос, – твердил он, нервно возя ложкой в супе. – Есть не хочу. Ничего не хочу. Хочу, чтобы были просто гастроли. Самые обычные гастроли, без всей этой нервотрепки…

– Да не стоит вам так волноваться, Алик! – заметил Дворецкий досадливо. – Ваши взаимоотношения с Барабановым вряд ли заинтересуют следствие. Какой у вас может быть мотив? До материальных вложений у вас дело не дошло, никаких контрактов вы с ним не подписывали… Есть люди, которые должны волноваться гораздо больше вас. Как мне сообщили, у Барабанова недавно произошел довольно серьезный конфликт с партнером по бизнесу. Кроме того, у него очень экспансивная жена, которая после убийства мужа по непонятным пока причинам ударилась в бега. Так что не трепыхайтесь. Убийцу наверняка скоро найдут.

– Но почему этого человека прикончили именно в тот момент, когда я начал с ним переговоры?! – никак не мог угомониться Будкевич, тыкая ложкой в гущу. – Вам не кажется, что в этом есть какая-то отвратительная закономерность?

Дворецкий не успел ответить, потому что в кармане у него зазвонил телефон.

– Да, – резко бросил он в трубку. – Да, слушаю.

За столом все замерли, неожиданно осознав, какой важной фигурой в настоящее время является для них Дворецкий. К нему стекалась информация, его держали в курсе дела правоохранительные органы, он мог оказать влияние на ход расследования. В конце концов, он даже мог сам раскрыть преступление!

– Так, насчет рации, – сказал он, закончив разговор и посмотрев на Таню. – В Ордынске только одна крупная фирма такси, которая может нас заинтересовать. Называется «Золотой кабриолет». Ее уже проверяли, когда искали шофера, который ездил по вызову к дому Аристарха Заречного. Теперь по моей просьбе проверят все машины с рациями на предмет твоего похищения. Сегодня ребята обещали подъехать туда, побеседовать с владельцем фирмы. Его уже вызвали на базу – это чтобы убить сразу двух зайцев – опросить и низы, и верхи одновременно. Фамилия владельца – Щеглов. Ни о чем не говорит?

Таня так и замерла, не донеся ложку до рта.

– Что? – тревожно поинтересовался Тихон, подсовывая ей салфетку. – Неужто знакомый? А может, кадр? – Он бросил опасливый взгляд на Дворецкого и тут же поперхнулся: – Ой, извините. Про кадра это я просто так… Бес попутал.

– Андрей Щеглов? – переспросила Таня сдавленным голосом и отодвинула от себя тарелку, потому что мгновенно потеряла аппетит.

– Андрей Макарович, – подтвердил Дворецкий, глядя на нее в упор. – Ну, и откуда ты его знаешь?

– Я ничего не понимаю, – пробормотала Таня, хватаясь за голову. – Этот Щеглов приходил на наш спектакль в Ордынске. Вдохновился моей игрой, приехал в гостиницу с корзиной цветов. Я с ним поужинала в гостиничном ресторане, и он уехал, помахав мне ручкой.

– Уехал расстроенный? – уточнил Дворецкий.

– Вполне возможно. Я сразу дала понять, что серьезных отношений между нами быть не может. С тех пор я о нем больше ничего не слышала.

– Я же говорю, это не совпадения! – заявил Будкевич, с лица которого не сходило выражение отчаяния.

– Наверное, Щеглов рассчитывал на большее, – предположил опытный в любовных делах Тихон. – А когда получил от ворот поворот, решил Тане отомстить. Дал распоряжение своему доверенному водиле похитить девушку и пугнуть ее как следует. Чтобы жизнь медом не казалась. Такая незатейливая мужская месть! Может, он вообще – того?

– Так, – сказал Дворецкий, поднимаясь на ноги. – Вы доедайте, а я пойду. Учитывая вновь открывшиеся обстоятельства, мне нужно еще раз позвонить в Ордынск.

Когда он ушел, Тихон с уважением заметил:

– Видала, как излагает? Учитывая вновь открывшиеся обстоятельства… Тебе надо держаться за этого парня, Таня.

– Тихон, ты уже надоел со своей меркантильностью! – в сердцах бросила та. – Прямо лучше всех знаешь, как правильно жить! А сам вон уже три раза разводился.

Она так расстроилась из-за Щеглова, что забыла о политкорректности. Однако Рысаков вовсе и не думал обижаться.

– Вот именно, что лучше! – с чувством заявил он. – Каждая женщина, как скульптор, обтесывает своего мужчину. Поэтому чем больше жен, тем лучше результат.

