Книга: Серебряная воительница



Серебряная воительница

Питер О`Доннел


Серебряная воительница


(Модести Блейз — 6)

Глава 1

Квинн задал себе прямой вопрос: не собирается ли он умереть по той простой причине, что ему надоело жить. Эта неожиданная мысль заставила заработать его сильно атрофировавшиеся мозги, и он буркнул:

— Жалкий трус.

Он кое-как уселся на карнизе, что образовывала в этом месте скала, и здоровой рукой откинул со лба спутанные волосы.

Голова сильно болела. Квинн знал, что получил сотрясение мозга. Период прояснения сознания вот-вот закончится. Вскоре реальность снова начнет тускнеть, расплываться, как происходило уже не раз после падения, и он будет лежать в ступоре, предаваясь грезам, а также воспоминаниям, от которых его не раз уже бросало в пот.

Примерно в шестистах футах под ним шумно заявляли о себе воды реки Тарн, устремлявшиеся по ущелью, чтобы рано или поздно влиться в Гаронну. Чуть выше над ним начиналась относительно ровная площадка. Именно там он стоял под бледным мартовским солнцем, любуясь стеной каньона напротив, глядя на темную воду реки, которая потратила миллионы лет, чтобы проделать дорогу во французских известняках. Квинн пытался ощутить нечто большее, нежели мрачное отчаяние, но даже старинная величественность ландшафта была бессильна помочь ему.

Он вспомнил, как повернулся, вскинул на спину рюкзак и хотел было двинуться дальше, но нога поехала по покрытому мхом камню. Он не помнил самого падения, только медленное выплывание из забытья, ощущение тошноты и удары молота, которым кто-то безжалостно орудовал в его голове. Это было три часа тому назад. Он следил за временем, поглядывая на наручные часы — когда в голове появлялась ясность. При падении он повредил левое запястье. Теперь оно распухло. Собственно, распухла вся рука — от локтя до кончиков пальцев. А может, это был перелом? Так или иначе, он снял часы из-за отека.

Квинн посмотрел на стрелки часов и понял, что уже половина четвертого. Не без труда он поднялся на колени и глянул вверх, на почти отвесные скалы, нависавшие над ним. Восемнадцать футов. Потом шли уступы, впадины, углубления. Жаль, что он не может забраться туда. Рука не подчинялась ему, а стоило подняться на ноги и попробовать двигаться, начинала кружиться голова, заставляя его садиться на место, чтобы не упасть еще раз.

Квинн огляделся. Карниз был в форме полумесяца. В том месте, где находился Квинн, его ширина достигала шести футов. И еще двадцать шагов в длину. Потом ничего. Двигаться можно только вверх. Но как преодолеть эти преграды, когда у тебя нарушена координация движений, а кроме того, нормально работает лишь одна рука?

Тут он подумал, не обманывает ли он себя, — может быть, у него просто отсутствует желание выбраться отсюда, ведь ему было сейчас странным образом все равно, что с ним станется.

Снова на него накатила волна полузабытья, а с ней какие-то галлюцинации из прошлого. В сотый раз он увидел, как по проходу самолета катится граната, чуть подпрыгивая, словно шарик рулетки, выбирающий себе номер-ячейку. Он услышал крики перепуганных пассажиров, отпрянувших от этого страшного предмета, старавшихся вжаться в кресла, исчезнуть. Он увидел, как человек с белым как мел лицом, рядом с которым сидели жена и маленькая дочка, прыгнул вперед в отчаянной попытке накрыть этот шар своим телом. Но граната, словно живая, увернулась, прыгнула под кресло и, прокатившись еще немного, издала свой душераздирающий клич смерти.

Квинн вздрогнул, очнулся и заметил, что он непроизвольно зажал руками уши. С подбородка стекали капли пота — но он дрожал от холода, словно осиновый лист. Квинн снова посмотрел на часы. Четыре часа. Вскоре начнет темнеть, а кроме того, холодать. В его рюкзаке были непромокаемое пальто, плитка шоколада, а также термос с кофе, но от удара он треснул, и кофе вытек. Да, для выживания маловато, мрачно подумал Квинн. Ну, скажем, эту ночь он выдержит, но, похоже, вторая ночевка на холоде сделает свое черное дело.

До Квинна вдруг дошло, что бессмысленно и пытаться вскарабкаться наверх, даже если бы это ему и удалось, потому как он сейчас не на той стороне ущелья. Тут нет дороги, только извилистая узкая тропка, которая, то поднимаясь, то уходя вниз, проходила через ущелья и лощины, выходившие к каньону. На противоположной стороне этой тропинки шла каменная россыпь, потом полоса елей, через которую он проходил. За деревьями начиналась безлюдная и засушливая территория — Косс-де-Межан, и там было так плохо с водой, что те немногие овцы, что паслись в тех краях, выработали привычку обходиться без воды очень подолгу, почти как верблюды в пустыне. Можно было пройти десять миль и не встретить ни души, кроме старика пастуха с женой, единственных жителей заброшенной деревеньки, где когда-то жило несколько десятков крестьян.

Шоссе на северной стороне ущелья, по дну которого бежал Тарн, было примерно в тысяче ярдов от того места, где сейчас находился Квинн. Он даже видел отсюда небольшой отрезок дороги — крутой поворот ярдов в сто. Дважды до этого Квинн начинал махать платком, увидев в одном случае легковушку, а в другом грузовик, но за те десять секунд, что он их видел, и с такого расстояния было просто нелепо надеяться, что на него обратят внимание.

Сел ты в лужу, дружище Квинн, мрачно пошутил он про себя. В лужу из дерьма. Так что лучше не барахтаться. А скушать шоколадку. Очень полезно, как и шпинат. Заряжает энергией. Он начал рыться в рюкзаке и вдруг увидел, как небольшой фургончик, вроде бы «дормобил», начал подъем по излучине шоссе, но затем вдруг остановился. Из него выбрались два пингвина. Квинн обдумал увиденное, потом кивнул головой. Все правильно. Это монахини. Сестры во Христе. Благослови их Господь. Всевышний не оставляет старого доброго Квинна. Ну, сестрички, посмотрите на меня, а я вам помашу платочком.

Он начал размахивать платком — три коротких, три длинных взмаха, глядя на белые овалы лиц в черном обрамлении апостольников. «Пингвины» медленно двинулись по шоссе, потом остановились, похоже, обменявшись какими-то репликами, после чего один из них показал рукой на шоссе. Они двинулись дальше, остановились, потом повернулись и засеменили назад к машине. Там они застыли в каком-то непонятном ожидании, не глядя в сторону Квинна.

У Квинна заломило руку, а голова снова затуманилась. Он уронил руку с платком и подумал без горечи, что чудо сегодня, видать, не состоится. Потом возвел очи горе и, пожав плечами, тихо произнес: «Как вам будет угодно, ваше небесное величество».

Он откусил кусок шоколада и посмотрел на фигурки в черном. В горле пересохло, во рту был привкус желчи. Затем перед глазами Квинна поплыли круги, после чего он впал в забытье.


Младшая и более миловидная из двух монахинь подошла к когда-то белым камням, окаймлявшим внешнюю часть дороги, за которой начинался почти отвесный обрыв, спускавшийся к реке. Ее спутница стояла у машины. Ей было лет тридцать пять. У нее был свежий цвет лица, но черты отличались грубоватостью и резко выделялся большой нос с горбинкой. Младшая монахиня посмотрела на уходящую вверх дорогу, потом на каменную стену с внутренней стороны шоссе. Она фыркнула и сказала:

— Пора бы им дать о себе знать. Надоело околачиваться тут целый день. Черт бы их всех побрал!

Она говорила с чуть гнусавыми интонациями жительницы Ливерпуля, усиленными носовым американским выговором.

Вторая монахиня недовольно посмотрела на нее.

— Я больше не буду повторять тебе одно и то же, Ангел. — В ее выговоре чувствовался шотландский акцент. — Когда мы монахини, то должны изъясняться как монахини, даже друг с другом. И молодой особе не к лицу такие грубые выражения.

Первая монахиня злобно усмехнулась:

— Ну а пристало ли молодой особе содержать бордель в Новом Орлеане?

— Какой у тебя сегодня злой язычок, Ангел. Если мне и приходилось оказывать определенные услуги местным джентльменам, то, поверь, это была лишь профессиональная необходимость. Не я создала этот мир таким, каков он есть, и мы все должны делать то, что в наших силах.

— Жаль, уважаемая мадам не оказывала лично некоторые из услуг, о которых просили джентльмены.

— Сейчас не время обсуждать это, милочка, — сухо возразила старшая монахиня. — Тогда ты, кстати, счастлива была получить работу, да к тому же это дело далекого прошлого. Скажи спасибо, что там я выбрала именно тебя, когда мне предложили столь интересное новое занятие…

— Просто только у меня одной хватило смелости, — не сдавалась младшая монахиня. — Разве Мейзи или Жаклин или кто-то еще смогли бы так поработать бритвой или фортепьянной струной? А кроме того, есть у меня подозрение, что ты у нас с фокусами и возжелаешь маленького Ангелочка… — Младшая монахиня улыбнулась, словно шкодливый ребенок.

Губы старшей монахини вытянулись в тонкую линию.

— У тебя на уме одни гадости, Ангелина, — сухо произнесла она. — Полагаю, об этом следует поставить в известность мистера Секстона.

Это произвело отрезвляющее воздействие на хорошенькую монахиню. Она поняла, что зашла слишком далеко. Клару трудно вывести из себя, подумала она, но когда старая стерва начинает называть тебя Ангелиной, это верный знак того, что она недовольна. А когда Клара недовольна, от нее можно ожидать чего угодно. В глазах младшей монахини погасли злобные огоньки и, напротив, появилось нечто похожее на раскаяние.

— Ну что ты, Клара, я пошутила, честное слово. Просто, когда начинается дело, я возбуждаюсь и несу сама не знаю что. Ты же прекрасно все понимаешь. Не говори ничего мистеру Секстону. А то в прошлый раз это было что-то кошмарное…

Она осеклась, и они обе обернулись, услышав слабый звук. На шоссе с высокого скалистого обрыва спрыгнул человек. На нем были темные брюки и блейзер, желтая рубашка и черный галстук. На груди болтался бинокль. Он был широкоплеч, высок — почти шесть футов — и двигался быстро и энергично. Казалось, ноги его едва касаются земли. Его квадратное лицо со светло-голубыми глазами было обрамлено золотистым ореолом волос и бороды. Он прямо-таки излучал энергию и казался человеком из какого-то иного, ушедшего в прошлое мира. Если бы его нарядить в латы и вооружить мечом, в нем бы признали Ричарда Львиное Сердце.

— А вот и мистер Секстон, — сказала Клара.

Любопытно, что все, даже его начальство, величали этого человека не иначе как мистер Секстон. Человек улыбнулся и кивнул. Он только что прошел милю по камням, преодолевая подъемы и спускаясь в лощины, но дыхание у него оставалось нормальным.

— А вот и вы, дорогие дамы, — весело отозвался мистер Секстон. — Машина направляется сюда и будет на месте минут через пять… Вы готовы?

— Конечно, мистер Секстон, — сказала Клара. — Никаких изменений в плане?

— Нет, миссис Мактурк. Вам с Ангелом поручена начальная стадия. Я же буду оставаться в тени, пока не настанет мой черед.

— Отлично, мистер Секстон. Но я полагаю, мы прекрасно справимся вдвоем. Наша барышня хорошо владеет струной…

— Я не сомневаюсь в вас обеих, — сказал человек и улыбнулся. — Но если вы позволите Ангелу пустить в ход струну, то я буду вами очень недоволен. А вы вряд ли получите удовольствие от наказания, которое не заставит себя ждать.

Ангел хихикнула. Щеки Клары несколько утратили свою приятную свежесть.

— Вы напрасно говорите о наказании, мистер Секстон, пока что я никому не давала повода к недовольству. Это просто предложение…

— В таком случае поскорее забудьте его, миссис Мактурк. Это серьезная операция, и у нас есть четкие инструкции.

Он подошел к каменной стене, ухватился за край выступа в восьми футах от земли, подтянулся без видимых усилий и исчез из поля зрения монахинь.

Ангел вернулась к «дормобилу», вытащила из машины домкрат, прислонила его к колесу и сказала:

— Ненавижу этого мерзавца. От него прямо хочется сдохнуть на месте.

Вдалеке, за десятком поворотов горного серпантина, серый «Пежо-504» уверенно продвигался вперед. Сэр Джеральд Таррант, сидевший на заднем сиденье, зевнул. Он был усталым, но довольным. Он устал, потому что провел трудную неделю в Брюсселе, председательствуя на сессии координационного комитета по разведке при НАТО, а теперь уже восемь часов ехал по французским дорогам. Он был доволен, потому что через двадцать минут должен был оказаться в «Оберж дю Тарн», в маленькой гостинице над рекой неподалеку от Ла-Мален, где его ждала Модести Блейз.

В течение четырех дней он будет только гулять, ловить рыбу, а вечерами, возможно, проигрывать ей небольшие суммы в безик. Он давно уже ничего так сильно не ждал, как этих каникул с Модести. Ее общество оказывало на него поистине благотворное и умиротворяющее воздействие. Это, впрочем, было парадоксом. Те, кто знал Модести исключительно по ее делам, и не подумали бы применить эпитет «умиротворяющее» к чему бы то ни было, связанному с ней. Таррант подумал, что если ему очень повезет, то, глядишь, он сумеет разговорить ее и услышит пару историй из ее прошлого. Впрочем, на успех тут надеяться не приходилось.

Ни Модести Блейз, ни ее друг и соратник Вилли Гарвин не горели желанием делиться воспоминаниями о прошлом. Ни о том прошлом, когда они возглавляли международную преступную организацию Сеть, ни о событиях, случившихся после того, как они отошли от прежних дел и время от времени помогали Тарранту, поскольку опасное существование стало для них чем-то вроде наркотика.

Таррант вдруг загрустил. Рано или поздно они отправятся на очередное дело и не вернутся. Это казалось ему чем-то неизбежным, и за последнее время они дважды лишь чудом брали верх в ситуациях, когда победа казалась просто невозможна. Его мало утешало то обстоятельство, что их последняя роковая операция не будет задумана им, Таррантом, ибо вот уже довольно долго он наотрез отказывался вовлекать их в какие-либо активные действия. Но он понимал, что скорее всего это случится даже не по их инициативе. Просто они и беда были неразрывно связаны. Неприятности сами находили эту пару.

Таррант потеребил свой седеющий ус и вздохнул. Он постарался отогнать грустные мысли и стал смотреть на водителя, плечи которого ритмично покачивались, когда он крутил руль то вправо, то влево на многочисленных поворотах.

— Вам ясно, что вы будете делать, Рейли, когда довезете меня? — спросил он.

— Да, сэр, — кивнул рыжеволосый водитель. — Я доезжаю до Миллау, останавливаюсь в «Содерне» и жду два дня, пока со мной не вступит в контакт мистер Клейтон. Если он не появится, то я связываюсь с конторой и жду указаний. Код «март», вариация номер шесть.

— Отлично. — Таррант снова откинулся на спинку сиденья. Рейли был его шофером уже два года и проявил себя хорошим курьером. Ему показалось, что за их долгую поездку Рейли что-то необычно много молчал. Не то чтобы шофер отличался болтливостью, но он всегда был готов включиться минут на пять и поговорить о разных пустяках. Рейли обладал удивительным чутьем и знал, когда шеф хочет помолчать. — Что-то не так? — спросил его Таррант.

Рейли чуть вздрогнул, потом покачал головой.

— Нет, со мной все в порядке. А почему вы спросили?

— Просто вы сегодня все больше помалкиваете.

— Я решил, что после той недели в Брюсселе вам есть о чем поразмыслить, сэр. Не хочется вас попусту беспокоить.

Тут Таррант сообразил, что его затянувшееся молчание от самого Невера, возможно, дало понять Рейли, что шеф не желает, чтобы его развлекали разговорами. Но думал он не о Брюсселе, а о предстоящих каникулах.

Идею провести вместе несколько дней Тарранту и Модести предложил Вилли Гарвин. Это случилось две недели назад, когда Модести пригласила Тарранта на обед в свой пентхауз, который выходил на Гайд-парк. Она тогда сказала, что у Тарранта очень усталый вид.

— Вот что я скажу, Принцесса, — произнес Вилли, наливая вина Тарранту. — Ты же решила побыть пару недель на Тарне. Почему бы не уговорить сэра Джи завернуть туда на пару деньков. Ему это пойдет на пользу.

Таррант помнил, какие приятные надежды затеплились в нем, когда Модести чуть подняла брови и улыбнулась.

Тогда на ней было длинное синее шелковое платье в тон ее глазам. Оно, правда, закрывало великолепные плечи, но отлично подчеркивало ее изящную шею. Ее черные волосы были собраны в шиньон «по-взрослому», как отмечал про себя Таррант. Когда же она распускала их, закрепляя на затылке или над ушами, она делалась похожей на подростка.

— Неплохая идея, Вилли, — сказала она. — Но сэр Джеральд у нас — Очень Важное Лицо и вряд ли может отправиться на уик-энд в обществе женщины столь сомнительной репутации.

— Вы будете там одни? — спросил Таррант Модести. — Или с кем-то еще?

— Ну, Вилли отправляется на ферму своей титулованной знакомой — в Бэкингемшире.

— Леди Джанет?

— Да, это его большая подруга. Очень симпатичная. Он такой и не заслуживает. Ну, так что же, сэр Джеральд? я хочу пожить в маленькой гостинице на Тарне. Готовы рискнуть вашей репутацией?



— Скорее возникает вопрос, готовы ли вы рискнуть вашей репутацией в глазах хозяина отеля?

— Хозяйки. Если что и удивит мадам Мартин, так это отдельные номера для нас с вами. Она весьма романтическая особа.

— Я полагаю, она примет во внимание мои немолодые годы.

— Солидный поклонник — это давняя французская традиция, сэр Джеральд.

— Я лучше притворюсь вашим дядюшкой, — усмехнулся Таррант.

— Вы действительно хотите меня навестить? Но там ничего интересного не предвидится. Я буду просто тихо гулять, бездельничать, смотреть на реку…

— Осторожнее, сэр Джи, — хмыкнул Вилли. — Когда Принцесса собирается тихо гулять, это означает бродить по горам и долам, без еды и питья, без обуви, без одеяла, словно кочевник в пустыне, который сбился с пути. Если вы хотите узнать, как люди выживают, когда питаются ягодами, грибами, пойманными кроликами, как они доят овец, а также лопают то, от чего откажется даже гиена, то тогда вы получите настоящее удовольствие. — Он посмотрел на Модести и добавил: — Ты только не заставляй его ночевать под открытым небом. Ему может не понравиться одеяло из опавших листьев. И не корми его змеями, как ты делала со мной прошлый раз в Нью-Мексико.

— Да, я никогда не забуду, как ты капризничал. А ведь медянки, согласись, гораздо съедобнее, чем те гады, которыми я питалась, когда была совсем маленькой.

Таррант поочередно посмотрел на них обоих и спросил:

— Вы надо мной издеваетесь?

— Нет, что вы, — ответила Модести, смущенно поглядев на гостя. — Просто время от времени, чтобы не потерять форму, я люблю вспомнить детство. Зато как потом приятно вернуться сюда. — Она обвела жестом гостиную, стол, который сверкал хрусталем и серебром, а также красивый шелковый персидский ковер на полу.

— Мне шестьдесят один год, милая Модести, — сказал Таррант, задумчиво глядя в пространство. — И такие упражнения могут как раз привести к потере моей формы.

— Ну, тут Вилли просто сгущает краски. Он прекрасно знает, что я ни за что не поведу вас в такой поход. Вы будете делать только то, что захотите. Там, кстати, неплохая рыбалка. Может, вы поучите меня хитростям ужения.

— Прямо как в раю, — промолвил Таррант без тени юмора. — Я буду там счастлив.

Теперь до гостиницы оставалось пятнадцать минут езды. Таррант предвкушал уже, как примет ванну, потом отобедает с Модести и, мирно куря сигару, будет беседовать с ней у окна, а жестокий мир его профессии хотя бы на несколько дней перестанет напоминать о себе.

Она удивительно относится ко мне, думал Таррант, несмотря на пот и кровь, что они с Вилли проливали ради меня. Конечно, хирурги теперь творят чудеса и умело скрывают шрамы, но это не отменяло реальность боли и смертельной опасности. Именно выполняя его поручения, Модести получила две серьезные раны. Он никак не мог взять в толк, как она может испытывать теплые чувства к тому, кто подвергал ее жизнь страшному риску. Но ее хорошее отношение было абсолютно искренним. Возможно, он в каком-то смысле олицетворял для нее отцовское начало. Если это было действительно так, то такое положение вещей его вполне устраивало и не было никакой необходимости предаваться размышлениям, что случилось бы, будь он сейчас лет на тридцать моложе.

Поток раздумий Тарранта был прерван, когда машина сбавила скорость. Он увидел, что дорога резко сворачивает и идет вниз, а на обочине в самом широком месте поворота стоит «дормобил» и к его колесу прислонен домкрат. Рядом топтались две монахини. Одна растерянно листала какую-то брошюру, очевидно руководство по уходу за машиной, другая с надеждой смотрела на приближавшийся автомобиль.

Рейли остановил «пежо» в десяти шагах от них, выключил двигатель, потом спросил, не оборачиваясь:

— Помочь им, сэр?

— Пожалуй. Они очень растеряны.

Рейли вышел из машины, открыл заднюю дверцу.

— Не желаете немного поразмяться, сэр Джеральд?

— Нет, я посижу, а вы идите. Если можно избежать разговора по-французски со святыми сестрами, я готов на жертвы.

— Я просто подумал, вы хотите немного подышать свежим воздухом, — гнул свое шофер.

Таррант удивленно посмотрел на Рейли. Тот был странно бледен, на лбу сверкали капли пота.

— Если я захочу подышать, я выйду, Рейли. Не волнуйтесь за меня. Вы уверены, что с вами все в порядке?

Рейли поднял правую руку. В ней был револьвер. На Тарранта смотрело дуло «смит-и-вессона» тридцать восьмого калибра со стволом в два дюйма. Таррант заморгал, потом вовремя сделал над собой усилие, потому что еще немного, и от удивления у него отвалилась бы челюсть.

— Выходите, — тихо сказал Рейли.

Таррант посмотрел на дуло, откуда со скоростью 850 футов в секунду в него мог вылететь кусочек свинца. Значит, Рейли продался оппозиции. Или кому-то еще. Что касается оппозиции, то они в последние годы не занимались похищением или ликвидацией глав секретных служб Запада. После горячих пятидесятых противостояние разведок приобрело более изощренный и менее открытый характер.

Таррант медленно двинулся по сиденью к открытой двери. Рейли отступил на шаг, не опуская руки с револьвером. Таррант уже преодолел первое чувство шока и испуга и спокойно сказал:

— Вы прекрасно знаете, что при мне нет никаких документов, Рейли. Так что напрасно стараетесь.

— Вылезайте.

Таррант подчинился, лихорадочно соображая, что тут можно предпринять.

«Мне за шестьдесят, — размышлял он. — И хотя для своего возраста я в неплохой форме, но былой сноровки уже нет. Да и опыт действий в таких условиях тоже невелик». Тут он отметил иронический поворот судьбы, поскольку именно он отвечал за подготовку людей, умеющих действовать в подобных ситуациях. Он бывал в их центре в Суррее, где агенты проходили такую подготовку, и хотя и видел занятия, но не очень понимал, как вывести из игры Рейли.

Обе монахини двинулись к машине. Они явно были в сговоре. Глянув на дорогу, Таррант сказал:

— Монахини, значит, в вашей команде. И жандарм тоже?

Рейли чуть дернул головой, и Таррант тотчас же быстро шагнул вперед и ударил по руке с револьвером. Он столкнулся грудью о грудь с Рейли и резко поднял вверх колено, чтобы угодить шоферу-предателю в пах, но опоздал на какую-то долю секунды. Рейли успел понять, что никакого жандарма нет и в помине, и чуть повернулся, отчего колено Тарранта ударило его в бедро. Затем револьвер описал дугу и ударил Тарранта по голове. Удар вышел скользящим, но и этого оказалось достаточно. У Тарранта полетели искры из глаз, он зашатался и упал бы, если бы не стоял спиной к машине. Ноги у него сделались как ватные, и он чуть повернулся к машине, схватившись за нее, чтобы не рухнуть на землю. Монахини оказались рядом. Таррант почувствовал, как что-то твердое уперлось ему в спину, и голос Рейли произнес: «Не двигаться».

Его кто-то схватил за руку, потом он почувствовал, что ему закатывают рукав. Он попытался освободиться, но руки, державшие его, оказались слишком сильными. На мгновение он увидел лицо одной из монахинь. Она зажала его запястье у себя под мышкой и потребовала:

— Ангел, иголку.

Тут перед Таррантом возникло лицо второй монахини — юное и хорошенькое, если бы не мутновато-карие глаза. Это были глаза испорченного ребенка.

Он почувствовал укол, затем неприятное ощущение, когда содержимое шприца стало проникать в его организм. Затем возникла пустота.

Рейли отступил назад, опустил руку с револьвером и другой вытер пот со лба. Монахини осторожно положили Тарранта на землю. Монахиня помоложе оглянулась и вдруг свистнула. На вершине скалы появился бородатый человек в черном блейзере. Он посмотрел, кивнул, бесшумно и мягко, словно кошка, спрыгнул на землю и двинулся к Тарранту.

— Отлично, дамы, — сказал он, широко улыбнулся, а затем легко поднял тело Тарранта, словно охапку сена, и двинулся к «дормобилу». Монахиня постарше последовала за ним, вторая осталась рядом с Рейли. Она не спускала с него глаз. Он сунул револьвер в карман и посмотрел на фургон — Тарранта уложили на нечто напоминавшее койку, пристегнули ремнями, затем закрыли задние дверцы. Монахиня осталась у фургона, а бородатый вернулся к «пежо».

— Очень хорошо, Рейли, — сказал он и вытащил из кармана конверт. — Пять тысяч долларов. Как договаривались.

Рейли вытащил из конверта голубой листок, стал изучать его. Руки у него дрожали. Младшая монахиня подошла к повороту шоссе и неподвижно застыла там.

— Хорошо, — сказал Рейли, убирая конверт и глядя на человека в черном блейзере. — Мы остановились, потому что он решил немножко поразмяться. Он подошел к тем камням у самого края. Я протирал стекло. Потом я услышал, как он вскрикнул, а когда повернулся, то его уже не было. У него, наверно, закружилась голова, и он упал.

Мистер Секстон выслушал это с радостной улыбкой.

— Чем проще, тем лучше, — кивнул он. — Так держать. А теперь поезжайте и поскорее найдите телефон.

Рейли повернулся, чтобы сесть в «пежо». Бородач посмотрел на монахинь. Обе не подавали никаких сигналов. Тогда он быстро шагнул вперед, и его правая рука взметнулась вверх, а затем опустилась вниз с молниеносной быстротой. Ребро ладони угодило Рейли ровно посередине черепа сзади, раздался приглушенный звук удара.

Рейли упал ничком на переднее сиденье. В черепе возникла трещина в три дюйма, и осколки кости врезались в мозг. Он еще был жив, но смерть подступала все ближе и ближе. С выражением полного удовольствия на лице мистер Секстон забрал у Рейли револьвер и конверт, взял шофера за ступни и втолкнул его целиком в машину. Затем снова посмотрел на монахинь. Что одна, что другая стояли спокойно, продолжая наблюдать за дорогой.

Задняя дверь была по-прежнему открыта. Мистер Секстон опустил стекло, посмотрел на петли, потом одной рукой взялся за низ двери, другой за верхнюю раму окна. На какое-то время он застыл в этой позиции, прикрыв глаза, словно пытаясь вступить в таинственный магический контакт с тем, что держал. Затем глубоко вздохнул, раскрыл глаза и медленно, но плавно стал выпрямляться. Послышался треск металла. Сначала отломалась нижняя петля, потом не выдержала и верхняя. Мистер Секстон сделал шаг назад, положил дверь на крышу «пежо» и с довольным видом стал отряхивать руки. Затем он уложил Рейли на переднее сиденье, а сам сел рядом за руль.

Заурчал мотор, и «пежо» медленно двинулся вперед. Мистер Секстон включил третью скорость и повел машину одной рукой, второй придерживая открытую левую дверь. Машина набирала скорость. Барьер из камней справа выглядел крайне ненадежной оградой. За секунду до того, как колеса «пежо» коснулись барьера, мистер Секстон прыгнул. Он коснулся асфальта, перевернулся и мягко вскочил на ноги, глядя, как «пежо» перевалил через барьер, на мгновение задержался, словно раздумывая, а потом перевернулся и исчез за краем обрыва. Так и не задев каменистого склона, автомобиль плюхнулся в реку Тарн с высоты шестисот футов.

Ангел и Клара пошли к своему фургончику. Мистер Секстон стряхнул пыль с блейзера и провозгласил:

— Прощальный взгляд, дамы!

Он подошел к выступу, легко подтянулся на руках.

— Чертов хвастун, — процедила Ангел.

— Перестань, Ангел, — сказала Клара.

— Конечно, хвастун. Ему, видите ли, непременно надо было размозжить череп этому дураку шоферу, хотя хватило бы хорошей плюхи по шее. А потом еще он доблестно отламывал дверь, чтобы они, дескать, не удивлялись, если в машине не обнаружится труп старика. «Пежо» и так лопнет как консервная банка после такого полета. — Она осеклась, поскольку мистер Секстон снова спрыгнул на шоссе и теперь направился к ним. В руке у него был бинокль, а вид стал задумчивым.

— На той стороне ущелья находится человек, — сообщил он. — На карнизе, чуть ниже вершины. Передавал СОС, потом вдруг упал. Не иначе как потерял сознание.

— Думаете, он видел нас, мистер Секстон? — испуганно спросила Клара.

Тот лишь пожал плечами.

— Вряд ли он мог разглядеть детали без бинокля. Так или иначе, он явно в плохом виде. Ночь на свежем воздухе, и с ним не будет никаких хлопот.

— Но ведь если он что-то успел разглядеть и если его найдут живым… — Клара помолчала, потом добавила: — Наверно, следует с ним разобраться, мистер Секстон.

— Для этого нам придется перейти ущелье по мосту, потом пройти в обратную сторону. И там нет шоссе. Чтобы найти его, миссис Мактурк, понадобится часов пять — особенно если учесть, что скоро стемнеет. — Он посмотрел на «дормобил» и добавил: — С таким грузом нам нельзя тратить время на пустые поиски.

— Значит, пусть так и остается?

— Пусть переночует. — Мистер Секстон посмотрел на свои часы. — Через четыре часа мы будем на базе. Тогда полковник Джим примет решение. Он пошлет либо меня, либо одну из вспомогательных команд…

— Ну что ж, вам решать, мистер Секстон. Вы главный.

— И советую всегда помнить об этом, миссис Мактурк. Полковник Джим очень большой поборник субординации. Зачем ему посылать вас ко мне для дисциплинарных взысканий? — Он вдруг протянул руку и, игриво ущипнув Ангела за попку, спросил: — Как вы думаете, Ангел мой, получит она удовольствие от такого наказания?

Девушка испустила вопль, отскочила и повернулась с перекошенным лицом и оскаленными зубами. С ее губ уже готово было сорваться ругательство, но она вовремя взяла себя в руки и послушно отозвалась:

— Думаю, что нет, мистер Секстон. Это вряд ли доставит ей удовольствие.

— Что ж, есть смысл прислушаться к тем, кто на собственном опыте знает, что такое примерное дисциплинарное наказание. — Мистер Секстон открыл задние дверцы «дормобила», уселся рядом с безжизненным телом Тарранта и скомандовал: — Поехали. Причем ведите машину осторожнее, миссис Мактурк. Нам ни к чему никакие непредвиденные осложнения. Поспешишь — людей насмешишь. — И он захлопнул дверцы.

Клара и Ангел двинулись к кабине «дормобила», причем Ангел хромала и потирала ягодицу.

— Сволочь, — шипела она. — Скотина. Как бы я хотела улучить момент, накинуть ему ночью на шею струну. И посмотреть, как у него выпучатся глаза. Ничего, я ему еще покажу. Гад! Сделал у меня в жопе дырку.

— Опять ты говоришь грубости, Ангел, — сказала со вздохом Клара.

Глава 2

Четыре часа спустя Модести Блейз стояла в своем номере «Оберж дю Тарн» у большого окна, выходившего на реку, и пыталась выкинуть из головы образ искалеченного тела Тарранта.

Мадам Мартин, скрестив руки на животе, причитала со слезами на глазах:

— Какое горе, мамзель… Какое горе… Милорд — ваш старый друг?

Поскольку она знала, что Модести ждала в гости сэра Джеральда Тарранта, она решила, что он милорд.

— Да, я очень любила его, — сказала Модести. Брюки и свитер на ней были мокрые, как и ее волосы, от вечерней росы. Три часа назад один лодочник, проплывая по Тарну, увидел в свете уходящего дня обломки машины, торчавшей из воды на мели. Он доложил в полицию, и двое полицейских прошли на моторке вверх по течению от Ла-Мален, чтобы выяснить, что стряслось. Один из них не побоялся войти в холодную воду и обнаружил на переднем сиденье труп, а в багажнике два чемодана.

Два часа назад полицейский осмотрел место возможной катастрофы на шоссе и убедился, что машина и впрямь врезалась в ограждение, а потом свалилась с обрыва. На обратном пути этот полицейский сделал остановку в гостинице, где жила Модести, выпил рюмку пасти[1] и поведал об увиденном. Судя по всему, сказал он, в машине ехало двое иностранцев. Завтра, при свете дня, начнут искать второго. В чемодане была одежда с ярлычками, и фамилия, там указанная, не совпадала с фамилией в паспорте того, кто был найдет в машине. Судя по всему, это было имя того, кто как раз исчез без следа. Некто мсье Таррант.

Мадам Мартин в ужасе схватилась за голову и помчалась к Модести. Модести отправилась в полицейский участок и, посмотрев на извлеченный из машины труп, опознала в нем Рейли, водителя Тарранта. Затем она взяла фонарик, пошла к месту катастрофы и провела там двадцать минут. Странный поступок, подумала мадам Мартин. Впрочем, мамзель Блейз вообще ни на кого не похожа. Вот и теперь она стояла у окна, смотрела на реку, куда упал автомобиль ее друга милорда, но на глазах ее не было слез. Если не считать ее неподвижной фигуры и пустого взгляда, можно было бы даже подумать, что она не огорчена случившимся. Странные люди, эти англичане…

Зазвонил телефон. Мадам Мартин быстро двинулась в холл, чтобы снять трубку, потом вернулась.

— Вы заказывали Лондон, мамзель…

— Спасибо, мадам.

Модести направилась к телефону, внутренне содрогаясь от того, что ей предстояло. Для Джека Фрейзера это известие станет страшным ударом. Пятнадцать лет он работал у Тарранта оперативником, а потом стал его заместителем. Это был человек, который не раз оказывался на волосок от смерти и сам порой убивал, если того требовали интересы дела. В качестве заместителя Тарранта он нередко посылал людей на такие задания, с которых те не возвращались, и он давно успел утратить излишнюю чувствительность, но это известие должно стать для него потрясением. Фрейзер ценил очень немногих, но Таррант был среди этих избранных.



Модести взяла трубку.

— Джек?

— Мисс Блейз, это говорит Фрейзер, — услышала она робкий, чуть заискивающий голос. Обычная манера Фрейзера.

— Извините, что сообщаю вам неприятные новости, — сказала она. — С Таррантом неприятности.

Последовала небольшая пауза, затем Фрейзер спросил:

— Серьезные?

— Его машина попала в аварию. Он погиб.

— Господи, — пробормотал Фрейзер.

Модести коротко изложила факты и в завершение сказала:

— Они пока не нашли тело. Не исключено, что оно могло попасть в одну из подводных пещер до того, как течение вынесло бы его в Гарону. Тогда оно… там и останется. Я дала им ваш номер, не этот, а официальный…

— Спасибо, — сказал Фрейзер и, помолчав, добавил: — Это не может быть специально подстроено?

— Я думала об этом и осмотрела место аварии. Внешне все так, как предполагает полиция. Кто-нибудь из представителей оппозиции способен устроить такое?

— Сомневаюсь, — отрезал Фрейзер. — Это ушло в прошлое. Как и дипломатия канонерок… Я спросил так, на всякий случай. Наверно, некролог последует, когда министр получит от французов официальное уведомление… Хотите, чтобы я позвонил Вилли?

— Нет, я позвоню завтра сама. Сейчас он уже ничем не сможет помочь, поэтому не буду портить ему сон. Мне очень жаль, Джек… Очень…


Квинн лежал, свернувшись в клубочек и клацая зубами. Плотно завернувшись в тонкий плащ, он смотрел, как над каньоном поднимается солнце. Сейчас мысли его заметно прояснились, и голова перестала так болеть, но ночь оказалась сущим бесконечным кошмаром, и теперь в его теле, казалось, не было ни костей, ни мускулов. В промежутках между периодами забытья он доел шоколад. Его мучила жажда, и он слизывал капли росы со своего плаща, чтобы как-то смочить пересохшее горло. Ничего, думал он, солнце немного согреет меня, и тогда надо встать, пошевелить руками и ногами, восстановить вялое кровообращение. Кое-как Квинн сел и стал баюкать поврежденную руку. Внезапно краем глаза он уловил какое-то движение там, где в ста ярдах от него виднелась вершина скалы. Он зажмурился на мгновение, а потом снова открыл глаза.

Женщина. Сверкнули загорелые ноги под темно-зеленой юбкой. Черные волосы. На плече что-то вроде маленького рюкзака. Она стояла на самом краю, глядя в долину.

У Квинна забилось сердце. Он набрал в легкие побольше воздуху и крикнул, но получилось лишь хрипение. Тогда он схватил плащ здоровой рукой и начал неистово им размахивать, стоя на коленях. Она смотрит в его сторону… Нет, повернулась еще. Сейчас она уйдет! Тут она снова повернулась в его направлении, и он увидел белый овал лица. На мгновение она застыла, потом махнула рукой и быстро исчезла.

Квинн вдруг понял, что дрожит и дышит часто-часто. Он побоялся встать, поскольку мог рухнуть вниз. Казалось, прошла вечность, прежде чем он снова увидел ее, уже над собой. Опустившись на колено, она смотрела вниз. Облегчение смешалось у Квинна с удивлением. Это не было лицо местной крестьянки. Широкий рот, высокий лоб, загорелая кожа, красивые черты, большие спокойные глаза, черные волосы, закрепленные на затылке…

— Вы ранены? — спросила она по-французски, и Квинн, наскребая известные ему французские слова, сказал:

— Да. Упал. Рука. — И поднял распухшую руку.

— Вы англичанин? Вы уверены, что у вас только рука?

— Господи, вы тоже англичанка. — Он помотал головой, чтобы в ней немного прояснилось. — Рука, и еще ударился головой. Лежу тут со вчерашнего дня. Не могли бы вы кого-нибудь позвать, чтобы меня подняли? А то у меня в голове туман…

Она кивнула и встала. Он увидел у нее на плече сумку, к которой были прикреплены на шнурке простые, как у монашенки, сандалии.

— Я скоро вернусь, — сказала незнакомка. — А вам лучше лечь. А то вы совершенно серого цвета. — И с этими словами она пропала.

Квинн присел на корточки, пытаясь разобраться в происходящем. Каким ветром занесло сюда эту англичанку? Это не крестьянка, не хиппи. Квинн знал, что такое дорогая одежда, а кашемировый свитер на ней стоил больше тридцати фунтов.

Она не стала тратить время на пустые расспросы. Ему и это понравилось. Но если она и впрямь считает, что скоро вернется, то она не отличалась сообразительностью. В этих местах до ближайшей деревни — мили и мили… Ей придется идти вдоль извилистой реки до Ла-Малена. Дай Бог, чтобы помощь подоспела часа через четыре. Он почувствовал новый приступ озноба. Да, промерз не на шутку! Последний раз ему было так холодно два года назад, когда он оказался у Ланкастерской Дыры. Он прислонился спиной к камню и начал разминать одну ногу, потом другую, потом здоровую руку. Надо немножко разогнать кровь…

Десять минут спустя он поднял голову, услышав сверху какие-то звуки. Девица спускалась. Теперь на ней были сандалии, а через грудь, словно перевязь, она надела моток веревки. Сумка на плече была чем-то набита. Она действовала уверенно, умело находя впадины и уступы. Он увидел одну ее ногу целиком, до черных трусиков, и отметил изящную игру мускулов и сухожилий.

«Танцовщица, — подумал он. — Готов побиться об заклад, что она профессиональная танцовщица. Но какого черта?!» В нем вспыхнула ярость, когда она прыгнула и оказалась рядом с ним на карнизе.

— Очень умно, милочка, — злобно пробормотал Квинн. — Если вы думаете, что сумеете вытащить меня собственными силами, то вы просто спятили.

Она не выказала никаких признаков обиды, а просто положила моток веревки и откинула выбившуюся прядь. Потом стала открывать сумку со словами:

— Моя машина в лесу, до нее с четверть мили. Я ходила, чтобы кое-что взять оттуда. А насчет подъема не волнуйтесь, справимся.

Тут она присела на колено рядом с ним, положила руку ему на лоб, потом ее длинные пальцы взяли его за запястье, щупая пульс.

— Вы ударились головой, когда падали?

Он вдруг совершенно успокоился. Ее уверенность даже сбивала с толку. Он растерянно пробормотал:

— Еще как. Даже потерял сознание. И потом несколько раз отключался. Я и сейчас довольно плохо соображаю.

Она взяла его голову обеими руками, повернула раз-другой, заглядывая в уши, потом откинула чуть назад, посмотрела в ноздри, оттянула нижнюю губу, осмотрела зубы.

— Зачем это вы? — тупо спросил он.

— Смотрела, нет ли кровотечения. Все в порядке. Надеюсь, трещин в черепе нет. Теперь чуть повернитесь и прилягте. Нет, кладите голову мне на колени. Вот так. И лежите спокойно.

Он почувствовал, как ее пальцы ощупывают его голову. Они обнаружили шишку над правым ухом, задержались там, потом двинулись дальше. Квинн испытал приятное ощущение, почувствовал, как в нем развязываются туго закрученные узлы. Как ни странно, но ее прикосновения вселяли в него силы.

— Ладно, теперь присядьте. — Она подняла палец и сказала, покачав им из стороны в сторону: — Так, хорошо. — Потом закрыла ему ладонью правый глаз, проверила левый, затем наоборот. — Ну вот. Все в порядке.

Она присела на корточки и пододвинула к себе сумку.

— Вам потребуется сделать рентген, но, по-моему, кроме сотрясения, ничего страшного. Похоже, сначала вы упали на руку, а только потом ударились головой. — Она вытащила длинный кусок французского батона в провощенной бумаге, пакет с изюмом и небольшую бутылочку бренди. Батон был разрезан вдоль, намазан маслом и проложен кусками ветчины.

— Вам повезло, что сегодня я путешествую первым классом, — сказала девушка. — Начинайте есть, а я посмотрю вашу руку, а потом можете выпить бренди.

Квинн впился зубами в батон, а она взяла кусок марли и вылила на него что-то из бутылочки. Затем положила его руку себе на колено, приложила пропитанную марлю и стала забинтовывать.

— Вы что, врач? — спросил он, судорожно сглотнув.

— Нет, но мне приходилось оказывать первую помощь в полевых условиях. — Она говорила чуть отсутствующим тоном, и эта манера несколько его уязвила.

— Меня зовут Квинн, — сообщил он.

— Очень приятно, мистер Квинн.

— Господи, неужели мы будем общаться столь формально?

— Как вас зовут друзья?

— Враги зовут меня Генри. Друзья — Квинном.

— Очень приятно, Квинн. А я Модести Блейз. Что же вы тут делали?

— Гулял. Но не рассчитал время и расстояние. Поэтому решил, что не буду возвращаться в свой отель в Сан-Шели, а пройду до Ла-Мален, где и проведу ночь. — Он посмотрел вверх. — Загляделся на реку и оступился…

Она завязала бинт и посмотрела на ущелье.

— Вы, надо полагать, были здесь, когда вчера на той стороне потерпел аварию «пежо», и видели, как он упал с обрыва.

— Нет, как он упал с обрыва, этого я не видел. — Он жадно доел хлеб с ветчиной и взялся за изюм. — Я то впадал в забытье, то приходил в себя. Вот и пропустил самое интересное. — Он посмотрел на ущелье и, покривившись, спросил: — Сколько их там было?

— В машине? Двое.

— Бедняги, — сказал он, качая головой. — Слишком долгое падение. Есть время для раздумий. В такие мгновения кажется, что ты проживаешь многие годы…

— Да. — Она взяла бутылку, отвинтила колпачок и налила в него бренди. — Теперь, когда вы поели, можете немножко выпить. А потом начнем двигаться.

У него так сильно дрожала рука, что ей пришлось помочь ему поднести колпачок к губам. Он прихлебывал бренди, чувствуя, как по телу разливается блаженное тепло. Между глотками он спросил:

— Вы приехали в машине? Как сюда на ней можно попасть?

— Если от Ла-Мален поехать на юг, то там есть очень плохая дорога, которая ведет в эти места. По ней можно делать не больше семи миль в час. Особенно тяжела последняя миля. Машина идет со скоростью пешехода, зато ее можно спрятать в деревьях.

— И что потом? — удивленно спросил Квинн.

— Потом я совершаю пешую прогулку. Обычно по этим горам. Сегодня вот решила сперва полюбоваться на реку. И увидела вас, когда уже собиралась уходить.

— Вы гуляете в этих местах? — Он удивленно посмотрел на ее легкую одежду и сандалии, которые представляли собой резиновые подошвы с кожаными ремешками. — Вы просто сошли с ума!

Она равнодушно пожала плечами, явно пропустив мимо ушей его точку зрения. Он вдруг понял, что с самого начала она все время думала о чем-то другом, даже когда осматривала его раны. И ни разу не улыбнулась. Ни разу. Ему вдруг страшно захотелось увидеть, как она это делает.

Он отправил в рот очередную горсть изюма.

— Итак, вы Модести Блейз?

— Да.

— Приятное имя. Ну, а что теперь?

— Сейчас я сделаю лубки для вашей руки, а потом немножко повожу вас туда-сюда, чтобы у вас пришли в порядок ноги. — Она посмотрела вверх, на восемнадцатифутовый отрезок. — Тут все довольно просто. Есть за что ухватиться, я взяла из машины молоток, чтобы углубить уступы. А я буду сверху тянуть вас на веревке.

— Вы в этом разбираетесь, милочка, но мне бы не хотелось грохнуться второй раз.

Она посмотрела на него своими темно-синими глазами и совершенно уверенно сказала:

— Можете не волноваться, Квинн. Я не дам вам упасть.

Десять минут спустя, обмотав веревку вокруг пояса, Квинн начал восхождение. Конечно, действовать одной рукой было неудобно, но веревка компенсировала его физические изъяны. Девушка же стояла наверху и не просто удерживала веревку, но и постепенно выбирала ее, помогая ему продвигаться к заветной цели.

Квинн преодолел уже половину подъема, когда одна нога у него вдруг начала дрожать. Он охнул, выругался, но веревка удержала его от падения. Он посмотрел вверх и увидел веревку и еще ее руку и лицо. Девушка, по сути дела, удерживала его одна. Глаза ее почернели, и в них появилась холодная ярость, но голос звучал ровно:

— Не торопитесь, Квинн. Я вас держу.

Он стиснул зубы, немножко покрутил ногой, чтобы снова заставить ее действовать, и продвинулся на несколько дюймов вверх. Две минуты спустя он перевалился через выступ. Девушка помогла ему отползти на безопасное расстояние от края, и пока он лежал и тяжело дышал, она отвязала веревку и начала ее сматывать. Он заметил кровь на ее руке. Она тяжело дышала, на лице проступила испарина, но она сохраняла спокойствие. Она посмотрела на противоположную сторону долины, и на лбу у нее появилась небольшая складка, словно что-то озадачило ее.

— Я… доставил вам… массу хлопот, — задыхаясь, проговорил Квинн.

— Пусть вас это не волнует. Хотите немножко передохнуть? Или сразу пойдем к машине?

— Нет, нет, — заставил себя улыбнуться он. — Кровь уже веселей побежала по жилам, и тело Квинна принадлежит старине Квинну. Извините, если был с вами несколько сух.

— Ерунда. Вы сделали все как надо.

— К чему такой покровительственный тон, милочка?

— Вы не ирландец? — осведомилась она с намеком на улыбку.

— Вам это не нравится? — вспыхнул он.

— Боже упаси.

— Если у меня фамилия Квинн, я, значит, обязан быть ирландцем?

— Я имела в виду темперамент. Ладно, пора идти. Можете на меня опереться.

— Я сам.

Но после полусотни неуверенных, ковыляющих шагов Квинн капитулировал. Он очень обрадовался, когда Модести Блейз молча положила его здоровую руку себе на плечо, а сама взяла его за талию. Они двинулись дальше, и он сразу почувствовал удивительную силу в ее гибком упругом теле.

— Послушайте, — задыхаясь проговорил он, когда она усадила его отдохнуть под одной из елей. — Я должен извиниться и поблагодарить вас. Просто я не привык к тому, что мне спасают жизнь очаровательные девушки. Нет, милочка, вы просто чудо. Люкс. Экстра…

— Отлично, только сделайте одолжение, не называйте меня милочкой, ладно?

Квинн сверкнул зубами в подобии улыбки и широко повел рукой.

— Ваше желание исполнено. Наконец хоть какой-то отклик. Скажите-ка, что у вас было на ногах до того, как вы надели эти сандалии?

— На ногах? Ничего не было.

Он удивленно посмотрел на ее ступни. Они были хорошей формы, и в них ощущались прочность и сила.

— Вы не в своем уме или выполняете какой-то обет?

— Нет, просто у меня ноги крестьянки. Привыкла ходить босиком. Но сандалии помогают идти по камням, особенно если надо пошевеливаться.

— Ясно… Понимаю… Да, некоторые назвали бы вас очень необычной особой, мисс Блейз… Я правильно сказал — мисс? — Его веки вдруг закрылись, и он, чуть вздрогнув, снова открыл глаза.

— Верно. Итак, вперед, Квинн, пока вы еще не заснули. Последний бросок.

Когда она помогала ему подняться, он вдруг обронил загадочную фразу:

— Одинокий спасен одинокой…

На полянке среди деревьев стоял «рено». Квинн все сильнее и сильнее опирался на Модести. Она же, доведя его до машины, усадила на переднее сиденье рядом с водительским местом, пристегнула ремнем. Он с облегчением откинулся на спинку. Положив руку ему на локоть, Модести Блейз осведомилась:

— Как ваша голова?

