Книга: Гаран вечный. Том 5



Гаран вечный. Том 5

Андрэ Нортон

Гаран вечный

Том 5

Гаран вечный. Том 5

Название: Гаран вечный

Автор: Андрэ Нортон

Серия: Андрэ Нортон

Издательство: Зеленоградская книга, Амбер Лтд., Сигма-Пресс

Год издания: 1992-1997

Формат: fb2

АННОТАЦИЯ

В 1992-1997 издательствами Зеленоградская книга, Амбер Лтд. и Сигма-Пресс было выпущено 40 томов Андрэ Нортон.

Андрэ Нортон (1912-2005) - известная американская писательница.

Ею написано множество фантастических произведений, неоднородных по качеству.

Некоторые произведения Нортон вошли в золотой фонд всемирной фантастики.

В пятом томе собрания сочинений Андрэ Нортон представлены продолжение сериала «Колдовской мир» и повесть «Гаран вечный».

Кристалл с грифоном

Год Единорога

Гаран вечный

Андрэ Нортон

Том 5. Гаран вечный

Кристалл с грифоном

НАЧАЛО ПРИКЛЮЧЕНИЙ КЕРОВАНА, ЛОРДА–НАСЛЕДНИКА УЛЬМСДЕЙЛА, В ВЕРХНЕМ ХОЛЛЕКЕ

Я родился дважды проклятым. Во–первых, моим отцом был Ульрик, лорд Ульмсдейла, и о нашем роде рассказывают ужасные истории. Мой дед Ульм привел свой народ в эту северную долину, разогнал морских разбойников, основавших Ульмпорт, и ограбил одно из зданий Древних, забрав оттуда сокровище. Все знали, что это не простая драгоценность, эта вещица светилась в темноте. После грабежа не только Ульм, но и все его спутники заболели, многие смертельно.

К моменту моего рождения отец уже был немолод. До моей матери у него были две жены и дети от них. Дети — слабые болезненные создания — умирали при рождении либо в раннем детстве. Но отец поклялся иметь наследника и поэтому предпочел мою мать своей второй жене, когда ему показалось, что наследника он не дождется.

Род моей матери тоже наложил на меня проклятие. Ее звали леди Тефана, дочь Фортала из Палтендейла, имения на дальнем северо–западе. Когда мои предки пришли в эти края, там еще обитали Древние, вовсе на них не похожие. Когда–то Древние породнились с жившими на границах их владений людьми, и в результате на свет появились те, кто были людьми лишь наполовину.

Но мой отец страстно хотел иметь наследника. У Тефаны, недавно овдовевшей, уже был прекрасный двухлетний ребенок. Звали его Хлаймер. Мой отец не стал слушать разговоры о кровосмешении с чужой расой и с полным уважением приветствовал леди. Насколько я знаю, она тоже хотела соединиться с моим отцом, не обращая внимания на проклятие, которое лежало на нашем семействе за похищение сокровища Древних.

Я родился раньше срока и при странных обстоятельствах. Мать ехала в святилище Гунноры, чтобы принести ей дары и попросить легкие роды и сына.

Но после дня пути у нее вдруг наступили схватки.

Поблизости не было никакого пристанища, к тому же приближалась буря. Поэтому пришлось укрыться в месте, которого обычно избегали люди — в одном из тех странных и внушающих страх строений, что остались от Древних, владеющих Долинами задолго до того, как люди пришли сюда с юга.

Это строение прекрасно сохранилось, как и все, что было построено неизвестным народом. Древние использовали могущественные заклинания, чтобы скреплять каменные плиты. Оттого их постройки столь успешно сопротивлялись времени и погоде.

Никто не мог сказать, для чего служили эти здания.

Но на внутренних стенах были видны изображения мужчин и женщин, вернее, тех, кто выглядел, как мужчины и женщины.

Роды были очень трудными, жизнь матери висела на волоске. Когда я родился, все пожалели об этом: едва мать увидела меня, она вскрикнула, потеряла сознание и почти лишилась разума. Еще несколько недель после родов она была не в себе.

Я не походил на других детей. Мои ноги были лишены пальцев, они скорее напоминали копыта — маленькие, раздвоенные, покрытые роговой оболочкой.

Брови наклонно располагались над янтарного цвета глазами. Таких глаз никогда не было у людей. Поэтому каждый, взглянув на меня, тотчас же понимал, что надо мной тяготеет проклятие. Но я не заболел и не умер. Напротив, рос и становился все сильнее.

Однако мать моя не желала видеть меня. Говорила, что демоны подменили дитя во чреве. Когда меня приносили, мать впадала в полубезумное состояние. Вскоре она объявила, что у нее нет детей, кроме Хлаймера и моей младшей сестры Лисаны — вполне обычной маленькой девочки. В ней моя мать находила утешение.

Что касается меня, то я не жил в Ульмсдейле. Воспитывался у лесника. Отец, хоть и навещал меня, не знакомил ни с кем из родственников. Он дал мне имя известного воина из нашего рода — Керован.

По настоянию отца меня обучали владеть оружием.

Для этого отец прислал ко мне обедневшего дворянина Яго. Этот Яго долго служил моему отцу, пока не покалечился при падении с горы.

Яго был настоящим воином, мастером всех боевых искусств, которым можно обучить юношу с сильным телом и острыми глазами. Но это еще не все.

Яго знал и более тонкое искусство: повелевать людьми. Он был талантливым полководцем.

— Некогда сильный и деятельный человек, получив увечье, начал совершенно новую жизнь. Теперь он тренировал свой мозг, как раньше — тело. Нередко, просыпаясь ночью, я заставал его над куском гладкой коры, на которой он ножом вырезал планы сражений, четким почерком выписывал соображения по вопросам военной тактики, осады крепостей.

Яго много путешествовал, а в юности плавал даже по морям с сулкарами, опасными морскими грабителями, бывал в таких полулегендарных землях, как Карстен, Ализон, Эсткарп… Правда, о последней стране он говорил очень мало и становился беспокойным, когда я к нему приставал с расспросами. Он сказал только, что там заклинания и колдовство так же обычны, как у нас колосья в поле, женщины — колдуньи и держатся особняком, и все живут с оглядкой, держа язык за зубами.

Я всегда вспоминал Яго с теплотой и любовью.

.Он видел во мне просто юношу, а не монстра. Можно было забыть, что я не похож на сверстников.

Итак, Яго учил меня искусству войны — вернее, тому, что должен был знать о войне наследник. Тогда мы еще не ведали, что такое настоящая война, называя так поединки между соперничающими лордами или же сражения с бандами преступников, живущих в Пустыне. Зимой голод и холод заставляли их нападать на селения, грабить амбары, пытаться захватить теплые дома. Но война оказалась куда страшнее, и люди хлебнули через край. Это вовсе не игра по заранее разработанным и тщательно соблюдаемым правилам, как игры на доске, которыми мы развлекались долгими зимними вечерами.

Если Яго учил меня искусству войны, то Мудрый Человек Ривал показал мне, что существуют и другие жизненные пути. У нас всегда считалось, что только женщина может постичь искусство исцеления тела и духа. Поэтому Ривал казался всем таким же странным, как и я. Его жажда знаний была необыкновенно сильна. Иногда он уходил за травами, и не только в ближайшие леса, но даже в Пустыню. Возвращался с огромным мешком за плечами, которому позавидовал бы любой странствующий торговец.

Он был родственником главного лесного смотрителя и поэтому мог свободно бродить по лесам. Люди с опаской относились к Ривалу. Но когда заболевало животное или человек мучился от неведомой болезни, всегда просили прийти именно его.

Ривал прекрасно изучил свойства всех трав, в том числе тех, о которых знал только он. Почти каждый .фермер, желающий получить хороший урожай, звал его к себе на поле и просил совета.

Но дело не ограничивалось растениями. Животные и птицы, нуждающиеся в лечении, сами приходили и прилетали к нему.

Этого было вполне достаточно, чтобы люди старались держаться подальше от целителя. К тому же все хорошо знали, что он посещает земли Древних» пытается постигнуть их тайны, которых наши люди панически боялись. Меня же, напротив, это влекло к Ривалу.

Я был, как все дети: хорошо слышал то, что говорят обо мне без меня. Слышал рассказы о моем рождении, проклятии, которое лежит на роде Ульма, слышал, что в роду моей матери течет кровь чужой расы. Доказательств долго искать не приходилось. Достаточно было посмотреться в отполированный щит Яго, чтобы увидеть свой облик — странный, необычный.

Я пошел к Ривалу, внешне гордый и независимый, но с тайным трепетом в душе. Он стоял на коленях перед растением с длинными, острыми тонкими листьями, похожими на копья, и даже не взглянул на меня, когда я подходил, но заговорил так, как будто мы целое утро провели вместе.

— «Язык Дракона», так называют его Мудрые Женщины. — Голос у него был мягкий, слегка вибрирующий. — Великолепно залечивает раны, будто языком зализывает. Посмотрим, посмотрим… Но ведь ты пришел не для того, чтобы расспросить о растениях, да, Керован?

— Конечно. Люди говорят, что ты многое знаешь о Древних.

Он сел на пятки и взглянул мне в глаза.

— Не очень. Мы можем смотреть, щупать, изучать, но их могущество… Оно недоступно для наших сетей и ловушек. Можно только пробовать, тут и там, вдруг что и получится. Они знали намного больше нас.

Мы не в силах даже понять, почему они ушли отсюда. Мы их не прогоняли, нет. Крепости, замки, святилища уже были пусты. Древние ушли задолго до появления людей.

На его загорелом лице я увидел то же самое оживление, что и у Яго, когда тот показывал хитроумный выпад мечом или объяснял, как устроить засаду. Ривал испытующе смотрел на меня.

— Зачем тебе знать о Древних? — спросил он.

— Хочу выяснить, почему я не такой, как все…

Я замолчал. Гордость не позволила мне повторить вслух то, что я слышал от других.

Ривал кивнул.

— Знания должен добиваться каждый человек, а знания о себе — тем более. Но я не могу его тебе дать. Идем.

Он поднялся и пошел к своей хижине стелющимся шагом лесного жителя. Не задавая вопросов, я двинулся следом. Так мы добрались до сказочного дома Ривала.

Я замер на пороге, не в силах пошевелиться. Никогда я не видел столько вещей, каждая из которых притягивала мой взор. В корзинах и в гнездах сидели звери и птицы, смотревшие на меня яркими глазами. Они, казалось, чувствовали себя в безопасности и не собирались прятаться. В шкафах и на полках стояли горшки, лежали мешочки с травами и кореньями; были и черепки, по всей видимости, собранные в строениях Древних.

Неподалеку от очага стояли кровать и два стула.

Комната была явно не жилой, скорее служила хранилищем. Ривал, уперев руки в бедра, отыскивал что–то на полках взглядом.

Я понюхал воздух и почуял причудливую смесь тысячи запахов. Аромат трав смешивался с запахом зверей и пищи, варившейся в котелке над огнем.

— Ты ищешь Древних — тогда взгляни сюда! — Ривал указал на один из шкафов.

Я пробрался между двумя корзинами с мохнатыми зверюшками и подошел поближе, увидев россыпь каких–то кусочков и две фигурки. Ривал сложил обломки и склеил их. В фигурках не хватало частей, но уже можно было разобрать, что это.

Может, среди Древних в самом деле жили такие существа, если только они не были плодом воображения скульптора.

Одна фигурка изображала крылатую женщину (к сожалению, без головы) и человека самого обыкновенного вида, за исключением того, что на лбу у него росли витые рога. Но лицо человека было благородное, серьезное: настоящий лорд. Была фигурка с перепончатыми руками и ногами — видимо, обитель морских глубин. Затем маленькая статуэтка женщины с такими длинными волосами, что они покрывали ее всю, как плащ. Эти фигурки Ривал постарался восстановить хотя бы частично. Еще были фрагменты утраченных скульптур: голова в короне, но без носа, глаз, тонкая рука с кольцами на пальцах… И рука, и кольца были сделаны из одного и того же неизвестного мне материала.

Я стоял и смотрел. И во мне разгоралось желание побольше узнать об этом народе. Я понимал теперь сжигающую Ривала страсть поисков, его терпеливые попытки восстановить разбитые кусочки, чтобы воочию увидеть создания Древних…

Ривал тоже стал моим учителем. Я ходил с ним по местам, которых избегали другие люди. Мы искали, обсуждали, делали предположения, в надежде, что когда–нибудь обнаружим ключ к прошлому.

Раз в месяц приезжал отец. Когда мне исполнилось десять лет, он наконец заговорил со мной серьезно. Его что–то мучило. Он был угрюм и, вероятно, хотел сообщить нечто важное.

— Ты мой единственный сын, — начал отец. Было видно, что он с трудом подбирает слова. — И ты полноправный наследник моего трона в Ульме.

— Многие считают иначе, — сказал я без вопросительной интонации, а будто констатируя факт.

Отец нахмурился.

— Тебе кто–нибудь говорил об этом?

— Никто. Я и сам все знаю, Он еще больше посуровел.

— Ты пришел к правильному решению. Я взял Хлаймера под свое покровительство, так как его мать — леди Ульма. Но он не имеет права быть поднятым на щите к трону после моей смерти. Трон принадлежит тебе. Однако меня склоняют к тому, чтобы Лисана обручилась с Роджером, твоим кузеном.

Я сразу понял, что он хочет сказать, и без колебаний спросил:

— И Роджер унаследует Ульмсдейл по праву жены?

Рука отца стиснула рукоять меча. Он поднялся и стал расхаживать взад и вперед, твердо ставя ноги на землю, как бы готовясь к отражению атаки.

— Это противоречит законам, но все вокруг жужжат и жужжат день и ночь, так что я почти оглох в собственном доме.

Я понял, что «все» — это моя мать, которая не считает меня своим сыном. Но я промолчал.

— Поэтому я хочу тебя женить, Керован. По этой свадьбе, свадьбе наследника, все поймут, что я полностью признаю твои права. Через десять дней Нолон поедет в Иткрипт. Там есть очень красивая девушка по имени Джойсана, на год моложе тебя. После женитьбы уже никто не посмеет отодвинуть тебя от престола — хотя твоя невеста не приедет до года Огненного Тролля.

Я быстро прикинул в уме — восемь лет. Это хорошо. Свадьба не имела» для меня большого значения, хотя отец считал ее делом особой важности. Я подумал (но в тот момент не отважился спросить), скажут ли девушке или ее родственникам, кого прочат ей в мужья? Я боялся встречи с будущей женой. Однако я был совсем ребенком, и все казалось настолько далеким, что об этом можно было не думать. А может, ничего и не случится и свадьбы не будет?

А через два месяца после отъезда Нолона появился отец, уже не такой несчастный и озабоченный, как раньше. Он сказал, что Нолон вернулся, и я обручен с девушкой, которой я никогда не видел и, возможно, не увижу до самой свадьбы.

Дни шли за днями, и я, поглощенный занятиями, совсем не думал о будущей жене. Все больше времени я проводил с Ривалом в поисках тайн Древних. Хотя я был поручен Яго, он не возражал против моих походов с Ривалом. Между ними была старая дружба, несмотря на то, что они разительно отличались друг от друга — как по мыслям, так и по поступкам.

Вскоре воспитатель уже не мог противостоять мне в поединке на мечах и топорах. Только в стрельбе из лука он оставался непревзойден. Он продолжал чертить карты, разрабатывать планы сражений. И хотя я не видел в этих занятиях особой пользы, но не желал обижать старика и внимательно выслушивал его рассуждения. Впоследствии полученные знания не раз спасали меня.

А Ривал, казалось, совсем не старился. Он так же, как и раньше, без устали ходил по лесам, преодолевая с удивительной легкостью большие расстояния. Я так и не постиг целиком его искусство лекаря, зато познал мир птиц и животных, перестал охотиться ради развлечения и находил удовольствие в том, что дикие звери не боятся меня.

Но самое приятное заключалось в посещении замков Древних. Ривал проникал в своих походах все дальше и дальше в Пустыню. Самым большим его желанием было найти какие–нибудь книги или свитки.

Я считал, что их вряд ли удастся прочесть, ведь никто не знал языка Древних. Ривал соглашался, однако в душе был уверен в успехе — стоит только найти книги, а уж он–то сумеет в них разобраться.

В доме лесника было два мальчика моих лет. Но мы так и не стали друзьями. Не только происхождение разделяло нас; я и сам старался не сближаться с ними. Ведь во мне было что–то нечеловеческое, и это не позволяло мне приобрести друзей. Я подарил свою дружбу только двоим — Яго, который годился мне в отцы, и Ривалу. Он мог бы быть моим старшим братом, и иногда мне этого очень хотелось!.. Я был обручен в год Змеи, Брызжущей Ядом. И чем ближе подходил к порогу мужества, тем чаще думал о предстоящей свадьбе: что если леди Джойсана, подобно матери, отвернется от меня с отвращением?

Кошмары мучили меня по ночам, и Ривал наконец с сочувствием спросил, что со мной происходит.

Я поведал ему правду о своих сомнениях в надежде, что он успокоит меня, скажет, что я вижу чудовищ там, где их нет.

Однако Ривал не стал меня успокаивать. Он долго молчал, глядя на руки, которые только что пытались восстановить разбитую фигурку, а теперь покоились на столе.

— Мы всегда говорили друг другу правду, Керован. Из всех я только тебя выбрал бы в спутники. Но разве я могу обещать, что приведу тебя к счастью? — Он помолчал. — Когда–то я тоже ждал свадьбы. Но я тоже не похож на других — не внешне, как ты, а своими привычками, мыслями. И это встревожило ту, с которой я должен был разделить Чашу и Огонь.

— Но ты же никогда не был женат! — воскликнул я.

— Да. Зато в моей жизни есть другое!



— Что же?

— Это! — и он раскинул руки, как бы обнимая все, что находилось в доме.

— Значит, со мною произойдет то же самое… — промолвил я.

Я был обручен, так как этого требовали обычаи и воля моего отца. То, что я слышал о браках, заключающихся между лордами, не обещало мне счастья.

Наследники женились, чтобы увеличить свои поместья за счет приданого невест, чтобы продолжить линию своего рода. Если впоследствии появлялись любовь и уважение, то в дом приходило счастье. Но так бывало редко.

— Поговорим о другом, — тактично предложил Ривал. — Есть одно дело, о котором я давно думаю.

— Идти по дороге!

Я вскочил на ноги, как будто намереваясь тут же отправиться в путь, чтобы открыть тайну. Эта дорога действительно была тайной.

Мы набрели на нее во время скитаний по Пустыне. Привычные нам дороги представляли собой всего лишь протоптанные кривые тропы, пригодные только для передвижения верхом.

Дорога же, на которую мы наткнулись, была вымощена тщательно подогнанными каменными плитами. Ничто не указывало на ее предназначение. Дорога начиналась примерно в полудне пути от дома Ривала и вела в глубь Пустыни — широкая, прямая, только местами засыпанная желтым песком. Дойти до ее конца было нашим давним желанием.

То, что мы решились на путешествие, полностью вытеснило у меня из головы мысли о невесте. Джойсана была для меня всего лишь именем, пустым звуком, встреча наша была еще так далека! Путешествие же должно начаться немедленно.

Я ни перед кем не отчитывался в своих действиях, кроме Яго. А он в это время года ездил в Ульм, чтобы встретиться со своими товарищами по оружию и доложить отцу, как здесь обстоят дела. Поэтому я был полностью свободен и мог делать, что хочу.

А хотел я сейчас только одного: поскорее двинуться в путь по таинственной дороге.

НАЧАЛО ПРИКЛЮЧЕНИЙ ДЖОЙСАНЫ, ДЕВУШКИ ИЗ ИТКРИПТА

Я — Джойсана из Иткрипта — была помолвлена осенью в год Змеи, Брызжущей Ядом.

Вообще–то этот год считался неподходящим для новых начинаний, и потому мой дядя, лорд Кьярт, обратился за советом к даме Лориас из монастыря Норстед. Она настолько хорошо понимала язык звезд, что к ней приезжали за консультацией издалека. Прорицательница обращалась к звездам и сказала, что брак совершенно необходим для моего счастья. Свадьба мало меня беспокоила, но из–за нее я стала центром долгих и утомительных церемоний. Под конец я настолько устала, что чуть не расплакалась.

Восьмилетнему ребенку невозможно вникнуть в думы и тревоги, владеющие взрослыми людьми. Обручение мне виделось ярким, пышным действом, но я не могла понять своей роли.

Меня разодели и украсили жемчугом и драгоценностями. Однако все мое внимание было занято тем, чтобы выполнить суровый приказ дамы Мэт и ничего не запачкать. Платье было голубое, хотя мне никогда не нравился этот цвет. Я больше любила цвета, богатые оттенками, например, цвет осенних листьев. Но голубой — это цвет невесты, и я была вынуждена следовать обычаям.

Мой жених не приехал и не выпил со мной чашу Жизни, не зажег свечу Дома. На его месте сидел человек такой же суровый, как и мой дядя. Мне запомнился ужасный шрам на его руке: я очень испугалась, когда во время церемонии он взял меня за руку. В другой руке он держал огромный боевой топор, символизирующий моего настоящего жениха. Правда, жениху нужно прожить еще по крайней мере лет шесть, прежде чем он сможет оторвать такой топор от земли.

— Лорд Керован и леди Джойсана! — прокричали гости и обнажили ножи. Лезвия засверкали в свете факелов. Гости поклялись доказывать в будущем законность этого обручения даже с помощью оружия. От страшного шума у меня заболела голова, возбуждение прошло, и я как во сне дожидалась конца празднества.

Старый лорд Нолон, представляющий на свадьбе жениха, ел со мной из одного блюда. Он то и дело спрашивал, какое из блюд я желаю отведать, но я настолько его боялась, что не могла вымолвить ни слова. Его вкус в выборе блюд совершенно не совпадал с моим. Желудок отчаянно протестовал против такого насилия, и меня едва не стошнило.

Много позже женщины уложили меня в одной сорочке на громадную кровать с балдахином. Мужчины во главе с дядей принесли этот ужасный топор и положили его рядом, как будто это был действительно мой жених. Такова была помолвка. Потом она уже не казалась мне странной: просто это было событие, с трудом поддающееся детскому пониманию.

И только топор на брачном ложе предвещал то, что со временем ждет не только меня, но и всю страну, мой родной Верхний Холлек.

После отъезда лорда Нолона жизнь вернулась в прежнюю колею. По обычаю я жила под родительским кровом, пока не достигну брачного возраста и пока мой лорд не призовет меня.

Но незначительные изменения в моей жизни все же произошли. На больших празднествах я теперь сидела по левую руку от дяди, и ко мне обращались, называя новым титулом — леди Ульмсдейла. На моей праздничной одежде теперь был не один герб, а два, разделенных золотой лентой. Слева — Грифон Ульмсдейла, сверкающий драгоценными камнями, а справа — Сломанный Меч Харба. Этот знаменитый воин основал наш род в Верхнем Холлеке и прославил его, когда победил сломанным мечом ужасного Дракона пустыни Ирр.

На именины я получала подарки от лорда Керована с приветствиями и поздравлениями. Но сам Керован как бы не существовал для меня.

Овдовев, мой дядя поручил управление замком Иткрипт своей сестре — даме Мэт. И она полностью занялась моим воспитанием. Тому–то и тому–то обязательно следовало научиться, чтобы стать хорошей хозяйкой в доме мужа. Задания дамы Мэт становились все труднее. Иногда у меня возникало желание никогда не слышать об Ульмсдейле и его наследнике, никогда не выходить замуж. Но ускользнуть от дамы Мэт и ее чувства долга было невозможно.

Я совсем не помнила дядину жену. У него почему–то не было наследника, и за годы, прошедшие со дня смерти супруги, он так больше и не женился. Я иногда думала, что дядя просто не осмеливался хоть немного принизить значение дамы Мэт. Она умело управляла замком и приносила мир и покой всем, кто жил под его сенью.

В юности (я никак не могла поверить, что леди Мэт была когда–то молодой девушкой) она была помолвлена — тоже с помощью топора, — с лордом из южных Долин. Но прежде, чем она стала настоящей супругой, пришла весть о его смерти от тяжелой болезни. Никто не знал, переживала ли Мэт эту потерю.

Но после того, как прошло время траура, она удалилась в женский монастырь в Норстеде. Жена брата дамы Мэт умерла еще до принятия монашеского обета. Когда пришло время, дядина сестра вернулась к мирной жизни, чтобы выполнять обязанности домоправительницы в Иткрипте.

Она всегда носила скромную строгую одежду и дважды в год совершала паломничество в Норсдейл.

Когда я стала старше, она стала брать меня с собой.

Вопрос о наследнике дяди еще не был решен. У него была замужняя младшая сестра, имевшая сына и дочь. Но сын уже был объявлен наследником своего отца и, следовательно, не мог являться наследником дяди.

Я была дочерью дядиного младшего брата, однако девочка не могла наследовать Иткрипт иначе, как по завещанию самого лорда. Мое приданое было достаточно богато, чтобы привлечь хорошего мужа, и дядя мог, если бы захотел (нет, это даже было его долгом!) назвать наследником моего супруга.

Я думаю, что даме Мэт хотелось бы видеть меня в монастыре, она желала бы, чтобы моя свадьба никогда не состоялась. И по правде говоря, поездки в Норсдейл мне понравились. Мой ум был пытлив от рождения, и это привлекло ко мне внимание аббатисы Мальвинны, старой и очень мудрой. После доверительной беседы она позволила мне заниматься в библиотеке монастыря.

В шкафах библиотеки хранились громадные сокровища — свитки с записями о путешествиях, о войнах, о прошлом. Эти истории всегда зачаровывали меня.

Но больше всего меня увлекали упоминания о Древних, которые правили этой страной до того, как наши люди пришли на север. Я хорошо знала, что эти упоминания сохранились искаженными. Древние ведь ушли отсюда еще до появления моих предков.

Наши предшественники встретились лишь с немногими из Древних, с теми, кто, возможно, и был оставлен, чтобы запутать наше представление об их народе.

Некоторые из Древних были связаны со злом, как тот демон, которого убил Харб. Остались еще места, в которых таилось черное колдовство; они были весьма опасны для неосторожного человека. Другие Древние заслуживали благодарности и даров. Такова была Гуннора — Мать Плодородия: ей поклонялись все женщины. Могущество Гунноры могло сравниться лишь с мощью Очищающего Огня, которому был посвящен женский монастырь. Я сама носила амулет Гунноры — зернышко, соединенное с засушенным фруктом.

Были и иные Древние — ни плохие, ни хорошие. Они не укладывались в человеческие стандарты, порой проявляли удивительную капризность: одним делали добро, другим — зло, как будто взвешивали людей на своих собственных весах.

Иногда я отыскивала в маленьком садике аббатису Мальвинну и расспрашивала о Древних ее. Она отвечала, если могла, а когда не знала ответа, то сознавалась в своем неведении. В последний раз я застала аббатису сидящей с каким–то странным сосудом в руке.

Он был сделан из тончайшего зеленого камня. На сосуде я не заметила никаких украшений, но его линии были изящны и четки: настоящее произведение искусства! На самом донышке было налито вино.

Я знала, что это вино, так как его терпкий запах ударил мне в ноздри; нагретое пальцами, оно пахло виноградом. Мальвинна медленно покачивала кубок, и вино омывало стенки. Аббатиса испытующе посмотрела на меня. Мне стало как–то неловко, и я быстро проверила в уме свою совесть: не совершила ли я каких–либо прегрешений?

— Я много раз пыталась сделать это, Джойсана, — промолвила она. — И вот сегодня утром проснулась с желанием повторить попытку для тебя. В юности у меня был дар предвидения. Действительно дар, хотя многие сомневаются в этом — те, кто боится того» чего нельзя потрогать, попробовать на вкус, услышать.

Этим даром нельзя управлять. Обладающие им не могут сами вызвать его, они должны ждать, когда он сам проявится. И сегодня, если ты хочешь, я попытаюсь использовать мой дар для тебя. Впрочем, еще неизвестно, что из этого получится.

Меня охватило возбуждение. Я слышала о даре предвидения. Им обладают Мудрые Женщины — вернее, некоторые из них. Но, как сказала аббатиса, этот дар нельзя заострить, чтобы он всегда был готов к использованию, как меч мужчины или швейная игла женщины. К моему возбуждению, однако, примешивался страх. Одно дело читать, слушать рассказы о тайном могуществе, и совсем другое — видеть его в действии и применительно к себе. Но даже страх не заставил меня сказать «нет» в ответ на предложение аббатисы.

— Встань передо мною на колени, Джойсана.

Возьми сосуд двумя руками и держи ровно.

Я сделала, как было приказано, держа сосуд, словно ветку, готовую вспыхнуть в любой момент. Затем Мальвинна наклонилась вперед и притронулась пальцами правой руки к моему лбу.

— Смотри в вино, думай, что это картина.., картина…

Голос все удалялся и удалялся. Я смотрела в кубок и видела уже не темную жидкость. Мне казалось, что я смотрю в безграничное черное зеркало, повисшее в пустоте. Оно не было блестящим, как обычные зеркала.

Поверхность черноты подернулась дымкой, из струящегося тумана постепенно возникали какие–то шевелящиеся тени. Я увидела круглый блестящий шар и в нем то, что было мне знакомо — Грифон, отливающий белым блеском.

Сначала шар был большим, занимал все зеркало.

Затем он начал быстро уменьшаться, и мне стало ясно, что он прикреплен к цепи. Цепь держала рука. И шар вращался. Грифон то обращал свой взор на меня, то отворачивался прочь.

Теперь шар стал совсем маленьким, словно отдалившись, и рука, держащая его, тоже стала уменьшаться. А вскоре в поле зрения появилось и все тело. Возникла фигура мужчины. Он смотрел куда–то в сторону, и я не видела его глаз. Незнакомец был одет в кольчугу, закрывающую горло, на поясе висел меч, а через плечо — лук.

Я не могла определить, к какому роду он принадлежит: не было эмблем. Ничего, кроме этого загадочного шара.

Затем мужчина ушел, как будто его кто–то позвал. Зеркало снова стало темным и безжизненным.

Мальвинна убрала руку с моего лба. Когда я подняла глаза, то увидела, что лицо ее побледнело. Кубок был тут же поставлен на землю, и я отважилась взять руки Мальвинны в свои.

Она слабо улыбнулась.

— Это требует очень много сил, а их у меня и так мало. Но я должна была это сделать. Скажи, дочь моя, что ты узнала?

— Разве ты ничего не видела? — с удивлением спросила я.

— Нет. Это было только для тебя.

Я рассказала обо всем, что прошло передо мною — о Грифоне, заключенном в шар, о человеке в боевых доспехах, который держал шар…

— Грифон — это герб Ульма. Может, я видела лорда Керована, с которым я обручена?

— Вероятно, — согласилась аббатиса. — И мне кажется, этот Грифон имеет большое значение для твоего будущего. Если он когда–нибудь попадет в твои руки, храни его. Вполне может быть, что в нем фокусируется могущество, которым обладали Древние. А теперь позови даму Алусан. Мне нужно что–нибудь укрепляющее. Но не говори ей, чем мы тут занимались, так как взгляд в будущее весьма интимное дело, и об этом не следует широко распространяться.

Я не сказала об этом никому, даже Мэт. Аббатиса инсценировала обычное недомогание, и в поднявшейся суматохе на меня никто не обращал внимания. Я взяла сосуд, отнесла в гостиную и поставила на стол.

Я смотрела и смотрела в него, но не видела ничего, кроме вина — ни темного зеркала, ни движущихся теней. В памяти у меня сохранилось видение Грифона; если бы я могла рисовать, то изобразила бы его в мельчайших деталях. Этот Грифон несколько отличался от Грифона на гербе Ульма. У него, как положено, были крылья и голова орла. Но задняя часть с ногами и хвостом была как у льва — зверя, которого можно встретить только на юге. Голову орла венчали львиные уши.

По верованиям нашего народа, Грифон символизирует золото, тепло и величие солнца. В старых легендах говорится, что Грифон охраняет спрятанные сокровища.

Поэтому их всегда изображали красным и золотым цветом — цветом солнца. Однако Грифон, который явился мне, был заключен в белый шар.

Вскоре после этих событий дама Мэт и я вернулись домой в Иткрипт. Но ненадолго. В год Коронованного Лебедя мне исполнилось четырнадцать лет, пора было готовить одежду и утварь для переезда в дом мужа. Через год–другой лорд Керован должен призвать меня.

Мы отправились в Тревампер — город, расположенный на стыке торговых путей. Здесь собирались все торговцы севера и предлагали свои товары. Даже сулкары — морские разбойники, весьма неохотно покидавшие царство ветра и волн, тоже приезжали в Тревампер.

Случайно мы повстречались тут с моей тетей Ислогой, ее сыном Тороссом и дочерью Унгильдой.

Тетя сердечно приветствовала даму Мэт, но я понимала, что это просто вежливость, так как сестры не любили друг друга. Леди Ислога, изобразив улыбку на лице, поздравила меня с удачной помолвкой, которая соединит наш Дом с Домом Ульма.

Когда старшие занялись своими разговорами и перестали обращать на нас внимание, ко мне подошла Унгильда. Мне показалось, что эта плотная девушка в богатой одежде смотрит на меня неприязненно. Серебряные колокольчики в распущенных волосах и прочие легкомысленные украшения не подходили к ее широкому плоскому лицу с маленьким ртом. К тому же Унгильда все время поджимала губы, словно хранила великую тайну.

— Ты знаешь, как выглядит твой жених? — спросила она.

Мне стало беспокойно под этим пристальным взглядом. Я поняла, что ей не понравилась, но не могла понять почему: мы ведь едва знали друг друга.

— Нет.

Я сразу насторожилась, как всегда, когда чувствовала враждебное отношение к себе. Но лучше узнать правду сейчас, чем тревожиться понапрасну. Я впервые подумала о том, что раньше не приходило мне в голову. Почему Керован не прислал мне свой портрет? Обычно во время обручения вместе с топором привозили портрет жениха.

— Жаль, — в ее взгляде я прочла торжество. — Посмотри, вот мой жених, Элван из Ришдейла. — Она достала из кошелька дощечку. — Он послал мне его в подарок два года назад.

Это было лицо человека средних лет, а не юноши, И оно мне совсем не понравилось, хотя, может быть, просто художник был не очень искусен. Но было ясно что Унгильда невероятно гордится портретом.

— Кажется, это человек серьезный. — Я не смогла придумать ничего иного. Чем больше я смотрела на портрет, тем больше он мне не нравился.

Унгильда восприняла мои слова, как похвалу. Я на это и надеялась.

— Ришдейл — горная долина, там все торгуют шерстью. Мой жених уже прислал мне подарки.

Она показала на янтарное ожерелье, украшавшее шею, и затем протянула руку с кольцом в виде змеи.

Глаза змеи были сделаны из красных драгоценных камней.

— Змея — эмблема его рода. Это его собственное кольцо. Следующий осенью я поеду к нему.



— Желаю тебе счастья.

Ее бледный язычок облизнул верхнюю губу. Унгильда явно что–то хотела сказать и не решилась. Наконец она наклонила свою голову ко мне. Я изо всех сил старалась не отодвинуться.

— Мне бы тоже хотелось пожелать тебе счастья.

Спрашивать ее ни о чем не следовало, но я спросила помимо своей воли:

— А почему бы нет?

— Мы живем гораздо ближе к Ульмсдейлу. И многое.., слышали.

Она так выразительно произнесла последнее слово, что это произвело на меня впечатление. При всей неприязни, я не могла не выслушать ее.

— Что же именно?

В моем тоне прозвучал вызов. Она заметила это и наверняка получила удовольствие.

— Разве тебе не сказали, что наследник Ульмсдейла находится под двойным проклятием? Даже его собственная мать отказывается видеть его лицо с самого момента рождения. Разве тебе не сказали этого? — повторила она с торжеством. — Жаль, конечно, но я должна разрушить твои мечты об отважном юном лорде. Он — чудовище, и должен жить отдельно от людей, так как люди не могут смотреть на него без содрогания.

— Унгильда!

Резкий окрик прозвучал, как удар хлыста, и она вздрогнула, как будто ее действительно ударили. Рядом с нами стояла дама Мэт, и ярость ее была так велика, что мне стало ясно: Унгильда говорила правду или что–то очень близкое к ней. Только правда могла так вывести из себя невозмутимую даму Мэт.

Она не сказала больше ничего, но с такой злобой взглянула на Унгильду, что та отшатнулась, побледнела, вскрикнула и убежала. А я осталась на месте и встретила взгляд дамы Мэт. Во мне родился холод.

Он все рос и рос. Я задрожала.

Проклятие! Монстр, на которого отказывается смотреть собственная мать! О Гуннора! Что они сделали со мной, навязав свадьбу?

Я думала, что кричу это вслух, но я молчала. Вскоре мне удалось взять себя в руки и заговорить: медленно, стараясь, чтобы мой голос был ровным. Я решила узнать всю правду именно сейчас и здесь.

— Во имя Огня, которому ты служишь, леди, скажи: я обручена с человеком, не похожим на других людей? — я не могла заставить себя произнести «монстр».

Я думала, дама Мэт все смягчит, скажет, что это не правда… Но она молча села рядом. Лицо ее стало строгим, вспышка гнева угасла.

— Ты уже не ребенок, Джойсана. Я скажу тебе все, что знаю. Керован действительно живет отдельно от родных, но он не монстр. На род Ульма действительно наложено проклятие, а его мать родилась в северных Долинах, где, как говорят, кровь людей смешалась с кровью Древних. Но он вовсе не монстр.

Лорд Кьярт удостоверился в этом перед тем, как согласиться на обручение.

— Но почему он живет отдельно? И почему его мать отказывается смотреть на него? — Холод во мне стал таким жестоким, что я едва сдерживалась.

Но дама Мэт была искренна со мной.

— Это только из–за обстоятельств рождения. Она просто не в себе.

И дама Мэт рассказала о том, как лорд Ульма из–за проклятия не мог получить наследника от своих жен. Тогда он женился в третий раз на вдове, которая родила сына раньше времени в стенах одного из строений Древних. И мать в страхе отвернулась от ребенка, приняв его за посланца Древних. Но Керован — обычный человек. Его отец поклялся в этом великой клятвой, нарушить которую не осмелится никто.

После этого откровенного рассказа смятение мое улеглось. Затем дама Мэт добавила:

— Джойсана, радуйся, что тебе достался молодой муж. Унгильда, несмотря на свое хвастовство, вышла замуж за человека, у которого уже была жена. Он годится ей в отцы и не будет потакать глупостям молоденькой дурочки. Унгильда еще не раз пожалеет, что сменила родительский дом на жилище мужа.

Немного погодя дама Мэт снова заговорила:

— Керован — человек, с которым интересно общаться. Он не только искусен в обращении с оружием, как большинство мужчин. Лорд читает старые книги, как и ты, изучает все, что осталось от Древних. Да, таким мужем можно гордиться. Ты умная девушка, и негоже тебе слушать завистливые речи этой дурочки. Могу поклясться Огнем, что я не допустила бы твоей свадьбы с монстром!

Я хорошо знала даму Мэт, и ее слова меня полностью успокоили. И все же в дальнейшем я все чаще и чаще задумывалась о своем будущем муже.

Трудно поверить, что мать может отвернуться от своего ребенка. Не помутился ли ее разум из–за родов в здании Древних? Ведь многие жилища Древних полны черного колдовства, враждебного людям.

Ни тетя, ни ее дочь больше не подходили к нам.

Возможно, дама Мэт высказала им свое мнение о том, что сообщила мне Унгильда. Я радовалась: больше не нужно было видеть ее пухлое лицо, поджатые губы, выдерживать испытующий взгляд.

КЕРОВАН

Для большинства наших людей Пустыня была страшным местом. Там скрывались преступники, которые считали ее своим домом. Там бродили и охотники, которые были еще страшнее преступников. Они приносили из Пустыни шкуры неведомых зверей, а также золото — не самородки, а куски каких–то искореженных золотых изделий.

Приносили и неизвестный металл, который очень ценился у нас. Из него кузнецы ковали великолепные мечи и кольчуги, необычайно крепкие и неподвластные ржавчине. Хотя порой металл обладал страшными свойствами: взрывался и разрушал все вокруг. Не удивительно, что кузнецы брались за работу охотно, однако каждый раз опасались, не попал ли в их кузницу проклятый кусок.

Те, кто приносил этот металл, тщательно скрывали место его добычи. Ривал был уверен, что его выкапывали из–под земли. Видимо, какое–то строение Древних постигла катастрофа, в результате которой металл сплавился в бесформенные куски. Ривал хотел выпытать что–нибудь у некоего Хагона — торговца, который дважды проходил через наш лес. Но Хагон упорно молчал.

Поэтому не только дорога привлекала нас. В Пустыне было еще много тайн, требующих разгадки. И такое путешествие мне заранее нравилось.

Мы дошли до начала дороги к середине утра и остановились, не решаясь поставить ногу на гладкую поверхность, кое–где присыпанную песком. Здесь была первая загадка: дорога начиналась — или кончалась! — резко, как будто эту прямую полосу каменных плит обрубил меч какого–то великана. Но тогда где же ее остаток по другую сторону удара? Дорога обрывалась, и дальше не было ни следа, ни обломка.

Почему она вела именно к этому месту, где не было ничего? Конечно, вполне возможно, что разум Древних был устроен совсем иначе, и нам трудно судить об их намерениях…

— Сколько лет прошло с тех пор, как здесь ходили люди, Ривал? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Кто знает? Неизвестно даже, кто построил Дорогу: люди или?.. Но если она кончается так, то начало может быть еще интереснее.

Мы ехали на маленьких неприхотливых лошадках, привычных к езде по Пустыне; они могли преодолевать большие расстояния почти без еды и питья. На третью лошадь были навьючены наши пожитки. Оделись мы так, как одеваются торговцы металлом. Со стороны должно казаться, что мы тоже обитатели Пустыни. Ехали очень осторожно, прислушиваясь к каждому звуку. Только тот, кто все время настороже, может избежать ловушек и прочих опасностей в этом краю.

Пустыня не была пустынной в полном смысле слова, но растения здесь почти отсутствовали, трава выгорела под солнцем. Временами попадались рощи, где толстые деревья росли очень близко друг от друга.

Кое–где виднелись валуны, возвышающиеся, как колонны.

Некоторые из них были обработаны, если не людьми, то какими–то существами, использующими инструменты. Но время и непогода сделали свое дело: на камнях остались лишь еле заметные следы резца. Мы видели остатки стены, затем пару колонн, вероятно, поставленных при входе в неведомое сооружение.

Мы проезжали мимо таких мест без остановки: времени было в обрез. День стоял безветренный, кругом царила тишина, и стук копыт наших лошадей по каменным плитам разносился далеко по сторонам.

Вскоре я начал беспокойно оглядываться через плечо. Казалось, за нами следят… Преступники?

Моя рука помимо воли потянулась к рукояти меча, как бы готовясь отразить нападение. Но когда я взглянул на Ривала, то увидел, что он едет спокойно, правда, изредка посматривая по сторонам.

— Мне кажется, — я подъехал поближе к нему, — что за нами следят.

Мне пришлось поступиться своей гордостью, чтобы сказать это, но он лучше знал местность, чем я.

— Так всегда бывает здесь, в Пустыне.

— Преступники? — пальцы мои сжали рукоять меча.

— Возможно. Но, скорее всего, что–нибудь другое.

Его глаза не желали встречаться с моими, и я понял, что он не в силах объяснить. Или просто хочет скрыть свою тревогу. Я ведь был моложе его и менее опытен в таких путешествиях.

— Это правда, что Древние оставили после себя стражей?

— Что могут знать люди о Древних? — ответил вопросом на вопрос Ривал. — Хотя не исключено. Когда человек идет по дорогам Древних, ему часто кажется, что за ним следят. Однако со мной никогда ничего не происходило. Если Древние действительно оставили стражей, то они уже слишком стары и бессильны и способны только следить.

Эти слова вряд ли могли меня успокоить. Я продолжал озираться по сторонам. Ничто не двигалось в этой бескрайней пустынной местности, где пролегала дорога — прямая, словно стрела.

К полудню мы остановились, сошли на обочину, поели, напоили лошадей из бурдюков. Солнца не было, небо вдруг посерело. Но я не видел туч, которые бы означали приближение бури. Ривал, задрав голову, принюхался.

— Нужно искать укрытие, — сказал он, и в голосе его прозвучала тревога.

— Я не вижу туч.

— Буря приходит здесь быстро и без предупреждения. — Он посмотрел вдаль и показал на темное пятно впереди — возможно, развалины.

Мы поехали туда и вскоре обнаружили, что развалины находятся довольно далеко от нас. Над землей висела дымка, искажающая расстояние. Наконец мы добрались до намеченного места. И как раз вовремя, так как небо темнело на глазах. Скоро должен был наступить вечер.

К счастью, здесь можно было укрыться. Хотя эти развалины были настолько стары, что никто бы не смог сказать, что на этом месте стояло раньше, мы нашли там и более сохранившуюся часть. Среди обломков вырисовывалась часть комнаты с остатками крыши. Мы вошли туда с лошадьми и кладью.

Ветер уже свирепствовал, поднимал клубы пыли, которая забивала нам рты, глаза, ноздри. Мы с трудом успели спрятаться. Комнату скрыла плотная завеса пыли.

Вскоре над головой послышались жуткие раскаты грома, как будто какая–то могучая армия шла в бой. Ослепительная молния прочертила небо и ударила в землю где–то совсем неподалеку. Затем хлынул дождь. Он мгновенно прибил пыль. Но и это не помогло нам оглядеться, так как появилась другая завеса — водяная.

Вода ручьями бежала по выщербленному полу, и мы забрались в самый дальний угол помещения.

Лошади ржали, фыркали, косили глазами, напуганные разбушевавшейся стихией. Но я считал, что нам вполне повезло с укрытием, хотя вздрагивал и съеживался при вспышках молний.

Вскоре лошади начали успокаиваться, перестали вертеть головами, и я постепенно расслабился.

Тьма стояла кромешная, как глухой ночью, но факелов у нас не было. Хотя мы тесно прижались друг к другу, дождь шумел так, что невозможно было расслышать слова друг друга. Кричать же здесь мы не осмеливались.

Чем были прежде эти руины? Здание располагалось близ дороги и вполне могло служить таверной или казармой для патрульного поста. Кто в силах понять замыслы Древних?

Одной рукой я ощупал стену — поверхность совершенно гладкая, в отличие от внешних стен, которые были выщерблены временем. Мои пальцы не могли отыскать швов. Но как же плиты соединялись между собой?

Внезапно…

Я могу поклясться, что не спал. А если это был сон, то такой сон я видел впервые в жизни.

По дороге что–то двигалось. Я не мог ничего рассмотреть из–за плотного тумана. Различались только силуэты, напоминавшие людей.

Все они шли в одном направлении, и это было отступление, бегство. Нет, не поражение, не бегство от наседающего врага. Отступление перед какими–то обстоятельствами. Казалось, что они уходят из родных мест, где долго жили и пустили глубокие корни.

Я понимал, что путники не принадлежат к одному народу. Одни из них, проходя мимо меня, вызывали острое чувство сожаления, потери — такое отчетливое, как будто они кричали вслух. Понять чувства других беглецов было труднее, хотя они тоже были глубоки и остры.

Основная часть процессии прошла мимо. Передо мной проходили небольшие группы тех, кому, вероятно, уходить было труднее всего. Слышу ли я плач сквозь шум дождя? Скорее всего, они плачут мысленно, и их горе так подействовало на меня, что я закрыл глаза руками. По пыльным щекам потекли горькие слезы…

— Керован!

Призрачные тени исчезли. Осталась только свирепая буря. Рука Ривала лежала на моем плече. Он тряс меня, как бы стараясь пробудить ото сна.

— Керован! — в его голосе послышались повелительные нотки, и я попытался что–либо рассмотреть во мраке.

— В чем дело?

— Ты.., ты плачешь. Что с тобой?

Я рассказал ему о народе, который уходил куда–то, охваченный горем.

— Похоже, у тебя было видение, — сказал он задумчиво, когда я закончил рассказ. — Возможно, так Древние покидали эту страну. Ты никогда не пробовал себя в ясновидении? Не искал в себе проявлений Силы?

— О, нет!

Мне не нужна еще одна тяжесть, которая окончательно отделила бы меня от людей. Достаточно было проклятия, лежащего на нашем роду. Я не хотел идти по пути, по которому идут Мудрые Женщины и некоторые мужчины, вроде Ривала. И когда он предложил мне испытание, я тут же и без сомнений отказался. Ривал не настаивал. Только добровольцы могут ступить на трудный путь ясновидца, требующий более суровой дисциплины, чем путь воина. Здесь царили свои законы.

Когда буря стихла, небо снова просветлело, и мы могли двинуться дальше. В выбоинах и ямах стояла вода. Мы наполнили бурдюки, напоили лошадей досыта.

Что же это было: сон или видение? Впрочем, вскоре я уже забыл об остроте сопереживания, которая так подействовала на меня. И был рад, что забыл.

Дорога, которая прежде шла все время прямо, теперь стала описывать широкую дугу, отклоняясь к северу. Она вела все дальше в неизвестность Пустыни. Впереди в вечернем небе мы увидели темную голубую линию, напоминающую горную цепь.

Земля здесь была более гостеприимной. Все чаще попадались деревья, а не чахлые кустарники, окруженные засохшей травой. Вскоре мы дошли до моста, переброшенного через бурный поток, и приготовились к ночлегу. Ривал настоял на том, чтобы мы расположились не на берегу, а на песчаном мысе, врезающемся в поток. Вода в реке поднялась после дождя, бурные волны разбивались о прибрежные камни, обдавая нас брызгами.

Я согласился с неудовольствием, ибо считал, что место выбрано неудачно. Оно слишком неудобно из–за близости воды. Ривал почувствовал мое настроение.

— Здесь опасно, Керован. Лучше позаботиться об обычных предосторожностях.., и о необычных тоже.

— Об обычных предосторожностях?

Он показал на воду.

— Через такой бурный поток не перейдет никто.

В случае нападения нам придется защищаться только с одной стороны.

Это действительно была обычная предосторожность. Я раскидал камни, расчистив место для нас и для животных. Ривал запретил разводить костер, хотя бурная речка нанесла много топлива.

В воде была своя жизнь. Судя по мелькнувшему силуэту, здесь водится рыба громадных размеров. А может, даже и не рыба…

Мы решили выставить часового, как будто находились в окружении противника. Когда пришла моя очередь сторожить, я был настолько встревожен, что " Каждой тени видел подползающих врагов. Но потом я постарался взять себя в руки и успокоиться.

Хотя днем солнца не было видно, луна вышла во всем блеске. Яркие лучи, освещая долину, делали ее черной и серебряной — серебряной на открытом пространстве, черной в тени. Вдали слышался стук копыт, и наши лошади ржали и беспокоились. Видимо, это были их дикие собратья. Однажды донесся печальный вой, подобный вою волка, вышедшего на охоту. И что–то большое и крылатое медленно и бесшумно пролетело над нами, как бы осматривая, кто же это вторгся в его владения. Но эти звуки не были пугающими сами по себе: все знали о существовании диких лошадей, да и волки нередко забегали даже в Долины.

А крылатые хищники водились повсюду.

Нет, вовсе не звуки тревожили меня. Меня тревожило то, чего я не слышал. Я был уверен, что в этой черно–серебряной долине скрывается кто–то или что–то, кто следит за нами и слушает наши разговоры. Только я никак не мог решить, добро это или зло.

Утро и солнце разогнали все мои страхи. В дневном свете открытая пустынная долина вовсе не была жуткой. Мы переехали мост и двинулись по дороге дальше к заметно приблизившимся горам.

В полдень мы добрались до подножия гор. Их вершины были остры, как ножи. Дорога сузилась до того, что по ней можно было проехать одновременно только двоим, и часто петляла, спускалась вниз и поднималась наверх. Казалось, что те, кто прокладывал дорогу, следовали по самому легкому маршруту в этом лабиринте гор.

Древние и здесь оставили свои следы. На каменных плитах мы видели много высеченных лиц.

Некоторые из них напоминали человеческие, но иногда попадались физиономии каких–то чудовищных существ. Кое–где встречались высеченные надписи, и Ривал терпеливо срисовывал их.

Хотя никто не мог прочесть письмена Древних, Ривал надеялся, что когда–нибудь ему удастся это сделать.

Он потратил так много времени на копирование, что полдень застал нас в узком ущелье. Решив отдохнуть, мы устроились под самым подбородком широкого лица, надменно смотрящего на нас из глубины утеса.

Я долго изучал его. Чем больше я вглядывался, тем более знакомым казалось мне это лицо. Хотя я не мог сказать, кого оно напоминало.

И хотя мы были со всех сторон окружены причудливыми изображениями, ощущение слежки пропало. Впервые за все время нашего путешествия настроение мое улучшилось.

— Почему здесь столько наскальных рисунков? — спросил я. — Чем дальше, тем их становится больше.

Ривал прожевал кусок хлеба и ответил:

— Возможно, мы приближаемся к очень важному месту — часовне, святилищу или даже к городу. Я годами собирал и анализировал рассказы торговцев: никто из них не забирался так далеко по дороге.

Я видел, что он возбужден, ждет какого–то важного открытия. Самого важного из тех, что он сделал за долгие годы своих путешествий по Пустыне. Ривал быстро поел, так как нетерпение уже овладело им так же, как и мной. Мы не стали задерживаться под этим гигантским подбородком и поехали дальше.

Дорога все извивалась между холмами, изображения стали более сложными. Теперь линии образовывали замысловатые узоры. Ривал остановился перед одним из них.

— Великая Звезда! — он был охвачен трепетом.

Я всмотрелся и наконец выделил взглядом пятиконечную звезду. В хитросплетении линий найти ее было довольно трудно.

— Великая Звезда? — спросил я.

Ривал соскочил с лошади, подошел к утесу и начал ощупывать глубоко высеченные линии, как бы желая, чтобы пальцы подтвердили истинность того, что видят глаза.

— Насколько я знаю, это способ вызова одного из самых Могущественных, — сказал он. — Но, кроме изображения, от ритуала ничего не осталось. Никогда раньше я не видел такого сложного рисунка. Я должен скопировать его.

Ривал достал рог с чернилами, перо, кусок пергамента и принялся за работу. Я изнемогал от нетерпения, глядя, как аккуратно и любовно рисует он каждую черточку, то и дело сверяясь с оригиналом на скале.

— Проедусь немного, — сказал я. Ривал что–то хмыкнул в ответ, не поворачивая головы.

Я двинулся вперед, повернул и…

Передо мной возвышалась каменная плита и никаких намеков на дверь или ворота.

Мощеная дорога перед этим утесом обрывалась.

Не веря глазам, я смотрел на такой резкий и бессмысленный конец нашего путешествия, на которое возлагалось столько надежд. Дорога начиналась ниоткуда и вела в тупик. Зачем же она нужна?

Я спешился и подошел к каменной громаде, тронул ее рукой. Прошел сначала в одну сторону, затем в другую, пытаясь найти во всем этом хоть какой–нибудь смысл. По обе стороны стояли колонны, как будто охраняя какой–то вход, портал. Но самого портала не было!

Я подошел к левой колонне и вдруг заметил в песке у ее подножия какой–то поблескивающий предмет. Опустившись на колени, я сначала пальцами, а затем кончиком ножа выцарапал свою находку из каменной расщелины.

Это был шар, маленький блестящий шар. Видимо, он пролежал здесь очень долго, и все же на нем не было ни единой царапины.

Внутри шара я увидел изображение Грифона, как будто сделанное искусным ювелиром — резчиком драгоценных камней. Грифон, между прочим, был гербом нашего рода. Этот, в шаре, одну ногу с когтями приподнял, а клюв раскрыл, словно хотел изречь какую–то мудрость. В шаре прямо над головой Грифона находилось золотое перекрученное кольцо, как бы звено цепи.

Я мог бы поклясться, что шар начинает светиться и даже нагревается, но тепло, исходящее от него, было мне приятно.

Я поднял шар повыше, чтобы повнимательнее рассмотреть Грифона. Глаза его были сделаны из красных камней и вспыхивали, хотя на них не попадали лучи солнца. Они как будто жили.

У Ривала я видел много странных предметов, но впервые мне попалась такая вещь — совершенно целая и неповрежденная, за исключением остатка цепи, которую легко можно было восстановить. Отдать ее Ривалу? Однако, глядя на Грифона, я ощущал умиротворяющее тепло шара, видел, что в нем скрыты мудрость и предупреждение, чувствовал, что он предназначен мне одному. Эта находка — не просто везение, шар сделан именно для меня. Но для чего? Или в моих жилах действительно течет доставшаяся от матери кровь Древних, и поэтому шар так странно мне знаком?

Я принес его Ривалу. На лице его выразилось безграничное удивление.

— Сокровище — и оно только твое, — медленно сказал он, как будто ему не хотелось этого произносить.

— Нашел его я, но оно принадлежит в равной степени нам обоим. — Я заставил себя быть великодушным.

Он покачал головой.

— Нет. Это не может быть простой случайностью.

Не зря в твоем гербе изображение Грифона.

Ривал протянул руку и коснулся левой стороны моего камзола, где красовалась голова Грифона. Он даже не стал брать шар в руки, хотя внимательно осмотрел его.

— Эта вещь обладает Могуществом. Ты чувствуешь в нем жизнь?

Я чувствовал. Тепло, которое излучал шар, нельзя было отрицать.

— Его можно использовать по–разному, — тихо проговорил Ривал, закрыв глаза. — Он может осуществлять связь между людьми, может открывать двери без ключа… Грифон будет твоей судьбой, он поведет тебя в загадочные места.

Хотя Ривал никогда не говорил о своей способности к ясновидению, я знал, что сейчас он захвачен какой–то тайной силой, которая позволяет ему увидеть будущее.

Я завернул шар в пергамент и для большей безопасности спрятал во внутренний карман камзола.

Подойдя к каменной плите, Ривал разделил мое изумление. По всему было ясно, что портал — место чрезвычайной важности. Но ведь его не было, как не было и какого–либо намека на вход. В конце концов мы удовлетворились тем, что нашли, и направились в обратный путь.

В дороге Ривал ни разу не попросил у меня шар; я тоже не доставал свою находку. Но в то же время я ни на минуту не забывал о нем. В те две ночи, которые мы провели в Пустыне, мне снились странные сны. Я забыл их, осталось только страстное желание вернуться в мой единственный дом, ибо там меня ждало дело чрезвычайной важности.

ДЖОЙСАНА

Несмотря на всю неприязнь к Унгильде, ее брат Торосе мне понравился. Этой осенью после нашего возвращения в Иткрипт он приехал с небольшим эскортом в горы. Они хотели принять участие в большой охоте, после которой наши кладовые заполнились бы на зиму соленым и копченым мясом.

Он отличался от сестры как по телосложению, так н по разуму: стройный, хорошо сложенный юноша.

Волосы его были более рыжими, чем у жителей Долин. Торосе обладал быстрым и острым умом, а кроме того, очень хорошо пел.

Я слышала, как дама Мэт говорила женщинам, что Тороссу в пору всю жизнь носить с собой рог, чтобы собирать слезы вздыхающих по нему девушек. Он же не предпринимал ничего, чтобы заслужить их внимание. Всегда был готов принять участие в мужских развлечениях — скачках, фехтовании, и был среди мужчин не последним.

А для меня Торосе стал другом, какого у меня никогда еще не было. Он обучил меня многим песням, а также подыгрывать себе на лютне. Иногда он приносил мне ветку с ярко окрашенными осенними листьями или еще что–нибудь такое же простое, но красивое.

У Торосса было мало времени для развлечений — надо было много работать, чтобы запастись пищей на зиму. Мы сушили фрукты, шили теплую одежду, штопали ту, что требовала починки.

Все больше и больше работы леди Мэт возлагала на меня.

Она говорила, что я теперь не маленькая и мне нужно набраться опыта, ведь скоро я стану хозяйкой в доме мужа. Я часто делала ошибки, но и многому училась, так как была горда и не хотела, чтобы надо мной посмеивались в чужом доме. Я чувствовала гордость, когда дядя хвалил приготовленные мной блюда.

Хотя я была целыми днями занята и даже по вечерам чинила одежду, я все же не могла выбросить из головы мысли, которые пробудила во мне Унгильда. И я сделала то, до чего могла бы додуматься только молодая девчонка. Сделала втайне от всех.

На западе нашей долины был чудесный источник.

Говорили, что если прийти к нему в полнолуние, когда луна отражается на поверхности воды, то обретешь счастье. Не вполне доверяя легендам, я тайком ушла из дому и направилась по только что сжатым полям на запад.

Ночь была холодной, и я натянула на голову капюшон. Стояла, глядя в сверкающее отражение луны и держа наготове шпильку, чтобы уронить ее в центр блестящего круга. Но вдруг изображение луны задрожало и превратилось во что–то другое. В шар! От удивления я уронила шпильку: вода снова задрожала, и видение (если это было видением!) исчезло.

От удивления я забыла заклинание, которое должна была произнести Так что все мои усилия были напрасны, счастье ускользнуло. Я рассмеялась над своей глупостью и побежала прочь от источника.

В мире, где мы жили, колдовством и заклинаниями занимались Мудрые Женщины, которые посвящали магии всю жизнь. Каждый может, если, конечно, у него есть дар, после соответствующих тренировок научиться управлять тайными Силами. Но у меня не было ни дара, ни тренировок.

Может, мне лучше не вмешиваться в эти дела?

Только… Почему я снова увидела Грифона, заключенного в шар?

Грифон… Под плащом пальцы мои нащупали вышитую на платье эмблему Грифона, герб Дома Ульма, с которым я связана торжественной клятвой. Что же представляет из себя мой жених? Почему он не прислал мне своего портрета, как жених Унгильды?

Чудовище, не иначе; Унгильде не было никакого смысла лгать мне. Наверняка в ее словах много правды.

Есть только один способ…

Из Ульмсдейла к моему дню рождения ежегодно присылали подарки. Когда они придут в этом году, я отыщу начальника каравана и попрошу, чтобы он передал мое желание жениху: мы должны обменяться портретами. Да, именно так я и поступлю!

Мне казалось, что это источник вложил такую счастливую мысль в мою голову. И поэтому я вернулась радостная и никем не замеченная.

Теперь я стала думать над выполнением плана.

Сначала нужно было подыскать подходящий футляр для моего портрета, который я аккуратно наклеила на отполированную деревянную пластинку.

Затем я сшила небольшой мешочек. На лицевой стороне красовался вышитый Грифон, а на обратной — сломанный меч. Я надеялась, что мой жених поймет эти нехитрые символы: поймет, что мое будущее Ульмсдейл, а прошлое — Иткрипт. Все это я делала тайно, ибо не хотела никого посвящать в свои планы, и не успела спрятать свою работу, когда в полдень без предупреждения вошел Торосе.

Портрет лежал на столе. Когда Торосе увидел его, он спросил:

— Чья искусная рука сделала это? Портрет очень похож на тебя.

— Аркан, писец дяди.

— И для кого же он предназначен?

Снова в его голосе прозвучали повелительные нотки, как будто он имел право требовать от меня отчета. Я была очень удивлена и даже немножко разозлилась, что он говорит со мной таким тоном. Ведь он всегда был вежлив и мягок.

— Подарок моему лорду Керовану. Скоро он пришлет подарки на мои именины, а это я пошлю ему.

Я не хотела раскрывать свои планы Тороссу, но вопрос его был слишком прямо поставлен и избежать ответа было невозможно.

— Я и забыл, что эта связь существует! Джойсана, ты когда–нибудь думала, что значит поехать к незнакомым людям, к жениху, которого ты никогда не видела?

Снова в его голосе я ощутила какую–то горечь, жестокость, которой я не могла понять… Я отложила иглу, взяла в руки портрет и мешочек, завернула их в ткань.

Мне не следовало отвечать ни «да», ни «нет» на тот вопрос, которого Торосе не имел права задавать.

— Джойсана.., существует право отказа от свадьбы! Можно им воспользоваться.

Эти слова вырвались у него помимо воли. Рука Торосса лежала на рукояти меча, и я видела, что пальцы стискивают эфес.

— И обесчестить его Дом и мой тоже? — спросила я. — Ты хочешь, чтобы меня презирали? Какого же ты обо мне мнения, родственник? Почему ты решил, что я могу так оскорбить человека?

— Человека?! — Он резко повернулся ко мне. В выражении лица и глаз была какая–то жестокости, которой раньше я не замечала. — Знаешь, что говорят о наследнике Ульмсдейла? Человек!.. О чем думал твой дядя, когда соглашался на обручение? Джойсана, никто не осудит девушку, которая откажется от свадьбы, если узнает, что ее обманули. Будь разумна, откажись от свадьбы. И немедленно!

Я встала, во мне разгорался гнев. Однако внешне я была совершенно невозмутима, ибо всегда умела скрывать свои истинные чувства. За это я должна благодарить судьбу: она дала мне превосходное оружие против злобного мира.

— Ты забываешься. Эти слова абсурдны, недопустимы! Научись сдерживать свой язык!

