Гастроли продолжаются

(После похищения Тани)

В глазах Дворецкого сосредоточилась вся мировая скорбь мужчин по поводу вселенской глупости женщин.

– То есть вы подозревали, что на Курочкина напали. И что журналистка, которая последней видела писателя Заречного живым, украла из вашей гримерки туфли. И когда убили мэра города Перегудова, всю труппу опрашивали следователи, потому что кое-кто из артистов встречался с этой самой мэршей в день ее убийства.

Никаких вопросительных интонаций. Он констатировал факты, бросая их Белинде в лицо. Она стояла перед ним бледная и злая, прижимая к груди Танину сумочку, обнаруженную на заднем дворе салона красоты. Без умопомрачительных каблуков Белинда оказалась значительно ниже и, чтобы не дышать ему в грудь, высоко задирала подбородок.

– Вы должны были понимать, – продолжал Дворецкий, не отступая ни на шаг, – что находитесь в опасности. Судя по всему, кто-то хотел сорвать ваши гастроли. Другое объяснение трудно найти. И когда преступнику не удалось это сделать, бросив на вас подозрение в убийствах, он пошел в атаку. Он вывел из строя Курочкина. Однако спектакль не сняли! Потому что Курочкина заменил Будкевич. На вас могли напасть! Но в ваши симпатичные головы такая мысль даже не пришла!

– Мы не следователи, чтобы разбираться во всех тонкостях! – оборонялась Белинда. Оборонялась довольно вяло, потому что чувствовала себя виноватой: Таню похитили, а она осталась цела и невредима.

Когда Дворецкий приехал, перепуганная насмерть Белинда вывалила на него все, что знала сама. Она рассказала ему, что случилось с их труппой за время гастролей, и Дворецкий схватился за голову. Он обошел всех без исключения актеров и каждого подробно расспросил. Он вынул душу из Веленко. Он ругал Будкевича за то, что тот слишком долго тянул, прежде чем обратиться за помощью.

– Да ведь насчет Курочкина милиция так ничего и не выяснила, – оправдывался тот. – То ли его стукнули, то ли он сам упал и головой о камень ударился… В себя не приходит, правды мы не знаем… Я собирался рассказать милиции про туфли Регины, но они внезапно исчезли! И кто бы стал меня слушать?

– Я бы стал. Вы должны были понять, что столько происшествий сразу – это неспроста! – парировал Дворецкий.

Его зеленые глаза метали молнии. На Таранова он смотрел с какой-то особой ненавистью, как будто лично поручил ему приглядывать за Таней, а тот не справился с заданием. Таранов между тем ни на кого не обращал внимания и беспрестанно курил, неприкаянно расхаживая взад и вперед. Расхаживал он монотонно, словно узник, который не ждет скорого освобождения.

– Надо спектакль отменять, – сдавленным голосом сказал Будкевич. – Придется собственными руками задушить премьеру.

Он с отвращением посмотрел на свои руки и уронил их вниз. В этот момент в его кармане зазвонил телефон. Выхватив его и прижав к уху, Алик так быстро и шумно вскочил на ноги, что все в испуге замерли. Однако испуг был недолгим.

– Она нашлась! – закричал Будкевич, отстраняясь от трубки. – С ней все в порядке! Ее просто отвезли в лес и хотели убить. Но, слава Богу, все обошлось. Слава Богу…

Дворецкий сам поехал за Таней, погоняя шофера, словно нетерпеливый барин кучера, и попутно забрасывая его вопросами.

– А что, дом Заречного находится далеко от города? А дорогу к нему все местные жители знают? И что, это совсем дикий лес? А грибники туда часто наведываются? А охота тут разрешена?

Шофер служил у директора местного театра и был ужасно взволнован тем, что оказался в гуще таких невероятных событий. Он отвечал охотно и обстоятельно, добавляя от себя массу ненужной информации.

Ожидая, когда за ней приедут, Таня бродила по поляне, расстилавшейся перед домом писателя. Увидев вылезающего из машины Дворецкого, она едва не расплакалась от облегчения. У него был такой уверенный вид, такая решительная походка… Такая сила и энергия исходили от него, что хотелось броситься ему на грудь и спрятаться от всех неприятностей. Таня помчалась ему навстречу и через минуту очутилась в крепких объятиях.

