Глава 1

За псевдостеклянной стеной отеля покатыми бурыми ступенями поднимались к небесам Аршивенские террасы. Кое-где белели развалины древних небоскребов, сверкали нити водопадов. Вершина тонула в облаках.

«Поздравляю, – кисло подумал Мартин, – в третий раз сорвалось… нет, в четвертый. Эти мерзавцы даже не представляют, как меня обрадовали!»

Поздравлял он самого себя, а «мерзавцы» сидели напротив – два сотрудника Лидонского Особого Следственного Управления. Появились они, когда Мартин только-только собирался начать восхождение на Аршивен. Вовремя успели.

– Господин Паад, – заговорил полный мужчина с тяжелыми набрякшими веками, – вы ведь посещали Кадм?

– Двенадцать лет назад.

– Вскоре после того, как эта планета была заново открыта, – кивнул собеседник. – Я читал ваши «Заметки о Кадме», любопытные материалы. Недавно на Кадме исчезла лидонская научная экспедиция, в состав которой входили два агента ЛОСУ. Подготовленные люди, опытные… И, однако, что-то с ними случилось, – он сделал паузу. – Мы сейчас не можем послать туда поисковую группу, это вызовет осложнения. Я думаю, вы слыхали о том, что в последнее время Кадм находится в центре внимания многих миров? – еще одна пауза. – Пропавшая экспедиция тоже была не совсем легальной, понимаете, Паад?

– Понимаю.

– Очень хорошо. Если на Кадм отправится одиночка вроде вас, известный путешественник и писатель, это будет совсем другое дело. Никакой почвы для официальных протестов. Вы знаете Кадм, и у вас отличная подготовка. Оплата высокая, как обычно.

Мартин колебался. Вот уже полтора года, как он отошел от таких дел и жил в свое удовольствие. ЛОСУ его не беспокоило – видимо, там решили, что он начал сдавать, потому что последнее дело с его участием завершилось грандиозным провалом. Мартина это не огорчало. Он наконец-то побывал на обледенелом Имире, отснял уникальные кадры, написал новую книгу. Он никогда не нуждался в том, чтобы некто со стороны заботился о его досуге.

Офицер Следственного Управления неверно истолковал его молчание.

– Я не хочу сыпать соль на ваши раны, Паад, – заговорил он немного напыщенно, с нотками неискреннего сочувствия, – но у вас появился шанс восстановить свою репутацию. Я ведь отчасти психолог… Ваше самолюбие жестоко пострадало после неудачи с Нуль-Излучателем, когда вас провела кучка необразованных мелких авантюристов из отсталого мира…

– Да не пострадало оно, – невежливо буркнул Мартин. – А те ребята всех нас провели, не меня одного.

Пусть полтора года назад его обыграли – история с Нуль-Излучателем, фантастически дурацкая, закончилась благополучно, никто не понес урона. Ребят из «Антираспада» Мартин вспоминал с теплым чувством. Самое главное они сделали: вывели из строя древнюю установку, созданную для уничтожения планет в любой точке Галактики. Может, и к лучшему, что Нуль-Излучатель в своем исходном варианте никому не достался.

Очевидно, собеседник Мартина так не считал.

– Досадно получилось… – сказал он с сожалением. – Если бы мы тогда подсуетились, нам бы сейчас не приходилось оглядываться на другие миры. Но мы имеем то, что имеем. Паад, надо вытащить с Кадма наших людей, если они живы, и собранные ими материалы. Причем вторая задача имеет приоритет, понимаете?

– Я еще не согласился, – напомнил Мартин.

– Вы не можете не согласиться, – взгляд офицера стал многозначительным. – Вам известно, что власти Адикаи, Гинайры, Иты и Слака неоднократно выдвигали против вас обвинения в убийствах и нанесении телесных повреждений гражданам перечисленных миров? Если вспомнить о межзвездных соглашениях, вас полагалось бы арестовать и привлечь к суду.

– Во-первых, это была самооборона. (В каждых трех случаях из пяти, но об этом Мартин вслух не сказал.) Во-вторых, Ита и Слак никаких соглашений не подписывали.

– Зато Адикая и Гинайра подписывали. Два-три года тюрьмы за превышение самообороны плюс выплата компенсации пострадавшим сторонам. Вы же деловой человек, Паад, вы не захотите потерять время и деньги… – Заметив угрожающий блеск в глазах у Мартина, собеседник начал маневрировать: – Кроме того, на Кадме для вас много интересного. Ваша гипотеза о существовании некой изолированной негуманоидной цивилизации подтвердилась, именно поэтому многие миры проявляют повышенное внимание к Кадму. Похоже, что у этой цивилизации есть кое-какие уникальные достижения… Но она ни с кем не идет на контакт.

– Ваша экспедиция пыталась установить контакт?

Мартин отчасти смирился с судьбой, отчасти заинтересовался. Этому типу все-таки удалось его подловить.

– Должна была попытаться. Все контрольные сроки истекли, но никто из них не вышел на связь.

Ну что ж, Кадм и правда любопытное местечко…

– Мне нужна информация.

– Вы все получите. – Офицер кивнул своему спутнику, тот вытащил из портфеля коробку с микрофишами и компьютерными кристаллами. – Я знал, что вы согласитесь. А на эту горку, – он ткнул пальцем в сторону Аршивенских террас, – незачем лазать пешком, можно ведь и на транспорте слетать. Раз, два – и наверху…

Услыхав насмешливое фырканье Мартина, он пожал плечами.

Кадм был колонизован шесть тысячелетий назад, в ту далекую, почти мифическую эпоху, когда древние земляне вышли в космос и начали совершать межзвездные перелеты. Гиперпространственной Системы тогда и в помине не было, корабли были тихоходные и ненадежные. Несмотря на это, довольно большая партия переселенцев отправилась на поиски лучшего мира. Возможно, это было бегство. Стартовала целая флотилия из четырнадцати гигантских звездолетов. Три погибли в пути, остальные одиннадцать добрались до Кадма. За годы полета сменилось несколько поколений, и в пункт прибытия попали не те люди, которые покинули Землю, а их праправнуки. Примерно такую, в общих чертах, картину Мартин сумел восстановить во время своей первой экспедиции.

На Кадме, в полной изоляции от остального человечества, сформировалась своя цивилизация. Тем временем земляне колонизовали массу планет, освоили технологию перебросок через гиперпространство, создали более совершенные звездолеты, наладили контакты с негуманоидными культурами. Возникла Империя, просуществовавшая почти пять тысячелетий и в конце концов развалившаяся на отдельные независимые миры. Кадм об этом не знал. Желто-оранжевая звезда, вокруг которой он вращался, находилась на отшибе, в малоизученном секторе Галактики. Тринадцать стандартных лет назад на него случайно наткнулся лидонский разведывательный корабль, а через год Кадм посетил Мартин Паад. До недавних пор другие миры не проявляли особого интереса к этой планете, но теперь ситуация изменилась. Мартин сознавал, что не последнюю роль тут сыграла его книга. Он готов был побиться об заклад, что помимо кадмийцев-людей там есть коренная негуманоидная цивилизация, привел множество косвенных доказательств… А кто-то пошел дальше и раздобыл прямые доказательства.

Путешествие от Лидоны до Селлы, ближайшего к Кадму обитаемого мира, заняло двое суток: бросок по гиперпространственному каналу, никаких проблем. Зато от Селлы к Кадму яхта летела четыре стандартных месяца. Мартин в одиночестве пил пиво и изучал выданные ЛОСУ материалы. Посудина была скоростная, оснащенная новейшим локатором, сконструированным по образцу древних, имперских – это спасало от ненужных встреч, – но по части комфорта до собственной яхты Мартина ей было далеко. Принадлежала она ЛОСУ. Вполне может статься, что при посадке Мартина собьют, такое с ним уже случалось. Он здраво рассудил, что лучше потерять казенную яхту, чем свою.

ЛОСУ предложило следующий план: он совершает посадку в южном полушарии Кадма, на территории материка Валвэни (в прошлый раз так и не удалось выяснить, к какому земному слову восходит это название), либо же аварийно катапультируется и любым способом добирается до Валвэни – именно там должны находиться участники лидонской экспедиции. Или их имущество. Или, на самый худой конец, там можно будет получить какую ни на есть информацию об их судьбе. Разыскав людей и/или собранные ими материалы, Мартин стартует и пристыковывается к лидонскому дипломатическому кораблю на орбите. Если он к этому времени останется без яхты – посылает в эфир закодированное сообщение, ЛОСУ найдет способ забрать с Кадма его и остальных. Неплохой план, вроде бы все продумано. Только вот на практике такие планы редко осуществляются без сучка без задоринки. Обязательно вылезут какие-нибудь неучтенные факторы… Но Мартин был к этому готов.

Одна из микрофиш содержала портреты членов экспедиции и лаконичные данные о каждом.

Бертран Кошани, доктор антропоэтнологии, профессор Арелского университета. Руководитель экспедиции.

Алла Вера Зотова, ксеноэтнолог. Сотрудник ЛОСУ.

Вениамин Эш, ассистент кафедры антропоэтнологии Арелского университета.

Мадина Милаус, ассистент кафедры антропоэтнологии Арелского университета.

Гасан Роу, врач.

Вадим Нейби, пилот. Сотрудник ЛОСУ.

С профессором Кошани Мартин был знаком. О Зотовой слыхал: первоклассный специалист, в ЛОСУ ее очень ценят. Видимо, именно ей и досталась роль главного контактера. Никого из остальной четверки он не знал… А впрочем, нет. Мадина Милаус. Когда-то он уже встречал это имя и видел это упрямое смуглое лицо. Хотя лично не сталкивался, это точно. Не найдя никаких дополнительных сведений, Мартин напряг память и в конце концов выжал фразу: «Процесс Мадины Милаус». Ага, что-то политическое. Громкое и скандальное. Лет этак десять тому назад… Мартина тогда не было на Лидоне, поэтому подробностей он не знал. Но даже этих крох информации хватило, чтобы насторожиться. Лидона – благополучный либеральный мир, там никого не преследуют за убеждения. Для того, чтобы угодить под суд на политической почве, надо проявить большую изобретательность и хорошенько постараться. Очевидно, Мадина постаралась. Мартин с досадой выругался. Похоже, ему достался тот еще подарочек…

Желто-оранжевая звезда на обзорном экране выросла до размеров нормального солнца. Левую треть экрана занимал постепенно разбухающий серо-голубой диск – Кадм. Компьютер сообщил, что локатор засек одиннадцать кораблей… на самом деле их больше: кто-то находится по ту сторону планеты, кто-то прячется за здешней луной. Яхту, в свою очередь, тоже засекли; когда Мартин включил приемник, посыпались вопросы. Он назвал себя, объяснил, что прибыл на Кадм как частное лицо, в поисках материала для новой книги. Хорошо быть известным, иногда это выручает… Отрекомендовавшись, Мартин надел бронированный скафандр с термоизолирующим покрытием и уселся в кресло перед пультом. Ему настойчиво приказывали лечь в дрейф: лидонский корабль – для проформы, остальные – всерьез. Игнорируя эти требования, яхта устремилась к Кадму. Вот он, первый неучтенный фактор: где уж тут рассчитывать посадочную траекторию и выбирать местечко поудобней на поверхности материка Валвэни!

Гадая – будут стрелять или нет – Мартин вспотел под своей броней. Яхта между тем на полной скорости вошла в верхние слои атмосферы. Тут-то ее и тряхнуло… Мартина швырнуло на пульт, он не потерял сознание только благодаря внутреннему амортизирующему слою скафандра. Команда «Катапультировать бронекар» была заложена в компьютер заблаговременно, оставалось только нажать на клавишу. На экране высветилось сообщение о том, что корабль подвергся атаке; Мартин взглянул мельком (если компьютер не врет, стреляли почти одновременно с трех точек, с воздуха) и бросился вон из рубки. Массивный скафандр, невесомость и дрожащее синеватое мерцание аварийных плафонов создавали иллюзию, будто он тонет, вдобавок в лицо ударила струя из автоматического огнетушителя, залепив щиток липкой белой пеной. До спасательной капсулы Мартин добрался вслепую. Простой смертный не уцелел бы в такой передряге, но он был не совсем простым смертным: двадцать два года назад он прошел через древний Австралийский Тренажер на Земле и овладел навыками выживания в экстремальных и сверхэкстремальных условиях. И еще ему повезло. Те, кто не хотел пропускать его на Кадм, стреляли так называемыми «полицейскими» торпедами, не смея использовать на виду друг у друга что-нибудь посерьезней.

Капсула отделилась от подбитой яхты. Следуя программе, заложенной Мартином в бортовой компьютер, она мчалась к земле не по прямой, а по «пьяной» зигзагообразной траектории, ориентируясь на радиомаяк грузовой капсулы. Тем временем Мартин пытался рукой в бронированной перчатке стереть со щитка пену. Не получилось, только размазал. Удар, оглушительный хруст… На секунду он напрягся, но тут же расслабился: это не новая атака, а всего лишь жесткая посадка. Теперь надо поскорей отсюда выбираться. Оружие, приборы, аптечка, сухой паек – все это находилось на нем, под скафандром.

Подняв щиток, Мартин увидал за лобовым стеклом вечернее небо цвета кофе, уходящую вдаль ровную полосу, темные прямоугольники зданий. Черт, его угораздило приземлиться на окраине города! Повезло еще, что ничью крышу не проломил… В небе парило несколько летательных аппаратов. Ага, алзонский, денорский, лидонский… вон тот – белтийский либо земной, у них похожие очертания, не разберешь… прадианский, корвейский… и еще два, Мартин так и не смог их идентифицировать.

Нарастающий шум, по лицу скользнул луч света. Справа и слева от капсулы затормозили два автомобиля – монстры местного производства, с двигателями внутреннего сгорания. Значит, он находится в Кардубе, Фаяно или Зитане, отсюда черт знает сколько до материка Валвэни. Придется пересечь океан… Зато те, кто его сбил, не спешили снижаться: как объяснили Мартину в ЛОСУ, заинтересованные стороны заключили соглашение, по которому вступать в контакт с кадмийцами можно только официально, после предварительных переговоров. Лидона грубейшим образом нарушила это соглашение, высадив ту экспедицию. ЛОСУ подозревало, что все остальные тоже его нарушили, но не могло предъявить доказательств.

Машины были полицейские, он уже видел такие во время своего первого визита на Кадм. Потом подъехала еще одна, белая, с замысловатой позолоченной эмблемой на капоте. Из нее выбрался осанистый человек с пушистой седой бородкой и бакенбардами. Оглядев капсулу, приблизился и сделал жест, который Мартин расценил как приглашение выйти. Что ж, можно… Полицейские в кардубийской униформе с блестящими галунами топтались вокруг, но их оружие оставалось в кобурах. Мартин нажал на кнопку, дверцы раздвинулись. Он вылез наружу, не делая резких движений и дружелюбно улыбаясь.

– Здравствуйте! – начал он, старательно выговаривая чадорийские слова. – Я – мирный турист, я обязуюсь соблюдать все законы вашей страны. Я готов уплатить въездную пошлину. У меня есть драгоценные камни для обмена на местную валюту.

На чадорийском говорили жители Кардубы, Зитана и Фаяно, трех наиболее развитых здешних государств, а также примитивные племена рыбаков и горцев – т. е. все население Чадоры, второго по величине из материков Кадма. Первым был Валвэни.

– Я приношу извинения, если причинил вам неудобства, – продолжал Мартин. – Мое средство передвижения попало в аварию…

– Наконец-то вы, небесные братья, вспомнили о своем долге и начали помогать нам! – ворчливо перебил бородатый. – Ну, лучше поздно, чем никогда! Еще немножко, и эти бандиты скрылись бы вместе с награбленным.

– Какие бандиты? – опешил Мартин.

– Вот эти! – бородатый указал на капсулу.

Мартин посмотрел: его аппарат лежал на куче покореженных обломков. В стороне валялось автомобильное колесо. Так вот что хрустнуло… Он виновато развел руками:

– Авария, понимаете…

– Эти нечестивые негодяи ограбили храм. Отрадно, что вы все-таки вмешались! Наша религия учит: у слабого есть долг и право, у сильного – долг. Сегодня вы исполнили свой долг сильного, священное начало положено! Как вас зовут?

– Мартин Паад.

– Я – Хавьер Гиченгли, член Высшей Коллегии Служителей Единого, мэр и Верховный Служитель Анерьяла, нашей столицы. Прошу вас быть моим гостем, господин Паад. Потом мы обсудим, что вы еще можете для нас сделать.

Перед тем, как сесть в машину, Мартин огляделся: трех-четырехэтажные дома, то ли брошенные, то ли недостроенные – ни одного освещенного окна, несмотря на поздний час; на горизонте, на фоне более светлого неба, разлохмаченная черная кайма (лес?); капсула в окружении архаичных автомобилей. Серебристое термоизолирующее покрытие местами выгорело без остатка, обтекаемый корпус обезобразили темные пятна. Дальнейшая судьба капсулы Мартина не волновала: она выполнила свое назначение, больше ее в воздух не поднимешь.

– Завтра мы устроим банкет в вашу честь, господин Паад, – предупредил мэр, – но вы лучше не расслабляйтесь, работенки для вас найдется много. Итак, небесные братья протянули руку помощи Кардубе… Мы долго ждали этого часа!

– Я боюсь, вы не за того меня приняли, – осторожно возразил Мартин. – Я частное лицо, турист, хочу написать книгу о Кадме. Конечно, я рад, что невольно помог вам остановить бандитов…

– Это ничтожная мелочь по сравнению с тем, в чем Кардуба нуждается, – строго сказал Гиченгли. – Вы же не станете отрицать, что можете гораздо больше?

Мартин неопределенно пожал плечами: он и правда не мог этого отрицать.

– Вот именно, – мэр кивнул. – Вы слишком долго выжидали, а трудностей у нас хватает… Видите, каждый второй фонарь не горит?

Машина ехала по широкой, плохо освещенной улице. Справа и слева стояли дома с высокими двускатными крышами, все окна плотно закрыты ставнями. Вот почему они вначале показались Мартину нежилыми! Фонари – многогранные шары на толстых витых колоннах – горели через один, и то не слишком ярко.

– Проблемы с электричеством, – пояснил мэр. – У нас маломощные станции, приходится экономить. Я надеюсь, вы, небесные братья, найдете способ снабдить нас дешевой электроэнергией.

В последней фразе Мартин уловил легкий упрек.

– Господин Гиченгли, я не официальный представитель, я всего лишь турист!

– Но вы свалились с неба очень своевременно! – Мэр издал веселый смешок и уже серьезным тоном добавил: – Это перст Единого. До завтра можете отдохнуть, а потом займетесь насущными проблемами. После того как на Кадме стали появляться ваши корабли, у нас тут все пошло вкривь и вкось. Молодежь отбилась от рук, люди не хотят работать, водопроводные трубы лопаются… Это продолжается уже девять лет. Пора положить этому конец, и вы это сделаете!

Девять?.. Ага, ведь кадмийский год почти в полтора раза длиннее эталонного земного.

– При чем тут водопроводные трубы?

– Господин Паад, нет смысла затевать профилактический ремонт, если некто могущественный сделает для вас то же самое гораздо быстрее и эффективней. Но вы почему-то до сих пор об этом не позаботились… Впрочем, не будем ворошить прошлое, раз ваше преступное неучастие в нашей жизни закончилось.

Въехав на холм, окруженный тройным кольцом фонарей, машина затормозила перед большим зданием из светлого камня. Мартина проводили в роскошно убранные апартаменты на третьем этаже.

– Здесь вы будете жить, – сообщил мэр. – Ни в коем случае не открывайте ставни.

– Почему?

– Стекла побьют. Вообще-то, ставни – от града, но с тех пор, как прилетели вы, приходится держать их закрытыми круглосуточно.

– Не улавливаю связи…

– Стекла бьют подростки, – Гиченгли вздохнул. – Вы же понимаете, переходному возрасту присущ максимализм… Равнодушие небесных братьев больно ранит нашу молодежь, и они, чтобы побудить вас вмешаться, идут на хулиганство. Кстати, насчет града… Хорошо бы вы что-нибудь сделали с нашим климатом!

Когда дверь за мэром закрылась, Мартин с шумом выпустил воздух. Не ждал он такого приема… Двенадцать лет назад все было иначе, но в тот раз он посетил Чадору под видом рыбака-варвара с Мерзлого архипелага. В Кардубе задержался ненадолго, Зитан и Фаяно заинтересовали его больше. Мартин знал, что помимо общего языка в этих трех государствах господствует одна религия – культ Единого, но если в Зитане и Фаяно верховная власть была светской, то Кардубой управляла Высшая Коллегия Служителей. Это накладывало характерный отпечаток на быт кардубийцев: люди все делали с оглядкой на своих духовных наставников, и в их жизни было многовато, на вкус Мартина, скуки и пуританства. Проведя в Чадоре около трех недель, он вернулся в горы, где была спрятана в укромном месте космическая яхта, и отправился исследовать другие материки.

Сейчас он жалел, что не изучил получше чадорийские страны: спецы из ЛОСУ, полагая, что в Чадоре ему все равно делать нечего, не снабдили его достаточной информацией. Между тем стоит заручиться поддержкой здешних властей, чтобы добраться до Валвэни. Кадмийский воздушный транспорт не годится для перелета через океан: аэростаты, не слишком надежные дирижабли… По данным ЛОСУ, в Зитане недавно построили первый аппарат тяжелее воздуха, испытанный при большом стечении народа и гробанувшийся на десятой минуте. Бронекар, оснащенный ионными двигателями, мог бы долететь до Валвэни часов за десять; другое дело, что в воздухе Мартин продержится еще меньше, чем тот бедолага из Зитана: патрули заинтересованных миров собьют его, как только уразумеют, что он не местный.

Единственный выход – плыть в Валвэни морем. А чтоб это устроить (учитывая сложности, связанные с перевозкой тяжелого бронекара), хорошо бы подружиться с кардубийскими властями. Снаряжая Мартина, ЛОСУ не поскупилось на синтетические драгоценные камни. Он рассчитывал с их помощью завязать большую и крепкую дружбу… Лишь бы Служители не оказались неподкупными.

Мартин осмотрел три просторные комнаты: хрустальные люстры, позолоченные лепные розетки на потолке, обитая блестящим атласом мебель. Лакированные стенные панели разрисованы цветами и птицами по черному фону, половицы тоже покрыты пестрым орнаментом. В углу – зеркало в резной раме. Увидав свое отражение, Мартин усмехнулся: и без того крупный, широкоплечий, в бронированном скафандре он выглядел устрашающе массивным. Кстати, скафандр пора снять… Оставшись в полевом комбинезоне с множеством оттопыривающихся карманов, Мартин достал приемник и запеленговал радиомаяк бронекара: машина на юго-западе. Хорошо, если в лесу. Довольно хмыкнув, он продолжил изучение апартаментов. Окна закрыты металлическими ставнями со сложной системой запоров. Хотя для кого она сложная, а для кого и нет. Третий этаж – это несерьезно. Другое дело, если б его поселили на тридцатом… Он сможет покинуть помещение, как только пожелает. Но не сейчас. Сейчас ему нужна информация и, самое главное, полезные контакты.

В последней комнате одну из стен целиком закрывала портьера из пурпурной парчи. Решив, что там лоджия, Мартин отдернул ее – и на шаг отступил. На него уставились искаженные мукой болезненно-бледные лица; изможденные люди в лохмотьях, стоя на коленях, тянули руки к зрителю. Каждый персонаж тщательно выписан, с другими не спутаешь. «Те, Кто Страдает Рядом», – прочитал Мартин название на табличке, прикрепленной к раме картины. Бесспорно, это полотно создал большой мастер, способный вызвать у зрителя эмоциональный шок… но зачем его здесь повесили? С задумчивой миной рассмотрев картину, Мартин задернул портьеру. Очень смахивает на психологическую обработку… Надо поскорее разобраться, что такое Кардуба. Телевидения на Кадме нет, остаются печатные издания.

Дверь была заперта, но, когда Мартин постучал, открыли сразу. Он объяснил охранникам (сами они именовали себя «почетным караулом»), что ему нужно. Через час в номер принесли несколько подшивок газет и кучу книг. Мартин за это время успел поужинать и принять душ. Потом засел за чтение, стремительно скользя глазами по строчкам и выхватывая самое существенное, иногда замедляя темп и прочитывая отдельные абзацы с особым вниманием. К тому времени, как снаружи, за ставнями, начало светать, у него сложилось достаточно ясное представление о том, что творится в Кардубе. И еще он понял, что увяз. По уши.

Глава 2

Гиченгли нанес ему визит после обеда (для Мартина это был ранний завтрак) вместе с другими членами Высшей Коллегии. Почетному гостю предложили прогулку по Анерьялу, но Мартин заявил, что сначала надо съездить за его машиной. В конце концов решили совместить то и другое, и кортеж белых автомобилей с золотистыми эмблемами тронулся в юго-западном направлении. При свете дня Мартин увидел, что улицы тут вымощены булыжником, а металлические ставни на окнах домов выкрашены серой, розовой или желтой краской, под цвет штукатурки. Сейчас большинство ставен было приоткрыто. Машин попадалось довольно много, кое-где блестели рельсы. На одной из улиц кортеж разминулся с местным образчиком общественного транспорта: покрытая чешуей понурая животина в обвешанной колокольчиками сбруе мерно переставляла ноги-колонны, волоча за собой громыхающий на стыках вагон с пассажирами.

– Кулум, – пояснил Гиченгли. – Они гадят, когда хотят, прямо посреди улицы. Приходится держать целый штат уборщиков с тачками. Вы до сих пор не предложили нам ничего более совершенного! Скажем, какой-нибудь полностью автоматизированный экскрементоликвидатор… Сегодня после банкета вы получите список наших потребностей, господин Паад, – он давно уже готов, там несколько сот пунктов. Я надеюсь, вы завтра же возьметесь за работу, без проволочек. Вы и так в течение девяти лет ничего не делали…

Мартин хмуро слушал. Вчера он счел мэра наглым болтуном с непомерными претензиями, но теперь знал, что это не совсем так. Гиченгли – человек своего мира, выразитель доктрины кардубийских Служителей. А доктрина у них такая: сильные и способные ДОЛЖНЫ служить тем, кто обделен силой и способностями. Вроде бы все правильно, помогать ближнему – это хорошо, никто не спорит. Но у кардубийцев этот тезис возведен в абсолют, отказ от «исполнения долга сильного» приравнивается к уголовному преступлению и карается тюремным заключением, принудительными работами… «Один неверный шаг – и я за решеткой, – подытожил Мартин. – Человеческий ум еще не рождал такой идеи, которую нельзя довести до абсурда и вконец испакостить».

Миновав заводские пригороды – из труб валил дым, черный, серый, бурый, лиловый, в небе плавала хмарь тех же оттенков, – кортеж выехал на грунтовое шоссе. Впереди темнел лес. Гиченгли призывал почетного гостя обратить особое внимание на плачевное состояние кардубийской промышленности, вовсю загрязняющей окружающую среду, а Мартин высматривал в небе боты: вот один, а вон там второй, третий… Патрулирование воздушного пространства ведется непрерывно.

У опушки дежурили полицейские с мотоциклами, похожими на гигантских блестящих насекомых. Они отсалютовали кортежу. Гиченгли велел шоферу притормозить.

– Взяли? – спросил он, распахнув дверцу.

– Еще нет, ваше святейшество, – отрапортовал офицер. – Но мы обложили его со всех сторон, не уйдет.

Кивнув, мэр повернулся к Мартину:

– Как вы собираетесь искать свою машину, господин Паад?

– Едем по пеленгу. Она где-то здесь, недалеко. А кого ловят?

– Молодого отщепенца, не желающего исполнять свой долг, – Гиченгли слегка поморщился. – Он, видите ли, хочет сидеть за кульманом и конструировать механизмы, а не служить в полиции, в то время как природа наделила его великолепно развитой мускулатурой. Надумал сбежать за границу, в Зитан. Ничего, с вашей помощью мы закроем границы…

– А что, у вас служба в полиции для всех обязательна?

– Она обязательна для тех, кто обладает подходящими физическими данными. В полиции, в храмовой гвардии или на границе, у этого негодника был хороший выбор. Среди молодежи слишком много лоботрясов.

– Здесь! – перебил Мартин, внимательно следивший за показаниями приемника.

Кортеж опять остановился. По обе стороны от дороги высились деревья в неровных наплывах серой коры, с их ветвей свисали пучки длинной темной хвои. Все пространство между стволами забивал густой перепутанный подлесок.

– Я скоро вернусь, – еще раз сверившись с прибором, бросил Мартин и нырнул в заросли.

Помимо накопленного за годы путешествий опыта, он обладал рефлексами, напрямую внедренными в его мозг древним компьютером Австралийского Тренажера, и потому за долю секунды определял, где раздвинуть ветки, где пригнуться, а куда лучше не лезть. Информация, позволявшая ему ориентироваться, по своей структуре не отличалась от той, которую Мартин усвоил обычным способом; она не управляла им – это он использовал ее, когда возникала нужда.

Сзади доносились приглушенные возгласы:

– Где он?!

– Господин Паад!

– Идите за ним, вдруг он улетит!

«Прямо сейчас не улечу, – спугнув паука величиной с кулак и продравшись через паутину, усмехнулся Мартин. – Другие „небесные братья“ меня сразу подстрелят… Да и скафандр надо забрать, вдруг он еще пригодится».

Капсула с бронекаром лежала на свежей прогалине, в окружении поваленных деревьев. Мартин подсоединил к ее замку специальное устройство и ввел код. Створки со скрежетом раздвинулись. Открыв дверцу кабины, он уселся в кресло перед приборной панелью, запустил тестирование. Все исправно. Бронекар на малой тяге выплыл наружу. Закачались задетые днищем метелочки высокой темной травы. Оставив пустую металлическую скорлупу посреди бурелома, машина поднялась по вертикали и стремительно скользнула по направлению к шоссе, сбривая верхушки хвойных деревьев. Можно только гадать, успели или нет воздушные патрули заметить этот маневр. По крайней мере, стрельбы не последовало. А бронекар, выдвинув колеса, мягко опустился на грунтовую дорогу рядом с головным автомобилем кортежа.

– Господин Гиченгли! – распахнув дверцу, окликнул Мартин.

– Вы уже здесь, господин Паад? – мэр Анерьяла промакнул платком лоб. – Да-да, хорошо, сейчас мы всех соберем… А то они решили, пока есть время, прогуляться по лесу…

Он что-то шепнул стоявшему рядом офицеру, и тот во всю глотку заорал:

– Идите сюда! Наш почетный гость вернулся!

Потревоженные деревья до сих пор раскачивались. Из кустарника выбирались встрепанные полицейские, отправленные в погоню – не обладая навыками Мартина, они не успели уйти далеко. Спрыгнув на дорогу, Мартин критически оглядел бронекар: если в ангаре на базе ЛОСУ, по контрасту с техникой современного дизайна, тот производил странное впечатление, то сейчас, рядом с кардубийскими машинами, смотрелся вполне солидно, совмещая характерные черты чадорийского стиля (затейливые медные ручки, деревянные накладки с резным орнаментом на дверцах, гирлянда кисточек, прикрепленная к верхней кромке лобового стекла) и функциональность (более обтекаемые, чем у здешних угловатых автомобилей, формы, неброская серо-зеленая окраска). Снаружи он выглядел, как длинный фургон с четырьмя парами массивных колес. Колеса могли втягиваться, тогда бронекар двигался на магнитной подушке либо в режиме магнитоплана. Рассчитан он был на десять пассажиров. Вопрос: как перебросить эту махину в Валвэни? Ответа Мартин пока не знал.

– Прошу вас, господин Гиченгли! – пригласил он мэра.

Тот забрался в кабину, с интересом озираясь, изредка осторожно прикасаясь пальцем к той или иной детали. Мартин занял кресло пилота. Гиченгли, повернувшись к окну, подал знак, и кортеж тронулся в обратном направлении. На экране заднего обзора Мартин видел, как неловко и медленно разворачиваются кардубийские машины; ему пришло на ум сравнение с перевернутой на спину черепахой.

– Вы обязательно дадите нам все это! – вымолвил наконец мэр, широким жестом обведя кабину. – Единый повелел сильным опекать слабых, это его перст привел вас на Кадм…

Мартин между тем размышлял, стоит ли предложить ему взятку? Так, на всякий случай? В конце концов решил повременить.

– А до меня в Кардубе не появлялись небесные братья?

– Появлялись, – вздохнул мэр. – Несколько раз. Но никто из них не спешил исполнить свой долг перед нами!

Возможно, тут внедрены чужие наблюдатели, про себя отметил Мартин, надо быть настороже… Чего доброго, бронекар подорвут. А вслух спросил:

– Кто это был?

– Было несколько визитов, одинаково пустых и бесполезных для нас. Визитеры утверждали, что среди звезд много независимых миров, не подчиненных единой власти…

– Так оно и есть, – подтвердил Мартин. – Они говорили, откуда прибыли?

– Сейчас припомню… Алисона или Альжона…

– Алзона?

Гиченгли попытался повторить, но сочетание «лз» никак ему не давалось. Наконец он сдался.

– Да, именно как вы сказали. Ал-л-ль… Альжонцы побывали у нас лет шесть тому назад. Потом еще были представители Прада и Лидоны. Все они вели себя, как торгаши, а не как могущественные небесные братья! Когда мы потребовали помощи, они спросили, чем мы будем за нее расплачиваться. Коллегия Служителей ответила, что мы по праву ждем безвозмездной помощи. Тогда они затребовали подробное письменное обоснование, с цифрами и доказательствами. Несмотря на то, что мы были шокированы, Коллегия подготовила нужный документ, но пришельцы сочли его недостаточно убедительным. По их мнению, Кардуба находится не в таком бедственном положении, чтобы рассчитывать на гуманитарную помощь! И все, больше мы их не видели.

– Вот прохвосты! – неискренне посочувствовал Мартин. – А еще кто был?

– Представители Денора, – мэр нахмурился. – Они начали невоспитанно смеяться, когда мы изложили им священную доктрину о долге сильного и праве слабого. И улетели, тоже ничего для нас не сделав.

– Вам повезло, что улетели. – Мартин отвернулся к боковому окну, пряча ухмылку. – Уж эти ребята показали бы вам, что почем! Жаль, не видел я их физиономий, когда вы излагали свою доктрину.

– На них были шлемы с серебристыми решетками перед лицами, – сокрушенным тоном сообщил Гиченгли. – Доктрина о долге и праве неоспорима, так что их смех был крайне неуместен… Прискорбно, что среди небесных братьев тоже встречаются отщепенцы.

Мартину доводилось сталкиваться с олигархами Денора. Те считали, что у них, сильнейших, есть права – и у всех остальных тоже есть кое-какие права, но лишь постольку, поскольку олигархи позволяют им эти самые права иметь. Кардубийская доктрина все их представления о жизни выворачивала наизнанку; Служителям и правда крупно повезло, что денорцы развеселились, а не возмутились.

– Почему вы улыбаетесь? – с подозрением спросил мэр.

– Я… ну, меня позабавило, какие они оказались непонятливые, не смогли ухватить суть вашей доктрины.

– Так это достойно сожаления, а не смеха! К нам прилетали также представители Белта, Земли и Корвеи. Эти вели себя индифферентно, как туристы на экскурсии. А вы из какого мира, господин Паад?

– Я сам по себе.

Пожалуй, не стоит сознаваться, что он с Лидоны. А народу здесь много побывало… Наверняка даже больше, чем Гиченгли перечислил.

– В течение последних двух лет никто больше не появлялся, – добавил мэр. – Вы первый.

«Официально – никто, – про себя поправил Мартин. – А неофициально тут небось полно таких, как я… Только им удалось высадиться без шума».

Около часа кортеж кружил по городу. Строгие, упорядоченно застроенные районы чередовались с кое-как слепленными старыми кварталами, островками хвойных лесопарков, погруженными в дымное марево заводскими территориями. Промелькнула обширная и почему-то хорошо охраняемая свалка за изгородью из колючей проволоки. Потом снова потянулись широкие улицы с магазинами, фонарями на толстых металлических колоннах и рельсовыми путями.

– А зачем помойку стеречь? – полюбопытствовал Мартин.

– Вы про нашу городскую свалку? Туда иногда выбрасывают ценные промышленные отходы, обломки поделочных камней… Чтобы не расхищали.

– Зачем же тогда выбрасывать?

– Потому что все это никому не нужно, – мэр поглядел на Мартина изучающе, словно вдруг засомневался в его умственных способностях.

– Так зачем стеречь, если не нужно?

– Чтобы никто не пришел и не взял, – терпеливо, как дураку, объяснил Гиченгли. – Нельзя позволять людям незаконно обогащаться.

«Во логика у мужика!» – восхитился Мартин.

– Господин Паад, я надеюсь, вы решите для нас проблему уничтожения мусора, этот пункт есть в списке. Тогда мы сможем высвободить приписанное к свалке полицейское подразделение для других нужд.

Снаружи продолжали сменять друг друга фрагменты кардубийской столицы. Мартин вспомнил о том, что Кадм как человеческая колония старше Лидоны. Но вот что интересно: в техническом отношении он не только отстал от других миров – откатился назад, словно первые высадившиеся здесь колонисты растеряли все свои знания, а их потомки так и не преуспели, пытаясь заново открыть утраченное. Что им помешало? Мартин предполагал, что тут не обошлось без исконных обитателей Кадма, однако это были всего лишь зыбкие подозрения. Так или иначе, а Кардуба, Зитан и Фаяно по уровню своего развития соответствовали европейским странам древней Земли на рубеже XIX–XX веков – и это самые продвинутые кадмийские государства, об остальных и того не скажешь. Быть может, пропавшая экспедиция сумела найти ответ на этот вопрос? Но чтобы его узнать, для начала надо найти саму экспедицию.

Гиченгли обращал внимание Мартина то на один, то на другой из проплывающих мимо объектов, комментируя увиденное, как гид на обзорной экскурсии: наша знаменитая мостовая из желтого камня (видите, какая изношенная?), школа для одаренных детей (с протекающей крышей), главная больница Анерьяла (в которой не хватает койко-мест), жилые дома (заметьте, без водосточных труб), фонтан, построенный двести лет назад (в прошлом году поломался и с тех пор не работает).

– Вы – здешний мэр, правда? – вкрадчиво спросил Мартин, когда собеседник сделал паузу.

– Да, я мэр Анерьяла, – непонимающе сдвинув кустистые седые брови, подтвердил Гиченгли.

– Тогда какого… простите, почему вы до сих пор не решили эти проблемы?

– Господин Паад, я решал все проблемы, и с честью решал, пока не прилетели вы! – он обвиняюще ткнул пальцем в Мартина. – Не лично вы, а вы все – наши небесные братья! Мы, Служители, на протяжении веков несли эту ношу и служили своему народу. Могу вас заверить, крыши и мостовые мы ремонтировали вовремя! Это вы, явившись сюда, начали уклоняться от исполнения своего долга. Раз вы могущественней нас и раз вы, как сами утверждаете, происходите из той же колыбели, что и мы, вы должны взять на себя большую часть работы, в этом заключается божественная справедливость. Мы знаем, какие у вас корабли, какие машины, какие возможности…

– Ясно, значит, фонтан можно не чинить, – буркнул Мартин. – Дядя сделает.

– Какой дядя?.. – оторопело моргнул Гиченгли. – Фонтан почините вы! Хорошо бы приурочить его открытие к празднику Откровения Единого, он ведь находится как раз на пути традиционного шествия… Взгляните налево – у статуи, которая поддерживает балкон, отбит локоть.

«И надо же настолько быть рабом своей идеологии!.. Впрочем, в каждом мире – свои нелепости, хоть и не везде они так мозолят глаза».

Сделав этот вывод, Мартин переключился на более насущные вопросы. Нужно поскорей отсюда смываться… только без переполоха, без погони. Прокрутив в уме три различных варианта, он остановился на самом первом: исчезнуть с банкета.

По небу растеклось кофе. Вспыхнули фонари, отбрасывая на рельсы скупые блики. Дома тянулись сплошным темным массивом, лишь кое-где в зазоры между ставнями сочился свет. Кортеж повернул обратно, к зданию на холме. Мартин запарковал бронекар на площадке перед подъездом.

– Банкет будет здесь?

– Нет, в мэрии, – ответил Гиченгли, многозначительно поглядев на полевой комбинезон гостя. – Вы, наверное, хотели бы переодеться?

– Хотел бы, – согласился Мартин. – Сейчас достану выходной костюм.

Выпустив мэра из кабины, он открыл скользящую дверь и прошел в жилой отсек. Одежда лежала в каюте, в одном из встроенных шкафчиков. Мартин выложил лишнее из карманов комбинезона, оставив кое-какие нужные мелочи, и выбрался наружу. Запер бронекар, включил охранную систему.

– Я переоденусь в номере, – сказал он мэру. – Хочу принять душ, я мигом.

Это был всего лишь предлог, чтобы забрать из номера скафандр. Комбинезон Мартин аккуратно скатал и запихнул внутрь. Остановился перед зеркалом: чисто выбритый, в белоснежном вечернем костюме с черными лампасами и черным жабо, он выглядел вполне светским человеком… разве что переброшенный через плечо громоздкий скафандр портил впечатление.

– Куда вы это несете? – удивленно спросил Гиченгли, ожидавший его в холле вместе с другими высокопоставленными Служителями.

– Заброшу эту штуку в машину, – объяснил Мартин. – Чтоб под ногами не валялась, а то вдруг ко мне гости придут?

Бронекар стоял в окружении кадмийских автомобилей, как гиппопотам в крольчатнике. С холма открывался вид на город: неясные темные очертания, опутанные бусами фонарей. Над горизонтом красноватым леденцом висел серпик луны. Спрятав скафандр, Мартин опять включил охранную систему и сел в машину Гиченгли. В этот раз он почти не слушал рассуждения мэра. Все его внимание было сосредоточено на дороге: он вычерчивал в уме схему, фиксировал ориентиры, прикидывал насчет времени и расстояния. Изредка односложно поддакивал. Спустя сорок минут машина Гиченгли выехала на площадь перед мэрией – Мартину показывали это здание днем: изрезанное арочными проемами и нишами для скульптурных украшений, облепленное розетками и карнизами, оно не имело на своей поверхности ни одного более-менее обширного ровного участка. Даже на поблескивающих в темноте металлических ставнях вздувались выпуклости, образуя сложные узоры. По ту сторону мощенной булыжником площади высился храм Единого. Кроме залов для священных церемоний, там находились, на верхних этажах, кабинеты Служителей. Мартин уже знал, что здешняя религия донельзя бюрократизована. Неудивительно, раз Коллегия Служителей является одновременно и духовной, и светской высшей властью и все государственные чиновники по совместительству Служители.

Притормозив, шофер дал задний ход, потом вновь послал машину вперед коротким рывком – чтобы дверца, возле которой сидел Мартин, оказалась вровень с алой дорожкой, спускающейся с крыльца мэрии.

– Выходите, господин Паад, – пригласил Гиченгли. – Эти люди встречают вас, небесного брата!

Когда Мартин, про себя чертыхнувшись, вышел, грянуло многоголосое песнопение. Очевидно, религиозный гимн. Он шел к сияющему желтому входу сквозь живой коридор; с обеих сторон, выбиваясь из доминирующего звукового потока, летели возгласы:

– …Больше электричества!..

– …Нужны ваши лекарства!..

– …Наказать преступников!..

– …Не хватает!..

– …Дорогу размыло!..

– …Кошку свою мне под дверь научила гадить!..

– …Привезите нам такие же!..

Уворачиваясь от рук, которые пытались схватить его за одежду, Мартин взбежал по ступенькам и оказался в ярко освещенном беломраморном вестибюле. Люди, ожидавшие его здесь, вели себя намного сдержанней, а толпу с улицы сюда не пускали рослые охранники в униформе с вышитыми золотом сложными символами. Следом вошел мэр со своими приближенными.

– Все кардубийцы возлагают на вас большие надежды! – изрек Гиченгли. – Трогательная встреча, не правда ли?

«Дал бы я тебе в зубы за эту встречу!» – дипломатично согласившись, подумал Мартин.

Сверкали позолоченные рамы картин, изображавших неких страждущих индивидов, переливались громадные люстры – словно в Кардубе и не было вышеупомянутых проблем с электричеством, на полу алели ковры. Мэр и почетный гость во главе процессии двинулись в банкетный зал. Мартин заметил, что все собравшиеся носят одежду одинакового покроя: женщины – свободные складчатые платья до щиколоток, наглухо закрытые, с длинными рукавами; мужчины – того же типа рубашки и строгие темные брюки. Вот расцветка варьировалась: белый, бежевый, кремовый, палевый, песочный, светло-серый… И у каждого слева на груди вышита золотистая эмблема. Служители, сообразил Мартин. А парни в форме – храмовая гвардия.

Банкетный зал находился на втором этаже. Пестро разрисованные панели черного дерева. Лакированный паркет. В простенках между окнами – картины все на ту же излюбленную кардубийцами тему: болезни, горе, скорбь, нищета. Расшитые искрящимся бисером портьеры.

– Народный стиль, – объяснил мэр. – Этому залу триста сорок два года, его оформлял непревзойденный Саршегри, Служитель и великий художник.

Мартин сам с собой побился об заклад, что сейчас он добавит: нуждается в срочной реставрации, вы должны этим заняться… И проиграл. Зал находился в отличном состоянии – яркие краски, идеально пригнанные друг к другу деревянные плоскости, нигде ни царапинки.

Столы, составленные в виде разомкнутого круга, ломились от закусок. Вина были легкие, но весьма неплохие. Гиченгли и другие Служители по очереди произносили речи о «наших младших братьях и сестрах, которым мы праведно служим – среди них много страждущих, и мы должны быть для них опорой, а наш старший небесный брат станет опорой для всей Кардубы!» Тем временем «младшие братья и сестры» продолжали тянуть заунывные гимны на площади перед мэрией, сбиваясь порой на требовательно-жалобные вопли.

– Господин Паад, мы вручим вам список необходимых мероприятий в конце банкета, – сообщил мэр. – Вы его примете и торжественно распишетесь. Подготовьте пока свою ответную речь, вы произнесете ее с балкона. Люди не разойдутся по домам, пока не услышат вас.

– А если камнем засветят? – вспомнив его вчерашнее предупреждение, спросил Мартин.

– Теперь это должно прекратиться. Как только люди увидят, что вы признаете свой долг, импульсивные выходки молодежи сойдут на нет и можно будет опять держать ставни открытыми.

– Вмешательство небесных братьев в дела Кардубы не упразднит за ненадобностью институт Служителей, верно? – Мартин задал вопрос рассеянным тоном, пригубив игристое зеленое вино.

– Конечно, нет, – по лицу Гиченгли скользнула тень, он пристально посмотрел на гостя. – Ведь мы – религиозный институт, духовные пастыри… Поэтому высшее руководство всегда будет нашей прерогативой! А вот выполнение различных задач по благоустройству светской жизни – ваш долг, именно с этой целью Единый привел к Кадму ваши корабли. Он позаботился о том, чтобы вы могли позаботиться о своих младших братьях и сестрах, лишенных вашей чудесной техники… Но не следует забывать о том, что мы, Служители – Его зеницы и уста в этом мире, мы изрекаем волю Единого.

– Ага, понял. – В тоне Мартина не было и тени иронии. – Значит, мы, небесные братья, будем служить Кардубе под вашим руководством?

– И Кардубе, и всему Кадму, – степенно кивнул мэр. – Такова воля Единого. Это будет великое служение, и вас ждут великие почести.

«Я не ошибся, когда отказался от идеи всучить тебе взятку, – усмехнулся про себя Мартин. – Синтетические камешки не удовлетворят твой аппетит».

Надо полагать, и алзонцы, и денорцы, и прадианцы, и лидонцы, и белтийцы, и земляне, и корвейцы – и остальные, кто успел побывать здесь до возникновения нынешней ситуации, – сейчас локти кусают, вспоминая о том, какой шанс упустили, когда Кадм буквально сам в руки просился! Но тогда он был никому не нужен, а теперь… Теперь все заинтересованные стороны находятся в патовой ситуации. И силу применить нельзя: гипотетические достижения загадочной негуманоидной цивилизации Кадма слишком ценны, чтобы развязывать многостороннюю локальную войну, рискуя уничтожить при этом сам предмет спора.

Мартин ждал, когда Служители начнут вставать из-за столов, разбредутся по залу, и можно будет незаметно исчезнуть. Но ничего такого не наблюдалось, все чинно сидели на своих местах. Не банкет, а вялотекущая торжественная церемония, сопровождаемая вкушением пищи. Взглянув на часы, Гиченгли сказал:

– Сейчас принесут список. Я зачитаю его вслух, а вы примете и подпишете. Вы готовы, господин Паад?

– Мне бы сначала в туалет… – язык Мартина заплетался. – Новая еда, много вина…

– Вам нехорошо? – мэр нахмурился.

– Это пройдет. Чего-то я переел… Мне бы туда поскорей, понимаете?

– Патьяр! – позвал Гиченгли. – Проводи небесного брата!

Щуплый молодой Служитель в бежевом одеянии поднялся со стула, подошел к ним и наклонил голову:

– Я рад служить вам, господин Паад.

– Пошли тогда…

Вставая, Мартин пошатнулся. Гиченгли озабоченно добавил:

– Патьяр, помоги ему. Вручение списка нельзя откладывать, народ будет недоволен!

Туалет находился в конце длинного коридора. Мартин, нетвердо ступая, брел к цели, провожатый семенил рядом, умоляя:

– Осторожнее, господин Паад, осторожнее!

Патьяр отлично понимал, что, если небесный брат – такой рослый, массивный, тяжелый – потеряет равновесие, он просто не сможет его удержать. И тогда жди головомойки… В конце коридора, возле наглухо запертого окна, стоял гвардеец. Служитель махнул ему рукой. Испугавшись, что переиграл, Мартин сказал:

– Мне уже лучше, не надо никого звать. Сейчас облегчусь, суну голову под холодную воду – и через пять минут буду свеженький.

Когда он, отпихнув провожатого, вошел в туалет, оставшийся в коридоре Патьяр сразу же начал дергать дверь:

– Господин Паад, откройте! Я должен быть рядом, если вам понадобится помощь!

– Со мной уже все в порядке, – заверил Мартин.

– Откройте, пожалуйста! Вдруг вам станет плохо…

Дверь была крепкая, из хорошего дерева, а вот шпингалет хлипкий, долго не выдержит. Мартин извлек из кармана пластиковый пакетик. Не зря захватил с собой эту штуку… Стальная П-образная скоба с заостренными концами – именно то, что нужно. Приставив один конец к двери, другой – к косяку, он мощным ударом кулака вогнал скобу в дерево. С потолка посыпалась штукатурка.

– Господин Паад!.. – испуганно вскрикнул Патьяр. – Эй, помогите кто-нибудь, он там умирает!

– Я жив, – отозвался Мартин, торопливо натягивая поверх костюма черный маскировочный комбинезон из тонкой, но очень прочной пленки. – Случайно стукнулся о дверь.

Открыл краны. Вымазал черной краской лицо, надел капюшон. Сквозь плеск воды пробивался голос Патьяра, который кому-то объяснял:

– …Он сейчас очень слаб, мы должны посмотреть, что с ним!

Дверь снова начали дергать, но намертво впечатанная скоба сводила на нет все усилия тех, из коридора. Только шпингалет жалобно дребезжал. Потушив свет, Мартин распахнул окно и металлические ставни. Окно выходило в боковой переулок, из-за угла доносился ноющий гул толпы. Внизу, под стеной, блестел в свете фонарей темный булыжник. Секунду спустя Мартин уже стоял на этом булыжнике – ему случалось и не с такой высоты прыгать. Он тут же скользнул в тень соседнего здания, обогнул его и, припоминая маршрут, побежал по направлению к холму, около которого ждал бронекар. Вскоре многоголосый ропот затих позади, растворился в тишине ночного города.

Мартину пришлось сделать крюк, огибая хорошо освещенный центр Анерьяла с кафе, театрами, храмами и праздношатающейся публикой. Но центр был относительно невелик, а дальше начинались пустынные улицы, погруженные во тьму, которую не могло рассеять даже мерцание горевших через один фонарей. Кое-где ставни были открыты, оконные рамы распахнуты настежь (то ли Гиченгли сгущал краски, то ли народ осмелел после прибытия «небесного брата»). Однажды, услыхав нарастающий шум мотора, Мартин, застигнутый посреди узкой улочки, прижался к стене как раз напротив такого окошка. Внутри виднелись разукрашенные аляповатым орнаментом облупленные панели, резной шкаф, высокие резные спинки кресел. С потолка, заслоняя лампу, свешивались странные матерчатые украшения с множеством складок и фестонов. Все ветхое, но ухоженное. Обитатели квартиры, две женщины, находились вне поля зрения, зато их голоса звучали достаточно громко.

– Надоели вы мне, больше не могу! И то вам не так, и это не так! Вы всем недовольны!

– А ты не дерзи! Ты сильная, здоровая – значит, заботиться обо мне должна. Не стой как чурбан, подай вон ту чашку.

– Да вы же сами можете ее взять!

– Ах, вот ты как? Не будешь заботиться, я Служителям пожалуюсь, и тебя, распаршивку, в тюрьму на месяц посадят! Закон-то на моей стороне! (Пауза.) Давай сюда, сразу бы так…

Машина проехала мимо, заглушив голоса, скрылась за углом, и Мартин помчался дальше. Кардуба – интересный мир. Стоило бы ознакомиться со здешней медицинской статистикой: наверняка обнаружится, что среди кардубийцев много хронически больных и преждевременно стареющих. Потому что быть немощным в этом мире выгодно. А уж человеческое подсознание такой дурной выгоды ни за что не упустит!

Вдали показался холм, опоясанный тройным кольцом фонарей. Белое здание, подсвеченное снизу, словно висело между небом и землей. Мартину объяснили: это что-то вроде монастыря, но без постоянных обитателей – там временно поселяются Служители, которым предстоит совершить нечто важное, там же находятся архивы Коллегии Служителей, библиотека, музей. Жаль, что время поджимает…

Его обогнали еще три машины. Добравшись до холма, он увидел, что вокруг бронекара кишат храмовые гвардейцы и полицейские. Ничуть не утомленный пробежкой, Мартин наблюдал за ними, слившись с тенью кустарника. Итак, небесный брат, на которого возлагалось столько надежд, оказался отщепенцем… А поскольку он один (не в пример тем, кто появлялся здесь раньше – дружными компаниями, в сопровождении наводящих трепет кораблей), можно поступить с ним так, как велит кардубийский закон.

Полицейские были вооружены дубинками, гвардейцы – длинноствольными пистолетами и саблями. Один держал под мышкой сеть. Ждут… Расстегнув комбинезон, Мартин вытащил из кармана световую гранату. Подобрался поближе. Кардубийцы в трех шагах его не замечали – бесшумно скользящего, черного на фоне фигурно подстриженного черного кустарника. Все они бдительно озирались, но их взгляды блуждали на уровне человеческого роста, в то время как Мартин передвигался, низко пригибаясь.

Сдвинув рычажок, он швырнул гранату. Через несколько секунд на соседнем газоне расцвел ослепительный оранжевый цветок пятиметровой высоты. Вот такого здесь еще не видели! Кто остолбенел, кто бросился ничком на землю, а Мартин метнулся к бронекару. Прижал к дактилоскопическому замку большой палец – охранная система отключена, щелчок, дверца открылась. Ближайший гвардеец обернулся на звук, но опоздал: Мартин уже сидел в кабине.

Нестерпимо яркий гигантский цветок погас, никому не причинив вреда, ошеломленные люди постепенно приходили в себя. Сейчас им было не до бронекара, который с тихим гудением взмыл в воздух, на ионной тяге проплыл над головами, опустился на дорогу и рванул в юго-западном направлении. Локатор предупреждал Мартина об автомобилях и пешеходах впереди по курсу, тогда он заблаговременно поднимал машину на три метра над мостовой, избегая столкновений. Выше не рискнул: световой взрыв могли заметить инопланетные патрули, лучше не дразнить их.

Вскоре темные глыбы домов и робко мерцающие фонари остались позади, бронекар вылетел на грунтовое шоссе, которое вело к лесу. За лесом – другие кардубийские города, за ними – Каштасовы горы, а за горами – Зитан. Вроде бы там иные нравы… Включив автопилот, Мартин достал из кармана пакетик с тампоном, пропитанным растворителем; вскрыв упаковку, стер с лица черную краску. Погони он не опасался, у кардубийцев не тот технический уровень.

На опушке локатор засек скопление объектов: люди и машины. Полиция. Подъехав ближе, Мартин затормозил и распахнул дверцу.

– Что случилось?

Эти полицейские еще не знали, что его надо ловить, поэтому офицер отрапортовал:

– Отщепенец арестован… ваше… ваше святейшество небесный брат!

– Какой отщепенец? Тот самый, который хочет быть инженером, а не гвардейцем? – уточнил Мартин.

– Он, ваше святейшество. Ничего, теперь мы приспособим его к делу…

– Что его ждет?

– Он предстанет перед духовным судом, ему определят срок и вид наказания. Как обычно: лишение гражданских прав, тяжелые физические работы… Он исполнит свой долг сильного, как бы ни артачился!

– Давайте его сюда, – приказал Мартин.

– Простите, ваше святейшество… – офицер замялся. – У вас есть полномочия от Коллегии Служителей?

– А вы думаете, нету?

– Да-да, вы же небесный брат… Эй, выведите арестованного!

Из фургона вытолкнули хмурого молодого парня в наручниках.

– Здоровый детина! – с неодобрением процедил офицер. – Такие должны служить обществу, себя не щадя, а не в игрушки играть.

– Я его забираю, – небрежно бросил Мартин. – Насчет моих полномочий можете справиться у мэра.

– У святейшего господина Гиченгли? – переспросил офицер.

– Ага.

Арестованный глядел, набычившись, на небесного брата.

– Лезь сюда! – позвал Мартин.

Тот не шелохнулся.

– Тебе что сказали, отщепенец?! – рявкнул офицер.

Не желая даром терять время, Мартин спрыгнул на дорогу, запихнул сопротивляющегося парня в кабину (кто-то из полицейских, оценив профессионализм его действий, издал восторженный возглас) и захлопнул дверцу. Бронекар помчался дальше.

– Куда мы едем? – хрипло спросил парень.

– В Зитан, – ухмыльнулся Мартин. – Тебе надо свалить из Кардубы, мне – тоже. Нам по пути. Давай, наручники сниму.

С примитивным запором он управился меньше чем за минуту.

– Как тебя зовут?

– Валтей Митгегри, – новый попутчик растирал запястья, ошеломленно морщась.

– А меня – Мартин Паад. Что-то неохота мне быть небесным братом…

Глава 3

Над оставшейся позади чередой холмов занимался оранжевый рассвет. На западе громоздились горы повыше, в водянисто-кофейном небе плавал серпик луны. И не только серпик – повозившись с локатором, Мартин обнаружил пару летательных аппаратов. Алзонец и денорец. А своих что-то не видно, хотя ЛОСУ обещало ему постоянное наблюдение с воздуха.

Проделав серию дыхательных упражнений, Мартин приступил к обычной утренней разминке. Под ногами поскрипывал гравий, вдали протяжно кричала птица. Больше ничто не нарушало тишину горного плато. Вокруг высились исполинские колонны, усеянные длинными иглами. И колонны, и иглы – все покрыто окаменевшей белесой коркой. Останки доисторических растений. Мартин еще в прошлый раз заподозрил, что именно этим реликтам горы обязаны своим названием: Каштасовы – искаженное Кактусовые. Но это всего лишь догадка, пусть разбираются лингвисты. Колонны были источены несметным множеством отверстий – их прогрызли насекомые, которые вылезут наружу потом, когда пригреет солнце. Кое-где свисали космы блеклой травы, на одной из верхушек сияла надетая на шип металлическая банка. Заметив ее, Мартин неодобрительно фыркнул: вот это уже разгильдяйство «небесных братьев», на Кадме таких не делают. Сбросили сверху.

– Мартин! – приоткрыв дверцу, позвал Валтей Митгегри. – Это ты?.. Ну и трюки, совсем как цирковой акробат…

Он выглядел осунувшимся, но бодрым и полным энтузиазма. Даже синяки, полученные при аресте, не могли затмить блеска в его глазах. Валтею фантастически повезло. В одиночку, без транспорта, без оружия, у него практически не было шансов выбраться из Кардубы и перейти через горы. Начать с того, что от Анерьяла до границы – почти семьсот километров. Бронекар покрыл это расстояние за три часа, минуя города и поселки, а порой и вовсе сворачивая на бездорожье. Междугородных телефонных линий в Чадоре не было, зато телеграф был, и Мартин предполагал, что пограничники получили приказ задержать их. А здешние пограничники – ребята посерьезней, чем полиция или храмовые гвардейцы. В течение последних двух столетий Кардуба, Зитан и Фаяно уживались друг с другом мирно, зато обитавшие в горах племена постоянно терроризировали своих более цивилизованных соседей. Карательные экспедиции решить эту проблему не могли: горы занимали слишком большую площадь, подробных карт не было, на своей территории горцы легко ускользали от преследователей и устраивали засады, поэтому все три чадорийских государства держали мощные гарнизоны для отражения набегов. Пограничники умели драться, для них это был вопрос выживания. В тридцати километрах от границы Мартин поднял бронекар в воздух, включил ионные двигатели и преодолел контролируемую местность одним рывком, за считаные секунды. Теперь остается перевалить через Каштасов хребет, по ту сторону которого находится Зитан.

Дальше бронекар двигался на магнитной подушке, втянув колеса.

– Невероятно! Идея такой машины мне даже в бреду не могла привидеться… – покачал головой Валтей.

– Надежная машина, – отозвался Мартин. – Где угодно пройдет. Как ты собирался попасть в Зитан?

– Вначале я хотел уехать в Сазерьял и наняться матросом на одно из каботажных судов, которые ходят в Зитан и Фаяно. Об этом знали… несколько друзей и моя девушка. Я не думал, что кто-то из них сообщит…

Он замолчал, угрюмо глядя на серый склон впереди, круто поднимавшийся к небесам. Поморщился, словно от боли. Не разобрать, было ему неловко за свою неосторожность – или за то, что кто-то из близких людей оказался доносчиком.

– Ну, вот так и получилось… Когда за мной пришли, я успел сбежать. У меня была старенькая машина, я купил ее по дешевке и сам отремонтировал. Рассчитывал доехать до побережья или до гор, как повезет. Хотя на побережье меня бы искали… Наткнулся на полицейский наряд. Двигатель у меня был получше, чем у них, я там кое-что усовершенствовал, но колесо прострелили. Это уже в лесу, я выскочил – и в кусты. Двое суток шел на юг, а потом меня поймали. Великий Единый, неужели они не понимают, что как инженер я мог бы принести Кардубе гораздо больше пользы? Служителям ничего не втолкуешь…

– Это точно, – согласился Мартин. – Много народу отсюда бежит?

– Не знаю. Служители утверждают, что отдельные отщепенцы. Иногда устраивают показательные судебные процессы. На самом деле, наверное, больше, но это засекреченная информация. А о тех, кому удалось сбежать, вообще ничего не говорят.

– В Зитане узнаем. Пристегнись.

Склон стал круче, впереди выросла роща белесых колонн. Мартин сбросил скорость, защелкнул пряжку страховочного ремня, покосился на пассажира (тот справился сам) и начал лавировать между стволами. Их длинные черные тени падали вперед, словно указывая направление. Наверху, на гребне, можно будет повернуть на юг. Он взглянул на карту – хитросплетение цветных линий и условных обозначений на плоском экранчике слева над пультом. Масштаб крупноват, не хватает мелочей, но у кадмийцев даже этого нет.

– Ты не пробовал заинтересовать Служителей своими разработками?

– Пробовал, – скривился Валтей. – Лет десять назад они бы это оценили, а сейчас у них один ответ: ты все равно не изобретешь ничего такого, чего не смогут дать нам небесные братья. Твои мозги никому не нужны, поэтому иди туда, где пригодятся твои мускулы. Я могу построить летательный аппарат тяжелее воздуха, который не разобьется! А они сказали, что это, мол, детские игрушки. Они ждут, когда вы подарите нам свои аппараты.

– Дурачье! – фыркнул Мартин. – Пусть подождут, рано или поздно надоест. Наши не против заключить выгодную сделку, но за просто так ничего не подарят. А теперь Кадм вообще закрыт для посещений.

– Почему?.. Некоторые философы говорят, что мы, кадмийцы, слишком несовершенны, чтобы присоединиться к людям из космоса. Служители считают их учение ересью. Значит, это все-таки правда?

– Это чушь собачья. Кадм закрыт, потому что здесь живут не только люди. Есть что-то еще… что-то непознанное. Для того, чтоб не передраться из-за этого непознанного, заинтересованные миры объявили Кадм заповедной планетой.

– Да, у нас есть легенды, есть сообщения о странных явлениях, но это все не в Чадоре, а в Валвэни. Получается, что ты – нарушитель?

– Ага, – миролюбиво согласился Мартин.

Бронекар вильнул в сторону, объезжая плотное скопление шипастых колонн.

– А разве тебя за это не аресту… – Валтей поперхнулся и подался вперед, насколько позволяли ремни. – О, Единый!

То, что произвело на него такое сильное впечатление, Мартин заметил на секунду раньше. Дочиста обглоданный человеческий скелет, прикрученный веревками к одной из колонн. На костях болтались обрывки одежды и гирлянды засохших цветов.

– Дикари убивают таким образом захваченных в плен людей, – хрипло сказал кардубиец. – Они верят, что тогда сила жертвы впитается в здешнюю землю, а земля отдаст силу своим детям. Ублюдки… У них пращи и копья, запросто стекло пробьют.

– Это стекло даже пуля не пробьет. – Хмыкнув, Мартин уточнил: – По крайней мере, пуля, выпущенная из кадмийского оружия.

Горизонт придвинулся почти вплотную. Миновав последние несколько метров, бронекар вполз на гребень и замер.

Впереди простиралось море тумана. Пологий западный склон уходил в него, как в воду, и в полупрозрачной зыбкой толще водорослями тянулись вверх одетые в темную хвою ветви кустарника. По ту сторону лощины (Мартин посмотрел на карту – вот она, порядок) громоздились озаренные утренним солнцем кручи, однообразно-серые, покрытые, словно плесенью, беловатыми пятнами древних окаменелых рощ. Скудный набор красок и сюрреалистическое буйство форм. Ничего общего с Кардубой. Здешние горцы с их многоступенчатыми ритуалами, сложными магическими обрядами и человеческими жертвоприношениями жили в обстановке, вполне располагающей к тому, чтобы немного свихнуться. И срок у них для этого был достаточный – как-никак, шесть тысячелетий.

Бронекар двинулся на юг. Гребень, местами сужавшийся до нескольких пядей, явно не предназначался для того, чтобы по нему ездили, пусть даже на магнитной подушке. В конце концов Мартин, плюнув на опасность, поднял машину повыше и врубил ионные двигатели. Наблюдатели не стали в него стрелять (он видел их боты в небе, в компании величаво парящих кадмийских птиц, а бортовой компьютер, обрабатывая поступившие с локатора данные, выдавал резюме: тип машины, параметры, принадлежность). Хороший признак. Либо лидонские представители сумели добиться от остальных, чтобы Мартина Паада, широко известного путешественника и писателя, оставили в покое, либо те сами решили поберечь боезапас и оставить его в покое – до тех пор, пока он прохлаждается в Чадоре. Когда он отправится в Валвэни, их намерения, скорее всего, переменятся.

– Так тебя могут арестовать? – снова спросил кардубиец.

– Не исключено, – Мартин пожал плечами. – Я думаю, здесь много нарушителей вроде меня, и, если их никто не трогает – меня тоже не тронут. Хотя черт знает…

Несколько раз бронекар проносился над поселениями дикарей. Обмазанные серой глиной примитивные постройки цеплялись за серые горы, сливаясь с фоном, на большом расстоянии их невозможно было заметить. На протяжении тысячелетий донимая жителей равнин и регулярно выясняя отношения между собой, местные племена в совершенстве освоили искусство маскировки. Попадались и храмы: вырубленные в скалах грубые барельефы над черными зевами пещер. На склонах паслись стада крупных мохнатых животных. Белели скопления окаменелых стволов, усыпанных блестками. Издали смотрелось красиво, но Мартин знал, что там за блестки: рои насекомых, безобидных поодиночке, зато сообща способных слопать любую органику. Когда он, во время прошлого посещения Кадма, сделал привал на вершине неприступной горы, в безопасном, как ему показалось, месте, эти создания сожрали его обед и кожаные ботинки и в придачу его самого покусали.

К некоторым стволам были привязаны человеческие скелеты. Валтей каждый раз бледнел и невнятно ругался.

Обогнув почти отвесную кручу, заслоняющую полнеба, Мартин заглушил ионные двигатели и завис в полутора метрах над землей: впереди шло сражение.

– Два враждующих племени… – прошептал кардубиец. – Поехали, вдруг на нас нападут!

– У нас броня и бронестекло, – беспечно сказал Мартин. – Поглядим, кто кого отлупит?

Слева находился храм, его фасад выступал из скалы, из-за которой вывернул бронекар. Кое-как вытесанные пилястры, неровный зубчатый карниз, занавешенный косматой шкурой проем входа. В стороне виднелось поселение (Мартин уже приноровился выхватывать их сразу из общего фона, несмотря на защитную окраску). Вокруг раскинулась местами затуманенная, местами четко проступающая панорама неподвижной горной страны – а на переднем плане кипела битва. Звенело оружие, вопили горцы, на земле лежали убитые и раненые.

– Смотри, там женщины! – Валтей, придвинувшись к лобовому стеклу, вытаращил глаза. – Никогда не слыхал, чтоб у них были женщины-воины…

– Я тоже, – с досадой буркнул Мартин.

В своей книге о Кадме он написал, что у чадорийских горцев уклад жестко патриархальный, женщины там находятся фактически на положении рабынь. Такой вывод он сделал на основе наблюдений, довольно беглых, зато повторяющихся. Это что же, он дал маху? Так недолго и репутацию потерять… Мартин не придавал большого значения официальному престижу, но своей репутацией добросовестного наблюдателя очень дорожил. Теперь в новой книжке о Кадме придется сообщить, что двенадцать лет назад он кое-что упустил… Судя по тому, как умело дерутся здешние амазонки, это не домохозяйки, выскочившие на подмогу своим мужьям, а тренированные профессионалки. Ну почему он в прошлый раз их не видел?!

Эти кислые размышления не мешали Мартину оценивать обстановку: сражаются два племени, численность первой группы – человек этак пятьдесят, второй – около пятнадцати, и примерно треть второй группы составляют женщины (черт бы их побрал, где они были раньше?!). Вооружение одинаковое – мечи, ножи, короткие копья. Одежда из кожи и домотканой шерсти, у первой группы с желтым орнаментом, обозначающим племенную принадлежность, у второй – без всякого орнамента. Чего это они отступают от своих традиций? Не хотят, чтобы первые поняли, кто на них напал?.. Если так, то храм и поселение наверняка принадлежат первой группе. Боевая подготовка у вторых, безусловно, получше… Среди лежащих на земле нет ни одного без орнамента.

– Поехали, а? – предложил Валтей.

– Погоди. Я хочу дождаться, когда они закончат, и с кем-нибудь из них побеседовать. Мне придется внести некоторые поправки в мою книгу о Кадме, а это дело серьезное… Почище ареста.

Мартин тоскливо вздохнул, представив, как будут злорадствовать те, кто давно уже пытается подловить его на каких-нибудь несоответствиях и неточностях. Есть такая въедливая категория публики. В большинстве это снобы, никогда не покидавшие высокоцивилизованных планет вроде Лидоны, Земли или Алзоны, зато одержимые манией критиканства. Мартин привлекал их внимание с тех пор, как добился известности. До последнего времени они ничем не могли поживиться за его счет: все, без исключения, приводимые им факты были достоверны.

Валтей потянул его за рукав:

– Нас заметили!

Еще бы – такую махину, как бронекар, мудрено не заметить. Коренастый горец в запыленной одежде с желтым орнаментом выкатился из общей свалки, издал боевой клич и метнул в незваных наблюдателей копье. Не причинив машине вреда, оно отскочило от лобового стекла. Мартин ухмыльнулся.

Другой дикарь, только что проткнувший мечом одного из защитников территории, атаковал первого. Тот, отпрыгнув, тоже выхватил меч и три удара парировал, но четвертый пропустил. Из пробитой гортани хлынула кровь. Повернувшись к бронекару, победитель встретил полный ужаса взгляд слегка позеленевшего Валтея и снисходительный взгляд Мартина. С непроницаемым лицом перебросив меч в левую руку, сунул правую за пазуху.

– Сейчас он нас… – выдавил кардубиец.

– Их примитивное метательное оружие против нашей брони – это все равно что…

Увидав, что за предмет вытащил воин, Мартин осекся и перестал ухмыляться.

– Руки вверх! Не двигаться! – крикнул дикарь.

На правильном имперском или, сокращенно, импере. Пусть межзвездная Империя давно распалась на независимые миры – население большинства этих миров сохранило общий язык, что упрощало коммуникацию. Валтей, не знавший импера, хлопал глазами. Шепнув ему: «Делай, как я!», Мартин поднял руки, одновременно нажав локтем на клавишу, включающую внешний динамик. Ствол тяжелого армейского бластера, который держал «дикарь», смотрел ему в лицо. Выскочившая из толпы дерущихся черноволосая женщина с мечом, с ног до головы забрызганная кровью, прикрывала спину своего товарища, с небрежной ловкостью отбивая копья и метательные ножи. За несколько секунд сопоставив все увиденное, а также характерный денорский выговор «дикаря», Мартин расплылся в радостной улыбке.