Регина Брагина, которая в этот момент проходила мимо, устроилась за соседним столиком и небрежно бросила:

– Тебя, Тиша, твои три жены стесали до обмылка.

Кровь бросилась Тихону в лицо. Он сделал глубокий вдох, долго думал, что бы такое ответить, и Регина, так ничего и не дождавшись, состроила ему потешную рожу. Тогда Тихон выдохнул и нелогично заметил:

– Поистине, женщины произошли от обезьян.

– Вот именно, – парировала Регина. – Труд сделал нас людьми. А вы, дармоеды, как были обезьянами, так и остались.

Официантка, которая как раз подошла к ее столику, закатилась от смеха.

– Если вы подеретесь, – свирепо сказал Будкевич, я вас брошу тут всех к чертовой матери и уеду в Москву!

Было ясно, что он на пределе, и в другое время Таня была бы рада его успокоить… Но только не теперь. Она отделалась от обоих своих спутников и отправилась в номер, рассчитывая немного побыть в одиночестве и все хорошенько обдумать. Однако не тут-то было. Едва она переступила порог, как Дворецкий шагнул ей навстречу из глубины комнаты и больно схватил за запястье.

– Тань, тут такое дело, – сказал он деревянным голосом. Глаза у него из ярко-зеленых превратились в темные и тусклые. – Я, знаешь, одну штуку узнал. Она тебе не понравится.

– Про Таранова? – испуганно спросила Таня и прижала руки к груди.

Этот жест выдал ее с головой, хотя Дворецкий и так уже давно все понял. Понял, что для Тани он навсегда останется исключительно другом. Но именно сейчас он вдруг осознал, что больше не огорчается по этому поводу. В последнее время его отношение к ней тоже претерпело изменения. И он даже мог сказать точно, когда эти изменения начались. Это было перед самыми гастролями. Он приехал в театр, чтобы вновь уговаривать Таню выйти за него замуж, и тогда в первый раз столкнулся с Белиндой…

– Нет, не про Таранова, – покачал головой Дворецкий. – Про Будкевича вашего.

– Да ну тебя, – резко бросила она. – Ты меня напугал. А что не так с Будкевичем?

– Помнишь, я вчера спросил, нет ли у кого из труппы родственников в Приозерске, Ордынске или, на худой конец, Перегудове?

– Ну?

– Мне не понравилось, что вместо ответа ваш Алик схватился за сердце. Так всегда поступает моя тетушка, когда не хочет отвечать на неприятный для нее вопрос. Чтобы отвести разговор от опасной темы, она мгновенно придумывает себе какую-нибудь болезнь. Пока все над ней квохчут, забывают, о чем шла речь.

– У меня от страха уже живот схватило, – призналась Таня. Прошла в комнату и села на диван, предоставив Дворецкому возможность ходить перед ней взад и вперед.

– Так вот. Я сразу понял, все эти головные боли Алика неспроста, и решил сам ответить на свой вопрос. А именно – есть ли у Будкевича в округе родственники? И что же ты думаешь? Не без труда, но мне все же удалось выяснить, что да, родственники есть. Родной дядя, Борис Леонидович Наумкин, искусствовед по образованию. Работает в областном музее искусств города Ордынска. И проживает, понятное дело, там же, в Ордынске.

– И что в этом такого страшного? – спросила Таня, нервно постукивая ногой по полу. – Возможно, Алик потому и привез сюда антрепризу, что места эти ему знакомы, у него тут интересы…

– Ты сначала дослушай, – перебил ее Дворецкий противным нравоучительным тоном. – Дело в том, что я попросил ребят проверить, не связан ли Наумкин хоть как-то с нашими убийствами. И знаешь, что выяснилось? Что в записной книжке Романчиковой есть номер его телефона. И в записной книжке Заречного номер тоже нашелся. Здешние оперативники быстренько выяснили, что и мэр города Перегудова, и знаменитый писатель неоднократно обращались к Борису Леонидовичу за консультациями. И Романчикова, и Заречный были коллекционерами!

– А что коллекционировали? – возбужденно спросила Таня.

– Картины. У меня пока не было времени узнать подробности, но информация эта мне не нравится.

– Мне тоже, – призналась Таня. – Однако согласись, это ведь может быть простым совпадением.

– Несколько месяцев назад господин Наумкин перенес инсульт и слег. Племянник приехал к нему в Ордынск и взял его под свое крыло.

– Алик очень добрый, если ты не заметил, – запальчиво ответила Таня, однако Дворецкий проигнорировал ее эмоции и деловито продолжал докладывать.