После короткого объяснения с майором Болотовым, у которого Дворецкий забрал склянку с предполагаемой соляной кислотой, он попросил Таню снова рассказывать обо всем, что с ней приключилось. Когда девушка упомянула о колее, по которой выбралась из лесу на дорогу, Валерий немедленно сделал стойку. Когда они погрузились в машину, Дворецкий заставил водителя съехать с шоссе и проделать весь путь до того самого места, где Таню выбросили из автомобиля. Машина ехала медленно, подскакивая на ухабах и опасно кренясь то на один бок, то на другой.

– Вон моя палка! – воскликнула Таня, схватив Валерия за руку. – Это я специально место отметила, чтобы потом его легче было отыскать. Я подумала, что потом здесь можно будет поискать следы преступника, и все такое…

Дворецкий ободряюще стиснул ее ладонь и велел водителю остановиться. Однако ничего стоящего на месте преступления сыщик не обнаружил, и довольно скоро машина тронулась в обратный путь. По дороге они продолжали обсуждать происшествие.

– Значит, похитителя ты опознать не сможешь, – констатировал Дворецкий.

– Нет, – покачала головой Таня. – Возможно, их даже было несколько. Я плохо соображала, и солнце било в лицо.

– А мужчина это или женщина, тоже не знаешь?

Таня призналась, что не знает и этого.

– Полагаю, кто-то хочет сорвать ваши гастроли, – вслух рассуждал Дворецкий. – Любой ценой.

– Но зачем? – воскликнула Таня. – И для чего было похищать меня среди бела дня? Только для того, чтобы напугать до полусмерти и плеснуть в лицо тухлой водой?

– Возможно, преступник надеялся, что ты до вечера не выберешься из леса. И тогда спектакль отменят.

– В этом лесу, кстати, полно диких кабанов, – подлил масла в огонь водитель. – И медведи водятся. Может быть, бандит надеялся, что девушку разорвут на клочки!

Таня содрогнулась. Бредя по лесу, она, помнится, опасалась червяков и змей, но совсем не брала в расчет медведей.

– Но зачем срывать гастроли таким замысловатым способом? – снова подала голос Таня. – Убивать мэра города, а потом еще известного писателя? Если уж на то пошло, не проще ли было сразу укокошить кого-нибудь из ведущих актрис – и дело с концом? Актрису Алик не смог бы заменить…

– Не знаю, не знаю, – пробормотал Дворецкий. – Я над этим думаю. У меня на руках еще нет всех фактов. Сомневаюсь, что твоя Белинда, излагая события, ничего не перепутала.

– Почему это? – обиделась за подругу Таня.

– Потому что ум – это рояль. Мужчина исполняет на нем концерты, а женщина беспорядочно стучит по клавишам. Конечно, я имею в виду не всех женщин, – поспешно добавил он. – А только таких, как твоя приятельница. И характер у нее при этом, как у козы: то она жизнерадостно скачет, а то упрется – и ни с места. И ни кнутом, ни морковкой ее с этого места не спихнуть.

Таню встречали всей труппой на пороге гостиницы и отчаянно тискали, радуясь, что все закончилось благополучно. Маркиза приложилась к ее щеке чопорным поцелуем. И даже Регина похлопала по плечу, заметив с кривой улыбкой, что если бы Таню убили, жить стало бы гораздо скучнее. Белинда все-таки разревелась. Таня быстро взглянула на Таранова. Он был мрачен, как демон ночи, и когда подошла его очередь публично выражать свои чувства, взял Таню за шею и на несколько секунд с силой прижал ее голову к своему плечу. Она почувствовала, как он напряжен, и испытала острое чувство радости.

Потом началась общая суета, взволнованные расспросы и не менее взволнованные ответы, и вся эта фантасмагория продолжалась до тех пор, пока Рысаков не посмотрел на часы и не воскликнул:

– Так мы отменили сегодняшний спектакль или нет?

– Нет! – первой воскликнула Таня. – Я буду играть! И не отговаривайте меня.

Глаза ее горели решимостью, и Рысаков с Будкевичем принялись так бурно ликовать, словно отмена сегодняшнего представления грозила обоим окончанием их творческой карьеры.

Дворецкий заявил всем, что остается с труппой и завтра поедет вместе со всеми в Приозерск. А местная милиция продолжит расследовать дело о нападении на Таню. Поскольку оказалось, что в областных органах у Дворецкого есть связи, его обещали держать в курсе дела.