– Не стреляйте! – его голос выплеснулся наружу, усиленный динамиком. – Я такой же цивилизованный турист, как и вы! Меня зовут Мартин Паад, я с Лидоны. Вы наверняка видели мои портреты. А это кардубийский гражданин, мы с ним едем в Зитан. Пропустите нас, пожалуйста!

Будь Мартин в другом настроении, он бы вряд ли выпутался из этой истории, отделавшись несколькими фразами, но сейчас он так и лучился дружелюбием. На денорца это подействовало.

– Убирайтесь! – разрешил тот.

Кивнув на прощание, Мартин поднял бронекар на пятиметровую высоту – и битва осталась позади.

– Я не понял… – растерянно произнес Валтей.

– Не придется ничего исправлять! – продолжая счастливо улыбаться, объяснил Мартин. – В моей книге о Кадме нет ошибочных данных!

– Но я ничего не понял! – кардубиец озадаченно глядел на него сбоку. – У этого дикаря какой-то странный пистолет… Иногда они воруют огнестрельное оружие, но такой марки я не знаю. Ты же говорил, что бронестекло твоей машины никакая пуля не пробьет! И при чем тут твоя книга о Кадме?

– При том! – От избытка чувств Мартин рассмеялся. – Это были денорские олигархи, понимаешь? Среди них есть и мужчины, и женщины. Зато среди ваших дикарей никаких амазонок нет, и та информация, которую я сообщил в своей книге, не нуждается в поправках. Представь, что ты сконструировал машину – и вдруг тебе показалось, что она неспособна ни летать, ни ездить… А потом обнаружил, что тревога ложная!

– Ага, – кивнул Валтей, эта аналогия кое-что для него прояснила. – Только давай поосторожней… А то врежешься на радостях в скалу, тогда мы не долетим до Зитана.

Через некоторое время эйфория у Мартина прошла. Он был прав: на закрытом для посещений Кадме полно инопланетян… Причем не только агентов спецслужб, но и туристов, вроде этой компании денорцев. У денорских олигархов любимое развлечение – это хорошая драка; следовательно, нарваться на них можно в любых краях, где аборигены не прочь с кем угодно сцепиться. Насколько Мартин знал денорцев, Кардуба должна была показаться им скучным местом; неудивительно, что они заглянули туда разок и больше не появлялись. Другое дело – Каштасовы горы! А в городах Зитана и Фаяно наверняка можно встретить богатых туристов из остальных высокоразвитых миров, чьи представления об отдыхе менее кровавы и более традиционны. Как они сюда попадают, минуя орбитальные кордоны? Тут определенно не обошлось без созданной год назад транспортной фирмы «Аманда» при Галактическом банке. Этот межзвездный банк прибрал к рукам древнюю имперскую установку для гиперпространственных перебросок, и теперь любой клиент – за баснословную цену, разумеется, – может в мгновение ока перенестись с одной планеты на другую.

Мартин сквозь зубы выругался. Он был зол и на ЛОСУ, которое поскупилось отправить его на Кадм безопасным способом, и на тех, кто его сбил: не захотели пропустить яхту с одним-единственным пассажиром на борту, в то время как туристы-миллиардеры беспрепятственно посещают Кадм, и никто по ним не стреляет. Впрочем, злился он недолго. Какими бы ни были исходные условия, свою работу он сделает.

Глава 4

В прошлый раз Мартин побывал в Хартабоне зимой. Сейчас был конец лета, и громадные древние эстакады, вдоль и поперек пересекающие зитанийскую столицу, уже не казались ему окутанными морозным туманом архитектурными призраками. Они были сложены из добытого в Каштасовых горах серого камня – нагретые солнцем, пыльные, тяжеловесно-вещественные. Одна из них высилась в сотне метров от дома Отура Санезко, заслоняя вид на море. Этот дом, деревянный, двухэтажный, с большой открытой верандой и целым выводком надворных построек, Санезко предоставил в распоряжение Валтея Митгегри, которого взял на работу в свою компанию. Он хотел – первым из всех кадмийских бизнесменов – наладить авиастроение. Побеседовав с Мартином Паадом, гостем из более развитого мира, Санезко пришел к выводу, что его планы вполне осуществимы. Благодаря его протекции Валтей в два счета получил зитанийское гражданство и теперь, ни о чем больше не беспокоясь, целыми днями просиживал за кульманом, между тем как облепившие дом сараи спешно переоборудовались под мастерские.

В одном из сараев стоял бронекар. Мартин уже придумал, как переправить его в Валвэни, но пока ничего не предпринимал. Некое смутное чувство заставляло его осматриваться и выжидать, выжидать и осматриваться. Это сродни звериному чутью, когда шерсть на загривке встает дыбом, а почему – поди разберись.

Во-первых, порой Мартин замечал слежку, однако поймать того, кто за ним следит, до сих пор не сумел. Тот каждый раз очень своевременно исчезал, словно таскал с собой портативный аппарат для гиперпространственных перебросок. Но ведь такие аппараты есть только в фантастическом кино! Значит, техника тут ни при чем, просто Мартин столкнулся с достойным противником.

Во-вторых, Отур Санезко опасался, что на Валтея будет совершено покушение. С эмигрантами из Кардубы нередко случались неприятные вещи: или травма, или пищевое отравление, или изобьет уличная банда… Смертельный исход маловероятен, но здоровье надолго останется подорванным. Санезко предполагал, что кардубийские Служители мстят таким образом сбежавшим «отщепенцам». Той же точки зрения придерживалась и зитанийская полиция, однако собрать исчерпывающие доказательства ей до сих пор не удалось. На всякий случай Санезко прислал двух охранников и распорядился, чтобы Валтей не выходил в город без сопровождения. Мартин тоже все это учел, хоть и решил, что сводить счеты с инопланетянином Служители не посмеют – побоятся последствий.

В-третьих, анонимное письмо, подброшенное позавчера, под носом у охраны, пока Мартин гулял по Хартабону. Письмо поставило его в тупик – один стиль чего стоил!

«Подлец раскормленный, я тебя узнал! Там, давно – это был ты!……. (нецензурная ругань, некоторые слова написаны с грамматическими ошибками) Теперь я стал Всемогущ. Тогда ты был заодно со всеми против меня, и теперь поймешь, каково мне было. Я тебя раздавлю и поставлю на место, где и есть твое настоящее место. Трепещи… (нецензурное слово)! Я пришел сюда, несмотря на то, что вы со мной тогда сделали. Но сначала ты меня еще вспомнишь!»

Написано на импере, от руки, а конверт подписан по-чадорийски – «Мартину Пааду». Воспользовавшись установленной в бронекаре аппаратурой, Мартин подверг послание графологическому анализу, но в памяти компьютера не нашлось образцов этого почерка. И отпечатков пальцев на листке не было. Что это значит? Кто-то хочет его запугать, чтобы он побыстрей убрался с Кадма? Нет, не то… Уважающие себя сотрудники спецслужб таких писем своим конкурентам не пишут. Скорее, такое письмо можно получить от психа, одержимого манией кого-либо преследовать – причем жертвами преследования чаще всего становятся люди, достаточно известные, а Мартин Паад как раз к этой категории и принадлежал.

«Кто-то из богатых туристов свихнулся, – решил он. – Бывает… Только ты, парень, не на того напал. Если проявишься – я тебе такой триллер устрою, какого ты ни в одном кино не увидишь. Сразу вся дурь вылетит!»

Больше автор письма не давал о себе знать, да Мартин и не принимал его всерьез. И все же что-то его беспокоило… Непонятно что. Поглядев из окна второго этажа на раскаленные оцинкованные крыши сараев, на грузовик с оборудованием для Валтея во дворе, на соседние деревянные домишки, на монументальную, отбрасывающую густую тень эстакаду на фоне послеполуденного неба, Мартин в раздражении хмыкнул. Он и сам не смог бы сказать, почему до сих пор торчит в Хартабоне и бездействует.

Скрипнула дверь.

– Привет! – на пороге стоял Валтей. – Мартин, они сейчас приедут! Ты не согласишься меня выручить?

– Кто приедет? – спросил Мартин.

– Отур Санезко и его племянница Селия. Ты еще не знаком с ней? Это замечательно умная девушка! Отур – человек прогрессивных взглядов, и, когда Селия захотела получить инженерное образование, он все ей устроил. Мартин, ты когда-нибудь видел девушек-инженеров?!

– Да сколько угодно, – он пожал плечами.

– А… Это там, у вас… У нас на Кадме исключительная редкость, чтобы девушка получила серьезную профессию. Селия Санезко – одна из первых. Я уже два раза говорил с ней. Скоро она будет здесь. Мартин, я понимаю, что это фамильярная просьба, но сейчас некогда вызывать портного…

– Что тебе нужно?

Валтей замялся, потом сказал:

– Твой хороший костюм. У меня нету.

Мартин дал ему свой лидонский выходной костюм, белый с черными лампасами и черным жабо. Валтею он пришелся впору – рост и сложение у Мартина с кардубийцем были примерно одинаковые. Когда снаружи послышался шум подъезжающего автомобиля, Валтей, просияв, бросился во двор. Мартин вышел следом. Перед крыльцом стоял длинный зитанийский лимузин с откидным кожаным верхом, бронзовыми статуэтками на высоком квадратном капоте и алыми шинами.

– Наша новая марка, – похлопав по капоту, не без гордости сообщил Санезко.

Мартин вежливо изобразил восхищение, хотя вид машины его позабавил.

Вместе с Отуром приехали трое его инженеров, Селия – статная девушка с миловидным веснушчатым лицом, и еще один престарелый родственник. После ленча в столовой перешли в гостиную, где на сдвинутых столах лежали чертежи Валтея. Мартина не покидало впечатление, будто он находится в музее: все тут было сделано из натурального дерева дорогих сортов, ароматного, тщательно отполированного, украшенного скупой элегантной резьбой. Ручная работа. Ни одного предмета, отштампованного из пластика или псевдостекла, какие попадаются даже в варварских поселениях Тигоны и Адикаи, не говоря уж о более цивилизованных местах. Изолированность Кадма на каждом шагу бросалась в глаза, но она не делала Кадм ущербным: просто этот мир обладал сильно выраженной индивидуальностью. «Гиченгли – осел», – подумал Мартин. Зитанийцы – такие, как Отур Санезко, – нравились ему гораздо больше.

Между инженерами и Валтеем вспыхнула дискуссия о том, какая модель предпочтительней: с плоским или цилиндрическим крылом. Престарелый родственник тоже включился – в механике и теории аэродинамики он ничего не смыслил, зато защищал свою точку зрения очень азартно: «Вот этот надо построить, вот этот! Вон тот не полетит! Птица ведь, когда летает, машет крыльями, а не трубами!» Валтей, ссылаясь на свои расчеты, отстаивал цилиндрическое крыло. Селия вставляла замечания, свидетельствующие о том, что она отлично разбирается в предмете. Ее компетентность у одних участников спора вызывала умиление, других раздражала. Мартину реакция как первых, так и вторых представлялась дурацкой: ну да, неглупая девчонка, способная, что в этом необычного? Селия поглядывала на него заинтересованно, и он беседовал с ней с удовольствием, но границ не переходил – он не хотел отбивать девушку у Валтея. Санезко спросил его мнение о предлагаемых моделях. Мартин поддержал кардубийца: аппарату с цилиндрическим крылом – на древней Земле такую конструкцию называли «крылом Флеттнера» – не грозит потеря подъемной силы при повороте.

– Вы там у себя, в небесах, молодой человек, на чем попало летаете! – брюзгливо прошамкал пожилой родственник. – А у нас на Кадме – законы природы! Вот так-то, молодой человек! Сначала поживите с мое, потом рассуждайте!

Тут уж Мартин не сдержал ухмылки. «Молодому человеку» давно перевалило за сорок. Но выглядел он тридцатилетним и на здоровье не жаловался; выносливость, сила, скорость реакции никогда его не подводили. Словно он находился вне времени. Кое у кого это вызывало удивление и зависть, сам же Мартин принимал такое положение вещей как вполне естественное. Его скорее удивляло то, что иные из его ровесников слишком рано начинают сдавать, ведь человеческий организм обладает громадными ресурсами. Для него это была очевидная истина. Как-то раз один знакомый врач пошутил, что Мартин родился с тройным запасом прочности. Возможно, так оно и было.

Санезко вызвал прислугу и распорядился накрыть стол на веранде, подать вино и легкие закуски. Следом за хозяином охрипшие спорщики вышли на свежий воздух. Впрочем, назвать «свежим» неподвижный горячий воздух, пропитанный автомобильной гарью, можно было лишь с некоторой натяжкой. Слепящее оранжевое солнце висело над самой эстакадой, а тень, которую та отбрасывала, стала длиннее и гуще, но до владений Отура Санезко не доставала. Внезапно Мартин напрягся. Несмотря на жару, по спине пробежал холодок. Он вдруг ощутил: вот сейчас что-то произойдет. С ним и раньше такое бывало. Изредка. Он уже открыл рот, чтобы позвать всю компанию в дом, и тут Валтей, взмахнув руками, упал навзничь. Вскрикнула Селия. Пригнувшись, Мартин бросился к кардубийцу. На правой штанине, на уровне колена, расползалось алое сырое пятно. Других повреждений не видно, но Валтей был без сознания. Болевой шок. За сараями протяжно заурчал мотоцикл.

Перемахнув через ограждение веранды, Мартин прыгнул в машину. Архаичный лимузин завелся не сразу, развернулся с сильным заносом, шоркнув лакированным боком о стенку сарая, и выкатился на шоссе. Вон он, мотоцикл. Как раз нырнул в тень эстакады. Направляется к левому пандусу. Привстав, Мартин ударом локтя выбил лобовое стекло. В лицо ударил плотный теплый ветер, пахнущий бензином. Машина с готовностью вильнула к обочине, норовя заехать в гущу высоченных сорняков. Чертова допотопная техника, даже на секунду нельзя бросить управление… Выровняв лимузин, Мартин прибавил газу и достал из плоской кобуры за пазухой импульсный пистолет. Мотоцикл свернул к пандусу. Проклиная тряский автомобиль и статуэтки на капоте, Мартин тщательно прицелился – в колесо, не в человека. Человек нужен ему живым. Нажал на спуск. Мотоцикл начал вилять из стороны в сторону, потом завалился набок, но стрелок успел спрыгнуть. Перекатившись, вскочил и метнулся под эстакаду. Мотор мотоцикла продолжал работать, оглушительно дребезжа.

Мартин затормозил возле одной из мощных опор. По ту сторону эстакады сгрудились старые дома, улочки там узкие, извилистые. Он знал об этом, так как уже успел более-менее изучить Хартабон во время своих прогулок, когда бродил по городу в низко надвинутой шляпе, потрепанной парусиновой куртке и таких же штанах – типичной одежде зитанийского рабочего. На нем и сейчас была зитанийская одежда. А Валтей надел его костюм. Он светловолосый, как и Мартин. Когда Валтея ранили, звука выстрела не было слышно. У кадмийцев нет бесшумного огнестрельного оружия.

Стрелок исчез в хитросплетении мощенных булыжником переулков. Он тоже знал Хартабон и рассчитывал оторваться, однако предугадать действий своего преследователя не смог. Осмотревшись, Мартин в считаные секунды взобрался на крышу ближайшего дома – опорой послужил нависающий над улицей скрипучий деревянный балкон, водосточная труба (та покачнулась, но выдержала его вес), еще один балкон, кирпичный карниз шириной в ладонь. Сверху открывался отличный обзор. Быстро шагающий стрелок выделялся среди разморенных жарой прохожих, большинство из которых никуда не спешило. Вот он настороженно оглянулся, сорвал с головы и отбросил в сторону мотоциклетный шлем. «Я бы на его месте сделал то же самое», – отметил Мартин. Кое-кто из людей посматривал вверх, но без особого любопытства: раз человек в рабочей спецовке залез на крышу – значит, так и надо. В мгновение ока спустившись, Мартин миновал квартал обшарпанных беленых построек, пересек проходной двор, свернул за угол – по заранее намеченному маршруту – и лицом к лицу столкнулся со стрелком, который только-только успел обрадоваться, что отделался от погони. Худощавый парень с длинным костистым лицом и нервно прищуренными глазами. Увидав перед собой Мартина, он широко раскрыл глаза – испуганные, блекло-серые.

Короткий, без замаха, удар ребром ладони по горлу. Никто из прохожих не понял, что происходит. Стрелок пошатнулся и обмяк, тогда Мартин, закинув его правую руку к себе на шею, обхватил парня поперек туловища и поволок к эстакаде. Со стороны это выглядело так: один подвыпивший мастеровой тащит другого, допившегося до полной отключки. Сбоку, в просвете между домами, сверкнуло расплавленным золотом вечернее море. «Не стоит мне задерживаться в Зитане…» – подумал Мартин.

Машина стояла там, где он ее бросил. Связав пленнику руки за спиной найденным в перчаточном ящике шарфом, Мартин швырнул его на второе спереди сиденье (всего их было восемь, по два в ряд) и вырулил на шоссе. На полпути, посреди пустыря, мотор кадмийского монстра заглох. Пока Мартин его заводил, мимо промчался съехавший с эстакады автофургон, белый с красным крестом. «Скорая помощь». Свернув к выстроившимся в ряд деревянным домикам, она исчезла за сараями, которые окружали дом Отура Санезко. Несколько минут спустя Мартин управился с мотором и подъехал туда же.

Во дворе царила суета. Слуги таскали от колонки к кухонному пристрою ведра с водой, Санезко распекал охранников. Запарковав лимузин между грузовиком и «Скорой помощью», Мартин спрыгнул на землю, рывком вытащил очнувшегося стрелка.

Мельком взглянув на свою изуродованную машину, Отур сказал:

– Вам удалось его задержать? Хорошо. Сейчас приедет полиция.

– Полиция подождет. Сначала я сам его допрошу.

Санезко нахмурился, и тогда Мартин добавил:

– Объектом покушения был я, а не Митгегри. Этот мерзавец ошибся.

Пленник выглядел растерянным и подавленным. И правда, ошибся…

– Это дело полиции, – возразил Отур. – Там работают профессионалы.

– Я тоже профессионал. Как Валтей?

– Плохо. До сих пор не очнулся. Мы сделали перевязку до приезда врача. Его колено… – он запнулся, – что-то невероятное… Как будто пропустили через мясорубку. Не представляю, какая пуля может причинить такие повреждения…

– Разрывная, – буркнул Мартин. – У вас на Кадме их не делают.

К ним подошла Селия, очень бледная. Веснушки выделялись на ее лице рыжеватыми точками.

– Доктор сказал, что надо ампутировать… Господин Паад, нельзя ли вызвать сюда ваших врачей? Может быть, у вас есть другие способы… – она смотрела с надеждой.

Мартин отвел взгляд.

– К сожалению, нет, Селия. Даже врачи моего мира не смогли бы восстановить ткани после такого ранения. Пусть кто-нибудь из медиков подойдет ко мне, я дам лекарства – обезболивающее, противошоковое, антибиотики. Это все, что я могу сделать.

Он отпер дверь сарая, где стоял бронекар, подтолкнул пленника вперед. Отключив охранную систему, распахнул дверцу машины:

– Сюда!

Стрелок непонимающе смотрел на него. Окончательно рассвирепев, Мартин грубо втолкнул его внутрь.

– Господин Паад!

В сарай заглядывала Селия, у нее за спиной стоял незнакомый мужчина в очках – видимо, врач. Мартин достал аптечку, объяснил, какие лекарства для чего предназначены. Стрелок в это время валялся на полу кабины. Когда он попробовал приподняться, Мартин утихомирил его пинком. Селия и врач ушли, но тут появились полицейские вместе с Санезко.

– Вы с ним позже поговорите, – отрезал Мартин, закрывая у них перед носом дверцу.

Снаружи начали стучать, он не обращал на это внимания: с помощью доступных кадмийцам технических средств корпус лидонского бронекара не взломаешь.

Приподняв связанного стрелка, он перетащил его из кабины в салон два на четыре метра. Серая ворсистая обивка, иллюминатор закрыт поляризованной заслонкой, непроницаемой снаружи, прозрачной изнутри. Мартин мог видеть полицейских, которые топтались у входа в сарай, переговариваясь с Отуром. Потом Отур ушел, полиция осталась. Пленник сидел на полу и настороженно наблюдал за Мартином, из носа у него капала кровь, пачкая куртку. Увидав в руках у своего противника инъектор, он в панике дернулся и попытался отползти. Мартин вколол ему дозу веритола, включил видеокамеру. Обыскал его. Единственным инопланетным предметом, который он нашел, был пистолет алзонского производства, заряженный слакианскими разрывными пулями. Остальное барахло здешнее, кадмийское, ничего интересного.

– Как тебя зовут? – спросил он на импере.

Несколько секунд помолчав, парень выдавил по-чадорийски:

– Я вас не понимаю…

Человек, которому ввели веритол, не может лгать, если не владеет специальной системой умственной защиты. Одну из таких систем, земную, Мартин в свое время освоил, еще о двух – денорской и мелайской – знал понаслышке. Но любая из них предполагает самоконтроль высокого уровня, а у стрелка, судя по его нервно-мышечным реакциям, контроль никудышный.

– Как тебя зовут? – повторил Мартин вопрос по-чадорийски.

– Джавао Марчангри.

– Ты кардубиец?

– Да, – помотав головой, прошептал парень.

– В твоих документах написано, что тебя зовут Эльван Четоу и ты – зитанийский гражданин. Это фальшивые документы?

– Да.

– Ты Служитель?

– Да.

– С какой целью находишься в Зитане?

– Караю отщепенцев. У слабых есть долг и право, у сильных есть долг. Если сильный ушел от исполнения долга, надо сделать его слабым, дабы восстановить божественную справедливость, – Джавао выпалил это убежденно, без запинки, в то время как прежние ответы выталкивал из себя через силу, протестующе кривя губы.

– Какое задание ты получил на этот раз?

– Ранить отщепенца Валтея Митгегри.

– Кто дал тебе это оружие? – Мартин показал ему алзонский пистолет.

– Бог.

– Что?.. – В первый момент он опешил, но потом продолжил допрос: – Как выглядит Бог?

Вместо ответа Джавао захрипел, привалился к стенке, его глаза закатились. Ругнувшись, Мартин бросился к аптечке и поскорее ввел ему дозу стимулятора, совместимого с веритолом. Вскоре пленник очнулся.

– Какой приказ ты получил от Бога? – пристально наблюдая за ним (надо поосторожней с формулировками!), поинтересовался Мартин.

– Ранить в ногу инопланетянина, который называет себя Мартином Паадом.

– Ты думал, что стреляешь в меня?

– Да.

– Ты не стал выполнять приказ Служителей насчет Митгегри?

– Отложил, – после короткой безуспешной борьбы с собой признался Джавао. – Решил, что выполню после.

– Приказ Бога важнее?

– Да.

– С чего ты взял, что это Бог?

– Нечеловеческая мудрость и могущество… – тихо вымолвил Джавао. – Он окружен тайной… Появляется и исчезает, когда захочет, изрекает великие поучения… Он велел оставить для тебя послание.

– Какое послание, где оно?

– Конверт лежит под кустом, где стоял мотоцикл. Он сказал – полиция найдет его, и тебе отдадут.

«Значит, с полицией надо дружить», – покосившись на иллюминатор, за которым маячили блюстители закона, отметил Мартин.

– Ты давно с ним знаком?

Этот вопрос вызвал новый приступ, похожий на предыдущий. Еще одна инъекция стимулятора вырвала Джавао из беспамятства.

– Что за поучения он изрекал? – попробовал Мартин подойти с другого конца.

– Это великие откровения. Людей надо заставить страдать и сделать слабыми, только тогда они будут совершенствоваться! – голос Джавао благоговейно дрогнул. – Иначе развитие остановится. Он изрек, что сначала займется избранными, и я тоже войду в их число, а потом наступит черед всех остальных.

– Дерьмовая идеология, – процедил Мартин.

– Ты кощунствуешь. Он призвал меня, и я пошел за ним… – Пусть агент Служителей выглядел неважно – его глаза счастливо блестели. – Я развиваюсь!

– Этот самый Бог не объяснил тебе, что он имеет против меня лично?

Мартин не слишком надеялся на ответ, но Джавао ответил:

– Ты был заодно с теми, кто убил его.

Н-да, вот и договорились…

– Но ведь ты не с покойником общался, а с живым человеком?

– С Богом, – поправил Служитель.

– Где его можно найти?

Задавая этот вопрос, Мартин опасался очередного приступа, однако Джавао спокойно произнес:

– Не знаю.

– Где и когда он появляется?

Джавао запрокинул голову, захрипел. Мартин снова ввел ему стимулятор, половину дозы. Гипноблок. Возможно, хороший специалист смог бы его убрать, но Мартин не был специалистом по гипнозу. Дождавшись, когда дыхание Служителя выровняется и пульс придет в норму, он поставил его на ноги, вытолкнул в находившийся позади салона тамбур и распахнул дверцу. Полицейские, дежурившие возле кабины бронекара, встрепенулись. Окликнув их, Мартин сказал:

– Забирайте его, мне он больше не нужен.

– Вы господин Мартин Паад, иностранец и инопланетянин? – спросил мужчина в штатском. – Я полицейский следователь, нам надо побеседовать.

На последующие полтора часа Мартин из допрашивающего превратился в допрашиваемого: наглядная иллюстрация к тезису некоторых религий о карме. Правда, следователь был с ним вежлив. Мартин пересказал свой разговор с кардубийским агентом, потом прокрутил видеозапись, объяснив насчет веритола и технологии гипноблоков.

– Легендарная сыворотка правды! – задумчиво произнес полицейский, глаза его загорелись. – Значит, у вас она есть… Вы можете дать мне хотя бы несколько ампул этого вещества?

– Не могу, – Мартин развел руками. – Весь свой запас я извел на этого парня.

Он солгал, и следователь, скорее всего, не поверил, но настаивать не стал.

– Что вы собираетесь делать дальше?

– Еще подумаю, – уклончиво ответил Мартин. – Ясно, что за мной охотится свихнувшийся террорист из моего мира, и теперь я постараюсь быть осторожней, чтобы никого больше не подставить под удар.

– Я бы порекомендовал вам уехать отсюда. Письмо, о котором говорил преступник, нашли, но оно написано непонятными значками – видимо, на вашем языке. Вот оно.

Следователь извлек из кармана и подал ему конверт, подписанный по-чадорийски: «Мартину Пааду». Знакомый почерк. Мартин бегло просмотрел текст. Оскорбления и угрозы, как и в прошлый раз.

– Переведите, пожалуйста. Это поможет следствию.

– Вряд ли. А перевести могу, отчего же нет…

Выслушав перевод, полицейский не удержался от гримасы – он рассчитывал хотя бы на малую толику полезной информации.

– Типичные излияния психопата… Ваши инопланетные власти должны немедленно забрать его с Кадма!

– Я подозреваю, что просто так он от меня не отвяжется, – криво усмехнулся Мартин. – Возможно, когда-то в прошлом мы с ним действительно встречались и я ему чем-то насолил. А может, и нет – у таких ребят воображение работает будь здоров! Рано или поздно он высунется, тогда я о нем позабочусь.

– Только позаботьтесь о нем так, чтобы у ваших соплеменников не было претензий к зитанийской полиции.

– Это уж само собой.

– По крайней мере, мы взяли с поличным кардубийского агента, – подытожил следователь, поднимаясь с откидного диванчика. – До сих пор нам это не удавалось. Они очень осторожны, хорошо заметают следы.

Снаружи стемнело. В кофейном небе, над темным контуром эстакады, повис красноватый кружок полной луны. Окна в доме светились, во дворе группками стояли люди – полицейские, охранники Санезко, прислуга. Кто-то сказал, что операция уже закончилась, Валтею ампутировали ногу. Угрюмо кивнув, Мартин вернулся в сарай и заперся в бронекаре. Не исключено, что будет еще одно покушение; он не хотел изображать мишень, облегчая задачу своему противнику. Да и послание стоит изучить повнимательней… Устроившись в кабине перед приборной панелью, Мартин развернул листок.

«Сейчас ты читаешь мое второе письмо, ты уже не так самодоволен и самонадеян, как раньше! То, что ты испытываешь, – мизерная часть моих страданий. Это не месть, но ты не поймешь. Я заставлю тебя понять. Хоть одного из вас я здесь встретил – тебя! Пятнадцать лет назад ты был на Алзоне, и я тебя видел в конференц-зале Имперского университета. Ты мне сразу не понравился, но я не понял почему. А теперь я Всемогущ и все знаю: тогда я узнал тебя подсознательно, пускай не понял, что мы встречались. Ты сговорился со всеми против меня, вы безжалостно меня растоптали. Это было очень давно и не в этом мире, ты ничего не помнишь. Я остался оплеванным обломком души, зато теперь я здесь. Ты тоже научишься постигать Трагедию. Знай свое место, Мартин Паад! Раньше тебя звали не Мартин Паад, я не помню как, это все равно. Я про тебя не забуду. Всех остальных оттуда здесь нет, но ты понесешь ответ за самосуд. Ты станешь, каким должен быть Человек!»

Для Бога слишком корявый стиль, да и грамматических ошибок многовато… Мартин задумчиво почесал подбородок. Итак, его столкновение с анонимным корреспондентом (если оно было!) произошло не позднее пятнадцати стандартных лет тому назад. В конференц-зале Имперского университета на Алзоне, где Мартин читал цикл лекций о малоисследованных планетах, которые он посетил, собирались толпы слушателей. И среди них был этот тип. Алзонец? Не обязательно. Алзона – бывшая столица Империи – один из крупнейших межзвездных центров бизнеса, культуры, науки и туризма. Там всегда полно приезжих.

«Это было очень давно» – от пятнадцати до тридцати лет назад, надо искать в этом интервале… пожалуй, поближе к нижней границе. «Не в этом мире» – ясно, что не на Кадме.

«Ты ничего не помнишь». А вот это чересчур наглое заявление! У Мартина от природы была отличная память, вдобавок он развил ее специальными тренировками.

«Ты сговорился со всеми против меня», «всех остальных оттуда здесь нету» – следовательно, он действовал против автора письма не в одиночку, а вместе с некой группой. Это сужает сферу поиска.

«Раньше тебя звали не Мартин Паад, я не помню как» – хорошо, очень существенный момент… Дело в том, что Мартин не любил пользоваться гримом или прикрываться чужими именами. Почему не любил – в это он никогда не вникал, но операций, ради успеха которых он, скрепя сердце, соглашался выдавать себя за кого-то другого, за ним числилось раз, два и обчелся. Из-за этой черты профессионалы из ЛОСУ считали его тщеславным типом и снобом.

Кажется, есть подходящий инцидент… Двадцать семь стандартных лет тому назад (Мартину тогда исполнилось двадцать три) на Лидоне возникло так называемое «Общество дезомбировщиков». Официально зарегистрированная организация, которая, как гласила реклама, «придет на помощь, если ваших родственников, друзей или деловых партнеров зомбировали». Стоили услуги «дезомбировщиков» весьма дорого. Зато те состоятельные граждане, кому не нравились убеждения, привычки либо частные связи близких людей, теперь могли решить эту проблему. Указанный человек на некоторое время исчезал, потом появлялся снова – сильно изменившийся, в соответствии с пожеланиями заказчика. Лидонская общественность забеспокоилась, тогда руководство «Общества дезомбировщиков» провело публичную пресс-конференцию, на которой очень убедительно разъяснило, что никакого насилия над личностью «дезомбировщики» не совершают, их методы – это психотерапевтические беседы, лечебная музыка, здоровая сбалансированная диета. Кое-кто поверил, но ЛОСУ, которому правительство Лидоны поручило разобраться, не поверило.

В ту пору Мартин работал на ЛОСУ в качестве вольнонаемного агента – как ради денег (копил на Тренажер), так и из страсти к приключениям. Он сам вызвался на роль «подсадной утки». Одна из сотрудниц ЛОСУ изобразила заказчицу – богатую пожилую даму, недовольную тем, что ее взрослый сын «связался с нехорошей религиозной сектой и еще спит с кем попало». На другой день Мартина похитили. Элементарнейшим способом: подстерегли в безлюдном переулке (он специально слонялся по безлюдным переулкам, чтоб облегчить похитителям задачу), выстрелили парализующей капсулой, втащили в машину. Очнулся он в комнате с гладкими белыми стенами, залитой режущим глаза искусственным светом. Что самое неприятное, голый (в одежде находились кое-какие полезные приспособления, включая передатчик для связи с агентом-страховщиком). Четверо мужчин в белых матерчатых масках начали избивать его. Со знанием дела, молча, в то время как пятый, тоже в маске, мягким обволакивающим голосом твердил, что Чарлес Торассо – под этим именем Мартина сдали «дезомбировщикам» – не должен больше слушать плохих людей из секты Вселенского Вразумления и заниматься любовью со случайными девушками, тогда все кончится хорошо и не будет больно. Очевидно, это и была психотерапевтическая беседа. За ней последовала здоровая сбалансированная диета: принесли миску с безвкусной жидкой кашицей. Тот же «дезомбировщик» с сочувствием сообщил, что, пока Чарлес Торассо не исправится, никакой другой еды он не получит.

Ознакомиться с прелестями лечебной музыки Мартин не успел. Решив не тянуть, он, как только остался один, включил на непрерывный сигнал прикрепленный к внутренней поверхности щеки аварийный передатчик, потом вытащил изо рта пластиковый пакетик с молекулярным лезвием, который был спрятан с другой стороны, и в два счета перепилил цепь, соединявшую стальной браслет на лодыжке с привинченной к стене скобой. В комнате была установлена скрытая видеокамера: через минуту створки дверей раздвинулись, ворвались охранники. Мартин дрался, как зверь, не заботясь о том, куда попадут после этого его противники, в реанимацию или в морг. Вскоре снаружи завыла сирена – это нагрянуло, получив радионаводку, спецподразделение ЛОСУ.

На уединенной загородной вилле содержалось полтора десятка юношей и девушек, находившихся на разных стадиях психической обработки. Некоторые, чье «дезомбирование» уже подходило к концу, пребывали в апатии; другие, кого еще не успели сломать, обрадовались избавлению и с готовностью давали показания. Мартин испытал на своей шкуре едва ли не сотую долю «дезомбирования», а эти люди прошли через ад.

«Дезомбировщики» предстали перед судом (кроме троих, которых Мартин зашиб насмерть, и четвертого, из руководства, своевременно сбежавшего). Заказчики – их вызывали, как свидетелей – выглядели шокированными и все, как один, утверждали, что «Общество дезомбировщиков» обмануло их доверие; они якобы даже не подозревали, какие бесчеловечные методы там на самом деле применяются… У Мартина их причитания вызывали злую ухмылку: все эти уважаемые дамы и господа в глубине души отлично понимали, за что платят деньги «дезомбировщикам». Понимали, однако сознаваться в этом не желали даже наедине с собой. Есть такой трюк: хочешь сохранить хорошую мину при плохой игре – обмани для начала самого себя. Мартин считал, что заказчиков надо упечь за решетку вместе с исполнителями, но власти рассудили иначе.

По крайней мере, все пойманные «дезомбировщики» понесли уголовное наказание. Сейчас они должны находиться на Кераме – лидонской колонии, куда ссылают отбывших срок заключенных, совершивших особо тяжкие преступления. Занимаются там ремеслами или сельским хозяйством… Охраняется Керам хорошо, оттуда не убежишь. Правда, есть еще тот, четвертый, но он безвылазно живет на Ите. Профессор Авдорни, доктор философии и теологии. Он прибыл на Лидону с Иты как эмигрант: не поладил с тогдашним итеанским диктатором. Мартину так и не довелось узнать, чем эти два мерзавца друг другу не приглянулись. Лидона предоставила профессору политическое убежище, и в течение долгих лет он считался вполне добропорядочным инопланетным изгнанником, а после скандала с «Обществом дезомбировщиков» оперативно вернулся на родину. За это время диктатор на Ите сменился. Трений с новым властителем у Авдорни не было, и тот назначил его своим советником по вопросам нравственного воспитания населения. Он и по сей день занимает этот пост, итеанская верхушка его очень ценит.

Значит, подвел итог Мартин, объявиться на Кадме он никак не мог. Кто-то из остальных удрал с Керама? Или тогда, двадцать семь лет назад, один из «дезомбировщиков» ухитрился незаметно просочиться сквозь раскинутые ЛОСУ сети, а теперь надумал свести счеты?

Впрочем, есть тут одна неувязка… «Пятнадцать лет назад ты был на Алзоне, и я тебя видел в конференц-зале Имперского университета. Ты мне сразу не понравился, но я не понял почему. А теперь я Всемогущ и все знаю: тогда я узнал тебя подсознательно, пускай не понял, что мы встречались».

Если противник Мартина – бывший «дезомбировщик», он должен был узнать его сразу, с первого взгляда! Изображая Чарлеса Торассо, Мартин Паад, в ту пору никому не известный молодой парень, гримом не пользовался. А после разоблачения «Общества дезомбировщиков» он на некоторое время стал чуть ли не национальным героем, даже майки с его портретами появились (пару таких Мартин до сих пор хранил – как память). Почему же тогда, увидав его в Имперском университете, автор письма «не понял, что мы встречались»?

Мартин машинально распахнул оклеенную ворсистым покрытием дверцу холодильника, вытащил банку пива. Одного этот тип сумел добиться: заморочил ему голову.

Может, кто-то из инопланетных агентов работает под психа? Допустим, он получил задание вывести Мартина Паада из игры – таким образом, чтобы претензий к его начальству в случае чего не было. Если что, начальство разведет руками: мол, сотрудник-то наш, оказывается, невменяем! Извините, недосмотрели. Мы его, конечно, отстраним от дел, подлечим… Какой с него спрос?

В том, что этот тип еще проявит себя, Мартин не сомневался. Но сейчас возиться с ним некогда. Сначала надо переправиться в Валвэни и разыскать людей из пропавшей экспедиции.

Он оставил Отуру Санезко лекарства для Валтея и несколько синтетических алмазов – на оплату лечения и протезирования. Потом, ни с кем не попрощавшись, распахнул во всю ширину двери сарая, вывел бронекар во двор и поднялся в воздух, взяв курс на юг. Он принял все возможные меры предосторожности, чтобы автор анонимных писем не смог его выследить. Тщательно просканировал машину и снаряжение на предмет замаскированных радиомаяков; бортовой компьютер непрерывно работал в режиме поиска, но ничего не находил. Все чисто. Незадолго до рассвета бронекар пересек зитано-фаянийскую границу.

Глава 5

– Ты давно ждешь меня?

Мартин обернулся. Корнела бан Кунарда стояла у парапета, изящно опираясь правой рукой об истертые перила мраморной лестницы. Лестница вела вниз, к площадке, где ждали возчики с паркатами – закрытыми двухколесными экипажами, украшенными бубенцами и вымпелами. Цвет, форма и расположение украшений сообщали не один байт информации о своих владельцах, но для того, чтобы суметь расшифровать ее, надо быть фаянийцем. Возчики, крепкие парни в нарядных ливреях, чинно сидели на корточках, ожидая хозяев. Молча, так как не хотели потерять работу: держать болтливую прислугу в Фаяно считалось дурным тоном.

– Я жду столько, сколько велит мне моя неутоленная страсть, – галантно поклонился Мартин.

В первый раз он дал маху – назвал точное время, двадцать шесть с половиной минут. Корнела тогда вздрогнула, словно получила пощечину, украдкой огляделась и шепотом объяснила, что так говорить нельзя, нехорошо: если кто-нибудь услышит, она заболеет от стыда, а он, Мартин, прослывет невеждой, и все перлорожденные, сребророжденные и златорожденные от него отвернутся. Мартин учел ошибку и с тех пор отвечал, как здесь принято.

– Пойдем, – Корнела улыбнулась уголками губ. – Нас ждут приятные необременительные заботы.

Через площадь, вымощенную в шахматном порядке темными и светлыми шероховатыми плитами, они направились к Торговому Городку – лабиринту аккуратных лавочек под полотняными навесами. И в ту сторону, и навстречу двигались люди – принадлежащие к разным сословиям фаянийцы, приезжие из Зитана и Кардубы, рослые бородатые островитяне-варвары, угрюмые горцы в домотканых серых одеяниях. Может, были среди них и инопланетяне, но знакомых физиономий Мартин не заметил. Сам он выглядел, как консервативный зитаниец среднего класса, а по его спутнице сразу было видно, кто она такая. Златорожденная – на это указывала охватывающая шею золотая цепочка. Из Букета Утонченных и Углубленных, свидетельствовал перстень с выгравированным на печатке символом. Незамужняя, но имеет преданных поклонников, сообщала приколотая к груди брошь особой формы. Цвета ее одежды означали Неземную Мудрость, Смирение, Служение Высшему Началу и Презрение к Суете. Все это Корнела терпеливо растолковала Мартину, и он добросовестно запомнил.

Познакомились они несколько дней назад, когда Мартин бродил по Сирфу и завернул перекусить в ресторан на набережной. Корнела сама подсела за его столик. Он обрадовался вниманию красивой девушки, а когда убедился, что она и правда златорожденная, перестал опасаться, что Корнела может оказаться подосланной к нему шпионкой. Внедриться в сообщество фаянийской аристократии – это для человека со стороны невыполнимая задача, каким бы искушенным агентом он ни был. Даже пытаться не стоит. Знать состояла из перлорожденных, сребророжденных и златорожденных. У каждой группы – своя иерархия, свои ритуалы, привилегии, табу. Браки строго эндогамны, хотя флирты между представителями разных групп не возбраняются. Кроме того, фаянийское высшее общество подразделялось на так называемые Букеты. Букет – это и круг общения со своими незыблемыми традициями, и компания по интересам, и своего рода клан. Один человек может принадлежать сразу к нескольким Букетам. В один и тот же Букет могут входить и аристократы из разных групп, и неаристократы, и даже нефаянийцы – при условии, что вторые и третьи принимают все правила данного Букета и (внимание, подводный камень!) способны при любых обстоятельствах соблюдать их. Вот такая система. Сверхусложненная, вопиюще нерациональная, зато на сто процентов защищенная от проникновения чужаков.

Мартин не то чтобы расслабился, но, когда Корнела дала понять, что она не прочь познакомиться с ним поближе, с готовностью пошел навстречу. Делать все равно было нечего. Бронекар, спрятанный в глухой деревушке на побережье, постепенно обретал вид, подобающий для путешествия через океан; охраняли его и присматривали за работой двое агентов ЛОСУ, инфильтрованные в Чадору еще полтора стандартных года тому назад. Они нашли Мартина на другой день после того, как он прибыл в Сирф. Мартин рассказал им о покушении, показал анонимные письма. Агенты пропустили их через свой компьютер, но ничего нового сказать не смогли: бумага и чернила – чадорийские; образцов этого почерка в картотеке ЛОСУ нет (теперь будут); некоторые характерные особенности позволяют заключить, что писал невротик… Все это Мартин и сам знал.

День был теплый, облачный – обычная погода для Сирфа в конце лета. В Торговом Городке царила сутолока. Белые полотняные навесы, процеживая рассеянный свет, создавали особый светлый полумрак, и в этом полумраке поблескивали укрепленные на металлических стойках зеркала, покачивались потревоженные прикосновениями бледно-голубые циновки из высушенных водорослей, сновали покупатели, а за ними из-за прилавков наблюдали продавцы – кто безразлично, кто оценивающе, кто с затаенной антипатией. Тут можно было приобрести все, что угодно, от новой либо поношенной одежды до бугристых полосатых раковин размером с колесо грузовика, от слесарного инструмента до лиилам, наркотических духов в темных граненых флакончиках. Эти духи были очень популярны в некоторых Букетах, в том числе в Букете Утонченных и Углубленных. Мартин однажды попытался втолковать Корнеле, что с наркотиками лучше не баловаться, но словно наткнулся на стену: раз все люди ее круга так делают – значит, в этом нет ничего нехорошего.

Внезапно Мартина толкнули в бок. Выпустив локоть Корнелы, он, не глядя, перехватил запястье воришки, попытавшегося залезть в оттопыривающийся карман.

– Чего пристал… Я ничего… – невнятно забубнил вор, обескураженный тем, что испытанный прием не сработал. – Я просто шел мимо…

– Вот и дальше иди мимо, – отшвырнув его, посоветовал Мартин.

В кармане лежал портативный лидонский техносканер, способный засечь любую работающую электронику в пятисотметровом радиусе. Совершенно никчемная вещь для кадмийца.

– Ты ведешь себя некрасиво, – полуобернувшись к нему, прошептала Корнела. Ее губы благодаря специальной косметической татуировке ослепительно-алые на бледном лице мученически дрогнули. – Устраивать скандал из-за такой мелочи, как карманная кража… Да еще когда с тобой дама… Это пристало какому-нибудь невоспитанному лавочнику!

– А что мне еще оставалось?

– Ты мог сделать вид, что ничего не заметил. Это было бы намного приличней.

– Тогда бы он спер мою собственность.

– О, Единый, из-за такой мелочи!

Девушка смерила его презрительным взглядом, повернулась и молча пошла дальше. Мартин пошел рядом. Немного выждав, сказал примирительно:

– У тебя сегодня изумительная прическа. Я никогда такой не видел. Тебе очень идет.

Корнела не сразу, но отозвалась:

– Это особенная прическа, символическая. Как и все прически, которые мы носим, – ее голос прозвучал печально.

– А что она символизирует?

У Корнелы были двуцветные волосы: светлые, как спелая пшеница, пряди чередовались с темно-каштановыми. Мартин так и не рискнул спросить, какой цвет естественный. Сейчас темные пряди были завиты в тугие локоны, светлые заплетены в косички и уложены в виде ажурной короны.

– Венец Исполнения Высшего Предназначения, – тихий шепот Корнелы почти утонул в рыночном гаме.

– Главное, что красиво, – одобрительно кивнул Мартин.

Он заметил, что Корнела отвечает неохотно. Наверное, все это как-то связано с традициями Букета Утонченных и Углубленных. А традиции там настолько запутанные, что разложить их по полочкам даже самый мощный компьютер не сможет.

Последний поворот – и они вышли из лабиринта лавок к павильонам с застекленными куполами. Слева, за темной полосой парапета, плескалось серо-зеленое море. Сирф накрывала плотная облачная крыша, нигде ни малейшего разрыва. Тем хуже для наблюдателей… Бриз, пахнущий йодом, картинно отбросил назад лиловую накидку Корнелы. Вид у нее был романтический и отрешенный, и Мартин невольно задался вопросом: почему златорожденная с ним связалась? Особенно если учесть, что многое в его поведении раздражает Корнелу? На любовь это совсем не похоже… Видимо, каприз скучающей аристократки.

– Пойдем? – Корнела выдавила непроницаемо-оживленную улыбку.

«Надоел я ей, – подвел итог Мартин. – Что ж, в самый раз: все равно бронекар послезавтра будет готов».

В павильонах располагались магазины. Корнела купила изящно вырезанные костяные четки, две сильно потрепанные книги по оккультизму, новый томик стихов в шелковистом переплете, от руки разрисованном тушью. Мартин покорно таскал за ней саквояж с покупками, который приобрели здесь же. Корнела с полчаса выбирала, хмурясь, а когда Мартин посоветовал взять любой, шепотом объяснила: вещь должна иметь стиль; нельзя, чтобы кто-нибудь увидал их с вещью дурного пошиба. Ну, нельзя так нельзя… Наконец один из саквояжей она сочла подходящим. Расплатившись, они двинулись дальше вдоль кольцевого прилавка. Под ногами сухо похрустывали циновки.

– Не всякое поручение можно дать прислуге, – задумчиво заметила Корнела. – Есть вещи, за которыми должны ходить мы сами, как бы мы ни были далеки от житейской суеты.

– Ну и что?

– Это своего рода бремя. Ты слишком суетен, чтобы понять.

Мартин ухмыльнулся: у него были кое-какие интересные соображения насчет суетности, но, щадя самолюбие Корнелы, он решил оставить их при себе.

Вдруг девушка резко остановилась. Ее взгляд уперся в застекленную витрину с бижутерией.

– Сударь! – она нервно щелкнула пальцами, подзывая продавца. – Покажите вот этот нагрудный символ! О, именно то самое…

Продавец бережно положил на исцарапанный деревянный прилавок разлапистую брошь, усыпанную мелким жемчугом коричневатого оттенка. Мартину украшение не понравилось: было в нем нечто угрожающее, паучье. Зато Корнела выглядела восхищенной. Едва дыша, она трогала брошь пальчиком, потом заплатила, не торгуясь. Продавец полез под прилавок за коробочкой, Мартин раскрыл саквояж.

– Нет-нет, не надо упаковывать. Позволь, я приколю ее тебе на лацкан. Это будет очень уместно в такой день, как сегодня.

Продавец внимательно посмотрел на Мартина, слегка поднял бровь, но ничего не сказал. Почтительно поклонившись, отошел.

– Послушай, зачем она мне? – запротестовал Мартин. – Я не фаяниец, я не ношу безделушек.

– Так надо, – твердо сказала Корнела. Ее бледное лицо стало еще бледнее. – Пожалуйста, надень это! Это знак судьбы. Приличия требуют, чтобы ты согласился, раз я прошу.

Пожав плечами, Мартин сдался. В Фаяно мужчины-аристократы причесывались и одевались очень изысканно, ничуть не уступая в этом искусстве женщинам. Корнела уже намекала, что Мартину стоило бы отпустить длинные волосы, чтобы делать символические прически, а пока волосы не отросли – носить парики. Так что брошкой на лацкане тут никого не удивишь. Хотя сам Мартин предпочел бы что-нибудь не столь отталкивающее… Ну да ладно, можно потерпеть, чтобы Корнела не скисла. У нее легко меняется настроение.

Когда вышли из павильона, Мартин с оттенком досады отметил, что народ на него все-таки глазеет. Не то чтобы весь народ без исключения, но представители фаянийской знати определенно проявляли любопытство. Двое перлорожденных (шею каждого охватывала нитка жемчуга) приостановились, один что-то шепнул другому, не сводя с Мартина пристального взгляда. Это при том, что сами разодеты в палево-кремово-сиреневое с драгоценными подвесками, а их замысловатым прическам позавидует любая лидонская топ-модель! Правда, смотрели они на Мартина без насмешки, скорее с печальным интересом и сочувствием.

– Послушай, что символизирует эта штука? – догадался он спросить у Корнелы.

Девушка судорожно сглотнула.

– Перст судьбы, неизбежность… Пожалуйста, не будем об этом сейчас, я после тебе скажу.

Так и есть – она решила его бросить.

В крайнем павильоне, который стоял возле самого парапета, находилось кафе. Там они пообедали. Корнела хмурилась и нервничала, как всегда, когда они вместе посещали подобные заведения. Раза два на ее нежных бледных щеках проступила краска. Во-первых, Мартин заказал твердый сыр и паштет с перцем, а это неприлично: в прошлом сезоне вошел в моду мягкий сыр; что же касается паштета, то по-настоящему культурные люди еще несколько лет назад отказались от острой пищи. Такие блюда включают в меню, следуя отжившей традиции. Во-вторых, начав есть омлет, Мартин перепутал вилки: двузубую взял в правую руку, пятизубую – в левую. Надо было наоборот. Уж такой дикости Корнела от него не ожидала, только умственно неразвитые люди не умеют правильно кушать омлет! Выплеснув негодование, она успокоилась и погрустнела. Мартин молча работал челюстями, разглядывая старинную позолоченную подставку с множеством разнообразных вилочек, ножичков, ложечек и иных приспособлений для еды, не имеющих аналогов за пределами Фаяно. Такая подставка стояла перед каждым посетителем, официант приносил ее вместе с меню. И все тут знали, как надо правильно кушать. Все, кроме Мартина.

Под конец у девушки опять изменилось настроение: она ласково улыбнулась, заговорила с ним искусственно-оживленным тоном. Пройдя через Торговый Городок, они спустились на нижнюю площадку, устроились в роскошном паркате Корнелы и поехали к ней домой.

«Похоже, завтра утром она даст мне отставку», – подумал Мартин. И усмехнулся с изрядной долей самодовольства: не вечером, а утром.

Паркат катился по мостовой со скоростью пешехода – его тащили, надев специальную упряжь, четверо возчиков. Корнела, о чем-то задумавшись, отрешенно смотрела сквозь переднее оконце на их широкие спины, обтянутые бледно-лиловыми ливреями. Когда экипаж подпрыгивал на выбоинах, ее свисающие локоны слегка подрагивали, но фарфоровый профиль оставался неподвижным. Вдруг она пошевелилась, протянула руку и погладила лежавший между ней и Мартином саквояж.

– Мне давно были нужны эти книги. Наконец-то я их нашла…

– Стихи?

– Нет. Эзотерические трактаты третьего тысячелетия. Когда я их прочитаю, мой дух сможет свободно парить… Моя жизнь и сейчас не такая приземленная и суетная, как у большинства людей. Знаешь ли ты, что я могу соприкасаться с высшими сферами нездешнего и разговаривать с их светлыми обитателями? Они всегда отзываются, они отвечают на мои вопросы! По крайней мере, один из них… – Корнела вдруг осеклась.

– Всякое бывает, – пожал плечами Мартин. – Только я бы на твоем месте выкинул к чертям всю наркотическую дрянь.

– Ты просто смешон! – она с вызовом тряхнула локонами. – Лиилам – это неотъемлемая часть нашей жизни! Когда мы вдыхаем его темный аромат, мы погружаемся в водоворот самых изысканных эмоций! Если бы это было вредно, это бы запретили.

– Чтобы это запретили, надо, чтобы до вас дошло, что это вредно, – проворчал Мартин. – Ладно, извини. У вас тут своя жизнь, а я – человек со стороны.

– Ты не понимаешь, кто я такая, – прошептала Корнела. – Я – избранная, меня избрали для контакта светлые жители Высших Сфер! Или ты мне не веришь? – Она слегка сощурила глаза так, что они стали похожи на два полумесяца.

– Тебе самой лучше знать, так это или нет.

– Вот именно! – Корнела с надменной гримаской отвернулась.

Мартин тоже отвернулся, отодвинул кружевную шторку и стал смотреть в окошко. Сирф, крупный портовый город, был многолюден, причудлив, как сон, а местами откровенно грязен. Ветхие мраморные фасады, покрытые древней резьбой и трещинами, казалось, выжидали удобного случая, чтобы обрушиться на головы прохожим, однако владельцы их не подновляли, так как это считалось дурным тоном. Над улицей нависали балкончики, украшенные отполированными ветвями бурых и розовых кораллов. Порой мостовую сменял гравий. Постройки из выщербленного кирпича перемежались то с новыми оштукатуренными домами, то с натянутыми на металлические каркасы полотняными шатрами в желтоватых потеках. Попадались иззелена-мутные лужи, никогда не просыхающие, со своей специфической флорой и фауной. Из незастекленных проемов цокольного этажа обшарпанной башни доносились звуки десятиструнной кадмийской арфы, пьяные возгласы. Проплыла мимо шикарная витрина. Вдали, в редких просветах между зданиями, упирались в облачный купол посеребренные шпили. Мартин ощущал плотную, почти вязкую атмосферу событий, эмоций, происшествий, связанных с этим городом; его и в Корнеле привлекало прежде всего то, что она сирфянка. Он с самого начала не обольщался на ее счет – но в ней жила частица тайны Сирфа, и это его очаровывало.

Паркат остановился перед одним из обветшалых дворцов в середине длинного, вымощенного каменными плитами проспекта. Мартин выбрался первым, подал руку златорожденной. Сбежавшая с крыльца служанка взяла саквояж. Она чуть не споткнулась, торопливо спускаясь по разбитым ступеням, и Корнела недовольно сдвинула тонкие изломанные брови: неприлично, когда прислуга неуклюжа; все вокруг должно быть пристойным и изящным.

Плотно сжав губы, златорожденная свернула в левое крыло дворца, где находились ее любимые покои. Мартин шагал рядом. Внутри дворец был рассохшимся, скрипучим, опасно непрочным – и, несмотря на это, роскошным. Чего стоила хотя бы изумительная резьба, сверху донизу покрывающая стенные панели коридора, или окно в комнате, куда Мартин вошел следом за Корнелой: в стеклянной плоскости серебрились вкрапления, формой похожие на застывших бабочек. А само стекло в нижней части рамы заметно толще, чем в верхней: сколько же веков должно было пройти, чтобы оно выставило напоказ свою текучую природу?! Корнела говорила, что этому дворцу полторы тысячи лет; его построил ее далекий предок, один из первых златорожденных бан Кунарда. Видимо, и правда, полторы тысячи. Время медленно сжимало дворец в своих тисках, и он крошился от нажима, как кусок хрупкого твердого камня, а его сменяющие друг друга обитатели делали вид, что ничего не замечают. «В прошлом есть стиль, – сказала однажды Корнела. – В настоящем – только безвкусица».

Велев служанке положить саквояж на столик в углу, златорожденная отослала ее прочь. Задвинула визгливо скрипнувший засов, повернулась к Мартину. Он заметил, что ее лицо сейчас еще бледнее обычного, и спросил:

– Ты устала?

Не ответив, Корела подошла к белому резному секретеру с множеством ящичков, выдвинула один, вытащила флакон – несомненно, с лиилам, наркотическими духами, – отвинтила золотую пробку. Ее пальцы дрожали.

«Сейчас будем выяснять отношения, – тоскливо подумал Мартин. – Мол, зачем поймал вора, почему не так кушал? Эх, надо было смыться…»

Он не угадал. Корнела улыбнулась странной напряженной улыбкой:

– Я кошмарно устала и мерзну. Выпьем что-нибудь?

– Давай, – согласился Мартин.

Спрятав флакон, она достала из другого ящичка две рюмки черного стекла и фарфоровый сосуд, покрытый тонкой полустершейся росписью.

– Это кидийское столетней выдержки, ты такого еще не пил.

Мартин ждал с нарастающим энтузиазмом: кидийское – лучший из фаянийских сортов, да к тому же столетней выдержки! Корнела поставила рюмки и сосуд на низкий круглый столик в центре комнаты, опустилась в кресло. Не ожидая приглашения, он устроился в кресле напротив.

– Попробуй, – златорожденная подвинула ему одну из рюмок, сама взяла другую и торопливо отхлебнула.

Приготовившись насладиться букетом столетнего вина, Мартин поднес рюмку к губам, вдохнул аромат. Потом сделал совсем малюсенький глоток… В следующее мгновение его язык противно заныл, а желудок буквально вывернуло наизнанку. Все, что было съедено в ресторане Торгового Городка, выплеснулось на колени, на столик, на пол – вместе с проглоченными Мартином каплями кидийского, которые и вызвали такую реакцию. Микроскопический детектор ядов имплантировали ему несколько лет назад, перед тем как он отправился выполнять особое задание ЛОСУ на Флосмаре. Флосмарийцы травят друг друга почем зря, по любому поводу, так что это была нелишняя предосторожность. Вернувшись, Мартин не стал избавляться от детектора: может, еще пригодится. Вот и пригодился… Его рвало посреди со вкусом убранной белой комнаты; он сполз с кресла на пол и стоял на коленях перед омерзительной лужей, спазмы следовали один за другим. В желудке уже ничего не осталось, теперь Мартина рвало желчью. Наконец микропроцессор детектора счел, что задача с честью выполнена, и спазмы прекратились. Опершись дрожащей мокрой рукой о подлокотник, Мартин поднялся на ноги. Корнела, застывшая как изваяние, смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Я не умру, – хрипло сообщил Мартин. – Номер с отравлением не прошел!

Она ничего не сказала. Костяшки ее тонких пальцев, сжимавших рюмку, побелели.

Мартин вытер костюм кружевной салфеткой, взял с углового столика графин радужного стекла, с подозрением принюхался – вроде обыкновенная вода – и прополоскал во рту, выплюнув на пол. Противный привкус не исчез.

– Ты дьявол… – обреченно прошептала златорожденная.

– Корнела, зачем? – спросил Мартин. – Я не умею правильно кушать омлет, но это еще не повод, чтоб укокошить человека! Или у вас в Букете так принято?

Несколько секунд она молчала, уставившись в одну точку, потом заговорила:

– Он повелел. Он сказал, что это будет мое испытание. В этом мое высшее предназначение и твой искупительный рок. Ты бы не умер. Яд должен был ввергнуть тебя в состояние благой слабости, и тогда бы ты переосмыслил свое неправильное существование.

– Значит, ты, златорожденная, работаешь на кардубийских Служителей? Гм… Платят-то хоть хорошо?

– Не забывайся! – Корнела вскочила с кресла, на ее щеках выступил слабый румянец. – Как ты смеешь! Он никакой не кардубийский Служитель, он из Высших Сфер нездешнего!

– Сядь, – приказал Мартин. Негромко, но таким тоном, что она послушалась. – Давно ты с ним знакома?

Примерно с полгода. Когда среди фаянийской знати вспыхнула мода на потусторонний мир, Корнела, прочитав несколько книжек по оккультизму, тоже попробовала с кем-нибудь оттуда связаться. Этим занимались все, кто принадлежал к Букету Утонченных и Углубленных и к ряду других Букетов, но Корнела попала в число избранных: Высшие Существа удостоили ее контактом. Точнее, одно из Высших Существ. Он.

Вначале златорожденная пренебрегала Его наставлениями, однако после того, как сдохли ее любимые декоративные рыбки, а на другой день скончалась от внезапного приступа удушья престарелая няня, к которой Корнела с детства была очень привязана, она поняла: ее незримый собеседник действительно всемогущ, справедлив и бесконечно мудр. С тех пор она беспрекословно Ему подчиняется.

– Послушай, это же чушь собачья, – процедил Мартин. – Он убил рыбок и няню – и поэтому ты признала Его справедливым и мудрым?

– Он наказал меня за то, что я проявила гордыню! – запальчиво возразила Корнела. – Ради моего совершенствования!

– Да с чего ты вообще взяла, что Он – потустороннее существо?

– Я Его ни разу не видела, – благоговейно прошептала златорожденная. – Он незрим, когда мы разговариваем. Разве обычный человек на это способен?

– Я тебе с ходу назову четыре разных способа, как это можно устроить, была бы под рукой нужная техника. У инопланетян она есть. Неужели ты ни разу не заподозрила, что тебя дурачат?

– Меня – дурачат? – Она зло прищурилась. – Не забывай, кто перед тобой, я тебе не ровня! Я знаю оккультный мир и всегда отличу сверхъестественное существо от тупого невоспитанного инопланетянина вроде тебя!

– А когда я успел сказать, что я инопланетянин?

– Он мне об этом сказал, для Него нет никаких тайн! Дурак ты самодовольный, я только ради Него с тобой связалась! В тебе нет ни утонченности, ни духовного благородства! И ты решил, что ты мне нравишься?! Мне – златорожденной?!

Корнела рассмеялась резким деланым смехом, потом замолчала, яркие алые губы сжались в тонкую линию. Глаза исступленно горели на бледном лице.

– Итак, ты находишься в контакте с Ним уже полгода, – подытожил Мартин. – Какие еще задания ты от Него получала?

– Я внедряла в человеческие умы Его идею о совершенствовании через боль и страдание. Искала неофитов. Скоро Он накопит силы, и тогда весь Кадм будет под Его властью. А мы, избранные, будем Ему помогать.

– Много народу навербовала?

– Не твое дело, непосвященный. – Корнела передернула плечами. – Он с тобой еще рассчитается за прошлое…

– За какое прошлое?

– Ты ополчился на Него вместе с другими озверевшими убийцами. Разве такие, как ты, способны понять что-то возвышенное? – Внезапно она брезгливо скривилась. – От запаха твоей блевотины у меня голова болит…

– Не надо было меня травить. Сколько неофитов ты завербовала?

– Четверых, – она страдальческим жестом сжала виски. – Сначала пятерых, но одного сребророжденного Он отверг. Если ты хоть немного меня любишь, давай закончим этот бессмысленный разговор!

– Почему отверг? – проигнорировав последнюю фразу, поинтересовался Мартин.

– Из-за цвета глаз! У слуг дьявола зеленые глаза, поэтому все зеленоглазые – слуги дьявола. Таких Он не принимает.

Вот и насчет портретной характеристики кое-что прояснилось, угрюмо отметил Мартин: очевидно, у хорошо законспирированного психа глаза не зеленые.

– Он не оставил для меня письма?

– Оставил. Он велел показать его тебе, когда яд подействует.

– Где оно?

– Сейчас достану.

Корнела медленно поднялась с кресла, вялой шаркающей походкой пересекла комнату. Выдвинула ящичек секретера. Определив по движению руки, что вытаскивает она оттуда уж никак не письмо, Мартин одним прыжком преодолел разделяющее их расстояние и перехватил запястье златорожденной. К его ногам упал, звякнув, белтийский парализатор.

– Дикарь! – взвизгнула Корнела. – Вонючий выродок!

Он молча подобрал оружие.

– Где письмо?

Златорожденная показала на один из ящичков. Внутри лежал конверт, подписанный знакомым корявым почерком. Мартин сунул его в карман.

– Каким образом твой потусторонний приятель передал тебе… – он запнулся, вспомнив, что слова «парализатор» в чадорийском нет, – …пистолет, яд и письмо?

– Эти вещи появились, когда в комнате никого не было. – Корнела с трудом сдерживала рыдания. – Два дня назад. Я никогда не ждала от тебя ничего хорошего…

– Тебе стоит получше выбирать друзей, – буркнул Мартин. – Живой этот парень или призрак – дураку ясно, что он сукин сын и преступник!

– Не смей! – Голос Корнелы задрожал. – Ты хочешь сказать, что Он – не Высшее Светлое Существо, что я… я могла связаться с силами зла?.. Такого не может быть! Ты еще заплатишь за эти слова и за все сполна заплатишь, слышишь?!

Провожаемый ее сдавленными выкриками, Мартин вышел в коридор. Никто не пытался его задержать. Слуги златорожденной – неотличимые друг от друга, худощавые, манерные, с белыми от пудры лицами, – едва поглядев на него, шарахались в стороны. Стонал под его шагами рассохшийся пол. Когда Мартин в сердцах хлопнул подвернувшейся дверью, с потолка свалился кусок лепного карниза, похожий на засохшее пирожное. Дребезжали оплывшие оконные стекла. За поворотом его встретило зеркало в овальной яшмовой раме.

«Так тебя, старый козел, – скользнув взглядом по отражению, подумал Мартин. – Значит, девушкам нравишься?»

Оказавшись на улице, он до предела обострил восприятие, стараясь уловить малейший намек на слежку, на опасность… Ничего. На всякий случай попетлял по Сирфу, потом завернул в трактир, который приметил еще по дороге к дворцу златорожденной, – тот находился в цокольном этаже облезлой желтой башни, то ли недостроенной, то ли частично обрушившейся. Самый что ни на есть низкопробный притон с дымным, едким от специй воздухом, добротной тяжелой мебелью и металлической посудой. Очень практично: не надо после каждой драки выметать осколки и чинить пострадавшие столы и стулья. Когда Мартин вошел, тут как раз было затишье. Израсходовавшая свою энергию помятая публика выпивала и закусывала. Рыхлая женщина с синевой под глазами тихонько бренчала на десятиструнной арфе. Зал был заполнен на две трети. Фаянийское простонародье, мускулистые бородатые рыбаки-варвары в сетчатых фуфайках, жулики, одетые шикарно в подражание знати, но безвкусно, двое горцев в серых куртках с низко надвинутыми капюшонами. Отмахнувшись от девицы, которая попыталась к нему пристать, Мартин нашел свободное место, заказал пива и вскрыл конверт.

«Наконец ты повержен! Твоя любовь тебя предала: Корнела служит мне. Когда я испытал предательство в любви, все вы меня не жалели, вот и поймешь теперь. Это счерро, нервно-паралитический бекрийский яд. Я сделал тебя беспомощным, а ты даже не помнишь, кто я такой. Людей надо заставлять. Я тебя заставлю. Я смотрю, ты здесь такой же наглый и везучий, как в прошлый раз. И ряшку такую же отъел».

Тут Мартин, прервав чтение, поглядел на свое широкое загорелое лицо, отразившееся в до блеска начищенной поллитровой кружке. «Значит, Ему еще и физиономия моя не нравится…» Хмыкнув, вернулся к письму.

«И вот твое везение кончилось! Ты будешь жить как неподвижная тяжелобольная гора плоти, это твоя расплата. Скоро я приду на тебя посмотреть. Я тебе напомню, что ты забыл, а если где-то есть остальные, они тоже заплатят. Я буду править этой Галактикой, настал мой час!»

– Амбиции у тебя, однако… – проворчал Мартин, убирая послание в карман.

Он выпил три кружки крепкого черного пива, закусывая жгучими от специй квадратиками копченого мяса, с виду похожими на подгоревшее печенье. После третьей настроение улучшилось, даже трактирные проститутки начали казаться ему привлекательными. Надираться в стельку Мартин не собирался – такой способ расслабления он никогда не одобрял. Пить можно для удовольствия. До тех пор, пока сохраняешь над собой контроль. Когда контроль кончается, это уже не удовольствие, а проблемы… Он раздумывал, заказывать ли четвертую, и тут затишью настал конец, вспыхнула драка. Небрежно распихивая дерущихся, Мартин добрался до стойки, расплатился. Потом двинулся к выходу. По дороге выбил из мелькающих рук окровавленный кастет, пару ножей, окованную металлом дубинку. Для него не составляло труда блокировать удары и отклоняться с траектории запущенных в его голову предметов, будь то пивная кружка или табурет. Участвовать в общей свалке Мартина не тянуло: у здешней публики не тот уровень, чтобы пробудить в нем спортивный интерес.

Легко перемахнув через опрокинутый стол, он толкнул дверь и вышел на свежий воздух. Снаружи было все так же сыро и облачно. Возле верхних ступенек лестницы, которая вела из полуподвала на улицу, стояло четверо мужчин в голубой униформе с кружевными декоративными бантиками, их припудренные волосы были заплетены в косы, уложенные венцом. Фаянийские полицейские, одетые и причесанные так, как предписывает Устав.

– Давно там началось? – окинув Мартина хмурым взглядом, спросил старший.

Его иссеченное рваными шрамами лицо с искривленным мясистым носом разрушало впечатление от безукоризненно изящного костюма, даже сладко пахнущая розоватая пудра не спасала положение. Наверное, служил на границе, побывал в плену у горцев, но сумел уйти живым, разве что шрамы на память остались… Приколотый к воротнику эмалевый значок пограничника-ветерана подтвердил догадку Мартина.

– Минут десять назад. Мне вот повезло выбраться.

– Это сегодня уже в третий раз, – с отвращением заметил полицейский помоложе, блондин с тонкими чертами лица.

Они расступились, пропуская Мартина.

– За мной! – приказал бывший пограничник, его сапоги застучали по ступенькам.

Остальные последовали за начальником без энтузиазма, штурмовать притон им явно не хотелось – пришивай потом оторванные бантики!

До своей гостиницы Мартин дошел пешком. Паркаты ему осточертели, а автомобили в Сирфе – большая редкость: грохотом своих двигателей и запахом выхлопных газов они оскорбляли утонченный вкус фаянийцев. Садиться в повозку, запряженную кулумом, ему тем более не хотелось. Такие повозки-фургончики, с рядами жестких деревянных скамеек внутри, курсировали по определенным маршрутам. Рельсовых путей, как в Анерьяле, здесь не было, так что на неровной булыжной мостовой фургончики немилосердно трясло. Сколько синяков осталось у него на заднице после первой же поездки, Мартин не считал. По крайней мере, их было достаточно, чтобы на будущее он зарекся пользоваться этим средством передвижения. Он согласен был получать синяки в драках, в каких-нибудь стоящих передрягах, но только не в дрянном общественном транспорте! Кроме того, кулумы – создания непредсказуемые. Иногда такая зверюга замирала посреди улицы, не дойдя до очередной остановки, задирала к небу плоскую чешуйчатую морду и принималась протяжно реветь, не обращая внимания на понукания возницы. Это могло продолжаться пять минут или час – в зависимости от настроения кулума. Поэтому не было никаких гарантий, что пассажиры попадут в пункт прибытия вовремя.

Прогулка его взбодрила. Серебряные шпили Сирфа, ветхие многоэтажные лачуги и не менее ветхие дворцы, одеяния нежных пастельных оттенков, омерзительная уличная грязь (ее не убирали, а попросту сгребали в открытые сточные канавы – при всей своей изысканности и утонченности фаянийцы не придавали большого значения гигиене). Дома, соединенные балкончиками-арками, отчего некоторые улицы превращались в сквозистые галереи. Выставленные на продажу картины: удлиненные формы, подчеркнуто-условная перспектива – и завораживающие сочетания нежных красок. Овальный бассейн посреди маленькой уютной площади, каменный бортик покрыт сложной резьбой, в мутной воде плавает кожура фруктов – оранжевая, розовая, глянцево-лиловая. «Иностранец стриженый, как дурак одетый!» – крикнул вслед Мартину оборванный мальчишка, пытавшийся длинной веткой подогнать к бортику лиловую кожицу с остатками сочной темной мякоти. Приземистое куполообразное сооружение, увенчанное тонким, как игла, шпилем. Куча кулумьего помета посреди улицы. Так как сточной канавы здесь не было, уборщик сгребал нечистоты широкой деревянной лопатой к стене ближайшего дома. Действовал он умело, с профессиональной сноровкой, не подвергая риску свою униформу с нарядными оборками и украшенные латунными пряжками сапоги.