— Есть некоторая тяжесть, но гораздо лучше, чем вчера. Я думал, что она у меня расколется пополам. А теперь я просто сильно устал.

— Неудивительно. Ночевка на свежем воздухе вообще могла оказаться для вас последней.

— Пить очень хочется.

— Хорошо, но не увлекайтесь. — Она дала ему бутылку с водой, положила аптечку на пол сзади и пошла убирать веревку и сумку в багажник.

Квинн сидел с закрытыми глазами. Когда Модести сняла сандалии и села за руль, она впервые пристально посмотрела на него.

До сих пор это был аноним, с которым случилась беда и который обладал какими-то черточками, способными раздражать или умилять, если бы сейчас голова ее не была занята печальными мыслями о Тарранте. Сейчас у него был усталый, изможденный вид, но Модести не сомневалась, что ему лет двадцать шесть, не больше. Волосы каштановые, довольно длинные, на затылке чуть завивались. Глаза, как она припомнила, серо-зеленые, широко поставленные, большой рот, довольно длинный нос. Неплохой подбородок. Хорошие зубы. Когда она собиралась уже завести двигатель, то внезапно нахмурилась, пытаясь припомнить, что же именно в этом человеке вызвало у нее какие-то смутные, теперь куда-то ускользнувшие догадки. Он сказал или сделал что-то такое, что показалось ей не совсем понятным, но она пока никак не могла уцепиться за это. Впрочем, Модести решила на время оставить гадание, и машина медленно двинулась вперед, к той самой жуткой дороге, которая проходила по этим пустынным местам.

Двадцать минут спустя самый кошмарный отрезок оказался позади, и, выехав на дорогу, Модести смогла развить скорость в целых восемь миль в час. Дорога делала петлю, удаляясь от Тарна и проходя по местности, напоминавшей застывшее волнующееся море, шла на запад от Ла-Мален. Что делать с этим Квинном? Может, отвезти его в Миллау, где есть больница? Если выехать на шоссе номер сто семь, это займет лишь час езды. Можно было также двинуться к Тулузе, где в двух милях от города стояла великолепная клиника мсье Жоржа Дюрана. Несколько лет назад Модести вложила деньги в эту клинику. Жорж Дюран был хороший врач, умел держать язык за зубами и мог приглашать лучших специалистов. В былые времена здесь поправляли здоровье ее люди из Сети. Доводилось пользоваться услугами этой клиники и ей с Вилли Гарвином, причем и после того, как они распустили Сеть. В двух случаях пластические операции помогли сделать незаметными полученные ею ранения, а кроме того, после жестокой схватки в горах Афганистана, когда они с Вилли расстроили грандиозную операцию «Единорог», ей пришлось протезировать зуб.

Квинн не нуждался в секретном лечении — по крайней мере, такое впечатление сложилось у Модести. Но если она отвезет его к Дюрану, тот обслужит его по первому классу, причем бесплатно. Она еще раз посмотрела на него. Он был очень молод, и счет за пребывание во французской больнице, возможно, приведет его в смятение. Значит, лучше везти его в Тулузу. Она почувствовала легкое раздражение — с какой стати ехать так далеко, если она не несет никакой ответственности перед мальчиком, сидевшим сейчас справа от нее. Но она тут же отогнала эти мысли. Какого черта! Ну, проедет несколько лишних десятков миль! Все равно теперь ей нечем занять себя.

Она вдруг удивленно спросила себя, почему мысленно назвала Квинна мальчиком. Если он и моложе ее, то года на два. Причем если считать строго по календарю. Она снова покосилась на него и чуть улыбнулась, вспомнив его ребяческое фырканье, уязвленное мужское самолюбие. «Господи, — подумала она. — Я была уже старой, как Господь Бог, когда ты, дружок, еще не начал бриться».

Затем она вдруг заметила машину на дороге. Большая, черная. Похоже, «ситроен». Минут через пять они встретятся в широкой лощине, где дорогу окаймляли деревья.

Модести затормозила, вытащила из-под сиденья бинокль и стала его налаживать. Да, это действительно «ситроен». Причем он остановился. Из машины вышел человек в темном костюме. Он тоже посмотрел в бинокль. Ей показалось, что в машине еще двое.

В голове Модести вспыхнула предупредительная лампочка. Она медленно убрала бинокль и потрясла Квинна за плечо. Он сразу открыл глаза, и она поняла, что он не спал.

— У вас в этих местах есть друзья? — спросила Модести.

— Нет, я здесь гулял сам по себе…

— А враги?

— Господи, о чем вы?!

Она показала на черный автомобиль, который опять медленно двинулся вперед.

— В машине люди, и они, похоже, ищут вас. Иначе с чего бы им тут появиться?

— Мало ли что их интересует. Вы тут тоже гуляли…

— И по вашим же словам, я сошла с ума… Ладно, скоро все станет ясно.

Модести двинула «рено» вперед. Расстояние между машинами опять стало сокращаться. Оказавшись у деревьев, «ситроен» снова остановился. Модести была от него в двухстах ярдах. Деревья не позволяли двум машинам свободно разъехаться. Снова в голове Модести загорелась лампочка тревоги.

Из «ситроена» вышли трое и стали смотреть на «рено». Все они были в темных костюмах, а двое в шляпах. Модести не могла разглядеть их лиц, но она поняла: ничего хорошего встреча с этой троицей ей не сулит. Даже трудно было точно сказать, почему она была в этом так уверена: то ли по тому, как они держались то ли по тому, как они заняли позицию — один у радиатора «ситроена», двое чуть впереди и по обе стороны дороги.

Модести продолжала ехать вперед. Она сказала:

— Значит, так, Квинн. Это плохие люди. Может, вы лучше меня знаете, что им нужно, может, нет, но не в этом теперь дело. Нам сейчас не до выяснения отношений, поэтому, что бы ни случилось, сидеть и не высовываться. Ясно?

Он недоверчиво усмехнулся.

— Послушайте, милочка, у вас случайно не разыгралось воображение? Вы думаете, они выехали сюда проверить, нельзя ли отобрать у кого-нибудь бумажник?

— Нет, тут дело обстоит гораздо серьезнее. Тот, что стоит, сложив руки, на самом деле держится за рукоятку пистолета под пиджаком.

Она протянула руку под приборную доску и сунула что-то в карман юбки. Квинн увидел, что это деревянный предмет с закругленными утолщениями с двух концов, нечто вроде гантели.

— Итак, сидеть тихо, Квинн, — скомандовала она. — Тогда все будет в порядке. Без самодеятельности.

Она не повысила голоса, и выражение ее лица не изменилось, однако в ее словах прозвучало нечто, отчего насмешливая улыбка исчезла с лица Квинна. Нет, она не из нервных дамочек, подумал он. Это она уже успела доказать. Он глянул вперед, и вдруг по его позвоночнику пробежал холодок. В этих фигурах и впрямь было что-то зловещее.

Дорога чуть улучшилась, и Модести прибавила скорость до десяти миль в час. Перегнувшись через Квинна, она открыла его дверцу, потом свою. Дверцы задребезжали, но машина двигалась вперед, и это не давало им распахнуться.

— Держите дверь кончиками пальцев. Чуть-чуть, — скомандовала Модести, и Квинн заметил, что сама она именно так придерживает свою дверцу. Его усталые, измученные мозги тщетно пытались понять, что она затеяла.

Пятьдесят ярдов… Еще десять секунд, и они будут вынуждены остановиться перед «ситроеном». Квинн уже отчетливо видел лица тех троих. Бесстрастны, даже вроде бы чуть скучают… Квинн отталкивал от себя то, что для нее уже стало четким убеждением, но инстинкт сработал, и его лоб покрылся холодным потом.

— Послушайте, — пробормотал он. — Давайте остановимся и постараемся удрать.

— Нет. Тихо сидеть. И слушаться меня.

Двое стояли на обочине так, что каждый из них мог был дотронуться до «рено», выставив руку вперед. Третий, без шляпы, опирался о радиатор, делая вид, что чистит ногти ножичком. Он посмотрел на «рено» и вяло поднял руку, призывая машину остановиться.

Модести начала чуть сбавлять скорость, но затем, когда радиатор «рено» миновал двоих парней на обочинах, она вдруг внезапно и сильно затормозила. Квинна бросило вперед, но пристегнутый ремень удержал его на месте. Зато две дверцы резко распахнулись, и внезапная остановка только придала им ускорение.

Человек со сложенными на груди руками со стороны Квинна чуть повернулся, но дверца ударила его по руке и плечу, и, когда он споткнулся и упал, стальная кромка впилась ему в лицо. Квинн только услышал, как он вскрикнул. Второй получил удар по кисти руки и, похоже, с ним и перелом одного-двух пальцев, потому что другой рукой схватился за поврежденную, шатаясь и тщетно пытаясь обрести равновесие.

Модести Блейз уже была на обочине. Квинн отметил, что она, по сути дела, выскочила одновременно с распахнувшейся дверью. Он стал нашаривать защелку ремня, но не мог отвести глаз от своей спутницы, которая сделала шаг и взмахнула длинной загорелой ногой. Удар пяткой пришелся как раз по челюсти. Не успел человек упасть, как она, опершись рукой о радиатор, перемахнула через него, доведя до конца эту сложную комбинацию движений.

Человек с окровавленным лицом откатился подальше от машины и встал на колени. В руке у него сверкнул пистолет, но не успел он нажать на спуск, как Модести снова махнула ногой, и он издал вопль, схватился за локоть, и ствол, описав в воздухе дугу, упал в пяти шагах от него. Затем она не сильно, но очень плавно взмахнула правой рукой, и опять это движение показалось Квинну неотъемлемой частью всей комбинации.

В кулаке у нее была черная деревянная штучка. Один ее выпуклый конец ударил человека чуть ниже и сзади уха. Он упал и затих. Затем она повернулась к третьему. Тот не терял времени даром, потому что уже мчался на нее с ножом в руке, держа его низко и острием вверх.

Квинну показалось, что на мгновение она расслабилась. Затем подняла гантель, словно собираясь ударить, сделала два стремительных шага навстречу противнику, а затем нырнула вперед. Она коснулась земли, а потом, увернувшись от выброшенного в ее сторону ножа, ударила двумя ногами в живот атаковавшему.

Даже сидя в машине, Квинн услышал, как судорожно выдохнул человек с ножом, получив такой удар. Его ноги оторвались от земли, и он полетел назад, после чего застыл бесформенной грудой.

Модести Блейз снова поднялась на ноги и быстро посмотрела на двоих других. Они не подавали признаков жизни.

— Эй, — хрипло выкрикнул Квинн, впрочем, сам толком не зная, что он хочет сказать, но Модести не отреагировала. Она присела на корточки возле поверженного человека без шляпы и стала обшаривать его карманы. Когда она поднялась, в руке у нее был его бумажник. Она быстро проверила его содержимое, швырнула на землю и перешла к тому, который пытался вытащить пистолет.

Квинн завороженно следил за ее движениями. Она повторила процедуру обыска, забрала ствол и перешла к третьему. На сей раз она обнаружила револьвер. Потом подошла к «ситроену», села за руль, дала задний ход и довела машину до того места, где дорога расширялась настолько, что можно было разъехаться. Затем она вышла, подняла капот и сунула руку внутрь.

Выпрямившись, подошла к «рено», сунула свечи из двигателя «ситроена» и револьвер в перчаточное отделение, вытащила обойму из пистолета, щелкнула задвижкой, вытащила патрон из казенника, снова вставила обойму и положила пистолет рядом с револьвером.

Квинн заметил, что на ее лице появилось хмурое выражение. Она была чем-то недовольна. Он также обратил внимание, что у него по-прежнему бешено колотится сердце. Сделав над собой усилие, он произнес как можно более холодным и спокойным тоном:

— Поздравляю…

Она сердито мотнула головой, завела мотор, взялась за рычаг.

— Слишком далеко я выбила ту пушку. Так, что нельзя было достать. Если бы последний из троицы успел вытащить свой ствол, у меня возникли бы проблемы.

После долгой паузы Квинн сказал:

— Ничего страшного. Мы все ошибаемся. — Он с отвращением понимал, что его сотрясает дрожь и голос срывается. Тогда его недовольство собой переключилось на спутницу, и он с нажимом произнес: — Надеюсь, это, по крайней мере, не полицейские.

— Нет, не полицейские, — покачала она головой. — Это я вам гарантирую.

— Тут вы, конечно, специалист. — Она рассеянно кивнула, и он не выдержал: — Кто вы, черт возьми?

— В каком смысле?

Он ткнул пальцем за спину.

— Вон те… Это же… — Он сердито провел рукой по лбу. — Это же невозможно без долгой практики… И вы это освоили не в средней школе, не в кружке любителей гимнастики.

— Гастон Бурже, Жак Гара, а третий без документов, — сказала она. — Вам что-нибудь говорят эти имена?

— Почему, по-вашему, они должны быть мне известны? — удивленно отозвался Квинн.

— Если они отправились по вашу душу, то могли бы существовать какие-то ниточки.

— Если и могли бы, то я понятия не имею, откуда они тянутся. После того, что я видел, скорее, они отправились по вашу душу. Признавайтесь, вы руководите мафией, работаете секретным агентом или что?

— У меня шляпный магазин в Кенсингтоне, — с легкой улыбкой отозвалась Модести Блейз. — Так что я их никак не могла заинтересовать.

— Хорошо, но они вполне могли задумать изнасилование. — В его красных глазах было явное неудовольствие. — Причем они имели в виду не меня, а вас. Они могли увидеть, как вы приехали на своей машине, и подумали: «Какая милая кошечка. Почему бы нам немножко не позабавиться?» Места тут уединенные, безлюдные…

— Может быть, но я в этом сильно сомневаюсь.

Квинн начал хрипло смеяться, хотя от этого саднило в горле и ломило все тело.

— Господи, тогда они сильно просчитались. Порезвились они неплохо, до упаду, в прямом и в переносном смысле. — Он продолжал смеяться, но смех перешел в подобие плача, и по лицу потекли слезы. Ему было стыдно, но он ничего не мог с собой поделать и продолжал смеяться и дрожать. Тогда она остановила машину, и он почувствовал ее холодную ладонь на своей шее. Он попытался оттолкнуть ее руку, прохрипев: — Со мной все нормально, милочка. Я в полном порядке… Оставьте меня в покое.

Но рука осталась там, где была, и в ее голосе послышались удивительная теплота и мягкость:

— Бедный старый Квинн со своей поврежденной головкой. Ну, полно прикидываться крутым, лучше расслабьтесь… Сейчас надо проглотить пару таблеток, а потом проснуться в хорошей удобной кровати и почувствовать себя новым человеком…

Огромным усилием воли Квинн взял себя в руки. Сквозь туман он увидел, как Модести снова взяла аптечку, извлекла из нее флакон с таблетками. Она повернулась к нему с улыбкой и он почувствовал приступ отвращения к себе.

— Извините, что называл вас милочкой, — прохрипел он. — Беда в том, что у меня мерзкий характер…

Глава 3

В маленькой нормандской церкви собралось человек пятьдесят. Церковь Святой Марии находилась в Викофорде, графство Беркшир, в двух милях от Темзы.

Леди Джанет Гиллам сидела в конце третьей скамьи с молитвенником на коленях. У нее болели челюсти, которые она судорожно стискивала, чтобы подавить неудержимые приступы смеха. Суровое пресвитерианское воспитание в детстве, проведенном в горах Шотландии, оказалось недостаточным барьером против непочтительности, вспыхнувшей в ней, когда молодой священник начал последний псалом.

Сидевший за органом Вилли Гарвин был облачен в стихарь. Он тщательно смазал свои белокурые волосы чем-то вроде бриолина, чтобы они не так своевольничали. Обернувшись к леди Джанет, Вилли закатил глаза. Затем, исполненный достоинства и даже величия, он начал играть гимн.

Уже в четвертый раз за это утро он играл один и тот же гимн. У леди Джанет болела грудь, а в глазах стояли слезы. Она склонилась над молитвенником и беззвучно шевелила губами, но не могла заставить себя запеть, потому что боялась рассмеяться в голос.

Она прекрасно помнила, какую физиономию скорчил Вилли, когда два дня назад она посетила его в его пивной под названием «Мельница» и попросила помочь.

— Хватит меня разыгрывать, Джанет, — отозвался тогда Вилли. — На такие штучки я не покупаюсь.

— Нет, я серьезно. Просто заболел органист, и мистер Пик уже договорился с кем-то на вечер, но с утром у него ничего не вышло, и я обещала посодействовать. Вилли, наш священник — очень милый молодой викарий, и без музыки служба будет просто испорчена. Когда он обратился ко мне за помощью, у меня просто не нашлось сил отказать.

— Но почему он обратился за помощью к тебе? Разве ты овечка из его стада?

— Нет, но он обо мне очень высокого мнения, и я решила, что ты сможешь выручить.

— Орган? Ну, в приюте я научился нажимать клавиши, но только для одного гимна.

— Верно, но ты же сам говорил, что на эту мелодию можно спеть несколько разных псалмов.

— Какая мелодия? Ля-ля-ля-ля-ля-ля и так далее. Устали ноги от трудов, и грусть у нас в сердцах…

— То, что надо. Я уже сказала мистеру Пику, чтобы он подобрал четыре псалма на твою мелодию.

Вилли удивленно посмотрел на дочь графа и сказал:

— Безумное дитя шотландских гор.

— Так нельзя разговаривать со своей возлюбленной, Вилли.

— Последний раз я был в церкви в семнадцать лет, — задумчиво проговорил Вилли. — И то залез, чтобы стырить свинец с крыши.

— Ты был очень дурным юношей.

— Не то слово, Джен. Отвратительным. И еще тупым, потому как меня то и дело ловили.

— Ну, теперь тебе представился шанс немножко искупить свою вину. И подумай, какую отличную историю ты затем сможешь рассказать ее высочеству.

Так леди Джанет называла Модести Блейз. Когда-то в этом обращении имелся враждебный подтекст, но с тех пор много воды утекло. Леди Джанет поняла, что эта высокая темноволосая красавица и не думала привязать к себе Вилли Гарвина. Другое дело, что какая-то часть Вилли навсегда принадлежала Модести, но с этим уже нельзя было ничего поделать, поскольку эти прочные связи уходили в далекое прошлое, когда Модести и Вилли вместе делали загадочные и темные дела и вместе смотрели в лицо беде.

Леди Джанет нашла в себе силы примириться с этим. Более того, она понимала, что и ей принадлежит та часть Вилли, которая, напротив, никогда не будет принадлежать Модести. Удивительно, думала леди Джанет, что Модести и Вилли не только не вступали ни в какие отношения, подразумевавшие физическую близость, но что они как-то вообще не подозревали, что такое между ними возможно. Так повелось издавна, и вряд ли будущее могло внести в этот порядок перемены.

Леди Джанет не могла с уверенностью сказать, что именно последний аргумент насчет хорошей истории для ее высочества и склонил чашу весов в пользу участия Вилли в церковной службе, но даже если так оно и было, леди Джанет не обиделась бы. Согласился — и слава Богу. Вилли доиграл псалом, а потом откинулся на спинку стула с довольным и даже величественным видом славно потрудившегося человека. Когда же, получив прощальное благословение викария, прихожане стали подниматься с мест и двигаться к выходу, Вилли решил порадовать их на прощание еще раз этой же мелодией. Некоторые недоуменно озирались, но Вилли и бровью не повел.

Когда леди Джанет оказалась в машине Вилли и они поехали на ее ферму, что находилась в миле от его пивной, она наконец дала волю смеху.

— Господи, Вилли… В этом стихаре ты выглядел как клоун. Я просто думала, что не доживу до конца…

— Я заметил, что ты была тронута, Джен. Да, во мне есть что-то клерикальное… И более того, я даже мог бы сегодня кое-что заработать. Викарий сказал, что обычно это стоит семьдесят пять пенсов.

— Вилли, и что же ты ответил мистеру Пику?

— Я сказал, что об этом уже договорено с тобой и ты непременно заплатишь мне сторицей…

Он обернулся к ней, и на его лице изобразилась обида:

— Я не прав?

Она рассмеялась и, взяв его под руку, сказала:

— Все зависит от обстоятельств. Я не люблю спешки. Ты можешь у меня заночевать?

— Я захватил с собой зубную щетку и ночную рубашку.

— Какой у нас умный органист!


В час ночи леди Джанет лежала, положив голову на плечо Вилли, и ее искалеченная нога ныла.

Час назад они легли в постель, но не занимались любовью. Телефонный звонок от Модести из ее парижской квартиры стал тучей на доселе ясном небосводе.

В автомобильной катастрофе погиб друг Модести и Вилли — некто Таррант. Сэр Джеральд Таррант. Джанет как-то раз видела его на «Мельнице». Весьма обходительный джентльмен, манерой держаться и одеваться напоминавший об эпохе Эдуарда VII.

— Ты не спишь, Джен? — спросил Вилли.

— Нет, нога зудит.

— Хочешь, помассирую?

— Если не перестанет, то будь добр… А что, этот Таррант был большим человеком в разведке?

— Да, но тебе об этом ничего не должно быть известно.

— Господи, Вилли, у меня есть и глаза, и уши, и за эти годы мне стало кое-что известно про вас с Модести. — Ее пальцы нащупали шрам на бедре Вилли. — Когда вы отправлялись на задания, ведь вы старались для Тарранта?

— Пару раз было дело…

— Я знаю, вы ведь не обязаны этим заниматься. Тогда почему вы ищете неприятностей на свою шею?

— Мы сами ничего не ищем. Просто время от времени возникает нечто такое, от чего просто нельзя убежать…

— Почему это?

— Есть причины.

Джанет замолчала, погружаясь в воспоминания. Вот лежит в своей постели она, леди Джанет Гиллам, дочь графа, и ее голова покоится на плече у кокни, который появился в ее жизни пару лет назад. Это все произошло уже после ее бурных деньков, закончившихся свадьбой с Уолтером Гилламом, постоянно пьяном плейбоем, который однажды не совладал с машиной и отправился в мир иной, а Джанет потеряла левую ногу до колена.

Несколько месяцев спустя, хромая на протезе, она покинула больницу совсем другим человеком. Она отвергла помощь отца и, поселившись на ферме, стала налаживать ее работу. Эту ферму Уолтер купил в припадке безумия, и она всосала в себя чуть не все его деньги. После четырех лет отчаянной работы, когда Джанет исполнилось двадцать восемь, дела стали налаживаться, и тут на сцену вышли трое мужчин с холодными взглядами, которые предложили ей защиту от тех неприятностей, которые запросто могли случиться с фермой. Причем защита эта стоила довольно дорого.

Джанет так и не выяснила, откуда узнал о случившемся владелец пивной «Мельница» Вилли Гарвин, весьма редко бывавший в своих владениях. Так или иначе, однажды он появился у нее и с улыбкой сообщил, что ей теперь не о чем беспокоиться и никто больше не потревожит ее покой.

Слово свое он сдержал и круто разобрался с этими людьми. Она с удивлением обнаружила, что он не только подверг себя опасности ради нее, но совершенно искренне считал это сущим пустяком.

Джанет оказалась в постели с Вилли вовсе не из благодарности, но потому, что ей этого очень захотелось. Это удивило ее самое, ибо она была уверена, что после потери ноги не сможет заставить себя переспать с мужчиной и выставить напоказ свое уродство. Но внутренний голос подсказал ей, что Вилли вовсе не будет этим шокирован, и, как выяснилось впоследствии, внутренний голос не обманул леди Джанет.

В обществе Вилли она совершенно не стеснялась своего увечья. Он не то чтобы игнорировал его, но просто принял как факт. Причем принял полностью, и теперь она могла запросто попросить его пристегнуть ей протез или помассировать культю, зная, что Вилли не испытывает никаких неприятных чувств.

По негласному уговору их отношения были лишены каких-либо уз. Вилли часто куда-то исчезал. Джанет догадывалась, что в его жизни есть и другие женщины. Когда он возвращался к ней, она неизменно радовалась. Но и он не принимал ее общество как что-то само собой разумеющееся. Существовало еще одно молчаливое условие — если когда-либо она пожелает прекратить их отношения, Вилли готов принять это без вопросов и обид.

Теперь Джанет вернулась мыслями к той тревожной теме, о которой вот уже два месяца все пыталась заговорить. Она сама не понимала, что ей мешает это сделать. Возможно, гордость. Нежелание злоупотреблять доверием. Даже нечто похожее на страх, если Вилли сочтет необходимым вмешаться.

— В чем дело, Джанет? — раздался его голос из темноты.

— В каком смысле?

— Тебя что-то гложет. Я не хотел проявлять назойливость. Сперва решил, что ты задумала сказать мне «прощай», но вроде бы это не так. Поэтому, если я могу тебе чем-то помочь, говори.

Она включила лампу на столике, оперлась на локте, глядя на него и пытаясь собраться с духом. Он же коснулся ее волос и сказал:

— Решай сама.

Джанет, как раз не приняв никакого решения, уклончиво спросила:

— Что делает человек, когда его шантажируют, Вилли?

— Этот человек ты?

— Нет. — Она помолчала и снова заговорила: — Это моя младшая сестра Фиона. Она замужем за американским магнатом. Как-то она была тут проездом, а вернее, пролетом из Нью-Йорка. Тебя в это время тут не было.

— Кто-то взял ее в оборот?

— Вот уже два года ее шантажируют. Она не выдержала и все мне рассказала, но потом, по-моему, решила, что сделала это напрасно.

— Что за рычаг?

— Три года назад у нее был роман. Все уже позади, и подробности мне неизвестны, но кто-то об этом очень хорошо осведомлен.

— Почему бы ей не повиниться перед своим магнатом?

— Ты не знаешь Томми Лангфорда. Он просто распнет ее. И у них двое детей.

— Она знает, кто этим занимается?

— Нет. Во всяком случае, это не ее бывший возлюбленный. Он умер от инфаркта.

— У шантажиста есть доказательства?

— Фиона не уверена. Но в этом даже нет необходимости. Про нее все известно — где, когда и как. Она не сможет посмотреть Томми в глаза, если они ему все расскажут.

— Они?

— К ней обратилась с этим монахиня. Монахиня-шотландка. Но Фиона уверена, что за ней кто-то скрывается.

— Монахиня? Ты хочешь сказать, лжемонахиня?

— Наверно. Вряд ли настоящие монахини занимаются шантажом.

— И не было письма? Они просто послали монахиню?

— Насчет письма я не знаю. Я не понимала, какие вопросы тут следует задавать.

— Еще бы. — Вилли взял ее за руку. — Фиона не говорила, сколько она им уже заплатила?

— Не знаю всей суммы, но в месяц это тысяча долларов.

— Что? Каждый месяц? И как же передаются деньги?

— Она ежемесячно переводит их со своего счета на счет какой-то благотворительной организации в банке Макао.

— Как называется банк?

— Фиона говорила, но я запомнила только первое слово «ново».

— «Ново Банко провидент э комерсиаль де Макао»?

— Да, похоже. — Джанет удивленно уставилась на Вилли. — Откуда ты знаешь?

— У нас были в свое время дела в Макао и Гонконге. — Он говорил как-то машинально, погрузившись в свои размышления. — Ну а благотворительность тут как нельзя кстати. Меньше надзор. — Он подумал еще немного, потом нахмурился. — Но это слишком мало, Джен. Нет, тысяча долларов в месяц не проходит…

— Не проходит у кого?

— У аферистов. Такой организации интересен большой оборот.

— Что ты знаешь об организациях?

— Об этой мне кое-что известно.

— Я могу тебе только рассказать, что я спросила у Фионы. Я задала вопрос, почему она не обратится в тот банк и не постарается выяснить, кому реально принадлежит благотворительный счет, но она прямо-таки запаниковала. Сказала, что это бессмысленно, поскольку расспросы ничего не изменят. Она готова платить и дальше, лишь бы Томми ничего не узнал.

— Этим все равно дело кончится. Они выжмут из нее все соки, а потом…

— Нет, не похоже, — возразила Джанет. — Они не требуют увеличения суммы, а она может себе позволить выплачивать двенадцать тысяч в год. У нее есть свой доход. По ее словам, это, конечно, ощутимо, но не смертельно.

— Итак, она готова платить и дальше?

— Вроде бы. Она и мне это рассказала только для того, чтобы немножко излить душу. Она не надеялась, что я как-то смогу ей помочь. — Джанет пожала плечами. — Но это ужасно… Я подумала, вдруг ты сможешь мне что-то присоветовать.

В этой стране полиция проявляет осторожность, когда ведет дела связанные с шантажом. Но я ничего не знаю насчет Америки. И как ведет себя Интерпол. Он, кстати, занимается такими вещами?

Вилли покачала головой.

— Интерпол вмешивается, когда к нему обращаются страны-участницы этой организации, а Фиона вряд ли захочет заявлять. Он замолчал на добрую минуту, задумчиво глядя на каштановые завитки над ухом Джанет. — Занятно… Может, мне поговорить с Принцессой?

— Очень мило с твоей стороны, — улыбнулась Джанет. — А я и не знала, что у тебя есть от нее секреты.

— Моих собственных нет. Но это твой секрет. Если хочешь, я буду нем как рыба. Но афера странная, а Принцесса обожает такие ребусы.

— Ну а если она поймет, что к чему?

— Тогда, глядишь, мы сможем Фионе помочь. Без лишней огласки.

Джанет снова уронила голову ему на грудь и тихо сказала:

— Знаешь, мне не хотелось бы быть ей обязанной.

— Ничего подобного. Скорее, тут все наоборот.

— Ты хочешь сказать, это все потому, что я тогда взяла папин самолет и доставила тебя в Глазго, когда ее захватили в замке Гленкрофт?[2]

— Если бы мы не поспели вовремя, ее бы растерзали. То, что ты сумела раздобыть самолет, решило исход игры. Она не из тех, кто будет висеть у тебя на шее и шептать слова благодарности, но если ты попадешь в беду, она примчится на выручку.

— Ладно, тогда поговори с ней, Вилли.

— Она вернется через пару дней, и я ей все расскажу.


В девять утра Жорж Дюран позвонил в парижскую квартиру Модести.

— Ваш мистер Квинн не из тех, кого я назвал бы идеальным пациентом.

Когда зазвонил телефон, Модести стояла перед мольбертом с кистью в руках и пыталась перенести на холст изображение фруктов и цветов в вазе. Модести не отличалась способностями живописца и почти всегда уничтожала свое творение, как только чувствовала, что улучшить холст уже не может, но странным образом эти попытки-провалы оказывали на нее целительное воздействие. Она сказала в трубку:

— Не могу вам посочувствовать, Жорж. Большинство ваших пациентов богаты и привередливы. Квинн беден, хотя тоже, оказывается, капризен. Ну, что показали анализы? Есть какие-то серьезные повреждения?

— Нет. Запястье без переломов, и мы обрабатываем его вовсю. Молодому человеку повезло — у него прочный череп, но сотрясение оказалось сильным, и я велел ему оставаться в больнице еще три дня.

— Он знает, что ему не придется платить?

— Да. Но он требует, чтобы я сказал, где сейчас вы находитесь и как с вами связаться.

— Это ни к чему, Жорж. Спрячьте его одежду, если других способов воздействия у вас не осталось, а потом через три дня отпустите его на все четыре стороны.

— Как вам будет угодно, Модести. Вообще, не помешало бы ввести ему транквилизаторы. У этого мистера Квинна — как говорят англичане — на спине сидит обезьяна.

— Заметила. В наше время этим страдают многие, Жорж.

— Вот именно. И потому мое психиатрическое отделение просто процветает. Большие успехи.

— Для пациентов?

— Порой и для них тоже, — рассмеялся Дюран. — Как поживает очаровательный Вилли Гарвин?

— Нормально. Но сейчас нам не до веселья.

— Ах да, у вас погиб друг. Еще раз примите мои соболезнования.

— Спасибо, Жорж. И за звонок тоже спасибо…

Модести положила трубку и поглядела на холст с веселым отвращением. Хаос. Пародия на натюрморт. Она выдавила из тюбика на палитру еще немножко краски и стала задумчиво смешивать тона. Она никак не могла ответить на какой-то смутный, толком не сформулированный вопрос, который крутился у нее в голове. Вопрос был связан с Квинном. Это тем более раздражало, что она понимала: ответ на него не будет иметь никакого значения. Ни малейшего значения.

Но в глубинах подсознания, там, где логика уже не имела власти, где дремали давние воспоминания, маленький червячок интуиции, отчаянно извиваясь, пытался пробиться наверх, в царство рассудка, и сообщить ей, что она ошибается.


— Обидно, — сказал мистер Секстон. — Если бы мы знали, что на него наткнулась, и так быстро, сама Модести Блейз, я занялся бы этим лично. Эти вспомогательные силы годятся только для самых простых операций.

На другом конце длинного обеденного стола Ангел переместила центр тяжести на правую ягодицу, чтобы немножко пощадить левую, на которой большой и указательный пальцы мистера Секстона оставили синяк. Она чуть поддернула короткую юбку, чтобы сидевший рядом Да Круз мог по достоинству оценить ее ножки. Да Круз был единственным человеком в этом Богом забытом замке, кто пользовался ее симпатией. Он не отличался разговорчивостью, но в нем было что-то возбуждающее. Может, потому что в его жилах текла португальская кровь, на одну четверть разбавленная китайской.

Меллиш, сидевший на другом конце стола, англичанин с лысиной, просвечивавшей сквозь золотистый пух волос, вызывал у нее презрение и своей внешностью, и манерой говорить. Трое косоглазых — японцы или китайцы, — которые готовили еду и убирали, в расчет и вовсе не принимались. Что же касается мистера Секстона, то от одного его вида Ангелу становилось не по себе. Господи, только не он…

Ее беглый осмотр представителей мужского пола не включил лишь человека, сидевшего во главе стола в желтой шерстяной рубашке с красным шейным платком, продернутым в золотое кольцо. Он сидел и жевал кусок сыра, размышляя над репликой мистера Секстона. Полковника Джима невозможно было воспринимать с этой точки зрения. Это был крупный мужчина лет пятидесяти с лишним, с фигурой, напоминавшей грушу. У него была широкая грудь и еще более обширный живот. Широкий вислогубый рот, огромный подбородок и кустистые брови. Порой Ангелу казалось, что полковник Джим пугает ее сильнее, чем даже мистер Секстон.

Ангелу и в голову не пришло бы показывать свои ножки полковнику Джиму, особенно коль скоро справа от него восседала его супруга — лупоглазая Люси со светлыми кудряшками, впечатляющими выпуклостями и вкрадчивым голосом.

Ох уж этот полковник Джим! Ангел мысленно фыркнула. Всем было велено называть его именно так. Кроме, понятно, Люси. Можно подумать, тут какой-то офицерский клуб… Но у него в башке имелись шарики. Он сумел придумать неплохую аферу. Начал в Штатах, а теперь осваивал новые территории в Европе. Ангел надеялась, что у нее будут длительные командировки, но в этом замке можно было околеть от тоски. Полковник Джим торчал тут уже целый год, а они с ним… Она еще чуть подняла юбку и искоса посмотрела на Да Круза.

Между Меллишем и мистером Секстоном сидела Клара в джемпере, юбке и с ниткой жемчуга на шее и доедала «крем-карамель», отправляя маленькие порции десерта в свой чопорный рот. Клара положила ложку и хотела что-то сказать, но осеклась. Как раз в этот момент в пустотах сознания Люси Страйк появилось какое-то подобие мысли, а в таких случаях она тотчас же выражала ее в словах. И Люси не любила, когда ее перебивали. Не любил, когда перебивали его супругу, и полковник Джим. Люси положила руку на запястье мужа и сказала с сильным южным акцентом:

— Папочка, я подумала…

Полковник Джим одобрительно кивнул.

— Умница, мамочка. О чем же ты подумала?

Она поджала свои пухлые губки и оправила белый свитер, под которым рельефно очерчивались большие груди. Кожа у нее была гладкая, естественного приятного цвета. В карих глазах, которые были слегка выпучены, свидетельствуя о плохой работе щитовидки и хорошем сексуальном аппетите, появилось задумчивое выражение.

— Так вот, я подумала, что мы не знаем, видел тот человек что-то или нет. Надо бы найти его и выяснить…

— Конечно, мамочка. Только стоит ли тратить время на то, чтобы что-то у него выяснять. Куда проще отыскать его, а потом сделать так, чтобы он замолчал раз и навсегда.

— Я не закончила говорить, папочка…

— Извини, цыпа. — Полковник Джим потрепал ее по щеке. — Продолжай.

— Я хочу сказать: та женщина, о которой говорил мистер Секстон… Если она разобралась с нашими глупцами и забрала того человека и если он остался жив, она обязательно отвезет его к доктору или в больницу. А вокруг не так уж много докторов и больниц. Может, Кларе и Ангелу надеть их монашеские одежды и выяснить.

Меллиш заморгал, но тут же отвел глаза в сторону. Клара улыбнулась и кивнула, но Ангел успела хорошо изучить свою напарницу, чтобы уловить в ее реакции презрение. Да Круз выпил вина. Мистер Секстон, который ел фрукты и орехи, запивая водой, стал единственным, кто отозвался на эту реплику:

— Но, миссис Страйк, именно этим и занимались наши девочки с полудня до полуночи, как только позвонил Бурже и доложил о неудаче. Их послал полковник Джим.

Люси подняла брови.

— Это правда, папочка?

— Да, мамочка. И ты при этом присутствовала.

— Серьезно? Значит, я думала о чем-то другом.

Полковник Джим осклабился и, положив руку на ее массивное бедро, сказал:

— Я-то знаю, о чем обычно думает мамочка.

— Папочка, ты меня вгонишь в краску, — смущенно захихикала Люси.

— Не утруждай свои прелестные мозги нашими делами, мусик. Я разберусь. — Он обратился к мистеру Секстону, вроде бы улыбаясь по-прежнему, но эта улыбка уже не имела ничего общего с той старой: — Вы знаете эту самую Блейз, мистер Секстон?

— Наслышан. Судя по приемам, это была именно она. Таррант, как известно, ехал к ней в «Оберж дю Тарн». Так нам сказал Рейли. Да и описание Бурже к ней подходит. Не знаю ни одной другой женщины, которая так шутя раскидала бы Бурже и его ребят. Этого не сумели бы даже Клара вместе с Ангелочком.

— А о вас Блейз тоже наслышана?

— Вряд ли. Я вышел на арену только пару лет назад. Вы это хорошо знаете.

— Может, нам немножко подстраховаться, мистер Секстон?

— Я займусь этим сегодня вечером. Сколько вы хотите дать Тарранту времени подумать, прежде чем отдадите его мне?

— Пусть помается двадцать четыре часа. Затем мы потолкуем, и я изложу ему общую картину. Потом вы с ним поработаете. После чего Меллиш вколет ему пентотал. — Полковник Джим сорвал обертку с сигары. — Потом на сцену выходит Клара — милое обращение, страшные угрозы. Затем Ангелок постарается утолить его сексуальные потребности. Потом еще одна культурная беседа… — Он пожал плечами. — Не исключено, что мы что-то там поменяем местами. В зависимости от ситуации. — Он поднял глаза от сигары, улыбаясь, но со зловещим прищуром. — Только не переусердствуйте с ним, мистер Секстон. Он не трус, но покойники мне ни к чему.

— Я постараюсь действовать разумно, — кивнул мистер Секстон.

— Папочка всегда знает, что говорит, — вставила Люси.

— Его желание — для меня приказ, миссис Страйк, — наклонил голову мистер Секстон.

— Как, как? Его желание — вам приказ… Миленько сказано…

Полковник Джим усмехнулся и убрал сигару, так и не закурив.

— И ты у нас тоже миленькая, мусик. — Он встал и, взяв жену под локоть, сказал: — Ну, пора прощаться.

— Ты прямо как тигр, папочка, — снова захихикала она.

Обнимая ее за талию, полковник Джим подвел жену к двери. Походка у него была ковыляющая, но живот, когда он стоял, не провисал. Мускулов в его теле было гораздо больше, чем жира. Не оборачиваясь, он сказал: «Спокойной ночи, мальчики и девочки», и дверь захлопнулась, словно оборвав вежливый гул ответных пожеланий.

Клара выпрямилась и спросила:

— Никто не хочет сыграть в бридж? — Она знала, что Да Круз всегда готов сразиться в бридж. Ангел, конечно, предпочитает покер, но, если португалец выберет бридж, она тоже присоединится, хотя бридж был не самым любимым ее развлечением. Мистер Секстон никогда не играл в карты. Клара посмотрела на англичанина и спросила: — Как насчет бриджа, мистер Меллиш?

Тот мимикой и жестами выразил согласие. Он сидел с бокалом бренди и неотрывно смотрел на дверь. Мгновение спустя он покачал головой и сказал:

— Поразительно… Просто никак не могу понять.

— Чего именно? — поинтересовался мистер Секстон.

— Он и эта женщина. Полковник Джим и Люси.

Мистер Секстон положил салфетку и встал. В его глазах было искреннее удивление. Подойдя к мистеру Меллишу, он стукнул его по плечу пальцем, отчего тот нервно подпрыгнул на стуле.

— Все очень просто. Вы наш технический эксперт, Меллиш, и кому как не вам видеть, как все устроено. Она удовлетворяет его определенные потребности. Полковнику Джиму очень нравится этот кусок мяса — именно потому что она идиотка. Она, конечно, обладает формами, но это лишь дополнительный плюс. Можно также сказать, что она злобная эгоистка, но ему и это нравится.

— В этом есть что-то извращенное, — буркнула Ангел.

— В каждом из нас сидит извращенец, — улыбнулся мистер Секстон. — Кому, как не вам, это знать… — Улыбка сделалась холодной как лед и пустой. — Надеюсь, однако, что никто из вас не совершит роковую ошибку, а именно, не примет снисходительность полковника Джима за слабость. Если того потребуют интересы дела, он велит мне свернуть ее очаровательную шейку и не поморщится. Он быстро найдет себе другую идиотку.

Клара, расставляя стулья вокруг ломберного столика, воскликнула:

— Что вы говорите, мистер Секстон! В вас начисто отсутствует романтическое начало.

— Мы не занимаемся тут романтическими делами, миссис Мактурк, — возразил мистер Секстон.

— Бизнес бизнесом, мистер Секстон, но в нашей личной жизни всегда должно находиться место для романтики.

— У вас нежное сердце, миссис Мактурк. Неужели вы по-прежнему тепло вспоминаете о том моряке, который женился на вас, лишил вас невинности, а потом оставил? У вас нашлось для него теплое чувство?

— У нее нашлась для него острая бритва, — хихикнула Ангел. — Она настигла его в Сантьяго и перерезала горло, пока он спал. Смех…

— Ничего смешного в этом нет, Ангел, — сухо отозвалась Клара. — Мы пожинаем лишь то, что сеяли. Мактурку следовало бы об этом памятовать.

— Ты прелесть, Клара, просто прелесть.

— Можно ли задать вам вопрос, мистер Секстон? — спросил Да Круз по-английски с тяжелым акцентом.

— Милости прошу.

— Вы боитесь полковника Джима? — Этот вопрос вызвал у присутствующих тяжелое молчание. Меллиш теребил нижнюю губу. Ангел хотела встать, но застыла на месте, и в глазах ее блеснула тревога.

— Нет, Да Круз, я не боюсь, — спокойно отозвался тот. — Вы все боитесь его и правильно делаете. Но мое главное удовольствие и радость — не бояться в этом мире ничего и никого.

— Я работаю для него, во-первых, за деньги, — помявшись, продолжал Да Круз, — но еще и потому, что мне было бы страшно отказаться. Думаю, многие здесь поступают так же. Но я не понимаю ваших причин, мистер Секстон.

Мистер Секстон запрокинул свою золотистую голову и рассмеялся. Остальные заметно успокоились.

— Мои причины, Да Круз, очень просты. Он отыскивает для меня клиентов. Или, точнее сказать, пациентов. — Мистер Секстон положил руки на край стола и устремил свой взор вдаль. Без намека на тщеславие, вполне серьезно он изрек: — Я лучший в мире мастер единоборств. Вы это знаете. Вы видели, как я упражнялся с Токудой и его людьми. Учтите, это тройка из лучших. Но я разобрался с ними играючи. Я посвятил этому всю жизнь. Учился у величайших мастеров Кореи, Японии, Таиланда и Запада. И я превзошел их всех. Всех…

Он замолчал. Взгляд утратил свою отстраненность, мистер Секстон, снова улыбаясь, выпрямился со словами:

— Но этого мало. Когда человек приобретает такое искусство, нужно упражнять боевые навыки, причем с полной выкладкой. И полковник Джим доставляет мне это удовольствие.

Он встал и, сунув руки в карманы, сказал Да Крузу:

— Я ответил на ваш вопрос. Но в будущем избегайте подобных. В следующий раз у меня может оказаться не такое хорошее настроение. — Он кивнул и удалился из комнаты ленивой, но пружинистой походкой леопарда.

Ангел с облегчением вздохнула и жадно затянулась сигаретой. За исключением полковника Джима, никто не курил за столом в присутствии мистера Секстона. Все знали, что он не любит табачного дыма. Ангел положила руку на плечо Да Круза так, что костяшки пальцев коснулись его шеи.

— Ты действительно поосторожнее с ним, Рамон. Ума не приложу, почему он вдруг связался с полковником Джимом, — если ему нужно все время убивать, так лучше бы он трудился на мафию в Штатах, там всегда такой работы навалом, или закорешился бы с какими-то новыми бандами черных…

— Порой я вообще начинаю сомневаться, есть ли у тебя мозги, Ангел, — заметила Клара, распечатывая две колоды карт. — Мистер Секстон — истинный джентльмен, и полковник Джим тоже. Только естественно, что они работают вместе… Кажется, сегодня наша очередь быть партнерами, мистер Меллиш?

Пока все усаживались за ломберным столом, мистер Меллиш посмотрел на часы.

— У меня есть время только для одного роббера, — сказал он. — Мне надо просмотреть заметки по Тарранту — заняться ими за час до того, как я лягу спать. На месте полковника Джима я бы вначале применил метод унижения. Запихать его в oubliette[3] на несколько дней, и пусть варится в своем соку — и дерьме, — пока не станет сам себе противен.

— В камере и так противно, — наморщила носик Ангел. — Кроме того, вы огорчите мистера Секстона. Ему тоже хочется поучаствовать. — Она взяла карты и стала их разбирать, неловко ерзая на стуле. — Господи, у меня прямо жопа отваливается. Нет, вы бы полюбовались на эти фантики… Пас…


Глава 4

Сэр Джеральд Таррант закончил цитировать монолог Антония, сохранившийся в его памяти еще с тех времен, когда он был членом студенческого драматического кружка, и открыл глаза.

Он решил, что прошел еще час. Он откинул одеяло, слез с деревянной койки и начал расхаживать взад и вперед. В камере было сухо, но холодно. Он мог сделать четыре шага в одну сторону и столько же в другую. Койка стояла у стены напротив двери, сделанной из дуба и лишенной каких-либо глазков и отверстий. В углу был стол, а на нем остатки черствой буханки хлеба и полкувшина воды. В другом конце — большое ведро с деревянной крышкой. Источником света служила тусклая лампочка, свешивавшаяся на коротком проводе с потолка. В карманах Таррант не обнаружил ничего, и часы у него тоже отобрали.

Именно здесь Таррант и проснулся после вызванного наркотиком сна часов двадцать тому назад. А может, тридцать или сорок. Он затруднялся точно это определить. В камере не было окна, чтобы следить за сменой дня и ночи. Он никого не видел и ничего не слышал. Проведя грязной рукой по щекам и подбородку, он обнаружил двухдневную щетину и решил, что в течение последующих двенадцати часов они его непременно посетят.

Но кто были эти они? Кто-то из официальных оппонентов или какая-нибудь независимая группа вроде «Саламандры-4», которая подписала контракт на «выполнение работ». Впрочем, это не имело особого значения. Задача противника была ясна — вычерпать всю ту информацию, что содержалась в его мозгу, отделить, так сказать, желток от белка. Странный ход. Он нарушал порядок, уже давно установившийся в международной разведке. Но и это теперь не имело особого значения, поскольку похищение состоялось.

Теперь начинался период обработки, игра на нервах. Допросы начнутся потом. Они получатся малоприятными, и, скорее всего, их будут строить на жесткости и мягкости попеременно. Брутального мерзавца будет сменять симпатяга, предлагающий сигареты и выражающий сочувствие… И конечно, они будут пользоваться наркотиками. Тиопенталом, амфетаминами… Таррант решил, что неплохо бы воскресить в памяти все те отчеты, которые ему доводилось читать о подобных методах.

Он посмотрел на хлеб и воду. Он проголодался, и в горле у него пересохло, но вряд ли следует снова что-то пить. Неизвестно, сколько продлится первая стадия. Таррант снова зашагал по комнате. Зарегистрировав неприятные ощущения в желудке, он признался, что испытывает страх. Это нормально, напомнил он себе, а главное, не имеет никакого значения. Имело значение лишь одно — его сопротивляемость на допросах, которые начнутся впоследствии. Его агенты были обучены выдерживать большой объем физических и моральных пыток. Некоторым пришлось применять эти навыки на практике. Из них одни умерли, прежде чем заговорили, другие, надо полагать, сначала заговорили, а потом уж умерли. Он не имел возможности уточнять, как все произошло в реальности.

Таррант попытался представить, к какой категории отнесет судьба его, и впервые задал себе вопрос: не следует ли ему уничтожить себя, пока еще есть время. Кувшин был пластмассовый, поэтому нельзя было разбить его и перерезать осколком вену. Повеситься на жгуте из одеяла? Но даже если и удастся изготовить веревку, ее не на чем закрепить. Врезаться в стену головой? Или головой с кровати об пол? Тут есть сложности. Если не получится с первого раза, ты просто лишишься сознания.

Недовольный собой и своим неумением принять разумное решение, Таррант подумал: а что сделали бы на его месте Модести Блейз и Вилли Гарвин? Он сразу решил, что о самоубийстве они и не подумали бы. Всю свою энергию и изобретательность они направили бы на поиски выхода. В прямом и переносном смысле. Таррант сокрушенно пожал плечами. Да, так уж они устроены. Но с другой стороны, они находятся в ином положении. У них в головах нет такого количества информации. Они на поколение моложе, специально обучены и готовы к любым поворотам судьбы и, скорее всего, спрятали бы в каком-то потайном месте отмычку или что-то в этом роде.

Но тем не менее Таррант продолжал думать о Модести. А почему бы нет? В лучшем случае можно наткнуться на полезную идею, в худшем скоротать время. Итак, что бы она сделала, если бы не могла открыть дверь. Таррант напряг память, выуживая фрагменты редких обсуждений ситуаций, когда возникали непредвиденные срывы первоначальных замыслов.

Скорее всего, она подождала бы хода оппонентов и тогда придумала бы противодействие. Все зависело от обстоятельств, но ответный ход не заставил бы себя ждать и удивил бы своей необычностью, оригинальностью.