– Попробую сам во всем разобраться, – пообещал он. – Только сразу давайте договоримся – ничего от меня не скрывать. Чуть что насторожит – сразу ко мне. Если, конечно, у вас хоть немного развито чувство самосохранения и если вы хотите, чтобы гастроли продолжались.

Кажется, все этого хотели. И даже Таранов, явно недовольный властным поведением Дворецкого, промолчал, хотя Таня была уверена, что он непременно выскажется.

– Тебя я больше одну не оставлю, – безапелляционно заявил Дворецкий, беря Таню под руку и ведя по лестнице вверх. – Сегодня в поезде поедешь со мной в одном купе. А завтра в гостинице, в Приозерске, возьмем двухместный номер. Ты ляжешь на кровати, а я в другой комнате на диване. Сплю я чутко, постоянно буду настороже. Кроме того, у меня есть пистолет.

– Самый главный аргумент, – буркнула Белинда, не отстававшая от них ни на шаг.

Друг за другом они вошли в номер, и Дворецкий тут же сказал:

– Шли бы вы, Белла, к себе. Тане отдохнуть нужно, в себя прийти. Ей сейчас не до болтовни с подружками.

– Да нет, пусть остается! – возразила Таня, мысли которой разбегались в разные стороны. Она и сама толком не знала, чего сейчас хочет больше всего – снова обсуждать случившееся или лежать в горячей ванне, прикрыв глаза. Впрочем, для ванны времени, кажется, маловато.

– Нет, пусть отправляется. Тебе просто необходим отдых.

Вместо того чтобы возмутиться тем, что Дворецкий распоряжается тут, как у себя дома, Белинда неожиданно скривила лицо и жалобно сказала:

– Таня, пока тебя не было, он обзывал меня дурой!

– Я не обзывал! – воскликнул Валерий, глядя на две ненатуральные слезы, выкатившиеся из глаз этой нахалки. – Я говорил, что вы поступили безответственно, вот и все.

– Вот и все?! – слезы мгновенно высохли, и лицо Белинды налилось праведным гневом. – Вы меня все время унижали! Третировали! Заявили, что у меня вместо мозгов – куриный помет. Старались смешать с грязью!

– С грязью я бы не смог, – пробормотал Дворецкий, смутно припоминая, что действительно говорил что-то про мозги. – Послушайте, сейчас не до ваших истерик. Тане необходимо собраться с силами перед спектаклем. Если у вас есть сострадание…

Он не закончил фразу, давая Белинде самой решить – есть у нее сострадание или нет. Уходя, она посмотрела на него так, словно он был слизнем, сожравшим целую грядку капусты.

Перед спектаклем все спрашивали Таню, как она себя чувствует, и она отвечала, что хорошо. Она и вправду чувствовала себя неплохо. Главным образом потому, что на заднем плане постоянно маячил Дворецкий со своим пистолетом. Однако гораздо больше, чем наличие пистолета, Таню согревало его олимпийское спокойствие. В его зеленых глазах таилась смелость воина, которая во все времена притягивала женщин как магнит.

Хмурый Таранов, готовясь к выходу на сцену, ходил взад-вперед по коридору, то и дело задевая «смелого воина» плечом. Тот делал вид, что ничего не замечает и только криво улыбался. В конце концов, Будкевич, которому страстно хотелось мира и спокойствия, не выдержал и, притиснув задиру к стене, прошипел:

– Прекрати сейчас же! В конце концов, ты его разозлишь, вы подеретесь, получится безобразная сцена, и я буду за все отвечать!

– Кто он вообще такой? – буркнул Таранов.

– Приятель Прияткиной, – сказал Будкевич. – О, неплохой получился каламбур! А ведь я тебя предупреждал, Леша! Насчет его приезда. Так что не валяй дурака и возьми себя в руки.

Таранов послушался, взял себя в руки и очень изящно отыграл спектакль, обретя в этот вечер кучу новых поклонников и поклонниц. Ему аплодировали дольше всех, и он немного оттаял.

После спектакля Маркиза устроила за кулисами публичную сцену, заявив, что не желает уезжать из города, оставив мужа в больнице под присмотром какой-то там сиделки, у которой наверняка нет ни одной приличной рекомендации. Все дружно принялись ее утешать и уговаривать. Утешенная, она все же позволила себя уговорить и, сменив гнев на милость, отправилась в гостиницу паковать вещи.