И я вышла из комнаты, не обращая внимания на его робкую попытку задержать меня.

Прийдя к себе, я встала у северного окна, глядя вдаль. Я дрожала, но не от холода, а от страха, который гнездился во мне уже несколько недель с момента встречи с Унгильдой.

Тогда — Унгильда, а теперь еще странные слова Торосса… Да, право отказаться от свадьбы существовало. Но оно всегда вело к смертельной вражде между Домами. «Чудовище», — сказала Унгильда. И теперь Торосе сказал слово «человек» с насмешкой, как будто его нельзя применить по отношению к моему жениху! Но ведь мой дядя не желал мне зла, он наверняка все обдумал прежде, чем дать согласие на помолвку. И дама Мэт мне торжественно поклялась…

Я тут же вспомнила об аббатиссе Мальвинне. Только с ней одной можно было поговорить об этом деле.

Мнение дамы Мэт я уже знала: Керован стал жертвой обстоятельств. В это я могла поверить с большей готовностью, чем в то, что он не человек. Ведь после клятв, которыми обменялись его отец и мой дядя, этого просто не могло быть. И я успокоила душу такими размышлениями, еще больше укрепившись в намерении послать свой портрет Керовану.

Но после этого я всячески избегала Торосса, хотя он неоднократно делал попытки поговорить со мной.

Я ссылалась на занятость, на недостаток времени и уходила прочь. В конце концов он поговорил с моим дядей и в тот же день вместе со своими людьми уехал из Иткрипта. Дядя вызвал к себе даму Мэт, а затем за мной пришел Аркан.

Дядя хмурился, и по его виду я поняла, что он очень озабочен. Когда я вошла, он помрачнел еще больше.

— Что это ты затеваешь, девочка? — закричал он, едва я появилась на пороге. — Неужели твое слово так легковесно, что ты…

Дама Мэт поднялась с кресла. Ее гнев был направлен на дядю, а не на меня.

— Сначала нужно выслушать Джойсану! — ее тихий, но повелительный голос отрезвил его. — Джойсана, сегодня Торосе пришел к твоему дяде и говорил об отказе от свадьбы…

Меня охватил гнев, когда дядя стал кричать на меня, даже не дав открыть рта.

— Он и мне говорил о том же. Но я не стала его слушать. Я сказала, что не нарушу клятву. Неужели вы меня так плохо знаете, что поверили его словам?

Дама Мэт кивнула.

— Так я и думала. Джойсана живет с тобой столько времени, а ты совсем ее не знаешь!.. Что говорил тебе Торосе, Джойсана?

— Он считает, что лорд Керован как–то связан со злом. Торосе уговаривал меня отказаться от свадьбы.

Я ответила, что мне не подобает слушать его постыдные слова, и ушла прочь. После этого я ни разу не говорила с ним.

— Отказ от свадьбы! — дядя изо всех сил ударил кулаком по столу. — Он сумасшедший? Это значит вступить в кровную вражду не только с Ульмсдейлом, но с половиной северных родов! Почему он так настаивает?

В глазах дамы Мэт появился холод.

— — Я вижу здесь две причины, брат. Первая — это его горячая кровь, а вторая…

— Хватит! Нет нужды перечислять причины глупости Торосса. Слушай, девочка! — он повернулся ко мне. — Ульрик поклялся, что его наследник может быть мужем самой достойной леди. Что его жена слегка тронулась при рождении сына — об этом знают все.

Она так невзлюбила своего отпрыска, что называет его не иначе, как чудовищем, хотя он вовсе не таков.

Ульрик говорил со мной о причинах всего этого: я расскажу тебе все, но ты должна держать язык за зубами!

— Конечно, дядя.

— Хорошо. Тогда слушай — не мешает знать, что лежит за всеми этими дикими историями. Только так ты сможешь отличить правду от фальши. Леди Тефана, мать твоего жениха, имеет сына Хлаймера от первого брака. Так как он не получил наследства от своего отца, леди Тефана привезла его с собой в Ульмсдейл. К тому же у нее есть дочь Лисана — на год моложе твоего жениха. Лисана помолвлена с кем–то из рода матери. Свою дочь Тефана обожает так же сильно, как ненавидит Керована. Ульрик уверен, что в его доме гнездится заговор против истинного наследника: они хотят, чтобы трон унаследовал муж Лисаны, а не Керован. Ульрик не может ничего поделать, ибо у него нет доказательств заговора, но не хочет, чтобы сына изгнали и лишили наследства, когда он сам уже не сможет защищать его. Поэтому он решил обеспечить Керована мощной поддержкой, связать его с сильным родом, который будет в силах отстоять трон Керована. На троне не может сидеть человек, тело и душа которого не такие, как у других людей. Есть ли более верный способ посеять сомнение в тех, кто будет поддерживать наследника? Распустить слухи, что он монстр.., и тому подобное. Ты понимаешь, что может произойти в умах тех, кому предназначены эти слухи? И Торосе пришел ко мне с этими нелепыми выдумками!

Я поклялся Ульрику не рассказывать никому о его предположениях и страхах. Пришлось просто запретить Тороссу говорить об этом. Но ты, вероятно, выслушала его…

Я покачала головой.

— Я слышала об этом раньше от его сестры в Тревампере.

— Мэт мне рассказывала. — Гнев сошел с лица дяди. Теперь я знала, что ему стыдно за свою вспыльчивость. — Видишь, девочка, куда дошли эти слухи…

Я далек от мысли, что Ульрик плохой правитель, но каждый должен держать свой Дом в руках. Однако знай, что ты помолвлена с лордом, стать женой которого совсем не постыдно. И это время скоро придет.

Не обращай внимания на глупые россказни, ведь теперь ты знаешь их источник и цель.

— За что я должна благодарить тебя, — ответила я.

Когда мы с дамой Мэт вышли, она увлекла меня в свою комнату и долго смотрела в глаза, как бы стараясь с помощью взгляда выяснить, что же на самом деле я думаю.

— Как Торосе осмелился говорить с тобой об этом? Нужны очень веские причины, чтобы нарушить обычаи. Ты помолвлена, Джойсана, и тебе не пристало строить глазки направо и налево.

— Все не так, дама Мэт. — И я рассказала ей о своем плане. К моему удивлению, она его одобрила и не упрекнула меня ни в чем.

— Правильно, Джойсана. Если бы у тебя был портрет лорда Керована во время разговора с Унгильдой, ты могла бы ответить ей достойно. Значит, Тогросс был в бешенстве от того, что ты хотела сделать?

Теперь этот мальчишка уже вернулся к тем, кто послал его сеять здесь смуту.

Она снова была в ярости, но я не понимала, на кого эта ярость направлена. Леди Мэт не объяснила мне ничего.

Вскоре я закончила работу над мешочком и положила его в свой шкафчик до приезда каравана из Ульмсдейла.

Он пришел через несколько дней. Этот караван был не похож на прежние. Охранники были старые, израненные в боях. Их предводитель, сгорбленный пожилой человек по имени Яго, с трудом передвигался пешком. Сильно прихрамывая, он торжественно вручил мне шкатулку, а также послание Ульрика моему дяде. Может быть, вызов в Ульмсдейл? Но подумав, я отказалась от этой мысли. Мой жених должен был бы приехать сам во главе пышной процессии, чтобы с почестями доставить меня в свой дом.

В шкатулке лежали ожерелье из северного янтаря и золотой кулон с цепочкой. Да, это был богатый подарок, и все же мне хотелось получить портрет.

Дама Мэт устроит мне возможность поговорить с Яго наедине, и тогда я смогу вручить ему свой подарок и просьбу. Но Яго очень долго беседовал с дядей и не удосужился войти в дом до самого ужина.

Я была рада, что Яго посадили рядом со мной: теперь я могла попросить его о встрече наедине. Но Яго заговорил первым:

— Леди, ты получила дар Дома Ульмсдейла, но у меня еще есть подарок самого лорда Керована, который он просил вручить тебе в руки.

Я почувствовала страшное возбуждение. Неужели жених прислал мне свой портрет?

Но это был не портрет. Мы отошли от стола подальше, и Яго вложил в мою дрожащую руку маленький и круглый пакет. Я быстро развернула его и… У меня в руках находился шар с Грифоном внутри!

Тот самый, что я видела в монастыре! Я едва не выронила подарок. Когда Сила входит в чью–то жизнь, это наполняет человека трепетом и страхом. В шаре над головой Грифона было вделано кольцо, так что его можно было носить, как кулон на цепочке.

— Прекрасная вещь! — я с трудом обрела дар речи и очень надеялась, что не выдала своих страхов. Ведь я бы не смогла объяснить причин овладевшей мною паники. Чем дольше я рассматривала подарок, тем более убеждалась, что это настоящее произведение искусства.

— Милорд просит тебя принять подарок и носить его на груди.

Яго говорил так, как будто старательно припоминал слова, сказанные Керованом. Я решила не задавать вопросов: может быть, он не слишком близок с моим женихом.

— Скажи лорду, что подарок доставил мне большую радость. — Я уже полностью овладела собой и с легкостью произносила положенные фразы. — Когда я буду смотреть на этот шар, он не только будет восхищать меня своей красотой, но и напоминать о доброте того, кто его подарил. — Я торопливо достала свой подарок. — А вот это передай в руки моего жениха. Попроси его, если он сочтет возможным, пусть пришлет в ответ то же самое.

— Твои слова для меня закон, леди.

Прежде, чем Яго успел что–либо добавить, хотя говорить нам было уже не о чем, к нам подошел один из слуг и пригласил его в покои дяди.

Через два дня караван тронулся в обратный путь; больше Яго я не видела. Все в доме уже знали новости, привезенные из Ульмсдейла.

Люди из Долин ни по рождению, ни по наклонностям не были мореходами. У нас на побережье, конечно, были торговые порты и деревни рыбаков. Но ни один большой корабль не ходил под флагом лорда из Долин. Торговавшие за морями никогда не принадлежали к нашим родам.

Новости из–за морей безнадежно устаревали, пока достигали нас. Мы слышали, что восточные страны давно воюют друг с другом. Вести об этой войне столь искажались, что к ним не следовало относиться всерьез.

Так как у нас не было своих торговых судов, чтобы возить товары — шерсть, металлы, жемчуг — за море, приходилось заключать невыгодные сделки с иноземными моряками, которые, казалось, очень заинтересованы в нашей стране. Часто, принимая груз в гавани, они целыми отрядами путешествовали по округе, как бы исследуя ее.

Наши познания о войне никогда не распространялись за пределы вражды между родами. Временами это была кровная вражда, но в столкновениях никогда не принимало участия больше сотни людей с каждой стороны. У нас не было короля, и мы гордились этим.

Но это же являлось и нашей слабостью. Изредка лорды объединяли силы, чтобы совершить рейд в Пустыню и разогнать преступников. Но такие союзы были кратковременны. И если один лорд посылал просьбу о помощи другим, он не был уверен, что помощь придет.

Поэтому всякому было ясно, что мы слабые противники, которых легко разгромить поодиночке. Однако не всякий мог увидеть, что люди Долин будут драться за свободу до конца, что они никогда не изменят своему лорду.

Ульмспорт находился у моря, и туда недавно прибыли два корабля. Люди с кораблей говорили, что они из Ализона, и надменно рассказывали о могуществе своей страны. Один из людей был ранен, и его лечила Мудрая Женщина. Благодаря своему искусству она могла отличить правду от лжи. Когда раненый, охваченный жаром, бредил, она внимательно слушала. Позже, когда его увезли, целительница пошла к лорду Ульрику.

Лорд Ульрик был достаточно умен, чтобы понять, что над страной нависла опасность. Он немедленно послал сообщения всем соседям, в том числе и в Иткрипт.

Стало ясно, что раненый человек — разведчик армии, которая вскоре высадится здесь. Ализонцы сочли нас легкой добычей.

Да, страшная тень нависла над страной. Но я ласкала в руках шар с Грифоном, не думая об ализонцах и их шпионах. Я только мечтала, что в следующий раз мне привезут портрет Керована — человека, а не монстра.

KEРOBAH

К моему удивлению, Яго вернулся раньше, чем мы с Ривалом из Пустыни. Он был так разгневан, что, будь я помладше, мой воспитатель срезал бы с ближайшей ивы прут и хорошенько отстегал бы меня. Но гнев его вызван был не только моим путешествием во враждебную землю, но и вестями, добытыми в Ульме. Яго говорил со мной так строго, так серьезно, что я забыл свою обиду на него и приготовился слушать.

Я дважды бывал в Ульме, и оба раза в отсутствии матери — она уезжала навестить родственников. Так что я представлял себе, как расположена наша долина. Кроме того, во время своих приездов отец рассказывал мне о стране, о нуждах народа и обо всем, что он считал необходимым для будущего лорда.

Но Яго привез неслыханные вести. Я впервые узнал о тех, кто вторгся в нашу страну, хотя тогда война еще не была объявлена.

Враги относятся к нам с презрением, это мы поняли сразу. Люди Долин очень ценили свободу и неохотно объединяли свои силы, разве только в случае крайней необходимости. Однако грозящую опасность мы чувствовали, как дикие звери.

Пришельцы уже год вели разведку в наших портах в устьях рек. Они были очень осторожны и изображали безобидных торговцев. То, что они давали в обмен на товары, было ново для жителей Долин, и торговля шла бойко. Пришельцы никогда не приходили на одном корабле. Бросив якорь, они высаживались на берег и непременно совершали поездки по стране, словно бы для обмена товарами.

Во внутренних районах к ним относились с подозрением, хотя все знали, что они торговцы и приплыли на кораблях из–за моря.

Правда, встречали их уважительно, но пришельцы только и знали, что высматривать и расспрашивать. Мой отец, собрав все донесения, по маршрутам путешествий заключил: совершаются они совсем не ради торговли, а для разведки территории.

Он тут же написал своим ближайшим соседям — в Аппсдейл, Финдейл, Флатингдейл и даже Вестдейл, известный портом Джорби. С этими лордами у отца были хорошие отношения — никакая вражда не разделяла их. Лорды к сообщению отнеслись серьезно и послали своих людей, чтобы присматривать за пришельцами.

Вскоре все поняли, что мой отец прав. Было решено, что под тем или иным предлогом надо запретить кораблям из Ализона бросать якорь возле наших берегов.

Однако наши лорды — люди упрямые. Ни один лорд не признает открыто, что он подчиняется воле другого. Нет предводителя, который мог бы собрать всех лордов под одно знамя и заставить их выполнять общее решение. И в этом наша огромная слабость.

Теперь пятеро лордов решили собраться в Ульме для обмена мнениями. Оставалось только найти подходящий предлог, чтобы не беспокоить свой народ и ввести в заблуждение пришельцев. И вот мой отец решил устроить посвящение своего наследника в воины, ввести его в круг своих советников.

Слушая Яго, я думал о том, что стану центром предстоящей встречи. Удивительно — меня так долго держали вдали от дома и от всех родных, что я считал такую жизнь единственно возможной.

— Но…

Яго забарабанил пальцами по столу.

— Ты слишком долго был вдали от того, что принадлежит тебе по праву. Лорд Ульрик совершенно верно понял, что напрасно удалил тебя от дома. В окружении лорда есть люди, которые хотели бы все изменить.

Яго помолчал, но и без слов было ясно, что он имеет в виду: моя мать хочет, чтобы ее дочь и жених Лисаны унаследовали Ульмсдейл.

— Посмотри на себя! — Яго снова взорвался гневом. — Ты не монстр! И тем не менее говорят, что лорд Ульрик вынужден был выслать тебя и держать в заточении потому, что ты страшен внешне и слаб умом, потому, что ты более животное, нежели человек!

Его пыл разжег во мне пламя. Так вот что говорят обо мне в моем же доме!

— Ты должен достойно представиться тем лордам, владения которых граничат с Ульмсдейлом. Показать себя наследником. Тогда уже никто не посмеет оболгать тебя. Лорд Ульрик сам слышал все слухи о тебе. Нашлись даже наглецы, которые осмелились сказать ему это в лицо.

Я встал из–за стола и направился к стене, где висел боевой щит Яго. Старый воин провел много времени, полируя щит, и теперь он сверкал как зеркало.

— В сапогах я вполне могу сойти за обычного человека.

Сапоги были сделаны так, что я мог легко сунуть туда свои копыта. Их сшил сам Яго из прекрасной кожи, которую прислал отец.

Яго кивнул.

— Да, ты поедешь, и будешь все время в сапогах.

И ни один из недоброжелателей не сможет сказать, что ты не способен быть настоящим наследником, дать клятву лорда. А оружием ты владеешь лучше любого из воинов. Твой ум тоже достаточно остер, чтобы предохранить тебя от опасностей и коварства.

Это была самая большая похвала, какую я когда–либо получал от него.

Облаченный в доспехи и вооруженный, я возвращался с Яго из изгнания, ехал, наконец, в дом своего отца. Но я чувствовал беспокойство — многим членам семейства мое возвращение придется не по нраву.

На прощание с Ривалом времени почти не осталось — я только предложил ему ехать со мной, хотя предвидел его отказ. Он смотрел на меня как–то особенно пристально. Мне казалось, что этот взор проникает в мой разум и видит всю мою неуверенность, весь мой страх.

— Перед тобою долгая дорога, Керован, — сказал Ривал.

— Только два дня, — поправил я его. — Мы едем в Ульмсдейл.

Ривал покачал головой.

— Ты поедешь дальше, обладатель Грифона. Опасности и смерть подстерегают тебя на пути. Ты будешь давать, и, давая, получать. И то и другое — в крови и огне…

Я понял, что в нем проснулся дар ясновидения, и почувствовал желание заткнуть уши.

— Смерть идет по пятам за каждым смертным. — Я собрал все свое мужество для ответа. — Если ты видишь будущее, скажи, какой щит я должен поднять;, чтобы защитить себя.

— Как я могу? — с горечью спросил Ривал. — Будущее каждого человека очень смутно. Оно как множество дорог, расходящихся от перекрестка. Если ты сделаешь один выбор, то пойдешь по одной дороге, другой выбор — по другой дороге… Но никто не может увернуться от того, что ждет его в конце. Твои пути лежат перед тобой. Иди осторожно, Керован. И знай, в тебе есть нечто, глубоко спрятанное. Если ты найдешь его и научишься использовать, твой дар будет защищать тебя надежнее, чем любой меч и любой щит из самого лучшего металла.

— Скажи мне… — начал я.

— Нет! — Ривал отвернулся. — Я и так сказал слишком много. Ступай с миром.

Затем он поднял руку и пальцем нарисовал в воздухе светящийся знак, который быстро пропал. Я понял, что кое–какие изыскания Ривала в области наследия Древних увенчались успехом. Его знак обладал Силой.

— Ну, до встречи, дружище, — напоследок произнес я.

Он не взглянул мне в глаза, лишь молча поднял руку в прощальном жесте. Теперь я знаю: он понимал, что это наша последняя встреча. Он сожалел,. что поведал о своем видении. Кто же захочет знать будущее, знать, что столько опасностей поджидает впереди?

Во время нашего путешествия Яго много говорил со мной. Он рассказывал об обитателях дома отца и, чтобы я мог составить о них представление, давал каждому меткие характеристики. Он поучал меня, как ребенка, чтобы я не совершил какой–нибудь роковой ошибки, которая привела бы к катастрофе.

Мой старший сводный брат был привезен в Ульм еще ребенком. Для посвящения в воины он уехал к родственникам матери, но в прошлом году вернулся и подружился с Роджером, женихом моей сестры. Я хорошо понимал, что он не может быть моим другом.

Его следует остерегаться.

У моей матери хватало сторонников в доме, и Яго очень деликатно перечислил их, дав краткие характеристики и описав положение, которое они занимают. Но на стороне отца было гораздо больше людей, и среди них высшие офицеры.

В сущности, род разделился на два лагеря, хотя на поверхности все было гладко. Я внимательно слушал, изредка задавая вопросы. Может быть, сам Яго решил просветить меня, а может, это была идея моего отца.

Мы приехали в замок на заходе солнца. Яго протрубил в рог, и ворота замка распахнулись. Я заметил развевающиеся на башне знамена Аппсдейла и Флатингдейла. Значит, два гостя, приглашенные отцом, уже здесь, и я с самого начала окажусь под взглядами как любопытными, так и враждебными.

Надо с достоинством сыграть свою роль, тогда все поймут, кто я на самом деле. Смогу ли?

Охранники отсалютовали нам мечами. Отец в мантии поверх камзола выступил из глубокой тени портала главного входа. Я опустился на колено и протянул меч так, чтобы он мог положить руку на него в знак дружеского приветствия.

Затем отец полуобнял меня, и мы вместе пошли в главный зал, где был накрыт праздничный стол.

Суетились слуги, бегом разнося блюда, вина, закуски, кубки.

Отец представил меня лорду Саврон из Аппсдейла и лорду Уинтоф из Флатингдейла — пожилым мужчинам в мантиях. Они смотрели на меня с любопытством. Однако я знал, что в кольчуге и сапогах ничем не отличаюсь от их собственных сыновей, и это давало мне силы держаться спокойно и невозмутимо. Сейчас никто не назвал бы меня монстром. Лорды восприняли мое появление, как обыкновенную встречу, словно я отсутствовал в Ульме всего несколько часов, а не всю жизнь.

Я все еще считался ребенком, а потому быстро покинул общество старших и удалился в ту часть замка, где жила молодежь, неженатые мужчины. Как наследнику, мне выделили небольшую отдельную комнату — совершенно пустую, лишь с узкой жесткой кроватью, двумя стульями и маленьким столом, гораздо менее комфортабельную и уютную, чем мое жилище у лесника.

Слуга принес багаж — два мешка — и предложил горячей воды для умывания. Когда я согласился, он явно обрадовался возможности поближе рассмотреть монстра, чтобы потом рассказать обо всем товарищам.

Я скинул кольчугу и камзол, оставшись в одной рубашке. Слуга проскользнул в комнату с тазом, от которого поднимался пар. Затем поставил таз на стол и, сняв с плеча полотенце, положил его рядом.

— Если я тебе нужен, лорд Керован…

Я решительно расстегнул рубашку, снял ее, оставшись таким образом голым до пояса. Пусть посмотрит, что у меня все в порядке. Пока я в сапогах…

— Поищи мне свежую рубашку, — велел я, указав на мешки. Слуга неотрывно глядел на меня. Что он ожидал увидеть?

На мне осталось еще нечто, что нужно было снять.

Грифон. Перекинув цепь через голову, я положил шар на стол и начал мыться, обратив внимание, что слуга смотрит на Грифона. Пусть думает, что это мой талисман. Люди часто носят талисманы. Эмблема моего рода, ничего необычного в этом нет…

Слуга нашел рубашку и держал ее, пока я надевал цепь. Затем, подав мне камзол и пояс с ножом, ушел, вероятно, торопясь рассказать все товарищам. Но когда он исчез, я снял Грифона с шеи и стиснул в руке.

Как обычно, он наполнил меня приятной теплотой, а с теплотой пришло ощущение мира и покоя.

Как будто этот шар, сделанный задолго до того, как первые наши лорды пришли в Долины, специально дожидался меня.

Мне предстояло тяжелое испытание, о котором я не переставал думать: встреча с матерью. Что могу я сказать ей, и что скажет мне она? Между нами лежала непреодолимая пропасть.

Я сжимал талисман и думал об этой встрече. Внезапно я услышал слова, будто кто–то заговорил вслух; но речь звучала только в моем мозгу.

Я понял, что встреча не сделает нас менее чужими, чем мы были до сих пор, однако не ощутил никакой потери. Напротив, с меня словно свалился тяжкий груз. Нас ничто не связывало. Ничем ей не обязанный, я должен держаться с матерью, как с любой леди высокого ранга, оказывать формальную почтительность, ничего не требуя взамен. Шар в моей руке стал теплым и начал слабо светиться. Но звук открывавшейся двери заставил меня поспешно спрятать его.

Вошедший юноша был выше меня ростом, так что мне приходилось смотреть на него снизу вверх. Мощная шея и плечи, широкие скулы, волосы очень густые и непослушные. Ему, вероятно, стоило немалого труда расчесать эту соломенную шевелюру. На толстых губах вошедшего застыла полуулыбка.

Камзол, расшитый золотыми узорами, туго обтягивал грудь. Юноша непрерывно приглаживал складки, как бы желая, чтобы все обратили внимание на его одежду.

Он был весьма внушительного вида, но не заполнил собой весь дверной проем: рядом стоял второй человек, небольшой и худощавый. Его лицо и цвет волос — более темный, чем у первого, — с очевидностью свидетельствовали о том, что он принадлежит к нашему роду. Сразу чувствовалось, что за этой невыразительной внешностью скрывается острый ум. Из двоих пришедших он наверняка был более опасен.

Описание Яго было абсолютно точным. Гигант приходился мне более близким родственником. Это был мой сводный брат Хлаймер, а его товарищ — кузен Роджер, жених сестры.

— Приветствую вас, родственники, — заговорила первым.

Улыбка на лице Хлаймера стала еще шире.

— Смотри, он не покрыт шерстью и у него нет когтей, насколько можно видеть. Интересно, в чем выражается его безобразие, Роджер? — Хлаймер говорил так, будто я был бессловесным существом, на которое можно не обращать внимания. Но если он хотел таким образом вывести меня из себя, то повел себя очень глупо. Предварительные оценки его умственных способностей полностью подтвердились.

Наедине с самим собой Хлаймер, вероятно, стал бы развивать эту тему, но тут заговорил Роджер. Он ответил не на слова Хлаймера, а на мое приветствие.

Ответил почтительно и с уважением, ничем не показывая, каково его истинное отношение ко мне.

— И мы приветствуем тебя, родственник.

У Хлаймера был высокий голос, как у многих массивных людей. Но тон Роджера был теплым, голос его располагал к доверию и дружбе. Если бы я не знал, кто он, я мог бы подумать, что родственник искренне приветствует меня и рад моему прибытию.

Они проводили меня в большой холл. Я не знал, радоваться или нет, когда увидел, что в холле не поставлены кресла для женщин, и значит, этот пир предназначен только для мужчин. Несомненно, моя мать решила ужинать у себя.

Я видел, что отец время от времени бросает на меня испытующие взгляды. Мое место было в дальнем конце стола между Хлаймером и Роджером. Но специально ли меня здесь посадили или так вышло случайно — этого я не знал. Отец не смог бы сделать мне ни малейшего замечания без того, чтобы не обратить на это всеобщее внимание.

Мои соседи сразу же приступили к шуткам.

Хлаймер настаивал, чтобы я опустошил свой кубок с вином, утверждая, что воздержание обособит меня от остальных. Роджер в изысканных и мягких выражениях давал понять, что сказывается мое воспитание вдали от дома, и мне недостает хороших манер, лоска и ума. Но все эти уколы не достигали цели. Хлаймер уже начал злиться. Он хмурился и про себя цедил слова, которых я предпочел бы не слышать.

Однако по Роджеру ничего нельзя было сказать: он говорил так же вежливо и мягко, и никто не мог бы определить, что творится в его душе.

К концу обеда Хлаймер сам попался в свою ловушку: он напился, речь его стала громкой, бессвязной; многие уже стали оборачиваться в его сторону и посмеиваться.

Так началась моя жизнь под отцовской кровлей.

К счастью, мне не приходилось проводить много времени с Хлаймером и Роджером. Отец, сообщив, что я прибыл для посвящения в воины и утверждения в качестве наследника, держал меня все время при себе: представлял соседям, знакомил с подробностями церемонии, которая должна была состояться через три дня.

Я должен произнести клятву перед собравшимися лордами, принять меч от отца и таким образом перейти из юношей в мужчины, стать вторым после него в Ульмсдейле. Затем мне надлежало участвовать в совете лордов по поводу замыслов ализонцев.

Все согласились с тем, что пришельцы из–за моря таят угрозу, но относительно того, как поступить, мнения резко разошлись. Конференция кончилась безрезультатно, как это часто бывало в Долинах. Лорды не выработали никакого согласованного плана действий.

Моя карьера как наследника Ульмсдейла едва не закончилась у самых своих истоков. В соответствии со своим новым статусом, я провожал лорда Аппсдейла. В знак уважения к гостю мой меч был туго затянут в ножнах шнуром мира, и я был без кольчуги. Но вдруг у меня возникло острое ощущение опасности, и я не стал терять время на распутывание шнуров. Выхватив меч, я ударом кнута послал лошадь вперед. И тут же мимо моего плеча просвистела стрела — смерть была совсем рядом.

Я хорошо знал приемы лесников, которым часто приходилось сталкиваться с преступниками Пустыни. Я метнул нож, и раздался крик человека, который поднялся из–за камней, чтобы снова прицелиться в меня. Теперь я выхватил меч и бросился на второго, который появился с мечом в руке. Копыто моей лошади ударило его в грудь, и он с воплем покатился по земле.

Обнаружилось, что мы взяли важного пленника.

Эти двое были одеты, как крестьяне. Они шли от долины к долине, будто бы в поисках работы. На самом же деле это были переодетые ализонцы, о которых только что говорили лорды.

Один из них умер, второй был тяжело ранен. Отец вызвал Мудрую Женщину, чтобы та занялась им. И шпион в бреду заговорил.

Почему они напали на меня, мы не выяснили, зато узнали много другого, и тень, нависшая над нашей страной, стала еще чернее. Отец пригласил меня, Яго, других верных офицеров и высказал свои опасения.

— Я не ясновидец, но каждый умный человек может сообразить, что замышляют эти люди. Если мы не примем ответных мер… — Он замялся. — Новые опасности требуют новых способов их преодоления.

Мы всегда следовали по пути своих отцов… Однако что делать теперь? Скоро наступит день, когда нам потребуются союзники, готовые защитить нас с оружием в руках, но кое–что надо предпринять немедленно.

Итак… — Отец разложил на столе карту Долин. — Вот Аппсдейл и другие. Им уже сказано, какая опасность нависла над нами. Теперь нужно предупредить южных соседей — и в первую очередь Иткрипт.

Иткрипт — это леди Джойсана. Я ее надолго забыл. Скоро ли отец назначит день нашей свадьбы?

Мы уже оба достигли возраста, когда совершаются бракосочетания.

Я подумал о матери и сестре, которые упрямо не покидали своих комнат с тех пор, как приехал я. И внезапно мне пришло в голову, что леди Джойсана не сможет занять здесь то место, какое ей положено.

Нет, она должна приехать ко мне только добровольно — или не приезжать совсем!

Но могу ли я быть уверенным, что она захочет ехать ко мне?

И мне пришел ответ, ясный и разборчивый, как будто произнесенный вслух.

Яго получил от отца инструкции по поводу переговоров с лордом Кьяртом. Они должны состояться после вручения невесте именных подарков. Потом я сам решил спросить совета у своего старого воспитателя. Повинуясь неудержимому и таинственному порыву, отдал ему кристалл с Грифоном, чтобы он передал его в руки леди Джойсаны. Может, она настоящая моя невеста. Но я не знал этого до тех пор, пока, много времени спустя, не встретился с ней лицом к лицу.

ДЖОЙСАНА

После прибытия вестей из Ульмсдейла мои планы изменились. Было решено, что в этом году я не поеду к жениху, как было у словлено раньше, а подожду более спокойного времени. Ведь если по Ульмсдейлу так нагло бродят шпионы, значит, не за горами нападение главных вражеских сил. Мой отец передал с Яго письмо со своим решением. Ни от лорда Ульрика, ни от лорда Керована не пришло возражений, и мы решили, что они согласны. После этого дядя направил послов в Тревампер и другие Долины, где жили наши родственники или близкие друзья.

Наступило беспокойное время. Мы поспешно убирали урожай, запасали громадные количества сушеных фруктов, коптили и солили мясо — над страной нависла тень голодного года.

На следующее лето дядя приказал расширить посевные площади. Погода была такой же неустойчивой, как наше будущее. Часто разыгрывались свирепые бури. Несколько раз дороги размывались, и мы были в полной изоляции, пока не удавалось отремонтировать их.

До нас доходили редкие новости от посланцев из соседних земель. В Ульме шпионов больше не видели.

Но с юга приходили слухи о каких–то кораблях, которые патрулировали вдоль побережья. Затем корабли исчезли, и долгое время никаких тревожных вестей не появлялось. Мы понемногу стали успокаиваться.

Мне казалось, что дядя опасается самого худшего.

Он послал своего маршала в Тревампер за металлом Пустыни, а кузнецу дал приказ изготавливать новое и ремонтировать старое оружие. К моему удивлению, он приказал снять с меня мерку и сделать кольчугу.

Когда дама Мэт запротестовала, дядя угрюмо взглянул на нее. Хорошее расположение духа к нему не возвращалось уже давно.

— Спокойно, сестра. Я бы сделал то же самое и для тебя, но уверен, что ты не станешь носить кольчугу. Боюсь, времена впереди тяжелые. Завоеватели, высадившись на наших берегах, будут разбивать поодиночке силы местных лордов. Пойдут от долины к долине. Следовательно…

Дама Мэт глубоко вздохнула. Негодование ее испарилось, и на лицо легло выражение, которого я не могла прочесть.

— Кьярт.., значит.., значит, ты… — Она не закончила, но от ее слов страх сковал меня тугими кольцами.

— Снилось ли мне? Да, Мэт. Один раз!

— Дух Пламени, защити нас! — ее руки побежали по серебряным четкам, а губы шептали молитвы, которым она обучилась в монастыре.

— Как мне было обещано, — дядя взглянул на нее, — я видел сон… Первый.

— Значит, будут еще два. — Голова дамы Мэт поднялась, губы были плотно сжаты. — Жаль, что в Предупреждении ничего не говорится о сроках.

— Предупреждение!.. — Вырвалось у него. — Что лучше: знать, что впереди тьма и вечно жить в ее ожидании, или же вести безмятежную жизнь, ни о чем не догадываясь, и встретить ужасы неподготовленным?

Лично я предпочитаю знание. Мы можем удержать Иткрипт, если враг придет по реке или со стороны гор. — Он пожал плечами. — Однако должны быть готовы и к бегству — в Норсдейл или даже в Пустыню.

— Но ведь кроме шпионов еще никто не приходил.

— Они придут, Мэт. В этом нет сомнения. Они придут!

Когда мы с дамой Мэт вернулись к себе, я осмелилась задать вопрос:

— Что это за сон, о котором говорил дядя?

Она стояла у окна и смотрела вдаль невидящим взглядом, полностью погруженная в свои мысли.

— Сон?.. — Услышав вопрос, дама Мэт повернулась, перебирая четки, как будто искала в них успокоение. — Наше Предупреждение. Для тех, кто посвящен Пламени, такие вещи… Нет, я не могу говорить… Когда–то лорд Рандор, наш отец, взял под свою защиту Мудрую Женщину, которую обвинили в общении с Древними. Тихая женщина, жившая уединенно. Но у нее был дар лечить животных, и ее овцы были лучшими в долине. Ей многие завидовали и распространяли разные жуткие истории.

Она часто ходила одна в Пустыню в поисках растений. И хотя целительница знала их великое множество, никогда не применяла во вред людям. Грязные слухи обратили всех против нее. И вот однажды ночью они пришли, чтобы забрать овец, а саму ее изгнать из страны.

Лорд Рандор уезжал в Тревампер, и пришедшие думали, что он все еще там, иначе бы не осмелились на такое. Но когда они уже поджигали ее дом факелами, появился лорд и его люди. Лорд разогнал непрошеных гостей кнутом, а старуху взял под свой щит на глазах у всех: это означало полное покровительство.

Старуха сказала, что не может оставаться здесь, так как ее покой нарушен и не подлежит восстановлению.

Однако она захотела увидеть нашу мать, которая была беременна. Целительница положила обе руки на живот леди Алисы и обещала, что роды будут легкими.

Мать с радостью выслушала это, так как при предыдущих родах ребенок появился на свет мертвым к великому горю всех домашних.

Мудрая сказала, что это будет сын и у него будет дар: время большой опасности он сможет предвидеть во сне. После первых двух снов ему удастся спасти себя и свою семью, но опасности, увиденной в третьем сне, не избежать.

Затем Мудрая ушла из Иткрипта и из долины.

Никто больше никогда ее не видел. Предсказанное оказалось правдой. Мать через месяц благополучно разрешилась от бремени. Родился твой дядя, лорд Кьярт.

И он видит сны. Последний раз Кьярт увидел смерть жены. Загнал лошадь, пытаясь успеть попрощаться с нею… Так что… Если он видит сон, ему можно верить.

Итак, мне пришлось учиться носить кольчугу, потому что мой дядя увидел сон. Кроме того, он показал мне, как обращаться с легким мечом. Я не достигла больших успехов в фехтовании, зато стала прекрасным стрелком из лука. И впоследствии мне часто приходилось благодарить дядю за предусмотрительность: его уроки много раз спасали мне жизнь. Правда, лорд уже не знал об этом.

Так прошел год Лишайника — год, когда я должна была стать хозяйкой в доме лорда Керована. Иногда я брала в руки Грифона с мыслью о моем женихе.

Несмотря на все мои ожидания, никто из Ульмсдейла не приезжал, не привозил портрет молодого лорда.

Может быть, в Ульмсдейле нет достойного живописца? Ведь такой талант чрезвычайно редок, а ехать куда–либо в нынешнее смутное время по меньшей мере неразумно.

Хотя мы сделали большие запасы, дядя приказал экономить. Даже на празднества выдавалось очень небольшое количество провианта. Дядя все время был настороже. Он посылал разведчиков на границы своих владений и всякий раз с нетерпением ждал их возвращения.

Прошел месяц Ледяного Дракона. Потом месяцем Снежной Птицы начался новый год, затрещали морозы. Однажды к нам пробился гонец с известием.

Он почти окоченел. Вестника с трудом сняли с лошади, несчастный упал наземь и не мог подняться без посторонней помощи.

На юге шла война. Вторжение началось, и оно удивило даже тех лордов, кого мы предупредили…

Эти заморские дьяволы воевали не так, как мы — мечами и луками. Они привезли на своих кораблях железных чудовищ, внутри которых прятались люди.

И когда чудовища ползли вперед, ничто не могло остановить их. Они изрыгали пламя из длинных железных носов.

Люди погибали в этом пламени или под колесами железных монстров. Когда воины отступали к крепости, чудовища ползли прямо на стены и своим весом сокрушали их. Кровь и плоть людей не могли устоять перед неумолимым железом.

Те, кто спрятался в замках, надеясь отсидеться за их стенами, просчитались самым роковым образом: неприятель брал замки один за другим. Но многие пришли под знамена четырех южных лордов и создали армию. Они смогли окружить четырех чудовищ, которым для передвижения требовался подвоз топлива, и уничтожить их. Но мы уже потеряли побережье, и враги все время подвозили резервы. К счастью, страшных машин у них было не так много.

Вскоре прибыли первые беглецы — наши родственники. Отряд воинов сопровождал носилки и двух женщин. Это были леди Ислога и леди Унгильда.

На носилках лежал в бреду тяжело раненный Торосе.

Все они теперь остались без дома, без богатства.

Унгильда, вышедшая замуж и тут же овдовевшая, смотрела на меня абсолютно бессмысленными глазами. Ее подвели к огню, вложили в руку кубок и приказали выпить. Она словно не понимала, что с нею произошло. В ее мозгу не прекращался кошмар. Мы так и не смогли добиться от Унгильды связного рассказа о том, как она выбралась из замка мужа, который железные монстры уничтожили одним из первых.

Каким–то образом один из лучников проводил ее в военный лагерь в долину, куда вскоре прибыла и леди Ислога — ухаживать за сыном, раненым в бою.

Вскоре на юге оставаться уже было невозможно, и они решили просить убежища у нас. Дама Мэт тут же занялась раненым; впрочем, леди Ислога не отходила от него ни днем, ни ночью.

Перед моим дядей встала проблема выбора — либо послать армию на борьбу с пришельцами на юг, либо готовиться к битве здесь, чтобы защитить свои земли. Кьярт с самого начала был сторонником объединения сил и потому выбрал первое.

Дядя возглавил силы, которые смог собрать, не оставив полностью беззащитным свой замок. В замке был небольшой, но хорошо обученный гарнизон под командой маршала Дагэйла. Сейчас шел месяц Ястреба, на дорогах стояла непролазная грязь, мешающая продвижению механических чудовищ. Отряд лорда Кьярта выступил на юг.

Я провожала, стоя на башне. Дама Мэт неотлучно находилась при Тороссе, которому стало хуже. Перед этим я во дворе разливала по кубкам воинов питательный напиток из бочонка войны. Этот бочонок был сделан в виде всадника на коне, жидкость выливалась изо рта лошади. Капля жидкости упала на снег, красная, как кровь. Я вздрогнула и быстро перешагнула через пятно, чтобы не видеть страшного предзнаменования.

В Иткрипте готовились отразить нападение. Но мы не знали, где идут боевые действия, так как гонцы к нам не приезжали. Опасность могла приблизиться в любой момент.

Вскоре настал месяц Снегов, которые завалили все проходы в горах. Мы почувствовали себя в относительной безопасности. Но весна пришла в этом году рано. И в самую весеннюю распутицу прибыл посланец моего дяди. Он передал, что мы должны держаться, пока возможно. Он мало говорил о военных действиях, сказал только, что настоящих битв нет. Наши люди переняли тактику преступников Пустыни — делают короткие неожиданные налеты на вражеские отряды, перерезают коммуникации, перехватывают обозы. Наносят как можно больше вреда, стараясь не подвергать себя опасности.

Он же сообщил, что лорд Ульрик из Ульмсдейла послал на юг отряд, но сам по болезни остался в замке. Отряд повел Керован. Но если к берегам Ульмсдейла подойдут вражеские корабли, отряд должен был вернуться, чтобы не допустить высадки врагов, как это произошло в Джорби и других городах южного побережья.

В этот вечер я была свободна от дел и впервые за долгое время взяла в руки шар с Грифоном. Во мне теснились мысли о том, кто послал мне его. Где мой жених сейчас? Стоит под звездами с мечом в руках, не ведая, когда звуки рога позовут его в бой? Хотя я совсем не знала его, я от всей души желала ему удачи.

Шар излучал приятное тепло и слабо светился в полумраке. И это мне теперь не казалось странным, напротив, тепло как–то успокаивало меня, снимало тяжкий груз тревоги.

Внезапно шар затуманился. Я уже не могла различить Грифона. В клубящемся тумане возникли движущиеся тени, в которых угадывались сражающиеся люди. Один из них был окружен плотным кольцом наседавших врагов. Я вскрикнула, страх нахлынул на меня, хотя я не могла различить, кто же там сражается.

Казалось» этот талисман, присланный мне моим женихом, теперь показывает его смерть. Я сорвала цепь с шеи и отшвырнула прочь. Вернее, попыталась, но шар не повиновался. Он светился, и Грифон смотрел на меня красными блестящими глазами. Конечно же, я стала жертвой своего воображения.

— Вот ты где! — раздался укоризненный голос Унгильды. — Тороссу очень плохо. Он хочет тебя видеть.

Она смотрела на меня, словно бы с ревностью. Выйдя из шока, она снова стала Унгильдой из Тревампера. Временами мне требовалось огромное самообладание, чтобы сдержаться и не ответить ей резкостью.

Унгильда вела себя так, будто была здесь хозяйкой, а я — ее ленивой служанкой.

Торосе поправлялся очень медленно. Его лихорадка поддавалась лечению дамы Мэт, но болезнь неохотно покидала тело юноши. Вскоре мы обнаружили, что только мне удается заставить его поесть или просто успокоить, когда он начинал метаться в постели.

Я охотно делала это. Но мне не очень нравилось, когда Торосе брал мою руку, не нравились его странный взгляд и улыбка.

В этот вечер мне совсем не хотелось идти к нему.

Я была потрясена тем, что разглядела (или воображала, что разглядела) в шаре. Я заставляла себя не верить, что это было ясновидение. Но шла война, и мой жених сражался вместе со всеми. Так что вполне могло быть, что он погибнет. Я страстно желала бы обладать даром ясновидения, или же иметь возле себя Мудрую Женщину, обладающую таким даром. Однако дама Мэт с неприязнью относилась к тем, кто использует загадочные Силы.

Родственники были лишь первыми беглецами, пришедшими под защиту стен замка. И хотя дядя, вероятно, предвидел, что нам придется кормить много людей, когда распорядился запасать пищу, он ни разу не сказал этого прямо. Теперь мы могли оценить его предусмотрительность. И все равно, выдавая продукты на день, я каждый раз задумывалась, хватит ли этих запасов до следующего урожая.

Беглецы были, в основном, крестьяне — женщины, дети, старики и раненые мужчины. Мало кто из них мог помочь в защите крепости, если такая необходимость возникнет. Поэтому мы с маршалом и дамой Мэт решили, что неразумно держать в крепости столько лишних ртов. Как только установится подходящая погода, людей надо отослать на запад, в нетронутые войной долины, может быть, в монастырь в Норстеде.

Теперь, когда я входила в комнату, где лежал Торосе, моя голова была занята мыслями о беженцах, а не о видениях в шаре.

Казалось, Тороссу стало лучше. Зачем же он позвал меня? Этот вопрос вертелся на языке, когда леди Ислога, сидевшая возле постели, встала и вышла из комнаты. Торосе поднял руку в приветствии.

Ислога, выходя, даже не взглянула на меня. Она что–то бормотала про себя.

— Джойсана, сядь сюда, чтобы я мог тебя видеть! — голос его был уже твердым и уверенным. — Под глазами круги… Изнуряешь себя работой, дорогая моя!

Я подошла к стулу, однако не села, а вгляделась в его лицо. Оно было осунувшимся и бледным. Страдания избороздили его морщинами, но в глазах не было тумана, вызванного бредом и лихорадкой. Беспокойство, всегда охватывавшее меня наедине с Тороссом, снова вернулось.

— Очень много забот. Я делаю не больше того, что от меня требуется.

Я говорила мало, размышляя, стоит ли мне поведать о своей помолвке и о бесполезности его нежных чувств.

— Скоро все кончится, — сказал он. — Война и ее ужасы в Норстеде не коснутся тебя…

— В Норстеде? О чем ты говоришь, Торосе? Беженцы действительно отправятся в Норстед. Мы не можем оставить их здесь, у нас мало продовольствия.

Но наши люди останутся. Может, ты тоже отправишься в Норстед…

Сказав это, я почувствовала облегчение. Мне будет легче жить, когда они уедут.

— Ты тоже должна поехать! — Торосе произнес это тоном, не терпящим возражений. — Девушке не место в крепости во время осады.

Дама Мэт?.. Нет, она не могла решить этого без меня. А Торосе не имеет права приказывать мне. Я уеду отсюда только по приказу дяди.., или лорда Керована.

— Ты забыл, что я обручена. Мой жених знает, что я в Иткрипте. Он придет за мной. Я останусь здесь и буду ждать его.

Лицо Торосса вспыхнуло.

— Джойсана! Ты что, ничего не видишь? Почему ты так предана ему? Ведь он не вызвал тебя, когда пришло время для свадьбы. Теперь ты вполне можешь расторгнуть помолвку. Если бы ты была нужна ему, разве он не явился бы за тобой раньше?

— Сквозь вражеские войска? — спросила я. — Лорд Керован повел отряд Ульмсдейла на юг. Сейчас не время думать о свадьбах и об исполнении обычаев. Я не разорву нашу помолвку, если он сам не захочет этого.

Может, я говорила не совсем то, что думала, ведь я была горда. Но я хотела, чтобы Торосе не настаивал на невозможном. Если он продолжит уговоры, то нашей дружбе наступит конец.

— Ты можешь быть свободна, — упрямо продолжал он. — Признайся, ты ведь сама этого хочешь! Джойсана, меня влечет к тебе с первого дня.

И ты чувствуешь то же самое. И если бы ты позволила…

— Не правда, Торосе. Я жена лорда Керована и буду ею до тех пор, пока он сам не откажется от меня.

Поэтому мне не подобает слушать твои речи. Я не могу больше оставаться с тобой!

Он заворочался в постели, вскрикнул от боли и позвал меня. Я не оглянулась и выбежала в холл.

Там была леди Ислога, которая наливала бульон из кастрюли в чашку.

— Твой сын зовет тебя, — сказала я. — Больше не проси меня подходить к нему.

Она взглянула на меня и, видимо, поняла, что произошло. На ее лице мелькнула ненависть: ведь я отвергла ее сына! Для нее он был всем, и никто не смел пойти наперекор его желаниям.

— Идиотка! — бросила она мне.

— Я была бы идиоткой, если бы слушала его речи!

Я позволила себе резкость, затем посторонилась и пропустила ее, спешащую с чашкой бульона в комнату сына.

Я осталась у очага, протягивая замерзшие руки поближе к огню. Что связывает меня с Керованом?

Безделушка с Грифоном — и это все, после восьми лет помолвки без настоящей свадьбы. Но выбора не было, и я не жалела о том, что сделала.

КЕРОВАН

Я уже забыл мирное время. Человек быстро привыкает к состоянию постоянной опасности, тревоги. Когда пришли вести о вторжении, мой отец был готов сам выступить во главе отряда. Но поразмыслила решил, что главной целью врагов все же является Ульмсдейл. Кроме того, отца мучил застарелый ревматизм, а эта болезнь не позволяет человеку, тем более воину, спать в палатках, на сырой земле.

И поэтому отряд под знаменем Грифона на помощь южным соседям повел я. Яго очень хотел поехать со мной, но помешали его старые раны. Меня сопровождал маршал Бруго.

Мой сводный брат и Роджер вернулись к родне моей матери. Там было их место во время войны. Я вовсе не жалел об этом. Хотя между нами не было открытых столкновений и даже Хлаймер перестал провоцировать меня, я все же чувствовал себя неспокойно в их компании.

Правда, в те дни я мало был в замке. Ездил по долине, по побережью, собирая сведения для отца, прикованного к постели. Я не только служил его глазами и ушами, но и узнавал страну, знакомился с народом, которым мне, если позволят боги, придется править в будущем.

Сначала меня встречали со скрытой враждебностью, даже со страхом, и я понял, что опасения Яго имели под собой твердые основания. Слухи о том, что я чудовище, проникли глубоко в умы людей. Но те, с кем я ездил по стране, кому отдавал приказы, от кого выслушивал донесения, постепенно проникались мыслью, что я просто человек, их господин. Они не считали меня монстром.

Яго сказал, что те, кто общался со мной, уже полностью на моей стороне и разоблачают все ложные слухи. Они говорят, что любой, у кого есть голова на плечах и два глаза, может видеть, что наследник лорда ничем не отличается от остальных людей.

Мой сводный брат снискал себе дурную славу своим вздорным характером. Людей ниже себя по положению он вообще не замечал. Все они, по его мнению, были созданы для того, чтобы служить ему.

Но с другой стороны, Хлаймер был искусным воином. Длинные руки давали ему большое преимущество над таким хлипким противником, как я. Не думаю, что в те времена я охотно встретился бы с ним на поединке.

У Хлаймера было много союзников в доме, и он постоянно это демонстрировал. Я же ни разу не отклонился от своего решения ни с кем не сближаться.

К тому же, я столько времени был предоставлен самому себе, что просто не умел привлекать людей на свою сторону. Я не боялся никого, но и никого не любил.

Неизвестно, как сложилась бы моя жизнь, не начнись война. Яго, вернувшись из Иткрипта, куда он возил письма отца и мои подарки, отозвал меня в сторону и сунул в руку продолговатый плоский расшитый мешочек размером в ладонь. Там был портрет. Он сказал, что невеста просит прислать ей мое изображение.

Я поблагодарил старого воина и, еле дождавшись, когда он уйдет, впился глазами в портрет. Не знаю, чего я ожидал: надеялся, что Джойсана очень красива. Это помогло бы ей перенести разочарование при знакомстве со мной.

Лицо у девушки было тонкое, и глаза на нем казались огромными, какого–то неопределенного цвета — ни голубые, ни зеленые. Впрочем, тот, кто рисовал этот портрет, мог и ошибиться.

Но я почему–то был уверен, что художник не старался приукрасить Джойсану. Ее нельзя было назвать очень красивой, но это лицо трудно забыть, даже увидев всего однажды. Волосы ее, как и мои, были темнее, чем обычно: цвета осенних листьев.

Лицо сужалось от лба к подбородку и имело почти треугольную форму. На портрете девушка не улыбалась, но смотрела вперед с каким–то живым интересом.

Такова была Джойсана. Держа портрет в руках, я вдруг ясно и отчетливо понял, что это та, с кем связана моя жизнь, моя судьба. Смотрел на серьезное лицо девушки, которая собирается отнять мою свободу. Эта мысль заставила меня устыдиться, и я поспешно сунул портрет обратно в мешочек. Я хотел убрать его подальше и выбросить из головы дурные мысли.

Она просит мой портрет. При всем желании, выполнить эту просьбу я не в силах. Я не знал ни одного живописца, а расспрашивать людей не хотелось.

А затем наступили дни новых тревог, забот, опасностей, и я забыл о просьбе невесты.

Но портрет оставался при мне. Время от времени я доставал расшитый мешочек, но тут же одергивал себя и снова прятал. Я боялся, что вид этого лица заставит меня сделать то, о чем впоследствии я пожалею.

По обычаю, Джойсана должна была бы приехать ко мне в конце этого года. Но обстановка была очень тревожной, близилась война, нашу свадьбу отложили. А следующий год застал меня уже на юге, в гуще событий.

Первые поражения, когда прибрежные крепости падали одна за другой под ударами металлических чудовищ, принудили нас объединить силы. К сожалению, это решение запоздало. Враг, хорошо изучивший наши методы войны, зная наши слабости и имея подавляющее превосходство в вооружении, сокрушил троих могущественных южных лордов.

Трое оставшихся были более предусмотрительны или более везучи. Им удалось бежать и сформировать Совет. Таким образом, появилась объединенная армия, которая перешла к тактике преступников Пустыни: молниеносные удары и мгновенный отход.

Таким путем нам удавалось наносить урон и не терять при этом своих людей.

Вторжение началось в год Огненного Тролля, а первые успехи пришли в год Леопарда. Но мы не гордились ими. Никакие победы не могли возместить наши потери. Мы стремились только к тому, чтобы сбросить пришельцев обратно в море, откуда они явились. Все южное побережье уже было в их руках, и через три порта постоянно прибывали подкрепления. Не было, к счастью, лишь железных чудовищ. Иначе мы давно уже откатились бы на север и запад, как перепуганные кролики.

Мы захватили пленников и от них узнали, что эти металлические монстры не принадлежат ализонцам. Их делают в стране, которая лежит рядом с Ализоном и сейчас воюет на другом конце мира. Вторжение ализонцев должно было подготовить путь для нападения более могущественной армии.

Ализонцы, несмотря на высокомерие, казалось, сами боялись тех, чьим оружием пользовались. Угрожали страшной местью, когда та держава закончит войну и обратит свою мощь на нас.

Лорды поняли, что сейчас не время думать о будущем. Наш долг — защитить свою родину и изгнать пришельцев из Долин. В душе мы были уверены, что конец не за горами. Но о капитуляции никто не помышлял. Судьба пленников, попавших в руки врага, была ужасна. Смерть казалась милосердием по сравнению с тем, что их ждало.

В лагере, когда я вернулся из разведки, меня ждал гонец от лорда Имгри. Он сообщил, что получено известие, переданное с помощью костров и щитов. Лорд, расшифровав послание, срочно отправил за мной гонца.

Передача сообщений с помощью костров и отражающих свет щитов широко применялась в нашей стране. Каким образом известие могло касаться меня, было неясно. Усталый и голодный, я схватил кусок хлеба и вскочил на свежую лошадь.

Из всех лордов, входивших в Совет, лорд Имгри был мне наиболее чужд; он стоял как–то в стороне.

Но был очень хитер и умен: ему мы в значительной степени обязаны своими успехами. Внешность лорда, казалось, полностью соответствовала характеру.

Лицо его было непроницаемо, я никогда не видел на нем улыбки. Имгри использовал людей, как марионеток, но относился к ним бережно: заботился, чтобы все были сыты, устроены на ночлег. Сам он делил со своим отрядом все трудности походной жизни.

Имгри уважали, боялись, охотно ему подчинялись, но я не могу поверить, чтобы его кто–нибудь любил.

Вскоре я уже был в лагере лорда. Голова кружилась от недостатка сна, пищи, от долгой езды верхом. Я старался твердо стоять на ногах, когда соскочил с коня.

Это было делом чести — предстать перед лордом Имгри с выражением холодной невозмутимости на лице.

Имгри не так стар, как мой отец, но, казалось, никогда и не был молодым. Словно бы с самой колыбели он все планировал и предусматривал: если не свои действия, то изменения внешней ситуации.

В камине простого крестьянского дома горел огонь.

Лорд стоял перед ним, вглядываясь в пляшущие языки пламени, как будто старался что–то прочесть в их игре.

Его люди расположились вокруг; только оруженосец сидел на стуле возле камина и начищал грязной тряпкой шлем. Над огнем висел котелок, распространяя по комнате аромат. Мой рот невольно наполнился слюной, хотя прежде я бы с презрением отнесся к столь скудному ужину.

Когда я затворил дверь, лорд повернулся и взглянул на меня своим проницательным взором, который был его главным оружием. Усталый, измученный, я собрал все силы и твердо встретил этот взгляд.

— Керован из Ульмсдейла. — Он не спрашивал, он удостоверял факт.

Я поднял руку, приветствуя его, как приветствовал бы любого лорда.

— Я здесь.

— Ты опоздал.

— Я был в разведке. И поехал сюда, как только получил послание, — ровным голосом ответил я.

— Так. И что же ты узнал?

Сдерживая себя, я рассказал, что мы видели, когда ездили по вражеским тылам.

— Значит, они передвигаются по Калдеру? Да, реки для них служат удобными дорогами. Но я хочу поговорить об Ульмсдейле. Пока они высадились только на юге, но с тех пор, как пал Джорби…

Где находится этот Джорби? Я настолько устал, что не мог представить себе карту.

— Это порт в Вестдейле? — спросил я.

Лорд Имгри пожал плечами.

— Если он еще не сдан неприятелю, то падет непременно в ближайшем будущем. И тогда перед врагом откроется путь дальше на север. За мысом Черных Ветров единственный порт — Ульм. Если они захватят его и высадят там большие силы, мы будем раздавлены, как раковина маракса на кухонном столе.

Этих слов было достаточно, чтобы заставить меня забыть об усталости. Я привел с собой небольшой отряд, но потеря каждого человека — это чувствительный удар по Ульмсдейлу. С тех пор, как мы вступили в войну, мы потеряли пятерых, а трое тяжело ранены и вряд ли когда–нибудь смогут взять в руки оружие. Если враги нападут на Ульмсдейл, то мой отец и его люди не отступят. Но им не устоять перед бронированными чудовищами ализонцев. Значит, погибнет все, что было мне родным.

Лорд Имгри взял блюдо, положил туда кусок дымящегося мяса из котла и сделал приглашающий жест.

— Ешь. Мне кажется, сейчас это тебе нужнее всего.

В его приглашении не было ни тени гостеприимства, но меня не надо было уговаривать. Оруженосец поднялся и уступил мне стул. Я скорее упал, чем сел на него, схватил мясо, которое было еще очень горячим, и стал греть замерзшие руки, перекидывая кусок с ладони на ладонь.

— У меня уже давно нет никаких вестей из Ульмсдейла. В последний раз… — Я перебирал в памяти прошедшие дни; казалось, будто я все время уставал до изнеможения, промерзал до костей, голодал как собака…

— Тебе нужно отправиться на север, — Имгри снова отошел к огню и говорил, не глядя на меня. — Мы не можем выделить тебе отряд. Поедешь с одним оруженосцем.

Я был горд, что он считает меня способным проделать опасное путешествие без вооруженного эскорта.

Должно быть, мои рейды в тыл противника доказали, что я вполне зрелый воин и не нуждаюсь в особой защите.

— Могу поехать и один, — коротко сказал я. И начал пить бульон прямо из тарелки, так как ложки мне не дали. Бульон согревал меня, я наслаждался теплом и сытостью.

Имгри не возражал.

— Хорошо. Отправишься утром. Я сам сообщу твоим людям, так что можешь спать здесь.

Я провел ночь на полу, закутавшись в плащ. А утром, захватив два куска хлеба, уселся на свежую лошадь, которую подвел оруженосец. Лорд Имгри не попрощался со мной и не пожелал мне счастливого пути.

Путь на север был не прост. Для скорости приходилось сворачивать на овечьи тропы, нередко я даже спешивался, чтобы провести лошадь по крутым горным склонам.

У меня был с собой кремень, так что я мог разводить огонь, чтобы согреть и осветить заброшенные пастушеские хижины, где останавливался на ночь. Но я этого не делал, так как говорили о том, что в последнее время волки собрались в громадные стаи. Шла война, и на местах боев для них оставалось много поживы.

Иногда я проводил ночи в маленьких крепостях, где перепуганные люди, разинув рот и замирая от страха, слушали последние новости. Изредка останавливался в придорожных гостиницах. Путешественники расспрашивали меня не так жадно, но слушали очень внимательно.

На пятый день пути я увидел Кулак Великана, самую большую вершину моей родной страны. Над головой у меня плыли облака, холодный ветер рвал одежду. Я решил, что следует двигаться побыстрее.

Каменистые тропы утомили лошадь, и я хотел выбрать дорогу полегче. Но это было невозможно: слишком много времени ушло бы даром.

Я продолжал идти овечьими тропами. И все же это не спасло меня. Враг, должно быть, расставил дозорных на всех путях в долину. И я сам шел в ловушку. Да, я шел в ловушку с беспомощностью овцы, которую ведут на бойню.

Здесь сама природа создала прекрасные условия для западни. Я ехал по узкой тропе, по самому краю пропасти. Вдруг мой конь опустил голову и тревожно заржал. Но предостережение запоздало. Сокрушительный удар заставил меня выпустить поводья. Я обмяк и свалился с лошади.

Мрак вокруг меня — мрак и боль, которая надвигалась и удалялась с каждым вздохом. Словно сквозь туман я сообразил, что лежу головой вниз в зарослях кустарника.

После падения я, видимо, покатился в пропасть, и только эти кусты спасли меня, остановив. Нападавшие наверняка решили, что я разбился насмерть. А может быть, они спускаются, чтобы добить меня камнями?

Но я думал лишь о боли во всем теле и хотел только изменить позу, чтобы мне стало полегче. Я долго барахтался, прежде чем осознал, что нужно сделать. И тут снова покатился вниз, во мрак.

Второй раз я очнулся от того, что ледяная вода горного источника заморозила мне щеку. Со стоном я приподнял голову, пытаясь откатиться от ручья. Но руки не слушались меня, и я упал лицом в воду.

Жгучий холод пробрал еще сильнее, зато вода прояснила рассудок, привела в порядок мысли.

Сколько времени я валялся без сознания, неизвестно, но было уже темно, и на этот раз мрак не был порождением моего разума. Взошла луна, необычно яркая и чистая. Я с трудом сел.

На меня напали, конечно же, не преступники Пустыни, так как они наверняка постарались бы забрать кольчугу и оружие. Неужели подозрения лорда Имгри подтвердились так быстро? Неужели нападение на Ульмсдейл уже произошло, и я наткнулся на первый отряд разведчиков?

Да, но западня была устроена так искусно! Вряд ли это дело рук тех, с кем я воевал на юге. Нет, здесь что–то не то…

Я ощупал свое тело и с радостью понял, что все кости целы и серьезных повреждений нет. Похоже, отделался ссадинами и раной на голове. Возможно, меня защитили кольчуга и кусты. Но я дрожал от холода и возбуждения, а когда попытался встать, то обнаружил, что ноги меня не держат. Я снова рухнул на землю и судорожно ухватился за валун, чтобы не полететь вниз.

Лошади нигде не было видно. Увели нападавшие? Где они теперь? Эти мысли заставили меня обнажить меч. Так я и лежал, тяжело дыша и положив меч на колени. До крепости было недалеко. Если бы я мог встать и идти, то быстро добрался бы до первых пастбищ. Но каждое движение причиняло мне невыносимую боль. Дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы. Я до крови прикусил губу и лишь тогда взял себя в руки.

Мне здорово повезло, что я остался жив. Но сейчас я был беззащитен. Значит, пока я не наберусь сил, нужно двигаться очень медленно и осторожно.

Вокруг раздавались только обычные ночные звуки — птицы, звери… Ветер стих, и ночь была неестественно безмолвной. Она как будто выжидала. Кого?

Чего?

Я осторожно менял положение тела, тщательно проверяя мышцы, и наконец встал, хотя земля уходила у меня из–под ног. Мирно журчал ручеек, все было тихо. Никто не мог подобраться ко мне незамеченным.

Я сделал пару шагов, стараясь твердо ставить ноги на каменистую почву и хватаясь руками за ветки деревьев, чтобы не упасть. И вдруг увидел стену. Луна заливала ее серебряным светом.

Добредя до открытого пространства, я опустился на четвереньки и пополз между камнями.

