1 февраля

На утро после злополучного званого вечера с мистером и миссис Смитсон Хоули спал допоздна, но проснулся не в своей кровати.

Вслед за приступом Кориной истерики, когда жена вышвырнула его из дому, он около часа бродил по улицам, не зная, что делать и куда идти, — боясь возвращаться домой, чтобы не подвергнуться новому насилию. Моросил мелкий дождик, но Хоули его не замечал, хотя Кора выгнала его из собственного дома без пальто, шляпы и зонтика. Он гулял по улицам западного Лондона, не обращая внимания на бродяг, проституток и цветочниц, которые паковали на ночь свой товар. Пивных он сторонился, поскольку не доверял алкоголю.

В конце концов, хотя он этого и не планировал, ноги сами привели его к дому Этель Ле-Нев, и он неожиданно для себя позвонил в ее дверь во втором часу ночи. Свет в прихожей зажегся лишь через пару минут, но дверь наконец все же немного приоткрылась. Этель была в домашнем халате, который крепко стягивала у шеи, выглядывая на улицу: кто бы это мог быть в столь позднее время?

— Хоули, — воскликнула она с удивлением и открыла дверь немного шире. — Что вы здесь делаете?

— Извините, — тихо ответил он, только теперь осознав, который час и что он сделал. — Не стоило мне приходить в такое время. Я вас разбудил.

— Ничего страшного, я еще не спала. Но что случилось? Вы насквозь промокли. Заходите же, входите. — Теперь она полностью раскрыла дверь и отступила в сторону, а он медленно, склонив голову, вошел в дом, весь ослабевший от смущения и унижения. — Посмотрите на себя, — пробормотала она, покачав головой. — Пойдемте наверх. Быстрее, пока соседи не проснулись.

Он отправился за ней на верхний этаж дома, унаследованный ею после смерти родителей, и, ничего не замечая вокруг, рухнул в кресло, закрыв рукой лицо. Он почувствовал, что из глаз вот-вот польются слезы жалости к себе, и не хотел, чтобы она их видела.

Ее квартира состояла из прихожей и четырех небольших комнат, где все было аккуратно расставлено по местам: спальни, кухни, ванной и уютной гостиной, в которой они сейчас сидели.

— Извините меня, — повторил он. — Разбудил вас в такой поздний час. Это непростительно. Но мне просто некуда было пойти. Пожалуй, вы — единственный друг, который у меня остался на свете.

— Хоули, я же вам сказала, что вы можете приходить ко мне в любое время. И это правда. Мы действительно друзья, так что перестаньте извиняться и расскажите мне, что произошло. Но вначале я принесу полотенце и поставлю воды для чая. Если ходить среди ночи по городу без пальто, можно ведь простудиться и умереть.

Хоули кивнул, с радостью позволив ей вести себя с ним по-матерински, и она исчезла на пару минут в спальне, а он тем временем принялся изучать обстановку. Наверное, Этель разжигала вечером огонь: угли все еще тлели, от них шло тепло, и прежде чем выйти, она поставила перед очагом решетку. На каминной доске стоял портрет бородатого мужчины с темными глазами и перепуганной женщины с убранными наверх волосами: у них был такой вид, словно они готовы друг друга убить. Хоули предположил, что это покойные родители Этель, о которых она могла сказать не так уж много хорошего. В самом деле, он слышал от нее единственный комплимент в их адрес: у них хватило приличия умереть, пока она еще молода и может насладиться самостоятельной жизнью. Повсюду на полках красовались фарфоровые заварочные чайники и декоративные тарелки — фамильные ценности, отошедшие к ней после кончины родителей. Теперь его начало знобить, и он задрожал в кресле: потирая руки, протянул их к тлеющему огню. Этель вернулась, принеся поднос с чайником и двумя чашками, а также полотенце, которым обычно сушила волосы.

— Это возмутительно, право слово, — начал он, отхлебнув чаю. — Не знаю, как я это терплю. Нужно быть умалишенной, чтобы вести себя, как она.

— Что же она сделала на сей раз?

Криппен вздохнул:

— Пригласила на ужин своих друзей. Пару, которая лично мне очень несимпатична, и я знаю, что не нравлюсь им тоже. Женщина — член Кориной Гильдии поклонниц мюзик-холла.

— Какой гильдии?

— Общества, которое она посещает, полагая, что это придает ей дополнительный вес в обществе. Женщины собираются вместе, ходят на концерты, а потом устраивают вечера, на которых сидят и обсуждают музыку за чашкой чаю.

— По-моему, ужасно скучно, — заметила Этель.

— Уверен в этом, — ответил он. — Но она всегда считала, что заслуживает большего, чем я могу ей предложить, и благодаря этим людям она добирает важности. Прежде всего, они богаты. И некоторые имеют дворянский титул, а значит, с ее точки зрения, лучше ее. Как бы то ни было, в последнее время дела у нее пошли там неважно. Думаю, она напилась и, возможно, устроила какую-то сцену. И сегодня вечером ей намекнули, что надолго она в этой гильдии не задержится.