Пока собирали чемоданы, Таня думала только об одном: стоит ли рассказывать Дворецкому ВСЕ или же кое-какую информацию оставить при себе? Однако когда они, уставшие, погрузились наконец в поезд и оказались в купе один на один, Валерий, глядя Тане прямо в глаза, сурово сказал:

– Хочу тебя попросить. Я понимаю, что в этой труппе все до одного – твои друзья, ты знаешь их сто лет и в каждом уверена, как в себе. Однако ситуация складывается непростая, поэтому я прошу тебя быть со мной абсолютно откровенной. Расскажи мне, пожалуйста, обо всем, что происходило в труппе с самого начала гастролей и до сегодняшнего дня.

– Ладно, – согласилась Таня и, закрыв лицо руками, длинно зевнула.

Хорошо, что первый спектакль в Приозерске запланировали только на послезавтра, так что целый день можно будет отдыхать и отсыпаться.

Белинда в поезде устроила настоящее светопредставление, пытаясь выгнать Дворецкого из Таниного купе и занять его место. Однако тот лишь снисходительно отбивался от ее нападок и крепость не сдавал. Даже вмешательство Тани не произвело на него никакого впечатления.

– Своим служебным положением пользуются только жалкие трусы, – кричала, стоя в дверях купе, разъяренная Белинда.

– Вам нужно показаться врачу, – не остался в долгу Дворецкий. – У вас повышенная реактивность. Ее лечат валерьянкой и контрастными обливаниями.

– Не вздумайте вызывать меня на допрос! Я все равно не приду.

– Чего вас допрашивать? Вы и так все выложите, если вас хорошенько раздразнить.

– Следователя, который дразнит свидетелей, нужно отправить на переаттестацию! – бросила напоследок вынужденная отступить Белинда, и дверь купе гневно щелкнула за ее спиной.

Рысаков с Тарановым, наблюдавшие за этой сценой с маленькой площадки перед туалетом, выразительно переглянулись.

– Каков гусь! Глядя на него, начинаешь верить, что любовь – это великая сила. И прямо хочется снова влюбиться, – заявил Тихон. – Совершать безумства, глотку драть…

Таранов его восторга явно не разделял.

– Да ну, – бросил он, небрежно махнув рукой. – Влюбиться, Тиша, это все равно, что наступить на змею. Несколько секунд изумления, а потом мучительная смерть. Лично я с любовью завязал.

– А я с пьянкой, – доверительно сказал Рысаков. – В последний раз мне после загула такая хрень приснилась! Даже рассказывать не рискну …

Выгнав своего телохранителя в коридор, Таня переоделась в пижаму и тапочки и достала умывальные принадлежности. Потом приоткрыла дверь, приглашая Дворцкого снова занять свое место.

– Как там Надежда Морошкина? – спросила она, ловко намекая на то, что их с Валерием отношения уже больше не являются романтическими. – Историческая встреча состоялась?

– Ну да, – ответил тот, пожав плечами. – Надежда оказалась очень… сильной женщиной. Коня, как говорится, на скаку остановит. У нее такая стать… И брови вразлет. Да у меня фотография есть! Хочешь, покажу?

Больше всего на свете Таня хотела спать. Но не посмотреть на Морошкину было совершенно невозможно, поэтому она терпеливо ждала, пока Дворецкий отыщет в дорожной сумке снимок. Кроме того, ей действительно было интересно, с кем собирается связать свою судьбу ее недавний ухажер.

В глубине души Таня относилась к этой Морошкиной снисходительно. Потому что как ни крути, а в самый последний момент Валерий готов был отступиться от своей фермерши и вернуться к ней, Тане. К тому же она чувствовала, что он до сих пор находится под властью ее обаяния. Ей будет достаточно только намекнуть на то, что она передумала, и все – дело в шляпе.

Подумав о возможности такого развития событий, Таня против воли смутилась и, конечно, тут же вспомнила о Таранове. И еще о том, как Анжела в последнее время льнула к нему. А он, как будто, был даже и не против…

– Ну, что скажешь? – спросил Дворецкий небрежным тоном.

Он ждал вердикта и явно волновался, какое впечатление Надежда произведет на девушку, на которой он до последнего времени намеревался жениться.

– Скажу… Скажу, что она великолепна, – ответила потрясенная Таня.