Невдалеке показалось стадо овец, и эта мирная картина успокоила меня. Если бы здесь появились пришельцы, долина была бы уже разграблена. Но настоящие ли это овцы? У нас говорили, что многие пастухи видели стада овечьих призраков, которые иногда даже смешивались с настоящими овцами. А глухой ночью или туманным утром ни один пастух не мог дважды сосчитать овец и получить одинаковое число. Гнать такое стадо в деревню нельзя — если реальных овец и фантомов поместить в одну овчарню, то все они обратятся в призраков.

Но я отбросил эти фантастические бредни и сосредоточился на первоочередной задаче: доползти до стены.

Вскоре я добрался до места, откуда мне была хорошо видна крепость, стоявшая на каменистом холме над дорогой в Ульмспорт. Яркого лунного света было достаточно, чтобы разглядеть знамя лорда на башне.

Но на обычном месте знамени я не увидел. И как бы для того, чтобы все мне объяснить, подул ветер с востока. Он шевельнул полотнище, висящее на шпиле, и на мгновение развернул его. Этого времени мне хватило, чтобы все увидеть и понять.

Не знаю, вскрикнул ли я вслух, но внутри у меня все кричало. Знамя лорда могло быть так изодрано только по одной причине.

Значит, мой отец…

Я ухватился за стену, но не мог удержаться и упал на колени.

Ульрик из Ульмсдейла мертв. Зная это, я мог предположить, почему была устроена засада. Меня, очевидно, поджидали. Если сообщение о смерти отца и послали, то оно почему–то меня не нашло. Те, кто хотел схватить меня, должно быть, перекрыли все южные дороги в долину, чтобы я наверняка не миновал засады.

Теперь мне предстояло ступить на тропу, ведущую к опасностям. Но я еще не был готов к этому.

Сначала нужно обрести твердость духа, а уж потом идти вперед.

ДЖОЙСАНА

Хотя я и решила отослать Торосса и его родственниц прочь из Иткрипта, это было не так легко сделать. Торосе все еще был прикован к постели. Не могла же я отправить его на носилках? Но я больше не заходила в его комнату. С Ислогой и Унгильдой я тоже не разговаривала. Хорошо, что забот у меня хватало, и мне редко приходилось оказываться с ними рядом.

В костюме для верховой езды, захватив хлеб и сыр на обед, я в сопровождении оруженосца объезжала поля, проверяла посты в горах. Теперь я не снимала кольчугу и не расставалась с мечом, который подарил мне дядя. И никто не указывал мне на неподобающее одеяние — в такое время каждый обязан делать все, что в его силах.

А затем на нас обрушилась болезнь — с жаром и глубоким, раздирающим горло кашлем.

По какой–то случайности сие испытание меня миновало, и управление замком перешло в мои руки.

Дама Мэт заболела одной из первых. Но она все же покидала свою постель и, несмотря на слабость, старалась помочь мне и больным.

Маршал Дагэйл тоже заболел; его люди получали приказы от меня. Мы постоянно держали часовых в горах и в то же время старались убрать урожай.

Приходилось очень трудно: дел было невпроворот, а рабочих рук не хватало. Дни и ночи слились для меня в море усталости, изнеможения, времени для отдыха не было совершенно.

Все, кто держался на ногах, работали. Даже маленькие дети выходили в поле со своими матерями и помогали, чем могли. Но силы наши были на исходе, и урожай собрали небольшой.

В середине лета вместо традиционного пира я собрала всех, кого наметила отправить в Норсдейл. И они пошли на север, в основном, своим ходом, так как лишних лошадей у нас не было.

Торосе не поехал с ними. Его рана уже достаточно зажила, и он мог бы перенести путешествие. Я надеялась, что у него хватит здравого смысла уехать.

И все же Торосе остался. Он даже стал другом маршала Дагэйла и его ближайшим помощником, когда маршал поправился и приступил к исполнению своих обязанностей.

В те недели я не чувствовала себя счастливой.

Хотя Торосе не искал встреч со мной, я постоянно ощущала на себе его взгляды, а его воля опутывала меня невидимыми нитями. Я могла только надеяться, что у меня хватит сил для сопротивления. Торосе мне нравился с самой первой нашей встречи. Тогда я увидела веселого, жизнерадостного юношу, столь не похожего на угрюмых, занятых людей, окружавших меня всю жизнь. Он был ласков, умен, интересно говорил, великолепно умел поддерживать беседу, чувствовал себя свободно в любой компании. Я видела, как девушки не сводят с него глаз, и сама ощущала его очарование.

Рана несколько омрачила его нрав. Но Торосе все же облегчил наше существование в те суровые дни.

Он был уверен, что рано или поздно я приду к нему.

Однако на чем была основана эта уверенность?

Наши мужчины смотрели на женщин, как на собственность. Сначала, конечно, они ухаживают за дамой, потакают ее капризам, но когда вводят ее в дом, то жена становится вещью: как охотничий сокол, гончая собака, лошадь. Женщина служила средством заключения союзов между лордами. И не могла протестовать, даже если намеченная свадьба была ей не по душе.

Если какая–либо женщина пыталась восстать против своей судьбы, то считалось, что она примкнула к темным силам. Обвинение в этом означало страшную опасность, от мятежницы отворачивались даже кровные родственники.

Мой жизнь складывалась сравнительно просто и легко — до этого момента. Дама Мэт была умна и тверда, хорошо знала место, которое женщина Долин должна занимать в доме. Брат поручил ей все управление хозяйством. От дамы Мэт я узнала многое, что было совсем необязательно знать девушке, которой предстоит войти в дом мужа. Изредка я присутствовала на совещаниях дяди и дамы Мэт. Правда, я не осмеливалась по собственной инициативе высказывать свое мнение, но дама Мэт нередко обращалась ко мне с вопросами. По ее словам, будущая хозяйка должна принимать решения, однако для этого ей нужно немало знать и уметь.

До бегства с юга Торосе был прямым наследником своего отца. Теперь он потерял право на трон. И постоянные требования, чтобы я стала его женой, зародили в моей душе подозрение, что главная его цель не я, а право стать наследником Кьярта.

Мне казалось, что и Ислога лелеет такую мысль.

Поэтому она пыталась скрыть свою неприязнь ко мне и часто оставляла нас наедине с сыном, думая, что он сможет уговорить меня разорвать брачный договор с Керованом. Этим летом я чувствовала себя зайцем, которого стараются загнать две собаки. Поэтому я все чаще и чаще спасалась от них хлопотами.

Когда мы отправили на север первую партию беженцев, стало полегче, но ненадолго. Прибавились заботы о даме Мэт. Хотя она делала, что могла, работа давалась ей с трудом. Она худела, кожа у нее стала совсем прозрачной. Часто она стояла, перебирая пальцами четки, и безмолвно молилась.

Я старалась проводить с ней как можно больше времени. Нам не нужно было ни о чем спрашивать друг друга, все было ясно без слов. Но теперь дама Мэт стала говорить намного больше, чем раньше. Как будто чувствовала, что конец ее близок, и хотела передать мне все, что знала. Рассказывала о травах, — о лечении. О необычных вещах, которые теперь редко передаются от одного поколения к другому.

Мы живем в странной стране. Стоит только повернуть голову — и увидишь остатки жилищ Древних. Там царит мертвое спокойствие, будто что–то выжидающее.

Дама Мэт открыла мне тайну. Оказалось, что Огонь, которому она посвятила жизнь, не обладает Могуществом Древних. И те, кто поклоняются ему, иногда вынуждены идти в горы, чтобы искать Могущество, которое могло бы противостоять злу. Даже Монастырь был вынужден обращаться к помощи не только своего божества — Огня.

Однажды дама Мэт пришла ко мне рано утром.

Стояла и перебирала четки, глядя куда–то в стену, как будто боялась встретиться со мной взглядом.

— Джойсана, с Кьяртом что–то случилось…

— Ты получила письмо?

Я удивилась, что не слышала рога. Теперь все были обязаны оповещать о своем приближении к крепости.

— Да, только не словами и не буквами. Оно у меня здесь.

Дама Мэт оставила четки и тонкими пальцами показала на лоб.

— Сон? — Неужели она тоже?..

— Не такой, как ты думаешь. Весьма расплывчатый. Знаю лишь, что Кьярту сейчас плохо. Я должна пойти к лунному источнику.

— Сейчас не ночь и не полнолуние, — напомнила я ей.

— Но воду из источника можно использовать. И я должна это сделать. Боюсь только, что не дойду.

Слишком далеко.

Дама Мэт покачнулась и оперлась рукой о стену.

Я поспешила к ней, подхватила и усадила на стул.

— Я должна идти.., должна. — Она вдруг заговорила с такой тревогой в голосе, что я испугалась.

— Хорошо. Ты можешь ехать верхом?

На ее верхней губе блестели капли. Я вдруг увидела, что дама Мэт, строгая и чопорная дама Мэт, превратилась в старуху. Груз прожитых лет обрушился на нее, пригнул к земле, и это пугало меня, как и ее болезнь.

Но ее твердая воля сделала свое дело. Дама Мэт выпрямилась, расправила плечи.

— Дай мне одну из лошадей, Джойсана.

Тяжело опираясь на меня, она вышла во двор. Я послала мальчика на конюшню за пони. Этих смирных животных мы держали для перевозки грузов.

Когда мальчик вернулся, дама Мэт уже преобразилась, как будто выпила укрепляющее лекарство. С легкостью села в седло, и я повела пони через поля к тому самому источнику, куда частенько бегала и сама.

Почти никто не заметил нашего ухода. Было раннее утро, и, наверное, еще не закончился завтрак. Я шла за пони и ощущала голод.

— Кьярт. — Дама Мэт говорила почти шепотом.

Она словно позвала брата и ожидала от него ответа. Я никогда не думала о том, что связывает этих двоих, кроме имени. И теперь, услышав ее голос, многое осознала.

Хотя они и относились друг к другу по–деловому, на самом деле брат и сестра нежно любили друг друга.

Мы пришли к источнику. Ночью я не видела следов множества людей, которые искали здесь Могущества. Источник был выложен камнями, за ними росли кусты. К веткам были привязаны кусочки ткани, потерявшие свой первоначальный цвет под действием ветра и дождей. Висели еще фигурки овец, лошадей — все это покачивалось на ветру.

Я помогла даме Мэт спуститься на землю, повела ее к источнику. Она освободилась от моей поддержки и пошла вперед сама, как будто при виде источника к ней вернулись силы.

Из кармана дама Мэт достала крохотный сосуд из полированого серебра. Я знала, что серебро — любимый металл Древних, так же, как опал, жемчуг и янтарь считались у них драгоценностями.

Дама Мэт жестом подозвала меня и показала на неизвестное мне растение, которое росло возле самого родника. У него были широкие темно–зеленые листья с белыми прожилками.

— Сорви листок и налей воды в мой сосуд, — сказала она.

Сорванный листок распространял приятный аромат и как будто сам, по собственной воле скручивался в чашу для зачерпывания воды. Я зачерпнула три раза, и дама Мэт остановила меня.

Она взяла сосуд, подняла и легонько подула на его поверхность.

— Это, конечно, не вода Девятой Волны, которая лучше всего подходит для подобных целей, но ничего иного у нас нет.

Она перестала дуть, и поверхность воды успокоилась. Затем дама Мэт бросила на меня один их тех взглядов, которые сковывали мою волю.

— Думай о Кьярте! Создай мысленно его портрет!

Я попыталась нарисовать перед глазами изображение дяди, и это мне удалось. Я увидела его в момент, когда он во дворе пил из чаши, которую я поднесла ему перед отъездом. Я была удивлена, что всего несколько месяцев спустя уже с трудом вспоминаю его лицо. Ведь я же знала дядю всю жизнь.

— Что–то тебе мешает. — Дама Мэт строго посмотрела на меня. — Что, Джойсана?

Что? Моя рука потянулась к труди, где прятался Грифон. Неохотно, подстегиваемая взглядом дамы Мэт, я достала шар.

— Повесь его туда.

Я не смогла ослушаться и повесила шар на одну из веток, где уже висело много безделушек. Дама Мэт проследила за мной, затем снова стала смотреть в сосуд.

— Думай о Кьярте!

Теперь как будто бы через отворенную дверь я увидела дядю четко и ясно.

— Брат! — вскрикнула дама Мэт. И больше она ничего не говорила, только всхлипывала. Она смотрела в сосуд, лицо ее было дряхлым и изможденным.

— Пусть так и будет! — Она сделала шаг, затем другой, перевернула сосуд и выплеснула воду в источник. — Пусть будет так!

Резкий, удивительно чистый звук раздался в утреннем воздухе: колокол тревоги с крепостной башни! То, чего мы так долго боялись, пришло — враг рядом!

Пони ржал и бился. Мне пришлось схватить его за поводья. Я старалась успокоить испуганное животное, а звуки колокола гулко разносились в утреннем воздухе — тяжелые удары, предвестники близящейся грозы. Я видела, как дама Мэт протянула сосуд, словно подавая его кому–то, и выронила в источник. Затем она подошла ко мне.

Ее хрупкое тело горело жаждой действия, опасность пробудила в ней молодость. Но на ее лице нельзя было прочесть надежду; нет, это было лицо человека, смотрящего в нескончаемую ночь.

— Кьярт видел это в своем последнем сне, — сказала она, садясь в седло.

Больше о брате она не говорила. Что же она увидела в сосуде? Тревога вытеснила из моей головы все, кроме необходимости поскорее вернуться.

Вести были действительно плохие, и Дагэйл быстро изложил нам все, одновременно отдавая распоряжения своим людям. Защищаться бессмысленно, но воины должны были сделать отчаянную попытку, чтобы выиграть время и спасти остальных. Враги шли по реке: это был самый простой путь от побережья.

Мы уже давно решили, что оставаться в крепости и погибнуть в ней — неразумно. Тем, кто не мог сражаться, лучше было уйти в горы и пробиваться на запад. И мы тщательно спланировали это бегство.

При первых звуках колокола пастухи погнали стада, женщины и дети тоже собирались в путь.

Я прошла в свою комнату, натянула кольчугу, тяжелый плащ, взяла меч и заранее упакованные необходимые вещи. Унгильда уже ушла, В ее покоях как будто похозяйничал враг: все было в полном беспорядке.

Я побежала через холл в комнату дамы Мэт. Тетя сидела в кресле с высокой спинкой, держа в руке жезл, который я видела впервые, — цвета слоновой кости, с вырезанными письменами.

— Твой плащ, вещи!.. — Я быстро огляделась, но в комнате было все как обычно — никаких приготовлений к бегству. — Нужно уходить!

Я надеялась, что Мэт не так слаба и сможет подняться. Я могла бы поддерживать ее, но нести ее было мне не по силам.

Она медленно покачала головой. Я заметила, что тетя тяжело дышит, как будто ее измученным легким не хватало воздуха.

— Иди… — Она с трудом прошептала одно слово.

И затем:

— Иди.., быстрее… Джойсана!

— Я не могу оставить тебя здесь. Крепость нам не удержать. Ты же знаешь, мы давно так решили.

— Знаю… И… — Дама Мэт подняла жезл. — Я долго поклонялась Огню и старалась забыть иные учения. Но когда уходят надежда и жизнь, каждый должен бороться, как может. Теперь мне ясно, что делать. Возможно, я смогу отомстить за Кьярта и за тех, кто уехал с ним. — С каждым словом голос ее становился крепче, дама выпрямилась, но вставать с кресла и не собиралась.

— Мы должны идти! — я положила руку на ее плечо. Оно было твердое и сильное.

— Уходи, Джойсана. Ты молода, у тебя есть будущее. Оставь меня. Это мой последний приказ. Оставь.

Пусть враги идут сюда.., на свою погибель!

Она закрыла глаза, но губы шевелились, произнося неразборчивые слова. Видимо, тетя молилась. Но она не перебирала свои четки, а крепко сжимала жезл.

Он двигался в руках, будто им водила неведомая сила.

Конец посоха скользил по полу, вырисовывая какие–то письмена, но следов не оставлял.

Я знала; ничто не изменит ее решения. Дама Мэт даже не взглянула на меня и не ответила на мое прощание. Словно ушла куда–то невообразимо далеко и полностью забыла о моем существовании.

Я приблизилась к двери. Может, кликнуть людей, чтобы вывести тетю против ее воли? Я была уверена, что сейчас она не отвечает за свои слова и поступки.

Дама Мэт будто прочла мои мысли: широко открыла глаза и повернула посох в мою сторону, словно нацелилась на меня копьем.

— Дурочка.., я скоро умру… Доверь мне честь рода, я сделаю так, что враги пожалеют, что пришли в Иткрипт. Они уже задолжали мне, и я заставлю заплатить этот кровавый долг. Достойный финал для человека из рода Сломанного Меча!.. Постарайся заслужить такой же, когда придет твое время, Джойсана.

— Жезл грозно указывал на меня. Я повернулась и пошла. Не могла поступить иначе: меня словно заколдовали.

— Джойсана! — Колокол перестал звонить, и я услышала свое имя. — Джойсана, где ты?

Я сбежала по ступеням и увидела Торосса. Его капюшон был надвинут на лоб, открывая только часть лица.

— Чего ты ждешь? — сердито спросил он и, схватив меня за руку, потащил за собой к двери. — Садись на лошадь и уезжай!

— Дама Мэт.., она не хочет уходить…

Торосе посмотрел на лестницу, затем на меня. Покачал головой.

— Пусть остается! У нас нет времени. Дагэйл с отрядом уже на берегу. Враги.., враги плывут по реке.

У них есть оружие, которое может стрелять дальше, чем любой лук.

Он вывел меня на улицу. Там стояла лошадь; другая была у ворот. Торосе с силой закинул меня в седло.

— Поезжай!

— А ты?

— Я к реке. Куда же мне еще? Начнем отступать, как только получим сигнал, что вы уже вошли в ущелье. Все по плану.

Он стегнул лошадь, и та резко рванулась вперед.

Мне пришлось призвать на помощь все свое умение, чтобы удержаться в седле.

Позади я слышала крики и какие–то резкие хлопки. Это были таинственные, никогда мною не слышанные звуки. К тому времени, как я справилась с лошадью. Торосе уже скакал во весь опор в противоположном направлении, к реке. Мне очень хотелось поехать с ним, но я понимала, что буду только помехой воинам. Мне надо было вести тех, кто не мог сражаться. Поднявшись в горы, мы разделимся на маленькие отряды, каждый из которых пойдет по своему пути под руководством пастухов и лесников. Все должны были пробираться на запад — единственное место в Верхнем Холлеке, где было еще безопасно.

Но пройдя немного, я вдруг вспомнила — хрустальный Грифон! Он остался на ветке возле источника! Нужно забрать его! Я повернула лошадь и понеслась назад по хлебному полю, не думая о том, что топчу посевы. Вот и кольцо деревьев. Схвачу шар и тут же обратно.

Я въехала под деревья и спрыгнула на землю, не дожидаясь, пока лошадь остановится. Но у меня хватило здравого смысла привязать поводья к веткам.

Я обошла вокруг куста, отыскивая среди множества фигурок свой шар. Вот он! Как я могла забыть его? Я не стала расстегивать кольчугу, а просто сунула шар за ворот, перекинув цепь через шею.

Затем я повернулась и поспешила к внезапно заржавшей лошади. Возбужденная тем, что Грифон снова у меня, я ни на что не обращала внимания и шла прямо навстречу опасности, как глупое животное.

Враги, должно быть, заметили, как я ехала сюда, и быстро устроили мне западню. Им помогло то, что я была слишком поглощена мыслью о своем амулете.

Как только я взяла поводья лошади, меня окружили — очень быстро и организованно. Вероятно, большая практика. Откуда–то прилетела петля и опустилась мне на плечи, крепко стянув руки. Я попала в плен к ализонцам — из–за собственной глупости!

КЕРОВАН

Итак, мой отец мертв. Кто же правит теперь в Ульме? Яго? Единственный мой друг… За время, проведенное в крепости, я так и не обрел сторонников, на поддержку которых мог бы положиться. Но должен же я выяснить, что случилось!

Я притаился в кустах близ стены. Ночной ветер был холодным, меня бросало в дрожь.

Крепость в этот час закрыта. Кроме…

Вернулась способность мыслить. Видимо, потрясение, которое я испытал при виде порванного флага, привело меня в чувство. Был еще потайной выход…

Я не знаю, что привело наших предков сюда с юга.

Они не оставили никаких записей, которые раскрыли бы причины их миграции. Но сохранившиеся строения говорили о том, что жизнь предков была в опасности.

Они не воевали с Древними за обладание Долинами. Тогда почему же здесь вырастали крепости — одна сильнее другой? И каждая — с тайным ходом, о котором знали только лорд и его наследник. Как будто они предвидели, что наступит момент крайней опасности…

Отец показал мне однажды тайный вход в Ульм.

У меня была возможность проникнуть в самое сердце того, что, очевидно, уже стало вражеской территорией, и узнать все. К тому же, — я облизнул губы и соленый привкус крови появился у меня во рту, — это наверняка единственное место, где не будут меня искать. Там, в суровом здании, под разорванным в клочья флагом, я буду в безопасности.

Теперь, когда у меня появилась цель, я двигался уверенно, но не забывал об осторожности. Я должен пройти довольно большой путь — от стены к стене, от укрытия к укрытию. В окнах замка и в деревенских домиках кое–где был виден свет. Огни постепенно гасли, а я скользил тихо, как змея. Меня сызмальства приучили к терпению, а теперь, когда каждый неверный шаг грозил смертью, терпение было более, чем необходимо.

Залаяла собака возле крестьянского дома, и я замер с бешено бьющимся сердцем. Но, по счастью, вышедший мужчина сердитым окликом унял собаку.

Постепенно я приближался к цели моего путешествия.

В Ульмсдейле сохранилось гораздо меньше строений Древних, чем в северных Долинах. Только здесь, в тени Кулака Великана, остались следы тех, кто жил в долине до того, как сюда пришли наши предки. И это сооружение не было чем–то потрясающим — просто каменная плита среди камней. Никто не мог сказать, чему она служила.

От других плит ее отличало только то, что на ее гладкой поверхности был вырезан знак Грифона.

Даже сейчас, ночью, я хорошо видел четкие линии на плите. Они указывали мне путь.

Я поднялся чуть выше по склону. Измученное, избитое тело яростно протестовало против любого движения. Вскоре я нашел нужное место: здесь начинался подземный ход, скрытый под искусно выложенными камнями.

Я прошел в темную расщелину. Стало ясно, что отсутствие света создаст дополнительные трудности.

Я начал осторожно ощупывать стены мечом, пытаясь вспомнить, куда нужно двигаться. И вот меч нашел пустоту: заветный лаз, довольно круто спускавшийся вниз. Сапоги, сшитые на обычную ногу, изрядно мешали мне. Я разулся и привязал сапоги к поясу.

Мои копыта почти не чувствовали холода камня, так что спускался я уверенно. Но долго ли придется идти? Этого я не знал. Мы с отцом не были в подземелье, он только показал мне вход.

Я спускался все глубже под землю. Казалось, что время остановилось в этом кромешном мраке. Но вот мое копыто притронулось к твердой почве, и я осторожно поставил рядом второе. Свет…

Я достал кресало и стал ощупывать стену, пока не наткнулся на то, что искал. Высек огонь и зажег факел, который вспыхнул так ярко, что пришлось зажмурить глаза. Подземный ход большей частью представлял собой естественный туннель — видимо, русло высохшей подземной реки. В некоторых местах приходилось двигаться на четвереньках.

Но здесь мне не грозила опасность быть замеченным! Вскоре путь стал пологим. Я понял, что нахожусь под долиной и до крепости осталось пройти совсем немного.

Вскоре свет факела выхватил из темноты боковой проход в стене. Грубые ступени вели вниз и в сторону. Видимо, выход в пещеру на берегу моря, отец говорил мне о нем. Теперь я поднимался наверх. Длинная лестница вела в крепость, в комнату отца. Я остановился и погасил факел: мне могли понадобиться обе руки.

Я заглянул в одну из трещин в стене: на полу слабо освещенной комнаты спало несколько человек.

Я подошел к следующей трещине, и перед глазами открылся приемный зал. Я смотрел в него откуда–то из–за трона отца. В очаге горел огонь, которому никогда не давали угаснуть. Неподалеку на скамье сидел слуга, рядом с ним на полу свернулись две собаки. Самая обычная, мирная картина.

Я у цели! Некоторое время я не отваживался отвести плиту в сторону. Что же меня ждет?

Люди часто используют слово «любовь». Оно обозначает как чистые чувства, вроде привязанности, нежности, так и обычную похоть. Я никогда не использовал этого слова, так как мне еще не представился случай испытать любовное томление. Страх, почтение, трепет — эти эмоции были более понятны, чем. любовь. Я не любил своего отца. В те дни, когда я был с ним, я уважал его и преданно ему служил.

Но между нами неизменно стояло мое изгнание.

Отец приезжал ко мне, посылал подарки, которые привели бы в восхищение любого мальчишку. Однако в его присутствии я всегда испытывал неловкость и беспокойство. Не знаю, что было тому причиной — его реакция на мое уродство, неспособность воспротивиться воле матери?..

Между нами постепенно воздвигалась стена, сломать ее мы так и не смогли. К сожалению, лорд Ульрик был именно тем человеком, которого я мог бы полюбить всем сердцем. Теперь, стоя в темном туннеле возле его комнаты, я ощущал, что потеря отца опустошила мою душу.

Рука лежала на засове, который отпирал каменную плиту за спинкой огромной отцовской кровати.

Я чуть–чуть приотворил ее, прислушался. И тут же поспешно вернул плиту в прежнее положение: в комнате горел свет, слышались чужие голоса. Я вспомнил, что можно обойти вокруг кровати и проникнуть в комнату незаметно. Вот возможность сразу узнать все, что здесь произошло!

Я проскользнул за балдахин кровати. Это было великолепное укрытие. Нашлась даже дырочка, через которую я мог все видеть.

В комнате находились четверо. Двое сидели на скамье у стены, один на стуле, а четвертый — в отцовском кресле.

Хлаймер и Роджер. На стуле — девушка. У меня перехватило дыхание: ее лицо было похоже на мое, как две капли воды! А в кресле сидела леди Тефана; я не сомневался, что впервые в жизни вижу свою мать.

Она была в пепельно–серой одежде вдовы. Вуаль ее была отброшена назад и закрывала только волосы. Лицо было таким молодым, что леди Тефана казалась старшей сестрой девушки. Хлаймер не унаследствовал ее облика — в отличие от меня.

Я не испытывал никаких чувств, кроме любопытства, когда смотрел на мать. Меня с нею ничто не связывало.

Она быстро говорила и делала стремительные жесты красивыми руками с длинными пальцами. На одном пальце сверкал перстень — перстень моего отца, который имел право носить только лорд. То есть, теперь — только я!

— Идиоты! Но нам–то зачем повторять, их ошибки? Когда придут вести, что Керован убит, Лисана станет наследницей, а ее муж, — она показала на Роджера, — будет править здесь от ее имени. Пришельцы предлагают нам хорошие условия. Им нужен порт, но они не хотят брать его с боем. Война ни к чему не приведет: нам не устоять. Кому нужны смерть и разрушение?.. Эта сделка спасет нашу долину!

— Я охотно соглашусь на то, чтобы быть мужем Писаны и правителем Ульмсдейла, — сказал Роджер. — Что касается остального… — Он покачал головой. — Это совсем другое дело. Легко заключить договор. Но соблюдать его гораздо труднее. Мы можем открыть ворота, но как потом закрыть их? Враги хорошо знают, насколько мы слабы.

— Слабы? Мы? И это говоришь ты, Роджер? — госпожа Тефана окинула его пренебрежительным взглядом. — Глупый мальчик, ты забыл, какое могущество мы унаследовали от нашего рода? Я не уверена, что пришельцы сталкивались с чем–нибудь подобным.

Роджер улыбнулся своей обычной, едва заметной улыбкой. Она всегда наводила меня на мысль, что Роджер очень уверен в себе. Как будто он владеет каким–то страшным оружием — вроде того, что пришельцы применили против нас.

— Значит, моя дорогая леди, ты хочешь обратиться к Ним? Но подумай хорошенько: может ведь произойти непредвиденное. Они способны выйти из–под контроля и пойти своим путем. Мы их родственники, но не очень–то близкие.

Я видел, как вспыхнуло лицо леди Тефаны.

— И ты осмеливаешься говорить это мне, Роджер? — ее голос стал пронзительным.

— Я не твой муж, госпожа. — Если он и испугался окрика, то ничем не выдал себя. — Его род был проклят, поэтому он легко поддавался всему, что исходило от Них. Но во мне течет та же кровь, что и в тебе. Мною не так просто руководить. Хотя даже твой муж вышел из–под контроля — назвал своего сына наследником, несмотря на все твои заклинания.

Ее лицо еле заметно изменилось, и мне стало как–то неспокойно. Что–то гнетущее возникло в комнате. Зло.

Я ощущал его, чувствовал, как оно втекает, чтобы наполнить поджидающий сосуд. Сосуд–женщину. Я отказывался поверить в то, что именно она дала мне жизнь.

— Интересно, с кем ты общалась в том святилище, когда носила под сердцем моего обожаемого кузена? — продолжал Роджер, все еще улыбаясь, хотя Хлаймер встал со скамьи и отошел подальше, как бы не желая сидеть напротив вытянутого пальца матери. — Какую сделку ты заключила? Творила заклинания, чтобы лорд Ульмсдейла стал твоим мужем? Ведь ты давно имеешь дело с Ними, а не с теми, кто идет по Белому Пути.

Нет, нет, не пытайся повторить это со мной. Неужели ты думаешь, что я пришел сюда без защиты?

Ее палец быстро чертил какие–то фигуры. И, как тогда, у Ривала, я увидел, что палец оставляет в воздухе светящиеся следы. Но они были отчетливо видны в комнате, которую наполняло черное зло.

Роджер поднял руку и закрыл ею лицо. Ладонь его была направлена вперед. На ней выделялись те самые линии, по которым Мудрые Женщины могли предсказывать будущее человека. Эти линии начали светиться бледно–розовым, а затем ярко–красным цветом. Роджер все еще улыбался из–под руки.

Я услышал сдавленный крик госпожи Тефаны.

Затем ее рука безвольно опустилась. Кольцо на пальце потускнело, как будто его блеск был съеден дьявольскими силами, которые она только что призвала.

Мне очень хотелось сорвать перстень с ее руки.

— Да, — сказал Роджер. — Ты, леди, не единственная, кто ищет сильных союзников в тайных местах.

Теперь, когда ты убедилась, что мы с тобой одинаково вооружены, давай вернемся к делу. Твой любимый сын…

Он помолчал и легонько кивнул в сторону Хлаймера, который имел совсем жалкий вид — сидел согнувшись и исподлобья поглядывал то на мать, то на Роджера. Было ясно, что сначала он боялся только ее, а теперь понял, что нужно опасаться обоих.

— Так как твой любимый сын не стоит на пути к трону Ульмсдейла, мы можем строить совместные планы. Но я все же не согласен, что нам следует сотрудничать с пришельцами.

— Почему? — спросила леди Тефана. — Ты их боишься? Ты, у кого есть это! — она кивнула на его ладонь. — Неужели ты не в силах защититься?

— Лично я не боюсь их. Но не хочу давать им хотя бы временное преимущество. Я верю, моя дорогая леди, что ты можешь вызвать с гор громы и противодействовать любому предательству, которое они замыслят. Но призванное тобою Могущество будет уничтожать все без разбора. А я вовсе не желаю потерять Ульмсдейл.

— Ты все равно потеряешь его. — Впервые Лисана нарушила тишину. — И, дорогой Роджер, — в ее голосе было мало любезности, — мы ведь еще не супруги. Не слишком ли ты торопишься, считая себя лордом Ульмсдейла?

Она говорила ледяным тоном и смотрела на него в упор. Они выглядели не женихом и невестой, а скорее, врагами.

— Верно, моя ненаглядная, — дружески согласился Роджер. Но, если бы я был на месте Лисаны, меня насторожил бы этот тон. — Ты хочешь остаться здесь и лордом, и госпожи?

— Я не хочу принимать участие в твоей игре, Роджер, — резко ответила Писана. Чувствовалось, что она очень уверена в себе.

Роджер посмотрел на нее так, как будто впервые понял, что она имеет здесь вес. Его глаза чуть сузились. Затем он перевел взгляд на ее мать.

— Поздравляю, моя дорогая леди. Значит, ты столь убеждена в своем Могуществе?

— Естественно. А ты думал, нет? — рассмеялась она.

— О, какое счастливое семейство будет у нас! — рассмеялся в ответ Роджер. — Мы можем проводить прекрасные вечера, пробуя друг на друге свои заклинания и испытывая свою защиту.

— Этих вечеров не будет, — прорычал Хлаймер. — Если мы не договоримся, что делать, чтобы удержать Ульмсдейл. И я не вижу шансов выиграть там, где проиграли многие великие лорды. Порт открыт — пришельцам нужно только подойти и высадиться.

Крепость можно удерживать день, два… Но… — Он пожал плечами, — все слышали рассказы об их оружии. Мы кончим так же, как и остальные.

— А что, если… — С лица Роджера исчезла улыбка. Он посмотрел на леди Тефану, затем перевел взгляд на Лисану. — Что, если они не смогут пристать к берегу? Ветер и волны, ветер и волны…

Госпожа Тефана испытующим взглядом смотрела на него.

— Это потребует много энергии.

— Ею обладаешь ты, моя дорогая, и частично моя невеста, — он кивнул на девушку. — Немного могу добавить и я. Ветер и волны — довольно удачное решение. Все будет выглядеть вполне естественно, и они не смогут ни в чем обвинить нас. Мы останемся в стороне. Сделаем вид, что идем на сделку, но только сделаем вид. А ветер и волны…

Леди Тефана облизнула губы.

— Это требует большой Силы.

— Тебе не по силам?

— Еще чего! — немедленно воскликнула она. — Но нам троим нужно будет объединить усилия, и потребуется еще жизненная энергия, чтобы достичь успеха.

Роджер пожал плечами.

— Жаль, что мы позволили уйти самым преданным сторонникам лорда. Ненависть могла бы дать нам эти силы. Например, старик Яго…

— Он осмелился угрожать мне! — крикнул Хлаймер. — Как будто калека может что–то сделать со мной!

— Калека, конечно, не может, — согласился Роджер. — Но если бы он встретился с тобой лет десять назад… Я не поручился бы за твою жизнь, дорогой братец… К счастью, у нас есть другие, чьей жизненной силой мы можем воспользоваться. Если мы решим…

Лисана вдруг утратила свое холодное безразличие. Я видел, как в глазах ее сверкнуло безумие.

— Мы решим! — крикнула она. — О, мы решим!

Впервые Роджер проявил признаки беспокойства.

— Обуздай свою ярость, дорогая. Наш путь требует благоразумия и осторожности.

Писана вскочила на ноги так резко, что стул, на котором она сидела, полетел на пол.

— Не учи меня, Роджер! Лучше следи за своей Силой. Вдруг ее у тебя не так много, как ты стараешься показать!

— Мы все должны осторожно обращаться с Силами, — произнесла госпожа Тефана. — Но план требует тщательной подготовки, и этим нам нужно заняться незамедлительно.

Она поднялась. Хлаймер быстро подошел к ней и предложил руку. Я подумал, что ему очень не по душе оставаться наедине с Роджером. Лисана пошла за ними.

Моя рука потянулась к мечу. То, что я слышал здесь, наполнило меня ужасом, хотя многое прояснилось. Было ясно, что эти трое уже давно имеют дело с Темными Силами. И то, что мой отец был околдован, как намекнул Роджер, тоже объяснило многое.

Теперь я мог простить его. Стена между нами рухнула, хотя и слишком поздно.

Итак, они собираются призвать Темные Силы. Возможно, это спасет Ульмсдейл — однако только для них. Осмелюсь ли я противостоять темному Могуществу? Ведь раз они воюют с нашим врагом, я могу считать их своими союзниками. Но как я ненавижу всю эту троицу!

Роджер вышел из комнаты, и я не бросился на него. У меня в голове была только одна мысль. Что конкретно они намерены предпринять? Несмотря на обстоятельства рождения, у меня не было Могущества. Один лишь Ривал смог бы разъяснить мне все.

Что же делать: позволить им прибегнуть к Темным Силам, чтобы спасти долину, или помешать? Что представляет большую опасность — обращение к злу или пришельцы? Я был в растерянности. Но Ривал, всю жизнь посвятивший изучению таинств, мог вразумить меня.

Замок отца теперь стал для меня ловушкой. Чем скорее я выберусь отсюда, тем лучше — не только для меня, но и для будущего страны. Пробираясь по подземному ходу, я думал о Яго. Наверняка Хлаймер принудил старика к поединку. Ну что же, когда–нибудь я заставлю его заплатить за это.

К тому времени, как я добрался до плиты с Грифоном, наступила глубокая ночь. Все тело болело от ушибов, голова трещала, впереди лежал долгий путь.

К тому же меня мучил голод.

Перевалив через горы, окаймлявшие долину, я вышел на одну из тех троп, что использовались летом охотниками и торговцами.

Вдруг раздался стук копыт по камням. Я был уверен, что мне нужно укрыться, и стремглав юркнул в кусты. Даже если это и не враг, встреча с ним не сулит ничего хорошего: никто не должен знать о моем приходе в Ульмсдейл.

Но когда я рассмотрел человека, который ехал на лошади и вел в поводу вторую, то немного успокоился.

Он не проехал мимо, а остановился прямо перед кустами, где прятался я. Потом поднял толстую палку, которую держал в руке.

— Лорд Керован… — Он говорил очень тихо, но я ясно слышал слова.

Путник откинул с головы капюшон, как бы желая, чтобы я узнал его. Но я не мог вспомнить, видел ли я прежде это лицо.

В отличие от многих торговцев, он был чисто выбрит — на подбородке ни следа бороды. Черты лица странные, путник не был похож на жителя нашей долины. Волосы его были коротко острижены и торчали густой щеткой, скорее походя на шерсть зверей, чем на волосы человека. Цвет их был тоже странный — смесь сирого, коричневого и черного.

— Лорд Керован! — повторил незнакомец и на этот раз указал на меня палкой.

Сопротивляться зову было невозможно. Я выпрямился во весь рост и продрался сквозь кусты к тому, кто мог быть моим смертельным врагом.

ДЖОЙСАНА

Пленница Ализона! Все ужасы, о которых мне рассказывали беглецы, всплыли в моей памяти, когда меня окружили эти демоны.

Веревка, спеленавшая руки, потянула меня на открытое пространство. Люди — но выражение их лиц заставило меня содрогнуться от страха. Быстрая смерть показалась бы сейчас подарком судьбы.

Они говорили между собой, смеялись, и странен был их язык.

Их предводитель подошел ко мне и скинул с головы капюшон. Освободившиеся волосы рассыпались по плечам. Моя рука невольно потянулась к кинжалу.

Но веревка была крепкой, мне не удалось достать его.

Затем меня привели в Иткрипт, во двор, где собрались враги. И вдруг из башни раздался страшный гром, сопровождаемый ослепительной вспышкой. Меня швырнуло на землю, и я увидела то, от чего у меня задрожали руки и ноги: толстые стены Иткрипта дрогнули, в них появились широкие трещины. И стены обрушились, погребая под своими обломками врагов. Затем все скрылось под чудовищным облаком пыли.

Я попытался бежать, но фортуна была против меня.

Конец веревки, стягивающей руки, очевидно, попал в щель между упавшими валунами.

Неужели это совершили чудовища, которые служат пришельцам? Нет, вряд ли. Зачем им убивать своих союзников?

Дама Мэт! Но как ей удалось?.. Я была поражена, увидев, что она обладает такой Силой. Только Древние и некоторые Мудрые Женщины могли бы им повелевать. Мудрые Женщины и дама Мэт всегда были противниками. Но прежде чем тетя посвятила жизнь служению Огню, кем она была? Во всяком случае, пришельцы заплатили кровавую цену за наш род. Наши мужчины всегда были отважны в бою. Мой отец погиб, сражаясь с пятью преступниками, и захватил с собой в могилу четверых. Теперь эти пришельцы из–за моря поймут, на что способны наши женщины!

Но это был мой единственный шанс сбежать. Пыль постепенно оседала, и вскоре я увидела, что держит меня.

Приведший меня человек лежал лицом вниз, между лопаток у него покоилась громадная глыба. А веревка была обмотана вокруг его пояса.

Я думала, что он мертв, и удвоила усилия. Ведь это страшно — быть привязанной к мертвецу. Но веревка была крепка, и я дергалась, как лошадь, привязанная у таверны.

Так меня и нашли те, кто смог выбраться из–под обломков Иткрипта. Наших людей нигде не было видно. Я надеялась, что все они погибли, прикрывая отход. Попасть в плен было хуже смерти.

Враг находился в панике недолго. Я горько пожалела, что мы не использовали этого момента для атаки. Теперь же я не сомневалась, что пришельцы жестоко отомстят за неожиданные потери. Страх охватил меня, затуманил разум.

Дама Мэт сделала все великолепно. Погибла, но славной смертью. Было ясно, что мне это не удастся. Правда, меня не убили сразу же, когда нашли привязанной к мертвецу. Ализанцы разрубили веревку и поволокли меня из развалин Иткрипта к реке, на берегу которой стояла группа офицеров.

Среди них один говорил на нашем языке, хотя и со странным гортанным выговором. Я была все еще оглушена ужасным взрывом и почти ничего не слышала. Я не ответила на вопрос, и он сильно ударил меня по щеке, потом по другой.

Слезы брызнули у меня из глаз, было нестерпимо стыдно, что неприятель видит их. Я собрала остатки мужества и гордо выпрямилась, как истинная дочь своего Дома.

— Что.., это.., было? — Офицер приблизил свое лицо к моему, я ощутила зловонное дыхание. У него была колючая борода и щеки в красных прожилках, нос красный и ноздреватый, острые и жестокие глаза.

Скрывать от него свои мысли не было смысла.

Лучше сказать прямо: в Верхнем Холлеке хранится много тайн, многие из них недоступны человеку.

— Могущество.

По моему лицу было ясно, что я говорю правду.

— Где ведьма?

Снова я сказала правду. Хотя мы не использовали это слово в своем языке, я поняла, что имелось в виду.

— Она внутри.

— Отлично. — Допрашивающий отвернулся от меня и начал разговор с офицерами.

Я чувствовала себя очень слабой, уставшей, готова была свалиться на землю. Ужасно болела голова, как будто грохот рушившейся крепости что–то сломал во мне. Я была во власти безысходного отчаяния, но старалась держаться гордо и независимо» чтобы не посрамить наш род.

Мой визави снова повернулся ко мне, на этот раз оценивающим взглядом окидывая меня с головы до ног.

Его толстые губы искривились в отвратительной усмешке, с которой на меня смотрели многие мужчины.

— Ты не деревенская девчонка, раз ты в кольчуге.

Я думаю, нам досталась ценная добыча. Но об этом позже.

Меня оставили в покое. На берег из лодок высаживались все новые и новые воины. Я с ужасом смотрела на них: какое несметное воинство, точно колосья в поле. И как только наш отряд надеялся остановить их, хотя бы на мгновение?

Затем я узнала, что произошло с нашими людьми.

Одни пали в бою; им повезло. Остальные… О, я не хочу открывать врата памяти этим кошмарам. Теперь я была уверена, что пришельцы не люди, а настоящие демоны.

Они специально устроили все это на моих глазах.

Хотели сломить, но недооценили меня, так как ужасное зрелище только закалило мои нервы. Главное не то, что человек умирает, а то, как он переносит минуты жизни. Во мне зрела холодная решимость, твердая, как сталь из пустыни. Дама Мэт была права. Я тоже должна открыть свой счет в борьбе с врагами.

Казалось, Обо мне забыли. Конец опутавшей меня веревки был привязан к корабельной цепи. Люди время от времени подходили и осматривали меня, как редкое животное. Некоторые хватали за волосы, трогали лицо, что–то оживленно обсуждали с товарищами… Наступила ночь. Зажглись костры. Нескольких овец прирезали и сварили.

Конный отряд ускакал в долину, очевидно, чтобы догнать беженцев. Я молилась Огню, чтобы проводники сумели увести людей по безопасным тропам.

Вскоре я увидела, как небольшой отряд вернулся, донеслись крики женщин. Кого–то схватили. Я пыталась заткнуть уши, чтобы ничего не слышать. На нашу землю пришло зло, здесь оно собирается с силами и отсюда пойдет дальше.

Я попыталась придумать, как же мне покончить с собой. Ведь скоро они придут за мной, чтобы надругаться. Река… Могу ли я броситься в реку?

Торосе. Что же произошло с ним? Я не видела его трупа. Может, ему удалось бежать? Что бы там ни было между нами, я желала ему удачи. Передо мной встало его лицо. Резко и четко, как будто он сам стоял неподалеку. Вдруг я почувствовала тепло на груди, под кольчугой.

Грифон. Эта несчастная игрушка, из–за которой я попала в руки врага. Он стал еще теплее — как уголек. От него истекало не только тепло, но и что–то еще…

Сила, уверенность в добром исходе. Будто спокойный голос уверял, что путь к спасению есть, что свобода в моих руках, хотя я понимала, что это невозможно!

Страх стал чем–то маленьким, далеким, и его легко было побороть. Мои зрение и слух обострились.

Слух!..

Даже сквозь шум лагеря я различила звук. Что–то приближалось, плыло вниз по реке!

Я вдруг поняла, что должна быть готова. Может быть, я просто бредила от усталости, отчаяния и страха.

Но я была так же уверена в освобождении, как и в том, что еще живу и дышу.

— Джойсана!

Шепот, но для моего обострившегося слуха почти крик. Я боялась, что весь лагерь услышит его.

— Иди.., сюда… — Слова доносились от реки. — Если.., можешь…

Мучительны и медленны были мои движения. Я двигалась спиной вперед, чтобы не выдать своей тревоги. Вскоре влажные руки коснулись моих, и нож перерезал веревку. Освободитель, стоявший по пояс в воде, растирал мои затекшие руки.

— Давай в реку! — приказал он.

Я была в кольчуге и думала, что мне не выплыть с такой тяжестью. Но лучше умереть свободной. Несколько человек прошли по тропинке. Я выжидала.

Никто не взглянул в мою сторону, и я соскользнула в воду. Руки подхватили и поддержали меня.

Нас понесло быстрое течение. Мой спаситель боролся изо всех сил; я была ему плохой помощницей. Вскоре зацепился за какой–то валун, лицо его оказалось совсем рядом, и я почти не удивилась, увидев Торосса.

— Отпусти меня. Ты подарил мне возможность погибнуть свободной. Спасибо.

— Я дал тебе жизнь! — ответил Торосе, и на его лице я прочла твердую решимость. — Держись, Джойсана! — он напрягся и вытащил меня, безвольную, обессилевшую, на берег.

Течение отнесло нас далеко вниз по реке, теперь между нами и западными горами находились основные силы врагов. Торосе, дрожа от холода, стянул с себя мокрую рубашку. На его щеке была глубокая царапина, из которой сочилась кровь.

Он протянул мне руку и повел дальше. Длинный плащ стягивал мне ноги, кольчуга тяжким грузом висела на плечах. Но я шла за Тороссом, с трудом веря, что нам удалось спастись.

Добравшись до каменной гряды, мы без сил упали на землю. Я расстегнула кольчугу и хотела снять ее, но Торосе удержал мою руку.

— Нет, рано. Мы еще не выбрались из пасти дракона.

Об этом не нужно было напоминать. Оружия у меня не было, да и у Торосса не было ничего, кроме ножа. Возможно, он решил, что меч помешает ему плыть. Если нас догонят, то жизнь будет зависеть только от ножа да камней на земле.

— Нужно пробраться в горы. И попробовать обойти этих мясников, чтобы соединиться с нашими людьми. Но лучше подождем темноты.

Что–то побуждало меня уйти как можно дальше от этих костров, от этого шума. Однако в его словах был здравый смысл. Наступило время для испытания моего терпения.

— Как.., как ты выбрался живым из битвы на берегу?

Он коснулся раны на щеке, которая кровоточила и делала лицо похожим на кровавую маску.

— Удар оглушил меня, и враг решил, что я мертв.

Я очнулся, но продолжал изображать мертвеца. Затем уполз и увидел, как тебя ведут из Иткрипта. Что там случилось, Джойсана? Почему они решили уничтожить крепость вместе со своими людьми?

— Это сделали не они. Дама Мэт. Она применила свое Могущество.

Некоторое время Торосе молчал, затем спросил:

— Но как? Она же дама, дама из монастыря в Норстеде!

— Прежде чем посвятить себя Огню, она занималась другим знанием. И теперь по своей воле выбрала такой конец. Может, нам уже пора идти, Торосе?

Я дрожала в мокрой одежде, тщетно стараясь унять озноб. Хотя стояло лето, погода была по–осеннему прохладная.

— Нас будут ждать. — Торосе приподнялся и посмотрел из–за камней на реку.

— Кто? Враги? Неужели они прошли так далеко в Долину? — Я почувствовала, что радость спасения улетучилась.

— Нет. Ангарл, Рудо… — Торосе назвал имена своих оруженосцев. — Мать прислала их, чтобы они заставили меня уйти в горы. Если бы я не увидел тебя в руках этих псов, то давно был бы там.

Значит, мы не одни! Это несколько успокоило меня, хотя оба воина были уже стары и немощны. У Рудо остался лишь один глаз, а Ангарл много лет назад потерял руку.

Мы начали отход. Не могу понять, почему нас до сих пор не заметили. Я с минуты на минуту ждала, что враги бросятся в погоню, если, конечно, не подумают, что я утонула в реке.

Мы нашли узкую тропу, которая, извиваясь, вела наверх. Я скрывала, что идти мне чрезвычайно трудно, и старалась изо всех сил не отстать от Торосса.

Ведь я была обязана ему жизнью — это тоже заставляло меня идти вперед. Теперь я в долгу перед Тороссом, и это сильно осложнит наши отношения.

Но сейчас не было смысла заглядывать вперед. Главное — выбраться отсюда.

Прожив в долине всю жизнь, я смутно представляла, куда мы идем. Нужно было пробираться на запад, но сначала пройти немного к югу, чтобы миновать многочисленные патрули. Мокрые сапоги доставляли мне невыносимые мучения. Дважды я останавливалась, чтобы выжать полы плаща, но он все равно пластырем облеплял ноги.

Торосе уверенно шел впереди, как будто хорошо знал дорогу. Мне ничего не оставалось, как только слепо следовать за ним.

Вскоре мы свернули на другую тропу, менее утоптанную. Идти стало легче. Тропа поворачивала на запад. Если враги не проникли высоко в горы, значит, мы обойдем их. Изредка доносились крики с другого берега реки. О тех несчастных я старалась не думать, так как ничем не могла им помочь. Торосе, услышав вопли, даже не сбился с шага, но насторожился. Не знаю, вызвали они в нем ярость или желание отомстить — он ничем не показал этого. Мы шли молча, старались беречь силы, так как главные испытания были еще впереди.

Несмотря на все усилия, мы не могли продвигаться совершенно беззвучно. Изредка из–под ног катились камни, трещали сучья под сапогами, хрустели ветки кустов, через которые мы продирались.

После каждого предательского шума мы замирали на месте и вслушивались в тьму.

Но фортуна пока была благосклонна к нам. Взошла полная луна — огромный фонарь в темном небе.

Теперь мы видели дорогу и шли более быстрым шагом, но зато и враги могли издалека заметить нас.

Торосе остановился. Он взял меня за руку и приблизил свои губы к моему уху.

— Нужно пересечь реку по броду торговцев, — прошептал он. — Это единственный путь к горным тропам.

Я испугалась. Брод был известен всем, и за ним наверняка следили. Нам не пройти его незамеченными. И даже если удастся переправиться через реку, дальше перед нами лежал путь по равнине, где не было никаких укрытий.

— Но там нас непременно заметят!

— У тебя есть лучшее предложение, Джойсана?

— Нет. Впрочем… Что, если пойти по этому берегу реки на запад? Здесь много овечьих пастбищ, и враги не смогут догнать нас.

— Догнать! — он горько улыбнулся. — Им нужно только прицелиться в нас из своего оружия!

— Лучше умереть так, чем попасть в их руки.

Брод — слишком большой риск.

— Да, — согласился Торосе. — Но я не знаю дороги.

Я тщетно пыталась вызвать в памяти то немногое, что знала об этой части долины. Она пользовалась плохой репутацией у жителей из–за многочисленных развалин древних строений. Я ничего не сказала Тороссу о дурной славе этих мест. Надеялась, что мы благополучно пройдем по опушке леса и затем повернем на северо–запад, чтобы соединиться с родственниками.

Я боролась со слабостью, с трудом заставляя мышцы подчиняться. Торосе тоже шел медленно и порою спотыкался.

Огни вражеского лагеря были уже далеко позади. Дважды приходилось бросаться на землю, прижимаясь к ней всем телом, чтобы нас не заметили проезжавшие всадники.

Так мы добрались до опушки леса. Счастье изменило как раз в тот момент, когда мы почувствовали себя в безопасности. Сзади послышался шум и хриплые крики. Торосе вскрикнул и толкнул меня в заросли кустов. Сам он упал наземь. Я схватила его за плечи и поволокла из последних сил.

Как бы мне хотелось сейчас иметь жезл и Силу дамы Мэт, чтобы сжечь тех, кто гонится за нами!

Огонь, свирепый, горячий огонь жег мне грудь. Я споткнулась и выпустила Торосса, тот со стоном упал.

Я расстегнула кольчугу и вытащила то, что мучило меня.

Шар с Грифоном был очень горячим. Я хотела отшвырнуть его, но не могла. Стояла с ним в руке и уже слышала шум погони. Свет шара — он же выдаст нас! Но я не могла выбросить его: стояла и держала талисман в руке — сияющий маяк, призывающий смерть.

Вдруг погоня прекратилась. Вернее, враги проехали мимо по опушке. Я слышала их возбужденные крики. Кусты были редкими, и не заметить свет было невозможно.

Звуки погони смолкли. Я едва могла поверить в это. Но мы действительно были свободны!

Торосе застонал, и я наклонилась над ним. На рубашке появилось кровавое пятно, струйка крови стекала из открытого рта. Что я могу сделать? Нам нельзя оставаться здесь, враги могут вернуться в любой момент.

Я опустила шар под ворот кольчуги на грудь. На моей коже не было ожогов, хотя мне казалось, что талисман прожигает меня до костей.

— Торосе!

Рана была тяжелой — лучше было бы не тревожить его. Но оставить Торосса здесь — значило обречь на смерть. Выбора у меня не было.

Я наклонилась над распростертым телом, взяла за плечи. Торосе шевельнулся, открыл глаза и посмотрел куда–то вдаль.

Вдруг возникло то ощущение, которое я уже испытывала раньше. Из раскаленного шара в меня вливалась энергия. Наполняла меня силами, укрепляла уставшие руки…

Торосе застонал, закашлялся, выплюнул слюну с кровью. Но стал помогать мне, попытался встать. Когда он уже был на ногах, я обвила его руку вокруг своего плеча и пошла. Ноги Торосса совсем ослабели, но я заставляла его идти.

Мы шли и шли, постепенно удаляясь от открытого пространства, где нас подстерегала опасность. Не понимаю, откуда у меня взялись силы, но я тащила Торосса довольно долго.

Вдруг я заметила, что мы идем по дороге. Вернее, по каменным плитам, которые были аккуратно уложены на землю, — огромные, заросшие мхом. Торосе снова закашлял кровью. Мы стояли, окруженные темной стеной леса, а бело–серебряное сияние лилось с неба с такой силой, как будто кто–то фокусировал свет луны прямо на нас.

КEPOBAH

Я — Керован из Ульмсдейла — смотрел на человека в одежде торговца, который не был торговцем. Это я понял, когда его посох заставил меня выйти из укрытия. Я шел, положив руку на эфес меча, но он улыбнулся той улыбкой, какой взрослые успокаивают испуганного ребенка. — — Лорд Керован, перед тобой не враг. — Незнакомец опустил жезл.

Я тут же освободился от незримых уз, но не испытывал желания прятаться снова. Что–то в его лице вызывало симпатию и доверие.

— Кто ты? — возможно, я задал вопрос более резко, чем того требовала вежливость.

— Что скажет тебе имя? — спросил он. Конец его посоха быстро чертил какие–то знаки на земле. — Странник может иметь много имен. Зови меня пока Нивор;

Мне показалось, он смотрел на меня так, как будто хотел узнать, слышал ли я это имя прежде. И наверное, разочаровался, потому что вздохнул с сожалением.

— Меня раньше знали в Ульмсдейле. И для дома Ульрика я никогда не был врагом. Я не оставался в стороне, когда кому–нибудь из твоего рода требовалась помощь. Куда ты идешь, лорд Керован?

Я начал догадываться, кто он, однако не чувствовал страха.

— В лес, к Ривалу.

— Ривал… Вот кто всегда искал дороги к знанию, поклонялся только ему. Хотя Ривалу не удалось войти в дверь, он всегда стоял на пороге, и те, кому я служу, уважали его.

— Где он теперь?

Снова кончик посоха начал чертить знаки в пыли.

— Дорог очень много. Но ты должен понять: та, которую выбрал он, — не твоя.

Я задумался. Но был готов выслушать самое худшее, ведь я столько видел и испытал за последний месяц.

— Он мертв? Кто убил его? — снова холодный гнев охватил меня. Неужели Хлаймер лишил меня еще одного друга?

— Рука, которая нанесла удар, была только орудием. Ривал хотел найти некие силы, но кое–кто не желал, чтобы поиски увенчались успехом.

Нивор, очевидно, не любил говорить прямо. Он, скорее, запутывал все, затруднял ясное представление, чем рассказывал.

— Он искал Свет, а не Мрак, — сказал я.

— Иначе бы меня не было здесь, лорд Керован. Я посланец тех сил, с которыми он хотел связаться, к которым он вел и тебя. Слушай внимательно. Сейчас ты стоишь на перепутье двух дорог. Обе полны опасностей. Обе могут привести тебя к тому, что вы, люди, называете смертью. В эту ночь тебе придется пойти по одной их них. Это предназначено тебе, так как ты рожден в святилище…

Произнес ли странник чье–либо имя? Думаю, что да. Но оно ничего не значило для простого смертного.

Я согнулся, приложил руки к ушам, чтобы защитить их от ужасающего грохота, который прокатился в небе.

Нивор пристально посмотрел на меня, как бы оценивая мою реакцию, затем поднял посох. Вокруг него по всей длине возникло светящееся облако, которое поплыло по воздуху и, разбившись о мое лицо, распалось. Но я не ощутил прикосновения.

— Родственник, — сказал незнакомец. Голос его стал мягким, потерял ту величественность, с которой он говорил со мной до этого.

— Родственник?

— Вероятно, госпожа Тефана, когда совершала сделку с Темными Силами, не поняла, чего она добилась. Но она подозревала это, да, подозревала. Тебя подменили, Керован, но не для того, чтобы тобой воспользовалась она. Это леди Тефана поняла правильно. Я не знаю, кто смотрит через твои глаза. Думаю, что он еще спит или только просыпается. Но придет время, когда ты вспомнишь все и обретешь свое наследство. Нет, нет, не Ульмсдейл — Долины больше не держат тебя. Ты будешь искать, и ты найдешь. Но до этого ты должен решить все проблемы здесь, ты ведь наполовину житель Долин.

Я пытался разобраться. Он хочет сказать, что госпожа Тефана связалась с какими–то силами еще до моего рождения, чтобы сделать меня сосудом, в который она поместит Темное Могущество? Если так, то мои копыта это подтверждают. Но.., но кто же я?

— Не думай об этом сейчас, Керован, — ответил странник на мои мысли. — Ты полукровка и сын своего отца, хоть он и зачал тебя, будучи околдованным.

Леди Тефана хотела впустить в тебя Темное Начало, чтобы сделать тебя своим орудием, однако вместо этого в тебя вошло другое. Узнать, кто ты на самом деле, надлежит тебе самому. Сейчас ты можешь вернуться, войти в союз с ними и убедиться, что она не может устоять против тебя. Или… — Он указал посохом на пустые горы. — Или идти туда, где мрак и то, что вы называете смертью, следует за тобой по пятам. Пойти туда и обречь себя на вечные поиски, в которых у тебя нет проводника. Выбор в твоих руках.

— Они намереваются вызвать волны и ветер, чтобы нанести поражение пришельцам, — сказал я. — Это хорошо или плохо для Ульмсдейла?

— Вызов Могущества всегда большой риск, а если вызывают те, кто не находится в родстве с этими силами, то риск двойной.

— Может, мне воспрепятствовать этому?

Странник отошел. Когда он заговорил, голос его стал ледяным.

— Если хочешь.

— Нет ли третьего пути? — пока я шел из замка, я обдумывал этот вариант. — Возглавить Иткрипт и собрать силы, чтобы оборонять его от врага?

— Выбор в твоих руках, — повторил Нивор. И я понял, что он не даст мне совета.

Долг перед Ульмсдейлом был заложен в меня с детства. Если я отвернусь от земли своих отцов, не сделаю попытки спасти тех, кто живет в долине, от уничтожения либо бандами пришельцев, либо заклинаниями этой ведьмы и ее приспешников, я стану предателем.

— Я наследник отца и не могу предать свой народ. И не могу принять участие в колдовстве. Может быть, найдутся те, кто последует за мной…

Нивор покачал головой.

— Не пытайся построить стену из сухого песка, Керован. Мрак, свивший гнездо в Ульме, распространяется дальше. Ни один воин не придет на твой призыв.

Я не сомневался, что он знает, что говорит. Значит.., значит, Иткрипт? Во всяком случае, я найду там убежище и смогу собрать армию. Кроме того, мне нужно отправить письмо лорду Имгри.

Нивор заткнул посох за пояс. Затем повернулся к одной из лошадей и вынул из переметной сумы небольшой сверток.

— Хику не боевая лошадь, но она хорошо ходит в горах. Прими ее, Керован, с Четвертым Благословением.

Он взял посох и легонько коснулся им моего лба, плеч и сердца.

Мое решение явно доставило ему удовольствие.

Но оно вовсе не обязательно правильное. Однако дорогу мне нужно выбирать самому, без советчиков.

Я совсем забыл про свои копыта, но когда приготовился сесть на лошадь, то заметил сапоги, привязанные к поясу. Я быстро отвязал их, но тут же почувствовал жуткое отвращение. Почему я должен прятать копыта? Это ведь не уродство! Ночью я видел людей, у которых искалечен дух, а это гораздо худшее зло.

Больше нельзя скрывать свою внешность. Если Джойсана и ее родные отвернутся от меня, то я буду свободен. Я отбросил сапоги в сторону и почувствовал облегчение.

— Молодец! — сказал Нивор. — Будь собой, Керован, и не думай, что все люди должны быть одинаковыми. Я возлагаю на тебя большие надежды.

Затем он отвел лошадь на несколько шагов в сторону и, положив руку ей на спину, описал жезлом круг. В воздухе возник легкий колеблющийся туман.

Он быстро сгущался и вскоре скрыл и лошадь, и всадника.

Я решил, что Нивор — один из Древних, и пришел ко мне не случайно. Значит, я полукровка, и связан родством с кем–то из таинственных лордов, ранее правивших этой страной. Мать хотела сделать меня своим орудием, но получилось не так, как она задумывала. Я сопоставил все, что услышал от Нивора, со своими знаниями и получил ответы на многие вопросы.

Во мне заговорило то, что было у меня от человечка: значит, я действительно сын Ульрика, невзирая на все интриги колдуньи. Эта мысль подбодрила меня.

После смерти отец стал мне ближе и дороже, чем был при жизни. Ульмсдейл принадлежал ему. А это означает, что я должен ехать туда.

Я не был уверен, что получил в дар обыкновенную лошадь. Ведь дал мне ее не обыкновенный человек. Но на вид она ничем не отличалась от обычных лошадей.

К рассвету я решил остановиться и сделать передышку. Я снял мешок со спины лошади и обнаружил там бутылку, в которой оказалась не вода, а какая–то белая жидкость. Она освежала и согревала лучше любого вина. Кроме того, я нашел в мешке круглую деревянную коробку с плотно пригнанной крышкой. Я с трудом открыл ее и увидел хлеб. Он был так хорошо защищен, что оказался совершенно свежим. Обычный белый хлеб, но в нем попадались кусочки сушеных фруктов и мяса. Один ломоть его полностью насытил меня.

Мои глаза слипались, тело требовало отдыха. Я устроился между двумя камнями; вытянув копыта, задумчиво смотрел на них и представлял, что же должен почувствовать человек, который без предупреждения впервые увидит копыта. Не зря ли я выбросил сапоги? Как только эта мысль пришла мне в голову, я отверг ее. Джойсана и ее родные примут меня или отвергнут. Между нами не должно быть не правд и полуправд, подобных тем, что наполняли дом моего отца паутиной черного колдовства.

Я расстегнул кошелек, решительно достал футляр с портретом и впервые за многие месяцы открыл его.