– Я попросил потрясти ближайшее окружение Романчиковой и Заречного и выяснить, не было ли у этих двоих в последнее время каких-нибудь приобретений. Вдруг кто-то из них обращался к Наумкину с просьбой оценить экспонаты для коллекции? Или, может быть, они обращались к нему оба… Еще ребята навестят самого господина Наумкина, попробуют поговорить с ним.

– И в чем же конкретно ты подозреваешь Алика? – с вызовом спросила Таня.

– По-моему, версия напрашивается сама собой, – оживился Дворецкий. – Смотри, что получается. Романчикова и Заречный приглашают Наумкина для того, чтобы оценить какие-то произведения искусства. Допустим, он видит, что это очень, очень дорогие вещи, но ни мэрше, ни писателю об этом не говорит. И решает провернуть операцию по изъятию ценностей у их хозяев. Разве это не похоже на правду? Возможно даже, у него есть человек, готовый выкрасть эти ценности. Наумкин пообещал ему куш, подготовил операцию и начал действовать…

– А потом его хватил инсульт! – воскликнула Таня, против воли включаясь в игру.

– Вот именно. Тогда он вызвал племянника и передал дело в его руки. Итак, что предпринимает Будкевич? Он выбирает для своей антрепризы удобный маршрут, который проходит по нужным ему городам. Кстати, – спохватился Дворецкий. – Возможно, есть еще и третий человек, у которого дядя с племянником задумали украсть какое-нибудь полотно. И живет этот человек здесь, в Приозерске. Просто его еще не убили, и мы о нем ничего не знаем.

– А вдруг это Барабанов? – испуганно спросила Таня. – Барабанова уже убили…

– Во-первых, он не из Приозерска. А во-вторых, Алик по-настоящему потрясен его смертью. Все эти происшествия – с тобой, с Курочкиным, с Барабановым – прямо-таки подводят его под монастырь. Он может погореть просто потому, что органы начнут копаться в делах, происходящих с его актерами.

– По-моему, он уже погорел, – мрачно заметила Таня. – Судя по твоему настроению, ты решил вцепиться в эту версию мертвой хваткой.

– Но это очень красивая версия! – искренне воскликнул Дворецкий. – Ты должна со мной согласиться.

– Полагаешь, нападение на меня и на Курочкина никак не связано с убийствами?

– По всему выходит, что не связано. Тебя захотел проучить отвергнутый Щеглов. А кто и зачем напал на вашего Курочкина, надеюсь, тоже рано или поздно выяснится.

Таня некоторое время молчала, глядя в пол. Потом вскинула голову и твердо сказала:

– Алик не мог никого убить.

– Я и не говорю, что он убийца. У него, скорее всего, есть сообщник. Вероятно, это человек, которого Наумкин нанял для того, чтобы тот выкрал картины. Вряд ли Будкевич хотел, чтобы Романчикову и Заречного убили. Однако подручные иногда выходят из-под контроля, поверь мне.

– Если учитывать сопутствующие обстоятельства, – задумчиво проговорила Таня, – получается, что его подручный – женщина.

– Вот именно. Людмилу, охотившуюся за Тихоном, я бы из списка подозреваемых исключил, тем более у нее есть алиби. Это алиби, конечно, нужно еще проверить, но мне кажется, она тут ни при чем.

– Значит, это Алик взял Регинины туфли?

– И вернул их на место. А потом вообще решил избавиться от них, и тогда они исчезли окончательно. Когда ты стала настаивать на том, что их нужно сдать в милицию.

– Но зачем он брал туфли из гримерки? Что, обувных магазинов в городе нет? Их вот Рысаков увидел в самый неподходящий момент…

– Пока я не могу этого объяснить.

– А что за история с портсигарами? – вслух размышляла Таня.

Дворецкий задумчиво посмотрел на расстроенную девушку, потом устало провел рукой по лицу:

– Послушай, Таня, я вот что хочу сказать. На самом деле мне, наверное, не стоило бы делиться с тобой всеми подробностями проводимого расследования. Но я подумал, что, во-первых, ты и так уже слишком много знаешь обо всем происходящем. Во-вторых, я тебе целиком и полностью доверяю. Но главное то, что когда я излагаю информацию вслух, мне удается быстрее анализировать факты и соединять воедино разрозненные кусочки. И еще ты очень помогаешь мне своими наводящими вопросами…

– Спасибо, – уныло откликнулась Таня, которая уже и сама не знала, хорошо или плохо слишком много знать о таких опасных вещах.