Таррант вздохнул. Модести, может, что-то и придумала бы. Вилли рассказывал, как Майк Дельгадо, наемник-киллер, держал ее под прицелом своего пистолета почти в упор. Но он расслабился на долю секунды, позволив себе лишнюю насмешку, и она уловила этот момент, успела выхватить свой револьвер и выстрелить из-за спины. Дельгадо скончался с насмешливой улыбкой на устах. Тогда, правда, она была вооружена, но зато у нее не было ничего в тот день в Калимбе, когда…

Он опять пожал плечами. Все отлично, но нужно уметь воспользоваться благоприятным случаем, а Таррант трезво оценивал ситуацию: он не обладал такими навыками. И еще. В ожидании благоприятного момента Модести просто заставила бы себя заснуть — если потребовалось бы, на день, а то и больше, — тем самым накапливая силы для решающих мгновений. Этот ее талант граничил с волшебством. Она развивала его еще с детства, а затем уже довела до высокой степени совершенства под руководством Сиваджи — древнего старца-йога в пустыне Тар, к северу от Джодпура.

Вилли Гарвин тоже обладал таким талантом, хотя и в меньшей степени. Вскоре после того, как Модести взяла его к себе в Сеть, она отправила его на два месяца к Сиваджи. Вилли говорил, что это было что-то фантастическое. Старик, похожий на скелет, ничего не объяснял и вообще почти не говорил. Он просто сидел. А ты сидел вместе с ним, питаясь какими-то финиками. Вскоре тебе уже не нужно было Ложиться, чтобы заснуть. Ты вообще с трудом проводил границу между сном и явью. Ты просто сидел. Но в конце пребывания ты что-то приобретал. Только словами невозможно описать, что именно.

Таррант сел на кровать и протер глаза. Что толку желать невозможного? У тебя все равно нет навыков и искусства Модести Блейз. С тем, что его ожидало, нужно справляться с помощью собственных, весьма ограниченных ресурсов.

Надо тянуть время, думал Таррант. Оказывать сопротивление, потом скармливать им немного ложной информации. Так чтобы они не могли проверить. А для правдоподобия добавлять ко лжи немного правды, там, где это не опасно. Надо тщательно продумать свою роль и играть ее как можно достоверней. Чопорный, чуть надменный джентльмен, высокая сопротивляемость боли (о Боже!), но поддается диалектической логике. Фашистские задатки — всегда хороший материал для привлечения в противоположную веру.

Ладно. Но что делать, когда ситуация резко ухудшится? Тянуть время полезно, только во имя чего? Нужен хотя бы лучик надежды. Модести была поблизости, в «Оберж дю Тарн». Интересно, не инсценировали ли они аварию? Скорее всего, инсценировали. Значит, у Рейли будет заготовлена убедительная история. Но Модести вряд ли сразу так и поверит. Нет, сперва она потолкует с Рейли — и обязательно что-то почует. У нее дьявольская интуиция. Это точно. Ее не проведешь… Значит, надо дать ей время.

Таррант в общем-то отдавал себе отчет в том, что он тешил себя ложными надеждами. Противники уж постараются, чтобы комар носу не подточил. Но все же ложные надежды лучше, чем полная безнадежность.


— У меня была знакомая девица дактилиомантка, — важно изрек Вилли Гарвин. Он сидел на высоком табурете в большой кухне пентхауза Модести и ел изюм прямо из банки.

Модести в белой блузке и клетчатой шотландской юбке делала тесто для «киш лорен»[4], чтобы потом отправить его в морозильник. Она то и дело заглядывала в поваренную книгу. Ее кулинарные успехи, как правило, являлись результатом скорее прилежания, нежели вдохновения.

Было девять часов мартовского вечера — два дня спустя после того, как она позвонила Вилли из Парижа и сообщила о гибели Тарранта. Несколько часов назад Вилли встретил ее в лондонском аэропорту. Они мало говорили о Тарранте. Его кончина, несомненно, сильно их огорчила, но не в их натуре было долго оплакивать усопших.

— Кто-кто? — спросила Модести, отрываясь от книги.

— Дактилиомантка. Моя знакомая.

— А, ну так и что она?

— М-м, — промычал Вилли, запихивая в рот очередную порцию изюма. — У нее было кольцо диаметром в два дюйма, на одном конце дырочка, на другом — шип.

— Неплохо. — Модести снова глянула в книгу. — Ты мне честно скажи, Вилли, почему ты утверждал, что наелся жареным мясом, а теперь вот лопаешь изюм?

— Я не голоден, Принцесса. Просто я люблю изюм.

— Знаю. Я специально для тебя держу банку.

— Если бы не я, изюм бы заплесневел. Ты не используешь его в готовке.

— Использовала бы, если бы ты не съедал. Погоди.

Она вышла из кухни. Вилли навострил уши, слушая, как открываются и закрываются двери. Да, она вошла в свой маленький кабинет рядом с гранильной мастерской. Явно решила заглянуть в словарь. Вилли ухмыльнулся. В «Кратком оксфордском словаре» она не найдет поставившего ее в тупик слова.

Он угостился еще изюмом. Он был рад снова видеть Модести. Ему всегда не хватало ее — причем не обязательно, чтобы она находилась в той же комнате или доме, — главное, чтобы она была в той же стране. Она вернулась в кухню и, чуть нахмурившись, стала взвешивать муку на маленьких весах. Вилли подавил смешок. А, значит, он уел ее этой дактилиоманткой.

— Ну, и как же эта твоя подруга предсказывала? Подвешивала кольцо? Разве это может что-то по-настоящему объяснить?

— Ты завела новый словарь? — обиженно воскликнул Вилли.

— Оксфордский словарь английского языка, — с каким-то детским торжеством провозгласила Модести. — Теперь, Вилли-солнышко, тебе придется порядком попотеть в поисках действительно редких слов. Ну, так как действовало подвешенное колечко? Или ты все сочинил?

— Я никогда ничего не сочиняю, Принцесса. Просто тогда я был еще сопля и сбежал из Барстала, а потом жил с Дорин в Ливерпуле. Ирландка мыла где-то полы. Умом не блистала, но на вид очень даже ничего, а в постели прямо анаконда.

— Это хорошо?

— Нет, но в семнадцать лет ты еще мало что в этом смыслишь, а потому это кажется нормальным. Главная трудность состояла только в том, чтобы затащить ее в постель. Постоянно испытывала душевные терзания на этот счет. Все спорила сама с собой вслух. Я иногда просто засыпал под ее раздумья.

— Так как насчет кольца?

— Она подвешивала его на тоненькой проволочке над столом, на котором чертила мелом крест. Так что шип почти касался креста. И начинала задавать вопросы. Если кольцо качнется в одну сторону, это значит «да», а в другую — «нет».

— Разве это гадание?

— Нет, конечно, но Дорин считала себя гадалкой. Она спрашивала кольцо про свою работу, про любовные увлечения, советовалась, какой фильм посмотреть.

— И она слушалась кольца?

— Прямо как святых апостолов. Прошло несколько дней, и я приладил под столом магнит и шуровал им, чтобы кольцо говорило то, что мне выгодно.

— В смысле, стоит ли ей согрешить с тобой? — рассмеялась Модести. — И кольцо советовало, значит, согрешить?

— Это в первую очередь. Чтобы она так не терзалась.

— У тебя золотое сердце, Вилли-солнышко.

— Да, таких нынче уже не делают.

— Ладно, дай мне доделать тесто, потом поговорим о Джанет. Ты лучше пойди в гостиную, устройся поудобнее. Там на проигрывателе — новая пластинка Фрэнка Залпы.

— Я лучше побуду здесь, Принцесса.

— Хорошо, только помалкивай, а то я ошибусь, и тогда быть беде.

Вилли стал молча следить за тем, как Модести двигалась, хмурилась, наклонялась, выпрямлялась, наливала молока, начинала мешать ложкой… Вилли отметил про себя ее ноги, но особенно ему нравилась ее шея… Несмотря на их давнее знакомство, временами его охватывало удивление: неужели эта женщина дарит свое общество ему, Вилли Гарвину, хулигану, выросшему на улице.

Полчаса спустя Модести устроилась с ногами на честерфилде с чашкой кофе в руке. Вилли сидел в кресле по другую сторону кофейного столика. Он задумчиво сказал:

— Не понимаю. Этот самый «Нью провидент энд коммершиал банк оф Макао» означает мистера By Смита. То бишь самого большого негодяя в Юго-Восточной Азии.

— Да уж, его не заинтересовать жалкими процентами с тысячи долларов в месяц. Значит, речь идет о совсем других деньгах.

— О каких, Принцесса?

— Не знаю. — Она помешала кофе и добавила: — Мы знаем, кто такой By Смит, стало быть, где-то там есть большие деньги.

Некоторое время они молчали, думая о человеке из Макао. Ву Смит не грабил, не воровал, но он торговал краденым, покупая и перепродавая его, каким бы грязным ни был товар. Его банк финансировал любые проекты, которые By Смит считал прибыльными, а нюх у него был острый. Он брал немалые проценты, но зато отличался стопроцентной надежностью. Он имел дело с теми, кто специализировался на наркотиках, проституции, на операциях с золотом и валютой. Его банк обслуживал тех, кто нуждался в строжайшей секретности своих сделок. «Нью провидент» был надежнее любого швейцарского банка, поскольку гарантировал клиентам отсутствие каких-либо расследований со стороны органов правопорядка.

В Макао такие вещи были вполне возможны. Этот Гонконг в миниатюре — шесть квадратных миль португальской территории — находился в восьми тысячах миль от Лиссабона — на Южно-Китайском море, на краешке громадины континентального Китая. На этом колониальном клочке закон был весьма гибок и прекрасно поддавался воздействию старых криминальных традиций региона, a By Смит был слишком крупной фигурой, чтобы его можно было безнаказанно трогать — разумеется, коль скоро он не вступал в открытый конфликт с Лиссабоном.

Через пять минут после своей последней реплики Модести сказала:

— Никто не открывает дело по продаже пластмассовых гномов, если гном существует в единственном числе. Похоже, сестра твоей Джанет не одинока. By Смит явно обслуживает кого-то, кто шантажирует очень многих одновременно.

Вилли посмотрел на нее с удивлением.

— Шантаж ведь — одноразовое предприятие. Мистер Икс знает, что мистер Игрек нехорошо поступил с миссис Зет в сарае, и начинает оказывать на мистера Игрека давление. Короче, тут не поместишь объявление в газетах, что тебе нужны клиенты. А стало быть, откуда собрать столько компромата на разных людей?

— Я об этом как-то не задумывалась, но похоже, кому-то в голову пришла эта идея, и значит, нам надо попробовать проделать тот же путь. Ну, давай, Вилли, соображай, где найти ту выгребную яму, которая принесет золотые горы?

Еще минут через пять Вилли медленно сказал:

— Американцы используют психиатров, как мы зубных врачей. Сеансы психотерапии. Поэтому психиатры собирают огромные запасы грязи.

Модести ответила той редкой улыбкой, которая рождалась где-то в самых глубинах ее "я" и очаровывала тех, кто лицезрел это чудо.

— Вундеркинд Вилли! Может, ответ и не совсем верный но это ответ! Тот, кто получил доступ к магнитофонным записям и историям болезни такого психиатра, получает тем самым большую клиентуру. Спроси Джанет, обращалась ли ее сестра к психоаналитику.

— Спрошу. Уже есть откуда копать.

После очередной затяжной паузы Модести задумчиво проговорила:

— Начинают проступать контуры, Вилли… Новый поворот в старых методах. Нет необходимости выжимать клиентов как лимоны. Просто нужно точно оценить их финансовые возможности и потребовать от них столько, сколько они в состоянии платить, не доводя до полного отчаяния, не заставляя перерезать себе вены и обращаться в полицию.

— Постоянный доход, и риск сведен до минимума. — Вилли поморгал и добавил: — Господи, да если это счет благотворительной организации, клиенты еще избавляются от налогов по внесенным суммам.

— Видишь, как выгодно, — улыбнулась Модести. — Но все равно шантаж — это шантаж. Надо съездить в Макао и повидаться с By Смитом.

Вилли смущенно потер подбородок.

— Принцесса, тебе не стоит впутываться… Джанет сказала…

— Я знаю, что она сказала, Вилли. Ты объяснил ей, что к чему?

— Я сказал, ты ухватишься за возможность немножко расквитаться за оказанные услуги.

— Правильно.

— Ну, так что будем делать с By Смитом? В старые добрые времена мы продавали ему краденое золото, но мы не закадычные друзья. Нам нужен человек, который владеет этим счетом. By Смит его нам не сдаст и не продаст. Может, нам удастся его поймать. Но все равно без паяльной лампы он не заговорит, а это не наш стиль.

— Что-то надо придумать.

В комнату вошел Венг, который вел хозяйство Модести, и спросил:

— Вы кончили пить кофе, мисс Блейз?

— Я — да. А ты, Вилли? Ладно, Венг, тогда уноси чашки. А когда уберешь, закажи по телефону три билета на ближайший рейс на Гонконг.

— Три?

— Да. Ты полетишь с нами.

Смуглое лицо Венга расплылось в улыбке.

— Вот будет здорово еще раз увидеть Гонконг! — воскликнул он. В свое время Модести устроила его учиться в местный университет, где он и провел четыре года.

— Ты по-прежнему сохраняешь старые контакты? — спросила Венга Модести.

— Да, я всегда отвечаю на письма, мисс Блейз.

— Отлично. Когда закажешь билеты, закажи и два телефонных разговора. Первый Ли Фену. Может, он сдаст нам на несколько дней тот дом на Лантау.

— За приличную цену — обязательно сдаст. Но лучше я немножко поторгуюсь, мисс Блейз.

— Хорошо. И еще я хочу поговорить с Чарли Ваном. Или с Сузи, если его не окажется. — Она посмотрела на часы. — Впрочем, Чарли должен быть на месте. Сейчас три, а когда ты дозвонишься, там будет шесть.

— Чарли Ван? — переспросил Вилли.

— Может пригодиться, — сказала Модести.

— За то, что ты сделала для его жены, он отдаст за тебя свою правую руку.

Когда Венг унес поднос, Вилли озабоченно спросил:

— Ты уверена, Принцесса, что хочешь бросаться в этот омут?

— Все не так скучно… — Она взяла шахматную доску и высыпала фигуры. — Сыграем?

— Сыграем. У тебя есть какие-то наметки?

— Сейчас моя очередь играть белыми, и если ты выберешь, как обычно, индийскую защиту, то у меня на седьмом ходу заготовлен для тебя сюрприз сокрушительной силы.

— Я про мистера By Смита, — улыбнулся Вилли.

— Только в зародыше, — сказала Модести, расставляя фигуры. — Чем меньше сейчас уделять семенам внимания, тем лучше будут всходы. — Модести двинула на два поля вперед ферзевую пешку. — Ну, держись.

На следующий день Вилли позвонил леди Джанет Гиллам и сказал:

— Привет, Джен, это я. Мы тут поговорили с Модести о твоем деле, и нам надо отлучиться на недельку.

— Ты насчет моей сестры? — с тревогой в голосе спросила Джанет.

— Да. Пока мы делаем только первый шаг, но если получится, мы поймем, кто прячется за ширмой. Тогда будет ясно, что делать дальше.

— Вилли, я поеду с вами.

— Что? — удивленно спросил он. — Держи себя в руках, Джен. Чем ты можешь помочь?

— Я понимаю… Я не буду путаться под ногами. Но я хочу быть рядом…

— Но в этом нет никакого смысла.

— Вилли, мне трудно тебе это объяснить… Просто какая-то часть твоего "я" — для меня все равно что обратная сторона Луны. Господи, я вовсе не хочу владеть тобой и помыкать. Но мне просто интересно, что там, на той стороне…

— Лучше не заглядывать, Джен. Там порой попадаются очень темные пятна.

— Какой ты глупый! Я поговорю с Модести. Она поймет…

— Может, поймет, но сейчас не о том разговор. Через пару часов мы с ней вылетаем в Гонконг… Ты меня слышишь, Джен?

— Слышу. А из Гонконга вы двинетесь в Макао, так?

— Может быть.

— Ладно, Вилли… На этот раз я опоздала, но ты все-таки передай ей… — Она сухо усмехнулась и прибавила: — А ты береги себя. А то у нас, одноногих девушек, не так уж много кавалеров.


— Значит, вы считаете, что она проверила ваши бумажники на предмет документов? — спросил по-французски мистер Секстон.

Гастон Бурже пощупал руками гипс на челюсти и решил, что этот человек говорит с еще более жутким английским акцентом, чем британский премьер Хит, которого он однажды видел по телевизору.

— Да, — кивнул он и, сунув руки в карманы пальто, спросил: — Зачем мы оказались в этой Богом забытой дыре?

Все четверо сейчас находились в каменном домике на поросшем травой склоне долины в предгорьях Пиренеев. Пол был из глины, крыша местами прогнила и провалилась. Тяжелая дверь лежала на траве. Окон не было.

Мистер Секстон снял с плеч свой рюкзак и поставил его на пол, отчего в нем звякнуло что-то железное. Он сказал:

— Здесь нам не помешают. Значит, вы доехали на такси от станции до Милле, потом пошли пешком?

— Восемь километров на своих двоих, — мрачно кивнул главный из трех французов. — Совершенно бессмысленные инструкции.

— Ничего подобного. У этой Блейз во Франции могучие друзья. Нас могут искать.

Жак Гара, у которого два пальца были в гипсе, заметил:

— Они нас не найдут. А если бы даже и нашли, мы бы ничего им не сказали. Можете быть уверены.

— Это моя работа, — сказал мистер Секстон. — Быть уверенным, что все идет по плану.

— Необходимо уладить вопрос оплаты, мсье, — вступил вожак. — Потому-то мы сюда и прибыли.

— Оплаты, Серваль? Но вы же завалили работу. Вы не выполнили поручения. Теперь вам надо поскорее исчезнуть. Незачем полиции допрашивать вас…

— Нас не предупредили, что может возникнуть эта Модести Блейз, — упорствовал вожак.

— Это чистая случайность. Но вам следовало бы учитывать и возможные осложнения.

— Не согласен, мсье Секстон. Итак, вы хотите, чтобы мы исчезли, не получив денег?

Трое французов взяли англичанина в клещи, образовав полукруг. Атмосфера накалялась. Мистер Секстон добродушно рассмеялся.

— Исчезли непременно, причем все трое, — подтвердил он и, не договорив, высоко подпрыгнул и левой ногой ударил Бурже в горло.

Приземлившись на правую ногу, мистер Секстон каблуком левой угодил Сервалю по колену. Серваль, сделавший выпад туда, где еще мгновение назад находился мистер Секстон, крикнул от боли и упал. Крик перешел в стон.

Гара успел было вытащить револьвер, но его правая рука попала в стальные тиски — пальцы мистера Секстона безжалостно впились в плоть и мускулы. Из его рта вырвался крик, но тут же мистер Секстон, резко выдохнув, ударил его ребром ладони по черепу над ухом.

Серваль, шатаясь, поднимался на ноги, но мистер Секстон быстро обернулся и ткнул его железным пальцем в живот, потом ловко захватил его голову и перебросил противника через себя, не отпуская, однако, головы, отчего у Серваля хрустнули шейные позвонки.

Когда труп Серваля глухо ударился о глинобитный пол, мистер Секстон резко обернулся, торжествующе оскалив зубы. Он весело подошел к рюкзаку, открыл его, извлек стальную цепь. Потом он просунул один ее конец в маленькое отверстие в стене, вышел наружу и обмотал вокруг двери, которую, сняв с петель, поставил рядом у стены. Затем он вернулся в дом, надел толстые перчатки, обмотал вокруг пояса второй конец цепи, отыскал для упора каменный выступ и взялся за дело.

Секунд тридцать он только вдыхал и выдыхал воздух, настраиваясь на задуманное. Потом изо всех сил натянул цепь, отчего старая дверь уперлась в противоположную стену, дерево скрежетало о камень, трещало, словно угрожая разлететься в щепы. Цепь, задрожав, натянулась, превратившись в стальной брус. Из стены выпал один камень, потом второй… Наконец вся стена зашаталась и обрушилась внутрь.

Мистер Секстон одобрительно кивнул и освободил цепь. Тем же способом он обрушил еще две стены. Последняя, в которой был дверной проем, упала двумя секциями.

Десять минут спустя на месте домика высилась груда камней под которыми были погребены три трупа. Мистер Секстон еще раз осмотрел свою работу, убрал цепь в рюкзак, закинул его себе за спину и бодрой походкой двинулся в деревушку в пятнадцати милях от развалин, где он оставил свою машину. У него было отличное настроение. Теперь он мог доложить полковнику Джиму, что страховой полис, о котором шла речь, был успешно введен в действие.

Глава 5

Мистер By Смит блаженно зевал, идя по проходу своей стотонной моторной яхты «Ночная красавица», стоявшей у причала в гавани Тайпы. Он посмотрел на красно-зеленый португальский флаг, полоскавшийся на ветру под луной, и улыбнулся.

Мистер By Смит только что выиграл тысячу долларов в том единственном виде азартных игр, который себе позволял. Его сверчок Серебряный Дракон одержал победу над фаворитом, сверчком его приятеля Чуна в результате изнурительного двадцатиминутного боя. By Смит остановился и облокотился о полированный медный поручень, не боясь запачкать свой белый костюм. Он с удовольствием прокручивал в памяти детали поединка.

Победа пришла после серьезной подготовки. Как и большинство бойцовых сверчков, Серебряный Дракон родился на кладбище. Но появился он на свет не на обычном погосте, но на английском кладбище Гонконга, где, как полагал By Смит, покоились кости и его британских предков. By Смит кормил сверчка по особому методу — семена лотоса с рисом, вымоченным в молоке с лягушачьими лапками. Кроме того, раз в неделю By Смит позволял своему любимцу вступать в соитие с самочкой — для поддержания истинного мужского духа. Сегодня Серебряный Дракон одержал победу, хотя Чун перед схваткой и щекотал усики своего сверчка конским волосом, чтобы как следует его раззадорить.

Вечер выдался удачным, размышлял By Смит. Да и год в целом выдался неплохим, и все его начинания приносили прибыль. By Смит в очередной раз с благодарностью вспомнил того китайского мандарина, который четыреста лет назад подарил португальцам этот клочок суши в награду за их усилия по борьбе с пиратами.

By Смиту было приятно ощущать себя гражданином этой европейской провинции, устроившейся на гиганте Китае, словно блоха на слоне. Он был рад, что является одним из двухсот пятидесяти тысяч жителей колонии, разместившейся на материке и двух островах, Тайпа и Коулун. Эта колония по своим размерам уступала аэропорту Кеннеди, где ему однажды довелось побывать, но в малых размерах имелись свои преимущества.

Поскольку Макао не отличалось просторами, красный Китай не мечтал прибрать его к рукам. Как и Гонконг, до которого от этой самой пристани было час езды на судне с подводными крыльями, это были те поры, которые позволяли континентальному гиганту дышать.

Мистер By Смит одобрял методы управления колонией. Лица, отвечавшие за порядок перед Лиссабоном, не допускали, чтобы Макао превратилось в выгребную яму порока и преступности, хотя именно так многие на Западе думали об этом далеком месте. Вместе с тем те, кто распоряжался в Макао, понимали ценность и необходимость невидимого экспорта. А именно — свободной торговли золотом. Ежегодно импортировались двадцать две тонны благородного металла. И ничего не шло на экспорт. Золото потихоньку расползалось по Дальнему Востоку маленькими порциями, приобреталось теми, кто не верил бумажкам и был готов платить премиальные лицам, обеспечивавшим приток этого полезного металла. «Нью провидент энд коммершиал банк оф Макао» процветал, равно как и те, кто сплел вокруг него золотую паутину. С помощью мастера By Смита можно было купить женщину в сирийском Алеппо и продать ее в столицу Уругвая Монтевидео. Через Марсель шли упаковки с героином, который делали из опия-сырца, произраставшего в так называемом Золотом Треугольнике, где сходились границы Бирмы, Таиланда и Лаоса. С этого By Смит получал свои проценты, хотя от Макао до ближайших плантаций мака было, по меньшей мере, пятьсот миль.

Процветала и торговля с коммунистами по ту сторону границы. Дети председателя Мао нуждались в товарах, которые всегда мог им поставить By Смит. Его отношения с генералом Чжан Бо из Гуаньдуна, судя по донесению агентов, были отличными, но сам By Смит ни за что не пересек бы границу КНР, даже если бы китайцы это разрешили. Дела с ними можно было делать, но они отличались жуткой подозрительностью в смысле политических интриг. Это превращало их в опасных и непредсказуемых партнеров. Но не беда. By Смит отлично вел дела с коммунистами, не подвергая себя никакому риску.

Вообще By Смит большую часть жизни старался не подвергать свою персону никакому риску. Он знал, что у него есть враги как среди тех, кто поддерживал правопорядок так и среди тех, кто его постоянно нарушал. Он нигде не появлялся без своего личного телохранителя, молчаливого тайца, который и сейчас стоял в двух шагах от него. Дом его являл собой подлинную крепость, но когда позволяла погода, By Смит проводил ночи на своей моторной яхте, всегда стоявшей на якоре в полумиле от берега. На борту находилось пять охранников, и двое из них поочередно дежурили у радара, который по ночам предупреждал о любых передвижениях по морю в этом районе.

By Смит подумал, не послать ли за девушкой, чтобы достойно завершить удачный вечер, но решил, что этого делать не следует. Сверчок и так доставил ему большое удовольствие, и лишь глупец громоздит одно наслаждение на другое.

Обернувшись к телохранителю, он сказал по-китайски:

— Отчаливайте и идите на рейд. А я хочу спать.

Он вошел в каюту, и двигатели тихо заработали, унося яхту в открытое море.

Внизу под корпусом яхты, там, где уходил вниз киль, две фигуры — два аквалангиста — крепко держались за магнитные диски, впившиеся в металлическую обшивку корпуса. Это были сильные магниты, и если бы яхта резко увеличила скорость, то скорее не выдержали бы руки аквалангистов, чем эти диски с рукоятками. Но яхта никуда не торопилась и медленно двигалась к своей якорной стоянке.

Десять минут спустя вахтенный включил радар и начал свою четырехчасовую вахту. Модести Блейз и Вилли Гарвин всплыли на поверхность под кормой. Они уже отстегнули акваланги, а также пояса, отправив их на дно. К ноге Вилли был прикреплен водонепроницаемый мешок, из которого он извлек надувной резиновый круг, который позволил им спокойно дрейфовать, не окунаясь в воду, и прикрепил его к корме яхты с помощью большой присоски на конце троса. Затем они стали ждать. Вода была прохладной, хотя и не холодной, да и костюмы все-таки неплохо согревали, но через определенные промежутки времени Модести и Вилли молча и тихо устраивали небольшие сеансы индейской борьбы, чтобы не закоченели мускулы.

В час ночи дежуривший у радара охранник вдруг почувствовал, как его обдало холодом, хотя дверь и не открывалась. Когда он повернулся, погас свет. Это было последнее, что он запомнил. Двое дежуривших на палубе испытали нечто подобное чуть раньше. Один получил шишку над ухом, у другого что-то произошло с шеей, но ни один из них не запомнил момент удара.

Затем трое свободных от вахты людей By Смита, в том числе и его личный телохранитель, перешли из сна в бессознательное состояние, надышавшись эфиром, которым злоумышленники угостили их в виде аэрозоля. Затем настала очередь и By Смита, безмятежно спавшего в своей роскошной каюте.

Десять минут спустя с палубы яхты дважды мигнул фонарик, ц тотчас же двое в весельной лодке стали грести к «Ночной красавице» из бухточки в полумиле от судна, где они укрывались. За рулем был Венг.

Лодка поравнялась с яхтой и тотчас же пустилась в путь, приняв на борт троих пассажиров, один из которых был в бессознательном состоянии закутан в одеяло.

Когда мистер By Смит пришел в себя, то понял, что лежит на парусиновой койке в комнате с облупленными стенами. С потолка свисал провод, на котором болталась яркая лампочка, отчего By Смит болезненно поморщился. Единственное окно было завешено одеялом.

By Смит приподнялся на локте. Что произошло? Он заснул в своей каюте под надежной охраной, а проснулся в этом незнакомом месте. Голые доски пола, стол на козлах, шкаф-картотека, дешевые деревянные стулья. Словно в казарме.

Когда он присмотрелся к фигуре, сидевшей за столом, у него неприятно екнуло в животе. Китаец. Лет сорока. Или пятидесяти. Черные, коротко стриженные волосы. Зеленовато-коричневая форма с красными нашивками на воротнике. На столе фуражка с пятиконечной звездой. Сидевший склонился над открытым досье. Рядом в стопке высилось еще несколько папок.

By Смит медленно сел на кровати, и тотчас же его чуть не стошнило: он увидел у двери часового с автоматической винтовкой «Тип-56» — китайский вариант советского АК-47. Еще один солдат в наушниках сидел у радиоприемника и что-то писал в блокноте. By Смит снова посмотрел на человека за столом. Да, никаких знаков различия… После 1965 года КПК постановила ликвидировать такие буржуазные пережитки, как воинские звания, — китайская армия состояла отныне из двух категорий — командиры и бойцы. Форма сидевшего за столом была лучшего качества, чем у двоих других, впрочем, By Смит и так сразу понял, кто тут главный.

— Значит, проснулись, — ворчливо произнес по-китайски человек за столом и закурил сигарету. By Смит заметил, что сигареты из Гуанчжоу.

— Что случилось? — срывающимся голосом спросил By Смит. — Где я?

Человек за столом выпустил струю дыма и посмотрел холодными равнодушными глазами.

— Я генерал Ван Шичжан, — сказал он. — Вы проникли в Китайскую Народную Республику тайно, без разрешения и будете допрошены.

By Смит поперхнулся и поднял руку в знак протеста. Голова болела, мозги решительно отказывались работать.

— Я не проникал тайно в Китайскую Народную Республику, — забормотал он. — И вообще я никуда не проникал.

Генерал закрыл папку и, обернувшись к солдату с автоматом, распорядился:

— Увести. Приведете через неделю, когда он сделается немного сговорчивей.

— Нет, нет! — отчаянно закричал By Смит. — Генерал!.. Я просто хотел сказать, что попал сюда по недоразумению. Я был бы вам признателен, если бы вы связались по телефону с генералом Чжан Бо. Он, несомненно, подтвердит мою лояльность Китайской Народной Республике.

— Чжан Бо арестован, — коротко бросил человек за столом, и в глазах его загорелась ярость. — Председатель нашей партии лично разоблачил его как предателя, империалистического шпиона и врага.

By Смиту показалось, что его ударили по голове кувалдой. После долгой паузы он сказал с жалкой улыбкой:

— Слава небесам, что ваш председатель так проницателен. Меня генерал Бо ввел в заблуждение.

— Способности председателя нашей партии не имеют никакого отношения к несуществующим небесам, — отчеканил человек за столом.

— Разумеется, разумеется, я сказал глупость. — By Смит лихорадочно пытался найти подходящие слова, и они появились. — Я готов ответить на все ваши вопросы, генерал.

Генерал Ван Шичжан затушил сигарету и придвинул к себе блокнот, говоря:

— Учтите, By Смит, что мы знаем о ваших грязных делишках очень много. Если то, что вы сейчас расскажете, будет противоречить тому, что нам известно, вы горько пожалеете.

By Смит почувствовал, что покрывается потом.

— Я все расскажу, генерал.

— Сядьте, — карандашом генерал указал на деревянный стул, и By Смит на негнущихся ногах заковылял туда.

Человек за столом посмотрел на свои часы и сказал:

— Для начала расскажите о ваших торговых махинациях с предателем Чжан Бо.

Час спустя горло By Смита, пересохшее от страха, заболело оттого, что он не переставая говорил. Кошмарно было сознавать, что он выбалтывает один за другим секреты его профессии, которые он так долго хранил как зеницу ока, но теперь ему было все равно. Кто знает, вдруг эти маньяки в награду за полное содействие сжалятся и отпустят его на свободу. Теперь только это имело значение для By Смита. Он всегда свято берег тайны своих клиентов, даже если это приносило ему убытки, но теперь, когда его горячо любимая шкура оказалась в смертельной опасности, он уже не следовал этому благородному принципу.

Он заговорил о золоте и наркотиках, о сделках с бриллиантами и пшеницей, о спекуляциях с валютой и игорном бизнесе. Он называл имена чиновников, берущих взятки, и тех, кто помогал беженцам переправиться через канал у острова Лапа. Он с негодованием отверг даже мысль о том, что мог содействовать побегам изменников или что передавал военные и прочие секреты миролюбивых вооруженных сил народного Китая империалистам.

Первый час допроса был на исходе, когда генерал Ван Шичжан перевернул страницу блокнота и продолжил:

— Ваш банк… — последовало название банка, — кажется, имеет счет… — он сверился с пометками в толстой записной книжке, — Фонда помощи детям беженцев Юго-Восточной Азии.

— Нет, — покачал головой By Смит.

Черные глаза генерала впились в By Смита, и карандаш угрожающе постучал по столу:

— Подумайте, By Смит. Мы хорошо знаем то, что мы знаем…

By Смит заволновался, руки его задрожали, но он ответил:

— Верьте слову чести, генерал, такого счета у меня не было и нет.

— Еще раз подумайте. Это фальшивый счет. Псевдоблаготворительная организация.

— А! — с облегчением воскликнул By Смит. — У нас есть только один подобный счет. Наверно, вы имеете в виду Восточное общество помощи инвалидам…

— Может быть, может быть. — В голосе генерала звучал скепсис. — Кто же доверитель?

— Я не встречал его лично. Я вел дела через посредника — это человек по имени Да Круз. Белый, португалец. Почти белый.

— Еще раз спрашиваю, кто доверитель? — Ван Шичжан посмотрел в записную книжку, затем поднял голову, ожидая подтверждения того, что ему и так уже хорошо известно.

— На всех чеках, ордерах, платежных поручениях должна стоять подпись «Дж. Страйк».

— Как пишется? — Генерал записал имя. — Иностранец? Англичанин? Из Гонконга?

— Нет, еще недавно адрес был нью-йоркский. Я… не могу сейчас вспомнить детали. Но потом наш банк получил новый адрес. Во Франции. — By Смит стал судорожно тереть лоб, чтобы сосредоточиться. — Замок. Замок Лансье. Не помню, какой там поблизости город или деревня. Но это департамент Арьеж. Я могу, конечно, проверить и переслать вам все точные данные.

— Необязательно, By Смит. — Человек за столом вырвал страницу из блокнота и скомкал ее. — Ряд моих вопросов имеет целью установить лишь меру вашей искренности.

— Я говорю чистую правду. Поверьте…

— Пытаюсь… Теперь о другом. Вы вложили средства в фирму, которая распространяет похабные фильмы…

— Похабные, генерал? — удивленно воскликнул By Смит. — Меня уверяли, что это учебные фильмы. Я, правда, лично не видел ни одного…

By Смит уже не помнил, когда его мучитель положил карандаш, откинулся на спинку стула и коротко кивнул солдату у двери, который подошел со стаканом воды. By Смит схватил стакан дрожащими руками и начал жадно пить.

— Спасибо, генерал, — прохрипел он, тряся головой и изо всех сил стараясь изобразить на лице улыбку. — Вы очень добры. Надеюсь, я оказал вам содействие… — Тут у него забрали стакан. — И еще я полагаю, мое появление в Китайской Народной Республике будет оставлено без последствий…

Генерал позволил себе пожать плечами, впрочем, не без снисходительности.

— Это мы еще будем решать. Но в вашу пользу говорит то, что во время допроса вы вели себя разумно и…

By Смит не расслышал конца фразы. У него вдруг поплыло все перед глазами, а затем наступила чернота, и он чуть было не свалился со стула, но солдат вовремя его подхватил, кивнув радисту. Вдвоем они перенесли By Смита на койку.

Генерал встал и, тяжело вздохнув, сказал на очень неплохом английской языке:

— Господи, сейчас я устал куда сильнее, чем когда в последний раз играл Гамлета.

Открылась дверь. Вошли Модести Блейз и Вилли Гарвин. Оба были в брюках и свитерах. За ними следовал ухмыляющийся Венг. Модести подошла к генералу, обняла его, прислонилась щекой к щеке и весело сказала:

— Тебе надо бы присудить за это Оскара, Чарли. Мы все записали на магнитофон. Ты был поистине великолепен. И это при том, что на все репетиции у тебя было только двадцать четыре часа.

Чарли Ван, который шестнадцать лет назад окончил Пембрук-колледж в Кембридже, улыбнулся.

— Вы мне дали хороший инструктаж, а кроме того, я люблю импровизации.

— Ты уверен, что он тебя потом не узнает?

— Без прокладок за щеками и с отросшими волосами? Ни за что! И вообще он редко бывает в Гонконге, а я слишком занят режиссурой в университетском театре, чтобы самому появляться на сцене. Вы поняли самое главное? Фамилия — Страйк.

— Да, замок Лансье. Ты отлично закопал это в куче прочих вопросов.

— Сузи велела мне пригласить вас к нам на обед. Ну и юного Венга с его друзьями тоже…

— Надеюсь, нам удастся выкроить время до отлета сегодня вечером. А ребята Венга смогут быстро привести в порядок помещение Ли Фена?

— Конечно. — Чарли Ван, президент Драматического общества университета Гонконга, посмотрел на безжизненное тело By Смита и спросил: — А что с этим делать?

— Он проснется вечером в лодке у пристани катеров на подводных крыльях в Макао.

— Интересно, как он все это себе объяснит, — задумчиво проговорил Вилли.

— Наверно, решит, что все это и правда имело место — пока не узнает, что генерал Чжан Бо живет и здравствует в Гуаньдуне. — В глазах Модести загорелись лукавые искорки. — Ну а потом… Потом он несколько месяцев поломает голову над тем, кто же заставил его запеть и почему?

Вилли ухмыльнулся и провозгласил:

— «Там пленившие нас требовали от нас слов песней». Псалом сто тридцать седьмой, стих третий.


Таррант улегся на кровать и вытянул ноги. Во рту был привкус желчи, а нервные окончания во всем теле подавали отчаянные сигналы боли. Одежда помялась, а пиджак к тому же был порван. Таррант решил, что, наверно, похож сейчас на огородное пугало.

Теперь у него в голове заметно прояснилось по сравнению с тем, что было, когда с ним беседовали Меллиш и полковник Джим. Что и говорить, методика мистера Секстона быстро привела Тарранта к столь необходимой после этих наркотиков встряске.

Таррант посмотрел на полосы, проведенные его ногтем на деревянном изголовье кровати. Шесть дней, если он не сбился со счета. Слава Богу, эти мерзавцы не торопились. И разумеется, знали, что делали. Пыткой можно сломать человека за несколько часов, но это, скорее всего, сильно повлияет на его сознание. Память станет работать хуже процентов на пятьдесят, а потому информация, выбитая таким способом, не будет отличаться достоверностью.

Они не пользовались слишком большими дозами стимуляторов. И опять-таки правильно делали. Все эти так называемые сыворотки правды вовсе не гарантировали получение правдивой информации. Они расслабляли организм, делали человека словоохотливым, но и быстро усыпляли. Поэтому нужно было подмешивать к этим средствам и стимуляторы вроде амфетамина придававшего человеку ощущение раскованности и безопасности. Человек начинал говорить, говорить… Но если проявить силу воли, то можно было все же держать под контролем свои словоизлияния и превращать откровения в сочетание полуправд, выдумок или в чепуху.

Таррант прикрыл глаза и попытался приказать своему уставшему организму расслабиться. Пора имитировать капитуляцию и начать скармливать им те самые внешне достоверные небылицы, на сочинение которых он потратил столько сил. Это может дать ему несколько дней отсрочки.

Вопреки его первоначальным ожиданиям, они интересовались совсем другой информацией. Это выяснилось при первом же допросе, когда за ним пришел бородач и забрал его из камеры. Его звали мистер Секстон. Таррант уже знал почти все имена этих людей. Кроме того, ему было известно, что его держат в замке Лансье, стоящем в гордом уединении в предгорьях Пиренеев. Замок был построен в шестнадцатом, а переделан в девятнадцатом веке. Теперь он мог заинтересовать только отшельника — или такого человека, как полковник Джим.

Таррант вспомнил свою первую встречу с этим самым «полковником». Он сидел в комнате, которая предназначалась для рукоделия, а затем была переделана в кабинет. Когда мистер Секстон ввел его туда, Таррант увидел не только полковника Джима за столом, но и идиотического вида блондинку в кресле рядом. Судя по всему, это была его жена, которая беззаботно полировала ногти. Еще одна женщина, шотландка, которую все, кроме мистера Секстона, звали Кларой, собиралась уходить. Мистер Секстон обращался к ней исключительно «миссис Мактурк».

Полковник Джим ласково смотрел на свою супругу, но когда дверь открылась, повернулся в кресле в сторону вошедших. Мистер Секстон провозгласил:

— Сэр Джеральд Таррант. Полковник Джим.

Полковник кивнул большой головой, и его внушительных размеров рука указала на стул.

— Присаживайтесь, мистер Таррант. Мы тут в общем обходимся без титулов. А ты, Клара, беги.

Таррант сел на указанный стул и, быстро произведя оценку американца, пришел к грустному заключению, что это серьезный я опасный соперник. Мистер Секстон подошел к стене и оперся да нее. Полковник Джим кисло осклабился:

— Перейдем к делу, мистер Таррант. Вы возглавляете отдел разведки в британском министерстве иностранных дел. У вас наверняка было время поразмыслить, почему вы тут оказались, и вы, похоже, понимаете, что попали в руки человека, который намерен получить от вас массу полезных сведений.

— Секретные формулы, — хихикнула блондинка, — и схемы новых карбюраторов для подводных лодок. Наверно, он думает, папочка, что тебя интересует все такое…

— Помолчи, мамочка, — ласково прервал ее полковник Джим. — С этим человеком у нас деловой разговор. — Он посмотрел на Тарранта и продолжил: — Я лучше расскажу вам о своем деле. — Он открыл шкатулку с сигарами на столе и предложил: — Не желаете?

— Нет, спасибо, — сухо отозвался Таррант.

Полковник Джим взял себе сигару, зажег и уставился на рдеющий кончик.

— Мой бизнес — шантаж. И скажу прямо, я и шантаж — это то же самое, что Форд и автомобили. Позвольте задать вам вопрос, мистер Таррант, где в наши дни, по-вашему, находятся деньги? Большие, свободные от налогов деньжищи?

— Наверно, вам лучше знать, — отозвался Таррант.

— В мире организованной преступности, мистер Таррант. Но там жуткая конкуренция. Наркотики, проститутки, валюта, золото, драгоценности — нужно бороться и с полицией, и со своими же собратьями. Иное дело шантаж. — Он подался вперед и ткнул сигарой в невидимого конкурента. — Шантаж — это единственный вид преступной деятельности, где проигрывающая сторона сотрудничает с победителями. Верно я говорю? И полиция им, как и нам, все равно что кость в горле. Верно?

— Верно, папочка, — отозвалась супруга. Она помахала перед его носом рукой с растопыренными пальцами и спросила: — Ну, как тебе цвет?

— Очень тебе идет, мамочка. Прелесть. Я люблю кроваво-красные ноготки. Вы что-нибудь смыслите в этом деле, мистер Таррант?

Таррант подавил ощущение призрачности происходящего и ответил:

— Не очень, если честно. Но больше, чем вы, если вы всерьез видите во мне выгодного клиента.

Полковник Джим хмыкнул, и в его черных глазах появились зловещие огоньки.

— Вы не клиент, мистер Таррант. Вы скорее плодородная почва. Вы поставщик или, если угодно, источник ценного сырья, которое, будучи правильно обработанным, может принести приличную прибыль. В нашем деле очень нужны исходные материалы. Там, в Штатах, я имею долю в шести престижных частных лечебницах. Все абсолютно законно. Только у меня есть доступ к историям болезни, ясно? У многих бывают нервные срывы, у многих случаются проблемы на почве секса, алкоголя и все такое прочее. Мы им помогаем. С помощью глубинного анализа, современных лекарств и прочих штучек. Чтобы выяснить, что же им мешает жить. Ну, понимаете, что я имею в виду, мистер Таррант?

— Насколько я могу себе представить, многое из того, что вы узнаете, — произнес Таррант со сдержанной неприязнью, — позволяет вам успешно проводить ваши преступные вымогательства.

— Сущая правда. Теперь я переехал в Европу и хочу развернуться здесь. Мне нужны новые источники информации. Я не могу работать как в Америке. Местные власти не дают мне открыть лечебницу. То же самое в Испании, Португалии, Германии и в чертовом Соединенном Королевстве.

— Они сказали, что мы иностранцы, — недовольно протянула его супруга. — Они просто спятили, папочка. Это мы-то иностранцы?

— Ну, если посмотреть на это под их углом, то мы, пожалуй, действительно для них иностранцы, мамочка, — примирительно сказал полковник Джим. Обернувшись к Тарранту, он продолжил: — Итак, вам теперь должно быть все ясно. Мы начнем с Англии, а стало быть, вы должны будете поставить нам необходимое сырье.

— Не совсем вас понял, — солгал Таррант.

— Я попросил эксперта оценить досье, которые проходят через вас лично. Выходит, что вы получаете много всякого компромата. А потому, если хорошенько поднапряжетесь, то вспомните пятьдесят-шестьдесят фамилий, которые мне очень даже пригодятся.

— Это абсурд…

— Человек в вашем положении, на самой верхушке, должен обладать хорошей памятью, мистер Таррант. Он должен представлять себе общую картину. Вы видите одну мелочь тут, другую там, потом у вас в голове что-то щелкает, вы вспоминаете, что когда-то читали еще кое о чем в этом роде, и посылаете ваших ребят проверить. Верно? Так вот, это нам и нужно. Вы вспомните весь компромат, а также имена — и нам расскажете. — Полковник Джим снова улыбнулся до ушей. — И совесть у вас будет чиста. Потому как мне не нужны государственные секреты — про бомбы и торпеды. Только компромат. Грязь.

Таррант попытался что-то сказать, но полковник Джим поднял руку:

— Еще одно. Очень богатый клиент — это хорошо, но мы не брезгуем и рыбешкой поменьше. Мы ведь как поступаем — сначала просчитываем возможности клиента, потом начинаем оказывать давление, но не так, чтобы брызнули семечки. — Он сделал движение, словно сжимал в руке апельсин. — Мы останавливаемся задолго до красной черты. И за это клиент платит нам установленную сумму. Регулярно. И еще говорит спасибо за проявленное понимание.

— Регулярно? Они соглашаются платить?

— Девяносто восемь процентов. На сегодняшний момент. Только трое клиентов остались недовольны условиями и обратились в полицию. Но все полицейские расследования неминуемо замыкаются на нашем агентстве, получающем деньги. И мы сразу узнаем о неприятностях… Тогда за дело берется мистер Секстон.

— Он предает огласке компромат?

— Он убивает недовольных. Причем так, что со стороны это похоже на несчастный случай. Тут он собаку съел. Да вы, наверно, уже и сами убедились.

— Но ведь ваше агентство могут вычислить…

— Оно за границей. И не так-то легко под него подкопаться. Кроме того, у нас есть неплохой метод защиты. К примеру, ФБР или Интерпол начинают разнюхивать, наводить справки. Наш агент удивляется: о чем вы говорите?! Он вспоминает, что действительно некий клиент в течение определенного времени вносил определенные суммы в благотворительный фонд. Значит, теперь этот тип передумал и хочет забрать деньги обратно? Он рассказывает какие-то безумные истории? Ну, что ж, вот чек на его деньги. Пусть забирает. И мы отказываемся впредь иметь дело с этим человеком…

Полковник Джим махнул рукой, потом опять осклабился.

— Но пока суд да дело, этот клиент отдает Богу душу. Так? И полицейские начинают думать, а не пытался ли им заморочить голову какой-нибудь псих. Какой шантажист пожелает расстаться с деньгами? Какой шантажист не обольет грязью заупрямившегося клиента? — Он затянулся сигарой и рассудительно покачал головой. — Полицейских легко сбить с толку. Конечно, если бы такое случилось раз десять-пятнадцать, они всерьез заинтересовались бы. Но подобного я не допускаю. Я неплохо провожу маркетинг и назначаю разумные цены, посильные для клиентов.

Таррант понадеялся, что он сумел скрыть свои чувства. Главная опасность таилась в кажущемся успокоении, что, дескать, если из него и вырвут какие-то секреты, это не будет иметь отношения к государственной тайне, и безопасность его страны не пострадает. Нет, стоит только начать говорить, как уже трудно остановиться. Кроме того, следовало критически отнестись к заверениям полковника Джима насчет узкой специализации его шантажа. А вдруг это лишь тонкий психологический ход, уловка, суть которой состоит в том, чтобы усыпить бдительность, а затем уже двинуться в том направлении, которое больше всего устраивает полковника? Кроме того, стоит им вытрясти необходимые сведения, ему конец. Это столь же верно, как дважды два…

— У меня нет никакой информации, которой я мог бы с вами поделиться, — сухо ответил Таррант.

— Я так и знал, — кивнул полковник Джим. — Что ж, не будем торопить вас, мистер Таррант. Подумайте несколько дней. — Он встал и подошел к своей супруге, приговаривая: — Ну-ка подними свою попку и посиди на коленках у папочки.

Блондинка хихикнула, и они оба устроились в кресле.

— Две минуты, мистер Секстон, — сказал полковник Джим. Человек в черном, походивший на викинга или крестоносца, подошел к Тарранту и взял его за руку. Таррант ахнул от удивления, поскольку не подозревал, что в человеке может таиться такая жуткая сила. Мистер Секстон рывком поднял его на ноги, а затем ткнул пальцем дважды — в плечо и в бедро. Это, скорее, походило на удар стальным прутом, и каждый выпад точно поражал нервный центр. В руке и ноге вспыхнула страшная парализующая боль. Таррант упал на пол, а мистер Секстон махнул ногой, ударив его носком по колену.

Это было сочетание боли и унижения. Мистер Секстон действовал уверенно, споро, с заученной точностью, словно работал на хорошо известном ему станке. Он прекрасно понимал, как причинить боль, не нанеся при этом непоправимого ущерба беспомощной жертве. Он был мастером своего мрачного дела.

Таррант оказывался то на полу, то на коленях, то, на какое-то короткое время, на ногах. Однажды он очутился на четвереньках, и пока мистер Секстон готовился к новому ходу, Таррант вдруг с удивительной четкостью увидел мордочку супруги полковника Джима, которая масляными глазками следила за происходящим и ерзала от наслаждения.

Физическая боль могла сравниться только с душевными муками, которые вызывало чувство полной беспомощности, неспособности помешать этой экзекуции на глазах вульгарной блондинки… Когда же мистер Секстон закончил и отступил от своей жертвы на несколько шагов, Таррант услышал собственное тяжелое дыхание, напоминавшее, скорее, стоны, обратил внимание, что по щекам его непроизвольно текут слезы. Это был такой позор, хуже которого уже ничего нельзя было вообразить.