К тому времени, как Мартин добрался до гостиницы, о своем коротком романе с Корнелой бан Кунарда он уже вспоминал без раздражения, с внутренней ухмылкой. Часть фаянийской экзотики… Впрочем, не только фаянийской. Подумав об этом, он слегка нахмурился: чокнутого преступника, который подчиняет своей воле кадмийцев с неустойчивой психикой, да еще и раздает им в обход закона высокотехнологичное оружие, надо обезвредить, пока тот не успел натворить здесь дел похуже.

«Завтра же отправлю на орбиту подробный доклад, – решил Мартин. – Открытым текстом. Само собой, его перехватят все, кому не лень – что и требуется. Может, по образцам почерка кто-нибудь признает этого субчика, и официальные представители его мира постараются его выловить».

Трехэтажная гостиница, недавно заново оштукатуренная (что вообще-то большая редкость для Сирфа), выделялась среди выцветших окрестных построек: яркий лимонно-желтый фасад с многоточием белых розеток. Не доходя до нее, Мартин свернул в проходной двор на противоположной стороне улицы, остановился под аркой дома напротив и достал из кармана техносканер. В первом режиме – ничего, во втором – ничего… Никакой работающей электроники поблизости нет. На всякий случай он переключил сканер в режим повышенной чувствительности. Сожрав за считаные секунды половину мощности энергокристалла, прибор выдал все то же заключение: чисто.

«Так недолго и параноиком стать, – недовольно подумал Мартин, убирая сканер. – Ну, пусть этот мерзавец мне попадется…»

Прежде чем выйти на открытое место, он вытащил из плоской кобуры под мышкой импульсный пистолет и сунул в карман. У Корнелы было достаточно времени, чтобы доложить своему покровителю о провале. Значит, можно ждать нового покушения… Собранный, готовый к схватке, Мартин пересек улицу, взбежал по ступенькам, вошел в вестибюль гостиницы, устланный добела вытертыми старинными коврами – лишь кое-где сохранились фрагменты головоломно-прихотливых узоров. В вестибюле толпился народ: постояльцы, прислуга, двое полицейских, хозяин с домочадцами. Бледные, перепуганные. Чей-то ребенок тихонько всхлипывал. Когда появился Мартин, все взгляды обратились на него. Повисло молчание.

– Ну? – гадая, какую же пакость подстроил его анонимный противник на этот раз, спросил Мартин.

– У вас в комнате… – с трудом вымолвил хозяин. Его губы тряслись.

– Что у меня в комнате?

Видимо, пока он гулял, в номер подбросили труп. Дешевый трюк. Придется удирать: ему пора отправляться в Валвэни, на объяснения с полицией сейчас просто нет времени. Ответ хозяина, однако, перечеркнул эти нехорошие подозрения:

– Там демон. Потусторонний демон, такой ужасный… Огромный, со щупальцами, весь покрыт инфернальной слизью…

– Всего-то? – усмехнулся Мартин.

Ясно, голограмма. Пожав плечами, он направился к лестнице. Следом двинулись полицейские и вооруженный дубинкой гостиничный вышибала. За ними на некотором расстоянии поплелся хозяин, больше никто не пожелал присоединиться.

Мартин поднялся на второй этаж, свернул в коридор, обшитый рассохшимися панелями темного дерева. Оглянувшись на сопровождающих, достал оружие, пинком распахнул дверь в свою комнату и сразу же отступил к стене. В комнате кто-то тяжело возился. Держа пистолет наготове, Мартин осторожно выглянул из-за косяка.

Это была не голограмма. В углу сидела живая тварь размером с обеденный стол, мертвенно-сизая, с двумя парами горящих желтых глаз и пучками конвульсивно извивающихся щупалец разной длины. Увидав человека, тварь сипло заклокотала. Кадмийский цефалопод, обитает в тропических водах. Мартин знал о них, но не предполагал, что среди них есть настолько крупные экземпляры. Хозяин за его спиной рыдающим голосом бормотал какую-то молитву.

– Не бойтесь, это просто животное, – бросил через плечо Мартин. – Оно не опасно.

Цефалопод был густо облеплен паутиной, крошками, мелким мусором, который здешняя прислуга, несмотря на все требования Мартина, так и не удосужилась вымести из комнаты. Скатавшаяся в шарики слизь тоже собрала с полу изрядное количество пыли. Слизистые монстры – это, конечно, очень эффектно. До тех пор, пока они пребывают в естественной для них обстановке. Сейчас цефалопод издыхал. Припомнив, где у этих моллюсков находятся жизненно важные органы, Мартин нажал на спуск. Он не любил, когда животные напрасно мучаются. Бесформенная сизая туша в последний раз содрогнулась и застыла. Глаза погасли, щупальца перестали шевелиться. Хозяин гостиницы со стоном вздохнул. Мартин исподлобья поглядел на него и сказал:

– Если вы еще раз заявите, что в этой комнате нет ни пылинки, я заставлю вас съесть на ужин собственный язык. Это во-первых. А во-вторых, кто притащил эту несчастную тварь ко мне в номер?

– Это же демон… – потерянно развел руками хозяин. – Сам явился…

– Черта с два – сам! Эти существа живут в Корбрийском океане, около экватора. Его принесли сюда в емкости с водой, иначе бы он еще по дороге отдал концы. Кто из ваших людей мог это сделать?

Хозяин утверждал, что никто. Полицейские и вышибала, рассматривая мертвого моллюска, обменивались впечатлениями. Один из них, осмелев, ткнул неподвижную студенистую тушу носком сапога. Тут Мартин заметил на туалетном столике конверт.

– Я съезжаю отсюда, – процедил он сквозь зубы. – Когда я утром вышел прогуляться, комната была в порядке, если не считать грязи. А вы что устроили в мое отсутствие?

– Демон явился сам… – опять начал хозяин, но, встретив взгляд постояльца, замолчал.

Мартин слегка пожалел его: похоже, он и правда ни при чем, цефалопода приволокли в номер без его ведома. Вероятно, таинственный Он подкупил кого-то из гостиничной прислуги. Идиотская шутка… А вот с новым письмом надо поосторожней.

Для начала Мартин просканировал запечатанный конверт: чисто, никакой электроники. Взрывного устройства там нет, но бумагу можно смазать ядом. Натянув тонкие пластиковые перчатки, он убрал письмо в герметичный пакет, какими пользуются ученые и оперативники. Сложил свое имущество в желтый кожаный чемоданчик зитанийского производства и, не прощаясь, покинул гостиницу. Полицейским было не до него: они все еще потрясенно разглядывали цефалопода. Мартин подумал, что хозяин, когда очухается, сможет недурно заработать, если продаст убитую тварь какому-нибудь богатому коллекционеру.

Дойдя за сорок минут до южной окраины Сирфа, он нанял автомобиль. Грунтовая дорога петляла среди куцых светло-зеленых рощиц. Справа, за деревьями, протянулась череда наползающих друг на друга холмов, они заслоняли море. Облачная крыша давила на мир, над землей плыл тяжелый аромат цветов, синевших в траве, на обочинах, в живых изгородях вокруг неказистых лачуг с односкатными крышами. Мартина охватила сладкая горечь, под ложечкой заныло. В следующее мгновение он спохватился и надел загодя приготовленный респиратор. Из сока этих цветочков фаянийцы делают наркотические духи. Через неделю начнется сезон сбора, жители окрестных деревень будут осторожно срезать серповидными ножами созревшие бутоны с влажными иссиня-черными сердцевинками. А пока они вовсю блаженствуют – как и многочисленные компании горожан, которые устроились среди высокой травы. Никто не шумел, затуманенные взоры были устремлены вдаль. Мартин искоса наблюдал за кайфующим шофером и одновременно за дорогой, готовый, если понадобится, перехватить управление. Наконец машина миновала опасную зону, справа и слева потянулись возделанные огороды. Для страховки выждав еще с минуту, Мартин снял респиратор. Несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, прочищая легкие.

– Какое райское блаженство… – прошептал шофер.

Его взгляд блуждал, на щеке блестела слеза. Потом он вспомнил, что ему еще и обратно по этой дороге ехать, и приободрился.

Бронекар был спрятан в дощатом сарае среди скал, в сотне метров от рыбацкого поселка. Продав в Сирфе синтетический рубин, Мартин хорошо заплатил рыбакам за аренду сарая, поэтому его тайнами они не интересовались. Возле сарая стояли две парусиновые палатки, здесь жили нанятые Мартином плотники. Их труд тоже был щедро оплачен, и они делали то, что от них требовалось, хотя затея нанимателя представлялась им, мягко говоря, странноватой. Сам Мартин вместе с агентами ЛОСУ жил в бронекаре.

Поглядев на рыбацкие хижины с односкатными крышами, темные на фоне туманного зеленовато-серого моря, на скучные белесые скалы, на две длинные мачты, лежавшие на каменистой земле за палатками, он отправился к себе. Машина была почти готова к броску через океан. Бригада плотников возилась с наружной обшивкой. В свете прикрепленных к поперечным балкам прожекторов преображенный бронекар выглядел весьма впечатляюще. Пахло свежей древесиной, краской и рыбой – раньше в сарае была коптильня.

Мартин забрался в кабину, включил анализатор, достал из чемоданчика пакет с письмом. Сунул его в контейнер для образцов и уставился на экран. Послание было тщательнейшим образом проверено, однако никакого подвоха не обнаружилось – ни яда, ни опасных бактерий. Алзонская синтетическая бумага фирмы «Адэ». Лидонская черная паста № 125. Обычные для Кадма микрокультуры. И все.

Насвистывая, Мартин уже без всяких предосторожностей извлек конверт из анализатора и распечатал.

«Ты выгадал отсрочку, но от меня не уйдешь. Я еще увижу тебя раздавленного! За то, что вы со мной сотворили. Мою душу растоптали ногами, меня убили, и я не знаю, что было потом, пока не попал сюда. Ты не помнишь, как я просил, чтобы ты меня спас, а ты не захотел помочь. Я-то теперь все вспомнил. Эта Галактика будет под моей пятой, а за ней и другие галактики, и я всех найду. Роковой Ужас, который обрушился сегодня на твое обывательски-уютное жилище (Мартин приподнял брови: очевидно, здесь имеется в виду издыхающий цефалопод?) – всего лишь предвестье того Ужаса, который по моей воле сотрясет ваш никчемный мир!

Я помню свою смерть. Вы пришли втроем – она, ты и тот накачанный аристократический ублюдок, который хотел изрубить меня на куски. Вы были озверевшие. Ты сказал, что меня за то, что я сделал, пристрелить мало. Никто не понял величия моего Поступка. Она меня убила, а ты стоял рядом и не возражал, хотя я обещал заплатить, если вмешаешься. У меня не было денег, но я же тебе их обещал! Ты сам виноват, что навлек на себя мою справедливую кару. Никто не может представить, было что-то невыносимо кошмарное, хуже обычной смерти. Она почти дотла выжгла мою душу своим ледяным черным огнем, но я уцелел как несомая ветром песчинка и попал сюда. Смотрю – ты теперь тоже здесь и вовсю процветаешь. Но это уже недавно. А сначала я два раза был дебилом, пока опять не родился нормальным. В этом виноваты вы все! И я бесконечно страдал, во мне до сих пор живет старая боль.

Четыре стандартных года назад мы прилетели на Кадм, потому что хотели найти тут золото, а нашли ЭТО. И ЭТО вернуло мне память о прошлом и наделило меня Всемогуществом. Трепещите, скоро я займу то место, которое всегда было моим по праву! Грядет Новая Пора Человечества!»

Мартин отложил листок, задумчиво потер подбородок. Бред параноика, ничего больше… ЭТО – фаянийские наркотики? Скорее всего.

Внутренняя дверь приоткрылась, в кабину заглянул один из агентов, Кимус – худощавый человек средних лет, с изогнутыми светлыми бровями, что придавало его лицу обманчиво-удивленное выражение.

– У тебя юмор висельника, Мартин. Ты нацепил эту штучку по случаю предстоящего путешествия?

– Какую штучку?

– Вот эту.

Кимус показал на брошь, приколотую к его лацкану, Мартин успел про нее забыть.

– Подарок бывшей любовницы, – объяснил он неохотно. – Мы с ней сегодня расплевались.

– И правильно сделали, раз она дарит тебе такие сувениры.

Мартин отцепил брошь, потрогал пальцем самую крупную из коричневатых жемчужин.

– Ты не в курсе, что она символизирует?

– В курсе, – кивнул Кимус. – Предопределенное свыше несчастье, вроде внезапной смерти или тяжелого увечья. Например, тебе на голову свалится кирпич, только не случайно, а по велению высших сил. Знак жертвы. Мы всю эту символику наизусть выучили, перед тем как сюда внедриться.

Мартин беззвучно выругался: прояви он чуть побольше смекалки, еще в Торговом Городке сообразил бы, что Корнела затеяла грязную игру!

Кимус ушел. Во второй раз перечитав письмо, Мартин состроил недовольную гримасу. Наконец-то он получил послание, в котором анонимный враг удосужился сообщить, при каких обстоятельствах они сталкивались раньше… Масса интересных подробностей. И он бы наверняка вспомнил этого типа, если б не одна неувязка. Маленькая, но существенная: в жизни Мартина Паада не было даже отдаленно похожего эпизода. Свихнувшийся преступник перепутал его с кем-то другим.

Глава 6

Двухмачтовое судно держало курс на запад. Как и многие современные чадорийские корабли, оно совмещало в себе парусник и пароход. Сейчас паруса были убраны, зато из трубы валил дым, и судно резво рассекало слепящую дорожку, двигаясь прямо на оранжевое солнце Кадма, повисшее над горизонтом. Правда, шло оно слишком быстро для чадорийского парохода… При ближайшем рассмотрении можно было заметить еще кое-что: у него почти отсутствовала осадка, а высокий пузатый корпус бросал вызов и теории кораблестроения, и здравому смыслу – такая штуковина должна завалиться набок максимум на пятой минуте после спуска на воду. Тем не менее судно не тонуло и с каждой минутой приближалось к цели – скрытому за горизонтом материку Валвэни. Экипаж в лице Мартина Паада пил пиво на капитанском мостике. Был мертвый штиль, тронутые нежной позолотой перистые облака словно приклеились к вечернему небу. Если верить локатору, никто за ними не прятался. Водная равнина тоже не таила никаких опасностей: для того, чтобы напороться на рифы, нужна какая ни на есть осадка, а откуда она возьмется у корабля, который идет на магнитной подушке?

Корпус этого единственного в своем роде судна вместе с мачтами, парусами, надпалубными постройками и внушительной трубой представлял собой сплошную бутафорию. Деревянный футляр, надетый на бронекар. Шлейф дыма обеспечивала спрятанная в недрах трубы дымовая граната. «Антисканер-206-Z», новейшая лидонская модель, сводил на нет любые попытки исследовать судно невизуальными способами. Мартин не торопился с выводами, но все говорило за то, что ему удалось-таки обвести вокруг пальца воздушные патрули. По крайней мере сейчас его никто не сопровождал. Усмехнувшись, он подставил лицо полному солоноватых брызг ветерку, возникавшему за счет быстрого движения вперед. Окружающее пространство как будто застыло, если не считать сползающего к горизонту солнца. Компьютер предсказывал близкую бурю, но бронекару она не страшна… другое дело, что не хотелось бы раньше времени лишиться маскировочной обшивки.

Мартин покинул Сирф на рассвете. Агенты ЛОСУ должны были после его отплытия отправить на лидонский звездолет доклад о криминальной деятельности на Кадме неизвестного преступника, и Мартин надеялся, что кто-нибудь да заинтересуется «подвигами» этого парня. Жаль, самому некогда с ним разобраться. Допустим, Джавао Марчангри и Корнела бан Кунарда сами напросились: есть такая порода людей, которые только и ждут, чтобы какой-нибудь лидер одурачил их, лишил последних остатков внутренней свободы и повел за собой – неважно куда. Как правило, чем одиозней лидер, тем больше фанатизма проявляют ведомые. Их проблема. Но искалеченный Валтей Митгегри пострадал ни за что, и кто-то должен за это заплатить.

Небо на юго-западе, еще несколько минут назад однородно-золотистое, набухло темной кляксой. Вот он, шторм. Дождавшись, когда темное разрослось, а штиль сменился волнением, Мартин открыл люк и спрыгнул на крышу бронекара. Тут, внутри, было тесно, сыро, гудели двигатели, бурлила внизу вода. Сквозь щели в деревянном корпусе проникали солнечные лучики – световые точки на тусклой броне. Мартин на четвереньках добрался до кабины, спустился, цепляясь за привинченные к внутренней стороне корпуса металлические скобы, и, повиснув напротив дверцы, приложил большой палец к замку. Дверца открылась. Плюхнувшись в кресло перед пультом, он дал команду загерметизировать бронекар. Теперь его связывали с внешним миром только сенсоры и видеокамеры, выведенные на корпус.

На экране он видел лохматое выцветшее небо, взбаламученный океан. Солнце исчезло, а вскоре сгустилась тьма, и Мартин переключил монитор в инфракрасный режим. Светящиеся цифры в нижнем правом углу сообщали информацию о скорости ветра, атмосферном давлении, температуре воды и воздуха, магнитных аномалиях, рельефе дна, высоте волн. Скорость ветра слишком велика, чтоб ее игнорировать, отдельные порывы достигают ураганной силы. Если бы бронекар мог погрузиться под воду, как субмарина… Такого варианта конструкторы не предусмотрели. Включив взлетно-посадочные двигатели, как основные, так и резервные – на всякий случай, Мартин поднял машину повыше и завис, борясь с ветром: двигаться вперед не было никакой возможности. Хорошо еще, если не снесет… Не будь на орбите инопланетных патрулей, он ушел бы в верхние слои атмосферы, но при нынешнем раскладе этого лучше не делать. Глядя с прищуром на экран, Мартин попытался представить, как выглядит его средство передвижения со стороны: несуразный пароход-двухмачтовик, парящий над взбесившимся океаном… Вот так и рождаются легенды о кораблях-призраках!

Шторм стих после полуночи. Посадив бронекар на магнитную подушку, Мартин выбрался на палубу проверить свое хозяйство. Обе мачты исчезли, от бушприта остался метровой длины огрызок. Жестяная труба накренилась и вдобавок была сильно помята – видимо, на нее упала мачта. Он вытащил наверх сумку с инструментами и за полчаса привел трубу в порядок: пусть судно потеряло право считаться парусником – в распоряжении Мартина остался вполне приличный пароход, и никто не сможет сказать, что это не пароход, пока не рассмотрит вблизи… Ну, а рассматривать свое детище вблизи он никому не позволит. Самое главное, корабль должен выглядеть так, чтоб у воздушных патрулей не возникло повышенного интереса, ведь они, если заинтересуются, в два счета раскусят его маскировку.

Завершив работу, Мартин некоторое время любовался морем. Беспокойно плескались темные блестящие волны, вода местами флуоресцировала, маленькая красноватая луна висела в зените, почти не давая света. Потом спустился в кабину, включил локатор: наверху никого. Бронекар лег на прежний курс и помчался вперед на ионной тяге, наверстывая упущенное. Лишь когда начало светать, Мартин снизился и перешел в режим движения на магнитной подушке. Установил в трубе новую дымовую гранату (прежняя потерялась во время шторма), а сам прилег вздремнуть в кресле перед пультом. Компьютер должен был разбудить его, если произойдет что-нибудь непредвиденное. И разбудил, спустя два часа.

Услыхав тревожный звуковой сигнал, Мартин рывком сел. Моргая спросонья, впился взглядом в экраны: погода хорошая, никто не нападает… А впереди, посреди пустого океана, высилась правильная округлая арка тридцатиметровой высоты. Идеально очерченная, цвета слоновой кости, покрытая сероватыми разводами. Оба конца уходили под воду. Компьютер определил ее как «неопознанный объект, предположительно опасный». Бортовой монитор давал отличное качество изображения, и Мартин мог разглядеть мельчайшие детали: арка влажно блестела в лучах утреннего солнца, по ней перетекали снизу вверх и опять сверху вниз еле заметные утолщения… Эта штука живая! Локатор сообщил о присутствии впереди по курсу большой плотной массы. Во время своего прошлого визита на Кадм Мартин ознакомился с трудами наиболее известных чадорийских естествоиспытателей, но нигде не встречал упоминаний о таких существах. Зато моряки в портовых кабачках Кардубы, Зитана и Фаяно, захмелев, рассказывали о монстрах, обитающих в океане, он досыта наслушался этих баек. Значит, не врали…

Скрепя сердце Мартин поднял бронекар в воздух. Ему очень хотелось задержаться здесь подольше. Хотелось спустить за борт дистанционно управляемые боксы с видеокамерами и датчиками, хотелось надеть гидрокостюм и посмотреть, как выглядит это создание под поверхностью океана… Некогда. На всякий случай засек координаты, хотя вряд ли оно будет терпеливо ждать, пока Мартин Паад закончит свои дела в Валвэни и вернется обратно.

Когда бронекар приблизился, арка содрогнулась и ушла под воду. На том месте, где она торчала, взметнулась туча брызг. Мартин вновь посадил машину на вспененные серо-зеленые волны. Имея в виду, что животное может атаковать бронекар, он не хотел тратить драгоценное время на драку, но коренной обитатель Кадма и сам не пожелал с ним связываться.

Завтракая, он с возросшим любопытством следил за картинками на обзорных экранах, однако ничего подобного больше не увидел. Вскоре сгустился туман, экраны затянула белесая пелена. Мартину это было на руку: он поднял машину и полетел на ионной тяге. Отличная погода… После полудня бронекар опять выскочил в зону нормальной видимости, пришлось приводниться и сбавить скорость. День был облачный, ветреный. Постояв немного на мостике и промокнув до нитки, Мартин спустился вниз, выпил большую кружку крепкого горячего кофе, вновь просмотрел материалы об участниках лидонской экспедиции, которыми снабдило его ЛОСУ. Потом вызвал на экран карту самого большого из трех кадмийских материков и долго изучал ее, хмурясь. Необъятная территория. Искать тут группу из шести человек – это еще хуже, чем искать иголку в стогу сена. ЛОСУ умеет ставить задачки.

Ночью – новый рывок. Штормов больше не было, бронекар покрыл порядочное расстояние, и под утро, когда посветлевшее небо приобрело янтарный оттенок, линия горизонта на экране переднего обзора превратилась в толстую неровную полосу. Валвэни.

Поднимая тучи песка, неуклюжее судно вылетело на пляж в небольшой уединенной бухточке. Похожие на крабов многоногие создания бросились врассыпную, грузные птицы с куцыми оранжевыми хохолками, встревоженно вереща, взмыли в воздух. Мартин понимал их реакцию: если б он сам стал свидетелем такого события, он бы тоже слегка опешил. По крайней мере, в первый момент. С бухтой ему повезло – судя по обилию живности, люди здесь редкие гости.

После плотного завтрака Мартин, орудуя ломом и топором, освободил бронекар от деревянного футляра. Море оставалось спокойным, по небу плыли редкие облака. Со стороны материка обзор заслоняли испачканные птичьим пометом скалы. Отсюда пятьсот с лишним километров до Эгтемеоса – международного космопорта, который был построен десять стандартных лет назад и функционировал до тех пор, пока Кадм не закрыли для посещений. Не исключено, что выжившие участники экспедиции находятся там. Это единственное общеизвестное место встречи для потерявшихся в Валвэни инопланетян. Мартин решил начать поиски оттуда. Уже перевалило за полдень, когда он окончательно расправился с маскировкой и покинул бухту. На песке осталась лежать куча изрубленных досок, чуть поодаль валялась выкрашенная черной краской жестяная труба. Хрупкие кадмийские крабообразные нерешительно подбирались к ней, шевеля глазами на тонких стеблях.

Бронекар катил по бездорожью, справа и слева расстилались сглаженные пейзажи в желтоватых тонах. Поросшие кустарником равнины, округлые холмы, иссеченные трещинами глинистые проплешины. Зона солончаков. Здешняя растительность, жесткая, блеклая, с мощной корневой системой, упорно боролась за выживание, вытягивая соки из скудной почвы. Зверей Мартин почти не видел, лишь изредка среди кустарника мелькало что-то юркое, окрашенное под стать окружающей среде.

Потом появилась дорога. Неширокая, пыльная, она протянулась с юга на север. Мартин пересек ее и продолжил путь на запад. Вскоре начали попадаться водоемы, фруктовые рощи, загоны для скота, огороды, деревни – если можно назвать деревней систему нор и туннелей, пронизывающую недра холма. Каждый из таких холмов щетинился выведенными на поверхность вентиляционными трубами и был окружен частоколом. Глина в этих краях слишком рассыпчатая, на кирпичи не годится. Лишь изредка можно найти хорошую, вязкую – она идет на гончарные изделия. Дерева здесь тоже слишком мало, чтоб оно могло играть роль основного строительного материала. Из него делают внутренние перекрытия, двери, мебель. Мартин знал, что полы внутри жилых холмов дощатые, а земляные стены задрапированы толстыми коврами. Воздух там тяжелый, спертый, несмотря на вентиляцию. Вот так и живут валвэнийцы, предки которых прилетели сюда на межзвездных кораблях.

Через десяток-другой километров пришлось выехать на проселок – вся остальная территория была либо возделана, либо занята небольшими огороженными пастбищами, а Мартин не хотел осложнять жизнь местным крестьянам, распугивая их скот. Густонаселенный район. Похоже, что в округе не осталось ни одного необитаемого холма. Гладь прудов пересекали деревянные мостки, посреди полей торчали вышки со смотровыми площадками – темные силуэты на фоне заката. А народу было маловато: присматривали за скотом подростки-пастухи, на вышках дежурили сторожа да сидели дряхлые старики возле распахнутых дверей, и Мартин недоумевал – куда же все подевались? – пока проселок не слился с другим и он не увидал впереди, на дороге, толпу. Мужчины и женщины в шароварах и подпоясанных широкими кушаками длиннополых халатах (одежда тех и других отличалась только расцветкой – женщины носили более яркую, с пестрой вышивкой) двигались в одном направлении. Мартину поневоле пришлось сбросить скорость, не было никакой возможности объехать шествие – по обе стороны от дороги стеной стояли деревья с изжелта-зеленой листвой и гроздьями больших темных плодов. Он пристроился в хвосте. Крестьяне с опаской оглядывались на бронекар, но молчали.

Изучив обстановку, Мартин сделал вывод, что это не народные волнения: никто здесь не размахивал ножами и вилами и не распевал революционных песен. Но и на праздник не похоже. Люди шагали молча, целеустремленно. Справа открылся еще один проселок – заполненный прозрачным янтарным светом пустой коридор меж двух фруктовых садов, уходящий на северо-запад, но Мартин не стал сворачивать: он был заинтригован.

Толстая броня машины приглушала внешние звуки, поэтому протяжные завывания, доносившиеся издалека, он уловил не сразу, вначале ему сообщил о них компьютер. Через некоторое время Мартин и сам услыхал их. Близкие по частоте к инфразвуку, относительно негромкие, монотонные, они наводили тоску. Будь они на несколько тонов пониже, за порогом обычного человеческого восприятия – и народ разбежался бы, а сейчас люди продолжали двигаться к их источнику, хоть и испытывали дискомфорт. Поморщившись, Мартин включил акустическую защиту. Пока бронекар тащился за толпой со скоростью пешехода, он успел перекусить и свериться с картой: впереди находится один из Х-объектов – реликт, созданный предположительно негуманоидной кадмийской цивилизацией. До него около двух километров. Похоже, как раз туда все и направляются.

Внезапно садовые массивы расступились, открывая выход на коричневато-желтую равнину. Посреди равнины высился холм, наверняка рукотворный – мало того, что он имел идеально правильную форму, его вдобавок опоясывали окруженные перилами террасы. Там толпились люди. На плоской верхушке холма было установлено странное сооружение из надутых мешков, тонких трубок и шипастых спиральных раковин – тот самый инструмент, из которого трое музыкантов в ослепительно-белых одеяниях извлекали заунывные звуки. Задействовав оптику бронекара, Мартин с минуту разглядывал эту штуку на экране.

Солнце скрылось за холмом, оконтуривая его размытым сияющим нимбом. Позади, на востоке, небо уже начало приобретать кофейный оттенок. Вдалеке виднелись еще холмы – неизвестно, обитаемые или нет. Судя по тому, какая тут высохшая глинистая почва, дальше опять начинаются пустоши, непригодные для земледелия. А левее первого холма торчало спиралевидное сооружение пятнадцатиметровой высоты, снизу доверху издырявленное отверстиями разной величины. Гигантская воронка, расширяющаяся к небесам, острием вонзенная в землю – под углом, с заметным наклоном. Выбеленный солнцем костяк ископаемой твари. Вот первая мысль, которая приходила в голову стороннему наблюдателю, и она была не такой уж ошибочной: исследования показали, что эти реликты по своей структуре близки к костной ткани, только намного прочнее. Человеческая промышленность аналогов не знала. Видимо, древние кадмийцы применяли биотехнологию: выращивали объект (постройку? механизм?), а потом удаляли мягкие ткани. Либо же эта штука формировалась как коралл. Для чего предназначались Х-объекты, выяснить до сих пор не удалось. Все говорило о том, что ими давно уже никто не пользуется, однако приборы фиксировали рядом с ними слабые колебания гравитационного, электрического и магнитного полей, а компьютеры начинали давать сбои. Вовремя вспомнив об этом, Мартин затормозил на почтительном расстоянии от Х-объекта, хотя мог бы подъехать ближе, обогнув толпу.

На вершине холма появился обрюзгший мужчина в пламенеющем на солнце венце. Музыканты, оставив в покое свой инструмент, опустились на колени. Собравшиеся люди тоже опустились на колени, и Мартин смог увидеть то, что прежде заслоняли их спины: привязанного к столбу у подножия холма человека, до колен обложенного вязанками хвороста. Мужчина в венце поднес ко рту пестро раскрашенный рупор. Убрав акустическую защиту, Мартин включил синхронный перевод: клокойский язык, один из множества языков Валвэни. Бортовой компьютер идентифицировал его за десять секунд, из динамика полился приятный женский голос:

– …Не кланялся высшим, как подобает, неправильно кланялся, оскорбляя священное достоинство держателей Драгоценных Холмов. И еще каждый вечер, вкусив за общим столом благословенной еды, очищенной молитвами держателей, уединялся ото всех взоров и творил непотребную волшбу: тер зубы свои мерзким приспособлением, изготовленным из дерева и нечистой свиной щетины, дабы распечатать уста свои для преступных речей. А устами своими изрекал он воистину непотребное: будто народ Драгоценных Холмов не должен держателей слушать, будто бы глину надо смешать с соком ичарел-дерева, что растет на севере за живыми озерами, и лепить из той глины кирпичи, и строить дома, как строят безумные варвары. Будто бы детей обоего пола надо сызмальства обучать письму и счету дальше десяти, между тем известно, что тайнопись и тайный счет – держателей достояние, и ежели простых людей таким сокровенным наукам учить, у тех несчастных мозги из носа полезут, и все издревле об этом знают. Таким образом, злоумышлял он злокозненно, через учение, истребить народ Драгоценных Холмов, начиная с малых невинных детей. И такими колдовскими противоестественными преступлениями он заставил небеса над нашей землей содрогнуться…

Прибавив громкость, Мартин открыл скользящую дверцу арсенала, расположенного сразу позади кабины, и натянул армированный комбинезон. Надел защитный шлем – модель, созданную лидонскими военными конструкторами по образцу знаменитых денорских шлемов. Впрочем, по образцу – громко сказано. Разобраться с денорскими шлемами до сих пор не удалось, их электронная начинка при попытке вскрытия мгновенно самоуничтожалась. Да так, что от встроенного генератора силового поля оставалась всего лишь щепотка пыли. Секрет «маски» – возникающего перед лицом энергетического щитка – тоже никто из инопланетных ученых пока не разгадал. Это факт, что снаружи «маска» выглядит как серебристая решетка, скрывающая лицо, однако обладателю шлема она обзор не заслоняет. Следовательно, сам денорец в шлеме с активированным щитком этой решетки не видит?.. Выяснить невозможно: денорские шлемы распознают своих законных владельцев, и на чужой голове такая штука ведет себя как обыкновенная шляпа.

– …И вынесли решение предать гнусного колдуна сожжению, искренне скорбя и проливая слезы о его заблудшей душе…

К левому предплечью Мартин пристегнул небольшой огнетушитель, предназначенный специально для того, чтобы сбивать пламя с людей. Надел кобуру с парализатором, приладил за спиной ножны с мечом. Перед тем, как покинуть бронекар, ввел в компьютер особую команду. Лучше бы, конечно, подкатить прямо к месту экзекуции, но он опасался, что рядом с чертовым реликтом компьютер зависнет.

Спрыгнув на обожженный солнцем бурый суглинок, утыканный редкими пучками колючих желтых листьев, он широкими шагами направился к холму. Вскоре ему пришлось лавировать среди тесно сгрудившихся коленопреклоненных валвэнийцев. Люди на террасах занервничали, кто-то выкрикнул команду лучникам, которые выстроились на нижней террасе – шеренга бритоголовых мужчин в одинаковых бежевых халатах с красными кушаками. Не замедляя темпа, Мартин вытащил меч и завертел перед собой, отбивая стрелы. Вшитые в комбинезон пластины из сверхпрочного сплава и заполняющая пространство между ними мелкоячеистая стальная сетка гарантировали стопроцентную защиту от холодного оружия, но ему неохота было получать синяки.

Венценосный держатель что-то проорал в рупор.

Разрубив в воздухе пару копий, Мартин перепрыгнул через передние ряды и оказался возле столба. Позади кто-то вскрикнул: еще одно копье, пролетев мимо цели, нашло свою жертву в толпе. Юная девушка с распущенными волосами, в венке из засушенных цветов, шагнула к столбу, крепко сжимая в руках факел. Ее детское личико сосредоточенно хмурилось. Вряд ли она сознавала, что собирается убить человека: она делает то, что велели мудрые держатели, она конечно же поступает правильно… Все на нее смотрят, и ритуал такой торжественный! Еще больше побледнев от ощущения своей значительности, она поднесла факел к крайней вязанке хвороста, но тут непонятно откуда взявшееся чудовище в странных доспехах вскинуло левую руку – прямо из руки ударила струя пены, и факел погас. Девушка замерла, обиженно морщась, не зная, что делать дальше. Один из стражников оттолкнул ее назад и замахнулся на пришельца мечом, но через секунду сам отлетел в сторону, получив удар под коленную чашечку. Пустить в ход меч он так и не успел.

Привязанный к столбу моргал, близоруко щурясь. Мартин наискось полоснул по веревкам и рассек их, не задев кожу человека. Продолжая вращать меч, другой рукой он сгреб «колдуна» за одежду и выволок из-за груды хвороста. Одного взгляда хватило, чтобы понять: драться рядом с ним спасенный не сможет – он избит, перепуган, еле держится на ногах. Значит, придется пробиваться к бронекару, полагаясь только на себя, да еще и присматривать, чтобы новый знакомый не получил стрелу под ребра – а то зря, что ли, старался?

Движение слева. Развернувшись, Мартин выбил меч у очередного стражника, мощным пинком отшвырнул другого. Энергетический щиток перед лицом (снаружи он в отличие от денорских выглядел как туманное пятно) слегка размывал очертания, придавая предметам голубоватый оттенок, но ориентироваться не мешал. Разве что приходилось постоянно делать поправку на размытость. Между тем народ Драгоценных Холмов, поднявшись с колен, начал угрожающе надвигаться на Мартина и «колдуна». Венценосный держатель опять что-то кричал в свой рупор, но без перевода Мартин не понимал ни слова. Очевидно, тот науськивал толпу. Мартин от души выругал себя за то, что установил слишком большую задержку, вводя в компьютер спасительную команду. Скользя вокруг своего подопечного, все еще до конца не опомнившегося, он отбивал стрелы, копья, мечи, ножи, наносил удары ногами, а порой использовал в качестве оружия огнетушитель, направляя струю пены в глаза тому или иному обнаглевшему противнику: безопасно для жертвы, зато эффективно.

– Перережьте мне горло! – попросил вдруг «колдун» по-чадорийски. – Пожалуйста… Пока они опять меня не схватили!

Мартин не ответил, он берег дыхание. Их окружали два плотных живых кольца: вооруженные стражники и на некотором расстоянии крестьяне. В одиночку он бы в два счета прорвался. Когда же, наконец…

И тут взвыла сирена бронекара. Оглушительный пронзительный звук ударил по барабанным перепонкам так, что даже Мартин скривился, хотя его уши отчасти защитил акустический фильтр шлема. Чадориец закатил глаза, пошатнулся, Мартин вовремя успел подхватить его и взвалить на плечо. Люди морщились, хватались за головы, падали на колени. Бросив меч в ножны, Мартин вклинился в толпу. Одной рукой он придерживал обмякшее тело «колдуна», другой отшвыривал с дороги валвэнийцев. Добежав до бронекара, ввалился в кабину, заблокировал дверцу и первым делом вырубил сирену. Наступила чудесная тишина. Положив чадорийца в кресло, Мартин поглядел через лобовое стекло на равнину: люди понемногу приходили в себя. Хотелось надеяться, что никто здесь не оглох по его вине.

Не обращая внимания на двинувшихся к бронекару стражников, Мартин снял шлем, перенес «колдуна» в небольшой, зато хорошо оснащенный медицинский отсек и включил аппаратуру. Не сказать, что сердце в норме, но работает прилично. Сломаны три ребра. Множество синяков и ссадин. Вывихнуты суставы пальцев на обеих руках.

Веки дрогнули, человек приоткрыл глаза – бледно-серые, усталые, с набухшими на белках кровавыми прожилками.

– Я ничего не чувствую… – хрипло сказал он по-чадорийски.

– Анестезия, – объяснил Мартин.

Чадорийцу было лет тридцать пять. Светлокожий, худощавый, угловатый, начинающий лысеть, сейчас он выглядел изможденным и больным, но вряд ли был слабаком, раз в одиночку путешествовал по Валвэни. Длинные темные волосы, слипшиеся от пота и грязи, свисали сосульками, кожа на изящных руках загрубела, и все равно в нем угадывалось нечто неистребимо-аристократическое. Он зашевелился, попытался сесть.

– Не надо, – удержал его Мартин. – Лежите пока. Моя техника просигналит, когда лечение будет закончено.

Оставив чадорийца, он вернулся в кабину. Народ Драгоценных Холмов был настроен решительно: стоило Мартину миновать карантинную камеру между медотсеком и коридором, как его барабанные перепонки подверглись атаке – оглушительный грохот, лязг металла о металл, близкие к инфразвуку завывания музыкального инструмента, установленного на верхушке холма. Эта какофония не могла прорваться сквозь звукоизоляцию медотсека, зато во всех остальных помещениях бронекара воздух содрогался от несусветного шума.

«Один—один, – отметил Мартин. – Вы берете реванш, ребята!»

Из кабины он увидел, что творится снаружи: воины и крестьяне, окружив его машину, колотили по обшивке булыжниками, пытались рубить броню холодным оружием (не один меч у них сегодня затупится!), группа лучников упражнялась в прицельной стрельбе по лобовому стеклу. Когда появился Мартин, они начали действовать еще азартней. Женщины таскали от столба для экзекуций к бронекару вязанки хвороста. Включив акустическую защиту, Мартин развалился в кресле и в течение некоторого времени наблюдал за ними, ухмыляясь. Валвэнийцы плевали в его сторону и грозили кулаками. Мартин с невозмутимым видом выпил банку ледяного пива. Ввел поправку в кухонный автомат: ужин на двоих. Между тем небеса приобрели обычный для кадмийских сумерек цвет кофе, лишь у горизонта все еще горела теплая оранжевая кайма. Холм высился впереди темным конусом, левее белела спиралеобразная воронка. Охваченные праведным негодованием валвэнийцы сновали в полумраке, как тени. Дождавшись, когда они со всех сторон обложат бронекар вязанками хвороста, Мартин включил взлетно-посадочные двигатели и взмыл в воздух. Его проводил дружный яростный вопль.

Древнекадмийский реликт он благоразумно обогнул, не переставая следить за показаниями приборов, и снова лег на прежний курс. Оставив Драгоценные Холмы позади, приземлился на равнине, дальше двинулся на магнитной подушке. Компьютер сообщил, что медицинские процедуры закончены, состояние пациента удовлетворительное.

– Я не поблагодарил вас и не представился, – заговорил чадориец, когда Мартин вошел в медотсек. – Я глубоко вам обязан. Меня зовут Андерих бан Сотимара. Я перлорожденный, хотя и не ношу родового ожерелья – в одной из здешних дыр у меня его украли.

– Мартин Паад, я с Лидоны. – Он присел на откидное сиденье возле двери. – Как себя чувствуете?

– Лучше. – Перлорожденный пошевелил пальцами. – Ваши приспособления привели в порядок мои суставы. Где я нахожусь?

– В моей машине.

– В машине? То есть в инопланетном корабле, который летает за пределами воздушной атмосферы?

– Нет, в обыкновенной наземной машине. Вы могли ее видеть там, на равнине.

– Там я ничего не видел. Прошу меня извинить, но у меня плохое зрение. Мне было не до того, чтобы смотреть по сторонам, я видел только эти безумные рожи… Единый, до чего же они далеки от цивилизации!

– Это факт, – согласился Мартин. – Но неужели вы рассчитывали на скорый успех, когда попытались сыграть роль просветителя?

– Я не просветитель, – устало вздохнул перлорожденный. – Я всего лишь хотел немного окультурить здешнюю жизнь. Так получилось, что я попал в эти края, и неясно было, когда я смогу отсюда выбраться и выберусь ли вообще. Но я обладаю кое-какими познаниями, и я решил сделать быт этих дикарей более благоустроенным. Конечно, я даже не мечтал о таком уровне гигиены, как в фаянийских городах…

Вспомнив, как обстояло дело с гигиеной в Сирфе, Мартин внутренне усмехнулся, сохраняя на лице выражение вежливого внимания.

– Строить дома из кирпичей, чистить зубы, обучать детей грамоте и основам арифметики – хоть это они могли бы принять! Я прожил среди них полгода. На редкость инертный народ, даже по валвэнийским меркам. Когда их в чем-нибудь убеждаешь, они поддакивают и соглашаются, а через пять минут опять делают по-своему. У них такие правила хорошего тона: с собеседником надо соглашаться. Я только под конец понял, что это всего лишь формальность. Вроде того, как вы говорите галантные комплименты женщине, которая на самом деле вам не нравится. Они все время со мной соглашались, а потом вдруг скрутили, избили и бросили в застенок. О, Единый! – фаянийца передернуло. – Поверите ли, но они даже на допросах кивали мне и поддакивали!

– Хорошее воспитание, – хмыкнул Мартин. – Не хотите перекусить?

Они устроились в салоне. Бронекар шел на автопилоте, в случае чего компьютер должен был просигналить, но пока все было спокойно. За ужином Андерих бан Сотимара рассказал о себе: он был пятым ребенком в семье, наследство ему не светило. Получив небольшую сумму денег, отправился в Валвэни. В Чадоре ходили легенды о богатствах этой загадочной земли, о реках, дно которых искрится от золотого песка, об алмазных россыпях, древних сокровищах и т. п. Действительность оказалась далеко не радужной: необъятные территории, населенные странными, с точки зрения чадорийцев, народами, не всегда гостеприимная природа, неизвестные инфекции, опасные твари. Очень скоро Сотимара остался без денег и без перспектив. С детства обладая феноменальными лингвистическими способностями, он без труда усваивал чужие языки (оказалось, он даже на импере довольно бегло изъясняется, используя около сотни слов) – и это сделало его по-своему ценным человеком для чадорийских охотников за удачей, которые промышляли в Валвэни кто нечестной торговлей с аборигенами, кто добычей золота, а кто и разбоем. Так началась его почти десятилетняя карьера переводчика. Чаще всего Сотимара и его наниматели расставались без особой приязни: либо его вышвыривали, либо он сам вовремя исчезал, чувствуя, что его вполне могут прирезать под горячую руку.

– Я фаяниец, перлорожденный, – объяснил он эту закономерность. – Я умею следить за своими манерами. Но когда со мной ведут себя грубо, я не обязан держать под спудом свои ответные чувства!

В последний раз он пошел с торговым караваном одного местного купца. Окончательно разругались они в районе Драгоценных Холмов (точнее, в двух сутках пути от Драгоценных Холмов); брошенному посреди спаленной солнцем равнины Сотимаре все-таки повезло добраться до человеческого жилья.

– Самое интересное, что с этими варварами у меня трений не было. По-своему очень воспитанный народ… пока им не взбредет в голову сжечь вас на костре. Валвэни – настоящий ад, тут не место для культурного человека.

– Так почему вы не вернетесь в Фаяно? – полюбопытствовал Мартин. – Думаю, вы могли бы найти работу в какой-нибудь библиотеке при ваших-то способностях к языкам…

– В Чадоре не так интересно, как в этой варварской стране, – улыбнувшись своей непоследовательности, перлорожденный неумело отхлебнул пива из металлической банки. – Я уже привык к Валвэни. Господин Паад, вам не нужен переводчик?

– Нужен, – поразмыслив, согласился Мартин.

Глава 7

На поле космодрома шло сражение: несколько десятков человек в плащах и легких доспехах размахивали мечами, издавая боевые возгласы. У одних плащи были белые, у других желтые. Белые теснили желтых. Мартин наблюдал за ними, сидя на ступенях башнеподобного административного здания в алзонском стиле. Бронированные двери и ставни здания были наглухо запечатаны; судя по оставшимся на металле следам, их не раз пытались взломать и даже подорвать, но пока безуспешно. Вряд ли внутри осталось что-нибудь ценное: когда была объявлена эвакуация, сотрудники межзвездной транспортной компании, которая построила на Кадме космопорт, вывезли все свое имущество. Видимо, кто-то хотел захватить пустующее строение под жилье.

Битва продолжалась. Мартин решил дождаться конца, пусть даже придется проторчать тут до сумерек. С утра он бродил по Эгтемеосу, показывая всем портреты лидонцев из пропавшей экспедиции, но собрал минимум информации. Опознали только двоих: Вениамина Эша и Мадину Милаус, ассистентов кафедры антропоэтнологии Арелского университета. Впервые они появились в Эгтемеосе около десяти стандартных месяцев назад (после того, как была потеряна связь с экспедицией, отметил Мартин). По словам очевидцев, эти двое не очень-то ладили друг с другом, но держались вместе. Вскоре ушли, потом Эш опять объявился, уже без Мадины. Тем, кто интересовался ее судьбой, говорил, что она теперь живет в одной из валвэнийских деревушек, поскольку, мол, всегда стремилась именно к такой жизни. Проверять правдивость его слов никто не стал. С тех пор Мадину Милаус больше не видели, а Эш то наведывался в бывший космопорт, то исчезал, и никто не знал, куда он исчезает. Один из опрошенных после третьей кружки пива, заказанной для него Мартином, припомнил, что Вениамина, когда тот в Эгтемеосе, чаще всего можно встретить в компании борешанистов. И Мартин пошел к борешанистам. Долго искать не пришлось: они сражались на поле бывшего космодрома, не обращая внимания на моросящий теплый дождик.

Мартин встал, прошелся взад-вперед перед парадной лестницей, разминаясь. Неизвестно, есть ли тут Эш, но борешанисты, возможно, знают, где он. Их яркие плащи намокли, блестели от влаги лица и доспехи. Двигались они не настолько быстро, чтобы смазать картину для стороннего наблюдателя. Большинство фехтовало неплохо, некоторые демонстрировали незаурядное мастерство. Красивое зрелище, и никаких там грязных приемов. «Убитые» – их набралось уже около дюжины – расположились на другом краю поля, где вздымались однообразные темные купола ремонтных доков. Ни крови, ни распоротых животов и отрубленных рук. В общем, все это выглядело куда привлекательней, чем та стычка между аборигенами и денорцами в Каштасовых горах, очевидцем которой Мартин стал на пути из Кардубы в Зитан.

Подождав еще немного, он направился, огибая поле, к выбывшим из игры. Назойливый дождик стих, однако над Эгтемеосом по-прежнему клубились пухлые серые облака, водянистая пелена затягивала горизонт. Борешанисты поглядывали на Мартина настороженно: они были многочисленной группировкой, но довольно-таки замкнутой, и окружающие не всегда относились к ним доброжелательно. В некоторых мирах их движение было под запретом.

– Привет, – поздоровался Мартин, подойдя ближе.

Ему ответили сдержанно. Пусть над его правым плечом торчала рукоятка меча, сразу видно, что он «не свой». Да и меч у него был настоящий в отличие от их безобидного оружия – не игрушка, а орудие убийства. Пятнистый полевой комбинезон вместо средневекового наряда, кобура с бластером на правом бедре и другая, с пистолетом, заряженным реактивными пулями, – на левом, широкий браслет-пульт дистанционной связи с бронекаром на запястье, напичканный электроникой невзрачный с виду шлем, совсем не похожий на эффектные головные уборы участников битвы (памятуя о двух покушениях, жертвой которых он чуть не стал в Чадоре, Мартин решил не валять дурака и на всякий случай надел его, только энергетический щиток не включал без необходимости) – все это выдавало в нем неприятного чужака. Современного и практичного обитателя той самой реальности, от которой борешанисты отгораживались, уйдя в свои игры.

– Я ищу соотечественника, – игнорируя прохладный прием, улыбнулся Мартин. – Он с Лидоны, как и я. Вениамин Эш. Кто-нибудь из вас его знает?

Неопределенные реплики. Взгляды не то чтобы враждебные, но отстраняющие: не лезь к нам. Один из парней, пожав плечами, отвернулся, девушка в низко нахлобученной шляпе с роскошным плюмажем из белоснежных перьев демонстративно зевнула. В основном тут была молодежь не старше двадцати пяти лет. Борешанисты называли себя так в честь Габри Борешана, одного из активистов их движения, который вот уже с полсотни стандартных лет как погиб. Он был на свой лад выдающейся личностью. Это ему принадлежала идея «перенести Игру из отравленных техногенных миров в первозданные миры». Большинство его поддержало. В самом деле, в каком-нибудь «отравленном техногенном мире» – т. е. на планетах вроде Алзоны, Лидоны или Земли – невозможно без помех погрузиться в иллюзорную сказочную реальность. Или в самый романтический момент у тебя над головой зависнет аэролимузин, и пассажиры начнут с любопытством глазеть: а что там, внизу, делается? – или какое-нибудь семейство на пикнике, испугавшись толпы людей с мечами, вызовет полицию, или произойдут другие досадные накладки. В «первозданных мирах» (на планетах, пригодных для жизни, но не колонизованных, либо колонизованных совсем недавно, либо технически отсталых) условия для игры в волшебную страну гораздо благоприятней. В свое время эта идея вдохновила многих и обрадовала кое-кого из коммерсантов: появилась новая категория покупателей, готовых приобрести недорогие подержанные звездолеты, ведь в большинстве «первозданных миров» Гипорталов нет.

Габри Борешан погиб на Икраде. Отправиться поиграть на Икраду – это была та еще затея. Мартин как-то раз там побывал. Перламутровое небо, мучительно-яркое голубое солнце (полчаса без очков с защитным покрытием – и резь в глазах обеспечена), океан, населенный разнообразными хищными тварями, от внедряющихся под кожу паразитов до полутораметровых амфибий, которые, хоть и проявляют зачатки разума, готовы без зазрения совести слопать представителей иных разумных видов. А еще там есть серебристо-зеленые леса, чарующе прекрасные, если любоваться ими с безопасного расстояния, источенные ветром кремовые скалы, похожие на руины сказочных замков… Наверное, эти скалы и привлекли на Икраду Борешана с его единомышленниками. Закончилась игра через двое суток после посадки, когда отряд амфибий напал на лагерь, разбитый на берегу океана. Борешанисты пытались обороняться, но утяжеленные пластиковые мечи не спасли их от острых зубов и кремниевых ножей. Развязка была страшной, кровавой. Выжили только те, кто дежурил на кораблях, и несколько человек, которые сумели прорваться и добежать до космодрома. А прилетело на Икраду около двух тысяч игроков.

После этого Габри Борешан стал для части молодежи культовой фигурой. Среди участников движения ходили легенды о том, что на самом деле он не погиб: наступит день, когда он вернется, и тогда нынешний скучный мир изменит свой облик – станет таким, каким хотят его видеть борешанисты.

– Ребята, может, подскажете, где найти Вениамина? – сделал новую попытку Мартин. – Он будет рад со мной встретиться.

– Мы не ребята, мы эльфы, – буркнула девушка в шляпе с плюмажем, глядя на него с вызовом. – А Вениамин – полуэльф. Сейчас лунные эльфы бьются с солнечными.

– Отлично, все вы эльфы, и Вениамин – полуэльф, – улыбнувшись ей, согласился Мартин. – Где он, не знаете?

– Где-то гуляет.

К их группе понемногу подтягивались новые «покойники». Игра в вопросы-ответы продолжалась, Мартин безнадежно проигрывал. Борешанисты принципиально не желали поделиться с ним информацией. Что ж, тем хуже для них… Обычно он не пользовался грубыми методами, если можно решить вопрос цивилизованно, однако сейчас ситуация не та. Придется кого-нибудь скрутить, утащить в укромное место и там допросить. Здесь Эша нет, это ясно. А «эльфы», судя по их взглядам и перешептываниям, в курсе, где он.

Приняв решение, Мартин прекратил расспросы. Когда он уходил, за спиной раздавались негромкие смешки; кто-то, дурачась, писклявым голосом спрашивал: «Где Эш, где Эш? Вы не знаете, где Эш?» Он не стал оборачиваться.

Облачный небосвод посветлел, истончился, и на нежном серебристом фоне проявился Эгтемеос: одетые в блестящее псевдостекло ступенчатые многогранники, сросшиеся с бурыми бревенчатыми строениями, которые прилепились к ним на уровне первого-второго этажей. Пахло дымом, отсыревшей древесиной. Кое-где по стеклянным плоскостям ветвились трещины, зияли проломы с зазубренными краями. Эгтемеос занимал небольшую территорию: административные здания, несколько отелей, офисы туристических фирм и торговых компаний, которые едва начали выяснять, что можно купить или продать на Кадме, как получили директиву сворачивать дела, – и все это огорожено по периметру стеной десятиметровой высоты, частично разрушенной. На бывший космопорт не раз нападали валвэнийцы, но защитную стену разнесли не они: это был результат разборки между претендентами на лидерство из числа оставшихся на Кадме инопланетян. Прорехи залатали бревнами и колючей проволокой, на которой покачивались, вздрагивая под падавшими с неба редкими каплями, белесые спиральные побеги воздушных вьюнов. Когда начинается сезон дождей, эти вьюны болтаются повсюду. Безобидные, в отличие от кое-каких других кадмийских растений, зато на редкость назойливые. Заходя в бревенчатый пристрой, Мартин задел головой прицепившуюся к притолоке бледную спираль – тут же раскрылась миниатюрная коробочка и ему на шлем высыпалась щепотка семян.

Внутри пахло навозом. Слева, за деревянной загородкой, стояли в стойлах чиротаги, отдаленно похожие на лошадей пятнистые животные с роговыми гребнями вдоль спины. Без специального седла не покатаешься. Справа находились грубо сколоченные кладовки, запертые на висячие замки, – камеры хранения. Сквозь прорубленные под потолком окошки сочился дневной свет. К поддерживающим перекрытия столбам из цельных бревен были привинчены металлические кольца для факелов, рядом свисали нежные ростки воздушных вьюнов – они появлялись везде, где воздух был в достаточной степени насыщен влагой. В углу развалился, закинув ногу на ногу, охранник в алзонском армейском бронежилете и с валвэнийским мечом на поясе; он курил, судя по вкрадчивому дурманящему аромату, что-то наркотическое, но, заметив Мартина, сразу встрепенулся. Мартин показал ему ярко-желтый пластиковый жетон. Охранник кивнул и вновь затянулся, прикрыв глаза.

В цивилизованном мире можно, сунув такой жетон в прорезь автомата, получить банку пива, но избегнувшие эвакуации обитатели Эгтемеоса нашли для них другое применение. Жетоны выдавались гостям извне, уплатившим въездную пошлину. Мартин не стал препираться со сборщиками: во-первых, отдавал он не свое, ЛОСУ авансом профинансировало все его расходы; во-вторых, ему сейчас совсем не надо ссориться с местными властями, пусть даже самозваными. Ему надо найти людей из пропавшей экспедиции.

Вертя на пальце жетон, Мартин поднялся по грязным ступенькам, толкнул противно взвизгнувшую скользящую дверь и оказался в просторном холле. Вестибюль не то отеля, не то офиса, преображенный до неузнаваемости. За прозрачными псевдостеклянными стенами виднелись стойла для чиротагов, склады, тесное помещение с двухэтажными деревянными нарами, какая-то мастерская с нехитрым оборудованием – все затемненное, как на негативе. Там, где пристроев не было, открывался вид на соседние здания, тоже оккупированные деревянными наростами, выше виднелись туманные клочки неба. Трещины в псевдостекле были замазаны глиной, и все равно по холлу гулял сквозняк. Запрокинув голову, Мартин обнаружил, что потолок покрыт засохшей коркой светло-коричневой глины. Утром он этого не заметил. Цепочки симметричных выпуклостей – плафоны. С внутренних стен содраны декоративные пластиковые панели, кроме нескольких уцелевших квадратов вразброс, основательно попорченных (вероятно, тут была перестрелка), – остальное нашло себе место во дворце у какого-нибудь валвэнийского царька, щедро заплатившего золотом за такое неслыханное чудо, как пластик заводской штамповки. По грязно-серым ноздреватым стенам змеились кабели, местами они были разодраны, свисали растрепанными пучками цветных нитей. Непонятно, почему те, кто остался в Эгтемеосе, не позаботились о ремонте. Если силовые коммуникации в таком состоянии – встроенная техника не работает, но неужели здесь нет никого, кто мог бы все это починить? Мартин, хоть и не был специалистом, и то бы справился. Пол покрывали отсыревшие циновки, на них налипли грязь и раздавленные в кашицу ростки воздушных вьюнов.

Высмотрев у дальней стены Андериха бан Сотимару, Мартин направился к нему. Сотимара болтал с белокурой девушкой в пестрых мешковатых шароварах, до пояса обнаженной. В углу стояла палатка, украшенная аппликациями из яркого шелка – изображения стилизованные, но достаточно узнаваемые, чтобы вогнать кого-нибудь в краску. Возле палатки сидела, скрестив ноги, еще одна девушка. Встретив взгляд Мартина, она зазывно улыбнулась из-под ниспадающих на лицо волос.

Народу в холле собралось много: мелкие торговцы, слуги, рабы, телохранители. Публика не настолько солидная, чтобы заплатить за отдельные апартаменты на верхних этажах. У каждого на шее, включая Сотимару, висел на шнурке жетон – таков заведенный порядок. Один Мартин таскал свою бирку в кармане. Нарушение правил. Тем не менее охранники не делали ему замечаний: во-первых, он как-никак инопланетянин, хоть и появился только сегодня утром, а во-вторых, у него не тот имидж и не те габариты, чтоб у здравомыслящего человека возникло желание без особо уважительной причины с ним связываться.

Пробираясь через толпу к Сотимаре, Мартин обогнул компанию, рассевшуюся на корточках вокруг медной жаровни (на углях потрескивали, источая запах жареного мяса, длинные черные стручки), перешагнул через храпевшего прямо на полу мужчину в кольчуге, миновал группу людей, чьи лица нельзя было хорошенько рассмотреть из-за множества тонких цепочек, свисающих с ушей, крыльев носа, нижней губы, гладко выбритых подбородков и щек. Посторонился, уступая дорогу старухе с алой татуировкой на лбу – жрице какого-то кадмийского божества. В Эгтемеосе можно встретить кого угодно. Инопланетян тут осталось четыреста с лишним человек, включая борешанистов. Видимо, у каждого имелись свои причины, чтобы уклониться от эвакуации. За прошедшее время они более-менее притерлись друг к другу, выработали свои правила и обычаи. А для валвэнийцев Эгтемеос стал своего рода нейтральной территорией, гарантированно безопасной, так как пришельцы из космоса защищали ее от любых нехороших посягательств. Тут был перевалочный пункт для торговых караванов, с постоялыми дворами и охраняемыми складами. Тут можно было укрыться от разбойников. Тут проводились деловые и политические переговоры. Инопланетяне взимали за это плату, благодаря чему у них была еда, одежда, валвэнийское оружие (пусть не такое эффективное, как современное, зато оно не нуждалось в боезапасе, который на Кадме не изготовишь) и прочие необходимые вещи. В бывшем космопорте начали оседать ремесленники – полезные соседи, хозяева Эгтемеоса их не выгоняли. Мартин подумал, что, если вдруг блокада Кадма завтра будет снята, здесь это вряд ли кого-нибудь обрадует.

– Вы нашли тех, кого искали? – спросил фаяниец.

Ночь он провел в медотсеке бронекара и поэтому выглядел гораздо лучше, чем вчера. Даже сломанные ребра его не беспокоили благодаря обезболивающим процедурам.

– Пока нет. Поосторожней, Сотимара, – посоветовал Мартин, – ваши травмы еще не зажили.

– О, мне к травмам не привыкать, – перлорожденный усмехнулся. Усмешка вышла печальная. – Меня здесь не в первый раз избили. Валвэни – отвратительнейшая клоака мироздания… Представить вас дамам?

Дамы с лукавым кокетством улыбались, одна что-то пропела на незнакомом Мартину языке.

– К черту их, – решил он после секундной заминки. – У меня сейчас другие проблемы.

Он еще не забыл, как его поймали на Корнелу. Пока работа не сделана, никаких женщин.

– Они хорошенькие, – меланхолично заметил Сотимара и, не меняя тона, тихо добавил: – Паад, против вас плетутся интриги. Я немного знаю ваш импер и смог разобрать, о чем говорили два ваших соотечественника. Они ждут, что с вами случится какое-то несчастье, тогда им достанется ваша машина и все имущество. Все дело в вашем головном уборе, вы должны поскорее снять его.

– Это защитный шлем, – с живым интересом разглядывая сидевшую на полу девушку, в тон ему ответил Мартин. – Раз что-то затевается, я тем более не стану его снимать.

– Наоборот! – перлорожденный начал жестикулировать, потом, спохватившись, скрестил руки на груди. – Я понял не все слова, но я всегда улавливаю общий смысл сказанного. Не пренебрегайте моим предупреждением, Паад! Речь шла о том, что вы чего-то не знаете, и ваш головной убор вас погубит, а они завладеют вашими вещами.

– Посмотрим, – хмыкнул Мартин.

Фаяниец, скорее всего, ошибся. Денорские защитные шлемы очень надежны, взять под контроль извне их электронную начинку невозможно: сработает многослойная предохранительная система, и в худшем случае электроника просто перестанет функционировать. Лидонский экспериментальный шлем – аналог денорских. Конструкторы из ЛОСУ позаботились о том, чтобы он не мог преподнести своему владельцу неприятных сюрпризов.

– Выпьем что-нибудь? – предложил Мартин.

Бар находился в дальнем конце холла, возле лифтов. Стойка, полки, шкафчики – все из полированного, покрытого резьбой дерева, работа валвэнийских ремесленников. Расставленные вокруг столы тоже деревянные, на массивных ножках, а стулья – легкие конструкции из металла и пластика, их притащили сюда с верхних этажей. Двери лифтов занавешены несвежими циновками с орнаментом из блеклых птичьих перьев. Наверху, над лифтами, светилось электронное табло – переливчатый хаос мигающих цветных точек. Видимо, оно получало питание от собственных автономных батарей, которые до сих пор не разрядились.

Свободных мест за столами почти не осталось, однако Мартин не заметил тут ни одного инопланетянина. Не было их и среди разношерстной публики, расположившейся у стен и у подножия ободранных серых колонн, если не считать двух охранников. Он заказал пива – вначале на импере, но флегматичная барменша с серебряными цепочками, свисающими с проколотых щек наподобие бакенбардов, не поняла его, и тогда с ней объяснился Сотимара на одном из местных наречий. Аборигенка. Это здание – отель для аборигенов, но шестой, седьмой и восьмой этажи занимают борешанисты, Мартин выяснил это еще утром. Нужно дождаться, когда они наиграются и вернутся домой.

– Снимите все-таки свой шлем, – глядя в кружку, тихо сказал фаяниец. – С ним связана какая-то опасность для вас, те двое говорили вполне серьезно.

– Вон те? – Мартин взглядом указал на охранников.

– Да. Они не обратили на меня внимания. Решили, что я такой же дикарь, как остальные, – Сотимара с чувством превосходства улыбнулся уголком рта.

– Все будет в порядке, эта штука сделана на совесть. Я знаю, что делаю, Андер… Извините, Сотимара.

Фаянийские аристократы не называют друг друга по имени, если не состоят в особо близких отношениях. Одна из причин, по которым Андерих бан Сотимара не ладил со своими прежними работодателями: те не желали учитывать такие тонкости.

– Вы бывали раньше в Эгтемеосе? – спросил Мартин, отхлебнув горького темно-красного пива.

– Один раз. Еще в те времена, когда сюда прилетали корабли из заоблачного пространства. Тогда здесь было лучше. Сейчас совсем не то…

Андерих поставил кружку на стол, потрогал свой правый бок и поморщился. Мартин заметил, что его движения стали более скованными – действие анестезии проходило.

– Вам лучше вернуться в медотсек. Допьем, и я провожу вас.

Мартин по привычке поднял взгляд на табло, чертыхнулся, увидав все то же бессмысленное мельтешение светящихся точек. Процессор вышел из строя. Он покосился на браслет на левом запястье – среди всего прочего там были электронные часы. Ага, уже вечереет.

– Хотел бы я знать, зачем они потолок глиной замазали… – сказал он, отодвинув опустевшую кружку.

Задрав голову, Сотимара с любопытством посмотрел вверх, близоруко щурясь.

– Сейчас спрошу.

Он поднялся, морщась, подошел к стойке, переговорил с барменшей, потом вернулся и объяснил:

– Раньше потолок был зеркальный, дикарей это пугало. Здесь очень суеверный народ, и для этого есть причины. Одни «видения смерти» чего стоят… Кстати, очередное должно быть сегодня, они повторяются через определенные промежутки времени. Я даже составил график, но держатели Драгоценных Холмов его порвали.

– Что еще за «видения смерти»?

– Скоро сами увидите. Они случаются незадолго до захода солнца. Когда вы были в Фаяно, вы не пробовали лиилам?

– Да боже упаси, – проворчал Мартин.

– Лиилам – это чудесное зелье… – ностальгически вздохнул фаяниец. – Единственное, чего мне здесь по-настоящему не хватает. Если вы нюхаете его долго в закрытом помещении, вас пленяют волшебные грезы, неотличимые от реальной жизни. Они дарят счастье. «Видения смерти» – тоже грезы, но совсем другие. Некоторые не могут их пережить. Эта напасть возникла около года назад, дикари уже притерпелись. И я притерпелся.

– Вы так и не объяснили, что это такое. Наркотик, вроде вашего лиилам?

– Нет. – Сотимара покачал головой, машинально поглаживая пальцами глиняную кружку. – Это стихийное бедствие. Мистическое, необъяснимое. «Видения смерти» посещают всех, без исключения. Если я не ошибся в расчетах, следующее будет сегодня вечером. Давайте напьемся, это помогает.

– Вам не стоит много пить. Да и мне тоже.

Мартин рассеянно оглядел погруженный в полумрак холл: охранники примостились у колонны и по очереди прикладывались к большой металлической фляге, которую передавали друг другу. Не похоже, чтоб они замышляли напасть на него. Хотя, не похоже – еще не значит невозможно. Других инопланетян не видно. Валвэнийцы выглядели обеспокоенными: одни молились, другие пили, третьи сидели на полу в напряженных позах, словно чего-то ждали. Атмосфера нервозности – или, если точнее, сдержанной паники – охватила всех, без исключения. Молодая женщина с блестящим черным кольцом в носу торопливым речитативом бормотала то ли заклинание, то ли колыбельную, укачивая грудного ребенка. Из палатки с аппликациями доносились страстные стоны: там на свой лад спасались от незримо надвигающейся угрозы. Барменша за стойкой приложилась к глиняной бутыли и пила судорожными глотками, растеряв всю свою флегматичность.

– Солнце садится. – Сотимара встревоженно посмотрел на ландшафт за прозрачной стеной. – Уже скоро. Я все-таки напьюсь, так будет легче. Вы заплатите?

Мартин кивнул, с прищуром оглядывая холл. Окликнув барменшу – та не сразу обратила на него внимание, – фаяниец заказал крепкого вина, подрагивающей рукой наполнил кружку. Что-то назревало. Мартин включил энергетический щиток шлема. Сотимара, посмотрев на него, потряс головой:

– Единый… Что с вашим лицом?

– Защита.

– А… Лучше бы вы меня послушались… – он вновь припал к своей кружке.

Мартин ждал вместе со всеми, хотя до сих пор не понял, чего надо ждать. Вдруг под черепом возник пронзительный сверлящий звук. Вот оно, то самое… Не какие-то там видения, а пронизывающая мозг болезненная вибрация, танец слепящих кривых перед глазами. Сотимара что-то говорил ему, отставив кружку. Даже не говорил – кричал, но Мартин не мог разобрать ни слова. Зубы выбивали дробь. Ненадолго ему удалось овладеть собой, и он подумал: как же так, с фаянийцем все в порядке, и с барменшей, и с остальными, один я не в норме… Вибрация усиливалась, содержимое черепной коробки тряслось, как студень. Он безвольно откинулся на спинку стула, запрокинув голову. Табло над грязными циновками то наливалось невыносимо ярким молочным светом, то меркло, на нем роились спятившие точки.

Табло и шлем. Два электронных прибора.

Подняв непослушные занемевшие руки, Мартин отключил щиток (когда прикоснулся к кнопке, палец иглой пронзила боль) и снял чертов шлем. Сразу стало лучше. Он со стуком положил – почти уронил – шлем на полированную столешницу, опрокинув неловким движением кружку, и оглянулся на охранников. Те внимательно наблюдали за ним, но, встретив его взгляд, отвернулись. Около упавшей кружки растекалась лужица пены.

– …я вас предупреждал, – сказал фаяниец. – Как вы себя чувствуете? Хотите выпить?

Мартин с трудом кивнул. Вообще-то, хотел он сейчас только одного: вернуться на Лидону и поотрывать головы разработчикам этой хреновины, которая, по их утверждениям, «не намного уступает денорским аналогам».

Сотимара пододвинул к нему оплетенную бутыль. Мартин припал к горлышку – содержимое обожгло глотку, изгоняя из тела последние остатки болезненной вибрации. От шлема тянуло горелой изоляцией, табло наверху продолжало мигать в сумасшедшем пульсирующем ритме. Понемногу к Мартину возвращалась способность выстраивать сложные умозаключения, и он понял, что зря винил разработчиков. Очевидно, тут присутствует некий фактор – излучение? сигнал? – который разрушительно воздействует на электронику. Догадавшись взглянуть на свой браслет, Мартин сквозь зубы выругался: все полетело. А в каком состоянии сейчас бортовой компьютер бронекара? Если радиус действия неизвестного фактора ограничен этим зданием, все в порядке, но если нет… Он поднялся, окликнул Сотимару:

– Пойдем отсюда.

Барменша певуче произнесла непонятную фразу. Заплатив за выпивку пластмассовыми жетонами для игровых автоматов (их выдали ему утром, в обмен на синтетический алмаз), он взял под мышку шлем и направился к выходу. Охранники проводили его делано-безразличными взглядами: ничего не попишешь, сорвалось. Слишком догадливый оказался.

Дождь стих, небо по-прежнему затягивали влажные облака. С трудом верилось, что в двухстах километрах от Эгтемеоса, за белесым выветренным хребтом, находится жаркая и сухая Страна Холмов. Тут совсем другой климат. На западе, над внешней стеной космопорта, горели в облачной толще золотые прожилки. Громады зданий казались необитаемыми – никакого освещения изнутри, только однообразный блеск мокрого псевдостекла.

Бронекар стоял на площадке для парковки наземных машин, под бетонным навесом на толстых опорах, который, в свою очередь, представлял собой площадку для парковки магнитопланов и аэрокаров. Тут же выстроились телеги и кареты, пестро раскрашенные, с торчащими оглоблями. Наполовину разобранный грузовик без колес, несколько бурых от ржавчины крупногабаритных автопылесосов, треснувший пластиковый панцирь, принадлежавший раньше какому-то роботу, – все это выглядело куда более архаичным, чем валвэнийские экипажи.

Пошатываясь – голова все-таки кружилась, – Мартин подошел к бронекару. На прижатый к сенсорной пластинке палец замок не среагировал. На удар кулаком – тоже. Зло выругавшись, Мартин сунул шлем остановившемуся рядом фаянийцу:

– Подержите.

И достал из кобуры бластер. Прикидывая, как бы поаккуратней раскурочить собственную машину, он чувствовал себя полным идиотом. Все знали, и никто не предупредил… Или нет, Сотимара пытался предупредить, но он отмахнулся. Проделав в уме кое-какие расчеты и установив минимальную дальность боя, Мартин нажал на спуск. Ничего. Значит, с бластером тоже покончено… Убрав его, Мартин вытащил пистолет с реактивными пулями, отступил назад, целясь в замок. Короткое шипение, удар пули о металл, дверца на миллиметр сдвинулась. Орудуя мечом, как ломом, Мартин сумел, наконец, ее открыть. Задним числом сообразив, что в кабине мог начаться пожар, а автоматические огнетушители не сработают, если их процессоры вышли из строя, он возблагодарил всех кадмийских богов за то, что беда миновала.