– Но я, собственно, к чему веду, – продолжал Дворецкий развивать свою мысль. – Ты должна собраться с силами и не выдать нас. Если ты хотя бы жестом или взглядом покажешь Будкевичу, что подозреваешь его, он станет неуязвимым. Он уничтожит все следы. Он оборвет связи со своей сообщницей. И два убийства останутся безнаказанными. Пообещай, что ты будешь сильной.

– Я буду, – кивнула Таня, сжимая пальцы в кулак. – Я актриса и смогу сыграть все, что угодно. А вообще, Валер, ты зря беспокоишься. Происходит столько невероятных событий, все так нервничают, что даже если я поведу себя неадекватно, Алик никогда не догадается, с чем это связано.

Дворецкий задумчиво кивнул, а потом словно между прочим спросил:

– Слушай, а что это вы с Белиндой в последнее время почти не общаетесь? Я поначалу волновался, ведь вы подруги, и ты могла бы выболтать ей какую-нибудь конфиденциальную информацию…

– Нет! – гневно оборвала его Таня. И даже вскочила на ноги. – Ты не смеешь подозревать Белинду! Она очень хорошая…

– Иногда мне кажется, что это моя карма – подозревать хороших людей. Я ни в чем ее не обвиняю, но ты сама говорила: она что-то скрывает.

– Мало ли что она скрывает! Может быть, ей сделал предложение руки и сердца король Брунея?! Или она подожгла меховое ателье… Или угнала бульдозер, и теперь ее ищет строительная мафия… С ней вечно случаются какие-то невероятные вещи!

На самом деле Дворецкий подметил абсолютно верно – в последнее время Таня и Белинда почти не разговаривали. В глубине души Таня никак не могла смириться с тем, что у подруги есть от нее какая-то тайна. Однако признаваться в этом Дворецкому она не собиралась.

Чувствуя, что Таня рассердилась, ее собеседник решил сменить тему.

– Кстати, давно хотел спросить… А отношения Белинды с Веленко – это серьезно?

– Хороший вопрос, – ответила Таня, успокаиваясь. – Лично я думаю, что нет.

– Странно, кажется, эти двое просто неразлучны. Я слышал, что сегодня они с утречка пораньше уехали купаться на озера. Похоже на романтическое путешествие…

– В Белинде не больше романтики, чем в дверном косяке, – фыркнула Таня.

– Да уж, – согласился Дворецкий, – по-моему, она ужасная язва.

– Это точно, она будет язвить даже на смертном одре. И все же я думаю, что Белинда просто пока не видит повода отшить настырного Вадика. А когда она влюбится, я сразу это почувствую.

С самого утра Анна Потаповна, нанятая Будкевичем для ухода за Курочкиным, отчаянно пыталась дозвониться до своего работодателя и сообщить, что ее подопечный сбежал. Однако Алик, полностью деморализованный убийством Барабанова, впервые в жизни забыл о своем мобильном телефоне, и тот с разряженной батарейкой спокойно отдыхал на столике в его номере. Бедной Анне Потаповне было не по себе: ведь она не справилась с работой, за которую ей хорошо заплатили. Поэтому честной женщине ничего не оставалось делать, как лично отправиться в Приозерск.

Она знала только один способ проникнуть в театр – это купить билет в кассе. Пройдя через контроль, Анна Потаповна одной из первых прорвалась в зал, рассчитывая сразу же проникнуть за кулисы. Однако бдительные билетеры напали на нее возле самых ступенек и ни за что не хотели пропускать, хотя она и пыталась внятно объяснить ситуацию.

Когда погас свет, на нее зашикали, и Анне Потаповне пришлось временно отступить. Она долго искала свое место, которое оказалось откидным. Отличавшаяся завидными габаритами Анна Потаповна долго примеривалась, боясь опустить свой зад на хрупкую с виду дощечку. Минут через пять, убедившись, что сиденье справляется с ее весом, страдалица удовлетворенно вздохнула и устроилась поудобнее. Тут же весь ряд медленно накренился и начал приподниматься с другого конца. Раздался душераздирающий скрип и писк двух девчушек, которые взмыли вверх вместе со своими креслами.

– Сегодня в зале ужасно нервная обстановка, – недовольно заявила Маркиза после первой сцены. – Такое впечатление, что все зрители ерзают и скрипят креслами. Хотела бы я знать, это потому что им нравится то, что мы делаем, или наоборот?