Снова оказавшись в темнице, Таррант попытался как-то возродить поруганное достоинство. Он призывал на помощь гнев, ненависть, надежду — словом, все, что могло восстановить его "я".

Теперь-то ты понимаешь, с презрением обращался он к себе, чем кончается порой то путешествие, в которое ты постоянно отправлял и отправляешь своих сотрудников. Он вспомнил Пири. Его в конце концов удалось обменять на того венгра. Они сломали Пири, но для этого им потребовалось шесть недель. Вот, бери пример с тех, чьей жизнью ты так легко распоряжался. Неужели ты сразу же запоешь на радость этим сволочам? Господи, какая кошмарная баба — сидит на коленях у этой гориллы и исходит слюной от удовольствия. А этот живодер, мистер Секстон! Ничего, Модести Влез живо согнала бы с его самодовольного лица улыбку. Она или Вилли. Но им понадобится время, чтобы отыскать тебя, так что пока придется держать оборону в одиночку. Как оборонялся Пири. Он держался шесть недель. Расслабься. Физическая боль — это всего лишь физическая боль. Не надо с ней бороться. Пусть она нахлынет на тебя — а потом снова схлынет. Следи за собой. Не упускай инициативу…

В этот момент в камеру вошла Клара. Таррант вдруг подумал, а не попробовать ли оглушить ее, но тотчас же отказался от затеи. Его руки и ноги были как ватные, а Клара отличалась заметной физической силой. Кроме того, наверняка за дверью находился кто-нибудь, может, сам мистер Секстон.

Клара села на принесенный ею складной стульчик, достала вязанье и начала работать, тараторя без умолку. Смысл ее речей был тем более ужасен, что говорила она весело и жизнерадостно. Она болтала о пытках, как говорят о пироге на чаепитии у викария.

— Думаю, что до самого худшего дело не дойдет, — радостно щебетала Клара, — зачем им так обходиться с джентльменом вроде вас, сэр Джеральд. Кстати, я помню, как мистер Секстон занимался с другим джентльменом. Это было в сентябре… Нет, что это я… в октябре. Конечно, в октябре, потому что тогда сделалось уже довольно холодно. Так вот, в конце мистеру Секстону пришлось прибегнуть к электричеству. Включил то ли трансформатор, то ли что-то в этом роде. Я плохо разбираюсь в технике… В общем, бедняге не поздоровилось. Его гениталии… Я, помню, еще тогда сказала Ангелу… Вы ведь не знакомы с Ангелом? Очаровательная молодая особа, хотя слишком уж добросердечная… Так вот, я тогда ей сказала: «Этот несчастный теперь уже никогда не сможет совокупиться с женщиной, ты уж мне поверь». Ну конечно, ни о каких совокуплениях и речи не могло быть, потому что бедняга совсем потерял рассудок. Я даже подумала, что, может, все это к лучшему, когда мистер Секстон стал ломать ему кости одну за другой, и он умер.

Клара и дальше продолжала в том же духе — страшные намеки под видом безобидной болтовни. Таррант понимал, что это результат тщательного расчета — как и все то, что ему еще предстояло испытать. Задача приема — ослабить его волю, и то, что он разгадал их замысел, утешало мало. У него почти не было оснований полагать, что угрозы эти — только блеф.

На следующий день его отвели в ту же комнату, и человек с золотым пухом волос сделал ему укол и начал допрос. При этом присутствовали полковник Джим и Люси. Время от времени он вкладывал ей в уста очередную шоколадку, которая исчезала во рту, и челюсти принимались мерно жевать.

Таррант остался доволен собой во время этого допроса. Он не мог совсем удержаться от высказываний, коль скоро находился под действием наркотика, но тем не менее ему удалось контролировать свою словоохотливость и так видоизменять истину, что она делалась либо бесполезной, либо бессмысленной. Уже потом, снова оказавшись в камере и по-прежнему испытывая возбуждение, он напомнил себе, что торжествовать еще не время, что чувство эйфории опасно — это признак надвигающегося упадка сил и воли.

Вечером того же дня он снова попал в руки к мистеру Секстону, и снова боль и унижение смешались воедино. На сей раз пытку устроили в большом зале с галереей. Помещение было переделано в подобие спортзала и чем-то напоминало Тарранту то низкое здание без окон, где Вилли и Модести оттачивали свои боевые навыки.

Ни до, ни после пытки не было никакого допроса. Это скорее напоминало спектакль для зрителей, наблюдавших с галереи: полковника Джима и его компании. С ними был еще один человек, которого Таррант до этого не видел, — европеец с примесью китайской крови. Его звали Да Круз. На сей раз мистер Секстон работал дольше, чем в первый раз, под аккомпанемент поощрительных возгласов Люси: «Так, так его! А ну-ка, еще раз! Здорово!.. А теперь пальцем его, пальцем. Во дает! Молодчина!»

К своему немалому удивлению, Таррант на этот раз выдержал испытание гораздо лучше. Возможно, думал он впоследствии, он уже не застигнут врасплох, как первый раз… А может, человек привыкает и к унижению, и даже к боли. И уж во всяком случае сегодня ему было наплевать на эту кошмарную блондинку. Он не пытался сопротивляться, а превратился в податливый материал в руках мучителя. Он сумел как-то отъединяться от своего тела и даже не пытался подавить в себе голос боли.

Вечером к нему в камеру пробралась Ангел и, пугливо озираясь на дверь, стала шептать, какие тут все негодяи, и затем даже сделала попытку прилечь рядом и предложить ему свое тело в виде единственного утешения, на какое она была способна. Таррант не обманывался насчет ее намерений, но тем не менее, к собственному смущению, на какое-то мгновение вдруг почувствовал приступ желания. Это было примитивной реакцией организма на перенесенные боль и страдания, подсознательное желание измученной плоти и оскорбленного духа обрести хоть какое-то утешение и опору, но Таррант быстро подавил в себе голос инстинкта, отвернувшись от полуголой девицы с порочными мутновато-карими глазами.

На следующий день ему принесли хлеб и холодный суп и оставили в покое. Сегодня, как он полагал, на шестые сутки его заточения, вновь был мистер Меллиш со своими уколами. Затем мистер Секстон отвел его в хорошо оборудованную ванную комнату, снабдил электробритвой и разрешил полностью привести себя в порядок. Таррант был несказанно рад вымыться и побриться и с немалым отвращением снова облачился в грязную одежду.

Затем его препроводили в столовую, где полковника Джима и компанию обслуживали два молчаливых широкоплечих и довольно высоких японца, двигавшихся легко и бесшумно. Заметив, как загрубела кожа на ребрах их ладоней, Таррант понял, что это опытные каратисты.

Обед сам по себе был довольно странным. Тон за столом задавала в основном Люси Страйк, охотно и без видимой последовательности распространявшаяся на темы, которые поднимали ее муж или мистер Секстон. Таррант сидел за столом, окружив себя коконом безмолвия. Он ел все, что ему предлагали, но ограничился лишь двумя стаканами довольно скверного вина.

Когда обед закончился, собравшиеся перешли в спортивный зал — так гости на званом обеде переходят в гостиную, — где Таррант снова подвергся обработке мистером Секстаном, что на сей раз он перенес с большим трудом, скорее всего, по причине резкого контраста с тем, что тому предшествовало.

Теперь он лежал в своей камере, пытаясь добиться внутреннего спокойствия. Завтра, конечно, ему предстоит сеанс с Меллишем. Или беседа с полковником Джимом. Или общение сначала с Кларой, а потом и с Ангелом. А может, для него припасен какой-то сюрприз? Но если он сочтет необходимым выдать им безобидную информацию, лучше делать это на свежую голову — под воздействием наркотика легко оступиться и наговорить лишнего. Может быть, стоит рассказать хоть что-нибудь самому полковнику Джиму. Показать, что он начал колебаться.

Таррант произвел оценку понесенного им физического ущерба. Один глаз заплыл. Тело в синяках. Распухли колено и локоть. Но пока никаких переломов, ничего непоправимого. Секстон знал свое дело. Они надеялись сломать его, не нанеся вреда его рассудку. Это непросто: уничтожить волю, но не затронуть смежные области сознания.

Итак, он продержался шесть дней. Кажется, ему удастся выстоять еще немного. Пока не подоспеет Модести. Господи, что ты за глупец! Она вообще не появится, и лучше даже об этом не мечтать… Нет, он сумеет выдержать до появления Модести. Но когда она появится? Через несколько дней? Через неделю? Или через месяц?

Таррант с трудом перевернулся на другой бок. Словно алкоголик, ежечасно сражающийся с искушением, он решил, что обязательно продержится еще один день. А там видно будет.

Глава 6

— Нет, я все сделаю сам, — сказал Вилли Гарвин.

Он взял у Модести пустую тарелку с вилкой и поставил на свою со словами:

— Спагетти были хороши, Принцесса. И соус тоже.

— Все зависит от того, как открывать банку, Вилли.

Он понес тарелки на кухню, а Модести тем временем подлила красного вина. Вилли вернулся, сел в кресло у кофейного столика, взял стакан. Рано утром они приземлились в Хитроу, а потом проспали большую часть дня. Это не помешало им потом поспать и ночью. Они обладали даром копить сон впрок или обходиться без него очень долю. Модести надела синюю блузку и серую юбку. На Вилли были серые брюки и черный свитер тонкой шерсти.

— Что теперь, Принцесса?

— Похоже, мы выяснили, кто тут плохие мальчики. — Модести подумала, потом продолжила: — Пожалуй, надо поговорить с Джанет, пока мы не сделали следующий ход. Ты ей звонил?

— Прямо из аэропорта, когда ты ходила в туалет. Но я только сказал, что мы благополучно вернулись. Я обещал…

— Завтра можно съездить к ней…

— Как раз по вторникам она обычно приезжает в город. Я позвоню и скажу, чтобы она заглянула к нам днем, да?

— Отлично, — сказала Модести. — Она не захочет принять участие в нашей экспедиции?

— Да, она выразила такое желание. Но это же безумие — брать ее на дело.

— Я не говорю, что мы берем ее на дело. Но раз ей так хочется быть рядом, пускай. Наша база будет милях в двадцати от замка… Потом еще раз посмотрим карту…

Вилли воззрился на нее с удивлением.

— Странно, я думал, ты скажешь «ни в коем случае». Но в операции ей участвовать ни к чему, а что толку сидеть вдали от событий?

— Она хочет узнать другую сторону Вилли Гарвина…

— Ну, как знаешь, Принцесса… Я все равно не понимаю…

— Все вы, мужчины, такие, Вилли. — Тут зазвонил телефон у ее локтя, и Модести взяла трубку. — Спасибо, Альберт. Пусть поднимается. — Она взглянула на Вилли и пояснила: — Это Джек Фрейзер.

Когда двери личного лифта Модести раскрылись, она уже вышла в фойе, чтобы встретить гостя. Из лифта появился маленький, на вид тщедушный человечек. В одной руке у него был котелок, в другой сложенный зонтик. Фрейзер являл миру личину робкого неуверенного человека, что не имело никакого отношения к его сути. Это был умный, опытный и безжалостный оперативник, с блеском доказавший свой высокий класс в пятидесятые годы во время той подпольной войны шпионов, что бушевала в Берлине.

Сегодня он не стал изображать из себя робкого рохлю, просто положил шляпу и зонтик со словами:

— Привет, Модести. Где вы пропадали? У вас остался еще тот бренди?

— Большую порцию? Без содовой?

— Вот именно. Привет, Вилли. — Он спустился по трем ступенькам, что отделяли фойе от гостиной, заполненной различными антикварными безделушками и устланной исфаганскими коврами.

Вилли был уже в маленьком баре в нише.

— Привет, Джек. Жаль Тарранта.

Фрейзер взял бокал с бренди, пробормотал «спасибо», а потом двинулся к честерфилду. Когда Модести села на диван, он примостился на другом конце.

— Странные дела творятся, — буркнул он. — Никак не могу понять, что все это значит, но решил с вами поделиться. — Он сделал глоток, испустил восторженный вздох, потом чуть поднял бокал, приветствуя Модести. — Вы стащили этот нектар с Олимпа?

— Не с Олимпа, а у немецкого промышленника — несколько лет назад. Среди прочего оказался и бренди. Но у меня осталось только шесть бутылок.

— Вы просто сошли с ума, что угощаете им гостей. Короче сегодня утром я выяснил, что Рейли продался.

— Это шофер Тарранта?

— Да. Я получил очередной отчет секции ДВ, и там было кое-что о Рейли.

— ДВ — это Дальний Восток?

— Да, полтора месяца назад мы посылали Рейли в Гонконг.

— Странно. Мы сами только что оттуда. Зачем посылали?

— Отчасти для практики. Я собирался повысить его, сделать курьером. Ну и находил для него разные небольшие задания. Кроме того, я его проверял. За ним приглядывали.

— И что же стряслось?

— Женщина.

— Курьеры порой спят с женщинами, как и все прочие смертные.

— Эта у нас на подозрении. Посредничает между теми и другими. Мы сами пользовались ее услугами.

— Если кто-то заплатил ей, чтобы она свела дружбу с Рейли, то как она его узнала?

— Слушайте, Таррант, конечно, возглавлял секретную службу, — сказал Фрейзер с гримасой, — но об этом знала половина прессы и все наши противники за рубежом. Сотни людей могли опознать в Рейли водителя Тарранта.

— Ладно, она вышла на него. Что случилось потом?

— Мы не знаем. Но две недели назад кто-то внес три тысячи долларов на счет, который Рейли недавно открыл в Дублине. Перевод из «Нью провидент энд коммершиал банк оф Макао». Это By Смит, и мы не в состоянии установить того, кто платил. — Увидев, как переглянулись Модести и Вилли, он спросил: — Что случилось?

— Ничего, — буркнул Вилли. — Это поток.

— Вилли называет это потоком, — пояснила Модести. — Он не верит в то, что совпадение — это всего-навсего совпадение. Он убежден, что действуют некие магнитные потоки, которые и заставляют похожие события случаться одновременно или одно за другим. Откройте «Таймс литерари саплмент», и вы увидите, что три человека вдруг опубликовали в течение месяца три романа о троюродном брате королевы Виктории, который был губернатором Гондураса. Но до этого никто о нем и не слыхивал. Это и есть магнитный поток.

— Какое, черт возьми, отношение это имеет к нам?

— Полчаса назад мы говорили о банке By Смита. По другому поводу. Но продолжайте. Как вы обнаружили счет в Дублине?

— По чистой случайности. Ребята из министерства финансов выкручивали по нашей просьбе кое-кому руки: нас интересовало, как проникают деньги для ИРА из-за границы. Фамилия Рейли оказалась первой в списке «новые счета». В тот же день пришло и донесение из Гонконга. Какой-то осел откладывал сообщение о Рейли и этой женщине до ежемесячного отчета, вместо того чтобы послать его отдельно «молнией». Когда мы стали проверять всерьез, то выяснили, что на обратном пути из Гонконга Рейли выкроил пару дней, чтобы устроить себе каникулы во Франции. Наврал насчет даты отъезда из Гонконга.

Фрейзер смаковал бренди. Модести медленно сказала:

— Думаете, Рейли заплатили, чтобы он устроил аварию с Таррантом?

— Нет, это не вяжется с тем, что и сам он погиб. Думаю, ему заплатили, чтобы он навел на Тарранта убийц. А скорее всего, ему заплатили половину в аванс, а потом и самого убрали для спокойствия. — Он уставился в бокал, потом посмотрел на собеседников. — Кстати, я не уверен, что Таррант погиб. Тело ведь пока не обнаружено.

— Фокус? — выпрямился в кресле Вилли. — На самом деле похищение, а авария ведет по ложному следу?

— В этом есть логика, — пожал плечами Фрейзер. — Акции против высшего руководства спецслужб успели выйти из моды. Но если кто-то решил вернуться к старому, то куда больше смысла не убивать Тарранта, а похитить его и постараться добыть из него побольше сведений.

Мужчины посмотрели на Модести. Та сидела, сложив руки на коленях и глядя в пустоту. Наконец проговорила с расстановкой:

— О Боже! Вот что я никак не могла вспомнить… — Она встала и начала расхаживать по комнате, обхватив пальцами рук локти и прищурившись.

— О чем вспомнить-то? — спросил Фрейзер.

— Расскажи ему про Квинна, Вилли. А я хочу прокрутить в голове все это еще раз.

Вилли коротко поведал Фрейзеру историю о том, как Модести спасла жизнь человеку в горах над Тарном и как на обратном пути им пытались устроить засаду трое неизвестных.

— Господи, так он, по-вашему, мог что-то видеть?! — воскликнул Фрейзер.

Модести остановилась, взяла сигарету из шкатулки слоновой кости и, закурив, пояснила:

— При падении он получил сотрясение мозга и то терял сознание, то снова приходил в себя. Я спросила, не видел ли он, как свалился с обрыва серый «пежо». Так вот что он мне ответил. Слушайте: «Нет, как он упал с обрыва, я не видел…»

— Да, тут что-то не чисто, — нахмурился Вилли.

— Вот это и не дает мне покоя. Но теперь я все поняла. Если бы он сказал: «Нет, я машины не видел», это одно. Но он выразился по-другому. Он не видел лишь, как она полетела с обрыва. А машину он видел.

— Все это лишь догадки, — буркнул Фрейзер.

— Я слышала слова, помню интонации, Джек. Но если Квинн видел машину, но не видел, как она упала в реку, стало быть, какое-то время она стояла на том повороте.

Фрейзер провел рукой по вспотевшему лбу. Вилли сказал:

— Предположим, Рейли устроил остановку по просьбе оппозиции. Предположим, они как-то углядели Квинна на той стороне ущелья. Тогда понятно появление этих троих. Их послали убрать Квинна. — Он обернулся к Модести: — Надо бы найти его. Принцесса. Квинн может кое-что знать — сам того не понимая.

— Черт, — прикусила губу Модести. — Он, наверно, уже выписался от Дюрана, и теперь ищи ветра в поле. Какая же я идиотка!

— Да, — хмыкнул Вилли, — просто удивительно, как ты еще живешь в этом мире. — Потом он перевел взгляд на Фрейзера. — Вы можете найти его, Джек? Принцесса знает имена двоих бандитов. Рене Вобуа из Второго отдела поможет.

Фрейзер устало кивнул:

— Он поможет еще скорее, если об этом его попросит Модести. Он ей обязан жизнью. За ту историю на Монмартре…

— Слушайте, — вдруг подался вперед Вилли. — Есть надежда, что Таррант жив, верно? Так почему же вы, Джек, сидите тут с тупым видом, словно мул из похоронного бюро, у которого разболелся живот?

— Потому что я люблю Тарранта, — сказал Фрейзер, допивая бренди и ставя пустой стакан на столик. — Потому что, если мы правы, он сейчас может маяться черт знает где. Потому что от него могут сейчас отрезать по кусочку, а потом все равно прикончат.

— Значит, надо скорее вызволять его, — отозвалась Модести. Она сказала это спокойно, не меняясь в лице, но от нее исходила такая энергия, что Фрейзеру показалось, что она испускает свечение. Он уже однажды наблюдал ее в таком состоянии и тогда испытал нечто похожее на то, что случилось ему переживать, когда он разряжал мину-ловушку с тройным детонатором.

— Вызволить его? — переспросил он, подавив всплеск надежды. — Откуда?

— Откуда угодно, Джек, — сказала Модести. — А что, если это какая-то самостоятельная группа? Таррант вполне может быть в Европе. Кто сейчас возглавляет ваш отдел, Джек?

— Пока я. До тех пор, пока не назначат кого-то вместо Тарранта. Если вас интересует, могу ли я организовать крупномасштабную операцию по его поискам, то ответ отрицательный. Я просто временно сижу в лавке, и мне глупо идти к министру с догадками, основанными на обрывках информации.

— Кто предполагается на место Тарранта?

— Кордер. Любимчик премьера.

— Кто он?

— Бронтозавр.

— То есть?

— Доисторический монстр с мозгом величиной с каштан, причем не в голове, а в заднице.

— Я-то думала, что, во-первых, в хвосте, и вообще это миф.

— У Кордера нет хвоста. Впрочем, может, он его ловко прячет.

— Большая операция ни к чему. Принцесса, — сказал Вилли. — Начнутся утечки.

— Я просто боялась, что новый человек на основе догадок Джека поднимет страшный тарарам.

— Он ничего не узнает, если вам так удобнее, — пообещал Фрейзер.

— Сначала надо найти Квинна, — сказал Вилли, беря бокал Фрейзера. — Надеюсь, это случится быстро.

— Можно позвонить Дюрану, — предложила Модести. — Вдруг он в курсе намерений Квинна.

— Нет, подливать больше не надо, Вилли, — поднял руку Фрейзер. — Я хочу растянуть эти шесть бутылок. Что нам может дать Квинн? — обратился он к Модести.

— Направление поиска…

— Но вряд ли он увидел многое с такого расстояния.

— Если были посланы люди, чтобы убрать его, значит, кто-то опасался, что он увидел достаточно.

Фрейзер прищурился, и на его губах появилась зловещая улыбка.

— Может, его по-прежнему ищут? Тогда он — хорошая приманка…

— Я думала об этом, — сказала Модести, подходя к большому окну, выходящему на Гайд-парк. — Попробуй найти Дюрана, Вилли.

Не успел Вилли снять трубку, как телефон сам зазвонил.

— Да, Альберт. — Он приподнял брови. — Кто? — Вилли испуганно посмотрел на Модести. — Ладно. Вы посадите его в лифт или мне за ним спуститься? — И после паузы: — Отлично.

Вилли положил трубку и растерянно взъерошил пятерней свою шевелюру.

— Поток, — прокомментировал он. — Внизу появился тип, который желает видеть тебя, Принцесса. Альберт говорит, что он пьян вдребодан. И именуется он Квинном.

Фрейзер удивленно посмотрел на Вилли, потом с волчьим оскалом произнес:

— На ловца и зверь бежит.

Две минуты спустя из лифта появился Квинн. Стараясь аккуратно ставить ноги, он вышел в фойе. Он увидел троих в гостиной и застыл. На нем были мятые вельветовые брюки и большая куртка. В руке он держал потрепанную дорожную сумку. Лицо было бледным и блестело от пота, глаза неистово блуждали и никак не могли сфокусироваться на чем-то одном. Он поставил сумку, пошатнулся и двинулся к железной ограде.

— Помоги ему спуститься, Вилли, — попросила Модести. А потом громко воскликнула: — Привет, Квинн!

Квинн осторожно спустился по ступенькам и, отбросив руку Вилли, сказал: «Я сам». Он сунул руки в карманы, оглянулся и сделал попытку присвистнуть.

— Уютное гнездышко. Значит, у вас шляпный магазинчик в Кенсингтоне, так?

— Входите и садитесь, — улыбнулась Модести.

Он позволил ей довести его до честерфилда, плюхнулся на него и подозрительно спросил:

— А это кто такие?

— Мои друзья. Кофе?

— А, значит, вы еще умеете варить кофе? — Он погрозил ей пальцем. — Сперва я решил, вы танцовщица. Ноги… Высший класс… Потом… Да, а что потом? Ну конечно… Секретный агент… — Он захихикал. — Раз-раз — и на матрас. И еще один краснокожий ткнулся носом в пыль.

— Как ваша голова? — осведомилась Модести.

— Голова? Вообще-то полный порядок, только сейчас немного кружится. Но это от выпивки… А рука — прямо как новая. — Он вытянул ее и помахал. — Интенсивная терапия в клинике доктора Дюрана. Потрясающее местечко. И не взял ни пенса. Я спросил: «Почему бесплатно?» — «Потому что я филантроп!» — ответил он. «Хрен-то! — говорю я ему. — Это небось Модести Загадочная. Она решила заплатить, только с какой стати?» — «Не иначе как она была сражена наповал вашим обаянием, мистер Квинн», — сказал эскулап. — Квинн окинул взглядом присутствующих и мрачно изрек: — Лягушатник иронизировал, разумеется.

— Где вы остановились? — спросила Модести, присаживаясь на диван.

— Остановился? — Он удивленно посмотрел на нее. — Не помню… В каком-то маленьком отеле. Сегодня утром. — Тут он вдруг хитро подмигнул. — Но Квинн малый не промах. У него есть дружок на Флит-стрит. Криминальная хроника. Пьет, подлец, «Черный бархат». Ну, я его захомутал и стал вливать в него напиток, пока он не запел. Ну, и сам угощался, что было, то было. — Он вытер локтем вспотевший лоб. — «Знаешь ли ты такую Модести Блейз?» — спросил я его, а он в ответ: «Господи, про нее ходит миллион слухов, но скажу тебе одно: она дама состоятельная и недавно приняла участие в трех великих шпионских авантюрах, о которых нам не позволили написать ни строчки…» Но я продолжал его допрашивать. И он мне рассказал… — Квинн замолчал, его лицо приобрело зеленый оттенок. Он попытался встать, но упал рядом с Модести и пробормотал: — Сейчас меня вырвет.

Он не ошибся в своем прогнозе. Пятнадцать минут спустя Вилли Гарвин вытащил его из-под теплого душа, где Квинн вяло сопротивлялся и ругался в его железных объятиях, положил его на массажный стол и крепко вытер суровым полотенцем.

Через полчаса Вилли вышел из комнаты для гостей. Модести переоделась в шелковый халат изумрудного цвета и распустила волосы. Она стояла у окна, глядя в парк. Фрейзер уже удалился, ограничившись длинной, но очень крутой фразой относительно гостя.

— Он заснул, Принцесса, — сказал Вилли. — Венг отнес его одежду вниз, в чистку. Твою, кстати, тоже.

— Спасибо, Вилли.

— Похоже, у нас прибавилось хлопот. Но ты собираешься увидеться завтра с Джанет?

— Да. Хотя бы для того, чтобы сообщить, что ее дела отошли пока на задний план, по причине более неотложных задач. Утром я поговорю с Квинном, и тогда мы поймем, как действовать дальше. — Она подумала мгновение и добавила: — Включи-ка интерком в его комнате. А я включу в моей. Вдруг он ночью проснется и начнет удивляться, куда его занесло.

— Ладно. Ну так что думаешь о старине Тарранте?

— Трудно сказать наверняка, но есть надежда, что он жив.

— Вот именно. Вряд ли они будут торопиться. Они постараются не гнать лошадей. Так можно выудить больше информации.

— Но все равно надо поскорее отыскать его. Вилли вдруг увидел, как у нее затуманились глаза, и даже испугался. Бывало, Модести плакала после того, как дело было сделано, — от напряжения, от боли, от опустошения. Причем только в его присутствии. Но никогда до начала операции. В последние полчаса Вилли был слишком занят Квинном, чтобы заметить, какое впечатление рассказ Квинна произвел на Модести, да и на него самого. Он сам неплохо относился к Тарранту, но понимал, что ее привязанность к нему гораздо глубже. В этом не было никакого сексуального начала. Скорее, что-то дочернее…

— Извини. — Модести заставила себя улыбнуться. — Что-то вдруг нашло. Просто он уже в летах, а ты представляешь, какую ему устроили обработку. А он не привык — не к боли, а к унижению… Нас с тобой уже мало чем можно удивить в этой жизни, но Таррант — совсем другое дело.

Вилли посмотрел на шрам в виде недоконченной буквы S, инициала человека, который был давно мертв, потом перевел взгляд на изумрудный шелк, скрывавший великолепное тело Модести, знавшей, что такое насилие и раны. Вилли сам трижды выхаживал ее… Да, она права. Они оба прекрасно знали, какое воздействие оказывает насилие и жестокость на внутреннее "я". Они научились терпеть и забывать. Но Таррант не такой, как они…

— Ничего, мы его отыщем, — сказал Вилли. — И он, между прочим, не слабак.

— Ты прав. Спокойной ночи, Вилли…

Она коснулась его руки и удалилась в свою спальню.


Граната Миллса — этот черный, похожий на маленький бочонок сгусток разрушительной энергии — запрыгала по полу самолета. Квинн упал на араба, повернул голову назад и, разинув в безмолвном крике рот, смотрел, как это орудие смерти прыгает по проходу…

За несколько секунд, показавшихся вечностью, надежда разлетелась в нем на мельчайшие осколки, как разлетается граната. Старая добрая граната Миллса. Изготовленная, наверно, давным-давно. Может, не сработает капсюль, может, слишком слаба пружина… Может…

Человек с побелевшим лицом, сидевший у прохода, бросился на гранату, но та, словно подчиняясь чьей-то злой воле, ускользнула от его рук и юркнула под кресло, где сидели его жена и дочь. И лишь после этого раздался страшный взрыв… Все сработало на совесть. Только вот он, Квинн, подкачал… В своей спальне Модести услышала, как стонет и что-то бормочет ее гость. Она быстро выскользнула из кровати и двинулась к комнате для гостей, на ходу завязывая пояс халата, надетого на голое тело. В коридоре она столкнулась с Вилли. Стоны на какое-то время стихли, затем снова возобновились.

— У него кошмары, Принцесса. И без интеркома слышно.

— Да. Я разберусь, Вилли. Ты иди спать.

— Точно?

Модести кивнула и двинулась к полуоткрытой двери комнаты Квинна. Она включила свет и, прикрыв дверь, присела на край кровати, положив руку на плечо человеку, который корчился под одеялом и бормотал что-то бессвязное.

— Проснись, — прошептала она. — Это дурной сон.

Квинн открыл глаза, резко сел в постели.

— О Боже!

Он прислонился к Модести, тяжело дыша, и она погладила его по плечу со словами:

— Бедняга Квинн… Это просто плохой сон. Но «Черный бархат» не ваш коронный напиток…

Внезапно он отпрянул от нее, удивленно моргая и переводя взгляд с Модести на незнакомую комнату. Постепенно он сложил воедино фрагменты пьяных воспоминаний, и удивление исчезло с его лица. Он вздохнул и с неприязнью, направленной на самого себя, спросил:

— Я страшно опозорился, да?

— У всех случаются кошмары.

— Нет, я про то, что произошло раньше.

— Ну, если вам показать видеозапись, то вряд ли это привело бы вас в восторг. Вы были сильно пьяны.

— Извините. — Квинн стал тереть глаза, передернув плечами. — Какой-то гигант раздел меня, поставил под душ — или это мне тоже примерещилось?

— Это был Вилли. Вилли Гарвин.

— Ну конечно, — сказал Квинн после секундного раздумья. — Дагган упоминал и его.

— Дагган — ваш приятель с Флит-стрит?

— Да.

— Лягте и накройтесь. А то продрогнете. Сигарету не хотите?

— С удовольствием.

Она взяла две сигареты из шкатулки на столике, зажгла их, одну дала Квинну, потом поставила пепельницу.

— Не знаю, почему у меня получается все наперекосяк, — устало произнес Квинн. Я хотел найти вас, чтобы сказать спасибо. Принести цветы. Или что-то в этом роде. Но я наклюкался и вел себя словно… Словно кто, по-вашему? Как я вел себя?

— Самоуверенно и агрессивно. Больше в манере держаться чем на словах.

— Самоуверенно и агрессивно? Похоже на правду. Вы говорите все как есть, так?

— Вы же сами просили откровенности. — Она улыбнулась и добавила: — Но вы не называли меня милочкой.

— Уже хорошо. — Он тоже улыбнулся, и улыбка получилась приятной, без привычной насмешливости. — Послушайте, вы мне поверите, если я скажу, что очень вам признателен за все, что вы для меня сделали?

— Конечно, поверю. Может, вы чего-нибудь хотите? Не в смысле выпивки, но, например, сэндвич? Может, вы проголодались?

— Нет, спасибо… — Он помолчал и сказал: — Но если бы вы мне сказали, где кухня, я сделал бы себе кофе…

— Кофе в два часа ночи? Но вы не заснете!

— Вот именно. — Квинн пытался говорить непринужденно, но его голос то и дело срывался и рука с сигаретой дрожала.

— У вас часто бывают кошмары? — спросила Модести.

— Достаточно часто. — Он постарался затянуться сигаретой, но губы отказывались слушаться.

— Может, вам станет легче, если вы расскажете, в чем дело?

— Да, наверно, вы уже обо всем догадались. Мое имя могло кое-что сказать вам. Генри Квинн. Второй пилот на том самом самолете, который в прошлом сентябре захватили террористы.

— Тогда похищалось много самолетов. А в сентябре я поневоле оказалась в отрыве от текущих событий и газет.

Он уставился в пустоту и заговорил:

— Два араба. Они возникли, когда мы садились в Риме… Когда мы приземлились, они потребовали, чтобы итальянцы освободили трех террористов, которых арестовали после теракта в Милане в прошлом году. В противном случае угрожали уничтожить самолет и всех, кто в нем находился. Восемнадцать часов шли переговоры с итальянцами. Красным Крестом и так далее.

Он попытался затушить сигарету, но рука его так дрожала, что Модести сама взяла у него окурок и затушила в пепельнице.

— Я убил троих, — с трудом произнес Квинн, закрывая глаза. — В том числе и ребенка.

— Как это?

Он отыскал ее руку и стиснул, хотя, как показалось Модести, сам того не подозревая.

— Это тянулось бесконечно долго. Прошло двенадцать часов. Четырнадцать, шестнадцать. Господи, как я ненавидел тех сволочей. Я пытался напомнить себе, что их надо опасаться, но ничего не вышло. Я был в ярости. Пассажиры вели себя великолепно. Я твердил про себя: мерзавцы, как смеете вы угрожать этим людям — мужчинам, женщинам, детям. Чтоб вы сдохли, чертовы фанатики!..

Он провел рукой, вытер губы.

— Не могу выразить словами это чувство, но оно росло во мне. Высилось, ширилось… — Он замолчал надолго, потом заговорил опять. — Мы действовали по правилам — наш экипаж… Главное, безопасность пассажиров… Только что это значит на самом деле? Сидеть сложа руки и ждать, когда они сменят гнев на милость? Но что, если они все равно решили уничтожить и нас, и пассажиров, и себя? Не знаю, как нужно было поступать… Но в какой-то момент один из них вышел из самолета, стал препираться то ли с министром, то ли с кем-то еще. А второй стоял в конце прохода с гранатой в руке. Граната Миллса. Он не выдернул чеку. — Квинн посмотрел на Модести и добавил: — Если чека не выдернута, то от гранаты не может быть вреда…

— Да.

— Ну, а я дал отдохнуть одной стюардессе, разносил еду. И мне показалось, что есть шанс. Автомат был у араба на плече. Я шел с подносом. И еще мне удалось вывернуть стальной прут с полки в нашем отсеке. Я все пытался собраться с силами и атаковать гадов… Майк Чарли — командир корабля, — сохранял хладнокровие. Он, похоже, стал побаиваться за меня. Он то и дело бормотал: «Не надо действовать наобум, Квинн… Квинн, держи себя в руках». Но тут я понял, что можно рискнуть. Я спрятал прут под поднос и, когда почти поравнялся с арабом, бросил поднос и ударил его прутом по запястью. — У Квинна взгляд сделался отсутствующим и, хотя он говорил все так же тихо, речь стала быстрой, сбивчивой. — Я рассчитал вроде бы правильно. Если бы араб выронил гранату, его песенка была бы спета. Но я самую малость промахнулся. Он выдержал удар, не выронил гранату, отскочил назад и выдернул чеку. И хотя я и ударил его прутом по голове, он успел бросить гранату. Я услышал, как она ударилась о пол, повернулся и увидел, что она катится по проходу. Катится, катится и чуть подпрыгивает. Потом этот бедняга, который летел с женой и дочкой, прыгнул на нее. Он, конечно, не мог помешать ей взорваться, не мог ее куда-то там выбросить. Он просто решил ее накрыть своим телом… Да, это был храбрый поступок. Но чертова граната подпрыгнула и покатилась под кресла. А потом я услышал грохот от взрыва и крики, крики…

Квинн клацал зубами так, что не мог говорить. Он мотал головой, пытаясь успокоиться. Модести держала его за руку. Затем он перестал мотать головой и уставился на нее с удивлением. Теперь уже он затих, и все его защитные механизмы вышли из строя. Модести подумала, что он выглядит очень юным и уязвимым.

Наконец он снова заговорил — тихо и как-то монотонно:

— В общем, все пошло наперекосяк. Тот, кто пытался схватить гранату, не пострадал. Уцелела и его жена. Но девочка погибла. А кроме того, скончались еще двое, сидевших сзади. Те, кто были снаружи, быстро обезвредили второго араба… Ну а потом началось расследование. Меня обвинили в том, что я пошел на неоправданный риск. Они, конечно, были правы.

Квинн лежал и тяжело дышал. Потом в лице его появилась уже знакомая Модести агрессивность, и он пробормотал:

— Ну, говорите, что я вовсе не виноват, что просто так уж неудачно все вышло. Все мои друзья говорят это мне. По крайней мере, в лицо…

— То, что думают они или я, не имеет никакого значения, — спокойно отозвалась Модести. — Это ваше бремя, Квинн, и никому, кроме вас, не будет позволено нести его.

— Так, вот слова железной женщины, — усмехнулся Квинн, пытаясь подавить смятение. — Но между нами, что вы об этом думаете?

— Я скажу вам, что я знаю, а не что думаю. Если бы вам удалось обезвредить террориста, вы стали бы героем и о вас писали бы газеты — «Отчаянный поступок летчика спасает пассажиров». Но не надо забывать, что «отчаянный» означает и «рискованный», и все может обернуться плохо.

— Так, собственно, и вышло.

— Очень жаль. В отношении терроризма я жестко смотрю на вещи, Квинн. Если дать понять этим мерзавцам, что их угрозы действуют, они обнаглеют донельзя. Собственно, так уже и происходит.

— Я убил троих, в том числе ребенка…

— Ежедневно умирает множество людей — в автокатастрофах, при бомбежках, в результате бандитских налетов.

— Одним больше, одним меньше, не велика разница? Здорово.

— Несколько погибших могут спасти пару сотен других людей. Они могут помешать чуме распространяться с такой легкостью.

— Чудно. Если не оказаться в числе этих двоих…

— Как начертано в книге судьбы, так и происходит, — кивнула Модести.

— Вы из фаталистов?

— Отчасти, — улыбнулась Модести. — Но не из пассивных.

— Я могу это засвидетельствовать. — Взгляд его потеплел. — Бах, трах, тарарах! — Он вздохнул: — Спасибо, что дали мне возможность выговориться. И за то, что напомнили насчет моего личного бремени. Это лучше, чем слюнявые утешения. В основном я справляюсь с собой, только вот ночные кошмары… Стоит заснуть, и ты оказываешься без брони и лат… Хотите знать, почему я так мерзко вел себя по отношению к вам с самого начала?

— Ну?

— Вы внушаете мне благоговейный ужас. Вы сильнее меня. А мне это не по душе.

— Благоговейный страх? Бросьте, Квинн, что за ерунда.

— Это сущая правда. Вы слишком уж совершенны. Я не говорю про ноги, фигуру… Нет, вы потрясающе справляетесь с ситуацией. Не проигрываете. Ну а для того, кто знает, что такое поражение, это уж слишком.

— Извините, — ответила Модести. — Но постарайтесь не восставать против меня. Ну, что, теперь вы будете хорошим мальчиком и ляжете спать?

Он покачала головой и, натянуто улыбнувшись, произнес:

— Нет, вряд ли это получится без моего плюшевого мишки. Слишком уж все жутко. Стоит кошмарам начаться, они не отпускают. А вы идите спать. И забудьте про кофе. Я уже не хочу спать. Но можно покурить?

Модести кивнула, потом сказала:

— Может, вам будет легче, если я останусь?

— Вы… со мной? — неуверенно спросил Квинн. — Здесь? — Он оглянулся. В комнате не было второго дивана. — В постели?

— Если это поможет отогнать ваши кошмары.

Она заметила, как на его лице отразилась борьба противоречивых чувств.

— Старину Квинна хотят совратить?

— Старине Квинну есть из чего выбирать. Но не надо делать над собой усилие. Если присутствие теплого женского тела пойдет ему на пользу, тем лучше. — Она развязала халат и сбросила его. — А ну-ка, уступите место даме.

Модести скользнула к нему, улеглась рядом, положила его голову себе на плечо, потом протянула руку к шнуру бра.

— Свет выключить?

— Пока нет. — Он чуть слышно охнул при первом соприкосновении их тел, потом осторожно провел рукой по ее гладкой коже. Через некоторое время, когда он стал выказывать признаки настоящего пробуждения, она шепнула ему на ухо:

— Ничего не надо доказывать, Квинн. Просто получайте удовольствие.

Позже она испытала удивление перед тем, как бережно он обращался с ней, как внимательно реагировал на ее поведение. Она охотно оставила роль утешительницы, отдавшись тому сложному сочетанию игры, что неизбежно входит в понятие «заниматься любовью».

Еще позже, уже перед тем, как заснуть, Квинн погладил ее грудь и, издав смешок, сказал:

— Это лучше, чем плюшевый мишка. Раз-раз — и на матрас…

Глава 7

Рене Вобуа, руководитель Второго отдела, посмотрел на часы.

— Получилось быстрее, чем я ожидал.

Модести, разложив на столе три фотографии, сказала:

— Мне повезло. Если бы у Бурже и Гара были фальшивые документы, я провела бы тут весь день.

— А этот Серваль? — спросил Рене, показывая на третий снимок. — Он тоже участвовал?

— Да. — Модести обратилась к сотруднику Сюрте. — Как вы полагаете, мсье, тут есть связь?

— Вне всякого сомнения. — Он положил на стол листок из картотеки. — Они работают втроем. Живут в Марселе.

— Унион Корс? — спросил Вобуа.

— Нет, эти действуют самостоятельно.

— Отлично, инспектор. В таком случае оповестите всех, к кому это относится, чтобы как можно скорее все трое были задержаны.

— Для допроса в вашем отделе?

— Да.

— Хорошо, мсье. Надеюсь на скорый успех, но если эти трое решили лечь на дно…

Вобуа мрачно кивнул. Сейчас был полдень. Модести Блейз позвонила ему в восемь утра, а в десять он уже ждал ее в аэропорту Орли. Он подытожил:

— Будем надеяться на удачу.

Пять минут спустя, сидя рядом с Модести на заднем сиденье своей машины, которая катила по бульвару Осман, Рене Вобуа спросил:

— Вы действительно полагаете, что мой друг Таррант еще может быть жив?

— Меня решительно не устраивает, что он может быть мертв, Рене.

— Даже если ваша гипотеза справедлива, может оказаться трудно отыскать и освободить его. Если это вообще возможно.

— Сначала хорошо бы понять, где он находится, а потом уже думать, насколько это сложно…

— Мы окажем вам все необходимое содействие. — Рене чуть покривился и продолжил: — Что и говорить, задачи наших отделов порой вступали в противоречие, но мы с сэром Джеральдом всегда находили взаимопонимание…

— Я знаю, Рене. Если вам удастся найти тех троих и выяснить, кто напустил их на Квинна, пожалуйста, позвоните мне.

— Конечно. А теперь могу предложить вам ранний ланч до того, как отвезу обратно в Орли.

— Спасибо, Рене, но мне надо как можно скорее вернуться в Лондон. Мой рейс в двенадцать сорок пять. Есть еще одна версия, которую неплохо бы отработать.

— А этот самый Квинн…

— Он сейчас у меня. Он явно видел что-то важное, иначе они не предприняли бы попытки устранить его.

— Модести, послушайте. Если есть причины полагать, что сэр Джеральд сейчас находится не на Западе, то можно считать его покойником. Тут уж мы ничего не сможем поделать.

— И пусть его режут на части?

— Извините… Вы правы.

— Хорошо, Рене…

Тот посмотрел на нее, потом тихо чертыхнулся.

— Я зря трачу слова.


За час до того, как Модести начала знакомиться с досье и фотографиями в отделе Сюрте, Квинна разбудил какой-то крупный мужчина и сообщил ему, что к его услугам ванная комната, что его одежда вычищена и висит в шкафу и что через полчаса дворецкий Венг подаст завтрак в столовую.

— Где Модести? — спросил все еще сонный Квинн.

— В Париже. Вернется сегодня попозже.

Прежде чем Квинн сумел сформулировать следующий вопрос, гигант исчез. Квинн вылез из кровати. Она была тут, рядом с ним, еще несколько часов тому назад. Он это отлично помнил. Но Париж? И сейчас? Что, черт побери, происходит? Надо спросить того громилу — как, кстати, его зовут? Да, Вилли Гарвин… Так, кажется, сказал ему в пивной Дагган. Квинн вдруг решил, не имея на то никаких оснований, что Вилли Гарвин ему не по душе.

Полчаса спустя, появившись в столовой, Квинн увидел, что за столом сидит Вилли и читает газету, а молодой индокитаец принес для него, Квинна, еду: кофе, сливки, тосты, а также яичницу с беконом и почками.

— Еще чашечку кофе, Венг, — сказал Вилли, кладя газету. — А это мистер Квинн.

Венг слегка поклонился.

— Доброе утро, мистер Квинн.

— Привет, — отозвался Квинн и сел. Он вдруг испытал приступ голода.

— «Черный бархат» — вещь суровая, — сказал Вилли. — Как себя чувствуете?

— Неплохо, — ответил Квинн и начал есть. — А где Модести?

— В Париже. Улетела восьмичасовым рейсом. Сказала, чтобы вам дали выспаться.

— Я выспался. А вы где ночевали?

— Здесь. У меня тут своя комната.

— Ясно. Впрочем, ничего мне не ясно. Но не в этом дело. А почему она так внезапно понеслась в Париж?

— Увидеть знакомого. Хочет узнать о тех троих, что пытались напасть на вас.

— На меня?

— Вот именно.

— А зачем ей это?

— Все скажет Модести. Ей хочется кое-что у вас узнать.

Квинн почувствовал приступ ярости. Бог знает, что она там надеялась услышать от него, но неужели прошлая ночь — исключительно предлог для допроса? Приласкать старину Квинна, чтобы он был паинькой и рассказал все, что ее интересует?..

— Ну что ж, — буркнул он, — я порядком повеселился, а теперь, пожалуй, мне пора.

— Нет, вам придется подождать Принцессу. Я же сказал: она хочет кое-что у вас узнать.

— Кто-кто?

— Модести.

— А, ласкательное обозначение… Очень трогательно. Очень мило. Но кто может заставить меня торчать тут, Гарвин?

— Отчасти это делается ради вашего же блага. Не исключено, что некто все еще надеется добраться до вас, довести до конца то, что тогда сорвалось из-за Модести.

— Добраться до меня? Чушь. Так кто же меня удержит?

— А, давайте без конфликтов, — устало вздохнул Гарвин. — Они меня утомляют.

Квинн стал намазывать маслом тост, внутренне бурля от гнева. Фальшиво улыбнувшись, он доложил:

— Модести вчера пришла ко мне в постель.

— Угу, — кивнул Вилли. — После того кошмара. Она мне говорила, что осталась…

— Отлично потрахались. — Квинн не успел выговорить это слово, как возненавидел себя. Он понимал, что портит что-то очень хорошее, но уже не мог остановиться и продолжал злобно улыбаться.

Вилли снова взялся за газету. Он словно не услышал Квинна. Тот же доверительно продолжал:

— Теперь хотелось бы знать, приятель, сколько я должен оставить на каминной полке? Сколько принято? Обычная такса — гинея?

Вилли Гарвин задумался на мгновение, потом встал, похлопал Квинна по плечу.

— Не то говоришь, приятель, — сказал он. Затем одной рукой он стиснул его плечо, а другой ударил Квинна по щеке. Раздался такой звук, словно лопнул бумажный пакет. У Квинна чуть не вылетели зубы, а перед глазами поплыли круги. Если бы не ручища Вилли, крепко державшая его за плечо, он бы полетел на пол. Но он остался на стуле. Вскоре в голове прояснилось. Квинн попытался встать, но ничего не вышло. Ручища держала его мертвой хваткой. — У тебя плохие манеры, Квинн, — мрачно сказал Вилли. — Учти, мне плевать, что ты там думаешь о Модести Блейз. И говорить тоже можешь все, что взбредет тебе в голову. Но когда ты заявляешься в ее дом пьяным, потом блюешь на нее, потом остаешься на ночь, а она приходит отогнать твои дурные сны, когда ты находишься под ее крышей, завтракаешь за ее столом, тогда думай, прежде чем ляпнуть что-то лишнее в моем присутствии. Потому что по части правил хорошего тона я большой консерватор.

Он отпустил Квинна, дружески кивнул ему, сел и налил себе еще кофе. Квинн сидел, и его сотрясала дрожь. Он прижал руки к щекам.

— Меня что… действительно вырвало на нее? — наконец спросил он тихим, срывающимся голосом.

— Еще как. Но ты не беспокойся. Она поняла…

— О Боже… Слушайте, я сейчас наговорил черт-те что… Я не хотел. Ни в коем случае… На самом деле она великолепна. Просто чудо. Но мне взбрело вдруг в голову, что она сделала все это, только чтобы использовать меня… А это задело за живое старину Квинна и подняло в нем столько всякой мути… В общем, я очень, очень виноват…

— Она надеется, что вы нам сумеете помочь, — медленно произнес Вилли. — Но то, что она сделала для вас, она сделала бы в любом случае.

— Жалеет хромых собачек, — криво улыбнулся Квинн.

— Только некоторых хромых собачек. Я мог бы рассказать о себе, но это ни к чему. — Вилли чуть отодвинулся на стуле. — Нам надо убить время, но Принцесса не велела выходить на случаи если за вами следят. Внизу есть бассейн и корт, и если вам охота прогнать похмелье…

— У меня его нет. — Квинн осторожно посмотрел на Вилли и буркнул: — Если я скажу, что она вылечила мое похмелье лучше, чем альказельцер, вы не сочтете это неучтивым?

Вилли улыбнулся и покачал головой.

— Если вам неохота плавать или играть в сквош, тут есть отличная коллекция джазовых пластинок. И классики.

— Я не играл в сквош три года, но почему бы не попробовать? А потом можно и поплавать.

— Хорошо. Сейчас возьму ракетки.


Когда в два часа появилась Модести, Вилли и Квинн как раз успели переодеться после получасового купания в бассейне. Она обнаружила, что враждой вроде бы и не пахнет, и это ее успокоило.

— Вы пропустили забавное зрелище, — сказал Квинн. — В шортах Вилли я выглядел как Амелия Блумер.

— Вы хорошо себя вели? — спросила Модести, погладив его по плечу.

— После небольшого фальстарта, да. Верно, Вилли?

— Просто паинька. Ты ела, Принцесса?

— В самолете.

— Ну, что Рене? Помог?

— Он оповестил всех, кого нужно, чтобы срочно задержали ту троицу, но неизвестно, сколько уйдет на это времени. У вас все в порядке, Квинн? Я хочу с вами поговорить.