– Вы испортили свой меч, Паад, – озабоченно заметил Сотимара.

– Ничего, у меня их несколько.

Опасения подтвердились: ни один индикатор не светился. Мониторы не работали, компьютер не подавал признаков жизни. Он подключил резервный блок питания. Без толку. Сам блок исправен, остальное погибло. Не желая сдаваться, Мартин поднялся с кресла, открыл боковой шкафчик с инструментами, нашел отвертку и начал вывинчивать крепеж передней панели. Может, не все пропало… Пальцы дрожали – видимо, это последствие стресса, который он пережил, когда забарахлил шлем, – но работа шла быстро. Предпоследний винт…

…Он лежал на животе, на твердой, как камень, земле, сжимая в липких от пота руках автомат. Пот заливал глаза, шея чесалась, на зубах похрустывала пыль. В него стреляли, и единственным прикрытием был кустик с перепутанными голыми ветвями. Ненадежное прикрытие. В нескольких шагах от него, корчась в луже крови, умирал человек – в такой же форме, как та, что на нем. Он знал этого человека, они были друзьями. Впереди громоздились перекошенные оранжево-бурые горы, там залегли враги. Засада. Их слишком много. Уловив краем глаза движение, он повернулся влево, надавил на спусковой крючок. Автомат дергался при стрельбе, и он привычно напрягал мускулы, удерживая оружие в правильном положении. Ответная очередь. Умирающий захрипел. Чувство обреченности уступило место злости: ладно, раз уж отсюда не выбраться, я вас всех прихвачу с собой! Распластавшись за кустиком, он дождался, когда те, другие, осмелели, начали выглядывать, – и, не таясь больше, открыл огонь. Страшный удар в плечо. Не понимая, что же произошло – что происходит, – он смотрел сверху на человека в испачканном кровью песочном камуфляже, растянувшегося ничком на земле. К лежавшему подбирались вооруженные бородатые люди. Это враги. Надо стрелять! Но стрелять он почему-то не мог, зато боль постепенно уходила из его тела. У него… у него больше не было тела. Он умер. Его охватило невыносимое ощущение проигрыша – и яростная тоска…

Откинувшись на спинку кресла, Мартин вытер мокрое от испарины лицо. На пальцах осталась кровь. Видимо, ударился о панель, когда отключился. Чтоб у него ни с того ни с сего начались галлюцинации – такого еще не бывало! Пытаясь собраться с мыслями, он помотал головой.

– Ну вот, видели? – раздался голос Сотимары.

Тот сидел снаружи, на земле, привалившись к бетонной колонне, и тоже выглядел измученным.

– Что – видел? – сипло спросил Мартин.

– «Видение смерти»! Они посещают всех, без исключения, и никогда не повторяются. В этот раз мне померещилось, будто я – тонущая женщина. Я цепляюсь за какую-то скользкую скалу, захлебываюсь… А у вас что было?

– Стрелял в кого-то. Потом меня пристрелили. – Мартин потрогал саднящую царапину на лбу. – Черт, ну и чертовщина…

– Здесь уже все к этому привыкли.

Сотимара с трудом, хватаясь за колонну, поднялся на ноги.

– Все разболелось, – прошептал он, скривившись. – Да еще тошнит от соленой воды…

– От какой воды?

– Из видения. Вы разве ничего не чувствуете?

Мартин чувствовал: у него ныло левое плечо. То место, куда попала пуля. Что его поражало, так это до ненормального явственное ощущение реальности привидевшегося. Он тяжело оперся локтями о панель, которая держалась на последнем винте. Ну и мерзкий фокус… Очевидно, какое-то излучение. Приборы должны были его зафиксировать, но приборы пропали. Связан ли фактор, вызывающий «видения смерти», с другим неизвестным фактором, который выводит из строя электронику? Не исключено. При этом зона действия обоих факторов ограничена территорией Валвэни – это раз, простирается на незначительную высоту от поверхности планеты (иначе пострадали бы воздушные патрули) – это два. И, наконец, ничего подобного здесь не было до эвакуации – это три.

Бледный Андерих бан Сотимара, стуча зубами, пытался забраться в кабину. Приподнявшись, Мартин подхватил его и рывком втащил внутрь.

– Вы очень сильный человек, Паад, – упав в соседнее кресло, констатировал Сотимара. – После «видений смерти» любой человек два-три часа испытывает упадок сил. Они истощают и тело, и душу. Единый, до чего противно наглотаться морской воды…

– Не было никакой воды, – потянувшись за отверткой, возразил Мартин. – Была галлюцинация. Когда ожидается следующее видение?

– Месяца через полтора, надо посчитать.

Бортовой компьютер приказал долго жить. Остальные приборы тоже погибли, включая аппаратуру медотсека. Да Мартин теперь и не рискнул бы ее использовать: он не был уверен, что оба неизвестных фактора срабатывают с одинаковой периодичностью; между тем с достаточной наглядностью обнаруживал себя только второй из них, о первом Сотимара ничего сказать не мог. Достав бумагу и ручку, Мартин изложил свои наблюдения. На всякий случай в двух экземплярах. Спрятав отчет в специальный тайник (своего рода «черный ящик», который должен уцелеть, даже если сам бронекар будет распылен на молекулы), он привинтил на место панель, выдал Андериху порцию таблеток, стимулирующих восстановление поврежденных тканей, взял в арсенале новый меч и отправился в отель. Ему и в прошлом случалось оставаться без техники. Досадно, но не смертельно. Пусть ионные и магнитные двигатели без компьютера не запустишь – бронекар по-прежнему может ездить в режиме наземного автомобиля. Хорошо, что конструкторы снабдили его дверцы помимо электронных замков механическими.

Над Эгтемеосом сгустились сумерки. Мартина удивило то, что территорию никто не патрулирует, но потом он вспомнил, что говорил Сотимара: после «видений смерти» люди в течение двух-трех часов испытывают упадок сил. Значит, атака в это время невозможна, а здешние охранники еще не восстановились настолько, чтобы приступить к выполнению своих обязанностей. Ничего, скоро приступят. Миновало уже часа полтора. Охватившая Мартина неприятная слабость понемногу сходила на нет, болевые ощущения исчезли; в какой-то момент он осознал, что голова больше не кружится.

Он уселся в тени, у стены бревенчатого пристроя, и стал ждать. По его расчетам, «видение смерти» застигло борешанистов на поле космодрома либо по дороге к отелю. Если большинство из них после галлюцинаций пребывает в таком же состоянии, как Сотимара, они вряд ли успели добраться домой.

Кадмийская луна скрывалась за облаками, и вскоре Эгтемеос поглотила влажная, полная шорохов тьма. Мартин потянулся к верхнему карману комбинезона, где лежали инфракрасные очки, но, вспомнив, что они разделили судьбу остальных приборов, в который раз уже выругался. Ничего, не зря ведь он прошел древний Тренажер на Земле. Он был обучен драться в темноте, ориентируясь по звукам, по движению воздуха, по еле уловимым пятнам и бликам.

За стеной пристроя переступали, шумно фыркая, чиротаги в своих стойлах. Из отеля, сквозь неплотно заделанные трещины в псевдостекле, доносились невнятные голоса, чей-то плач. Потом за толщей псевдостекла возникло теплое оранжевое сияние, в окошках пристроя тоже вспыхнул свет. Значит, кто-то оклемался настолько, что смог зажечь факелы. Вдалеке послышались шаги большого количества людей, речь на импере. Возвращались борешанисты. Эгтемеос понемногу оживал. Дождавшись, когда толпа игроков исчезнет внутри здания, Мартин последовал за ними. Сейчас пристрой выглядел по-деревенски уютно. Впрочем, переступив через порог, Мартин испытал легкую оторопь: столько открытого огня и ни одного огнетушителя! Пусть бревна-подпорки там, где к ним крепятся факелы, обиты жестью – это слишком ненадежно; его рефлексы цивилизованного человека бунтовали против такого способа освещения. Вот охранник, сидевший в углу, ничуть по этому поводу не волновался. Видимо, успел одичать и сответствующие рефлексы утратил.

– У вас тут пожара еще не было? – показав жетон, хмуро спросил Мартин.

– А с чего ему быть-то? – равнодушно отозвался охранник. Белтиец, судя по характерному акценту.

– Огонь рядом с деревом, – Мартин кивнул на ближайший столб. – Или всем тут жить неохота?

– Эта древесина почти не воспламеняется, – охранник окинул его насмешливым взглядом. – Ты, я смотрю, умный!

– Уж этого у меня не отнимешь, – угрюмо подтвердил Мартин, направляясь мимо него к скользящей двери.

Глава 8

Холл походил сейчас на громадную пещеру с поблескивающими в полумраке стенами. Вокруг шевелились темные силуэты и тени, плясало пламя факелов. Мартин не понимал без перевода валвэнийскую речь, но улавливал эмоциональную окраску: собравшиеся здесь люди были встревожены, подавлены, измотаны тем, что им пришлось пережить некоторое время назад. Молодая женщина с черным кольцом в носу – он еще днем обратил на нее внимание – сидела на корточках у колонны и всхлипывала, обеими руками зажимая себе рот. Перед ней, на ворохе тряпья, лежало тельце мертвого ребенка двух-трех недель от роду. Стоявший рядом жрец с алым от татуировок лицом бормотал молитву. Кое-кто был мертвецки пьян. Пробравшись к лестнице, Мартин начал подниматься.

– Эй! Эй, куда пошел?! – окликнул его охранник.

– К борешанистам.

Тот удовлетворился ответом, но на всякий случай предупредил:

– Если хочешь переночевать в номере – за отдельную плату.

– Ага, – кивнул Мартин. Ночевать в номере он не собирался.

Лестницы тут периодически подметались, площадки были устланы потрепанными, но достаточно чистыми циновками, по углам стояли пузатые пластиковые урны с надписями на импере: «Бросай СЮДА, не загрязняй свой мир!» Однако, миновав пятый этаж, Мартин очутился в иной реальности. Под подошвами захрустел мусор, запахло мочой. На ступеньках валялось всякое барахло, вроде портативного видеоплеера с расколотым экраном, использованных презервативов, консервных банок или старого ботинка. В неровном свете факелов чернела корявая вязь надписей, покрывающих стены.

Большинство борешанистов считало, что им довелось родиться не там и не вовремя – и они относились к современному миру если не с неприязнью, то, по крайней мере, без симпатии, не признавая за ним особой ценности. По-настоящему они жили, когда играли, а с окружающей средой, предметами, правилами обращались небрежно, словно иллюзорной была эта среда, а не придуманный ими виртуальный волшебный мир. Одна из причин, почему у их движения так много противников.

Мартин заглянул в холл шестого этажа. Тут было почище, чем на лестнице, – на своей собственной территории борешанисты поддерживали какой ни на есть порядок. На стенах висели картины, черно-белая графика: замки на горных кручах, драконы, девушки в коронах, изломанные силуэты деревьев. Мартин всегда признавал, что картины и песни у борешанистов неплохие; видимо, среди тех, кто остался на Кадме, тоже есть художник. Из двух коридоров, уходивших вглубь, долетали голоса. Около напольной вазы с гигантским кадмийским кораллом, антрацитово-черным в полумраке, вполоборота к Мартину стоял часовой; начисто отключившись от внешней обстановки, он прижался лбом к прозрачному псевдостеклу и всматривался в темноту. Мартин мог видеть только тонкую шею, короткие вьющиеся волосы, бледную щеку. На поясе – меч в ножнах. Настоящий, кадмийской ковки. Борешанисты оказались весьма полезными союзниками для остальных инопланетян, не пожелавших покинуть Кадм: они умели драться на мечах. Они сыграли не последнюю роль при обороне Эгтемеоса от поползновений местных завоевателей, так что их тут ценили. Вроде бы здешняя жизнь была похожа на ту, к которой они всегда стремились, – но она все равно их не удовлетворяла, и в свободное время они погружались в свои прежние игры.

Чутко прислушиваясь к доносившимся из соседних помещений звукам, Мартин шагнул было вперед, но тут часовой, оторвавшись от стекла, повернулся. Девчонка. Не годится. Если у Мартина был выбор, он старался не обижать женщин. Он отступил на лестничную площадку раньше, чем та успела сообразить, что в охраняемом помещении присутствует посторонний. Под ногой все-таки хрустнуло: по такой помойке затруднительно двигаться бесшумно.

– Кто идет? – звонким настороженным голосом спросила девушка.

– Свои, – отозвался Мартин.

На седьмом этаже часовых было трое. Они пили пиво, ругая «тех, кто бросил нас на этом… Кадме». Мартин с интересом прислушался: по их словам выходило, что во время эвакуации против борешанистов чуть ли не заговор был организован – с тем, чтоб они не смогли покинуть планету; эти ребята вспоминали, как «сволочи подорвали наш корабль, когда никого не было, чтоб им… за убитых не отвечать, а потом кто-то пробрался в лагерь и подсыпал отравы». Любопытно… До сих пор он думал, что борешанисты остались на Кадме по собственной воле. Разговор перешел на преимущества валвэнийской техники боя перед фаянийской школой фехтования, и Мартин двинулся на восьмой этаж.

Часовой тут был только один. Устроившись в удобном гелевом кресле, при свете факела читал книгу. Сбоку кресло было крест-накрест заклеено грязными полосками пластыря, под ними блестели просочившиеся наружу капли геля-наполнителя. В холле сушились желтые и белые плащи, развешенные на веревках, натянутых между колоннами. Сдернув один из них, Мартин накинул его на плечи, застегнул бронзовую застежку, надвинул капюшон – теперь его не отличишь от борешаниста. Часовой ничего не заметил. Удивляясь тому, насколько эти ребята беспечны – даже три года в отколовшемся от цивилизации Эгтемеосе ничему их не научили: они как будто считают, что в жизни, как и в их играх, все понарошку, – Мартин приблизился к нему со спины и, зажав рот, надавил большим пальцем другой руки на сонную артерию. Книга соскользнула на пол. Позаимствовав еще один плащ, Мартин завернул в него парня, взвалил на плечо и бегом поднялся на двенадцатый этаж.

Здание было шестнадцатиэтажным, но выше восьмого никто не жил. Всю более-менее пригодную к использованию мебель отсюда унесли, сейчас тут было пусто – и темно, хоть глаза выколи. В коридоре, куда свернул Мартин, явственно ощущался сквозняк. Пинком отворив одну из дверей, он оказался не то в комнате, не то в кабинете. Ворсистый пол, рифленые стенные панели. Прикрывающие внешнюю стену матерчатые жалюзи на совесть изрезаны. В углу стол. Перевернутый. Все это Мартин определил на ощупь, дожидаясь, когда пленник очнется. Он не хотел включать фонарик, опасаясь, что свет заметят дозорные снаружи. Наконец борешанист издал тихий стон. Присев рядом, Мартин поднес к его губам фляжку с пивом.

– Где я? – стукнув зубами о горлышко, спросил парень.

– Этажом выше.

– А ты кто? Ты говоришь на импере… Ты меня сюда притащил?

– Мне надо, чтобы ты ответил на несколько вопросов. Потом пойдешь домой.

– Я ничего не скажу! – испуганно, но решительно заявил пленник.

Закатив глаза к потолку (впрочем, его собеседник все равно этого не видел), Мартин сквозь зубы процедил:

– Ваши секреты мне на хрен не нужны! Мне нужен Вениамин Эш, ученый с Лидоны. И ты мне объяснишь, где его можно найти.

– Теперь вам еще и Эш понадобился, – прошептал борешанист. – Мало того, что нас тут бросили…

– Если это так, это было сделано в обход закона. Как только представится случай, я сообщу об этом на орбиту. Надеюсь, виновных найдут.

– Да кто станет их искать! – парень издал нервный ехидный смешок. – Против нас давно уже во всех мирах ополчились спецслужбы и домохозяйки…

– Совместно? – удивился Мартин.

– По отдельности, – огрызнулся борешанист. – Они не могут смириться с тем, что мы живем в своем собственном мире, непохожем на ихний. Вас это бесит!

– Меня не бесит. Пусть каждый живет по-своему, ничего не имею против. Послушай, я не могу обещать вам эвакуацию, это зависит не от меня, но сделаю все, что сумею. Как тебя зовут? – Так как похищенный молчал, Мартин добавил: – У меня есть веритол.

– Игно Косталес.

– Где сейчас Эш?

– Не знаю. У себя, наверное.

– У себя – это где? Учти, если я не получу удовлетворительного ответа, я вколю тебе дозу веритола.

– Он живет в бывшем офисе «Дендроэкспорта», – капитулировал Игно. – На двадцатом этаже.

– Один?

– Да. В этом здании лестницы сильно разрушены, там никто больше не живет.

– Сейчас он там?

– Не знаю. Он часто путешествует, он же этот, как его… антропоэтнолог.

– Других людей из экспедиции ты когда-нибудь видел?

– Только женщину, которая вначале пришла вместе с Эшем. Она не захотела жить в Эгтемеосе. Остальные у них погибли, Эш рассказывал.

– Каким образом погибли?

– На них напали какие-то местные, а оружие вышло из строя.

– Ясно. Давно здесь начались эти штучки с электроникой?

– В прошлом году. Больше я ничего не знаю.

– Теперь расскажи, как получилось, что вас тут бросили. Мне это не нравится, я добьюсь расследования.

– Эвакуацию объявили внезапно, у нас как раз была большая игра. Корабль стоял в Эгтемеосе, а мы разбили лагерь в сотне километров отсюда. Когда передали сообщение, мы сразу начали собираться, и тут все до одного почувствовали себя плохо, – голос Игно звучал по-мальчишески обиженно. – Понятно, что была какая-то отрава! И все передатчики сломались, мы даже связаться ни с кем не могли. Только через месяц поправились, а к этому времени уже блокаду установили. Мы все равно хотели взлететь, но тут оказалось, что на корабле двигатели взорваны, не исправишь. По-твоему, это не специально?

– По-моему, специально. Следствие разберется, кто за этим стоит, – Мартин легко поднялся на ноги. – Ты свободен, Игно. Спасибо за информацию.

Он добрался до лестницы и спустился на освещенные этажи, намного опередив борешаниста, не обладающего навыками ориентации в темноте. Свернутый желтый плащ оставил на площадке между шестым и пятым этажами. Народ в нижнем холле устраивался на ночлег – прямо на полу, на затоптанных циновках, кутаясь в домотканые шерстяные одеяла. Охранники сменились, так что Мартину снова пришлось предъявить свой жетон. Бар продолжал работать, но вместо женщины с цепочками за стойкой стоял бородатый валвэниец в кожаном жилете, он громогласно переговаривался с клиентами, не обращая внимания на спящих. Над лифтами призрачным глазом светилось единственное уцелевшее табло.

Прежде чем отправиться с визитом к Эшу, Мартин проведал свой бронекар на площадке под навесом. С машиной все в порядке, не считая того, что осветительные панели вышли из строя и холодильник не работает – теперь его можно использовать разве что как вместительный шкафчик для банок с теплым пивом. Сотимара спал в салоне на откидном диване. Открыв встроенный шкаф, Мартин извлек оттуда два конусовидных футляра полуметровой высоты. В футлярах находились лайколимские «вечные лампы» – эти штуки, изготовленные из хемилюминесцирующего материала, высоко ценились во всех мирах. Технологию их производства лайколимы, паукообразные негуманоиды, держали в секрете. Хорошо, что захватил парочку… Опустив на иллюминаторы глухие заслонки, Мартин распаковал одну из ламп – сияющий золотистый конус – и поставил в углу. Вторую перенес в кабину, но вытаскивать из футляра не стал.

Заперев дверцу на ключ, он оглянулся на бронекар: снаружи не видно, что салон освещен. Хорошо. Ночь была темная и сырая, опять начал накрапывать дождь. В небе мерцало размытое красноватое пятно – там, за истончившимся облачным слоем, пряталась луна. Территорию патрулировали два отряда охранников с факелами, но Мартина в камуфляжном комбинезоне, передвигавшегося бесшумно и быстро, никто из них не заметил. В толще псевдостекла дрожали световые блики, делая здания Эгтемеоса отчасти зримыми, а неосвещенные верхние этажи таяли в ночи. «Надо все это запомнить», – подумал, озираясь, невольно восхищенный Мартин, но тут же решил: не отвлекаться. Сейчас главное – дело. Вокруг происходит слишком много непонятного, чтоб он рискнул расслабиться.

Падали капли. Шаркали о бетонные плиты подошвы патрульных, приглушенно звучали голоса. Скрипнула дверь, кто-то спьяну затянул во всю глотку валвэнийскую песню. Его осадили, и он заткнулся. Еще раз припомнив заученную наизусть схему Эгтемеоса, Мартин определил, где находится офис «Дендроэкспорта»: вон те еле намеченные очертания, заслоняющие участок внешней стены. Сама стена хорошо видна, через каждые десять метров на ней укреплены пылающие факелы. Мартин приблизился к заброшенному зданию. С одной стороны к нему прирос бревенчатый пристрой, на дверях – амбарный замок. С другой чернеют на темном фоне проломы в псевдостекле. Теперь надо двигаться с повышенной осторожностью, чтобы не хрустнули битые стекла.

Пол внутри разворочен взрывом, ведущая наверх лестница – Мартин осветил ее узким лучом фонарика – больше похожа на воспоминание о лестнице. Но ведь Эш, если он и правда здесь живет, каким-то образом поднимается на двадцатый этаж… Поблуждав наугад по первому этажу, Мартин нашел винтовую лестницу, которая выглядела достаточно надежной. Обвиваясь вокруг толстой гладкой колонны, она уходила в темноту. Даже все ступеньки целы. Изредка пользуясь фонариком, Мартин рассматривал пустые помещения: везде следы разрушений, кучи обломков, плафоны разбиты, в наружных стенах зияют пробоины. И раскачиваются на сквозняке, цепляясь за что попало, бледные спирали воздушных вьюнов – для них тут настоящее раздолье.

Оказавшись на двадцатом этаже, Мартин понял, что Игно не соврал: здесь кто-то живет. Явственно ощущался слабый запах кофе и вареной пищи, в холле на декоративной решетке сушились отсыревшие спортивные туфли. Обломки сметены в кучу. У входа в коридор на стене висит табличка с надписью от руки: «Ребята, меня нет дома». Хмыкнув, Мартин перевернул ее: «Валентина Левченко, исполнительный директор кадмийского филиала корпорации „Дендроэкспорт“ – сверкнули в луче фонарика лазерные буквы. Вернув на место директорскую табличку, Мартин вторгся в чужие владения. Хозяин отсутствовал. В одной из комнат лежали на полу два свернутых спальных мешка и надувной матрас, у противоположной стены сгрудилась немытая пластмассовая посуда. Валвэнийская медная жаровня, рядом кофеварка с засохшей гущей на дне. Вениамин Эш, если это он тут поселился, парень со странностями: чтобы сварить кофе, ему небось каждый день приходится таскать воду по винтовой лестнице на двадцатый этаж… Раздутая дорожная сумка с одеждой. Ячеистый предмет неправильной формы величиной с кулак, вырезанный как будто из кости. Неестественно теплый на ощупь. Древний кадмийский артефакт, заключил Мартин, взвесив его в руке. На полу красной краской вычерчена пентаграмма. А это еще зачем?

Тщательно осмотрев остальные предметы, он удовлетворенно ухмыльнулся: к спальникам и матрасу прикреплены крохотные бирки с эмблемой Арелского университета и инвентарными номерами. Хоть одного участника пропавшей экспедиции он, можно считать, выловил! Держа в одной руке фонарик, в другой – артефакт, Мартин остановился посреди комнаты. Он колебался: забрать эту штуковину с собой или оставить тут? С одной стороны, Эш теперь от него не уйдет, а если Мартин без спросу утащит его находку, ученый может обидеться и отказаться от сотрудничества. С другой стороны, по закону артефакт, найденный лидонской экспедицией, принадлежит Лидоне; в сейфе бронекара ценная находка будет в большей сохранности, чем здесь. С третьей стороны, не нравилась Мартину эта штука – слишком теплая и тяжелая, явный парадокс… А у него сейчас нет ни одного исправного прибора, чтобы с ней разобраться.

Положив непонятный предмет на место, он машинально вытер ладонь о ткань комбинезона. Эша нет дома. Что ж, он перехватит его завтра или послезавтра, когда тот появится… Слабый звук под потолком заставил Мартина запрокинуть голову – и резко шагнуть в сторону. Подвешенная на тонюсеньком стебле шарообразная люстра свалилась на пол, рассыпавшись на множество осколков. Еще две такие люстры висели неподвижно. Значит, не землетрясение.

Мартин вышел из комнаты, мягко притворив за собой дверь. Теперь он был настороже: здание в аварийном состоянии, всякое может случиться. Он двигался, не производя ни единого шороха, и вокруг было тихо. Впереди в луче фонарика что-то блеснуло. Дверь из псевдостекла. Раньше ее тут не было. Точнее, она была открыта. Эш вернулся домой? Или кто-то из борешанистов надумал заглянуть к нему в гости, но увидал табличку и повернул обратно? Мартин выключил фонарик. Он по-прежнему не ощущал чужого присутствия. Стандартная скользящая дверь, за ней – холл, где винтовая лестница. Там темно и пусто.

Дотронувшись до ручки, Мартин уловил слабую нарастающую вибрацию. Рефлексы сработали раньше, чем разум успел оценить происходящее: он упал, откатился назад, скорчился, прикрыл голову руками. Раздался оглушительный хруст, брызнули стекла. Вибромина. Кто-то прилепил ее к двери с той стороны. Обычно их используют террористы, если хотят вызвать побольше паники и шума, но без человеческих жертв. А вот раненных после таких взрывов остается много.

Выхватив из кобуры пистолет, Мартин послал несколько пуль в дверной проем и вновь откатился в сторону. Прислушался. Тихо. Держа наготове оружие, поднялся на ноги, двинулся вдоль стены к выходу. И только тут сообразил, что не могло быть никакой вибромины, раз любая электроника в Эгтемеосе выходит из строя. Что же тогда произошло с дверью?.. Он готов был выстрелить на любой звук, но стояла мертвая тишина. Фонарик он больше не включал. Спустившись на первый этаж, осмотрелся, прежде чем выбраться через пролом на улицу: ничего подозрительного. Могла ли дверь взорваться сама по себе? Мартин в это не верил.

Тыльная сторона его правой кисти была рассечена осколком стекла, он на ходу залепил порез пластырем из карманной аптечки. Других ранений не было: тело защитили вшитые в комбинезон пуленепробиваемые пластины и кольчужная сетка.

Утром, когда Мартин и Сотимара завтракали в ресторане (это и правда был ресторан кадмийского космопорта – одно из немногих здешних помещений, которые после эвакуации использовались по назначению), к их столику подошла невысокая женщина в удобно скроенной полицейской куртке с неизвестной Мартину эмблемой. Круглое энергичное лицо, коротко подстриженные седые волосы. Яркой полоской выделялись накрашенные губы, при полном отсутствии другой косметики.

– Я Соланж Унарре, представитель администрации Эгтемеоса, – официально улыбнувшись, она дотронулась до своей эмблемы и присела рядом с Мартином. – Занимаюсь вопросами предоставления гражданства. Вы, господин Паад, хотели бы получить эгтемеосское гражданство?

– Я еще не думал об этом, – улыбнулся в ответ Мартин, с интересом разглядывая и ее, и остановившегося у нее за спиной парня крутого вида. – Я тут недавно.

– Отсюда невозможно выбраться, но тут вполне можно жить. Мы готовы предоставить вам гражданство, Эгтемеос нуждается в таких людях, как вы. Сегодня-завтра подумаете, и быстренько все оформим. Могу сразу предложить вам несколько должностей на выбор…

Она говорила корректно и деловито, как типичная пожилая чиновница, привыкшая к строго регламентированной, зато неоспоримой власти. Видимо, она и была раньше чиновницей. Экзотическая обстановка нисколько ее не сбивала.

– Почему вы остались на Кадме? – в лоб спросил Мартин.

Соланж Унарре неопределенно пожала плечами:

– Были причины.

– Простите. Я обдумаю ваше предложение.

– Человеку нашей цивилизации в одиночку здесь не выжить. Валвэнийская культура не для нас, – она взглянула на Сотимару. – Вас я, кажется, не знаю?

– Андерих бан Сотимара. Я перлорожденный из Фаяно, – на импере ответил фаяниец. – Вы правы, госпожа Унарре, валвэнийская культура, если ее позволительно так назвать, не для культурного человека.

– Вы тоже сможете претендовать на гражданство, если докажете свою полезность для Эгтемеоса, – оценивающе поглядев на него, сказала Соланж. – Сейчас мы все еще набираем людей.

Она с мягкой настойчивостью обрабатывала Мартина, а тот не соглашался, но и не отказывался: кто знает, если и ему суждено застрять в Валвэни, в самый раз будет вспомнить о ее предложении. Хорошо, когда есть запасные варианты.

– Я уже в курсе, что наша электроника тут не работает, – ввернул он как бы невзначай. – А вот что касается древней кадмийской техники, с ней как обстоит дело, не знаете? Я имею в виду эти штуковины, похожие на кости…

– Не знаю, – представитель администрации нахмурилась. – Надеюсь, вы ничего такого сюда не привезли?

– Нет, что вы, – заверил ее Мартин.

– Ну, слава богу! Это опасные предметы, держать их на территории Эгтемеоса запрещено. Внутри периметра, – она кивнула на внешнюю стену, видневшуюся за окном, – ни одного такого нет.

Как же, ни одного… Мартин опять подумал, что Вениамин Эш – рисковый парень: мало того, что хранит у себя в комнате черт-те что, так еще и нарушает здешние законы.

Соланж опять перешла к выгодам статуса гражданина Эгтемеоса, мимоходом пожаловалась на борешанистов: ненадежные ребята, нет-нет, они по-своему неплохие, честные и она хорошо к ним относится, но в серьезном деле на них нельзя положиться, обязательно кто-нибудь со стороны должен их контролировать. Все время витают в облаках, и особенно часовые из них никудышные… Минувшей ночью Мартин и сам в этом убедился, но делиться вслух своими впечатлениями не стал.

– Сколько их уже погибло… Осталась, наверное, одна десятая, – вздохнула Соланж. – Ребята и девушки, а ведь они такие молодые… Нам тут очень нужны люди вроде вас!

Мартин рассеянно кивнул. Все его внимание было приковано к человеку, только что появившемуся в зале: заняв столик возле стрельчатого окна, тот пытался привлечь внимание увешанного цепочками официанта-валвэнийца. Парень лет двадцати восьми – тридцати, темноволосый, гладко выбритый, с крупным приплюснутым носом. Тонкая, с выпирающим кадыком шея и по-мальчишески оттопыренные уши придавали ему беззащитный вид. Мартин уже знал его по голограммам и фотографиям: это был Вениамин Эш.

Глава 9

Когда Мартин, взяв свою чашку с кофе, пересек зал и остановился перед столиком Эша, молодой ученый заметно напрягся. Его поза стала скованной, оттопыренные уши побледнели. Взгляд устремился вдаль, на компанию разодетых в пух и прах валвэнийцев в противоположном углу, на окно, за которым виднелось, в просвете между бревенчатыми строениями, пустое поле космодрома.

– Привет, Вениамин, – поздоровался Мартин. – Наконец-то я вас нашел!

Эш, не глядя на него, пожал плечами. Потом все-таки посмотрел – недружелюбно, с опаской.

– Вам, собственно, что-то нужно?

– Меня, собственно, прислало сюда ЛОСУ. – Ногой пододвинув стул, Мартин уселся напротив. – В качестве спасателя. Когда пропала связь с вашей экспедицией. Меня зовут Мартин Паад.

После того, как он представился, обстановка не разрядилась.

– Ну да, я слыхал о вас… – протянул Эш.

С такой интонацией, словно хотел сказать: слыхать-то слыхал, но ничего хорошего.

– Где остальные?

– Погибли около канаморского икс-объекта. Те, кто забросил нас сюда, не понимают, что здесь творится! Эти чокнутые кочевники всех перерезали, только мы с Мадиной остались живы. А эти там, у себя в кабинетах… – Он выразительно поглядел на матово-белый потолок (экран, давным-давно вышедший из строя).

– Разве вас насильно заставили принять участие в экспедиции?

– Я согласился. – На лице Эша промелькнула гримаса раздражения. – Но здесь, на Кадме, я многое переосмыслил, заново переоценил всю свою жизнь и вообще роль современного человека в жизни. Я понял, что такое боль. Вы этого не понимаете.

«Этот парень пережил нешуточный стресс и до сих пор находится в стрессовом состоянии», – определил Мартин.

– Где материалы, которые вы собрали?

– Почти все пропало. – Отхлебнув из своей чашки, Эш закашлялся. – Мы прибыли в Канамор, разбили лагерь вблизи икс-объекта. Через несколько дней нас атаковали дикари. Они растащили имущество экспедиции, но вся зафиксированная информация, видеозаписи там, показания приборов погибли еще раньше. Современный человек слишком зависит от своей техники. Без техники он остается ничтожным, в переносном смысле голым. Я думаю, вы уже это ощутили! – Он выдавил ехидную, почти мстительную улыбку, но вдруг ссутулился и отвел взгляд, будто чего-то испугался.

– Кое-какие артефакты вы нашли, и вам удалось сохранить их?

– Да, кое-что сохранилось… – рассеянно подтвердил Вениамин и начал есть мелко нарубленные овощи, аккуратно работая вилкой.

Мартин окинул взглядом полупустой зал ресторана, одетый в белый пластик, имитирующий мрамор. Грязь на полу. Разбитое окно занавешено циновкой. Инопланетяне, похожие на аборигенов. Богатые валвэнийцы. Сотимара, покончив с завтраком, изящной пилочкой полировал ногти. Несмотря на синяки под глазами – память о Драгоценных Холмах, – вид у него был истинно аристократический. Соланж Унарре со своим телохранителем уже ушла.

– Вы не знаете, почему Унарре осталась на Кадме? – повернулся к Эшу Мартин.

– Брала взятки. – Вениамин, не переставая жевать, скривил угол рта. – Ее застукали с поличным, и она осталась, чтоб не попасть под суд. Лицемерная сволочь. Все здешние заправилы друг друга стоят. Они фактически эксплуатируют борешанистов и в то же время не допускают их к решению важных вопросов. Да ладно, чего я тут перед вами распинаюсь…

После этого резюме Эш продолжил есть молча. Мартин в задумчивости допил кофе, сделал знак официанту. Тот не отреагировал. То ли дело роботы-официанты… Но они остались далеко, в цивилизованном мире.

– Эш, почему вы мне не доверяете? – напрямую спросил Мартин.

Эш вздрогнул. Поморщился. Пристроил вилку на краю тарелки и наконец заговорил:

– Я не доверяю людям, которые прут по жизни, как танки. Которые сразу пускают в ход кулаки, если кто-то с ними не согласен. Которые ничего не делают бесплатно, не знают, что такое слезы, и готовы раздавить даже самую неординарную личность!

– Да кто же вам столько лестного обо мне сообщил? – осведомился Мартин, оправившись от изумления.

– Так говорят, – глядя в тарелку, буркнул Эш.

– Кто?

– Те, кто вас знает.

– Кто именно?

– Точно не помню. – Вениамин все больше нервничал. – У нас в университете, например, и другие… Послушайте, чего вы ко мне пристали?!

– Ладно, Эш, – Вздохнув сквозь зубы, Мартин откинулся на спинку стула. – Несмотря на мою скверную репутацию, в ближайшее время вам придется со мной работать. Поскольку я тут единственный официальный представитель лидонского правительства и ЛОСУ, вы обязаны передать мне все сохранившиеся материалы экспедиции. Доедайте, и пойдем.

– Куда пойдем? – испуганно спросил Эш.

– К вам.

– Ничего не сохранилось, я же сказал… – Он внезапно сник, на лице появилось измученное выражение. – Извините, господин Паад, я, кажется, лишнего наговорил… Вчера было «видение смерти», на меня это плохо действует, выбивает из колеи.

– Это на всех плохо действует. Что вы, как ученый, можете сказать о «видениях смерти»?

– Излучение неизвестной природы, только и всего. Я антропоэтнолог и культуролог, а не физик. – Увидав, что собеседник не намерен усугублять конфликт, он приободрился. – Я могу показать вам уцелевшие крупицы, но придется карабкаться на двадцатый этаж…

– Ничего, – кивнул Мартин.

– Ну, тогда пойдемте. – Вениамин отодвинул тарелку. – Все равно нет аппетита… Вы прилетели с напарником?

Он показал на Сотимару, который, заметив, что они встают, тоже поднялся со стула.

– Это мой переводчик. Фаяниец.

К ним подскочил толстый запыхавшийся официант, свисающие с его щек и крыльев носа цепочки агрессивно колыхались. Мартин расплатился жетонами, Эш – продырявленными медными квадратиками грубой чеканки.

– Келмацкие деньги, – объяснил он. – Твердая валюта, их даже здесь берут.

– Вы гражданин Эгтемеоса? – поинтересовался Мартин, когда вышли наружу, под моросящий дождик.

– Да. Пришлось.

– Сотимара, вы пока свободны, – кивнул Мартин фаянийцу.

Хитровато улыбнувшись, перлорожденный свернул в проулок между белой полусферой ресторана и монументальным административным зданием с серебристыми контрфорсами. У него была своя задача: вращаясь среди валвэнийцев, прислушиваться к их разговорам и собирать информацию обо всем, что происходит в Валвэни. Любую информацию. Мартин потом разберется, что существенно, а что нет.

Дождь усилился. Эш втянул голову в плечи, нахохлился, но надевать капюшон не стал. Глянув сбоку на его несчастное мокрое лицо, Мартин подумал, что человека в таком состоянии надо бы поскорей отправить на орбиту…. Надо бы. Другой вопрос, как это устроить.

Навстречу попалась группа борешанистов, те шумно и радостно приветствовали Вениамина. Он оживился, заулыбался, пообещал им, что вечером обязательно зайдет.

– Только с ними тут и можно общаться, – сказал он Мартину, когда борешанисты пошли дальше. – До остальных не достучишься.

– В каком смысле – не достучишься?

– В любом.

Им пришлось остановиться, пережидая, пока мимо проедет длинная ярко размалеванная карета, запряженная парой чиротагов. Скрипели колеса, хлюпала грязь. Сидевший на высоких козлах возница издавал визгливые вопли.

– Знаете, Паад, чего я боюсь? – многозначительным шепотом спросил Эш.

– Чего?

– Что этот мир когда-нибудь станет похож на наши миры. Но этого не произойдет.

Мартин неопределенно хмыкнул. Кое-какие из высказываний Эша представлялись ему бессмысленными, и он относил это на счет стресса: натерпелся парень. Впереди, за пеленой дождя, показался бывший офис «Дендроэкспорта». Двадцатиэтажную громаду из бетона и псевдостекла вдоль и поперек рассекали трещины.

– Сюда. – Эш зашлепал по лужам к пролому в стене.

– Почему вы здесь поселились?

– Мне нужна спокойная обстановка. Кроме того, я не могу платить за жилье так называемой администрации Эгтемеоса, этой коррумпированной банде… Я не головорез, не врач, не повар, не уборщик дерьма – значит, по их так называемым законам не имею права на бесплатную квартиру в охраняемом здании.

– А в этой развалине у вас жилье бесплатное?

– Угу.

Он направился к уже знакомой Мартину винтовой лестнице. Сейчас, при свете дня, было видно, что ее секции отлиты из чугуна, а колонна, вокруг которой она обвивается, оклеена пленкой под малахит. Местами пленка содрана, обнажая пористую серую основу. Мартин с любопытством озирался: ночью он все-таки не оценил в полной мере масштаба разрушений на этажах «Дендроэкспорта». Куски бетона, стеклянное крошево, обломки пластика, дерева, декоративного камня, из стен выпирает перекошенная арматура, болтаются оборванные кабели. Лужи дождевой воды возле разбитых внешних стен. Бурые пятна давно засохшей крови.

– Что здесь было?

– Сражение между сторонниками Панасова – Унарре и Делберса. Клика Панасова и Унарре одержала верх, Делберса убили. Если бы он победил, в Эгтемеосе было бы сейчас еще хуже. Я не застал этой грызни, я попал сюда позже. – Эш остановился, запыхавшись. – Передохнем.

Мартина подъем не утомил. Прислонившись к перилам, он терпеливо дожидался, когда его спутник восстановит дыхание. Наконец Эш медленно двинулся дальше.

– Вы могли бы и пониже поселиться.

Вениамин, пошатываясь, помотал головой:

– Ниже двадцатого все стены в трещинах, сквозняк. Я с трудом нашел целую комнату.

Вспорхнула и заметалась по холлу вспугнутая птица. Сделав несколько кругов, вылетела наружу сквозь дыру в псевдостекле.

– Где сейчас Мадина Милаус? – спросил Мартин, когда они остановились для очередной передышки.

– Вышла замуж за валвэнийца. Смерть товарищей для нас обоих была потрясением, особенно для нее. Она поняла, что ей нужен домашний очаг, а не всякие там экспедиции.

– Мне надо с ней повидаться.

– Вы не должны ее беспокоить, – Эш посмотрел на него встревоженно. – У нее теперь совсем другая жизнь, другие ценности. Мадина нашла себя, понимаете? Осознала свое женское естество, свою настоящую природу… Если вдруг появитесь вы, для нее это будет шоком, она и без того пережила шок.

– Я обязан с ней побеседовать.

– Побеседуйте со мной! – Эш заглянул ему в глаза, настойчиво улыбнулся. – Все равно она не скажет вам ничего большего, чем могу рассказать я. Вы должны ее пощадить. Она ведь женщина, не то что мы с вами – крутые мужики, авантюристы…

«Я-то, положим, авантюрист и крутой мужик, – мысленно усмехнулся Мартин, – а вот насчет себя ты, парень, загнул!»

– Пожалуйста, не разыскивайте Мадину, – двинувшись дальше, попросил Эш. – Ей удалось найти свое место в жизни, это же так чудесно… Не будем ей мешать!

– Где она живет?

– Далеко от Эгтемеоса. Она просила никому не говорить, я не могу предать ее доверие. Женщина – это не мужчина.

– Ценное наблюдение, – Мартин ухмыльнулся.

Вениамин промолчал. Сверху доносились негромкие голоса, будившие эхо.

– У вас там как будто гости?

– Это борешанисты, мои друзья. Они часто приходят, хорошие ребята.

Семнадцатый этаж, последняя передышка.

– Здание-то еле держится… – обронил Мартин, поглядев через перила вниз. – Часто здесь что-нибудь рушится?

– Нет, ничего такого… Все эти разрушения старые, когда воевали группировки.

«И ты, значит, не заметил, что у тебя в комнате люстра упала?.. Да в придачу дверь…» Потом он сообразил, что Вениамин, может, со вчерашнего вечера не был дома и еще не знает, что случилось в его отсутствие.

– Привет, ребята! – тяжело дыша, крикнул Эш, миновав девятнадцатый этаж.

Ему ответил хор веселых голосов. Борешанисты, несколько юношей и девушек в кольчужных безрукавках поверх поношенных спортивных костюмов с флуоресцирующими эмблемами, расположились прямо на полу. Мартин отметил, что сейчас у них мечи настоящие, выкованные кадмийскими кузнецами.

– Нам скоро заступать в караул, – словно отвечая на его невысказанный вопрос, сообщил худощавый паренек в сдвинутом набекрень берете. Обращался он к Эшу, а не к Мартину. – Зашли пока… Панасов сегодня утром опять орал, что у нас никакой дисциплины, а как бы они тут без нас управлялись с одной своей дисциплиной!

– Панасов-Колбасов! – рассмеялся Эш.

Его полный желчного сарказма тон не очень-то соответствовал по-детски примитивному оскорблению, но борешанисты все равно засмеялись. В течение следующих пяти минут Мартин узнал много любопытного о здешнем боссе: непойманный коррупционер, в прошлом уважаемый чиновник МЭСИРМа (Межзвездного Экономического Совета Индустриально Развитых Миров) и тайный пособник подпольного синдиката контрабандистов, ныне – деспот, самодур, любовник Унарре, алкоголик, лицемерно проповедующий трезвый образ жизни, покровитель доносчиков; остался на Кадме с целью сколотить состояние, за бесценок скупая у валвэнийцев драгоценности и произведения искусства, и после втихаря сбежать.

– Как же он отсюда сбежит? – поинтересовался Мартин, до сих пор молчавший.

– У него звездолет на южном полюсе спрятан, – объяснила рыжеволосая девушка.

– Точно?

– Об этом все говорят, – махнул рукой Эш. – Как всегда, власть принадлежит аморальному меньшинству.

На Мартина косились испытующе.

– Это Паад, его ко мне с орбиты прислали, насчет экспедиции, – вскользь представил гостя Вениамин. – Самое главное, ребята – сохранить свою личность, невзирая на усилия таких, как Панасов и Унарре. Этот мир никогда не станет их миром! Здесь, на Кадме, в муках родится и обретет себя человек будущего, которому чуждо потребительское отношение к жизни…

Сейчас он говорил увлеченно, решительно, даже властно, а борешанисты слушали, излучая восторг и полное согласие. Мартин слегка удивился этой метаморфозе: нервный, усталый, неуверенный в себе человек вдруг превратился в сильного, раскованного лидера. Что ж, всякое бывает… Видимо, с молодежью Эш чувствует себя в своей стихии.

Так как Мартина речь не захватила, он отправился осматривать холл. Тут было уютней, чем на других этажах «Дендроэкспорта». Мусор и обломки сметены в кучки по углам, на полу разбросаны циновки. На сверкающей позолотой декоративной решетке висит грязное полотенце, рядом стоит ведро с водой и тазик. Туфли, которые сушились тут ночью, исчезли. Похоже, Эш за истекшее время все-таки успел побывать дома… если только у него нет подружки, которая навела порядок.

Остановившись перед псевдостеклянной стеной, Мартин поглядел сверху на бывший космопорт: из труб деревянных пристроев валил дым, спешили по своим делам валвэнийцы, парами бродили охранники. Эгтемеос – многолюдное местечко. К заднему крыльцу ресторана подъехала телега, груженная корзинами и бочками; вокруг нее прыгала, захлебываясь лаем, собака. По центральной улице, обсаженной пурпурными пирамидальными елями, двигался только что прибывший караван: тяжело навьюченные чиротаги, крытые повозки, люди в мокрых плащах и конусовидных шапочках.

Скорее всего, ночное покушение организовали боссы: обманув их ожидания, Мартин вовремя снял шлем и остался жив, тогда Панасов и Унарре приказали кому-то из доверенных людей убрать его. После этого они могли бы на законных основаниях конфисковать бронекар… Вполне логично. Убийца проследовал за Мартином до «Дендроэкспорта» («а я, старый сукин сын, не заметил слежки!»), поднялся, ничем себя не выдав, на двадцатый этаж и установил на двери в коридор вибромину. Профессионал. Только вот способ он выбрал больно уж громоздкий: для таких случаев есть пули, метательные ножи… Это показалось Мартину неувязкой, но, сколько он ни напрягал извилины, изобрести другой версии не смог. Падение люстры – случайность, однако дверь не могла разлететься на куски мистическим образом. Так недолго предположить, что за головой Мартина охотятся потусторонние существа… или что само здание пыталось его убить. Он никогда не был склонен к подобным фантазиям.

Когда киллер (возможно, бывший террорист, подрывник-психопат, которому нравится убивать именно таким способом) потерпел неудачу, Унарре и Панасов решили, что Мартин Паад – слишком ценная боевая единица, чтобы пустить его в расход, куда разумнее будет привлечь его на свою сторону. Отсюда и предложение принять гражданство. Все просто, никаких загадок. Кроме одной: откуда у них вибромина? Там ведь процессор, который неминуемо должен был выйти из строя… Значит, не должен был. Значит, существуют материалы, непроницаемые для неизвестного излучения. Надо учесть.

Вениамин и борешанисты оживленно обсуждали вопрос о том, можно ли считать населяющего техногенные миры обывателя мыслящим человеком. Все склонялись к выводу, что нет, нельзя. Мартин, на которого никто не обращал внимания, прошелся взад-вперед по холлу и вдруг заметил нечто новенькое. Холл имел Г-образную форму, и за поворотом висели на стене два портрета. Термостойкая пластиковая бумага, цветная печать. Остановившись, Мартин удивленно поднял брови – оба портрета, что называется, осквернены: их покрывали грязные потеки, следы свежих плевков, написанные вкривь и вкось нецензурные ругательства. «Уничтожь ЗЛО!» – призывала прикрепленная к стене над ними табличка.

Мартин подошел ближе. С левого портрета на него смотрела совсем юная девушка, с правого – мужчина лет тридцати пяти – сорока. Пусть оба изображения сильно пострадали, их индивидуальные черты сохранились в достаточной степени. У девушки узкое треугольное лицо, тонкие точеные черты. Из одного глаза торчит рукоятка ножа, зато другой глаз, удлиненный, серо-зеленый, на редкость красив. У мужчины физиономия круглая, полная, чтобы не сказать заплывшая жирком. Ежик темных волос, упрямый тяжелый подбородок. Взгляд небольших прищуренных глаз внимателен и насмешлив.

Несмотря на пояснительную табличку, у Мартина эти лица не вызвали антипатии. Скорее, интерес. Он стоял и разглядывал их, тем временем голоса в холле стихли, борешанисты ушли. Позади послышались шаги. Эш, по звуку определил Мартин, и повернулся.

– А, вы здесь… – Эш выглядел напуганным, даже слегка заикался. – Картины смотрите… Это вообще, понимаете, абстрактные изображения, компьютерный синтез, этих людей на самом деле нет! Один мой друг по памяти смоделировал их на компьютере, это игра его воображения… В них есть что-то такое зловещее, матеро-обывательское, правда? Вот мы их тут и повесили… – он робко улыбался, глядя на Мартина так, словно ожидал по меньшей мере удара в челюсть. – Это символы всего злого…

– Игра воображения по памяти? – удивляясь, чего он так трусит, хмыкнул Мартин. – Интересный, наверное, метод…

– Разве я сказал – по памяти?.. Я заговариваюсь, я все еще плохо себя чувствую после «видения смерти». В чистом виде игра воображения, вот что я имел в виду…

– Странные у вас тут развлечения, – оглянувшись через плечо на обезображенные портреты, Мартин пожал плечами. – Зачем вам это нужно?

– Это сконцентрированный образ зла, всего, что враждебно, – Эш измученно вздохнул. – Пойдемте, вы же хотели посмотреть уцелевшие материалы экспедиции.

– Пойдемте.

Возле поворота Эш остановился и вдруг опять улыбнулся – теперь уже не робко, а ехидно:

– Паад, а вам эта харя никого не напоминает?

Он показывал на портрет мужчины.

– Да нет, – равнодушно бросил Мартин.

– Совсем-совсем никого?!

– Если вы хотите намекнуть, что он похож на Панасова, так я еще не имел чести познакомиться с боссом.

Эш расплылся в улыбке от уха до уха, но ничего больше не сказал. Они вошли в коридор, под ногами захрупали осколки.

– Я вот здесь живу, – Вениамин распахнул дверь комнаты.

Прилежно делая вид, что никогда раньше тут не был, Мартин стоял на пороге и озирался. Кое-чего он ночью не заметил: на стенах висели картины, черно-белая графика борешанистов, обычные для них сказочные мотивы. В отличие от тех двух портретов в холле с этими работами Эш обращался бережно. Внешняя псевдостеклянная стена прикрыта ажурным плетеным занавесом. Под потолком – два туманно-прозрачных шара, останки третьей люстры заметены в угол. Кадмийского артефакта не видно.

– Это принесли мои друзья, – кивнул на картины Эш. – А штору мне подарили в той деревне, где Мадина вышла замуж. Предмет народного промысла…

– А пентаграмма зачем? – Мартин остановился перед пятиугольником на полу.

– Не обращайте внимания. Это для игры, мы с ребятами так играем от нечего делать, – подтолкнув ногой циновку, он прикрыл пентаграмму. – Вы же не суеверный человек?

– Угадали, не суеверный. – Так как мебели не было, Мартин уселся на надувной матрас. – Давайте материалы.

Материалов было немного. Несколько фотографий: снятые с разных точек Х-объекты, полузасыпанные песком руины, хрупкое существо с большими выпуклыми глазами и веером кожистых гребней на голове; коробка с компьютерными кристаллами (скорее всего, испорченными, но сейчас не проверишь); тощая пачка листков, исписанных безобразно неразборчивым почерком.

Мартин поднял взгляд на Эша:

– Вы писали?

– Я. Тут общие наблюдения.

– А поразборчивей не могли?

Он испытывал нарастающее раздражение: из-за такой мелочовки его оторвали от куда более приятных дел и едва ли не с помощью шантажа загнали на Кадм!

– Я почти не умею писать от руки, в последний раз упражнялся в школе, – начал оправдываться Эш. – Я привык надиктовывать или вводить с клавиатуры…

– Ладно, не волнуйтесь. В ЛОСУ расшифруют ваши записи, не зря же этим кабинетным засранцам зарплату платят. Что на кристаллах?

– Наблюдения Зотовой. Мы разыскали негуманоидов, и она вошла с ними в контакт, но ничего важного не узнала. Это выродившаяся раса, живут примитивно, прячутся от людей, про икс-объекты ничего не знают. То есть у них есть всякие мифы и легенды, Зотова записывала: там говорится, что икс-объекты были созданы много тысячелетий назад их предками, великими магами. Но сейчас они даже близко к ним не подходят. Табу.

Мартин подавил навязчивое желание сплюнуть на пол и сквозь зубы выругался. Он потерял массу времени, его несколько раз чуть не прикончили – и все ради сведений посредственной ценности, которые представляют интерес разве что для ксеноэтнологов! Ладно, можно утешиться тем, что ЛОСУ тоже осталось в дураках: ведь оно профинансировало обе экспедиции в расчете на некую исключительно важную информацию, а результат нулевой.

– Это и есть коренной обитатель Кадма? – он показал на существо с гребнями.

– Да. Зотова сфотографировала. Тут еще кристаллы с ее видеозаписями, но вряд ли что-нибудь уцелело.

– Наверняка, – хмуро кивнул Мартин. – Вы не будете возражать, если я все это заберу и запру в сейфе?

– Забирайте, – сразу разрешил Вениамин.

– Это ведь не все, Эш? – заметил Мартин полувопросительно. – У вас наверняка хранятся кое-какие древние артефакты, найденные экспедицией…

После долгого молчания Эш сознался:

– Только один. Послушайте, Паад, зачем играть в прятки? Разве это не вы устроили здесь погром вчера ночью?

– Лично я ничего не устраивал. – Мартин пожал плечами. – Как насчет того артефакта?

– Его нельзя держать в машине. У вас что-нибудь сломается. Вчера вы на минуту взяли его в руки – и вон что вышло. – Эш покосился на осколки люстры. – Я не знаю, в чем дело, но он так влияет на окружающие предметы. Пожалуйста, поверьте мне и больше его не трогайте.

– Вот оно что… И вы не боитесь хранить у себя такую штуку? – пристально глядя на встревоженного антропоэтнолога, спросил Мартин.

– Я хочу сберечь его для науки.

– Не лучше ли спрятать его за пределами Эгтемеоса? Скажем, где-нибудь закопать?

– Нет, вдруг кто-нибудь откопает, – энергично запротестовал Эш. – Пусть лежит у меня, я уже приноровился с ним обращаться.

– Ладно, последний вопрос. Вы сможете показать на карте деревню, где живет Мадина Милаус?

– Не надо. – Эш беспокойно заерзал, словно свернутый спальник, на котором он сидел, стал вдруг очень жестким. – Мадина вам не обрадуется. Я все рассказал, она ничего не сможет добавить. Мы с вами цивилизованные люди, мы должны уважать ее выбор. По их традициям, замужней женщине нельзя общаться с посторонними мужчинами, поэтому она просила, чтобы никто к ней не приезжал. Ей там хорошо. Чувствует себя, как за каменной стеной. Я не стану ее предавать!

Он смотрел на Мартина затравленно и решительно – как человек, который скорее даст разрезать себя на куски, чем выболтает чужой секрет. И Мартин оставил эту тему.

В течение последующих нескольких дней он собирал и настраивал передатчик. Понимая, что для успешного завершения его миссии вопрос связи с орбитой будет иметь решающее значение, ЛОСУ снабдило его таким количеством деталей и готовых блоков, что их с лихвой хватило бы на два десятка передатчиков. Вся электроника, разумеется, пришла в негодность, но люди из ЛОСУ, хоть Мартин и взял в привычку про себя их поругивать, учитывали тот факт, что электроника при неблагоприятных условиях может выйти из строя. Кроме современных радиоэлементов, в распоряжении у Мартина имелся специально изготовленный антиквариат вроде транзисторов, резисторов, диодов, чипов и пр. Многое из этого тоже пострадало, но кое-что сохранилось и пошло в дело. Мартину никогда еще не приходилось мастерить настолько примитивный передатчик, с непривычки работа продвигалась медленно.

Сотимара по его просьбе собирал сведения об обстановке в Валвэни. Картина складывалась невеселая. За двенадцать лет, прошедшие с тех пор, как Мартин в первый раз посетил Кадм, тут многое изменилось. Особенно в последние годы. Жизнь стала нестабильной, и дело было не только в пресловутых «видениях смерти». То там, то здесь вспыхивали бунты. Гораздо чаще, чем раньше, случались пожары и эпидемии. Валвэнийцы толковали о странных знамениях, о нечисти, о злом колдовстве. В общем, все пошло наперекосяк, и Мартин, сортируя и анализируя информацию, никак не мог вычислить, где же причина. Обычно он умел находить причины (и поэтому ЛОСУ, если речь шла о действительно скверных ситуациях, предпочитало его другим агентам, столь же опытным и тренированным), но сейчас готов был капитулировать: да, черт-те что творится, а почему – хрен знает… Между тем его интерес к происходящему вокруг был отнюдь не академическим: ему предстояло совершить путешествие через территорию Валвэни, далеко или близко – пока неизвестно (сперва надо вытрясти информацию из Вениамина), и лишь после этого можно будет вызывать лидонский корабль.

Покушений на него больше не было. Дважды ему нанесла визит Унарре, один раз – Панасов, худой лысеющий мужчина респектабельного вида, совсем не похожий на портрет злодея в холле у Эша. Боссы держались корректно, не угрожали, соблазняли его должностью главнокомандующего вооруженными силами Эгтемеоса (нянчиться с борешанистами?.. Ну, спасибо!).

Эш по-прежнему жил у себя на двадцатом этаже, отказавшись перебраться в каюту бронекара. У него часто собирались борешанисты, и Мартин скоро уловил, что они играют в какую-то особую игру, старательно законспирированную, о которой ни в коем случае не должны проведать посторонние. Так как Мартин умел восстанавливать целое по отдельным разрозненным деталям, для него их игра не была тайной, но он не подавал виду, что понимает, в чем дело, когда кто-нибудь, заговорщицки подмигивая Эшу, говорил: «Привет Борешану!» или «Врагам нашего Габри сегодня досталось!».

Суть игры заключалась в том, что Габри Борешан воскрес, и Эш будто бы способен вступать с ним в контакт как доверенное лицо, чтобы передавать ему приветы от преданных последователей, а последователям – излагать его идеи. Для контакта Эш якобы пользовался пентаграммой, нарисованной в его комнате на полу. Обезображенные портреты в холле – это портреты врагов Борешана, которые виноваты в его смерти. О том, что реального Габри Борешана растерзали на Икраде полуразумные амфибии, никто здесь не вспоминал. Впрочем, Борешан ведь давным-давно превратился в мифологического персонажа, документально зафиксированные подробности его биографии фанатов мало интересовали. Всяк развлекается по-своему… Мартин понимал, что для борешанистов игра – это жизнь, и чем больше в ней таинственного, необычайного, тем лучше. Не понимал он другого: зачем все это понадобилось Эшу? Сам Эш борешанистом не был.

Наконец Мартин закончил сборку передатчика. Осталось уладить еще одно дело – и можно вызывать корабль.

Глава 10

Пришлось подождать, когда ребята уйдут. Мартин сидел в углу холла на деревянном ящике, накрытом циновкой, и из-под полуприкрытых век наблюдал за окружающими. Борешанисты успели к нему привыкнуть: этот большой чужак, связанный с Эшем какими-то скучными делами, добродушный, хотя и неразговорчивый, определенно ничего не смыслил в их играх, но зато и не мешал. Раз Эш терпел его присутствие – терпели и они.

Сейчас Вениамин что-то воодушевленно объяснял обступившей его молодежи. Другая группка, рассевшись на ступенях винтовой лестницы, травила анекдоты. Специфические анекдоты: чтобы уловить их юмор, надо быть борешанистом. Еще трое упражнялись в меткости, кидая сухие колючие шарики – плоды какого-то местного растения – в портреты всеобщих врагов.

– Я попала ему в нос! – засмеялась девушка с веселыми раскосыми глазами. – Четыре раза подряд!

Смотрела она на Мартина, словно приглашая порадоваться вместе, и он спросил:

– Зачем?

– Это же зло… – она пожала плечами. – Так ему и надо!

– Откуда вы знаете, что зло?

– Тут написано, – пришел на помощь подружке невысокий серьезный юноша.

– А вы всегда верите тому, что написано на табличках?

«Не лезь в дискуссию, дурак, – осадил себя Мартин. – Ты пришел сюда не за этим».

– Это же убийцы-обыватели! – усмехнулся юноша.

Спорить дальше Мартин не стал. Наконец все ушли, в холле остались только он и Вениамин.

– Эш, у вас есть выбор, – сообщил Мартин, поднимаясь с ящика.

– Какой выбор? – повернулся к нему Эш.

После разговора с борешанистами он был в приподнятом настроении, лицо разрумянилось, глаза светились энергией.

– Или вы скажете мне, где находится Мадина Милаус…

– Или?.. – Вениамин насторожился.

– Или я введу вам дозу веритола. – Мартин достал из кармана инъектор в стерильном футляре. – И тогда вы все равно скажете мне, где находится Мадина Милаус.

– Паад, вы… Вы ни в коем случае не должны ее тревожить, – упавшим голосом произнес Эш. – Не делайте из меня предателя! Мадина нашла, как говорится, свое простое женское счастье… У них там очень строгие традиции! Если туда нагрянете вы, никто не станет разбираться, кем вы ей приходитесь, она будет опозорена…

– Я все учел. – Мартин успокаивающе поднял руку. – Я проникну в деревню таким образом, что никто меня не увидит, и побеседую с Мадиной тет-а-тет. Как спасатель, я не имею права бросить ее на Кадме, не убедившись, что она действительно хочет остаться.

– Вы мне не верите? – глядя ему в глаза, спросил Эш.

– Отчего же нет? – он пожал плечами. – Просто надо соблюсти кое-какие формальности. Мадина должна в письменном виде засвидетельствовать, что она остается на Кадме по собственной воле.

– Ради бюрократических формальностей вы готовы разрушить ее жизнь! Поймите, Паад, я не могу вам сказать…

– Тогда закатайте рукав и не дергайтесь. – Мартин сделал вид, что открывает футляр.

– Не надо! – Побледнев, Эш попятился. – Вы что, сумасшедший? Это же незаконно, вы разве не знаете?

– Так ведь свидетелей нет, – ухмыльнулся Мартин.

– Дайте мне хотя бы подумать. Пятнадцать минут, пожалуйста! Для меня это очень серьезная нравственная дилемма, раз я обещал Мадине, что буду молчать… Я должен побыть один в своей комнате, я не могу сразу принять настолько важное решение…

– Ладно, – разрешил Мартин. – Пятнадцать минут.

Эш не сбежит. Побывав здесь еще пару раз в его отсутствие, Мартин убедился, что другого выхода из этого коридора нет.

Вениамин ушел, нетвердо ступая. В ожидании Мартин прохаживался взад-вперед по холлу, прислушиваясь к невнятному голосу Эша, – антропоэтнолог не то разговаривал сам с собой, не то ругался в отчаянии. Наконец он появился, как будто немного успокоившийся.

– Я скажу вам, где Мадина, – он сглотнул. – Она живет в цибенской деревне Раюсаны, это довольно далеко отсюда. Давайте покажу на карте… – Он начал дрожащими руками разворачивать карту, которую принес с собой.

– Хорошо. Поедем туда вместе.

– Да, я так и хотел предложить, – торопливо закивал Эш. – Вместе. Эту деревню трудно найти, я там уже был, а вы еще не были… Вот здесь она, смотрите. – Он ткнул пальцем.

– Ага. Собирайтесь.

В комнате Эш вытряхнул на пол из сумки скомканную одежду, запихнул обратно, потом начал складывать туда же давно не мытую пластмассовую посуду.

– Бросьте, у меня есть посуда, – остановил его Мартин.

– А? – Эш поднял голову. – Ладно, оставлю тут, пусть ребята пользуются. Они присмотрят за комнатой в мое отсутствие. Паад, я на всякий случай возьму с собой деньги. Они спрятаны на другом этаже, подождите меня внизу.

– Ну уж нет, – не согласился Мартин, – вдруг вы удерете?

– Да с чего я удеру? – Вениамин состроил удивленную гримасу. – Я сам хочу поехать с вами…

– Так, беспочвенные подозрения.

Деньги были спрятаны на семнадцатом этаже. Ворча по адресу «твердолобых агентов ЛОСУ, которые не признают права на личные тайны», Эш разгреб неприметную кучу обломков в одном из покинутых кабинетов и извлек оттуда туго набитый кожаный мешочек. Келмацкие медные квадратики, твердая валюта.

– Откуда у вас такой солидный капитал? – полюбопытствовал Мартин.

– Не ваше дело, – поморщился Вениамин. – Я не собираюсь материально зависеть от вас в дороге. Паад, вы только что заставили меня совершить предательство, растоптали мое чувство чести и даже не сознаете, что сделали! Хотел бы я знать, просто вы наивный или садист…

– Эш, у меня тоже есть свои понятия о чести, – Мартин смерил его холодным взглядом. – Я никогда еще не бросал человека, которого взялся вытащить. Никогда. Ни разу. Я должен быть уверен, что Мадина Милаус не хочет вернуться домой.

– Я же сказал вам, как она к этому относится!

– Пусть сама скажет. А теперь заткнитесь, и пошли.

Спускаясь по лестнице, Эш негромко пробормотал:

– Вы просто игрок, не привыкший проигрывать. Для вас люди ничего не значат.

Мартин не ответил. Ему было наплевать, что Эш о нем думает.

Борешанисты тренировались на поле космодрома. Они опять надели белые и желтые плащи, разделились на команды, и тренировка превратилась в мистерию – будто они находились одновременно в двух реальностях: в одной, опостылевшей, был Эгтемеос, рутина ежедневной службы, не внушающие почтения боссы с их нравоучениями, а в другой, иллюзорной, лунные эльфы бились с солнечными и происходила масса других вещей, недоступных восприятию Мартина Паада. С непроницаемым лицом наблюдая за Вениамином, который о чем-то шептался с кучкой «убитых» эльфов, он успел сосчитать борешанистов, выделить наиболее сильных бойцов, оценить их технику. Если Эш попросит о помощи (а с него станется, неуравновешенный парень), стычки не избежать. Шаркали подошвы о бетонные плиты, стучали пластиковые мечи. О чем разговаривают, не слышно. Мартин знал, что сможет утихомирить всю эту компанию, не пользуясь оружием, но нет гарантии, что он при этом никому ничего не сломает. Когда на тебя налетает три с лишним десятка человек, трудно быть осторожным. В такой свалке невозможно контролировать силу каждого удара и в последний момент останавливаться, проводя костедробительные захваты. Наверняка будут травмы. Не говоря уж о том, что, если он раскидает борешанистов, как котят, на глазах у толпы валвэнийцев (день выдался солнечный, у кромки поля толпились зрители), престиж вооруженных сил Эгтемеоса будет подорван. Пожалуй, Панасов и Унарре ему этого не простят…

Наконец Эш всем по очереди пожал руки и направился к нему. Как всегда после общения с борешанистами, он выглядел очень бодрым.

– Ну все, я попрощался с ребятами. Идемте. Я пожалел вас, Паад, не стал говорить им про ваши беспринципные штучки. Они бы такого не стерпели, вы их еще не знаете! Скажите спасибо, что я ничего им не рассказал.

– Спасибо, – проворчал Мартин.

От чистого сердца, но Эш насупился, решив, что он издевается.

Сотимару нашли в холле одного из отелей, около расшитой шелковыми аппликациями палатки куртизанок. За прошедшие дни фаяниец более-менее отъелся, обзавелся отлично сшитой валвэнийской одеждой, следы побоев исчезли.

– Мы выезжаем, – сказал ему Мартин. – Идем.

На озаренных солнцем улицах Эгтемеоса было еще многолюдней, чем обычно. Блестели не успевшие просохнуть лужи, полные скукоженных воздушных вьюнов, сверкало псевдостекло. В глазах рябило от множества пестрых одеяний. Некоторые из попадавшихся навстречу валвэнийцев низко кланялись Сотимаре. Не Мартину, не Вениамину, а именно Сотимаре.

– Ваши знакомые? – спросил Мартин.

– Нет, просто здешний народ. – Перлорожденный небрежно махнул рукой.

– Но они вас как будто знают?

– Им внушает почтение мой облик, – Сотимара тщеславно усмехнулся. – Одежду такого покроя и расцветки носят савашейские князья. Мне повезло наткнуться тут на приличного портного. Этот костюм сшит на заказ, по индивидуальной мерке. Пусть он не так изыскан, как фаянийские, его можно носить.

Мартин искоса поглядел на него: лиловые кожаные штаны, бледно-желтая рубашка с воротником-стойкой, затканным золотом, элегантный темно-серый камзол, безупречно повязанный шарф из тончайшего кремового шелка. Длинные волосы заколоты на затылке бронзовой пряжкой, усыпанной мелким речным жемчугом. Перлорожденный умел одеваться! Сам Мартин в своем блеклом пятнистом комбинезоне и Эш в давно не стиранном, потрепанном костюме рядом с ним по всем статьям проигрывали. Те, кто сгибался перед Сотимарой в подобострастных поклонах, вероятно, принимали Мартина за головореза-телохранителя, а Вениамина – за слугу. Недовольного жалованьем, судя по его похоронной гримасе.

Карет и повозок под бетонным навесом прибавилось: утром в Эгтемеос прибыл еще один караван. Мартин насчитал четырнадцать похожих друг на друга дощатых фургончиков, покрытых растрескавшимся коричневым лаком. На оглоблях висели замысловатые предметы из птичьих перьев и крашеной соломы.

– Что это?

– Обереги, – объяснил Сотимара. – Дикари верят, что это поможет им избежать неприятностей.

Около фургончиков бродило несколько длинноусых воинов с саблями, в грязных полосатых шароварах и кольчугах. Охрана. Чуть поодаль стояло трое патрульных-борешанистов. Эш подошел к ним проститься. Мартин между тем разглядывал фургончики: их выщербленные бока свидетельствовали, что сюда не раз вонзались стрелы, копья и метательные ножи. Охранники начали бросать на него угрожающие взгляды, но пока молчали.

– Вы их раздражаете, – шепнул фаяниец.

Мартин отвернулся. Эш, обменявшись рукопожатиями со своими друзьями, вернулся и опять намекнул, что, скажи он только слово, эти ребята мокрого места от его обидчиков не оставят.

«Вот еще загадка: почему Эш пользуется среди борешанистов таким непререкаемым авторитетом? – подумал Мартин, лавируя среди хаотично запаркованных туземных экипажей. – Не врет ведь, они действительно относятся к нему с обожанием! Почему?»

Он отпер дверцу бронекара, пропустил спутников вперед. Сотимара занял кресло пассажира в кабине, антропоэтнолог ушел в салон. Мартин до последнего момента подозревал, что он попытается сбежать, но Эш как будто смирился с судьбой. Тем лучше. После того как бронекар, миновав единственные ворота Эгтемеоса, выехал на широкую, все еще не просохшую до конца дорогу и помчался к горизонту, меся мощными колесами грязь, все пути для бегства были отрезаны. На всякий случай Мартин послал Сотимару разведать, что делает Вениамин. Тот сидел на откидном диванчике и с расстроенным видом смотрел в иллюминатор. Мартин окончательно успокоился. Небьющиеся иллюминаторы не открываются, а дверцу, которая ведет из салона наружу, он запер и все ключи держал у себя, но все равно в глубине души опасался, что Эш так или иначе попробует выбраться из машины. Все в порядке. Похоже, он становится мнительным.

Ядовито-зеленую, изрезанную затопленными оврагами равнину поближе к вечеру сменили плантации – заболоченные пространства с бесконечными рядами шаровидных темных кустиков. Между грядками настланы жерди и дощечки. Двенадцать лет назад Мартин побывал в этих краях. Он даже узнал большую деревню, где остановились на ночлег: островерхие домики на сваях, с открытыми опоясывающими верандами и шаткими лесенками; деревянный храм Болотной Богини, увешанный гирляндами высушенных плодов гурьяба – основного сельскохозяйственного продукта, произрастающего в этой местности; длинный приземистый амбар для хранения гурьяба, от фундамента до конька крыши заляпанный грязью (предполагалось, что злые духи по недомыслию решат, что в таком непрезентабельном строении не может находиться ничего ценного, и не станут губить собранный урожай).

Пахло болотом. Булькали и пищали какие-то твари. На фоне теплого оранжевого заката чернели конусовидные крыши. Мартин отметил, что деревня за истекшее время пришла в упадок: часть построек разрушена, да и люди выглядят унылыми, апатичными. Не сравнить с тем, что было раньше.