Воспользовавшись небольшой паузой между актами, билетеры решили пересадить Анну Потаповну на другое место, но потерпели фиаско, поскольку дама попросту не смогла протиснуться между рядами. Тот тип, который занимался обустройством театра, вряд ли рассчитывал на столь тучных зрителей. В конце концов Анна Потаповна снова кое-как устроилась на самом краешке своего откидного места и на некоторое время замерла. Однако бедняга ужасно нервничала, поэтому просто не могла сидеть спокойно. Она постоянно ерзала, и над залом проносился длинный пронзительный скрип, который мог свести с ума святую, а не то что Марию Кирилловну Яблонскую. В конце концов произошло то, что и должно было произойти: злосчастное откидное кресло издало длинный прощальный крик и с хрустом обломилось. Анна Потаповна рухнула на пол и здание театра содрогнулось. Зал, уже давно готовившийся к чему-то подобному, разразился дружным хохотом.

Кое-как доиграв второй акт, рассвирепевшая Маркиза прибежала за кулисы вся в гневном поту и принялась поносить бездарную публику. Между тем сердобольные зрители помогли Анне Потаповне подняться на ноги, и она встала у стены недалеко от сцены, пытаясь сообразить, что же делать дальше. Отказываться от своей цели проникнуть за кулисы сиделка не собиралась. Поэтому, когда в перерыве между актами в зале медленно померк свет, Анна Потаповна не преминула воспользоваться моментом и с невероятным проворством метнулась к маленькой лесенке в самом углу.

Всего несколько ступенек – и она уже очутилась за кулисами. Отодвинув рукой один тяжелый занавес, Анна Потаповна тут же уткнулась носом в другой. Она двинулась влево, потом пошла вправо и, разумеется, быстро потеряла всякие ориентиры. Анна Потаповна вконец запыхалась, барахтаясь в бархатных занавесках, и на минуту остановилась, чтобы немного передохнуть. В следующий момент случилось непостижимое – занавес разъехался, и свет рампы осветил несчастную женщину с ног до головы. Прямо под ней простирался полутемный зрительный зал, и от ужаса у бедняги отказали не только ноги, но и мозги.

Первым в следующем действии на сцене появлялся Рысаков. Выходил он, насвистывая, и должен был произнести вслух фразу: «Любопытно, куда все подевались?» Рысаков действительно вышел и уже произнес слово «любопытно», когда увидел, что прямо посреди сцены стоит неизвестно кто в цветастом платье и с бантом в волосах. Сначала ему показалось, что это Маркиза, которая на нервной почве что-нибудь перепутала, но тут же понял, что ошибся. Посреди сцены, боком к зрительному залу, замерла совершенно незнакомая толстая женщина. Она не шевелилась и своей неподвижностью напоминала один из предметов обстановки – какой-нибудь комод или шкаф.

– Любопытно, – во второй раз сказал Рысаков и, приблизившись к женщине, обошел ее по периметру.

Незнакомку нельзя было назвать прекрасной, даже обладая неважным зрением и добрым сердцем. Состояние ее Тихон на глаз оценил как коматозное.

– Любопытно, – заметил он в третий раз и потер подбородок. – Судя по всему, мой будущий тесть нанял новую служанку. Чем, интересно, ему не угодила прежняя? Наверное, она воровала ложки из буфета, – сделал он неожиданное предположение. – Почему-то слуги всегда крадут ложки… Насколько мне известно, к ним они испытывают настоящую страсть.

В зале кто-то робко хихикнул.

– А что, любезная, – возвысив голос, обратился Тихон к незнакомке, – хозяева скоро придут?

Он выдал очередной экспромт, отчаянно надеясь, что кто-нибудь вот-вот придет ему на помощь или хотя бы дадут занавес. Не могли же стоящие за кулисами актеры не видеть, в какую кошмарную ситуацию он попал! Однако занавес все никак не давали, а публика, находившаяся в прекрасном неведении, с интересом следила за действием.

Между тем невероятным образом затесавшаяся на сцену тетка никак не отреагировала на реплику Рысакова и продолжала стоять столбом, уставившись в пространство полными отчаянного ужаса глазами. Догадавшись, что она попросту его не слышат, Тихон решил воздействовать на нее физически: подошел поближе и потыкал ее пальцем в живот. Это действие тоже не принесло никакого результата. Женщина оцепенела и простого тычка было совершенно недостаточно, чтобы вывести ее из этого состояния. Вероятно, тут нужны были радикальные средства.

Пытаясь всеми силами тянуть время, Рысаков решил подойти к проблеме с «новой служанкой» с другого боку.

– Думается мне, что это все же происки хозяйки, – принялся рассуждать он, прогуливаясь по комнате и обращаясь к зрительному залу. – Прежняя служанка была слишком хороша собой, и это не могло не раздражать мамочку моей невесты. Откровенно говоря, я ее понимаю. Сама она далеко не красавица, да и фигурой, прямо скажем, не вышла. Наверное, ей пришло в голову подобрать служанку себе под стать, чтобы уже точно не к кому было ревновать муженька.