— Неужели? — с радостью воскликнула Этель. — Наверно, это ее раздосадовало.

— Если б у нее было хоть какое-то достоинство, — сказал Хоули, сжав от злости кулак, — она бы просто подставила другую щеку и обо всем забыла. Не надо показывать этим людям, что они способны задеть ее самолюбие. Я хочу сказать: кто они, в конце концов, такие? Кучка малообразованных хищниц, которым удалось заманить в ловушку своих кретинов муженьков с наследством и загородным домиком. Но она, конечно, смотрит на них иначе. Вместо этого рассердилась не на штуку, и затем разразился форменный скандал. Не успели мы опомниться, как она оскорбила Луизу Смитсон и ее мужа, и те стремглав выбежали из дома. А через пару минут она вышвырнула и меня.

— Что же вы ей сделали? — спросила она.

— Да ничего особенного, — объяснил он, готовый рассмеяться над нелепостью ситуации. — Просто когда она не в духе, я становлюсь самой удобной мишенью. Она схватила меня за ухо, открыла дверь и вытолкнула на улицу.

— Как ребенка.

— По правде говоря, у меня до сих пор спина болит, — признался он. — Я упал на ступеньки. Теперь вот колет в боку.

Этель покачала головой и почувствовала, как внутри закипает гнев. Она никогда не встречала более мягкого и заботливого человека, чем Хоули Харви Криппен. И более гадкой мегеры, чем его жена Кора. Этель не могла понять, как можно так бесчеловечно обращаться с собственным супругом.

— Простите, Хоули, — сказала она, не в силах более сдерживать свои чувства. — Мне очень не хочется это говорить, но эта женщина — сущий дьявол. Вам не стоит с ней оставаться.

— Я знаю, знаю, — вздохнул он, готовый расплакаться. — Но… — Он пытался подыскать слова, понимая, о чем хочет сказать, но стыдясь в этом признаться. — Дело в том, Этель, что я боюсь ее.

— Вы — ее? — недоверчиво переспросила она.

— Да. Знаю, звучит нелепо, но это правда. Ее вспыльчивости, гнева — буквально всего. Не думаю, что я от природы слабый человек, но при Коре Криппен я чувствую себя ничтожеством. В ее присутствии я просто лишаюсь сил. Меня не покидает ощущение, что когда-нибудь она полностью потеряет самообладание.

Этель кивнула. Все очень скверно. Она сама нередко наблюдала то, о чем говорил Хоули. Сколько раз ее друг приходил на работу в синяках и кровоподтеках, и в тех редких случаях, когда он опаздывал, она всегда боялась самого страшного. Теперь по щекам Хоули текли слезы, и, протянув руку, она обняла его.

— Хоули, — прошептала она, поцеловав его в щеку, — вам нельзя с ней оставаться, поймите.

— Но я не могу от нее уйти. Она никогда этого не допустит, — ответил он с глухим смешком. — Если б только она ушла сама, — добавил он сквозь рыдания.

Этель протянула руку и утерла ему слезы. Он повернулся к ней, и они поцеловались.

— Я не могу к ней вернуться, — пробормотал он. — И все же придется. У меня нет выбора.

— Но только не сегодня, — тихо сказала она, снова поцеловав его. — Вам нельзя сегодня возвращаться.

— Если я вернусь сегодня, то рискую головой, — согласился он, слабо улыбнувшись над нелепостью своего положения.

— Тогда вы должны остаться здесь, — решительно сказала она. Он отпрянул и боязливо посмотрел на нее. — Вы должны остаться со мной.

— Я не могу, — сказал он. — Нехорошо вам навязываться.

— Хоули, — сказала она, крепко сжав ему руку, и пояснила, что имеет в виду: — Я хочу, чтобы вы остались. Вместе со мной.

Криппен нервно сглотнул и кивнул.

— Вы уверены? — спросил он.

— Я еще ни в чем не была так уверена, — искренне ответила она. — Вы больше не должны к ней возвращаться. Вы заслуживаете большего. Я никогда бы не обращалась с вами так, как она. Вы это знаете. Я ценила бы вас. Заботилась.

Лицо Хоули исказилось.

— Почему я не встретил вас раньше? — горько спросил он. — Зачем я вообще связался с Корой?

Этель забрала у него чашку и поставила на стол. Встав, она протянула ему руку, и он взял ее и пошел за ней в спальню, где они тихо и неторопливо впервые занялись любовью. Хоули поразило ее тело — полная противоположность Кориному. Этель была худенькой, с узкими бедрами, крошечной грудью и почти мальчишеской фигуркой; Кора же превратилась в тучную, грузную женщину, которая уже давным-давно физически его не привлекала. Она была полногрудая и соблазнительная, как шлюха, — на нее по-прежнему оборачивались на улице мужчины, но сам он к их числу не принадлежал. Пока Хоули лежал в кровати рядом с Этель, ему вновь и вновь хотелось протянуть руку и провести ладонью по этому гладкому телу. Наконец, утомленный после драки с женой, блужданий по лондонским улицам и романтической ночи с Этель, он повернулся на бок и крепко уснул, тяжело засопев: ему снилось, какой могла бы стать жизнь, если бы в ней больше не было Коры.

