Договор в Бретиньи

Мирная конференция открылась 1 мая в Бретиньи, близ Шартра. Председательствовал аббат Клюни Андруэн де ла Рош от имени папы Иннокентия VI. Английскую делегацию возглавлял Джон Ланкастер — Джон Гонт; его знали как сторонника примирения. Было и несколько известных капитанов — Уорик, Солсбери, Чандос, Грайи, несомненно, не такие пацифисты, но реалисты. Они хорошо понимали, что эта война, где не сражаются, ничего не даст.

Регент прислал своих представителей. Военные там были только для проформы — Жан Ле Менгр, один из маршалов Франции, желавший, чтобы его называли Бусико, и несколько знатных баронов, таких как Танкарвиль или Монморанси. Главными были легисты, клирики, бюргеры. Был королевский адвокат Жан де Марес, отметили присутствие и Жана Майяра, организатора внезапного падения Этьена Марселя. Переговоры от имени Франции вел епископ Бовезийский Жан де Дорман, канцлер Нормандии и один из советников дофина — герцога Нормандского, вместе с братом Гильомом.

Договорились быстро. 7 мая было заключено перемирие. 8 мая подписан договор из тридцати девяти статей, который составили в дипломатической форме хартии регента Карла, предлагаемой для ратификации королю Иоанну. Иными словами, договор в Бретиньи не означал ни конца войны, ни конца торга, но воплощал баланс взаимоприемлемых требований.

Перед встречей в Бретиньи англичане получили возможность оценить, до каких пределов готовы уступать их противники. Во время первой встречи 3 апреля в Лонжюмо французы прервали переговоры, как только речь зашла о сохранении Плантагенетом титула короля Франции. Через неделю легат снова потерпел неудачу, когда возникло то же требование. К концу апреля Эдуард III и Черный принц знали, что в этом пункте им нужно уступить.

Договор в Бретиньи, в самом деле, был не столь неприемлем для Валуа, как результаты лондонских предварительных переговоров. Конечно, и это было тяжелей всего, сохранялся вопрос о дроблении суверенитета Французского королевства. Но речь шла только о большой Аквитании, в тех границах, которые были установлены в 1358 г. Анжу и Нормандия оставались за французским королем. Англичанин довольствовался несколькими плацдармами к северу от Луары: Понтьё, графством Гин и большинством городков вокруг Кале и Гравелина. Сколь бы опасными ни были эти уступки, они не означали ни изоляции Французского королевства, ни уничтожения королевского домена. И не парализовали торговую навигацию по Сене и ее притокам.

С четырех миллионов экю, в которые выкуп за короля Иоанна оценили раньше, сумму снизили до трех миллионов, считая два экю равными одному английскому «золотому ноблю». Шестьсот тысяч экю подлежали выплате в Кале, через четыре месяца после перевозки короля в Кале, четыреста тысяч — выплате в Лондоне через год, остальное должны были выплатить в форме пяти взносов по четыреста тысяч экю. Все обеспечивалось: в Аквитании — немедленной передачей нескольких крепостей, в Кале — выдачей заложников.

Заложник — это не обязательно пленник. Это кто-то, чье присутствие гарантирует выполнение договора или вообще обязательства. Так, многие юные принцы в средние века проводили немалую часть детства в роли заложников, то есть вырастали при дворе иностранного монарха, служа залогом дружбы или просто нейтралитета. Но заложник — это гость, и тот, кто его принимал, был связан по отношению к нему законами чести, как если бы пригласил его. Разумеется, нельзя сказать, что жизнь заложника была в полной безопасности. Но заложник заложнику рознь, с одними обращались лучше, с другими хуже. А некоторые более болезненно переносили разлуку и относительное отсутствие свободы.

Во всяком случае, англичане сделали самый разумный выбор. В список заложников входил сорок один человек — принцы и знатные бароны. В нем были брат и три сына короля, герцог Бурбонский, дофин Овернский, графы де Сен-Поль, Водемон, Форе, Понтьё, Блуа, Алансон, Аркур, Э, Порсиан, Сансерр, Валентинуа и многие другие. Маршал Одрегем, захваченный в плен при Пуатье, тоже числился там. Захватывая, таким образом, в качестве заложников за короля все французское баронство, англичане ловко использовали феодальное право, обязывавшее вассала лично подвергать себя опасности ради жизни, свободы и чести сеньора. Они также играли на некой рыцарской этике, в соответствии с которой вассалы, не сумевшие спасти короля при Пуатье, должны были чувствовать себя виноватыми. Но это был также и, возможно, прежде всего, чрезвычайно ловкий политический маневр. Ведь список заложников прямо-таки обезглавил французскую знать до момента, когда выкуп выплатят полностью.