Чувствуя, что запас энтузиазма начинает иссякать, Рысаков снова повернулся к незнакомке и заглянул ей в лицо.

– Послушайте, любезная, если вы не против, я мог бы познакомить вас с домом и показать вам вашу комнату. Пойдемте со мной.

Тихон любезным жестом взял женщину за локоть и потянул. С тем же успехом можно было тянуть за собой баржу, привязав к ней шнурок от ботинка.

– Хм, что-то странное происходит с этой девушкой – пробормотал Рысаков, озираясь по сторонам и абсолютно не предстваляя, что бы такое еще придумать. – Может быть, нужно ее напугать? Клин, как говорится, клином…

Совершенно неожиданно он прыгнул вперед и громко крикнул Анне Потаповне прямо в нос:

– Гав!

Публику скосило от смеха, а так называемая служанка, сильно вздрогнув, медленно опустилась на козетку.

По сюжету на сцене уже давно должна была появиться Маркиза, однако она никак не появлялась, из чего Рысаков сделал вывод, что за кулисами тоже происходит что-то из ряда вон выходящее. От истины он был недалек.

В то время, как Рысаков делал героические попытки спасти спектакль, за кулисами разворачивались поистине драматические события. Выйдя из гримерной, Анжела Прохорова наткнулась в коридоре на элегантного мужчину, который показался ей знакомым. Приглядевшись повнимательнее, Анжела ахнула – перед ней был не кто иной, как Андриан Серафимович Курочкин. Только это был какой-то совсем иной Курочкин, не похожий сам на себя.

Не в силах сдержать эмоции, Анжела подлетела к группке актеров, собравшейся за кулисами в ожидании своего выхода, и выпалила, обращаясь к Маркизе:

– Мария Кирилловна! Курочкин вернулся!

– Господи, что ты несешь! Он не Карлсон, чтобы вот так внезапно вернуться. Он в больнице лежит с проломленной головой.

– Нет, правда! Он вернулся. Но выглядит так странно!

– Он выглядит так странно потому, что это не он, – отрезала Яблонская, которая и мысли не допускала, что муж ее способен хоть что-то предпринять без ее ведома.

И в этот момент перед собравшимися предстал действительно совершнно преобразившийся Андриан Серафимович. Он был подтянут, элегантно одет и пострижен, а лицо его украшала улыбка человека, который уверен в себе и ничего в этой жизни не боится. О его недавнем пребывании в больнице напоминал лишь небольшой пластырь на затылке.

– Андриан! – воскликнула Маркиза, прижав правую руку к тому месту, где у обычных людей находится сердце. – Ты ли это?!

– Меня действительно зовут Андриан, – ответил тот, приподняв одну бровь. – Простите, с кем имею честь?

Мария Кирилловна застыла с раскрытым ртом, не в силах понять, что происходит, и в этот момент на горизонте появились Будкевич и Таранов. Завидев Курочкина, оба на секунду застыли, а потом принялись радостно хлопать его по плечам, расспрашивать о самочувствии и о том, что такое с ним приключилось. Курочкин смущенно улыбался и, казалось, чувствовал себя несколько неловко.

– Сейчас же прекратите его тискать! – вскричала Маркиза, расталкивая образовавшуюся вокруг Андриана Серафимовича толпу.

Добравшись, наконец, до Курочкина, она с негодованием возопила:

– Что все это значит, Андриан? Почему ты в таком виде?

Курочкин окинул ее равнодушным взглядом и ничего не ответил.

– Кто это? – спросил он, обернувшись к Таранову. – Она постоянно кричит. Ужасно неприятная особа.

– Это твоя жена, – пояснил тот, с трудом удерживая на лице нейтральную мину.

– Быть того не может! – искренне изумился Курочкин. – Я не мог жениться на женщине, которая раза в два больше меня.

Маркиза уже вдохнула в могучую грудь побольше воздуха, собираясь ринуться в атаку на негодяя, но тут подал голос Будкевич. Услышав рысаковское «Гав!», он выглянул из-за кулис и с ходу понял, что спектакль идет ко дну. В два пинка он выгнал Маркизу на сцену, и та появилась перед публикой в состоянии, близком к бешенству. Тут она увидела новый персонаж, загромоздивший сцену, и в сердцах воскликнула:

– Господи, а это-то еще кто?!