Лицо девушки, нарисованное два года тому назад…

Сейчас мы оба стали старше. Какая она, эта девушка с большими глазами и волосами цвета осенних листьев? Может, она хорошо обучена женским делам, но изнежена, понятия не имеет об огромном мире, что лежит за стенами Иткрипта? Впервые я подумал о ней, как о человеке, а не о вещи, которая по обычаю принадлежит мне, как меч, пояс или кольчуга.

Я мало знаю о женщинах. На юге мне пришлось наслушаться хвастливых историй, которые воины .рассказывают друг другу, собравшись у костров. Но это не прибавляло ничего к моим знаниям. Теперь я думал, что моя смешанная кровь отметила меня не только копытами, она наложила на меня что–то большее — недаром же я так равнодушен к девушкам Долин. Если это так, то каким же будет наш союз с Джойсаной?

Я мог разорвать договор, но это значило бы опозорить девушку, все равно, что оскорбить публично.

Оставалось надеяться, когда мы встретимся лицом к лицу, она воспылает ко мне ненавистью, и тогда все кончится по обоюдному согласию.

Однако сейчас, когда я смотрел на это лицо в утреннем свете, я не хотел, чтобы Джойсана разорвала наш договор. Почему я послал ей своего Грифона в шаре? Я почти забыл об этом, но мое прерванное путешествие к Ривалу заставило вспомнить. Я попытался нарисовать талисман в своем воображении — шар, в нем Грифон, одна лапа поднята в предупреждающем жесте…

Но…

Я уже не смотрел в долину перед собой. Я больше не видел пасущуюся лошадь. Я увидел.., ее!

Передо мной была Джойсана — я мог коснуться рукой ее плаща. Прекрасные волосы беспорядочно распущены по плечам, под ними поблескивала кольчуга. На груди, испуская сияние, висел хрустальный Грифон. Лицо девушки было исцарапано, в глазах застыл страх. На коленях покоилась голова молодого мужчины; веки его были закрыты, а в уголках рта пузырилась кровь. Рука Джойсана нежно касалась лба юноши: ей совсем не безразлично, умрет он или нет.

Возможно, то было ясновидение, но такой дар (или проклятие) до этого лишь раз являлся ко мне. Лицо умирающего — не мое… Ответ на мои проблемы?

Не мог же я обвинять Джойсану — мы ничего не знали друг о друге, кроме имен.

Я даже, вопреки просьбе, не послал ей портрета.

.Свечение Грифона удивило меня — но уже потом, когда я справился с собой и заставил примириться с увиденным. Как будто в этот шар вдохнули жизнь. Так вот почему я послал талисман в подарок!

— Я очень дорожил этим Грифоном, но он был предназначен Джойсане.

Видимо, в Иткрипте мне не найти сейчас пристанища. Для наших девушек надеть кольчугу — далеко не обычное дело. Джойсана была в кольчуге, а ее товарищ умирал — этому могло быть только одно объяснение: Иткрипт осажден или уже пал.

Это не привело меня в смятение, напротив, вдохнуло новые силы. Я почувствовал долг перед Джойсаной, независимо от того, рада она меня видеть или нет. Если моя невеста в опасности, я должен поспешить на выручку.

Ульмсдейл, когда–то принадлежавший отцу, а теперь находящийся в руках тех, кто замыслил недоброе; Иткрипт, возможно, тоже захваченный врагом…

Я шел от одной опасности к другой.

Смерть буквально наступала на пятки. Но такова была моя дорога, и я не мог сделать иной выбор.

Видение исчезло, и тут же нахлынула неодолимая слабость. Я проспал в своем убежище весь день, проснулся уже в темноте. Лошадь стояла надо мной, не сойдя с места, словно несла караул.

Сумерки. И даже более того: на небе собирались зловещие тучи. Они совершенно скрыли из виду Кулак Великана. Когда я поднялся на ноги, лошадь прижалась ко мне, запах конского пота ударил в ноздри.

Лошадь положила мне голову на плечо, и я попытался успокоить ее, ласково поглаживая по шее. Это был страх, настоящий страх: иссушающее душу ожидание чего–то кошмарного, как будто вокруг собирались сверхъестественные силы, враждебные всему человеческому роду, силы, которые могли сдуть человека, как пылинку, со своего пути.

Я прижался спиной к каменному выступу, руки мои держали лошадь. Не знаю, почему, но я боялся, как никогда в жизни.

Ни ветерка, ни звука. Это жуткое спокойствие увеличивало мой страх. Долина, горы, весь мир — все съежилось и ожидало.

На востоке полыхнула молния. Не обычная молния: как будто ослепительная яркая трещина расколола небеса. На востоке.., над морем…

Ветер и волны, о которых говорили «родственники»… Значит, все–таки решили вызвать?.. Что же случилось в порту?

Лошадь издала странный, почти человеческий жалобный звук. Давление все усиливалось. Казалось, воздух выдавливается из легких; дышать стало невыносимо трудно. Молнии рассекали небо в абсолютном безмолвии. И вот послышался гул, как будто тысячи боевых барабанов забили одновременно.

Из–за туч сгустилась непроглядная тьма. Такой бури я не видел ни разу в жизни. Где–то в глубинах памяти что–то шевельнулось. Впрочем, конечно, это была не память, так как я вспомнил не свою жизнь, а чужую…

Нет, глупости! Не может человек иметь несколько жизней…

Мою кожу, там, где она не была прикрыта одеждой, жгло и пощипывало, будто сам воздух был отравлен. Затем я увидел свет — не в небе. Камни стали излучать сияние, превратились в бледные фонари.

И в третий раз молния вспыхнула на востоке, затем раздался гром. И тут поднялся ветер.

Ветер, какого (я могу поклясться) наши долины никогда еще не видели. Я упал между камнями, спрятал лицо в лошадиную гриву. Запах пота стоял у меня в ноздрях. Дикий вой ветра переполнил уши, оглушил, от него не было спасения. Я боялся, что вихрь выдернет нас из нашего жалкого убежища и потащит по камням, разобьет насмерть.

Я вонзил копыта в землю, изо всех сил прижался к камням спиной и боком. Лошадь сделала то же самое. Если она и ржала от страха, то теперь я не слышал ее, полностью оглушенный. Бой барабанов превратился в сплошной грохот, которому не было конца.

Я утратил способность думать, только съеживался, глубже вжимался в камни, надеясь, что нам удастся избежать ярости этой бури. Но она продолжалась, и я постепенно стал привыкать к ней. Я уже понял, что ветер дует с востока на запад, и вся его энергия направлена с моря на порт.

Трудно представить, что такая буря может сотворить с побережьем. Оно будет полностью опустошено могучими волнами. Если вражеский флот в это время возле побережья, то он будет полностью уничтожен. Но вместе с врагами пострадают и невинные жители. Что будет с портом и жителями окрестностей? Если эта буря создана (вернее, вызвана) теми, кто сидит в Ульме, значит, они утратили контроль над могущественными силами. Буря оказалась гораздо сильнее, чем они предполагали.

Я потерял счет времени. Не было ни дня, ни ночи; только кромешный мрак и грохот — и страх, страх, вызванный не природой, а чем–то сверхъестественным.

Что с крепостью? Мне казалось, что эта буря может свернуть даже огромные камни, из которых сложена крепость, развалить ее на части.

Буря стихла внезапно, в одно мгновение. Только что царили грохот и свист — и вдруг наступила тишина: полная, мертвая, не менее оглушающая, чем рев стихии. И раздалось слабое ржание лошади. Она отошла от меня, выбралась на открытое пространство.

Черные тучи, разорванные в клочья, как знамя моего отца, стремительно и без остатка таяли. Снова был рассвет. Сколько же времени длился этот ужас?

Я, спотыкаясь, побрел за лошадью.

Воздух уже не был наполнен жгучей кислотой, раздиравшей легкие. Он стал свежим и холодным.

Я должен был посмотреть, что же случилось внизу. Ведя Хику вдоль горного хребта на краю долины, я направился к Кулаку Великана. Обширные пространства опустошены — деревья и кусты вырваны с корнем. Там, где они росли, остались глубокие шрамы на теле земли.

Так очевидны были следы разрушений, что я частично приготовился к тому, что мне предстоит увидеть в самой долине. Но все оказалось гораздо хуже.

Часть крепости еще стояла, но это было уже не целое строение. Вокруг нее разлилась вода — море воды, на поверхности которой плавали какие–то обломки, то ли корабельные мачты, то ли остатки домов.

Спасся ли кто–нибудь? Я не видел никаких признаков жизни. Вся деревня была под водой. Виднелись только несколько крыш. Значит, те, кто так безрассудно обратился к могущественным силам, просчитались?

Может, они тоже погибли во время бури? Хорошо бы… Но Ульмсдейл погиб, это совершенно ясно.

Ни один человек никогда больше не сможет здесь жить. То, что море захватило, оно уже не вернет. Если завоеватели надеялись использовать Ульмсдейл в качестве плацдарма, то они просчитались.

Я отвернулся от остатков крепости. Нужно узнать, что произошло с Джойсаной, и помочь ей. А затем.., затем меня ждали бои на юге.

И я пошел прочь от Кулака Великана, не желая больше смотреть на уничтоженную долину. Сердце щемило, но не из–за потери. Нет. Я никогда не чувствовал себя владельцем Ульмсдейла, однако это была земля моего отца, которую он любил и за которую мог бы отдать жизнь. Я проклинал тех, кто погубил ее.

ДЖОЙСАНА

Мы стояли под луной, на каменных плитах.

Торосе выскользнул из моих рук и упал на землю. Я опустилась возле него на колени, чтобы разглядеть рану. Голова Торосса была бессильно закинута, из уголка рта стекала струйка крови. Когда я увидела рану, то не поверила, что он смог уйти со мной так далеко. Я видела, что рана смертельна, но отрезала ножом кусок ткани и перевязала ее, чтобы остановить кровь. Правда, я не понимала, зачем я это делаю, ничто не могло теперь помочь Тороссу.

Я ласково прижала его голову к себе. Только так можно облегчить ему смерть. Он ведь погиб, чтобы я могла жить. В свете луны и светящегося шара с Грифоном я рассматривала его лицо.

Какие повороты судьбы свели нас вместе? Если бы я могла, то с радостью назвала бы Торосса своим мужем. Почему же этого не случилось, что мне помешало?

В библиотеке монастыря я прочла много старых книг. И в одной из них утверждалось, что человек живет не один раз, а возвращается в этот мир в другое время, чтобы заплатить свои долги тем, кому чем–то обязан. Следовательно, человек в каждой своей жизни связан нитями, которые тянутся откуда–то из далекого прошлого.

Торосе настаивал, чтобы я нарушила клятву. И хотя я отвергла его притязания, он пришел мне на выручку, чтобы умереть у меня на руках, потому что моя жизнь значила для него больше, чем его собственная. Какой же долг он платил мне, если, конечно, старые книги говорят правду? Или он сам возложил на меня долг, который мне теперь придется платить?

Голова шевельнулась. Я наклонилась и услышала шепот:

— Воды…

Вода! У меня ее не было ни капли. Я понимала, что за водой нужно идти к реке, но она была так далеко. Я выжала полы своего плаща и смочила ему лицо, понимая, что этого недостаточно. Затем в мертвенно–белом свете луны я увидела, что вокруг растут высокие растения — мне до плеча. На их мясистых листьях блестели серебряные капли. Я узнала растения, о которых мне рассказывала дама Мэт. Они обладали способностью конденсировать на своих листьях влагу, когда наступала ночь.

Я положила Торосса на землю и пошла собирать эту росу. Смочила Тороссу губы и влила несколько капель в рот. Этого было, конечно, мало, ничтожно мало, но, возможно, эти листья обладают каким–нибудь лечебным свойством? Вероятно, так и было, потому что даже нескольких капелек хватило, чтобы утолить жажду Торосса.

Я снова прижала его голову к себе, и тут он открыл глаза, увидел меня и улыбнулся.

— Моя.., госпожа…

Я хотела остановить Торосса: говорить ему было нельзя. Он тратил на слова силы, которых и так оставалось немного.

Но Торосе не послушался.

— Я.., знал, моя госпожа, с самого первого раза, когда.., увидел.., тебя. — Его голос с каждым словом становился тверже, вместо того, чтобы слабеть. — Ты очень красива, Джойсана, очень умна, желанна. Но это… — Он закашлялся, и струйка крови снова потекла по подбородку. Я быстро вытерла кровь влажными листьями. — Но ты не для меня, — закончил он фразу.

Торосе долго молчал, затем добавил:

— Не из–за наследства, Джойсана, поверь мне. Я умру с тяжелым сердцем, если ты думаешь, что я желал стать хозяином Иткрипта. Я.., я хотел тебя!

— Знаю, — заверила я его. Это была правда. Возможно, родственники и побуждали его жениться на мне из–за наследства, но Торосе желал именно меня, а не дороги к трону. Жаль, что я не чувствовала к нему ничего, кроме дружбы и братской любви.

Торосе снова стал кашлять и задыхаться. Говорить он уже не мог.

Я решила, что должна облегчить страдания, солгать ему, чтобы он поверил мне.

— Если бы ты остался жив, я стала бы твоей, Торосе.

Он улыбнулся, и эта улыбка как стрела вонзилась мне в сердце. Я видела, что он поверил мне. Затем Торосе повернул голову, прижался окровавленными губами к моей груди, закрыл глаза и затих, словно уснул. Немного погодя я бережно положила его и встала на ноги, оглядываясь по сторонам. Я не могла сейчас смотреть на него.

Я понимала, что мы пришли в какое–то место, созданное Древними. Это не было целью нашего пути. Я остановилась здесь только потому, что не могла дальше нести Тороса. Теперь я решила осмотреться.

Здесь не было никаких стен. Только каменные плиты под ногами блестели в лунном свете. Впервые я заметила, что камни тоже испускают бледное сияние, подобно моему Грифону.

Эти камни отличались от камней Иткрипта. Исходивший от них свет немного пульсировал, как будто камни дышали.

Не только сияние камней, но и форма их удивила меня. Валуны были выложены в виде пятиконечной звезды и словно излучали энергию, стараясь, чтобы я поняла их значение, смысл. Однако мои знания о Древних были так отрывочны! Ясно одно: это место не предназначено для служения Темным Силам. Здесь некогда было сконцентрировано Могущество, остатки которого до сих пор витали в воздухе.

Знать бы, как их использовать! Может быть, я спасла бы Торосса, да и жителей Долин, которые сейчас считают меня своим предводителем. И я заплакала, заплакала от духовного одиночества, от утраты того, чего не имела.

Внезапно я что–то почувствовала, запрокинула голову и посмотрела вверх, раскинув руки в стороны.

Я как будто хотела открыть вечно закрытую дверь, открыть себя свету. Он был необходим, я просила, чтобы он снизошел на меня. Но я не знала, как молить об этом, и вот мои руки опустились. Жаль: мне предложили нечто важное, чудесное, а я не смогла даже принять дар. Эта мысль была горше всего.

Все еще переживая утрату, я повернулась к Тороссу. Он лежал неподвижно, будто заснув. Я не могла похоронить его здесь по обычаю Долин — одеть в доспехи, сложить руки на рукояти меча, чтобы ясно было, что он погиб как воин… Даже этого я не могла сделать для него. Но здесь мне не казалось это необходимым. Торосе лежал в сиянии славы, и я поняла, что мне не нужно думать о его гробнице.

Я встала на колени, взяла его за руки, сложила на груди. Затем поцеловала его так, как он того желал.

Желал больше жизни, хотя я и не могла разделить с ним судьбу.

Я нарвала цветов и ароматных трав, покрыла ими тело Торосса, оставив открытым только его лицо, смотревшее в ночь. Потом я стала молить Могущество, которое было здесь, чтобы оно охраняло покой Торосса. Затем повернулась и пошла прочь, твердо зная, что Тороссу будет здесь хорошо, не зависимо от того, что происходит сейчас в разграбленной и измученной войной стране.

Что мне теперь делать? В конце концов, я решила искать своих.

Добравшись до густой стены кустов на опушке леса, я почувствовала, что падаю с ног от усталости, голода и жажды. Но впереди была граница нашей долины и горы, куда стремились уйти беглецы из Иткрипта.

Небо стало светлеть. Приближалось утро. Свет шара угас, я осталась одна, и тяжесть лежала на моем сердце.

Я добралась до груды камней и поняла, что дальше идти не могу. Вокруг росли дикие вишни. Забыв обо всем, я набивала ими рот с такой жадностью, которая знакома только вконец изголодавшемуся человеку.

Лучшего места для отдыха, чем эта груда камней, не найти. Но прежде, чем забраться в расщелину, я решила приспособить свою одежду для передвижения по лесу. Поэтому я отрезала длинные полы плаща ножом Торосса и обмотала ими сапоги. Такой костюм вряд ли можно было назвать элегантным, но теперь я двигалась куда свободнее.

Я не сомневалась, что взбудораженные мысли прогонят сон, как бы велика ни была усталость. Руки сами собой потянулись к груди и стиснули шар с Грифоном.

Его гладкая поверхность успокаивала меня. Так, сжимая шар, я провалилась в сон.

Все люди видят сны, но когда просыпаются, помнят лишь некоторые отрывки: либо жуткие кошмары, либо немыслимые наслаждения. Однако мой сон был совсем не похож на другие.

Я находилась в какой–то маленькой пещере, снаружи свирепствовала буря невиданной силы. Рядом со мной кто–то был. Я угадывала в полутьме очертания плеча, видела голову, и мне очень хотелось узнать, кто же мой спутник. Я сознавала: будь у меня дар, способность, я могла бы сделать много хорошего.

Но у меня не было дара, и сон исчез — а может быть, я просто ничего больше не помню.

Я проснулась на закате. Длинные тени лежали у ног. Я была все еще слаба, очень хотелось пить, и сильно болел живот — вероятно, от кислых вишен.

Я встала на колени и осторожно выглянула наружу.

Неподалеку осторожно, словно лазутчики, ехали два всадника. Моя рука тут же сжала кинжал. Но это оказались жители долины. Я тихонько им свистнула.

Всадники мгновенно спрыгнули и распластались на земле, однако после второго свиста подняли головы. Увидели меня и подошли. Я сразу же узнала их — это были оруженосцы Торосса.

— Рудо, Ангарл!.. — я была так рада встретить их, что приветствовала как братьев.

— Леди! Так, значит, Торосе сумел выручить тебя! — воскликнул Рудо.

— Да, он спас меня. Великую славу принес он своему роду.

Воин посмотрел на вход в пещеру. Он уже понял, что случилось.

— У пришельцев есть оружие, которое поражает издалека. Когда мы бежали, Торосса ударило сзади.

Он умер на свободе. Слава и честь его Дому!

Могли ли эти традиционные слова выразить мою бесконечную благодарность воину, передать ему мое последнее «прощай»?

Оба оруженосца были уже довольно преклонного возраста. Что Торосса связывало с ними? Родство?

Не знаю. Они печально склонили головы и повторили за мной:

— Слава и честь его имени!

Затем заговорил Ангарл:

— Где он, госпожа? Мы должны увидеть его…

— Он лежит в Святом месте Древних. Там, куда мы пришли. И будет лежать там в вечном покое.

Они переглянулись. Я видела, что их верность традициям борется с благоговейным трепетом. И я сказала:

— Я сделала все, что необходимо. Дала ему воды в последний час, убрала ложе цветами и травами. Он лежит, как настоящий воин, клянусь вам в этом.

Они поверили мне. Есть места, где сосредоточены Темные Силы, их нужно опасаться. И есть другие, где человеком овладевает мир и покой. Именно в таком месте остался Торосе.

— Хорошо, леди, — произнес Рудо, и я поняла, что Торосе действительно многое доверял им.

— Вы пришли от нашего народа? — спросила я. — У вас есть пища и вода?

Я забыла всю свою гордость и жадно смотрела на их поклажу.

— О, конечно, госпожа.

Ангарл достал из поясной сумки сосуд с водой и черствые куски хлеба. Я изо всех сил старалась есть прилично, а не рвать хлеб огромными кусками. Я знала, что от невоздержанности после долгого голодания мой желудок может расстроиться.

— Мы из того отряда, который ведет лесник Борсал. Леди и ее дочь были с нами. Но они направились назад, чтобы найти лорда Торосса. Мы пошли по их следам, так как они не вернулись к вечеру.

— Вы на этой стороне реки, значит…

— Эти дьяволы охотятся по всей долине. Два наших отряда были захвачены в плен, так как двигались слишком медленно. Пропали некоторые стада.

Животные отказались идти в горы, и пастухи не смогли заставить их. Те, кто замешкался… — Ангарл сделал короткий жест, выразительно рассказавший об их судьбе.

— Вы можете найти путь назад?

— Да, госпожа. Но нужно спешить. По дороге есть места, где ночью не пройти. Сейчас уже не лето, и темнота наступает быстро.

Пища подкрепила меня, а радость от встречи — еще больше. Но перед тем, как пуститься в дорогу, я спрятала Грифона на груди, под кольчугой.

Путь был труден, и даже мои проводники не раз останавливались, чтобы найти знаки, по которым они ориентировались. Здесь не было ни дороги, ни даже звериной тропы. К ночи мы оказались высоко в горах. Стало холодно, и я дрожала при порывах ветра.

В пути мы молчали, лишь изредка кто–либо предупреждал меня, если впереди было опасное место. Вскоре меня охватила усталость. Я не жаловалась, но шла вперед через силу. Я ничего не просила, было довольно того, что они рядом.

В кромешной тьме не пройти перевал, поэтому мы укрылись в расщелине. Рудо справа от меня, Ангарл — слева. Я, должно быть, спала, так как не помню ничего, пока Рудо не зашевелился и не заговорил.

— Пора вставать, леди Джойсана. Уже утро, и мы не знаем, как высоко забрались эти убийцы в поисках крови для своих мечей.

Утро выдалось серое, полумрак висел над горами.

Я посмотрела на сгущающиеся тучи. Может, будет дождь, и это кстати — он смоет наши следы.

И действительно, хлынул дождь. Укрыться было негде — вокруг ни деревца. И мы шли, скользя по мокрым камням, в долину. Я плохо знала эту часть страны. Где–то поблизости должна быть дорога, ведущая в Норстед. Хотя лорды заботились о ней и изредка расчищали, нас ждала нелегкая прогулка.

Здесь жило очень мало народу. Во–первых, весной сильно разливалась река, а во–вторых, земля была неплодородна. Поэтому сюда заходили только пастухи со стадами, да и то не часто. Единственным известным мне поселением был Норсдейл, в пяти днях пути верхом.

Мы не спустились на дорогу, так как увидели в долине дым. Наши люди не стали бы разводить костров. Снова мы полезли по крутым склонам, направляясь к югу. Так мы подошли совсем близко, на расстояние полета стрелы, к источнику дыма.

И ту, кто–то нас окликнул из стены кустов, затем перед нами появилась женщина. Я узнала ее — Налда, жена мельника из Иткрипта; как говорили наши сплетники — скорее, мужчина, чем женщина. В руках ее был лук со стрелой.

Лицо Налды просветлело.

— Леди, приветствуем тебя! — она говорила от чистого сердца, с искренней радостью.

— Спасибо, Налда. Кто с тобой?

Женщина подошла и прикоснулась к моей руке.

Видимо, она хотела убедиться, что действительно видит меня.

— Нас было десять человек — леди Ислога, леди Унгильда, мой сын Тимон и… Но, леди Джойсана, что с моим мужем, Старком?

Я вспомнила кровавую резню у реки. Вероятно, Налда все прочла на моем лице.

— Ну что ж, — сказала она наконец. — Что ж. Он был хороший человек, леди. И умер с честью…

— Да, с честью. — Я не хотела говорить, какой ужасной смертью умирали наши мужчины. Достаточно знать, что они умирали как герои, и чтить их память.

— Эти демоны уже в долине. Мы должны уходить, но леди Ислога ждет своего сына, мы не можем оставить ее.

— Он больше не вернется. Если враги уже близко, то нужно немедленно бежать. Вас десятеро. А мужчины есть?

— Рудо и Ангарл. — Она кивнула на моих спутников. — Еще Инсфар, пастух из четвертого района.

Он ранен в плечо. Эти убийцы каким–то образом умеют поражать издали. Остальные — женщины и двое детей. У нас четыре арбалета, два лука, ножи и копье.

Пищи дня на три, если экономить припасы.

— А лошади?

— Мы шли по верхнему ущелью и не смогли перевести лошадей. Овцы и коровы сбежали. Удастся ли нам поймать их… — Она пожала плечами.

Да, дела были плохи. Вероятно, остальные наши отряды, лучше экипированные, смогли добраться до Норсдейла. Но я сомневалась, что они придут на помощь. Вряд ли кому–нибудь снова захочется пускаться в трудный и опасный путь. Скорее всего, они будут готовиться к отражению возможной атаки.

Мы достигли лагеря. Увидев меня, леди Ислога вскочила на ноги.

— Торосе? — В ее вопле были и горе, и надежда. На бледном лице светились глаза, как будто в них вспыхнул огонь.

Я не могла подобрать слов. Она подошла ко мне, положила руки мне на плечи и стала трясти.

— Где Торосе?

— Он… Его убили…

Как я могла это скрыть? Мать ждала только правды, и никто не мог обмануть ее сейчас.

— Мертв, мертв! — она выпустила меня и отступила назад. В ее глазах я прочла ужас. Ислога как будто бы видела во мне смертельного врага, одного из завоевателей с окровавленными руками. Черты лица ее застыли в маске смертельной ненависти. Это было для меня ударом.

— Он умер из–за тебя, а ты даже не взглянула на него. Чем ты околдовала моего сына? Если бы он вместе с тобой получил Иткрипт, я примирилась бы с этим. Но он умер — а ты осталась жива…

У меня не было слов. Я могла только смотреть на ее исступленную ярость. По–своему она была права.

То, что я ничего не обещала Тороссу, для нее ничего не значило. Главное, что он хотел меня, а я отказалась, и он умер.

Ислога замолчала, затем ее рот искривился, и она плюнула к самым моим ногам.

— Прими мое проклятие. И поклянись заботиться обо мне и об Унгильде. Ты взяла жизнь нашего лорда, теперь займешь его место!

Это был старинный обычай нашего народа. Она возлагала на меня ношу своей жизни, как плату за кровь, которая, как она считала, лежит на мне. С этого момента я должна заботиться о ней и об Унгильде, защищать их, будто я заняла место Торосса.

КЕРОВАН

Я стоял и смотрел на смерть и разрушение.

Ветер и волны уничтожили Ульмсдейл.

Затем я пустился в дорогу; понадобилось десять дней, чтобы добраться до места, откуда я теперь смотрел на Иткрипт. Вернее, на то, что от него осталось. Передо мной лежала крепость, обращенная в пыль.

Странно, я не видел тех металлических чудовищ, которые крушили стены. Но было ясно, что лагерь врага находится здесь.

Они пришли по реке на лодках, и эти лодки сейчас стояли у противоположного берега.

Я не мог ни на что решиться. Меня терзала мысль о Джойсане. Не удивительно, что я видел ее в доспехах над телом умирающего юноши.

Она в плену? Или погибла? По дороге я несколько раз встречал следы небольших групп людей. Вероятно, беглецов. Возможно, она тоже бежала. Как найти ее на бескрайних просторах?

У меня был долг перед лордом Имгри. Терзаясь между двумя возможными поступками, я вдруг вспомнил о сигнальных постах.

Конечно, тут поблизости есть один, и я смогу передать лорду Имгри предупреждение. А после этого буду свободен и смогу посвятить себя поискам Джойсаны.

Я стал осторожно пробираться среди камней. Часто видел группы пришельцев, которые вели себя с надменностью завоевателей, знающих, что им нечего бояться. Некоторые гнали овец и коров в свой лагерь. Другие шли на запад, очевидно, в погоне за несчастными беглецами.

Хику оказалась великолепной лошадью, привычной к дальним горным поездкам.

Как я ни торопился, идти приходилось очень медленно и осторожно, чтобы не наткнуться на врагов.

Может быть, уже поздно поднимать тревогу?

Вскоре я нашел место, где располагался сигнальный пост, и тут же с горечью увидел следы тех, кто побывал здесь до меня. По всем правилам, вокруг поста не должно быть никаких следов.

Держа нож в руке, я забрался в потайную расщелину, где должны были сидеть три сигнальщика. Но смерть побывала здесь раньше, о чем свидетельствовали пятна крови. На крюке висел отполированный щит, который отражал лучи солнца или факела в направлении следующего поста. На земле валялся сломанный обугленный факел. Я посмотрел на юг, пытаясь рассмотреть следующий пост. Успели погибшие передать сигнал о нападении, или…

Я внимательно оглядел все и решил, что нападение произошло утром. Если бы у пришельцев были крылья, они бы перелетали с вершины на вершину, но иным образом они, скорее всего, еще не успели туда добраться. Если предупреждение не передали, я должен попытаться сделать это сам.

Полированный щит был искорежен. У меня не было своего щита — разведчику щит ни к чему. Как же передать сигнал?

Я грыз ногти и отчаянно думал. У меня были меч, охотничий нож и веревка, обмотанная вокруг пояса. Моя кольчуга не блестела, напротив, я ее выкрасил в зеленый цвет, чтобы она не смогла своим блеском выдать меня.

Выйдя из ниши, я осмотрелся, стараясь найти хоть что–нибудь. Оставалось только одно — развести костер, но это неминуемо приведет сюда моих врагов.

Дым костра, конечно, не передаст точный смысл сообщения, но зато поднимет тревогу, предупредит об опасности.

Я набрал сучьев, затем натаскал листьев.

Вскоре вспыхнул огнь, поднялись клубы ядовито–желтого дыма. Я отчаянно закашлялся, из глаз брызнули слезы. Когда я протер их, то увидел, что дым плотным столбом поднимается в небо. Такой знак непременно будет замечен.

Я решил передать сообщение — прерывать столб и затем снова пускать дым. Скинув плащ, я подошел к костру.

Вскоре слезящимися от дыма глазами я увидел вспышки, передаваемые с соседнего поста. Мой сигнал принят и понят! Лорд Имгри знал, что враг захватил Иткрипт, хотя более точное сообщение передать не удалось.

Мой долг был выполнен, теперь следует как можно быстрее идти на запад. Чтобы найти Джойсану, нужно напасть на следы беглецов из Иткрипта, догнать их и узнать, что случилось с моей леди.

До сих пор счастье мне сопутствовало, но теперь все изменилось. Я быстро обнаружил, что за мной погоня — и какая! Сердце бешено забилось, во рту пересохло: они пустили собак!

У ализонцев были собаки, специально обученные охоте за людьми. Они совсем не походили на охотничьих. Серо–белого цвета, поджарые, длинноногие, с узкими мордами. Псы передвигались стремительно, желтые глаза сверкали жаждой крови.

Что–то в них было такое, что внушало людям непреодолимый ужас.

Я ехал прочь от дымного столба и вдруг услышал звуки рога. Как только эти дьявольские серо–белые призраки возьмут след, спасения мне не будет.

Нужно запутать следы! Но отдаленный лай свидетельствовал, что собаки уверенно идут по пятам.

Хику сама, без моих понуканий, поскакала на север.

Потом спрыгнула со склона на берег реки, бросилась в воду и поплыла против течения.

Я отпустил поводья, предоставив лошади свободу действий и надеясь, что она сможет найти путь к спасению.

Видимо, это была та самая река, что протекала через Иткрипт. Сквозь прозрачную воду виднелся каждый камешек на дне.

Внезапно Хику остановилась, да так резко, что я чуть не свалился. Лошадь повела мордой у самой воды, заржала и повернулась ко мне, как бы сказав что–то на своем языке.

Эти действия казались мне загадочными. Когда Хику снова наклонила морду к воде, я понял, что она старается привлечь к чему–то мое внимание и явно сердится на меня за недогадливость.

Я всмотрелся в воду. Может, лошадь боится?.. Обнажив меч, я изготовился к обороне. Хику вытянула голову, как бы указывая мне на что–то. Я посмотрел.

Камни.., песок… Вот оно! То, что скрывалось между камнями, было едва различимо. Я спрыгнул с лошади, вошел по колено в воду и наклонился.

Это был браслет, но не из камня; во всяком случае, я никогда не видел таких камней — зелено–голубого цвета. Браслет застрял между подводных валунов. Я осторожно подцепил его мечом и вытащил на воздух.

Едва я приподнял кончик меча, как браслет скользнул к рукояти и коснулся моих пальцев. Я чуть не отшвырнул его в сторону от неожиданности. Резкий поток энергии проник в мою руку.

Я слегка наклонил меч, чтобы отодвинуть браслет от пальцев, а затем стал внимательно его рассматривать. Он был сделан из неведомого металла, сверкавшего ослепительным блеском. Хотя в воде браслет казался зелено–голубым, теперь я видел, что он будто соткан из сложного переплетения красно–золотых нитей. Причем узор образовывал письмена!

У меня не было ни малейшего сомнения, что это дело рук Древних. Браслет обладает Могуществом: в этом я убедился по поведению Хику. Животные гораздо более чувствительны к проявлениям Могущества Древних, чем мы, люди. Но когда я поднес браслет к лошади, она не выказала никаких признаков тревоги или беспокойства. Темные силы здесь ни при чем. Хику даже вытянула голову и с удовольствием обнюхала браслет.

Тогда я рискнул взять браслет в руку. И снова почувствовал поток энергии, но на сей раз не отдернул пальцев.

Поток энергии уменьшился — либо я просто привык к нему. Теперь браслет казался приятно теплым.

И тут я вспомнил другую реликвию, доставшуюся мне от Древних — Грифон в хрустальном шаре.

Не раздумывая, я надел браслет на руку, и он так удобно лег на кисть, как будто был сделан специально для меня. Когда я поднес браслет к глазам, то увидел какие–то движущиеся тени и быстро отвел взгляд в сторону. Что я увидел? Почему я больше не стал смотреть? Не знаю. Но у меня не было желания избавиться от находки. Более того, когда я сел на лошадь и бросил взгляд на браслет, у меня возникло ощущение, что я уже видел его, носил на руке.

Хику двинулась вперед, а я прислушивался к звукам рога и отдаленному лаю. Однако собаки, похоже, взяли чужой след: звуки постепенно удалялись. Видимо, на Хику можно положиться — она знает, что делает.

Лошадь по–прежнему брела против течения, уверенно ставя ноги на каменное дно. Вскоре она уже искала песчаную отмель, чтобы выбраться на берег. А я в изумлении смотрел вперед: в просвете между густыми кустами вдоль реки показалось… Озеро!

На первый взгляд, ничего примечательного в нем не было: в наших долинах немало озер. Но это зрелище кого угодно заставило бы призадуматься.

Посреди озера возвышался замок, к нему вел мост.

На уровне моста в здании окон не было. Но на следующем этаже и выше, а также в двух башнях, которые образовывали подобие ворот, были видны узкие щели.

С берега, откуда мы смотрели на крепость, она казалась не тронутой временем. Однако сам мост был полуразрушен, и я решил, что лучшего места для ночлега нам не сыскать.

Хику, хотя и нехотя, но довольно отважно пошла по мосту. Звук копыт гулко разносился по окрестностям. Я даже прислушался: не подаст ли кто–нибудь в замке какого–либо знака в связи с нашим вторжением?

Вскоре я понял, что выбрал ночлег весьма удачно.

Мост был подъемным, и мы могли развести его на ночь. Переправившись на другой конец моста, я тут же закрепил веревку в кольце подъемника, и Хику потянула ее. Несмотря на мою помощь, мост не поддался — время хорошо поработало над ним. Но когда я прочистил мечом петли, убрав из них песок и нанесенные ветром листья, мост заскрипел и пошел вверх. Конечно, он не поднялся на такую высоту, на которую рассчитывали его создатели, но все же отрезал путь с берега в крепость.

Ворота крепости, словно бы зевнув, распахнулись, нас поглотила тьма. Факела у меня не было, пришлось положиться на инстинкт Хику. Лошадь шла вперед, покачивая головой, а я двигался следом, уверенный, что ничто вокруг не угрожает нашей безопасности.

Через ворота между двумя башнями мы вошли во внутренний двор, откуда вели двери в замок. Если он и был построен на естественном острове, то никаких следов от этого острова уже не осталось. Стены поднимались как бы прямо из воды.

Во дворе росли трава, кусты, небольшие деревья.

Хику сразу принялась за еду, словно с самого начала знала, что здесь ее ждет обед.

Вероятно, так оно и есть, Нивор предусмотрел все. Бросив мешок, я стал осматривать крепость. Великолепное сооружение совсем не пострадало от времени. Загадка — все постройки Древних выглядели так, будто хозяева отлучились на минутку и вот–вот вернутся.

Затем я прошел к разрушенной части моста. Края металлических балок были оплавлены, словно кто–то перерезал их огненным ножом. Я протянул руку, чтобы дотронуться до металла, но тут острая боль пронзила меня. Браслет на руке бешено пульсировал, и, вполне резонно рассудив, что это предупреждение, я вернулся во двор.

В садике, если этот запущенный двор можно назвать садиком, нашлись сучья. Но я не торопился делать факел: входить сейчас в замок не очень–то хотелось. Я набрал охапку прошлогодней сухой травы, бросил на нее плащ, от которого приятно пахло дымом, и получилась отличная постель. Осматривая окрестности, я нашел воду, которая текла по трубе и выливалась из крана в форме фантастической головы.

Хику напилась без колебаний. Я последовал ее примеру и тоже воздал должное вкусной холодной воде.

Затем я съел один кусок хлеба и раскрошил другой для Хику. Она с удовольствием проглотила его до последней крошки. Потом я улегся на плащ и стал смотреть на звезды.

Слышалось жужжание насекомых, журчание воды за стенами, крики ночных птиц… Конечно, на верхних этажах башни поселились совы; удобнее места для них было трудно вообразить. Но в остальном вокруг царил благостный мир. Ничто не нарушало покой этой крепости.

Я с удовольствием подумал о том, что удалось сделать днем — передал сигнал опасности, нашел талисман…

Талисман? Почему я так называю этот браслет?

Я нащупал его пальцами. Он был чуть теплый и плотно охватывал руку. Я попытался снять его, но он не поддавался. В этих тщетных попытках меня и сморил сон, глубокий и безмятежный.

Я проснулся, полностью отдохнувший, уверенный в себе. Казалось, что я могу без страха встретить все, что приготовил мне новый день. Пора было двигаться дальше.

Хику стояла возле меня, покачивая мордой, с которой стекали капли воды. Я весело приветствовал ее.

Хотя сейчас было светло, мне не хотелось осматривать крепость. Мною двигало желание побыстрее отправиться на поиски Джойсаны. Я задержался только для еды и вскоре был готов к отъезду.

Но смогу ли я сомкнуть мост, который с таким трудом вчера поднял? Когда мы подошли к мосту, я тщательно осмотрел его. И при свете дня увидел возле парапета рычаг в руку толщиной. Вероятно, с его помощью приводится в действие подъемный механизм.

Я налег на рычаг.., и ничего не произошло. Тогда я стал изо всех сил дергать его.

Секция дрогнула, заскрипела и неохотно поползла с места. Мост сомкнулся не полностью, но оставшаяся небольшая щель не могла препятствовать движению.

На берегу я сел в седло и оглянулся на остров.

Мощная крепость построена на века. Ее и сейчас можно использовать как опорный пункт. Если развести мост, то даже механическим чудовищам ализонцев не подойти к стенам. Здесь может укрыться треть армии, действующей на юге. Да, эту крепость необходимо использовать в нашей войне.

Я повернул Хику на север, надеясь пересечь следы беженцев. По пути я с удивлением отметил, что здесь совсем недавно были поля. Даже сейчас вокруг еще росли отдельные колосья хлеба. А вот и фруктовый сад с деревьями, усыпанными плодами.

Вероятно, эта местность кормила тех, кто жил на озере. Если бы не спешные дела, я обязательно занялся бы изучением загадок этой страны.

Пока я добирался до гор на противоположной стороне долины, наступил вечер.

В горах я удвоил осторожность — здесь легко было попасть в западню. Но врагов я не встретил. А через день наткнулся на то, что искал, — след, оставленный небольшим отрядом. Люди эти были совершенно неопытны, они даже не пытались замаскировать собственные следы. Вряд ли Джойсана тоже с ними, но я не мог пренебрегать даже крохотным шансом найти ее. По крайней мере, от беженцев из Иткрипта я смогу узнать что–нибудь о моей невесте.

Люди прошли здесь несколько дней назад. Они старались идти строго на запад, но рельеф местности то и дело заставлял их отклоняться от намеченного курса.

На четвертый день пути я поднялся на горный хребет и, почувствовав запах дыма, понял, что близок к цели.

Здесь долина несколько расширялась, и посередине текла река. На берегу, под густыми кустами, был разведен костер, над которым склонилась женщина, подкладывающая в огонь сухие сучья. Затем из–за кустов вышла вторая женщина и выпрямилась во весь рост.

В утреннем свете сверкнула кольчуга. Голова женщины была обнажена, волосы, стянутые сзади, красно–коричневым пучком спускались на спину. Фортуна снова улыбнулась мне. Я был уверен, что это Джойсана, хотя на таком расстоянии не мог рассмотреть лица.

Нужно догнать ее как можно быстрее. И когда она отошла от костра и задумчиво побрела вдоль реки, я обрадовался. Я хотел встретиться с ней наедине, без любопытных взглядов ее товарищей.

Если Джойсана отпрянет при виде моих копыт, наши отношения кончатся, не начавшись. Хотелось убедиться в этом без свидетелей. Я стал спускаться с горы и при этом укрывался так тщательно, будто Джойсана была моим врагом.

ДЖОЙСАНА

Во время трудного пути на запад нам по счастливилось найти трех лошадей, на которых в дальнейшем по очереди ехали наиболее ослабевшие. Я приказала, чтобы все было поделено между всеми — без различия положения. Унгильда бросала на меня злые взгляды, а леди Ислога после первой вспышки ярости замолкла. Я была благодарна ей за это.

Дорога в Норсдейл оказалась нелегкой. По стране бродили банды врагов, мы то и дело сильно отклонялись от взятого направления.

Главной заботой была еда, так как о крове особенно думать не приходилось. Во время остановок лошади паслись, но люди не могли продержаться на одних кореньях и ягодах. Поэтому расстояние, которое мы проходили за день, постепенно уменьшалось: много времени уходило на поиски еды. Пастух Инсфар нам очень помог своими знаниями съедобных растений.

У нас было мало стрел, и я приказала не тратить их без абсолютной уверенности в попадании. Одноглазый Рудо оказался большим специалистом в метании камней из пращи, и изредка к нашему скудному рациону прибавлялись кролик или птица.

Каждому, однако, доставались лишь крохотные кусочки мяса.

Еще одна трудность не позволяла нам быстро идти.

Мартина, которая лишь недавно вышла замуж, была беременна, и близилось время родов. Я понимала, что нам срочно нужно место, где мы могли бы не просто укрыться, но и найти поблизости пищу. Но в этой дикой негостеприимной местности трудно было рассчитывать на что–нибудь подобное.

На пятый день пути Рудо и Тимон, уехавшие на разведку, вернулись с сияющими лицами. Оказалось, что нигде впереди они не видели следов врага. Значит, нам удалось оторваться. Появилась слабая надежда на спасение. Кроме того, разведчики нашли место для лагеря. И вовремя, подумала я, увидев озабоченное лицо Налды, которая присматривала за Мартиной.

Рудо сказал, что на юге есть долина, где растет много кустов с ягодами: место совершенно необжитое.

— Идем туда, леди Джойсана, — заговорила Налда— Мартина вот–вот родит. Ей не выдержать дня пути.

Мы пришли в долину. Как и обещал Рудо, место действительно было хорошее. Мужчины, в том числе Инсфар и однорукий Ангарл, начали строить хижины из сучьев. Первую же хижину отвели Мартине.

Налда оказалась права. Когда взошла луна, у нас появился новый член отряда — его назвали Алвином в память о погибшем отце.

Если мы хотим выжить, то нужно собирать и запасать пищу на будущее.

Я умела делать запасы в крепости, но здесь, без соли да и вообще без всего, кроме опыта и рук, это казалось невыполнимой задачей.

Никто не роптал на большое количество работы.

Даже дети помогали своим матерям. Все понимали, что от этого зависит наша жизнь. Поэтому я рассердилась на Унгильду, которая не желала покидать свою хижину и идти вместе со всеми на поиски пищи.

Я вошла к ней. В руке у меня был мешок, сплетенный из травы и виноградной лозы. Уговоры наверняка не подействуют, поэтому я обратилась к ней резко, как говорила бы с любой деревенской девушкой, отлынивающей от работы.

— Вставай! Ты пойдешь с Налдой и будешь выполнять все ее указания…

Унгильда посмотрела на меня остановившимися глазами.

— Ты перед нами в долгу, Джойсана. Если тебе нравится копаться в грязи с деревенскими девками, пожалуйста. Я же не забываю, кем рождена…

— Тогда живи, как хочешь! — крикнула я ей. — Кто не добудет пищи для себя, не будет есть то, что добыли другие. И перед тобой я не в долгу!

Я бросила ей мешок, но она с презрением оттолкнула его ногой. Тогда я повернулась и вышла. Но поклялась, что сдержу свое обещание. Унгильда молода и здорова, вполне могла бы прокормить себя. Я буду заботиться о леди Ислоге, но не о ней.

О леди Ислоге я думала с беспокойством. Она целиком ушла в себя с тех пор, как узнала о смерти Торосса. С ней произошло то же, что с дамой Мэт: старость пришла внезапно, в один день. Хотя ей было еще не так много лет, леди Ислога превратилась в дряхлую старуху.

Мы не могли поднять ее с постели. Даже есть ее приходилось заставлять. То и дело леди что–то бормотала, но так невнятно, что я могла уловить только несколько слов. Думаю, она говорила с теми, кого не было здесь. А может, их не было и на этом свете.

Я надеялась, что это пройдет. В монастыре сестры смогли бы вылечить ее, вернуть в наш мир. Но Норсдейл с каждым днем все отдалялся и отдалялся…

У меня был лук и три стрелы. В Иткрипте я пользовалась славой искусного стрелка, но хорошо понимала, что одно дело стрелять в мишень, и совсем другое — по живому существу.

В это утро я решила заняться ловлей рыбы. Оторвала несколько колец от кольчуги, аккуратно разогнула их и сделала крючки. Из рубашки вытянула несколько нитей. Получилось, конечно, весьма примитивное орудие рыбной ловли, но другого не было.

Мужчины пошли ловить кроликов, женщины — собирать ягоды, а я двинулась к реке.

Только необходимость заставила меня насадить на крючок живую муху. Я никогда не причиняла вреда ни одному живому существу, но сейчас этого было не избежать.

Я нашла место, где в воду вдавался каменный мыс.

Мыс прятался в тени деревьев, так что я могла укрыться от жгучих лучей солнца. Было тепло, я сняла кольчугу и камзол, оставшись только в рубашке. Неплохо бы снять и ее, чтобы выстирать, смыть пот и грязь пути, а также тяжелые воспоминания.

Грифон висел на груди, и я с восхищением его рассматривала. Великолепная работа! Где его сделали? За морем? Или.., или это талисман Древних?

Талисман. Мои мысли пошли в новом направлении. Может, это он вывел нас к выложенной из камней звезде? Там когда–то жили Древние. Значит, и Грифон?..

Совсем забыла, зачем сюда пришла! Кто же будет думать о пище? Я опомнилась и закинула самодельную снасть.

Дважды у меня клевало, но оба раза рыба сорвалась. На третий раз я заставила себя очень осторожно вести крючок, хотя терпение не относится к числу моих добродетелей.

Я поймала двух рыб, очень маленьких. Видимо, здесь не самое удачное место. Оставив каменистую косу, я пошла вдоль реки и набрела на тихую заводь, заросшую травой. Добыча здесь оказалась более богатой.

Когда солнце стало клониться к западу, я вернулась в лагерь. Поела ягод и пожевала съедобных водорослей, собранных в лагуне. Но голод не утихал, и я снова пошла к реке, надеясь, что сейчас мне повезет больше. Так и случилось.

Неподалеку раздалось рычание. Бросив свой мешок, я приготовила лук со стрелой и крадучись подошла к зарослям.

Над телом только что убитой коровы рычал молодой снежный кот. Уши его были прижаты к голове, зубы обнажены в смертельном оскале. Перед ним стоял дикий кабан.

Кабан вонзил клыки в землю, подбросив вверх комья, и пронзительно заверещал. Он был намного крупнее кота.

Кот дико вскрикнул и прыгнул, но не на кабана, а назад. Кабан немедленно двинулся следом. Хищник снова истошно завопил и бросился вверх по склону. В одно мгновение он был наверху и стал злобно шипеть на кабана, которому оставил поле боя. Кабан стоял, наклонив голову и прислушиваясь к шипению.

Почти не раздумывая, я пошла вперед. Если этот мешок свинячьей слепой злобы будет ранен, то мне несдобровать. Но кабан еще не почуял нового врага, а я, видя столько мяса сразу, не могла противиться страстному желанию заполучить его.

Я пустила стрелу и тут же бросилась под защиту кустов. Раздался страшный рев, но выжидать я не рискнула. Ведь раненый кабан легко настигнет меня, И я побежала.

Еще не вернувшись в лагерь, я встретила Рудо и Инсфара и рассказала им все.

— Раз кабан не преследовал тебя, госпожа, — произнес Инсфар, — значит, ты нанесла ему смертельную рану…

— Неразумный поступок, — решительно заявил Рудо. — Кабан мог убить тебя.

Мы вернулись вместе, тщательно осматривая все вокруг, чтобы не попасть в засаду. Решено было обогнуть это место и спуститься туда с горы. Добравшись до цели, мы увидели убитую корову и мертвого кабана. Моя стрела вошла ему между лопаток и вонзилась в сердце.

Пораженные метким выстрелом, мои люди были склонны приписать удачу Могуществу. С этого часа все уверовали в мою Силу и сравнивали меня с дамой Мэт. Они не говорили этого прямо, но я чувствовала, что отношение ко мне изменилось. Теперь мои приказы выполнялись немедленно и беспрекословно.

Только Унгильда все еще беспокоила меня, но пока я выполняла свою клятву. Когда вечером куски мяса были поджарены на костре, я заговорила так, чтобы слышали все:

— Те, кто не участвовал в добыче пищи, не будут получать ее. Сегодня все хорошо поработали и все получат свою долю — кроме Унгильды. Высокое происхождение не дает право на безделье.

Она вспыхнула и напомнила, что у меня перед ее родом кровавый долг. Но я твердо заявила, что беру под свое покровительство только леди Ислогу ввиду ее возраста и болезни. Унгильда же молода, здорова и вполне способна позаботиться о себе.

Она явно испытывала желание броситься на меня, вцепиться в мое лицо ногтями. Но никто ее не поддерживал, и она знала это. Повернувшись, она побрела в свою хижину. Я слышала ее плач, но эти слезы были вызваны бессильной яростью, а не раскаянием.

Мне не было жаль ее. Хотя я понимала, что приобрела злейшего врага.

Вскоре Унгильда осознала свое положение и стала трудиться наравне со всеми. Она даже разделывала тушу и развешивала куски мяса для просушки.

" Припасы расходовались очень экономно — ели только кости и внутренности добытых мной животных. Мартина уже набиралась сил, и я надеялась, что мы сможем тронуться в путь еще до наступления холодов. А когда придем в Норсдейл, я с радостью сложу с себя тяжкую ношу ответственности.

Леди Ислога нередко отлучалась — вероятно, искала Торосса. Приходилось посылать с ней человека для охраны. Когда Ислога выбивалась из сил, нужно было вести ее обратно в лагерь.

Тимон сделал хорошие крючки, и я часто ходила ловить рыбу. Думаю, просто из упрямства — хотелось победить реку. Но, увы, счастье не улыбалось мне. Вода была прозрачной, я видела проплывающих рыб, которые казались гигантами по сравнению с той мелочью, что мне удавалось вылавливать.

Когда я шла по берегу реки, у меня вдруг возникло ощущение, что за мной следят. Оно было таким сильным, что рука моя потянулась к ножу. Время от времени я оглядывалась по сторонам в надежде застать преследователя врасплох.

Я чувствовала себя очень неспокойно, поэтому решила вернуться в лагерь и предупредить остальных.

Неужели нас выследили? Мы обречены, если не сумеем поймать вражеского лазутчика и убить его, пока он не сообщил о нас главным силам.

Я повернула к лагерю. Тут ветки кустов раздвинулись, и на открытое пространство вышел человек.

Я схватила нож, готовясь защищаться. По виду незнакомец не был ализонцем. Его капюшон был откинут на плечи. И, главное, отсутствовал камзол с вышитой эмблемой рода. Кольчуга была выкрашена Зеленым — видимо, для маскировки.

Вдруг я застыла. Незнакомец был без сапог и стоял на копытах, как какая–нибудь корова!

Я быстро перевела взгляд на лицо, ожидая увидеть нечто чудовищное. Но нет. Обычное мужское лицо, потемневшее от солнца и ветра: впалые щеки, твердо очерченный рот. Конечно, он не был так красив, как Торосе. Мы встретились взглядами, и я невольно отступила назад. Эти глаза, как и копыта, не могли принадлежать человеку — янтарные, с узкими, а не круглыми, зрачками.

Я отшатнулась, а он словно бы изменился в лице.

Или это мне почудилось?

Незнакомец улыбнулся, но эта улыбка была печальной, как будто он сожалел о встрече.

— Приветствую тебя, госпожа.

— И я приветствую тебя… — Я запнулась, так как не знала, как обращаться к Древним. — Приветствую тебя, лорд.

— Я не слышу радости в твоем голосе, — продолжал он, — ты полагаешь, что я твой враг?

— Я полагаю, что не могу судить о тебе, — ответила я, так была уверена, что передо мной один из Древних. И он, казалось, прочел мои мысли.

— За кого же ты меня принимаешь, госпожа?

— За одного из тех, кто владел этой землей до прихода наших предков.

— А, Древние… — Он снова печально улыбнулся. — Пусть будет так. Я не скажу тебе ни да, ни нет.

Но по–моему, ты и твои люди в тяжелом положении.

Могу ли я быть полезным?

Я знала, что иногда Древние милостиво относятся к нам и помогают. Но им подчинялись и Темные Силы. И горе людям, которые прибегали к их помощи. Я была в трудном положении.

Если я сделаю не правильный выбор, мы все можем пострадать. Но что–то в незнакомце привлекало меня.

— Что ты предлагаешь? Мы должны пробраться в Норсдейл…

Он прервал меня:

— Если вы идете на запад, то путь туда чреват многими опасностями. Я могу привести вас в место, которое будет служить надежной защитой. Там есть фрукты, зерно…

Я с тревогой смотрела в его темно–золотые глаза.

Мне очень хотелось верить ему, но на мне была ответственность за остальных. И довериться представителю Древних…

Я колебалась, и улыбка сошла с лица незнакомца.

Оно стало холодным, как будто он протянул руку дружбы, а ее оттолкнули. Мое беспокойство усилилось. Может, он действительно хотел помочь нам, а теперь, когда его предложение отвергли, сочтет себя оскорбленным и разгневается?

— Ты должен простить меня. — Я пыталась найти слова, которые погасили бы гнев. — Я еще никогда не встречалась ни с кем из.., твоих. Если я оскорбила тебя, то только из–за растерянности, а не по злому умыслу. Я ведь слышала о вас только в легендах.

Причем некоторые из легенд говорят о Темных Силах, которые не приносили людям ничего хорошего.

Поэтому я так настороженно отношусь к тебе.

— Да, Древние обладали Могуществом, — признал незнакомец. — Но я не желаю тебе ничего плохого, леди. Взгляни на то, что ты носишь на груди.

Достань, я коснусь его пальцами.

Я посмотрела на талисман. Хотя стоял солнечный день, шар светился. Мне казалось, что Грифон, заключенный в нем, хочет заговорить с незнакомцем. Я сняла цепь с шеи и протянула ему.

Он едва прикоснулся кончиком пальца… Шар вдруг вспыхнул ярким светом, от неожиданности я чуть не выронила его. И сразу поняла: это правда, незнакомец пришел из далекого прошлого, чтобы помочь нам. Я вся была охвачена благоговейным трепетом.

— Лорд… — Я склонила голову, оказывая ему почести, которых он был достоин. — Мы повинуемся тебе…

Он снова оборвал меня и произнес резко, почти зло:

— Я не твой лорд, госпожа. И ты не подчиняешься мне. Ты делаешь свой выбор сознательно. Я могу предложить тебе и твоим людям сильную крепость в качестве убежища и ту помощь, какую может оказать вам одиночка. Хотя я не новичок в ведении войны.

Мы вернулись в лагерь. Все были охвачены трепетом и разбежались. Я увидела на лице незнакомца горькую улыбку и поняла, ощутила ту горечь, которая им владела. Бог весть, как это получалось: я делила с ним его чувства!

Все подчинялись его приказам беспрекословно. Он свистнул, и тут же с горы спустилась лошадь. На нее он посадил Мартину. Других лошадей мы нагрузили припасами, и незнакомец повел нас вперед.

Мы пришли в прекрасное место — крепость на озере. К ней вели два моста, но один из них был разрушен, а второй при помощи специального механизма можно было развести.

Эта земля некогда обрабатывалась. Фруктовые деревья, зерно — все пойдет нам на пользу.

Мы могли оставаться здесь долго, пока не наберем провизии для путешествия и не залечим раны и болезни. Мое доверие к странному незнакомцу росло. Он не говорил, как его зовут. Может, как и Мудрые Женщины, полагал, что если назвать другим свое имя, то легко попасть в зависимость. Про себя я называла его лорд Янтарь, по цвету глаз.

Пять дней он провел с нами, следя за тем, чтобы все было в порядке. Затем он сказал, что едет на разведку, убедиться, что ализонцы не проникли в глубь страны.

— Ты говоришь так, как будто ализонцы и твои враги, — сказала я.

— Это моя страна, — ответил он. — Я уже дрался за нее. И буду снова драться, пока не сброшу их в море.

Меня охватило возбуждение. Что могло это означать для моего несчастного разбросанного народа?

Люди, обладающие могуществом, хотят прийти нам на помощь в смертельной схватке? Он опередил мой вопрос, словно прочитав мои мысли.

— Думаешь, для их уничтожения можно использовать Силу? — печаль была в его голосе. — Не возлагай на это надежд, леди Джойсана. Тот, кто вызывает Силы, не всегда способен управлять ими. Но я уверен: это самое безопасное место для вас. Если ты благоразумна, то вы останетесь здесь, пока я не вернусь.

Я кивнула ему в ответ.

— Мы так и сделаем, лорд. — И тут мне ужасно захотелось коснуться его руки, дать понять, что я хочу снять с него эту тяжкую ношу. Но я не поддалась своему капризу.

КЕРОВАН

По выражению ее глаз я понял, что между нами ничего не будет. Но этот удар коснулся только меня. Напрасно я лелеял надежду, что я все–таки человек, а не чудовище. Значит, хорошо, что я не послал Джойсане свой портрет, хотя она просила об этом. Теперь она никогда не узнает, что я — Керован.

Джойсана приняла меня за одного из Древних. Это предположение удерживало ее от вопросов. Кроме того, Джойсана думала, что я обладаю Могуществом. Его отсутствию я должен был найти приемлемые объяснения. Но на протяжении первых нескольких дней я чувствовал себя относительно спокойно, ибо работы было невпроворот.

Лагерь, в котором ютились беженцы, представлял собою довольно жалкое зрелище. Среди них было всего четверо воинов. В том числе два старика — однорукий и одноглазый, а также — совсем зеленый юноша, никогда не державший в руках оружия, да раненый пастух. Остальные — женщины и дети; правда, некоторые в случае необходимости могли встать плечом к плечу с воинами.

В лагере находились также две знатные дамы — старая и молодая. Пожилая леди была в состоянии шока. У нее погиб сын, но, по словам Джойсаны, она отказывается поверить в это и все время ищет его.

Об Иткрипте Джойсана рассказывала мне странные вещи. Почти такие же странные, как и те, что случились в Ульмсдейле. Кто–то из их рода призвал Могущество, и под обломками крепости погибло множество завоевателей. Однако нападение врага не было неожиданным, и Джойсана надеялась, что многим удалось бежать на запад, хотя добраться до Норсдейла без проводника было нелегко. А кроме того, одна из женщин недавно родила.

Тогда–то я и подумал о крепости на озере. Она бы могла дать путникам возможность передохнуть и набраться сил. Только это я мог сделать для моей леди — дать ей крышу над головой и относительную безопасность.

Мой подарок для нее ничего особенного не означал. Она носила талисман не потому, что испытывала ко мне какие–то чувства. Я часто видел, как рука Джойсаны бессознательно нащупывает шар и ласкает его, как бы черпая в нем силу.

Младшую из двух леди, Унгильду, которая была родственницей Джойсаны, я невзлюбил. Она смотрела на Джойсану из–под полуопущенных ресниц с неприкрытой ненавистью, хотя Джойсана ничем не проявляла своего к ней отношения. Что произошло между ними раньше, не знаю, но доверять Унгильде безусловно нельзя.

Что касается Джойсаны… Я не мог забыть, как она впервые взглянула на мои копыта. Хорошо, что я решил не носить сапоги и не прятать свое уродство.

Уж лучше сразу испить горькую чашу до дна.

Джойсана — прекрасная девушка, вполне достойная быть женой любого лорда. Я понял это, когда беженцы шли под моим руководством к крепости на озере. Она очень устала и много раз падала духом, но с» достоинством несла тяжкое бремя ответственности за людей. Ее мужество было таким же большим, как ее сердце. Если бы я ничем не отличался от остальных людей…

Теперь я часто вспоминал мое видение: Джойсана держит на коленях голову умирающего юноши.

Когда это происходило — в прошлом или в будущем? Я не имел права расспрашивать ее. Потерял это право, так как не открыл ей свое имя.

Я мог провести их в Норсдейл. А затем… Кто я теперь? Человек без владений? Мне было легко расстаться со всеми. Я мог присоединиться к воинам какого–нибудь лорда. Или удалиться в Пустыню, где влачили существование те, кого изгнали из Долин.

Но прежде чем уйти, я должен был обеспечить Джойсане безопасность.

Когда беженцы из Иткрипта устроились в крепости и научились пользоваться разводным мостом, я нашел Джойсану и сказал, что должен отправиться на разведку.

Это отчасти было правдой, но была у меня и другая цель — хорошенько обо всем поразмыслить. Мне порой казалось, что Джойсана странно смотрит на меня, как будто чувствует: между нами есть связь.

Мне очень хотелось открыться. Но этого нельзя было делать, и я решил удалиться до тех пор, пока не овладею собой. В ее глазах я выглядел настоящим монстром. Джойсана приняла меня за одного из Древних, и потому уродство было чуть ли не естественным. Но как мужчина… Нет, я не был мужчиной в ее глазах.

Покинув крепость, я двинулся на северо–запад по дикой, пустынной местности, однако, вопреки ожиданиям, не нашел здесь остатков строений Древних.

Три дня я изучал путь, по которому мы должны были идти в Норсдейл. Дорога была трудной — долины сменялись узкими ущельями, окаймленными остроконечными утесами. Да, здесь быстро не пройти. И я постепенно стал склоняться к мысли, что лучше перезимовать в озерной крепости.

На четвертый день я наткнулся на свежий след.

Это был небольшой отряд — четыре всадника. Они ехали на легких пони, которые совсем не походили на грузных лошадей ализонцев. Тоже беженцы? Возможно… Но сейчас такое время, что лучше трижды проверить все догадки.

Джойсана сказала, что беженцы из Иткрипта рассеялись по Долинам. Если я встретился именно с ними, то мой долг — позаботиться об их безопасности и проводить в крепость.

Я двинулся по следу со всей осторожностью. Путники прошли здесь несколько дней назад. Дважды я натыкался на место, где они устраивали лагерь, вернее, просто отдыхали, не разводя костра. Но по всему было видно, что они не бегут, а движутся вполне целенаправленно.

Они шли, если не учитывать некоторых отклонений, прямо к крепости на озере. Заметив это, я почувствовал беспокойство. Четыре человека — безусловно, сила небольшая, но если они хорошо вооружены и сумеют застать людей Джойсаны врасплох… А вдруг это разбойники Пустыни?

Я бы не потерял их следа, если бы не буря. Она пришла в тот же день к вечеру. Конечно, по сравнению с той бурей, что обрушилась на Ульмсдейл, — всего лишь безобидный дождичек. Но все же ветер и дождь секли лицо, и мне пришлось искать укрытие.

Пока я пережидал бурю, в голове теснились мысли.

Меня не покидало ощущение, что это враги. Я долго жил на границе с Пустыней и хорошо знал, что вытворяют преступники со своими жертвами. Но не оставалось ничего другого, как надеяться, что Джойсана будет следовать моим советам и не позволит этим пришельцам застать их врасплох. Иткрипт не знал набегов из Пустыни.

Они могли принять любого жителя Долин, как друга.

К утру буря утихла, но след был смыт. Я был слишком встревожен, чтобы искать его. Нужно срочно ехать в крепость!