— Вилли меня уже предупреждал. Когда я плавал, то постарался припомнить все, что видел, пока валялся на том карнизе. Я уже говорил, что то терял сознание, то опять приходил в себя. В общем, воспоминаний немного, но все лучше, чем ничего…

— Ясно. Итак, вы лежали на карнизе, смотрели через ущелье на шоссе и надеялись, что там появится кто-то…

— Не особенно и надеялся. Машины проходили тот отрезок за несколько секунд, а там крутой поворот, поэтому водители больше интересовались дорогой. Во всяком случае, все нормальные люди. За французов водителей, конечно, не поручусь.

— Когда я спросила вас про серый «пежо», вы ответили, что не видели, как он упал с обрыва. Но вы его все же видели?

— Не уверен насчет марки, но какое-то время там действительно стояла серая машина.

— Стояла? Это точно?

— Ну конечно, милая Модести. — Он улыбнулся своей симпатичной улыбкой и пояснил: — Я так вас называю, чтобы успокоить свое "я" и не чувствовать перед вами благоговейного страха, который, в свою очередь, вызвал бы во мне недобрые чувства. Понимаете?

— Понимаю. Продолжайте в том же духе. Итак, сколько пробыла там серая машина?

— Не знаю. Голова плохо работала. Но сперва там возник «дормобил». Потом уже появился «пежо». Какое-то время там стояли оба автомобиля.

— «Дормобил»?

— Ну, я не большой специалист по фургонам, но похоже на то. Из него еще вышли две монахини.

— Монахини? — в один голос переспросили Модести и Вилли.

— Ну да. А что такого? Монахини тут свободно катаются в машинах. Вы разве не видели?

— Кажется, сестру Джанет взяла в оборот именно монахиня? — спросила Модести у Вилли.

Он кивнул. Квинн хотел что-то сказать, но заметил, что они поглощенно обдумывают свое. Ему вдруг показалось, что между этими двумя есть какая-то телепатическая связь. Наконец Вилли проговорил:

— Опять магнитный поток. Или у нас не две работы, а одна.

— Да, но… — начала Модести и тут же осеклась. Потом она обернулась к Квинну, который увидел, что ее синие глаза стали совсем черными. — Ну-ка, давайте все по порядку с момента появления фургона.

— Ладно. Он остановился на повороте. Вышли две монахини. У меня было плохо с головой, и мне сначала померещилось, что это два пингвина. Они ничего не делали. Просто вышли и стали чего-то ждать. Я попытался привлечь их внимание, но безуспешно. То ли они меня не видели, то ли они мне померещились… Потом я снова потерял сознание. Можно закурить?

— Вон там, в шкатулке, сигареты.

Квинн закурил, потом задумчиво произнес:

— Понятия не имею, сколько я провел без сознания. Но когда я очнулся, и фургон, и монахини были по-прежнему там. Но кроме того, появилась эта серая машина. Она стояла чуть сзади. А рядом с ней — человек. Он вдруг наклонился, потом снял дверь с петель и положил ее на крышу.

— Минуточку, — перебила его Модести. — У машин дверцы сидят прочно.

— Знаю. Я думал об этом в бассейне. Но, по крайней мере, так мне показалось. Он нагнулся, поднял дверь и положил ее на крышу…

Модести посмотрела на Вилли, который только покачал головой.

— Ладно, — сказала она. — Что было дальше?

— Ничего. Пустота. Но я отчетливо помню того типа с дверью. Как на снимке. Я, кажется, стал искать плащ, чтобы помахать им. И снова впал в забытье. Но вскоре снова пришел в себя, потому что помню, как махал плащом. Монахини были у фургона, но мужчина исчез. Нет, неверно. Господи, даже вспоминать это тяжело… Там был такой большой камень, и человек этот оказался на нем. Издалека походил на крест…

— Он стоял, вытянув руки? — спросила Модести. — Вот так?

— Не выпячивайте вашу очаровательную грудь. Я волнуюсь. Нет, иначе. — Квинн выбросил руки по сторонам, согнул в локтях, а кисти поднес к лицу.

— Господи, он смотрел в бинокль, — сказал Вилли.

— Точно! — воскликнул Квинн. — Значит, мерзавец углядел меня, но не подумал ничего сделать.

— Почему же, — возразила Модести. — Он послал трех бандитов, чтобы они вас успокоили навсегда.

Квинн посмотрел сначала на нее, потом на Вилли и наконец на сигарету в руке.

— Господи, — пробормотал он. — Пожалуй, лучше с вами не спорить.

— Вы махали плащом? Сигналили? — спросил Вилли.

— Как безумный!

— Итак, монахини стояли у фургона, мужчина на скале, а что же серая машина?

Квинн зажмурился и долго сидел неподвижно и молча. Потом открыл глаза и виновато покачал головой.

— Пытаюсь представить, но не могу.

— Если вы видели, как фургон уехал, вы заметили бы, что серая машина осталась, — сказала Модести.

— Я не видел, как они отъехали, — сказал Квинн. — Пару минут я махал плащом, а потом выбился из сил и рухнул на карниз. Не то чтобы я опять потерял сознание, но просто лежал. — Он скривил губы и добавил: — Даже какое-то время скулил. Очень жалел себя… А потом, когда набрался сил, чтобы снова посигналить, дорога уже опустела. Я не слышал шума мотора, вообще ничего такого не слышал. Просто они исчезли…

В большой комнате воцарилось долгое молчание. Квинн не без любопытства переводил взгляд с Модести на Вилли. Их лица сделались отсутствующими, и ему казалось, он физически ощущает напряженную работу мозга.

— Снять дверь, чтобы объяснить отсутствие тела в машине? — спросил Вилли.

— В этом что-то есть, — кивнула Модести.

— И монахини приняли участие…

— Это не обязательно выводит нас на ту монахиню-шантажистку.

— Но все же.

— Да. И там, и тут это лишь камуфляж. Да, пожалуй, это слишком, даже для твоей теории магнитного потока, Вилли.

— Интересно знать, о чем вы говорите, — подал голос Квинн.

Модести посмотрела сквозь него и произнесла, в такт постукивая кулачком по колену:

— Вилли, Вилли, Вилли… Ну, конечно же…

Вилли посмотрел на нее, и глаза его заблестели:

— Улавливаешь связь?

— Мы думали, что Тарранта захватил кто-то из оппозиции, чтобы выведать секреты государственной безопасности…

— Мы ошиблись?

— Когда мы говорили о проблеме Джанет, то пришли к выводу, что досье психиатра, например, — отличный источник информации для шантажа. А как насчет того, что имеется в голове у Тарранта?

— Боже правый! — тихо воскликнул Вилли. Он встал, взял руку Модести, поднес к щеке, потом сказал: — Дж. Страйк, замок Лансье?..

— Что? — спросил Квинн.

Модести, улыбнувшись, сказала ему:

— Мы увлеклись. Размышляли вслух.

— Это я понял. Я очень проницательный…

Модести подошла к Квинну, положила руки ему на плечи.

— Нам с Вилли надо уехать на несколько дней. Какие у вас планы?

— Сейчас я предаюсь досугу и живу на проценты с капитала. У меня нет семьи, и потому я скитаюсь себе по белу свету. Мой единственный план в настоящий момент — заставить вас объяснить, что, черт побери, происходит.

— Может, вы хотите побыть здесь? Кроме того, у меня есть очень симпатичный коттедж в Уилтшире. Я могу устроить вам и охрану…

— Охрану? Ну конечно. Я ведь слишком много знаю. Хотите сказать, что я сообщил вам нечто крайне важное?

— Я не могу пока ничего сказать. Это и для меня — большая загадка.

Он встал и обернулся к Модести.

— Не надо водить меня за нос, дорогая Модести, — сказал он. — Я уже все понял. Мой приятель с Флит-стрит упомянул Тарранта, когда рассказывал о ваших подвигах в качестве рыцарей плаща и кинжала. В той серой машине, что упала с обрыва, был Таррант, так? Вернее, его там не было, потому что вы полагаете, что его умыкнули. Ради какой-то информации, связанной с шантажом. А теперь вы помчитесь сломя голову освобождать его? Ну, может, это не в самую точку, но, по крайней мере, я заработал бронзовую медаль за усердие, а? Когда в следующий раз начнете думать вслух, то помните, что я рядышком…

Модести чуть обеспокоенно посмотрела на него, а Вилли шумно вздохнул:

— Лучше рассказать ему. Принцесса. Если он будет знать все, то меньше шансов, что он опять помчится выпивать с этим типом с Флит-стрит. Потому как тогда уж Тарранту точно несдобровать.

— На моей совести и так три жизни, — возбужденно заговорил Квинн. — И я больше не хочу брать грех на душу. Можете на меня положиться.

— Ладно. Тогда присядьте.

Три минуты спустя Квинн спросил:

— Итак, вы хотите посетить этот самый замок Лансье в Пиренеях и вызволить его?

— Да.

— Но почему не попросить французов сделать это? У вас, кажется, там неплохие связи.

Модести глянула на Вилли, который только пожал плечами, потом перевела взгляд на Квинна и пояснила:

— Нам кажется, у нас это получится лучше. Я имею в виду вызволение Тарранта. Французам придется действовать с соблюдением всех параграфов закона. Это будет слишком медленно, и Таррант может погибнуть.

— Что же вы задумали? Проникнуть в замок, перестрелять противников и забрать Тарранта?

— Нет, если нам удастся проделать все тихо, без лишнего шума, французы потом уже доделают дело сами.

— Так, вы предлагали мне остаться здесь или переехать в ваш загородный коттедж. Но меня запросто могут там убить. Может, для моего же блага, мне поехать с вами?

— Нет. Извините, но это исключено, — сказала Модести.

— Я могу оказаться полезным. Переоденусь монахиней и пойду в замок просить подаяние. А сам проведу разведку.

Модести удивленно покосилась на него, и он махнул рукой.

— Ладно… Это я так. Но как вы собираетесь проникнуть туда?

— Пока не знаю. Сначала надо оказаться на месте и осмотреться. Потом уже что-то придумаем.

— А тем временем Тарранта пытают горящими спичками или чем-то в этом роде, да?

— Кончайте, Квинн, — перебил его Вилли. — Мы зря времени не теряем. — Он обернулся к Модести. — Может, мне связаться с Джеком Фрейзером и поставить его в известность?

— Да, Вилли, если можно…

Он посмотрел на часы.

— Джанет появится в три. К этому времени я уже вернусь. Что мы скажем ей, Принцесса?

— Похоже, то же, что сказали Квинну, — ответила она, растерянно разводя руками. — Еще немного, и мы устроим пресс-конференцию. Но она видела Тарранта и вроде бы знает, кто он такой…

— И еще она умеет держать язык за зубами.

— Ладно. Давай к Фрейзеру, а я достану карты и путеводитель Мишлена.


— Ты только посмотри на трещину на потолке, папочка, — проворковала Люси Страйк. — Этому замку, наверно, лет сто!

Полковник Джим, приподнявшись над голой и влажной супругой, посмотрел ей в лицо и сказал:

— Мамочка, ты отвлекаешься. Нужно сосредоточиться.

— Я и так сосредоточилась, — хихикнула Люси, чуть задыхаясь под тяжестью мужа. — Просто ты так долго возишься… Я уже кончила полчаса назад. А ты слишком ненасытный. Может, тебе в твои годы надо поберечься?

— Папочка не любит такие разговоры, — сухо напомнил полковник Джим. — Если мамочка начнет думать о молодых бычках, то…

— Боже, я и в мыслях такого не держала!!! — Она обняла его и прижала к себе. — А ну-ка, давай. Вперед. Покажи-ка мамочке свою удаль.

— Если мамочка не может отвести глаз от потолка, то ей лучше прикрыть глазки или повернуться…

— Ну ладно, давай-ка поверни меня. Вот так. Какой ты сегодня суровый, папочка.

— А ты как думала? Если ты считаешь, что старенький папочка для тебя в тягость, я придумаю, как тебя развеселить.

— Устроишь бедной мамочке порку ремешком по голой попке? Но только не отдавай меня этому ужасному мистеру Секстону…

— Об этом и не мечтай… Хм, даже мысль о нем тебя как-то оживила. Да, придется, видно, тебя…

В дверь постучали. Полковник Джим чертыхнулся, потом громко спросил:

— Ну, в чем дело?

— Извините, если помешал отдыху, — раздался из-за двери жизнерадостный голос мистера Секстона. — Но нам поступило интересное сообщение из Лондона.

— Через пять минут я буду в кабинете, мистер Секстон. Нет, лучше через десять.

— Хорошо, — сказал мистер Секстон. — Десять так десять.

— Пяти хватит за глаза, — сказала Люси. — Ты ведь знаешь, стоит мамочке взяться за дело…

Когда полковник Джим в халате поверх пижамы вошел в кабинет и сел в кресло за письменный стол, мистер Секстон стоял у окна.

— Вы, кажется, говорили про интересное сообщение из Лондона, мистер Секстон.

— Да. Для страховки я попросил Стенмора, нашего человека в Лондоне, последить за Модести Блейз.

— Правильно сделали. Итак?

— Ему повезло. Под разными предлогами он несколько раз звонил в ее квартиру, а потом ему посчастливилось оказаться в вестибюле ее дома, когда к ней заявился пьяный молодой человек. Он назвался Квинном. Наш агент слышал, как он сказал швейцару: «Если она не поймет, кто такой Квинн, напомните, что это тот самый, кого она вытащила из ущелья».

Полковник Джим побарабанил пальцами по столу и медленно спросил:

— Думаете, он может что-то ей рассказать?

— Кто знает? Но мы ведь хотели убрать его на всякий случай. От греха подальше.

— Да. Но даже если этот Квинн что-то такое и видел, сильно сомневаюсь, что он сможет вывести ее на нас. Но береженого Бог бережет. Пусть этот самый Стенмор последит за ней как следует. Если она куда-то двинется, я хочу знать куда.

— Он уже получил от меня именно такие инструкции. Кроме того, я связался с Ферраном в Тулузе и велел ему быть начеку, если она вдруг объявится там и двинется в наши края. Ну и, конечно, если с ней будет Вилли Гарвин. — Мистер Секстон усмехнулся и добавил: — Ферран сказал, что он не собирается воевать с этими двоими и пехоту не пошлет, но, безусловно, тотчас же сообщит нам, если они возникнут.

— Я полагаю, мы обойдемся без их так называемой пехоты, мистер Секстон.

— Мне тоже так кажется. — Мистер Секстон радостно улыбнулся. — Я очень надеюсь, что они все-таки появятся. Они знают свое дело, а мне давно уже пора поразмяться как следует.

Глава 8

Модести говорила по телефону по-французски. Вилли стоял на коленях, всматриваясь в карту и время от времени работая циркулем.

Квинн сидел в кресле и курил, глядя на женщину, не спускавшую глаз с Вилли, которая прибыла час назад: на год-другой постарше Модести, такого же роста, с каштановыми, коротко стриженными волосами, светло-ореховыми глазами. На ней был брючный костюм из верблюжьей шерсти, и она чуть прихрамывала. В ее интонациях и выражениях угадывалось что-то шотландское.

Леди Джанет Гиллам. Квинна несколько смутил ее титул. Она была дочерью графа Стратлана и Инвердалла, а кроме того, что уже вовсе не укладывалось в представления Квинна, подругой Вилли Гарвина. Надо сказать, что Квинну давно не было так любопытно. Оказавшись в мире Модести Блейз, он испытывал невероятное возбуждение и от часа к часу получал новые сюрпризы. Если что и мешало ему полностью насладиться ситуацией, это человек, которого он знал лишь понаслышке. Сэр Джеральд Таррант.

Квинн отличался живым воображением. Мысли о пытках, способные испортить настроение любому нормальному человеку, повергали его в самое настоящее недомогание. Он помнил, как еще в детстве пулей вылетел из комнаты ужасов галереи мадам Тюссо. Вид дыбы и тисков для пальцев наполнил его сознание жуткими образами, а сердце неукротимой ненавистью.

Он старательно изгонял из головы все мысли о Тарранте. Это было нетрудно. Его распирало одно невероятное желание, и он лишь ждал удобного момента сообщить о нем. Модести говорила по телефону с человеком, который, судя по всему, занимался какой-то незаконной деятельностью в районе Пиренеев в те годы, когда она руководила Сетью, международной преступной организацией, о которой Квинну также рассказал его приятель Дагган. Модести положила трубку и сказала:

— Вире говорит, что замок Лансье находится в трех километрах от ближайшей деревушки — всего полдюжины домиков. В восьми километрах Нио, в пятнадцати Луссе. Погляди в путеводителе, что имеется в Луссе, Вилли. Думаю, там мы поселим Джанет.

— А вы разве там не будете, Модести? — осведомилась Джанет.

— Нет. Мы оставим тебя там, а сами уйдем в горы. Но ты будешь выполнять роль нашего запасного связника. Мы дадим тебе два номера телефона во Франции и один в Лондоне. Экстренная связь…

Джанет грустно улыбнулась, а Модести сказала:

— Учти, мы отправляемся на серьезное дело.

— Вы вряд ли сумеете выйти на связь со мной, если будете в горах. О каком же экстренном случае может идти речь?

— Если мы не появимся к определенному сроку, ты поймешь: с нами что-то случилось.

— Вот как, — мрачно сказала Джанет и посмотрела на свои руки.

— Мы также можем позвонить тебе из замка, если позволят обстоятельства.

— Разве там есть телефон? — поднял голову от путеводителя Вилли.

— Так сказал Вире. По его словам, во время войны немцы разместили в замке свою часть. Они патрулировали горные тропы, чтобы беженцы не уходили в Испанию. Потом замок переходил несколько раз из рук в руки и продавался задешево, потому как никто не мог придумать, что с ним делать. Кому он принадлежит сейчас, Вире не знает.

— Леди Джанет, — подал голос Квинн. — Как вам удалось уговорить этих двоих взять вас с собой?

— Зовите меня просто Джанет.

— Спасибо. Итак, как вам это удалось?

— Сама даже не знаю, — ответила Джанет, глядя на Модести.

— Там есть «Красный лев», — Вилли ткнул пальцем в страницу. — Двенадцать номеров. Центральное отопление. Биде, ванна, автостоянка… Уютный ресторанчик… Ну как, устраивает, Джен?

— Любое место, где не надо вставать в пять утра и доить коров, для меня равнозначно пятизвездочному отелю.

— Закажите в «Красном льве» два номера, Модести, — сказал Квинн.

Она посмотрела на него с едва скрываемым неудовольствием.

— Кажется, мы уже это обсуждали.

— Ничего подобного, очаровательная и симпатичная Модести! Есть вещи, о которых вы и не догадываетесь. Я любитель-спелеолог. Изучаю пещеры. — Он поднял руку. — Погодите стрелять, дайте договорить.

Модести взглянула на него не без подозрения.

— Ну ладно. Мы в этом отношении мало чем можем похвастаться. Были в пещере Карлсварк, посетили Истуотер Суоллет… Просто решили посмотреть, что это такое. Но ни мне, ни Вилли это занятие особенно не понравилось…

— А мне нравится. В этом году я ничего особенного не видел, но четыре последних года спелеология — мое хобби.

— Какое отношение это имеет к нашему делу, мистер Квинн? — спросила Джанет.

— Просто Квинн… Я рад, что вы мне задали этот вопрос. — Он обратился к Модести. — Это имеет к нашему делу самое прямое отношение. Если нужно отыскать хитрый ход в замок Лансье, то старина Квинн тут как раз может пригодиться.

Вилли поднялся с пола. Модести закурила сигарету и присела на край честерфилда.

— Я подозревала, что у вас там был какой-то интерес, — наконец сказала она. — Пещеры?

— Сущая правда. Те края буквально напичканы пещерами. На все вкусы. Это район известняков. Там существуют специальные туристские пещеры Ма д'Азиль, в Лабуише и возле Нио. Но и вокруг Арьежа есть множество пещер и гротов. Я там был как-то с группой таких же, как я, психов, и наш инструктор показал нам дюжину пещер, о которых мало кто слышал. Среди них была и пещера Лансье.

— Вы хотите сказать, что из нее можно проникнуть в замок? — спросила Модести.

— Нет, там все немножко хитрее. Как пещера она считается средней, умеренной. Это означает, что в ней есть несколько сложных участков. Мы провели в ней какое-то время — прошли с милю. Не помню уже детали, но там есть маленькое озерцо из подземной речки, и нам не помешает надувная лодка. От главного коридора отходят ответвления. Если пройти по пещере с полмили, начинается скат, по которому сверху течет ручеек. Инструктор сказал, что однажды поднимался по нему и попал в замок. Не знаю точно, куда именно ведет этот подъем, но, скорее всего, в кухни или в подземные казематы, если таковые там существуют.

— Этот скат — нечто вроде мусоропровода из кухни? — подал голос Вилли.

— Я вспомнил, почему зашла речь о темницах, — сказал Квинн, потирая подбородок. — Инструктор говорил, что на самом дне этого ската нашли скелет, очень старый. Судя по всему, тело сбросили сверху. Когда-то давно от какого-то бедняги решили вот так тихо избавиться. Но если труп оказался в этой шахте, стало быть, наверху имеется отверстие, причем достаточно большое, чтобы через него пролезть.

— Там теперь может быть решетка, — заметил Вилли. Посмотрев на Модести, он добавил: — Все равно. Принцесса, в этом что-то есть. Были бы инструменты, а уж решетку мы снимем.

Модести кивнула и спросила у Квинна:

— А где вход в пещеру?

— Смилуйтесь, дорогая Модести, — усмехнулся тот. — Ну как мне здесь, в Лондоне, толково объяснить, где именно находится расселина в пиренейских горах? Я тогда даже не видел сам замок. Значит, вход с другой стороны хребта. Но я не помню, какого именно хребта, с какого именно бока. Могу отвести вас туда. Помню дорогу, помню тропу, помню ландшафт. Но описать на словах? Нет, это не получится.

— Сможете показать нам вход в темноте? — спросила Модести.

Квинн решительно покачал головой.

— Нет. Слишком сложно. Надо оказаться там хотя бы за полчаса до наступления сумерек. И мне придется пройти в пещеру вместе с вами, чтобы вы не проскочили эту шахту…

— Звучит соблазнительно, — сказала Модести, глядя на Вилли. — Но и риск очень велик. Мы не имеем права так его подставлять.

— Что за чушь! — воскликнул Квинн, пристукнув кулаком по ручке кресла. — Я же не собираюсь врываться в замок вместе с вами и колошматить тех, кто там окопался. Я прекрасно понимаю, что это не по моей части. — Он подался вперед, и его лоб заблестел от пота. — Слушайте, сейчас там пытают человека, а мы тут сидим. Если мы не доберемся до них, его песенка спета. В свое время я погубил троих невинных людей. А теперь у меня появился шанс хотя бы одного спасти от смерти. Поэтому не надо маячить передо мной как пудинг и талдычить, что это опасно…

В комнате воцарилось молчание. Модести с любопытством посмотрела на Квинна.

— Да, Квинн, вы большой оригинал. Чем-чем, а пудингом меня еще не называли. — Затем уже безо всякого юмора она добавила: — Они вряд ли будут особо торопиться, чтобы расколоть Тарранта. Но вы правы, сейчас ему несладко. — Она подошла к телефону. — Нет, порой вы мне положительно нравитесь. Ладно, будь по-вашему. Два номера. — Потом она перевела взгляд на Вилли и, положив руку на телефонную трубку, спросила: — У тебя на «Мельнице» есть то, что нужно для пещеры?

Он немного подумал, потом кивнул:

— Вроде есть. Сейчас мы все обсудим с Квинном, и я смотаюсь туда.

— И захвати Джанет. Ей нужно собраться и взять паспорт. А я позвоню Дейву Крейторпу и спрошу, не доставит ли он нас сегодня в Тулузу. В Бланья есть аэродром. Если мы двинемся в одиннадцать, то к рассвету будем у пещеры, проведем разведку, потом уже завтра вечером начнем действовать.

— А может, сразу попробовать пробраться в замок? — спросил Квинн.

— Днем? Слишком рискованно. Для Тарранта. Если заварится каша, ему не поздоровится. Наша задача — тихо войти и тихо уйти. Кроме того, мы не потащим Тарранта через пещеру. Он немолод и, скорее всею, не в лучшей форме. Поэтому к вечеру нам нужно разработать маршрут ухода, а на это потребуется много времени.


— Ну, что, Джен? — спросил Вилли свою спутницу, когда они ехали в его «Дежнсене».

— Слишком стремительно разворачиваются события, — сказала она с нервным смешком.

— Что поделаешь, милая. Если ты чувствуешь, что для тебя это слишком…

— Нет, — резко оборвала она его, потом уже спокойно сказала: — Я сидела там как мышка. Да, такой ее высочество мне видеть раньше не приходилось, это пугает.

— Она на нашей стороне, — ухмыльнулся Вилли.

— Я не о том. Сегодня она была так великолепна, что просто ужас. Но это начинает давить на твое "я", что не совсем приятно…

— И ты оробела? Брось, Джанет! А где же шестьсот лет гордой шотландской аристократии? Когда ты входишь в ресторан, метрдотели раболепствуют, не зная, как тебе угодить.

— Они и тебя боятся, Вилли, несмотря на твой акцент простолюдина. А знаешь почему? Потому что ты уверен в себе. Ты — отражение Модести. — Вилли покосился на Джанет, но не увидел на ее лице неудовольствия, только удивление, и, возможно, даже приятное удивление. Она сказала: — Я начала было ненавидеть ее, как вдруг Квинн обозвал ее пудингом. Ей это даже понравилось. А мне понравилась она.

— У нее есть чувство юмора. Порой она как подросток.

— Порой она и то, и другое. И третье сразу, Вилли…


Следующим утром в восемь часов леди Джанет Гиллам проснулась в комнате с цветастыми обоями, ковриками ручной работы на натертом, хотя и немилосердно скрипящем при ходьбе полу, за шестьсот миль от Лондона.

Она не думала, что заснет, но когда три часа назад ее голова коснулась подушки, Джанет сразу же погрузилась в сон. Она лежала, пытаясь отогнать от себя ощущение нереальности происходящего.

«Сесна» взмыла в воздух в самом начале одиннадцатого. Не успел самолет набрать высоту, Модести и Вилли уже крепко спали, откинув спинки кресел. Квинн показал Джанет на спящих.

— Я им завидую. Страшно устал, но без двух таблеток не усну.

Она грустно улыбнулась, прекрасно понимая, что такое проблемы со сном, потом ответила:

— Да, это редкий дар. Хотите снотворное? У меня есть…

— Спасибо, но уже на рассвете мне придется лазать по горам, так что лучше не рисковать. — Он кивнул на Вилли. — Я провел с ним несколько часов, но могу сказать: у вас лихой знакомый.

— У вас тоже лихая знакомая.

— Модести? Уж не знаю, долго ли продлится наше знакомство, но пока я получаю массу незабываемых впечатлений. Причем то и дело она обращается со мной словно мамаша с ребенком.

— Но далеко не всегда?

— Верно… Она ухитряется насытить единицу времени множеством событий. У вас не возникло впечатления, что все это нам только снится и мы в любой момент можем проснуться у себя дома?

— Значит, вам тоже это кажется? Приятно чувствовать, что ты не одинока.

— Милости прошу в наш клуб. — Квинн протянул ей руку, и они обменялись церемонным рукопожатием. — У меня есть карманные шахматы. Вы играете?

— Плохо. Вилли меня громит. Вы знаете, что они играют в шахматы без доски? По памяти!

— Вот негодяи! Но мы с вами, похоже, в одной лиге. Ну так как?

— Давайте сыграем.

Джанет сыграла две партии с Квинном, потом провела час в обществе пилота Дейва Крейторпа. Этот худощавый человек лет сорока с редеющими волосами поначалу не отличался общительностью, но сильно переменился, когда узнал, что у Джанет есть лицензия пилота частных самолетов. После этого разговор перешел на профессиональные темы, и он даже разрешил ей полчаса посидеть в своем кресле.

В начале третьего они совершили посадку в Бланья. Их там уже ждали две машины, заказанные в агентстве Тулузы. Быстро выполнив все необходимые формальности, они взяли ключи от машин и затем поехали на юг. В четыре они остановились в миле от Луссе, деревеньки на притоке Арьежа. Тут Квинн пересел за руль машины Вилли, и они с Джанет отправились в «Красный лев».

Хозяин гостиницы уже ждал их. Джанет умела объясниться по-французски, и, к счастью, ей не пришлось разгадывать загадки местного диалекта, потому что хозяин был родом из Руана. Он сообщил ей, что, поскольку сейчас не сезон, в гостинице занято всего два номера — ив каждом по пожилому французскому господину. Оба тут живут постоянно — и имеют привычку часто препираться. Хозяин выразил надежду, что вновь прибывшие мадам и мсье не сочтут это чрезмерным испытанием, и пояснил, что постоянные препирательства — скорее традиция, чем недовольство друг другом.

Джанет сообщила хозяину, что ее брат, мистер Квинн, к сожалению, оставил портфель в гараже в Тулузе, где они взяли напрокат машину. В портфеле были заметки для книги, над которой он работал, и потому он вынужден снова возвращаться.

Хозяин заохала в знак сочувствия, потом показал им номера. Выразив надежду, что мадам хорошо выспится после долгого путешествия, он пошел провожать мсье, заверяя его, что поговорит со своими постоянными жильцами, чтобы утром те препирались потише и дали возможность мсье тоже отоспаться.

Лежа в теплой постели и глядя в зарешеченное окно на начинающийся день, Джанет задалась вопросом, что поделывают сейчас остальные. Ее внезапно охватил озноб. За исключением одного случая, она никогда не знала, когда Вилли Гарвин выполняет похожие опасные задания. Он ничего не говорил ей, хотя порой она могла кое о чем догадаться по его возвращении. До нее доходили лишь обрывки слухов о его подвигах с Модести. Но сейчас все происходило рядом… Так что она не могла не ощущать себя частью всего этого.

Джанет криво улыбнулась. Да, сбылась ее мечта…

В дверь тихо постучали. Она села и сказала: «Входите!»

Дверь отворилась, в проеме возник Квинн. Вид у него был небритый, усталый, но радостный.

— Доброе утро, сестричка Джанет! Я не разбудил?

— Нет. Я проснулась пять минут назад. Рада видеть вас, Квинн.

— Можно войти?

— Тщеславие говорит «нет», а любопытство — «да». Я выгляжу, наверно, кошмарно, но вы все равно уже увидели меня…

Квинн подошел к стулу с прямой спинкой у окна и сел.

— Честно говоря, я подумал, как вы прекрасно выглядите, — сказал он. — Такое впечатление, словно вы только что вышли из ванной, хотя на самом деле это не так. Вот что значит цвет лица…

— Сельская женщина, — улыбнулась польщенная Джанет.

— Я бы не сказал, что женщина. У вас кожа как у ребенка.

— Я постарше вас лет на пять, Квинн.

— Правда. Но я обожаю женщин старше себя. — Он очаровательно улыбнулся. — Вы не представляете, как мне приятно находиться в будуаре у дочери графа. Во мне, похоже, течет кровь плебея…

— Вилли сказал, что порой вы бываете довольно-таки несносным, но пока я этого не заметила.

— Он прав, Джанет. Внутри меня клокочут разные темные и неодолимые страсти, но…

— Но что?

— Не знаю… Модести была необычно мила со мной после того, как я вел себя как свинья, а затем Вилли врезал мне по уху, отчего я почувствовал себя совсем отлично. Ну, а как насчет завтрака?

— Что случилось сегодня на рассвете?

— Ничего особенного… Хотя это было по-своему занятно… Мы припрятали машины милях в трех от входа в пещеру и пошли пешком. Вилли и Модести тащили все снаряжение, но это их совершенно не волновало. Можно закурить?

— Я с вами за компанию.

Квинн зажег сигареты и продолжил:

— Они пользовались какой-то подробной картой. Я сказал, что знаю, как подойти к пещере только с дороги, но они объяснили, что выйдем на дорогу попозже, и не ошиблись. Две мили мы прошли еще затемно, а потом появилась дорога, потом тропа, а когда рассвело, мы нашли долину.

— А пещеру?

— Чтобы найти пещеру, мне потребовалось только двадцать минут. Я все запомнил лучше, чем предполагал. И внутри все оказалось в общем так, как я и думал. Сперва сплошные повороты, потом довольно длинный и крутой спуск, потом яма футов в пятнадцать, потом проход вдоль речки и сталактитовая пещера. Это, я вам скажу, зрелище. Потом озерцо, через которое мы переправлялись по одному на надувной лодочке.

— Оно глубокое?

— О да! Когда мы там были с инструктором, он спустил груз на тросе в сорок футов, и груз не достал дна. Это огромная яма, заполненная водой. Но мы все равно переплыли ее на лодке. Главное, не промокнуть. — Он прикрыл глаза, вспоминая. — Потом нужно было протискиваться в щель. Для Вилли это оказалось непросто, но он все-таки пролез. Потом подъем в десять футов, и дальше коридор идет уже прямо. Я показал им ту самую шахту, что ведет вверх, к замку, и затем мы вернулись.

Леди Джанет посмотрела в окно, где уже светило солнце, и попыталась вообразить себе холод, мрак и сырость пещеры, которая ей вдруг представилась огромным черным монстром, дремлющим под землей миллион лет. Она спросила:

— Они не стали подниматься по шахте, не проверили, есть ли там решетка?

— Нет. Они сказали, что займутся этим сегодня вечером, и если решетка и в самом деле имеется, то без труда снимут ее.

— Где они сейчас?

— Пошли назад, к замку, чтобы хорошенько разобраться в обстановке…

— Пошли назад?

— Да. Они проводили меня до того места, где мы оставили машины. Тогда-то и началась фантастика. Мы прошли через несколько долин — то и дело ложились плашмя и оглядывали окрестности минут пять. Потом Вилли перебирался на следующий холм или хребет. Он вроде бы и не торопился, но двигался очень проворно. Он вдруг исчезал, словно растворялся, потом мы с Модести следовали за ним. У них автоматические винтовки — М-16. И они постоянно прикрывали друг друга.

— Что же в этом фантастичного?

— Видите ли… Они вообще-то не из пугливых, но тут они вдруг сосредоточились на операции, делали все, чтобы не рисковать.

— Это обнадеживает.

— Да. Это удивительное зрелище — они оба в деле. Они почти и не говорили, но действовали синхронно, как пара рук.

— Это тоже обнадеживает. — Леди Джанет затушила сигарету. Квинн посмотрел на нее, но промолчал. Она улыбнулась. — Ну а теперь я, пожалуй, приму ванну. А вы можете поспать.

— Попробую, — сказал он, подавляя зевоту. — Разбудите в полдень?

— Хорошо. А когда будут спать Модести и Вилли?

— Между сумерками и тем временем, когда они решили проникнуть в замок, то есть в три часа утра. Они будут спать в пещере. Там осталось снаряжение, спальники, еда.

Леди Джанет прикрыла глаза и снова их открыла со словами:

— Хорошо, что вы захватили карманные шахматы, Квинн. Вряд ли мы с вами будем сегодня ночью крепко спать.


Лежа на столе у окна и глядя в бинокль, мистер Секстон пробормотал:

— Да, они действительно полностью соответствуют своей репутации. Молодцы.

— Вы по-прежнему их не видите? — спросил полковник Джим.

— Нет. — Мистер Секстон поднялся и отошел от окна. — Не вижу, а я, учтите, меняю ракурс наблюдения вот уже несколько часов.

— Их может тут и не быть, — сказал Меллиш, отрываясь от записей, которые он штудировал.

— Они тут, — с улыбкой заверил его мистер Секстон. — Проводят разведку. Пытаются найти лучший способ проникнуть в замок и потом его покинуть. Меня удивляет только, почему они поместили тех двоих в «Красный лев». Обычно они работают только на пару.

— Когда они, по-вашему, попробуют нанести нам визит? — спросил полковник Джим, потирая рукой щеку.

— Сегодня ночью. Они знают, что Таррант у нас на крюке, а потому поторопятся.

— Согласен. Вопрос в том, как они это проделают, верно?

— Есть несколько способов проникнуть в замок, все они далеки от идеального, и мы готовы к любому из них. — Секстон посмотрел на часы. — Клара и Ангел скоро вернутся, и мы, наверно, узнаем что-то новое.

— Да. — Полковник Джим стал делать себе выпивку. — Меня только беспокоит, как они все же нас вычислили. Может, этот тип на скале увидел, как вы забирали Тарранта? Но все равно, откуда ему было узнать про замок? Где случилась утечка?

— Неплохо бы узнать ответ на этот вопрос, — весело отозвался мистер Секстон. — Вот когда к нам пожалуют Блейз и Гарвин, мы все у них спросим.


Леди Джанет и Квинн сидели в маленькой гостиной «Красного льва». Час назад они поели. Ланч был украшен перебранкой двух пожилых французов, о которых ранее упомянул хозяин. Эти господа теперь удалились на закрытую террасу и стали играть в карты, то и дело громко выражая свои чувства.

— Вы когда-нибудь вернетесь в авиацию? — спросила Джанет.

— Не знаю, — отозвался Квинн, глядя на кофейную гущу в чашке. — Как-то пока не думал об этом. Авиакомпании не любят лихих пилотов, которые отправляют на тот свет пассажиров. Вы бы, например, полетели с таким летчиком?

— Я думаю, вам просто не повезло. Но если руководство пассажирских авиакомпаний считает именно так, как вы говорите, существуют и другие возможности. Мой деверь в Штатах, например, может вам помочь. Среди прочего, он владеет грузовой авиакомпанией.

— Вы очень добры. — Квинн посмотрел на нее с любопытством. — Но вам, наверно, это нелегко дается… Я в смысле Вилли и Модести… Не сейчас, а вообще…

На какое-то мгновение Джанет обдала его холодом: дала знать о себе многовековая гордость шотландских аристократов.

— Я не нуждаюсь в сочувствии, Квинн, — отрезала она.

— Извините, я, право…

Она подняла руку, желая заставить его замолчать. Взгляд ее вдруг помягчел. Она сказала:

— Я не хотела, как говорят, поставить вас на место. Просто в этом отношении я, наверно, слишком чувствительна. Я научилась с этим мириться. Когда я впервые увидела Модести и поняла, что она для Вилли значит, я воспылала к ней ненавистью. Но потом взяла себя в руки. Все это дело прошлое…

— Она вам нравится?

Леди Джанет вопросительно подняла брови, потом пожала плечами.

— Я уважаю ее. Она не проявляет снисходительности, не напоминает о своем превосходстве. Она никогда не использует в собственных целях свое влияние на Вилли. По крайней мере, этого не заметно. Я ценю ее добрую волю. Разумеется, ее хорошее отношение ко мне идет через Вилли, но факт остается фактом. Это нечто реальное, настоящее. Но у нас никогда не будет задушевных бесед, дружеской близости… — Леди Джанет помолчала, потом продолжила: — Есть еще одно обстоятельство. Не скрою, Вилли нравится мне больше, чем любой другой мужчина… Он умен, он добр, и он удивительно понимает женщин. Он умеет повысить тебе настроение, а в наши дни это уже редкость. Но он не всегда был таким. Если верить ему, когда-то он был жутко мерзким типом, пока не появилась Модести и не вытащила его из тюрьмы где-то на Востоке…

— После чего он и начал работать на нее?

— Да. Он словно родился заново. Поэтому сегодняшний Вилли — как бы творение Модести, и мне следует быть ей за это благодарной.

— Очень немногие женщины готовы это признать, — сказал Квинн, с уважением глядя на свою собеседницу. Он понизил голос и добавил: — Что может быть хуже ожидания?

— Кошмар. — Она посмотрела на часы. Завтра, в полдень, если от Модести и Вилли не поступит никаких известий, ей придется сделать два звонка. Один в Париж человеку по имени Рене Вобуа, другой в Лондон Джеку Фрейзеру. Она должна будет сказать, что Модести и Вилли отправились в замок Лансье навестить друга и не вернулись. Ей сделалось немного не по себе: она представила, как томительно потечет время завтра утром, когда от Вилли и Модести не будет известий.

— У вас вывих или растяжение? — спросил Квинн. — Я заметил, что вы хромаете.

— У меня ампутирована половина ноги, — просто ответила Джанет. — Результат автомобильной аварии несколько лет назад.

— О Боже! — Он потер глаза со словами: — Простите бестактного старину Квинна.

— Нормальная реакция. Старина Квинн волнуется, ибо он еще очень молод.

— Еще сутки, и я постарею лет на десять.

— А я к полуночи стану древней старухой. Вы представляете, что они собираются сделать, когда окажутся в замке?

— Не совсем. Но полагаю, прежде всего надо понять, где негодяи, чтобы лишить их свободы действий. Затем необходимо найти Тарранта, позвонить нам и велеть не волноваться, а потом гордо удалиться с освобожденным другом.

— А как они собираются лишить противника свободы действий?

— По возможности бесшумно. У них есть неплохой набор разных приспособлений, в том числе и пульверизаторы с эфиром. Но если они натолкнутся на вооруженное сопротивление, то церемониться не станут. — Квинн помолчал и добавил: — Я видел, как Модести уложила троих бандитов в пять секунд. Если Вилли такой же мастер, в чем лично я не сомневаюсь, тогда нам нет нужды особо волноваться.

— Повторяйте эту фразу мне раз в час, — сказала Джанет, похлопав его по руке.

Их беседу прервало появление хозяина.

— Прошу прощения, мадам. Пришла английская дама, которая не говорит по-французски. Я не могу понять, что ей угодно. Не могли бы вы помочь мне?

При упоминании английской дамы и Квинн, и Джанет вскочили и возбужденно переглянулись. Квинн заметил:

— Нет, это вряд ли Модести. Слишком рано.

— Пойдемте, послушаем ее.

В маленьком дворе стояла женщина в легкой куртке, а голова ее была повязана платком. Из-под платка выбивались золотистые пряди. Большой нос придавал лицу несколько хищное выражение.

— Чем можем помочь? — спросила леди Джанет. — Я немного говорю по-французски.

В широко расставленных глазах женщины показалось явное облегчение.

— Слава Всевышнему. Вы шотландка?

— Мы разбросаны по всему миру, — с улыбкой отозвалась Джанет. — Что случилось?

— Я путешествую с племянницей, и наша машина сломалась в нескольких сотнях ярдов отсюда на дороге. Боюсь, что все из-за моей глупости. В гараже, где мы брали машину, мне сказали, что надо внимательно посматривать на топливомер, он устроен не как в английских машинах, но я совсем забыла.

— Значит, все дело в бензине? — спросил Квинн.

— Да. Похоже. У меня была запасная канистра, но когда я налила бензин, оказалось, что аккумулятор уже сел. По крайней мере, так мне объяснила Ангелина. Я в этом мало что смыслю…

— Тут неподалеку есть гараж, — сказала Джанет. — Там вам могут помочь.

— Господи, я только что оттуда… Хозяина нет, а его жена говорит, что он вернется часа через два.

— Ничего, — откликнулся Квинн. — Мы вас подвезем и все уладим.

— Это очень любезно с вашей стороны…

Пять минут спустя, когда дорога нырнула в лощину, Квинн затормозил около голубого «ситроена-сафари» с кузовом «универсал». У машины стояла хорошенькая девушка в коротком белом платье. Квинн открыл дверь, чтобы вылезти, но тут раздалось легкое «Ох!». Он повернул голову и замер. Джанет сидела, неловко запрокинув голову назад. Она была очень бледна. Квинн услышал голос шотландки.

— Пожалуйста, оставайтесь на месте, мистер Квинн. — Одной рукой она держала Джанет за волосы, а в другой у нее был тонкий нож, острие которого упиралось в шею Джанет.

— На полдюйма вглубь, и она погибнет, мистер Квинн, — предупредила шотландка.

Девушка в белом уже оказалась у машины Квинна.

— Она запросто это сделает, можешь поставить на это свой член, приятель, — усмехнулась она.

— Пожалуйста, без грязных выражений, Ангел, — сурово осадила ее шотландка. — Садись в машину и поезжай, только не быстро. А вы, мистер Квинн, поедете за ней. И советую без фокусов. Например, не вздумайте резко затормозить. Нож сразу войдет в артерию, и все… Мы проедем милю-другую, потом пересядем из вашей машины в нашу. У вас не будет шанса проявить героизм, мистер Квинн. У Ангела в сумочке лежит пистолет с глушителем. Ну, я все ясно изложила?

Бледный Квинн кивнул. Руки его на руле дрожали. Ангел хлопнула дверью, и краем глаза Квинн заметил, как Джанет чуть поморщилась, когда острие ножа впилось глубже в шею от сотрясения машины. «Ситроен» объехал их, двинулся вперед и Квинн послушно тронулся за ним. Руки и ноги вдруг сделались как чугунные, в голове царил кавардак.

Пятьдесят минут спустя Квинн и Джанет уже лежали на полу фургона лицом к лицу. Их руки были скованы наручниками но со стороны казалось, что они просто заключили друг друга в объятия. В боковое окно Квинн заметил замок, стоявший на склоне горы. К нему от долины вела извилистая немощеная дорога. За рулем сидела шотландка и распространялась о вязании кружев «кроше», но ее спутница, судя по отсутствию каких-либо ответных реплик, совершенно не интересовалась этим предметом.

Квинн решил, что Модести и Вилли явно наблюдают за замком откуда-нибудь из долины. Они, наверно, обратили внимание на отъезд «ситроена» из замка и теперь зафиксировали его возвращение. Если они смотрят сейчас в бинокль, то, конечно же, все увидят…

Он попытался приподняться и зашевелился, стараясь освободиться от Джанет, но Ангел резко сказала:

— Знаешь, что я с тобой сделаю, Квинн, если ты сейчас же не опустишь свою долбаную башку?

Он повернулся и увидел в зеркале ее глаза. Ему показалось, что они являют собой оскорбление для такого прелестного личика. В них светилось ликование маленького дьяволенка, которому доставляют наслаждение такие вещи, о которых лучше не упоминать вслух.

— Так вот, — весело продолжала эта чертовка, — я сейчас обмотаю вокруг шеи этой твоей птички струну и потяну. И ты увидишь, как вываливается и чернеет ее язык. Это, поверь мне, незабываемое зрелище. — Она толкнула локтем подругу. — Слушай, Клара, дай-ка я с ней поработаю. А потом мы скажем, что она начала вопить или что-то еще.

— И не надейся, дорогая моя, — сухо отозвалась шотландка. — Неужели ты думаешь, что я стану врать из-за тебя полковнику Джиму? Он велел нам доставить их целыми и невредимыми, и мы доставим их целыми и невредимыми.

— А, все это херня, — мрачно отреагировала девица в белом, недовольная, что ее замыслу не суждено осуществиться, по крайней мере, пока.

Ошеломленный Квинн снова опустил голову. Лицо Джанет было совсем рядом, бледное и мрачное. И хотя в глазах ее Квинн не увидел надежды, взгляд оставался спокойным. Джанет легонько коснулась губами его щеки и шепнула: «Мужайтесь». Это был голос истинной аристократки, которую везут на казнь. Квинн понял, что все потеряно, кроме чести.

Глава 9

Модести Блейз проснулась и какое-то время лежала в полной тьме своего спальника. Рядом заворочался Вилли.

— Два часа, Принцесса, — сказал он.

— Похоже, — согласилась она. — Сейчас. — Посветив фонариком, она сообщила: — Без пяти. Зажги лампу.

Они находились в пятидесяти ярдах от входа в пещеру, на широком каменистом участке. Под рубашками и брюками у них было надето теплое белье, но все равно они почувствовали леденящий холод, как только оставили теплые спальники.

Они надели легкие стеганые куртки, армейские ботинки, нейлоновые комбинезоны, затем скатали спальники и спрятали их в узкой расселине между камнями. Вилли взялся за парусиновый рюкзак и спросил:

— Винтовки берем?

Модести на мгновение задумалась, потом отрицательно покачала головой.

— Нет, если дойдет до перестрелки, от них мало толку, да и тащиться с ними по пещере одна морока. Лучше возьму «кольт».

Кобура с «кольтом» была у нее на бедре под комбинезоном и курткой, которые она собиралась сразу снять, как только они окажутся в замке.

Вилли захватил два ножа. Обычно он держал их в ножнах, один над другим, и носил сбрую слева на груди. Но сегодня нужно было протискиваться в узкие щели, и он разместил их на правом и левом бедре. Ножи он сделал собственноручно. То, как он обращался с ними, вызывало восхищение или ужас у тех, кто получал возможность посмотреть на это — в зависимости от того, к какому лагерю принадлежал очевидец. Эти ножи были специально отвороненными, чтобы не сверкать, отражая свет. При обычном броске с расстояния в двадцать футов они совершали полный оборот, но если расстояние уменьшалось, Вилли мог отрегулировать полет легким движением кисти.

Модести, убрав спальники и винтовки в расселину, посмотрела на часы.

— Два пятнадцать, Вилли.

Он кивнул, вскинул на спину рюкзак, и они двинулись в пещеру Лансье. Их пластиковые шлемы были снабжены электрическими лампочками. Кроме того, у Вилли был еще и довольно мощный ручной фонарь. По мере углубления в пещеру холод делался все более ощутимым.

Первой шла Модести. Маршрут, ранее указанный Квинном, отпечатался в ее памяти. Они протискивались по узким проходам, внезапно оказываясь в широких коридорах. Это требовало повышенной осторожности. Подземный лабиринт создали не люди, а природа, поработавшая над этим творением не один миллион лет, в том числе и в ледниковый период.

Модести и Вилли спустились в пятнадцатифутовую яму, потом перешли речушку и стали подниматься по уходящей вверх каменной тропе. Они оказались в сталактитовой пещере, которая словно копировала архитектуру человеческой цивилизации, хотя эти шедевры приобрели свои нынешние очертания задолго до того, как люди научились пользоваться первыми инструментами. Сталактиты, свисавшие с купола пещеры, уходившего ввысь на семьдесят футов, не отличались особыми размерами, но зато росли густо, сверкая, словно иголки из серебра, в свете лампочек «туристов». Сталагмитов, которые, напротив, росли бы с пола, в этой пещере не было. Стены были волнистыми, словно шторы. По всему периметру этой залы подземного дворца виднелись белые пятна известняковых залежей.

Посередине, почти от стены до стены, простирался водоем неизвестной глубины, и его ширина достигала двадцати трех футов. Каменистые берега, подходя к краю водоема, обрывались на высоте восемнадцати дюймов. Откуда появлялись и куда уходили воды из этого озерца, определить было невозможно. Течение если и существовало, то было крайне слабым, во всяком случае на поверхности.

В прошлое посещение Модести и Вилли оставили в пещере надутую резиновую лодку. Сейчас ее достали из впадины в стене. Модести дождалась, когда Вилли спустит лодку на воду, потом осторожно забралась в нее и, устроившись лицом к тому месту, откуда они пришли, стала грести ладонями, отчего лодка двинулась к противоположному концу водоема. Вилли держал в руках моток нейлонового шнура, один конец которого был прикреплен к корме. Когда Модести высадилась на другом берегу, он стал проворно сматывать трос, подогнал к себе лодку и сам совершил переправу, после чего спрятал лодку за большим выступом скалы. За бассейном начинался небольшой участок плоской поверхности, переходивший потом в подъем у дальней стены залы.