– Вероятно, ваш супруг нанял новую служанку, – небрежным тоном ответил Рысаков, радуясь тому, что помощь наконец-то подоспела. – Только она какая-то неразговорчивая. Может быть, ее напугала ваша собака?

– Какая собака? – гневно вопросила Маркиза. – Вы с ума, что ли, сошли?

– «Какая, какая…» Новая.

– Нет у нас никакой собаки, ни старой, ни новой! И служанка эта нам не нужна. Ее надо выгнать отсюда, и дело с концом, – заявила Маркиза, примериваясь к Анне Потаповне.

– Она не выгоняется, – честно предупредил Тихон.

Маркиза не удостоила его ответом, явно намереваясь применить силу, но тут на сцену легкой походкой вышел Будкевич, и все разрешилось, как по волшебству. Едва новый персонаж появился в поле зрения Анны Потаповны, она тут же узнала в нем своего работодателя и немедленно ожила.

– Кого я вижу! – изумленно воскликнул Будкевич, замерев на полном скаку.

– А я как раз к вам приехала, – подала голос «служанка». – Сообщить, что человек ваш сбежал. А деньги-то вы мне вперед заплатили. Вот я и подумала…

Мигом сориентировавшись, Будкевич не дал ей сформулировать мысль до конца и быстро вывел со сцены, приговаривая:

– Конечно, конечно, деньги – это дело серьезное. Пойдемте, дорогая, поговорим обо всем с глазу на глаз.

Первым, кого увидела Анна Потаповна, очутившись за кулисами, был ее беглый пациент, из-за которого на ее голову свалилось столько неприятностей сразу. Больше всего ее тревожила перспектива лишиться кругленькой суммы, поэтому она немедленно набросилась на Курочкина с упреками. Будкевичу снова пришлось вмешаться, дабы утихомирить распалившуюся женщину. Ему удалось довольно быстро примирить бедняжку с действительностью, выдав ей материальную компенсацию за моральный ущерб, и успокоенная и облагодетельствованная Анна Потаповна наконец-то отправилась обратно в Ордынск.

После того как на сцене побывали Таранов и Таня, объявили антракт. Вся труппа собралась вокруг Курочкина, надеясь наконец-то разобраться, что же такое с ним произошло, и посмотреть, как будут развиваться их отношения с Маркизой. Каждый готовился стать свидетелем грандиозной битвы.

В этот момент к группе коллег примкнул герой сегодняшнего представления Тихон Рысаков. Похлопав его по плечу, Будкевич нарочито серьезно произнес:

– Уважаемый господин Рысаков, от лица руководства нашей антрепризы выношу вам благодарность с занесением в личное дело.

И тут случилось нечто неожиданное.

Курочкин весь как будто подобрался и громко спросил:

– Так это вы Тихон Рысаков?

Обалдевшая звезда провинциальных подмостков уставилась на Андриана Серафимовича в полном недоумении, которое, впрочем, разделяли и все остальные члены коллектива. Однако вопрос повис в воздухе, и Тихону ничего не оставалось делать, как признаться, что он действительно актер Рысаков.

– Господин Рысаков, – торжественно заявил Курочкин, – как человек чести я должен сообщить вам, что полюбил вашу невесту и собираюсь провести с ней остаток своих дней.

Сказать, что Тихон удивился, значит не сказать ничего. Он только что с трудом пришел в себя после столкновения на сцене с окостеневшей Анной Потаповной, а тут еще это.

– С какой… моей невестой? – спросил он изумленно.

Остальные участники труппы тоже откровенно были сбиты с толку и смотрели на Курочкина, кто с удивлением, кто с испугом.

Даже Маркиза перестала бушевать и удрученно сказала:

– Посмотрите на него, он же не в себе! Несомненно, у него жар. Или параноидальный бред. Одно из двух.

Курочкин по-прежнему обращал на нее не больше внимания, чем на пожарный гидрант, и волна негодования снова поднялась в ее груди. Больше всего ее бесило то, что муж ее держался очень независимо. Глаза его уже не бегали по сторонам, и на окружающих он смотрел открыто и бестрепетно.

– Возможно, она еще не стала вашей невестой, – продолжал Курочкин, серьезно глядя на Тихона. – Речь идет о той женщине, которая в последнее время преследовала вас, намереваясь выйти за вас замуж.

– С Людой?! – хором воскликнули Рысаков, Таня и Дворецкий.

– Не с Людой, – обиделся Андриан Серафимович. – А с Надей.

Рысаков посмотрел на Дворецкого, тот посмотрел на Таню, потом они все втроем снова посмотрели на Курочкина.