Они с Сотимарой сидели на веранде трактира, дощатый пол которой находился вровень с крышей запаркованного внизу бронекара. Им принесли ужин: похлебку из гурьяба, рагу из гурьяба и кореньев, пирог с начинкой из гурьяба, растертого с медом. А также слабенькое светлое пиво – его здесь тоже варят из гурьяба. Эш устроился за другим столом и расплатился отдельно, келмацкими деньгами. По валвэнийским меркам, он обладал недурным капиталом (и наверняка это лишь часть его капитала), но не объяснял, откуда у него столько денег, ограничиваясь туманными фразами, что это, мол, его личное дело и не позволит он каждому бандитствующему бюрократу из ЛОСУ лезть к себе в душу. На «бандитствующего бюрократа» Мартин не обиделся, а насчет денег решил, что Эш, скорее всего, сбыл аборигенам часть уцелевшего имущества экспедиции.

Смеркалось. Трактирщик зажег масляные фонарики, перед этим опустив прикрепленную к кромке навеса сетчатую штору. В ячейки шторы были вплетены остро пахущие стебли, их аромат отпугивал мошкару. Этого человека Мартин помнил громогласным, суетливым, энергичным. Теперь он сильно сдал, постарел и производил впечатление тяжело больного. Да и со всей деревней произошло что-то неладное. Мартин заметил, что на верандах соседних домиков никого нет, ставни и двери плотно закрыты. Кое-где светились одинокие желтые фонарики, но в остальном деревня с наступлением темноты словно вымерла. Двенадцать лет назад здесь было иначе: никто не прятался, люди спокойно занимались своими делами, болтали, отдыхали, смеялись.

Хозяин что-то сказал, фаяниец перевел:

– Он приглашает нас зайти в дом. Говорит, снаружи оставаться опасно.

Кроме них, посетителей в трактире не было. Они вошли в уютное, декорированное пестрыми циновками помещение с деревянными столами и лавками. На ходу дожевывая пирог, Мартин объявил:

– Ночуем в машине. Эш, вы тоже. Сотимара, спросите, почему снаружи опасно.

Злые чары, объяснил трактирщик. Они тяготеют и над этой деревней, и над соседними. Началось около года назад: сгнила на корню большая часть урожая, стали сами собой рушиться дома и амбары (только один целый амбар остался, а раньше их была дюжина!), умирают новорожденные дети, по ночам на болотах кто-то воет. Статуя Богини в храме упала и раскололась (Мартин в прошлый раз ее видел: деревянная, трехметровой высоты, с глазами-зеркальцами) – это значит, некое злое божество одержало верх над покровительницей края. Через деревню проходит большая дорога, и люди, которые останавливаются в трактире, рассказывают, что на всем белом свете творится то же самое.

Выслушав перевод, Мартин задумчиво потер подбородок. В злые чары он не верил.

– Это магия, Паад, – встревоженно добавил Сотимара. – Такая же, как «видения смерти». В Валвэни все пропитано магией.

Вениамин с покорно-скучающим видом стоял у двери, засунув руки в карманы. Рассказ трактирщика не произвел на него впечатления. Похоже, он тоже не верил в злые чары.

– Пошли, – позвал Мартин.

Воздух был сырой и прохладный, запах болота усилился. Над плантациями клубился туман. Вокруг вились тучи невидимой в темноте мошкары – легкие щекочущие прикосновения к лицу и тыльной стороне ладоней позволяли представить, как ее тут много. Экономя батарейки, Мартин не стал включать фонарик. Позади хлопнула дверь, стукнул засов.

– Болото, – с отвращением процедил Эш.

– Завтра выберемся из этой зоны, – нашаривая в кармане ключи от машины, отозвался Мартин.

– Я не в прямом смысле, а в переносном. Обывательское болото…

Мартина удивила злость, прозвучавшая в его голосе.

– Эш, вы о чем?

– О валвэнийских обывателях. Вообще-то, валвэнийские ничуть не хуже алзонских или наших лидонских. Они во всех мирах одинаковы. Тот, кто это сделал, совершил для них доброе дело, а они своим умишком ни черта не поняли!

– Какое доброе дело?.. Да залазьте вы, а то кровососов напустите!

– То, что они считают злыми чарами. По-моему, это дело рук человеческих, вам не кажется? Раньше все эти деревни загнивали в довольстве и процветании, не давая миру ни поэтов, ни художников, ни философов, а теперь кто-то уничтожил их нездоровое благополучие, чтобы научить здешних жителей…

Эш разглогольствовал, поставив одну ногу на ступеньку. Потеряв терпение, Мартин силком запихнул его в темную кабину, забрался следом и захлопнул дверцу. Нашарил в углу футляр с «вечной лампой», достал светящийся конус. Как он и опасался, мошкара успела просочиться внутрь.

– Ночью нас покусают, – с грустью констатировал Сотимара.

– Ага, – Мартин исподлобья поглядел на Эша.

– Да вы погрязли в своих мелких удобствах! – Тот вскинул голову, приосанился и стал похож на героя третьесортного фильма, с чувством произносящего нравоучительный монолог. – Как и жители этой жалкой деревушки, неспособные думать и страдать дальше своего носа! Кто-то наступил в их болото, чтоб они проснулись, а они только хнычут и злятся! И так во всем Валвэни. Трагедия непонимания…

– Вряд ли. – Взяв лайколимскую лампу под мышку, Мартин открыл дверцу, которая вела из кабины в коридорчик. – Отдельный человек или диверсионная группа не могли это устроить, на Кадме не те условия. Другое дело миры вроде Лидоны с развитой инфраструктурой, где есть всепланетная компьютерная сеть. Там хватит легкого толчка в одном грамотно выбранном месте, чтобы содрогнулась вся система. А здесь… Слишком велики расстояния, слишком заторможен информационный обмен, слишком примитивное производство. Сигнал заглохнет, не успев уйти далеко от своего источника.

Эш у него за спиной рассмеялся злорадным мальчишеским смехом.

– Это если источник находится в одном месте! А если он постоянно перемещается, нанося удары – или подавая разрушительный сигнал, как вам будет угодно – то здесь, то там, и его воздействие, таким образом, охватывает всю территорию Валвэни?

– Тогда его отследили бы воздушные патрули. Не говоря уж о том, что для регулярных диверсий нужно располагать транспортом и техникой, а техника в Валвэни долго не живет. Кроме того, встает вопрос о мотивах. С какой стороны ни подойди, а дестабилизация жизни в Валвэни – бессмысленное занятие. Я не вижу никого, кто бы на этом выиграл.

– Я же сказал, какие тут могут быть мотивы: с помощью боли и страданий научить обывателя думать.

– Эш, – остановившись перед дверью своей каюты, Мартин оглянулся через плечо, – настоятельно советую вам проделать один эксперимент. Сядьте задницей на иголку и посмотрите, сможете ли вы думать в таких условиях. Иголку могу одолжить.

– Вы все опошляете! – раздраженно фыркнул Эш. – Именно страдания формируют человека!

Не слушая его больше, Мартин заперся в каюте. Хотелось отоспаться – и после Эгтемеоса, где он ни на секунду не позволял себе расслабиться, и после сегодняшней езды по дрянной раскисшей дороге, без компьютера и автопилота. Сбросив ботинки, повесив на крючок ножны с мечом и кобуру, он растянулся на койке. И тут всплыла неожиданная мысль: пожалуй, версию Эша рановато отбрасывать… Если дестабилизирующий фактор – это исконные обитатели Кадма, раса загадочных негуманоидов, то мотив налицо: кадмийцы хотят изгнать людей со своей территории. Возможно, они все же сохранили крохи древних знаний и способны управлять Х-объектами. Включая последние, они выводят из строя электронную аппаратуру пришельцев и вдобавок с помощью «видений смерти» вызывают у людей дискомфортные состояния. Почему они зашевелились именно сейчас? Потому что ощутили угрозу, когда на Кадм начали прилетать чужие корабли. Видимо, коренные кадмийцы остались только в Валвэни, поскольку в Чадоре, к примеру, ничего похожего не происходит. Идет тихая необъявленная война, и чем скорее люди найдут способ прекратить ее – тем лучше. Превозмогая усталость, Мартин сел, вытащил из футляра сияющий конус и начал писать новый отчет. Эта информация во что бы то ни стало должна попасть к тем, кто находится на орбите.

Стук в дверь.

– Паад, отдайте лампу!

– Пользуйтесь фонариком, – буркнул Мартин.

– Я из-за вас набил шишку. Вы забрали к себе единственную лампу!

– Я руководитель.

Мартин не стал говорить Эшу, что в салоне стоит футляр с еще одной «вечной лампой». Слишком уж тот его допек.

– Вы думаете, что на вас нет управы, но это не так. Слышите, Паад? Даже такие, как вы, когда-нибудь за все расплачиваются!

После этой угрозы Эш ушел. Дописав отчет, Мартин спрятал листки в тайник и наконец-то завалился спать.

Ему приснилась одетая в пыльный гранит набережная, многоэтажные серые дома с аляповато-пышной лепниной, полуденные небеса, подернутые желтой хмарью. Снизу, от мутной бурой воды, поднимаются едкие испарения, что не удивительно: на протяжении веков в эту речку много чего сливали… Острая боль в левом предплечье, рукав намок от крови. Выбитый нож валяется на тротуаре. Тут же скорчился грабитель, который успел-таки полоснуть его этим ножом. Немногочисленные прохожие – мужчины в консервативных брючных костюмах, женщины в длинных, до щиколоток, платьях с оборками и кружевами, с блестящей на солнце бижутерией – торопливо проходят мимо, делая вид, что ничего не заметили. Скривившись, он цедит сквозь зубы ругательство и нашаривает в кармане носовой плоток – перевязать рану. Избитый грабитель пытается приподняться, но он пинает его в грудь, и тот опять затихает. Кровь капает на асфальт. Дал себя порезать, как последний дурак… Зато полицейский инспектор хорошо заплатит за поимку этого типа. Главное – деньги, наплевать на кровь. Инспектор, якобы изловивший опасного преступника, получит поощрение от начальства, а он – свой гонорар. И все будут довольны. Кроме грабителя, которому сегодня очень не повезло.

Когда Мартин проснулся, рука все еще болела. Сев на койке, он осмотрел ее: никаких повреждений, разве что на коже розовые точки… Достала его чертова мошкара! Он энергично помассировал левое предплечье, боль немного ослабла. Характерная боль как от пореза. И сон странный: с массой деталей, звуков, запахов, ощущений… До сих пор ему такие не снились. Не считая «видения смерти», но то был не сон, а искусственно вызванная галлюцинация.

Поглядев в зеркало, он увидал там распухшую воспаленную рожу. Открытые участки кожи противно зудели. Сотимара и Вениамин выглядели не лучше: у фаянийца один глаз почти заплыл, у антропоэтнолога вздулся волдырь на нижней губе.

– Я же говорил, что нас покусают, – сокрушенно вздохнул Сотимара. – Теперь придется выйти в таком виде на всеобщее обозрение… Это дурной тон! Надо было попросить у трактирщика шепчущей травы, мошкара ее не переносит.

– Так почему вы сразу не сказали? – угрюмо спросил Мартин.

– Извините, Паад, – он развел руками – небрежно-извиняющийся жест. – Под впечатлением разговора о магии я об этом просто забыл. Пожалуйста, извините!

На рассвете в деревню пришел караван, в трактире было не протолкнуться. За столами сидели бледнокожие мужчины в дорогой, давно не стиранной одежде, все до зубов вооруженные, усталые, злые. Они грубо покрикивали на подручных трактирщика и с подозрением посматривали на Мартина. Были с ними две женщины в парчовых полумасках, украшенных драгоценными камнями. На купцов не похожи. Вероятно, дипломатическая миссия или свадебный поезд. Сотимары не было рядом, чтобы спросить, он остался в машине: перлорожденный не мог показаться на людях с распухшей от укусов физиономией. Не то воспитание! Наблюдая украдкой за путешественниками, Мартин и сам сделал кое-какие выводы: они измотаны, утомлены – значит, двигались всю ночь, лишь бы не останавливаться под открытым небом. Это говорит о том, что на дороге неспокойно… Несколько раз прозвучало слово «Эгтемеос». Значит, туда направляются.

Доев рулет из гурьяба, Мартин поднялся, жестом позвал Эша, который сидел за соседним столом. Их проводили настороженные взгляды. Зато Эш, несмотря на следы укусов, выглядел более уверенным, чем вчера. С его лица не сходило торжествующее, иронично-снисходительное выражение. Мартин в конце концов решил, что он счел себя отомщенным, впустив в машину зловредных кровососов. Ну и черт с ним.

– Паад, у вас еще есть обезболивающее? – потирая переносицу, спросил Сотимара, когда Мартин вырулил на дорогу.

– Есть. Не стоит злоупотреблять им. Я же дал вам гель, снимающий раздражение.

– Это другое. У меня сильно болит нос. Мне приснилось, что я сломал его, и теперь он болит как сломанный.

– Что приснилось? – заинтересовался Мартин. У него тоже до сих пор ныл несуществующий порез на руке.

– Во сне я управлял необычной летательной машиной вроде аэроплана. Ненадолго потерял управление и ударился лицом о приборную доску. Услыхал хруст, – он опять пощупал нос. – Очень детальный сон, совсем как «видения смерти». Только я там не умер.

Мартин машинально потянулся к переключателю, но вспомнил, что автопилот не работает. Не переставая следить за дорогой (изредка попадались всадники на чиротагах, пешеходы), он обратился к Эшу, который сидел на откидном сиденье возле дверцы:

– А вам что-нибудь в этом роде не снилось?

– Нет, – Вениамин раздвинул в улыбке припухшие губы и одарил Мартина взглядом, полным затаенного превосходства, словно хотел сказать: я – это совсем не то, что вы!

Обитаемая заболоченная местность кончилась, дорога нырнула в лес. Оранжевое солнце спряталось за густыми кронами.

– Тут может быть засада, – с близоруким прищуром всматриваясь через лобовое стекло в древесный коридор, предупредил Сотимара.

– Учту, – отозвался Мартин.

На засаду они напоролись четверть часа спустя: после пологого поворота бронекар чуть не врезался в перегородивший дорогу завал. Мартин еле успел затормозить (подвела привычка: вовремя тормозить в экстренных случаях – задача бортового компьютера, а не человека). Машину тряхнуло, по корпусу застучали стрелы. Бронекар был оснащен выдвижным ножом наподобие бульдозерного, но сейчас, когда все цепи полетели, его не выдвинешь. То же самое и с бортовыми бластерами… Припомнив, что еще есть в арсенале, Мартин достал из бокового шкафчика три противогаза. Один бросил на колени Эшу, второй – Сотимаре.

– Надевайте.

– Вы собираетесь устроить газовую атаку? – нахмурился антропоэтнолог. – Это противоречит международной конвенции, у аборигенов нет средств защиты!

– Их проблема, – пожал плечами Мартин. – Я хочу поскорее выполнить свою работу, они мне мешают. Сами напросились. А кроме того, нехорошо заниматься разбоем на большой дороге.

– Типичная для обывателя логика, – процедил Эш, однако противогаз надел.

То же самое с помощью Мартина сделал Сотимара. Натянув оставшийся, Мартин на секунду приоткрыл дверцу и швырнул наружу газовую гранату. Вскоре из придорожного кустарника послышался надсадный кашель, хриплые возгласы. С дерева свалился, тяжело ударившись о землю, разбойник, так и не выпустивший из рук свой лук. Газ из неопасных, слезоточивый и в придачу раздражающий дыхательные пути. Его обычно применяет полиция во время массовых беспорядков, так что никаких конвенций Мартин не нарушал. Взяв моток тонкого полимерного троса, он выпрыгнул на дорогу, сразу же захлопнув за собой дверцу. Разбойников было восемь. Он без труда находил их в зарослях по сухому, рвущему горлу кашлю, связывал и вытаскивал на дорогу. За одним лучником пришлось лезть на дерево. Еще двоих, менее удачливых, даже связывать не понадобилось – те расшиблись, упав с большой высоты.

Покончив с этим делом, Мартин поглядел на часы (кроме электронных, у него были механические): теперь придется подождать. Погода почти безветренная, да к тому же в лесу из-за тесно растущих деревьев замедлена циркуляция воздуха. Он надеялся, что здешняя живность успела разбежаться, напуганная шумом схватки, и не пострадала от газа. Косые оранжево-золотые столбы света падали на дорогу, пронизывая сквозистые кроны. Разбойники, лежа в пыли, хрипели и кашляли, щуря полные слез глаза. Мартин обыскал их, сложил в кучу оружие, потертые мешочки с деньгами. С одного из бандитов бесцеремонно стащил шлем, выкованный из темного металла, со специальной полоской, защищающей переносицу, и мягкой кожаной прокладкой внутри. Вроде по размеру подойдет, только надо его хорошенько продезинфицировать… Еще раз надеть экспериментальный шлем, созданный в лаборатории ЛОСУ, Мартин не согласился бы ни за какие пироги. Несмотря на то, что вся электронная начинка того шлема, скорее всего, дотла выгорела, его прошибал холодный пот при одной мысли о таком опыте. С другой стороны, если дойдет до серьезной драки, лучше быть в шлеме, чем без него. Трофей подвернулся как нельзя кстати.

Наконец бандиты перестали кашлять. Где-то в гуще листвы защебетала птица. Выждав еще некоторое время, Мартин снял противогаз, несколько раз осторожно вдохнул и выдохнул, прислушиваясь к своим ощущениям. Потом открыл дверцу бронекара. Надо как следует проветрить машину, ведь кондиционеры не работают.

– Вы, конечно, чувствуете себя героем? – ядовито усмехнулся Эш.

– Да нет, в моей практике это рядовой эпизод, – признался Мартин. – Бывало и покруче.

– Ну да, с помощью ядовитой дряни вы одолели аж восемь человек! Если бы это видели борешанисты, они бы с вами после этого здороваться перестали.

– Они со мной и так не здоровались.

Мартин окинул взглядом разбойников: даже связанные, те выглядели опасными, не смирившимися. Грубые, покрытые шрамами и болячками лица, мрачно сверкающие глаза, нечесаные бороды, грязная, кое-как залатанная одежда из кожи и домотканой холстины. Он выбрал двоих, которые показались ему самыми крепкими, и отволок в сторону. Достал из кобуры пистолет.

– Что вы хотите делать? – спросил Эш.

– Заставлю их разобрать завал. Не я же буду этим заниматься… Сотимара, объясните, что от них требуется. И скажите, что если кто попробует сбежать – пристрелю на месте.

Фаяниец перевел. Для демонстрации Мартин навскидку выстрелил в грушевидный зеленый плод, висевший высоко среди темной листвы. Плод разлетелся на куски.

– Скажите, что стрелять буду без предупреждения. Тут есть запасные рабочие руки, – он кивнул на остальных пленников.

Когда Сотимара перевел и это, он распорядился:

– Теперь возьмите мой нож и разрежьте веревки.

На разборку завала ушло около часа. Мартин не спускал глаз с бандитов, которые с угрюмым видом растаскивали бревна. Порой они косились на него, оценивая и явно что-то замышляя, однако, встречая его взгляд, продолжали работу. Трусами они не были, но, чувствуя его силу, так и не рискнули ничего предпринять. Надо сказать, Мартина этот молчаливый поединок тоже измотал: за бандитами надо следить в оба, а его отвлекала жгучая боль в «порезанной» руке. Что-то не так с этим сном… Сотимара взял из кучи трофейного оружия легкий меч с изящной рукоятью и по собственному почину присоединился к нему, хотя Мартин подозревал, что, если пленники взбунтуются, толку от перлорожденного будет немного. Эш сидел в кабине бронекара, всем своим видом показывая, что не имеет к происходящему безобразию никакого отношения. Угнать машину он не пытался (да и не смог бы – ключ зажигания находился у Мартина). Значит, можно не ждать от него никаких подвохов: он ведь не знал про ключ и, если бы хотел избавиться от «бюрократа из ЛОСУ», наверняка бы воспользовался моментом.

Когда расчистка дороги была закончена, Мартин сделал то, чего никто не ожидал: быстро шагнув к бандитам, которые остановились возле последнего отодвинутого к обочине бревна, нанес сначала одному, потом другому удар в челюсть. После чего снова связал и уложил рядом с остальными.

– Вы собираетесь так и оставить их? – с осуждением спросил Вениамин.

– Что-нибудь сообразят, – отмахнулся Мартин.

Трофеи они с Сотимарой перенесли в салон. Эш не стал помогать. Выпив банку теплого пива, Мартин уселся в кресло перед пультом. Он смертельно устал, давно с ним такого не случалось.

Игра света и тени, туманные солнечные столбы, зеленый сумрак. Дорога была темная, иссеченная рытвинами, ямками, колеями. Теперь к этим отпечаткам прибавились рифленые следы колес лидонской машины. За очередным поворотом бронекар прорвал сплетенную из веревок сеть, натянутую меж двух стволов. Еще одна засада. Если б экран заднего обзора был исправен, Мартин с удовольствием поглядел бы на обескураженные физиономии разбойников. Усталость проходила, но рука по-прежнему болела без всякой видимой причины. Нельзя же сон считать причиной… Он повернулся к Сотимаре:

– Как ваш нос?

– Болит. Я думаю, это из-за здешней магии.

Мартина такое объяснение не удовлетворяло. Можно, конечно, все непонятное назвать «магией» и на том успокоиться, но он предпочел бы докопаться до истинных причин. Раз есть следствия – есть и причины.

После того, как лес кончился, дорога уперлась в массивные бревенчатые ворота. Стражники в островерхих шлемах, украшенных пучками перьев, потребовали платы за проезд, Мартин расплатился конфискованными у разбойников деньгами. Дальше начиналась цивилизованная, по валвэнийским понятиям, территория: возделанные поля и пастбища, вдоль дороги через каждые пятнадцать-двадцать километров попадались селения, окруженные кирпичными стенами. Чужих туда не пускали, зато в стенах были оконца (при необходимости они закрывались изнутри решетками), возле которых сидели торговцы. Скорее всего, те не постоянно здесь дежурили, а занимали свои места, когда дозорный сообщал о приближении путников. Продавали шипучее пиво, теплый свежий хлеб, соленые коренья, копченое мясо. Мартин, Сотимара и Эш перекусили на лужайке возде длинного дощатого сарая для путешественников. Молоденький подчеркнуто суровый стражник предупредил, что, если они хотят переночевать в сарае, надо заплатить. Распахнутая дверь ветхого сооружения поскрипывала на ветру. От недавно побеленной кирпичной стены резко пахло известкой. Полный торговец с отвислыми щеками наблюдал за ними, ссутулившись возле оконца: он взял с них залог за посуду и теперь надеялся, что возвращать его не придется.

– Вы не в курсе, какое у них социальное устройство? – спросил Мартин у своих спутников.

Сотимара покачал головой. Эш ответил:

– Этого никто не знает. Очень замкнутый народ, из контактов с посторонними признают только драку и куплю-продажу. Профессор Кошани предполагал, что каждое селение принадлежит отдельному клану, что-то вроде родовой общины, но это непроверенная гипотеза. Они не выдают никакой информации о себе… и не только о себе – о чем угодно. Крайняя степень некоммуникабельности.

Мартин с долей удивления отметил, что Вениамин иногда способен рассуждать как ученый, а не как болтливый невротик. Отрадно видеть, что у него бывают моменты просветления… Они вернули кружки и плетеное блюдо из-под мяса, обманув ожидания торговца. Пора ехать дальше. Мартин с усмешкой поглядел на высокую стену, пока еще яркую, будто новенькая, на белеющие у горизонта, за полями и лугами, стены соседних селений. По прошлому разу он знал, как они выглядят сверху: нехитрые лабиринты одноэтажных кирпичных построек с двускатными крышами, в центре – двухэтажная постройка, на каждый поселок только одна. Ничего таинственного. Он тогда без проблем заснял их с воздуха. А побывать внутри так и не удалось: не пустили, даже синтетические драгоценности не помогли. Забраться же в какое-нибудь селение непрошеным гостем Мартин не рискнул из-за свирепых сторожевых собак – их тут держали специально для гостей.

Вновь сев за руль, он принялся насвистывать сквозь зубы. Сотимара дремал, Эш ушел в салон. Все идет неплохо… Пока неплохо. Завтра придется свернуть на бездорожье: большая караванная дорога шла через Келму на Савашейские княжества, огибая малонаселенный Цибен. Если Мадина Милаус хотела, чтобы ее оставили в покое, то местечко она выбрала подходящее.

Глава 11

…В зеркальце он видел обрамленную паутиной трещин дырочку в заднем стекле, а также повисший на хвосте черный автомобиль с блестящим хромированным оскалом. Вот же влип… Обычно он за кем-нибудь гонялся, это в порядке вещей, но теперь он сам оказался в роли преследуемого! И район, как назло, малознакомый. Невысокие обшарпанные дома, балконы с матерчатыми навесами. Длинная улица словно вымерла: когда из-за поворота вылетели, визжа тормозами, две машины, все прохожие очень оперативно поисчезали, кто за угол, кто в магазин, кто под арку ближайшего дома. Хочешь жить – успевай прятаться.

В городе шла война. Необъявленная война между преступными кланами. Обстановка тут и раньше была не сахар: коррупция, наркомания, грабежи, разгул насилия. Выйдешь на улицу после захода солнца – в лучшем случае очнешься в больнице. Все это считалось нормой, поскольку иной жизни город не знал. Однако то, что началось примерно с полгода назад, не лезло ни в какие рамки. Главари кланов словно взбесились: сначала с невероятной жестокостью истребили независимые мелкие шайки и уличные банды, потом сцепились между собой. Кто начал первый, неизвестно. Священники толковали о конце света, ученые – о повышенной активности солнца, влияющей на психику. А война не прекращалась.

Он тоже участвовал в этой войне. На стороне закона. У него была репутация прожженного циника, которого интересуют только деньги, но в глубине души он был человеком по-своему щепетильным. Ему не нравилось, когда людей грабят, насилуют, ни за что убивают, и менять свою точку зрения он не собирался, сколько бы за это ни заплатили. Получив лицензию частного детектива, он начал карьеру «охотника за головами», арестовывая на заказ особо опасных преступников. В том числе тех, которые по общему согласию считались неуловимыми. Но сейчас его самого накрыли. Кому-то очень не хочется, чтобы он продолжал свою деятельность…

Поворот. Автомобиль резко вильнул, ему удалось восстановить контроль и не врезаться в ажурную металлическую башню посреди улицы. На некотором расстоянии высилась вторая такая же, третья, четвертая… Они цепочкой уходили к заслоненному постройками горизонту, черные на фоне блекло-желтого неба. Их соединяла тускло блестевшая на солнце полоска, к ней прилип неподвижный поезд – четыре темно-зеленых вагончика. Впереди, возле поднятой над крышами двухэтажек открытой платформы, повис еще один. Ток на линии вырубили. А он с опозданием заметил, что автомобиль не так послушен, как раньше. Видимо, прострелили колесо. Если бы хоть немного оторваться от них, он бы затормозил и достал пистолет… Но теперь уже не оторвешься.

Новый толчок. Второе колесо… Он ударился грудью о руль. Чудом избежав столкновения с трансформаторной будкой, машина остановилась – находясь в полубессознательном состоянии, он успел надавить на педаль тормоза. Ничего не соображая, хватая ртом воздух, он смотрел, как из невесть откуда взявшегося синего автомобиля выскочили вооруженные люди, почти в упор расстреляли тех, кто сидел в черном, и умчались. Война. Выходит, его преследователей тоже кто-то преследовал… А ему опять повезло: бандиты из синей машины не обратили на него внимания.

Он с идиотски-счастливой улыбкой выпрямился, попытался распахнуть дверцу – и тут навалилась боль. До этой секунды он ничего не чувствовал, хотя удар был неслабый, хорошо еще, если кость не треснула…

Открыв глаза, Мартин шепотом выругался. Грудь адски болела. Сев на откидной койке, он расстегнул комбинезон, закатал футболку, но, как и следовало ожидать, ничего не обнаружил.

Ему опять приснился то же самый город под желтым небом. И во сне он был тем же человеком, что и в прошлый раз! А какая поразительная достоверность ощущений… Все это было бы занятно, если б не чертова боль.

Бронекар стоял посреди бескрайней равнины. Землю сплошным ковром покрывали стебли ползучих растений – толстые, жесткие, невероятным образом переплетенные между собой; кое-где одиноко торчали побуревшие шершавые листья и усики. Цибен. В ярко-голубом небе пылало оранжевое солнце.

Зафиксировав дверь умывальной – закутка размером со стенной шкаф – в открытом положении, Мартин умылся и почистил зубы, старательно экономя воду. Замкнутый цикл без компьютера не задействовать, а до ближайших водоемов, если верить карте, еще ехать и ехать… Стукнула дверь одной из кают, появился Сотимара. В полумраке коридора он выглядел бледным, как привидение.

– Паад, меня снова посетил магический сон. Заболоченные джунгли, меня укусило за ногу животное с длинной зубастой мордой. Нога теперь болит, трудно ходить…

Он прихрамывал, морщась при каждом шаге. Мартин боком протиснулся в коридор (проектировщики бронекара учли все на свете, кроме его габаритов) и прижался к стене, пропуская Сотимару к умывальной.

– У меня аналогичная чертовщина, только с другим сюжетом. Два раза – это уже закономерность.

– Валвэнийская магия, – вздохнул фаяниец.

– Излучение, действующее на мозг. Если б мои приборы не сдохли, я бы сказал, в чем дело.

Наскоро позавтракав, они двинулись вперед. Ландшафт не менялся. Бронекар медленно полз по неровной, опутанной перекрученными стеблями почве. Мартин был не в лучшем настроении: во-первых, с ностальгией вспоминал о магнитной подушке, во-вторых, его замучила боль. На руке нет никакого пореза и грудь он не ушибал – но поди объясни это собственному телу! Нервы продолжали генерировать ложные сигналы.

Чтобы отвлечься, он начал размышлять о том, по какой причине небо могло бы иметь желтый цвет. И вдруг возник ответ: мегаполис был окружен кольцом заводов, в ту пору из-за промышленных выбросов над ним постоянно висел желтый смог. Когда ветер его разгонял, небо приобретало нормальный голубой цвет, но это случалось нечасто. Обычно ранней весной или поздней осенью.

На секунду Мартин в недоумении нахмурился, потом усмехнулся. Ну да, раз этот город – плод его воображения, он может придумать любое объяснение, и оно окажется верным. Странно другое: стойкое ощущение, как будто он не придумал это, а вспомнил.

Спустя несколько часов вдали выросли какие-то купола. Карта утверждала, что степь тут переходит в лесостепь. Что это, шатры кочевников? Мартин решил, что не станет объезжать их ради того, чтобы избежать нападения – времени на дорогу и так уходило больше, чем он рассчитывал. Да их и не объедешь: они ведь не сгруппированны в одном месте, а растянулись по всей линии горизонта, от края до края.

Все-таки не шатры. Паукообразные растения, самые маленькие кочками приподнимаются над путаницей ползучих стеблей, самые большие достигают в высоту трех-четырех метров. Там, где тонкие узловатые стволы срастаются вместе, зеленеют лиственные шары, и под ними висят грозди продолговатых глянцево-черных плодов. Мартин не знал, съедобно это или нет, а Сотимара ушел к себе в каюту. Вот она, «лесостепь». В прошлый раз он не был в Цибене и таких деревьев не видел. Смахивают на лайколимов. Он ухмыльнулся: интересно, похожие на гигантских пауков негуманоиды заметили бы сходство между собой и этими растениями? Те лайколимы, с которыми он общался, были склонны к меланхолии и философски-печальному юмору. Наверное, пейзаж произвел бы на них сильное впечатление.

Бронекар петлял между деревьями, продвижение вперед еще больше замедлилось.

В кабину заглянул Эш, на зависть свежий и бодрый. Снисходительно посмотрев на затылок Мартина (Мартин видел его отражение в тусклом экране монитора), он облокотился о спинку второго кресла и улыбнулся.

– Скоро будем на месте?

– Завтра. Или послезавтра.

– Что ж, тогда вы сами убедитесь, что незачем было гонять в такую даль. До чего мерзкий нечеловеческий ландшафт… У вас от него не ползут по коже мурашки?

– Не ползут, – буркнул Мартин.

– Скучный вы человек, Паад! Одно слово – агент ЛОСУ. Надо жить, бороться, страдать, испытывать человеческие эмоции, а вы только тем и занимаетесь, что делаете на заказ какую-нибудь грязную работу. Эх, взялся бы за вас кто-нибудь…

Он рассмеялся и покачал головой, в то время как Мартин недоумевал: что это на него нашло? Вениамин не похож на себя, словно играет заученную роль или пытается кому-то подражать.

– Вам сегодня под утро не снились кошмары?

Этот вполне невинный вопрос сделал Эша прежним Эшем – нервозным и настороженным.

– Какие кошмары? Мои сны – мое личное дело.

– Вам не снилось, что вы получили травму?

Эш замялся и наконец ответил:

– Ну да, как будто мне лечат зуб, он до сих пор побаливает… Паад, вы даже как агент ЛОСУ превышаете свои полномочия! Я не обязан рассказывать вам свои сны.

Он ушел, стукнув дверью. Валвэнийская лесостепь все тянулась и тянулась, а Мартин гадал, что он будет делать, если она превратится в густой лес без торной дороги. Заранее об этом думать не хотелось.

После полудня он остановил машину, чтобы передохнуть и пообедать.

– Паад, мы выехали из зоны магических снов, – сказал, войдя в салон, Сотимара. – Слава Единому…

– Откуда вы знаете?

– Я задремал, и ничего подобного мне в этот раз не приснилось.

– Отлично, – обрадовался Мартин.

Оставив фаянийца и Эша в салоне, он уселся в кресло перед пультом и вновь начал лавировать меж древесными куполами. Хорошо, что хоть что-то наладилось… Вдруг скользящая дверь с грохотом открылась, в кабину ворвался Вениамин.

– Паад, да вы просто преступник!

– Почему? – спросил Мартин.

Он как раз заметил впереди кое-что любопытное: сразу два Х-объекта, правый – конус, острием вонзенный в землю, левый – неправильной формы сфера. Оба в два раза выше самых больших паукообразных деревьев, примерно семь-восемь метров от земли до верхней точки. Бывают и покрупнее.

– Паад, вы совершили преступление не только против народа Драгоценных Холмов – против всего Валвэни, против всего Кадма! Вы совершили преступление против истории этой планеты!

– С чего вы взяли?

Х-объекты приближались: изжелта-белые, как старая кость, издырявленные множеством отверстий. Они занимали Мартина гораздо больше, чем нападки Эша.

– Сотимара мне рассказал, как вы встретились.

– Разве он чем-то недоволен?

– Он-то доволен, – презрительно скривился Вениамин. – Типичный представитель декадентской фаянийской культуры, он, разумеется, очень рад, что вы спасли ему жизнь. Вы там вылезли как герой дешевого боевика, даже не подумав о том, что губите прогресс!

– Как это я погубил прогресс?

Против воли Мартин заинтересовался. Теперь он делил свое внимание поровну между Эшем и Х-объектами.

– Если бы Сотимару сожгли на костре, народ Драгоценных Холмов получил бы прецедент: мученик-просветитель, который принес людям Знание с большой буквы и за это был убит невежественными правителями. Его гибель дала бы толчок прогрессу, появились бы новые бунтари… Путь развития – это путь страданий, и люди Драгоценных Холмов вступили бы вслед за Сотимарой на этот великий путь, если б не ваше вмешательство. Дурак вы, Паад!

На лице антропоэтнолога появилось выражение иронического превосходства, обычно несвойственное ему, словно позаимствованное у кого-то другого, куда более артистичного и раскованного, чем Вениамин Эш.

– Поосторожнее, Эш, – предупредил Мартин. – Ваше мнение о моих действиях меня не волнует, но для порядка я могу вам врезать. За дурака.

Изобразив обреченно-снисходительную усмешку, Вениамин очень быстро ушел.

Х-объекты исчезли из поля зрения – бронекар пересек соединяющую их условную линию, и они остались позади. Мартин поглядел на карту Валвэни, прилепленную скотчем к боковому экрану: здесь, в Цибене, этих штук гораздо больше, чем в соседней Келме или в Ширане, отделенной от Цибена горным хребтом. А в нынешней ситуации есть свои плюсы! По крайней мере, один: теперь, когда вся электроника пропала, не надо петлять, огибая Х-объекты. Можно идти к цели по прямой, кратчайшим путем.

После захода солнца Мартин остановил машину. Так как цепи, подающие питание на фары, тоже вышли из строя, бронекар мог двигаться без риска заехать не туда только в светлое время суток.

Толстые, туго переплетенные стебли пружинили под подошвами, деревья-пауки в свете полной луны отбрасывали сквозистые черные тени. Поблизости пищали и возились какие-то существа, но Мартин, сколько ни старался, не смог разглядеть их. Вероятно, они обитали под растительным ковром.

– Плоды пиары несъедобны, – ответил на его вопрос Сотимара. – Из них делают краску – черную, синюю, фиолетовую. В Ширане и в Келме пиару выращивают на плантациях. Большая редкость – пиара с красными плодами, из которых получают красную и розовую краску. Знаете, Паад, если нам попадется красноплодная пиара, стоит взять ее с собой. Продадим келмацким купцам на вес золота.

Эш, который стоял в стороне, засунув руки в карманы, пробормотал что-то невнятно-ироническое.

– А как мы возьмем с собой пиару? – смерив взглядом ближайшее дерево, спросил Мартин.

Не то чтобы он загорелся этой идеей, но его заинтересовала техническая сторона.

– Осторожно выкопаем, на корневище каждого ствола наденем мешок. Надо следить за тем, чтобы земля в мешках все время оставалась влажной. Потом погрузим на крышу вашей машины и привяжем. Это верный бизнес.

Эш негромко фыркнул.

– Вы знаете другой способ? – повернулся к нему фаяниец.

– Мне бы ваши мелкие проблемы… Вы могли войти в историю Валвэни как первый мученик-просветитель Драгоценных Холмов, а вместо этого строите планы, как бы свезти на продажу омерзительное дерево! Мне смешно вас слушать.

Сказав это, Вениамин, не дожидаясь ответа, забрался в машину.

– Паад, ваш соотечественник, по-моему, больной человек, – проводив его озадаченным взглядом, заметил Сотимара.

– Никто не спорит, – пожал плечами Мартин. – Ничего, дома его подлечат.

– Сегодня у нас будет спокойная ночь, – фаяниец улыбнулся. – Обыкновенные сны, без всякой магии…

– Ага, – весело согласился Мартин. – А завтра доедем до этой чертовой деревни, я переговорю с Мадиной Милаус, потом дам сигнал на орбиту… Вас я в любом случае доставлю обратно в Эгтемеос. Думаю, Панасов и Унарре будут рады заполучить хорошего переводчика-полиглота.

Он почти в полной темноте умылся и почистил зубы (лень было тащить с собой «вечную лампу»), ощупью добрался до каюты, растянулся на койке. В лунном свете, проникавшем сквозь иллюминатор, слабо поблескивала ромбовидная дверная ручка. Прежде чем закрыть глаза и отключиться, Мартин с облегчением усмехнулся: впереди – нормальная ночь с нормальными снами. Завтра утром он будет в отличной форме.

…Наркокурьер сломя голову мчался по вымощенной истертыми плитами улице, мимо ветхих домов, окруженных подстриженным на один и тот же манер кустарником. Тощий паренек лет семнадцати-восемнадцати, в мешковатом ученическом костюме. Порой он на бегу оглядывался – испуганное мальчишеское лицо с заостренным носом, волосы прилипли ко лбу. Если взять его с поличным, можно будет и на хозяина выйти…

Он обливался потом, но не отставал, хотя такие пробежки вызывали у него не меньшее отвращение, чем малокалорийная диета. Главное, что голова не кружится. Зимой, при попытке очередного «ареста на заказ», его треснули сзади по голове, и он полгода провалялся в больнице, однако потом, на удивление, быстро поправился. Раз он даже эту сумасшедшую гонку выдерживает, все в порядке, организм восстановился полностью. Врачи ошибались, когда пугали его инвалидностью. Лишь бы поскорее открылось пресловутое второе дыхание… А парень до сих пор ничего не выбросил: товар слишком дорог, хозяин, если что, убьет. Тем лучше. Все-таки он эту шайку накроет!

Следом за наркокурьером он свернул в неприметный проулок между двумя домами, пересек заваленный мусором пустырь. Дальше начинался древний район: постройки из бетона и ажурных металлических элементов, вытянутые плоскости балконов, открытые винтовые лестницы. Давным-давно это было последнее слово архитектуры, престижные коттеджи для тех, у кого водились хорошие деньги. Теперь тут ютится беднота. Городу три с лишним тысячи лет, и нет такого архитектурного стиля, который не оставил бы на нем своего отпечатка. Пот заливал глаза, над головой покачивалось желтое небо (в течение последней декады погода стояла безветренная, плотность смога увеличилась). Наркокурьер опять свернул, чуть не сбив с ног прохожего. Только бы не отстать, проклятый лишний вес… Оплетенные красноватым плющом старые четырехэтажки. Взвизгнули тормоза. Распахнув дверцу автомобиля, шофер разразился руганью, а едва не попавший под колеса наркокурьер припустил еще быстрее.

Поворот. Утопающие в зелени особняки за высокими заборами. Наркокурьер как сквозь землю провалился… Он успел заметить движение там, где не должно быть никакого движения: в одном из заборов покачнулась доска, вставая на место. Похоже, парень привел его прямо к хозяину, вот это удача…

Забор был новый, лакированный, из тропического желтого дерева, которое привозят из-за океана. Усмехнувшись, он отвел в сторону доску и попытался пролезть. Не получилось. Переплетение ветвей заслоняло обзор, драгоценное время уходило… Он злобно выругался. Потом пришло решение, которое показалось ему простым и изящным: пусть проклятый лаз не рассчитан на человека его комплекции – у него хватит силы, чтоб эту ошибку исправить.

На шаг отступив, он ударил ногой по соседней доске, резко и точно, как на тренировке. Доска хрустнула. Нажав плечом, он выломал ее и швырнул на тротуар. Пожалуй, щель все еще узковата… Он выбил следующую доску.

– Ты что делаешь, вахлак?! – крикнула проходившая мимо женщина в цветастом платье. – Постыдился бы средь бела дня! Вот уж тебя за это боги покарают!

Игнорируя причитания назойливой бабы, он нанес новый сокрушительный удар – чтобы уж наверняка не застрять. Еще чуть-чуть, и он накроет с поличным всю наркошайку… В кустах зашуршало, и в следующую секунду ему на грудь прыгнула гибкая серая тварь. Сторожевой ящер. Он пошатнулся, но все же устоял на ногах. В плечо вонзились, терзая мякоть, острые когти, перед самым лицом щелкнули клыки. Не обращая внимания на боль, он обеими руками сжал горло животного. Хрустнули раздавленные позвонки. Отшвырнув агонизирующую тварь, он, пошатываясь, огляделся: за ним с опаской наблюдало несколько прохожих – и, как назло, ни одного полицейского.

– Вызовите кто-нибудь полицию! – распорядился он. – Живо!

– А что случилось-то? – спросил, подслеповато щурясь, какой-то старичок.

– Этот бандит, видишь, что сделал – весь забор у людей разворотил, – объяснила женщина в цветастом платье. – Вот его боги-то и покарали! А теперь он в полицию хочет, чтобы, значит, повиниться…

Плюнув с досады, в мокрой от крови куртке, он начал протискиваться в дыру. Плечо словно горело в огне…

– Убью… – простонал сквозь зубы Мартин.

Он не знал, кого – или что – он убьет. Знал только, что эти сны его уже достали. Тот же город под желтым небом, тот же человек, с которым он себя полностью отождествлял… Припоминая подробности, Мартин фыркнул: во-первых, он перемахнул бы через забор без малейшей заминки. Всего-то два с половиной метра… Во-вторых, он, при его подготовке, расправился бы с ящером, еще когда тот находился в воздухе, и не получил бы никаких ранений.

Рука. Грудь. Плечо. Еще несколько таких снов – и он потеряет способность действовать. Ему и сейчас слишком много энергии приходится тратить на самоконтроль. Принимать обезболивающее Мартин без крайней нужды не хотел: оно замедляет реакцию и притупляет остроту восприятия. Он провел утреннюю разминку по полной программе, потом в течение часа массировал «травмированные» места. Массаж отчасти помог, боль ослабла.

За завтраком Сотимара ежеминутно ощупывал свое левое ухо: ему приснилась дуэль при лунном свете, на безлюдной улице изысканного и грязного фаянийского города. Противник отсек ему ухо. Ощущения и здравый смысл никак не могли достигнуть компромисса; измученный Сотимара почти ничего не ел и в конце концов попросил у Мартина лекарство. Мартин дал ему упаковку таблеток, посоветовав не злоупотреблять. Вениамин ел сосредоточенно, с кислым видом, но больным не выглядел. Когда Сотимара спросил его о снах, он буркнул, что восприимчивость к неизвестному излучению есть не у всех, он наблюдал это еще в Эгтемеосе, на примере разных своих знакомых.

Бронекар пополз дальше. После двух часов пути «лесостепь» кончилась, сплетенный из толстых стеблей ковер сменили наклонные каменистые плоскости. Машина то карабкалась вверх, то катилась под горку. Среди розоватых валунов торчали пучки роскошных ярко-фиолетовых листьев. Пейзаж был красив, но безжизнен, зато на горизонте белели сразу три Х-объекта: обелиск, перевернутый конус и купол. Учитывая расстояние и пересеченный характер местности, высотой они не уступали тридцатиэтажным лидонским небоскребам.

К Мартину присоединился фаяниец. Благодаря обезболивающему он почувствовал себя лучше и оставил ухо в покое.

– Паад, – его голос звучал тихо, – Эш сейчас может нас подслушать?

Мартин оглянулся на плотно закрытую дверь кабины.

– Нет.

– Хорошо, – прошептал Сотимара. – Видите ли, я подозреваю, что Эш – колдун. Черный маг.

– Что?.. – Мартин вытаращил глаза.

– Я понимаю, вас шокирует такое обвинение в адрес вашего соотечественника. Извините, но надо смотреть правде в глаза! Три ночи подряд нас преследуют магические сны. Это губительные сны, после них остается боль. Посещают они только нас с вами, с Эшем ничего не происходит. Это означает, что у него есть магическая защита. Я могу предположить, что он овладел валвэнийской магией и теперь использует ее против нас. Кажется, у вас с ним были какие-то разногласия, он не хотел ехать туда, куда мы направляемся? Если вы ничего не предпримете, он нас уничтожит.

– Черт, вот это гипотеза… – несмотря на боль, Мартин коротко рассмеялся. – Не беспокойтесь, Сотимара, все не так плохо. Помните, я объяснял вам насчет излучения неизвестной природы, которое воздействует на мозг? Оно вызывает сны, похожие на наркотические галлюцинации, и, в качестве остаточного эффекта, болевые ощущения. Наши ученые еще разберутся с этой хреновиной… А у Эша индивидуальная невосприимчивость. Возможно, это связано с его состоянием. Возможно, на людей с расшатанной психикой излучение действует слабее, чем на здоровых. Я согласен, тут много неясного. Но Эш не колдун, могу поручиться.

– Вы не верите в магию?

– Пожалуй что нет.

Сотимара вздохнул.

– Паад, вспомните, как я предупреждал вас в Эгтемеосе насчет шлема. Вы не захотели меня послушать, и вам чуть голову не оторвало! То, что Эш не вполне нормален, не мешает ему быть колдуном. Наоборот, нормальный человек никогда не свяжется с черной магией.

– Наука моего мира не признает никакой магии.

– Мы можем погибнуть из-за вашего догматизма, – покачав головой, фаяниец поднялся с кресла.

– Все будет в порядке, – подмигнул Мартин. – Сами увидите.

Ему так и не удалось подбодрить Сотимару, тот ушел подавленный.

После обеда начали попадаться деревни. Приметив впереди первую, Мартин остановил машину и сходил в салон за Вениамином.

– Смотрите, это деревня, где осталась Мадина?

– Нет. Раюсаны дальше, на берегу озера.

Эш поудобнее устроился в кресле. Вид у него был непринужденный, почти счастливый, на лице блуждала легкая улыбка.

– Еще три-четыре часа ехать. Можем не торопиться. Вы же не полезете туда днем, как слон в посудную лавку? Вы должны побывать там после захода солнца и поговорить с Мадиной без свидетелей. Я покажу, где она живет.

Редкие пучки фиолетовых листьев превратились в сплошные заросли по пояс взрослому человеку. Они сочно хрустели под колесами бронекара. Среди них паслись животные с роговыми гребнями вдоль спины, слишком раскормленные и тупые, чтобы своевременно убираться с дороги, поэтому Мартину то и дело приходилось сбрасывать скорость, да еще и петлять, чтобы никого не задавить. На то, что пастухи позаботятся о безопасности своей скотины, рассчитывать не приходилось: те разбежались, увидав бронекар. А животные, как ни в чем не бывало, продолжали хрупать листьями, косясь без всякого интереса на проезжающую мимо машину. Похожи на верховых чиротагов, но вдвое толще, и морды не такие вытянутые. Их гребни были выкрашены во все цвета радуги: видимо, цвет обозначал принадлежность тому или иному владельцу. Эш подтвердил, что так и есть.

– Люди здесь занимаются земледелием и скотоводством. У них на все случаи жизни есть традиции, все регламентировано… Имейте в виду, вы погубите семейное счастье Мадины, если жители деревни вас заметят!

– Меня не заметят, – сквозь зубы процедил Мартин.

Каждая деревня представляла собой скопище тесно сдвинутых глинобитных хибар – или, может, одну чудовищно разросшуюся хибару; по крайней мере, Мартин не разглядел между слепленными вместе постройками никаких промежутков. И везде присутствовали следы разрушений, а среди пестрых прямоугольников возделанных полей и огородов попадались черные, выжженные. Признаки войны, решил Мартин вначале. А потом понял, что нет, не то. Поля сожжены выборочно, и секции строений разрушены выборочно. Причем над последними поработал не огонь: проломлены крыши, раздавлены стены, все, что находилось внутри в момент катастрофы, превращено в груду мусора. Эш, когда он обратился к нему с вопросом, пожал плечами:

– Не знаю, что и сказать… Я ведь не знаю здешнего языка, мы с Мадиной с ними на пальцах объяснялись. В нашей группе полиглотами были Зотова и Нейби, но они погибли. Наверное, Мадина за это время выучилась болтать по-местному, вот у нее и спросите.

Затормозив около очередной деревни, Мартин позвал Сотимару. Потом надел на всякий случай шлем, конфискованный у разбойников, и спрыгнул на сухую оранжевую землю. Фаяниец и Эш остались в машине. Впереди громоздился глинобитный муравейник, такой же оранжевый, как почва под ногами и солнце в небе. Незастекленные черные окошки настороженно следили за Мартином, кое-где торопливо захлопнулись сплетенные из высушенных стеблей ставни и двери.

Сделав несколько шагов, он остановился, готовый в случае атаки отклониться или отпрыгнуть. Его голову защищал шлем, тело – вшитые в комбинезон пуленепробиваемые пластины и мелкая кольчужная сетка. Лицо и кисти рук оставались открытыми, но Мартин всецело полагался на свою реакцию. Оставшаяся после «магических» снов паразитная боль не мешала, ему все-таки удалось с помощью массажа и аутотренинга ослабить ее интенсивность. Оглядев оконные проемы (пока оттуда не вылетело ни одной стрелы – хороший признак), Мартин поднял правую руку и показал затаившимся наблюдателям сверкнувшую на солнце савашейскую серебряную монету, которую он выменял в Эгтемеосе. Монета была здоровенная, пять сантиметров в диаметре. В самый раз для демонстрации мирных намерений.

Прошло несколько минут. Из недр построек доносились шорохи, тихие голоса. Уловив движение справа, Мартин повернулся, не переставая следить за всем глинобитным массивом. Распахнулась плетеная дверь, из хибары вышел смуглый человек в линялой пестрой одежде и плоской шапочке с завязками под подбородком. Потом появился второй, третий… Из окна выглянула любопытная девчоночья мордашка и сразу пропала. Первый что-то спросил. Дружелюбно улыбнувшись, Мартин повертел монетой и махнул рукой Сотимаре, который следил за развитием событий из кабины. Фаяниец выбрался наружу. Увидав его, жители деревни начали церемонно, с достоинством кланяться. Принимают за савашейского князя, понял Мартин.

– Сотимара, вы сможете найти с ним общий язык?

Фаяниец что-то сказал, смуглый ответил.

– Да. Я не знаю их наречия, но староста знает савашейский. Он спрашивает, что мы желаем купить.

– Ну, что-нибудь съедобное… Что получше. Это просто предлог, я хочу выяснить, откуда эти разрушения.

Староста принес запечатанную глиняную бутыль и корзину вяленых фруктов.

– Вино и ялме, – прокомментировал Сотимара. – И то и другое неплохо, но не стоит таких денег.

– Да ладно, не имеет значения. – Мартин отдал смуглому монету. – Теперь спросите, что у них тут случилось.

Услыхав вопрос, крестьянин ссутулился и нахмурился. В течение некоторого времени он молчал, потом все-таки заговорил – шепотом, покачивая головой и сокрушенно вздыхая.

– Он говорит, на людей прогневались боги. Или злые демоны. Здешние жрецы еще не пришли к единому мнению. Они, эти боги или демоны, наказали тех, кто слишком хорошо жил, потому что люди не должны жить слишком хорошо. Так сказал голос, который прогремел с неба. После этого были разрушены жилища, умерщвлен скот и сожжены посевы грешников. Так было во всех окрестных деревнях.

И опять колыхалась вокруг фиолетовая растительность, маячили на горизонте Х-объекты, сменяли друг друга солнечно-оранжевые деревни, обезображенные зияющими проломами. Мартин был чертовски зол. Он не знал, кто это сделал, но сделать это могли только инопланетяне: ни у кого из жителей Кадма нет технических средств, которые позволяли бы таким образом разрушать дома. Староста добавил, что произошло это очень быстро, словно невидимый перст раздавил обиталища грешников. Вопрос: какой сволочи это понадобилось? И зачем?

Погруженный в эти размышления, он не сразу обратил внимание на то, что поселения остались позади. Насколько хватал глаз, волновались на ветру ярко-фиолетовые заросли, в голубом небе парили птицы, выше виднелись еле различимые точки – патрульные боты. Впереди вздымалась изъеденная дырами белесая полусфера. И все.

– Эш, мы не заблудились?

– Вот он, ориентир, – антропоэтнолог с жизнерадостной ухмылкой показал пальцем на сферический Х-объект. – После него местность пойдет сначала вверх, потом под уклон, и будет низина с озером. Раюсаны находится на отшибе. Вы лучше остановитесь, когда я скажу, чтоб оттуда не увидели бронекар. Они тогда сразу поймут, что мы – соотечественники Мадины, а по их обычаям женщина, выходя замуж, рвет все прежние связи и как бы рождается заново. Мадина приняла эти условия, а теперь у нее из-за нас будут неприятности.

Миновав полусферу, бронекар начал преодолевать пологий подъем. Внезапно впереди открылся довольно странный вид: естественная впадина с небольшим озерцом в центре; вдоль берега теснились обычные для этих краев глинобитные строения, они охватывали озеро сплошным кольцом. По периметру вокруг поселка располагалось пять воронкообразных Х-объектов.

– Отъезжайте скорее! – встрепенулся Вениамин. – А то нас заметят.

Мартин дал задний ход и затормозил.

– Вот и приехали. – Эш натянуто улыбнулся. – Я надеюсь, Мадина на меня не обидится.

– Где она живет? Деревенька-то большая…

– Я покажу. Вы еще не связывались с орбитой?

– Пока нет.

Мартин повесил на шею бинокль, приладил ножны с мечом. Снаружи было тихо, только растения шуршали на ветру да лениво перекликались птицы. Раздвигая фиолетовые листья, он двинулся вперед. Вениамин шагал рядом, запинаясь о торчащие из земли корни. Сотимара тоже присоединился к ним, повесив на пояс трофейный меч с посеребренной рукоятью. Судя по его затуманенному взгляду, обезболивающих таблеток он съел больше, чем стоило бы, но зато полученные во сне травмы его сейчас не беспокоили.

Все трое остановились на гребне.

– Надо подождать, пока солнце сядет, – настойчиво напомнил Эш.

Мартин рассматривал Раюсаны в бинокль: плоские крыши, неподвижная блестящая вода, сероватая кромка пляжа, привязанные у берега плоты. Людей немного, деревня выглядит почти безжизненной. Не видно ни детей, ни собак, как в других поселениях, которые попадались по дороге. Огороды занимают небольшую площадь. Никакой домашней скотины. Опустив бинокль, он отметил, что, если соединить Х-объекты воображаемыми линиями, получится правильный пятиугольник.

– Эш, сколько народу здесь живет?

– Мало, – отозвался Вениамин. – Два-три десятка. Уютное уединенное местечко, потому-то Мадина и решила здесь остаться. Они промышляют рыболовством, кое-что выращивают… Полная идиллия.

– Паад, можно бинокль? – попросил Сотимара, беспомощно щурясь.

Мартин протянул ему бинокль и вновь оглядел деревню: что-то в ней было неправильно.

– Эш, с прошлого раза тут ничего не изменилось?

– Да нет. Все как было.

– Деревня выглядит, как после мора.

– Нет, ничего подобного. Просто большинство жителей – старики, вот и обстановка спокойная. Есть несколько молодых, в том числе муж Мадины.

– Странное место она выбрала.

– Любовь, – лаконично объяснил Эш.

– Мне тоже здесь не нравится, – сказал Сотимара. – Паад, я уже усвоил, что вы никогда не прислушиваетесь к чужим советам, но, может, сделаете исключение?

– Ну? – Мартин вопросительно поднял бровь.

– Поехали туда сейчас, пока солнце не село.

– Какая ерунда! – резко перебил Эш. – Вы что, боитесь горстки стариков? Паад, если вы не хотите испортить Мадине всю дальнейшую жизнь, вы должны спуститься туда ночью, пешком. Вы же мне обещали!

– Я так и сделаю, – успокоил его Мартин.

Фаяниец вздохнул.

– Давайте отойдем от края, – попросил Вениамин. – А то снизу нас заметят. Я ведь дал Мадине слово, я и так уже его нарушил.

– Покажите ее дом.

– Вон тот, длинный, видите? Его легко запомнить.

Мартин кивнул: если между двумя ближайшими Х-объектами провести линию, длинный дом окажется прямо посередине. Взяв у Сотимары бинокль, он внимательно рассмотрел свою цель. Квадратные оконные проемы затянуты светлым кружевом (он вспомнил ажурный занавес в комнате Эша в «Дендроэкспорте»); плоская крыша вымощена в шахматном порядке поблескивающей плиткой коричневатых тонов – похоже на керамику; в углу темнеет прямоугольный лаз. И нигде не видно никакой домашней утвари. Несмотря на присутствие людей, деревня выглядит нежилой.

– Отойдем, слышите? – громче повторил Эш. – Сейчас тут время послеполуденного отдыха, но скоро люди начнут просыпаться, некрасиво получится, если нас увидят.

Мартин отошел от края и сел на теплую сухую землю, привалившись спиной к колесу бронекара. Медицинская аппаратура вышла из строя, зато у него осталась полная коллекция антибиотиков плюс фармакологический справочник. Если в деревне эпидемия, Мадине может понадобиться экстренная медицинская помощь. О себе Мартин не беспокоился: редко случалось, чтоб он подцепил какую-нибудь заразу.

– Я вот смотрю на вас, Паад, и думаю: как же скучно вы живете, – раздраженно произнес Эш. Он уселся напротив Мартина, но никак не мог удобно устроиться на твердой земле. – Никаких сомнений, никаких комплексов, никаких внутренних противоречий… Ваш героизм хорошо оплачивается, все проблемы вы решаете одним ударом кулака. Вам не скучно?

– Нет, – лениво огрызнулся Мартин.

– А вы никогда не задумывались о том, что надежно забытое прошлое может схватить человека за шиворот и притянуть к ответу? – Эш все больше нервничал, в его голосе прорезались обиженно-агрессивные интонации. – Допустим, вы совершили подлость и забыли о ней, но вдруг вас приперли к стенке?

– Эш, вы не совершили ничего нехорошего, сообщив мне, как спасателю, о местонахождении Мадины Милаус, – нудно-официальным тоном заверил его Мартин, подумав: «Отвязаться бы от тебя поскорее!»

– Вы, конечно, не верите в реинкарнацию? – усмехнулся вдруг Эш.

Мартин боролся с болью, которая опять начала усиливаться, лезть в метафизические дебри у него не было ни времени, ни охоты. Он уже открыл рот, чтобы послать Вениамина подальше, но его опередил Сотимара:

– Я верю в реинкарнацию, это весьма серьезная тема. Что вы хотели сказать, Эш?

– Да так, ничего. – Эш пожал плечами, поднялся и отошел в сторону. Если он и хотел что-то сказать, ему уже расхотелось.

Тишину нарушали редкие протяжные крики птиц. Солнце наполовину скрылось за морем фиолетовых зарослей. Мартин методично массировал плечо, якобы «разодранное» когтями ящера.

– Паад, надо съездить в деревню, пока светло, – тихо предложил Сотимара. – Я знаю Валвэни лучше, чем вы. Это не Чадора и не ваши звездные миры, здесь иногда случаются странные вещи.

– Я справлюсь.

Он еще раз посмотрел в бинокль, на кольцо глинобитных построек вокруг маленького озера. Что ж, пора собираться. Вернувшись в машину, он натянул поверх комбинезона черный маскировочный костюм, размазал по лицу черную краску. За спиной – ножны с мечом, на бедре – кобура с пистолетом, заряженным парализующими капсулами. Вряд ли все это понадобится, но чем черт не шутит… Мартин в раздумье стоял посреди арсенала. Ясно, что ничего ему в этой деревушке не угрожает (если сбросить со счета гипотетических болезнетворных микробов), и все-таки чувство опасности, вопреки здравому смыслу, подсказывало, что стоит вооружиться посерьезней. Он привык доверять своему чувству опасности, иначе не прожил бы так долго.

Мартин надел шлем, выкрасив его черной краской – чтобы металл не отблескивал. Приладил под мышкой вторую кобуру: пистолет с реактивными пулями. И, прекрасно сознавая абсурдность своих действий, защелкнул на животе пряжку ячеистого пояса с кумулятивными гранатами. Одна часть его сознания одобряла вся эти приготовления, другая потешалась над ней. Взяв еще кое-какие мелочи, Мартин подхватил с пола «вечную лампу», вышел в коридор и запер арсенал.

Увидав его, Эш отшатнулся.

– Вы что, пойдете туда в полной боевой экипировке? Это же…

– Я так привык. Заткнитесь.

Солнце село. Раюсаны поглотили кофейные сумерки, всего лишь несколько рассредоточенных огоньков указывали на ее местоположение. Эш и Сотимара проводили Мартина до гребня. Коротко кивнув им, он начал спускаться к деревне.

Глава 12

Склон был довольно крутой. Мартин, крадучись, приближался к постройкам, бесшумно раздвигая разлапистые темные листья. Если бы в деревне были собаки, они бы его почуяли и подняли лай, но стояла мертвая тишина. Даже стрекота насекомых не слышно. Для этого должны быть свои причины… В лунном свете белели громадные костяные воронки, вырисовывались контуры глинобитного массива. Озера не видно за домами. По спине у Мартина ползали мурашки. Это был особый предупреждающий страх, который не мешал действовать, но подсказывал: лучше туда не лезь. А если уж полез, постарайся не угробить себя за здорово живешь.

В нескольких метрах от дома, на который показал Эш, Мартин остановился. В двух крайних окошках, справа и слева, зазывно мерцали теплые огоньки. Окинув дом изучающим взглядом, Мартин скользнул в сторону.

Он все-таки нашел щель между двумя глухими стенами и, протиснувшись, оказался внутри глинобитного кольца. Впереди безжизненно блестела поверхность озера. От плотов пахло мокрой гниющей древесиной, от построек – нагревшейся за день глиной. Других запахов, обычных для большой деревни, не было. Здесь не готовили еду, не варили пиво, не справляли нужду, не выплескивали помои. Здесь не жили.

Скрипнула дверь. Мартин отступил в тень, готовый выхватить меч или пистолет – по обстоятельствам. Но никакой угрозы как будто не было. На пляж вышел худой человек в лохмотьях, изможденный, хотя и не старый. С трудом волоча ноги, подошел к воде, остановился, уставившись вдаль. Он был безоружен. Мартин бесшумно приблизился к нему. Их разделяло всего несколько шагов, но человек не замечал чужого присутствия. Слегка покачиваясь из стороны в сторону, он тихонько мычал, глаза полуприкрыты. Наркоман под дозой либо душевнобольной, определил Мартин. Эта идиллическая, по утверждению Эша, деревушка нравилась ему все меньше и меньше.

Отцепив от пояса фонарик, он переступил через порог хибары, из которой вышел человек. Вытянутая прямоугольная комната. Вдоль стен – глиняные возвышения с выемками для посуды. Однако никакой посуды здесь нет, и мебели нет. На полу валяется единственная полусгнившая циновка. Три темных проема вели в комнаты поменьше, соединенные между собой коридорчиками, к ним примыкало еще несколько закутков. Везде пусто и полно пыли.

Прилепленная к стене лестница с деревянными перилами вывела его на крышу. С недоверчивым прищуром оглядевшись, Мартин легко перепрыгнул на соседнюю. Здесь лаз, который вел в дом, был закрыт сплетенной из твердых толстых стеблей крышкой. И заперт изнутри. Зато в следующем доме крышки не было, и опять та же картина. Мартин осматривал дома один за другим. Ничего, кроме нескольких драных циновок. И люди, блуждающие, как сомнамбулы, по мертвой деревне. Всего он встретил шестерых. Никто из них не пытался напасть на Мартина. Никто его попросту не замечал.

Если они тут живут, у них должны быть какие-то личные вещи, посуда… Пока он никакого скарба не обнаружил. Кто о них заботится, кто их кормит? Или они не всегда пребывают в таком состоянии, как сейчас? Наконец Мартин направился к дому Мадины. Почему-то ему очень не хотелось туда идти, и он подсознательно оттягивал этот момент, обшаривая соседние хибары. Поймав себя на этом, мысленно выругался и двинулся к цели. Как спасатель, он обязан забрать отсюда Мадину Милаус, лидонскую гражданку. Даже если она спятила, как все остальные здешние обитатели.

Дверь не заперта. Легонько толкнув ее, Мартин отступил к стене, прислушиваясь. Ни единого звука, кроме скрипа проржавевших петель. И никаких домашних запахов. Пригнувшись, чтобы не стукнуться шлемом о низкую притолоку, он вошел и оказался, как и ожидал, в центральной комнате с глиняными возвышениями для посуды (разнообразием планировки цибенские дома не отличались). Пустое нежилое помещение. Светильников не видно. Судя по всему, они находятся в крайних боковых комнатушках.

Еще раз пригнувшись, Мартин шагнул во внутренний коридор. Такой же затхлый пыльный воздух, как в других домах Раюсаны. Зато из-под двери справа сочится слабый свет. Мартин осторожно приоткрыл дверь. Посреди комнаты висел в воздухе золотисто мерцающий шарик. Стены, пол, окошко, потолок – все затянуто искусно сплетенным светлым кружевом. Только дверной проем свободен. Посмотрев на это, Мартин с сомнением усмехнулся: что-то у него не возникло желания перешагнуть через порог. Похоже на один из секторов Австралийского Тренажера: едва туда заходишь, вокруг тебя начинает стягиваться паутина, и, пока не сумеешь самостоятельно выбраться, в следующий сектор не перейдешь.

Он оглядел погруженный в густой полумрак коридорчик и, не найдя ничего подходящего для эксперимента, оторвал выточенную из дерева дверную ручку. Бросил на середину комнаты. Ничего не произошло. Ему хотелось рассмотреть поближе светящийся шарик. Наверное, эта штука подвешена на мономолекулярной нити.

Мартин все еще колебался – зайти или нет, – когда где-то хлопнула дверь, послышались торопливые шаркающие шаги. Судя по характеру звуков, несколько человек. Он отступил в темный угол, и тут в коридорчик ввалились люди в лохмотьях, которых он уже видел в деревне. Вытащив пистолет с парализующими капсулами, он четыре раза подряд нажал на спуск. Никакого эффекта. Через две-три секунды после того, как в кожу лица или шеи воткнется крохотный шип капсулы, человек теряет сознание. Если капсула вонзится ниже, обморок наступает спустя пять-шесть секунд. Но эти личности отключаться не собирались.

Промазать Мартин не мог. Да он и не промазал: на шее одного из гостей блеснула намертво прилипшая бусинка. Либо капсулы некачественные (ошибка или саботаж – и то, и другое для ЛОСУ нетипично), либо на этих странных субъектов препарат почему-то не действует.

Они надвигались молча. На бледных лицах не выражалось никаких эмоций, в расширенных зрачках мерцали тусклые блики отраженного света. Шагнув навстречу, Мартин нанес серию быстрых ударов. Люди беззвучно оседали на пол, но из центральной комнаты протискивались новые, а за их спинами толпились другие. Да их тут десятка три, никак не меньше… Они пытались оттеснить его в комнату с кружевной паутиной. Сообразив это, Мартин схватил одного и втолкнул внутрь. Как он и ожидал, подозрительные кружева тотчас пришли в движение, запеленав жертву в кокон. Черт побери, как это делается?.. Он имел представление о том, как это делается в Тренажерах, но там все контролируют древние имперские компьютеры, а здесь, в этой нищей деревушке… Х-объекты?.. У него было несколько секунд, чтобы удивиться и подумать, так как дверной проем перегородила баррикада из бесчувственных тел, не пропуская новоприбывших. Но тут зашевелились и начали подниматься на ноги те, кого он вырубил вначале. Вот этого уж точно не может быть! Удары он наносил хотя и не смертельные, однако вполне достаточные для того, чтобы любой нормальный человек на часок-другой вышел из строя. Стало быть, эти – ненормальные. Совсем чудесно…

Того страха, который не покидал его, пока он осматривал Раюсаны, Мартин сейчас не ощущал. Драка – привычное для него занятие, пускай даже противники больше смахивают на биороботов, чем на людей. Биороботы?.. Существа, лишенные самосознания, выполняющие приказы неведомого оператора… Как только в уме сверкнула догадка, Мартин перестал контролировать силу ударов. Теперь он бил на поражение. И все равно не мог окончательно вывести из строя ни одного из атакующих: не издавая ни единого стона, те вставали и, пошатываясь, опять наступали на него. Со свернутыми шеями, с переломанными конечностями. Причинить ему вред они не могли, но их было очень много, и они блокировали единственный выход наружу. А окошки тут маленькие… Некстати вспомнив, как он во сне чуть не застрял, протискиваясь через лаз в заборе, Мартин прорычал нечленораздельное ругательство.

Отступая по коридору, он распахивал все двери подряд: пустая заброшенная комнатушка, еще одна, еще… Крайняя слева – копия крайней справа, в воздухе висит такой же золотистый шарик, стены затянуты изящно сотканной паутиной. Вывод: Мадины Милаус здесь нет. Добросовестно проверив все помещения (попутно ему приходилось крушить противников, живучих, как восставшие из могил мертвецы в кино), Мартин на мгновение остановился, озираясь.

К выходу не пробьешься. Коридор упирается в стенку, под потолком окошко, и оттуда выглядывает лишенная выражения бледная физиономия. Итак, все биороботы в доме не поместились, какая-то часть осталась снаружи. Откуда их столько набежало?.. Коридор забит, на полу копошатся тела. Один, поднявшись на четвереньки, пополз к Мартину – он ударил ногой в лицо, и тот снова замер, распластавшись. Ненадолго. Скоро опять оживет. Сбоку пошевелились, по запястью Мартина скользнули чьи-то зубы. Извернувшись, он двинул по зубам. Потом окинул взглядом полутемное замкнутое пространство и усмехнулся: управляющий биороботами оператор не догадался заблокировать лестницу, которая ведет на крышу.

Сгруппировавшись, Мартин оттолкнулся от пола, сделал в воздухе сальто и приземлился на качнувшуюся под ногами деревянную ступеньку. Крышка лаза была заперта, он без труда ее выбил и на секунду затаился, глядя на усыпанное звездами небо. Потом вытащил из ячейки на поясе гранату и швырнул в лаз, а сам скорчился у стены. Оглушительный хлопок, дом содрогнулся. Мартин выскочил наружу, откатился от люка, держа наготове новую гранату. Он успел заметить, что на крыше пусто. Теперь надо спрыгнуть…

Мощный порыв ветра. Поглядев вверх, Мартин замер: над домом висела развернутая раструбом вниз гигантская туманная воронка, она со свистом засасывала воздух, медленно опускаясь. Его потащило по крыше, он пытался за что-нибудь ухватиться, до крови обдирая пальцы левой руки. Пальцы правой сжимали гранату. Сдвинув рычажок, Мартин выпустил ее и, стискивая зубы от напряжения, на несколько пядей отполз, борясь с воздушным потоком. Звук взрыва он не услышал, но внезапно тяга исчезла. Мартин поднял голову: в воздухе расплывалась, тая, безобидная туманная клякса. Не дожидаясь новых сюрпризов, он по-пластунски дополз до края, спрыгнул. Мягко приземлившись на ноги, выхватил из кобуры пистолет.