Этель никогда прежде не занималась любовью с мужчиной и не спала потом рядом с ним, поэтому дыхание Хоули во сне возбудило ее любопытство. Она теперь не смыкала глаз и думала только об одном. С той самой минуты, когда он пришел к ней домой в слезах, она решила, что пора довести свой план до конца, и просто ждала момента, когда Хоули уснет и можно будет незаметно уйти.

Она украдкой встала и быстро оделась: открыв гардероб, достала оттуда мужское пальто и шляпу, которые купила перед тем, как сходить в аптеку «Льюис и Бэрроуз» на Оксфорд-стрит и купить пузырек с гидробромидом гиосцина. Рецепт она выписала сама на странице из блокнота, запертого на ключ в одном из выдвижных ящиков в аптеке. «Никто не имеет права так обращаться с другим человеком, — думала она, оправдывая свои действия. — Эта женщина стоит между Хоули и моим счастьем — все очень просто».

Она осторожно закрыла дверь спальни и прошла в ванную, где в домашней аптечке хранила пузырек. Положив его в карман, достала накладные усы и приклеила их к верхней губе, прикрыв шрам, оставшийся после того, как мать ударила ее в детстве: кольцо разбило губу, и рана так и не зажила как следует. Этель взглянула на свое отражение в зеркале и поневоле улыбнулась: из нее действительно получился очень убедительный мужчина.

Дорога до Хиллдроп-креснт заняла немного времени, и, поднимаясь по лестнице в комнату Коры, Этель старалась мысленно отрешиться от происходящего: она боялась, что если будет его анализировать, то потеряет уверенность в себе и передумает. Паника охватила ее лишь раз — когда жертва, медленно проснувшись, привстала в кровати и, сощурившись, окликнула Хоули по имени. В ту минуту возврата назад уже не было, но, к счастью, женщина мгновенно выпила отравленную воду, и вскоре наступила смерть. После этого Этель снесла ее вниз и расчленила в подвале. Голову она завернула в газетные страницы и положила в шляпную картонку, которую нашла в Кориной спальне.

Перед уходом она опустила руку во внутренний карман пальто и вынула письмо, составленное неделю назад специально для этого случая, затем прислонила его к солонке, стоявшей посредине стола в гостиной. Проверив, ничего ли не забыла, она вышла на улицу и вернулась домой: спрятав мужской костюм в стенном шкафу в прихожей, а коробку для шляпы положив сверху на гардероб, сняла одежду и на рассвете снова нырнула к Хоули в кровать. К ее удивлению, простыни были не такими уж теплыми, и когда она коснулась рукой плеча Хоули, оно тоже оказалось холодным.

Он проснулся в начале десятого утра и не сразу понял, где находится. Постепенно в памяти всплыли события прошлого вечера, и он снова закрыл глаза, задумавшись: что же теперь сулит ему будущее? Быстро одевшись, он вошел в гостиную, где Этель уже заканчивала готовить завтрак.

— Доброе утро, — сказала она весело и беззаботно и, подойдя к нему, поцеловала в щеку, радуясь, что начинается их новая совместная жизнь. — Как спал?

— Как убитый.

— Я люблю тебя, — неожиданно сказала она, и у него в груди екнуло сердце. Он не мог припомнить, когда последний раз слышал подобное признание, которому действительно верил.

— Я тоже тебя люблю, — ответил он.

Они расстались час спустя, и Этель согласилась открыть лавку Маньона, пока он сходит домой переодеться. Направляясь к Хиллдроп-креснт, 39, он даже немного подпрыгивал на ходу. Чувствовал себя обновленным и полным сил человеком. Однако чем ближе подбирался к дому, тем чаще замирало сердце. Он не представлял себе, что его там ждет.

С тяжестью на душе Хоули повернул ключ в замке, но, войдя внутрь, внезапно почувствовал, что ее нет дома. Почему-то без нее здесь легче дышалось.

— Кора? — окликнул он на всякий случай, но ответа не последовало.

Это обрадовало его, и он вошел в гостиную, чтобы проверить: может, она просто вздремнула на кушетке? Но и там ее не оказалось, и он решил подняться наверх и принять ванну. Однако его внимание привлекло адресованное ему письмо на столе в гостиной, он с минуту безучастно смотрел на конверт, а затем взял и вскрыл его.

Хоули открыл от изумления рот и сел, уронив письмо на пол.

— Не могу поверить, — громко сказал он, удивленно глядя на письмо, и, перечитав его еще раз, попытался собрать в кучу все те мысли, что проносились в голове. Впрочем, главным было абсолютное счастье.