Иллюстрации
В современной концепции психотерапии само собой разумеющимся считается, что диагноз требует терапевтического вмешательства. Теория проистекает из действия. Если терапевт задает своим клиентам вопросы, он получает информацию, принципиально отличную от той, которую он мог бы получить, если бы попросил их что-то сделать и понаблюдал за реакцией. Терапевт, сидящий у кушетки, получает совершенно другую информацию о семье, нежели терапевт, работающий со всей семьей одновременно. Нельзя сказать, что один из них получает более верную информацию; они просто узнают разные вещи, потому что находятся в разных терапевтических контекстах. Если терапевт директивно направляет клиента, реакция клиента выявляет диагноз, имеющий значение для терапии.
Позволю себе привести описание исторического момента в форме анекдота. В 1960-х гг. Эдоардо Вейсс (Edoardo Weiss), выдающийся психоаналитик, опубликовал книгу под названием «Агорафобия в свете эго-психологии»[16], в которой был описан психоанализ женщины, неспособной самостоятельно выходить из дома. Рассказывая об этом случае, который закончился неудачно, Вейсс признает, что психоанализ людей, страдающих агорафобией, часто длится годами и иногда не приносит никаких изменений. Можно было бы ожидать, что затем Вейсс напишет: «Следовательно, мы должны найти какой-то другой терапевтический способ для помощи таким женщинам». Он этого не написал. Вместо этого он признал, что его следующий случай был очень похож на предыдущий, и продолжил описывать следующий случай, для которого он использовал тот же самый терапевтический подход, который прежде всегда приводил к неудаче. (В те времена психоаналитики регулярно терпели неудачи, но тем не менее никогда не решались изменить свой подход. Для них смысл заключался в продолжении использования метода, неважно какого. Фактически, такое отношение все еще сохраняется в психоаналитических сообществах больших городов.)
В то же время некоторые психотерапевты начали испытывать новые подходы, которым предстояло заменить те, что постоянно приводили к неудаче. С применением новых подходов стали появляться новые данные о женщинах с диагнозом «агорафобия». В то время я сам практиковал, и ко мне на терапию также приходила женщина, которая не могла одна выйти из дома. Позволю себе описать предпринятую мной интервенцию, которая заставила меня взглянуть на эту проблему по-иному.
Мужчина привел ко мне свою жену-затворницу. Она могла выходить из дома только в сопровождении мужа или своей матери. Он хотел, чтобы такое положение вещей изменилось. Я встретился с ними обоими одновременно и сказал, что собираюсь попросить их кое-что сделать, даже если они сочтут это глупостью. Я сказал мужу, чтобы следующим утром, когда он будет уходить на работу, он велел жене остаться дома. Он знал, что она и так не стала бы выходить, но я хотел, чтобы он все равно сказал ей это и делал так каждое утро вплоть до нашей следующей встречи через неделю. Супругам это предложение показалось забавным, и на следующее утро, когда муж велел жене оставаться дома, они оба засмеялись. На следующее утро им было уже не так весело. На третье утро, когда муж велел жене остаться дома, она впервые за семь лет одна пошла в соседнюю бакалейную лавку. На следующей встрече я увидел чрезвычайно расстроенного мужа, который был обеспокоен тем, куда и с кем будет ходить его жена без него. Жена при этом призналась, что она часто решала про себя, что если она будет в состоянии выйти из дома одна, она выйдет с чемоданом в руках.
Такая реакция выявляет структуру, которая могла бы никогда не проявиться, если бы мы только разговаривали с этой женщиной о ее страхах и прошлых травмах. Терапевт, который мыслит в духе триады, находит у своих клиентов неожиданные мотивы и в случае, подобном вышеописанному, может обнаружить, что угроза сепарации активизировалась благодаря его терапевтическому вмешательству. Я не рекомендую подобные действия в качестве наилучшего психотерапевтического способа при подобных проблемах; я представляю данный конкретный случай, включающий реакцию на парадоксальную интервенцию, как пример подхода, альтернативного психоаналитическому, который доказал свою неэффективность в таких ситуациях. Действительным результатом вмешательства в изложенном здесь случае была конфронтация. Было бы лучше, если бы эту проблему можно было решить без открытой конфронтации, побуждая мужа помочь своей жене выйти одной из дома. Терапевт должен принять решение относительно конфронтации заранее и, если конфронтация произойдет, предвидеть, как она повлияет на этот брак.
У нас могут быть разные реакции на проблемные ситуации и разные мнения относительно теории, направляющей наши психотерапевтические усилия, но давайте все сойдемся на том, что самая худшая теория из всех когда-либо изобретенных для клинической работы теорий, это теория вытеснения. Эта концепция нужна тем, кто в нее верит, чтобы размышлять о самих себе и обо всех тех ужасах, которые они в себе подавляют. Она вынудила несколько поколений психотерапевтов заниматься интерпретацией неприглядных внутренних элементов и тратить свое время и время клиента на вопрос о том, как себя чувствует клиент. Понятие вытеснения было навязано не только психотерапевтам, но и широкой публике. Эта теория настолько соблазнительна, что, возможно, психотерапевтам потребуется провести национальную кампанию, чтобы изгнать ее и дать нам возможность снова осмысленно посмотреть на человека.