Эта стена была словно разрезана в трех местах. Модести двинулась к правой расселине, где находилось небольшое треугольное отверстие, в которое они еле влезли и затем восемьдесят ярдов проделали ползком. Потом они оказались в гроте, где увидели узкую, почти горизонтальную щель. Пятнадцать ярдов Вилли преодолел за пять минут, с трудом протискивая между плитами свое крупное тело. Затем продвижение сделалось полегче, если не считать подъема в десять футов, за которым начиналась каменистая площадка. Но тут они еще раньше с помощью Квинна установили небольшую веревочно-металлическую лесенку.

Через сто ярдов от площадки находилась та самая шахта, шириной в пять футов, что вела в замок. В середине было углубление, по которому бежала вода, пересекая коридор у ног Вилли и Модести и исчезая затем в темноте. Они оставили здесь тросы, крюки и специальный молоток с медной головкой двадцать часов назад, когда Квинн показал им это место. Он, правда, не мог сообщить им длины ската, но по прикидкам Вилли скат поднимался к замку без изгибов под углом в сорок градусов.

Вилли положил фонарь на каменный выступ, снял рюкзак и вопросительно посмотрел на Модести. Она кивнула и наклонилась над мешком с альпинистским снаряжением. Вилли же подошел к скату и начал отыскивать там выступы и углубления, за которые можно было бы зацепиться.

Затем он начал протискиваться вверх по скату, словно огромное причудливое насекомое. Когда он преодолел несколько ярдов, вслед за ним двинулась Модести. Она сделала петлю и закрепила ее у себя на локте, а другой конец веревки присоединила к мешку со снаряжением. Они надеялись, что им не придется вбивать крюки в стену. Если же этого не удастся избежать, мягкая медная насадка была призвана уменьшить шум.

Вилли преодолел еще тридцать футов, затем перевернулся на спину. В свете лампы на своем шлеме Модести заметила, что скат на этом отрезке поднимается вверх почти вертикально, а потолок — низкий и с выпуклостями, что позволяло продвигаться, пользуясь руками и ногами, как лазают трубочисты по дымоходу.

Затем скат снова пошел под прежним углом в сорок градусов. Вилли прополз еще двадцать футов и опять остановился. Скат тут расширялся. Вилли помахал рукой Модести, которая подползла к нему. В четырех футах от них виднелась вертикальная стена в человеческий рост. Ее нижняя часть была природного происхождения, и в ее основании имелось отверстие, через которое и бежал поток. Затем на высоте трех футов начиналась уже каменная кладка. Прямо под потолком имелась щель, словно в гигантском почтовом ящике, — четыре фута в ширину и два в высоту. Решетки не было, но снизу торчало три ржавых железных «пенька» — основы для тяжелых прутьев, что некогда загораживали отверстие.

Модести подобралась к щели, встала так, чтобы вода сбегала по выемке между ее расставленных ног, и сунула руку в щель. Скинув с локтя петлю, она закрепила ее за один железный пенек. Затем сняла лампу со шлема и стала с ее помощью всматриваться в отверстие. Лампа высветила нечто вроде погреба, покрытого паутиной. Пол был устлан толстым ковром пыли. Сбоку шли ступеньки, которые вели к массивной деревянной двери. Этот подвал был со сводами, и свет лампы не мог осветить его целиком, но Модести предположила, что, по крайней мере, одна его часть использовалась как мастерская — может быть, в годы немецкой оккупации. У одной стены стоял длинный большой верстак с тисками. На стене над верстаком виднелись широкие и пустые полки для инструментов. Под верстаком стояли всевозможные банки, канистры, бутылки. С потолка на проводе свисали две лампы.

Модести обернулась, кивнула Вилли и затем стала протискиваться в узкое отверстие. Оказавшись внутри, она осветила фонариком помещение, потом призывно махнула рукой Вилли.

Он уже наполовину пролез через щель, когда вдруг в погребе вспыхнул свет. Повернув голову, Вилли увидел человека в черном блейзере, который с улыбкой появился из-за колонны. Модести положила на пол лампу и быстро двинулась к человеку. Вилли успокоился, увидев, что у того пустые руки. Модести, конечно же, уложит его в два счета.

Вилли повернулся спиной к ним и продолжил начатое. Он услышал мягкий звук столкновения, короткое «ах» и затем звук падения тела на каменный пол. Он выпрямился и повернулся со словами:

— Черт возьми, Принцесса…

Но слова застряли у него в горле, потому что увиденное повергло Вилли в шок, вернее, в серию шоков. Модести неподвижно лежала на полу, и шлем ее откатился в сторону. Проклятый бородач уже находился в воздухе, вытянув одну ногу, чтобы ударить Вилли в грудь, в область сердца.

Раздумывать было некогда. Инстинкт и тут не подкачал, заставив Вилли кое-как, неуклюже отпрянуть. Нога противника лишь задела Вилли, но и этого оказалось достаточно, чтобы он отлетел в сторону, проклиная на чем свет стоит громоздкое обмундирование и понимая, что ему противостоит большой мастер единоборств. Бородач же, не успев толком приземлиться, снова взмыл в воздух, оттолкнувшись от пола, словно от трамплина. Он опустился на землю, качнулся в одну сторону, потом в другую, потом сделал стремительный выпад, ударив Вилли ребром ладони.

Так и не обретя равновесия, Вилли ухватил противника за запястье и занес ногу, метя противнику в колено. Тот, однако, одним плавным движением освободился от его захвата, убрал ногу от выпада Вилли и той же ногой нанес невероятный удар, угодив Вилли в голову. Вилли, шатаясь, как пьяный, отскочил назад. Из глаз его посыпались искры. То, как играючи избавился бородач от его захвата, стало новым шоком для Вилли. Он решил упасть на пол на спину так, чтобы потом получить возможность ударить ногами снизу вверх, но удар по голове нарушил координацию движений и ориентировку. Вилли совершил оплошность — он откинулся спиной на верстак, так что тиски вонзились ему в тело.

Тотчас же плечо его словно пронзило током. Вилли повернулся, пытаясь ухватиться рукой за чертов верстак и достать ногой фигуру, очертания которой уже расплывались у него в глазах. Человек в черном спокойно парировал этот выпад, а затем расчетливо ударил его ребром ладони между челюстью и ухом.

Вилли Гарвин сполз на пол и затих. Мистер Секстон обернулся и, глядя в темноту, куда не проникал свет, сказал:

— Все кончено, полковник Джим.

Тот не замедлил появиться из своего укрытия, а за ним вышел Да Круз, вооруженный девятимиллиметровым двадцатизарядным пистолетом Стечкина. Мистер Секстон наклонился над Модести Блейз, пальцем поднял веко, затем выпрямился. Полковник Джим не без раздражения сказал:

— Я ведь просил вас, чтобы они были взяты живыми.

— Они целы и невредимы, — весело откликнулся тот, затем поправился: — Гарвин, впрочем, не совсем… Ударился спиной о тиски.

Акулий рот полковника Джима раскрылся в усмешке.

— Ничего, это я переживу.

— Впрочем, я разочарован, — сказал мистер Секстон, пощипывая свою бородку. — Не скрою, я рассчитывал на интересный поединок. Разве что потом повезет больше.

— Они вам не доставили особых хлопот, — буркнул полковник Джим. — Их явно перехвалили.

— Все относительно, — весело сказал бородатый человек. — Они на самом деле очень даже неплохи. — Он поглядел на Модести. — Она, правда, была без шансов. Элемент неожиданности. Не думала встретить противника моего уровня. — Он улыбнулся. — Я ее понимаю: ведь таких, как я, больше нет. Но у нее быстрая реакция и отличная координация… Особенно если учесть, что она явилась в такой неудобной одежде. — Потом мистер Секстон перевел взгляд на Вилли. — У него была какая-то доля секунды, чтобы понять, что его ожидает. И он тоже не ударил в грязь лицом. Конечно, я сильнее… Я это проверил… Но у него отличные данные и неплохие навыки. Жаль, что так вышло с плечом. Даже если обошлось без переломов, теперь он неделю-другую не сможет как следует работать этой рукой.

Полковник Джим вынул из кармана пиджака сигару и задумчиво сказал:

— Может, нам удастся выкроить для вас эту неделю-другую, мистер Секстон. Все зависит от того, какая у них подстраховка. Если только мистер Квинн и миссис Гиллам, тогда, конечно, беспокоиться не о чем.

Заскрипела дверь. Появился Меллиш. Когда он увидел мизансцену, на его лице изобразилось большое облегчение. Он спросил:

— Все в порядке?

— Разумеется, — ответил полковник Джим, поднося к сигаре спичку. — У вас при себе шприц и ампулы? Отлично. — Он показал сигарой на Вилли и Модести. — Сделайте им по уколу, пусть на несколько часов затихнут. Затем мистер Секстон отнесет их наверх. Надо будет хорошенько их обыскать. Проверить каждый шов. Я слышал, они большие ловкачи… Пусть этим займется Ангел, мистер Секстон. Она у нас тоже не промах.

— Куда мы их поместим? — спросил Меллиш, наклоняясь над Модести и открывая плоскую коробочку, где лежали одноразовые шприцы и ампулы. — У нас всего две комнаты с хорошими дверьми.

— Из надо держать порознь, — размышлял полковник Джим. — Сколько просидел Таррант в говнюшнике?

— Тридцать часов.

— Отлично. Вытащить его оттуда, вычистить, умыть и дать какую-нибудь приличную одежду. Затем, когда закончите с этими двумя, поместите Гарвина с Квинном и Гиллам, а Блейз отправьте к Тарранту. — Он помолчал, потом добавил: — Да, именно так и надо поступить. Это нам пойдет на пользу. Пусть немного попотеют. Мучительное ожидание и нервные перегрузки подготовят их для наших забав в наилучшем виде.

Меллиш встал и перешел к Вилли Гарвину. Мистер Секстон сказал:

— Нам нужно, чтобы заговорил только Таррант. Остальные — это балласт.

— Верно, — кивнул полковник Джим, глядя, как иголка впивается в руку Вилли. — Но если не торопиться и убивать их по очереди, Таррант сломается. Он, конечно, крепок, но чувствителен.

— Им всем предстоит дорога на небеса, — вздохнул мистер Секстон. — С кого мне начать, полковник Джим? Я имею в виду, когда настанет время…

Тот положил руку с сигарой на свой выпуклый живот и задумался. Затем в его глазах загорелись злорадные огоньки. Он ухмыльнулся:

— Пусть решает мамочка. Ей это доставит удовольствие.

Час спустя Ангел сидела в большой спальне, которую она делила с Кларой, и бесцельно поигрывала струной с двумя деревянными рукоятками на концах.

— Мне нравится этот Гарвин, — протянула она. — Он такой большой…

Клара оторвалась от своего вязанья и кивнула на струну, которая теперь обхватила стойку кровати.

— В этом смысле, что ли?

— Нет, черт возьми, — рявкнула Ангел. — Мне хочется побарахтаться с ним в постели. — Она потянула за рукоятки и хихикнула. — Ну, и для этого самого он мне тоже подходит. Просто умора, когда такие здоровяки, в два раза больше тебя, дергаются, словно улитки на булавке. Большие они или маленькие, но если упереться коленом в спину, то все, привет… Помнишь того негра в Понт-Клере?

— Даже не желаю и вспоминать, — поморщилась Клара. — Нам приходится подчас выполнять малоприятные обязанности, но обсуждать их не подобает женщине.

— Чего тут малоприятного? — удивленно протянула Ангел, натягивая струну до предела.

— Твое воспитание оставляет желать лучшего, моя милочка, но в сторону дискуссию! Тебе известно, что уготовил полковник Джим нашим гостям?

— Ну, он, конечно, хочет ублажить этого чертова мистера Секстона, — проворчала Ангел. — Любимчик господина учителя… Боюсь, что мне достанется только та рыжая птичка. — Тут в ее мутно-карих глазах загорелись проказливые огоньки. — Но я могу представить, что на ее месте ты. Вы ведь обе шотландки, а?

— Я не говорю об их переходе в мир иной, я хочу понять, как полковник Джим намерен их использовать.

— Они нужны ему, чтобы выжать из Тарранта все, что он знает. Они — рычаги воздействия.

— Но как он собирается ими орудовать?

— Сначала оставит их ждать и мучиться неизвестностью, потом позволит мистеру Секстону укокошить кого-то одного перед всеми остальными, чтобы показать, что мы люди крутые и шутить не любим. А потом снова возьмет в оборот Тарранта. И так далее, неплохо, да?

Клара кивнула, поджав губы. Потом сказала:

— Сэр Джеральд — истинный джентльмен. Полагаю, он особенно близко к сердцу примет страдания одной из дам в руках мистера Секстона. Хочу надеяться, что это все же не будет леди Гиллам. Как ее соотечественница я бы пожелала ей быстрой кончины. — Она помолчала и с усмешкой добавила: — Сэр Джеральд Таррант и леди Джанет Гиллам. В этом замке собирается изысканное общество.

Клара отвела вязанье на расстояние вытянутой руки и, чуть склонив голову набок, стала любоваться своей работой.

— Правда красивый узор, Ангел? — спросила она.

Глава 10

Первое, что почувствовал Вилли Гарвин очнувшись, это сильная боль. Левое плечо и спину пронзало словно током. Вилли решил не менять положения и дышать как можно ровнее.

Подвал… Модести без сознания на полу… Неистовая схватка с улыбающимся человеком с золотистой бородкой.

А теперь? Лежит на тощем соломенном матрасе. А под матрасом, похоже, каменный пол.

Один? Нет. Рядом зашуршала чья-то одежда. Потом кто-то тяжело задышал и голос глухо спросил:

— Который час?

Это говорил Квинн.

Вилли открыл глаза. Леди Джанет Гиллам ответила:

— Не знаю. Часы забрали со всем остальным. Похоже на полдень…

Она сидела на таком же соломенном матрасе, прислонясь спиной к стене, и глядела на Квинна, который находился в другом углу камеры и тоже сидел, обхватив руками колени. Затем Джанет посмотрела на Вилли и слегка вздрогнула. Его рука метнулась к ее губам в знак того, что ей следует помалкивать. Она чуть отпрянула, и он увидел на ее распухшей нижней губе запекшуюся кровь.

По-прежнему испытывая боль в спине и плече, Вилли сел и рукой подал знак Квинну — мол, и ты, друг, помалкивай. Он обнаружил, что нейлоновый комбинезон и стеганая куртка исчезли, равно как и ножи. Рубашка торчала навыпуск, ботинки были расшнурованы, и шнурки вынуты, а пояс расстегнут. Он понял, что его тщательно обыскали.

Итак, Джанет и Квинн тоже оказались здесь, в замке Лансье. Плохо… Стараясь не выражать своего огорчения, Вилли ободряюще кивнул им и поднялся на ноги, застегивая ремень. Он осторожно пошевелил левой рукой. Вперед, назад… Вверх, вниз… плохо… На лопатке, похоже, синяк. Больно, но рука действует. Ничего не сломано. Что ж, как говорится, и на том спасибо.

В камере было очень светло — от большой лампочки, свисавшей на проводе длиной в шесть дюймов. Вилли начал медленный обход помещения, внимательно оглядывая пол, стены, потолок. Потом он перевел взгляд на дверь. Очень массивная, одна скважина. Замочная. Дверь открывалась наружу. Интересно, есть ли с той стороны засов…

Во всяком случае, подслушивающих устройств тут нет. Если, конечно, не присобачено что-то с той стороны. Но если говорить шепотом, все будет в порядке. На осмотр ушло десять минут. Все это время Джанет и Квинн молча следили за Вилли.

Он сел рядом с Джанет, взял ее руку, жестом попросил Квинна подойти. Квинн встал с матраса. Глаза лихорадочно горели. Бледное лицо подергивал тик.

— Жучков нет, но говорить тихо, — прошептал Вилли. Он глянул на Джанет. — Значит, думаешь, сейчас примерно полдень?

— Да, — дрожащей рукой она стиснула ему запястье. — Они притащили тебя сюда уже несколько часов назад.

— А где Модести?

— Она в другой камере. Судя по всему, с Таррантом. Когда тебя вносили, они что-то бормотали на этот счет.

Вилли вздохнул с некоторым облегчением.

— Когда они сцапали вас, Джен?

— Вчера после ланча, в «Красном льве». Появилась одна шотландка… — Голос ее оставался ровным, но рука подрагивала, пока Джанет сообщала детали. — Извини, Вилли. Мы сами вошли в клетку. У нас, понимаешь ли, маловато опыта…

— Дыши глубже и расслабься, — ласково посоветовал Вилли, — а то пережжешь слишком много горючего. И к тебе это тоже относится, Квинн. Протолкни воздух подальше, это расслабит живот, и давай — туда-сюда… Вдох-выдох…

Квинн пока что не произнес ни слова. Пока говорила Джанет, он стоял на коленях на матрасе — очень прямо, опустив руки по бокам. Он никак не мог отвести своих возбужденно сверкающих глаз от Вилли. Потом произнес очень отчетливо:

— Я сказал им, что вы придете. Я не сказал как, но они все равно…

Вилли повернул голову к Джанет, взял ее руку и ласково поднес к своим губам:

— Они устроили тебе представление?

Прежде чем она могла ответить, вступил Квинн:

— Тут есть человек, которого они зовут мистер Секстон. Они спросили нас, что вы собираетесь предпринять, и мы сделали вид, что понятия не имеем. Тогда этот самый Секстон подошел к Джанет сзади и чуть наклонился… Он все время улыбался… Она не издала ни звука, но скорчилась от сильной боли… Она прокусила себе губу. А когда она потеряла сознание, раздался этот жуткий звук… Я думал, он убил ее. Но минуту-другую спустя она пришла в себя. Он собирался повторить это еще раз… И тогда я ему сказал…

— Я бы рассказал им еще раньше, — кивнул Вилли.

— Что? — Квинн заморгал, мотая головой, словно не веря своим ушам. — Ты бы рассказал? Но я…

— У тебя не было выбора, приятель. Они все равно выбили бы из тебя признание. На это они мастера. Таррант — другое дело. Они боятся повредить его рассудок… — Ему стало жалко Квинна: парень явно мучился со вчерашнего дня, чувствуя себя предателем. Без толку говорить, что следовало бы сплести какую-нибудь небылицу, например рассказать о том, что Вилли и Модести намерены высадиться с парашютом на крышу замка за час до рассвета. Может, это и сработало бы. Но вряд ли Квинн сумел бы убедительно солгать в таких вот обстоятельствах…

Вилли изобразил легкое удивление и сказал:

— Ты что, коришь себя за это?

— А ты как думал? — Квинн шептал гневно, и в то же время в его голосе зазвучали нотки надежды.

— Я-то считаю, что тебе следовало бы просто дать нам с Принцессой по зубам, — продолжал Вилли, думая про себя, что они оба вполне этого заслужили. — Винить следует только нас. Мы все знали. И дали маху с самого начала. Даже еще раньше.

— Не понимаю, — сказала Джанет.

— Мы знали, что они пытались убрать Квинна, мы знали, что они и потом постараются добраться до него, потому как он стал свидетелем захвата Тарранта. Так оно и вышло. Кто-то проследил за Квинном, когда он нашел Модести в Лондоне. А может, они просто глаз не спускали с ее дома. Те трое, которых она так лихо раскидала, наверно, доложили, с кем познакомились. И вот у нас появляется Квинн, а мы спустя сутки несемся на частный аэродром, даже не удосужившись оглянуться. Любой нормальный человек за десять минут выяснит, какой план полета сдал Дейв Крейторп. Потом этот смышленый тип позвонит куда надо по телефону и сообщит: «Они приземлятся в Бланья». — Вилли скорчил гримасу и сказал: — Они вели нас с самого начала.

Воцарилась длинная пауза, потом Квинн пробормотал:

— Ну, у меня на душе стало полегче.

— Только не очень радуйся, — заметил Вилли, вращая плечом. — Впереди еще много острых ощущений. Так что нет смысла сейчас выяснять, кто виноват. Начнем сначала. Отсюда. Тип с бородой — это и есть Секстон?

— Да, — сказала Джанет.

— Я видел только его. Да, реакция у него фантастическая. — Он начал массировать плечо, заодно как бы стараясь и придушить то потрясение, которое вернулось с воспоминаниями. — Застал нас с Принцессой врасплох. И вывел из строя обоих за пять секунд. Он главный?

— Нет, — покачала головой Джанет. — Главный тут американец. Они зовут его полковник Джим. Как фамилия, мы не знаем.

— Наверно, Страйк. Дж. Страйк. А других видели?

— Есть еще его супруга. Он зовет ее мамочка. Южная красотка из второразрядного фильма. Еще две женщины, Клара и Ангел. Возможно, они и были монахинями. Есть еще англичанин средних лет. Довольно нервный субъект, но его имени я не знаю. И еще Да Круз, полукитаец-полупортугалец. Может, есть и другие. Но их я не видела.

— Когда Секстон привел нас сюда, он сказал этой самой чертовке по имени Ангел, что охранять будет какой-то Ито, — сказал Квинн.

— Ито? Японец? — спросил Вилли.

— Может быть. Мы его не видели.

— Вилли, — тихо сказала Джанет. — Ты говорил, нам надо начинать с нуля, отсюда. У нас есть шанс?

— Шанс есть всегда. Ничто не идет строго по плану, и порой приходится импровизировать. — Он положил правую ногу на бедро левой и начал ощупывать пальцами подошву. — Жаль, я не взял тебя в Макао. Там все прошло без сучка, без задоринки. Замок новый, вставной, но я мог бы выбить его, — продолжил он, глядя на дверь.

Он осекся, потому что подошва отделилась от ботинка. Открылся своеобразный тайничок, но в нем ничего не было. Вилли грустно поморщился.

— Да, у меня тут кое-что было припасено.

Он снова поставил подошву на место и встал, притопнув ногой, чтобы шипы прочно вошли в отверстия.

Джанет и Квинн с любопытством смотрели, как Вилли ощупал манжеты и воротник рубашки, затем расстегнул пояс и проверил корсаж брюк. Он грустно покачал головой.

— Все забрали, сволочи. У Принцессы тоже было кое-что на всякий пожарный, но они и ее обыскали.

— Ну что ж, — вздохнул Квинн. — Ничего не попишешь. Они оказались хитрее.

— Дыши глубже и не поддавайся отчаянию, — сказал ему Вилли. — Я серьезно, Квинн. Встань. Медленно выдохни, потом вдохни так, чтобы затрещали ребра. Отлично. Теперь выдох. И давай в таком же режиме десять минут. И никаких разговоров. И ты тоже вставай, Джен. — Он наклонился, чтобы помочь. Она натянуто улыбнулась, но, видя, что он не собирается шутить, поднялась и встала, опершись о стену. Затем, глядя на Квинна, начала дыхательную гимнастику, стараясь попадать в такт его вдохам и выдохам.

Вилли подошел к двери, присел, оглядывая замок, потом мрачно покачал головой и вернулся к Квинну и Джанет. Они посмотрели на него удивленными глазами, при этом не переставая послушно делать упражнения, словно дети, которые старательно выполняют какой-то малопонятный им ритуал лишь потому, что взрослые велели проделывать его, сказав, что это очень полезно.

— Дышите и слушайте, — сказал Вилли. — Вы должны знать, что к чему, чтобы воспользоваться как следует шансом, когда он представится. Они в конце концов нас укокошат. Другого выхода у них нет. Пока мы живем только потому, что они надеются нас как-то использовать, наверно, чтобы Таррант охотнее делился с ними тем, что знает. Возможно, время от времени они будут собирать нас вместе, чтобы проверить, как мы реагируем друг на друга. Вы оба помалкивайте. В первую очередь это относится к тебе, Квинн. Не удивляйся, если, к примеру, мы с Принцессой устроим стычку, сцепимся, как кошка с собакой, начнем обвинять друг дружку в том, что все провалилось. Это порой срабатывает. Противнику кажется, что в наших рядах раскол. Если нас будут кормить, ешьте как следует, не упускайте случая… Надо накапливать силы. Никогда не помешает…

Он замолчал, обдумывая ситуацию. Во рту стоял противный привкус желчи, плечо болело. Ничего, скоро он сосредоточится и задвинет болевые ощущения куда-нибудь подальше. Вилли улыбнулся и продолжил:

— Где-то впереди нас ждет шанс. Пока не могу сказать, что он из себя будет представлять и каков процент вероятности успеха, но этот шанс непременно возникнет. Если мы в этот момент окажемся вместе, я получу сигнал от Модести. Мы умеем незаметно обмениваться информацией, и тогда станет ясно, в какую игру играть. Но учтите: не надо ежесекундно ждать такого шанса. Пока расслабьтесь. Но если услышите, что я скажу: «Вот бы выпить пивка», то, стало быть, ждите событий. Пока мы не начнем действовать, ведите себя тихо. А потом, если кто-то из них окажется рядом, бейте ногой в ребра, в живот… Или же просто найдите хорошее укрытие, а мы с Принцессой займемся всем остальным. Главное, не путаться у нас под ногами.

Вилли снова замолчал. Да, вариантов может оказаться бесчисленное множество, и пока трудно даже отдаленно представить себе, каким именно удастся воспользоваться. Но, во всяком случае, он дал им общие наставления, и это, может, как-то их успокоит, вселит оптимизм… Он посмотрел на них и проговорил:

— Ладно, дыхательные упражнения окончены.

Джанет подошла к нему, обняла и уронила голову ему на плечо. Квинн откинулся на стену.

— По-моему, все это чушь собачья, Вилли, но возможно, я ошибаюсь. Вот и насчет дыхания я сперва подумал, что это так, шутка, но помогает, черт возьми… — Он криво улыбнулся и докончил: — Не то чтобы я чувствую райское блаженство, но уже нет мерзкого ощущения, что в желудке у тебя уксус.

— Дыхательные упражнения помогают справиться с паникой, — кивнул Вилли. — Отличное средство. А теперь давайте присядем и попробуем-ка еще раз проверить, кто играет против нас. Как они выглядят, как себя ведут, какое впечатление производят. Начинай ты, Джанет, а Квинн будет добавлять.

— Мы ведь видели очень мало, — сказала Джанет. — Я успела заметить какие-то крохи…

— Неважно. Припоминайте. Мне нужно их как-то себе представить. Это потом может сыграть нам на руку…


Таррант посмотрел на эскиз, который он создал с помощью мокрого пальца на поверхности стола.

— Вот и все, — сказал он. — Это та часть замка, которую я видел.

— Что ж, это уже кое-что, — сказала Модести, проводя рукой по столу, легонько касаясь деталей рисунка. — Мы находимся в этой части. Вот коридор и камеры. В основном без дверей. В середине нечто вроде зала. А Вилли, по-вашему, заперли с остальными вот тут, где кончается коридор? Да?

— Да. После того как Секстон внес вас сюда, в той стороне слышались шаги, открывалась и закрывалась дверь.

— Хорошо. Будем считать, что так оно и есть. В той стороне есть лестница, ведущая на первый этаж. Слева кухня и проход в подвал из нее. Правильно я вас понимаю?

— Мне так кажется, Модести, хотя сам не знаю почему. Я ведь этого прохода не видел…

— Просто иногда что-то видишь или слышишь, не фиксируя своего внимания. Ну а здесь столовая. В северной части большая гостиная. Лестница в мезонин. Там же галерея, выходящая на спортзал Секстона.

— Он называет это своей приемной… Там проходят процедуры…

Модести посмотрела на Тарранта. На нем было нечто вроде теплого тренировочного костюма из темно-синей ткани, которая обычно идет на одеяла. Седые усы нелепо топорщились, потому как давно не были стрижены. Щеки ввалились, глаза запали, и двигался Таррант осторожно, как человек, которому сильно докучает ревматизм. Сейчас он был чисто вымыт, но Модести знала, что он провел тридцать часов в подземной камере без окон и дверей, задыхаясь в собственных нечистотах, не получая ни еды, ни питья.

Она взяла его под руку, чуть стиснув кисть.

— Вы не бывали выше, чем в мезонине? — спросила она.

— Нет, они вообще используют очень немногие из комнат этого замка, — задумчиво отозвался Таррант.

— Когда вы узнали, что они захватили Квинна и леди Джанет?

— Вчера. Вскоре после того, как это произошло… Появился Секстон и крикнул мне сверху в отверстие люка, что вы собираетесь проникнуть в замок через пещеру и он с нетерпением ждет вас.

— Они знали о пещере?

— Догадывались, судя по тому, что рассказывала Клара. Потом она посетила меня и немного поболтала. Это один из ее сеансов запугивания. По ее словам, когда они арендовали замок, агент показал им шахту для сброса мусора. Вчера же Секстон спустился вниз проверить. Он добрался до водоема. Сказал, что он готов там искупаться только в случае крайней необходимости.

Модести немного подумала, затем спросила:

— Это вас удивило?

— Удивило? Вроде бы нет. Я был так… огорчен, что вы угодите в ловушку, что ни о чем больше думать не мог. Теперь, пожалуй, это удивляет. Секстон ведь самая настоящая машина. Без дефектов.

— Вы представляете, откуда он появился?

— Смутно. Вроде бы большую часть жизни он провел на Дальнем Востоке.

— Ясно.

Таррант не мог взять в толк, почему ее это интересовало. Он сильно устал, но в голове вдруг прояснилось, словно ему ввели стимулирующее средство.

Семь часов назад Секстон внес Модести Блейз в его камеру. За ним появилась Ангел с соломенным тюфяком. Модести была в полном беспорядке, словно ее раздели донага, пока она была без сознания, а потом кое-как одели. Секстон уложил ее на тюфяк, выпрямился и посмотрел на нее с явным интересом.

— Она явилась во всеоружии, — сказал он. — Вы бы просто ахнули, когда увидели бы, что мы у нее нашли. — Он велел Тарранту встать с койки, потом обыскал ее и осмотрел стол.

— Гвоздей нет, — сказал Секстон. — Все пригнано как следует. Вряд ли эта изобретательная особа найдет тут что-то для себя полезное.

Когда Секстон и Ангел удалились, Таррант застегнул пуговицы на одежде Модести и уложил ее поудобнее. Он понимал, что у него не хватит сил переложить ее на кровать. В груди стоял холодный ком. Он вдруг понял, что корит себя за то, что так звал ее к себе на помощь.

Когда она наконец очнулась от своего тяжелого сна, Таррант успел спрятать подальше свое страдание, отрепетировал роль человека, не павшего духом и сохраняющего умеренный оптимизм. Он, конечно, не знал этого, но ее пробуждение шло по тому же шаблону, что и у Вилли. Она открыла глаза, только когда целиком стряхнула с себя забытье, после чего сразу же знаком призвала его помалкивать. Она села, быстро огляделась, потом посмотрела на Тарранта. В ее взгляде были гнев и печаль, когда она, опустившись на колено, положила ему руку на плечо. Таррант решил, что он выглядит куда хуже, чем ему представлялось.

Модести коснулась пальцем своих губ, призывая его и дальше хранить молчание, затем лицо ее вдруг сделалось холодно-деловитым: она принялась ощупывать себя и свои карманы. Эти поиски ни к чему не привели. Наконец она села и, положив ногу на ногу, стала стаскивать подошву с ботинка, как это делал Вилли. Но и тут ее ожидало разочарование, которого, впрочем, она не выказала. Затем она поднялась и стала медленно обходить камеру. Только после тщательного осмотра этого помещения Модести заговорила. Присев на кровать рядом с Таррантом, она шепотом начала задавать вопросы.

За годы работы в разведке Таррант много раз проводил опросы своих агентов и потому сразу понял, что интересует Модести. Модести не довольствовалась безликими фактами их ситуации, ей требовалось нечто дополнительное, что дало бы лишнюю информацию и прежде всего наметки, как обратить проигрышную ситуацию себе на пользу. Таррант самым тщательным образом изложил свои впечатления от полковника Джима и его людей, стараясь припомнить побольше деталей, касающихся их взаимоотношений. Затем он рассказал, как с ним обращались его тюремщики, и, наконец, по просьбе Модести, он начертил план-эскиз замка. Она стояла, смотрела на рисунок и вдруг спросила:

— Вы не заметили, есть тут система сигнализации?

— По-моему, все окна и внешние двери на охране, — сказал Таррант. — Да Круз и японец как раз проверяли, как работает система, когда меня вели после сеанса с Меллишем и полковником Джимом. Португалец говорил, что надо проверить лестницу. Поэтому не исключено, что и внутри существует сигнализация, по крайней мере на главной лестнице.

Модести потерла ладонью крышку стола, затем отвела Tap-ранта обратно на кровать. Когда он сел, она спросила:

— Этот самый Секстон… Я видела его несколько секунд и сильно недооценила. Он уложил меня приемом, который знают очень немногие. У вас ведь была возможность понаблюдать его в деле? Я имею в виду боевые единоборства…

— Да, два дня назад, перед очередной процедурой в спортзале, он работал с тремя японцами… Поверьте, это производит сильное впечатление.

— Там, в подвале, мы, конечно, не очень его раззадорили, но у него было небольшое преимущество с самого начала, а когда сталкиваются мастера высокого класса, «чуть-чуть» стоит очень дорого. Насколько он все-таки хорош?

— Я мало видел людей такой физической силы, — сказал Таррант. — Но он не просто силен. Единоборство без оружия — его религия, он посвятил этому свою жизнь.

— А если сравнить его с нами? Вы видели, как мы работаем с Вилли, сэр Джеральд. Кто смотрится лучше?

— По-моему, он быстрее. У него поразительная координация. Его техника — это что-то фантастическое. Он утверждает — причем без бахвальства, — что он лучший специалист в мире. Возможно, он прав.

Модести кивнула. Она доверяла в этом отношении немногим, но Таррант был среди тех, чье суждение Модести принимала всерьез. И не без оснований. В свое время он был отличным фехтовальщиком и даже выступал за сборную Англии. Глаз фехтовальщика отличается особой зоркостью. Для обычного зрителя фехтование подчас превращается в хаос движений, где нельзя понять, что к чему, но только фехтовальщик в состоянии расчленить весь это сумбур на фрагменты и увидеть движение каждого клинка. Это свойство и делало Тарранта компетентным арбитром способностей мистера Секстона.

— Почему вас так интересует мистер Секстон? — спросил он Модести.

— Мастера единоборств жаждут проявить себя в схватке с самыми сильными соперниками, — сказала она с усмешкой. — Похоже, я или Вилли — кандидаты на такой поединок.

— Боже упаси, — лихорадочно воскликнул Таррант.

— Согласна. Нам с Вилли вовсе нет нужды что-то там доказывать.

— Вы знаете далеко не все, — грустно сказал Таррант. — Вилли, кажется, сейчас не в порядке.

Он увидел ее глаза, которые вдруг почернели, хотя сама Модести и не пошевелилась. Она только коротко спросила:

— С ним плохо?

— Не знаю. У него что-то с плечом. Похоже, это — результат той короткой схватки с Секстоном. Вилли упал на верстак или что-то в этом роде.

— Но откуда же… Ах да, там были большие тиски…

— Секстон был, по-моему, этим даже огорчен.

— Это понятно — если он хочет померяться силами. Значит, у Вилли пока нормально действует только одна рука?

Таррант отметил выражение некоторого облегчения на ее лице. Он спросил не без удивления:

— Вас это утешает?

— Вилли с одной рукой лучше многих с двумя, — отозвалась Модести чуть ли не машинально, думая о чем-то своем.

Таррант сидел и смотрел на нее с нарастающим удивлением. В прошлом он не раз пытался представить, как она чувствует себя в моменты, когда операция вдруг идет насмарку. Он не раз завидовал своему французскому коллеге Рене Вобуа, видевшему Модести в действии. Тарранту же приходилось довольствоваться ее тренировочными поединками с Вилли. Теперь и он получил возможность лицезреть Модести Блейз, угодившую в такую трясину, которая вполне может оказаться гибельной, и он затруднялся коротко определить ее состояние. Ему на ум пришло только определение «сосредоточенная», хотя оно не казалось ему исчерпывающим. Проще было действовать через отрицание. Она была не агрессивной, не оптимистичной, не пессимистичной, не угрюмой. Она всецело углубилась в решение возникшей задачи. Он вспомнил, как наблюдал соревнования по прыжкам с шестом на Олимпийских играх. Прежде чем начать разбег, прыгун долго стоял, собирая в единое целое все свои способности. Вот и Модести напоминала ему сейчас такого прыгуна.

— Они должны уладить ситуацию с гостиницей, — сказала она.

— Они уже это сделали. Через пару часов после того, как Квинна и леди Джанет доставили сюда, Клара позвонила хозяину «Красного льва» и прикинулась леди Джанет. У них похожий французский акцент, поскольку они обе шотландки. Она сказала, что у мистера Квинна сделался сердечный припадок, когда они заводили ту самую машину, и теперь она отвезла его в больницу в Тулузу. Их приятель, англичанин, заедет, оплатит счет и заберет их вещи. Потом Меллиш сел в «симку» и выполнил это поручение.

— Аккуратно действуют.

— Весьма. Кстати, Джек Фрейзер знает, что вы отправились в замок Лансье?

— Да. Если он не получит сегодня от нас звонок, то забеспокоится, но какое-то время не будет предпринимать действий.

Таррант кивнул. Фрейзер был человек с крепкими нервами и знал, что операция может задержаться из-за каких-то мелочей. Если запаниковать и вмешаться слишком рано, можно все испортить. Поэтому Фрейзер будет выжидать и лишь когда поймет, что случилось неладное, то… А что, собственно, он сделает? Позвонит Рене Вобуа, чтобы тот послал оперативную группу? Таррант внутренне усмехнулся. При первых же признаках опасности полковник Джим ликвидирует всех своих пленников. Ну а мистер Секстон так далеко запрячет трупы в подземные лабиринты, что их не найти и через год…

— Моя дорогая, — хрипло проговорил Таррант. — Я сам никогда не сталкивался с подобными ситуациями. Каковы, по-вашему, наши шансы?

Она озадаченно покосилась на него.

— Честное слово, не знаю, сэр Джеральд. Все можно оценить только тогда, когда дело сделано. Я не сомневаюсь, что шансы есть. Но столько всяких случайностей, столько непредсказуемых ходов наших противников, что просчитывать их сейчас — это попусту тратить время. Кроме того, пока даже глупо строить какие-то определенные планы. Главное — не прозевать возможность, когда она представится.

— Боюсь, это скорее по вашей с Вилли части, — медленно произнес Таррант, который надеялся услышать что-то более обнадеживающее, а теперь пытался скрыть свое разочарование.

— Мы могли бы кое-что предпринять, если бы у нас был кусочек проволоки, — сказала Модести.

— Замок? Но ведь с той стороны засов.

— Значит, нужен отрезок в десять дюймов. — Она окинула взглядом камеру. — Тут ничего нет. И у Вилли, боюсь, то же самое. Что они приносят вам, когда кормят?

— Суп и хлеб.

— Я имела в виду столовые принадлежности.

— А… Пластмассовую миску и ложку. И уносят через пять минут.

— Да, это не Бог весть что. Но когда вас будут выводить, внимательно смотрите по сторонам. Конечно, они вряд ли разбрасывают повсюду проволоку, но кто знает… Короче, смотрите в оба. Остальные будут делать то же самое. Вилли даст им инструкции… — Она замолчала. Потом вдруг сосредоточенность уступила место той самой чудесной улыбке, которая могла бы появиться, если бы они просто сидели за столом в ее квартире. — Ну, чего хотите сейчас, сэр Джеральд? Спать? Говорить? Или поиграть в шахматы?

Тарранту вдруг показалось, что все это ему снится. Он поспешно сказал:

— Нет, мне сейчас не до сна. Слишком велико возбуждение.

— Это плохо. Чрезмерные дозы адреналина вам ни к чему. Необходим небольшой сеанс шахматной терапии. На сколько ходов вы можете рассчитывать без доски?

— Хода на два, — смущенно пробормотал Таррант. — Никогда не пробовал так играть.

— Не страшно. Мы будем пользоваться плитами пола, как шахматной доской. Мы разыграем эндшпиль с несколькими пешками и, скажем, с ладьей и слоном у каждого. — Модести встала и прошлась по камере, считая плиты.

Таррант молча наблюдал за ее действиями. Модести, конечно, хотела как лучше, но, если она надеялась вытащить его из той пучины мрака, в которой он пребывал все эти дни, она сильно просчиталась.

Тем не менее двадцать минут спустя он сидел, уставясь в пустые клетки пола, пытаясь сообразить, как помешать Модести провести одну из ее пешек в ферзи. Это казалось ему сейчас самым главным в его жизни.

Глава 11

Таррант проснулся оттого, что Модести коснулась рукой его плеча. В коридоре за дверью что-то происходило. Сэр Джеральд сел, испытывая боль во всем теле, и кое-как спустил ноги на пол.

— Осторожнее, Квинн, — гневно кричал Вилли. — У меня больное плечо. Еще раз толкнешь, и я тебе отрежу кое-что лишнее…

Затем раздался взрыв смеха и приглушенный голос, похоже, Секстона. Потом звуки шагов стихли.

— Это Вилли подавал мне сигнал, — прошептала Модести. — Отрежу кое-что — и так далее, — намек на то, что он будет делать вид, что с плечом у него хуже, чем на самом деле. Судя по всему, их ведут наверх.

Таррант потер глаза и, к своему стыду, понял, что впервые за это время вспомнил о том, что в замке была и леди Джанет. Он однажды познакомился с ней, и ему сразу понравилась эта высокая шотландка. С ней сейчас находился молодой человек, который показал Модести и Вилли пещеру. Он и Джанет были посторонними, оказавшимися в гуще сражения. Но их невинность все равно не могла их спасти. Он сказал вслух:

— Леди Джанет и этот Квинн. Бедняги…

— Да, — отозвалась Модести. — И они вдобавок связывают нам руки.

— Равно как и я, моя дорогая. Я теперь полукалека. У вас с Вилли слишком много балласта.

— Кто-то возвращается, — сказала Модести, вскинув голову.

Тридцать секунд спустя в замке стал поворачиваться ключ. Засов сняли, и дверь отворилась. За порогом стоял японец с пистолетом. За японцем показалась голова мистера Секстона, который показал на пистолет и грустно произнес:

— Я сожалею о подобных мерах предосторожности, но на них настаивает полковник Джим. Пожалуйста, не вставайте. — Он вошел в камеру и сделал шаг в сторону так, чтобы не заслонять японца.

Модести пристально вглядывалась в него, отметив сразу мощные дельтовидные мышцы под блейзером. Она решила, что и прочая его мускулатура столь же внушительна, а то, как он легко двигался, лишь подтверждало высокие оценки Тарранта.

Бородач изучал ее с таким же, если не с еще более явным интересом. Он весело улыбнулся и сказал:

— Разрешите мне ввести вас в курс событий. Ваши друзья находятся наверху, приводят себя, так сказать, в порядок. Разумеется, под строжайшим присмотром. Как Таррант, наверно, обратил внимание, мы вынесли из его камеры парашу. Полковник Джим — уроженец Библейского Пояса[5] и придерживается некоторых вполне старомодных представлений насчет совместного нахождения дам и джентльменов. Кое-что тут кажется ему, по его собственному выражению, неподобающим и неприличным. Впрочем, во всем остальном он, на мой взгляд, удачно избавился от предрассудков его родных мест. Поэтому учтите, мисс Блейз, если вы совершите опрометчивый шаг, Ито стреляет без предупреждения. — Мистер Секстон немного посмеялся и, ткнув пальцем в потолок, добавил: — Услышав выстрел, его друг Муро тут же откроет огонь по вашим друзьям. И наоборот, если они попытаются выкинуть что-то неподобающее, Ито стреляет в вас. К Тарранту, впрочем, это не относится. Нам он еще нужен. Итак, вы представляете себе общую картину?

— Да, — ответила Модести. — Вы учились у Сарагама?

Лицо мистера Секстона расплылось от удовольствия, и, просияв, он спросил:

— Вы знаете его? Отлично. Да, я провел год в Бангкоке, занимался под его руководством, и он научил меня всему, что знал. Но это было еще в дни моей юности. А почему вы задали этот вопрос?

Модести потерла шею, где успел образоваться желтоватый синяк, потом мрачно проговорила:

— Такому приему мог научить только Сарагам. Его почерк.

— Наверно, вы правы. Но трудно назвать великого мастера единоборств, у которого я не учился бы… И я льщу себя надеждой, что во многих отношениях превзошел кое-кого из учителей. Но вы очень наблюдательны: вы сумели уловить стиль Сарагама в таком скоротечном поединке… — Он посмотрел на часы. — У нас могла бы состояться любопытная беседа. Но полковник Джим ждет, и я уверен, что вы будете рады воспользоваться туалетной комнатой до того, как начнется наше вечернее веселье.

— Что вы имеете в виду? — нервно спросил Таррант, чувствуя, как у него сводит живот.

— Ничего особенного, — отозвался Секстон. — Мы тут сами должны заботиться о своем досуге. Но возможно, мисс Блейз и ее друзьям будет интересно посмотреть на небольшое представление, которое я собираюсь устроить в спортзале.

— С моим участием? — спросил Таррант, испытывая явное облегчение, что Модести отведена роль зрителя.

— На сей раз — нет, — улыбнулся мистер Секстон. — Как говорится, всему свое время…


Вилли Гарвин проследовал за Джанет и Квинном, и они оказались на галерее над ярко освещенным залом. Его левая рука была засунута в рубашку, и он хромал, словно ходьба причиняла ему боль.

Полковник Джим стоял в другом конце галереи с супругой, у которой в руках был бокал с коктейлем. Вилли узнал их сразу по описанию Джанет. От вида полковника Джима у него по спине пробежал холодок. У полковника был дрянной взгляд. Куда хуже, чем у девицы по имени Ангел, которая шла на безопасном расстоянии от них с пистолетом. У Ангела был скверный взгляд, потому что она являла собой человеческое существо с деформированной натурой. В полковнике Джиме вообще не было ничего человеческого. В его сознании такое понятие просто отсутствовало. Вилли приходилось видеть нечто в этом роде. Одного-двоих супернегодяев… Но этого оказалось достаточно, чтобы сразу понять, что полковник Джим из их когорты. Вилли посмотрел на своих спутников. Они держались неплохо. Квинн был мрачен и спокоен. Джанет излучала великолепную надменность.

На другом конце галереи появились Модести и Таррант, за которыми шла еще одна женщина с пистолетом, а с ней худой человек с волосами песочного цвета. Клара и Меллиш, смекнул Вилли. Он посмотрел на Тарранта. Сэр Джеральд исхудал, и у него был нездоровый цвет лица. Он старался идти не хромая, но было заметно, что это ему дается с трудом.

«Да, — подумал Вилли, — мы все калеки».

Модести чуть склонила голову набок. Вилли медленно потер левой здоровой рукой свою руку на перевязи, потом тремя пальцами коснулся правого глаза. Это означало, что рука вышла из строя на тридцать процентов. Модести подошла к перилам и уставилась вниз, на спортзал. Вилли последовал ее примеру.

На галерее появился Да Круз.

— Они готовы, — сказал он, подойдя к полковнику Джиму.

— Это только показательные выступления? — капризно надув губки, спросила Люси. — А я-то думала, мистер Секстон кого-нибудь сейчас укокошит.

— Не торопись, мамочка, — промурлыкал полковник Джим, обнимая жену за талию. — Ты всегда и во всем спешишь.

— Но ты же сам обещал…

— Я говорил, что ты можешь сама наметить кандидата. Но ты еще даже не взглянула на них…

Люси Страйк посмотрела вправо, потом влево, потом, отхлебнув из своего бокала, протянула:

— Не то чтобы я была охотница до таких жуткостей, но просто жизнь тут уж больно скучная. Ну почему бы нам, папочка, не прокатиться, к примеру, в Париж, а?

— Не мели ерунду, мамочка, — проворковал полковник Джим. — Вот завершу этот проект, и тогда мы устроим себе каникулы. Поедем в Париж, отдохнем на славу.

Внизу открылась дверь. Вошел мистер Секстон, а за ним три японца. Это были рослые ребята, каждый из которых уступал в росте англичанину один или два дюйма. На всех троих были белые рубашки, холщовые брюки до лодыжек и парусиновые туфли. Мгновение спустя зал пришел в движение. Мистер Секстон стал работать на перекладине. Один из японцев оседлал коня, а другой занялся параллельными брусьями. Третий оккупировал разновысокие брусья. Это было великолепное зрелище. Четверка лихо проделывала упражнения, затем они поменялись снарядами. При этом они еще успевали делать кульбиты, сальто вперед и назад и прочие трюки.

Пять минут спустя они закончили эту часть программы и сняли рубашки и туфли. Мистер Секстон взял большой канат, свисавший с потолка в центре, и отвел его к коню, где и закрепил, освободив тем самым главный мат. Он вернулся к нему и застыл в ожидании. У мистера Секстона была бронзовая гладкая кожа, под которой ходуном ходили стальные шатуны, пластины и тросы, словно внутренности отлично отлаженного и смазанного механизма. Один из японцев подал ему металлический брус. Мистер Секстон взял его в руки перед собой и застыл на добрых полминуты. Затем пришли в действие его дельтовидные мышцы, бицепсы и трицепсы, и стальной прут согнулся в букву "U".

Квинн провел рукой по воспаленным глазам и устало сказал:

— Ну да, все верно. Он тогда играючи оторвал голыми руками дверь серой машины. О Боже, они хотят кинуть этому чудовищу на съедение Модести. Я это знаю…

Люси Страйк недовольно прихлебывала коктейль. Она уже видела все это, и не раз.

Леди Джанет отвела взгляд от жуткого бородача и посмотрела на Вилли. На его лице пока ничего не отразилось, но он не спускал глаз со спортзала и время от времени поглядывал на Модести. Леди Джанет стало не по себе, поскольку она обратила внимание, что Модести явно утратила свою невозмутимость. Ее руки нервно двигались, пальцы барабанили по перилам, касались щеки, она их то сцепляла, то расцепляла. Казалось, она никак не может совладать со своими нервами. Между тем представление мистера Секстона шло полным ходом. Он сломал двухдюймовый брусок дерева ударом ребра ладони. Он разбивал кирпичи и изразцовые плитки. Один из японцев обмахнул мат метлой, и мистер Секстон принял боевую стойку. Японец появился на мате, и началась первая схватка.

Это был показательный поединок. Выпады и удары носили бесконтактный характер, и все приемы не доводились до того логического конца, который означал бы серьезные неприятности для того, кто на них попадался. Но даже для стороннего наблюдателя была очевидна высочайшая квалификация мистера Секстона. После шестидесяти секунд его оппонент уступил место второму японцу.

Теперь стиль поединка несколько изменился, хотя только Вилли и Модести смогли по достоинству оценить эту перемену. Результат был таким же — второй японец явно проиграл и уступил место своему третьему соотечественнику.