– В больнице мне рассказали, что я артист, но я не хочу больше быть артистом, – продолжал тот без всякого пафоса. – Я хочу жить с Надей и встречать рассвет на крыльце деревенского дома.

– А кто такая Надя? – с искренним любопытством спросил Тихон.

– Она – та самая блондинка, Надежда Морошкина. И мы любим друг друга.

– Морошкина?! – хором закричали Таня, Дворецкий и Белинда.

– Значит, ты влюбился?! – встряла Маркиза. – А ты не забыл, что у тебя в паспорте штамп?

– Даже если то, что вы моя жена, чистейшая правда, это ничего не меняет, – парировал Курочкин, твердо глядя Маркизе в глаза.

– Что значит – даже если?! Мы прожили вместе двадцать семь лет!

– Судя по всему, мне приходилось несладко.

Откуда-то с галерки раздался искренний смех Регины Брагиной.

– Позвольте, я все-таки хочу разобраться, – вмешался в их перепалку Дворецкий. – Получается, вы знакомы с Надеждой Морошкиной?

– Я уже сказал – мы любим друг друга и хотим быть вместе, – ответил Курочкин. – Я просто обязан был поставить об этом в известность господина Рысакова.

– Что ж, большое спасибо, что поставили, – радостно заявил Тихон. – Всегда приятно быть в курсе.

– Его нужно положить в такую больницу, где вставляют мозги на место, – продолжала бушевать Маркиза, обращаясь к Будкевичу. – Алик, ты же видишь, что ему плохо.

– А по-моему, ему хорошо, – возразил тот. – И выглядит он гораздо лучше, чем обычно. Удивительно, что удар по голове до такой степени может пойти человеку на пользу.

– Сейчас я позвоню Надежде Морошкиной, и мы все узнаем, – пообещал Дворецкий. – Она вполне разумная и очень ответственная женщина и наверняка сможет все объяснить.

Дворецкий действительно позвонил Морошкиной и потом долго слушал ее, кивая головой и приговаривая: «Понимаю»… Вся труппа замерла, уставившись на него в нетерпеливом ожидании. Курочкин сложил руки на груди и выставил ногу вперед, всем своим видом показывая, что никто и ничто не заставит его изменить свое решение.

– Сочувствую, Мария Кирилловна, – сказал Дворецкий, пряча сотовый в карман, – но у вас действительно появилась соперница. Она уже едет сюда и готова забрать Андриана Серафимовича с собой.

– Он не мешок с картошкой, чтобы его забирать! – возразила Маркиза гневно.

– Вот именно, – подхватил Курочкин. – И не стоит говорить обо мне так, как будто меня здесь нет.

Я есть, я влюблен и я бросаю театр. Вас я тоже бросаю, – обратился он к Маркизе. – И делаю это с огромным удовольствием.

Маркиза стояла, молча открывая и закрывая рот, и была удивительно похожа на огромного Щелкунчика.

– Антракт заканчивается! – воскликнул Будкевич, нервничая. – Андриан Серафимович, не хотите ли подождать, пока завершится спектакль?

– Не хочу, – честно ответил Курочкин. – Я хочу встретиться с Надей как можно скорее. А когда-нибудь потом я непременно приеду к вам в гости.

И он лукаво подмигнул своим бывшим коллегам.

– Постойте, – воскликнул Дворецкий, – но мы еще не выяснили, кто и почему на вас напал!

– К сожалению, ничем не могу вам помочь. А если когда-нибудь это выяснится, можете позвонить Наде. Не представляю, откуда вы ее знаете, но впрочем, это не важно. С некоторых пор меня волнует только будущее.

После спектакля сумрачная Маркиза сразу уехала в гостиницу и заперлась в номере. Когда к ней стали по очереди стучать обеспокоенные коллеги, она громко крикнула:

– Если вы думаете, что меня можно сломить такой глупостью, как развод, то вы глубоко ошибаетесь. Обещаю, что не застрелюсь и не напьюсь снотворного. Гастролям ничего не грозит – даю честное слово.

– Ну, если она пообещала, – с облегчением выдохнул Будкевич, поворачиваясь к стоявшим тут же Тане и Дворецкому, – значит, все в порядке. Слово Марии Кирилловны тверже гранита. Слава Богу, что все обошлось. По крайней мере, хочется надеяться, что больше никаких потрясений не будет, – опасливо добавил он.

– Кстати, насчет потрясений, – сказал Дворецкий. – Следствию удалось разобраться с делом о похищении Тани. Все оказалось гораздо более драматичным, чем мы думали. Если кому-то интересно, я могу рассказать.