Но дорога заняла два дня, хотя я нещадно погонял Хику. Въезжая в озерную долину, я уже почти готов был увидеть картину кровавой резни.

Приветствие, донесшееся с одного из полей, заставило меня замереть. Налда и еще две женщины махали мне руками. Сцена была мирная, все опасения оказались напрасными. Женщины собирали созревшее зерно и складывали его на расстеленные плащи.

— Хорошие новости, лорд! — голос Налды достиг моих ушей. Она сама уже направлялась ко мне. — Жених моей госпожа услышал о наших несчастьях и приехал помочь нам!

Я изумленно смотрел на нее. Но затем понял — она имеет в виду вовсе не Джойсану. Речь идет, разумеется, о женихе Унгильды — хотя мне почему–то казалось, что он погиб на юге.

— Леди Унгильда должна вознести хвалу Гунноре, — наконец ответил я.

Налда взглянула на меня с таким изумлением, с каким я только что смотрел на нее.

— Унгильда.., она же вдова! Нет, приехал жених Джойсаны, лорд Керован! Он приехал три дня назад.

Леди велела тебя разыскать и пригласить в крепость…

— Непременно, — сквозь зубы процедил я. Что это за лже–Керован? Но я должен увидеть его, спасти леди Джойсану. Кто–то думал, что я мертв, и хотел этим воспользоваться. Мысль о том, что самозванец, возможно, уже с Джойсаной, как меч вонзилась в меня. Она могла полюбить другого, я бы это перенес.

Но когда какой–то подлец приходит к Джойсане под моим именем!..

Я отчаянно погонял Хику. Меня так и подмывало вызвать этого обманщика на поединок и убить его. Он ведь не просто взял мое имя, а решил воспользоваться им, чтобы завладеть Джойсаной. Как мне хотелось именно в этот момент быть тем, кем она меня считает, повелевать Могуществом!

Однорукий Ангарл стоял на посту. Он приветствовал меня, и я принудил себя к спокойствию. Вскоре я был во дворе. Ничто не напоминало о той пустоте, которая царила здесь во время моего первого визита.

В крепость вновь вернулась жизнь.

Двое мужчин резвились возле водостока, брызгая водой на одну из деревенских девушек, которая звонко хохотала. На камзолах мужчин были эмблемы с изображением Грифона — герб моего дома!

Пока они не видели меня, я их рассматривал. Оба были мне незнакомы. Вряд ли кто из Ульмсдейла уцелел после катастрофы. Но то, что я их не знал, ничего не означало. Ведь меня очень долго не было в Ульме, а за это время отец мог нанять новых людей, чтобы заменить тех, кто уехал со мной на юг.

Эти эмблемы, к тому же, говорили о том, что здесь приводится в исполнение не поспешный импровизированный план, основанный на слухах. Нет, они готовились тщательно. Но почему? Если бы Джойсана еще владела Иткриптом, я бы еще мог понять это. Тогда лже–Керован правил бы в Иткрипте. Но она — изгнанница, без владений, без богатства. В чем же дело?

Один из мужчин оглянулся и, заметив меня, подтолкнул приятеля. Их смех сразу иссяк. Оба смотрели с беспокойством. Но я не стал приближаться, соскочил с Хику и пошел к башне, где занимала комнату Джойсана.

— Эй, ты! — оклик был грозный и повелительный.

Я повернулся и увидел, что оба воина идут ко мне. Едва приблизившись, они поняли, что я не похож на остальных людей.

— Ты… — Начал первый, но голос его уже не был таким безмятежным и наглым. Я заметил, как товарищ ткнул его под ребра.

— Прошу прощения, лорд, — сказал он, осматривая меня с головы до ног. — Кого ты ищешь?

Его самоуверенность не знала границ.

— Не тебя, парень. — Я повернулся к башне.

Возможно, им хотелось остановить меня, но они не осмелились. Я больше не оглядывался, а пошел к двери, которая была завешена лошадиной шкурой.

— Счастье этому дому! — громко сказал я.

— Лорд Янтарь!

Шкура откинулась, и на пороге появилась Джойсана.

Выражение ее лица ударило меня прямо в сердце.

Значит, это гость вызвал на лице девушки такую радость. Но ведь я уже решил, что она не для меня. Так почему же меня так уязвляло ее счастье, когда пришел тот, кто заявил, что он ее жених и готов служить ей? Я знал, что он обманщик, но она–то не знала!

— Лорд Янтарь, наконец! — она протянула ко мне руки, но не коснулась меня, хотя я против воли протянул к ней свои. Я не мог понять…

— Кто там? — я узнал этот голос. Моя ненависть вспыхнула с такой силой, что я чуть не выхватил меч и не бросился на него. Роджер здесь… Но зачем?

— Лорд Янтарь, ты слышишь? Приехал мой жених.

Он услышал о наших бедах и поспешил на помощь. , Джойсана говорила быстро, но на ее лице отражалось… Она боится! Джойсана всегда была выше страха и боли, мужественно боролась с трудностями. Однако сейчас вовсе не радость так изменила ее тон. Да, Джойсана улыбалась, но внутри…

Жених не принес ей счастья. Возбуждение охватило меня. Она не нашла в Роджере того, чего хотела!

Я вошел внутрь и взглянул в лицо родственника моей матери. Он был в боевом камзоле с Грифоном, хотя не имел права носить эту эмблему. Красивое лицо, на губах играла знакомая усмешка — но только до тех пор, пока он не увидел меня…

Роджер сразу весь подобрался, насторожился, как будто мы уже стояли друг против друга с мечами наперевес.

— Лорд, — торопливо начала Джойсана, желая предотвратить ссору. Она обратилась ко мне, как к высшему по положению. — Это мой жених, Керован, наследник Ульмсдейла.

— Лорд… Керован? — я мог сразу разоблачить Роджера. Но и он мог разоблачить меня. Или не мог?

Так или иначе, нельзя позволить Роджеру играть в эту грязную игру. — Это не правда!

В этот момент рука Роджера поднялась. В ней что–то сверкнуло — Грифон в шаре? Из него исходил луч света, который был направлен прямо мне в голову. Боль ударила мне по глазам — чудовищная, непереносимая боль. Я не мог мыслить, только чувствовал боль. Она завладела всем моим существом.

Привалившись к стене, я попытался удержаться на ногах. Поднял руку в тщетном усилии защититься от удара, к которому не был готов, услышал крик Джойсаны, рванулся к ней и упал на пол.

Джойсана снова вскрикнула. Затем до меня донесся шум борьбы. Но я ничего не видел! Не пытаясь подняться, я пополз на звуки борьбы.

— Нет, нет! — кричала Джойсана. — Отпусти меня!

Роджер схватил Джойсану! Нога наступила на мою руку, и снова дикая боль пронзила меня. Если он утащит Джойсану…

Я поднял неповрежденную руку, ударил врага по ногам, повалил его на пол и подмял под себя.

— Джойсана, беги! — крикнул я. Я не мог драться, я мог только держать, вынося удары, чтобы Джойсана успела скрыться.

— Нет! — снова раздался ее голос, но с такой ледяной решимостью, какой я еще никогда не слышал. — Лежи спокойно, лорд… Лорд Янтарь, я держу нож у его горла. Можешь отпустить…

Роджер действительно лежал спокойно, совершенно прекратив сопротивление.

— Ты сказал, — продолжала Джойсана тем же ледяным тоном, — что это не лорд Керован. Почему?

Я решился.

— Керован мертв, леди. Попал в западню, устроенную Роджером близ крепости Ульрика, его отца.

Этот Роджер обладает Могуществом Древних, тех, что шли по Темным Путям.

Я услышал вздох.

— Мертв? И этот наглец осмелился присвоить имя моего жениха, чтобы обмануть меня?

Тогда заговорил Роджер.

— Открой нам свое имя…

— Ты сам знаешь, что мы не называем своих имен людям…

— Людям?..

— Лорд Керован, — донесся новый голос. — Что ты…

Это был один из воинов со двора.

— Лорду Керовану ничего не нужно, — ответила Джойсана. — А что касается этого подлеца, забирайте его и уходите.

— Схватить ее, лорд? — спросил воин.

Я встал на ноги и повернулся к говорящему, хотя ничего не видел.

— Пусть остается здесь. Теперь она мне не нужна. — По тону Роджера чувствовалось, что он вновь обрел уверенность.

— А что с этим, лорд? — кто–то подошел ко мне.

Моя раздавленная рука совершенно онемела. — Добить?

— Нет! — ответ Роджера был для меня полной неожиданностью. Сейчас один удар меча мог решить все в его пользу, — Предоставим его судьбе… Мы уезжаем, — добавил он. — Я получил то, что хотел.

— Нет! Нет! Отдай талисман!

Послышался звук удара, и тело Джойсаны упало рядом со мной. Враги ушли, хотя я кричал, чтобы те, кто есть, остановили их.

— Джойсана! — я прижал ее к себе. Она совсем ничего не весила, словно перышко… О, если бы я мог видеть! Что этот дьявол сделал с ней? — Джойсана!

Неужели он убил ее?

Но Джойсана была жива. Просто упала без чувств.

Роджер и его люди исчезли. Я усадил Джойсану на постель, держа ее руку в своей. На мои глаза наложили повязку, смоченную в настое трав. Ослеп ли я навсегда?

Неужели я теперь никогда не смогу встать между Джойсаной и опасностью, как не смог сейчас защитить ее от удара? Это был черный час. Я только теперь понял, как много она значит для меня. Боль, которую я познал раньше, когда не смог открыть свое имя, ничто по сравнению с болью нынешней.

— Лорд… — Голос Джойсаны, слабый и тихий.

— Джойсана!

— Он взял.., он увез подарок моего жениха.., шар с Грифоном… — Она всхлипывала.

Я обнял ее, и она продолжала плакать у меня на плече.

— Ты сказал правду, это не Керован?

— Правду. Керован погиб в ловушке возле Ульмсдейла. Роджер был женихом сестры Керована.

— И я никогда не увижу своего суженого… Но его подарок!.. Клянусь Девятью Словами Мина, руки подлеца не осквернят сокровище! Ведь он использовал талисман, как оружие. Лорд, Роджер сжег им твои глаза!

Эта вспышка в шаре…

— Только твое Могущество спасло тебя. Браслет.. — Ее легкие пальцы коснулись моего запястья. — Лорд, говорят, что твой народ весьма искусен в медицине. Если у тебя самого нет такого таланта, может, отнести тебя к Древним? Ведь ты из–за меня получил это ужасное увечье. У меня перед тобой кровный долг…

— Нет, — быстро ответил я. — Между мной и Роджером всегда существовала вражда. Где бы мы ни встретились, он все равно попытался бы убить меня.

И я подумал, что уж лучше мне было погибнуть, чем жить с пеленой на глазах.

— Я немного умею врачевать. И Налда тоже. Зрение вернется к тебе!.. О, мой лорд, зачем он приходил сюда? У меня больше нет ни богатства, ни земель, ничего, кроме того, что он унес. Ты знаешь об этом Грифоне? Его послал мне в подарок жених. Неужели Роджер пошел на такой риск, только чтобы заполучить его?

Эти слова вывели меня из состояния темной печали, мысли заработали в другом направлении. Почему приходил Роджер? Грифон в шаре — несомненно, он обладал каким–то странным Могуществом.

Роджер изучал знания Древних — Темных Древних. Я часто слышал от Ривала, что если человек пройдет достаточно далеко по пути познания, он может заставлять действовать талисманы, обладающие Могуществом — как темным, так и светлым.

Я нашел талисман, когда мы были с Ривалом. Нивор говорил, что Ривал убит, но он не сказал, как это произошло. Может быть, Роджер, далеко прошедший по дороге Темных, каким–то образом выведал у Ривала о Грифоне и узнал, что теперь он у моей невесты? Этот хрустальный шар мог послужить причиной многих бед. В руках такого человека, как Роджер, талисман представляет для мира большую опасность.

Джойсана права: его нужно вернуть, но как? Я со вздохом положил руку на повязку.

ДЖОЙСАНА

Я находилась на восточной башне, когда к нам пришел мой жених. В крепости не было сигнального колокола, но мы повесили на стене металлический лист и били в него в случае тревоги. После отъезда лорда Янтаря на башне постоянно дежурил часовой — охранял мост, чтобы ни один человек не мог перебраться в крепость.

Заметив всадников, я сразу подняла тревогу, и только потом увидела, что едут они спокойно, а рядом идет Тимон. Он дружески говорил с одним из пришельцев.

Сначала я решила, что это кто–нибудь из наших спасся и пришел вслед за моими людьми в крепость. Но на их камзолах были не красные, а зеленые эмблемы.

Если это разведчики из армии какого–нибудь лорда, то они могли бы проводить нас в Норсдейл, хотя мне это не совсем нравилось. Я хотела добраться до Норсдейла со своими людьми. Но там леди Ислога могла получить необходимое лечение, а остальные — обрести пристанище. Лорд Янтарь устроил нас в прекрасном месте, которое, казалось, невозможно найти в такой дикой стране. Но мы не могли оставаться здесь надолго.

Мне в крепости было спокойно и хорошо — впервые с тех далеких дней, когда лорд Кьярт уехал н» юг и начались трудные времена.

Еще не затихли звуки гонга, а я уже бросилась вниз по лестнице, чтобы узнать имена гостей. Во двор я, однако, заставила себя войти ровным величественным шагом — ведь я была здесь правителем и должна была сохранять достоинство.

На камзоле приехавших были вышиты эмблемы моего жениха! Это были его люди. А может…

— Моя дорогая госпожа! — один из всадников спрыгнул с седла и протянул мне руку, тепло приветствуя меня.

Я вежливо поклонилась.

— Лорд Керован? — спросила я, хотя можно было и не спрашивать.

— Я перед тобой. — Он продолжал улыбаться. Но все же…

Так это и есть мой жених? Конечно, он уступал в красоте Тороссу, но и не был безобразен. Слишком темные для жителя Долин волосы, овальной формы лицо, сужавшееся книзу…

Теперь я видела, что все слухи о нем были несправедливы. Если лорд Янтарь действительно принадлежал к какому–то народу, не похожему на людей, то мой жених был самый обыкновенный человек.

Это была первая наша встреча. И она не могла пройти сердечно под столькими взглядами. Мы были совершенно чужими друг другу, хотя давно уже вступили под сень брачных уз.

Почему у меня возникло ощущение неприязни?

Как будто я не хотела, чтобы он приезжал сюда…

Керован говорил со мной мягко и вкрадчиво, рассказывал о том, что тоже остался без дома, что Ульмсдейл пал под ударами пришельцев. Он и его люди бежали оттуда, хотели добраться до Иткрипта, но набрели на наши следы.

— Мне говорили, что ты воюешь на юге, мой лорд, — сказала я не для того, чтобы поддержать беседу, а требуя объяснений.

— Да, я был там. Однако когда заболел отец, он послал за мной. Увы, я прибыл слишком поздно. Лорд Ульрик погиб, враги стояли у самых ворот, и мне сразу пришлось вступить в бой. Нам повезло. Разразилась ужасная буря, уничтожившая и Ульмсдейл, и всех ализонцев.

— Но ты сказал, что крепость пала.

— Да, но не от удара неприятеля. Море и ветер уничтожили стены и башни, залили водой всю долину. Тот парень, что проводил нас, — продолжал он, — сказал, что вы пробираетесь в Норсдейл…

Я поведала ему о наших приключениях, о том, как я оказалась связанной с леди Ислогой кровным долгом и теперь вынуждена заботиться о ней.

Керован помрачнел, слушая меня очень внимательно, изредка кивая в знак согласия со всем, что я говорю.

— Вы отклонились далеко к югу от нужного направления, — сказал он наконец. — Вам очень повезло, что вы отыскали такое убежище.

— Это не мы. Нас привел сюда лорд Янтарь.

— Лорд Янтарь? Кто это носит такое странное имя?

Я вспыхнула.

— Это я придумала ему имя, так как он не назвал своего. Он.., он один из Древних…

Я заметила его странную реакцию на мои слова.

Керован застыл. Лицо превратилось в неподвижную маску, под которой проносились мысли. Он был похож на лису, которая заметила что–то и замерла, прислушиваясь к звукам гона. Но вот вся настороженность исчезла, или он умело скрыл ее.

— Один из Древних, госпожа? Но они давно ушли.

Может, это обманщик? Почему ты так уверена в нем?

Он сам сказал тебе об этом?

— Речи были излишни. Ты тоже все поймешь, когда у видишь его. Он не похож ни на одного из людей.

Я была раздражена словами Керована, а особенно его тоном. Видимо, он принимал меня за глупую девчонку, которую легко обмануть. А с тех пор, как стала предводительницей своего отряда, намного поумнела, обрела уверенность в себе и могла сама принимать решения. Мне не хотелось возвращаться в прежнее бесправное положение домохозяйки.

— Значит, он вернется?

— Лорд Янтарь уехал на разведку несколько дней назад, — коротко ответила я. — Да, он вернется.

— Отлично, — кивнул мой жених. — Но среди Древних есть и друзья, и недруги. Некоторые относятся к нам по–дружески, другие не обращают на нас внимания, пока мы не лезем в их тайны, а третьи несут нам только зло.

— Это я знаю. Но Янтарь может заставить светиться твой подарок, как он светился, когда спасал меня от врагов.

— Мой подарок?

Не ослышалась ли я? Действительно ли в его тоне было удивление? Но нет, я отогнала от себя подозрения. Нельзя же так реагировать на любое его слово, как будто мы враги. Мы ведь товарищи на всю жизнь. Нам теперь всегда нужно идти вместе.

Керован тоже улыбался.

— Да, конечно, мой подарок… Значит, он помогает тебе, дорогая?

— И еще как! — моя рука легла на грудь, где покоился хрустальный Грифон. — Мой лорд, это действительно сокровище Древних?

Он наклонился через стол, разделяющий нас. В его глазах сияла какая–то алчность, хотя на лице не отражалось никаких эмоций.

— Ты права! И раз он тебе так хорошо служит, я рад вдвойне. Дай мне еще раз взглянуть на него.

Я потянула за цепочку и вытащила шар с Грифоном. Но что–то мешало мне опустить талисман на его ладонь.

— Я не расстаюсь с ним ни днем, ни ночью. Ты вернешь его мне, лорд? — я старалась выглядеть беззаботной, хотя тяжелое беспокойство овладело мной.

— Конечно. — Керован, в свою очередь, не сделал ни малейшей попытки показать мой портрет.

— Почему ты не выполнил мою просьбу, которую я передала вместе с подарком? — продолжала настаивать. Мое беспокойство росло, хотя я не понимала, почему. Пока я не заметила ничего подозрительного. Но какая–то зловещая тень пролегла между нами, и она тревожила меня. Я хотела спрятать талисман, как будто боялась его лишиться.

— Сейчас такое время, что нельзя доверять никому, — спокойно сказал Керован. Он рассматривал шар в моих руках явно с большим интересом, нежели мое лицо.

— Прощаю тебя, лорд. — Я старалась говорить легкомысленным тоном, каким говорили глупые девушки со своими поклонниками. — А теперь мне нужно вернуться к своим обязанностям. Твои люди могут лечь отдохнуть, хотя у нас нет мягких постелей.

— Спать в безопасности — самое большое, чего можно желать сейчас. — Он поднялся вместе со мной. — Где ты нас разместишь?

— В западной башне, — ответила я и с облегчением вздохнула — он не требовал, чтобы я по обычаю разделила с ним ложе. Но что это со мною? Ведь жених вежлив и обходителен!

Керован похвалил нашу предусмотрительность в заготовке пищи для путешествия и приказал своим людям взять на себя обязанности часовых, чтобы мы все могли работать в поле.

Он не настаивал, чтобы я все время проводила в его обществе, и я за это была ему благодарна. Но я по–прежнему не могла отделаться от ощущения тревоги. Жених был ласков со мной, говорил почтительно. Но на душе у меня становилось все беспокойней: я была испугана тем, что рано или поздно мне придется лечь с ним в постель.

Иногда Керован ездил в горы на разведку. Тогда я не виделась с ним целыми днями. Порою я обращала внимание, как он беседует с Унгильдой. Причем Керован обращался к ней с такой же почтительностью, как и ко мне или к леди Ислоге.

Я не верила, что он сам ищет встреч с Унгильдой; скорее, это была ее инициатива. Она смотрела на Керована с жадностью. Мне казалось, что я все понимаю: ее муж мертв, перед ней нет иного будущего, кроме унылой жизни в монастыре. А у меня, ее злейшего недруга, есть жених, который приехал, чтобы служить мне. Унгильда вполне могла нарушить наши отношения с Керованом. Однако мне не верилось, чтобы это жалкое создание вторглось в мою жизнь таким образом. Я не старалась прекратить эти беседы, они не беспокоили меня.

Как–то Керован вернулся из разведки раньше обычного. Я находилась в поле — каждая пара рук была на счету. Один из мальчиков занозил ногу. Я привела его в крепость, чтобы промыть и перевязать ранку.

Слезы ребенка высохли, боль утихла, и он убежал к матери, оставив меня собирать в сумку разложенные лекарства. И тут в комнату вошел мой лорд.

— Дорогая, дай, пожалуйста, мой подарок. Возможно, потребуется его помощь. Я немного знаком со старым знанием, и сейчас он мне очень нужен. Эта вещь обладает Силой и при умелом использовании превратится в смертельное оружие. Если получится, то наш путь в Норсдейл будет легкой прогулкой.

Моя рука легла на грудь. Очень не хотелось выполнять такую просьбу, однако отговорки я придумать не могла. Я неохотно достала шар, но долго держала его в руке. Керован улыбнулся мне, словно желая подбодрить упрямого ребенка.

Наконец со вздохом я отдала ему талисман. Ой подошел к окну и поднес шар к глазам, как бы разговаривая с Грифоном без слов.

И в этот момент я услышала голос.

— Счастье этому дому!

Я не видела того, кто говорит, но сразу бросилась на улицу.

— Лорд Янтарь! — я не понимала чувств, которые пробудились во мне при звуках этого голоса.

Все беспокойства и тревоги, не отпускавшие меня столько времени, исчезли. Сама безопасность стояла передо мной на ногах с копытами и смотрела на меня золотыми глазами.

— Ты пришел! — я протянула ему руки, но он не был человеком, и я не осмелилась завершить свой жест.

— Кто там, дорогая моя? — голос Керована нарушил чудесное ощущение свободы и покоя. Теперь мне нужно было подыскивать другие слова.

— Лорд Янтарь, ты слышишь? Приехал мой жених. Он узнал о наших бедах и поспешил на помощь.

В отчаянии я отступила назад, как будто лишилась что–то бесконечно дорогого. Я не смотрела на жениха, я видела только эти золотые глаза.

— Лорд, это мой жених, Керован, наследник Ульмсдейла.

Лицо Янтаря было замкнуто, непроницаемо.

— Лорд Керован? — повторил он, как будто переспрашивая. А затем добавил, произнося слова так, словно всаживал меч в кого–то:

— Это не правда!

Рука Керована поднялась. Шар, зажатый в ней, вспыхнул, и луч света ударил в глаза лорда Янтаря.

Тот поднял руку и, пошатнувшись, сделал шаг назад.

На кисти его руки я увидела другую вспышку, и голубой туман пеленой окутал моего друга.

Я вскрикнула и бросилась на Керована, стараясь вырвать талисман из его руки. Но он отшвырнул меня, и в его лице я увидела то, что превратило мое беспокойство в страх.

Керован крепко схватил меня и поволок к двери.

Лорд Янтарь, закрыв глаза рукой, стоял на коленях и вертел головой так, будто хотел по слуху обнаружить, где мы. Он ослеп!

Я билась в руках Керована, стараясь вырваться.

— Нет! Отпусти меня!

Лорд Янтарь бросился к нам. Я видела, как Керован поднял тяжелый кованый сапог и с силой наступил на руку Древнего. Но Янтарь другой рукой схватил Керована повыше колен и повалил на пол.

— Джойсана, беги! — крикнул он.

Я была свободна…

— Нет! — я выхватила нож, нож Торосса, и бросилась на борющихся мужчин, схватила Керована за волосы и, запрокинув ему голову, приложила лезвие к горлу. — Лежи спокойно, лорд, — приказала я. Он понял, что я готова на все, и повиновался.

Не сводя с него глаз, я промолвила:

— Лорд Янтарь, я держу нож у его горла. Можешь отпустить…

Он поверил мне и откатился в сторону.

— Ты сказал, — продолжала я, — что это не лорд Керован. Почему?

Мой заступник поднялся на ноги, закрывая глаза рукой.

— Керован мертв, госпожа. — Голос его был тих. — Попал в ловушку, устроенную Роджером возле крепости Ульрика, его отца. Этот Роджер обладает Могуществом Древних, тех, что шли по Темным Путям.

О, теперь мне многое стало ясно!

— Мертв? И этот наглец осмелился присвоить имя моего жениха, чтобы обмануть меня?!

Теперь заговорил Роджер:

— Открой нам свое имя…

Лорд Янтарь ответил ему:

— Ты сам знаешь, что мы не называем своих имен людям.

— Людям?..

— Лорд Керован! — я была так удивлена этим голосом, что отпрянула от Роджера, — Что ты…

Один из его воинов стоял в дверях.

Я быстро заговорила:

— Лорду Керовану ничего не нужно. А что касается этого подлеца, забирайте его и уходите!

Вошел второй воин, прицелившись из лука в лорда Янтаря. На лице его было кровожадное выражение, как будто ему доставляло удовольствие приносить смерть.

— Схватить ее, лорд? — спросил первый.

Лорд Янтарь двинулся к нему с голыми руками.

А воин был вооружен мечом.

Роджер откатился от меня.

— Пусть остается здесь. Теперь она мне не нужна.

— А что с этим, лорд? Добить?

— Нет. Предоставим его судьбе.

Я думала, что он прикажет убить лорда Янтаря, если, конечно, Древнего вообще можно убить.

— Мы уезжаем, — добавил Роджер. — Я получил то, что хотел. — Он спрятал шар в карман камзола.

Это побудило меня к действию.

— Нет! Нет! — я бросилась к нему. — Отдай талисман!

Он ударил меня по голове, и я не успела уклониться. Сильная боль пронзила тело, и я погрузилась в черноту.

Я очнулась, лежа на своей постели. В комнате царил полумрак. Но я разглядела лорда Янтаря, сидевшего рядом. Моя рука лежала в его руке. Повязка закрывала его глаза.

— Лорд…

Он сразу повернул ко мне голову.

— Джойсана!

— Он взял.., он увез подарок моего жениха.., шар с Грифоном! — страшное воспоминание выплыло из черноты памяти.

Лорд Янтарь нежно привлек меня к себе, и я заплакала, как не плакала с тех пор, как на нашу землю обрушились горе и несчастье. Я всхлипывала и бормотала:

— Ты сказал правду? Это не Керован?

— Правду. Керован погиб в ловушке возле Ульмсдейла. Роджер был женихом сестры Керована.

— И я никогда не увижу своего суженого… — печально сказала я. — Но его подарок!.. — Гнев придал мне силы. — Клянусь Девятью Словами Мина, руки подлеца не осквернят сокровище! Ведь он использовал талисман как оружие. Лорд, Роджер сжег им тебе глаза! Только твое Могущество спасло тебя. Браслет.. — Я положила свои пальцы на его руку чуть повыше браслета. — Лорд, — продолжала я. — Говорят, что твой народ весьма искусен в медицине. Если у тебя самого нет такого таланта, может, отнести тебя к Древним? Ведь ты из–за меня получил это ужасное увечье. У меня перед тобой кровный долг…

Но он отверг это сразу.

— Нет. Между мной и Роджером всегда существовала вражда. Где бы мы ни встретились, он все равно попытался бы убить меня.

— Я немного умею врачевать, — сказала я. — И Налда тоже. — Но я понимала, как мало мы смыслим, и страх закрался ко мне в душу. — Зрение вернется к тебе!.. О, мой лорд! Зачем он приходил? У меня больше нет ни богатства, ни земель. Ничего, кроме того, что он забрал. Ты знаешь об этом Грифоне? Его послал мне в подарок жених. Неужели Роджер пошел на такой риск, только чтобы заполучить его?

— Это не сокровище Ульмсдейла, Керован сам нашел его. Но хрустальный шар несет в себе Могущество, а у Роджера достаточно знаний, чтобы использовать его. Оставить талисман в руках подлеца, значит…

Я поняла, что он имеет в виду, еще до того, как лорд Янтарь облек свои мысли в слова. Оставить такое оружие в руках Темных просто нельзя. Но Роджер… Он ведь уехал с двумя воинами, да и уже доказал, что может использовать Могущество Грифона…

— Лорд, что нам делать, как вернуть талисман? — вырвалось у меня. Я доверилась этому человеку (человеку ли?) целиком, без оглядки.

— Пока, — голос его был совсем тихим, — пока в наших силах очень не многое. Возможно, Рудо и Ангарл сумеют проследить их путь. Но мы не можем пуститься в погоню.., пока…

Снова я поняла его мысли. Он, должно быть, надеялся, что зрение вернется к нему. Или хотел использовать свою Силу для излечения. В нашем путешествии он будет командовать, а не подчиняться. Я понимала, что это не только моя битва, но и его. Хотя Грифон попал в руки Роджера по моей глупости.

У меня ужасно болела голова, и Налда принесла мне настой трав. Я подозревала, что это заставит меня уснуть, и хотела отказаться, но лорд Янтарь присоединился к уговорам Налды, и я не смогла противиться.

Затем Налда сказала, что приготовила специальную мазь для глаз. Лорд Янтарь позволил ей сделать перевязку, хотя я видела, что в целительные свойства этой мази он не верит. Налда увела лорда Янтаря с собой.

Я уже засыпала, когда ко мне пришла Унгильда.

Она встала над моей постелью и смотрела на меня так, будто за эти несколько часов у меня изменилось лицо.

— Значит, твой жених мертв, Джойсана, — сказала она. Я уловила удовлетворение в ее голосе.

— Да, мертв.

Я ничего не чувствовала. В течение восьми лет Керован был для меня только именем. Как можно горевать по звуку? Зато я ощущала жгучую ненависть к обманщику. А мой жених… Да, он умер. Но он никогда и не жил для меня.

— Ты не плачешь! — Унгильда смотрела на меня с той же злобой, что и раньше.

— Как я могу плакать по тому, кого никогда не знала? — спросила я.

Она пожала плечами:

— Каждый должен горевать.

Мы больше не были связаны родственными узами — с тех пор, как кровавая война обрушилась на нашу землю. Если бы я жила в Иткрипте, я бы, конечно, выполнила все формальные церемонии траура, как требовалось традициями. Мне было жаль, что из–за предательства погиб хороший человек. Но больше я ничего не могла сделать для него.

Унгильда достала из кармана какой–то мешочек.

Я уловила аромат трав и поняла, что это букет, который кладут под подушку тем, у кого болит голова.

— Это мешочек моей матери. Сегодня он ей не нужен, — грубо сказала Унгильда, будучи уверена, что я откажусь.

Я изумилась, но не слишком. Теперь мы в одинаковом положении. Унгильда больше не считала меня счастливицей. Я поблагодарила ее и позволила положить мешочек под подушку.

Запах трав сделал свое дело. Вскоре я уже не могла держать глаза открытыми. Помню еще, как Унгильда пошла к двери, а затем.., я, должно быть, провалилась в сон.

КЕРОВАН

— Налда? — спросил я и повернул голову, хотя ничего не мог видеть.

— Да, лорд, — ответила она. Я немногословно поблагодарил ее за заботы. Она не старалась относиться ко мне, как к беспомощному калеке. Напротив, вселяла в меня уверенность в успех лечения.

— Госпожа Джойсана?

— Спит, мой лорд. Тяжелых повреждений нет.

Удар был сильным, но кости целы, так что ничего страшного.

— Люди уже приехали?

— Когда они появятся, то сразу придут к тебе.

Поешь немного. Человек должен быть сыт, чтобы сохранить свои силы. Открой рот…

Она кормила меня с ложечки, как ребенка. Не мог же я отказать ей?

Однако во мне зрел гнев: я нахожусь в таком беспомощном состоянии, что не могу ничего сделать сам и мне нужна нянька!

Налда отвела меня к постели, я лег, но сон не шел.

Я будто ждал, что меня призовут к оружию, хотя отдавал себе отчет, что, вероятно, мне уже никогда не суждено принять бой.

Я думал о Джойсане, о ее стремлений вернуть хрустальный шар. Она права, талисман нужно забрать у Роджера во что бы то ни стало. Он не погиб во время бури. Может, спаслись и остальные? Хлаймер, леди Тефана, Лисана…

Я поднял руку, пощупал повязку — еще влажная. Я был уверен, что все это бесполезно.

Роджер… Если он пришел за Грифоном, значит, он узнал о нем от Ривала или от Яго. Узнал, что я послал его Джойсане. Зачем ему нужен талисман?

Мне так мало известно о Древних, а сейчас это очень важно.

Моя рука лежала на лбу, тыльной стороной кисти к повязке. Сколько времени прошло так, я не знаю, но вдруг я почувствовал: что–то изменилось.

Браслет! Джойсана сказала, что он отразил луч хрустального шара. А значит… Я вскочил, сорвал повязку. Может, инстинкт, а может, затерянная память руководила мною, когда я поднес браслет сначала к левому глазу, затем к правому, прижимая его к смеженным векам.

Я опустил руку и открыл глаза.

Темнота! Я чуть не закричал от отчаяния. А потом… Свет! Совсем слабый, но свет! И тут я понял, что нахожусь в темной комнате и вижу сияние, еле пробивающееся сквозь щель под дверью. Я быстро вышел на улицу.

Ночь. Да, обыкновенная ночь. И нисколько не темнее, чем всегда.

Затем я поднял голову. Звезды! Звезды сверкали так ярко, так ободряюще…

Джойсана! Мне хотелось поделиться с ней моей радостью.

Дверь ее комнаты была закрыта. Налда сказала, что дала Джойсане снотворное, и теперь девушка будет до утра спать. Но даже если я и не мог сообщить ей о чуде, то должен хотя бы взглянуть на это дорогое мне лицо,. Из–за двери пробивался слабый свет.

Наверное, она оставила гореть свечу.

Я вошел, стараясь не стучать копытами, затаив дыхание.

Постель была пуста. Легкий плащ, которым Джойсана укрывалась, был откинут в сторону.

В углублении на подушке что–то темнело. Я наклонился и увидел мешочек, набитый травами, от которого исходил сильный запах. Среди травы прощупывалось что–то твердое.

Я ахнул, и мешочек упал на пол. Вокруг моего браслета появилось голубое сияние, как будто туман окутал его. Объяснении не требовалось. Рядом Темное зло!

Я подцепил мешочек кончиком кинжала и бросил его на каменный стол, поближе к свету. Затем распорол его и выпотрошил, обнаружив предмет размером с монету. Он был черный, пронизанный красными жилками… Впрочем, нет, не жилками. Красные линии образовывали буквы — почти как на моем браслете.

Эта вещь обладала Могуществом. Но Темным Могуществом. Любой, прикоснувшийся к ней…

Джойсана! Как это зло попало в ее комнату? Меня охватил страх, я позвал Налду, которая, вероятно, была где–нибудь рядом. Мой голос громким эхом прокатился по дому. Я снова крикнул и услышал ответ.

— Лорд, — в дверях стояла Налда. — Что…

Я указал на постель.

— Где госпожа?

Налда вскрикнула, бросилась вперед. На ее лице отразилось изумление.

— Но.., где она может быть, лорд? Джойсана спала, я дала ей снотворное. Могу поклясться тремя клятвами Гунноры, что она не должна была проснуться до утра…

— Ты оставляла это в постели? — стараясь не обнаруживать свой страх, я кончиком кинжала показал на распоротый мешочек и его содержимое.

Она наклонилась, принюхалась.

— Лорд, такой мешочек мы собрали для леди Ислоги, когда ей было плохо и следовало удержать ее в постели. Это хорошие травы, клянусь!

— Ты положила сюда и это? — кончик кинжала указывал на дьявольский предмет.

Налда снова наклонилась. Когда ее глаза встретились с моими, она была перепугана.

— Лорд, я не знаю, что это, но в этой вещи таится зло! — и вдруг:

— Лорд.., твои глаза.., ты прозрел?

Я отодвинул ее в сторону. Только что неописуемая радость переполняла меня и весь мир, теперь же моим сердцем овладела страшная тревога за судьбу Джойсаны. Неужели она стала пленницей Темных сил?

— Да, прозрел, — коротко ответил я. — Однако леди спала рядом с этим, и теперь она исчезла. Не знаю, что с ней произошло, но мы должны найти ее.

И как можно быстрее!

Поднятые по тревоге люди обыскали всю крепость сверху донизу. Так как мост был поднят на ночь, то добраться до берега Джойсана не могла, но и в крепости прятаться было негде — мы обыскали все.

Озеро! Я стоял на мосту, глядя в воду, от которой отражался свет факела. Роджер — только он мог совершить это.

Но его здесь не было, когда Джойсану укладывали спать. Значит, ему кто–то помогал. И этого человека нужно найти, узнать от него всю правду.

Я собрал всех — мужчин, женщин, детей — во дворе и положил на камень перед собой тот дьявольский предмет — оружие, нацеленное на мою леди. Гнев почти схлынул, теперь я был хладнокровен и полностью владел собой. Но внутри я горел жаждой мести — кровавой мести тем, кто похитил Джойсану.

Страшной мести, какой еще не видели Долины.

— Леди была похищена из–за предательства. — Я говорил медленно, так, чтобы каждый из них мог понять, даже самый маленький. — Пока она спала, кто–то подложил ей это в постель. Теперь ее нет; возможно, она мертва. — Я приступал к тому, что узнал когда–то от Ривала. — Тот, кто касался этой вещи, наложил на себя пятно, которое ничем нельзя смыть. Поэтому каждый из вас сейчас вытянет руки и…

Послышался шум среди женщин. Налда схватила ту, что стояла возле нее. Девушка визжала и старалась вырваться.

Леди Унгильда. Этого нужно было ожидать.

Я заговорил с Налдой:

— Веди ее. Тебе нужна помощь?

— Нет, конечно. — Сильная женщина легко поволокла Унгильду к крепости.

Я заговорил с остальными:

— Заклинаю вас, не касайтесь этой вещи!

Люди не ушли со двора, но никто не последовал за мной и Налдой. Мы удалились в комнату Джойсаны.

Я вставил факел в стенное отверстие, чтобы было светлее. Налда заломила руки Унгильды за спину. Думаю, редкий мужчина смог бы вырваться от нее.

Схватив пленницу за подбородок, я принудил ее смотреть мне в глаза.

— Это сделала ты! — я не спрашивал, а утверждал.

Она завыла, как безумная.

— — Кто научил тебя? Роджер?

Она снова завыла, и тут Налда весьма невежливо с ней обошлась.

— Говори! — прошипела она в ухо Унгильде.

Девушка громко сглотнула.

— Ее жених.., сказал, что этот талисман воссоединит их…

Я поверил ей — только Роджер был способен на подобное коварство. Хотя вряд ли Унгильда действовала из добрых побуждений.

— Ты послала ее на смерть. Твои руки в крови. С таким же успехом ты могла убить ее ножом.

— Нет! — закричала Унгильда. — Она не мертва, не мертва! Она ушла…

— В озеро, — угрюмо закончил я за нее.

— Да, но она поплыла, я видела, я говорю правду!

Снова я поверил ей, и лед треснул в моей душе.

Если Джойсана добралась до берега, если она под действием заклинания.., есть еще шанс спасти ее.

— Плыть нужно очень далеко.

— Она выбралась на берег. Я видела! — Унгильда в ужасе кричала, словно что–то в выражении моего лица сводило ее с ума.

Я повернулся к двери.

— Инсфар, Ангарл! — я вызвал этих двоих, потому что они были хорошими следопытами. — Идите на берег и ищите следы того, кто выбрался из воды.

Они тотчас ушли.

— Вот и все, — обратился я к Налде. — ;Если Джойсана околдована…

— Она околдована, — простонала Налда. — Лорд, верни ее, спаси!

— Я сделаю, что в моих силах, — сказал я так, как будто произносил клятву перед своим родом. — Я последую за ней, а вы останетесь здесь. В крепости вы будете в безопасности, по крайней мере, некоторое время.

— Лорд, не думай о нас. Думай только о нашей леди.

С нами ничего не случится. А.., а что делать с этой? — она указала на Унгильду, которая громко всхлипывала.

Я пожал плечами. После допроса я потерял к ней интерес.

— Присматривайте за ней. Унгильда связалась с Темными Силами и служит им. Зло может снова прийти через нее.

— Мы глаз с нее не спустим! — голос Налды прозвучал так, что Унгильда вздрогнула.

Я вышел во двор, подцепил дьявольскую монету кончиком кинжала и выкинул в воду у разрушенного моста. Я боялся закапывать ее в землю: неизвестно, что она могла еще натворить.

Было позднее утро, когда я, взяв запасы провизии, тронулся в путь. Унгильда не соврала — пловец вылез на берег, цепляясь за тростник, и пошел дальше, оставляя хорошо заметный след. Отсюда я начал поиски своей леди.

Какое тут замешано колдовство, не знаю, но все, несомненно, произошло против воли Джойсаны. Я дошел до края долины. Тут она, очевидно, встретилась с группой всадников. Джойсану поджидали Роджер и его люди.

Их было четверо, и все хорошо вооружены. Я мог только идти за ними и надеяться на счастливую случайность.

След вел на северо–запад. Роджер наверняка хочет вернуться в свою крепость. Он приехал в Ульмсдейл, чтобы получить Могущество. Возможно, и получил его вместе с Грифоном.

Всадники отдыхали редко, и я, несмотря на все усилия, был еще далеко позади. На второй день к ним, вероятно, присоединились еще три воина с запасными лошадьми, так что они теперь могли менять лошадей, а верная Хику уже совсем выдохлась.

На третий день начались леса, где я провел детство и юность.

Те, кого я преследовал, теперь могли направляться только в одно место — в Пустыню. Конечно! Они ведь занимались Темным колдовством. Но зачем им Джойсана? Причинить мне горе? Вряд ли Роджер думал об этом. Для него я уже не был опасен, он вывел меня из игры, когда завладел Грифоном.

Я ехал и размышлял, строя все новые и новые гипотезы, но ни одна из них не была удовлетворительной.

На пятое утро я добрался до границы с Пустыней, совсем недалеко от того места, где начиналась дорога, ведущая к голой скале. Следы шли именно в том направлении!

Опять я ехал по древним плитам дороги. Я уже был здесь, но словно в незапамятные времена! И даже вовсе не я, а какой–то другой Керован… Как мне хотелось сейчас, чтобы Ривал был рядом! Он так много знал, хотя и был не из Древних. Но увы, я одинок, а мои враги наверняка знали больше, чем Ривал.

Вечером я остановился на отдых возле дороги.

Вокруг высились каменные утесы, на которых были вырезаны письмена. Мне показалось, что они напоминают те, что написаны у меня на браслете. Порою меня охватывало странное возбуждение: будто я вот–вот прочту их. Но письмена оставались такими же загадочными, как и раньше.

Меня не покидало ощущение слежки, само по себе не опасное. Вскоре я доехал до загадочного лика. Но еще прежде — наткнулся на следы тех, за кем гнался.

На камне перед ликом стоял сосуд, возле него — две кадильницы. В сосуде еще сохранилась маслянистая жидкость, а кадильницы совсем недавно горели.

Все это было сделано из черного камня или не известного мне металла. Однако я не стал трогать руками загадочные предметы неведомого культа — вокруг браслета на моей кисти появилось предупредительное голубое сияние. Но не мог я и оставить все это как есть. Нашел большой камень и разбил сосуд и кадильницы. По ущелью пронесся пронзительный звук.

Можно было подумать, что вещи живые.

Когда я добрался до звезды, которая привела в такой восторг Ривала, то не заметил никаких следов поклонения. Напротив, увидел, что всадники старались проехать по самой обочине дороги, как можно дальше от звезды. Они, вероятно, очень боялись ее. Я остановился, чтобы рассмотреть звезду, однако так и не понял, что в ней внушило ужас Роджеру и его товарищам.

Впереди высилась каменная стена. Дальше ехать было некуда. Путешествие мое подходило к концу, а план еще не созрел. Оставалось только гордо двинуться навстречу неизбежному. Поэтому я спешился и сказал лошади:

— Хику, дружище, ты хорошо служила мне. Теперь можешь возвращаться к хозяину.

Я снял сбрую и бросил ее на дорогу. Я был уверен, что впереди смерть. Что ж, я сам ее выбрал. Сам решил, что должен убить леди и погибнуть сам. Если Джойсане суждена смерть, то пусть она примет ее от моей руки, свободная от грозящего зла.

Пальцы нащупали браслет. Эта вещь обладала Могуществом, но я не умел пользоваться им. Однако, положив руку на браслет и глядя на звезду, я старался узнать, как противостоять Темным Силам.

И тут мне вспомнились слова Нивора: «Ты должен искать и должен найти, тогда наследство будет твоим. Узнать, кто ты такой, ты должен сам».

Слова ободрения? Или пророчества? Ривал говорил, что если произнести имя, то оно освободит некие силы. Но я не знал никаких имен. Я был всего лишь человек — со смешанной кровью, но человек…

И тут мне показалось, что я что–то громко произнес помимо своей воли. Мой голос гулко прокатился меж утесов.

Я положил руку на звезду и начал молиться, но не вслух. Если здесь заключена какая–то сила, пусть она перейдет в меня, даже ценой моей смерти. Мне нужно иметь силу, чтобы освободить свою леди, чтобы убить Роджера, который хочет завладеть страной и погрузить ее в пучины зла. Пусть.., сила.., наполнит… меня…

Во мне вдруг что–то шевельнулось — медленно, с трудом, как будто открылась давно запертая дверь.

И из этой двери подул ветер. Он принес запутанный клубок смутных воспоминаний. Воспоминания вихрились, и я выхватывал из памяти странные лица, незнакомые места, загадочные строения… Я все пытался вспомнить, кто же я и зачем стою здесь, своей волей, как солнцем, хотел рассеять эту тьму.

И я узнал! Тени исчезли, но оставили знание. Неведомо, смогу ли я победить тех, за кем гонюсь, все выяснится в последнем сражении. Время пришло.

Я быстро зашагал вперед. Какой–то звук нарушил тишину. Пение! Оно накатывалось на меня, будто морские волны на берег. Я повернул и увидел своих врагов.

Однако они были так заняты, что не заметили меня.

На земле была нарисована звезда, вписанная в круг. Круг был начертан кровью, дымящейся кровью. В стороне лежал мертвый воин. Поза его говорила о том, что он весьма неохотно расстался со своей кровью.

От лучей звезды к небу поднимались столбы маслянистого черного дыма, который смешивался с дымом от крови. У каждого луча стоял человек. Четверо смотрели внутрь круга, а пятый уставился в стену невидящими глазами.

Хлаймер, Роджер, Лисана, госпожа Тефана и, лицом к стене, моя Джойсана. Четверо пели, а она стояла, как пленник, только что прошедший через ужасные кошмары. Руки ее были прижаты к груди, пальцы стискивали талисман с Грифоном.

Я все понял без слов. Они стояли перед дверью, а в руках Джойсаны был ключ. Только она могла открыть эту дверь, именно для этого они привели ее сюда.

Что же за дверью? Кто знает!.. Но я не могу позволить им открыть ее!

Враги все еще не видели меня, так как вне этого кровавого круга для них ничего не существовало. Вскоре я различил возле дымящейся звезды какие–то тени.

Время от времени чья–нибудь отвратительная морда нюхала кровь или ставила в нее лапу. Свежая кровь вызвала к жизни эти остатки зла, но прошедшие века превратили их в жалкие тени. Я не чувствовал страха.

Некоторые призраки заметили меня и пошли навстречу. Глаза их сверкали дьявольским пламенем.

Бессознательно я взмахнул рукой, и тени отпрянули, не спуская глаз с браслета. Я приблизился к кровавому кругу. Мне было не по себе от мерзкого запаха, но держался я твердо.

Я стал произносить их имена — медленно, громко, отчетливо. И мои слова прорезали то заклинание, которое они пели.

— Тефана, Роджер, Лисана, Хлаймер…

Я произносил имена и поворачивался к каждому по отдельности. Смутная картина колыхнулась у меня в памяти. Да, конечно! Я уже видел все это — в другом времени и пространстве.

Все четверо взглянули на меня, словно только что проснувшись; глаза их уже были устремлены на спину Джойсаны. Черный гнев вспыхнул на лицах Роджера, Лисаны и Хлаймера. Но леди Тефана улыбнулась.

— Привет, Керован. Наконец ты доказал, что в тебе моя кровь.

Никогда еще при мне не говорила она так мягко и нежно — видно, хотела обмануть меня, напомнить о наших родственных узах. Неужели она считает меня идиотом?

Вновь шевельнулось во мне воспоминание, и я ничего не ответил. Поднял руку, и из браслета вырвался луч голубого света, который коснулся затылка Джойсаны.

Я видел, как она покачнулась, слышал ее жалобный крик. Теперь леди стояла спиной к стене, глядя на меня поверх кровавого круга. Глаза Джойсаны уже не были пустыми и мертвыми. В них снова заблестели ум и жизнь.

Раздался звериный рев Хлаймера. Он, казалось, был готов вцепиться мне в горло, но леди Тефана остановила его. Она делала руками странные движения, как будто сплетала что–то между нами. Однако смотреть мне было некогда. Роджер вдруг подбежал к Джойсане и закрылся девушкой, словно щитом.

— Игра все еще наша, Керован, и она закончится смертью, — сказал он. Мы смотрели друг на друга, стоя по разные стороны кровавого круга.

— Да, смертью, но не моей, а твоей, Роджер.

Я изобразил в воздухе звезду. Она вспыхнула зелено–голубым светом и медленно поплыла к Роджеру, пока не остановилась возле него.

Его лицо сразу осунулось, постарело. Но Роджер не потерял веры в себя. Он отпустил Джойсану и вышел вперед со словами:

— Пусть будет так!

— Нет! — крикнула госпожа Тефана, подняв глаза от того невидимого, что она сплетала. — В этом нет необходимости. Он…

— Необходимость есть, — отчеканил Роджер. — Он оказался гораздо могущественнее, чем мы считали. С ним нужно покончить, иначе он покончит с нами.

Оставь эти мелкие заклинания. Дай мне свое Могущество.

Впервые я заметил неуверенность на лице леди Тефаны. Она посмотрела на меня, затем быстро отвела взор.

— Решай, — настаивал Роджер. — Ты со мной сейчас? Этих двоих, — он кивнул на Хлаймера и Лисану, — можно в расчет не брать. Они бесполезны. Решай же, иначе будет поздно.

— Я… — начала госпожа Тефана и замолчала. Потом она приняла решение. — Я с тобой, Роджер.

Что ж, пусть будет так.

Из этой битвы кому–то живым не выйти, но я и не цеплялся за жизнь.

ДЖОЙСАНА

Я видела во сне кошмары, но не могла проснуться. Силы оставили меня. Я подчищалась приказам Роджера.

Сначала я услышала неодолимый зов.

Вышла из крепости, бросилась в озеро, переплыла его, выбралась на берег. Затем долго шла неведомо куда, по густым лесам и пустым полям, пока не встретилась с Роджером, который посадил меня на лошадь впереди себя и помчался куда–то вдаль.

Многое я не могу припомнить. Мне в руки вкладывали еду, и я ела, хотя не чувствовала никакого вкуса. Пила воду, но не ощущала ни жажды, ни отвращения к воде. Вскоре к нашему отряду присоединились какие–то люди, но для меня они были только смутными тенями.

Затем мы ехали, ехали долго — как во сне. Наконец путешествие подошло к концу. Это было.., нет!

Я не хочу вспоминать эту часть сна! Подарок моего жениха снова оказался у меня в руках и.., что–то заставляло меня стоять у стены и ждать приказа.., и подчиняться ему… Но что же я делала.., почему?…

Передо мной возвышалась каменная стена, а позади я слышала пение, звуки, которые хлестали меня, как кнутом. Я хотела бежать, но не могла пошевелиться.

А затем…

Боль пронзила голову, огонь вспыхнул в мозгу, стремясь выжечь оттуда все мысли. И в этом очистительном пламени сгорело все, что держало меня в плену чужой воли. Я повернулась, чтобы взглянуть на того, чьей пленницей я была.

— Лорд Янтарь!

Не такой, каким я оставила его в последний раз, не слепец с завязанными глазами, а воин, готовый к бою, хотя меч его был в ножнах. Он готовился к какой–то другой битве, я видела это.

Здесь были еще четверо — и нарисованная на земле звезда. Я стояла на луче, который был направлен к стене. Остальные — справа и слева, на остальных лучах.

Один из них был Роджер. Двое других — женщины. Четвертого я совсем не знала. Он сделал движение по направлению к лорду Янтарю, но женщина остановила его взмахом руки. Роджер прыгнул и схватил меня, укрылся за мной, как за щитом.

— Игра все еще наша, Керован, — сказал он, — и она кончится смертью.

Керован? Что он имеет в виду? Мой жених мертв!

Лорд Янтарь, именно лорд Янтарь ответил ему:

— Да, смертью, но твоей, а не моей, Роджер. — Он поднял руку. Вспыхнула бледно–зеленая звезда, поплыла к Роджеру и остановилась возле него.

Роджер отпустил меня, шагнул вперед и сказал:

— Пусть будет так!

— Нет! — крикнула женщина справа. — В этом нет необходимости. Он…

Роджер прервал ее:

— Необходимость есть. Он гораздо могущественнее, чем мы считали. С ним нужно покончить, иначе он покончит с нами. Оставь эти мелкие заклинания.

Дай мне свою Силу.

Женщина бросила быстрый взгляд на лорда Янтаря, затем отвернулась. Губы ее сжались. Она сразу стала как будто старше.

— Решай, — продолжал Роджер, — Ты со мной сейчас? Этих двоих, — и он указал на мужчину и девушку, — можно в расчет не брать. Они бесполезны. Решай же, иначе будет поздно.

Я видела, как неизвестная прикусила губу. Было ясно, что она колеблется. Наконец она дала согласие:

— Я с тобой, Роджер.

— Керован, — сказал Роджер тому, кого я считала одним из Древних. И сразу все слухи о нем всплыли в моей памяти. Говорили, что он проклят, что у него нечистая крове, что даже мать отказалась от него…

Его собственная мать! Может, это она и есть?

Я взглянула на лорда Янтаря и узнала правду, сразу несколько правд. Но сейчас было не время спрашивать, требовать объяснений. Он стоял перед своими смертельными врагами. Их было четверо против одного!

Я быстро огляделась. Оружия у меня не было… даже ножа. Камень.., голые руки, в конце концов, если потребуется… Но это была не та битва, которая мне по силам. Битва Могущества — подобного тому, что вызвала дама Мэт в свой последний час. У меня же не было такого дара.

Я сжала кулак. Цепь, обмотанная вокруг пальцев, врезалась мне в ладонь. Грифон.., у меня есть Грифон! Я вспомнила, как его использовал Роджер. Может, и лорд Янтарь способен на это? Если я брошу ему шар… Но между нами стоит Роджер. Ему достаточно обернуться, чтобы отнять у меня талисман.

Я крепко сжала Грифона в ладонях и поклялась себе, что Роджер не получит его.

Мой лорд… Керован? Я не знала, где правда. Неужели лорд Янтарь солгал мне? Но сердце мое говорило, что солгал он из добрых побуждений. Древний ли, человек ли — теперь я знала, что мы с ним связаны более крепкими узами, чем связывает помолвка или даже женитьба, церемония Чаши и Пламени. Это было для меня так же ясно и очевидно, как неизбежность смерти.

Значит, я должна встать рядом с ним. Но как…

Я почти вскрикнула от боли… Руки!.. Я посмотрела на них. Из–под сжатых пальцев пробивалось яркое сияние. Грифон ожил, он становился все горячее и горячее. Могу ли я использовать его, как Роджер, — извергать пламя? Я не могла даже удержать его в руках. Боль была нестерпимой.

А если держать талисман за цепь? Я отпустила цепь, и шар повис в воздухе.

— Посмотри на нее! — девушка слева прыгнула на меня, собираясь схватить хрустального Грифона.

Но я размахнулась и хлестнула ее цепью. Она скорчилась, закрыв лицо руками, и с воем упала на землю.

Я научилась им пользоваться!.. Я приготовилась к дальнейшим действиям, но тут женщина справа бросила к моим ногам маленький черный шарик, из которого выползла блестящая черная змея. Змея обвилась вокруг моих колен и держала меня так крепко, как будто кольца ее были сделаны из стали.

Я была так занята изучением свойств талисмана, что не видела, как дела у моего лорда. Только теперь в отчаянии я взглянула на него.

Роджер вытянул обе руки, с одной стороны его подхватил второй мужчина, с другой — женщина. Теперь они втроем стояли против Керована. Женщина вынула из ножен черный жезл, по всей длине которого извивались красные прожилки. Она начала петь, обрисовывая концом жезла силуэт моего лорда. От головы к ногам и обратно.

Я видела, что Керован дрожит, шатается, как будто на него обрушился град ударов. Он вытянул перед собой руку, двигая ею так, чтобы браслет все время встречал кончик жезла. Но было ясно, что ему очень трудно. Я изо всех сил старалась вырваться, достать шаром до врагов, обладателей Темного Могущества.

— Пусть он исчезнет, я хочу этого, — пела женщина. — Я сотворила его и хочу, чтобы он исчез!

Керован весь сотрясался, таял в воздухе, становясь почти прозрачным. Налетел, закружил ветер, приготовился унести его бестелесную субстанцию.

Я боялась выпустить Грифона из рук, но это нужно было прекратить — пение, ветер, жезл, который своими движениями стирал моего лорда, вычеркивал его из жизни! Он уже превратился в тень, но и жезл стал двигаться медленнее. Женщина устала?

Я посмотрела на Роджера. Глаза его были закрыты, на лице — выражение такой глубокой отрешенности, концентрации, что я поняла: его воля поддерживает женщину. Может, мне выпустить Грифона сейчас?

Надеясь на то, что поступаю правильно, я швырнула талисман в Роджера. Шар ударил ему в плечо, упал на землю, покатился и замер внутри круга. Но рука Роджера, которой он держал женщину, бессильно повисла вдоль тела. Он упал на колени и увлек за собой второго мужчину, который свалился на землю и больше не двигался. А по телу Роджера, распространяясь от места удара, поползли голубые линии, словно язычки пламени. Роджер корчился, стараясь выдернуть руку из руки лежащего мужчины. Но не мог освободиться от окостеневших пальцев.

Линии огня поползли уже по его руке и перекинулись на тело мужчины. Теперь Роджер не старался вырваться. Он ждал, когда пламя перейдет на лежащего, который начал ворочаться и стонать.

Пока Роджер боролся, женщина стояла одна, и жезл ее потихоньку опускался вниз. Ветер утих, мой лорд уже не был тенью. Он пристально и без страха смотрел на женщину. Я не могла прочесть выражение его глаз. Теперь Керован не заботился даже о том, чтобы прикрываться браслетом. Он просто держал его на уровне своего сердца и говорил. Слова его прорывались сквозь монотонное пение.

— Наконец ты узнала, кто я, Тефана. Я… — Он произнес какой–то звук, очевидно, имя, но я никогда не слышала такого имени.

Женщина выпрямилась. Гнев исказил ее лицо жуткой гримасой.

— Нет!

— Да, да и да! Я проснулся.., после долгого сна!

Она размахнулась жезлом, желая швырнуть его, как копье. И бросила, целясь Керовану в сердце.

Но хотя лорд стоял совсем близко, жезл пролетел мимо и, ударившись о камни, разлетелся со звоном на мелкие куски.

Женщина закрыла уши руками, будучи не в силах вынести этот пронзительный звук. Поднялся Роджер. Одна рука его беспомощно повисла, другой он поддержал женщину и дал возможность опереться на свое плечо. Лицо его было совсем белым, но по глазам я поняла, что воля не сломлена, что ненависть жива и стала еще сильней.

На лице Роджера, застывшем, как маска, двигались только губы.

— Борись! У тебя есть Сила! Неужели ты хочешь, чтобы тот, кого ты породила, взял верх над нами?

Лорд Янтарь расхохотался — свободным, бесстрашным смехом.

— Ах, Роджер, ты стремишься к тому, о чем сам не ведаешь! Если бы ты знал больше, то не осмелился бы даже подумать об этом. Ты все еще ничего не понял? Хочешь получить то, чего не достоин?

Каждое слово было ударом хлыста. На губах Роджера появилась пена. Потом он заговорил.

Но в моей голове зазвенело, и я не слышала его слов. Я опустилась на землю, как будто чья–то могущественная рука прижала меня к ней. Над головой Роджера вырос столб, черного пламени — не красного, как у честного огня, а черного! Его верхний язык начал клониться к лорду Янтарю. Но тот стоял на месте. Он даже не поднял глаз, словно это совсем не беспокоило его.

Я пыталась крикнуть, предупредить его, но совсем ничего не слышала, даже собственных слов.

Пламя наклонялось и наклонялось. Оно окружало кольцом голову лорда Янтаря. Но он не сводил глаз с Роджера.

Над Роджером и женщиной, которую он держал, пламя сгущалось. Создавалось впечатление, что оно исходит из них, что они сами горят в этом пламени.

Оно становилось все чернее. Вскоре оба скрылись в самой его гуще. Язык пламени трепетал, стараясь коснуться лорда Янтаря. Но не мог.

Пламя медленно начало угасать. Оно становилось все меньше и меньше, наконец, погасло. Но Роджера и леди Тефаны не было. Оба исчезли.

Я спрятала лицо в руках. Их конец вселил в меня ужас, какого я никогда не испытывала. И затем.., затем тишина.

Я ждала, когда мой лорд заговорит. Но он молчал, и я открыла глаза. И тут… Он больше не стоял, смело глядя в глаза врагам, а лежал неподвижно вне нарисованного кровью круга.

Мои ноги уже были свободны, змея исчезла. Я пошла к нему, по пути подняв шар с Грифоном. Теперь это снова была просто игрушка — тепло и жизнь ушли из него.

Как я когда–то прижимала к себе голову умирающего Торосса, так я теперь нежно держала голову своего лорда. Глаза его были закрыты. Я сначала решила, что он мертв. Но под моими вопрошающими пальцами чувствовались медленные удары сердца. Он победил — и еще был жив. Если бы мне удалось спасти его…

— Он будет жить…

Я в изумлении повернулась, готовая защищать своего лорда. Откуда появился этот человек? Он стоял спиной к стене, опираясь на посох, расчерченный письменами. Лицо его постоянно менялось — то это было лицо молодого воина, то лицо старика.

— Кто ты?

Он покачал головой, глядя на меня ласково, как на глупого ребенка.

— Что скажет тебе имя? Впрочем, зови меня Нивором. Это имя выручало, когда люди обращались ко мне за помощью.

Он отошел от стены и переступил пределы круга, делая взмахи посохом. Дьявольский круг исчез, звезда тоже. Затем Нивор повернулся к лежащим мужчине и девушке. Взмах жезлом — и они оба исчез-. ли, как будто их и не было. Исчезло все, как часть ужасного сна, от которого я теперь освободилась.

Наконец, улыбаясь, он подошел к нам, подняв посох, коснулся моего лба и груди лорда. Страх исчез, остались только непередаваемое счастье и мужество.

Сейчас я могла бы одна выйти против целой армии.

И все же это было не просто мужество для боя. Нет, я обрела его для того, чтобы жить!

Нивор кивнул мне.

— Верно, — сказал он, как будто был очень доволен. — Посмотри на свой ключ, Джойсана. Он повернется только для тебя.

— Ключ?

— А что же ты носишь на груди? Боги распорядились, чтобы талисман был подарен тебе тем человеком, кто нашел его — и тоже не по воле случая.

Когда–то давно узор ткани был начат, и он должен быть закончен, когда наступит пора.

Кончик его посоха что–то чертил на земле. Мне казалось, что я вот–вот пойму загадочные слова. Стоит только приложить усилия…

Я услышала смех:

— Узнаешь, Джойсана. В свое время.

Мой лорд открыл глаза и шевельнулся, как бы желая вырваться из моих объятий, но я крепко держала его.

— Я… — медленно произнес он.

Нивор стоял возле нас с теплой улыбкой.

— Сейчас и здесь ты Керован. Может, немного меньше, чем раньше, но Керован — пока не пожелаешь вернуться. Могу я называть тебя «родственник»?

— Я.., я был…

Посох Нивора коснулся его лба.

— Ты был частью, а не целым. Но тебе не удастся долго сдерживать воспоминания. — Он повернулся и показал посохом на утес. — Здесь находятся Врата. Отвори их: там немало интересного.

С этими словами он исчез.

Лорд Керован разорвал мои объятия. Но Не для того, чтобы оттолкнуть меня, как я боялась; нет, он сам обнял меня.

— Джойсана? — он произнес только имя, но этого было достаточно. И мы с ним слились воедино. Я ждала всю жизнь, сама не зная, чего именно. Теперь, когда все сбылось, как будто все богатства мира стали моими.