Затем все трое атаковали мистера Секстона, который наконец-то получил возможность показать себя в полном блеске. Глядя на эту четверку, Квинн испытал то же самое чувство, что и в тот день, когда Модести встретилась с тремя бандитами. Ему казалось, что японцы действуют очень быстро, а мистер Секстон, напротив, никуда не торопится, и тем не менее его вроде бы ленивые маневры заставали соперников врасплох. Это был фантастический и жутковатый спектакль. Торжество мрачного искусства калечить и убивать. Квинн не мог понять, что у них считалось роковым выпадом, но через две минуты из игры выбыл первый японец, сразу же за ним второй, после чего капитулировал и третий, оказавшись в руках мистера Секстона. Бородач отступил чуть назад, улыбнулся, посмотрел вверх и спросил:

— Надеюсь, вам было интересно, мисс Блейз. Ну как, это посильнее, чем у Сарагама?

Модести стояла спокойно и не произнесла ни слова. Люси Страйк капризно буркнула:

— Я проголодалась, папочка. Когда будем есть?

— Мамочке хочется покушать, — сказал полковник Джим. — Поторопите ваших людей, мистер Секстон.

— Все будет готово через десять минут, полковник Джим. Как раз есть время принять душ. Обед готов. Клара, Ангел, заберите наших гостей, и пусть они находятся порознь по две группы — одна в столовой, другая в гостиной. Пока не начнется обед.

— Ишь, командир хренов, — пробормотала себе под нос Ангел, затем уже громко сказала Вилли Гарвину: — Вперед, Великолепный. Рядом с тобой пойдет красноглазый, а леди хромоножка чуть сзади. Если кто начнет фокусничать, первой пристрелю ее.

Вилли посмотрел на Ангела с интересом и ответил:

— Главное, не пристрели меня, киса. Потому как это непозволительная расточительность для такой красавицы. Может, когда-нибудь у тебя будет шанс это понять…

Ангел усмехнулась, и в ее смехе было сожаление.

— Если ты проживешь так долго, приятель…


Обед подходил к концу. Полковник Джим и его компания располагались на одном конце большого стола. Среди них разместили и Джанет. На другом конце Модести и Таррант сидели напротив Вилли и Квинна. За спиной Модести, в трех шагах, стоял японец Ито с пистолетом. Джанет отделили от ее друзей по настоянию Люси Страйк. Смысл ее каприза стал ясен, лишь когда она начала забрасывать Джанет вопросами насчет того, что такое британская аристократия. Джанет отвечала коротко, ровным тоном. Вилли, только появившись в столовой, сразу обозвал Модести глупой стервой и начал громко перечислять ее промахи. Полковник Джим холодно перебил его поток брани, сообщив, что за столом присутствует дама. Он имел в виду Люси. Модести молчала, а Таррант и Квинн следовали ее примеру. Обед был простой, но хороший, и главным блюдом служил бифштекс. Гости съели все, что им предложили хозяева.

— Значит, звание лорда передается по наследству? — допрашивала Люси Джанет.

— Да, если человек не получает другого титула.

— Так, а что такое граф? Как им стать?

— Титул графа может присвоить человеку монарх. Но обычно он передается по наследству.

— Потрясающе! Значит, можно в два счета заделаться аристократом. Ты понял, папочка?

— Мне это ни к чему, мамочка, — сказал полковник Джим. — Да и тебе, наверно, тоже.

— Ну, не скажи. Я бы с удовольствием стала графиней. — Она обратилась уже к Джанет: — Ну а если ваш папаша граф, то вы получаете его титул в наследство?

— Нет. Но в отсутствии сыновей титул передается по женской линии.

— Только не по твоей, киса, — хихикнула Ангел. — Сама понимаешь почему…

— Значит, он передастся по линии моей сестры, — невозмутимо отозвалась Джанет. — А если не через нее, то через кого-то из дальних родственников.

— Ой! — воскликнула Люси. — А ведь мои предки уехали из Англии лет сто назад. Выходит, я запросто могу оказаться какой-то дальней родственницей графа или там герцога, верно, папочка? Я читала об этом в книжке. Такое уже сколько раз случалось…

Двадцать поколений высокородных шотландцев напомнили о себе во взгляде Джанет, когда она произнесла всего одно слово:

— Вы?

Вилли Гарвин про себя чертыхнулся, проклиная на чем свет стоит голос голубой крови. Люси Страйк злобно процедила:

— Не советую так говорить со мной, милая. Особенно в твоем нынешнем положении.

Вилли Гарвин громко спросил:

— Слушайте, а у вас тут часом нет бисквитов Гарибальди?

Возникла неловкая пауза, потом полковник Джим переспросил:

— Какие-какие бисквиты?

— Гарибальди, — повторил Вилли тоном капризного подростка. — Такие маленькие, длинненькие, со смородиной. Странное дело, но я больше всего люблю на десерт бисквиты Гарибальди. — Он доверительно посмотрел на пустые лица соратников полковника Джима и продолжил: — Я их обожаю с детства. Я еще всегда спрашивал мамочку: «А в раю есть бисквиты Гарибальди?» — Он откинулся на спинку стула и докончил: — Вот я и подумал, что, может, у вас они водятся… Вкуснотища!

Ангел захихикала. Полковник Джим посмотрел на мистера Секстона и спросил:

— Что он несет? Он не псих?

— Он просто шутит, — улыбнулся тот. — Думаю, мы его сможем от этого вылечить.

— Да, вы у нас хороший доктор, — и с губ полковника Джима слетело нечто, отдаленно напоминавшее усмешку.

Модести положила правую руку на стол так, что указательный и большой пальцы скрестились. Вилли хотел что-то добавить, но увидел руку и замолчал. Таррант, от внимания которого не укрылась эта сигнализация, понял, что Модести посоветовала ему больше не отвлекать внимание от Джанет и не вызывать огонь на себя.

Таррант ел медленно, с трудом заставляя себя глотать. Это угощение предвещало какие-то новые неприятности. Это вполне укладывалось в стратегию полковника Джима, который сочетал пряник с кнутом. Эти пленники, конечно же, буду использованы как способ заставить его, Тарранта, заговорить, но его откровенность все равно не спасет их от страшного конца. Он также не сомневался, что кому-то суждено умереть еще до того, как на него начнут давить, о чем и известил Модести. Полковник Джим верил в силу наглядных уроков, а у него было достаточно заложников.

Люси Страйк надула губки. Полковник Джим сидел и думал думу. Клара начала подробно объяснять, что такое шотландская аристократия, равнодушному к этому предмету Да Крузу. Меллиш явно нервничал. Ангел переводила взгляд с одного из обедавших на другого, не скрывая злорадного веселья. Леди Джанет Гиллам ела словно робот, которому отдали соответствующую команду, и смотрела прямо перед собой. Мистер Секстон откинулся на спинку стула, вертя в руке стакан с водой.

Напротив Тарранта Квинн держал в дрожавших руках нож и вилку, и его лихорадочно блестевшие на бледном лице глаза то и дело моргали. Таррант решил, что его сотрясает не страх, но гнев. Модести вела себя так, словно находилась за столом одна. Вилли следовал ее примеру.

Пять минут спустя полковник Джим отодвинул чашку и весело спросил:

— Ну, мамочка, скажи нам: кто?

Выпученные глаза Люси злобно сверкнули, а толстые алые губы вытянулись в нитку.

— Эта, — сказала она, кивнув на Джанет. — Отдай ее Ангелу. Пусть порезвится.

— Мне? — Ангел была приятно удивлена. — Сейчас сбегаю за струной. Вы очень любезны, миссис Страйк… Надеюсь, вы останетесь мною довольны.

Ангел стала вставать из-за стола, но тут впервые подала голос Модести. Глядя на Вилли и не обращая никакого внимания на остальных, она равнодушно заметила:

— Я так и знала, что эта толстая корова выберет твою шотландскую птичку. Даже жаль. Я-то хотела показать этому мускулистому болвану, что он знает еще не все.

Услышав эти кощунственные слова, все за столом окаменели, а Вилли спокойно ответил:

— Ты уже опозорилась, когда у тебя был такой шанс. Так что поздно что-то доказывать.

Модести положила в рот кусочек сыра и сказала:

— Если бы мы оказались в равных условиях, я убила бы его. Ты видел, как он скакал в своих брючках от Тати. Его возможности ограниченны, как и он сам.

— Я знаю, — буркнул Вилли, — но все же…

Побагровев от бешенства, Люси вскочила на ноги и завопила как резаная:

— Ты слышал, папочка?! Она назвала меня толстой коровой! Я меняю решение. Пусть начнут с нее. Пусть мистер Секстон покажет ей, где раки зимуют. Прямо сейчас…

Мистер Секстон аккуратно поставил на стол свой стакан. Впервые улыбка исчезла с его лица. Он посмотрел на полковника Джима. В его голубых глазах появились золотые искорки. Он произнес:

— Я готов, полковник Джим. Но лучше бы не сегодня. У мисс Блейз были трудные двадцать четыре часа, и я не хочу, чтобы она оказалась в невыгодном положении. Даже в поединке с человеком столь ограниченных возможностей, как я.

Полковник Джим уставился на стол пустым взглядом.

— Мамочка хочет сейчас, — равнодушно произнес он.

На лице мистера Секстона снова появилась улыбка, но в ней на сей раз была некоторая натянутость.

— Миссис Страйк нетерпелива, как ребенок, — сказал он, — но, полагаю, вы без труда убедите ее, что и в предвкушении удовольствия есть своя прелесть.

— Верно, — кивнул полковник Джим. — Согласен, она слишком торопится. — Он протянул руку и, стиснув ляжку жены, уставился на нее взглядом крокодила, потом изрек: — Завтра утром, мамочка, часиков в десять, чтобы тебе не пришлось торопиться вставать.

— Ты говорил, сейчас, — обиженно буркнула та.

— А теперь говорю — завтра. Поэтому утихни и не спорь. Я хочу баиньки.

Он взял ее за руку и, встав из-за стола, повторил:

— Завтра в десять утра. Всего наилучшего.

Глава 12

Квинн сидел, обхватив руками колени. Он сказал:

— Я пытался стащить со стола вилку, но проклятый японец не сводил с меня глаз.

Джанет сидела рядом с ним, опершись о стену и вытянув ноги. Под ее прикрытыми глазами были темные круги. Она спросила:

— Что имела в виду та девица насчет струны?

Вилли, прохаживаясь по комнате и разминая плечо, метнул предупреждающий взгляд в сторону Квинна и сказал:

— Забудь об этом, Джен. У нас есть вещи поважнее.

Квинн только вздохнул. Он успел испытать и страх, и гнев, но теперь оказался в каком-то вакууме, словно корабль, угодивший в «око бури». Он сказал:

— Ладно, Вилли, мы не круглые идиоты. Мы прекрасно понимаем, зачем Модести так задела Секстона. Только скажи честно: у нее есть хоть малейший шанс?

Вилли сел, скрестив ноги, и посмотрел на них.

— Объясняю все, как есть. Во-первых, вы вряд ли понимаете, почему она оскорбила Секстона. Вы только знаете, почему она выбрала именно этот момент.

— Девица собиралась задушить меня, да? — с напряжением в голосе спросила Джанет.

— Замолчи и слушай, Джен… Второе. Насчет шансов. Секстон — фанатик. У него отличные природные данные. Кроме того, он положил свою жизнь на то, чтобы добиться совершенства. Дело не в его мускулах. Принцесса подбросила это, как хворост в костер. Он процентов на десять быстрее, чем она, и уж во много раз сильней. Он действует, как швейцарские часы, а глазомер у него просто чудо.

— Боже правый, — прошептал Квинн.

— Но это только первая половина картины. Теперь слушайте про вторую. Когда дело дойдет до поединка, то окажется, что Секстону никогда не приходилось сражаться за свою жизнь. Раньше это все были прогулки. Ну а Модести, напротив, с малых лет изо дня в день сражалась, чтобы не умереть, и она отлично научилась вести себя в таких случаях. У нее есть, как говорится, резервы. И еще, она, безусловно, воспользуется всеми внешними обстоятельствами, в том числе и местом поединка…

— Что значит внешние обстоятельства? — спросил Квинн. — Ты хочешь сказать, у нее есть шансы победить его?

Вилли прищурился, уставясь на стену.

— Не знаю, — сказал он после паузы. — Формально — особенно если драться с ним в зале — шансы у нее ничтожны. Но это все пустые разговоры. Потому как, даже если ей удастся одолеть его, они ее застрелят.

По шее Джанет побежала струйка пота. Она лишь произнесла:

— Значит, она всего-навсего тянет время?

— Не совсем. — Вилли приблизился к ней и перешел на шепот: — Мы кое о чем договорились, пока смотрели, как упражняется Секстон. Она дала мне знак. Шансы, конечно, невелики, но нам удавалось выкрутиться и не из таких переделок… Так что не думайте, что все так уж беспросветно. Она, правда, передала мне только схему, но я сам заполнил промежутки. Дело вот в чем… — Его палец стал чертить на матрасе невидимое линии. — Вот спортзал. Там все будет примерно как сегодня. Мы на галерее. Ангел держит нас под прицелом. Таррант с другой стороны. За ним следит Клара. Полковник Джим и его благоверная вот тут. Ну конечно, и Меллиш с Да Крузом где-то поблизости, но это не имеет особого значения. Главное, это «стечкины», пистолеты, которыми вооружены Ангел и Клара. Пока все улавливаете?

Джанет и Квинн молча кивнули. Они слушали Вилли, широко раскрыв глаза.

— Хорошо. Пока я не могу сказать, что произойдет, когда начнется поединок. Может, Принцессе удастся застать Секстона врасплох и маленько его расшевелить. Но так или иначе, где-то через минуту она вроде как не выдержит и побежит…

— Куда? — прошептал Квинн.

— К коню. Ей нужен отвлекающий маневр. И тут на сцену выйдешь ты, Джен. Принцесса подаст мне сигнал. А ты смотри на меня, а не на поединок. Когда я потрясу головой вот так, начинай вопить, словно у тебя сделалась истерика. И продолжай орать как резаная. Ты не представляешь, какое воздействие могут оказать на окружающих такие вопли, особенно когда их не ждешь. Это парализует нервы тех, кто к этому не готов, на добрых полсекунды. — Снова палец Вилли стал чертить линии на матрасе. — Принцесса затем вскакивает на коня, хватается за перила галереи и перемахивает наверх. Если повезет, при этом махе она еще и попробует ударить ногой Клару, пока та на мгновение остолбенеет. Я в этот момент кидаюсь на Ангела, а вы по-быстрому убирайтесь с дороги. Падайте на пол. Ясно?

Наступило долгое молчание, потом Квинн сказал:

— Вы оба сошли с ума. Рехнулись. Это не Голливуд.

— Схема неплохая, — покачал головой Вилли. — Конь стоит как раз так, что Клара увидит Модести, только когда она окажется над перилами. А в гимнастике Модести не уступает даже Секстону. Все произойдет мгновенно, дружище Квинн, поэтому ваша задача не мешать! Падайте на пол. Тут в нашу пользу еще и то, что Клара и Ангел вряд ли много стреляли из своих «стечкиных», а у этих пушек хоть и жуткая убойная сила, но с точностью — так себе. Их надо держать пониже и покрепче, иначе пробьешь в потолке дырки. Поэтому, даже если кому-то из них и удастся нажать на спуск, для нас не все еще потеряно. Ну а когда у нас окажутся их пистолеты, то начнется новая жизнь. Принцесса просто снайпер. Первым делом она уложит Секстона. Я же суну свою пушку под нос полковнику Джиму.

Снова воцарилась долгая пауза. Квинн стал дышать глубже, потом сказал:

— Вроде бы получается правдоподобно, Вилли. Но ведь существует тысяча «если», и каждое из них может все испортить.

— Тысяча не тысяча, но десяток точно существует, — согласился Вилли. — Я и не говорю, что дело в шляпе, но это единственный пригодный вариант.

Джанет почувствовала, что рука Квинна стиснула ее пальцы. Она ответила пожатием на пожатие. Вилли смотрел на матрас, словно на нем вдруг материализовалась сцена завтрашнего поединка. Не без горького юмора Джанет вспомнила свое желание узнать другую сторону жизни Вилли и Модести. Что ж, теперь ее идиотское желание исполнилось. Только, судя по всему, в ее распоряжении оставалось не так уж много времени, чтобы как следует обдумать увиденное.

Тем временем в другой камере Таррант лежал на койке, прикрыв глаза от света. Модести спала на матрасе. Он предложил ей койку, но та с улыбкой уверила его, что для нее спать на полу — привычное дело, а ему посоветовала набраться побольше сил для завтрашних событий.

Она объяснила ему план действий, и Таррант испытал мрачное облегчение человека, который теперь, по крайней мере, знает самое худшее. Он не верил, что им удастся выжить, но, во всяком случае, этому кошмару был поставлен предел. Он открыл глаза, посмотрел на спящую Модести. Ее дыхание было удивительно ровным. Сон согнал с лица напряжение, и теперь это опять было лицо той молодой женщины, которую он так хорошо помнил по Лондону. Лицо было гладким, если не считать небольших морщинок в углах глаз. Она редко смеялась, но имела обыкновение щуриться при улыбке, и это оставило свою печать. Печать, которая сейчас показалась Тарранту удивительно трогательной.

Таррант представил ее против безжалостного Секстона и внутренне содрогнулся. Если она не успеет вовремя осуществить побег… Он прикрыл глаза и почувствовал, что покрывается испариной.


Вилли Гарвин понял, что проснулся раньше поставленного им срока. Его внутренние часы, которые отличались большой точностью, сообщили ему, что сейчас примерно полтретьего ночи. Он поднял голову. Квинн тоже проснулся. Джанет сидела и, закусив губу, потирала колено.

— Разболелась нога? — спросил Вилли.

— Ну да, — мрачно кивнула она. — Представляешь, два дня не снимала протез.

— Вот кретин! — внезапно сорвалось с губ Вилли. Он сел и схватился руками за голову. — Меня следовало бы пристрелить! Болван!

Квинн повернулся к нему и, опершись на локоть, сказал:

— Это, скорее всего, и случится через несколько часов. Но в чем, собственно, дело?

— Господи, протез! — продолжал восклицать Вилли, держась за голову. — Это же новый, Джен, да? С регулятором?

— Да…

— У него две проволочные скрепы… У стержня… Проволока, Джен!.. — Он прикрыл глаза, потом сердито помотал головой. — Проволока… Она была у нас все это время. Ну-ка, девочка моя, быстро снимай свою штуковину.

— Но, Вилли, я же не смогу ходить без него… — В голосе Джанет звучало явное смущение.

— Ты выедешь отсюда на машине, если нам повезет. Быстро!..

Она покорно наклонилась и закатала брючину. Квинн отвернулся. У него мелькнула глупая мысль, что такой изъян, особенно в женщине, должен доставлять ей немало терзаний.

Вилли уже держал протез в руке. Джанет сидела, и теперь под штаниной от колена не было ничего. Протез в верхней части состоял из нескольких полос металла, которым была придана соответствующая форма. Ступня же из дерева была способна поворачиваться на несколько дюймов в лодыжке.

— Проволока толстовата, но ничего, сгодится для замка, — размышлял Вилли. — Главное, только выдрать ее из металла. Мне придется сломать протез, Джен. Мне понадобится эта вот стальная полоска, чтобы поднять засов. Проволока слишком короткая.

— Это повышает наши шансы? — глухо спросила Джанет.

— Раз в десять!

— Тогда с Богом!

У Вилли ушло полчаса, чтобы выковырять проволоку из пазов в металлической основе протеза. Еще час потребовался, чтобы изготовить отмычку, по форме напоминавшую букву F. Это ему удалось сделать, используя выемку в камнях, образовывавших стену, а также орудуя как молотком ступней протеза.

У второго куска проволоки Вилли загнул под прямым углом оба конца, затем стал отдирать стальную полосу от верхней части протеза, зажав ее между каблуком и каменной плитой пола. Пальцы у него кровоточили. Джанет и Квинн, затаив дыхание, следили за ним. Они держали друг друга за руки, хотя, похоже, сами не подозревали об этом. Полчаса спустя в руках у Вилли оказалась стальная полоса. Один конец у нее был гладкий, другой в зазубринах Вилли вытер пот со лба и присел у двери со своими отмычками. Металлическую полосу он положил рядом.

— Который час, Вилли? — прошептал Квинн.

— Вроде бы полпятого. Восход примерно в семь. Помолчи-ка немного. — Он сунул отмычку в скважину, но пять секунд спустя подхватил все свои инструменты и метнулся от двери. — Что-то происходит в коридоре, — шепнул он. — Лечь и убрать протез…

Он быстро сунул отмычки и стальную полосу Квинну, а сам опять присел у двери, прижав ухо к скважине и зажмурившись. Минуты через две он выдохнул и встал. Лоб его был нахмурен.

— Что там, Вилли? — прошептал Квинн.

— Не знаю. Они побывали в той камере. Я слышал голос Секстона. Потом ушли. Не могу понять, что произошло.

— Может… — начал Квинн и осекся.

— Говори!..

— Ну, вообще-то они прежде всего интересуются Таррантом. Может, его взяли на очередной допрос? Знаете, в такие часы человек находится в самом беззащитном состоянии. Лучшее время для допросов с пристрастием.

— Может быть, — кивнул Вилли. — Ну а поскольку ничего другого я придумать не могу, будем исходить из этого. Дай Бог, чтобы они не заглянули к нам. Сейчас открою замок и через полчаса отодвину засов.

Двадцать пять минут спустя присевший у двери Вилли услышал новые звуки в коридоре. Затем снова наступила тишина. Он открыл замок, убрал отмычки в карман. Теперь нужно было просунуть металлическую полосу так, чтобы поднять засов. Это потребовало немалых усилий и ловкости, но в конечном счете Вилли почувствовал, как металл коснулся металла. Еще одно усилие, и засов медленно приподнялся. Вилли толкнул дверь, и она приоткрылась на пару дюймов. Он осторожно просунул руку, ухватился за засов и опустил его на скобу двери так, чтобы тот опять ее не запер. Только тогда Вилли перевел дух. Он повернулся к своим товарищам по несчастью с довольной улыбкой. Квинн стоял на коленях, по-прежнему держа Джанет за руку. Они оба не отрываясь смотрели на него, словно дети, впервые оказавшиеся в кукольном театре и пытающиеся соотнести увиденное с реальностью. Вилли подошел к ним и присел на корточки.

— Уходим, — прошептал он. — Квинн, ты понесешь Джанет, пока мы не выберемся наружу. Следуй за мной с небольшим отрывом и, главное, не топай. — Вилли поднял под мышки Джанет, быстро поцеловал ее в щеку и взвалил Квинну на спину.

Коридор освещался одной тусклой лампочкой в дальнем конце. Вилли оглянулся. Квинн кивнул ему, после чего они двинулись вперед. Вскоре они оказались в своеобразном холле. В этот момент внезапно вспыхнула еще одна, более яркая лампа. Со складной кровати на них пристально смотрел японец Ито в рубашке и брюках, рука которого только что дернула за шнур, включавший свет. Еще мгновение, и он оказался на ногах. Он присел, заняв оборонительную позицию, не спуская глаз с Вилли и протянув руку к кнопке — судя по всему, звонка. В этот момент Вилли выпрямился, а затем поклонился в пояс.

Ито с удивлением прищурился. Рука повисла в воздухе, так и не нажав кнопку. Ито бросил взгляд за спину Вилли, где в коридоре маячил Квинн со своей ношей. Ито снова посмотрел на Вилли, ухмыльнулся и двинулся вперед походкой опытного мастера единоборств.

В те считанные секунды, что Вилли увидел японца и сообразил, что не может быстро ухватить его и вывести из игры, он также произвел мгновенную оценку противника. Этот человек предпочитал айкидо карате, а значит, захваты — ударам.

— Замри, Квинн, — тихо сказал Вилли.

Квинн послушался и чуть оперся о стену, чтобы немного облегчить свою ношу. Он вдруг почувствовал страшную слабость от шока неожиданной встречи. Руки Джанет, обхватившей его за шею, дрожали. Он только понял, что Вилли удалось заставить японца отказаться от мысли позвать на помощь остальных, приняв безмолвный вызов противника.

Левая рука Вилли беспомощно повисла вдоль тела. Повернувшись к Ито правым боком, он двинулся вперед. Японец каким-то легким и неуловимым движением бросился на него, но Вилли выставил вперед руку, норовя ударить Ито пальцами в горло. Он промахнулся на какие-то сотые доли дюйма, и Ито успел схватить Вилли за запястье и локоть. Затем Ито махнул ногой и, упершись ею Вилли в подмышку, упал назад, а Вилли перелетел через него, словно мешок с сеном. Джанет охнула, Вилли же выгнул спину, чтобы упасть на каменные плиты сначала ногами, а не спиной. Ито по-прежнему держал его руку. Потом он перевернулся, блокировал ее ногой, и сам попытался ухватить Вилли за горло. Вилли приподнялся, словно стараясь скинуть с себя противника, а затем снова упал на спину, но тотчас же ударил головой японца в переносицу.

Ито отпустил шею Вилли, откатился в сторону и вскочил на ноги легко, словно кошка. Вилли тоже откатился и встал. Его левая рука по-прежнему безжизненно болталась. К своему ужасу, Квинн подумал, что Вилли явно оказался оглушен после этого удара головой: он практически повернулся к японцу спиной, шатаясь, как пьяный. Ито прыгнул, одной рукой обхватив Вилли за шею. Другая рука японца сжала запястье первой, после чего он выставил палец, который впился противнику в горло. И вот тут-то ожила левая рука Вилли. Она поймала основание черепа Ито, а сам Вилли сделал кувырок вперед. Полный переворот не получился — этому мешал японец у него на спине. На какое-то мгновение, как показалось Джанет и Квинну, оба тела зависли в воздухе, головами вниз. Затем они, сложившись словно складные ножи, упали, но, падая, Вилли выпрямил ноги и ринулся вниз головой. Если бы он был один, то ударился бы о камни пола спиной. Но поскольку сверху был Ито, то его голова первой и соприкоснулась с камнем, получив дополнительный толчок от Вилли. Раздался мерзкий звук удара, а Вилли крякнул от боли. На мгновение оба словно застыли на полу, потом Вилли с трудом откатился в сторону от японца и медленно стал подниматься, вращая плечами. Ито посучил ногами и снова затих.

— Он… умер? — просила Джанет.

Вилли нагнулся и пощупал сонную артерию на шее Ито.

— Верно сформулировано, — произнес он, немного задыхаясь. — Вот что бывает, если действовать по классическим правилам. Я предложил ему вариант пьяной драки в баре, и он не сумел приспособиться. — Он подошел к Квинну и Джанет, легко коснулся плеча Квинна, погладил Джанет. — Вы в порядке?

— Гораздо лучше, чем полминуты назад, — сказал Квинн. — Только жаль, на месте этого японца не оказался Секстон.

— Лично я как раз рад, что тут не оказалось Секстона, — отозвался Вилли. — Пошли.

— Погоди, Вилли, — сказала Джанет. — Тут на стене ключ. Вдруг он сэкономит нам время.

— Умница, — ответил Вилли.


Таррант лежал на своей койке в состоянии полного измождения. Ему казалось, что его разобрали на части, а потом кое-как собрали воедино. Это было самое тяжелое общение с Секстоном, тем более что Тарранта застигли врасплох. Он пытался понять, сумеет ли он вообще встать с этой койки и пойти своим ходом. Ему было так трудно дышать, что казалось, его грудь сдавливают тиски. Модести склонилась над ним, массируя ему диафрагму.

— Не надо, моя дорогая, — прохрипел он. — Не в этом дело. Вам лучше отдохнуть. Обязательно надо отдохнуть.

— Я в порядке, — отозвалась она с улыбкой. — А вам скоро станет лучше. Он обработал ваши нервные узлы, но я пользуюсь методом кацу. Это помогает восстановить силы. — Она замолчала и вдруг резко вскинула голову, вслушиваясь. В замке поворачивался ключ. Кто-то тихо постукивал в дверь. Два коротких удара, потом три, потом один. Когда же Модести услышала, как поднимается засов, то удивленно прошептала:

— Это Вилли…

Дверь, чуть скрипнув, отворилась. На пороге действительно стоял Вилли. За ним Модести увидела Квинна, который поддерживал Джанет. Та стояла на своей здоровой ноге, опершись о стену. Брючина второй ноги от колена провисала.

Модести с легким удивлением посмотрела на Вилли.

— Протез, — пробормотала она. — Господи, как же я не сообразила?..

Вилли только сочувственно закатил глаза.

— Ладно, Принцесса, сейчас уже не в этом дело, — прошептал он. — Говори, в какую игру теперь сыграем. Они оставили Ито сторожить нас, но я его убрал. Может, по-быстрому разберемся с ними, пока они тепленькие, в постелях?

— У Ито был пистолет?

— Нет.

Какое-то время Модести смотрела в пространство.

— Нет, не будем их трогать, — проговорила она наконец. — Это, конечно, соблазнительно. Но тут установлена сигнализация — на основной лестнице, а может, где-то еще. Мы не знаем, что у них там, наверху. И если дело дойдет до сражения в замке…

Вилли кивнул. Да, их группа лишена нужной мобильности. Таррант, Квинн и Джанет будут лишь балластом. Он сказал:

— Значит, через окно на кухне?

Модести еще раз прокрутила в памяти воспоминания от наблюдений за замком, сделанных снаружи. Потом согласилась:

— Да. Машины у них во дворе. Выведи из строя сигнализацию на окнах, потом разберись с машинами. Я за тобой — с Квинном и Джанет. Потом заберу сэра Джеральда.

Вилли не заставил себя долго ждать и тут же отправился выполнять задание. Модести обернулась к Тарранту.

— А вы пока прилягте. Мы скоро за вами вернемся. — Он кивнул, а она подошла к Квинну и Джанет. — Пора возвращаться домой, Джанет. Как тебе легче: на спине или между нами, на одной ножке?

— Поеду на Квинне, если он не против. — Она виновато улыбнулась. — Извините, что причиняю столько беспокойств.

— Чтобы больше об этом ни слова! — свирепо прошептал Квинн. — Помоги ей забраться на меня, Модести.

Они двинулись по коридору, поднялись по лестнице, затем оказались на кухне. Окно, выходившее во двор, было чуть приоткрыто. С перемычки свешивались концы проводов. Квинн, уже успевший запыхаться, хотел посадить Джанет на стул, но Модести сказала:

— Нет, надо, чтобы вы оба оказались снаружи.

Квинн опустил Джанет, и Модести поддерживала ее, пока он перелезал через подоконник и спрыгивал во двор. Прыжок получился нешуточным, потому как от подоконника до земли было расстояние в человеческий рост. Джанет пробормотала:

— Боже, я такая беспомощная.

— Ну-ка успокойся, — сказала Модести, пожимая ей запястье. — А то Квинн совсем расстроится. Ну, вперед, он тебя ждет.

Она обхватила Джанет одной рукой за плечи, другую поддела под ее здоровое колено, и с удивительной легкостью подняла ее и передала в окно Квинну. Тот подхватил ее и поставил на землю, прислонив к стене.

Модести стояла у окна, всматриваясь в темноту. Была безлунная ночь. Вилли трудился в поте лица. Она услышала шум приподнятого капота, потом через пять минут к окну подошел и сам Вилли. Вид у него был мрачный.

— Тут только «симка» и фургон, — прошептал он. — Но без свечей. А «сафари» не видно.

Модести не очень удивилась услышанному.

— Придется уходить пешим ходом, — сказала она. — Ты сможешь нести Джанет? Как плечо?

— Нормально.

— Я понесу ее, — вызвался Квинн.

— Ты выйдешь из строя после двухсот ярдов, — спокойно отозвалась Модести. — По дороге уходить нельзя. Вскоре начнет светать, а минут через десять они уже могут начать обшаривать окрестности. Придется уходить по пересеченной местности, а это черт знает что такое. А Вилли сможет пройти за час милю, даже с Джанет на спине.

Модести вопросительно посмотрела на Вилли, и он, еле различая ее лицо в тусклом свете, проникавшем в кухню из коридора, с готовностью кивнул:

— Да. Квинн пойдет впереди. Будет ощупывать дорогу. Пусть он спотыкается о камни и падает в ямы. Я не могу позволить себе такой роскоши с Джанет.

— Хорошо. В каком направлении будете отходить?

— На север. Там не так круто. Кроме того, вдруг нам удастся добраться до нашей машины. Она спрятана к северу от замка.

— Ладно. — Модести посмотрела в окно и добавила: — Вам придется пересечь три долины. Затем выйдете на дорогу вдоль обрыва. Пройдете по ней с полмили, затем окажетесь в последней долине и свернете на восток, к машине. Если они устроят погоню на своих автомобилях, эта дорога может сделаться опасной, так что смотри в оба, Вилли.

— Что значит «вы»? — прошептал Квинн. — Разве мы не уходим все вместе?

— Ей надо вернуться за Таррантом, — пояснил Вилли. — А это потребует времени. Возможно, ей придется задержаться…

— Задержаться?

— Его обрабатывал Секстон двадцать минут, — прошептала Модести, но все равно Квинн уловил в ее голосе стальные нотки. — Спроси у Джанет, что такое минута с Секстоном. Таррант не может самостоятельно передвигаться.

Квинн осел у стены, вытирая лоб рукой. Вилли спросил:

— Сколько тебе понадобится времени, чтобы поставить его на ноги, Принцесса?

— Час, не меньше. И то в лучшем случае он сможет разве что ползти.

— Тогда уже начнется восход.

— Знаю. Может, лучше эвакуировать его через пещеру? Ладно, там видно будет. — Она коснулась плеча Джанет. — С Вилли не пропадете. Главное, слушаться его беспрекословно. И тебе, и Квинну.

Модести исчезла. Вилли присел, взвалил на спину Джанет, потом выпрямился с ношей.

— Я пойду первым, пока не надо будет сворачивать с дороги, — шепнул он. — Это когда начнется овраг. Минута ходьбы… Потом ты пойдешь первым, Квинн. Идти будет непросто, поэтому не зевай. Только не хватало мне тащить еще и тебя.

— Ладно, — устало сказал Квинн. — Понял. — Он нарушил молчание, только когда они прошли через раскрытые ворота замка и двинулись по дороге. — Ты знаешь, что ей не сносить головы, — сказал он. — Она и не подумает тащить Тарранта через ту пещеру. В таком состоянии он просто помрет от холода.

— Если она поторопится, все будет в порядке. Таррант — крепкий старик. И вообще он просто не посмеет помереть у нее на руках — не в таком она нынче настроении.

— Ладно тебе шутить, — пробормотал Квинн.

Когда они двинулись по дороге, Вилли почувствовал у себя на шее что-то мокрое и теплое. Он сказал:

— Не плачь, девочка. Последний бросок.

— Это ужасно, — прошептала Джанет. — Таррант и Модести… Как же мы их оставляем… Кошмар…

— Успокойся, Джен. Мы вырвались из клетки, и у Модести теперь кое-что при себе имеется. Я уже видывал ее в таких передрягах. Она не подкачает и вытащит его, уж это точно. И Господи помилуй и спаси того, кто окажется у нее на дороге.

Глава 13

— Простите ради Бога, что беспокою вас в такое время, — смущенно произнес в трубку Джек Фрейзер, — но я хотел бы поставить вас в известность.

Рене Вобуа, сидевший в постели с телефоном в руке, холодно сказка:

— Если я вас верно понял, мистер Фрейзер, вы подозреваете, что Модести Блейз вышла на след Тарранта. Вы допросили ее дворецкого и установили, что три дня назад она и Вилли Гарвин в компании двух других лиц отбыли в замок Лансье.

— Совершенно верно, мсье Вобуа. Венг говорит, что Модести должна была позвонить сутки назад. Боюсь, с ними что-то случилось.

— Вам ничего не было известно до того, как вы допросили этого самого Венга, в пять часов утра, так, мистер Фрейзер?

— Разумеется, мсье. — В голосе Фрейзера послышалась явная обида: — Именно так.

«Наглый лжец», — подумал Вобуа. Он отлично знал досье Фрейзера. Вслух он сказал:

— Странный вы выбрали час для разговора с дворецким, мистер Фрейзер.

— У меня сегодня ночное дежурство, мсье.

— Вот как. Говорите, замок Лансье?

— Да.

— Ясно. Вы отдаете отчет в том, что лично я считаю подобные действия иностранцев на французской территории серьезным инцидентом? Я должен отреагировать…

— Вы имеете на это полное право, — ответил Фрейзер. — Надеюсь, вы получите возможность принять меры в отношении мисс Блейз и мистера Гарвина. Ведь они делают это не впервые. Достаточно вспомнить тот случай на Монмартре, когда они… Впрочем, вы, кажется, сами при этом присутствовали. Это когда на вас было совершено покушение…

— Я вас понял, мистер Фрейзер, — со вздохом сказал Вобуа. — Спасибо, что позвонили. Ну а теперь до свидания. — Он положил красный телефон и тут же взял в руки стоявший рядом зеленый.

В своем кабинете на Уайтхолле Фрейзер откинулся на спинку кресла и стал угрюмо протирать очки. Он надеялся, что не запаниковал раньше времени. Ведь если Вобуа пошлет своих людей, это может сильно осложнить ситуацию. Но слишком уж долго Модести и Вилли не подавали о себе вестей. Фрейзер находился между двух огней — оба варианта его действий были чреваты последствиями, и оставалось лишь уповать на Господа, что тот надоумит его выбрать единственно верный…


Полковник Джим мрачно смотрел на карту, вертя в пальцах незажженную сигару. На его щеках появилась седая щетина. Была половина седьмого. Пятнадцать минут назад Муро отправился сменить Ито и нашел его мертвым. В кабинете находились также мистер Секстон, Клара и Ангел.

— Они выбрались через окно в кухне, — сказал мистер Секстон. — И похоже, ушли по горам.

Полковник Джим задумчиво кивнул. Если его и потрясли эти известия, он не подал виду. Он сказал:

— Похоже на то. Но Таррант и эта Гиллам не позволят им быстро исчезнуть. Они вряд ли пошли в южном направлении: там только козьи тропы. Значит, их надо искать на севере. Если они не спрятались в какой-то норе, мы, скорее всего, нагоним их на этом участке дороги. У нас в запасе полно времени. Поэтому, мистер Секстон, отправляйтесь за ними пешим ходом. А мы на машинах проверим дороги, а потом соединимся с вами.

Появился потный взъерошенный Меллиш. Он сказал:

— У нас на ходу только «ситроен». Он стоял сзади. А две другие машины выведены ими из строя.

Полковник Джим невозмутимо посмотрел на Меллиша.

— Ясно. Вы и Да Круз начинайте собирать вещи. Не исключено, что нам предстоит экстренная эвакуация. — Когда Меллиш ушел, он обернулся к Секстону и двум женщинам. — А что, если они разделились? Вдруг Гарвин и Блейз двинулись отдельно, чтобы поскорее добраться до телефона? Короче говоря, мы должны временно прекратить наши операции и распустить сотрудников, чтобы затем начать заново. Ясно?

— Как скажете, полковник Джим, — отозвалась Клара.

— У нас есть вариант экстренного рассредоточения. Новые паспорта… Новые легенды… Но нам не обойтись без сокращения штатов… Это необходимо ради нашей организации. — Он покрутил сигару между пальцев и покачал головой. — Я скажу вам грустную вещь. Бизнес есть бизнес, и сантименты тут совершенно ни к чему. Мамочку придется сократить первой. Она прелесть, и я обожаю ее, но, согласитесь, в создавшейся ситуации мамочка может стать непосильным бременем. Она глупа, болтлива и будет постоянно хныкать. Это может погубить всех нас. Вы меня поняли?

— Конечно, поняли, полковник Джим, — быстро сказала Клара. — И прошу принять заранее мои самые искренние соболезнования.

— Ты очень меня утешила, Клара. Я весьма благодарен. — Полковник Джим повернулся к Ангелу и сказал: — Ну, за дело, Ангелочек. Разберись с ней, и поживее.

Та улыбнулась, облизнула языком губки и сказала:

— Я не заставлю вас долго ждать.

Когда дверь за ней закрылась, мистер Секстон спросил:

— Вы уверены, что надо сократить только одну единицу, полковник Джим? Клара надежна, Меллиш и Да Круз нам тоже нужны, да к тому же ради собственного спасения они будут выполнять все приказания безупречно. Но Ангел… В ней живет мятежное начало. В ней есть нечто зловредное, опасное…

— Я вас понял, мистер Секстон, — махнул рукой полковник Джим. — За Ангелом нужен глаз да глаз, а это невозможно, коль скоро нам придется рассредоточиться. Поэтому с Ангелом нам тоже есть смысл расстаться. Увольнять сотрудников не самое приятное занятие, но этого требуют интересы дела, а потому придется заглушить свои чувства. — Он поморгал сморщенными веками и добавил: — Я стараюсь заботиться о всех членах нашей маленькой фирмы. Я не случайно попросил Ангела убрать мамочку. Пусть бедное дитя немножко потешится, прежде чем отправится в свой долгий путь. Судя по всему, она скоро уже закончит, поэтому, мистер Секстон, вам пора. Идите к Ангелу и поскорее ее успокойте. — Он подошел к карте. — И чтобы через пять минут оба трупа были сброшены в шахту. Мистер Секстон улыбнулся и двинулся к двери. Буквально в десятке шагов от них, в этой самой шахте, Tap-ранг лежал на животе, ухватившись за веревку, которую ему сверху спустила Модести. В свете ее фонарика на шлеме он видел, как справа бежит струйка воды, исчезая в подземных недрах. Его ноги находились на плечах Модести, и она держала на себе почти весь его вес, ибо руки у него совсем обессилели. Так они медленно уходили из замка Лансье.

Час тому назад Модести вернулась в камеру Тарранта и сказала, что две машины выведены из строя, а Вилли с Квинном и Джанет ушли пешком. Модести снова применила массаж по системе кацу, чтобы он смог двигаться. Она велела ему расслабиться и представить, что он плавает в темноте, ничего не слыша, не видя и ни о чем не думая. Он тогда посмотрел на нее и сказал:

— Модести, это бесполезно. Пожалуйста, уходите.

Синие глаза Модести сразу же почернели, сделались холодными, и она резко сказала:

— Не смейте! Не смейте подводить меня! Перевернитесь на живот, дайте мне добраться до вашего позвоночника.

Она энергично работала руками и что-то нашептывала ему на ухо. Постепенно боль стала стихать, а пораженные нервные центры начали оживать, возвращая к нормальной деятельности измученное тело Тарранта. На какое-то время Таррант утратил ощущение реальности, он не мог понять, спит он или бодрствует. Но затем голос Модести вывел его из прострации.

— Пора, — сказала она. — Теперь можно двигаться.

К своему удивлению, Таррант смог встать. Да, боль еще не окончательно оставила его, но это были скорее отголоски страданий. Руки и ноги, несмотря на слабость, слушались его. Таррант смог выйти вслед за Модести из камеры и двинуться по коридору.

Они добрались до лестницы за кухней и спустились в подвал за три минуты до того, как была поднята тревога. Когда вдали послышался гул голосов, Таррант почувствовал, как к горлу подступает тошнота, но Модести его успокоила:

— Мы успели вовремя. Они не станут искать нас тут. Я нарочно оставила открытым окно кухни.

Оказавшись в подвале, Модести тщетно пыталась отыскать что-нибудь, что можно было бы дать поддеть Тарранту для утепления, чтобы облегчить и без того тяжелое путешествие по шахте вниз. Но ни старых мешков или тряпок, ни кусков картона или газет она не нашла. Тогда Модести, встав на колено и вглядываясь в скопище бутылок и канистр, спросила:

— Что у вас под этим костюмом?

— Когда они вытащили меня из той мерзкой ямы, то дали мне чье-то белье.

Модести откопала тем временем банку с машинным маслом, открыла ее со словами:

— Разденьтесь, быстренько намажьтесь этим маслом и снова оденьтесь. Тут холодно.

Модести обнаружила один из двух шлемов, да и веревка была по-прежнему закреплена за ржавый «пенек». Не доверяя ему, Модести обвязала конец вокруг ножки верстака с тисками и потянула. Верстак не шелохнулся.

Затем она сняла лампу со шлема. Это был шлем Вилли — вполне подойдет Тарранту. Она же, если понадобится, возьмет лампу в зубы. Или нет, лучше сделать повязку, отодрав полосу от рубашки. Она обернулась к Тарранту. Его движения не отличались быстротой, но он был спокоен и не суетился. Он уже был намазан маслом с головы до пят. В этот момент он заправлял рубашку в какие-то нелепые цветные трусы.

— Вы страдаете клаустрофобией? — прошептала Модести, на что тот отрицательно покачал головой. — Отлично. Но в пещере новичку может показаться жутковато, особенно когда придется протискиваться в узких местах. Не тратьте энергию на размышления о том, что может случиться. Не думайте ни о времени, ни о чем-то другом. Только о том, что надо сделать в ближайшие минуты. Понятно?

— Когда-то я любил прогулки по горам. Я понимаю, что вы имеете в виду, — отозвался Таррант.

— Отлично. — Она улыбнулась ему, когда он закончил застегивать свой костюм. — Извините, что веду себя как стерва-командирша. Это потому, что я, собственно, и есть командирша-стерва.

— Вы вселяете уверенность. Что теперь?

— Помогу вам пролезть в щель, потом пролезу сама и двинусь дальше первой. Уклон — сорок градусов, и там очень скользко, но вы можете опираться ногами мне на плечи. — Она взяла банку с маслом, прикрепила к поясу за крючок. — Захватим, вдруг еще пригодится, — сказала она. — Особенно когда дойдем до узких мест. Ну, готовы?

Спуск занял четыре минуты. Таррант чувствовал руками и лицом нараставший холод, но пока он не привел в озноб его всего, Таррант попытался забыть о надеждах, страхах, опасности, сосредоточился на выполнении инструкций Модести и экономно расходовал силы. Сейчас его самым главным кошмаром было подвести Модести.

Когда спуск закончился, Модести прошептала:

— Погодите. Не двигайтесь. — Луч фонаря метнулся в сторону, она присела, потом чиркнула спичка, после чего появилось свечение, которое быстро усиливалось. Таррант понял, что Модести зажгла лампу. — Так-то лучше, — прошептала она. — Я очень надеялась, что Секстон ее не найдет. Он, правда, забрал наше оборудование, что было на конце веревки, но теперь это уже не имеет никакого значения. Следуйте за мной и не отставайте. Это непросто, но хорошенько смотрите, куда ставите ногу. Лучше обойтись без вывихов.

Таррант молча двинулся за ней, разглядывая каменные стены, пол и потолок коридора, видневшиеся в свете лампы, которую Модести держала в руке.


Когда Ангел постучалась и вошла, Люси Страйк сидела у туалетного столика. Ангел держала руки за спиной. Люси кисло посмотрела на ее отражение в зеркале.

— Ну, что ему теперь нужно? — капризно осведомилась она. — То, видите ли, ему надо поскорее лечь спать, то у него начинается зуд в одном месте, и я должна его ублажать, а теперь вот разбудил ни свет ни заря из-за этого противного Тарранта.

— Дело серьезное, миссис Страйк. Ничего не поделаешь, — сказала Ангел, по-кошачьи мягко подходя к ней сзади. — Все очень даже скверно. Полковник Джим говорит, что надо срочно уезжать.

— Срочно? А когда я, интересно, буду завтракать? Когда я буду паковаться?

— Но вы не беспокойтесь, миссис Страйк, — хихикнула Ангел. — Вы остаетесь.

— Остаюсь? — удивленно переспросила та, глядя на отражение Ангела. — Это в каком смысле?

— А вот в каком, милочка. — Ангел выбросила из-за спины правую руку, и струна, описав полукруг, впилась в белоснежную шейку Люси. Левой рукой Ангел схватила вторую деревянную рукоятку. Люси только охнула, и затем раздался звук падающего тела — Ангел резким рывком стащила ее с табурета на пол.

Минуту спустя Ангел убрала колено со спины убитой ею «мамочки», встала и, буркнув: «Жирная дрянь», ногой бесцеремонно перевернула труп Люси лицом вверх. Тут послышался шум сзади, она обернулась. В комнату вошел мистер Секстон.

Ангел кивнула головой на труп:

— Лупоглазая приказала долго жить.

— Молодец, Ангел, — отозвался мистер Секстон. Он подошел к ней вплотную и, посмотрев в мутно-карие глаза, сказал: — Мне очень жаль, но полковник Джим велел поторапливаться. — Его рука взметнулась вверх, затем последовал резкий удар, и ребро его ладони угодило в основание черепа девушки. Ангел умерла еще до того, как поняла, что задумал мистер Секстон.

Мистер Секстон удалился из спальни деловитой походкой. На каждом плече у него было по покойнице.

Три минуты спустя Клара почтительно сказала:

— Вы и словом не обмолвились на этот счет, полковник Джим, но, может, вы хотите взглянуть последний раз на миссис Страйк…

— На кого? — удивленно переспросил полковник Джим, отрывая взгляд от карты.

— На миссис Страйк… Я просто подумала.

— Нет, Клара… — Он покачал головой и вздохнул. — Я хочу запомнить мамочку такой, какой она была. Милой, непосредственной…

— Вы, конечно, правы, полковник Джим. То же самое могу сказать про себя насчет Ангела. Милое создание…

Клара замолчала, потому что в комнату быстро вошел мистер Секстон. В его движениях была напористость, но голос оставался, как всегда, спокойным. Он сказал:

— Все получается не совсем так, как мы предполагали, полковник Джим. Жизнь внесла свои изменения.

— В каком смысле?

— Я только что отнес наших милых дам в подвал. Там горел свет и к верстаку был привязан трос. Кто-то явно ушел через шахту.

— Кто-то? — медленно переспросил полковник Джим. — Через шахту?

— Это не самый лучший маршрут — разве что человек настолько плох, что не в состоянии быстро передвигаться без посторонней помощи…

— Стоп! — хлопнул по столу ладонью полковник Джим. — Дайте подумать. — Потом после паузы он кивнул: — Да, если верить Меллишу, Ито погиб за час до рассвета. Таррант мог уйти с ними? Через окно?

— Нет, я как раз с ним поработал. Странно, что он вообще сумел сдвинуться с места.

— Он не мог проникнуть в пещеру самостоятельно?

— Это исключено. Кто-то оставался с ним, пока он не смог встать, и потом они ушли вместе. Это произошло совсем недавно.

— Это Блейз!

— У меня сложилось то же самое впечатление, полковник. Сам не знаю почему.