Надежда Морошкина в самом деле выглядела восхитительно. Крупная женщина с роскошными формами и лицом кинозвезды пятидесятых годов. На снимке она была одета в платье, которое подчеркивало тонкую талию, крутые бедра и пышную грудь. Гладко зачесанные светлые волосы убраны в пучок. Ее улыбка могла бы вдохновить художников, рекламирующих зубную пасту, а взгляд был властным и нежным одновременно. Это дикое сочетание женственности и силы рождало совершенный облик женщины, которая способна править миром или, по крайней мере, сводить с ума мужчин, которые правят им в настоящий момент.

– Говоришь, она фермерша? – недоверчиво спросила Таня. – Такое впечатление, что она победительница конкурса красоты. Аж глазам больно. А она что, вот так и ходит на каблуках по грядкам?

– Нет, у нее современное хозяйство, – принялся объяснять Дворецкий. – Территория большая, много работников, все устроено не хуже, чем на Западе. Коровник чистый, как больничный корпус. Помидоры в теплицах размером с футбольный мяч. И при этом биологически чистые! Их никакой гадостью не удобряют, одним только навозом…

Тане отчего-то стало досадно, что Морошкина оказалась такой невероятной красавицей. Тогда она принялась утешать себя тем, что на вид фермерша заметно старше Дворецкого. А значит, все же не может стать для него идеальной парой. Поймав себя на подлых мыслях, Таня смутилась. Как собака на сене – ни себе, ни людям…

Впрочем, Дворецкий, кажется, вовсе не собирался снова подбивать к Тане клинья. Пока она ходила умываться, он надел тренировочный костюм и забрался под простыню. Однако спать явно не собирался. Его тревожило расследование. Вернее, мысль о том, с какого боку к нему подступиться.

Таня до сих пор так ничего и не рассказала ему про начало гастролей, про убийство Романчиковой, про писателя Заречного и собственные подозрения. Вид у нее был усталый, однако другого удобного момента для откровенного разговора могло и не представиться.

– Слушай, а не хочешь ли глотнуть коньячку на ночь? – пошел на хитрость Дворецкий. – Сам я не буду пить, – сразу же предупредил он. – Мне нужно быть в форме. А вот тебе после всех сегодняшних потрясений это помогло бы снять стресс.

Таня, которая несмотря на смертельную усталость, никак не могла расслабиться, тут же попалась на его удочку. Коварный Дворецкий позволил ей выпить ровно столько, чтобы у нее развязался язык, и сразу же принялся за допрос. Начав отвечать на вопросы своего самого лучшего друга, Таня немедленно выложила ему все без утайки. Все, что так терзало и мучило ее в последние дни. И о том, как Будкевич нашел бесчувственного Курочкина, и о том, как они с Тихоном отправились к Алику в номер, и Таня обнаружила в спортивной сумке все исчезнувшие портсигары… И о том, как она делала обыск у Таранова и наткнулась на книжку со свеженьким автографом Заречного, которого Лешка, по его словам, никогда не видел живьем… Не забыла она и о Белинде. И это оказалось самым мучительным признанием! Ведь ее подруга явно что-то утаивала о знаменитом свидании Таранова и Романчиковой.

Дворецкий поощрял рассказчицу, вставляя нужные вопросы, кивая и поддакивая. Всем своим видом он успокаивал ее, внушая, что на него можно положиться, он не подведет. До сих пор Таня могла лишь мечтать о том, чтобы кто-то сильный пришел и разом снял с ее плеч груз всех проблем и сомнений. Когда Дворецкий, наконец, оказался рядом и взял на себя эту роль, она безумно обрадовалась. Теперь ей хотелось поскорее облегчить душу, поэтому она болтала без умолку.

Таня вспомнила про дурные предчувствия Андриана Серафимовича и еще раз поведала про туфли, которые Регина надевала уже после их возвращения в гримерку из загадочного путешествия в книжный магазин. Рассказала, как Рысаков наткнулся ночью в гостинице на «ужасного Таранова» и невероятно испугался. И еще о блондинке, которая охотилась за Тихоном, желая женить его на себе, и при этом оказалась отчего-то знакома с мэршей города Перегудова. И о мэрше, которая, едва увидев эту блондинку, передала той что-то из рук в руки…

Дворецкий слушал Таню очень внимательно и наматывал на ус каждую мелочь. Конечно же он понимал, что не слишком порядочно использовать состояние бедняги для того, чтобы выпытать у нее информацию. Нельзя так бесцеремонно обращаться с девушкой, которая тебе небезразлична. Если ты действительно влюблен, профессионализм не должен брать верх над чувствами. Однако он определенно брал верх, и Дворецкого это почему-то страшно огорчало.