КЕРОВАН

Я держал Джойсану в объятиях. Я был Керован, конечно, Керован. И все же…

В моей памяти еще оставался тот, другой, который надел на себя мое тело…

Затем пришло полное ощущение того, что Керован вернулся. Я мягко выпустил Джойсану, и мы встали. Мне почудилось, что выражение счастья на лице девушки тает, и она смотрит на меня встревоженными глазами.

— Ты.., ты уходишь! — Джойсана схватила мои руки, не позволяя отойти прочь. — Я чувствую это — ты хочешь уйти! — теперь ее голос наполнился гневом.

Я вспомнил нашу первую встречу и то, как она смотрела на меня тогда…

— Я не Древний. Я действительно Керован, рожденный таким, какой есть. — Я отошел подальше, чтобы она хорошенько рассмотрела копыта, чтобы показать ей все, что могло причинить ей боль, внушить ко мне отвращение. — Я был рожден колдовством, чтобы стать орудием Темных Сил. Ты видела, как мать пыталась уничтожить свое создание и погибла сама.

Джойсана взглянула туда, где черное пламя пожрало этих двоих.

— Я был дважды проклят с самого начала — по линии отца и по желанию матери. Ты понимаешь? Я не могу быть мужем ни одной женщине. Как я сказал, Керован мертв. Это такая же правда, как и то, что Ульмсдейл уничтожен, а с ним и весь род Ульма…

— Ты мой жених. Скажи сам: как ты думаешь поступить?

Как мог я уничтожить те узы, которые связывали нас? Половина меня (но не больше, чем половина) хотела быть, как остальные люди, хотела простого человеческого счастья. Но я был сосудом, в который налито что–то еще.., вдруг оно даст о себе знать.., нет, нельзя, я проклят.., я не муж для нее…

Я отступил еще дальше. Если бы рука Джойсаны снова коснулась меня, я не мог бы противиться своему желанию — человеческому желанию. Но не мог же я уйти и оставить ее одну в Пустыне. А если я пойду с ней к ее людям, смогу ли я сохранить свою решимость?

— Разве ты не слышал, что сказал Нивор? — Джойсана стояла, прижав руки к груди, где висел талисман. В голосе слышался гнев, как будто она возмущалась моей глупостью. — Он назвал тебя родственником. Значит ты больше, чем хочешь думать о себе.

Ты есть ты, а не чье–то орудие, Керован. И ты мой жених. Если ты скажешь мне «нет», то увидишь, что у меня нет гордости. Потому что я пойду за тобой, куда угодно. Я объявлю тебя мужем перед всеми. Веришь?

Я верил и теперь уже совсем растерялся.

— Да.

— Хорошо. А если ты когда–нибудь снова захочешь уйти от меня, то сделать это тебе будет нелегко. — Слова эти прозвучали просто и естественно: не предупреждение и не угроза, а констатация факта.

Теперь, когда все решилось, Джойсана снова взглянула на стену. — Нивор говорил о двери и о ключе, который у меня. Когда–нибудь мы придем сюда.

— Когда–нибудь?

— Да. Мы.., мы не готовы сейчас.., я думаю.., чувствую… — Джойсана умолкла. — Есть еще кое–что, что мы должны сделать вместе, Керован. Вместе, понимаешь?

— Так куда же мы? К твоим людям? — у меня теперь не было корней в Долинах, и решение я предоставил Джойсане. Она одна оставалась у меня.

— Это самое лучшее, — ответила госпожа. — Я обещала привести их туда, где жить безопасно. После этого мы с тобой будем свободны!

Джойсана широко раскинула руки, как будто почувствовала вкус приволья. Вот только будет ли это свободой, если она сохранит все прежние родственные связи? Сейчас я должен идти с ней, у меня не было иного выбора. Но я никогда не позволю ей быть изгнанницей только потому, что она видит во мне Керована, с которым связана клятвой.

ДЖОЙСАНА

Мой бедный лорд, как, должно быть, горько жилось ему в прошлом! С какой радостью я стерла бы из его памяти воспоминания о тех годах, одно за другим. Его называли чудовищем, монстром, пока он сам не стал верить в это…

Но если бы он мог взглянуть на себя моими глазами!..

Мы пойдем вместе, и я буду для него зеркалом, в котором он увидит себя таким, какой он есть. Полностью чистым от той грязи, которую хотели влить в него Темные. Да, мы вернемся к моему народу — хотя теперь он уже не мой, так как я чувствую, что должна идти по другой дороге и могу лишь ненадолго оглянуться назад. Мы убедимся, что люди благополучно достигли Норсдейла. А потом…

Так я думала, и мысли эти были мудрыми. Ведь мудрость иногда приходит не с годами и опытом, она может прийти и внезапно, как удар стрелы. В руке я ласкала Грифона — этот свадебный подарок, который сначала стал моим проклятьем, а затем — спасением.

Я вложила другую руку в руку Керована, и мы двинулись в путь, уходя от той двери, которую сулил нам Нивор. В глубине души мы знали, что когда–нибудь вернемся и откроем ее… Но какая разница, что именно находится за дверью, если идти туда вместе?

Год Единорога

Глава 1

В маленьком обществе, изолированном от остального мира, защищенном от всяких перемен, бывают времена, когда приветствуются любые изменения, ибо нет ничего более скучного и однообразного, чем то время, что течет именно в таких вот замкнутых обществах.

С увенчанной куполом башни монастыря Норстадт была видна холмистая долина, тянувшаяся до далекого серо–синего гребня гор.

Эта долина уже существовала, когда сюда пришел человек, и она все еще будет существовать, когда он исчезнет. Совсем недавно в этой местности шла гигантская битва и в течение долгих лет велась вооруженная борьба против захватчиков из–за моря, пока, наконец, их не оттеснили к их главной крепости на берегу моря. Последнее сражение, и, наконец, мир, во время которого местному населению пришлось привыкнуть к языку мечей воинов.

Все мы в Нордейле знали это, но пламя войны никогда еще не проникало так далеко вглубь страны, никогда еще не достигало нашей долины. Только те, кто пережил все эти ужасы и искал у нас убежища, приносили с собой дух войны. Мы сами никогда не видели шаек ализонцев, грабящих и захватывающих все на своем пути, и за это женщины Норстадта ежегодно возносили в часовне благодарственные молитвы.

В те беспокойные дни войны я обрела душевное равновесие в монастыре, но были моменты, когда я думала, что задохнусь от подавляющего спокойствия, царящего здесь. Потому что очень тяжело жить среди людей, чужих тебе не только по крови, но и по духу, по стремлениям и намерениям. Кем же я, собственно, была? Каждый в монастыре, кого спрашивали об этом, вероятно отвечал так:

— Кто это? Это Джиллан, которая вместе с госпожой Алюзан работает в саду, собирает травы. Она пришла сюда вместе с леди Фризой восемь лет назад. Хорошо разбирается в травах и по большей части сама выращивает их для себя. Она не красавица и у нее нет никакой знатной родни. Утром и вечером приходит в часовню и молится, но она не давала обета. Мало говорит…

Да, здесь все мало говорят. Монашки, девушки и леди, нашедшие здесь убежище, но они много размышляют. И все время напоминают Джиллан, что она не из Высшего Халлака.

Я вспоминаю корабль, сотрясаемый огромными волнами. Корабль шел из Ализона, я это помню. Но сама я не из Ализона и очутилась на корабле не по своему желанию. Я была тогда так мала и юна, что не знала почему я нахожусь здесь. Об этом знал только тот, кто привел меня на этот корабль, но он погиб: волны и ветер опрокинули на палубу мачту, под которой он стоял. И ни один из его спутников не знал, с какой целью меня отправили на корабле подальше от дома.

Это было в то время, когда лорды Высшего Халлака отчаянно сражались, чтобы освободить свою страну от собак Ализона. Они напали на порты захватчиков и нанесли по ним уничтожающий удар. И они захватили меня. Они отвезли меня в одну из горных крепостей.

Лорд Фарно, как мне кажется, что–то знал или подозревал о моем прошлом, потому что он выделил для меня охрану и приказал своей жене обращаться со мной хорошо. Так некоторое время я прожила в их имении под их опекой. Но это продолжалось недолго, потому что Ализон становился все сильнее, и лордам становилось все труднее сдерживать его. В одну из холодных суровых зим мы бежали, преодолев голую равнину, в одну из высокогорных долин. В конце концов мы достигли Норстадта, но леди Фриза пришла в монастырь только для того, чтобы там умереть. А потом лорд Фарно упал в горах со стрелой в горле и то, что он знал или предполагал, исчезло вместе с ним. И я снова оказалась одна на чужбине, но на этот раз в мирном монастыре.

Мне достаточно было только взглянуть в зеркало, чтобы понять, что я не принадлежу к расе Халлака. У женщин Халлака была светлая кожа, румяные щеки и волосы желтые, как одуванчики на обочинах дорог, или коричневые, как крылья певчей птички. В отличие от них, у меня была коричневая от загара кожа и лицо мое никогда не было румяным. И мои волосы, которые я носила заплетенными в косу и уложенными вокруг головы, были черными, как беззвездная ночь.

Есть одиночество духа, которое переносится намного тяжелее, чем одиночество тела. За все те годы, которые я прожила в Норстадте, я встретила только двух людей, которые привлекли меня. Монашка Алюзан уже была женщиной средних лет, когда я пришла в Норстадт. Она тоже держалась несколько поодаль от остальных. Жизнь ее была посвящена травам, из которых она потом приготавливала порошки, мази и настойки, исцеляющие, успокаивающие и освежающие. Ее познания были широко известны и сражающиеся в горах отряды часто присылали к ней своих самых быстрых курьеров, чтобы попросить у нее средства для заживления ран, от лихорадки и от ревматизма, который постоянно мучил людей, в любую погоду и в любое время года живущих под открытым небом.

Когда она увидела меня в Норстадте одну, она пристально поглядела на меня, словно рассматривая только что найденную траву, а потом взяла к себе на службу. И сначала для меня это было то, что нужно, потому что я была слишком усталой, чтобы учиться, а дух мой изголодался по какой–нибудь работе. И все последующие годы я вполне довольствовалась этим.

Я работала в саду, выпалывая сорную траву, когда произошло нечто, нарушившее мою размеренную жизнь, заполненную учением и работой. В саду все еще гудели пчелы, пчелы на цветах, но внезапно я услышала звук, сначала в ушах, а потом в голове. Что–то шевельнулось в моей памяти, но я не смогла осознать, что это такое.

Звук этот словно невидимым канатом тянул меня вперед. Я встала и прошла через арку ворот во внутренний садик, который использовался только для отдыха, садик с фонтаном, прудом и множеством цветов в любое время года. Там стояла скамейка, наполовину на солнце, наполовину в тени, и на ней сидела одна из монахинь, закутанная в шаль, хотя день был очень теплым. Эта старая монахиня очень редко покидала свою келью и была легендой среди молодых девушек, живущих в монастыре.

Ее лицо под капюшоном было маленьким и бледным, но глубокие старческие морщины виднелись только в уголках глаз и вокруг рта. Остальные морщинки были маленькие, такие, какие возникают во время смеха. Ее искривленные от старости руки неподвижно лежали на животе. На пальцах сидела маленькая ящерка, подняв блестящую головку и уставив на старую женщину искрящиеся глаза, словно они вели друг с другом безмолвную беседу.

Она все еще глядела на ящерку, но гудение в моей голове прекратилось. Потом она тихо сказала:

— Приветствую тебя, дочь моя. Сегодня великолепный день.

Слова были так приветливы, что я приблизилась и опустилась на скамейку рядом с ней. Так я познакомилась со старой аббатисой Мальвиной и она тоже стала обучать меня. Знания ее касались не растений, а летающих четвероногих и ползающих животных. Но аббатиса уже находилась на закате своей жизни и была моей подругой очень недолго. И только она одна во всем Норстадте знала мою тайну. Не знаю, чем я выдала себя, но она не выказала никакой неприязни, когда заметила, что я могу иногда воспринимать то, что скрыто в какой–нибудь вещи. Когда я увидела ее в последний раз, она лежала в постели и тело ее, в котором был заключен свободный дух, не могло уже больше двигаться — она задала мне вопрос, чего прежде никогда не делала. Но что я могла вспомнить, кроме корабля Ализона? И когда мне стало известно, что я отличаюсь от остальных, с которыми жила до сих пор? Но я ответила на ее вопрос так подробно, как только смогла.

— Ты очень умна для своего возраста, дочь моя, — ответила она тогда своим слабым голосом. — Это заложено в твоей природе. Недоверие охраняет нас от того, чего мы не понимаем. Я слышала рассказы о стране за морем, где некоторые женщины имеют способности, далеко выходящие за рамки обычного. А я также слышала о том, что этот народ считает Ализон своим врагом и преследует его так же, как эта свора собак из Ализона преследует нас. Очень может быть, что ты относишься к той, другой расе, и по какой–то причине тебя взяли в плен.

— Пожалуйста, матушка аббатиса, — взволнованно обратилась я к ней, — скажите, где находится эта страна? Как я могу…

— Найти путь туда, дочь моя? Нет никакой надежды попасть туда, и ты должна быть удовлетворена этим. Если ты отважишься отправиться туда, ты снова можешь попасть в руки ализонцев и погибнешь самой худшей и далеко не быстрой смертью. Не омрачай свои юные годы напрасным стремлением. Ничто не происходит, кроме как по воле того, кто Зажигает Пламя. То, что тебе надо, ты получишь в надлежащее время, — глаза ее улыбнулись. — Я говорю это при Пламени: придет то, что заполнит пустоту в твоей жизни.

Но это было сказано три зимы назад. С окончанием войны внутри стен Норстадта все пришло в движение. Вскоре приехали лорды, чтобы забрать своих жен, сестер и дочерей. Потом настало время свадеб, и теперь волнение царило даже в маленьких комнатушках под увенчанной куполом башней.

Свадьбы — я думала о них как о Великом Таинстве. Теперь пришло время, и Великое Таинство началось.

В первые весенние дни Года Грифона между лордами Высшего Халлака и всадниками–оборотнями был заключен договор. Жестоко притесняемые ализонцами, преследуемые ими, боясь каждой тени, гонимые ненавистью и отчаянием, Лорды прибыли в соляные дюны, чтобы заключить договор с всадниками.

Те всадники, которые пришли говорить с лордами, имели человеческий облик, но они не принадлежали к человеческому роду. Они были великолепными бойцами, сильными, мужественными людьми — или существами, которые прискакали из северо–восточной дикой местности, и все их боялись, хотя они никому не сделали ничего плохого и не захватывали никаких земель. Сколько их было, не знал никто, но было известно, что они обладали знаниями, которые намного превосходили человеческие.

Оборотни, колдуны, волшебники… они были всем этим и даже больше. Но уж если они принесли присягу, они были лояльны и верны присяге несмотря ни на что. И теперь они вместе со своими предводителями были на свой лад готовы бороться за права Высшего Халлака.

Война продолжалась на протяжении Года Огненного Дракона и Года Шершня, пока ализонские силы не были сломлены и полностью разбиты. Из–за моря больше не пришло ни одного корабля, чтобы доставить продовольствие и припасы людям Ализона. Последний их морской порт на побережье был захвачен; их крепости на возвышенных местах превратились в смрадные руины, и ализонцы, высадившиеся на берег моря, были уничтожены.

Теперь наступал новый год. Год Единорога, и лорды Высшего Халлака должны были выполнить свою часть договора со всадниками, так как те выполнили свою часть договора с лордами Высшего Халлака. Всадники должны были сделать две вещи: они должны были помогать лордам бороться за освобождение, а потом они должны были уехать из степей, попутно освобождая их от остатков банд ализонцев, и оставить в полное распоряжение людей.

А какую плату должны были дать лорды Высшего Халлака, поклявшиеся на Мече? Лорды должны были заплатить своей собственной кровью, своими дочерьми, которых всадники потребовали себе в жены и хотели забрать с собой в неизвестность.

Насколько было известно в долинах, всадники были здесь, но никто еще никогда не видел среди них ни одной женщины и никто даже не слышал об их женщинах. Сильно ли отличалась продолжительность жизни всадников от продолжительности жизни людей, тоже не было известно. Никто также никогда не видел их детей, хотя лорды время от времени направляли своих послов к ним в лагерь, особенно после заключения договора.

Двенадцать девушек и еще одну требовали они — молодых девушек, не вдов и не таких, для которых легкое поведение было обычным образом жизни. И они должны были быть не моложе восемнадцати и не старше двадцати лет. Кроме того, они должны быть благородной крови и тело у них должно быть стройное. Нужно было найти двенадцать девушек и еще одну и в первый день Года Единорога передать их всадникам на границе степей, чтобы оттуда их новые, чужие хозяева увезли в будущее, из которого не было возврата.

Что должны были чувствовать эти двенадцать девушек и еще одна? Страх? Да, страх у них тоже был, потому что, как сказала аббатиса Мальвина, страх — это самая первая реакция на то, что нам чужое.

Норстадт дал приют пяти девушкам, которые соответствовали всем этим требованиям. Но две из них однако уже были обвенчаны и с нетерпением ждали этой весной своей свадьбы. А леди Тельфана была дочерью такого высокородного лорда, что ей подобрали великолепного жениха, несмотря на ее некрасивое лицо и острый язычок. А Маримма с ее похожим на розу лицом и с врожденной кротостью… нет, ее дядя заберет из монастыря и возьмет с собой на следующую встречу лордов, где он сможет подобрать для нее жениха, который соответствует его понятию о чести. Зато Суссия — что, собственно, известно о Суссии? Она была старше всех и держала свои воспоминания при себе, хотя и с готовностью болтала о всех, даже самых незначительных событиях, происходящих в Норстадте. Другие едва ли замечали, как мало она говорила о себе. Она была знатного происхождения и обладала приятной внешностью и живым умом. Ее родина находилась в низине, на морском берегу, и там она прожила с рождения до изгнания. У нее были родственники среди военных, но где они сейчас находились, не знал никто. Да, Суссия тоже была подходящей кандидатурой. Но как она воспримет это возможное сообщение о том, что выбор пал на нее?

Уже наступали ранние вечерние сумерки и я поплотнее натянула двойную шаль, чтобы защититься от резкого холодного ветра. Бросив последний взгляд на заснеженный сад, я спустилась вниз по лестнице башни, чтобы обогреться у огня в большом зале монастыря.

Меня встретил громкий гвалт голосов, а моя шаль зацепилась за крючок и я задержалась возле двери. В зале не было ни одной монашки, но все те, кто нашел убежище в монастыре, некоторые из них провели здесь даже больше года, собрались у камина.

— Джиллан, подумать только, — крикнула леди Маримма во весь голос, удивленно глядя на меня, когда я подошла к огню. — Она пришла сюда! Может быть, уже наступил час Пятого Пламени!

«Родственник — воин, вернувшийся с войны, — подумала я. Это могло быть тем, что привело в возбуждение весь монастырь».

— Кто прибыл? — я назвала ближайшего родственника Мариммы. — Лорд Имграй?

— Он и другие — невеста! Джиллан, обещанная невеста! Они уже скачут по степи и сегодня заночуют здесь! Джиллан, это же страшно! Бедная крошка! Мы должны молиться за нее…

— Почему? — к нам подошла леди Суссия. Она не была так красива, как леди Маримма, но, как я думала, она большую часть своей жизни жила по–королевски и на нее еще долго будут обращать внимание после того, как красота других давно поблекнет.

— Почему? — повторила Маримма. — Потому что она поскачет в черное, злое будущее, и никогда больше не вернется назад!

И Суссия на это ответила то, что полностью соответствовало моим мыслям обо всем этом:

— Может быть, она поскачет в это черное будущее, малышка. Не все из вас имеют свое собственное мягкое гнездышко или защищающее крылышко.

— Я скорее обручусь со сталью меча, чем отправлюсь в такое свадебное путешествие! — воскликнула какая–то девушка.

— Но ты же ничего не боишься, — сказала я ей только для того, чтобы унять свой собственный страх. Но за плечом Мариммы я внезапно заметила предупреждающий взгляд Суссии. И задала себе вопрос — знала ли она что–нибудь или только догадывалась.

— Маримма, Маримма…

Я думаю, она была рада отвернуться от нас и последовать зову других девушек, которые уже были обручены и потому находились в безопасности, словно она могла делить с нами эту безопасность.

— Обрати на нее внимание также, как я сама обратила на нее внимание в эту ночь, — тихо сказала Суссия.

— Зачем? — Потому что она пойдет с нами!

Я беспомощно уставилась на нее. Но я знала, что она говорит правду.

— Как, почему?.. — пробормотала я, но она быстро положила свою ладонь мне на запястье и отвела меня немного в сторону. Голос ее был тих и предназначался только для моих ушей.

— Откуда я это знаю? Семь ночей назад я получила личное сообщение. О, да, я думала, что выбор может пасть на меня. За это говорило многое. Но у моих родственников насчет меня были другие планы вот уже в течение года, и когда было сделано предложение включить меня в состав группы невест, они тотчас же подобрали для меня жениха–воина. Во время войны у меня не было родины, но теперь, когда этих собак из Ализона уничтожили, я стала хозяйкой не одного замка — как последняя из своего рода. — Она чуть улыбнулась. — И, таким образом, я представляю большую ценность для своих родственников. С наступлением весны я должна идти под венец и свадьба состоится здесь, в долине. Но почему именно Маримма? Человек, жаждущий власти, может добиться этого различными способами. Лорд Имграй имеет право предложить свою руку, кому хочет. И он человек, у которого никогда не было достаточно власти. Он просто из любезности предложил ей эту услугу. И все другие считают, что такой цветок придется ему по вкусу, потому что не все невесты так красивы.

— Но она не пойдет…

— Она пойдет, она должна будет это сделать. Но она погибнет. Такой напиток не для нее.

Я взглянула на Маримму. Лицо ее покраснело и ее охватила какая–то лихорадка радости, которая мне не понравилась. Но все это не имело ко мне никакого отношения, не мне, чужестранке, моя кровь не была кровью этого общества.

— Она погибнет, — с нажимом повторила Суссия. Я повернулась к ней.

— Если это пришло в голову лорду Имграю и другие с ним согласились, ее ничто уже не спасет…

— Ничто? Частенько уже бывало так, что мужчины планировали что–нибудь, а женщины нарушали все их планы.

— Но если бы на ее месте был бы предложен кто–нибудь другой, обладающий такой же красотой, пал бы тогда выбор на нее?

— Да, — сказала Суссия, посмотрев на меня таким странным внимательным взглядом, что я подумала о том, что нам больше не нужно никаких слов. И еще я подумала о Норстадте, о никогда не меняющихся уже прошедших годах, и о тех, что мне предстоит провести здесь, подумала о своем месте в этом мире.

Двенадцать невест должны были провести ночь в качестве гостей в этом монастыре, двенадцать и одна должны были на следующий день уезжать из монастыря. Двенадцать и одна, и я не могла быть одной из них! Но почему?

Глава 2

Коридоры монастыря были темны, но я изучила их все. Монахини отправились в свои кельи и гости покинули зал. Идя по темным холодным коридорам, я думала о гостях, которые прибыли незадолго до рассвета и разделили с нами наш завтрак за длинным столом.

Лорд Имграй, возглавлявший эту группу, был мужчиной средних лет с коротко подстриженной коричневой бородой. Серебряные нити, пронизывали его волосы. У него было жесткое лицо, волевое и решительное. Его сопровождали два солдата, которые, выполняя свои обязанности, явно чувствовали себя неловко. Вооруженный эскорт разместился в ближайших домах деревни возле монастыря.

А потом невесты. Мой опыт общения с невестами ограничивался деревенскими свадьбами, когда я сопровождала монашек, тех, кто во время таких торжеств покидал свой монастырь. Однако эти невесты выглядели иначе, чем деревенские девушки. На них была одежда путешественниц: теплые шубы, защищающие их от зимней стужи, разрезы на юбках для верховой езды, а под шубой короткая куртка воина, с вышитым на ней гербом рода, который свидетельствовал о высоком происхождении невесты. Но не было никаких развевающихся на ветру кудрей, никаких венков из цветов. Две или три из них, с блестящими глазками, лихорадочно покрасневшими щеками, были великолепны, милы и обольстительны. У остальных были припухшие веки, покрасневшие от слез, побледневшие щеки и другие признаки печали. И я слышала шепот леди Тельфаны, которая обменивалась информацией со своей соседкой по столу.

— Милы? Да, милы. Так сказала наша дорогая сестра, леди Гралия. Лорд Джеррет, ее любовник, известный охотник за юбками. Это значит, что в последнее время он охотно поднимает все юбки, находящиеся поблизости от него. Вот почему ты видишь в этой группе Кильдас. Обвенчанная с всадником, она больше не будет доставлять никакого беспокойства во владениях своей сестры.

Кильдас? Это была одна из лихорадочно жизнерадостных невест. Ее каштановые волосы в свете лампы испускали красно–золотое сияние, у нее был округлый подбородок и рот с пухлыми губами. Плотно облегающая куртка не скрывала округлостей ее тела, они были в меру соблазнительными, чтобы зажечь желание, которым и воспылал к ней лорд ее сестры. Вполне достаточно основание для того, чтобы отправить Кильдас к всадникам, Возле Кильдас сидела бледная девушка, внешность которой подчеркивала яркую красоту Кильдас. Вышивка на ее курточке была сделана тщательно и искусно, но одежда на ней была явно перешита из старья. Девушка сидела, опустив взгляд, веки ее покраснели, она с трудом жевала пищу, но жадно и часто пила из кубка. Алианна? Нет, Алианна — это маленькая девушка на другом конце стола. Имя же этой девушки было Сольфинна.

В то время как одежда Кильдас была великолепна — может быть для того, чтобы несколько успокоить совесть тех, кто послал ее сюда — на Сольфинне была поношенная одежда, подчеркивающая ее бедность. Она, несомненно, принадлежала к одному из древнейших, но обедневших родов без приданого и, вероятно, у нее были маленькие сестры, о которых тоже надо было заботиться. Поэтому она стала невестой и этим была обязана семье лорда.

Несмотря на предположение Суссии, здесь не было ни одной некрасивой девушки. Соглашение предусматривало, что среди невест не должно быть ни больных, ни уродливых, а некоторые из них, как, например, Кильдас, были достаточно милы, чтобы составить хорошую пару. Впрочем, если раньше девушки были милыми и привлекательными, а сейчас горе несколько затмило их красоту. Лорды Высшего Халлака с честью выполнили свою часть соглашения — за исключением того, что не посчитались с пожеланием самих невест. С другой стороны, браки в Высшем Халлаке заключались, не принимая во внимание симпатии обеих сторон, во всяком случае, в старых, знатных семьях. Там браки заключались строго по расчету. И, может быть, девушкам предстояло не самое худшее, может быть, для них было бы хуже, если бы все осталось по–старому.

Глядя на Маримму, в это легко было поверить. Ее лихорадочная веселость исчезла. Она тихо сидела и наблюдала за лордом Имграем и больше не делала никаких попыток привлечь к себе его внимание. Напротив, она поспешно отводила глаза, когда ей казалось, что он поворачивается и отвечает ей на ее взгляд. Я предположила, что он еще не сообщил ей эту новость, потому что Маримма никогда не была в состоянии даже при самых маленьких затруднениях сохранять самообладание. Она, конечно, давно ударилась бы в истерику. Но было заметно, что она что–то подозревает.

И это стало ясно потом, когда Маримма полностью сломалась. И я еще больше утвердилась в чувстве, что счастье не только улыбнулось мне, оно еще и протянуло руку помощи, так что нужно было только сохранить трезвую голову, чтобы все произошло так, как мне этого хотелось.

Я достигла своей цели: комнаты сборов. То, что мне нужно было сделать, надо было сделать быстро, обдуманно и тщательно, а затем незаметно уйти. На одной из боковых полок лежала сумка, с множеством разнообразных карманчиков всех форм и размеров. Я взяла одну такую сумку, а потом, не решаясь зажечь свет, пошла от шкафа к шкафу, от полок к комоду и столам, и была благодарна за то, что все это мне было знакомо, я действовала уверенно, словно на пальцах у меня были глаза, бутылочки, коробочки, флакончики — все находилось в нужных кармашках, потом я перекинула сумку с набором лекарств и других снадобий через плечо. Монахиня Алюзан снаряжала сумку таким образом для санитаров, идущих на поле боя. Потом я повернулась к одному из дальних шкафов, который был заперт. Но мне уже давно была доверена тайна его замка и я без труда открыла его. Нашла в шкафу несколько бутылочек, а потом, чтобы быть уверенной, вытащила пробку из одной бутылочки и понюхала. Пахло яблоками и уксусом. Значит я выбрала нужную бутылочку. У меня не было времени, чтобы отливать из нее содержимое, поэтому я взяла с собой всю бутылочку. Затем снова тщательно заперла шкаф.

Я постаралась как можно быстрее достичь своей комнаты, чтобы меня здесь кто–нибудь не увидел. Это было опасно. Моя комната находилась на углу хода, который вел к кельям монашек, а с другой стороны находились комнаты, где жили гости, находящиеся в монастыре длительное время. Из–под одной двери сочился свет и я смогла свободно вздохнуть только тогда, когда за мной закрылась дверь в мою комнату.

Я зажгла лампу, стоящую на столе, и поставила туда бутылочку, которую прихватила с собой из особого шкафа. Немного отлила из нее в маленький пузырек, который взяла с полки в своей комнате, потом добавила туда пять–шесть капель из другого флакона и, затаив дыхание, стала смотреть, как бесцветная смесь стала изменяться, пока, наконец, не приобрела свеже–зеленый цвет.

Потом я стала ждать. Глубоко во мне шевельнулось удивление, почему я была так уверена, что все пройдет нужным мне образом.

Во время этого ожидания я прислушивалась к малейшим шорохам, и волнение мое все росло и росло.

И потом — шорох одежды, тихий звук, быстрые шаги по голым каменным ступеням… Я хотела подбежать к дверям и распахнуть их, чтобы посмотреть, кто это пришел сюда, но сохранила самообладание. Прежде, чем ноготь пришедшего царапнул по деревянной двери, я спокойно подошла к ней. Я не удивилась, увидев перед собой леди Суссию. Но она, кажется, удивилась, увидев меня полностью одетой, словно я ждала какого–то вызова.

— Ты должна своими лекарствами помочь Маримме, Джиллан, ей нехорошо, — ее взгляд скользнул мимо меня на стол, где в костяной чашечке лежали таблетки и стояла бутылочка, и когда ее взгляд снова упал на меня, на ее губах появился намек на улыбку. Нам не надо было никаких слов.

— Желаю, чтобы тебе повезло в том, что ты задумала, — тихо сказала Суссия. Она больше не говорила о моих знаниях во врачевании, но мы обе понимали все.

Я взяла таблетку и пошла по коридору к комнате Мариммы. Дверь в нее была приоткрыта и оттуда доносились голоса. Один из голосов был тих и почти неразборчив, и этот голос мгновенно остановил меня и поколебал мою уверенность, которая не покидала меня весь вечер.

Аббатиса Юлианна! Я всегда боялась ее проницательного ума, и мне показалось, что мои намерения будут раскрыты. Но я уже давно миновала ту черту, откуда можно было отступить.

—… ничего, кроме обычного женского каприза. Но время идет. Мы выедем утром, чтобы выполнить нашу часть договора. И утром она уже будет готова к свадьбе. Она пойдет с нами без жалоб и плача. Мать аббатисса, я слышал, что кое–кто из здешних монашек обладает умением врачевать. Дайте ей питье, которое прекратит ее истерику. Не могу же я заткнуть ей рот и привязать ее к седлу — но если это будет необходимо, я сделаю это! Мы сдержим данное нами слово!

Лорд Имграй был в гневе, он был холоден и неумолим, как камень в долине.

— Таких, кто использует врачевание во вред, здесь нет. Мой лорд, — аббатисса была так же непреклонна, как и он. — Вы действительно хотите достигнуть условленного места с девушкой, которая потеряла сознание от страха? А это вполне может случиться, если вы доведете дело до крайности.

— Вы преувеличиваете размеры всего этого, леди аббатисса! Маримма испугана, она слышала много диких историй, и это все. Просто она выйдет замуж по приказу, а не по собственному выбору. Наша часть договора должна быть выполнена в течение ближайших трех дней, поэтому мы выедем завтра утром на рассвете. Связанные клятвой, мы должны передать двенадцать и еще одну девушку их будущим мужьям, и эти двенадцать девушек и еще одна поедут с нами завтра утром…

Я взяла таблетку в правую руку, и когда голоса стихли, постучала в дверь.

Дверь открылась, и лорд Имграй выглянул наружу. Я поклонилась ему, но как равная равному.

— Что вам?

— Леди Суссия сказала, что необходима врачебная помощь. — Я подождала ответа, но не от него, а от нее, от той, которая стояла возле кровати Мариммы. Ее вуаль была немного приподнята, так что лицо ее было освещено, но я не успела различить его выражение, как лорд Имграй отошел в сторону, чтобы пропустить меня.

Лорд Имграй пристально посмотрел на меня. Хотя главная часть моей одежды и была темного цвета, но я не носила ни плаща, ни вуали, и на мне была праздничная вышитая юбка. Не было никакого герба с обозначением моего рода или страны, только искусный узор, придуманный мной самой.

— Это не ваша врачевательница, — резко сказал лорд.

Я взглянула на аббатиссу Юлианну и вложила во взгляд всю свою силу воли, ожидая, что она подтвердит лорду мои полномочия и тот не отправит меня обратно. Аббатисса отошла в сторону и сделала мне знак подойти к кровати.

— Это Джиллан, помощница нашей врачевательницы, и она великолепно обучена врачеванию. Мой лорд, я забыла, что Час Последнего Света уже прошел. Скоро все наше общество соберется в часовне на вечернюю молитву. Если бы Маримме не угрожала огромная опасность, мы бы не стали вызывать сюда врачевательницу.

Он подавил возглас недовольства, но даже его авторитет ничего не значил для монахинь под крышей этого монастыря.

— Теперь вам лучше уйти, мой лорд, — предложила аббатисса — Маримма вот–вот должна очнуться, и если она снова увидит вас здесь, она опять ударится в крик и слезы, а это вам не нравится.

— Дочь моя, — теперь ее взгляд обратился ко мне. Я не могла прочесть ее мыслей. Если же она прочитала мои и разгадала мои намерения, она ничем этого не выдала. — Ты ведь будешь лечить ее, как только сможешь, и если понадобится, проведешь возле нее ночь?

Я не ответила ничего определенного, хотя и поклонилась ей ниже, чем лорду Имграю, который, все еще колеблясь, стоял у двери. Но когда аббатисса повернулась к дверям, он вышел, и она последовала за ним наружу. Дверь за ними закрылась.

Маримма пошевелилась и застонала. Лицо ее покраснело, как от лихорадки, дыхание было тяжелым и неравномерным. Я положила таблетку на стол и ложкой отмерила в костяную чашечку дозу смеси из флакончика. Через мгновение я уже держала чашечку в руках. Теперь я находилась между настоящим и будущим. С этого мгновения возврата уже не было, только успех или разоблачение и враждебность, такая непримиримая, что я не могла и надеяться на прощение. Но я колебалась недолго. Обняла рукой плечи Мариммы и приподняла ей голову. Глаза ее были полуоткрыты и она бормотала что–то бессвязное. Я поднесла костяную чашечку к ее губам, и повинуясь моим мягким убеждениям, она проглотила ее содержимое.

— Великолепно.

Я оглянулась. В дверях стояла Суссия и створки двери тихо закрывались за ней. Она подошла ко мне.

— У тебя должна быть союзница…

— Да, это так. Но почему?

Мы, казалось, снова были единодушны и разделяли мысли друг друга.

— Почему, леди Джиллан? По многим причинам. Сначала первая из них: потому что это нежное создание мне очень нравится, — она взглянула на Маримму. — Она принадлежит к тому безвредному, нуждающемуся в поддержке виду женщин, для которых наш мир слишком суров и которые даже никогда не могли подумать о том, что мы можем легко вынести. Ты и я — женщины совсем другого типа. А во–вторых, потому, что я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, Джиллан. Этот Норстадт для тебя тюрьма. А на какое другое будущее ты можешь надеяться здесь, кроме как на бесконечные годы однообразной жизни…

— Пыльные годы… — я не заметила, что думаю вслух, пока не услышала тихий смех.

— Я сама не смогла бы выразиться лучше.

— Но почему тебя так заботит моя судьба?

— Я сама этого точно не знаю, Джиллан, — задумчиво ответила она. — Мы с тобой не сестры, не подруги и не собутыльницы. Я знаю только, что мне хочется помочь тебе. И я думаю, что у тебя действительно есть причина уехать отсюда. И будь у меня выбор, я бы поступила так же.

— С готовностью?

— Тебя это удивляет? — Суссия улыбнулась. Странно, но меня это не удивило. Суссия, не проронив ни слезинки, готова была поехать с невестами и с любопытством и жаждой приключений ждала ответа.

— Мы обе одной и той же натуры, Джиллан. Поэтому этот монастырь не для тебя.

—Ты имеешь в виду, что я должна ехать и с легким сердцем выйти замуж за оборотня и колдуна?

— Именно, — она все еще улыбалась. — Подумай о том, какое это будет приключение, моя дорогая Джиллан. Я тебе очень завидую.

Она была права — и еще как права!

— А теперь скажи мне, какую дозу ты ей дала? — спросила она. — И какой твой план?

— Я дала ей снотворное и она будет спать долго. Она проснется через день–полтора, здоровая и с успокоенными нервами и мыслями.

— Но если она будет спать здесь… — Суссия задумчиво прикусила свою нижнюю губу.

— Это не входит в мои намерения. В этом сне она находится в полном моем распоряжении. Как только начнется Час Великого Молчания, я перенесу ее в свою комнату.

Суссия кивнула.

— Хорошо придумано. Ты более рослая, чем она, но в сумраке рассвета ничего не будет заметно. Я принесу тебе одежду для верховой езды, а также ее куртку и накидку. Ты будешь прятать слезы под этой накидкой. Не думаю, что лорд Имграй будет задавать тебе вопросы, если ты пойдешь к своей лошади с закрытым накидкой лицом. Останется еще прощание с аббатиссой. Она должна благословить невест у двери часовни…

— Это будет очень рано, и если пойдет снег… Есть еще несколько моментов, которые я надеюсь преодолеть только с помощью случая.

— Что я могу сделать, то сделаю, — сказала Суссия. Потом мы обе стали обсуждать подробности моего плана. В конце концов Маримма оказалась в моей постели, а я лежала в ее в теплом нижнем белье, в костюме для верховой езды и в юбке с разрезом, которые мне принесла Суссия. Все это было из тонкой ткани, ее серебристый цвет подходил к цвету накидки, которую мне тоже принесла Суссия. Куртка была светлого цвета и на ней красным и золотым был вышит крылатый конь, летящий над зелено–голубыми линиями, обозначающими море — герб Мариммы.

Я заплела свои черные волосы и закрепила их на голове; затем натянула капюшон и вуаль для путешествий, сделав из них нечто вроде маски, закрывающей мое лицо. Когда я была готова, Суссия критически осмотрела меня.

— Тот, кто хорошо знает Маримму, боюсь, не ошибется. Но лорд Имграй видел ее редко, а те, с кем ты поедешь завтра утром, никогда не знали ее. Ты должна будешь проявить все свое мастерство, чтобы сохранить маскировку, пока, наконец, возвращение не станет невозможным. Место встречи со всадниками не особенно далеко, возвращение вызовет задержку, а плохая погода на плоскогорье может задержать его еще больше. Поэтому лорд Имграй не отважится на возвращение. Ему же нужны только двенадцать и еще одна невеста, и они у него есть. Это будет твоей защитой против его гнева, если он разоблачит тебя.

Да, это будет единственной защитой, которая у меня есть. Страх захлестнул меня, но я не позволила ему затмить мой разум. Я должна была вооружиться уверенностью.

— Всего хорошего, Джиллан.

— И я желаю тебе всего хорошего и даже еще больше, — коротко ответила я, взяла мешочек с травами и лекарствами, который перед этим упаковала. И все же мне на мгновение захотелось отступить и все бросить, но я без колебаний отогнала это желание.

Снова вернувшись в комнату Мариммы, я провела там остаток ночи, приняла кое–что из моего запаса снадобий, так что несмотря на то, что я почти не спала, утром я была свежей и бодрой, когда в дверь осторожно постучали.

Я надела на голову капюшон и накинула поверх него накидку, но все же медлила отозваться. Потом я услышала шепот:

— Ты готова?

Суссия. Когда я подошла к ней, она быстро положила руку на мое плечо, словно заботливо оберегала свою новую подругу. Я стала играть свою роль и, слабая и дрожавшая, вышла в большой зал. Еда уже ожидала нас: походный завтрак и горячее питье. Мне удалось съесть намного больше, чем это было заметно со стороны. Суссия, как моя подруга, сидела возле меня и тихо, но настойчиво, говорила со мной заботливым голосом. Она шепотом рассказала мне, что ей удалось с помощью различных уверток услать всех подруг Мариммы, потому что я очень боялась, что их сочувствие может привести к моему разоблачению. После истерического припадка Мариммы вчера вечером, когда ей сообщили эту новость, они с готовностью поверили этому.

Все вышло так, как я и надеялась. Когда лорд Имграй, до сих пор избегавший меня, наконец подошел, чтобы увести меня, я пошла, пригнувшись и плача, надеюсь, достаточно жалобно. Последняя проверка произошла тогда, когда я опустилась на колени, чтобы получить благословение от аббатиссы Юлианны. Она каждой из нас дала Поцелуй Мира, и поэтому я на мгновение должна была откинуть свою накидку. Я напряженно ждала, что вот–вот буду разоблачена. Но в выражении лица аббатиссы Юлианны ничего не изменилось, когда она нагнулась и ее губы прижались к моему лбу.

— Иди с миром, дочь моя, — произнесла она ритуальную фразу, но я поняла, что эти слова были адресованы именно мне, а не Маримме. И, ободренная этим, я с помощью лорда Имграя взобралась в седло, и мы выехали из Норстадта. Я впервые покинула его стены после десяти лет, проведенных в этих каменных стенах, где веками ничего не менялось. Мои планы начали исполняться.

Глава 3

Скача по скованной холодом долине мы почти ни о чем не говорили. Сначала мы ехали по трое или по четверо рядом, и каждую пару женщин эскортировали один или два воина, но потом нам пришлось ехать гуськом, друг за другом, потому что дорога все более сужалась, пока, наконец, не превратилась в узкую тропу. Меня все еще удивляло, почему аббатисса Юлианна не разоблачила моих намерений. Испытывала ли она к Маримме столь сильную симпатию, что была даже готова пойти на обман, чтобы спасти свою фаворитку? Или она смотрела на меня, как на помеху в своей маленькой, тихой обители, от которой она таким образом избавилась?

С каждым новым часом нашего путешествия шансы на возвращение все уменьшались. И, когда это было возможно, лорд Имграй постоянно поторапливал нас. Как далеко находилось место нашей встречи со всадниками? Я знала только, что оно находилось где–то на краю степи.

Мы миновали Харродейл с его отдельными крестьянскими домиками. Там не было ни одного человека, только животные, и после Харродейла дорога стала все круче подниматься вверх. В Хокердайле нас сопровождал шум воды, струящейся на равнину быстрым потоком и не полностью еще скованной льдом. У конца долины мы проехали мимо домика поста и из него вышли несколько человек, чтобы приветствовать нашего лорда и перекинуться с ним несколькими словами. Во время этой маленькой задержки ко мне приблизился другой конь и всадница, ехавшая на нем, пригнулась ко мне.

— Может быть, они вообще не хотят делать никаких остановок, чтобы дать нам передохнуть? — громко спросила она, должно быть, надеясь, что ее слова дойдут до ушей лорда Имграя.

— Похоже на то, — тихо ответила я, потому что не хотела, чтобы меня слышали.

Она нетерпеливо одернула свою накидку, и ее капюшон сполз немного назад. Это была Кильдас, которая так злобно говорила за столом о Тельфине. Темные тени лежали под ее зелено–голубыми глазами и тонкие морщинки пролегли вокруг пухлых губ.

— Ты здесь по его выбору, — сказала она, кивнув в сторону лорда Имграя. — Но с сегодняшнего утра ты слишком молчалива. Какой же бич страха он использовал, чтобы сделать тебя уступчивой и добиться своей цели? Вчера вечером ты клялась, что никогда не поедешь с нами… — Она не вызывала никакой жалости, только любопытство, так как страдания других помогали ей забыть о своем собственном горе.

— У меня была целая ночь для раздумий, — ответила я. Она коротко усмехнулась.

— Да, это, должно быть, были великие раздумья, если сейчас ты так спокойна! Зал дрожал от твоих воплей, когда тебя уводили в твою комнату. Теперь ты согласна на то, что у тебя будет жених–колдун?

— А ты? — спросила я в ответ. Маримма со своим страхом привлекла к себе внимание, а ее страхи были теперь для меня наименьшей заботой. Я была не Маримма и не могла хорошо играть ее роль. Пока лорд Имграй меня не разоблачил… Он все утро был занят только тем, что заставлял нас ехать быстрее. Но что произойдет, когда он обнаружит, что его обманули? Но ему нужно было передать всадникам определенное число невест, и это должно было защитить меня от его гнева.

— Я? — Кильдас оторвала меня от моих размышлений. — Как и у всех нас, у меня не было выбора. Но мужчины–оборотни должны иметь много общего с мужчинами нашего рода, поэтому я не боюсь за себя. — Она вскинула голову, сильная в своей убежденности в действенности того оружия, которым ее наградила природа.

— Как они выглядят? Ты видела хоть одного всадника? — спросила я. До сих пор я была занята только своим бегством, и всем, что было связано с ним и мало думала о том, что ждет меня в конце этого путешествия.

— Нет, я никогда еще не видела ни одного из них, — ответила она. — Они до нападения ализонцев ни разу не появлялись в долине. И потом, говорят, что они путешествуют только ночью, а не днем. Когда они вели с нами переговоры, они были в людском облике, но они обладают страшными силами. — Уверенность Кильдас исчезла и она снова начала теребить на шее накидку, словно та мешала ей дышать. — Если о них и известно больше, я ничего не слышала об этом.

Краем уха я услышала звук, похожий на рыдание. К нам подъехала еще одна девушка. По ее скромной одежде я узнала Сольфинну, которая накануне делила пищу с Кильдас.

— Слезами ничего больше не изменишь, Сольфинна, — сказала Кильдас. — Подумай о том, что у тебя был свободный выбор, и будь такой же храброй, как и все мы.

— Ты сама решила поехать с нами? — спросила я.

— Это… это была моя единственная возможность помочь, — робко ответила Сольфинна, — но ты права, Кильдас, не следует делать выбор, а потом плакать от страха. Как много я дала бы за то, чтобы еще раз увидеть свою мать и своих сестер. Но теперь мне больше никогда не удастся этого сделать.

— А разве бы при обычной свадьбе этого не произошло? — ласково спросила Кильдас. — Ты была бы отдана лорду или капитану одной из южных долин и тоже никогда не смогла бы вернуться назад.

— Я это знаю, и это меня поддерживает, — быстро ответила Сольфинна. — Это правда, меня бы отдали. Теперь мы все идем на встречу с нашими сужеными. И так происходило со всеми женщинами на протяжении бесчисленного количества лет. И в результате свадьбы я приобрету больше, чем потеряю, намного больше. Но… Всадники…

— Ты должна понять вот что, — сказала я. — Всадникам так нужны женщины, что они для их приобретения готовы были пойти на договор и сражаться за кого угодно. И когда мужчина хочет чего–то настолько сильно, что даже ставит на карту свою жизнь, чтобы добиться этого, он будет очень дорожить этим и неустанно заботиться о приобретенном.

Сольфинна внимательно посмотрела на меня. Ее покрасневшие глаза блеснули. Одновременно я услышала тихий возглас Кильдас, которая подвела своего коня еще ближе.

— Кто ты? — властно спросила она. — Ты не та маленькая девчонка, которую вчера вечером увели из зала!

Нужно ли мне было играть роль Мариммы перед моими спутницами? Для этого не было никаких особых оснований.

— Ты права, я не Маримма.

— Кто же ты тогда? — настаивала Кильдас, а Сольфинна смотрела на меня округлившимися от удивления глазами.

— Меня зовут Джиллан, и я прожила в монастыре уже много лет. У меня нет родственников и это путешествие — мой собственный выбор.

— Если у тебя нет родственников, которые вынудили бы тебя пойти на это, или которые извлекли бы из твоего выбора для себя какую–то пользу, почему ты тогда едешь с нами? — теперь голос Сольфинны выдавал ее удивление.

— Потому что, может быть, есть и более неприятные вещи, чем это путешествие в неизвестное.

— Что же это такое? — спросила Кильдас.

— Однообразная, никогда не меняющаяся жизнь. У меня не было других шансов вырваться за стены монастыря, и я не хочу все время носить вуаль и накидку монахини и быть довольной, когда один день моей жизни как две капли воды похож на другой.

Кильдас кивнула.

— Да, я могу это понять. Но что произойдет, если лорд Имграй узнает правду? Он твердо решил отправить Маримму ко всадникам и делает это по своим личным мотивам. И он не такой человек, который может позволить перевернуть его планы.

— Я знаю это. Но мне совершенно ясно, что он спешит и у него осталось не так уж много времени для того, чтобы достигнуть места встречи. Он не успеет вернуться назад в Норстадт, а его честь обязывает передать всадникам всех невест.

Кильдас рассмеялась.

— Ты мыслишь четко и целеустремленно, Джиллан. Мне кажется, что твоя защита против его гнева очень действенна.

— И тебя… Тебя не страшат эти… Дикие люди? Ты сама выбрала свою судьбу? — спросила Сольфинна.

— Не знаю, какие ужасы меня ждут в будущем. Но все же лучше ехать по долине к подножью горных пиков, чем смотреть на них из тени, — ответила я. Все же мое мужество было не так велико, как я хотела это показать. Может быть, я оставляла позади себя меньшее зло, чем то, что меня ожидало. Но об этой возможности мне не хотелось думать.

— Великолепная философия, — заметила Кильдас. — Она может и дальше поддерживать и вести тебя, сестра–невеста. Ага, кажется, нам все же дадут передохнуть.

После нескольких слов, сказанных лордом Имграем, мужчины из эскорта подошли к нам, чтобы помочь слезть с лошадей и отвести в домик сторожевого поста. В караульной мы столпились у огня, чтобы согреть руки и размять ноги и спины. Как всегда, я держалась от нашего предводителя как можно дальше. Он, наверное, подумал, что Маримма ненавидит и боится того человека, по чьей воле оказалась здесь. Во всяком случае, он тоже счел за лучшее оставить меня в покое и поэтому не приблизился ко мне. Я незаметно стояла в углу вместе с Кильдас и Сольфинной и мы пили из бокалов горячий бульон, который нам налили из огромного общего котла.

Мы еще не закончили свой скудный обед, когда лорд Имграй обратился к нам всем:

— Снегопад на плоскогорье прекратился. Хотя это и тяжело, но мы должны двигаться дальше и к наступлению ночи достигнуть Кроффа. Времени у нас мало и на следующий день мы должны быть уже на Перевале Соколов.

Послышались тихие слова протеста, но никто не осмелился возразить во весь голос. Перевал Соколов — это название мне ничего не говорило. Может быть, это и было условленное место встречи?

Счастье благоволило мне и дальше. Все еще не разоблаченная, я вместе с другими девушками достигла замка Кроффа, горной крепости, в которой теперь осталась только четвертая часть ее гарнизона. Нас ввели в длинную комнату с лежащими на полу соломенными матрацами, и мы были вынуждены довольствоваться теми «удобствами», которые были в этом горном гнезде, непрерывно подвергавшемся атакам противника на протяжении многих лет.

Сильно устав, я провалилась в глубокий сон без сновидений. Но потом внезапно проснулась, и мне показалось, что я услышала какой–то зов. Мне почти удалось услышать эхо какого–то очень хорошо знакомого мне голоса — монахини Алюзан? — который настойчиво велел мне сделать что–то. И чувство это было так сильно, что я вскочила и только потом поняла, где и с какой целью я нахожусь. Я увидела соломенные маты и услышала дыхание других девушек.

Теперь я полностью проснулась, полная беспокойства; что–то тянуло меня надеть дорожную одежду и выйти наружу, потому что мне был необходим свежий воздух.

Я тихо выскользнула из своей спальни в коридор и поднялась по лестнице, которая вела на террасу. Снег покрыл все вокруг, было довольно светло, но высокие темные горы были только силуэтами, кое–где посеребренными скрытой облаками луной.

С гор веял свежий ветер. Но теперь, когда я вышла сюда, то, что заставило меня сделать это, уже исчезло. И я не могла понять, что все–таки привело меня сюда. Несмотря на накидку, мне стало холодно от ветра, и я шагнула назад, к двери.

— Что ты здесь делаешь?

Этот голос я узнала сразу. Каким образом и почему лорд Имграй ощутил вместе со мной потребность подышать свежим воздухом, среди ночи, я не знала. Но не могла избежать этой встречи.

— Мне захотелось на свежий воздух… — мой ответ был глуп и бессмыслен. Обернувшись, я была вынуждена защищать рукой глаза, потому что он направил мне в лицо свет переносной лампы.

Но он, должно быть, сначала заметил герб на куртке Мариммы, потому что крепко взял меня за плечо и подтянул поближе.

— Глупышка! Маленькая глупышка! — Я вздрогнула, услышав его властный голос, который однако относился не к Маримме, а к моим собственным радостям и горестям. И это придало мне какую–то силу, я отпустила руку и встретила его взгляд.

— Ты не Маримма, — он еще крепче схватил меня и поднес лампу поближе.

— Но ты одна из тех, кто легально ехал со мной. Кто ты? — Его пальцы, как острия пяти мечей вонзились в меня, и я хотела закричать.

— Я одна из невест, мой лорд. Я — Джиллан из Норстадта.

— Так! И она отважилась на это, эта женщина…

— Нет, — я даже не пыталась освободиться от его хватки, а просто стояла. — Это был мой собственный план.

— Твой! И что ты собираешься делать со всем этим, что тебя никак не должно было касаться? Ты в этом горько раскаешься…

Он сдерживал свой гнев, но от этого был еще опаснее.

— Время для раскаяния прошло или еще не наступило. — Я постаралась обдуманно выбрать слова, чтобы привлечь его внимание и заставить его задуматься. — Время сейчас не ваш союзник, мой лорд. Вернувшись в Норстадт, вы потеряете его слишком много. Если вы отправите меня назад с вашим человеком, у вас будет недостача, потому что на Перевале Соколов должна быть двенадцать и одна невеста, иначе пострадает ваша честь.

Он начал трясти меня с такой силой, что я моталась в его руках, как соломенная кукла. Потом он оттолкнул меня от себя так, что я, поскользнувшись на снегу, упала и больно ударилась об ограждение террасы. Думаю, что в это мгновение ему было все равно, даже если бы я перелетела через ограждение.

Я снова поднялась, все мое тело дрожало. Плечо невыносимо болело, и страх перед тем, что чуть было не произошло, все еще сковывал мои члены. Но я смотрела на него с поднятой головой и хорошо знала, что должна сказать ему.

— Вы должны представить меня как невесту, мой лорд. Я здесь, и охотно могу подтвердить, что я здесь по вашей воле, если будет необходимо мое свидетельство. А у вас все еще останется Маримма, которая обладает такой красотой, что ей без труда можно будет найти подходящую пару. Неужели вы от этого что–нибудь теряете?

Он тяжело дышал от волнения, но я правильно оценила его как человека, способного держать свои чувства в узде, если это нужно для выполнения его планов. Когда он подошел ко мне и поднял лампу, я поняла, что избежала огромной опасности. Его мозг уже работал, переваривая то, что я ему только что сказала.

— Джиллан, — в его устах мое имя прозвучало глухо и сухо. — И ты думаешь, что соответствуешь всем условиям?

— Я — молодая девушка, мне около двадцати лет, я была приемной дочерью лорда Фарно из Тантреда и его жены. Они подобрали меня, когда я была еще маленькой и находилась в плену у ализонцев. Охотник из Ализона сохранил мне жизнь, а лорд Фарно держал меня для каких–то своих целей, так что мое происхождение можно рассматривать, как благородное.

Он пристально осмотрел меня с головы до ног. Его взгляд сконфузил меня, и он понял это. Я сдерживала свою досаду и понимала, что он знает об этом.

— Ты права — время поджимает нас. Им нужно вручить двенадцать и одну невесту. Но все это может оказаться не таким, каким ты себе это представляешь, девушка.

— Кто не ожидает ни добра, ни зла, у того есть все шансы получить и то, и другое, — резко ответила я ему.

На его лицо набежала легкая тень, которую я не смогла понять.

— Откуда охотник тебя взял? — В его голосе был интерес к моей личности, но он не мог использовать это в качестве инструмента для своих целей.

— Не знаю. Я помню только, что находилась на корабле во время шторма, а потом в порту, где меня подобрал один из воинов лорда Фарно, — правдиво ответила я.

— Этот охотник тоже участвовал в заморской войне? Эсткарп? — Он швырнул в меня это последнее слово, словно хотел увидеть мою реакцию на него.

— Эсткарп? — повторила я, потому что это слово ничего не значило для меня. — Это враг Ализона?

Лорд Имграй пожал плечами.

— Так говорят. Но для тебя это неважно. Ты уже сделала свой выбор и поэтому останешься невестой.

— Большего я и не желаю, мой лорд.

Он проводил меня обратно в спальню девушек, и когда дверь за мной закрылась, я услышала, как он вызвал стражников и они встали у нашей двери. Я снова легла на свой соломенный матрац. То, чего я так опасалась с тех пор, как покинула монастырь, было уже позади. Я преодолела уже два барьера, находящихся между мной и тем, что я искала. Теперь я всеми своими мыслями вернулась к третьему — к тому, что ожидало меня на Перевале Соколов.

Мы знали о мужчинах только по разговорам, да по редким посещениям родственников днем, навещавших убежище в монастыре. Хотя я и знала кое–что о мужчинах, но я не знала их. Для монахинь браков не существовало и они не говорили об этом. Я не имела ни малейшего представления о том, что меня ожидало. Не могла также понять страхов моих спутниц, потому что обычные мужчины мне были так же чужды, как и всадники–оборотни с их мрачной репутацией.

На следующее утро лорд Имграй ни словом не обмолвился о нашей предыдущей встрече. И я снова накинула на себя свою маскирующую вуаль, благодаря которой другие девушки не догадывались, что я не Маримма. Но мне казалось, что по мере того, как наше путешествие подходило к концу, другие невесты становились все тише и молчаливей, видимо для того, чтобы справиться со своими собственными страхами и обнадежить себя, насколько это было возможно.

Насколько я примерно представляла эту местность, мы уже оставили долину позади. Узкая дорога, на которой хватало места только для двух пони, едущих рядом, вела с возвышенности вниз на равнину, где тут и там выступали сквозь покров снега коричневые пучки травы. Мы пересекли речушку по грубому деревянному мосту, который, несомненно, был построен людьми, но нигде не было ни малейших признаков того, что здесь недавно проезжали какие–нибудь путники: на снегу не осталось никаких следов. И мы ехали дальше по этой заброшенной местности, которая производила впечатление, что люди здесь давно уже все вымерли.

Мы снова поднялись по одному из склонов, более крутому, чем все склоны перед этим. Наша тропа вела к узкому перевалу, находящемуся между двумя утесами. Мы оказались на узком плато, на котором притулилась каменная хижина и каменная яма очага с почерневшими от огня камнями. Тут мы и остановились. Лорд Имграй приблизился к одному из охранников и проводнику из крепости:

— Вы будете ждать нас здесь.

Ничего больше не сказав, он повернулся и вместе с двумя другими охранниками поскакал к перевалу. Мы устало, с трудом спешились. Двое мужчин из эскорта развели огонь в жилище и распределили походные пайки, но я думаю, что никто из нас много не ел. Кильдас коснулась моей руки:

— Перевал Соколов… — Она указала на щель в скалах. — Кажется, что невесты добрались сюда быстрее, чем женихи. Ничто не указывает на то, что нас здесь встречают.

Она все еще говорила, когда в сгущающихся сумерках, в узкой щели перевала поднялся свет, но не желтый свет ламп или факелов, а странное зеленое свечение. И в этом зеленом свете четко вырисовывались три фигуры, которые скакали по направлению к нам, но кроме них на перевале не было никого.

Глава 4

—Вы знаете, какая сегодня ночь? — Девушка, чья накидка была откинута, а капюшон сполз так, что прядь ее светлых волос выбилась наружу, взглянула на нас. Это была Эдит, которая прошлой ночью лежала слева от меня. Она пришла в Норстадт с юга, и герб ее — саламандра меж двух языков пламени — был мне не знаком.

Кильдас ответила за всех нас:

— Год подходит к концу и на рассвете мы встретим новый…

— Да, это так. Мы вступаем в Год Единорога.

— Сегодня дома все собираются в большом зале, чтобы отметить это, — грустно сказала Сольфинна.

— Я спрашиваю себя, будут ли наши новые лорды отмечать праздниками наступление каждого нового года, — заметила Кильдас. Они не почитают Пламя, как мы. Каким богам молятся эти всадники? Или у них вообще нет никаких богов?

— Никаких богов? — испуганно воскликнула Сольфинна. — Как могут люди жить без богов? Без Высшей Силы, которая выше, чем они сами и на которую можно опереться.

Эдит презрительно усмехнулась.

— Кто сказал, что они люди? Неужели тебе все еще непонятно? Ты и я, мы, рождены под несчастливой звездой и нам предопределено перейти из одного мира в другой так же, как мы переходим из старого года в новый.

— Почему ты думаешь, что то, что неизвестно, обязательно должно быть плохо? — спросила я. — Тот, кто ищет только тень, и заходит только в тень. Если оставить в стороне все слухи, что мы знаем по–настоящему плохого об этих всадниках?

Тут все загалдели одновременно, пока Кильдас громко не рассмеялась.

— Они говорят… это значит… то и то… Кто, собственно говорил, и что? Я считаю, что наша сестра–спутница права. Что мы действительно знаем о них, кроме недоброжелательных слухов? Никто из всадников–оборотней не поднимал меча против нас. Они только заключили с нами договор и помогли уничтожить наших врагов. Только потому, что у человека черные волосы, только потому, что он носит серую накидку и предпочитает жить в диких местах, он должен отличаться телом и духом от того, у кого под шлемом светлые волосы, кто носит ярко–красную накидку и охотнее живет в городе и обществе, чем в одиночку? Оба они занимают свои места в своем обществе. Чего плохого, чего мы сами не знаем, мы можем ожидать от всадников?

— Но ведь они не люди, — настаивала Эдит.

— Откуда мы знаем, что это на самом деле так? У них есть способности, которых нет у нас, но разве у каждой из нас нет особых способностей? Кто–то из нас может искусно вышивать шелка, а другие этого не могут; кто–то может великолепно играть на музыкальных инструментах, завораживая других. Могут ли все из нас без исключения делать это? Потому и эти мужчины могут иметь способности, которых нет у наших мужчин, но все же оставаться такими же мужчинами, как и наши, несмотря на все их особые способности.

Верила ли она в то, что говорила или нет — во всяком случае, она старалась быть мужественной и боролась со страхом, который мучил нас всех. На перевале все еще сиял зеленый свет и ни лорд Имграй, ни его спутники еще не вернулись.

Мы все, сбившись в кучку, сидели на камнях у очага, когда вернулся помощник лорда Имграя, и сообщил, что мы должны ехать дальше, на узкий перевал. И я подумала, что все ощутили то же, что и я: волнение, более чем наполовину состоящее из страха.

Но мы поехали не в лагерь мужчин, которые должны были приветствовать нас. Проехав перевал, мы выехали на широкую площадку, на которой были установлены большие палатки из шкур. В палатках стояли кушетки, покрытые шкурами различных животных, которых я никогда раньше не знала.

Пол тоже был покрыт шкурами. В самой большой палатке находился низкий, длинный стол, уставленный едой.

Я провела рукой по мягкому, серебристо–белому меху с серыми крапинками, достаточно красивому, чтобы из него можно было сшить манто для жены какого–нибудь высокородного лорда. Хотя все вокруг нас было сшито из кожи и меха, в этом была несомненная красота и чувствовалось уважение тех, кто предоставил нам такой комфорт.

Когда мы поужинали едой, стоявшей на столе — там был хлеб с запеченными в нем сушеными фруктами, вкусное жареное мясо и сладости, по вкусу напоминавшие мед и орехи, — лорд Имграй внезапно встал из–за стола. Вокруг него была тень и казалось, что между ним и нами вдруг возник какой–то барьер. Потому что теперь мы действительно готовы были отказаться от своего рода.

— Теперь слушайте внимательно, — сказал он, и его голос был необыкновенно хриплым. — Рано утром вы услышите сигнал рога. Отсюда идет тропа, которая начинается у палаток и она приведет вас туда, где будут ждать вас новые лорды.