Дело в равной степени коснулось и добрых городов. В качестве заложников надо было выдать четырех парижских бюргеров и по два от каждого из девятнадцати основных городов королевства, то есть территории, которая от него осталась: Сент-Омера, Арраса, Амьена, Бове, Лилля, Дуэ, Турне, Реймса, Шалона, Труа, Шартра, Тулузы, Лиона, Орлеана, Компьеня, Руана, Кана, Тура, Буржа.

Возможно, эти заложники были финансовой гарантией для победителя. Прежде всего они гарантировали ему политическую и военную безопасность.

Территории, подлежащие уступке, следовало передать под полный суверенитет короля Англии. Это означало, что Аквитания больше не будет частью Французского королевства. Но была предусмотрена отсрочка на год для передачи этих земель, чтобы уладить некоторые правовые формальности, без которых население могло бы не осознать, что суверен у него поменялся.

Таким образом, уступка как расплата за поражение королевства и выкуп как расплата за пленение короля — это было совсем не одно и то же. Англичанин мог потребовать выплаты части выкупа до освобождения французского короля, но не уступки территорий, которая была платой только за мир, иначе говоря, за удовлетворение победителя. Это удовлетворение выражалось в отказе от любых других притязаний. Словом, Аквитания компенсировала окончательный отказ Плантагенета от возможных прав на корону своего деда Филиппа Красивого.

Поскольку регент — а впоследствии король Карл V — мало дорожил этим отказом, этим удовлетворением, а значит, этим миром, выгода от победы при Пуатье свелась для англичанина к выкупу за короля Иоанна.

Тем не менее сделали все, чтобы ускорить осуществление этих процедур. Дофин хотел прежде всего освободить короля, своего отца. Дальше будет видно. Соглашение было заключено 8 мая. 10 мая Жан де Марес публично зачитал его дофину в присутствии Совета, нового купеческого прево Жана Кюльдо и делегации парижских бюргеров. Дело происходило в парижском дворце архиепископов Сансских — должность архиепископа Парижского появилась только в 1622 г., — в здании, которое через несколько лет войдет в состав дворца Сен-Поль короля Карла V.

Перешли в часовню, где архиепископ Гильом де Мелён отслужил мессу Святого Духа. После исполнения «Агнус Деи» регент поднялся на алтарь, протянул руку над освященной облаткой и положил другую на открытый молитвенник.

Близ него стояли шесть английских рыцарей. Они следили, чтобы не было подвоха. Немало клятв было безнаказанно нарушено, потому что их запросто могли дать над пустыми реликвариями или над мирскими книгами, выданными за Евангелие…

Текст клятвы подготовили еще в Бретиньи. Карл зачитал ее вслух. В окне появился сержант и провозгласил, что мир заключен. Все направились в собор Парижской Богоматери, где был исполнен гимн «Те Deum».

На следующий день регент привел этих шестерых англичан в Сен-Шапель, показал реликвии Страстей Господних, дал великолепный обед и подарил каждому дорогого коня. Шесть французских рыцарей — три баннерета, три рыцаря-башелье — проводили англичан до Лувье, где они встретили Черного принца. Там 15 мая в церкви Богоматери старший сын английского короля сделал то же, что уже сделал в Париже старший сын короля Франции. Эдуард III оставил за собой окончательную ратификацию договора вместе с Иоанном Добрым.

Теперь, когда к соглашению пришли, надо было освобождать побежденного при Пуатье. Карл обложил податью каждый диоцез, добился обложения южных провинций; считалось, что Север слишком пострадал от войны, чтобы ожидать от него многого. Южанам такая логика пришлась не по душе.

В начале июля 1360 г. регент передал англичанам, что готов выплатить две трети первого взноса. И отправил под солидной охраной четыреста тысяч экю в Сент-Омер, где их поместили на хранение в аббатство Сен-Бертен. Еще до выплаты Иоанн Добрый прибыл в Кале. Эдуард III решил проявить великодушие: пока достаточно и четырехсот тысяч экю.

Как ни парадоксально, трудней оказалось передать заложников, чем найти деньги или хотя бы часть денег. Многие бароны послали вассальную мораль ко всем чертям: больше им делать нечего, кроме как отправляться в Лондон вместо короля. Протестовали крепкие города, такие как Ла-Рошель:

Само собой разумеется, что жители Ла-Рошели ответили бы иначе, если бы у них вознамерились забрать пятьдесят процентов дохода. Но преимущество Ла-Рошели состояло в том, что это был атлантический порт французского короля, как Бордо — английского. Понадобилось полгода, чтобы город уступил.