— Шотландка, миссис Гиллам, тоже не может идти сама. Мы нашли части ее протеза в камере. Скорее всего, ее потащил Гарвин. С Таррантом, значит, пошла Блейз. Квинн мог присоединиться к любой из двух партий. Так? — Полковник Джим поморгал и сам же ответил: — Так. У нас одна машина, и она нужна, чтобы догнать Гарвина. Поэтому мы не можем встретить Блейз у выхода из пещеры. Черт! Мы даже не знаем, где находится этот выход. Как давно, по-вашему, ушли Блейз и Таррант?

— Похоже, они еще были в погребе, когда Муро поднял тревогу. Они вряд ли смогли двинуться в путь раньше. Думаю, с их ухода прошло около десяти-пятнадцати минут.

— Можете поймать их?

— Конечно, — улыбнулся мистер Секстон. — Они же движутся со скоростью Тарранта. Я непременно их поймаю. Они от меня никуда не денутся.

— Отлично. А я займусь Гарвином. — Полковник Джим посмотрел в окно, потом постучал пальцем по карте. — Вот тут, на дороге, мы их и возьмем. — Он помолчал и, потирая подбородок, добавил: — Дело не так уж и плохо. Если, конечно, мы их всех переловим. — Он нахмурился и пробормотал: — Может, я поторопился с нашей дорогой мамочкой? Поистине, поспешишь — людей насмешишь…


Тяжелое прерывистое дыхание гулко отдавалось в барабанных перепонках Тарранта, усиленное акустикой этого крошечного капиллярного сосудика земной оболочки, по которому он теперь полз. В воздухе, казалось, не было кислорода, и сердце Тарранта бешено колотилось, чтобы как-то компенсировать этот дефицит.

Подъем по десятифутовому отрезку забрал все его силы, несмотря на помощь Модести. Протискивание через узкую щель в породе вымотало все нервы. Таррант сказал Модести, что не страдает клаустрофобией, но все же он никак не мог избавиться от впечатления, что гигантская черная масса над головой вот-вот обрушится и раздавит его.

Узкий треугольный проход немного расширился. Таррант видел перед собой силуэт Модести. Он уже оставил попытки подражать ей и просто полз по проходу. Стены вдруг словно раздвинулись, и Таррант стал удивленно озираться. Он увидел сталактитовую пещеру. Луч лампы метался по ажурному каменному убранству подземной залы. Модести помогла Тарранту встать на ноги, но те отказывались слушаться. Он только качал головой и шептал:

— Минуточку, моя дорогая… еще минуточку… Я стараюсь, но проклятый организм не желает повиноваться.

Она присела рядом и сказала:

— Привал две минуты. Дышите глубже и… — Модести вдруг замолчала, прислонив ладонь к уху. Она смотрела туда, откуда они недавно появились. Ее взгляд сделался жестким, ноздри чуть вздрагивали. Она подошла к проходу, снова присела. Да, безошибочно угадывался тихий, но разносимый далеко по подземелью шорох ног, ступавших по камням. Кто-то протискивался через ту самую щель. Модести отошла от прохода и ровным голосом произнесла:

— Кто-то нас преследует. — И, помолчав, добавила: — Это явно Секстон.

Она услышала только, как Таррант пробормотал: «Боже мой».

Но не успел стихнуть его голос, как мозг Модести уже просчитал множество вариантов и предложил решение. Впереди было озерцо и спрятанная лодка. Надо успеть переправиться. Впрочем, водная преграда не остановит Секстона. Он пустится вплавь. Лучше всего встретить его на той стороне, когда он будет выбираться на берег. Но если он вооружен, то просто перестреляет их, пока они будут ждать его прибытия. Если же они двинутся дальше, то он без труда их догонит. Все равно до выхода из пещеры, где спрятаны винтовки, им не добраться.

— В нашем распоряжении осталось четыре минуты, — спокойно произнесла Модести. — Надо сделать последнее усилие. Ну, держитесь за меня, сэр Джеральд.

Вдвоем, спотыкаясь, они стали спускаться по своеобразным ступенькам к воде. Она держала Тарранта за поясницу, он опирался на ее плечо. Когда они оказались на берегу, она быстро спустила на воду лодку, поставила лампу на плоский камень, сняла фонарик с головы. Таррант, стоя на коленях, следил за ней уже без надежды на избавление. Вот-вот появится Секстон, а это означает конец. Ему очень хотелось попросить Модести оставить его и двигаться в одиночку, но он прекрасно понимал, что это пустая трата сил.

Но что она затеяла? Он смотрел на нее, пытаясь понять, не сошла ли она с ума. Модести сорвала рубашку, потом то, что было надето под ней. Потом сняла черный лифчик. Потом ботинки. Расстегнув пояс, она поставила жестянку с маслом перед Таррантом. Потом одним движением стянула с себя остатки одежды. Она выпрямилась в чем мать родила и, держа в руках рубашку, сказала:

— Намажьте меня. Всю. Я не могу сама. Мне нужны сухие руки. Быстро.

Он собрался с силами, зачерпнул в каждую из ладоней масла и, выпрямившись, стал натирать ей шею и плечи. Срывающимся шепотом он спросил:

— Но вы что… хотите сразиться с ним в воде?

— Да. — Глаза Модести были черными, как угли. — Именно там, а не в его уютном спортзале. Никаких гладких матов. Лучше неровные камни. Он привык к удобствам. Ему очень не хотелось бы без надобности лезть в ледяную воду. Ему нужно как следует разогреться. А в холоде он сразу утратит преимущество в скорости. — Она повела рукой. — Вот, тут, у локтя, оставьте сухое место. — Пока она говорила, Таррант натирал маслом ее лицо, шею, живот. Затем она повернулась, подставляя ему спину. — Теперь ноги. Целиком. Тут не место для разных там ударов, он постарается действовать захватами, а мне потребуется фора. Слишком уж он силен.

Таррант опустился на колени. Ягодицы, бедра, икры, лодыжки. Его руки скользили по ее упругому телу, которое казалось ему на удивление теплым. В Тарранте сейчас не осталось никаких эмоций, кроме глубокой грусти. Он чувствовал себя древнеегипетским жрецом, выполнявшим погребальный ритуал еще до того, как смерть потребовала свою жертву.

В проходе метнулся луч света. Модести сказала:

— Ладно, хватит. Теперь садитесь в лодку и быстро плывите вон туда! Грести руками. Смотрите в мою сторону. Осторожней выходите. Не промокните. — Она держала лодку, пока он в нее забирался, потом бросила туда буксирный трос, свою одежду и лампу.

Таррант посмотрел на Модести и не узнал ее лица. Оно показалось ему отлитым из бронзы, в глазах застыла холодная сосредоточенность. В ее облике ему чудилось что-то древнее, вечное…

— Как только переберетесь, — продолжала Модести, — возьмите лампу и вперед. Отсюда уже заблудиться нельзя. Там надо лишь преодолеть яму, но вы справитесь. У нас там осталась веревочная лестница. Ну, давайте… А я вас догоню.

Модести толкнула лодку, и вдруг выражение ее лица изменилось. Она одарила его своей знаменитой улыбкой и чуть кивнула.

— Не волнуйтесь, мой дорогой друг, — сказала она. — Мы и на этот раз победим.

Потом она повернулась, вышла на середину площадки и застыла в ожидании, уронив руки по бокам. Таррант начал грести. Он понял, что с этого момента она напрочь забыла о его существовании. Теперь она готовилась к поединку.

Глава 14

Секстон не заставил себя долго ждать. Он быстро спустился по каменным уступам и оказался в пятне света, исходившего от лампы Модести. В одной руке у него был большой фонарь, в другой — пистолет. Таррант уже выбирался на тот берег. Но он по-прежнему не отрывал взгляда от того, что напоминало неплохо освещенную театральную сцену.

Сейчас Модести стояла к нему профилем, глядя на Секстона, борода которого вдруг вспыхнула золотом. Она стояла, чуть расставив ноги и откинув голову. Ее тело вдруг сделалось каким-то серебристым — очевидно, это была игра света в сталактитовом окружении. Волосы, туго стянутые сзади в пучок, сверкали, напоминая черный шлем. Если бы не мерное дыхание, она могла бы сойти за геральдическую фигуру женщины-воина.

Кровь бешено колотилась в висках Тарранта, он чувствовал, что утрачивает ощущение реальности. В этом чреве земли на него давил груз тысячелетий. Он смотрел через черное озеро на Модести, и она казалась ему ожившей мифической воительницей, дочерью Марса, в совершенстве овладевшей искусством ратных дел, излучавшей ослепительный свет. В его утомленном, страдающем мозгу вдруг послышались звуки фанфар на фоне военного оркестра… Теперь все сложности выбора, все варианты исчезли, уступив место кристально чистой альтернативе — убить или погибнуть. Модести была готова и к тому, и к другому.

На какое-то мгновение Тарранта так захватила трагическая красота мизансцены, что он начисто позабыл о том ужасе, который неизбежно должен воспоследовать. Затем он увидел, как Секстон стал наступать на фигурку из серебра. Он двигался уверенно, ни на мгновение не сомневаясь в своем превосходстве, и кровь застыла в жилах Тарранта, который вспомнил, что Модести Блейз отнюдь не мифическая героиня, но женщина из плоти и крови и потому столь же уязвима, как и все остальные. Тем более уязвима, что ей предстояло единоборство с безжалостной силой, способной дробить кости, терзать плоть, проливать кровь… И даже серебряная воительница не могла противостоять этому золотому воину.

Мистер Секстон остановился, обозрел ситуацию и довольно хмыкнул. Вместо обычного блейзера он теперь надел свитер с высоким воротом. Он наклонился, положил пистолет в выемку в камне, затем туда же отправился и его фонарь. Освободив обе руки, он вышел на ровную каменную площадку.

Она это предвидела, подумал Таррант. Она поняла, что Секстон обязательно постарается расправиться с ней голыми руками, если ему представится такой шанс. Слишком свежим было в его памяти ее оскорбление. Секстон остановился в шести шагах от Модести.

— Надеюсь, вы не хотите соблазнить меня? — с улыбкой осведомился он. — И вообще, разве вам здесь не холодно?

Она стояла безмолвная, как изваяние. Секстон сделал еще один шаг проверяя ногой поверхность площадки. Затем внезапно с той плавностью, которая камуфлировала стремительность, он двинулся на Модести.

Впоследствии Таррант, несмотря на все старания, никак не мог восстановить последовательность эпизодов той страшной битвы. Уже с первых секунд ему стало ясно, что Модести не уступает Секстону в скорости, но даже его глазомер фехтовальщика оказался бессилен зафиксировать все те приемы и контрприемы, которые демонстрировали соперники. Он сохранил лишь общее впечатление странного танца, в котором партнеры сходились и расходились, кружили и выкидывали причудливые коленца. Таррант видел, как соперники время от времени быстро выбрасывали то руки, то ноги. Однажды Секстон подпрыгнул, чтобы ударить ногой, как это принято в карате, но неудачно оттолкнулся, в результате чего чуть было не потерял равновесие, и лишь кошачья пластика помогла ему увернуться от контрвыпада Модести.

Главное, что запомнилось в те мгновения Тарранту, — это тело Модести, серебряное, с крепкими грудями и длинными ногами. Модести двигалась кругами, больше отступая, умело сдерживая натиск партнера-соперника, вместе с которым они создавали весьма гармоничный дуэт. Теперь на ее боку появилась кровавая ссадина. Это нога Секстона, проехав по касательной, оставила алый знак. Но Модести словно не обращала на это внимания. Смазка оказалась как нельзя кстати и делала свое дело. Дважды Секстону вроде бы удавалось ухватить ее — один раз за предплечье, второй — за лодыжку, когда он увернулся от удара ногой. У Тарранта от ужаса волосы вставали дыбом, но оба раза Модести посчастливилось высвободиться.

Теперь они приблизились к озерцу. Секстон находился спиной к Тарранту. Он чуть присел, раскинув руки в стороны. Затем стал наступать на Модести. И тут впервые она сама ринулась в атаку, причем с невероятной стремительностью. Она буквально бросилась ему в руки. Этот ход был столь неожиданным, даже безумным, что застал врасплох даже искушенного в ратных делах Секстона. Впрочем, он не особенно переполошился. Она оказалась так близко от него, что уже не могла ударить коленом в пах. Тут не выручало даже ее смазанное маслом тело. С легким удивлением Секстон обнаружил, что он приподнят на дюйм-другой от земли.

Секстон рассмеялся: в этой позиции он оставался в полной безопасности.

Он обхватил ее сзади обеими руками и уже вознамерился медленно, но верно раздавить. Но она упрямо тащила его дальше и дальше. Когда же наконец Секстон понял, что она задумала, было уже поздно. Они падали, не разомкнув объятий. Он успел только охнуть, когда почувствовал обжигающий холод воды подземного озера. Он оказался не готов к этому ни морально, ни физически, и в течение нескольких секунд пребывал в состоянии полной парализованности. Окунувшись в черную ледяную воду, он на какое-то мгновение ослабил захваты, этого оказалось достаточно, чтобы она выскользнула на свободу. Подавив приступ паники, он стал отчаянно молотить руками, выбираясь на поверхность, но она уже оказалась сзади. Просунув руку под его подбородок она сжала горло в захвате, который, конечно же, сломал бы ему шею, если бы не его удивительная сила. Модести стиснула ногами его ребра, отчаянно сдавливая их, все сильнее и сильнее.

На суше Секстон сумел бы освободиться от этого захвата пятью разными способами, в том числе просто применив силу. Но здесь он не мог оттолкнуться ногами, да и внезапная холодная ванна нанесла ощутимый удар по его нервной системе. Секстон прилагал огромные усилия, чтобы восстановить душевное спокойствие. Он ухватил Модести за предплечье, пытаясь нажать на нерв. Но пальцы его заскользили по смазанной маслом коже. Модести же, не теряя даром времени, ударила пяткой ему в пах, одновременно молотя вовсю второй ногой по воде, чтобы они продолжали кружение.

Вода попала Секстону в нос. Он фыркнул, потратив на это драгоценный запас воздуха в легких. Вдруг, словно взбесившись, он стал судорожно хвататься за все, что только было в пределах досягаемости — бедро, руку, плечо Модести, чтобы заставить ее ослабить хватку.

Наконец ему удалось поймать ее ступню. Он призвал на помощь все свои силы, чтобы сломать ее в лодыжке. Но в голове что-то глухо грохотало, в груди бушевал пожар. Модести вроде бы отпустила его горло. В Секстоне загорелась надежда. И тут же угасла, потому как он успел смекнуть, что, ослабив хватку, она одурачила его. Он хотел глотнуть воздуха, а глотнул воды.

После этого Модести снова стиснула его горло, чем вогнала противника в панику. Помутившийся рассудок Секстона вопил, что его одурачили, а не победили. Последнее, что он испытал, было всепоглощающее чувство ненависти, которое погребло под собой даже страх смерти.

Модести почувствовала, как противник вдруг обмяк. Но она не стала ликовать: с таким, как Секстон это было бы преждевременно. Ее организм тоже отчаянно требовал кислорода, но она заставила его замолчать. Собрав все свои силы, она в последний раз стиснула массивную, но уже не сопротивляющуюся шею своего врага.

Стоя на коленях, Таррант напряженно всматривался в полутьму. Рябь на черной воде стала исчезать. Он вдруг почувствовал, как вместо чудовищного напряжения его охватывает апатия. Да, теперь все кончено. Еще недавно, когда он, сидя в лодочке, неистово греб руками, ему казалось, что холод кусает его, словно дикий зверь. Да, с такой водой шутки плохи. Модести ушла на дно, увлекая за собой Секстона. Они оба погибли…

Вдруг что-то плеснуло в десяти футах от того места, куда он всматривался. Таррант увидел, как сверкнуло на черном фоне ее серебряное тело, как судорожно вдохнула она воздух. Ее волосы растрепались, прилипли к лицу. Она откинула их назад и, трижды взмахнув руками, подплыла к берегу, где сидел Таррант.

Когда он кое-как сумел подняться и доковылять до кромки берега, она уже подтянулась и выбралась из воды на камни.

— У-у-х… У-у-х… — Тяжкое дыхание Модести отдавалось глухим эхом в пещере.

Таррант присел возле Модести, хрипло повторяя:

— Милая… Дорогая… Вам надо поскорее одеться… Здесь очень холодно…

Модести подняла голову, посмотрела на него невидящим взглядом.

— Одежда, — только и смогла выговорить она.

Когда Таррант принес ей узел с одеждой, Модести уже стояла на коленях. Она взяла нижнюю рубашку и стала вытираться ею. Вода легко скатывалась со смазки, которая помешала Секстону применить свою хваленую силу и послужила защитой от жуткого холода.

Таррант, помогая Модести обсохнуть, заметил, что ее правая рука расцарапана от плеча до локтя и кровоточит.

Теперь Модести дышала гораздо ровнее. Она надела шерстяные рейтузы, брюки, верхнюю рубашку. Таррант обратил внимание, что у нее стучат зубы и трясутся руки, но холод явно был тут виновен лишь отчасти. Когда Модести посмотрела на Тарранта, он заметил в ее взгляде нечто похожее на страх. Она позволяла страху взять верх, только когда все было позади и он никак уже не мог помешать действовать. Модести тут же подавила вышедшее из-под контроля чувство.

Она кое-как застегнула ремень, мрачно посмотрела на Tap-ранга и срывающимся голосом спросила:

— Какого черта вы еще тут? Я же сказала: уходить!

— Моя дорогая… Я не мог…

— Не могли… Г-господи, вы м-мужчины все од-динаковы… У м-меня ушло д-два г-года, чтобы вразумить Вилли делать свое дело и не мешать мне делать мое…

Таррант едва подавил в себе приступ идиотского смеха.

— Я постараюсь превзойти Вилли, — кротко отозвался он.

Ее гнев погас, и она посмотрела на него с подобием улыбки.

— Погодите. Я заберу лампу. — Она села в лодку, перебралась на ту сторону и вернулась обратно. Когда она выбиралась на берег, по воде снова пошла рябь. Снизу вдруг стало что-то всплывать. Показалась рука в свитере, потом растрепанная копна светлых волос, потом появилось невидящее лицо. Затем тело снова ушло вглубь, но Таррант успел заметить, что голова Секстона была повернута под неестественным углом. Хриплым голосом он сказал:

— Вы проявили предусмотрительность…

Модести кивнула и, выжимая волосы, сказала:

— С такими, как Секстон, иначе нельзя. Сильнее противника у меня еще не было. Я ни за что не победила бы на его поле…

Таррант только кивнул. Да, она была права. Но с другой стороны, сражение есть сражение, и обстоятельства диктуют свои условия. Секстон упустил этот важный нюанс. В отличие от Модести. Она успела заметить еще тогда, в камере, его нелюбовь к холоду, а потом блестяще использовала против него ледяное подземное озеро и смазку…

— Нет, все-таки он оказался далек от совершенства, — сказал Таррант. — Ему не хватало вашего умения использовать внешние факторы.

— Может быть. Но я не хотела бы повторного поединка. Даже здесь. Ну а как вы себя чувствуете?

— Немного шатает, но в целом гораздо лучше.

— Ну и слава Богу. Остался один трудный участок. Пятнадцатифутовый подъем. Через двадцать минут будем на свежем воздухе. Где тепло и сухо.

На самом деле уже через семнадцать минут Модести забрала из тайника спальники, рюкзаки и винтовки и провела Tap-ранга туда, где на склоне имелась уютная впадинка, окруженная кустами. На чистом, голубом небе весело сияло солнце. Несмотря на полный упадок сил, Таррант с воодушевлением взирал на отличный погожий день.

Модести велела Тарранту снять башмаки и забраться в спальник, затем достала из рюкзака шоколад, изюм и таблетки глюкозы, заставила его все это съесть, а потом дала запить бренди из фляжки.

Откинув со лба мокрую прядь, Модести виновато сказала:

— Я, кажется, взъелась на вас в пещере… После всего этого я делаюсь жутко нервной…

— Право же, — только и сказал Таррант. Он слишком ослаб, чтобы смеяться.

— Нет, вы вели себя молодцом. А теперь поспите. — Она погладила приклад винтовки и добавила: — Если к полудню никакого оживления не возникнет, можно будет двигаться. Таррант с наслаждением завернулся в спальник, чувствуя, как по телу разливается тепло от выпитого бренди.

— Мы будем спать по очереди, — проговорил он, с трудом ворочая языком. — Вам тоже надо отдохнуть, а я могу вместо вас… — Тут он замолчал и вскоре заснул.


Заброшенная дорога шла возле горного склона. С одной стороны ввысь поднималась каменная стена, с другой начинался обрыв футов в пятьдесят. В одном месте стену прорезало небольшое ущелье. Стоял тот погожий апрельский день, когда с самого утра бывает тепло и солнечно.

Вилли Гарвин, остановившись у края дороги, там, где на нее выходило ущелье, к чему-то прислушивался. Леди Джанет стояла на одной ноге, Квинн поддерживал девушку за талию. Запылившиеся волосы Джанет липли ко лбу. Брюки на бедрах потемнели от пота, выступившего на спине Вилли. Башмаки Квинна были в грязи и царапинах от камней, а брюки порваны на коленях. Он произнес с отчаянием в голосе:

— Они смекнут… Они смекнут, что мы не могли забрать и Тарранта. Они догадаются, что она ушла с ним через шахту. Этот бугай американец — подлец и маньяк, но у него звериный нюх… Его не обхитришь.

— Заткнись, я слушаю, — перебил его Вилли. Но вокруг стояла тишина. Нигде не гудел мотор машины. Вилли расслабился лишь на мгновение: только через полмили обрыв перейдет в обычный склон и можно будет спуститься в долину. Им предстояло пятнадцать минут продвигаться по совершенно открытой местности, где укрыться было негде.

— Ладно, в путь, — сказал Вилли своим спутникам. — Чем быстрее пройдем это гиблое место, тем лучше.

— Тебе что, наплевать? — вдруг спросил Квинн.

— На что?

— Не на что, а на кого! На Модести! Они же ринутся за ней, сволочи…

Вилли повернулся к Джанет, чтобы она смогла ухватиться за него, и поднял ее себе на спину. Его одолевала усталость, плечо ломило, но он терпеливо произнес:

— Хватит распалять себя, дружище. Ты то и дело вытаскиваешь свои горести из заплечного мешка и льешь на них слезы. Я начну волноваться за Модести, когда смогу что-то для нее сделать. А теперь заткнись.

— Не сердись, Вилли, — устало сказала Джанет. — Я тоже все время думаю о ней. И об этом пожилом джентльмене. Мы-то в безопасности, а они…

— Надеюсь, ты окажешься права. Пошли.

Они вышли на дорогу. Вилли сразу задал резвый темп.

Примерно в полумиле от них Токуда устроился на скале и пристально смотрел в бинокль. Затем он быстро соскочил вниз на дорогу, где стоял «ситроен». За рулем сидел полковник Джим, рядом с ним Клара, сзади Да Круз и Муро. Клара и Да Круз держали в руках пистолеты, у полковника Джима на поясе в кобуре покоился «кольт» сорок пятого калибра. В замке остался только Меллиш.

Первой услышала шум вдалеке Джанет. Как раз в этом месте дорога расширялась настолько, что две машины свободно могли разъехаться. Когда-то здесь обрыв был огорожен колючей проволокой, но теперь от ограды остались лишь ржавые железные колья.

— Вилли, по-моему, это машина, — сказала Джанет.

Они остановились, прислушались. Джанет покачала головой.

— Теперь вроде тихо, но горы порой выкидывают фокусы. Я слышала шум мотора сзади.

Вилли оглянулся. Он понимал, что Джанет, скорее всего, права. Полковник Джим или Секстон, конечно же, организовали преследование. Но теперь уже было поздно возвращаться к ущелью.

Вилли почувствовал, как его охватывает отчаяние. Он стал быстро осматривать окрестности, чтобы найти хоть что-то, что можно было бы использовать к своей выгоде. Дорога расширялась в шестидесяти футах от поворота. Вилли подскочил к одному из железных кольев и начал неистово расшатывать его в земле. Квинн подвел Джанет к большому камню и усадил на него. Она взяла его руку и посмотрела на Вилли. Квинн глухо прошептал:

— Что он делает?

— Не знаю. — Ее голос задрожал. — Но что-то явно придумал. Скоро мы все поймем.

— Они жутко находчивы. Но я просто не понимаю… — Квинн осекся. Они увидели, что Вилли уже выдрал из земли этот столбик, который с одного конца был заострен, затем встал посреди дороги, держа его в правой руке, чуть опустив на плечо.

Машина гудела уже гораздо громче. Повороты она преодолевала на третьей скорости, но довольно быстро. Вилли чуть приподнял своеобразное копье. Судя по звуку, машина должна была вот-вот выйти из-за поворота. Выждав еще пять секунд. Вилли бросился ей навстречу, причем в последние мгновения он изменил разбег и продвигался боком. Квинн понял, что именно так разбегаются метатели копья на спортивных соревнованиях. Впрочем, Вилли держал свой снаряд чуть иначе, но на этот раз точность была гораздо важнее дальности броска.

Как только машина выскочила из-за поворота, Вилли прицелился и метнул снаряд, вложив в бросок все свои силы и сноровку. У Вилли имелось множество талантов, но мало кто мог сравниться с ним в искусстве метания предметов. «Копье» полетело по блестяще вычисленной низкой траектории. Расстояние между Вилли и автомобилем составляло тридцать ярдов, когда «копье» отправилось в свой полет, а когда врезалось в ветровое стекло, эта дистанция сократилась до двадцати ярдов. В эти доли секунды Вилли успел заметить на переднем сиденье Клару, а рядом, за рулем, полковника Джима.

Шестнадцатифутовое «копье», убойная сила которого резко возросла оттого, что машина двигалась ему навстречу, пронзило грудь полковника Джима, спинку сиденья и ухитрилось еще ударить в грудь Да Круза.

Ветровое стекло разлетелось на мелкие кусочки, но машина продолжала ехать по прямой. Вилли, чуть пригнувшись, выжидал, когда «ситроен» свернет. Увидев, что машина сворачивает в сторону скалы-стены и правое колесо вот-вот заденет его, Вилли прыгнул, перемахнув через надвигавшееся на него крыло. Когда он встал на ноги, морщась от нового приступа страшной боли в плече, то услышал противный скрежет металла о камень. Оглянувшись, Вилли увидел, что машина, ударившись о стену, отскочила к противоположной стороне дороги, а затем перевалилась через край обрыва.

Еще немного, и долина наполнилась жутким грохотом, который был еще усилен эхом. Когда Вилли подошел к краю обрыва и глянул вниз, «ситроен» все еще катился по камням, с грохотом переворачиваясь. Потом вспыхнуло пламя, ухнул взрыв. Несколько секунд Вилли смотрел, не испытывая никаких чувств. Изуродованный автомобиль застыл внизу. Все пассажиры остались внутри.

Вилли взглянул на дорогу, вспомнив какое-то дополнительное движение, уловленное его боковым зрением, когда «ситроен» мчался на него. На дороге валялся пистолет Стечкина. Кто-то держал его наготове, возможно, выставив в открытое окно.

Вилли поднял пистолет, потом двинулся туда, где стоял Квинн, поддерживая Джанет. Они кое-как доковыляли до края обрыва и теперь не отрываясь смотрели вниз на горевшую машину. Когда Вилли подошел, обе головы как по команде повернулись в его сторону, в их взглядах смешались ужас и облегчение.

— А кто там был? — хрипло выдавил из себя Квинн.

— Спереди полковник Джим и Клара. Сзади еще двое или трое…

— Неплохо, Гарвин, — сказал Квинн и издал хриплый звук, отдаленно похожий на усмешку. — Очень даже неплохо. Она не зря говорила, что с тобой не пропадешь…

— Все в порядке, милая? — спросил Вилли, глядя на Джанет.

Она перевела лихорадочно блестевшие на грязном и потном лице глаза с полыхающего пламени на него и сказала:

— Я не стану посылать цветов на похороны пассажиров. Только хотелось бы, чтобы Секстон оказался в их числе.

— Какие вы крутые в Шотландии, миссис Гиллам, — усмехнулся Вилли. — Ну да ладно. Пора вам опять на закорки.

Двадцать минут спустя, когда они уже спустились в долину, над горами застрекотал вертолет — «алуэтт». Он пролетел слева от них на высоте трехсот футов, а затем стал делать виражи.

Вилли посмотрел вверх, затем на долину, приметил довольно ровный участок, где вертолет, скорее всего, мог бы совершить посадку. Затем он показал кивком головы на груду камней в сотне ярдов от них. Спотыкаясь, они добрались до укрытия, где Вилли спустил Джанет на землю.

— Ты думаешь… — начал было Квинн, снова помрачнев.

— Нет, — покачал головой Вилли, осматривая пистолет. — Скорее всего, человек по имени Фрейзер заволновался и начал действовать. Но на всякий пожарный случай, если вдруг полковник Джим вызвал подкрепление, надо поберечься. Они считают, что мы не вооружены, и тут неплохое укрытие. Правда, я не великий мастер стрелять из этих штучек, но когда они подойдут поближе, я сумею преподнести им сюрпризец.

Вертолет приземлился, подняв небольшое облако пыли в двухстах ярдах от укрытия. Вскоре мотор стал стихать. Из машины вышли двое. Один был в бронежилете и с автоматом. На другом был темный строгий костюм.

Когда эти двое немного приблизились, Вилли расхохотался и, выйдя из укрытия, замахал рукой.

— Да. Фрейзер действительно поднял тревогу, — сказал Вилли, — это Рене Вобуа.

Джанет вытерла лоб грязной рукой.

— Правда все кончено? — осведомилась она.

— Надо только забрать Модести и Тарранта, — отозвался Вилли, глядя на Вобуа.

— Надеюсь, они в порядке… — Джанет медленно и глубоко вздохнула, а затем продолжала с чуть рассеянными интонациями: — Мне всегда хотелось узнать… как вы с ней действуете. Вот и узнала, на своем горьком опыте. И вот что я еще скажу. Боже упаси вам снова угодить в такой переплет, но если вам не усилится на месте, что ж, я тебя не стану ревновать. Эта сторона Вилли Гарвина может безраздельно принадлежать Модести Блейз.

Квинн, поддерживавший ее за талию, буркнул:

— Присоединяюсь. — Он коснулся рукой ее лица, повернул к себе и легко поцеловал в щеку. — Если кого-то это интересует, то я лично убежден: вы просто великолепны. В общем, когда он опять ускачет с Модести, вам стоит только свистнуть, и я окажусь рядом.

Она посмотрела на Квинна с лукавой улыбкой.

— Эх, если бы вы были чуточку постарше, а я не такой однолюбкой.

Рене Вобуа, преодолев наконец двести ярдов, остановился возле Вилли. Вид у него был недовольный.

— Вы отдаете себе отчет, что находитесь на французской территории? — спросил он. Интонации были сухими и почти враждебными.

Вилли хмуро посмотрел на него, потом повернулся к Джанет.

— Леди Джанет, позвольте представить вам нашего старого друга Рене Вобуа. Мсье Вобуа, это леди Джанет Гиллам и мистер Генри Квинн.

Рене Вобуа испепелил его взглядом, но учтиво поклонился Джанет и Квинну.

— Леди Джанет, мистер Квинн, я очень рад, — произнес он.

Он собирался сказать что-то еще, но Вилли опередил его:

— Мы действительно находимся на французской территории. И вы, французы, очень странно встречаете туристов. Это просто стыд и срам! Мы приехали, чтобы немножко полазить по пещерам — и на тебе! — оказываемся в замке, где с нами вытворяют черт знает что какие-то бандиты. Давно со мной такого не случалось. Право, Рене, вам следовало бы…

— Не случалось ли вам обнаружить в замке нашего старого друга Тарранта? — язвительно осведомился Вобуа.

Вилли сначала изобразил удивление, затем как ни в чем не бывало кивнул:

— Уж не знаю, как вы догадались, но мы его там действительно обнаружили. Потрясающее совпадение!..

— Ладно, Вилли. Я уже достаточно наслушался баек Фрейзера. Но это моя работа, и я на вас очень сердит.

— Черта с два, — усмехнулся Вилли. — Вы кипятитесь только потому, что волнуетесь за Модести и Тарранта.

— Чепуха!

Леди Джанет заговорила весьма учтиво, но с ледяными нотками:

— Мсье Вобуа, вы, я полагаю, не новичок в таких делах. Но если бы вам случилось оказаться в положении сэра Джеральда, скажите, положа руку на сердце, кого вы пожелали бы видеть в роли своих спасителей?

Вобуа красноречиво вздохнул, и в его глазах появились добродушные искорки.

— Простите, если я умолчу, леди Джанет.

— За замком наблюдают, Рене? — спросил Вилли.

— Да, весьма ненавязчиво.

— Передайте вашим ребятам, что они могут спокойно в него войти. — Он посмотрел туда, где еще дымились останки «ситроена». — Только вряд ли они там многое найдут.

— Сейчас свяжусь с ними по рации, — сказал Вобуа. — Но все-таки где она? — Нетерпеливо воскликнул француз. — И где Таррант?

— Я покажу, где они могут быть. Вы нас готовы подбросить на вашей вертушке?


Таррант открыл глаза. Солнце заливало долину теплом и светом. Тело Тарранта болело, суставы ломило, но впервые за это время на душе у него воцарилось спокойствие. Он повернул голову.

В двух шагах от него Модести, привстав на колени, осматривала долину в узкую щель между камнями. В одной руке у нее была винтовка. Во рту торчал стебелек травы, который она машинально пожевывала. Жаркие лучи солнца заставили ее закатать рукава рубашки, ворот был распахнут. Таррант не мог оторвать от нее глаз: Модести не просто вела наблюдение. На ее лице было удовольствие, словно она впитывала в себя все, что открывалось ее взгляду. Она чуть повернула голову, и их взгляды встретились. Она вынула изо рта стебелек и коснулась им камня. Таррант увидел, что по камню ползет жук, которому она и предложила травинку.

— Доброе утро, — сказал он, приподнимаясь на локте.

Она чуть удивленно посмотрела на него, не пытаясь привести в порядок свою одежду. Таррант понял, что она вовсе не выставляет себя напоказ. Просто ей и в голову не пришло, что сейчас это имеет какое-либо значение, особенно после всего случившегося.

— Привет, — ответила Модести. — Почему вы так рано проснулись? Вы спали только час.

Ее правая рука была вся в синяках от пальцев Секстона. Это зрелище заставило Тарранта поморщиться.

— Но вы и вовсе не спали, моя дорогая.

— Не беда, — улыбнулась Модести. — Я любуюсь этой красотой, — и она обвела рукой долину.

Таррант кое-как выбрался из мешка и встал, потирая рукой чисто выбритый подбородок. Он тоже посмотрел на долину, и вдруг его охватило чувство ликования, такое мощное и внезапное, что у него просто захватило дыхание. Он понял, что имела в виду Модести, и взял ее за руку.

Его кровь вдруг забурлила, словно шампанское. Не то чтобы усталость и боль как рукой сняло, но, во всяком случае, это все отступило на задний план. От переполнявших его светлых чувств у Тарранта закружилась голова, и он вдруг рассмеялся.

Все кончилось благополучно. Кошмары ушли в прошлое, и он остался жив. Камера, наркотики, грязь, монологи Клары, встречи с безжалостным мистером Секстоном — все кануло в Лету.

Он с удивлением смотрел на ландшафт. Долина не отличалась красотой: в ней было слишком много безжизненного камня и почти не имелось растительности. Но весна брала свое, и в расселинах между скалами пробивалась новая трава. Тощие кустарники покрылись маленькими зелеными листиками. Насекомые деловито жужжали вокруг, а в голубом небе стояло золотое солнце.

— Неплохо, правда? — сказала Модести, и Таррант молча кивнул.

Она стояла и смотрела на долину, словно видела ее впервые. Несмотря на темные круги под глазами, ее лицо сделалось совсем юным. Таррант чувствовал, что сейчас они видели и ощущали мир одинаково. Конечно, этот момент вот-вот пройдет, но он знал, что был заново рожден черным чревом подземелья и теперь получил возможность посмотреть на мир словно впервые. Это чувство было ни с чем не сравнимо, и он прекрасно понимал, что никогда не станет таким, как был до всего случившегося. Испытывая необычайное волнение, он произнес:

— Просто потрясающе.

Его не испугал гул вертолета, внезапно появившегося над хребтом. Когда Модести коснулась его рукой и опустилась на колено, он последовал ее примеру. Она потянулась к рюкзаку и, пока вертолет снижался над долиной, сменила в автоматической винтовке обойму.

— Полковник Джим мог вызвать подкрепление, но все же… — начала она, но осеклась. В открытой двери машины она увидела фигуру Вилли Гарвина, который медленно махал рукой. Она с облегчением сказала: — Значит, им удалось уйти… Вилли машет мне, чтобы я не ошиблась. Он-то знает, что у меня есть обойма с зажигательными патронами.

Они опять встали, и Модести замахала винтовкой.

— Вилли — молодец, — сказала она. — После меня это самый осторожный человек, кого я только знаю.

Таррант покосился на нее и увидел, что она говорит на полном серьезе. Он взял ее за руку и засмеялся.

Глава 15

Ранним майским утром, примерно в половине шестого, Таррант вынул штепсель электробритвы из розетки в своем кабинете министерского здания на Уайтхолле, провел рукой по подбородку, надел пиджак, поправил галстук.

Десять минут спустя водитель доставил его к Керзон-гейт, и он пошел пешком через Гайд-парк. Солнце только-только встало, и было по-утреннему свежо, хотя и не холодно. Таррант был в отличном настроении и наслаждался прогулкой, которая через полчаса должна была закончиться у его дома.

Месяц назад Модести Блейз вытащила его из заточения в замке Лансье. Потом он провел две недели в клинике доктора Жоржа Дюрана, проходя восстановительный курс терапии, а потом еще две недели набирался сил в особняке Модести к западу от Танжера. Там она жила, когда еще руководила Сетью. Особняк стоял на горе и выходил на пролив. Там Таррант отдыхал под попечительством дворецкого Модести по имени Мулей.

Она прислала ему цветы в клинику и прилетела на один день в Танжер. Поначалу ему показалось странным, что ни она, ни Вилли не торопились вступать с ним в контакт, но вскоре он все понял и испытал чувство признательности. Пережитое дало реакцию, и он временами испытывал вроде бы ничем не спровоцированные дрожь, озноб и даже плакал. Но это все прошло, и теперь он чувствовал себя как в тот день, когда они вышли из пещеры в долину, любуясь горами и небом, только не испытывал тогдашних физических мучений.

Во время пребывания в клинике Таррант трижды начинал и бросал сочинение благодарственного письма Модести: слова, будучи занесенными на бумагу, делались каким-то фальшивыми. Ему хотелось оказаться в ее обществе, чтобы по выражению его лица она могла понять, какие чувства переполняют его. Он помнил, какую радость доставило ему ее появление в танжерском доме, когда он уже совсем оправился от травм и потрясений.

Когда настал момент объяснений, она выслушала его внимательно, не перебивая, не отмахиваясь, и лишь в глазах ее поблескивали искорки. Затем, когда он умолк, Модести сказала:

— Отлично. Ну вот, с сердца у вас свалился камень. А теперь у меня для вас есть кое-какие сообщения и послания.

— Минуточку, — перебил он ее, сунув руку в карман. — Камень еще не свалился. У меня приготовлен маленький презент, моя милая Модести. Вы сами понимаете, как мне было непросто найти что-то подходящее для молодой особы, у которой есть все, что только душе угодно, и потому я решил, что будет уместен этот небольшой сувенир…

В коробочке, которую он вручил ей, лежал браслет с золотым брелоком на тяжелой цепочке. Мулей отвез Тарранта к золотых дел мастеру, который за три дня сделал по его заказу этот браслет.

— Какая прелесть, — сказала Модести, извлекая браслет из коробочки. — Это барабанчик, да? Нет, погодите… Тут есть крышечка и еще маленькая ручка… Боже, это же золотая баночка со смазкой.

— Смазки внутри нет, — заметил Таррант. — Надеюсь, в ней больше не возникнет нужды.

Модести встала и подошла к окну, чтобы как следует рассмотреть брелок. По поверхности цилиндрика были выгравированы слова: «С любовью — Дж. Т.». По лицу Модести разлилось прямо-таки детское удовольствие. Она подошла к креслу, наклонилась и поцеловала Тарранта в щеку со словами:

— Какой вы замечательный человек, сэр Джеральд. Спасибо.

— Я надеюсь, что именно этого вам не хватало.

— Разумеется.

— Хорошо, но вы говорили о каких-то посланиях и сообщениях…

— Да. Во-первых, Фрейзер и Вобуа попросили своих португальских коллег зачистить тот конец рэкета с шантажом, который вел к By Смиту. — Модести села и продолжила: — Это значит, что все шантажируемые вскоре получат уведомления о том, что от них более не ждут никаких взносов на соответствующий благотворительный счет. By Смит изобразил праведное негодование в связи с тем, что его банк якобы так страшно подставили, и оказывает самое активное содействие властям. Это первое. Теперь Квинн попросил меня поблагодарить вас за письмо, которое вы ему прислали. Он также просил сказать, что он не столько помогал, сколько мешал. Это вовсе не так, но тем не менее я передаю его слова. И леди Джанет также просила передать вам свои наилучшие пожелания.

— Не говорите только, что у вас нет для меня ничего от Вилли.

— Вилли воспылал к вам лютой ненавистью. Он говорит, что вы хоть и видели тот мой поединок с Секстоном, но вряд ли что-то поняли. Он безутешен, что не присутствовал при этом сам.

— Ему хорошо рассуждать теперь, когда он знает исход. Но тогда он просто умер бы тысячу раз за те несколько минут, как это случилось со мной.

— Самое смешное, что леди Джанет и Квинн тоже жалеют, что не оказались в той сталактитовой пещере. Но их, в отличие от Вилли, не интересуют технические моменты. Они просто были бы рады увидеть, как Секстон получил по заслугам. До чего кровожадными, оказывается, бывают порой милые и в общем-то мирные люди…

— Секстон был плохой человек. Но их желание носит, скорее, теоретический характер. В таком зрелище нет ничего приятного. Оно не приносит удовлетворения… Разве что какое-то облегчение.

— Вот у меня и все. Ах да, Вилли все-таки просил кое-что вам передать. Он сказал, что для нормального мужчины на последней стадии выздоровления нет ничего лучше, чем симпатичная понимающая женщина…

— Модести!

— И еще он добавил, что вы, конечно же, прикинетесь шокированным, и попросил меня запретить вам говорить что-то вроде «в мои-то годы». Он полагает, что в вашем случае особенно хороша зрелая француженка, и если вы полагаетесь на его выбор, он готов познакомить вас…

— Негодный сводник!

Вспоминая это теперь, в пустом Гайд-парке, Таррант улыбнулся. Да, слова Вилли оказались пророческими. В последние дни выздоровления он не раз сетовал на себя за то, что отнесся к совету Вилли слишком уж пренебрежительно.

Таррант шел по парку, весьма довольный новой жизнью. Он чувствовал себя теперь лет на десять моложе, чем тогда, полтора месяца назад, на той самой конференции НАТО. Когда его отдых подходил к концу, ему уже не терпелось поскорее снова приняться за работу, что он вскоре и сделал. Рвение шефа сильно удивило Фрейзера. Вчера в секции Д возник небольшой кризис, и Таррант работал допоздна, после чего урвал несколько часов сна на раскладушке. Но сейчас он чувствовал себя отлично.

Там, где тропинка делала поворот, стояла скамейка. Таррант сел и вынул коробку с сигарами. Он ни разу не закурил за ночь и не мог припомнить, когда последний раз курил сигару в шесть утра, но сейчас он как раз собирался это сделать. Он тщательно стал раскуривать «Панч-панч кларо». Ее аромат отлично сочетался со свежим утренним воздухом.

Из-за поворота уходившей вверх тропинки послышался голос:

— Ну-ка, Квинн, приналяг. Опусти голову и поддай жару.

На это другой голос, задыхаясь, ответил:

— Ты весишь целую тонну, Вилли. Или же она из свинца.

На верхушке небольшого холма появилось причудливое сооружение из нескольких досок и на четырех колесах. К двум передним колесам была прилажена веревка в виде вожжей, чтобы можно было рулить. Когда-то давно в таких тележках катались дети в бедных кварталах Лондона…

Спереди ехала Модести Блейз. За ней устроился Вилли. Его ноги были вытянуты к передним колесам. Модести сидела, подобрав ноги, отчего ее длинное белое с золотом платье сильно сбилось. На плечах у нее была норковая накидка. Квинн толкал тележку сзади. И он, и Вилли были в смокингах. Наконец Квинн выпрямился, и тележка медленно покатилась вниз по склону. Рядом с Квинном возникла леди Джанет в салатовом брючном костюме, который отлично сочетался с ее каштановыми волосами.

Таррант встал, приподнял шляпу и отсалютовал зонтиком пассажирам тележки, которая приближалась к нему. Вилли прижал подошву к одному из колес, тележка свернула и остановилась возле скамейки Тарранта.

— Что вы тут делаете в столь ранний час? — удивленно осведомилась Модести у Тарранта.

— Кое-кому из нас приходится работать, моя милая. Вы случайно не обменяли ваш «Роллс-Ройс» на это чудо техники?

— Нет. Венг ждет в нем у Квинс-гейт. Когда мы проезжали Олд Вик, то увидели игравшего мальчишку, и Вилли приобрел у него тележку.

— Пришлось истратить два фунта, — сказал Вилли. — Парень был взрослый, лет восьми, и торговался круто.

С холма под ручку спустились Квинн и леди Джанет. Таррант склонился над ее рукой со словами:

— Что вы тут празднуете?

— Провожаем вот его. — Леди Джанет кивнула в сторону Квинна. — Завтра он отправляется в Штаты, где ему нашлась работа в авиации.

Таррант с трудом узнал в этом человеке того бледного с воспаленными глазами паренька, с которым познакомился в замке Лансье. Сейчас Квинн выглядел гораздо старше и солиднее. Он улыбнулся и сказал:

— Как поживаете, сэр Джеральд?

— Просто отлично. Желаю удачи на новом поприще.

— Дайте мне годик-другой, и я, пожалуй, верну Британии ее американские колонии. Мы веселимся и ликуем. Премьера новой пьесы Стоппарда, потом обед в «Гавроше», потом экскурсия по ночным клубам. Вам не случалось бывать в казино с этими двумя мошенниками? — Он показал на Вилли и Модести.

— Мне приходится очень тщательно подбирать себе товарищей. Значит, в казино вы и закончили праздник?

— Они назвали это «Прощальная гастроль Квинна», — ухмыльнулся Квинн. — Начали с десятки и стали обрабатывать играющих в блек-джек, словно члены синдиката… Фантастика, правда, Джен?

— Мы выиграли триста восемьдесят семь фунтов, — с улыбкой сообщила та, — причем Вилли клянется, что они не жульничали, а просто проявили тонкое понимание ситуации.

— В блек-джеке не очень-то сжульничаешь, — отозвался Таррант, — а потому он впервые сказал правду, леди Джанет. — Он повернулся к Модести и строго сказал: — Да будет вам известно, что у вас видны трусики.

— Что за выражения, сэр Джи! — обиженно воскликнул Вилли. — Вы меня удивляете!

Модести покачала головой, потом сказала:

— Его не останавливает ничто. Если бы ты знал, Вилли-солнышко, на что он способен, если под рукой есть банка машинного масла и голая девушка, ты бы просто ахнул.

Когда-то этих слов было бы достаточно, чтобы Таррант залился краской, но теперь все было иначе. Он стал новым человеком.

— Вы пропустили любопытное зрелище, Вилли, — сообщил он. Потом, коснувшись зонтиком плеча Гарвина, сказал: — Ну ладно, слезайте. Теперь моя очередь.

Вилли сначала опешил, потом ухмыльнулся и слез с тележки. Таррант вручил ему сигару, зонтик и шляпу и занял его место.

— Ноги вон туда, сэр Джи, — напутствовал его Вилли. — Чтобы тормозить.

— Прошу не рассуждать, молодой человек, а лучше доставьте нас на вершину вон того холма. А потом и следующего. Я хочу проводить молодую особу к ее экипажу, — невозмутимо изрек Таррант.

— Ну-ка, Вилли-дружище, пошевелись немного! — восторженно крикнул Квинн.

Тележка стронулась с места. Таррант взял в руки веревочные вожжи, чтобы рулить. Вилли топал сзади. Квинн и Джанет двинулись под руку вниз. Он сказал:

— Спасибо за работу, но мне жаль уезжать.

— Знаю, но через год-другой вы можете вернуться. — Она чуть стиснула ему запястье. — Впрочем, все равно вы не останетесь в ее сердце навсегда. Это счастье выпало лишь Вилли.

— Да. Только сколько еще суждено им так прожить?..

— Квинн, не надо…

— Извините… Брякнул глупость… Им совершенно нет необходимости опять впутываться в нечто подобное.

— Совершенно с вами согласна.

«Впрочем, у них всегда найдутся доводы сунуться в пекло», — мрачно подумала Джанет, но вслух ничего не сказала. А вдруг надеждам Квинна суждено сбыться и они не ринутся очертя голову в очередное приключение, — а если даже и ринутся, то вернутся обратно целыми и невредимыми. Стоит ли загодя беспокоиться, что настанет этот роковой момент…

— Как у вас с кошмарами? — осведомилась она, видя, что Квинн приуныл.

— Теперь только один, — усмехнулся он. — Про Секстона.

— Но это не так ужасно, как то, что было раньше?

— Нет, конечно. Не то чтобы я избавился от чувства вины, но я перестал в нем купаться. А это уже прогресс.

— И то хорошо.

— Вы придете проводить меня, Джен?

— Конечно. Как-никак мы с вами единственные члены Ассоциации Ветеранов Замка Лансье.

— Но, кажется, мы там были не одни.

— А… те не в счет… У них нет нашего статуса любителей.

Вилли подталкивал тележку в гору с помощью зонтика Tap-ранга. Он нахлобучил на себя шляпу сэра Джеральда и курил его сигару.

— Мы все едем ко мне немножко поспать, сэр Джеральд, — сказала Модести. — Не хотите ли позавтракать вместе с нами яичницей с беконом? А потом Венг отвезет вас, куда скажете.

— С удовольствием, — отозвался Таррант и, повысив голос, произнес: — А ну-ка, повеселей, любезный. Еще немножко, и мы на вершине.

— Слушаю, ваша честь, — покорно откликнулся Вилли и, втащив тележку на холм, почтительно дотронулся до одолженной шляпы.

Тележка поехала вниз. Таррант уверенно рулил. Модести помахала рукой перед его лицом. К своему огромному удовольствию, Таррант увидел на ее запястье браслет с брелоком.

Примечание

1

Аперетив.

2

Рассказ «Спасение принцессы».

3

Камера без окон с люком, обычно под землей.

4

Открытый слоеный пирог с сыром.

5

Область американского Юга, где жители отличаются религиозностью и весьма скрупулезно выполняют предписания отцов церкви.


на главную | моя полка | | Серебряная воительница |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения



Оцените эту книгу