— Но… — слабо запротестовала Сольфинна, — тогда, значит, у нас не будет никакой свадьбы, никакой передачи через Кубок и Пламя.

Лорд Имграй натянуто улыбнулся.

— Вы оставили тех, кто обручается через Кубок и Пламя, моя леди. Конечно, вы выйдете замуж, но по другому обряду, который однако свяжет вас браком с вашим будущим мужем, — он взглянул на всех нас, сидевших рядком, а потом на меня, хотя взгляд его и не задержался на мне. — Я желаю счастья вам всем, — он поднял бокал. — Как тот, кто здесь представляет для вас всех ваших родственников и родителей, я пью за долгие годы счастливой жизни и за легкую смерть, за дружественный нам клан и благословляю ваших будущих детей. За всех вас!

Так говорил лорд Имграй двенадцати и одной невесте, которых он привел сюда. Он давал им отеческое напутствие.

А потом он быстро вышел, прежде, чем кто–нибудь из нас успел ему возразить.

— Вот так, — я поднялась, и в это мгновение все глаза в смущении повернулись ко мне. — Не думаю, что мы когда–нибудь снова увидим лорда Имграя.

— Но мы одни… одни должны идти к этим чужакам… запротестовала одна из девушек.

— Одни? — спросила я, и леди Кильдас быстро пришла мне на помощь.

— Нас двенадцать и одна, а не одна. И мы молодые девушки, нас здесь ждут, и думаю, что нам окажут хороший прием. — Она подоткнула под себя драгоценный, отливающий чернотой, мех, на котором мелькали серебристые отблески.

Я ждала ухода лорда Имграя почти в полном смятении, но, как ни странно, среди девушек царило чувство ожидания и удовлетворенности, и хотя они мало говорили, каждая уже подготовилась и заняла одну из кушеток.

Я накрылась серебристо–серым мехом и погрузилась в глубокий сон без сновидений и проснулась только тогда, когда утреннее солнце заглянуло внутрь палатки.

— Джиллан! — Кильдас стояла у входа, откинув в стороны брезентовые створки двери. Она смотрела на меня с видимым смущением. — Что ты там застряла?

Я вылезла из своего теплого мехового гнездышка и подошла к ней. Лошадей, на которых мы ехали, не было. Хотя другие палатки все еще оставались на месте, но площадка была пуста и палатки покинуты. По всей видимости, сопровождавшие невест люди лорда Имграя покинули пост, пока те спали.

— Может быть, они испугались и некоторые из них изменили в последнюю минуту свое решение? — заметила я. Кильдас улыбнулась.

—Я думаю, что твои сомнения напрасны. Ты же не передумала, не так ли, Джиллан?

Она была права. Ничто в мире не заставило бы меня этим утром повернуть обратно.

— По крайней мере, они были настолько великодушны, что оставили нам наш наряд невест, — Кильдас указала на довольно объемистый тюк. — Я не знаю, сколько у нас еще есть времени до того момента, как наши новые лорды позовут нас, но думаю, будет лучше, если мы будем уже готовы.

—Вставайте, девушки! — крикнула она внутрь палатки, и другие девушки зашевелились на своих кушетках. — Приветствуйте Единорога и то, что он нам принесет.

В одной из покинутых палаток мы обнаружили чаши из полированного рога и сосуды с водой, которая все еще была теплой и пахла травами. Мы помылись, а потом поровну распределили между собой содержимое вьюков, так что заботы наши были забыты и каждая из нас нарядилась так красиво, как только могла. Некоторым из обладательниц этих нарядов они показались диковинными, так как эти девушки были очень бедными, а другие, такие, как Кильдас, вполне соответствовали платью невесты из знатного дома.

Потом мы с большим аппетитом позавтракали тем, что осталось от ужина. И нам казалось, что время идет быстро. И вот, когда Кильдас подняла кубок за наше счастливое будущее, с другой стороны перевала послышался сигнал — звук рога нет, приветственный звук фанфары.

Я встала и повернулась к Кильдас и Сольфинне.

— Мы должны идти?

— Здесь нам нечего больше делать, — согласилась Кильдас. — Посмотрим, что это за счастье, за которое мы только что пили, ожидает нас.

Мы вышли наружу и стали спускаться вниз по тропе в плотное облако тумана, скрывающее все, что находилось внизу. Но дорога была ни крута, ни тяжела. Остальные девушки следовали за нами, шуршащие подолы их платьев не касались земли, а фата невесты скрывала лица. Ни одна из них не задержалась и не повернула назад, никто из них не выказывал никакого страха и мы молча продолжали свой путь.

Рог прозвучал трижды. В первый раз, когда мы отправились в путь, во второй раз, когда мы миновали перевал и теперь вот в третий раз. После третьего звука рога туман перед нами расступился, словно разведенный в стороны чьей–то гигантской рукой и мы вышли на площадку, где была весна, а не зима. Короткая трава здесь была сочной и мягкой. Ворота из кустов образовывали входную арку и на этих кустах висели маленькие белые и желтые цветочки, напоминавшие колокольчики, и от них исходил сладкий запах, такой же, как от венков невест.

Не было видно ни одного человека; вместо них мы увидели лежащие тут и там на траве плащи–накидки и некоторые из них были словно нарочно отброшены в сторону. Эти накидки были сделаны из тончайшей ткани и покрыты драгоценными камнями, каких никто из нас никогда не видел. Каждая из этих накидок отличалась от другой, хотя и едва заметно, потому что на всех них было столько узоров, что разбегались глаза.

Мы молча стояли и смотрели. Но чем дольше я глядела на то, что было передо мной, тем больше странное ощущение охватывало меня: мне казалось, что я вижу вторую картину, словно скрытую первой. Когда я концентрировала свое внимание на какой–нибудь части этого зеленого лужка, на цветущих кустах или даже на какой–нибудь накидке, радостное великолепие красок блекло, и я видела что–то совсем другое, что выступало наружу из–под всего этого.

Не было больше зеленой травы, а только коричневая зимняя земля и пепельно–серая поросль, такая же, как на равнине, по которой мы ехали день назад. Не было никаких цветущих кустов, а только голые, колючие, без цветов, ветки. И накидки — покрытые сияющими драгоценными камнями, которые образовывали узоры, напоминавшие ряды каких–то странных рун, (они не имели для меня никакого значения) и все эти накидки были такого же серого цвета, как и земля, на которой они лежали.

Чем дольше я на них глядела, сосредотачивая свою волю, тем больше бледнело все это колдовство. Взглянув на своих спутниц, я заметила, что они видели только то, что было на поверхности, и не видели того, что скрывалось под всем этим. И лица их были открыты. Они выглядели такими счастливыми, что я поняла: никакое мое предупреждение не сможет сломать их убежденность, да я и не хотела делать этого.

Они оставили меня, сначала Кильдас, а потом Сольфинна и другие. Они пробежали мимо меня на этот заколдованный луг и каждая из них подобрала одну из накидок, привлекших их своим великолепием, которое однако, было только видимостью.

Кильдас нагнулась, и, подобрав одну из накидок, накинула ее себе на плечи и грудь; на этой, светящейся голубыми огнями накидке, было вышито драгоценными камнями сказочное животное. Двойное зрение, пришедшее ко мне, ушло, и я теперь только изредка могла видеть то, что было скрыто колдовством от глаз других. Девушки прижимали к себе накидки как бесценные сокровища и быстро шли дальше, словно увидели свою цель и теперь старались как можно скорее достичь ее. Они подошли к кустам, прошли через арку и исчезли в облаке тумана, висевшего по ее другую сторону.

Сольфинна тоже сделала свой выбор и исчезла. Эдит и остальные последовали за ней, и я с испугом поняла, что осталась одна. Мое двойное зрение нагнало на меня страх, но дальнейшие колебания могли быть опасными. Но я все еще смотрела на оставшиеся накидки; их оставалось совсем немного, и их иллюзорная красота постепенно исчезала и все они стали казаться мне одинаковыми. Нет, не совсем одинаковыми, решила я, рассмотрев их повнимательнее, потому что ряды рун на них были различной длины и ширины.

Одна из накидок лежала несколько в стороне от остальных, в углу, почти на самом краю площадки. Руны на ней не образовывали единого узора, а были разрозненными. Некоторое время я старалась воспринять их колдовство, разглядеть зелено–голубую, крылатую фигуру, сотканную из драгоценных кристаллов. Но это видение было настолько беглым, что в следующее мгновение я уже не знала, на самом ли деле видела все это. Однако я чувствовала, что эта накидка притягивает меня, по крайней мере, она притягивала мой взгляд сильнее, чем другие. И чтобы не вызвать подозрений я должна была сделать свой выбор немедленно. Но почему я так подумала, — не знаю.

Я пересекла мертвую, мерзлую землю, подняла накидку и прижала ее к себе, потом прошла через голые кусты в холодный туман, оставив позади себя лежащих на земле десять накидок; их колдовство и краски на них исчезли.

В тумане я слышала голоса и радостный смех, но никого не видела, и когда попыталась определить направление этих звуков, то не могла понять, с какой стороны они доносятся. Накидка в моих руках, отделанная серебристо–серым мехом, становилась все теплее. Одетая в подвенечное платье, я начала мерзнуть, потому что оно почти не защищало меня от холода.

В тумане появилась темная тень: ко мне приближалась какая–то фигура. Я почувствовала себя пойманной, у меня не было никаких шансов на бегство. Человек или зверь — или то и другое? Темная тень передвигалась на двух ногах, как человек. Но того, что встретили в этом тумане мои спутницы, они не испугались, потому, что в тумане звучали их счастливые голоса и не слышала печальных вздохов и рыданий.

Человек. Да, голова у него была человеческой. А я смотрела на него двойным зрением, которым разглядела серо–коричневые накидки.

Наконец чужак вышел из тумана, и я смотрела, как он, принадлежащий к чужой расе, приближается ко мне, чтобы забрать меня. Он был высок, хотя и не так высок, как горец–воин, строен как юноша и только его раскосые зеленые глаза были не глазами юноши, а усталыми, старыми и какими–то лишенными возраста.

Каждая из его бровей так круто поднималась вверх, что глаза его, казалось, образовывали на лице прямой угол, вершиной которого был острый, выступающий вперед подбородок, и под таким же углом были подстрижены его густые волосы, спадающие на лоб. По человеческим меркам он был ни красивым, ни безобразным, а каким–то совсем другим, непривычным.

На голове его не было ни шлема, ни чего–нибудь еще, одет он был в кольчугу, которая, казалась, очень сильно стесняла его движения. Она спускалась до половины бедер, под ней были надеты плотно облегающие тело короткие брюки из гладкого серебристого меха, такого же короткого, который мне так понравился там, в палатке. Этот мех был почти таким же. На ногах — меховые сапоги, несколько более темного цвета, чем брюки. Его гибкую талию охватывал пояс из мягкого материала, застегивающийся на огромную пряжку, к которой был прикреплен странный, молочно–белого цвета, камень.

Так я впервые увидела Херрела, всадника–оборотня, чью накидку я подобрала, ничуть не прельщенная ее колдовством.

— Мой… Мой лорд? — наконец вежливо спросила я, так как он, очевидно, не хотел нарушать молчание, воцарившееся между нами.

Он улыбнулся, почти насмешливо.

— Моя леди, — ответил он мне, и в его голосе снова прозвучала легкая насмешка, но я чувствовала, что она относилась не ко мне. — Кажется, мне удалось устроить все гораздо лучше, чем я надеялся, и ты подобрала мою накидку.

Он протянул руку и взял у меня накидку.

— Я Херрел, — сказал он.

— Джиллан, — ответила я. И тут осознала, что не знаю, что ждет меня дальше, потому что в своих планах и в своих мечтах никогда не пыталась заглянуть дальше этого места.

— Приветствую тебя, Джиллан… — Херрел взмахнул накидкой и заботливо закутал ею мои плечи так, что она укрыла меня от шеи и почти до самой земли.

— Итак, я заявляю свои права на тебя, Джиллан, если ты тоже хочешь этого.

В его последних словах был неприкрытый вопрос. Если это был какой–то вид церемонии, он давал мне возможность для отступления. Но я не могла вернуться назад.

— Это и мое желание тоже, Херрел.

Он все еще тихо стоял, словно ждал чего–то еще, но я не знала, чего. А потом он нагнулся и спросил меня еще более резким голосом:

— Что находится на твоих плечах, Джиллан?

— Серо–коричневая накидка, отороченная мехом…

Мне показалось, что он на мгновение задержал дыхание.

—А каким ты видишь меня, Джиллан? — спросил он тогда.

— Я вижу мужчину, молодого и не молодого, одетого в кольчугу и меховую одежду и он носит пояс с серебряной пряжкой и с серебристо–белым камнем. На голове у него черные волосы и…

Мои слова нарушили эту тишину, казавшуюся мне угрожающей. Херрел протянул руку и так быстро сорвал с моей головы фату, что из моей косы выпали заколки, коса распустилась и волосы рассыпались по плечам и по спине поверх накидки, которую он сам надел на меня как символ нашей связи.

— Кто ты? — его голос звучал так же требовательно, как и голос лорда Имграя при нашей прошлой встрече.

— Я Джиллан, пленница воина, из–за моря привезенная в долины Высшего Халлака и пришедшая сюда по собственной воле. — Я говорила ему правду, потому что знала, что он имеет право знать правду.

Он отбросил фату в туман, а потом нарисовал пальцами в воздухе между нами какой–то узор и слабое мерцание света возникло там, где двигался его палец. Но улыбка его погасла и на лице появилось такое выражение, словно он с чем–то боролся.

— Мы связаны накидкой — и это не случайность, а судьба. Но я прошу тебя об одном, Джиллан, если у тебя есть то, что ты называешь двойным зрением, постарайся по крайней мере, на некоторое время, смотреть обычным зрением — все другое опасно.

Я не знала, как мне это сделать, но напряженно пыталась представить под своими ногами зеленую траву и яркие краски вокруг. На мгновение одна картина наплыла на другую, а потом я снова оказалась среди всего этого великолепия закутанная в зелено–голубую накидку, вышитую каплями драгоценных камней. И у Херрела внезапно появилось другое лицо, более похожее на человеческое и чрезвычайно привлекательное, но та, другая его внешность мне нравилась больше.

Не говоря больше ни слова, он взял меня за руку и мы вместе вышли из туманной страны Ничто в зеленую рощу с цветущими деревьями. Там я снова нашла своих спутниц, и каждую из них сопровождал мужчина, подобный Херрелу. Они сидели на траве, ели и пили, каждая пара из одной тарелки, принадлежащей только ей, так как это было в обычае долины во время свадеб.

В стороне стояли другие мужчины и они были без спутниц. Празднующие, казалось, не замечали их. Когда мы проходили мимо этих мужчин, они все повернулись и уставились на нас. Один из них со сдавленным криком выступил вперед, и это не обещало нам ничего хорошего. Но двое других оттащили его назад, в свою группу. Херрел завел меня в маленькую нишу между двумя цветущими деревьями, исчез, а потом вернулся назад с едой и питьем в хрустальных сосудах — или, мне показалось, что это так.

— Смейся, — тихо сказал он мне. — Покажи что ты счастлива, потому что здесь есть те, которые за нами наблюдают, и то, о чем мы с тобой будем говорить, не предназначается для других ушей и не соответствует их мыслям.

Я отломила кусок пирога и поднесла его к губам. Мне удалось улыбнуться и даже рассмеяться, но внутренне я все время была начеку.

Глава 5

—Я желаю тебе счастья. — Херрел тоже улыбнулся, поднимая свой бокал и отпивая пенистую, янтарного цвета, жидкость.

— Но, может быть, это невозможно, — тихо возразила я. — Это то, что ты хотел сказать мне? А если это так, то зачем?

Он протянул мне бокал, чтобы завершить церемонию поздравления. Я отпила, но над краем бокала мой взгляд задержался.

— Для этого есть основания, моя леди. Сначала первое: это не предназначалось ни одной из вас, — он коснулся накидки, которая все еще ниспадала с моих плеч зелено–голубым великолепием. — По Праву Братства они не могли отвергнуть мои притязания. Но никто из них не верил, что мою накидку выберет невеста. Ты сделала плохой выбор, Джиллан, потому что я в этом обществе самый незначительный… — Он произнес это легко, без боли или стыда, но так, что его происхождение сразу стало ясно и на это нельзя было не обратить внимания.

— Я не верю этому.

— Улыбайся! — он отломил себе кусок пирога. — Ты говоришь так из вежливости, моя леди.

— Я говорю то, что чувствую.

Теперь он стал серьезен, его глаза изучали мое лицо, словно он мог проникнуть в мои мысли и прочитать их содержание: как то, что мне было известно, так и то, о чем я даже не догадывалась. Потом он глубоко вздохнул:

— Ты ошибаешься. Все время случается так, что я спотыкаюсь там, где остальные легко достигают своих целей. Я с ними одной крови, но во мне что–то не так, так что я иногда могу распоряжаться своими силами, а иногда они мне изменяют.

Я провела рукой по накидке на моих плечах.

— Но ведь было же что–то, что привлекло меня, и, кажется, на этот раз твои силы не отказали тебе.

Херрел кивнул:

— И, таким образом, я получил то, что для меня не предназначено…

— И это и есть причина опасаться несчастья? — Я не верила, что он боится этого. Он, конечно, был воин не из последних, несмотря на то, что он говорил о себе.

— Ты не понимаешь, — мягко произнес он. — Я могу только то, о чем ты узнала в первый час нашего знакомства и, возможно, с этого часа у нас впереди не будет гладкой дороги. Мы запросили у вас двенадцать и одну невесту, но наш отряд насчитывает почти в два раза больше воинов. Мы предоставили выбор колдовству и судьбе, но некоторые из оставшихся никак не могут согласиться с тем, что выбор пал не на них. Кроме того — ты назвала себя пленницей людей из–за моря и ты не из рода Высшего Халлака, потому что ни один из его жителей не может видеть нашего второго лица. Поэтому ты можешь быть нашей дальней родственницей…

И поэтому не принадлежать к человеческому роду? — спросила я сама себя.

— Не позволяй никому обнаруживать, что ты видишь наши вторые лица, — предупредил он меня. — Они не доверяют тем, которые не такие, как они, и вероятно, еще меньше будут доверять той, которая выбрала мою накидку.

Некоторое время мы молчали, потом я спросила:

— Это ваш лагерь?

— На один–два часа, — улыбнулся он. — Если ты пытаешься увидеть замок или стены какого–нибудь огромного замка, ты напрасно стараешься, моя леди. У нас нет другого дома, кроме степей.

— Но вы же уедете отсюда — это часть договора. Куда же мы поедем?

— На север, далеко на север, а потом на восток. — Рука его легла на застежку с молочно–белым камнем. — Мы — изгнанники и теперь снова хотим вернуться на родину.

— Изгнанники? Из какой страны? Из–за моря? — Может быть, мы были дальние родственники по крови.

—Нет. Наша родина может находиться далеко в пространстве и во времени, но она неотделима от этой земли. Мы происходим из очень древнего народа, в то время как народ Высшего Халлака — очень юный народ. Раньше для нас не было границ, если мы хотели странствовать. Все наши мужчины и женщины обладали силами, которыми они могли пользоваться по своему желанию. Хотел кто–нибудь ощутить свободу скачущего галопом коня — он мог стать этим конем. Или соколом, иди орлом, парящим в воздухе. Если ему хотелось иметь богатую одежду и драгоценности, он получал их с помощью своих способностей, и они исчезали, когда это великолепие надоедало их владельцу. Но только обладание такими силами и их использование приносило с собой огромную скуку, потому что со временем не осталось больше ничего такого, что можно было бы пожелать, никаких новых впечатлений для глаз, сердца и души.

А потом пришло время опасности, потому что мы становились все более беспокойными и обращались от известного к неизвестному. Потом мы распахнули двери запретного и развязали силы, которые не смогли контролировать. Мы становились все старее и слабее. И некоторые из нас, снедаемые беспокойством и любопытством, стали искать другие развлечения. Они высвобождали то, чего они чаще всего не понимали, и смерть нависла над страной. Мужчины, бывшие до сих пор друг для друга братьями, теперь встречались с недоверием и даже с ненавистью. Они убивали друг друга мечами и другими способами, которые были намного хуже.

После одного из больших сражений на нас наложили обязательства. С этого времени каждый из нас, кто рождается с беспокойным характером, должен покинуть страну, в которую вернулся мой народ, и превратиться в странника. Не было никакого свободного выбора, хотя некоторые из нас и выбрали бы такую жизнь, потому что они рассматривались как потенциальные нарушители мира, который должен был неукоснительно поддерживаться, иначе наша раса исчезла бы с лица земли. И каждый из нас, обладающий беспокойным духом, должен был странствовать некоторое количество лет, пока звезды на небе не образуют новый узор. Когда это происходило, они должны были отыскать Врата и просить разрешения войти. И если они выдерживали проверку, они могли вернуться на родину к своему народу.

— Но люди Высшего Халлака говорили, что они знали всадников с тех пор, как приехали в эту страну…

— Продолжительность жизни людей и наша — не одинаковы. Но теперь приближается день, когда мы снова должны попытать счастья у Врат. Но удастся наше возвращение или нет, наш род не должен вымереть. Поэтому мы и взяли невест у людей. Мы хотим, чтобы у нас были потомки.

— Полукровки не всегда обладают такими же качествами, как чистокровные…

— Это правда. Но, моя леди, ты забываешь, что мы все же обладаем некоторыми способностями и не все изменения, которые мы можем совершать, являются всего лишь обманом зрения.

— Но будут ли глаза других девушек ослеплены и далее? — Джиллан взглянула на двух своих спутниц, которые были в таком восторге, что видели только тех, с кем делили кубок и тарелку. Хорошо ли это было или нет, сказать было трудно.

— Они будут видеть только то, — ответил он, — что захочет тот, чью накидку они носят.

— А я?

— А ты? Может быть, если ты всеми силами будешь стараться делать это, ты будешь видеть то, что видят другие. Мои спутники будут недовольны, если узнают, что у тебя есть воля. Теперь, основываясь на своем опыте воина, я могу сказать, что для тебя будет лучше, если ты будешь видеть только то, что видят другие. За наше счастье, моя леди…

Его тон изменился так внезапно, что я сначала была ошеломлена, но потом стала бдительной. Сзади к нам кто–то приближался. Но я сделала вид, что ничего не заметила и глядела на Херрела так, словно он был единственным во всем мире.

Тот, кто подошел, молча встал позади меня, он был один и от него облаком исходило какое–то беспокойство… Ненависть? Нет, в нем было слишком много презрения. Это было что–то вроде досады, направленной против низшего члена группы, гнев за то, что тот осмелился воспротивиться его воле, в которую подошедший так верил.

— А, Хальзе, ты пришел, чтобы выпить за невесту? — Херрел взглянул на того, кто стоял позади меня. На его лице не было заметно и следа беспокойства. Однако голос стал острым, как лезвие боевого ножа, и я была уверена, что Хальзе не друг Херрела, а относится к тем, кто завидовал ему, потому что волшебство накидки Херрела принесло тому успех. Но я продолжала смотреть на Херрела с таким же восторгом, с каким другие девушки глядели на своих избранников.

— Кажется, Херрел, который всегда был так неловок, все же преуспел в волшебстве, — заметил подошедший с видимой насмешкой. — Позволь посмотреть, насколько тебе это удалось, позволь взглянуть, что за невеста подобрала твою накидку!

Одним быстрым движением Херрел оказался на ногах, готовый принять вызов своего насмешника.

— Мой лорд? — я схватила его за руку, гладкую и холодную. — Мой лорд, что это?

Он поднял меня, и я наконец смогла увидеть стоявшего за моей спиной. Он был дюйма на два ниже Херрела и его тело, такое же стройное и мускулистое, как и у Херрела, было намного шире в плечах. Но в целом от своих спутников он отличался только тем, что его брюки и сапоги были из коричневого меха и на застежке его пояса блестел небольшой красный камень. Но, хотя внешне они походили друг на друга как братья или близкие родственники, внутренне они сильно отличались друг от друга, и то, что находилось у них внутри, сильно разняло их. Гнев, надменность и самоуверенность одного из них были невероятно велики: он считал, что ничто в мире не сможет устоять против его воли — это был Хальзе. А для меня он являлся тем, кого я должна была избегать, как испуганная маленькая мышка спасается бегством от охотящейся совы.

— Моя леди, — Херрел все еще сжимал мою руку. — Я хочу представить тебя моим спутникам–всадникам. Это Хальзе, Сильная Рука.

— Мой лорд, — я постаралась быть мужественной и как можно лучше сыграть свою роль. — Я очень уважаю твоих друзей и спутников, — слова мои были формальными, и я надеялась, что в них не было заметно фальши.

Глаза Хальзе пылали не зеленым, а красным, и улыбка его, напоминала удар бича по голому телу того, на кого он смотрел.

— Воистину, это прекрасная леди, Херрел. На сей раз счастье было на твоей стороне. Но что получит леди от такого счастья?

— Мой лорд? Я знаю, что вы имеете в виду. Но пламя, обжигающее меня — огромное блаженство и оно мое в этот час.

Этими словами я ответила ему на удар бича, хотя это и не входило в мои намерения. Он, улыбаясь, отошел, но это была вынужденная улыбка, за которой он с трудом прятал свою ярость.

— Пусть и дальше это будет так же приятно, — он поклонился и пошел прочь, не сказав на прощание ни слова.

— Так и будет, — заметил Херрел. — Но я думаю, что нам предстоит борьба. И ради всего святого, Джиллан, контролируй свой язык, свою улыбку и даже свои мысли! Хальзе и представить себе не мог, что он уедет отсюда без невесты и что мне повезет там, где он потерпит поражение, и это вдвойне разозлило его. А теперь пошли, время не ждет.

Я увидела, что остальные тоже поднялись и праздник кончился.

Херрел обнял меня рукой за талию и мы вместе с другими парами пошли к тому месту, где нас ждали лошади.

Меня привезли сюда на лохматом горном пони, но эти лошади были совсем другими. У них была странная пятнистая шерсть, серая и черная и благодаря этой расцветке они сливались с зимним ландшафтом, когда стояли неподвижно. Потом мы снова вернулись из весны в зиму.

Лошади всадников были большими, более гибкими и длинноногими, чем все другие лошади, которых я видела в долинах. Покрывала на седлах были из меха, а сами седла маленькие и немного неуклюжие. Некоторые из лошадей были навьючены тюками, хотя мне показалось, что мы, судя по всему, не взяли с собой ничего, чем мы подкреплялись во время свадебной церемонии, также, как мы ничего не взяли с собой из оставленных нами палаток.

И так мы проехали ночь от долины Свадьбы, и хотя я сама не чувствовала себя настоящей невестой, но считала Херрела своим женихом. Было ясно, что я ни с кем еще не смогла бы разделить свои чувства и свое общество, и таким образом я снова оказалась в стороне от тех, с кем мне придется жить.

Лошади бежали быстро и без отдыха. Я не могла себе и представить, что какие–нибудь четвероногие могли быть способны на такое. Проходили часы, но время теперь не имело никакого значения. Может быть, всадники с помощью своего волшебства смогли изменить ход времени. Вероятно также, что в пище и питье, которые мы съели и выпили, было что–то прогоняющее голод и усталость, потому что за все это время мы не ели и не отдыхали. Мы ехали всю ночь, весь следующий день и всю следующую ночь. Лошади не знали усталости, и все это было словно во сне. Не думаю, что мои спутницы замечали ход времени, потому что они ехали словно в трансе и на их лицах застыло выражение восхищения.

Наконец мы миновали степи и въехали в высокогорную область, и здесь я впервые за все время увидела сооружение, сделанное руками человека: стену в два человеческих роста, сложенную из камней и хижину с крышей из ветвей кустарника. Или это видела только я, потому что услышала, как Кильдас сказала:

— Мой лорд, как прекрасен этот зал!

И я сосредоточилась на том, чтобы видеть то, что должна была видеть. А потом въехала во двор, окруженный каменными строениями с крышами из дерева, украшенного искусной резьбой.

Херрел повернулся ко мне:

— Здесь мы отдохнем, а потом поедем дальше, моя леди.

Когда я спешилась, на меня нахлынула такая усталость, какой я давно не чувствовала, хотя и должна была чувствовать, и подумала, что мне нравится то, что Херрел не стал меня поддерживать и помогать. Отдых начался с дремоты, которая перешла в глубокий сон.

Я проснулась в полной темноте! И услышала возле себя спокойное дыхание. Я поняла, что на кровати рядом со мной кто–то лежит. Я лежала напрягшись и прислушиваясь. Но кроме равномерного дыхания больше не было слышно никаких звуков. Но я проснулась: внутри меня прозвучал ясно слышимый зов.

Было очень темно и я осторожно поднялась. В помещении было тепло, словно в камине горел яркий огонь, но здесь не было ни камина, ни огня. На мне было надето только белье, но холода я не ощущала, хотя внутри меня словно разливался какой–то холод.

Внезапно для меня стало очень важно увидеть не только это помещение, но и то или того, кто лежал на этой кровати и спал.

Мои голые ноги ступили на мягкий мех, которым был выстлан пол. Я делала шаг за шагом, ощупывая руками пространство вокруг себя, чтобы не натолкнуться на мебель. Откуда я знала, что впереди меня находится источник света, который поможет мне что–нибудь увидеть?

Стена, вдоль нее я шла с вытянутыми руками, которые не повиновались моей воле. Окно со ставнями, закрытыми на засов. Мои пальцы отодвинули засов и я распахнула ставни. Яркий лунный свет ворвался внутрь, и все стало хорошо видно.

— Аррр… — голос или рычание?

Я обернулась и взглянула на кровать, где только что лежала. Что это подняло голову и взглянуло на меня зелеными глазами? Мех, гладкий блестящий мех и острые зубы–клыки, обнаженные во внезапно пробудившейся ярости. Горная кошка и не кошка. Губы приподнялись, и клыки обнажились еще больше, готовые резать и терзать… Это было самым ужасным и отвратительным из того, что я видела до сих пор.

— Это то, что ты выбрала! — В то мгновение, когда в моей голове прозвучали эти слова, я подавила зарождавшуюся внутри меня злобу. Может быть, это тот, другой, пытался добиться меня и изменить мою судьбу. И то, что я увидела, было двояким, одно под другим, серебристая шкура, гладкий мех, звериная маска на лице. Только зеленые глаза оставались все теми же. И они горели готовностью к бою. Когда они открылись, в них был разум и понимание.

Я подошла к тому, кто одновременно был зверем и человеком. И потому, что я смогла увидеть в нем человека, я больше не испытывала страха перед тем, кто находился рядом со мной в комнате. Я боялась только того, что разбудило меня и направило к окну.

— Ты Херрел, — сказала я человеку–зверю.

И после этих Слов он снова превратился в человека, а зверь исчез, словно его никогда не было.

— Но ты не видела меня другим, — это было утверждение, а не вопрос.

— В лунном свете… Да.

Он встал с постели и теперь стоял у того конца ее, где были его ноги. Повернувшись к двери, он помахал рукой в воздухе и пробормотал несколько слов на языке, которого я не понимала. На двери появился свет, но не серебристый, как свет луны, а зеленоватый, как от светильников всадников и от этого света протянулись две световые дорожки: одна к кровати, возле которой стоял Херрел, другая — к моим ногам.

Я снова увидела превращение человека в зверя, на этот раз потому, что в нем закипал гнев. Херрел набросил на плечи накидку и пошел к двери. Но, положив руку на запор, остановился и взглянул на меня.

— Может быть, это и лучше… Да, лучше. Только, — теперь он говорил мне, а не сам себе, — они должны увидеть, что ты испугалась. Ты можешь кричать?

Я не могла понять, что он задумал, но доверилась ему. Я собрала все свое мужество и закричала, сама удивляясь тому, какую ноту ужаса мне удалось вложить в этот крик.

Тишина в здании царила недолго. Херрел распахнул дверь, а потом снова отскочил назад ко мне. Его рука обняла меня, словно он меня утешал. Он прошептал мне на ухо, что я и дальше должна разыгрывать испуг.

Послышался чей–то голос и торопливые шаги, потом к нам приблизился свет лампы. Предводитель всадников Хирон стоял в дверях и смотрел на нас. До сих пор я видела его только издали. У него был вид человека, требующего удовлетворительного объяснения.

— Что здесь произошло?

Короткий вопрос Херрела помог мне.

—Я проснулась оттого, что мне стало жарко. Мне захотелось открыть окно… — Я подняла руку и неуверенно провела ей по лбу, словно почувствовала себя совсем ослабевшей. — Потом я обернулась и увидела огромного зверя…

На мгновение воцарилась тишина. Херрел нарушил ее.

— Посмотри сюда, — это прозвучало как приказ, а не как просьба. Он указал на мех у моих ног, по которому протянулась зеленая линия, уже побледневшая, но все еще заметная.

Хирон посмотрел, потом снова взглянул на Херрола.

— Ты требуешь права меча?

— Против кого, Хирон? У меня нет никаких доказательств.

— Это правда, и лучше не надо никого искать, особенно сейчас.

— Я никого не вызываю на поединок, — холодно ответил Херрел.

Хирон кивнул, но я почувствовала, что ему было неприятно, словно он услышал плохую весть, которую он принял к сведению только из чувства долга.

— Ни это, ни что–либо подобное не должно повториться, — продолжал Херрел. — Нет большего преступления, чем посягать на чужую избранницу. Разве мы все не клялись на оружии?

Хирон снова кивнул.

— Больше не будет ничего подобного.

Когда мы снова остались одни, я посмотрела на Херрела.

— Что за колдовство было направлено против нас сегодня?

Но он не ответил на мой вопрос, а только изучающе посмотрел на меня и спросил:

— Ты увидела зверя, но все же не побежала от него?

— Я видела зверя и человека, а человека я не боялась. А теперь скажи мне, что же все–таки произошло, потому что это, очевидно, было сделано со злым умыслом.

— Колдовство было направлено на то, чтобы сделать меня отвратительным в твоих глазах, и может быть, на то, чтобы ты оставила меня и побежала к другому, который ждал тебя. Скажи мне, почему ты пошла к окну?

— Потому что… потому что мне было приказано, — да, это было так. Мне во сне приказали, чтобы я сделала это. Это Хальзе?

— Вероятно. Но есть еще и другие. Я уже говорил тебе, что никто не верил в то, что какая–нибудь из женщин может выбрать мою накидку. И то, что я достиг этого, принизило их в собственных глазах и они с удовольствием посмотрели бы, как я потерпел бы неудачу. Они хотели отнять тебя у меня, напугав тебя изменением моего тела.

— Изменением твоего тела… Ты носишь человеческое тело потому, что тебе это нужно?

Он ответил мне не сразу. Он подошел к окну и выглянул наружу, в ночь, залитую лунным светом.

— Ты боишься того, что узнала обо мне.

— Не знаю. В первое мгновение я испугалась, да. Но для моего второго зрения ты все время оставался человеком.

Он снова повернулся ко мне, но лицо его было в тени.

—Я клянусь тебе на оружии, Джиллан, что никогда по собственной воле не буду пугать и ужасать тебя.

Глава 6

На следующее утро мы выехали из опорного пункта всадников, и на этот раз нас сопровождало больше вьючных лошадей, потому что возвращения назад не планировалось. Мы приближались к Вратам в их исчезнувшую страну. Мы поднимались в горы все выше и выше, дул холодный ветер, хотя снега и не было. Херрел ехал слева от меня, не говоря ничего. Изредка он поднимал голову и ноздри его расширялись, словно он чуял в воздухе опасность. Осторожно оглянувшись, я увидела, что остальные всадники делают то же самое, а девушки все еще околдованы и пребывают в восхищении. На всадниках были серебристые шлемы с гербом. Шлем Херрела украшала великолепно сделанная маленькая фигурка в виде присевшей и готовой к прыжку горной кошки. Гербом мужчины, ехавшего рядом с Кильдас, была птица — может быть, орел с распростертыми крыльями, словно вот–вот готовый взлететь в воздух. А за ним ехал человек, и на его шлеме была фигурка медведя, очень злобного красно–коричневого обитателя горных лесов, которого охотники боялись больше, чем всех остальных диких зверей.

Человек с медведем на шлеме повернул голову и я узнала Хальзе. Медведь, кошка, орел; я попыталась рассмотреть гербы других: дикий кабан с клыками поднятыми для нападения, волк… Оборотни, колдуны, могли ли они на самом деле превращаться в зверей и птиц по своей воле и желанию? Или то, что я видела в последнюю ночь, было только иллюзией направленной на то, чтобы оттолкнуть меня от Херрела?

На небольшой площадке мы сделали привал, чтобы перекусить. Я заметила, что всадники все еще обеспокоены. Те, у которых были невесты, собрались вокруг Хирона и трое из них через некоторое время поскакали дальше. Ни одна из девушек, казалось, не заметила этого беспокойства, так что и я должна была выглядеть беззаботной. Но когда Херрел поднес мне стакан вина, я шепотом спросила у него, что их так волнует.

— Опасность — к востоку отсюда. Люди, возможно, ализонцы…

— Но Ализон на этом берегу уничтожен! Нет больше никаких… — я не смогла скрыть своего удивления.

— Некоторые из них в отчаянии бежали, потому что у них здесь не осталось ни одного корабля, а другого пути вернуться на родину у них не было. Эти люди укрылись в глухих местах и живут разбоем и налетами.

— Но так далеко на север…

— Они знают, что Люди Высшего Халлака сюда не заходят, а нас они оставили в степях.

— Но они также знают, что всадники все еще здесь, а на всадников они нападать не отважатся! — Я переняла уверенность жителей долины в том, что те, с кем я сейчас ехала, были непобедимы, и не было человека, могущественнее их и который по собственной воле выступил бы против всадников.

— Джиллан, — Херрел слегка улыбнулся. — Ты переоцениваешь нас. У нас есть способности, которых нет у других рас, но мы так же истекаем кровью, если нас ранят мечом, и так же умираем, если рана достаточно глубока. И, как ты видишь, нас немного. Ты сама должна понять, что очень трудно все время поддерживать иллюзию. Двенадцать из нас пошли своим путем. От каждого из тех, кто сопровождает невесту, требуется более, чем только воля, чтобы поддерживать иллюзию. В последнюю ночь ты спросила у меня, было ли на самом деле то, что ты видела. Да, иногда я бываю этим — в бою. Мы изменяем свои тела ради своей собственной безопасности. Но для того, чтобы принять то или иное обличье, требуются воля и сила духа. Эти юные девушки из Высшего Халлака видят нас такими, какими мы хотим им казаться. Однако если сейчас нам придется принять бой, они увидят нас такими, какими видела нас ты, и это может быть концом всего, что мы получили в результате нашего договора. Скажи мне откровенно, Джиллан, кто из тех, кто пришел сюда с тобой, примет наш настоящий вид, не делая никакой разницы?

— Я недостаточно хорошо знаю их…

— Но ты можешь оценить их…

— Очень немногие, — может быть, я недооценивала девушек Высшего Халлака, но когда я думала об их разговорах и том огромном страхе, с которым они ехали к перевалу, я, вероятно, не ошибалась.

— Вот видишь. И это нам очень сильно мешает, а тем, кто на нас нападет

— терять нечего. Но я не думаю, что они нападут на нас. Мы надеемся, что до сражения дело не дойдет.

Но надежда эта была напрасной. Через час после того, как мы покинули нашу площадку отдыха, Всадники разделились на две группы. Некоторые всадники, те, кто по трое эскортировали каждую из нас, направились галопом на восток и скрылись из виду. Несколько из них все же остались с нами. Одним из них был Хальзе, который взад и вперед скакал вдоль нашей колонны и каждый раз, когда он проезжал мимо, мне казалось, что он поворачивает голову ко мне и медведь на его шлеме сверкает на меня злобными глазами.

Зимой сумерки наступают рано, и вот уже тени выползли на дорогу, которая вилась между обломками скал, покрытыми снегом. Лошадь Херрела остановилась и я натянула поводья своей кобылы. Остальные всадники исчезли, и мы наконец остались одни.

Остановившись, Херрел спешился и осмотрел передние ноги своей лошади. К моему удивлению, он осматривал не копыта, а длинные волосы, защищавшие их. Внезапно пальцы его замерли и все тело напряглось.

— Что случилось? — спросила я.

Но не получила никакого ответа. В воздухе прозвучало тонкое, пронзительное пение. Лошадь Херрела встала на дыбы, всхрапнула, брыкнулась и сбросила Херрела на землю.

Я тоже не смогла удержать свою кобылу. Она слепо помчалась прочь. Напрасно я пыталась успокоить ее, совладать с ней при помощи поводьев, чтобы заставить ее снова повиноваться мне. Наконец я в отчаянии вцепилась в ее гриву. На своей груди я чувствовала жжение, казалось, что–то обжигало мою кожу. Амулет — я совсем забыла о нем. Однажды я тайно сделала его из трав и ягод, зашила в платочек и вышила на этом платочке символы. Свои знания я почерпнула из старых книг, особенно рецепты, которые испытала сама, а знание, которым я пользовалась, происходили от верований, таких же старых, как и вся религия. Я носила амулет на шее на ленточке, под костюмом и гербом. Даже монахиня Алюзан сказала, что в старом, передающемся из поколения в поколение знании имеется доля истины.

Одной рукой я схватила амулет и сорвала его с ленточки, а потом, почти не сознавая, почему так делаю, прижала амулет к покрытой пеной лошади. Та взбрыкнула, испуганно заржала и замедлила свой головокружительный бег. Моя воля наконец победила, и мы вернулись. Я была уверена, что мою кобылу и лошадь Херрела нарочно привели в состояние паники.

Я почти боялась, что не найду обратной дороги, потому что все скалы вокруг выглядели одинаково. Позади меня послышался стук копыт и сразу же после этого возле меня оказался Хальзе. Я видела его сверкающие глазки человека–медведя. Он нагнулся, чтобы подхватить поводья моей лошади и заставить ее остановиться. Я оттолкнула его руку, и при этом амулет соскользнул с разорванной ленточки и ударил его по запястью,

— Aaaa… — крик боли, словно на него обрушился удар бича. Он отпрянул, и его лошадь встала на дыбы. А потом я снова оказалась вне пределов его досягаемости и поскакала к Херрелу.

Но там была только его лошадь, стоявшая со свисающими поводьями и опущенной головой. А потом я увидела на скальном выступе такого же, готового к прыжку зверя, какого я видела в лунном свете на кровати.

— Херрел? — Я была так уверена в том, что зверь снова превратится в человека, что, забыв про всякую осторожность, спрыгнула с лошади и побежала к скале. Но на этот раз мне не удалось прогнать фантом. Зеленые глаза пристально смотрели в том направлении, откуда мы прибыли. А потом хищная кошка издала долгий вой. Я испуганно отпрянула от скалы и внезапно амулет, который я все еще сжимала в руке, снова нагрелся. Я торопливо убрала руку от скалы, о которую опиралась и увидела в щели скалы какой–то предмет. От него исходили такие волны злобы, что я не задумываясь, вытащила его из трещины и бросила на землю. Предмет этот был длиной с мое предплечье и раскалился, когда я приблизила к нему амулет. Я начала топтать его каблуками сапог и топтала до тех пор, пока он не разлетелся по камням мелкими осколками.

— Харроооо! — отразилось от скал, и этот звук исходил из человеческого горла. Потом я услышала другой крик и шипение зверя.

А затем, так быстро, что я едва это заметила, мимо меня пронесся медведь, за которым следовал черный волк. Надо мной пролетела гигантская птица. Потом я увидела огромного серого волка, еще одну кошку, на этот раз

— красно–коричневую, с черными пятнами, второго черного волка: отряд всадников на боевой тропе. Но самого боя я не видела. И может быть, это было и к лучшему, потому что я услышала крики, наполненные таким ужасом, что зажала уши и забилась в щель скалы. Мое мужество покинуло меня. У меня было только одно желание: не видеть и не слышать ничего, что происходило там, где в полутьме сошлись звери и люди.

Я снова пришла в себя, когда кто–то потряс меня за плечо и назвал по имени.

— Джиллан!

Я взглянула в зеленые глаза, но на этот раз они находились не на голове кошки. Хотя я все еще видела эту кошку, но сейчас это был только шлем с фигуркой на нем…

— Она видела нас! Она знает все! — услышала я чей–то голос по ту сторону моего маленького мирка, в котором была заключена и где кроме меня был только Херрел.

— Она знает больше, чем вы думаете, братья, по отряду! Посмотрите на то, что она держит в руках!

Гнев сгущался вокруг меня и я почти ощущала его в виде плотного красного тумана.

Потом мои плечи обвила чья–то рука и поддержала меня, словно обещая безопасность.

— Прекратите! Лучше посмотрите, что она сжимает в руке! Посмотрите же

— Харл, Хизон, Хулор! В этом предмете заключено волшебство, но в этом волшебстве нет ничего злого, если только против него не будет направлено какое–нибудь зло! Харл, скажи Семь Слов, держа это в руке.

Я услышала слова или звуки, такие жесткие, что моим ушам стало больно. Слова чужой Силы.

— Ну?

— Да, это волшебство, но оно направлено только против Власти Тьмы!

— А теперь посмотрите туда!

Красный туман гнева исчез. Я снова видела, как обычно, глазами, а не чувствами. Там, где я растоптала этот предмет, в небо поднималась тоненькая ниточка маслянисто–черного дыма и скверный запах, появившийся, когда я топтала предмет, исчез. Дым медленно сформировался во что–то вроде жезла, подобного тому, какой я нашла в расщелине скалы.

Ревун, один из тех, которые используют Темные Силы.

Снова прозвучали странные слова, на этот раз произнесенные почти всеми одновременно. Жезл, сформировавшийся из дыма, покачнулся и внезапно исчез с резким щелкающим звуком.

— Вы сами видели это, — сказал Херрел. — Теперь вы знаете, что это было за колдовство. Тот, кто носит такой амулет, как и Джиллан, не может заниматься черной магией. — Джиллан, — он повернулся ко мне. — Что ты знаешь об этом только что исчезнувшем предмете?

— Амулет обжег мне руку, когда я оперлась о камень. Я увидела в камне расщелину и в ней находился тот предмет. Я… я вытащила его и раздавила сапогами на мелкие кусочки.

— Смотрите, — Херрел снова повернулся к остальным всадникам. — Мне кажется, братья по отряду, что мы должны быть благодарны ей за спасение. Если бы эта вещь все еще продолжала действовать, могло произойти вот что: мы не смогли бы избавиться от нашего боевого обличья, не смогли бы снова превратиться в людей и вернуться назад, к тем, кто не должен знать о нас правду.

Среди всадников послышалось быстрое перешептывание.

— Нам следует все это обсудить, — заявил Хальзе.

— Пусть будет так, — ответил Херрел. — И вы убедитесь в том, что здесь произошло. Но здесь, может быть, и другое колдовство, Харл, прошу тебя, взгляни на левую переднюю бабку Рошана.

Я видела, как тот всадник, у кого на шлеме была прикреплена фигурка орла, подошел к лошади Херрела, нагнулся к ее левой передней ноге и ощупал копыто.

— Путы колдовства?

— Да. И вы утверждаете, что это работа какого–нибудь нашего врага или моей леди? Может быть, — Херрел бросил долгий взгляд на каждого из присутствующих здесь всадников. — Может быть, это и было задумано, как шутка. Но это чуть было не стало причиной моей гибели, а также каждого из нас, кто пришел сюда. А может, это была совсем не шутка. Кто–то надеялся, что я остановлюсь и паду жертвой судьбы или врага?

— Тогда у тебя есть право требовать удовлетворения с помощью меча, — сказал ему Хальзе.

— Я знаю это и потребую, когда найду того, кто пытался сыграть со мной такую скверную шутку.

Херрел посадил меня в седло, а потом сел позади меня. Его руки обняли меня, но я все же чувствовала себя одиноко. Одиноко среди тех, кто, как мне казалось, ненавидел меня.

Глава 7

Потом мы где–то разбили лагерь, и я так устала, что все происшедшее казалось мне дурным сном.

На следующее утро мы поехали дальше, и я все еще чувствовала себя разбитой. Херрел ехал рядом со мной.

— Все это продлится не больше одного дня. Мы уже недалеко от Врат. Но я прошу тебя: никогда не забывать о том, чего ты должна остерегаться.

Херрел говорил так, словно опасность угрожала нам обоим. Но я все равно чувствовала себя одинокой. Не было того Херрела, на которого я бы могла положиться. Здесь был человек и зверь, и я не отваживалась довериться ни одному, ни другому.

— Мне снилось, что тут была битва, но тут не было никакой битвы, — сказала я, наизусть заучив этот урок.

— Нет, здесь не было никакой битвы, — подтвердил он.

— Итак, эта битва мне приснилась, — продолжала я. — Кто же следует по нашим следам, и какое оружие использует ваш противник, чтобы разрушить ваши чары?

Он ответил мне со всей откровенностью.

— Это были охотники из Ализона, и некоторые из них, должно быть, обучены тайному знанию и их ненависть выплеснулась наружу. То, что они направили на нас, было Темными Силами, вызывающими изменение наших тел, а затем навсегда закрепляющими это изменение. И этим мы сами себе роем могилу. Лучше бы они сделали так, чтобы мы навсегда остались людьми.

— Сколько их было? И почему они напали на нас?

— Мы насчитали двадцать человек. Их план был очень хитер. Они оставили лошадиный след, чтобы разъединить нашу группу, а потом напали на ту ее часть, которую считали наиболее слабой. А почему? Они носят щиты с гербами Халлака, и это значит, что они хотят направить нас против Халлака. Только мы не понимаем этой Черной Стрелы. Она не относится к их обычному вооружению.

Потом Херрел получил приказ ехать в арьергарде, и я присоединилась к другим девушкам. Один раз, когда Сольфинна немного отъехала вперед, возле меня появился Хальзе. Его красные медвежьи глазки изучающе смотрели на меня, словно он пытался прочесть мои мысли.

— Настоящее зрение может быть угнетающим, моя леди, — заметил он. — Оно здесь не нужно.

— Бывает и нужно, мой лорд, — ведь именно оно помогло мне обнаружить эту вещь, по крайней мере, я так думаю. И оно все еще может принести мне пользу…

Он пожал плечами.

— Может быть, мы несправедливы к вам, моя леди. Но, по крайней мере, ваши сестры не разделяют ваших сомнений. И вам это также было бы полезно.

И все же я нашла его улыбку жуткой, и когда он, наконец повернул своего коня и исчез, я поехала быстрее, чтобы догнать Кильдас. Мне вдруг стало очень неприятно ехать в одиночестве.

— Харл сказал, что у Хальзе злой язык, — заметила Кильдас. — Хотя он и проявляет необходимую вежливость, или, по крайней мере, делает вид, что проявляет. Он в ярости от того, что ему не досталось невесты.

— Может быть, его накидка была недостаточно красивой.

Она рассмеялась.

— Только пусть он не услышит этого! Он воображает, что в любом обществе он является первым. А это правда, он же выглядит таким привлекательным…

Она находит его привлекательным? Для меня он был медведем, скрытой под густым мехом опасностью.

— Красивое лицо — это еще не все.

— Ты права. И мне Хальзе не особенно нравится. Он всегда улыбается, и кажется таким довольным, но я думаю, что на самом деле это не так. Джиллан, я не знаю, что тебе сказал Херрел, но не разговаривай с Хальзе так открыто. Харл сказал мне, что между ним и Херрелом старая вражда, а после свадеб отношения между ними еще больше ухудшились. Потому, что Херрел получил то, что Хальзе хотел бы получить…

— Меня? — улыбаясь, спросила я.

— Может быть, не тебя, но невесту. Перед тем, как мы появились здесь, он много говорил о том, что его счастье было разрушено. Что его ожидания были разбиты и это стало занозой в его пальце. И другие всадники не забыли о его хвастовстве, и постоянно напоминают ему об этом. Это плохо, — она посмотрела на меня. — Прежде, чем мы встретились с ними, я думала, что все всадники похожи друг на друга и объединены в общую группу, которая думает и действует как один человек. Но они оказались такими же, как и все остальные люди; у каждого из них свои собственные мысли и мечты, ошибки и страхи.

— Тебе Харл рассказал все это?

Кильдас улыбнулась и улыбка ее была улыбкой безграничного счастья.

— Харл рассказал мне о многом… — И она снова погрузилась в мир грез и мечты, в который я не смогла последовать за ней.

Долгий день подходил к концу, но Херрела я больше не видела. Мы в конце концов достигли узкой и длинной долины, вход в которую был так тщательно скрыт деревьями и кустами, что я и не подозревала о его существовании. Там нас уже ожидали скрытые отвесными скалами походные палатки, и авангард нашей группы уже достиг их. Уже стемнело, но в руках у всадников замерцали зеленые лампы и был разведен костер. Все вокруг напоминало большой прекрасный зал.

Но, когда мы остановились, Херрел не подошел ко мне, чтобы помочь слезть с лошади. Это сделал человек, у которого на шлеме был изображен волк.

— А где Херрел? — спросила я.

— Арьергард еще не достиг этого места, леди.

И это было правдой. Честно говоря, я не могла сказать, что почувствовала облегчение и избавилась от страха, когда увидела искусно вырезанную фигурку кошки, прикрепленную к шлему, из–под которого на меня смотрели зеленые глаза.

Усталость, а я ее совсем не ощущала, пока сидела в седле, волной нахлынула на меня, когда я несгибающимися ногами приблизилась к костру. Одиночество стеной отделило меня от остальных, одиночество и то, что только я одна знала об их тайне. Мне все еще было не ясно, был ли Херрел зверем, который мог принимать внешность человека, или он был человеком, который иногда принимал облик зверя? При нашей первой встрече я с готовностью пошла на то, чтобы признать его странности, но теперь меня угнетала мысль, что у меня нет пути к отступлению. И я больше не могла думать о будущем.

— Джиллан?

Я с трудом повернула голову. Ко мне подходил Херрел. Охваченная чувством одиночества, я смотрела на человека, для которого, может быть, что–то значила. Я протянула ему руку и произнесла:

— Херрел!

Глава 8

Когда руки Херрела обняли меня, я почувствовала, как на меня нахлынули иллюзии. Теперь мы находились не в темной узкой расщелине, окруженной каменными стенами, а в самом центре цветущей весенней долины. И хотя нас все еще окружала ночь, но это была весенняя ночь. В травяном ковре, испуская сладкий аромат, распустились маленькие белые цветочки. Зелено–золотое сияние, исходящее отнюдь не от ламп, окружало палатки. Я увидела низкий стол, уставленный тарелками и кубками, а перед ними маты, на которых сидят во время еды. Все те, у кого не было невест, исчезли. Только мы, двенадцать и одна, пришли с мужчинами, которых мы выбрали, остались тут.

Херрел повел меня к столу, и я последовала за ним, околдованная в этот момент так же, как и все другие девушки. Какое это было облегчение — забыть о реальности и погрузиться в иллюзию!

Мы с Херрелом, как обычно, ели из одной тарелки. Я не могла понять, что это была за еда, я знала только, что никогда в своей жизни не ела ничего более вкусного и изысканного. И темно–красная жидкость в бокалах, стоящих перед нами, имела запах спелых, насыщенных солнцем фруктов ранней осени.

— За тебя, моя леди, — Херрел поднял бокал. Действительно ли он выпил или мне это только показалось? Когда он передал мне бокал, я только слегка смочила вином губы.

— Теперь мы наконец достигли цели нашего путешествия, мой лорд? — спросила я у Херрела.

— В известном смысле. Но это также и начало его. И мы сегодня это отпразднуем.

В этом обществе трезвы были только мы одни. Вокруг нас слышался тихий нежный смех и шепот. Все, казалось, были счастливы, но мы не включились в эту всеобщую идиллию.

— Перед нами находятся Врата и мы должны проникнуть через них? Или овладеть ими?

— Овладеть? Нет, мы не можем силой пробить себе путь. Или Врата откроются сами, или они останутся закрытыми. И если они останутся закрытыми…

Он надолго замолчал, и я решилась задать вопрос:

— И что же тогда?

— Тогда мы должны будем странствовать дальше. Но мы надеемся, что время наших странствий подошло к концу.

— Когда вы это узнаете и как?

— Когда? Утром. И как? Я не могу тебе сказать этого.

Было ясно, что он не хотел говорить мне этого.

— И что нас ожидает, когда мы минуем Врата?

Херрел глубоко вздохнул. Лицо его всегда выглядело юным, но на нем были глаза старика, а теперь мне показалось, что и глаза его стали молодыми. И от зверя… видела ли я когда–нибудь его в образе зверя?

— Как мне описать тебе это? Жизнь там совсем другая: это другой мир!

Около нас поднялась другая пара и они, крепко обнявшись, пошли к палатке. Теперь мне предстояло то, чего я всегда подсознательно боялась.

— Моя дорогая, пойдем и мы? — голос его изменился и стал мягким и нежным.

Все во мне воспротивилось, но тело мое не оттолкнуло его, когда его рука легла на мою талию. Для постороннего наблюдателя мы были обычной влюбленной парой.

— За наше счастье, — он взглянул на бокал, который все еще был в его руке. — Джиллан, выпей за наше счастье.

Это была не просьба, а приказ. Его глаза вынуждали меня пить, и я выпила. Передо мной все поплыло и иллюзия снова стала совершенной. Я без сопротивления пошла с ним.

Губы его были мягкими, ищущими, а потом требовательными и я ответила на это требование. Словно острие меча пронзило меня, и моя защитная реакция снова проснулась во мне. Нет! Это было не для меня! Это было бы концом всего, что было Джиллан, это было бы моей маленькой смертью. Против этой смерти поднялись все мои защитные силы, этому воспротивилась вся моя сила воли. Я забилась в самый дальний угол палатки и выставила руки перед собой. Потом я увидела бледное лицо Херрела, покрытое кровавыми царапинами.

— Колдунья, — я услышала, как он отодвигается от меня. — Это то, чем ты являешься на самом деле — ты колдунья, Джиллан.

Я опустила руки и взглянула на него. Он не двигался. Только лицо его было таким же решительным, как после битвы, когда он выступил против своих братьев по отряду.

— Я не знал этого, — тихо сказал он, словно понимая меня. — Я этого не знал, — он пошевелился и испуганно отпрянул назад.

— Не бойся, я не прикоснусь к тебе ни в эту ночь, ни в последующие! — Голос его звучал горько. — И в самом деле, судьба против меня. Такой, как Хальзе, принудил бы тебя для твоей же собственной пользы и для пользы всех нас. Но я не хочу делать этого. Ну, хорошо, Джиллан, ты можешь выбирать, но ты должна взять на себя все последствия твоего выбора. Может быть, ты обнаружишь, что твой выбор был неразумным.

Он, казалось, думал, что я все поняла, но его слова были для меня загадкой. Он взял меч и положил его в середине спального мата. Потом лег по другую сторону меча и закрыл глаза.

Почему? Мне нужно было задать ему столько вопросов, но лицо его было непроницаемым. Хотя он и лежал справа от меня, мне казалось, что нас отделяет друг от друга бесконечная пустыня. И я не отважилась нарушить молчание.

Я думала, что теперь мне не заснуть, но едва я легла на своей стороне от меча, как сон немедленно овладел мной.

Я проснулась на рассвете.

— Херрел? — Рука моя не ощутила холода стали. Я была в палатке одна. Но у меня было желание встать и выйти наружу, желание более сильное, чем тогда, в горах, когда оно привело меня к разоблачению лордом Имграем. Меня снова звали, но кто и куда?

Я быстро оделась и вышла наружу, в свет раннего утра. Иллюзия исчезла, остались только суровые каменные утесы и догорающий костер. Я чувствовала, что все другие девушки еще спят и проснулась только я одна. И потребность убедиться, что я не осталась здесь одна, взяла верх надо всем.

Гонимая этим желанием, я пошла к ближайшей палатке. Там лежала Кильдас, укрытая накидкой, и спала. Я заглянула в следующую палатку. Всадников нигде не было! Я вернулась к Кильдас и попыталась разбудить ее, но тщетно. Может быть, ей снился сладкий сон, потому что на ее губах играла улыбка. Мои попытки разбудить других тоже не имели успеха.

И мое беспокойство становилось все сильнее и сильнее. Кожа моя зудела: меня переполняло возбуждение, которого я не понимала. Где–то происходило что–то, что меня притягивало…

Притягивало, да, это было так! Я отключила все свои мысли и постаралась сосредоточиться на этом влечении. Мне так хотелось, чтобы оно исчезло.

Я закрыла глаза, покачнулась, как соломинка на ветру и повернулась к засыпанному щебнем концу долины. Там, это было где–то там!

Опасность… Я забыла о всякой опасности, а сознавала только магическое влечение. Я карабкалась по грудам щебня, досадуя на то, что мое платье мешает мне. Вверх, еще выше, вверх!

Моя кровь равномерно пульсировала в такт ударам сердца, но одновременно с этим пульсация чувствовалась и в воздухе, похожая на почти беззвучный барабанный бой, удары волн о мое тело, пока я карабкалась все выше и выше. Потом я услышала звук, на который во мне что–то среагировало и зуд в моем теле стал сильнее. Одновременно во мне росло разочарование, потому что я хотела узнать и понять — но не узнала ничего. Я стояла по эту сторону закрытой двери, по которой могла молотить кулаками до тех пор, пока не пойдет кровь, но я все равно не могла войти в нее, потому что не знала, как ее открыть.

Я достигла вершины этого каменного горба и взглянула вниз. Я обнаружила всадников.

Они стояли тремя рядами и лица их были обращены к концу долины. И это действительно был конец: массивная, гладкая каменная стена была непреодолима. Головы всадников были непокрыты; их шлемы и все их оружие было сложено в стороне, на место, которое находилось почти за пределами моего поля зрения. Они с пустыми руками стояли перед стеной.

Они кричали, но не голосами, а своими сердцами. Этот крик причинял мне боль, и я зажала уши руками, чтобы не слышать его. Но это не помогло мне против того, что вызвал во мне этот крик: голода, скорби, одиночества и маленького лучика надежды. Они, как осадным тараном, ударили своими чувствами в стену, чтобы пробить Врата в свою страну.

Один из них вышел вперед — это был Хирон. Я поняла это, даже не видя его лица. Он положил ладонь на каменную стену и замер, пока остальные все еще молили о доступе в свою страну. Потом отошел в сторону и его место занял другой, потом следующий и так все по очереди. Время шло, но я сознавала это так же смутно, как и всадники.

Когда последним к стене подошел Херрел, я увидела его лицо прямо перед собой, как видела его вчера вечером: оно выражало чувство утраты и безграничной тоски. Они там, внизу, не пытались воздействовать на Врата своей волей, они только молили и унижались, идя против своей природы.

Ожидали ли они теперь какого–то ответа? Херрел отошел от стены и снова вернулся на свое место в последнем ряду. И мощные удары волн их чувств не ослабевали. Я почти поверила, что все их усилия напрасны. Эта каменная стена, должно быть, стояла там такая же несокрушимая с начала времен. Или во время бесконечных странствий по степям их охватило безумие, которое заставило их пытаться сокрушить эту стену? И существовала ли вообще эта затерянная страна?

Я уже привыкла к пульсации в моем собственном теле и теперь, когда узнала, что они здесь делают, то решила проявить осторожность и подумала о возвращении в лагерь. Но когда я попыталась покинуть свой наблюдательный пост, мне не удалось этого сделать. Я была словно прикована к камням, на которых полулежала. Когда я это поняла, меня охватил страх и я вскрикнула.

Они меня заметили! Они обнаружили меня! Но ни одна голова не повернулась в мою сторону. Все глаза были устремлены на стену. Я напрягла все свои психические силы, но не смогла порвать невидимые оковы. Всадники–оборотни продолжали взывать к Силам, от которых они ждали милости, в то время, как я должна была беспомощно лежать здесь.

Я справилась с охватившей меня паникой и снова попыталась подняться. Но я не могла двигаться! Моя рука лежала на камне передо мной и я сконцентрировала внимание на своих пальцах. Давайте же, пальцы! Рука сжалась в кулак и оттолкнулась от скалы. Только рука! Рука, поднимись!

Я снова и снова отдавала мысленные приказы, и пот лился по моему лицу. Мои конечности начали повиноваться: сначала одна, потом другая. Я с трудом пошевелила ногой, согнула колено, чтобы освободиться из этой невидимой сети. Сантиметр за сантиметром я отползала назад, пока всадники не скрылись из моего поля зрения. Потом я устало вытянулась и отдохнула, прежде, чем сосредоточить свою волю на том, чтобы встать. Я стояла, пошатываясь, затем мне удалось переступить сначала одной ногой, затем, другой и чем дальше я удалялась от своего наблюдательного поста, тем свободнее становились мои движения.

Лучи солнца проникли в долину и упали мне на лицо и мои истерзанные руки, согрев их. Когда я повернулась спиной к каменному горбу, который отделял меня от всадников, я снова смогла двигаться нормально. И теперь мне только хотелось достичь лагеря и найти там убежище.