Шелестящий звук. Он повернулся, готовый к стрельбе, и увидел, что окружающие деревню Х-объекты разваливаются на куски, осыпаются. Прошло немногим больше минуты, и их не стало. Ближайшие два, которые находились в поле зрения Мартина, превратились в бесформенные груды строительного мусора, печально белеющие в красноватом лунном свете.

Он отступил во тьму, обшаривая взглядом Раюсаны. Огоньки в окошках погасли. Биороботы больше не проявляли активности. Из деревни не доносилось ни звука. Петляя и пригибаясь к земле, Мартин побежал вверх по склону, туда, где остался бронекар. Он то и дело оглядывался, но погони не было.

Машина ждала на месте. Тяжело дыша, он ввалился в кабину, захлопнул дверцу.

– Паад?.. – донесся из недр бронекара голос фаянийца.

– Это я! – крикнул Мартин.

В углу салона сияла лайколимская лампа. На полу лежал связанный по рукам и ногам Эш, над ним стоял Сотимара с мечом.

– Паад, этот псих сказал, что убьет меня, если вы не вернетесь! – выдавил Вениамин.

– Тогда вам повезло, что я вернулся.

Мартин швырнул в угол шлем – тот все-таки тесноват, и голова в нем сильно потеет. Сдвинув скользящую дверцу шкафа (в недалеком прошлом холодильника), вытащил банку пива и в несколько глотков осушил. Он чувствовал себя выжатым. Не из-за физических нагрузок, они для него не превышали нормы, а из-за того, что пережитое в Раюсаны не поддавалось осмыслению. Кто-то активировал Х-объекты, наплодил биороботов… Устроил в деревушке засаду. Персонально для Мартина Паада? Вряд ли. Скорее всего, для каждого, у кого хватит ума туда сунуться. У него хватило… Взъерошив влажные волосы, Мартин плюхнулся на низкий диванчик.

– Что случилось, Паад? – наклонился над ним Сотимара. – Вы нашли ту женщину?

– Нет.

– У меня сотрясение мозга, – пожаловался Эш. – Когда вы ушли, он без предупреждения огрел меня по голове чем-то тяжелым и связал. Развяжите меня, наконец!

– Вы знали, что творится в чертовой деревне? – проигнорировав требование, спросил Мартин.

– Откуда я знаю, что там творится… – Эш воровато отвел взгляд.

Встав с диванчика, Мартин приподнял его за шиворот и встряхнул.

– Вы рассчитывали, что я оттуда не выберусь?

– Нет… – запротестовал Вениамин, но вдруг осекся. – Да. Да, я хотел вас убить! Вы заставили меня нарушить слово, а я не мог предать доверие Мадины! Представьте себе маленькую девочку, заблудившуюся в огромном мире… Она живет в Ширане, это очень далеко отсюда, я не могу сказать, где. Я даже точно не помню. Не тревожьте ее, она сама так хочет. Я слыхал, что в Раюсаны происходит что-то непонятное, исчезают люди, и поэтому направил вас туда, чтобы вы не преследовали Мадину. Если у вас есть хоть немного человечности, вы это поймете! Я не хочу быть предателем. Разрежьте эти веревки, пока у меня кровообращение не остановилось! Все перетянуто. Ваш трахнутый переводчик даже связать меня нормально не мог…

– Я постарался связать его крепко, чтобы не сбежал, – скромно объяснил фаяниец. – Он хотел пойти следом за вами, это показалось мне подозрительным.

– Это правда? – не выпуская воротник Эша, осведомился Мартин.

– Да, – беспомощно сознался тот. – Я должен был убедиться, что вы не вернетесь. Кроме того, я ведь тоже исследователь, я хотел выяснить, почему Раюсаны пользуется дурной славой. Паад, я знаю, что вы незнакомы с амбивалентностью и сложными душевными противоречиями, но постарайтесь меня понять…

Мартин с отвращением бросил его на пол, достал нож из пристегнутых к голени ножен и разрезал веревки. Эш издал стон облегчения. На его запястьях и лодыжках остались глубокие темные рубцы.

– Сотимара, так недолго и покалечить человека, – заметил Мартин. – Учтите на будущее.

– Это не человек, а черный маг, – фаяниец смотрел на Вениамина жестко, без тени раскаяния. – Я опасался, что он порвет веревки колдовским способом. Он ведь уже заманил вас в колдовскую ловушку! Разве вы не столкнулись в зачарованной деревне с мистическими явлениями?

– Я столкнулся с необъяснимыми на данный момент явлениями, – поправил Мартин. – Утром разберемся.

– Вы хотите еще раз туда спуститься? Что там было?

– В двух словах не расскажешь. Сейчас рано делать выводы, утром поглядим.

– Лучше, если мы уедем отсюда, как только рассветет, – обеспокоенно сказал Сотимара. – Вокруг Раюсаны пять древних магических памятников, все вместе они образуют пентаграмму, это неспроста…

– Теперь ни одного не осталось, – Мартин не удержался от ухмылки.

– Куда они делись? – слабым голосом спросил Эш.

Руки и ноги его не слушались, он неловко извивался на полу, пытаясь сесть.

– Рассыпались.

– Как?.. – Эш приподнял голову.

– Одной гранаты хватило.

Некоторое время оба собеседника оторопело смотрели на Мартина, потом Сотимара в раздумьи произнес:

– Тогда, возможно, и не опасно…

А Вениамин с горечью прошептал:

– Ну да, это ваш фирменный стиль! Чего еще от вас ждать…

Пристально глядя на него, Сотимара положил руку на рукоятку меча. Жест немного театральный, зато эффектный.

– Паад, придержите этого дикаря! – Эш беспокойно дернулся. – Я лидонский гражданин! ЛОСУ прислало вас сюда для защиты и эвакуации лидонских граждан, не подпускайте его ко мне! Он совсем свихнулся, все время что-то бормочет насчет колдовства, вы же не верите в такую ерунду!

– Я – дикарь? – высокомерно спросил Сотимара. – Сто двадцать поколений моих предков были перлорожденными! А что касается колдовства, Эш, почему вас так расстроило уничтожение проклятых древних памятников, если вы не колдун? Это вы насылали на нас магические сны!

– Паад, как я мог бы это сделать без гипноизлучателя?!

Мартин равнодушно пожал плечами, но все-таки бросил:

– Сотимара, оставьте его в покое. Он не колдун.

– Я дважды предупреждал вас и дважды оказывался прав, – отпустив рукоятку меча, вздохнул Сотимара. – Насчет шлема и насчет деревни. Надо его убить.

– Жители Драгоценных Холмов тоже обвиняли вас в колдовстве и хотели убить. Помните?

– Это совсем другое. Я всего лишь хотел внести в их быт немного комфорта. Но я не связывался с черной магией и не служил проклятым древним богам Валвэни.

– Паад, вы современный образованный лидонец, вы же не верите в черную магию! – опять воззвал Эш.

– Не орите так, – поморщился Мартин. – Я устал.

Он поднял антропоэтнолога и усадил на диванчик. Глядя на него сверху вниз, сказал:

– Итак, вернемся к интересующему меня вопросу. Где Мадина Милаус?

– В Элимидисе, – осторожно разминая занемевшие пальцы, признался Вениамин. – Такой небольшой поселок на юге Шираны. Она там счастлива, не надо ее тревожить.

– Ага, – кивнул Мартин. – Так я и поверил. Сотимара, присмотрите за ним, но не прикасайтесь к нему, ясно?

Отперев дверь своей каюты, он вытащил из футляра лампу, набрал код на дверце небольшого сейфа, утопленного в стене. Хорошо, что замок механический, а то пришлось бы резать автогеном… Взяв то, что нужно, Мартин вернулся в салон.

– Вы зачем это принесли?! – со страхом спросил Эш, увидав инъектор.

– Я не верю вам на слово, – пожал плечами Мартин. – Согласитесь, у меня для этого есть основания. Сейчас я введу вам дозу веритола и задам два вопроса. Только два в присутствии свидетеля. – Он кивнул на Сотимару. – Если хотите, можете потом на меня пожаловаться.

– Вы не имеете права… – затравленно прошептал Эш. – Не надо! Вы разрушаете мою личность…

Мартин прижал к его запястью инъектор, и Вениамин другой рукой испуганно прикрыл себе рот.

– Первый вопрос. Мадина Милаус жива?

– Да… – Антропоэтнолог смотрел на Мартина с ужасом, его губы дрожали. – Она была жива и здорова, когда я видел ее в последний раз.

– Второй вопрос. Где она?

– В келмацкой деревне Хоромали.

Мартин удовлетворенно кивнул:

– Спасибо. Это все.

– Спросите, давно ли он занимается черной магией, – с любопытством глядя на инъектор у него в руке, посоветовал Сотимара.

– Я узнал то, что хотел. Этого достаточно.

– Можно, я пойду к себе? – тихо спросил Эш. Его трясло, он часто моргал. – Веритол – это преступление… Да, я на вас пожалуюсь! Вы ответите… Это хуже смерти.

– Идите, – разрешил Мартин.

Эш на подгибающихся ногах вышел в темный коридор. Мягко стукнула скользящая дверь каюты, раздался щелчок – он заперся изнутри.

– Черт, я бы все отдал за чашку крепкого кофе. – Мартин зевнул. – Пошли в кабину. Спать будем по очереди: один отдыхает, другой следит за обстановкой.

– И за Эшем, – добавил Сотимара.

Да, вот это не лишнее. У Вениамина наверняка есть оружие. И он очень не заинтересован в том, чтобы Мартин Паад встретился с Мадиной Милаус. Что ж, если он загнал местным подотчетное имущество экспедиции, в том числе запрещенное к экспорту, а Мадина об этом знает, его вполне можно понять… «Чертов дурак», – проворчал Мартин. Задержавшись перед дверью, которая вела в каюту Эша, он нашел в связке нужный ключ, вставил в скважину и повернул на два оборота. Все. Теперь Эш оттуда не выйдет, изнутри этот замок нипочем не откроешь. Такие ключи имелись только у Мартина на всякий случай. Он прислушался: за дверью тихо. Даже если Вениамин понял, что его заперли, протестовать вслух он не стал.

За лобовым стеклом кабины чернело небо, усеянное редкими звездами. Ближе неровная линия зарослей обозначала кромку обрыва. Ничего зловещего.

– Что случилось в деревне, Паад? – спросил Сотимара.

Мартин вкратце рассказал: он не хотел пугать фаянийца, но, если вдруг начнется заварушка, лучше драться бок о бок с информированным напарником.

– Зомби… – голос фаянийца дрогнул. – Живые мертвецы… О, Единый! Я слыхал о них. Вы даже после этого не хотите поверить в валвэнийскую магию?

– Завтра я еще раз спущусь туда и, если найду хоть одно тело, узнаю, в чем загвоздка.

– Вы неисправимы, – с осуждением покачал головой Сотимара. – Вам надо отдохнуть, я подежурю. У нас есть кофе?

Мартин скривился:

– Растворимый. В гранулах. Не всухую же его глотать.

– Может, разведем снаружи костер и вскипятим воду? Пока там все спокойно… – фаяниец вытянул шею, всматриваясь во тьму. Потребность в кофе пересиливала страх перед зомби.

– У нас нет топлива. Эти листочки гореть не будут.

– А в машине не найдется чего-нибудь ненужного?

– Нет, – отрезал Мартин. Потом добавил: – В этой дрянной деревне кое-что есть, но я туда за дровами не побегу. Потерпите до утра. Разбудите меня через два часа, ясно? А если что-нибудь начнется, будите сразу.

Он зафиксировал спинку кресла в наклонном положении, прикрыл глаза. Расслабив мышцы, погрузился в дрему.

…Кусок застрял в пищеводе. Это не смертельно, но очень больно. Вообще-то он собирался уходить по делам: четверть часа назад позвонил один из постоянных клиентов, владелец сети ресторанов, и попросил его разобраться с кражей на складе. В этот раз увели три ящика элитного вина. Радуясь, что появился законный предлог смыться из дома до того, как придут гости, он торопливо переоделся и направился в прихожую, но возле приоткрытой двери гостиной остановился, сглотнув слюну. Длинный раздвижной стол ломился от соблазнительных блюд: салаты, рулеты, заливное, биточки, рагу, бифштексы… Жена сегодня с утра хлопотала на кухне. А теперь ее гости без него все это слопают! Нет уж, сначала он совсем немножечко перекусит, а потом поедет ловить вора… Никуда вор не денется. Ясно, что это кто-то из работников склада, дело только за тем, чтоб его расколоть.

Стеклянная дверь в лоджию была распахнута, шелковые бежевые портьеры колыхались от сквозняка. Над крышами дальних домов расцвел роскошный ало-оранжево-розово-золотой закат (обязанный своей чарующей красотой смогу), выше небо потемнело, утратив дневную желтизну. Его закат не интересовал. С плотоядной усмешкой оглядев стол – глаза разбегались, – он заметил свой любимый мясной рулет, отхватил солидный кусок и отправил в рот. Прелесть… Отломил еще кусок, наскоро разжевав, проглотил. Послышались шаги. Тут-то рулет и застрял в пищеводе.

– Ты что делаешь?!

Она стояла в дверях и смотрела на него, чуть прищурив искусно подведенные глаза. Темные волосы уложены в замысловатую прическу, губы пунцовой полоской выделяются на красивом лице, кремово-бледном, как драгоценный старинный фарфор.

Не ответив, он схватил первую попавшуюся бутылку: если запить, это пройдет.

– Ты сошел с ума? – она еще сильнее прищурилась. – Это же «Небесное десертное», оно для гостей! Его просто так не пьют!

Струйка вина потекла по подбородку, по шее и нырнула под воротник. Проклятый кусок рулета на тронулся с места.

– Я так старалась! Что про нас подумают гости? Я возилась с этим рулетом целый час, а ты оставил от него один хвостик и всю скатерть вином закапал!

– Молодец… – прохрипел он. – Я подавился…

– Ничего удивительного! Ты только и делаешь, что жрешь, я для тебя готовить не успеваю! У тебя нет талии, зато брюхо, как у беременной, и целых два подбородка!

Наконец-то рулет скользнул в желудок. Полегчало. Он встряхнул бутылку – темного бордового вина оставалось ровно на треть – и снова припал к горлышку. Вкусно.

– Посмотри на себя в зеркало! – ядовито посоветовала жена.

Глянув в зеркало, он пожал плечами, поставил пустую бутылку на стол.

– Тебе давно пора сесть на диету! Вот бы ты следил за собой, как твой брат! Он всегда такой спортивный, подтянутый!

Ему всю жизнь ставили в пример старшего брата. И эта дура туда же.

– Я это, поехал на дело… Пока.

Жена с тоской вздохнула. Он вышел в прихожую, с недовольным кряхтением нагнулся за ботинками. Остаточная боль продолжала терзать пищевод, и он сквозь зубы выругался.

– Паад! Паад, что с вами?

Мартин разлепил веки. Опять. Спазматическая боль в пищеводе, до чего мерзкое ощущение… Поморщившись, объяснил:

– Сон.

– У вас еще двадцать минут, – посмотрев на фосфоресцирующий циферблат часов, Сотимара непроизвольно качнулся вперед, снова откинулся в кресле. Ему приходилось делать громадные усилия, чтобы держать глаза открытыми. – Тут все спокойно.

– Я уже в норме. Отдыхайте.

Мартин рефлекторным движением дернул боковую дверцу, нащупал банку пива. Сделал несколько глотков, но боль не утихала. Гадость. Если в предыдущих снах про город под желтыми небесами он получал травмы в схватках, при драматических обстоятельствах, то нынешний эпизод ни в какие рамки не лез: чуть не подавился рулетом, да еще и предназначенным для гостей… Он отлично помнил вкус этого самого рулета. А также вкус и аромат первоклассного вина. И запах духов жены, тонкий, волнующий, пряный. И те чувства, которые будила в нем эта женщина: угасающее влечение, смешанное с разочарованием. Несмотря на внешний шик, она, со своими друзьями-снобами, модными болезнями (неясно, реальными или мнимыми) и многочисленными любовными интрижками, была очень обыкновенная, таких по двенадцать штук на дюжину, а он как раз на внешний шик и попался. Как ее звали? Кэрил?.. Или Кайти?.. Что-то в этом роде. Во сне он знал, как ее зовут.

Тут Мартин понял, что все еще до конца не очухался. Сон – это всего лишь сон. Игра воображения, бессознательное. Какие уж там имена… Нельзя отрицать, сны, спровоцированные Х-излучением, удивительно последовательны, детальны, полны физических восприятий, но это целиком и полностью продукт деятельности его же собственного мозга. Если относиться к ним как к воспоминаниям, недолго и шизануться. Или даже стать амбивалентной личностью, обремененной сложными душевными противоречиями. Вроде Эша. Подумав об этом, Мартин внутренне содрогнулся и решил не забивать себе голову дурью. А все-таки было в этом последнем сне что-то важное… Некая незначительная, но тревожная деталь.

Закинув руки за голову, он с хрустом потянулся. Вернул в обычное положение спинку кресла. Сотимара спал с приоткрытым ртом, беспокойно ворочаясь. Если не считать производимых им звуков, в машине было тихо: наверное, Эш тоже уснул. И снаружи тихо. Мартин прислушался к своим ощущениям, однако чувство опасности молчало. Хотя не такое уж оно у него безотказное… Случалось, что подводило. Он не стал выбираться наружу, воспользовался туалетом бронекара. Когда вернулся в кабину, было по-прежнему тихо. Близилось утро. Небо чуть посветлело, растения сливались в черную массу. В десяти метрах от кабины вырисовывалась изломанная зубчатая кромка.

Он опять устроился в кресле, машинально оглядел мертвые экраны – и вдруг понял, что зацепило его в последнем сне: лицо в зеркале. Жена предложила посмотреть на себя, он так и сделал. Большое зеркало в позолоченной раме висело в углу гостиной, и там, в пронизанной вечерним солнцем стеклянной толще, отражалось персонифицированное Зло. Враг Габри Борешана. Иначе говоря, тот самый мужик, чей изуродованный портрет Мартин видел в апартаментах Эша на двадцатом этаже «Дендроэкспорта». Крупный, массивный, круглолицый, с выступающим животом. Тяжелый подбородок, ежик темных волос. Цепкий, чуть насмешливый взгляд. На серой куртке, скроенной таким образом, чтобы не выпирали потайные карманы для оружия, красуются бордовые винные пятна: облился, когда запивал застрявший в глотке рулет.

Теперь Мартин успокоился. Любопытные номера выкидывает иногда подсознание… В качестве строительного материала для снов оно использует все что попало. И с логикой порядок: Эш считает Мартина Паада своим врагом, поэтому во сне Мартин принял облик его врага. А вот приснившаяся жена совсем не похожа на зеленоглазую девушку со второго портрета. Ничего общего. Мысль о девушке вызвала у погрузившегося в полудрему Мартина сложную смесь эмоций: ощущение симпатии, легкую грусть и свирепое сожаление.

«Молодчина хирург, который оперировал ее после ранения! Вытащил девчонку с того света, хотя шансов было всего ничего. А жалко, что не я убил этого психованного ублюдка, который пытался ее зарезать…»

Встрепенувшись, он рывком выпрямился в кресле и выругался. Чуть не уснул. Так дело не пойдет. Достав из аптечки упаковку безвредного (если верить инструкции) стимулятора, вытряхнул на ладонь ярко-красную таблетку и уставился на нее в раздумье. Не любил он глотать стимуляторы. Пользовался ими крайне редко, только если деваться некуда. В последний раз он наелся этой дряни, когда его на Бангре захватили в плен слакиане и надо было драться, невзирая на отбитые печенки и жару плюс семьдесят два по Цельсию. Сейчас вроде, ситуация не та, но, с другой стороны, на его мозг воздействует Х-излучение, размывающее грань между реальностью и снами. В самый раз принять лекарство… А вдруг эта хреновина не оправдает ожиданий и ослабит его сопротивляемость излучению, что тогда? И потом, не верил Мартин в безвредные стимуляторы, что бы там ни утверждали инструкции.

Он все еще колебался, взвешивая «за» и «против», когда Сотимара с воплем подскочил, сел и открыл глаза. В утреннем сумраке его мокрое от пота лицо казалось мертвенно-бледным.

– Я убью его, – невнятно произнес фаяниец.

Одной рукой он держался за горло, другой нашаривал свой меч, лежавший рядом с креслом.

– Кого?

– Эша. Он снова наслал магический сон! Как будто мне пять лет и меня загрызла огромная собака. Рувьяг. Горцы их специально натаскивают на людей.

Ворвавшись в коридорчик, он начал дергать дверь каюты Вениамина.

– Эш, трусливый оккультист, открывайте!

Запертый Эш не смог бы открыть, даже если бы захотел. Мартин тоже поднялся с кресла, перед этим бросив стимулятор обратно в аптечку: не понадобится.

– Сотимара, хватит. Он тут ни при чем.

– Еще как при чем, – раздраженно фыркнул фаяниец. – Поставьте ему укол и спросите про магию! Или я спрошу.

Он ударил кулаком по двери. Внутри было тихо. Потом раздался страдальческий голос Вениамина:

– Паад, вы меня разбудили! После вчерашнего беспринципного допроса в лучших традициях ЛОСУ у меня совсем не осталось сил. Вы меня заперли, а теперь будите и угрожаете. Когда мы вернемся на Лидону, вы сядете на скамью подсудимых, и вся ваша дешевая популярность вас не спасет!

– Открывайте! – потребовал Сотимара.

– Дверь заперта, – объяснил Мартин. – Ключ у меня. Сотимара, идите-ка лучше в кабину и наблюдайте за обстановкой. Как лидонский гражданин, Эш находится под моей защитой, и я обязан доставить его на орбиту живым и невредимым. Поэтому вы больше не будете ему угрожать, у нас и так хватает проблем.

– Паад, вы упрямы, как чадорийский горец, – буркнул перлорожденный, но подчинился и ушел, запнувшись по дороге о лампу, которую Мартин оставил в проходе.

– Вы прогрессируете, Паад! – с ехидцей заметил из-за двери Вениамин. – Все-таки вспомнили, зачем вас командировали на Кадм!

– Сейчас я отопру, – предупредил Мартин, – и вы, Эш, выйдете из каюты без оружия, руки на затылке. И чтобы никаких грязных трюков, все равно против меня вы слабоваты.

– Да вы никак меня боитесь! – истерически-восторженно рассмеялся Вениамин.

– Я подозреваю, что вы можете выстрелить мне в спину, если подвернется случай.

– За кого вы меня принимаете?! – он как будто обиделся.

– За мудака, который подставил меня вчера.

Мартин повернул ключ, толкнул дверь и отступил к стене. Через порог перешагнул, жмурясь от света, Эш. Руки он держал на затылке, как велели. Обыскав его и не обнаружив ничего интересного, Мартин запер антропоэтнолога в соседней каюте, после чего осмотрел багаж. Два пистолета – с реактивными пулями и с парализующими капсулами. Кинжал. Кадмийский меч, качество так себе. Обычный набор для инопланетянина, застрявшего в Валвэни… И ячеистый артефакт, этакая миниатюрная копия сферических Х-объектов, Мартин уже видел его в жилище Эша в «Дендроэкспорте». Все это он конфисковал и запер в сейфе, остальное трогать не стал.

– Вам это даром не пройдет! – прошептал Эш, когда Мартин его выпустил. – Обещаю!

Втроем они наскоро позавтракали в салоне. Вениамин сохранял на лице выражение оскорбленного достоинства, но нервно ежился всякий раз, когда фаяниец бросал на него угрюмые взгляды. Сотимара время от времени ощупывал свое горло, словно хотел убедиться, что оно не разорвано. У обоих под глазами залегли тени. Мартин выглядел чуть получше: он привык ко всякому, и двух часов ему хватило, чтобы выспаться. Правда, из-за боли в пищеводе трудно было глотать, и вдобавок у него потихоньку ехала крыша, так как то и дело всплывали обрывки воспоминаний. Дежа вю. Память о том, чего не было.

Он не жил в большом, перенаселенном южном городе под желтым от смога небом. И не занимался ради куска хлеба с маслом частным сыском. И его не вышибли за некультурное поведение из университета (из-за чего он так и не стал дипломированным юристом). И он не покупал через каждые полгода новый автомобиль последней модели, шокируя своих маниакально бережливых родственников. Всего этого никогда не было, однако мозг, сбитый с толку Х-излучением, с тупым упорством генерировал псевдовоспоминания. Мартин при этом отлично помнил, кто он такой, где родился, чем занимался и т. п., ложная память не вытесняла и не замещала истинную. Но ощущение, будто у тебя за плечами не одна биография, а две, нормальным не назовешь.

«Я – Мартин Паад, а не кто-то еще, – подумал он, исподлобья оглядев выдержанный в серых тонах тесный салон, расцвеченный солнечными пятнами. – У меня только одна жизнь, эта».

Эшу он предложил на выбор: или сидеть взаперти в каюте под домашним арестом – или в кабине, никуда не отлучаясь. У него не было времени обшаривать все закутки бронекара, а Вениамин вполне мог припрятать оружие в каком-нибудь импровизированном тайнике. Сам Мартин на его месте так и поступил бы. Когда Эш выбрал второй вариант, Мартин с бесстрастным видом кивнул, про себя усмехнувшись: хорошо. Он предпочел бы держать Эша под рукой. О том, что происходит в Валвэни, антропоэтнолог знает больше, чем говорит. Мотивы понятны: для исследователя информация – это капитал, вот он и не спешит делиться с конкурентом. А если он будет рядом, о чем-нибудь да проболтается. Порой ему очень хочется высказаться.

Глава 13

Бронекар затормозил перед глинобитной аркой с двустворчатыми воротами. Обе створки были сплетены из толстых, как канаты, серых стеблей. Приблудного зверя такая преграда еще остановит, но человека, а тем более вооруженный отряд… Цибеном управляли харвалы – крупные землевладельцы, под страхом смерти запрещавшие крестьянам носить оружие и возводить оборонительные сооружения. Жизнью своих подданных они начинали интересоваться, когда подходило время собирать налоги. Сейчас не сезон, так что здешний харвал, возможно, пока не знает, что в Раюсаны живых крестьян не осталось. Мокрые от росы огороды выглядели запущенными: культурная зелень вперемешку с фиолетовыми валвэнийскими сорняками. Мартин выругал себя за то, что не обратил на это внимания вчера, когда рассматривал деревню в бинокль.

Изнутри ворота были заперты. Отогнав машину назад, Мартин протаранил преграду и выехал на единственную улицу, окаймлявшую озеро. Сияла на солнце водная гладь, у берега сгрудились полусгнившие плоты. Бронекар медленно катил вдоль вереницы обветшалых оранжевых построек. В розовом небе парили птицы, выше – патрульные боты. Наблюдатели на орбите наверняка зафиксировали гибель пяти Х-объектов в Раюсаны и теперь ломают головы, что бы это значило. Мартина этот вопрос тоже занимал. Каким образом Х-объекты были связаны с туманной воронкой? Кто и зачем привел в действие этот чертов пылесос? Что представляла собой воронка? Ясно, какая-то разновидность силового поля, но у людей таких штук никогда не было, даже в эпоху расцвета Империи! Неудивительно, что чуть ли не все цивилизованные миры готовы передраться из-за Кадма… Мартин криво ухмыльнулся: когда он представит ЛОСУ отчет, ему, чего доброго, начнут пенять, что он уничтожил ценные реликты – вместо того, чтобы сберечь их для Лидоны или хотя бы обстоятельно изучить.

– Что это? – близоруко щурясь, спросил фаяниец.

– Биороботы.

Впереди лежали на песке человеческие тела, издали похожие на кучи рваного тряпья. Вот он, дом, куда направил его вчера Эш. Шестнадцать тел. И еще внутри, в доме… Велев Сотимаре и Вениамину оставаться около машины, Мартин подошел к ближайшему. Плотный сероватый песок поскрипывал под рифлеными подошвами его ботинок, других звуков не было. Человек выглядел мертвым, но Мартин на всякий случай ткнул его острием меча. Никакой реакции. Он присел на корточки, положив меч рядом. Ни пульса, ни дыхания, руки и ноги окоченели. Он переходил от одного тела к другому: все та же картина. Эти люди умерли по меньшей мере несколько часов назад. Он не убивал их. Он дрался с теми, кто напал на него в доме, а этих не трогал. Видимо, все погибли одновременно, когда он вывел из строя воздействующую на них установку. Хотелось надеяться, что неведомый оператор тоже получил свое…

– Паад, осторожнее! – окликнул его Сотимара. – Зомби могут напасть!

– Уже не могут, – отозвался Мартин.

Он склонился над телом женщины, которое лежало возле порога. Грязные лохмотья, бледная высохшая кожа, спутанные волосы. Под волосами сверкнуло что-то синее. Отстранив кончиком меча слипшиеся пряди, Мартин увидал на виске продолговатый синий камень. Синтетический сапфир. Эта женщина не местная. Она прилетела на Кадм из мира, где царит мода на вживленные драгоценности и есть технологии, позволяющие это устроить. Теперь Мартин осматривал тела более внимательно. Некоторые, безусловно, валвэнийцы: кое у кого характерные следы проколов на лицах, у других сохранились носовые кольца, серьги, цепочки работы здешних ремесленников, у троих алеют на лбу жреческие татуировки. Но остальные вполне могут быть инопланетянами.

Крикнув фаянийцу, чтоб он присматривал за Эшем, Мартин вошел в дом. Трупы вповалку лежали на полу. Представители разных рас, кадмийцы и некадмийцы. У одного он обнаружил на левой руке выше локтя серебрящуюся на мертвой коже эмблему Денорского Тренажера. У Мартина была похожая татуировка – эмблема Австралийского Тренажера. Такой знак отличия получает каждый, кто прошел какой-либо из четырех древних Тренажеров. А на Деноре в Тренажер допускают только будущих олигархов. Значит, этот человек был денорским олигархом – следовательно, первоклассным бойцом и отнюдь не дураком, – но его захватили в плен и превратили в биоробота, лишив самосознания, разрушив личность. Мартин невольно стиснул рукоятку меча, ощутив неприятный озноб. Этот парень был не хуже, чем он, – тем не менее вон что с ним сделали… Стоит учесть.

Когда он вышел наружу, нервы Сотимары были на пределе, да и Эш озирался с таким видом, словно готовился хлопнуться в обморок.

– Что случилось? – поглядев на них, крикнул Мартин.

– Вас слишком долго не было, – объяснил фаяниец. – Зомби очень опасны!

– Теперь они по-настоящему мертвы. Они не всегда были такими, кто-то над ними поработал… Я должен еще кое-что выяснить.

Мартин достал из кабины заранее приготовленный чемоданчик с инструментами, надел защитную маску с антисептической пропиткой, натянул пластиковые перчатки.

– Вы собираетесь сделать вскрытие? – догадался Эш. – Не стоит, лучше поедем отсюда!

Его голос звучал невнятно, губы напряженно кривились.

– Не надо, Паад, – впервые поддержал своего недруга Сотимара. – Это же зомби. Мало ли что…

– Я обязан установить, каким образом оператор управлял их действиями. Не смотрите, если противно.

Мартин присел около первого тела. Смуглый валвэниец с кольцом в носу, довольно молодой, но сильно изможденный. Длинные высветленные волосы на затылке выстрижены и еще не успели отрасти настолько, чтобы скрыть розоватый круговой рубец. Судя по длине волос, перенес операцию несколько месяцев назад.

Когда под ножом хрустнула кость, Сотимара начал по-чадорийски молиться Единому.

Вскоре Мартин нашел то, что искал: предмет величиной с грецкий орех, помещенный внутрь черепной коробки, – твердый желтоватый комок, сделанный из того же вещества, что Х-объекты. От него отходила, параллельно позвоночнику, толстая белая нить, дальше она разветвлялась, пронизывая конечности. После тридцати минут работы Мартин извлек весь имплантант. Видимо, валвэнийцу сделали трепанацию, запихнули эту дрянь под череп, а после она проросла… Теперь он понимал, почему напавшие на него биороботы – люди, превращенные в биороботов, – продолжали драться с переломанными руками и ногами: их собственные кости, мышцы и сухожилия особой роли не играли, покалеченные тела двигались благодаря неповрежденным белым нитям. И лишь когда отрубился источник питания, они умерли. Нет, не совсем так. На самом деле они умерли гораздо раньше. Мартин не давал самому себе никаких клятв – он просто решил, что найдет убийцу. И прикончит.

Эш сидел на земле, закрыв лицо руками. Сотимара настороженно озирался, сжимая меч.

– Все, – хрипло сказал Мартин, запечатав имплантант в герметичный пакет. – Я думаю, мы должны каким-то образом похоронить их. Устроим погребальный костер, тут найдется из чего. И после поедем.

– Правильно, – согласился фаяниец. – Огонь освободит их души, и они обретут покой.

Покосившись на искромсанный труп на песке, он отвернулся.

– Значит, так: собираем все двери и ставни, ворота тоже пойдут в дело… – Мартин снял и отшвырнул перчатки. – Что с вами, Эш?

– Я не знал, что это именно так, – пробормотал Вениамин. – Что у них такое внутри… Сейчас, Паад, меня тошнит… Конечно, все они были никчемными людьми, но это… это…

– Они не были никчемными людьми, – глядя на него сверху вниз, хмуро сказал Мартин. – Просто им не повезло.

– Я не знал… – опять промямлил Эш, как заведенный. – Не знал…

Мартин отвел его в каюту и запер. Антропоэтнолог не сопротивлялся.

Древесно-сухие стебли, из которых были сплетены двери, дверцы и ставни, отлично горели. Ворота Мартин сорвал с петель, использовав бронекар, как тягач. Вдвоем с Сотимарой они сложили тела штабелем, вперемежку с дровами. Эш наблюдал за ними, прильнув к тонированному стеклу иллюминатора.

– Вот видите, никакой он не колдун, – шепнул Мартин.

– Да, его поведение не похоже на игру, – согласился фаяниец. – Кто же тогда насылал сны?

«Никто», – хотел сказать Мартин и осекся. Тот, кто активировал Х-объекты в Раюсаны и внедрил погибшим людям имплантанты, вполне может контролировать установку, генерирующую излучение, которое вызывает «видения смерти» и странные сны. Запросто. Но кто он – представитель древней вымирающей расы кадмийцев-негуманоидов или человек? Мартин решил повременить с отправкой послания на орбиту. Не исключено, что он сможет выйти на связь только один раз, если противник засечет сигнал и дистанционно выведет передатчик из строя. В таком случае тем более важно сообщить истинную информацию. А у него пока нет истинной информации, одни догадки. Надо продолжить расследование, чтобы отправить данные, в достоверности которых он будет уверен на все сто.

Гудело пламя, к небесам подымался столб дыма. В воздухе плавали черные хлопья. Сотимара вполголоса читал молитву. Глядя на пылающий костер, Мартин испытывал подавленность и отчасти страх. Он знал, что его могут избить, ранить, убить, – это в порядке вещей. Обычный риск при том образе жизни, какой он для себя выбрал. Но то, что сделали с этими людьми… Это слишком чудовищно. Он не хотел разделить их участь. Значит, нужно добраться до тех, кто все это затеял, и уничтожить их. Другого выхода нет. Иначе он не сможет чувствовать себя в безопасности в Валвэни, а сколько ему еще придется здесь проторчать, одному богу известно. Мартин угрюмо усмехнулся: если допустить, что он и в этот раз победит, поверит ли потом кто-нибудь, что его движущим мотивом была элементарная трусость?

Из деревни они выехали после того, как погребальный костер догорел. Бронекар держал путь на юг, по направлению к Келме. Туда же вела от Раюсаны дорога, неширокая, вконец заброшенная. То там, то тут торчали пробившие пыльную корку нежно-сиреневые ростки, окруженные сеткой трещин вздутия, неаппетитного вида грибы на сизых ножках. Пройдет не так много времени, и дороги не будет. Мартин прикинул: получается, что жители оставили Раюсаны по меньшей мере полгода назад – уже и дорога начала зарастать, и дома обветшали. И слухи успели расползтись настолько, что дошли до Эша, который решил воспользоваться «проклятой» деревней для решения своих личных проблем, т. е. чтоб укокошить официального представителя Лидоны, пока тот не заинтересовался судьбой казенного инвентаря. Проблемы – они у каждого свои. Мартин надеялся, что теперь Эш образумится и больше не будет пытаться его убить. Хотя надежда – надеждой, а ослаблять бдительность он не собирался.

Когда Раюсаны скрылась за стеной фиолетовых зарослей, Мартин остановил машину. Он приберег некоторое количество топлива, в самый раз, чтобы развести на обочине небольшой костер и сварить кофе. В кофе нуждались все трое.

– Мы поедем через землю харвалов, – отхлебнув и зажмурившись от удовольствия, сказал Сотимара. – Это плохо, Паад. Там идет междоусобная война. Купцы в Эгтемеосе жаловались, что харвалы посходили с ума, каждый воюет против всех.

– У нас мало времени, – отозвался Мартин. – А бронекар – надежная машина. Как-нибудь прорвемся.

– Раньше вы не говорили, что мало времени, – фаяниец поглядел на него с любопытством. – Куда торопиться?

– Раньше я не знал, как далеко зашло это безобразие. Тот, кто взял под контроль икс-объекты… ну, все эти штуки, которые вы называете магическими памятниками, наверняка постоянно наращивает свои возможности. Поэтому чем скорее я до него доберусь, тем проще будет с ним разобраться.

– Вы хотите уничтожить проклятых магов? – благоговейно спросил Сотимара.

– А куда деваться-то? – буркнул Мартин.

– Тогда совсем не обязательно ехать в Хоромали за Мадиной, – нерешительно кашлянув, подхватил Эш. – Пусть она спокойно живет у себя дома. Надо повернуть на север, к экватору – там есть большое скопление икс-объектов. Наверное, и эти прячутся там.

– Сначала мы съездим в Хоромали, – отрезал Мартин. – Потом начнем искать этих. Мадина может знать что-нибудь полезное.

– Да ничего она не знает, – Вениамин попытался улыбнуться, обеими руками сжав кружку.

– А я думаю, знает. Эш, у вас есть шанс честно признаться, что за товар вы сбыли валвэнийцам в обмен на мешок келмацких денег.

Мартин не ждал, что его реплика вызовет такой эффект: руки Эше задрожали, кофе выплеснулся через край, по напрягшимся пальцам потекли коричневые струйки. Губы растянулись в широкой неестественной улыбке, в то время как во взгляде промелькнул страх. Смертельный страх.

– Не понимаю, о чем вы говорите, Паад. Я ученый, и на Кадм я прилетел не для того, чтобы заниматься контрабандой. Дурацкие домыслы… Эти деньги я получил в подарок от друзей, в знак дружеского расположения… Если вы опять вколете мне веритол, я добьюсь, чтобы вас засадили в тюрьму!

– Я и не собираюсь, – пожал плечами Мартин. – Ваше дело. Барахло экспедиции интересует меня в последнюю очередь.

Эш замолчал, но не успокоился. Больше Мартин эту тему не затрагивал. Ему было наплевать, что и кому Эш загнал, пусть с ним разбираются интенданты из ЛОСУ и проректор по хозяйственной части Арелского университета. Потом, на Лидоне.

Дорога слилась с другой дорогой, отнюдь не заброшенной. То и дело попадались следы цивилизации. Например, опрокинутая набок телега. Облепленные насекомыми трупы людей и чиротагов. Отряд тяжеловооруженных воинов, которые, заслышав шум, мгновенно выстроились в боевой порядок, сомкнув устрашающе разрисованные щиты, однако бронекар в облаке пыли промчался мимо, даже не притормозив. Руины сожженных глинобитных деревушек. Толпа беженцев, устало бредущих куда глаза глядят. Дважды встречались крепости, окруженные высокими стенами и защитными рвами. Резиденции харвалов. Оранжевые стены покрывала алая вязь узоров: волнистые линии, круги, замысловатые завитки, просто кляксы. Это не мода на абстрактное искусство, а графически выполненные охранные заклятья, объяснил Сотимара. Обереги от древней магии.

Х-объекты маячили в отдалении, на стыке ярко-голубого неба и фиолетовых равнин, но однажды бронекар миновал деревню – если точнее, остатки деревни, – где издырявленная изжелта-белая полусфера вздымалась прямо посреди улицы. Старуха, которую Мартин нашел в одной из полуразвалившихся хибар, сказала, что «магическая напасть» вылезла из земли с месяц назад, в аккурат перед тем, как деревню сожгли наемники Гнай-Кироса. Выслушав перевод, Мартин спросил, бывало ли такое раньше. Нет, не бывало, покачала головой женщина. Он предложил отвезти ее в Келму, туда, где нет войны, но она отказалась, ответив, что хочет умереть в своей деревне.

На закате Мартин свернул в заросли и затормозил, лишь когда дорога исчезла из виду. Эту ночь он хотел провести без приключений.

– Эш, откуда вы знаете о скоплении икс-объектов на экваторе?

У Мартина такой информации не было.

– Зотова говорила, а ей негуманоиды наболтали.

Вениамин опять держался развязно, после первой же банки пива его охватило неестественное веселое возбуждение. Он доверительно объяснил Сотимаре, что у того не все в порядке с психикой, поскольку человек, легко и быстро усваивающий чужие языки, просто не может не быть шизофреником. Потом принялся убеждать Мартина, что Мадина Милаус будет очень несчастна, если к ней нагрянет представитель ЛОСУ – такой визит перечеркнет ее тихую безмятежную жизнь, для которой Мадина создана: она, мол, обрела свое «я» как хранительница очага, а тут появляется живое напоминание о неустроенном прошлом. Мартин терпеливо слушал, надеясь, что Эш рано или поздно сболтнет что-нибудь интересное. В плотном кофейном сумраке поблескивала банка, стиснутая худыми пальцами антропоэтнолога. Его лицо, оживленное нервной артистичной мимикой, порой застывало на долю секунды в гримасе беспомощного страха – того страха, который впервые проявился, когда Мартин задал вопрос о сделке с валвэнийцами.

– Эти зомби в Раюсаны… – перескочил Эш на новую тему. – Гм, в чем-то их, конечно, жалко, но я думаю, что они в чем-то сами виноваты… Вам так не кажется?

Мартин молча отхлебнул пива, с прищуром глядя на Эша поверх своей банки. С подобной логикой он сталкивался не в первый раз. Иные люди, услыхав о том, что кто-то стал жертвой преступления, сразу же начинают доказывать, что пострадавшие, мол, сами напросились, сами виноваты. А я не виноват, поэтому со мной ничего нехорошего не случится. Это происходит с другими, но только не со мной. Не со мной. Приверженцы такой точки зрения обычно отстаивали ее с навязчивой горячностью, стремясь убедить самих себя в своей невиновности перед мирозданием и – как следствие – неуязвимости. Видимо, с уверенностью у них было плоховато. В отличие от них Мартин знал, что с ним, Мартином Паадом, может в принципе случиться все что угодно. И был к этому готов. Потому-то его до сих пор и не прихлопнули.

Разделавшись с темой зомби, Эш начал вспоминать каких-то своих знакомых с Лидоны, в которых он разочаровался, и особенно разочаровался после того, как встретил настоящего друга, непризнанного серой массой великого человека, чьи идеи способны оценить только избранные… Из чернильной массы зарослей доносились пронзительно-певучие вопли то ли птицы, то ли четвероногого, временами заглушавшие его голос, но Эш, не обращая внимания на помехи, продолжал говорить.

Лавина информации – и ничего полезного. Разочарованно скривившись, Мартин встряхнул полупустую банку.

– Хватит пить, господа, – выждав, когда Вениамин замолчит, предложил Сотимара.

– А вы, перлорожденный, ратуете за трезвость? – насмешливо заломил бровь Эш.

– Он говорит дело, – Мартин поднялся на ноги. – Пива у нас осталось всего ничего, четырнадцать банок.

– Отдайте мои личные вещи! – без всякого перехода потребовал Эш. – Вы их незаконно присвоили.

– Не присвоил, а конфисковал. На законных основаниях.

– Хотя бы артефакт отдайте! Я его изучаю.

– Пусть лежит в сейфе. Потом изучите, дома.

– Я не собираюсь домой. Никуда отсюда не полечу, я нужен ребятам… – Эш тоже встал, пошатываясь. – Паад, это мой собственный артефакт, а вы хотите его прикарманить!

– Я сдам его ЛОСУ. Честное слово.

– Вы оба слишком много выпили, – констатировал фаяниец.

– Кто бы говорил… – проворчал Мартин.

Сотимара ограничивался небольшими порциями алкоголя, объясняя это тем, что спиртное, даже самое лучшее, всего лишь жалкий суррогат, который никогда не заменит ему лиилам. Правда, сегодня он признал, что лидонское обезболивающее – это тоже неплохо. После чего Мартин на всякий случай спрятал аптечку в сейф.

– Паад, отдайте артефакт, – снова заладил Эш. – Он должен храниться у меня, я ученый.

– Обойдетесь.

Новый вопль раздался совсем близко, от высокого звука у Мартина чуть не лопнули барабанные перепонки. Из зарослей стремительно вытянулся длинный толстый стебель, увенчанный громадным цветком… Не цветком, а клиновидной головой, обрамленной воротником растопыренных кожистых перепонок. Сотимара и Эш замерли. Мартин метнул свою банку, попав твари точнехонько в нос, молниеносно вынул из ножен меч, однако банки хватило: издав тоскливую пронзительную трель, животное растаяло во тьме.

– Чего оно хотело? – после нескольких секунд молчания спросил Эш.

– Покушать, наверное, – шепотом ответил Мартин. – Или пива.

Броня машины отгородила их от ночного пространства, полного шорохов и крадущихся движений. Вениамина опять заперли: несмотря на совместную пьянку, Мартин по-прежнему не доверял ему. Сам он принял таблетку отрезвина, или, в просторечии, кайфолома. Расслабиться иногда можно, но не в ущерб работе и собственной безопасности. Тело прошили мириады вибрирующих холодных иголок, в желудке взорвался кусок льда. Потом эти не слишком приятные ощущения исчезли, и в голове прояснилось. Кайфолом сделал свое дело: теперь Мартин был абсолютно трезв.

– Отдайте артефакт, он мне нужен для научных наблюдений! – донесся из-за двери каюты голос антропоэтнолога.

– Не нойте, – отозвался Мартин. – Вам и так хорошо.

Еще бы, ведь Эш отрезвин не глотал… Не желая наслаждаться преимуществами своего состояния, Вениамин продолжал требовать артефакт, упирая на исключительную важность связанных с ним научных изысканий. Эта древняя штуковина, мол, меняет форму в зависимости от фазы луны, а поскольку изменения на глаз почти незаметны и приборов под рукой нет, приходится каждую ночь скрупулезно обмерять артефакт с помощью рулетки и циркуля, записывая результаты. Если Вениамину не вернут объект исследований, вся его предыдущая работа будет перечеркнута. Он то угрожал, то умолял, заливаясь пьяными слезами, и Мартин чуть было не уступил, но потом передумал. Ученый сейчас не в той форме, чтобы заниматься опытами.

– Завтра отдам. Когда протрезвеете. Вы сами говорили, что эта хреновина может вызывать непредсказуемые эффекты. Вспомните, какой полтергейст был в «Дендроэкспорте», когда я не так за нее взялся.

– Так то вы, а то я! – повысил голос Вениамин. – Я умею обращаться с артефактом, я его полностью контролирую!

– Полностью контролируете, вот как… – пробормотал Мартин. – Ладно, поговорим об этом завтра.

Как и в прошлый раз, они с Сотимарой дежурили по очереди. После полуночи на северо-западе вспухло бледное красноватое зарево, оно не исчезало до самого утра, разъедая темно-коричневую небесную твердь. Наверное, там горела еще одна деревня.

Когда подошла его очередь отдыхать, Мартин прикрыл глаза, почти с нетерпением ожидая нового сна про город под желтыми небесами. Интересно. Вообще-то, он ничего не имел против этих снов, если б не остаточная боль. Хотя сегодня боль быстро сошла на нет: он перестал ощущать ее утром, во время рейда в Раюсаны.

– Сотимара, – приподняв голову, окликнул Мартин напарника, – у вас что-нибудь болит?

– Нет. Все прошло. Я же сказал вам об этом.

– Разве сказали?.. – он недоверчиво нахмурился.

– До того, как вы протрезвели, – уточнил фаяниец.

– А-а…

Мартин откинулся на спинку. Отлитая по форме тела выемка не успела исчезнуть; он поворочался, устраиваясь поудобней, и кресло с некоторым запозданием изменило свою топографию. Он сонно усмехнулся. Посмотрим, во что там еще вляпался его двойник…

Ожидания Мартина не оправдались. Приснилась обычная бессистемная чепуха. И у Сотимары то же самое. Видимо, взяв курс на юг, бронекар выбрался из зоны Х-излучения.

Эш с похмелья был нервозно-насторожен, немногословен и до синевы бледен. На вопрос о том, каким образом он «полностью контролирует» артефакт, он театрально рассмеялся и ответил, что всего-навсего соблюдает технику безопасности: не дотрагивается до него обеими руками сразу, не держит его рядом с головой или около открытого огня, и т. п. Этот предмет Зотова получила в подарок от кадмийцев-негуманоидов, они же объяснили ей, как с ним обращаться, чтоб не вышло беды. После гибели Зотовой Вениамину удалось сберечь приобретение. Замолчав, Эш невидящим взглядом уставился на лобовое стекло.

Срезав несколько углов – напрямик сквозь сочно хрустящую под колесами фиолетовую степь, минуя петляющую меж крепостями харвалов пыльную дорогу, туда, где фиолетовая плоскость смыкается с ярко-голубой, – бронекар вырвался из растревоженного тотальной войной Цибена и вторгся на территорию Сулмяны, Речной Страны. Сулмяна, самая большая в Валвэни река с множеством притоков, текла с запада на восток, впадая в Корбрийский океан. За рекой, на юге, простиралась Келма.

– Будем на месте через сутки, если особо не напрягаться, – наметив по карте маршрут, сообщил спутникам Мартин.

– Не надо туда ехать, – заторможенно произнес Эш. – Не надо. Мадина никого не ждет. Мы обойдемся без нее. Давайте не будем разрушать ее женское счастье.

Мартин промолчал: ему уже осточертело втолковывать Вениамину, что не собирается он покушаться на женское счастье Мадины Милаус; его задача – получить от нее информацию об открытиях и находках экспедиции и хотя бы для порядка поинтересоваться, не хочет ли лидонская гражданка вернуться на Лидону. От Эша отскакивало, как от стенки. От нечего делать, глядя на яркий до рези в глазах пейзаж за лобовым стеклом, Мартин начал гадать, что за компромат на антропоэтнолога известен Мадине Милаус? Не зря же он из кожи лезет, чтобы предотвратить их встречу… Какой такой запрещенный товар он продал валвэнийцам: современное оружие? лидонскую валюту? наркотические препараты из экспедиционной аптечки?.. Скоро выяснится.

Изредка Эш начинал, как заведенный, выпрашивать артефакт (Мартин про себя решил, что лучше ему ничего сейчас не давать), либо расписывать, до чего гнусный и безответственный поступок они оба совершат, если нагрянут в Хоромали. Потом опять надолго замолкал, упершись взглядом в одну точку. Мартин предложил ему таблетки от похмелья, но Вениамин с ироническим смешком заявил, что его проблемы несоизмеримо выше такой тривиальной дребедени, как вчерашняя пьянка. Ну что ж, выше так выше. Мартин не настаивал.

Равнина сменила цвет с фиолетового на традиционно зеленый. Стали попадаться группы деревьев, издали похожие на пестрые букеты. Линия горизонта исчезла, теперь на ее месте была туманная дымка, а ниже – влажный блеск. Спустя четверть часа бронекар выехал к Ласе, притоку Сулмяны, и покатил вдоль берега. В прежние времена – до того, как полетел бортовой компьютер, – Мартин перемахнул бы через речку в два счета, но сейчас он не мог втянуть колеса и заставить машину двигаться на магнитной подушке. А потому пришлось переправляться обычным для Валвэни способом: по мосту, заплатив дань сборщикам.

И на Сулмяне, и на ее притоках мостов было великое множество. Раскоряченные каменные монстры, по обе стороны забитые жилыми домами, лавками, трактирами, мастерскими ремесленников. Эти компактные постройки из дочерна обожженного кирпича или белесого ракушечника плотно лепились друг к другу, заслоняя вид на водную гладь. В миниатюрных двориках оседала пыль, поднятая колесами бронекара, который медленно двигался посередине широченного моста, в хвосте каравана из четырех келмацких кибиток, запряженных чиротагами. Вскоре он приотстал: Мартин не хотел давить шныряющую по трассе домашнюю птицу. От чиротагов и кибиток эти создания шарахались, зато махину бронекара игнорировали. Наверное, их птичий мозг решил, что такого просто не может быть.

Перегороженные решетчатыми воротами боковые ответвления уводили к рукотворным островкам, где одиноко возвышались двухэтажные особняки речной знати, возведенные все из того же ракушечника. Их окружали каменные чаши клумб. Вооруженные мечами и секирами охранники глазели на бронекар, но не то чтобы совсем уж оторопело: здесь и раньше появлялись машины из Эгтемеоса.

Речная Страна была первым по значимости и величине товарооборота торговым центром Валвэни. Второй – Ширана, и третий, с недавних пор, Эгтемеос. В Сулмяне пересекались торговые пути со всех концов громадного материка, и водные, и наземные. Сулмянцы кормились за счет бизнеса, своего и чужого, и потому были заинтересованы в мире. Правда, в последнее время здесь тоже наблюдалось брожение. Не война, как в Цибене, а регулярные разборки между политическими группировками, на уровне мелких вооруженных стычек и диверсий. Пожары на складах, продырявленные лодки, ночные убийства. На мосту через Берлань неделю назад кто-то разбросал хулгу – колючие шарики, цветки тропического растения, от запаха которых чиротаги дуреют и становятся неуправляемыми. Движение на двое суток пришлось перекрыть, пока всю хулгу не собрали, в результате образовался затор, а Хозяин Берланьского Моста понес большие убытки. Все это Сотимара разузнал и пересказал Мартину за обедом в трактире на Сулмянском Мосту.

После обеда Мартин застукал Эша на попытке вывести из строя пульт управления. К счастью для бронекара, Эш не слишком хорошо разбирался в технике: забравшись в кабину раньше своих спутников, которые задержались снаружи, разглядывая увенчанную сине-зеленым стягом резиденцию Хозяина Речной Страны, он насыпал песка в щель зажигания, на большее его познаний не хватило. Мог ведь свинтить панель и как следует поработать молотком, тогда бы Мартин провозился с ремонтом не меньше суток… На борьбу с песком ушло полчаса, так как снабженный микропроцессором пылесос накрылся еще в Эгтемеосе. Мартин свирепо ругался, прочищая специальной щеточкой засоренный механизм, Сотимара с живым интересом прислушивался, пополняя свой словарный запас. Вениамина Мартин запихнул в каюту и запер. Главным образом для того, чтобы не пришибить под горячую руку.

Когда бронекар тронулся, Эш начал отчаянно колотить в дверь.

– Я здесь умру! – донесся его придушенный голос. – Умру, откройте!

В последний раз выругавшись, Мартин затормозил и вышел в коридорчик.

– Ну, в чем дело?

– Выпустите меня! – крикнул Эш. – Иначе я разобью голову о стенку! У меня приступ клаустрофобии!

Повернув в замке ключ, Мартин рывком открыл скользящую дверь. Жаль, что ее нельзя распахнуть пинком… Вениамин стоял посреди крохотной каюты, бледный и встрепанный. Он выглядел совсем больным, у Мартина даже злость прошла.

– Паад, пустите меня в кабину, – попросил он невыразительным голосом. – Я не стану больше ничего ломать, это был минутный импульс. Одно из тех душевных движений, которые для человека вашего сорта недоступны.

– Какого черта? – сквозь зубы спросил Мартин.

– Я не хочу быть предателем по отношению к Мадине. Я обещал ей, что никто ее не потревожит, а теперь веду вас к ней в гости… Не знаю, как у вас, а у меня есть совесть! – он начал запинаться. – Для меня это очень непорядочный поступок, очень… Вы мне не верите?

– Не верю, – подтвердил Мартин. – Эш, я не в курсе, что вы натворили. Подозреваю, что Мадина Милаус охотно об этом расскажет. Но если вы еще раз попробуете сломать мою машину, я вам шею сверну.

– Пустите меня в кабину, – повторил Вениамин, судорожным движением ухватившись за косяк. Видно было, что испугала его не угроза насчет шеи, а предыдущая фраза. Что же он натворил? Мартина все больше разбирало любопытство.

Пора ехать. Он все-таки разрешил Эшу устроиться в кабине. Не из человеколюбивых соображений, а из эгоистических: если неуравновешенный антропоэтнолог взаперти свихнется, то превратится в обузу (вообще-то он и сейчас обуза, но может быть и хуже). И бросить его нельзя – для Мартина это вопрос профессиональной чести. Ладно, пусть сидит рядом. Присутствие Мартина и Сотимары удержит его от новых диверсионных поползновений.

С полчаса бронекар катил мимо полей и огородов, обогнав между делом келмацкий караван из четырех кибиток. Потом впереди показалась Лагва, первый из южных притоков Сулмяны. Лагвинский Мост – сдвоенный: собственно, это два моста рядом, и на всем протяжении их соединяют изящные поперечные мостики. По правой ветке транспорт идет на юг, по левой – на север. Снаружи мельтешили, рискуя попасть под колеса, ребятишки, собаки, попрошайки и лоточники, Мартин опять сбросил скорость.

Мосты Речной Страны – очень древние сооружения. Местное население верит, что они существовали всегда. Неизвестно, кто их построил: потомки первых колонистов в ранний период освоения Кадма или, еще раньше, аборигены-негуманоиды. С берега, а тем более с воздуха они поражали взгляд своим отрешенным тяжеловесным гигантизмом, но стоило ступить на каменную спину моста, и наблюдателя затягивало в торгово-бытовую суету, типичную для всех узловых человеческих поселений, тогда первое впечатление на время отступало.

Миновав ворота, бронекар съехал на укатанную дорогу, пересекающую зону огородов. Впереди блестела в лучах солнца Берлань, усеянная черными оспинками рыбацких лодок. Когда она приблизилась, Мартин понял, что на этот раз переправиться без проблем не выйдет: вот оно, то самое брожение, которое наблюдается в Речной Стране.

На берегу, возле въезда на Берланьский Мост, расположились две группы вооруженных людей. Наемники в разномастных доспехах, сулмянские воины в форменных балахонах, торговая знать в ярких шелковых шароварах и сверкающих кольчугах. Они ждали. А их предводители – средних лет толстяк с умным брезгливым лицом, в лиловых шароварах, и молодой парень заносчивого вида, с надменно искривленными губами, в синих шароварах, – стояли в центре пустого пространства друг напротив друга и что-то выкрикивали. Взаимный обмен оскорблениями, имеющий статус официальных переговоров. За спиной у каждого топтались телохранители с массивными щитами.

На некоторой дистанции сгрудились повозки странников, желающих попасть на ту сторону. Кое с кем поговорив, Сотимара объяснил Мартину, в чем дело: эти двое – прямые наследники Хозяина Берланьского Моста, убитого сегодня ночью. Уступить, понятно, ни один не хочет. Каждого поддерживает примерно равное число сторонников. По законам Речной Страны, пока у моста нет Хозяина, нельзя впускать на него чужестранцев, это чревато бедой. Какой именно бедой, сулмянский свод законов не уточнял.

Слишком много тут народу толчется, чтобы сунуть кому надо взятку и потихоньку переправиться, уныло констатировал Мартин. Придется прокатиться до ближайшего из Малых Берланьских Мостов, он в пятидесяти километрах отсюда, на западе. Правда, нормальной дороги нет, только петляющие среди огородов тропки. Ничего, можно вдоль берега, по кромке…

Караванщик в замызганной куртке с позолоченными нашлепками произнес длинную фразу по-птичьи клокочущим голосом.

– Что он сказал? – пнув камешек, полюбопытствовал Мартин.

– Он призывает богов своего народа засунуть обоих претендентов… – Сотимара запнулся. – Паад, я не могу за ним повторить. Нельзя обращаться к Господу с такими молитвами!

– Ладно, поехали.

Мартин шагнул к машине, нашаривая в кармане ключи, и вдруг остановился, заметив, что антропоэтнолога рядом нет. Наружу вышли все трое. Опасаясь, что Вениамин опять займется мелким вредительством, Мартин запер кабину. А теперь их осталось двое. Эш сбежал.

Из-за скопища крытых кибиток донесся негодующий вопль. Повернув голову, Мартин увидал верхового чиротага, рванувшего по дороге в сторону Лагвинского Моста. В седле сидел Эш. Сидел вполне профессионально, пригнувшись, как наездники-валвэнийцы. Наверное, ему уже доводилось ездить на чиротагах.

Мартин потянулся за пистолетом с парализующими капсулами. Нет, слишком велика дистанция… Вытащив ключи, он шагнул к машине, прикидывая, как развернуть бронекар, никого не задев, но тут Эш откинулся назад и свалился в дорожную пыль. Из спины у него торчала оперенная стрела. Потерявший седока чиротаг по инерции пробежал еще с десяток метров, потом остановился, в раздумье повертел увенчанной гребнем головой и двинулся объедать ближайший огород.

К Вениамину направилось несколько валвэнийцев. Мартин опередил их. Эш лежал на боку, торчащая стрела не давала ему перевернуться на спину. Его потрепанная спортивная куртка пропиталась кровью, из уголка рта сочилась тонкая темная струйка. Пальцы скрючены, словно их свело судорогой.

– Паад… – мутно глядя, прошептал Эш.

Мартин молча вытащил нож, отсек древко стрелы и осторожно уложил антропоэтнолога на дорогу.

– Эш, вы меня слышите? Постарайтесь не отключаться. Я подгоню машину и перенесу вас в медотсек.

Плохо, очень плохо… Он разбирался в ранах. Если б медицинская аппаратура находилась в рабочем состоянии, у Вениамина еще были бы шансы выжить, но сейчас их практически нет. Вокруг столпились возбужденные, недружелюбно настроенные валвэнийцы. Где там Сотимара?..

– Паад… – снова позвал Эш. – В прошлой жизни ты был подлецом… И теперь тоже…

Его взгляд затуманился, изо рта потекла кровь. Он попытался приподняться, но вместо этого откинул голову, содрогнулся и замер. Все. Больше ему не понадобится медицинская помощь.

Поднявшись на ноги, Мартин хмуро оглядел валвэнийцев. Кое-кто подался назад, но черноусый мужчина, почти такой же крупный, как сам Мартин, продолжал что-то говорить, брызгая слюной и замысловато жестикулируя. Наконец к ним протиснулся Сотимара.

– Чего он хочет? – кивнув на черноусого, спросил Мартин.

Фаяниец задал вопрос на местном наречии и, выслушав ответ, перевел:

– Это хозяин угнанного чиротага. Он обвиняет нас как сообщников вора.

– Скажите ему, что я – представитель власти, вроде стражника, а Эш – арестант, который хотел от меня сбежать.

Объяснение немного охладило черноусого, однако после небольшой заминки он вновь что-то выкрикнул, гневно раздувая ноздри. Остальные смотрели на Мартина без симпатии, но не вмешивались, и на том спасибо.

– Что еще?

– Он требует, чтобы вы заплатили золотом за порчу ширанийской стрелы. Такие стрелы стоят очень дорого, потому что пробивают любые доспехи и никогда не ломаются.

– Он уверен, что никогда не ломаются? – хмыкнул Мартин, потрогав носком ботинка обломок с окровавленным оперением.

Черноусый продолжал сердито говорить.

– Он сказал, раз вы разрезали эту стрелу ножом, как стебель ипелии, значит, нож у вас заговоренный, и вы должны заплатить.

– Ага, сейчас, – Мартин неуловимо быстрым движением вынул из ножен меч и в упор уставился на черноусого.

Тот вновь что-то сказал.

– Он больше не настаивает, – усмехнувшись, перевел фаяниец. – Если вы так легко сломали стрелу, она была негодная. Когда он в следующий раз будет в Ширане, он потащит к судье торговца, который всучил ему поддельный товар.

Толпа начала рассеиваться, валвэнийцы потянулись обратно к Берланьскому Мосту. Черноусый, топча грядки, отправился ловить своего чиротага. Мартин поднял тело Эша и зашагал к бронекару. На душе было муторно. Фактически Эш погиб из-за него. Спасатель… Сделал, называется, свою работу! Если еще и Мадина Милаус, не обрадовавшись его визиту, что-нибудь в этом роде выкинет… По лбу стекали струйки пота, но руки были заняты. У въезда на мост продолжали выяснять отношения будущие Хозяева, ситуация не сдвинулась ни на йоту.

Положив тело Эша на пол в салоне, Мартин прошел в кабину, где ждал Сотимара, выпил банку теплого пива, не почувствовав вкуса, и включил зажигание.

– Паад, – тихо спросил фаяниец, – что мы будем с ним делать?

– Похороним. Только сначала уберемся отсюда.

Съехав по крутому глинистому склону, бронекар рассек водную гладь, развернулся и двинулся на запад вдоль кромки берега, вздымая тучи брызг. Эта машина воды не боялась.

– Ваши планы не изменились? – несколько раз нерешительно покосившись на спутника, поинтересовался Сотимара.

– Нет. Я обязан переговорить с Мадиной Милаус. Постараюсь поделикатней… – Мартин пожал плечами и опять погрузился в угрюмое молчание.

Впереди вырос Малый Берланьский Мост – бревенчатый, неширокий, свободный от застройки. На берегу теснились беспорядочно расставленные домики из темного кирпича. Ни намека на улицы, словно жители Речной Страны неспособны расположить здания в пространстве упорядоченно вне границ своих Мостов. Может, так оно и было.

За проезд через Малый Мост тоже брали дань, хотя и поменьше, чем на главных мостах. На той стороне начиналась травяная равнина с группами пестрых деревьев и затуманенным горизонтом. Отъехав подальше от Берлани, Мартин и Сотимара похоронили Эша. Перед этим Мартин снял с шеи антропоэтнолога небольшой кожаный мешочек на цепочке, который тот носил под одеждой. В мешочке находился теплый на ощупь костяной предмет размером с фасолину. Еще один Х-объект. Сколько же их у него было?.. Спрятав мешочек в карман, Мартин тщательно обыскал одежду Эша, но больше ничего в этом роде не обнаружил.

Глава 14

В Хоромали шел дождь. Серебристая масса мельчайшей водяной пыли окутывала предметы, сужая зону видимости. В такую погоду люди, у которых нет насущных проблем под открытым небом, сидят дома. Это был минус номер один.

А вот и минус номер два: те келмацкие женщины, которые все же попадались Мартину на глаза, носили низко повязанные шелковые платки, закрывающие лоб до самых бровей. И это еще не все. К такому платку непременно пришиты разукрашенные стеклярусом матерчатые рога, формой похожие на коровьи, к ним прикреплена сетчатая вуаль. Где уж тут узнать среди келмачек лидонскую гражданку Мадину Милаус, которую Мартин ни разу в жизни не видел!

Бронекар мок под дождем в лесочке, в двух километрах от Хоромали. До деревни Мартин и Сотимара дошли пешком. Фаяниец был одет, как представитель савашейской знати, броско и элегантно. Мартин, в потертой кожаной одежде и неказистой с виду кольчуге из сверхпрочного сплава (сделано на Лидоне), выглядел, как типичный наемник-телохранитель. По Хоромали они бродили уже около часа, потому что заблудились.

Деревней Хоромали считалась в силу келмацкого догматизма: по размеру это поселение вполне тянуло на небольшой город. Хитроумный деревянный лабиринт с добротными заборами, ярко-желтыми дощатыми тротуарами и месивом полужидкой грязи посередине. Обычно Мартин без труда ориентировался в пространстве, но в такую погоду в незнакомом месте даже он мог спасовать. Сознаваться в этом не хотелось, но в конце концов пришлось.

– Сотимара, где мы?

– Откуда я знаю? – расстроенно спросил до нитки промокший фаяниец.

– Вы же три года назад побывали здесь с караваном. Должны помнить.

– У меня близорукость. Я вижу еще меньше, чем вы, все расплывается…

– Тогда пошли вон туда! – вздохнул Мартин.

– Почему – туда?

– У вас есть другие предложения?

– Нет.

За углом находилась улица пошире, довольно оживленная, несмотря на слякоть. Двое оборванцев за умеренную плату переносили прохожих на закорках на ту сторону. А на той стороне был трактир.

– Куда-то вышли, – воспрянул духом Мартин.

Они остановились у края тротуара.

– Мы что, будем так же преправляться? – глянув на месиво бурой грязи (босые ноги оборванцев утопали в ней по щиколотку), сморщил нос фаяниец.

– Не знаю, как вы, а я пешком.

На Мартине были высокие сапоги из синтетической мягкой кожи, проницаемые для воздуха, зато непромокаемые. Снабдить такой же обувью напарника он не мог – не тот размер.

Грустно посмотрев на свои лакированные туфли с массивными фигурными пряжками, Сотимара состроил брезгливую гримасу и небрежным жестом подозвал оборванца. На противоположном тротуаре, спешившись и бросив парню медную монету, он вполголоса заметил:

– Хорошо, что идет дождь, немногие это видели…

– А в чем дело? – удивился Мартин.

– Дурной тон, – слегка поморщился фаяниец. – Если окружающие обратили внимание на то, что я переехал улицу верхом на келмаке, они могут подумать, что я переехал улицу верхом на келмаке.

– Ну, пожалуй… – Мартин хмыкнул, сохраняя на лице каменно-невозмутимое выражение.

Сотимара неглупый парень, но, когда в нем просыпается перлорожденный, он начинает рассуждать странно.

– Пошли выпьем пива? – предложил Мартин. – В самый раз будет.

Перед тем как войти в трактир, он сполоснул сапоги под водосточной трубой с химерической чугунной мордой.

Внутри было полно народу, в воздухе плавал теплый пар. Хоромали стоит на пересечении трех больших торговых путей, тут всегда людно. Столбы, стены, поперечные балки и спинки стульев покрывала волнистая потемневшая резьба. Пахло пивом и мясным супом. Голоса посетителей сплетались в плотный звуковой клубок, заполняющий собой все пространство, ограниченное стенами трактира, и не было возможности распутать его, вычленить из общей массы тот или иной отдельный голос.

Заняв место за столом, Мартин огляделся. Лица. Физиономии. Осоловелые пьяные рожи. Ему позарез нужен источник информации. Кто-нибудь, кто знает о Мадине Милаус. Как объяснил Сотимара, местных жителей отличает одежда похожего покроя: рубахи с короткими рукавами, вышитые жилетки и шаровары с надраенными медными заклепками. Таких здесь хватает, но, если Мартин начнет выспрашивать о чужой жене у степенных платежеспособных хоромалийцев, последствия непредсказуемы. Хватит с него одного трупа. Он не кривил душой, втолковывая Эшу, что вовсе не хочет испортить жизнь Мадине Милаус. Тут надо действовать потоньше…

– Сотимара, вы сможете снять девчонку?

– Какую девчонку? – повернулся к нему фаяниец.

– Одну из этих.

Мартин кивком указал на простоволосых девушек в цветастых шелковых платьях, которые мелькали в трактирном тумане. Других женщин здесь не было.

– На ночь? – уточнил Сотимара.

– Просто поговорить. Угостите ее пивом и постарайтесь узнать, не слыхала ли она о Мадине.

– Сначала я бы поел…

– Я тоже.

Докричавшись, хоть и не с первого раза, до трактирщика, они получили каравай хлеба, жирную мясную похлебку и выпивку.

– Кстати, Паад, – утолив голод, заговорил фаяниец, – что значит «яльен ват шименис ват тевран азителой кивель дас матги ват»?

– Чего-чего? – не донеся ложку до рта, заморгал Мартин.

Сотимара повторил.

– Это ведь не импер?

– Конечно, нет, – согласился Мартин. – Это абракадабра.

– А на каком языке? Не сочтите, что я лезу в ваши дела, но меня всегда интересовала сравнительная лингвистика…

– Не знаю, на каком. Импер возник около пяти тысячелетий назад из смеси двух основных древних земных языков, английского и русского. Но то, что вы сказали, даже близко не тянет ни на русский, ни на английский. Я тоже немного соображаю в лингвистике, специально прослушал курс в Арелском университете… Откуда вы взяли эту фразу?

– Так вы же сами ее произнесли! Позавчера утром, когда просыпались.

– Разве? – не поверил Мартин.

– Да. У меня хорошая память на слова. Я даже записал на всякий случай, но потом мы поехали в Раюсаны, и я забыл спросить.

А, тот самый «магический» сон, в котором он подавился гостевым рулетом…

– Повторите еще раз, – попросил Мартин.

– Яльен ват шименис ват тевран азителой кивель дас матги ват. Я уверен в ударениях, но не ручаюсь за интонационный рисунок.

Фраза совершенно непонятная, однако смутно знакомая. Ну да, раз он сам ее произнес… Перед тем, как проснуться, он выругался. Видимо, это и есть ругательство, как оно прозвучало вслух. Теперь Мартин припомнил, что в этих снах и его двойник, и все остальные говорили не на импере, а на каком-то ином языке. Причем во сне он знал тот язык, как родной.

– Я ругался. Кажется, послал в задницу богов…

– Каких богов? – Сотимара шокированно отпрянул.

– Несуществующих. Это же был сон.

Мартин рассказал ему о так называемых «рыбьих языках», на которых люди иногда начинают изъясняться во сне или под глубоким гипнозом. Ученые не знают, как объяснить этот феномен. Есть целая куча гипотез, но ни одна из них еще не заработала статуса одобренной научным большинством теории. Загадки человеческого мозга.

– У нас это тоже наблюдается, – согласился фаяниец.

Неподалеку от их стола остановилась смуглая желтоволосая девушка с изящным горбоносым профилем. Она улыбалась заученной зазывной улыбкой, цепко оглядывая посетителей.

– Давайте, пригласите ее! – шепнул Мартин. – Пока не перехватили…

Сотимара обратился к девушке на местном наречии и подвинулся, освобождая место на лавке. Та села, на груди у нее звякнули бусы из дутого цветного стекла в несколько рядов. Скользнув оценивающим взглядом по Мартину, она вновь повернулась к фаянийцу, который, подозвав слугу, заказал еще пива на троих и хрустящего соленого печенья, потом положил на стол перед девушкой серебряную монету. Монета мгновенно исчезла. Хорошее начало. Они разговорились, через некоторое время Сотимара сообщил на импере:

– Ее зовут Афла, она ширанийка. Трактирщик купил ее у проезжих купцов из Шираны в прошлом году. Говорит, ей здесь нравится: келмацких мужчин ублажить проще, чем ширанийцев. Ей восемнадцать.

– Ага, отлично. Не надо переводить все подряд. Пусть она побольше расскажет о Хоромали, и между делом спросите о женщине из Эгтемеоса. Только не акцентируйте, чтоб она не засекла нашего особого интереса.

Сотимара и Афла вернулись к приятной беседе. В трактир набивалось все больше народа. По залу слонялись две-три пьяные личности свирепого вида, нарочно толкая сидевших за столами и отпуская непонятные Мартину ехидные замечания. Шкафоподобный волосатый вышибала следил за ними из темного угла, но пока не вмешивался. Видимо, их поведение не выходило за рамки здешних норм. Один такой тип устремился было к Сотимаре, но, наткнувшись на ледяной взгляд Мартина, как будто слегка протрезвел, передумал и направился к другому столу. Внезапно общий гомон утих, и кто-то – Мартин не видел его в дальнем конце зала за клубами пара – красивым молодым тенором затянул песню. Посетители завороженно слушали, даже драчуны перестали напрашиваться на ссору.

– О чем это? – поинтересовался Мартин, когда певец замолчал.

– О славном и богатом келмацком купце, который съездил на ярмарку в Речную Страну и продал там десять рулонов холста за сто серебряных монет, пятнадцать рулонов шелка за четыреста пятьдесят серебряных монет, меру стеклянных бусинок за восемьдесят серебряных монет, меру расписных фарфоровых бусинок за двести сорок серебряных монет, двадцать изукрашенных седел для чиротагов за…

– Хватит! – взмолился Мартин. – Это не песня, а бухгалтерский отчет. Чего тогда все так расчувствовались?

– Таково келмацкое искусство, – улыбнулся Сотимара.

Отвернувшись, он заговорил с Афлой, Мартин дважды уловил слово «Эгтемеос», но тут невидимый певец снова запел. Полные пронзительной тоски переливы его голоса ткали дивную звуковую паутину, и опутанные этой паутиной люди сидели, затаив дыхание. Желтоволосая ширанийка заплакала, да и кое-кто из мужчин не таясь утирал слезу. Когда песня кончилась, несколько секунд стояла полная тишина.

– А это о чем? – с некоторым усилием освободившись от незримых эмоциональных пут, спросил Мартин. – О том, как славный и богатый келмацкий купец съездил на ярмарку в Речную Страну и его там кинули?

Оказалось, не об этом. Один славный и богатый келмак купил себе молодую жену в соседней деревне, отдав за нее родичам тысячу серебряных монет и стадо коров. И зажили они счастливо в полном довольстве. Жена была пригожая и ласковая, но беспутная: выходя за ворота, улыбалась она прохожим парням, как продажная девка трактирная. Загрустил тогда келмак, взял острый топор и разрубил неверную на тридцать частей, горько рыдая, ибо любил ее, «как бык любит первую в стаде коровушку с серебряными рогами». Дальше песня повествовала, что он сделал с расчлененным телом: одну часть скормил свиньям, другую бросил стервятникам, третью снес на болото, «на пиршество и поругание тварям болотным», четвертую закопал у себя на огороде, и т. п. После этого он еще три года грустил и плакал, а потом купил в другой деревне новую жену, отдав за нее восемьсот серебряных монет и трех племенных верховых чиротагов. И зажили они счастливо в полном довольстве.

– Клинический маньяк, – определил Мартин, выслушав изложение песни. – У них тут в таком большом почете бытовой криминал?

– Для них это не криминал, а любовная трагедия, – возразил Сотимара. – Трогательная, вызывающая сопереживание. Вы заметили реакцию слушателей? Такая в Келме любовь.

М-да, если эта милая песенка отражает как есть здешние нравы, надо действовать очень осторожно, чтобы не подставить Мадину Милаус… Нахмурившись, Мартин потянулся за кружкой, но передумал. Хватит, а то опять придется глотать кайфолом.

– Сотимара, не пейте больше, – тихо посоветовал он напарнику. – Если мы в чем-нибудь ошибемся, последствия будут самые паршивые.

– Не беспокойтесь, я много не выпью, – с усмешкой ответил фаяниец. – Я напиваюсь только перед «видениями смерти», не для удовольствия, а для защиты. Все, что нужно, я узнал. Она здесь.

– Хорошо. Если мы сразу отсюда рванем, это вызовет подозрения. Поговорите на всякие другие темы… О! Спросите, не происходило ли в Хоромали что-нибудь странное и зловещее, ну, как в тех цибенских деревушках.

Фаяниец и Афла опять начали болтать. Захмелевшая девушка то смеялась низким грудным смехом, то, испуганно округлив глаза, что-то шептала на ухо Сотимаре, который слушал, рассеянно поглаживая ее бедро. В другом конце зала вспыхнула потасовка. Вышибала, привстав с табурета, некоторое время присматривался, словно взвешивая, а стоит ли связываться за те деньги, что ему здесь платят, потом нехотя двинулся наводить порядок. Он на голову возвышался над остальными. «Пожалуй, он покрупнее меня», – подумал Мартин. Пока он обходил столы и молча, не извиняясь, отпихивал с дороги посетителей, драка сама собой сошла на нет. Вышибала постоял посреди зала и вернулся обратно в свой угол. Мартин ухмыльнулся: непыльная работенка.

Тенор затянул новую песню. Веселую, судя по реакции народа. Слушатели смеялись, притоптывали в такт, хлопали себя по ляжкам, подмигивали друг другу. Пьяная Афла хохотала, кокетливо запрокидывая голову. Даже на лице Сотимары появилась кислая сдержанная усмешка. Один Мартин не проявлял никаких эмоций, потому что ни слова не понимал.

Когда певец умолк, трактир огласился громовым топотом и одобрительным ревом. Афла, привстав, заглянула в кувшин из-под пива, состроила разочарованную гримаску, потом, воровато покосившись на Мартина, придвинула к себе его кружку и начала пить быстрыми жадными глотками. С пивом Сотимары она расправилась еще раньше.

– Уходим, – шепнул Мартин фаянийцу.

Тот кивнул, положил на стол перед девушкой две серебряные монеты и поднялся с лавки.

– Не вижу, где выход… – пробормотал он, беспомощно щурясь.

– Идите за мной.

Афла не заметила их бегства. Затяжной дождь стих, облака расползались, приоткрывая вечернее небо цвета кофе. Оборванцы сидели на краю дощатого тротуара, свесив в грязь покрытые болячками босые ноги. Ждали, когда клиенты начнут расходиться по домам. Услыхав шаги, оба как по команде обернулись. Сотимара остановился.

– Паад, – он говорил шепотом, – мы должны узнать, где живет перекупщик кованых изделий Ялур. Несколько месяцев назад он взял в жены чужестранку из Эгтемеоса. Я спрошу у этих парней, где его дом.

– Хм… Тогда скажите им, что вас интересуют кованые изделия.

– Так и собираюсь, – улыбнулся фаяниец. – Ялур скупает их у мастеров из окрестных деревень и оптовыми партиями продает купцам, которые проезжают через Хоромали. Я хочу кое-что купить.

Он повернулся к оборванцам, которые с ожиданием глядели в их сторону, и надменно произнес несколько слов. Оба парня тут же вскочили и начали наперебой его в чем-то убеждать. Потом первый звезданул второму по уху, второй ловко пнул первого под коленку. Первый свалился в грязь, зачерпнув пригоршню, швырнул в лицо второму и прыгнул на тротуар. Второй принял стойку наподобие боксерской.

– Конкуренция… – растерянно взглянув на Мартина, пробормотал Сотимара.

Парни приплясывали друг против друга.

– Хватит! – рявкнул Мартин.

Те замерли.

– Ты! – Мартин указал на второго. – Умой рожу и пойдешь с нами. Сотимара, переведите этим остолопам, что я сказал.

Фаяниец перевел. Подобострастно поклонившись, второй оборванец присел на корточки перед водосточной трубой и начал умываться, зачерпывая воду из лужицы. Первый опять устроился на краю тротуара. К своему поражению он отнесся философски: не вышло так не вышло.

– Кстати, о чем была последняя песня? – спросил Мартин.

– О молодом Шаведуге, непутевом сыне славных и богатых родителей. Он не слушал их мудрых наставлений и поэтому постоянно попадал в неприятности. Когда начал пить из треснувшей кружки, облился пивом, когда поехал на ярмарку в Речную Страну, его там обсчитали, когда хотел перейти ручей по гнилой доске, чуть не утонул, когда забрался в чужой сад, чтобы справить нужду, сторожевой пес оторвал ему яйца… И так далее, там еще много всего. Здоровый келмацкий юмор.

Умытый оборванец остановился в нескольких шагах от них, слегка ссутулив плечи и наклонив нечесаную голову. На его круглой физиономии застыло выжидательно-благостное выражение, которое порой, на долю секунды, сменялось другим, жуликоватым.

– Пошли, – велел Мартин.

Сотимара, как эхо, повторил то же самое по-келмацки. Еще больше ссутулившись – эта поза выражала здесь уважение к вышестоящим, – проводник, поминутно оглядываясь, засеменил по тротуару. Мартин и фаяниец последовали за ним.

Деревянные улицы то плавно закруглялись, то поворачивали под углом, с резким изломом. Вдоль скрипучего тротуара тянулись заборы в полтора человеческих роста. Одноэтажные дома прятались за этими заборами, желтыми в свете продравшегося сквозь облачную вату заходящего солнца. С улицы можно было увидеть только двускатные крыши, иногда увенчанные вырезанными из дерева фигурами: птицами обыкновенными, полуптицами-полуженщинами, рогатыми птицами. Выглядели эти деревянные создания меланхоличными и сверх меры раскормленными.

Один раз пришлось остановиться, пропуская бредущее посередине улицы стадо. Им надо было перейти на ту сторону. Упитанные коровы месили копытами грязь, оглашая улицу тоскливым протяжным мычанием, следом ехал пастух верхом на чиротаге.

Капитальные ворота. Небольшие, почти незаметные калитки. Все створки плотно закрыты. Ручки, медные либо чугунные, радовали взгляд разнообразием и отличным качеством ковки. Внимание Мартина цеплялось за все, что могло послужить ориентиром, не пропуская ни одной мелочи.

Перед очередной калиткой проводник остановился. Сотимара вопросительно посмотрел на Мартина.

– Отослать его?

– Нет. Пусть сначала выведет нас отсюда.

Фаяниец кивнул и постучал кулаком. Во дворе залаяли собаки. Наконец калитка приоткрылась, выглянул молодой парень. После недолгой беседы с ним Сотимара повернулся к Мартину:

– Хозяина нет дома. Пойдем?

– Пойдем.

И снова лабиринт одинаковых заборов. Мартин запоминал дорогу. Когда дошли до северной окраины, Сотимара бросил проводнику серебряную монету. Сунув ее за щеку, тот умчался. Впереди расстилались травяные луга, вдали еле виднелся поглощенный сумерками лесок, где остался бронекар.

– Это был приказчик Ялура, – заговорил фаяниец. – Я сказал, что хочу купить несколько пряжек и дорого заплачу, если найду что-нибудь на свой вкус. Он предложил прийти завтра утром, когда хозяин будет дома.

– Хорошо, – кивнул Мартин. – А что насчет чертовщины?

– В некоторых келмацких деревнях неведомая сила по ночам давит дома. Всмятку, словно работает пресс, – его лицо напряглось, он зябко повел плечами. – Это происходит так быстро, что люди не успевают выскочить наружу. Обычно по одному дому за ночь. В Хоромали такого еще не случалось. Келмаки решили, что это Бог карает неисправимых грешников, и потому не беспокоятся: никто сам себя не считает неисправимым грешником. Паад, надо быть сумасшедшим дикарем, чтобы приписывать Господу такие варварские действия! Единый не таков.

– А гласа небесного, как в Цибене, здесь не было?

– Нет.

До лесочка они добрались через час: туфли Сотимары раскисли и натирали ноги, он не мог идти быстро. Бронекар никуда не делся. После легкого ужина Мартин натянул армированный комбинезон, сверху – черный маскировочный с капюшоном. Вымазал лицо черной краской, приладил оружие. В один из карманов сунул блокнот и ручку, чтобы взять с Мадины Милаус подписку о том, что она решила остаться на Кадме в здравой памяти и по собственной воле.

Обратная пробежка до Хоромали заняла считаные минуты. Опоясанная высоким забором деревня притаилась в ночи, ни одним огоньком не выдавая своего присутствия. Ворота после захода солнца заперли. Подпрыгнув, Мартин ухватился за кромку забора, подтянулся, ловко перебросил свое большое мускулистое тело на ту сторону. Протяжно скрипнули доски тротуара. Он бесшумно отступил и замер, прислушиваясь. Рядом никого. Мягко ступая, распределяя нагрузку таким образом, чтобы рассохшиеся хоромалийские тротуары не приветствовали каждый его шаг радостным скрипом, Мартин направился к цели.

Деревню окутывала сырая тьма, хоть глаза выколи. На такую заумь, как уличные фонари, славные и богатые келмаки понапрасну не тратились. С наступлением сумерек здешний народ сидел по домам. Те же, кому стукнуло в голову на ночь глядя куда-то пойти, таскали освещение с собой. Несколько раз Мартин превращался в неподвижный сгусток темноты, пропуская запоздалых прохожих с мутными масляными фонарями на шестах. Его не замечали. Когда люди отходили подальше, он опять устремлялся вперед, отсчитывая повороты, изредка включая на секунду карманный фонарик, чтобы осветить кольцо или ручку на воротах: ориентиры. В скупом лунном свете поблескивала грязь посреди улицы, изломанные кромки заборов и крыши самую малость выделялись на фоне неба. А звезды прятались за облаками.

Ворота Ялура. Чугунные кольца с гранеными чугунными шариками на цепочках. А вот и калитка с надраенной медной ручкой. Мартин прислушался: изнутри, скорее всего из дома, доносились какие-то звуки. Значит, хозяева еще не спят. Как обычно, он захватил с собой пистолет с парализующими капсулами. Сначала он потихоньку вырубит всех, кто находится в доме, потом поговорит с Мадиной. Очнувшись, Ялур и его домочадцы не поймут, что случилось. В том месте, где в кожу вонзается крохотный шип, остается на некоторое время слегка болезненное красное пятнышко – спишут на насекомых.

Мартин перемахнул через забор. Его ноги еще не коснулись земли, а парализатор уже был в руке. К нему с глухим рычанием метнулись две тени, он дважды нажал на спуск и отпрыгнул, уходя от лязгнувших возле колена клыков. Препарат подействовал, тени распластались на утоптанной земле. Когда эти псы очухаются, они вряд ли станут ломать головы над тем, что с ними произошло.

Убедившись, что других собак во дворе нет, Мартин направился к дому – одноэтажному, расползшемуся во все стороны, с массой пристроев. Капитальное комбинированное сооружение из неоштукатуренного кирпича и цельных бревен. Шум доносился оттуда, но плетеные занавески на окнах не позволяли увидеть, что случилось. Проанализировав звуковой рисунок, Мартин сделал вывод, что внутри то ли дерутся, то ли кого-то бьют. Пожалуй, ему это на руку. Внимание обитателей дома приковано к инциденту – он воспользуется этим, чтобы войти и всех отключить.

Все двери заперты. Видимо, на засовы. А у него больше нет современных приспособлений, которые помогли бы решить эту проблему. Все-таки придется выломать одну дверь… или что-нибудь еще придумать.

Пристрой с освещенным окном, внутри кто-то есть. Присев возле невысокого крылечка, Мартин вытащил нож и начал царапать дверь, жалобно, с привизгиваниями, подвывая. В левой руке он держал наготове парализатор.

Вскоре щелкнул засов, в тускло освещенном проеме появился человек.

– Чавчур? Ахсе? – спросил он, вглядываясь в темноту. – Чой личуна?

Мартин нажал на спуск, и человек мягко осел на пол. Это был парень, с которым разговаривал Сотимара, приказчик Ялура. Втащив его внутрь, Мартин задвинул засов. Темный коридор. Боковой проем вел в комнатушку с циновками на полу и сундуками вдоль стен, накрытыми потертыми полосатыми ковриками. На подоконнике горела свеча в чугунном подсвечнике. Мартин положил приказчика на сундук и отправился исследовать дом.

Двери с висячими замками. Впереди поворот, тихое шорканье. Мартин осторожно выглянул из-за угла: босая девушка в замызганном фартуке подметала коридор, озаренный светом подвешенных на крючьях масляных ламп. Не Мадина. Мартин парализовал ее и бесшумно двинулся к двери, из-под которой пробивалась полоска яркого света. Именно оттуда доносились звуки ударов и сдавленные вскрики. Около двери он остановился и слегка приоткрыл ее, оставаясь в тени.

Большая комната, меблированная окованными железом сундуками. Сундуки накрыты пухлыми шелковыми одеялами, на полу – многоцветный полосатый ковер. По стенам развешано с десяток медных ламп. Стол с резной столешницей, заставленный шкатулками. Мартин удовлетворенно приподнял бровь, увидав среди них титановую коробку для компьютерных кристаллов фирмы «Ондо».

На одном из сундуков сидела грузная старуха с отечным лицом, она занималась шитьем, что-то беззвучно бормоча. Шум доносился из-за плетеной шторы, разделяющей комнату на две части. Там, за шторой, угадывалось движение. Мартин навел ствол парализатора на старуху. Когда она, выронив шитье, начала заваливаться на бок, вошел, подхватил ее и бережно опустил на пол. Парализатор – гуманное оружие. Максимальный эффект при минимальных неудобствах для клиента. За шторой звучал полный ярости и горечи мужской голос, тяжелые шаги, скрип половиц, чьи-то жалобные стоны. Слегка раздвинув прихотливое веревочное кружево, Мартин прильнул к отверстию.

Рослый чернобородый келмак в красной рубахе с короткими рукавами и шелковых шароварах с сияющими в свете ламп заклепками методично пинал грязной босой ногой скорчившуюся на полу женщину в съехавшем рогатом платке. Ее лицо распухло, под глазом темнел синяк, щеку наискось пересекал рубец – видимо, от плетки, которая валялась на сундуке. Несмотря на это, Мартин с первого взгляда узнал ее: он не раз видел это лицо на экране своего монитора. Хотя нельзя не признать, тогда оно было в лучшем состоянии… Сунув гуманное оружие в кобуру, Мартин сорвал с колец штору, шагнул вперед и врезал мужчине ребром ладони по горлу. Он двигался так стремительно, что келмак вряд ли успел разглядеть что-нибудь, кроме размазанной тени.

Женщина безумным взглядом уставилась на остановившегося над ней черного человека. Из носа у нее капала кровь.

– Меня прислало сюда ЛОСУ, – сказал Мартин на импере. – Вы Мадина Милаус, гражданка Лидоны?

– Да… – она всхлипнула и села, неловко упершись ладонью в пол. – Господи… Боже мой… Вы можете забрать меня отсюда?

– Нет проблем.

Мадина вытерла лицо, размазав кровь.

– Когда?

Она смотрела на Мартина с тревогой, как будто опасалась, что он передумает.

– Сейчас. Моя машина ждет в двух километрах от Хоромали. Сможете столько пройти?

– Да-да… – Мадина торопливо закивала, и кровотечение усилилось. – Этот ублюдок бил меня так, чтобы ничего не сломать. Потому что с переломанными костями я не смогу вести хозяйство! – разбитые губы искривились в усмешке. – Практичный сукин сын…

– Тогда собирайтесь. – Мартин подал ей руку, помогая подняться на ноги. – Времени у нас маловато. Кто еще находится в доме?

– Ялур. – Она взглянула на мужчину, – мать Ялура, приказчик и служанка. Еще двоих слуг он отпустил.

– Ага, значит, я всех вырубил. Поторопитесь.

– Мне надо умыться и переодеться, – прихрамывая, Мадина пошла к выходу, но вдруг остановилась. – Пожалуйста, не уходите без меня!

– Не уйду.

Поглядев ей вслед, Мартин сквозь зубы выругался. Это что же, в состав экспедиции включили человека, не владеющего элементарными приемами самообороны без оружия? Подсудное дело, между прочим… Ладно. Когда он вернется на Лидону, чьи-то головы полетят с плеч. Уж он добьется, чтобы полетели!

Мартин связал Ялура, заклеил рот куском пластыря. Теперь не надо заботиться о том, чтобы не оставить в Хоромали следов своего пребывания. Задача оказалась гораздо проще, чем он думал.

Из-за стены доносились торопливые нетвердые шаги, звяканье. Что-то тяжело стукнуло. Крышка сундука, предположил Мартин. Он прошелся по комнате, остановился перед столом, разглядывая шкатулки: медные, бронзовые, фарфоровые, вырезанные из дерева, сплетенные из высушенных стеблей и покрытые лаком… Даже одна серебряная с филигранью. Тонкая работа. Титановая коробка фирмы «Ондо» выделялась среди них своей чужеродностью: зализанные очертания, гладко отполированная металлическая поверхность без орнамента. Внутри, в ячейках, вместо компьютерных кристаллов лежали бусинки цветного стекла.

В деревянных недрах дома хлопнула дверь, послышались шаги.

– Я готова.

Мартин не удержался от короткого удивленно-одобрительного восклицания: за истекшие двадцать минут Мадина полностью преобразилась. Теперь на ней вместо длинного келмацкого платья был вишневый спортивный костюм с бело-зеленой эмблемой Арелского университета и поношенные белые кроссовки. Слегка вьющиеся каштановые волосы заплетены в короткую толстую косу. Она даже успела обвести глаза черным контуром и подкрасить губы вишневой, в тон костюму, помадой. В сочетании со следами побоев на лице это смотрелось экзотически. Мадина держала за лямку объемистый рюкзак из водостойкой металлизированной ткани.

– Что у вас там? – живо заинтересовался Мартин. – Материалы экспедиции?

– Нет, мои личные вещи. Я их тут не оставлю. Их держали в отдельном сундуке, я к ним даже прикасаться не смела: это, видите ли, добро, которое я принесла в дом. Мое приданое.

– А какие-нибудь записи, находки у вас сохранились?

– К сожалению, нет. Чертов мерзавец Эш все забрал, – когда Мадина упомянула Эша, ее лицо на миг исказилось от ненависти. – Подождите минутку, я тут кое-что сделаю. Это мое.

Вытряхнув бусинки, она схватила коробку «Ондо» и сунула в рюкзак. Потом одним взмахом руки смела на пол искусно сделанные шкатулки, пинком опрокинула тяжело грохнувший стол. Откинув крышку ближайшего сундука, начала выбрасывать оттуда и рвать на куски расшитую бисером келмацкую одежду. Бусинки с хрустом лопались под подошвами кроссовок.

– Зачем? – спросил Мартин.

– Затем, что все это дерьмо шила я! И за это меня каждый день били!

Она открыла соседний сундук, на пол полетела фарфоровая и глиняная посуда.

– Ненавижу! Я – лидонская гражданка! Я сразу же заявила, что не хочу тут оставаться, а меня избили! Я здесь все ненавижу!

Рыча невнятные ругательства – слишком грязные, чтобы произносить их внятно, – Мадина открыла третий сундук, достала оттуда меч, со скрипом извлекла его из ножен и наискось полоснула по стеганому шелковому одеялу. В воздухе закружились перья и пух.

– Вот это лишнее… – закашлявшись, выдавил Мартин.

– Ничего не лишнее!

Размахнувшись, Мадина ударила по окну. Жалобно хрустнула деревянная крестовина переплета, со звоном посыпались стекла. Этак она всех соседей перебудит… Топча осколки посуды, Мартин подошел и профессионально-неуловимым движением отобрал меч, она даже опомниться не успела.

– Не надо шуметь. Наша задача – потихоньку отсюда смыться, а не поставить на уши Хоромали.

– Эту вонючую келмацкую дыру стоило бы поставить на уши! – потрогав алый рубец на щеке, прошептала Мадина. – Вместе с дерьмовым недоноском Эшем! Я здесь такое пережила…

– Я понимаю, но сейчас нам пора, – мягко сказал Мартин.

Ему случалось участвовать и в спасательных рейдах на Слак, и в налетах на пиратские базы, так что у него был опыт общения с людьми, побывавшими в неволе. Если над человеком в течение долгого времени ежедневно измывались, не следует ожидать, что он, получив свободу, сразу же поведет себя адекватно. Выходки Мадины Милаус Мартина не удивили. То, что она способна рычать и ломать вещи, – хороший признак. Было бы хуже, если б она оставалась покорной и безучастной.

– Все, идем. Не тяжелый? – он приподнял рюкзак. – Помощь не предлагаю: если попадем в переделку, я лучше управлюсь налегке.

– Ничего-ничего, не беспокойтесь! Только помогите мне его надеть.

Мадина продела руки в лямки, подтянула правый ремень, защелкнула на животе плоскую пластмассовую пряжку. Оглядев напоследок комнату, нервным движением пригладила волосы. Тем временем Мартин сунул в ножны изъятый у нее меч, достал из открытого сундука широкий кожаный пояс с перевязью, пристегнул к нему ножны и протянул ей:

– Наденьте.

– Это?.. – она отступила, скривившись.

– Ну да, это. Меч тоже оружие. Когда доберемся до бронекара, я выдам вам пистолет.

– Люди вполне могут общаться, не хватаясь по каждому поводу за оружие, – сумрачно произнесла Мадина. – Я это не возьму!

У Мартина не было времени на уговоры. Пожав плечами, он бросил меч в сундук.

– Пошли!

Проходя мимо лежащей на полу старухи, Мадина на миг приостановилась, гневно сощурив глаза. Казалось, она колеблется: а не отвесить ли келмачке пинка на прощание? Резко отвернувшись, направилась к двери. На ее опухших скулах играли желваки.

Мартин первым неслышно выскользнул во двор. Темно и тихо. Позади коротко скрипнули ступеньки крыльца под ногами Мадины. Из-за облаков выглядывала луна, обливая забор и ворота слабым красноватым светом.

– Чавчур! – испуганно вскрикнула Мадина, опустившись на колени около собак. – Ахса! Что с ними? Вы их не убили?

– Парализовал. Ничего им не сделается.

– Жалко… Я бы увела их с собой. Они ели у меня с рук, Ахсе я лапу вылечила…

Медленно, без лязга, отодвинув засов, Мартин приотворил калитку, выглянул, потом обернулся и сделал приглашающий жест. Мадина, убедившись, что обе собаки живы, погладила каждую, молча встала и присоединилась к нему.

Деревня спала, свернувшись деревянными кольцами под ночным небом. Мартин заметил, что Мадина по-прежнему прихрамывает, хоть и старается не отставить от него.

– Что у вас с ногой?

– Ушиб. Если я когда-нибудь доберусь до этого свинячьего кретина Эша…

Сбавив темп ходьбы, Мартин сообщил:

– Вениамин Эш погиб.

– Не могу сказать, что сожалею об этом, – после короткого молчания холодно бросила Мадина.

Гм, значит друзьями они не были… Он ориентировался уже проверенным способом, считая повороты, отмечая кольца и ручки на воротах и калитках. Если надо было пересечь улицу, брал Мадину в охапку и вместе с ней перепрыгивал через грязь на противоположный тротуар. Вдруг он заметил в лунном свете мокрую дорожку у нее на щеке.

– Что-нибудь болит? – спросил он, остановившись.

– Нет, – она хлюпнула носом. – Не обращайте внимания. Я плачу… от радости, все-таки этот ад кончился.

Мартин тактично кивнул. Он не собирался расспрашивать, почему она несколько месяцев назад надумала поселиться в Хоромали и выйти замуж за Ялура. Бывает, что человек свяжется не с той компанией либо не с тем партнером, а потом сам не может объяснить свой выбор. Он вот тоже вляпался, когда начал волочиться за Корнелой бан Кунарда…

– Как вас зовут?

– Мартин Паад.

– Я читала ваши книги о путешествиях. Очень интересно…

Он отвечал односложно, его внимание было сосредоточено не на разговоре, а на окружающей обстановке. Все тихо, все в норме… Но после Раюсаны Мартин не слишком доверял здешней тишине. Хоромали – нормальная обитаемая деревня, однако в целом в Валвэни происходит нечто непонятное, и нет гарантии, что на Хоромали внезапно не обрушится сила, которая давит всмятку дома… Наконец они вышли к главным воротам, запертым на три засова. Мартин тихо отодвинул засовы. Впереди распростерлась темнота, лишь вдали мерцала крохотная золотая искорка. Лайколимская «вечная лампа», которую Сотимара, через час после его ухода, перенес в кабину и поставил на пульт перед лобовым стеклом. Как договаривались.

– Туда, – показал Мартин. – Видите маяк? Два километра – и мы дома.

Мадина глубоко вздохнула. Под ногами зачавкала слегка подсохшая грязь.

– Кстати, – заговорил Мартин, – как вы ухитрились, при нулевом уровне боевой подготовки, попасть в экспедицию? Есть ведь на этот счет правила…

– Есть, – сухо подтвердила она.

– Кто включил вас в состав экспедиции?

– Мой учитель, профессор Кошани.

– Вот как? Я не думал, что старик может сморозить такую глупость.

– Какую глупость? – теперь голос Мадины звучал враждебно. – Вы не имеете права так о нем говорить!

– Я его знал и всегда был о нем хорошего мнения, – примирительно сказал Мартин. – Но, поскольку вы не обучены приемам самообороны, ему не следовало включать вас в состав экспедиции. Это противозаконно.

– Я обучена приемам. Я отзанималась положенное количество часов и сдала зачет по самообороне. Могу показать сертификат.

Вот теперь Мартин удивился:

– Тогда почему вы не отделали как следует этого Ялура?

– А что, по-вашему, я должна была драться с ним? – Мадина остановилась. – Отвечать ударом на удар? Да, он меня бил, зато я ни разу не опустилась до его уровня, не изменила своим убеждениям! Вы когда-нибудь слыхали об общественном движении непримиримых противников насилия?

– Слыхал, – буркнул Мартин.

Наконец-то он вспомнил, в связи с какими событиями десятилетней давности мелькало в средствах массовой информации это словосочетание: «процесс Мадины Милаус»!

Уличные беспорядки в Ареле, около денорского посольства. Вообще-то публичные акции под открытым небом не были такой уж редкостью для лидонской столицы: то борцы против синтезированной пищи, накупив побольше, сжигали ее, облив горючим, то защитники природы, размахивая зелеными ветками, агитировали за немедленное разрушение всех городов, чтобы на их месте могла свободно расти травка, то какой-нибудь религиозный проповедник пугал народ грядущим «схлопыванием Вселенной». Не говоря уж о политических митингах во время предвыборной… Но до настоящих беспорядков доходило нечасто. В тот раз дошло.

Поводом для выступлений послужила агрессия Денора против Ульсагра. Денорский рейдер преследовал пиратов. Поврежденный пиратский корабль устремился к ближайшему обитаемому миру – Ульсагру. Запросив разрешения на посадку, приземлился в космопорте, экипаж сдался властям. Выбора у пиратов не было: за ними по пятам шла верная смерть, в то время как на Ульсагре законы гуманные и смертная казнь не практикуется.

Распаленных трехнедельной погоней денорцев такой финал не обрадовал. Они потребовали от ульсагрианских властей выдачи преступников. Власти уперлись: добровольно сдавшиеся пираты находятся под защитой закона, и судить их будут по закону. Капитан рейдера в ответ изложил свое мнение об ульсагрианском законодательстве. К спору подключились аккредитованные на Ульсагре денорские дипломаты, и в течение последующих нескольких дней конфликт набирал обороты: ульсагрианцы обвиняли денорцев в позорной для цивилизованного человека кровожадности, денорцы ульсагрианцев – в коррумпированности и пособничестве пиратам. Между тем денорский посол отправил на родную планету запрос по гиперпочте, получил ответ и передал на орбиту закодированное сообщение: пусть капитан действует, как сочтет нужным. Без ограничений.

Подбив два сторожевых корабля, рейдер совершил несанкционированную посадку. Не в космопорте, а на площади в центре большого города, неподалеку от тюрьмы, куда поместили пиратов (информация об этом также содержалась в депеше посла). Отряд денорцев в боевой экипировке, сметая все на своем пути, ворвался в тюрьму, захватил пиратов и вернулся с добычей на рейдер, сразу же стартовавший. В ходе операции пострадало несколько зданий, на месте происшествия остались раненые. Спустя трое суток на замкнутую орбиту вокруг Ульсагра легла автоматическая спасательная капсула, посылая непрерывный сигнал. Внутри находились тела пиратов, а также кристалл с видеозаписью, зафиксировавшей, каким образом те были убиты.

Вначале ульсагрианские власти хотели выдворить посла, объявив его персоной нон грата, но потом передумали: такой шаг мог привести к разрыву экономических контактов с Денором, что для Ульсагра было бы невыгодно. Поэтому ограничились требованием денежной компенсации и официальных извинений. Компенсацию Денор выплатил, принести извинения отказался.

Так как этот случай получил широкую огласку, в ряде миров прошли антиденорские акции протеста. В том числе на Лидоне. Происшествие называли «наглым и беспрецедентным». Против первого определения Мартин не возражал, зато второе вызвало у него скептическую усмешку: денорские олигархи откалывают такие «беспрецедентные» номера по восемь раз в неделю, пора бы привыкнуть. Однако именно эти слова кровавыми буквами горели на плакатах, которые держали активисты движения непримиримых противников насилия, днем и ночью пикетировавшие денорское посольство. Дипломаты на пикетчиков не обращали внимания. Выведенные из себя их наплевательским отношением, участники акции изменили тактику: забросали тухлыми яйцами аэролимузин посла, а также самого посла, который направлялся к своему лимузину. Поскольку они воспользовались рогатками, прямых попаданий было много.

Охранявшие посольство полицейские уже привыкли, что эта публика ведет себя законопослушно, и всполошились с некоторым запозданием. Когда они кинулись выручать инозвездного дипломата, воодушевленные своей маленькой моральной победой пикетчики оказали сопротивление. Между полицией и противниками насилия завязалась потасовка, переросшая в грандиозную драку. Самых распоясавшихся арестовали, а позже привлекли к суду. Было несколько громких процессов, в том числе процесс Мадины Милаус.

– Вы участвовали в драке с полицией? – полувопросительно напомнил Мартин.

– Я не дралась, – возразила Мадина. – Меня судили не за это. Я была идейным руководителем. Это я придумала насчет тухлых яиц и рогаток.

С ума сойти… И после этого она, как ни в чем не бывало, отправляется изучать необъятные просторы Кадма!

– Да вам теперь носа нельзя высовывать с Лидоны, – угрюмо проворчал Мартин. – Разве денорцы не требовали выдачи зачинщиков?

– Требовали. Их послали подальше. Лидона ведь не какая-нибудь там несчастная Валена или Ульсагр! Я заплатила штраф – пришлось отдать все, что накопила на аэромобиль – и три месяца отсидела в тюрьме. Меня даже из университета не отчислили.

– Это очень хорошо, – вздохнул Мартин, поймав ее за локоть прежде, чем она успела оступиться в черневшую посреди черной дороги рытвину. – Только денорцы, между прочим, ребята злопамятные. С ними можно иметь дело – до тех пор, пока вы не нанесли им никаких личных оскорблений. А влепить в рожу тухлое яйцо… В общем, лучше бы вы сидели дома.

– Прошло десять лет. И никаких покушений на меня не было.

– Пока вы жили на Лидоне, их и не могло быть. Вы точно заметили, наш мир – это не Ульсагр и не Валена. С Лидоной считается даже Денор. Но здесь – другое дело.

– В Эгтемеосе я денорцев не видела.

– В Эгтемеосе я их тоже не видел. Зато в Каштасовых горах встретил теплую компанию.

– Что они там делали?

– Культурно отдыхали на свой денорский манер. В смысле резались с местными горцами.

– Варвары… – прошептала Мадина. – Все равно я не собираюсь от них прятаться. Я не стыжусь своих убеждений! Это они пусть стыдятся!

По крайней мере, трусихой ее не назовешь. Ничего не скажешь, подарочек…

– Сворачиваем, – предупредил Мартин, и они по невидимой мокрой траве зашагали к лесочку. – Вам когда-нибудь приходилось вручную, без автопилота, водить машину?

– Иногда.

Ну, хоть один плюс! Управлять бронекаром – дело несложное, но посадить за руль Сотимару нельзя было из-за его близорукости. Мартин уже не раз и не два обругал себя за то, что не сделал фаянийцу контактные линзы сразу, пока не накрылась медицинская аппаратура. Отложил до приезда в Эгтемеос… Когда Сотимара беспомощно и напряженно щурился, пытаясь что-нибудь рассмотреть, он начинал испытывать угрызения совести.

Бронекар стоял на опушке, не выделяясь на темном фоне. Путеводная искорка превратилась в треугольник: конусовидная лампа перед лобовым стеклом.

– Мадина, еще один вопрос. У Эша был целый мешок келмацких медных денег. Я так и не выяснил, что за сделку он тут провернул. Он сильно нервничал, если я об этом спрашивал. Полагаю, он что-то продал аборигенам. Вы не в курсе?

– Что-то! – фыркнула Мадина. – Полоумный недоношенный псих, придурок задоголовый…

– Что он продал?

– А вы до сих пор не поняли? Меня.

– Как это? – Мартин даже остановился.

– Вот так. Предложил мне съездить в Хоромали, посмотреть на келмацкую свадьбу. Мол, соберем уникальный антропоэтнологический материал, потом напишем монографию… Я и поехала, как чертова идиотка. И попала на свадьбу, на свою собственную. Эш взял за меня выкуп – сотню серебряных монет и две тысячи медяков, а моих возражений даже слушать никто не стал. Трахнутый сукин сын… Меня в первый же день избили – за то, что не девственница.

Вот оно что… Теперь Мартин понял, почему Вениамин так беспокоился: его деяние подпадало под статью о работорговле, а законы против работорговли во многих мирах, включая Лидону, очень жесткие. Эшу светил длительный срок тюремного заключения, а после – пожизненная ссылка на Керам. Это объясняло и его попытку прикончить Мартина в Раюсаны, и его нелепое бегство, заранее обреченное на провал. Он знал, что, как только откроется правда, на снисхождение рассчитывать не придется.

«Дурак…» – прошептал Мартин.

Глава 15

Сквозь жемчужный утренний туман, по истоптанной сотнями караванов дороге, бронекар мчался прочь от Хоромали. Мартин не хотел разборки с Ялуром и его односельчанами, вот и сел за руль, едва рассвело. Если дойдет до разборки со всей деревней, придется массу народа покалечить, а он в глубине души был гуманистом.

Из тумана выступали деревья с широко раскинутыми ветвями, покрытыми вместо обычной листвы пучками длинных зеленых нитей, похожими на конские хвосты. Удалившись от Хоромали на триста километров, Мартин свернул к роще, затормозил на опушке. Туман к этому времени поредел. Мартин соорудил костер, сварил и залил в четырехлитровый титановый термос крепкий кофе – до вечера должно хватить, если расходовать экономно. Потом, сварив еще тройную порцию, пошел будить спутников.

– Нормальная ночь, никаких видений, – улыбнулся, щурясь спросонья, Сотимара. – А у вас?

– У меня тоже.

Мадина спала, уютно свернувшись на откидной койке. Синяк под глазом еще больше полиловел, возле уха ярко белела в солнечном луче полоска бактерицидного пластыря. На полу валялись заскорузлые после вчерашнего марш-броска кроссовки.

– Мадина, подъем! – окликнул Мартин.

Она всем телом содрогнулась, сжалась в комок и мгновенно прикрыла голову согнутым локтем.

– Мадина, это я, Мартин Паад. Пошли пить кофе.

Расслабившись, она села. Оглядела маленькое помещение с матово-белым потолком, плоским экраном монитора на противоположной стене, дверцами встроенных шкафчиков, одетыми в мягкий кремовый ворс, и таким же ворсистым, на полтона темнее, полом. Из ее груди вырвался вздох.

– Значит, все это на самом деле… У вас есть зеркало?

– Вот оно, – Мартин наполовину выдвинул утопленную в стене дверь каюты. – Мы ждем вас в салоне.

Мадина присоединилась спустя полчаса. Ее кофе Мартин предусмотрительно перелил в запасной термос, так что разогревать по новой не пришлось. С помощью густо наложенного косметического крема, имитирующего бронзовый загар, ей удалось замаскировать оставшийся после удара плетью рубец на щеке, синяк под правым глазом и нездоровую желтизну – остатки другого застарелого синяка – под левым. Глаза обведены угольно-черным контуром, темно-вишневые губы тоже оконтурены блестящей тонкой линией. Сотимара, увидав ее, галантно вскочил и выдал целую серию изысканных фаянийских комплиментов, перемежая чадорийский с импером. Мартин про себя подивился богатой фантазии перлорожденного. Ему не терпелось обсудить насущные дела, но светскую болтовню своих напарников он слушал снисходительно, без раздражения: если это ускорит психологическую реабилитацию Мадины – тем лучше.

– Кофе. Пиво. Нормальное человеческое общество… – прошептала она, затуманенно глядя на пронизанную солнечным светом радужную линзу иллюминатора. – Я почти перестала верить, что все это где-то существует.

– Разве в Хоромали не варят пиво?

– Варят. Но мне не давали, – она отставила пустую банку. – Чертова дыра…

– Зато вы собрали ценный материал для монографии, – попытался Мартин утешить ее и заодно перехватить инициативу. – Я тоже несколько раз побывал в плену, на Щерконе меня чуть не съели. Ничего, все пошло в дело и принесло мне в конечном счете приличные гонорары.

– Я полагаю, вас там не трахали, – сумрачно процедила Мадина.

– Чего не было, того не было, – подтвердил Мартин. – Вот что, если это вас так достает, можем завтра ночью сгонять обратно в Хоромали. Я навещу Ялура и переломаю ему руки-ноги. Минутное дело. А потом займемся проблемами, ради которых нас с вами сюда забросили. Ну, как?

– Нет-нет, что вы! – Мадина сделала испуганно-отстраняющий жест. – Нельзя отвечать насилием на насилие. Я не собираюсь отрекаться от своих убеждений ради какого-то немытого задоголового келмака! Для меня мои убеждения – не разменная монета.

– Как хотите, – пожал плечами Мартин. – Мое дело предложить. Тогда сразу переходим к проблемам. Обстановочка в Валвэни на редкость паршивая. То, что здесь происходит, на данный момент не лезет ни в какие логические схемы. Скажу честно: при всем своем недурном опыте с таким я еще не сталкивался.

– Тьессины говорили то же самое, – тихо согласилась Мадина.

– Тьессины?..

– Так называют себя аборигены-негуманоиды. У нас был с ними контакт в Канаморе.

– Они как-нибудь объясняли происходящее?

– Нет. Но казались сильно встревоженными.

– Как погибли остальные?

– На нас напали кочевники. Это было вечером, на закате. Они убили профессора, Зотову, Нейби, Гасана и четверых тьессинов, которые пришли в гости к Зотовой. Меня не заметили, я отошла далеко от лагеря. Там, в Канаморе, очень пересеченная местность: скалы, ущелья, каньоны большие и маленькие… Когда я услыхала вопли дикарей, я спряталась. Канамор на меня плохо действовал, я была почти в депрессии… испугалась, понимаете? Потом спустилась вниз… наверное, часа через три. Все лежали в крови, палатки сгорели. Вездеход тоже сгорел, один покореженный остов остался. Не представляю, как они сумели его спалить. Позже появился Эш. На другой день ему удалось где-то достать чиротагов, двух оседланных и одного вьючного, и мы поехали в Эгтемеос.

– Вы быстро установили контакт с тьессинами?

– Недели через две после того, как разбили лагерь.

– Так… А когда произошло нападение?

– Через пять недель.

Вот и первое противоречие с показаниями Эша: тот утверждал, что кочевники напали вскоре после того, как экспедиция разбила лагерь вблизи канаморского Х-объекта.

– Почему вы ушли из лагеря?

Мадина потупилась.

– Вас даже это интересует?

– Меня все интересует.

– Там растут потрясающе вкусные ягоды, но много есть нельзя, влияет на кишечник… Я не удержалась и съела много…

– Понял. А где был Эш?

– Не знаю. Может, около икс-объекта. Он часто отлучался и бродил неизвестно где. Икс-объект там необычный: целое здание размером с космовокзал, внутри извилистые коридоры, комнаты без углов… Все сглаженное, закругленное, и в отверстиях постоянно свистит ветер. Эта штука на всех наводила оторопь, даже на Зотову, хотя она специалист. А Эша туда тянуло, как на веревке. Наверное, там у него мозги и съехали набекрень… Впрочем, нет. Он и раньше, на Лидоне, был паршивым недоделанным недоноском. – Мадина презрительно скривила губы. – Человек-отражение! Но тогда я ему обрадовалась: хоть кто-то остался жив.

– Тьессины держат чиротагов?

– Нет.

– Тогда где Эш раздобыл чиротагов?

– Я же сказала, не знаю! – Она повысила голос, но тут же опустила глаза. – Извините. Это слишком похоже на допрос…

– Это и есть допрос. Я должен выяснить, что произошло.

– Не знаю, – повторила Мадина. – Может, тех чиротагов кочевники потеряли… У меня было отвратительное состояние, меня ничего не интересовало. Вы уже знаете о «видениях смерти»?

Мартин кивнул.

– Так вот, поблизости от канаморского икс-объекта снятся странные сны, они похожи на «видения смерти», но не обязательно кончаются смертью. Тоже очень подробные, вещественные, кажется, что все происходит наяву…

– И после них остается физическая боль? – подсказал Мартин.

– Не всегда. Главное, они создают иллюзию, будто ты – совсем другой человек. Однажды мне приснилась такая мерзость… – она поежилась. – Редкая мерзость… После этого у меня началась депрессия. Через несколько дней мы поняли, что сны вызывает икс-объект, и перенесли лагерь на сотню метров подальше, тогда это прекратилось.

– Ага… – Мартин прищурился. – А маленькие икс-объекты вам дали тьессины?

– Какие – маленькие? Разве такие бывают?

– Те, что находились у Эша.

– Первый раз об этом слышу!

– Сейчас покажу.

Мартин прошел в свою каюту, отпер сейф и достал изъятые у Вениамина артефакты. «Вы сочетаете в себе интеллектуала-ученого и прекрасный ароматный цветок…» – доносился из салона голос Сотимары. Когда Мартин вернулся, фаяниец умолк.

– Вот, Мадина, взгляните.

– Что это?..

– Эш сказал, что тьессины подарили этот предмет Зотовой. А вот этот он носил на шее, в кожаном мешочке – я обнаружил его после того, как Эш погиб.

– Надо же, я никогда их не видела… Эш вполне мог соврать, иногда он врал просто так, без причины. Они с Зотовой друг друга не переваривали, и она вряд ли показала бы ему вещь, которую прятала от остальных. Ерунда какая-то.

– На каком языке вы разговаривали с тьессинами?

– На савашейском. Они знают савашейский и вакский.

– А вы сами этими языками владеете?

– Я более-менее владею чадорийским, савашейским и немножко – чертовым келмацким.

– Хорошо. Кто-нибудь из вас спрашивал тьессинов об икс-объектах и снах?

– Зотова спрашивала, но они избегают этой темы. Икс-объекты для них – священные памятники, табу.

На этот раз информация сходится с той, что Мартин получил от Эша.

– А что насчет снов?

– Никаких научных объяснений… – Мадина пожала плечами.

– А ненаучные были?

– У тьессинов все объяснения ненаучные. Они выражаются образно, их высказывания еще надо суметь расшифровать! Им бы стихи писать – модернистские, с приветом… Насчет снов они высказались так: мол, каждый из нас носит с собой осколки пути, который остался позади, а вблизи от некоторых священных памятников эти осколки начинают звенеть. Никто не понял, что тьессин хотел этим сказать.

– Они, часом, не обратили внимание на то, что в последнее время их священные памятники ведут себя не так, как раньше?

– Обратили. Их это очень беспокоило, почти до паники! У них там есть один старый тьессин – хранитель древних знаний, и у него было трое учеников. Теперь только один остался, двое погибли во время резни. Этот тьессин-хранитель говорил, что священные памятники просыпаются и что их разбудила чья-то злая воля, подобная камнепаду.

– Ага… Хотел бы я побеседовать с этим тьессином.

– Для этого надо ехать в Канамор.

– Съездим.

Мартин взял прозрачную кружку с остатками кофейной гущи на донышке и потянулся за большим термосом.

– А в Эгтемеос перед этим не завернем? – спросила Мадина.

– Зачем?

– Я хочу выяснить, кто надоумил Эша меня продать. Он не мог сам додуматься до такой гадости.

– Почему бы и нет?

– Видно, что вы его плохо знали, – усмехнулась Мадина. – Вениамин Эш – человек-отражение. Бесхарактерный до полной аморфности. Он постоянно находился под чьим-нибудь влиянием, без этого он просто не мог действовать. Характер у него появлялся, когда появлялся вожак. Эш тогда начинал копировать личность вожака, его манеру говорить, поведение, взгляды… Мы с ним однокурсники, и я все время наблюдала, как он меняется – в зависимости от того, кто становился его идолом. Однажды он в течение целого семестра изъяснялся на блатном жаргоне и вел себя как бандюга, чуть из университета не вылетел. Потом вдруг резко сменил имидж, стал вегетарианцем и начал донимать всех советами, как сохранить в чистоте свою ауру. И так далее… У нас с ним был коротенький роман, и тогда он во всем подражал мне. Как будто я общалась со своей собственной дурацкой копией! Мне это быстро надоело. Он и сейчас определенно кого-то копировал, и я расквитаюсь с этим подонком.

Мартин с сомнением хмыкнул:

– Как же вы с ним расквитаетесь, если вы непримиримый противник насилия?

Она посмотрела на него долгим взглядом, нахмурилась, но так и не нашлась, что ответить. Потом заговорила – на другую тему:

– Эш и в науке был прежде всего компилятором. Правда, способным компилятором. Он умел развивать чужие гипотезы, однако своих у него не было. Профессор Кошани хорошо к нему относился. Я думаю, потому, что рядом с профессором он превращался в отражение профессора и горячо защищал все его идеи. Мы заедем в Эгтемеос?

– Да. Я хочу капитально обыскать берлогу Эша. Может, найдется еще что-нибудь интересное, вроде этих штучек, – Мартин показал на тьессинские артефакты. – И с его приятелем я бы не отказался побеседовать… Эш знал об икс-объектах что-то такое, чего не знаем мы, – он допил кофе и встал. – Едем.

Они приближались к цели медленней, чем хотелось бы. Ухабистые, изъеденные рытвинами валвэнийские дороги – это совсем не то, что идеально ровные загородные автострады на Лидоне или на Земле. Вдобавок здешние дороги с переменой погоды меняли свое агрегатное состояние: они могли быть твердыми либо, после дождика, жидкими. Местные жители, у которых Сотимара покупал продукты, дружно твердили, что в их краях дороги хорошие, грех жаловаться, это же старые торговые пути, по которым не одну сотню лет ходят караваны, а вот есть еще плохие дороги, по таким лучше вовсе не ездить… После тесного знакомства с хорошими валвэнийскими дорогами у Мартина при мысли о плохих начинали бегать по спине мурашки.

На относительно легких участках он пускал за руль Мадину, а сам отдыхал. Дважды ему пришлось разгонять промышляющих разбоем оборванцев. Обе шайки он отлупил ногами и руками, пользуясь мечом только для того, чтоб отбивать стрелы. Один раз за бронекаром увязалось выползшее из болота существо трехметровой длины, скользкое, обтекаемое, с полупрозрачной кожей, под которой лиловели разветвления сосудов и клубки внутренностей. Машина с натужным урчанием, отвоевывая метр за метром, пробивалась вперед по каналу жидкой грязи (отменно удобному и благоустроенному, по словам аборигенов, прапрадедовскому купеческому тракту), а оно лениво скользило вдоль кромки белесо-зеленого под туманным мокрым небом валвэнийского болота. Потом отстало. Не заметив ни клыков, ни когтей, Мартин предположил, что тварью двигал познавательный инстинкт. Сотимара и Мадина не согласились: на их вкус, обитатель болот выглядел слишком мерзко, чтоб оказаться безобидным; к тому же фаяниец припомнил рассказы о некоем Бледном Ужасе Болот, который по большей части спит, а когда просыпается, гипнотизирует и пожирает хоть одиноких путников, хоть целые караваны. На бронекар Бледный Ужас покушаться не стал: то ли был сытый, то ли решил не связываться с Мартином.

– Почему они так нахваливают эту дорогу? – спросила Мадина. – Грязь такая, что можно с головой утонуть, слизняки величиной с автобус…

– Реклама, – усмехнулся Мартин.

– Зачем – реклама?

– Местные заинтересованы в том, чтобы караваны ходили именно здесь, – объяснил Сотимара, сидевший позади, на откидном сиденье. – Для них это бизнес: пускают за плату на ночлег, продают еду и пиво. Иногда разбойничают… Сейчас сезон дождей, а в другое время дороги тут приличные.

– Чертова Келма… – фыркнула Мадина. Эти слова превратились у нее в привычную присказку.

– Это уже не Келма, – возразил Мартин. – Саваш. Скоро будем в Эгтемеосе. Если не завязнем…

– Хорошо бы поскорее, – Мадина сжала подавшийся под пальцами мягкий подлокотник кресла. – Я найду его и добьюсь, чтоб его судили! В Эгтемеосе есть свое самоуправление, есть законы и даже тюрьма. Идеолог работорговли должен сидеть в тюрьме.

– Вы думаете, Панасов и Унарре возьмут вашу сторону?

– Наверняка. По слухам, они оба жулики с нечистой совестью, но при этом вполне нормальные люди. Вот Делберс, их конкурент, был настоящий фашист… Он планировал открыть в Эгтемеосе невольничий рынок, а они на это не пошли. Они меня поддержат.

– Скорее всего… – поразмыслив, кивнул Мартин. – А как вы собираетесь искать этого субчика? Мы не знаем ни кто он такой, ни как он выглядит…

– Зато знаем его образ мыслей и манеру говорить! Знаем характерные поведенческие черты. Я же сказала, Вениамин Эш – человек-отражение. Когда мы с ним были близки, он копировал меня очень точно. И другие свои увлечения тоже точно копировал. Мы найдем преступника по слепку его личности, который нес в себе Эш.

– Превосходно, – оценив ее идею, согласился Мартин. – Мадина, вы молодец, голова у вас работает. Только искать его буду я, идет?

– Мы могли бы и вместе, параллельно… – Она протестующе свела брови.

– Лучше не надо. Вы можете раньше времени выдать свои эмоции, спугнете его, и он сбежит. Работорговля – тяжкое преступление. Если в активе у этого парня есть и другие жертвы, кроме вас, нервишки у него должны пошаливать.

– Я буду просто вращаться среди людей и присматриваться, это не вызовет подозрений.

– Там посмотрим.

Ее способность к самоконтролю вызывала у Мартина оправданный скепсис. А этот тип, таинственный «вожак» Эша, ему тоже позарез нужен… Главное – поскорее его поймать, а там уж Мартин постарается выжать из него всю полезную информацию.

– Мадина, я тут засек одну неувязочку в вашей версии.

– Да?! – Она повернулась к нему, готовая спорить.

Он рассказал ей о дружбе Эша с борешанистами, о его непререкаемом авторитете среди этих ребят.

– Если он такая бесхребетная личность, как вы утверждаете, он вряд ли стал бы у них лидером. Не сходится.

– Сходится! – Мадина азартно прищурилась. – То же самое наблюдалось, когда Эш, как ассистент профессора Кошани, работал с первокурсниками. Он перенимал обаяние профессора – Кошани ведь был необыкновенно обаятельный человек, правда? – и они слушали его, раскрыв рты. Потом, позже, разбирались, кто есть кто. Здесь то же самое. Если Эш, когда общался с борешанистами, подражал своему кумиру… Он выступал как проводник его влияния, понимаете? Мартин, это очень плохо! Не знаю, зачем им понадобились борешанисты, но вдруг для какой-нибудь гадости. Поехали побыстрее.

– Мы едем так быстро, как можем. По этой келмацкой дороге ни одна машина не пройдет. Наш бронекар – исключение.

– Вы же сами сказали, что это уже не Келма, а Саваш!

– Я использую прилагательное «келмацкий», как пристойный синоним другого слова, – ухмыльнулся Мартин. – По вашему примеру. Я принял к сведению все, что вы сказали. Очень может быть, что вы не ошибаетесь. Поменяемся?

– Давайте.

Он притормозил, и они поменялись местами. Пять часов за рулем, в самый раз отдохнуть… Нескончаемый дождь обволакивал машину водяным коконом, дорога исчезала в тумане. Мартин откинул спинку кресла – когда двигались по трассе, он спал прямо в кабине – и прикрыл глаза. До Эгтемеоса – двое суток пути. А если дождик вдруг стихнет, всего сутки или даже меньше. Последние несколько дней прошли спокойно, без неожиданностей. Мартину немного не хватало снов про город под желтым небом, и это осознание вызвало у него снисходительную усмешку: ты даешь, парень! И все-таки очень хотелось узнать, что там было еще, там ведь много чего было, а он никак не может вспомнить… Стоп, почему – вспомнить?.. Не вспомнить, а вообразить. Но в том-то и дело, что известный во многих мирах писатель Мартин Паад был не беллетристом, а документалистом. Он не мог придумать про приснившийся город ничего нового, и вместе с тем его не отпускало ненормальное ощущение реальности событий, случившихся во сне.

Назавтра болотную страну сменила пересеченная местность с холмами и перелесками, такая же отсыревшая и туманная, но более привлекательная на вид. Дорога обмелела. Это значит: если раньше колеса бронекара погружались в грязь на две трети, то теперь всего на четверть. Невысокие округлые холмы, беспорядочно раскиданные по равнине, одевала изумрудно-зеленая травка. Мокли под дождем смешанные леса: лиственные деревья, деревья с султанами зеленых нитей, пышно клубящийся кустарник с разноцветной хвоей – и все это древесное столпотворение перевито сиреневыми лианами, увешано бледными спиралями воздушных вьюнов.

– Плод экспериментов «Дендроэкспорта», – объяснила Мадина. – Они тут кое-что высадили, потом эвакуировались, а флора осталась и перемешалась с местной. Трава тоже их. Та самая, на которую можно сажать магнитоплан, и она не помнется.

Сотимара, привстав, рассматривал пейзаж, прижимая к глазам полевой бинокль.

– То-то она такая красивая… – отозвался Мартин. – Значит, мы уже близко?

– Да. Мы с Эшем ехали в Келму по этой дороге, тогда здесь было сухо.

Спустя час пошли перелески попроще: тут обитали деревья лиственные и с зелеными нитями, на ветвях болтались воздушные вьюны. Полигоны «Дендроэкспорта» остались позади. Однако дорогостоящая нарядная трава для газонов сумела-таки добраться сюда, одолев своих кадмийских конкурентов, и открытые участки манили шелковистым изумрудным покровом.

– Да эти деятели оставили тут после себя настоящую экологическую катастрофу! – заметила Мадина. Правда, без особых эмоций: все-таки она специализировалась на борьбе с насилием, а не на экологии.

Разбрызгивая грязь, бронекар обогнул очередной холм, и Мартин увидал слева от дороги группу построек. Если точнее, то группу развалин. Частично их заслоняли деревья, но все равно можно было рассмотреть деревянные платформы на сваях, грубо сколоченные башенки, бревенчатую ограду, накренившийся флагшток. Затормозив, он взял у Сотимары бинокль: халтурная работа, все перекошено, искривлено, еле держится. Сунешься туда и получишь бревном по темени.

– Это городок борешанистов, – сказала Мадина. – Времянка, для игры. Они его давно построили, еще до эвакуации.

– Значит, осталась последняя сотня километров, – Мартин вернул бинокль фаянийцу. – Вот приедем в Эгтемеос и закажем роскошный ужин в лучшем ресторане. Кто-нибудь против?

Таких, кто против, не нашлось.

– Если Эш дружил с борешанистами, – заговорила чуть погодя Мадина, – они, возможно, знают, кто был вожаком. Мы его быстро вычислим.

– Посмотрим, – Мартин повернул вправо, объезжая невинного вида озерцо посреди дороги. – У меня сложилось впечатление, что вожак постоянно прятался за спиной Эша. Мадина, вы когда-нибудь были борешанисткой?

– Нет. Моя младшая сестра борешанистка, а я никогда не увлекалась играми. Мне хватает науки, общественной деятельности… – Она вздохнула, почему-то с сожалением.

– Ваша общественная деятельность – тоже игра. Не согласны? Кстати, почему вы не занялись политикой?

Мадина снова вздохнула.

– Мне перекрыли кислород. Эти мерзавцы-консерваторы… Когда я вышла из тюрьмы, я хотела баллотироваться в парламент, все наше движение меня поддерживало. И не только… Мы утерли нос Денору, это многим понравилось! Так вот, когда мою кандидатуру выдвинули, ко мне прислали для приватной беседы некую личность из президентской службы безопасности. Аккуратная такая дамочка, похожа на школьную учительницу или на менеджера мелкой фирмы. И она прозрачно намекнула, что, если я полезу в политику, со мной произойдет какой-нибудь несчастный случай, потому что шансы у меня есть, а Лидоне совсем не нужен конфликт с Денором. Мол, меня уберут без всякой личной неприязни, чтобы не допустить дальнейших дипломатических осложнений. Разумеется, у этой стервы была с собой электронная глушилка, так что записать наш интересный разговор я не смогла. Потом я еще два раза пробовала… и опять меня предупреждали. Все не нарадуются, какое у нас либеральное правительство, а на деле это беспринципные шантажисты!

– У нас не самое плохое правительство. Жить можно.

– Ну да, – Мадина насмешливо фыркнула. – Их кредо – это процветание Лидоны и благополучие каждого лидонца! Причем благополучие они трактуют как сохранность каждой конкретной лидонской задницы, чтоб она, упаси боже, не села на колючку, не получила пинка…

Сотимара встал и тихонько выскользнул из кабины. Когда Мадина ударялась в такую лексику, он терпел-терпел, а потом уходил. Он не мог примириться с тем, что воплощение красоты и женственности запросто говорит о задницах, и потому спасался бегством. Любая фаянийская аристократка скорее согласилась бы повеситься на собственных чулках, чем затронуть в светской беседе настолько неизящную тему.

– А что вам тут не нравится? – покосившись на закрывшуюся дверь, осведомился Мартин.

– Их трусливый приземленный прагматизм! Консерваторы постоянно твердят, что главное – это благополучие, благополучие и еще раз благополучие. Мы должны плевать с высоты на конфликты между другими мирами и придерживаться нейтралитета ради хваленого лидонского благополучия! Денор все больше наглеет, два года назад он сожрал один за другим три суверенных мира – Хальцеол, Раглоссу и Валену, и все уважающие себя государства заявили протест, а Лидона ограничилась пространными пожеланиями, чтобы обстановка в Галактике оставалась стабильной и никто не нарушал сложившегося равновесия. Ну, я не знаю, это просто смешно! Тот, кто голосует за консерваторов, голосует за сытое равнодушие!

– Классная предвыборная речь, – сказал Мартин. – Я только не понял, Мадина, какую политику предлагаете вы?

– Я предлагаю политику активного выражения своего негативного отношения к тем безобразиям, которые творит Денор! – Переведя дух, она добавила: – Без насилия, конечно.

Дорога вильнула, огибая лесистый холм. Мадина собиралась еще что-то сказать, но замерла с приоткрытым ртом, а потом спросила:

– Это Эгтемеос?

– Похоже…

Мартин резко нажал на тормоз, бронекар остановился.

– Несколько месяцев назад, когда я была тут в последний раз, он выглядел лучше, – прошептала Мадина.

– Он еще на позапрошлой неделе выглядел лучше.

Позади стукнула дверь, в кабину вошел Сотимара.

– Паад, можно ваш бинокль? Я не могу рассмотреть, что там, но как будто что-то изменилось…

Мартин молча протянул ему бинокль.

– Там есть кто-нибудь живой? – нарушила паузу Мадина.

– Сейчас узнаем.

Глава 16

Гладкая светло-серая стена десятиметровой высоты, и над ней возносятся, стеклянно поблескивая, ступенчатые многогранники небоскребов – так выглядел Эгтемеос раньше. Теперь стены не было, вместо нее тянулся бесформенный вал обломков, из которого торчали покореженные прутья арматуры. Небоскребов тоже не было. Гигантские кучи битого псевдостекла, бетона, кирпича, разметанные бревна, куски нержавеющих металлических труб, разноцветные лохмотья кабелей… Все раздавлено и перемешано, облеплено подрагивающими под редкими каплями дождя воздушными вьюнами.

Бронекар медленно полз по бывшей улице, объезжая завалы. Вдруг откуда-то сбоку на дорогу выскочил человек в грязной одежде, с забинтованной головой. Он размахивал руками, губы шевелились. Затормозив, Мартин распахнул дверцу:

– Что у вас тут случилось?

– Нападение с воздуха. У вас есть какие-нибудь лекарства?

– Да. Где остальные?

– Здесь, рядом…

Выжившие обитатели Эгтемеоса соорудили хижины из бревен и кусков синтетического полотна. В самой большой разместился госпиталь. Инопланетяне и валвэнийцы жили бок о бок. Уцелело около двух сотен человек, почти все получили ранения. К Мартину подошел, прихрамывая, Панасов – тоже с окровавленными бинтами на голове, левая рука на перевязи. Его запавшие глаза с красноватыми прожилками нездорово блестели.

– Вам повезло, Паад. Вас тут не было, когда это случилось.

– Кто на вас напал?

– Если б я знал… – устало вздохнул босс Эгтемеоса.

– А где Соланж Унарре?

– В госпитале. Она пока жива, но долго не продержится, – лицо Панасова слегка сморщилось, однако он овладел собой. – Паад, у вас машина. С водой у нас проблем нет, но продукты кончаются.

– Сегодня же привезу. Пока забирайте то, что есть, разделите на всех. Как произошло нападение?

К ним присоединились Мадина и Сотимара. Вокруг их группки собирались измученные, оборванные люди.

– Неизвестно, что это было. Как будто на Эгтемеос обрушился гигантский невидимый молот, несколько раз подряд. Больше всего похоже на гравитационные удары. Я никогда не слыхал о том, чтоб у кого-то было такое оружие…

– Я тоже. Кто-нибудь рассмотрел атакующих?

– В небе над нами не было никаких аппаратов. По крайней мере, в зоне видимости, ниже облаков. Это случилось днем, и те, кто находился на улице, остались живы. Правда, не все… Некоторых раздавило прямо на улице, – Панасов помолчал, его воспаленный взгляд блуждал по лицам слушателей. – Мы пытались разбирать завалы, но это бессмысленно, живых там нет. Разрушения не те, что бывают при землетрясениях, все раздавлено, спрессовано.

– Почему столько раненых?

– После первой… атаки была вторая. Груды обломков начали словно бы взрываться, во все стороны летели куски. Так мы потеряли еще с полсотни человек. Кто-то хотел уничтожить Эгтемеос, и он это сделал.

Дождь тихо шелестел над мертвым космопортом, барабанил по натянутым кускам рваного полотна, заменяющим крыши. Искристо-синее, оранжевое, белое с золотыми звездами… Островок упорядоченности среди хаоса. Из госпиталя доносились глухие стоны.

– Медикаменты, – встрепенулся Мартин. – Сейчас принесу. Не знаю, хватит ли на всех…

Его комбинезон промок, капли стекали по шее за ворот. Ко лбу Мадины прилипли темные пряди, зато несмываемый макияж не пострадал. Сотимара накинул на голову капюшон своего шелкового княжеского плаща. Обитатели Эгтемеоса не обращали внимания на дождь: он был мелочью по сравнению с недавней катастрофой.

– Подонки… – прошептала Мадина, негодующе сузив глаза. – Мартин, кто мог это сделать?

– Не знаю, – он направился к бронекару, на ходу просчитывая возможные варианты, но ответа не было. Ни один из миров не владеет оружием, которое действует таким образом. Как и Панасов, он о подобных вещах не слыхал. Чьи-то новейшие разработки? Или опять кто-то откопал древнее имперское оружие массового поражения, в свое время надежно засекреченное? Так или иначе, а Кадм – неподходящий полигон для испытаний: все, что здесь происходит (если оно происходит в заметных масштабах), без задержки фиксируют наблюдатели на орбите.

– Я догадываюсь, кто это, – Мадина зашагала рядом, поглядывая на него сбоку.

– Кто?

– Денорцы, кто же еще? Только у них есть устройства, позволяющие кораблям входить в гиперпространство и выходить из него не через Гипорталы, а где угодно.

– Не где угодно. Только там, где имеются в наличии гиперпространственные каналы. Нелюбимые вами денорцы утверждают, что вблизи Кадма таковых не обнаружено. И земляне говорят то же самое, а они по части гиперпространства специалисты.

– Не специалисты, а монополисты, – фыркнула Мадина. – Как же тогда эта имперская установка для нуль-перебросок, которую нашли два года назад? Ведь она работает независимо от того, есть каналы или нет, так сказано в рекламе Галактического банка.

– Там другой принцип. Не знаю какой, но другой. – Мартин распахнул дверцу кабины. – Пошли, поможете мне разобраться с медикаментами. Кое-что оставим себе, остальное отдадим. У меня тут капитальный запас.

Он доставал коробки из примыкающего к медотсеку вместительного шкафа, а Мадина переносила их в салон. Лекарства, перевязочный материал, медицинские инструменты… Панасов сказал, что ранеными занимаются врач-алзонец и валвэнийская знахарка-целительница, с год назад обосновавшаяся в Эгтемеосе. Эти двое разберутся, что к чему.

– Вы согласны со мной? – оторвавшись на миг от сортировки коробок с яркими наклейками, спросила Мадина.

– Насчет чего?

– Насчет того, что здесь поработали денорцы? Они могли найти гиперканал, который вначале не заметили. Их жестокость общеизвестна. Это они уничтожили Эгтемеос, больше некому.

– Вряд ли.

– Вы их защищаете? – Она сжала упаковку стерильной ваты, словно собираясь запустить ею в Мартина.

– Нет, просто не вижу, какие у них могли быть мотивы.

– Да их мотивы всем известны: убийство ради убийства. – Бросив вату в общую кучу, она передернула плечами.

– Не тот стиль. Если денорцы на кого-то нападают, они, без достаточно веских причин, ни за что не откажут себе в удовольствии устроить рукопашную. Помните это знаменитое высказывание одного олигарха из их верхушки: «У нас самое совершенное в Галактике оружие, но мы опасны и без оружия»?

– Хвастливое заявление. Особенно они опасны, когда с ног до головы в тухлых яйцах… – Мадина ухмыльнулась. – И насчет самого совершенного можно поспорить, у других миров первой десятки, включая Лидону, оружие ничуть не хуже!

– Ага. Так вот, прихлопнуть одним махом целый населенный пункт – это для них неспортивно. Денорцы для таких операций обычно высаживают десант. То, что мы здесь имеем, больше смахивает на работу слакиан: нанести удар с воздуха, вызвать общую панику, потом спуститься и захватить побольше пленных.

– Но ведь здесь не было слакиан, они просто не смогли бы прорваться к Кадму через кордоны.

– Не было, – согласился Мартин. – Это что-то здешнее, кадмийское, связанное с икс-объектами. Помните истории о неведомой силе, которая давит дома?

– Я считала, это келмацкие россказни.

– К сожалению, не россказни. Я видел раздавленные дома в цибенских деревнях. Они выглядели так же, как Эгтемеос. Поэтому тем более важно поскорее найти законспирированного приятеля Эша. Эш был засранец, но об икс-объектах он знал больше, чем кто-либо другой, а я упустил его как последний дурак… – Мартин с досадой поморщился и поднял пирамиду коробок. – Идемте.

Отдав медикаменты и запасные одеяла людям Панасова, он вместе с Сотимарой поехал в ближайшую деревню за продуктами. Мадина осталась в госпитале, помогать врачу и знахарке. Мартин взял с нее слово, что она не затеет никакого самостоятельного расследования до его возвращения.

Смеркалось, из грифельно-серых облаков сеялся теплый дождик. Болотные деревни стояли на месте (Мартин опасался, что они тоже уничтожены, и тогда придется мчаться за продовольствием черт знает куда), крестьяне обрадовались шансу сбыть оптом свой товар. После недолгого торга Сотимара отдал им несколько мелких синтетических камней, а Мартин начал таскать в салон бронекара мешки, гирлянды копченых колбас и плетеные корзины с гурьябом. Они еле успели вернуться в Эгтемеос до темноты. На расчищенной площадке горели костры, стелющийся дым щипал глаза.

Выгрузив продукты, Мартин уселся на обломок бетона, с куском колбасы в одной руке и банкой пива (последней) в другой. Вокруг, в клубах дыма и плящущем оранжевом свете, пировали обитатели Эгтемеоса: впервые за несколько суток они смогли досыта поесть. Общая нервозность спала. Получив помощь – пускай и не слишком большую, если разделить ее на двести человек, – люди воспрянули духом. Без современной техники Эгтемеос заново не отстроить; когда раненые более-менее поправятся, им придется уйти отсюда и обосноваться на новом месте. Мартин подозревал, что они справятся.

Из темноты появилась Мадина. Присев перед ним на корточки, она таинственным шепотом сообщила:

– Я тут кое-что раскопала.

– Та-ак… – протянул Мартин. – Вы же дали слово, что не будете заниматься расследованиями!

– Не бойтесь, я и не занималась. Информация сама нашла меня.

– Какая информация?

– Сейчас я его приведу.

Мадина исчезла, но через несколько минут – Мартин еще не успел дожевать свою колбасу – вернулась вместе с высоким тонколицым пареньком в изодранном светлом плаще. Длинные волосы перехвачены на лбу кожаным ремешком, на боку висит пластиковый меч (надо полагать, настоящий погребен где-то под завалом). Борешанист.

– Привет, – смерив его взглядом, бросил Мартин. – Колбасы хочешь?

– Я уже ел, – паренек вытер жирно блестящие губы, его правая рука неловко теребила рукоятку меча.

– Садись, – Мартин кивком указал на соседний обломок.

Борешанист внял приглашению, и теперь Мартин смог внимательно рассмотреть его: растерянное веснушчатое лицо, полные тоски серо-зеленые глаза с редкими светлыми ресницами. И никаких телесных повреждений. Первый нераненый среди тех, кого Мартин встретил в Эгтемеосе.

– Я смотрю, ты счастливчик.

Он что-то пробурчал, уныло и протестующе.

– Как тебя зовут?

– Теймо Блесновский.

– Как получилось, что на тебе нет ни царапины?

– Царапины есть, – Теймо показал руки – в ссадинах, с обломанными ногтями. – Это когда мы строили… Меня не было в Эгтемеосе во время атаки, мы ходили в Огуречный лес.

– В какой? – переспросил Мартин.

– Это они его так называют, – пояснила Мадина. Она сидела на корточках, спиной к огню. – У борешанистов своя собственная топонимия. В том лесу они однажды всей компанией ели огурцы, поэтому он стал Огуречным. Для остальных это безымянная роща в пяти километрах от Эгтемеоса, недавно там вылезло из земли три новых икс-объекта…

– Мадина, я хочу, чтобы на мои вопросы отвечал Теймо, а не вы, – вежливо перебил Мартин.

– Ладно, не буду мешать. – Она встала, с независимым видом засунула руки в карманы облегающей спортивной курточки. – У Теймо для вас письмо, пусть не забудет отдать.

– Что за письмо? – дождавшись, когда она уйдет, повернулся к борешанисту Мартин.

– Вот.

Теймо торопливым неловким жестом извлек мятый конверт с голографической картинкой: роскошный курортный пейзаж, то ли земной, то ли алзонский, то ли валенийский. На конверте наискось накарябано знакомым почерком: «Мартину Пааду».

– Спасибо. – Мартин с непроницаемой миной взял послание и сунул в карман. – От кого это, можно полюбопытствовать?

– А не знаю, – безучастно глядя в сторону костра, отозвался Теймо. – Мне его дал Альбер, демиург… Ну, один из наших главных. Сказал, передай Пааду, когда приедет. Я и взял. Мне все пофиг было, они уже объявили, что уходят без нас. И ушли, а мы остались.

– Куда ушли?

– В другое измерение.

Мартин хотел было рявкнуть на него, но сдержался: таким несчастным и одиноким выглядел Теймо, точь-в-точь мальчишка-подросток, которого друзья не приняли в игру. Да он и есть мальчишка. Лет восемнадцать-девятнадцать, не старше. Значит, на Кадм прилетел еще школьником.

– Теймо, что ты называешь другим измерением? Учти, я совсем темный, вашего сленга не знаю.

– Другое измерение – это другое измерение. Там возможны чудеса, там живет Габри Борешан. Они ушли к нему, к Габри. А нас оставили здесь, в этом дурацком измерении, среди заземленных обывателей и технократов.

– Где находится другое измерение? – демонстрируя ангельское терпение, спросил Мартин.

– Ну, в другом измерении… Вы, что ли, физику пространства не знаете?

– Мальчик, я знаю физику пространства. – Мартин подавил навязчивое желание сгрести Теймо за шиворот и хорошенько встряхнуть. – Как и ты, я когда-то учился в школе. Давай попробуем иначе: каким образом твои друзья отбыли в другое измерение?

– Они встали на поляне, где магические объекты. Поляна большая, но их было много, с трудом поместились. – Голос Теймо звучал печально, глаза слезились, возможно, от дыма. – Они в самый последний момент объявили, что нас не берут, потому что Габри против. Они там стояли и смотрели на нас, вдруг поднялся ветер, все затуманилось, и они исчезли из нашего мира. Мы тоже вышли на поляну… Мы вначале думали, что нас тоже возьмут, мы же не виноваты, что у нас такие глаза! Ну, потом пошли обратно… И увидели издалека, что Эгтемеос разрушается. Когда прибежали, было уже все… – он умолк. – Одна девчонка не выдержала и умерла, от сердечного приступа, наверное.

Мартин застыл, впившись взглядом в пылающий костер. Вот оно. Кто-то управляет Х-объектами, совершая с их помощью гиперпереброски, нанося гравитационные удары по населенным пунктам… Он был ошеломлен, но не удивлен. Он ждал чего-нибудь в этом роде.

– Сколько борешанистов осталось?

– Пятнадцать, считая меня. Йона умерла, теперь нас четырнадцать.

– Почему вас не взяли?

– Из-за глаз, – почти прошептал Теймо.

– Проблемы со зрением?

– Нет. У нас зеленые глаза, поэтому Габри Борешан решил, что нам нельзя доверять, – он говорил сдавленным шепотом и смотрел мимо, видно было, что он отчаянно стыдится затронутой темы. – Все зеленоглазые заражены злом, но я же не чувствую в себе никакого зла! Демиурги сказали, зло может проснуться потом, так говорит Габри, а он не ошибается.

Сходится: показания Теймо, показания Корнелы бан Кунарда (он, ее наставник из астрала, отвергал зеленоглазых неофитов) – и зеленоглазая девушка на втором портрете, который висел в холле у Эша, «воплощение Зла». Анонимный преступник не жалует людей с зелеными глазами. Типичный для психа заскок.

– Ты видел вблизи этого парня, который выдает себя за Борешана?

– Нет. Только Вениамин его видел. Где Вениамин? Он же вместе с вами уехал…

– Он погиб. Его застрелил из лука один валвэниец.

Теймо напрягся. Мартин ждал от него обвинений в убийстве, но вместо этого мальчишка тихо произнес:

– Теперь я их не найду…

– Ты рассчитывал на помощь Эша?

– Я бы сказал Вениамину, что во мне нет зла, хоть я и родился с такими глазами. Он бы понял… Он был другом Габри. В последний раз Габри связался с демиургами и велел, чтобы все пришли в Огуречный лес на ту поляну, мы тоже, но чтобы нас не взяли. А Вениамин обещал, что мы все уйдем в другое измерение, никто здесь не останется. Может, демиурги чего-то недопоняли…

– Демиурги – так вы называете своих лидеров? – уточнил Мартин.

– Ага. Демиурги устраивают игрушку, определяют условия и следят, чтобы все шло по правилам, – Теймо поглядел на него с оттенком снисходительности: этот крутой мужик не знает элементарных вещей. – Тоже люди, могут чего-то недопонять… Мы еще несколько раз ходили на поляну, но магические объекты не срабатывали.

– То есть?

– Они так и не перенесли нас в другое измерение. Мы не знаем, как можно отсюда связаться с Габри, а Эш знал, у него был для этого специальный магический передатчик.

Мартин насторожился: изъятый у Эша артефакт покрупнее – передатчик? Тогда понятно, почему он так стремился заполучить его после неудачи в Раюсаны. Хотел связаться с боссом и попросить о помощи. Значит, второй артефакт, поменьше, который Эш носил на шее, передатчиком не является. Каково же его назначение?

– Теймо, ради чего ты так рвешься к остальным? Может, там еще хуже, чем здесь?

Он молча пожал плечами, в его предательски-зеленых глазах билась боль. Осталось четырнадцать человек – слишком мало, чтоб организовать нормальную игрушку. И вокруг серый, скучный народ со своими серыми проблемами. Для борешаниста это не жизнь.

– Как вы познакомились с Эшем?

– Он тоже раньше был борешанистом. Двое наших демиургов, Альбер и Леда, его знают. Ну, встретились, стали общаться, потом он по секрету про Габри рассказал… Габри – гениальный демиург, и Эш был настоящим демиургом.

– О чем он с вами говорил?

– О жизни… – помолчав, расплывчато ответил Теймо.

Давить на него Мартин не хотел, да и не это его сейчас интересовало.

– Эш упоминал какие-нибудь конкретные места, которые имели бы для них… гм, с Габри, особое значение?

– Саятто, Раюсаны и Канамор. Там самые мощные магические объекты.

Саятто и Канамор, про себя поправил Мартин. Раюсаны можно списать.

– Саятто – это где?

– На экваторе.

Ага, Эш однажды упомянул о большом скоплении Х-объектов в районе экватора. Случайно проболтался или с умыслом? Допустим, он получил от своего Габри (для простоты будем называть так неизвестного преступника) приказ завлечь Мартина в ловушку; с треском провалившись в Раюсаны, подсунул другой адрес… Стоит, однако, прочитать письмо.

– Спасибо за информацию, Теймо, – Мартин поднялся, стряхивая со штанов крошки рассыпчатой валвэнийской колбасы.

Паренек загородил ему дорогу.

– А у вас какая-нибудь информация есть?

– Что тебя интересует? – Мартин поглядел на него сверху вниз.

– Как их найти?

– Хм… Для начала надо съездить в Канамор или в Саятто.

– Раюсаны ближе, – напряженно искривив тонкие губы, напомнил Теймо.

– В Раюсаны магических объектов больше нет.

– Почему?

– Развалились. Я сам видел.

Обогнув его, Мартин свернул в темный проулок между двумя холмами битого щебня. В проулке стоял бронекар. За спиной, над сплошным массивом руин, клубился дым, мерцало оранжевое зарево. Доносились голоса, кто-то даже смеялся. С неба нехотя падали капли.

– Господин Паад, я не знаю, как добраться до Канамора или Саятто…

– Подойди ко мне завтра, – бросил через плечо Мартин. – Я занят.

Письмо от Габри он вскрыл, предварительно надев на голову обруч с прозрачным щитком и натянув пластиковые перчатки. Габри любит устраивать сюрпризы. Впрочем, его послание, как и в прошлые разы, ни ядовитой, ни взрывчатой начинки не содержало. Только мат и некоторое количество рассредоточенных среди мата печатных фраз.

«……. Ты ушел от справедливого возмездия, но навсегда не уйдешь! Ты раскормленный самодовольный подлец! Ты не загадка, и я догадываюсь, что Вениамина Эша ты убил……. Я не боюсь написать тебе, что думаю, как боятся лицемеры, для которых самое страшное написанное слово – это „дурак“……. Эш был по-настоящему человечным и слабым человеком, Великим в своей слабости. Тебе……. до него надо расти!……. И я тебя сделаю слабым!

Ты не помнишь, как отказал мне в помощи. Вы все поступили со мной подло……. Я хотел научить Человечности любимую женщину и показать людям, как надо жить, а меня гнусно обвинили в попытке убийства при отягчающих обстоятельствах. Никто не понял Жертвенность и Красоту чего я сделал. Меня приговорили к смертной казни без суда, и она меня убила, а ты тоже хотел меня убить…….

Расплата грядет! Я пришел опять! Все убитые когда-нибудь возвращаются! Ты мне нужен для торжества Справедливости и еще кое-зачем, потом узнаешь, а твою самовлюбленную личность я раздавлю как весь… Эгтемеос!…….»

Глава 17

Мартину пришлось на несколько дней задержаться в Эгтемеосе. Он работал снабженцем: ездил по окрестным деревням и городишкам, закупая продовольствие, одежду, посуду, оружие, плотницкий, столярный и прочий инструмент. Сторговал на захудалой ярмарке в болотном краю дюжину чиротагов и телегу, которую Мадина сразу же раскритиковала за сомнительные ходовые качества.

– А вы, что ли, разбираетесь в телегах?

– Еще как! Я ведь была женой трахнутого келмака. Это не самая никудышная телега, но лучше бы вы взяли вон ту.

– Где вы были, когда я ее покупал? – угрюмо спросил Мартин.

– В ювелирной лавке. Прелесть, правда?

Развернув бархатную тряпицу, она показала длинные серьги, сотканные из серебряного кружева, с эмалевыми вставками.

– Высший класс, – одобрил Мартин.

– Только не говорите, что я транжирю деньги ЛОСУ, – пряча свое приобретение в карман, предупредила Мадина, хотя Мартин ничего такого и не собирался говорить. – ЛОСУ забросило меня в постель к этому задоголовому и прислало помощь с чертовской задержкой, пусть это будет моя маленькая компенсация!

– ЛОСУ забросило вас не в постель, а на Кадм в составе научной экспедиции. Если б не ваше нерациональное отношение к насилию, вы бы не проторчали столько времени в Хоромали.

– Мартин, мои убеждения – не предмет для насмешек, – сразу посерьезнев, отрезала Мадина. – Жаль, что я не могу доказать вам свою правоту. Когда-нибудь сами поймете.

В Эгтемеосе телеге обрадовались, претензий к ходовым качествам не было. Мартин отбуксировал ее, прицепив сзади к бронекару, а Мадина и двое борешанистов, умевшие ездить верхом, перегнали к лагерю чиротагов.

Между делом он собрал из запасных деталей еще один передатчик на ветхозаветных транзисторах и чипах. Панасов поблагодарил, но сказал, что передатчиком они воспользуются разве что в крайнем случае: все равно невелики шансы, что представители установивших блокаду миров пойдут на дополнительные затруднения ради того, чтобы снять с Кадма горстку людей.

– Попытаться стоит, – возразил Мартин.

– Ну… – незаинтересованно протянул Панасов.

Если он остался тут, спасаясь от административных взысканий, его вялая реакция понятна.

Мартину регулярно приходилось отбиваться от Теймо Блесновского и других борешанистов. Они просили, чтобы он отвез их в Канамор или в Саятто – куда ближе. Особенно настойчив был Теймо. Он вылавливал Мартина по три-четыре раза в день и упрашивал взять с собой хотя бы только его; ему это очень нужно; он должен объяснить Габри, что он и его друзья никакого зла в себе не несут; Габри, когда выслушает, все поймет… Мадина жалела борешанистов и тоже уговаривала Мартина разрешить мальчишке поехать с ними.

– У него есть для этого личные причины. Среди тех, кого увел так называемый Габри, была его девушка. Он очень переживает.

– Он с нами не поедет.

– Ну почему вы так уперлись? – прошипела Мадина, как рассерженная кошка. – Бронекар рассчитан на десять пассажиров! Теймо обещал, что будет нам во всем помогать…

– Как только он сообразит, что я хочу прихлопнуть Габри, его отношение к нам радикально переменится.

– Мартин, Теймо Блесновский – это не Эш. Это честный, умный, ранимый мальчик с обостренным чувством справедливости! И он сильно тоскует без своей девушки. Неужели он не вызывает у вас симпатии, хоть капельку?

– Вызывает. Но я не хочу, чтобы такой парень висел у меня на шее, когда я занимаюсь делом. Надеюсь, что его девушку и всех остальных остолопов еще можно спасти, – Мартин вспомнил о «зомби» из Раюсаны, и по спине пробежал противный холодок. Нахмурившись, он закончил: – Пусть сидит здесь, целее будет. А мы завтра утром едем.

Утром Теймо опять пришел и просил взять его с собой, но Мартин был непреклонен. Смерив борешаниста хмурым взглядом, он захлопнул дверцу, включил зажигание. Бронекар тихо заурчал. Над необъятными кучами обломков разгоралась розовая заря, редкие перистые облака ползли с востока на запад. Когда машина тронулась с места, мальчишеское веснушчатое лицо Теймо сморщилось. Он плакал. Секунду он стоял на виду, потом, уловив, что на него смотрят, шагнул в тень. Медленно, осторожными рывками, развернувшись, бронекар покатил по извилистому ущелью, петляющему среди пестрых, с преобладанием серого и белого, завалов. Под колесами хрустело.

– А вы очень жестокий человек, – хриплым от слез голосом прошептала Мадина.

Мартин про себя выругался.

– Мадина, мы не на пикник поехали. Тащить с собой Теймо было бы неразумно. Борешанисты вляпались в историю с Габри, как пятилетние детишки, которым дядя показал конфетку. Я не псих, чтобы после этого кого-то из них взять в свою команду.

– Они действительно еще дети, – она сердитым движением вытащила платок, промакнула глаза. – Вы могли бы их пожалеть… Наверное, вы никогда никого не жалеете! Вы такой сильный, такой правильный… А меня вы иногда раздражаете!

– Я не заставляю вас ехать со мной, – буркнул Мартин. – Хотите – оставайтесь.

– Я поеду. Я хочу посмотреть этому Габри в глаза! – Высморкавшись, она добавила: – Вы надо мной не начальник.

– Ошибаетесь. На время операции я начальник. Мы начинаем охоту за преступником, который контролирует икс-объекты. Информацию я вам выдал. Если вы не согласны вести себя дисциплинированно, скажите сразу, я вас высажу.

– Ладно, – Мадина сунула в карман скомканный платок. – Буду вести себя по-вашему дисциплинированно, куда деваться… Сейчас главное – дать по рукам Габри. Как его зовут на самом деле?

– Не знаю.

Она повернулась, прищурив все еще мокрые от слез глаза:

– Как это не знаете? Вы же с ним знакомы!

– Он либо с кем-то меня перепутал, либо насочинял то, чего не было. Вы же видели его письма: масса намеков и ссылок на события, которые никогда не происходили. Габри уверен, что я ему когда-то в прошлом крепко насолил, – якобы я позволил какой-то женщине убить его, – и теперь он хочет отомстить. Он будет искать меня, а мы будем искать его. Рано или поздно встретимся.

Несмотря на закупку гуманитарной помощи для Эгтемеоса, у Мартина остался достаточно большой запас синтетических минералов. Еще один изумруд Сотимара продал в Аомре, савашейском городке, где остановились на ночлег. Вырученных денег должно хватить надолго. Выехав утром из Аомра, бронекар двинулся дальше на северо-восток и спустя два часа достиг савашейских соленых озер. Материк Валвэни очертаниями напоминет грушу: суженный конец развернут к южному полюсу, по направлению к экватору территория расширяется. Савашейские озера лежат на стыке узкой и широкой частей.

Дождь остался на юге. Навстречу плыли радужные холмы, заросшие жесткой, как пластик, многоцветной колючкой, водоемы, окруженные белесыми разводами, лиловая дорога, тоже покрытая искрящимся беловатым налетом. Его происхождение перестало быть загадкой, когда навстречу попалась груженная мешками телега под охраной двух всадников. Из продранного мешка на дорогу сыпалась соль.

На северо-востоке возник режущий глаза блеск, он разрастался и наконец превратился в подернутое зыбью металлически-сверкающее пространство. Рудама, самое большое из савашейских озер. Можно считать, внутреннее море, насквозь просоленное. Несмотря на последний факт, кое-какие монстры в нем обитали. Дорога тянулась вдоль пляжа. Слева, среди прибрежных холмов, изредка попадались горстки неказистых халуп, сооруженных из досок и кирпича. И то, и другое привозное, поэтому халупы совсем крохотные. Их обитатели, подданные савашейских князей, добывали здесь соль и дары моря.

– Почему деревни так странно раскиданы? – спросила Мадина. – То по три штуки рядом, то громадный промежуток…

– Люди селятся там, где есть подземные источники пресной воды, – отозвался Мартин. – Иначе тут не выжить. А вы разве не интересовались? Вы ведь ехали из Канамора в Эгтемеос по этой дороге?

– Тогда я ничем не интересовалась. После резни, после того сна… – она сжала пальцами виски, пряча лицо. – Не могу все это вспоминать, я только в Эгтемеосе более-менее очнулась. Никому такого не пожелаю…

– Не берите в голову насчет снов. Они тут всех достают.

– Это был отвратительный сон, хуже смерти.

– Кстати, о смерти. Сотимара подсчитал, что на днях опять будет видение.

– Да пускай, – Мадина махнула рукой. – Лучше десять «видений смерти» подряд, чем один такой сон!

– Вы меня заинтриговали.

Мартину пришлось пожалеть о сказанном. Она сжалась, обхватив плечи, прошептала:

– Я не могу об этом рассказывать, не могу…

Выбралась из кресла и ушла. Но через два часа как ни в чем не бывало вернулась, чтобы сменить Мартина за рулем. Вместо спортивного костюма на ней были шорты и голубой, с лазерными цветочками лиф от купальника-бикини.

Мартин тоже переоделся, сменив комбинезон на шорты и удобную безрукавку с множеством больших и маленьких карманов. Когда он вышел в салон, Сотимара, подслеповато щурясь, спросил:

– Что это у вас?..

– Вот это? – над левым локтем у Мартина серебрилась абстрактная эмблема сложной формы. – Татуировка. Можно считать, награда.

– Награда за что?

– За то, что я прошел древний Тренажер.

– А что такое Тренажер? – фаяниец наклонился ближе, разглядывая эмблему.

– Вроде ада, – усмехнулся Мартин. – Только ты в него лезешь по доброй воле и выкладываешь за это приличные деньги. Зато после Тренажера тебе никакой ад не страшен.

– Эй, идите сюда! – донесся из кабины приглушенный дверцей крик Мадины.

Впереди был Х-объект. Обращенная к небу костяная чаша, метра четыре в диаметре, вырастающая на толстом суставчатом стебле прямо из соленых вод Рудамы. Бронекар вильнул влево, съезжая с дороги, и долго петлял среди ощетинившихся колючками холмов. На трассу он вернулся, когда чаша превратилась в небольшой белый бутон, застывший на водной глади далеко позади. Неизвестно, каковы пределы возможностей Габри. Осторожность не повредит.

Вечером, когда оранжевое солнце уползло за холмы, они припарковались на ночлег возле одной из деревушек. Около халуп горели костры, жители готовили ужин под открытым небом. На пляже, который из-за соляного налета казался заиндевелым, валялись диковинные бурые головы, клешни, раздвоенные хвосты, обломки панцирей. А между двумя крайними домиками, на большом грязном полотнище, сушились густо посыпанные специями куски мяса. Трое тощих смуглых подростков с палками стерегли их, отгоняя таких же тощих деревенских собак. Зловоние гниющей плоти смешивалось с аппетитным, сулящим гастрономическое наслаждение ароматом. Мадина сморщила нос, Сотимара вздохнул:

– Вот так и готовят деликатесы, которые в Чадоре доступны только самым богатым! Знаменитые на весь мир рудамские вяленые морепродукты. Савашейские князья продают их купцам, а купцы – нашим торговцам в колониальных портах. На каждом этапе – накрутка в геометрической прогрессии.

– Купим по дешевке попробовать? – оживился Мартин.

Эту идею они встретили с прохладцей, но, когда он, взяв несколько монет, сходил к кострам, на пальцах объяснил, что ему нужно, и вернулся с большим куском пряно пахнущего иссиня-черного мяса, отказываться от угощения не стали.

– Вкусно, – нехотя признала Мадина.

– Будем ночью дежурить по очереди? – глядя на розовато-серебряную в лунном свете Рудаму, спросил фаяниец.

– Ага.

С хрустом потянувшись, Мартин распахнул дверцу, забрался в машину, но пробыл там недолго, через пять минут опять спрыгнул на гальку. На поясе у него, рядом с кобурой, висела пристегнутая карабином стальная лопатка.

– Что это? – улыбнулась Мадина. – Хотите откопать клад?

– Наоборот, закопать.

Оба смотрели с недоумением, и Мартин объяснил:

– Таскать с собой икс-объекты, изъятые у Эша, – неоправданный риск. Мы не знаем, для чего они предназначены, не знаем, способен или нет наш друг Габри дистанционно их активировать. Будем считать, что способен. Тогда он может устроить нам подлянку в любой момент. А если его аппаратура принимает сигналы от этих штуковин, он будет без проблем отслеживать все наши перемещения. Я зарою их вон там, подальше от деревни.

– Пошли вместе, – озираясь, предложила Мадина.

Мартин запер машину, и они пошли. Втроем – фаяниец побрел следом за ними. Лучи фонариков выхватывали из темноты россыпь гладких камешков, густо заросшие колючкой склоны. В той стороне, где осталась Рудама, тонкий звенящий голос затянул песню, ее подхватило еще несколько голосов. Вскоре Мартин уловил, что они повторяют на разные лады, то бодро, то с тягучей тоской, одну и ту же фразу.

– Здесь, – он остановился, отстегнул от пояса лопатку, легко вогнал лезвие в сухую твердую почву.

– Можно, я пока посмотрю эти штуки? – спросила Мадина. – Напоследок…

– Вот они, – Мартин вытащил из кармана безрукавки упакованные в пластиковый пакет Х-объекты.

Присев на корточки, Мадина положила свой фонарик на землю, вытерла ладони о шорты и осторожно достала артефакты. Сотимара, с двумя другими фонариками, стоял рядом с Мартином, освещая рабочую зону. Яма быстро росла. Еще немножко…

…Он ударился коленом о край скамейки, пошатнулся, успел ухватиться за спинку и неловко, боком, опустился на сиденье. Желто-зелено-белая круговерть замедлила свое вращение. Остановилась. Распалась на отдельные неподвижные предметы: желтое небо, зелень больничного парка, разбросанные там и сям белые корпуса и скамейки.

– Вам нельзя так резко вставать! Доктор ведь сказал – нельзя!

Над ним склонилась юная миловидная медсестра в накрахмаленной косынке с вышитым цветком, символом богини-целительницы.

– Пожалуйста, не делайте так больше!

– Я не собираюсь валяться тут всю жизнь… – прошептал он со злостью, глядя снизу вверх на ее встревоженное лицо.

– Вы обязательно поправитесь, если будете слушать доктора.

В этом он сомневался. У него не обнаружили ни трещин в черепе, ни гематом, но проклятая голова начинала кружиться при каждом мало-мальски резком движении. Влип как дурак. Он должен был выследить особо опасную преступницу, предводительницу одного из гангстерских кланов, захватить, передать из рук в руки полицейскому комиссару и получить за это хорошие деньги – а вместо этого получил по башке и очнулся в больнице. До сих пор ему везло, и он, сделав ставку на свое везение, попер на рожон… Влип. Эта больница, такая чистенькая и уютная, стала точкой в конце его карьеры.

– Вы поправитесь, – ласково повторила медсестра.

Он не ответил. Добрая девочка, все время утешает… А толку-то?

– Прогуляемся до забора?

Аллея упиралась в забор. Тупик. Символ его теперешнего полурастительного существования… Он сглотнул, пытаясь избавиться от колючего комка в горле.

– Давайте, прогуляемся! – снова позвала медсестра.

Гомон знакомых голосов в другом конце аллеи привлек его внимание. Он медленно, чтобы мир опять не завертелся, повернул голову. Так и есть, родственники пришли… Большая компания сердитых, потных от жары мужчин в широкополых летних шляпах и говорливых безапелляционных теток с высокими прическами двигалась по аллее к его скамейке. Они тянули за руки упирающихся детей и несли корзины с гостинцами. Навещая его, они каждый раз наперебой упрекали его за то, что он жил не по-людски, все гонялся за какими-то там бандитами и в конце концов нажил сотрясение мозга, либо жалостливо причитали – какой он теперь бедный, больной, беспомощный… Он пытался подкупить больничный персонал, чтобы их сюда не пускали, но родственники все равно прорвались: навестить больного – святое дело.

– Пошли… – прохрипел он, преодолевая слабость. – Уйдем от них…

– Не падайте духом, – улыбнулась медсестра. – Все будет хорошо. Вы же сильный человек, вы боролись с гангстерами…

– Моя родня хуже гангстеров.

Орава родственников медленно, но верно приближалась. Шаркая, он побрел к забору, медсестра символически поддерживала его под руку. Ныло ушибленное колено.

– Мартин! Сотимара! Господи, да что с вами?!

Мартин увидел над собой испуганное лицо Мадины. Он сидел на земле, около выкопанной ямы. Рядом лежал Сотимара – вот он пошевелился, приподнялся на локте. Его била дрожь.

– Что случилось? – спросил Мартин.

– Вы оба вдруг вырубились, одновременно! Сотимара упал, а вы уронили в яму лопату и сели, да еще бормотали что-то непонятное.

– Давно?

– Минут пять назад.

Мартин вытер потное лицо. Ныло колено, в остальном он чувствовал себя нормально, если не считать затухающего ощущения горечи: жизнь кончена, из этой больницы нет возврата… Фаяниец сел, неуверенно пошевелил пальцами левой руки.

– Опять магический сон. Как будто мне на руку упала крышка сундука. Понемногу проходит…

– Ничего не понимаю, – сказала Мадина.

– У вас не было сейчас никаких видений? – взглянул на нее Мартин.

– Нет.

– А у нас были.

– Вы что-то сделали с магическими предметами, – недоверчиво ощупывая правой рукой пальцы левой, сказал Сотимара.

– А?.. – встрепенулся Мартин. – Мадина, что вы делали с артефактами, когда мы отключились?

– Держала их.

– Ну-ка, дайте сюда.

Мадина подобрала пакет и оба Х-объекта, протянула ему.

– Покажите, как вы их держали, – велел Мартин. – Только на этот раз не прикасайтесь к ним.

Она присела рядом, зашипела от боли, наткнувшись коленом на острый камень, сменила позу.

– Маленький просто лежал у меня на ладони. Большой я взяла за эти два углубления, вот так…

– Стоп, не трогайте! Вы при этом что-нибудь почувствовали?

– Нет.

– Вы привели в действие древнюю магию, – вмешался Сотимара. – Эш делал это каждую ночь, пока был с нами. На него магия не действовала, потому что его защищал специальный амулет, вот этот. Вас он тоже защитил. Паад, помните, магические сны прекратились после того, как вы отобрали у Эша большой предмет?

– Точно, – кивнул Мартин, стряхивая с бедра налипшие камешки. – Вполне рабочая версия, но не мешало бы ее экспериментально проверить.

Возникла пауза: проверять версию на своем опыте никому не хотелось.

Их обволакивала густая теплая тьма, слегка разбавленная лунным светом. Лучи двух фонариков освещали лица и злополучные артефкты. Третий фонарик скатился в яму, вместе с лопатой. Со стороны Рудамы плыла песня, похожая теперь на пронзительное рыдание – и опять, словно отозвавшись на эти звуки, в душе у Мартина зашевелилась горечь поражения… Нет. Неправильно. Не было тогда поражения. Он провалялся в больнице полгода, но потом выздоровел. Тот эпизод, где он гонится за наркокурьером и лихо разносит чужой забор, – более поздний, чем этот, в травматологической больнице. Здравый смысл протестующе возопил, и Мартин опомнился. Чушь собачья. Такие категории, как «раньше» и «позже», неприменимы к снам, где просто не может быть никакой хронологии.

– В общем, эксперимент, – он поглядел на Сотимару, на Мадину. – Я не могу принуждать вас. Но если мы рискнем, мы кое-что узнаем об икс-объектах. Решайте.

Мадина согласилась без долгих раздумий: с «магическими снами» такого рода она еще не сталкивалась.

– Что ж, потерплю еще раз, – вымученно улыбнулся Сотимара. – Ради установления истины.

– Если ваша версия верна, вам не придется ничего терпеть. На этот раз вы включите этот чертов генератор снов, и вы же будете держать защитное устройство. Мадина, покажите ему… Запомнили? Сотимара, прервете контакт, как только увидите, что мы отключились. Начинаем!

Морщась от подавленного отвращения, фаяниец сжал в кулаке маленький артефакт. Протянул дрожащую руку к большому, взял двумя пальцами. Мартин наблюдал за ним, фиксируя все свои ощущения – и все равно упустил момент…

…Страшный удар в грудь. Его швырнуло на пол. К тому времени, как он вновь обрел способность двигаться и соображать, шум драки стих. Адски болел ушибленный затылок. Полуоглушенный, он перевернулся на бок, ощупал куртку на груди и обнаружил небольшую дырочку. Так и есть. Спрятанный под курткой бронежилет, гуманнейшее изобретение всех времен и народов, уже в который раз спас его шкуру… Вытащив из кармана пистолет, он огляделся: пол усыпан розовато-лиловыми тропическими цветами, растоптанными деликатесами и осколками стекла, окна побиты, мебель опрокинута, черный занавес, прикрывавший входную арку, наполовину оборван. Четыре неподвижных тела. Скорее всего, эти парни мертвы. Пятый, которому повезло больше, медленно полз в сторону выхода. Итак, разборка окончена. Он не без труда принял сидячее положение. Высокая черноволосая женщина в сером комбинезоне, стоявшая посреди зала, подмигнула ему. А этот мерзавец, его заказчик – вот кто в него стрелял! – униженно скулил, забившись в угол; в затканной золотом безрукавке и кружевных подштанниках (похожим образом были одеты все участники разогнанной оргии) он выглядел особенно отвратно. Пятиярусная хрустальная люстра заливала зал ярким светом, покачивались на цепях подвешенные к потолку скелеты. Снаружи, за разбитыми окнами, смутно белели в наползающих сиреневых сумерках классические многогранные колонны…

– Очнитесь, я уже выключил!

Он кивнул, потирая то место на груди, куда ударила пуля. Он снова был самим собой, Мартином Паадом. И хотя в этом сне, шестом по счету, желтое небо как таковое не присутствовало, он почему-то был уверен, что действие происходит все там же… только не в столице, а в загородной зоне, на вилле заказчика, который пытался его убить.

– Брр… – пробормотала Мадина. – Холодно. Мне привиделось, что я иду на лыжах в тумане и вдруг бултыхаюсь в ледяную воду. До сих пор холодно.

– А что у вас, Сотимара?

– Ничего. Я оставался в полном сознании, никаких видений.

– Значит, ваша гипотеза, скорее всего, верна. Что и требовалось доказать. Больше экспериментировать не будем, просто зароем эти штуковины.

Достав из ямы лопатку и фонарик, Мартин опустил туда артефакты в пластиковом пакете и принялся за работу. С шорохом сыпалась вниз земля, звякало о камни лезвие.

– А ведь я говорил вам, что это Эш насылает на нас магические сны! – бросил ему в спину Сотимара.

– У вас не было доказательств, – не оглядываясь, отозвался Мартин. – Теперь они появились.

– Вы верите только в то, что можно увидеть или потрогать, – вздохнул фаяниец.

– Хорош я буду, если поверю во что-нибудь другое.

Он разровнял камни, посветив фонариком, придирчиво оглядел место захоронения и, довольный результатом, пристегнул лопатку к поясу.

– Идем.

Боль почти исчезла. Вероятно, Эш, обрабатывая их с Сотимарой с помощью Х-объекта, использовал какие-то дополнительные контуры, чтобы не давать ей заглохнуть.

Во тьме звенела все та же протяжная песня.

– Как это переводится?

– «Мы выходили на горькие просторы Рудамы и ловили плавающих и ползающих по дну», – сказал Сотимара. – Других слов там нет.

Впереди, между двумя темными склонами, приоткрылась блестящая даль. Вот они, горькие просторы Рудамы. И тут Мартин остановился как вкопанный.

– Что случилось? – испуганно спросила Мадина, направив ему в лицо луч фонарика.

– Ничего… – он отступил, жмурясь. – Черт, уберите это! Я вспомнил, почему тот тип в меня стрелял!

– Какой тип?

– Из моего последнего сна. – Его охватило сильное возбуждение, торжество – все-таки вспомнил! – и потребность немедленно высказаться. – Я занимался там каким-то головоломным расследованием… и по ходу дела вышел на этого мужика, я и раньше иногда на него работал. Это был видный политик, член правительства, а потом он спятил и ушел в отставку. Причем спятил весьма специфически: утратил способность лгать. Он оставался все такой же сволочью, как раньше, но не мог выдавать ничего, кроме голой правды. Для политика это катастрофа.

– Не для всякого, – с оттенком обиды возразила Мадина.

– Вы просто не успели стать настоящим политиком, – отмахнулся Мартин. – Ну вот, он вышел в отставку, и никто его не трогал, потому что у него был архив – компромат на всех, без исключения, власть предержащих, да такой, что государство затрещит по швам, если эта информация разом всплывет. За архивом охотились многие, но найти никто не мог, тот мерзавец очень хитро его спрятал.

– Паад, о чем это вы рассказываете? – озабоченно поглядев на него, поинтересовался Сотимара.

– Это было в моем сне, как бы за кадром. – Не позволяя им больше перебивать, Мартин продолжил: – Я на него вышел, и он всучил мне заказ: надо найти и вернуть его сбежавшую любовницу. Обычно я такими делами не занимался, но он посулил мне бешеные деньги и выплатил аванс, так что я не устоял. И вляпался. Дело-то оказалось с подвохом. Не помню, почему, но я не мог этот чертов заказ выполнить. Тогда он начал угрожать, что убьет моих близких. В общем, припер меня к стенке, и от некуда деваться я сделал то, что все считали невозможным: нашел его знаменитый архив. Я собирался его шантажировать, но вышло не по-моему. В моей сыскной конторе работал один парень, интеллигентный, начитанный, с идеями. Он этот самый архив у меня выкрал и отдал газетчикам из идейных соображений. Ну, и государство затрещало по швам… А тому мерзавцу сразу стало не до меня: его теперь никто не боялся, а врагов у него было много. Он безвылазно сидел на своей загородной вилле и устраивал там оргии с чокнутыми гостями. Как раз на такую оргию мы и вломились. Мы – это я и моя знакомая, как будто у нас с ней были крупные счеты, но в то же время относились мы друг к другу неплохо… А, вот что: мы придумали, как получить у заказчика остальные деньги, которые он мне обещал. Гости разбежались, с его телохранителями у нас вышла разборка, и тут он в меня выстрелил. Меня спас бронежилет.

Мартин умолк: он выложил все, что сумел вспомнить. Он чувствовал, что рассказ получился неполный и неточный, и все равно испытывал почти ликование оттого, что сумел добраться до этой информации.

– Где это было, Мартин? – тихо спросила Мадина.

– Не знаю. В виртуальном мире.

Состояние, схожее с опьянением, понемногу проходило. Мартин уже и сам удивлялся: что это на него нашло, никогда раньше такого не случалось… Может, его воображение совершило рывок и вышло на качественно новый уровень?.. Он быстро вернулся в норму, стал таким, как обычно: расчетливым, хладнокровным, уверенным в своих ощущениях.

– Похоже, я только что испытал на себе некий остаточный эффект воздействия икс-объекта, – объяснил он Сотимаре и Мадине. – Идемте.

– Вы очень интересную историю рассказали, – заметил фаяниец.

– Да, действительно, – подхватила Мадина. – Прямо как сюжет фильма!

Он молча шагал по скрипучей гальке, хмурясь в темноте и пытаясь навести порядок в своем взбаламученном сознании. Всего этого не было, никогда не было… Но почему его не покидает чувство, что это было?

Рудама осталась справа и позади, и дорога, огибая соленое озеро-море, ушла вправо, а бронекар затрясся по бездорожью. По белесой каменисто-песчаной пустоши, петляя среди таких же белесых скал, похожих на многократно увеличенные вытянутые гребни чиротагов. Вокруг масса местечек, идеально подходящих для засады, поэтому старый торговый тракт петлял, избегая коварных скальных лабиринтов, держась местности, которая достаточно хорошо просматривалась. Тот, кто ехал кружным путем, по тракту, терял на этом лишних две недели. Тот, кто пер напрямую, желая сэкономить драгоценное время, нередко терял жизнь, о чем свидетельствовали рукотворные холмики из камней или выбеленные солнцем кости по соседству с обломками и лохмотьями. Эти печальные следы чьей-то неосмотрительности попадались нечасто, но у Мадины каждый раз портилось настроение. У Сотимары настроение не портилось – ему, с его близорукостью, белесо-голубой мир за окнами машины виделся размытым, лишенным деталей. А Мартину, как и бронекару, на бездорожье и на засады было наплевать.

– Вы с Эшем не здесь ехали? – спросил он у сидевшей за рулем Мадины.

– Не здесь. По тракту.

Прикусив нижнюю губу, она огибала преградивший дорогу невысокий длинный гребень с волнистой верхней кромкой. Мартин отдыхал, развалившись в соседнем кресле. И тут тишину разорвало многоголосое улюлюканье, из-за скал посыпались всадники на чиротагах. Мадина нажала на тормоз, повернулась к нему, растерянно морщась, кровь отхлынула от ее смуглых щек.

– Пустите меня, – испугавшись, что она того и гляди совсем войдет в ступор, Мартин слегка встряхнул ее за плечо. – И предупредите Сотимару, чтобы пристегнулся.

Фаянийца не было в кабине, но спустя несколько секунд он появился.

– Пристегнитесь, – велел Мартин. – Оба пристегивайтесь, живо!

Втиснувшись в кресло пилота, он защелкнул пряжки страховочных ремней. Мадина последовала его примеру, Сотимара, устроившись на откидном сиденье, сделал то же самое. Вокруг машины бесновались, поднимая чиротагов на дыбы, всадники в истрепанных белых одеяниях. Горели глаза под налобными повязками, горели на солнце золотые серьги и носовые кольца. Мартин поморщился: еще тратить на эту банду время и горючее… Горючего-то, положим, много, но времени жалко.

– Мы от них оторвемся? – стиснув подлокотники, спросила Мадина.

– А зачем?

Включив зажигание, он нажал на педаль акселератора. Чиротаги шарахнулись в стороны, один из всадников, не удержавшись, вылетел из седла. Мартин сделал резкий разворот, обратив в бегство еще двух чиротагов. В лобовое стекло ударило копье – отскочив назад, оно стукнуло по морде чиротага с желто-лиловым гребнем, тот взвился на дыбы, но всадник сумел удержаться в седле.

– Только никого не задавите! – тонким голосом попросила Мадина.

Мартин направил бронекар на группу всадников, среди которых, как ему показалось, находился предводитель. Группа рассредоточилась. Предводитель, заросший рыжеватой бородой мужчина в грязной хламиде, сверкающей золотыми блестками – десятками прицепленных к ткани цепочек, – гортанно выкрикивал приказы, приподнявшись на стременах. Еще один, почти немыслимый для такой громоздкой машины разворот, и его физиономия с выпученными глазами мелькнула прямо перед лобовым стеклом.

– Только не задавите… – опять прошептала Мадина.

Чиротаг в панике метнулся к скале, рыжебородый повис сбоку, вцепившись в поводья. Теперь Мартин двинул бронекар на четверку копейщиков, изготовившихся к атаке. Двое вылетели из седел, двое удержались. Отличная машина, такая маневренная, несмотря на массу и габариты… Те, кто не был обделен здравым смыслом, удирали, нахлестывая чиротагов, – стремительно удаляющиеся фигурки в облаках пыли мелькали в голубых просветах между скалами. Остальных Мартин спешил уже проверенным способом, разогнал чиротагов и снова повернул на север, к экватору.

– Если бы у меня были очки… – с сожалением произнес Сотимара. – Я почти ничего не рассмотрел. Представляю, какое было зрелище!

– Главное, что мы никого не задавили, – вздохнула Мадина, расстегивая потными пальцами пряжки ремней.

Вечером, высматривая среди каменных гребней место для стоянки, Мартин заметил в пыли рубчатые следы колес. Не так давно здесь прошла машина. Даже две.

Глава 18

Очередное «видение смерти» настигло их в сутках пути от Рильсьены. Сотимара не ошибся в своих вычислениях, и они были готовы. Очнувшись, каждый отреагировал на пережитое сообразно своей натуре: Мартин шепотом выругался (в этот раз он был охотником с куском звериной шкуры на бедрах и лупил сучковатой дубиной наседающих со всех сторон тварей, похожих на скверно воспитанных собак-переростков; его в конце концов повалили, начали рвать на куски, и потом, наблюдая сверху, с некоторой дистанции, как они пожирают его тело, он буквально осатанел от злости); Мадина всхлипнула, спрятав лицо в ладонях; Сотимара обратился с молитвой к Единому.

На другой день гребни расступились, открыв затянутую сиреневым маревом равнину. В мареве просматривалось скопление цветных точек, с преобладанием голубого, красного и желтого. Рильсьена, перевалочный пункт для караванов, следующих по тракту, который тянется с востока на запад. На западе, по касательной к Безволосой пустыне (так переводится на импер ее название Хевеа-Нул), тракт плавно поворачивает и опять устремляется на восток, огибая Чернару, загроможденную перелесками и скалами местность с рекордно паршивой репутацией. Мартин собирался пересечь Чернару по прямой, не тратя времени на блуждание по серпантину. Данные аэросъемок говорили о том, что бронекар там пройдет, а все остальное его не волновало.

Рильсьену, однотонный кирпичный городок с узкими улочками, затененными выгоревшими на солнце полотнищами, со всех сторон окружали разноцветные шатры: лавки, харчевни, бордели, пункты всевозможного сервиса. Сотимара нашел тут цирюльника и постригся, Мадина сделала маникюр и педикюр, купила украшенные золотым шитьем сандалии. Мартин бродил по ярмарке вместе с ними. До Рильсьены они добрались за полтора часа до заката, нет смысла уезжать на ночь глядя.

В гуще шатров попадались бассейны из шероховатого камня: за умеренную плату можно искупаться самому, а также искупать своего чиротага. Тут же, пристроившись на бортиках, рильсьенские прачки стирали одежду путешественников, которые нежились в мутной вспененной воде, в то время как деловитая обслуга в мокрых набедренных повязках чуть поодаль мыла чиротагов, недовольно фыркающих. Мартин и его спутники, с интересом на это поглядев, решили уж как-нибудь перетерпеть до Канаморского озера.

Поболтав с продавцом сладостей, Сотимара выяснил, что четверо суток назад в Рильсьену прибыли две машины, в тот же день уехавшие. Иноземные самоходные экипажи, лилово-зеленые, в пятнах. Некрасивая расцветка. И люди одеты плохо, по-иноземному, как вот этот светловолосый варвар, ваш телохранитель. Мужчины и женщины. Нехорошие люди, злые. Одеждой они между собой не различались и все при оружии, но были среди них господа и слуги – сразу видать, кто есть кто, потому что господа отправились бродить по рынку, а слуги ведрами черпали воду и мыли экипажи. Старались на совесть, хотя никто за ними не присматривал. Среди прислуги была юная девушка, прехорошенькая, с синяком на скуле. На нее положил глаз покойный Муянгус, хозяин борделя. Видите, вон тот красный шатер с аппликациями? Несчастный Муянгус дождался, когда вернулись с прогулки господа, и обратился к ним с предложением продать девчонку. Те выслушали, потом один из них, подозвав юную служанку, что-то сказал ей на варварском языке. Вот тут-то и стало видно, что люди эти недобрые, потому как девчонка вдруг столкнула Муянгуса в бассейн, прыгнула следом, сцапала за волосы, не давая поднять голову над водой, и утопила на глазах у всего честного народа. Без хозяина бордель остался, наследников-то у почтенного Муянгуса не было… Сунулся к этим варварам случившийся рядом стражник, но один из господ голой рукой выбил у него меч и дал по зубам, да так, что бедняга, враз лишившись сознания, полетел в тот же бассейн, где плавал труп Муянгуса. Спасибо, сердобольные люди выловили… А чужеземцы забрались в свои машины и уехали. Не надлежало бы варваров-беззаконников в культурные города пускать! Ваш-то телохранитель смирный?

– Смирный, смирный, – заверил продавца Сотимара.

Мартин, для которого Мадина быстрым шепотом синхронно переводила разговор с савашейского на импер, на всякий случай скорчил благостную мину. Продавец косился на него с возрастающим подозрением и вдруг что-то сказал фаянийцу на ухо. Не расслышав, Мадина не смогла перевести. Напоследок Сотимара купил ей плитку сушеных фруктов, склеенных застывшей карамельной массой, и они пошли прочь мимо борделя покойного Муянгуса. Из темно-красного шелкового шатра доносились приглушенные вопли: то ли там оплакивали хозяина заведения, то ли решался вопрос, кто унаследует прибыльный бизнес.

– Паад, он сказал, что у этих людей – у господ – были татуировки вроде вашей, – тихо сообщил Сотимара.

– Денорские олигархи, – кивнул Мартин. – Так я и думал. Только их нам тут не хватало…

– А в чем дело? Они могут быть соучастниками этого преступника, Габри?

– Нет. Они сами по себе. Во-первых, Лидона и Денор – миры-конкуренты. Конкуренция у нас завуалированная, в основном экономическая, внешне цивилизованная и все такое, но сейчас мы в Валвэни. Н-да… А во-вторых, с нами Мадина. У денорцев на нее зуб.

– Точно. Ублюдки, – закончив хрустеть плиткой, подтвердила Мадина.

Сотимара остановился, оторопев: он принял ругательство на свой счет.

– Она имеет в виду денорцев, – поспешил объяснить Мартин.

– Угу, – согласилась Мадина, стряхивая с подбородка сахарные крошки. – Запросто убили человека и уехали. Хозяин бардака вряд ли был высокоморальной личностью, и предложение обидное, я не спорю. Но всегда надо делать поправку на местные законы и традиции, а денорцы плюют на все законы, кроме своих собственных. Эта сопливая паршивка соискательница, не раздумывая, совершила убийство, чтобы заработать лишний балл! Какая мерзость…

– Соискательница?.. – переспросил Сотимара.

– Соискатели – это молодые денорцы, которые хотят пробиться в элиту и стать олигархами, – пояснил Мартин. – Вам удалось узнать, в каком направлении они уехали?

– Торговец сказал, на север.

Мартин мрачно кивнул. На север. Скорее всего, не по тракту, а тоже через Чернару. Ничего, их разделяет четверо суток пути, авось и не доведется столкнуться…

Впереди образовался людской затор. Небольшая площадка, с трех сторон ограниченная шатрами, с четвертой – золотым в свете заходящего солнца бассейном. Полог одного шатра откинут, оттуда выволокли громадное, в человеческий рост, зеркало из полированного металла. Зазывала, улыбчивый плешивый старичок, предлагал всем желающим «лицезреть свой образ», а его напарник, громила с мощными волосатыми ручищами, собирал плату за лицезрение.

– Вот так жульничество! – возмущенно фыркнул Сотимара. – Зеркало должно находиться в шатре, а они поставили его снаружи и требуют денег со всех, кто проходит мимо! Если позвать сюда стражу, их живо приструнят…

– Они дали взятку страже, – догадался Мартин.

– Да ладно! – улыбнулась Мадина. – Давайте посмотрим на себя и заплатим. Такое большое зеркало – в Валвэни это что-то! Аттракцион стоит своих денег.

Публика реагировала по-разному: одни негодовали и демонстративно отворачивались (но монеты громиле с ворчанием отдавали, не желая связываться), другие завороженно глядели на свое отражение, не спеша уступить место напирающим сзади, третьи, оказавшись перед зеркалом, принимались гримасничать. Мартин тоже состроил рожу. Рядом отразилась Мадина – женственная, хорошо сложенная, слегка полноватая, светло-голубые шорты и лиф красиво оттеняют бледную смуглую кожу – и респектабельный Сотимара в богатом савашейском одеянии пастельных тонов. Мартин давно уже признал, что фаяниец вложил деньги с умом, когда приобрел свою коллекцию шмоток: его повсюду принимали за представителя савашейской знати, человека с весом, и лишних вопросов не задавали. Имидж. Мартин и Мадина, как сопровождающие его лица, вызывали у валвэнийцев гораздо меньше любопытства, чем если бы путешествовали вдвоем.

– Прекрасное зеркало, – оживленно рассмеялась Мадина, бросив несколько монет в подставленную кружку. – Оказывается, я неплохо выгляжу.

– Вы бесподобно прелестны, – заверил ее Сотимара.

– Точно, – поддакнул Мартин.

За шатрами, на фоне гаснущего неба, ступенчатым массивом темнела Рильсьена. Рынок с приближением ночи стал еще более многолюдным и многоголосым.

– Отсыпаемся, – распорядился Мартин. – Впереди трудный участок. Погуляем тут как-нибудь в другой раз… Когда разберемся с Габри.

В розовом свете зари Чернара выглядела местечком почти пасторальным: невысокие каменные гребни сглаженных очертаний, фиолетовые рощи, группы губчатых воронкообразных растений, бледно-желтых или кремовых, самые большие из которых превосходили высотой бронекар, ложбины с озерами. Тракт остался позади.

– Еще не поздно вернуться, – заметила Мадина.

Сотимара встревоженно щурился, глядя в окно.

– Прорвемся, – возразил Мартин. – Около тракта полно икс-объектов, особенно в районе Хевеа-Нул. Габри может нас засечь. Это раз. Состояние тракта оставляет желать лучшего, гнать нельзя. Это два. Он ведь рассчитан на чиротагов, а не на автотранспорт. Я прикинул, на тракте мы лишние три недели потеряем, а нам лучше бы успеть поскорее. Габри набирает силу и устраивает все больше впечатляющих демонстраций. С орбиты за этим безобразием наблюдают представители заинтересованных миров. Мадина, как, по-вашему, чем это может кончиться?

Она обхватила руками обнаженные плечи и вжалась в спинку кресла.

– Вы думаете, они решатся?..

– Если Габри шарахнет по кораблям на орбите – а мы не знаем, каковы предельные возможности икс-объектов, – еще как решатся. Потому что запаникуют. Я думаю, они не ограничатся бомбардировкой Валвэни, выжгут всю поверхность Кадма.

– О чем вы говорите? – повернулся к Мартину фаяниец.

– О том, что из-за фокусов Габри наши военные могут занервничать и уничтожить все живое на этой планете. На всякий случай, чтоб нейтрализовать угрозу.

– К сожалению, это вполне вероятно, – опустив глаза, словно ей было неловко смотреть на Сотимару, тихо сказала Мадина.

– Выход один: мы должны успеть раньше, – подытожил Мартин.

В течение некоторого времени все трое молчали, потом Сотимара ненатурально-оживленным тоном – так заводят светскую беседу о погоде, зная, что в соседней комнате лежит только что вынутый из петли труп, – заговорил:

– Я слыхал много баек о Чернаре. Любопытно, все это правда или плоды примитивной фантазии валвэнийцев?

– Смотря о чем речь, – усмехнулся Мартин. – То, что вот эти живые воронки плотоядны, – правда, но то, что они способны заглотить человека или чиротага, – враки. Они питаются насекомыми, причем для них это не основная пища, а добавка к тем веществам, которые они получают, как и все нормальные растения, через корневую систему. То, что здесь обитают племена каннибалов, – похоже на правду, но то, что это каннибалы-оборотни, – из области сказок. Насчет пауков размером с чайник – правда, но наши зоологи категорически утверждают, что пауки неядовиты.

– Не продолжайте, а? – попросила Мадина. – Умеете вы успокаивать…

– Разве вы не изучали перед экспедицией материалы по Валвэни?

– Я изучала то, что относится к антропоэтнологии. Каннибалы тут действительно есть. Меня тошнит, извините…

Она встала и быстро вышла из кабины. Сотимара перебрался с откидного сиденья в кресло.

– Паад, откуда вы все это знаете?

– За двенадцать… то есть за девять по вашему исчислению лет наши исследователи собрали и систематизировали массу информации.

– И вы уверены, что знаете все вот хотя бы о Чернаре? – на благородном худощавом лице фаянийца появилась скептическая улыбка. – Взять тех же пауков, вдруг среди них все-таки есть ядовитые?

– Может, и есть. – Мартин не стал спорить. – Это общие данные, приблизительные.

Два дня они ехали на север, петляя среди препятствий. Жара усиливалась. Мартин с тоской посматривал на рифленую перламутровую панель сдохшего кондиционера и стоически боролся с искушением приоткрыть боковое окно. Нельзя. У местных жителей в ходу наркотические бомбы: комки дурманящего снадобья, обернутые листьями таким образом, что после броска обертка слетает, а атакованная жертва, надышавшись дряни, начинает двигаться в замедленном темпе. Перед тем как использовать эти бомбы, воины принимают специально приготовленное противоядие. Бронекар дважды подвергался нападению со стороны каких-то оголодавших малочисленных групп, и вязкие серые комки налипали на стекло, а после засыхали и отваливались. Упустившие свой обед чернарийцы разочарованно орали вслед машине.

Деревня выскочила из-за гребня внезапно – десяток темно-коричневых конусов, расставленных среди деревьев с фиолетовой листвой, пустые загоны для скота, пепелище в центре. Мартин нажал на тормоз.

– Что там? – спросил Сотимара, поднимая к глазам бинокль.

– Поселение каннибалов. Мадина, возьмите в нижнем справа шкафчике пластиковый пакет.

– Зачем?

– Держите под рукой. Пригодится.

– Лучше не смотрите в окно, – изменившимся голосом посоветовал фаяниец. – Это зрелище не для вас…

Он опоздал со своим предупреждением. Мадину вывернуло – в пакет, который она все-таки успела достать.

– Отвернитесь от окна, – велел Мартин. – Мадина, вы меня слышите? Я хочу понять, что здесь произошло, придется ненадолго задержаться.

Мадина сползла с кресла на пол и теперь сидела в углу кабины, наклонив побледневшее лицо к раскрытому пакету, содрогаясь от рвотных спазмов. Сотимара, нежно поглаживая ее плечо, бормотал что-то успокаивающее. Отвернувшись, Мартин исподлобья поглядел на открывшуюся картину: он тоже испытывал отвращение, смешанное со злостью, но без физиологической реакции. Деревня как деревня, если не замечать развешанных среди фиолетовой листвы кусков человеческих тел. И трупов около хижин.

– Не высовывайтесь, – бросил он перед тем, как надеть респиратор (на случай, если снаружи притаился бомбометатель), и выпрыгнул из машины.

Тропическая жара, оранжевое солнце в зените. Запах разлагающейся плоти проникал даже сквозь многослойные фильтры. Мужчины. Женщины. Старики. Подростки. Убиты примерно двое-трое суток назад. Расправились с ними отнюдь не другие каннибалы: во-первых, все трупы целехоньки, во-вторых, в пыли сохранились следы рубчатых подошв – валвэнийцы такой обуви не носят. Стрельбы не было, жителей деревни убивали голыми руками либо холодным оружием. Засохшие серые комочки: остатки наркотических бомб. Услыхав слабый шорох в одной из хижин, Мартин мгновенно развернулся. Все тихо. Он откинул кожаный полог, заглянул внутрь, держа наготове меч. На циновках сидела древняя старуха в окружении нескольких детей, смуглых, с чумазыми мордашками, и все они уставились на Мартина с диким ужасом. Еще бы! Ведь он как две капли воды похож на злых демонов, уничтоживших деревню.

Он заметил в полумраке хижины среди туземной утвари кое-какие предметы, которые никак не могли быть изготовлены в Чернаре: рваную измусоленную книгу, грязный кружевной лоскут, кованую пряжку, разбитые очки в металлической оправе, раскрашенную матерчатую куклу. Иногда чернарийцы устраивают засады на тракте, добывая пропитание и заодно разживаясь диковинными вещами.

На Мартина смотрели, затаив дыхание, только одна маленькая девочка, не обращая внимания на демона, что-то грызла. Высушенную человеческую кисть. Мартин шагнул на солнцепек, еще раз огляделся и направился к машине.

– Поехали, – покосившись на Мадину, попросил Сотимара. – Ей совсем плохо…

Мартин молча забрал у Мадины использованный пакет, вышвырнул наружу, захлопнул дверцу и сел за руль. Скалы, похожие на окаменевших ползучих тварей. Кремовые и бледно-желтые живые воронки, устремленные раструбами к небу. Озера в оврагах, заросшие по краям высокой травой, зеленой и фиолетовой вперемешку. Чернара – красивое место, если держаться подальше от человеческих поселений.

– Боже мой… – хрипло простонала Мадина.

– Сотимара, дайте ей немного вина. Того, что мы купили в Аомре.

Выпив вина, Мадина более-менее пришла в себя, хотя выглядела пришибленной.

– Извините за деликатный вопрос, – вполголоса обратился к ней Мартин, когда фаяниец вышел. – Вы не беременны?

– Нет, – она помотала головой. – Спираль. Задоголовые келмаки не знают, что это такое, а я просвещать их не стала. Дело не в этом. Мартин, на меня всегда так действуют… такие вещи. Ну, куски тел, внутренности… Я из-за этого терпеть не могу натурализм в искусстве. Это ненормально, недопустимо… Что там было, в этой деревне? Дикари между собой воюют?

– Нет. Недавно там побывали денорцы, только и всего. Могу заключить, что они тоже не любят каннибалов.

– Да они сами не лучше каннибалов! Вот значит как… И они всех поубивали?

– Ага. Уцелела одна старуха и пятеро детей.

– Преступники… – прошептала Мадина. – Истребить целую деревню…

– Помнится, когда вы эту деревню увидели, у вас чуть желудок наружу не выскочил.

Мадина слегка скривилась, подавила возникший было рвотный спазм, но потом возразила:

– Это не повод для массового убийства! А вы, значит, ничуть не возмущены?

– Я?.. – Мартин пожал плечами. – Для меня это находится за гранью человеческого. Я имею в виду чернарийцев с их гастрономическими пристрастиями. Я не стал бы нападать на деревню и всех поголовно истреблять, но возмущения по этому поводу не испытываю.

– Есть разные этносы, и у каждого…

– Мадина, не втягивайте меня в полемику! Видите, какая трасса? Если я во что-нибудь врежусь или заеду в яму, мы сведем очень близкое знакомство со здешним этносом.

Она замолчала.

На другой день трасса стала еще хуже, продвижение вперед замедлилось. Склоны, ямы, овраги, коварно торчащие из земли невысокие каменные гребешки. Более густые, чем раньше, заросли фиолетовых деревьев и живых воронок. Смотреть приходилось в оба, Мадина не справлялась, и Мартин бессменно сидел за рулем. Вдобавок у Сотимары подскочила температура, он лежал в салоне с мокрой тряпкой на голове. Мартин вколол ему дозу антибиотиков, но лучше не стало.

– Аллергия, – объяснил фаяниец, еле ворочая языком. – Я сам не знаю, на что, но иногда начинается.

Антиаллергенов в аптечке не было, весь запас остался в Эгтемеосе.

– Надо найти ивьяп, – прищелкнула пальцами Мадина. – Вот! Целебное растение и растет как раз в этих широтах, около воды. Антиаллерген. Я знаю, как он выглядит: почти черные звездообразные листья, сиреневые, с пушком с изнанки.

– Да, ивьяп… – оживился Сотимара. – Но тут слишком опасно, чтобы его искать. Не беспокойтесь, я потерплю…

Выглядел он плохо, и Мартин решил:

– Поищем. Все равно я уже одурел от этой езды, нужна передышка.

– Нам придется пойти вместе, – вопросительно глядя на него, сказала Мадина. – Есть похожие на ивьяп растения, главное – не перепутать.

– А вы не перепутаете?

– Я видела ивьяп. Тьессины в Канаморе специально его выращивают.

– Я могу потерпеть до Канамора, – слабым голосом запротестовал, приподняв голову, фаяниец. – Не надо рисковать.

Говорил он с трудом, опухшее лицо и кисти рук покрывала красноватая сыпь.

– Да какой там риск… Найдем ивьяп и быстренько поставим вас на ноги, – Мартин наигранно усмехнулся, скрывая тревогу. – До завтра пройдет. Мадина, вы обещаете, что во время нашей вылазки будете беспрекословно мне подчиняться?

– Беспрекословно – это как? – она склонила голову набок.

– Это значит, вы будете бегать, прыгать, замирать, прятаться и так далее только по моей команде.

– А больше ничего от меня не хотите? – Мадина изобразила сладкую улыбку.

– Больше ничего. Мы не в Арелском ботаническом парке, а на Кадме, в Чернаре. Если будете меня слушаться, я гарантирую, что вы останетесь живы.

– Ладно. – Покосившись на Сотимару, который опять прикрыл глаза, она с нарочито покорной гримасой вздохнула. – Поскольку Мартин Паад – великий специалист по выживанию, я отдаю себя в ваши руки.

– Обещаете? – с нажимом повторил Мартин.

– Обещаю.

– Хорошо. Тогда наденьте жилет с карманами, смажьте кожу репеллентом и возьмите респиратор. В темпе, нам не стоит долго торчать на одном месте.

Насмешливым жестом отдав честь, Мадина развернулась на пятках и вышла из салона. Мартин, с мрачной физиономией, протиснулся в коридорчик следом за ней. Лучше бы оставить ее в машине, сходить одному… Но он не был уверен, что не притащит вместо ивьяпа какую-нибудь бесполезную травку.

– Пожалуйста, не валяйте дурака, – угрюмо попросил он, запирая дверцу бронекара.

– Да я и не собираюсь, не бойтесь, – вполне покладисто отозвалась Мадина.

Слегка щуря глаза от яркого полуденного света, она оглядывала окрестности. Каменные гребни, группы воронкообразных растений, прихотливо оплетенные лианами фиолетовые деревья скрывали перспективу, только на юго-востоке в виде исключения приоткрывалась голубая даль.

– Где будем искать?

– Нам нужен затененный овраг с озером. – Мадина наугад двинулась на восток. – Ивьяп растет в тени.

– Пошли. Старайтесь не шуметь.

Мартин вынул меч из ножен. На бедре у него висела кобура с пистолетом, в карманах лежало несколько газовых гранат. Мадина никакого оружия с собой не взяла. Он до сих пор не понял, рисуется она или ей действительно неприятно пользоваться оружием.

– Идите за мной, – вполголоса приказал он, обогнав ее.

– Вы найдете дорогу назад? – обеспокоенно спросила Мадина, когда бронекар скрылся из виду.

– Найду.

Подходящего оврага все не было и не было. Попадались раскрытые навстречу солнцу ямы с обмелевшими, ослепительно сверкающими озерами. Зато за нагретым, как печка, скоплением гребней они наткнулись на Х-объект. Дырявый приплюснутый купол, вознесенный над землей на шести суставчатых лапах. Мартин отлично помнил, что на карте его нет. В Чернаре вообще нет Х-объектов. По крайней мере раньше не было…

– Обходим, – шепнул он, увлекая Мадину в сторону.

Та молча подчинилась. Что ж, свое обещание она пока держит… За следующим гребнем стеной стояли фиолетовые деревья, целая роща.

– Посмотрим там? – оживилась Мадина.

Мартин шел впереди, раздвигая ветви, она шла следом. Журчание воды он услыхал первым. Ручей. Он тек по дну глубокого оврага, а вдоль берегов под сенью перепутанных ветвей чернели среди лиловато-зеленой травы звездообразные листья. Сорвав один, внимательно рассмотрев и понюхав, Мадина удовлетворенно прошептала:

– Ивьяп.

Она рвала листья и заталкивала в карманы жилета, Мартин с мечом в руке стоял рядом, озираясь и чутко прислушиваясь. Что-то его беспокоило. Он не мог бы сказать, что именно, оно едва улавливалось на пределе восприятия… Что-то не так с лесным шумом. Журчание воды, шорох листвы на слабом ветерке, жужжание насекомых в диапазоне от исчезающе-высокого до басовито-низкого, щебет и писк иной тропической живности, чавканье влажной почвы под кроссовками Мадины… Он сортировал звуки, пытаясь выделить то, что вызвало беспокойство, и вдруг Мадина, издав странный горловой вопль, отпрыгнула назад, чуть не напоровшись на меч. Ее спасла от увечья молниеносная реакция Мартина.

– Что такое?

– Вот он… – выдавила Мадина, показав пальцем.

По берегу ковылял паук. Размером с очень большой чайник. Мохнатый, лиловато-зеленый, с черным крестом на спине. Припомнив энциклопедию живой природы Кадма – яд у этой разновидности слабенький, вызывает локальное кожное раздражение, – Мартин успокаивающе сжал локоть Мадины:

– Порядок. Он не опасен.

– Да он же громадный! Прогоните его!

– Пшел отсюда, скотина! – замахнувшись ногой, шикнул Мартин.

Паук проворно отбежал в сторону и скрылся среди высокой травы.

– Я набрала много ивьяпа, – утерев лоб тыльной стороной ладони, вздохнула Мадина. – Хватит. Пойдем обратно?

– Пойдем…

Не договорив, Мартин замер и приложил палец к губам. Человеческие голоса. Раньше они вплетались в лесной шум, не выделяясь, а теперь слышались вполне отчетливо. Люди. Пока еще далеко, но приближаются. Возможно, услыхали крик Мадины.

– Наденьте респиратор и пошли, – скомандовал Мартин.

Сам он тоже натянул свой респиратор, висевший на груди: чернарийские каннибалы обычно начинают атаку с забрасывания жертв наркотическими бомбами. Сделав несколько шагов, он на мгновение остановился, прислушался и сдернул респиратор.

– М-м?.. – спросила Мадина.

– Снимайте. Это не дикари, они говорят на импере.

– Кто же тогда?

– Вероятно, денорцы.

– А вы говорите – не дикари! – она фыркнула.

– Идем. В чем дело?

Мадина Милаус, активистка движения непримиримых противников насилия, побледнела и сжала кулаки, ее глаза заблестели.

– Я не буду бегать от этих мерзавцев! Они везде творят произвол, они уничтожили мирную деревню! Наше благоразумное правительство не позволило мне сказать с трибуны, что я думаю, так я сейчас им скажу!

– Мадина, вы спятили? – тихо осведомился Мартин.

– Нет, не спятила! Я давно хотела им сказать… Можете хоть лопнуть, а я с ними поговорю, я не собираюсь от них прятаться! С ними никто не хочет связываться, вот они и обнаглели. Если я сейчас убегу вместе с вами, я никогда себе этого не прощу. Цель моей жизни – борьба с такими, как они, и я не полезу в кусты.

– Вы мне кое-что обещали, – сквозь зубы напомнил Мартин.

– Простите, но мое дело важней обещаний. Они убили человека в Рильсьене, а теперь рыщут по Чернаре и творят геноцид. Они расчетливые ублюдки: выбирают тех, кого не жалко, чтоб, если что, выложить кучу оправданий. Да пусть они со своими оправданиями идут в Келму или в задницу! Я-то знаю им цену, и, прежде чем они меня убьют, я им кое-что выскажу!

«Все, приехали», – подумал Мартин, холодея. Обыкновенный, не обремененный принципами политик знает, когда надо излагать свое кредо, а когда лучше промолчать, но вся беда в том, что Мадина Милаус не была обыкновенным политиком. Ее звонкий голос дрожал от силы напирающих изнутри эмоций, в глазах появился фанатичный блеск. Человек в таком состоянии не колеблясь выходит с булыжником против танка или открывает окно на шестнадцатом этаже и перешагивает через подоконник, сделав ручкой… или оскорбляет в лицо денорских олигархов. Обещания, Х-объекты, зловредный Габри, Сотимара с его аллергией, собственная жизнь – все побоку. Главное – торжество идеи!

– Мадина, вы способны рассуждать рационально?

– Я способна рассуждать правильно!

– Тогда извините.

Примерившись, он нанес ей короткий удар в скулу, аккуратный и точный. Мадина упала на траву. Мартин убрал меч в ножны, взял ее на руки и легко взбежал по склону оврага, спугнув все того же невезучего паука. Вскоре его настигли денорцы. Двое мужчин и женщина, высокие, мускулистые, одетые и экипированные примерно так же, как он. Без шлемов. Еще бы они были в шлемах…

– Это Мартин Паад, – после короткой немой сценки констатировала женщина.

– Он самый, – улыбнулся Мартин. – Очень приятно! В прошлый раз я так и не побывал в Чернаре, а теперь вот собираю материал для новой книги.

– А это кто? – один из мужчин кивнул на Мадину.

– Моя спутница. Она в обмороке, – Мартин с лицемерным сожалением вздохнул. – Испугалась паука, бедняжка. Такой здоровенный выскочил… В общем, нервы.

По лицу денорки скользнула усмешка: она, олигарх, пауков не боялась.

– Я хочу поскорей донести ее до машины, – озабоченно сказал Мартин. – Пусть отдохнет. Такие переживания не для нее!

Денорцы проводили его до бронекара – на всякий случай, ведь местность кишит каннибалами, а руки у него заняты. Мартин всю дорогу рассказывал им о своих творческих планах, одновременно обливаясь холодным потом: вдруг Мадина не вовремя очнется? Страшно подумать, что будет… На его счастье, она не очнулась. Попрощавшись с олигархами, он с облегчением перевел дух, втащил бесчувственную спутницу в кабину. Поглядел в окошко: денорцы уже исчезли. Мартин взвалил Мадину на плечо и перенес в салон.

– Что с ней? – приоткрыв глаза, с тревогой спросил Сотимара.

– Ей нужен отдых, – туманно ответил Мартин, опуская Мадину на соседний диванчик. – Ивьяп мы нашли.

Он сразу вернулся в кабину, включил зажигание. Надо поскорее рвать когти… Навстречу поползли гребни, овраги, заросли, холмики, ямы. По лицу стекал пот, но Мартин не выпускал руль, чтоб