Однако едва лишь я сделала несколько шагов, как услышала удар колокола, похожий на тот, что звучал с колокольни монастыря, призывая к молитве; только этот удар был звучнее и глубже. Звук, казалось, исходил отовсюду: с неба, из–под камней у меня под ногами, от окружающих скал. И с этим гулом, казалось, все пришло в движение, все, что было прочньм и неподвижным, вдруг закачалось. Вниз посыпались камни. Моя рука, в которую попал камень, стала бесчувственной.

Эхо этого колокольного гула, который теперь уже прекратился, катясь вдоль горной цепи, было таким же громким. Никакие боевые барабаны, никакие гонги в замках, никакие другие звуки, которые я когда–либо слышала, не могли сравниться с этим гулом.

Итак, они достигли своего, и их закрытые Врата открылись. Их родина была перед ними. Их! А не моя…

Снова покатились падающие камни, и я огляделась. На меня смотрели пылающие глаза медведя, за медведем я увидела узкую морду волка и услышала удары крыльев орла. Люди–оборотни или звери?

А потом они снова стали людьми, а не зверями, Херрел пробивался через отряд вперед.

— Убить!

Вылетел ли этот приказ из горла волка, из клюва орла или же это было ржание жеребца? Слышала ли я это вообще или только прочитала это в их глазах?

— Я не могу убить ее, — сказал Херрел. — Разве вы не понимаете, что дал нам случай? Она из рода Мудрых: в ней течет кровь колдуньи!

Хирон подошел поближе, стал рассматривать меня прищуренными глазами и от его внимания не ускользнула ни измятая одежда, ни мои окровавленные руки.

— Почему ты пришла сюда? — спросил он, и голос его был спокоен, очень спокоен.

— Я проснулась… И меня позвали.

— Разве я вам ничего не говорил? — вмешался Херрел. — Настоящая кровь должна ответить на то, что мы…

— Замолчи! — приказ был похож на удар бича и я увидела, что тело Херрела напряглось и глаза его засверкали. Он повиновался, но неохотно.

— И куда же ты пошла?

— Туда, вверх, — я указала на вершину каменного горба, с которого наблюдала за их призывами.

— И все же ты не свалилась вниз, — медленно сказал Хирон. — Ты даже ухитрилась спуститься обратно сюда.

— Убей!

Это был Хальзе? Или кто–то другой? Но Хирон покачал головой.

— Она не добыча для хищников, братья по отряду. — Он поднял руку и указал на символ, сгустившийся в воздухе между нами. Сначала возник туманный зеленоватый след, потом зеленое стало синим, а потом, когда линии стали бледнеть, серым.

— Да будет так, — Хирон произнес эти три слова, объявляя свое решение.

— Теперь мы знаем.

Он больше не шевелился, но Херрел подошел ко мне, и я протянула ему руку. Мы медленно пошли прочь, и всадники следовали за нами на некотором расстоянии, которое становилось все больше и больше.

— Ваши Врата открылись?

— Они открылись.

Мы подошли к палаткам. Костер погас, и мы никого не увидели. Другие девушки, должно быть, еще спали. Почему же я не спала вместе с ними? С тех пор, как мы пересекли Перевал Соколов, я вообще уже ничего больше не делила с другими.

Херрел привел меня обратно в лагерь, в палатку, в которой мы провели ночь, отделенные друг от друга мечом… Я так устала, что только хотела погрузиться во тьму сна и все забыть. Я легла и закрыла глаза. И мне показалось, что я заснула.

Если бы я знала как правильно применять свои особые способности, которые использовала как неумелый ребенок, играющий опасным оружием, то может быть, смогла бы защититься от того, что произошло со мной в эту ночь. А Хирон, проведя испытание, узнал, чем на самом деле я была вооружена: хотя во мне и текла кровь колдуньи, я совершенно не осознавала этого и не могла направить свои способности против того, что он мог со мной сделать.

И единственную возможную защиту, которую Херрел возвел между мной и остальными всадниками, сама же уничтожила. Но я поняла это намного позже.

Хирон действовал быстро и на его стороне был весь отряд. Они были очень сильны в наведении иллюзий, но иллюзии эти могли быть как простыми, так и очень сложными. И открытые Врата позволили им сделать это. Они присоединились к источникам энергии, которые долгое время были закрыты для них.

Я проснулась. Херрел стоял надо мной с кубком в руках. Лицо его было озабоченным и прикосновение осторожным. Он хотел, чтобы я выпила содержимое кубка — ту живительную жидкость, которую я однажды пила. Я вспомнила ее вкус, ее пряный запах. Херрел… я протянула руку, и она показалась мне невероятно тяжелой, так трудно было ее поднять. На щеках Херрела оставались следы моих ногтей. Почему я кому–то сделала плохо… тому… тому?

Но на этих щеках не было никаких следов! Херрел? Эти глаза… глаза коня или медведя? Мои веки были так тяжелы, что я не могла держать глаза открытыми.

Но, хотя я не могла видеть, мне показалось, что, по крайней мере, слух еще не отказал мне. Я слышала движение в палатке вокруг меня. Потом меня подняли и понесли… Я парила, отрешившись от всего, что слышали мои уши.

— … кого я должна бояться.

— Его? — усмешка. — Она не видит нас, брат! Она не может больше пошевелиться и не имеет ни малейшего понятия о том, что мы хотим с ней сделать.

— Да, она едва ли поедет с нами утром.

Это было похоже на удар чужой воли, на требование всадников там, в долине, перед каменной стеной, но теперь их объединенная воля образовывала огромное давящее облако, которое сталкивало меня в бездну и у меня не было никакой надежды защититься от него.

Глава 9

Меня окружал пепельно–серый лес. Я знала, что за мной охотятся. У меня не было ни оружия, ни защиты, но я не бежала прочь. Я прислонилась спиной к сухому дереву и ждала.

Ветер шелестел блеклыми листьями — нет, это был не ветер, это была чья–то воля, которая нахлынула на меня таким мощным потоком, что задрожали листья. Я вынудила себя оставаться на месте и ждать.

Бледные серые тени появились между деревьями и их бесформенные очертания казались чудовищными. Но я спокойно ждала и они, хотя и собирались угрожающе за деревьями, но не нападали.

За дуновением ветра последовал жалобный звук, такой высокий и резкий, что от него стало больно ушам. Тени закачались и разлетелись. И из леса вышли те, у которых были тела: медведь, волк, орел, кабан и другие, о которых я ничего не могла сказать. Они шли на задних ногах и это делало их еще более ужасными, чем если бы они шли на всех четырех.

Я судорожно попыталась заговорить с ними. Если бы мне удалось произнести их имена вслух! Но горло мое словно перехватило.

Позади зверей снова собирались тени и очертания их размывались, формировались и снова расплывались, так что я знала только то, что существа эти были ужасны и враждебны человеку. Звери отступили в сторону и освободили место для своего Предводителя, огромного дикого жеребца. Он тоже стоял на задних ногах и держал в человеческих руках оружие — серо–белый лук, кое–где посеребренный и тетива его зеленовато мерцала.

Медведь подал ему стрелу, и стрела тоже была зеленая. Казалось, что древко ее сделано из луча света.

— Во имя Костей Смерти, Власти Серебра и Силы нашей Воли… — ни одного произнесенного вслух слова, но слова этого угрожающего заклинания болезненно отдавались у меня в голове. — Мы разъединяем от имени этих троих, и никто больше не будет в силах их соединить!

Стрела была наложена на мерцающую тетиву. В это мгновение мне хотелось бежать, но их объединенная воля держала меня с такой силой, словно я была прикована к дереву. И тетива выпустила стрелу.

Холод, нестерпимый холод, который так глубоко проник в меня, что превратился в боль, которую я должна была вынести. Я все еще стояла, прислонившись к дереву — или уже нет? Потому, что я видела всю эту сцену своим странным двойным зрением, словно некто, к кому все это не имело отношения. Тут была Джиллан, которая стояла, прислонившись к дереву и другая Джиллан, лежащая на земле. Потом стоящая Джиллан подошла к животным, которые окружили ее и вместе с ней исчезли среди деревьев. Но лежащая Джиллан не пошевелилась. А потом я внезапно стала лежащей Джиллан. И все еще был холод, такой пронизывающий, какого я никогда еще не чувствовала.

Я открыла глаза. Моя память снова вернулась ко мне. Эти скалы я уже видела… Это была долина, в которой находились Врата, ведущие в затерянную страну всадников. Но долина была покинута. Тут не было больше ни палаток, ни верховых животных, привязанных рядом. Падал снег, но он еще не успел покрыть кострище с почерневшими камнями. Огонь, тепло, чтобы прогнать этот болезненный холод из моего тела!

Я на четвереньках подползла к камням и погрузила пальцы в золу. Но зола уже давно остыла и была так же холодна, как и моя рука.

— Херрел! Кильдас! Херрел! — громко прокричала я, и звук этих имен отразился от каменных стен. Но не было никакого ответа. Лагерь был свернут и все, кто был в нем, ушли!

Я не могла поверить, что это был сон. Это была правда, и я испугалась этой правды. По–видимому, всадники действительно освободились от той, которая была им не нужна, и освободились очень простым способом: они оставили ее в дикой местности.

У меня есть две ноги… я могу идти… могу последовать за ними…

Я, шатаясь, поднялась на ноги и пошла в долину. И тут — она снова была здесь — высокая, все закрывающая стена! И были ли здесь когда–нибудь Врата? Я не видела их! Но если они были, они снова закрылись!

Мне было так холодно, мне хотелось лечь на снег и заснуть, и чтобы никогда не проснуться от этого сна. А может быть это не сон, а что–то означает этот пепельно–серый лес и эти ужасные тени! Я с большим трудом опять вскарабкалась на каменный горб. Меховая подстилка, на которой я лежала, была покрыта снегом. А возле подстилки находилось что–то еще: моя сумка с лекарствами.

Почти бесчувственными от холода пальцами я достала флакончик, отпила из него и подождала, пока тепло не распространится по моему телу. Но ничего не произошло. Мне казалось, что какая–то часть меня была заморожена или удалена и образовавшаяся на ее месте пустота заполнилась льдом. Но голова была ясной и руки повиновались мозгу.

У меня остались подстилка, сумка и одежда для путешествий, которая была надета на мне. И больше ничего: ни оружия, ни пищи.

Я нашла немного дров, которые всадники везли с собой, отнесла их к костру и положила там. Потом кончиком пальца намазала мазь на две ветки и добавила несколько капель жидкости из одного флакона. Вспыхнуло пламя и быстро охватило все дрова. Всадники поступили очень глупо, оставив мне мою сумку. Я знала, что в ней находилось, а они и представить себе этого не могли.

Тепло согрело мои руки, мое лицо, мое тело. Да, это было тепло. Но внутри меня все еще царил холод, леденящая пустота. Наконец; мне удалось найти верное слово для того, что я чувствовала. Я была опустошена — или, вернее, меня опустошили. Но что именно у меня отобрали? Не жизнь, потому что я двигалась и дышала, испытывала голод и жажду. Укрепляющее питье, из сумки смягчило муки голода, а жажду я утолила снегом. Но я была опустошена и никогда не буду чувствовать себя нормально, пока у меня снова не будет того, что у меня отобрали.

То, мое, что увезли с собой звери, мне необходимо и я должна снова это обрести. Было ли это на самом деле сном? Нет, это был не только сон. Они использовали против меня свое колдовство, пока я спала — в последнюю ночь? А как долго я находилась здесь? По слухам, с помощью колдовства, можно было даже менять время для самого себя. Они оставили меня опустошенной и холодной в мире сна, и, может быть, восприняли это как один из видов смерти. Но на тот случай, если им не удастся устранить меня с помощью колдовства, как это не удавалось раньше, они оставили умирать меня здесь, в этой глуши. Но почему они меня так боятся или ненавидят? Потому что не могут околдовать меня и я не подчинилась их воле, как другие девушки из долины?

«Колдунья» — назвал меня Херрел и он, казалось, хорошо знал, о чем говорил. Была ли я действительно колдуньей? Но я не знала своих сил и не могла обращаться с ними. Колдунья, которая была покалечена и стала неполноценной, такой, как, по утверждению Херрела, был неполноценным он сам. Неполноценен?

Я взглянула на каменную стену, где не было больше никаких Врат. То, что сделало бы меня полноценной, исчезло за этой скалой. Но оно притягивало меня — оно действительно притягивало меня! Пока мое тело отдыхало, мой разум работал, и я все сильнее и сильнее чувствовала это влечение. Мне казалось, что я в самом деле вижу те нити, которые идут от меня прямо в эту скалу.

Потом снег прекратился, и дрова в костре почти прогорели. Я должна была найти какой–нибудь способ проникнуть через этот барьер или перебраться через него.

— Стой! Остановись!

Я вздрогнула. В долину въезжали люди и на них тоже были шлемы с гербами и забралами. Меховые накидки были короткими, а сапоги украшали шпоры.

Охотники из Ализона?

Я не шелохнулась. Стрелы в их натянутых луках были направлены на меня.

— Женщина! — Один из них объехал меня, вылез из седла и побежал ко мне. В шлеме он выглядел еще более чужим, чем всадники–оборотни.

У меня не было возможности для бегства. Если я попытаюсь вскарабкаться на скалу, они без труда схватят меня, а если побегу к Вратам, то попаду в ловушку.

То, что я никуда не бежала, удивило его. Он медленно подошел ко мне, перевел взгляд с костра на меня, а потом на своих спутников.

— Может быть, твои друзья бросили тебя, а?

— Осторожнее, Смаркл! — резко крикнул один из его товарищей, — разве ты никогда не слышал о засаде с приманкой?

Он тотчас же остановился и прижался к скале. Воцарилось долгое молчание. Люди сидели в седлах и ждали, их стрелы были направлены на меня.

— Эй ты, там, иди к нам! — крикнул наконец один из всадников. — Иди сюда или мы тебя пристрелим!

Может быть было бы лучше не подчиняться им и умереть быстрой, чистой смертью. Но во мне возник какой–то порыв, более сильный, чем все остальные чувства, мне так необходимо было получить обратно то, что я утратила, и потому я не могла так просто расстаться с жизнью. Я прошла мимо кострища, к скале, за которой меня с нетерпением ждал Смаркл.

— Это одна из девушек Дэйла, капитан! — крикнул он остальным.

— Иди сюда, ты!

Я медленно пошла дальше. Насколько я видела, тут были четыре воина, командир и Смаркл. Сколько всего их въехало в долину, я не знала. Очевидно, они последовали сюда за всадниками–оборотнями, поэтому и углубились так далеко в степь на большое расстояние от моря, которое было для этих людей единственным путем на их родину и где их могли подобрать корабли. Как сказал Херрел, они были в отчаянии и им нечего было больше терять и ничто не могло их остановить. И они были чудовищами, еще более страшными, чем всадники–оборотни.

— Кто ты? — резко спросил старший.

— Невеста из Дэйла, — я сказала правду.

— А где остальные?

— Уехали дальше.

— Уехали дальше? И оставили тебя здесь? Ты считаешь нас идиотами…

На меня нашло вдохновение.

— Я больна горной лихорадкой, а для них она вдвойне опасна. Разве вы не знаете, что всадники–оборотни не такие, как мы?

— Что ты об этом думаешь, капитан? — спросил Смаркл. — Если бы это была ловушка, они бы уже давно уничтожили нас…

— Держи ее крепче!

Смаркл подошел ко мне и прижал меня всем весом своего тела к скале. Дыхание его было жарким и дурно пахнущим, и глаза, которые я видела через прорези его шлема, голодно сверкали. Потом он оторвал меня от скалы и крепко сжал, хотя я и не думала сопротивляться.

— Она не из Халлака! — один из солдат нагнулся и уставился на меня. — Вы видели когда–нибудь, чтобы у кого–нибудь из них были такие волосы?

Косы мои распустились, и на фоне снега они казались еще более черными и еще сильнее бросались в глаза. Люди из Ализона осмотрели меня сверху донизу, и мне показалось, что я заметила в их глазах настороженность, так, словно они внезапно почувствовали себя не в своей тарелке.

— Рота Клатара! — выругался один из солдат. — Взгляните на нее! Слыхали ли вы когда–нибудь о таком?

Губы капитана изогнулись под забралом в недовольной гримасе.

— Да, Тактор, я слышал о подобных ей, но, конечно, не в этой стране. Но я также слыхал, что есть одно средство обезвредить такую колдунью, очень приятное средство…

Смаркл усмехнулся и еще крепче сжал мою руку.

— Вы не должны глядеть ей в глаза, капитан. Она таким образом может выбить человека из седла. Колдуньи из Эсткарпа знают, как околдовать смертного мужчину.

— Вполне возможно. Но она же тоже смертная. В любом случае, у нас есть великолепное развлечение.

Я не имела ни малейшего понятия, о чем они говорили. Насколько я поняла, они очевидно думали, что я принадлежу к одной из враждебных им рас.

— Принесите топлива для костра, — сказал предводитель солдатам. — Здесь становится холодно. Солнце заходит за скалы.

— Капитан, — сказал Тактор, — почему она осталась здесь, если не для того, чтобы причинить нам вред?

— Причинить нам вред? Может быть. Но я скорее думаю, что они обнаружили то, что она из себя представляет и поэтому оставили ее здесь!

— Но эти дьяволы тоже кое–что смыслят в магии!

— Да, это так. Но и волки в стае нападают друг на друга, когда голод достаточно силен. Может быть, между ними произошла ссора, о которой мы ничего не знаем. Может быть даже, эти овцы из долины придумали план, и эту девчонку привезли контрабандой, чтобы нарушить договор. Если это так, то, значит, ее предали или раскрыли. В любом случае, они ее бросили, и мы с ее помощью узнаем кое–что!

Смаркл все сильнее сжимал мою руку, и его прикосновение было оскорблением, и я почувствовала стыд, понимая, о чем они говорят. Во мне все еще оставалось какое–то чувство, какое–то слабое воспоминание о том, что когда–то я была живой и мне было так хорошо.

Они набрали много дров. Когда–то видимо давно в этой долине протекала река, и теперь между камней валялось множество обломков деревьев. Мужчины развели костер, и я словно воспрянула к новой жизни. Смаркл набросил на мои руки и плечи кожаную петлю, потом связал мне лодыжки, и, таким образом, я стала их пленницей.

Их физический голод, казалось, пересиливал другой голод, потому что они принесли ременные силки с какой–то птицей и крупного кролика, которых они разделали и подвесили над костром.

Предводитель стоял передо мной, широко расставив ноги.

— Колдунья, куда поехали всадники–оборотни?

— Дальше.

— И они оставили тебя, потому что обнаружили, кем ты являешься?

— Да, — это могло быть так или не так, но, вероятно, он был прав.

— И их колдовство было таким же могущественным, как и твое…

— Я не могу судить об их могуществе.

Он задумался над этим, и мне показалось, что ему не понравились его собственные мысли.

— Что находится там, дальше, впереди?

— Теперь там нет ничего, — честно ответила я.

— Что же, они улетели или превратились в воздух? — Смаркл грубо рванул веревки на моих лодыжках. — Тебе не удастся обмануть нас, колдунья!

— Всадники проехали через Врата, и они снова закрылись за ними.

Предводитель взглянул на солнце, которое уже почти скрылось за скалами и длинные тени протянулись по долине. Потом предводитель осмотрел долину. Видимо, ему не понравилось то, что он увидел, но он был опытным воином, и сам хотел убедиться в правдивости сказанного мною. Движением руки он подозвал двух солдат, они вытащили мечи и стали карабкаться по насыпи на каменный горб.

В тени скалы я заметила наплечный ремень своей сумки и надеялась, что они не обратили на него внимания. Я должна сама заполучить свою сумку, чтобы начать «колдовать»…

Капитан снова повернулся ко мне, чтобы продолжить допрос.

— Куда они ушли? Что находится за этим барьером?

— Я не знаю этого. Знаю только, что они искали другую страну.

Командир поднял забрало и снял шлем. Его волосы были очень светлыми, но не тепло–золотистыми или красно–коричневыми, как у мужчин Дэйла, а почти белыми, как у старика, но только он не был стар. У него был подвижный, крупный нос, похожий на клюв орла, высокие скулы и маленькие глазки с узкими веками. Я увидела на его лице следы усталости и напряжения, как у человека, который находился уже на пределе выдержки. Он опустился на камень, больше не обращая на меня внимания, и уставился на пламя костра.

Немного позднее вернулись разведчики.

— Кучи упавшего щебня и скалы. Они не могли уйти этим путем.

— Но они не проехали сюда, в долину, — неуверенно сказал другой разведчик. — Если они вернулись, они не могли проехать мимо нас. Они приехали сюда — а потом исчезли!

Взгляд предводителя снова уставился на меня.

— Как?

— Наверное, с помощью волшебства. Они просили о том, чтобы им открыли Врата. Так и произошло.

К сожалению. Врата открылись для них, а не для меня, не меня это не могло удержать, также, как и этих людей. Где–то по другую сторону каменного барьера сейчас находилась часть меня. Она притягивала и звала, желая, чтобы мы снова стали единым целым.

— Она, наверное, сможет привести нас туда… — Тактор кивнул в сторону каменного барьера. — Говорят, что этим колдуньям подчиняются ветер и волны, земля и небо, растения и животные.

— Но ведь колдунья одна; разве может она сделать это, если она никогда прежде не пользовалась своей силой? — Капитан покачал головой. — Вы думаете, она осталась бы здесь и стала бы дожидаться нас, если бы сама могла последовать за всадниками тем же путем. Нет, мы, наверное, потеряли свою добычу…

Смаркл провел языком по губам, увлажняя их.

— Что мы будем теперь делать, капитан?

Тот пожал плечами.

— Поедим, а потом… — он с ухмылкой взглянул на меня, — потом развлечемся с ней. А завтра утром составим новый план.

Один из них усмехнулся, а другой ударил по плечу своего спутника. Они отбросили мысли о завтрашнем дне и жили лишь настоящим моментом, как это было в обычае у воинов. Я взглянула на мясо, жарящееся на костре. Скоро оно уже будет готово. Они поедят, а дальше…

До сих пор я оставалась пассивной. Хотя меня и связали, но не обращались со мной жестоко. Но время шло. Они поедят, а потом…

Но у меня было знание. Это было внутри меня, я была уверена, что смогу использовать этот оставшийся у меня час, как щит и меч, если перейду в нападение. Воля — я всегда могла противопоставить всему свою волю. Сила воли… Могла ли я так сконцентрировать силу своей воли, чтобы она стала оружием?

Глава 10

Мои отчаянные мысли все время возвращались к моей сумке с лекарствами и снадобьями. Мужчины пригоршнями набрали снега в маленький котелок, который поставили у костра. Две маленькие капли из одного флакончика в этот котелок, и… Но как мне сделать это?

Они ели, и запах жареного мяса снова пробудил во мне голод. Они не предлагали мне еды, и я знала, почему они так делают. Что бы со мной они ни сделали этой ночью — завтра утром они поедут дальше без меня. Почему они должны обременять себя женщиной, которая, к тому же, была еще и опасной колдуньей?

Сумка. Я пыталась не задерживать на ней свой взгляд, чтобы они случайно не проследили за моими глазами и не заметили ее. Но потом я все–таки украдкой взглянула туда и испугалась. Это, наверное, были фокусы света костра, потому что сумка лежала теперь на освещенном месте и ее мог увидеть каждый, кто поднял бы голову. Но как это было возможно? Она сначала находилась между камнями, а теперь лежала на порядочном расстоянии от них! Казалось, что в ответ на мой молчаливый зов у сумки появились ноги и она смогла передвигаться.

Крышка у сумки была застегнута. Я больше не осмеливалась глядеть на сумку, а глядела на пламя костра и сосредоточилась на том, чтобы мысленно отпереть застежку. Насколько легко было действовать пальцами, настолько тяжело было проделать весь этот процесс в уме.

Так: шпенек в металлической щелке, теперь опустить его вниз. Так. Теперь повернуть. Верхний шпенек вынуть из щелки. Не рискнуть ли мне оглянуться, чтобы проверить, подчиняется ли сумка моему желанию? Нет, лучше не надо.

А теперь: как были расположены пузырьки там, внутри? Когда я заполняла сумку, я совала их внутрь в темной рабочей комнате монахини Алюзан. Я так углубилась в свои воспоминания, что четверо мужчин, сидящих у костра, перестали для меня существовать. В сумке было пять карманов, в которые я и рассовала пузырьки. Я надеялась, что моя память не обманет меня именно теперь, когда я так надеялась на нее.

Одна из маленьких трубочек–пузырьков была не из стекла, а из кости, и закрыта затычкой из черного камня. Наружу из сумки, трубочка! Я опустила голову на колени, спрятав лицо в тени, и отважилась взглянуть на сумку. Воины Ализона, наверное, подумали, что я впала в отчаяние, и создать именно такое впечатление входило в мои планы.

Трубочка — наружу! Движение под крышкой сумки. Теперь я поверила в свои силы, но до этого мгновения я даже и не отваживалась подумать, что у меня что–то получится. И в результате увиденного мое удивление было так велико, что я сама чуть не свела на нет все сделанное мной. Я снова сконцентрировала свою волю и увидела трубочку, высовывающуюся из–под кожаной крышки сумки, а потом она, хорошо видимая, упала на землю.

Трубочка… в котелок. Горячее жирное мясо так хорошо пахнет. Трубочка, в котелок! Маленькая костяная трубочка приподнялась и устремилась в том направлении, куда я хотела ее послать. Я вложила в этот приказ всю свою силу воли.

Она не летела с быстротой стрелы. Временами она опускалась на землю, когда воля моя слабела и концентрация усилий спадала. Но я сделала это. Трубочка упала в тающий снег в котелке и ни один из воинов Ализона не заметил этого.

А теперь последнее. Затычка из черного камня — долой! Пот бежал по моим вискам и плечам. Затычка — долой! Я старалась изо всех сил, но у меня не было никакой возможности узнать, удалось ли задуманное.

Рука схватила котелок. Я затаила дыхание, когда в воду опустили маленький рог для питья. Видели ли солдаты, что находилось в котелке? Выполнила ли трубочка мой приказ? Солдат жадно выпил воду из рога, а за ним еще один сделал то же. Выпили трое, четверо. А теперь Смаркл. А капитан? Только он не пил.

Они закончили ужин и разбросали обглоданные кости между камней. Моя отсрочка кончилась. Капитан не пил. Глядя на остальных, я не замечала, что мое снадобье как–то подействовало на них. Может быть, затычка не… Но теперь уже было слишком поздно пробовать еще раз.

Смаркл встал и, ухмыляясь, вытер руки о бедра.

— Теперь наступило время для удовольствия, капитан? И вот только теперь предводитель повернулся к котелку с водой. Я сосредоточилась на нем и попыталась подчинить его своей воле. Его мучит жажда, он должен напиться! И он напился большими глотками, прежде чем ответить Смарклу.

— Как хочешь…

Смаркл испустил ликующий крик и пошел ко мне под смех и поощряющие крики своих спутников. Он поднял меня, прижал к себе и рванул на мне одежду, хотя я защищалась, как только могла.

— Смаркл! — раздался крик, но тот лишь улыбнулся и дохнул своим смрадным дыханием мне в лицо.

— Ты должен подождать своей очереди, Мацик. Каждый возьмет ее по очереди.

— Но ты только посмотри, посмотри! Капитан, Смаркл! Один из солдат взволнованно указал на землю. — Она… она не отбрасывает тени!

Смаркл испуганно отпустил меня, и я, так же, как и другие, уставилась на землю. Костер ярко пылал и тени мужчин были великолепно видны. Но я — я не отбрасывала никакой тени. Я пошевелилась, но ни на камнях, ни на земле не появилось никакого движения.

— Но она действительно существует, говорю я вам! — крикнул Смаркл. — Я касался ее, она на самом деле существует! Посмотрите сами, если вы мне не верите!

Но остальные отступили назад, качая головами.

— Капитан, ты знаешь о колдуньях достаточно много, — умоляюще спросил Смаркл, — могут они заставить человека видеть то, чего нет на самом деле? Они же живые и существуют на самом деле, и мы достаточно легко можем уничтожить все их колдовские способности, и при этом доставить себе немалое удовольствие.

— Если она захочет, вы можете почувствовать то, чего нет на самом деле, — ответил один из солдат. — Может быть, это вообще не женщина, а оборотень, который остался здесь, чтобы задержать нас, пока отряд не вернется, чтобы нас уничтожить. Убейте ее, и тогда мы узнаем, существует ли она на самом деле или это всего лишь иллюзия. Используйте проклятую стрелу…

— Когда у нас будет еще одна, я использую эту стрелу, Ясмик, — вмешался капитан. — Но у нас только одна. Колдунья она или оборотень, но у нее есть колдовские силы. А сейчас мы посмотрим, что она может сделать против холодной стали.

Он поднял меч и направился ко мне.

— Ааааа!… — Это был крик испуга, закончившийся вздохом, и солдат, первым выпивший воду, пошатнулся, и, ища поддержки, схватился за своих спутников и упал на землю, потянув других за собой. Потом пошатнулся и упал еще один человек.

— Колдовство! — Капитан ударил меня мечом, но лезвие скользнуло по моим ребрам и руке. Оно рассекло мышцы, но не нанесло смертельного ранения, как он рассчитывал, а потом лезвие меча с силой ударилось о скалу за моей спиной. Лицо воина исказилось от ярости и страха и он уже готов был замахнуться снова.

Но придушенный крик еще одного солдата у костра отвлек его внимание и он повернул голову в его сторону. Некоторые из его людей уже неподвижно лежали на земле, другие шатались, как пьяные и старались удержаться на ногах. Капитан провел рукой по глазам, словно стараясь очистить их. Потом он ударил во второй раз, и на этот раз лезвие рассекло мою одежду. Затем он опустился на колени и упал на камни лицом вниз.

Я прижала руку к своему боку и почувствовала как потекла кровь.

Но я не решалась пошевелиться, потому что некоторые из солдат все еще держались на ногах. Двое из них пытались достать меня, вытянув оружие, но в конце концов на ногах осталась только я одна, все остальные уже лежали на земле.

Они не были мертвы, и как долго будет действовать на них снадобье, в какой пропорции оно было разбавлено и сколько его было выпито, я не знала. Я должна была исчезнуть отсюда прежде, чем они придут в себя. Но куда мне идти? Когда я убедилась, что все они потеряли сознание, я подошла к сумке, которую открыла силой своей воли, и достала оттуда мазь и бинты. Обработав свои раны, обошла всех своих врагов и взяла у них те вещи, которые понадобятся мне в борьбе за выживание. Я заткнула за пояс длинный охотничий нож, а потом нашла пищу: компактный рацион, который был у всех воинов Ализона. Они, должно быть, не пользовались им, и жили только охотой, если это им удавалось. Мечи, луки и полные колчаны стрел я собрала и бросила в огонь — лезвия мечей не пострадают, но все остальное будет уничтожено. Потом я прогнала в долину их лошадей: напугала их и они убежали.

Я обрезала длинную юбку своего костюма для путешествий и покрепче привязала то, что мне было нужно, к поясу, чтобы не мешало, когда я буду карабкаться по скалам. А карабкаться мне придется, потому что только таким способом я могла добраться туда, куда мне было нужно. И хотя сейчас уже была ночь, я должна была отправиться в путь, чтобы быть отсюда на приличном расстоянии к тому времени, когда спящие солдаты Ализона проснутся.

Было бессмысленно пытаться преодолеть каменный барьер, который маскировал Врата всадников, на поверхности этой отвесной стены нигде не было места, чтобы поставить ногу или зацепиться пальцами. Итак, оставались каменные стены долины; галечные осыпи представляли главную опасность на этом пути. Но властный призыв, который гнал меня на север, в последние часы стал еще мощнее.

Я начала карабкаться вверх. У меня было одно преимущество: я никогда не боялась высоты. И часто слышала, как охотники в горах говорили, что во время подъема нельзя оглядываться назад или смотреть вниз. Но мне казалось, что я двигаюсь вперед ужасно медленно, и все время боялась, что одно неверное движение — и я свалюсь вниз. Также я не знала, когда проснутся охотники Ализона и начнут преследовать меня.

Я поднималась все выше и выше, и мгновения казались мне часами. Я дважды в ужасе цеплялась за скалу, когда тяжелые каменные обломки громыхали мимо меня, пролетая на расстоянии нескольких миллиметров от моего тела. Наконец я достигла расщелины в скале, куда можно было поставить ногу. Я забралась внутрь этой расщелины и пробиралась все дальше и дальше, пока, наконец, не выбралась на относительно ровную площадку, видимо вершину этой скалы, и, споткнувшись о кусок льда, упала. Тело мое так устало, что больше мне не повиновалось.

Через некоторое время я немного отдохнула и заползла в щель между двумя скалами. Отвязала со спины меховую подстилку и накрылась ею.

Когда я начинала подъем, луна стояла высоко в небе, а теперь она побледнела также, как и звезды. Я достигла вершины самой высокой скалы, и на этом же уровне должен быть гребень каменного барьера. Я не спала, но погрузилась в какое–то странное состояние двойственности чувств. Время от времени я видела себя скорчившейся между двумя скалами, словно смотрела со стороны, а потом снова оказывалась в другом месте, полном света, тепла и людей, которых я старалась рассмотреть почетче, но это мне не удавалось.

Мазь оказывала свое действие, рана на боку перестала кровоточить, а меховая подстилка несколько защищала меня от холода. Но беспокойство снова охватило меня: стремление идти дальше. Занимался рассвет и заря окрасила небо в красный цвет. По ту сторону зубцов скал, которые в последнее время своими тенями скрывали меня, находилась пересеченная местность, хаос выветренных скал и камней. Я придерживалась края долины, чтобы не заблудиться. Каменный барьер был около четырех метров шириной, и позади тянулась такая же узкая долина, как и та, по стене которой я вскарабкалась сюда. Только каменные стены здесь были так круты, что о спуске нечего было и думать. Мне приходилось пробираться вперед по верхнему краю стены долины и надеяться, что все же удастся найти более удобное место для спуска.

А потом я внезапно увидела разницу в камнях вокруг меня. Они теперь были не серого цвета, а темного, зелено–голубого, и также я заметила, что эти камни, иногда даже больше меня самой, казались неестественными в той местности, где, я находилась. Я немного отдохнула и подкрепилась тем рационом, что забрала у ализонцев. И пока я ела и смотрела на цветные камни, я все больше и больше убеждалась в том, что они попали сюда не естественным путем.

Вдруг голова моя внезапно закружилась, глаза закрылись, а потом снова открылись. Как и в свадебной роще всадников я второй раз увидела здесь картины, которые растворялись друг в друге, пока совершенно не перепутались, и стали волнами сменять друг друга. На мгновение немного правее меня показалась тропинка, и, хотя я не смотрела туда, в следующее мгновение она исчезла и там снова появились каменные обломки. Я была уверена, что причиной этого двойного зрения была не слабость, а, скорее затуманивание сознания. Если это будет продолжаться и дальше, я едва ли осмелюсь двинуться вперед из страха, что глаза предадут меня и я сделаю неверный шаг.

На этот раз я только на мгновение смогла завладеть этим двойным зрением. И каждая попытка, которую я предпринимала, очень утомляла меня. Во мне все больше нарастало желание продолжать путь, сейчас же и без промедления.

Я встала, но непрерывно меняющиеся перед моими глазами картины так закружили мне голову, что я изо всех сил вцепилась в скалу. Казалось, что даже почва под ногами больше не была прочной. Я была пленницей этого хаоса, и не было никакой возможности для бегства. Я закрыла глаза и долго стояла неподвижно. Потом осторожно вытянула вперед ногу, и она уперлась в изменяющуюся, но остающуюся твердой землю. Я двигалась, ощупывая, пространство вокруг себя руками и они наткнулись на твердый камень. Но когда я снова с надеждой открыла глаза, эти взаимопроникающие картины были все еще здесь, и тут я закричала…

Я подняла свою сумку и меховую подстилку и попыталась мыслить логично. Я была уверена, что здесь какой–то обман или мое зрение путала галлюцинация, которая затрагивала только зрение, но не осязание. Поэтому пришлось продвигаться вперед на ощупь. Но я не могла больше ориентироваться по каменным утесам и, может быть, стала бы ходить по кругу. Что же все время заставляло меня следовать за всадниками? Могла ли я вслепую пройти через весь этот хаос? Но у меня не было другого выбора, кроме как попытаться сделать это.

Я решительно закрыла глаза, вытянула руки и пошла в том направлении, куда меня влекло. Это было нелегко, и я шла вперед очень медленно. Несмотря на вытянутые руки, я все время натыкалась на обломки скал. Часто останавливалась и открывала глаза, но снова испуганно закрывала их перед картинами, которые теперь были не только двойными, но тройными и даже четырехслойными.

Я не знала, действительно ли иду вперед или мои опасения относительно того, что я двигаюсь по кругу, сбывались. Но зов внутри меня не исчезал, и со временем мне становилось все легче и легче определить, куда меня тянуло. Мои руки с обеих сторон натыкались на скалы, а ноги все более уверенно ступали по шероховатой каменистой почве. Но потом руки наткнулись на твердую, гладкую поверхность, а не на шероховатый камень и эта поверхность была столь чуждой, что я открыла глаза.

Яркий свет ослепил меня, угрожая опалить. Но руками я не почувствовала никакой жары. И не было ничего, кроме ослепительного света, на который невозможно было смотреть. Я начала осторожно двигать руками взад и вперед. Гладкая поверхность заполняла промежуток между двумя скалами, через которые я должна была пройти, и тянулась в высоту настолько, насколько я могла достать руками, а вниз уходила в почву. На всей этой невидимой поверхности не было ни единой щели, ни единой шероховатости.

Я отступила назад и попыталась найти другой путь, чтобы обойти этот барьер. Но не было никакого другого пути, а то, что звало меня вперед, тянуло прямо в это ущелье, блокированное невидимой стеной. И в конце концов я устало опустилась на землю и в отчаянии опустила голову на колени. Это был конец.

Но — я сидела не на камне, а ехала на лошади. Наконец отважилась открыть глаза, потому что не могла поверить в это, но я увидела Ратну, мою лошадь с развевающейся гривой. Мы находились в сказочно прекрасной зеленой и золотистой стране. И Кильдас — тут была Кильдас и Сольфинна с венками из цветов на головах и белыми цветами на упряжи. И они пели так же, как и все остальные, и я пела вместе с ними.

Я знала также, что это была одна сторона истины, так же, как хаос выветренных скал и барьер из света — другая. Я хотела громко позвать их, но губы мои произносили только слова песни.

— Херрел! — во мне зародился крик, но я не могла издать ни звука. — Херрел! — Если он обо всем узнает, тогда, может быть сможет объединить меня с другим моим «я» в одно целое. Тогда я не буду больше одинокой Джиллан, которая находится вместе со всеми невестами и другой одинокой Джиллан, которая блуждает среди скал, а снова буду единой полноценной Джиллан.

Я оглянулась и увидела их всех, едущих по прекрасной дороге, утопающей в зелени. И у всадников на шлемах тоже были цветы. Всадники казались мне прекрасными мужчинами, не похожими на мужчин Высшего Халлака и их звериное обличье совершенно не было заметно. Только одного, кого я все время искала, не было среди них.

— О, Джиллан, — сказала мне Кильдас, — был ли когда–нибудь в твоей жизни такой прекрасный день? Как будто Весна обвенчалась с Летом и подарила нам самое лучшее, что есть у нас обоих.

— Это так и есть, — ответила та, что была одной из половинок Джиллан.

— Это удивительно, — рассмеялась Кильдас, — но я напрасно стараюсь вспомнить о том, как жила раньше там, в Дэйле. Все прошлое напоминает мне сон, который бледнеет все больше и больше. И у нас нет никаких причин для того, чтобы возвращаться обратно…

— Но у меня есть причины для этого! — крикнуло мое внутреннее я. — Потому что я все еще нахожусь в Дэйле и должна объединиться со своей половиной!

Один из всадников подъехал поближе и протянул мне ветку, усеянную цветами, которая испускала чарующий аромат.

— Хорошие цветы, моя леди, — сказал он, — но они не так хороши, как те, которые я приготовил тебе в подарок… — Рука моя коснулась ветки.

— Херрел…

Но когда я взглянула на того, кто протягивал мне ветку, то увидела на его шлеме красные глаза медведя. А из–под них на меня глядели странные узкие глаза, которые приковали мой взгляд. Потом его рука поднялась и на ладони появился маленький белый предмет, который так сильно приковал мое внимание, что я не могла отвести от него взгляд.

Я подняла голову с колен. Темные тени вокруг меня отрицали, что только что тут была зелено–золотая страна. Я уже не ехала, украшенная цветами, по весенней стране, а потерянно сидела в стране холодной зимы между заколдованными камнями. Но я кое–что приобрела: узнала, что на самом деле было две Джиллан. Одна, которая с трудом пыталась достигнуть другой стороны этой вершины и искала путь дальше, и другая, которая все время была вместе с остальными невестами Дэйла. А пока эти две Джиллан были порознь, для меня не существовало настоящей жизни.

Тот, кто ехал возле меня, был Хальзе. Он знал, что я стремлюсь к своей половине и подгонял меня. Но где же был Херрел и как он относился к другой Джиллан?

Я осознала, что с наступлением темноты головокружительное мерцание взаимопроникающих картин прекратилось и что я снова стала нормально видеть. Исчез ли этот невидимый световой барьер?

Я отползла назад меж двух камней и увидела перед собой не слепящий свет, а мерцающую зеленую стену. Но когда я коснулась рукой этой стены, ее поверхность была такой же твердой и гладкой, как раньше. И это было колдовство, я была в этом уверена, независимо от того, сделали ли эту стену всадники или кто–либо другой. Я не могла вскарабкаться здесь на скалы, как это было в долине, и я не имела ничего, чтобы преодолеть этот барьер. Яркость света стены между тем так сильно уменьшилась, что я могла видеть сквозь нее. По ту сторону стены находилась открытая местность, где не было хаоса камней и скал, до сих пор так мешавших мне продвигаться вперед. Там, по ту сторону, может быть, мне не нужно будет больше бояться этой путаницы картин. Но как же все–таки мне преодолеть этот барьер? Я не видела никакого способа сделать это, но должна была найти его!

Глава 11

Я уставилась на камни, между которыми была светлая стена. Я не могла перелезть через них: в два человеческих роста и такие гладкие, что на них нельзя было обнаружить никакой зацепки. Они казались частью какой–то древней насыпи или крепости. Но потом я увидела, что каждый из этих камней, между которыми находилась прозрачная стена, поднимаются над остальными камнями, словно столбы у ворот. Перед моими глазами почему–то внезапно возникло изображение паутины. Если избежать опасных клейких нитей, паутину можно разрушить, сломав ветку, к которой она крепилась… Я извлекла костяную трубочку из своей сумки только лишь при помощи одной силы воли, но ведь здесь были тяжеленные камни, а не легкая бутылочка. И как мне узнать, что барьер исчез, если мне удастся пошевелить один из этих массивных камней?

Я еще раз взглянула на каменные столбы, между которыми находился барьер. Они, казалось, были глубоко вкопаны в землю. Наконец я сосредоточила волю на левом столбе и напрягла все свои силы.

Ты должен упасть! Падай! Я всей своей силой воли ударила столб, словно я ударила его всем телом. Падай! Здесь время мое было не так ограничено, как в лагере охотников Ализона. Время здесь не имело значения. Здесь был только столб, барьер и настоятельная необходимость преодолеть его. Пошатнись и падай!

Все вокруг меня поблекло и исчезло. Я видела только высокую темную тень, вокруг которой дрожало маленькое голубое пламя, сначала вверху, потом, после моей направляющей решительности — внизу. Земля, отпусти! Крепления, поддайтесь!..

Я состояла только из одной воли, которую и направляла на столб… Поддайся, падай! И темный каменный столб поддался, покачнулся. Голубое пламя охватило его основание. Падай!

Каменный столб медленно нагнулся наружу, в противоположную от меня сторону… Раздался звук, пронизавший болью все мое тело, болью такой сильной, что она превзошла мою волю и сознание, а потом я провалилась в ничто.

Когда я снова пришла в себя, голова моя лежала на жестком камне. Холодный дождь падал на лицо. Я открыла глаза. Странный знак, совершенно незнакомый. Я с трудом приподнялась.

Один из столбов наклонился наружу, словно указывал мне путь. На камнях виднелись черные следы, между столбами больше ничего не было. Я проползла вперед и рука моя коснулась почерневших камней. Я отпрянула, мои пальцы были обожжены. Шатаясь, встала на ноги, протащилась через образовавшееся отверстие и вышла на открытое место по ту сторону исчезнувшего барьера.

Сейчас был день, хотя облака были так густы и мрачны, что меня окружала полутьма. Шел холодный дождь со снегом. Но окружающее было хорошо видно. Тут больше не было отдельных обломков скал, только обычные горы, с детства близкие мне. И тут было еще кое–что: дорога. Но едва я достигла ее, как вынуждена была снова опуститься на землю от усталости. И только теперь я утолила голод припасами охотников Ализона. Но меня снова влекло вдаль.

Дорога старая, узкая, частично поросшая красными и сине–зелеными пятнами лишайника. Дорога вела вниз, через ущелье, ведущее далеко вниз и переходящее в далекую бескрайнюю равнину. Пройдя через арку ворот, я попала на овальную, окруженную высокими стенами площадку. Вдоль стен, на равном расстоянии друг от друга, находились ниши, закрытые на три четверти; только верхняя часть этих ниш была открыта. И на оправе каждой ниши был высечен символ. Некоторые из символов почти полностью сгладили ветры и непогода, другие — хорошо видимы, но для меня ни один из этих символов не имел значения.

Верхняя часть ниш была темной. Когда я подошла к первой нише, то отшатнулась назад. Из ниши меня что–то ударило. Но что это было? Удар невидимой силы? Нет. Когда я повернулась к одному из этих маленьких отверстий, ощущение стало четче. Это был вопрос, требование дать ответ, но кому, как и зачем? В нишах находилось что–то разумное.

И мне не показалось странным, когда я громко ответила, нарушив царящую здесь тишину.

— Я Джиллан из долин Высшего Халлака иду, чтобы требовать другую часть моего «я». Я не хочу ни большего, ни меньшего.

Насколько мои глаза и уши видели и слышали, внешне ничего не изменилось. Но я почувствовала пробуждение чего–то, что находилось здесь считанное количество лет. Повсюду вокруг меня что–то шевелилось, и на меня были направлены взгляды невидимых существ. Может быть, мои слова не значили ничего; может быть, это нечто было так старо, что его нельзя было описать человеческими словами. Но то, что оно меня проверяло — я знала. Я медленно шла дальше, через центр площадки и поворачивалась от одной ниши к другой, ряд за рядом, ища то, что проверяло меня.

Из ниш с четко различимыми символами не исходило такого острого ощущения, как из ниш со стершимися символами. Это были охранники, и кто знает, как давно они здесь появились, призванные выполнять свой долг? Может быть, я представляла опасность для того, что они должны были здесь охранять.

Я добралась до конца овальной площадки и теперь стояла перед аркой других ворот, под которой проходила дорога, ведущая дальше. Я повернулась и посмотрела на пройденный мною путь. Я ждала, но сама не знала, чего. Может быть разрешения идти туда, куда я хотела, хотела благословения того, что я искала и что нашла. Но чего бы я ни ждала, я была разочарована. Меня освободили от вопросов, и это было все. И, может быть, ничего было и не нужно.

Вырубленная в скалах дорога вела все дальше вниз, к подножию скал. Я видела все больше деревьев и коричневой травы. Все еще шел дождь, но он уже не был холодным. Я шла по дороге, пока в конце концов не пришла к остаткам рощи. Хотя деревья были по–зимнему голые, ветки их переплетались друг с другом так сильно, что они полностью защищали меня от дождя. Мои руки и ноги налились свинцовой тяжестью от усталости, и мне было холодно. Будет ли мне всегда так холодно?

Нет… Внезапно мне стало тепло. Солнце, тепло и аромат цветов окутали меня. На этот раз я не сидела на лошади. Я открыла глаза и выглянула из палатки. Солнце уже клонилось к закату, и снаружи журчал ручеек. Это была зелено–золотистая страна другой Джиллан. Я увидела человека, лицо которого было наполовину повернуто в сторону от меня. Но я тотчас же его узнала.

— Херрел!

Голова его повернулась и он взглянул на меня своими зелеными глазами. Его лицо было твердым, как сталь и замкнутым, и такая же твердость была и в его взгляде, но только сначала. Потом выражение его лица изменилось и он заглянул в глубину моих глаз.

— Херрел! — Я сделала то, чего еще никогда не делала в своей жизни: я попросила другого о помощи, настоятельно пытаясь достигнуть его.

Он подошел ко мне — это был почти прыжок охотящейся кошки — опустился возле меня на колени и погрузил свой взгляд в мои глаза.

Все, что я хотела сказать, застряло у меня в горле. Я могла произнести только его имя. Его руки обняли меня. Он забросал меня потоком слов, вопросов, требуя у меня ответа, но я не могла ни слышать его, ни отвечать ему. Только моя мольба о помощи была так велика, что глухим криком отдавалось в моей голове.

Внезапно около Херрела оказались люди, они набросились на него и потащили прочь, хотя он яростно отбивался. И тогда я увидела Хальзе. Рот его был искажен от ярости, глаза метали огонь, прожигающий меня насквозь. Он встал между нами, он прогонял меня назад, в ссылку.

— Херрел… — тихо прошептала я. Я всегда в душе надеялась и теперь узнала, что это правда — узнала, что Херрел никогда не был в сговоре с остальными, которые бросили меня здесь, в глуши. Может быть, он тоже был введен в заблуждение той частью Джиллан, которая теперь ехала вместе с остальными? Хальзе подарил этой Джиллан цветы, так как он хотел добиться ее. Удалось ли ему добиться с помощью своего колдовства, чтобы Джиллан благоприятствовала ему? Как далеко могло зайти его влияние на нее? Была ли она всего лишь порождением галлюцинации, или у нее было тело из плоти и костей. Сделал ли Хальзе ее своей с помощью остальных или она тоже вела себя как невеста, чтобы восстановить свой прежний вид и все ошибались в том, что она приняла мое исчезновение без всяких вопросов, как это сделала Кильдас? Или ту, другую Джиллан, использовали, чтобы наказать Херрела каким–то образом и чтобы он не узнал, кто это сделал? Если это было так, тогда та короткая встреча в палатке должна была указать ему на истинное положение вещей. Я не сомневалась в том, что Херрел за то мгновение, пока остальные не утащили его, узнал, что на самом деле существуют две Джиллан.

Я снова отчаянно попыталась достигнуть той, другой Джиллан, чтобы объединиться с ней. Связь между нами все еще существовала, но мне больше никак не удавалось приблизиться к той Джиллан.

Они теперь были предупреждены и, должно быть, установили барьер на пути к нашему воссоединению.

Веки мои отяжелели от усталости и голова опустилась на колени. Все, что меня угнетало, растворилось во сне.

Глава 12

Сон немного освежил меня, и на рассвете я снова тронулась в путь. Дорога теперь больше не была прямой, а извивалась по местности, становившейся все более приветливой. Деревья и кустарник были покрыты листвой, и я из зимы вошла в весну или лето. А потом я увидела кусты с такими же белыми, сладко пахнущими цветами, как и те, которые Хальзе подарил той, другой Джиллан. Я достигла зелено–золотистой страны, находившейся по другую сторону Врат, страны, к которой так стремились всадники во время своих странствий.

Я достигла реки, берега которой окаймляли деревья с ветвями, низко склонившимися над водой и усеянными розовыми цветами. Спустилась по крутому откосу и погрузила руки в воду, холодную, но не очень. Потом я торопливо расстегнула застежки, крючки и пуговицы и сняла свою грязную, вонючую и частично разорванную дорогую одежду, чтобы вымыться и поискать брод. Рана на моем боку хотя и была ярко–красной и припухшей, но уже почти затянулась. Несколько упавших цветов коснулись моих плеч и их запах остался на моей коже и в волосах. Я наслаждалась прохладной водой и не могла заставить себя вернуться к своей одежде, подчиниться тому зову, который звал меня вперед. Но все же в конце концов я выкарабкалась обратно на берег и снова натянула на себя выглядевшую теперь еще более грязной, одежду.

Дальше дорога шла по полям, но поля эти были не возделаны, здесь не было ни коров, ни овец. Только множество птиц, и они без опаски летали рядом со мной и что–то клевали у меня под ногами. У них было такое же яркое оперение, как и у птиц, которых я видела в долинах Халлака, но здесь были и животные. Дважды я видела покрытых мехом зверьков, которые глядели на меня безо всякого страха. Солнце изливало на меня тепло, и меховая подстилка так выручавшая меня в горах, стала меня обременять. Я остановилась, отложила ее и случайно поглядела на землю.

Я действительно не отбрасывала никакой тени! Люди Ализона еще в лагере заметили это, но во время своего бегства я была так занята, что это не произвело на меня особого впечатления. Но ведь я же была настоящим живым существом из плоти и крови! И все же и деревья, и кусты, и даже высокая трава отбрасывали свои тени на освещенную солнцем землю и это подтверждало их реальность, а я не отбрасывала. Может быть, я была невидимой? Но охотники Ализона видели меня и даже хотели меня. Для них я была женщиной, видимой, осязаемой и привлекательной. Я держалась за эти мысли. Мне никогда не приходило в голову, что я существую только для того, чтобы встретиться со своим другим «я».

Я провела рукой по земле, чтобы получить ответ на этот вопрос. Так странно было думать о том, что значит для человека его тень, но не иметь своей собственной тени было совсем другим делом. Внезапно обладание тенью стало такой же важной вещью, как обладание руками и ногами. Я попыталась взглянуть на это своим двойным зрением, но и там у меня не было тени. Но окружающий меня ландшафт изменился и заметно…

Я больше не находилась в безлюдной местности. Туманные образования принимали четкие формы, когда я сосредотачивалась на них. У края дороги, слева от меня, стоял крестьянский дом, которого я прежде не замечала, с крышей, с фронтоном, с пристройками и садом. Дом был таким же, как и все дома в долинах Халлака, с остроконечной крышей и резьбой на карнизе и наличниках окон. Перед домом был мощеный двор, где двигались какие–то фигуры. Чем дольше я вглядывалась, тем четче становилось все это. И именно это было настоящим, а пустые поля — иллюзией.

Я непроизвольно свернула с дороги и поспешила к мощеному двору. Вблизи дом оказался еще более внушительным. Он был старым и сложен из такого же сине–зеленого камня, который я видела в горах. Крыша его была покрыта шифером, а резьба выкрашена в золотистый и зеленый цвет. Мужчина вел из конюшни лошадь к корыту с водой, а служанка ощипывала какую–то птицу похожую на курицу с блестящими пестрыми перьями и длинными гибкими ногами. Я не могла четко видеть лица женщины, но она выглядела таким же человеком, как и я. На мужчине были серебристо–серые брюки и серая кожаная куртка, подпоясанная усеянным металлическими бляхами, поясом. На девушке — красно–коричневая одежда и длинный фартук такого же цвета, как и шапочка у нее на голове.

Девушка пошла по двору в моем направлении и стала разбрасывать зерна из плоской коробочки, висевшей у нее на руке.

— Пожалуйста… — я истосковалась по человеческим существам. Я хотела, чтобы она увидела меня, но, хотя я говорила громко, она, явно, не замечала меня, так как даже не повернула головы в моем направлении.

— Пожалуйста… — повторила я громче. Но она все еще не замечала меня. И мужчина, который вел теперь лошадь от корыта с водой обратно в конюшню, прошел совсем рядом со мной. Выражение его узкого лица со скошенными под углом бровями и узким подбородком — черты лица которого были такими же, как и у всадников — не изменилось.

Я не могла долго выносить такое равнодушие. Я протянула руку и дернула девушку за рукав. Она испуганно вскрикнула, отшатнулась и начала что–то бормотать. Мужчина повернулся и громко задал вопрос на незнакомом мне языке. И хотя они оба глядели туда, где я стояла, они, казалось, не видели меня.

Моя воля ослабла. Все поблекло: и старый дом, и мужчина, и девушка–служанка, и лошадь, и куры. Они становились все бледнее и бледнее, пока не исчезли совсем и я снова оказалась одиноко стоящей в поле. И все же что–то внутри меня говорило, что мое зрение еще вернется ко мне. Там, где я видела настоящее под наслоением иллюзорного, теперь настоящее наслаивалось на иллюзорное. Для меня это была стена–призрак, а для людей этой страны я сама была призраком.

Снова я вышла на дорогу, спустилась на обочину и положила кружащуюся голову на руки. Буду ли я когда–нибудь настоящей в этой стране? Может быть, тогда, когда снова отыщу ту, другую Джиллан? А была ли она сама здесь настоящей?

От продуктов охотников–ализонцев остались только крошки. Где мне найти пищу? Может быть, удастся достаточно долго поддерживать иллюзию, чтобы в каком–нибудь крестьянском доме отыскать что–нибудь съестное и, вероятно, я должна буду взять это без спроса, потому что те, кто там живет, не могут увидеть меня.

«Эти люди считают, что они хорошо защищены, — подумала я. — Сначала охранники наверху, в горах, а потом этот пустынный ландшафт. Отряд охотников из Ализона может проехать здесь много миль, не найдя ничего, что стоило бы захватить. И как многие, я проходила мимо и не знала, что тут было на самом деле. Замки? Дома? Города?»

Мне нужна была пища, и если я хотела найти что–нибудь — то должна была видеть. Две усадьбы, которые я неясно различала вдали, находились слишком далеко от дороги, потому что эта дорога существовала на самом деле и вела в ту сторону, куда меня все время тянуло. Было уже далеко за полдень, когда я обнаружила деревню, которая тоже находилась при дороге. Это была маленькая деревушка, где было, примерно, двадцать домов и башнеподобное сооружение в центре. Люди по обеим сторонам улицы были для меня всего лишь тенями и я даже не пыталась разглядеть их получше. Я сконцентрировала свое внимание на домах. На пороге первого из них сидела женщина и пряла. Перед другим домом играли дети, а у третьего дома дверь была закрыта и, может быть, заперта. Но четвертый дом, большое здание, судя по вывеске, было гостиницей.

Я напрягла всю свою волю, чтобы удержать все видимое и прошла внутрь здания через полуоткрытую дверь. За дверью был короткий коридор, а налево еще одна дверь, за ней находилось большое помещение с деревянным столом и скамейками по бокам. На этом столе стояла тарелка с коричневым караваем хлеба и куском желтого сыра. Я почти испугалась, что все это побледнеет и превратится в ничто, когда мои пальцы схватят хлеб и сыр, но ничего подобного не произошло. Я сунула все это в складку меховой подстилки и пошла назад, к двери. Но на пороге дома стояла фигура — один из туманных жителей этих домов. Я прыгнула назад. Меня охватило какое–то беспокойство и я постаралась получше разглядеть входящего. Это был мужчина. В кожаных штанах, сапогах и кованой кольчуге под верхней курткой из шелковистого сукна, похожей на ту, которую носили всадники, но только без меха и вместо шлема у него на голове была шапка.

Он с подозрением заглянул в помещение, но взгляд его скользнул мимо меня. Потом я увидела, как ноздри его расширились, словно он что–то учуял. Затем он заговорил на языке, которого я не поняла. Но мне показалось, что это был вопрос. Я затаила дыхание, чтобы оно не выдало меня. Он повторил свой вопрос, сделал несколько шагов в мою сторону и вошел в комнату. Я осторожно прокралась мимо него и уже была почти у двери, когда он отвернулся от стола, откуда я взяла сыр и хлеб. В первое мгновение я подумала, что он увидел меня: выражение его лица чутко прислушивающегося человека изменилось. Теперь он смотрел мне в лицо и направился прямо ко мне.

Из последних сил я выбежала из комнаты и побежала вдоль коридора. Человек громко крикнул и с улицы донесся ответ. Когда я уже хотела покинуть дом, то вдруг увидела перед собой какую–то фигуру. Я, защищаясь, вытянула вперед руку, и она ударилась о твердую плоть, хотя я видела перед собой только расплывающиеся контуры. Я услышала удивленный вскрик, когда вновь вошедший отшатнулся назад. Но я уже была снаружи, на улице и побежала прочь от деревни к той, другой дороге, где чувствовала себя в относительной безопасности.

Позади себя я услышала крики и топот ног. Видели ли они меня? Или я все еще была невидимой для них? Я не осмеливалась оглянуться назад. Призрачный мир вернулся снова и я, тяжело дыша, оказалась на дороге и больше не видела ничего, кроме лугов, полей и неба. Но я все еще слышала крики, а потом стук лошадиных копыт, который приближался ко мне. Я еще крепче прижала к себе подстилку с добычей и снова побежала по дороге, прочь от исчезнувшей деревни с ее мощеными улицами. Когда я наконец, тяжело дыша, остановилась, не было слышно больше ничего, кроме щебетания птиц. Я стала думать, что они действительно не заметили меня. Я ничего больше не боялась, по крайней мере, в это мгновение И все же, после небольшой передышки еще больше увеличила расстояние между мной и моими возможными преследователями, прежде чем опустилась на небольшую, поросшую травой кочку возле дороги, чтобы воспользоваться своей добычей. Темный хлеб и сыр показались мне гораздо вкуснее всего, что всадники предлагали своим невестам, для меня это была сама жизнь.

После того, как голод был немного утолен, я обуздала свой аппетит. Второго налета подобного рода возможно уже не удастся сделать и я должна экономить свои припасы. Из кустов выглянула птица и стала клевать крошки. Потом она поглядела на меня и защебетала, словно прося еще. Я бросила ей еще крошек, чтобы понаблюдать за ней. Несомненно, птичка видела меня так же, как и другие животные во время моих странствий. Может быть, я была невидима только для людей этой страны?

Солнце уже сильно склонилось к западу. Скоро настанет ночь и я должна была найти себе какое–нибудь убежище. Далеко впереди я увидела темное пятно, это мог быть лес, и решила поискать там убежище.

Все мои мысли были направлены на это, так что я не сразу обратила внимание на изменение атмосферы вокруг себя. Мне стало как–то неприятно — чувство, не имеющее ничего общего с наступлением ночи и через некоторое время у меня появилось ощущение, что меня преследуют. Это ощущение было так сильно, что я все время оглядывалась. Мне бросилось в глаза все увеличивающееся количество птиц вдоль дороги, и они все чаще пролетали над моей головой.

Мысли искать защиты среди деревьев, которые теперь возвышались передо мной, теперь показались мне угрожающими. Это был огромный лес, далеко простиравшийся на север и на юг. Я почти уже решила остановиться там, где находилась, на краю поля, но все же пошла дальше. Дорога становилась все уже, обочины исчезли и надо мной нависали ветви, словно деревья по обеим сторонам дороги хотели слиться друг с другом.

И в листве, и между деревьями раздавались шорохи. Я видела белок, лисицу и других зверей и не могла представить себе никаких опасных для меня причин такой активности. Мне скорее казалось, что меня сопровождала и наблюдала за мной лесная охрана, состоявшая из зверей и птиц — и у меня против нее не было никакой защиты!

Хотя я и старалась найти место, которое могло послужить мне укрытием от наступающей ночи, но не видела ничего, куда бы я могла спрятаться.

Но потом я подошла к месту, где дорога разветвлялась и каждое ответвление было не шире обычной тропинки. В центре, между разветвляющимися тропинками находился маленький островок земли, на котором возвышался холмик, а на его плоской вершине стояли три каменных колонны и средняя из них была выше двух других.

Странно, пока я смотрела на эти колонны, большая часть моего неприятного ощущения исчезла. И хотя это место было ничем не защищено, я чувствовала, что меня тянет на эту площадку. Я взобралась наверх, развернула подстилку, опустилась на землю и прислонилась спиной к средней колонне.

Я снова поела, хотя и не столько, сколько мне хотелось бы. Мне хотелось пить и было трудно глотать сухой хлеб.

Между тем солнце зашло и я накрыла плечи подстилкой. Лес был полон звуков, но я так устала и ослабла, что несмотря на то, что я все время прислушивалась к этим звукам, заснула.

Я проснулась в темноте. Сердце мое сильно билось, и я тяжело дышала. И все же это не было дурным сном, от которого просыпаются. Лунный свет вокруг меня был очень ярок и колонны блестели серебром.

Мне снова показалось, что я вслепую бродила по комнате, в которой находится сокровище, имеющее для меня огромное значение. Я могла только догадываться, что же это было. Я чувствовала… что меня затянуло в какое–то место, где властвовали Силы, но какие это были Силы — добрые или злые — не знала. Во мне не было страха, только подавленность, потому что я не могла воспринимать информацию, чрезвычайно важную для меня, но которая обходила меня стороной.

Как долго я так сидела и напряженно стараясь преодолеть границу своего незнания — мне неизвестно. Внезапно я услышала стук копыт на дороге, но не с той стороны, откуда я пришла, а с другой. Вокруг меня что–то зашелестело, словно множество маленьких существ убегало в лес с дороги скачущего галопом всадника.

Я сидела под серебристой колонной, не ощущая никакого страха, и ждала.

В лунном свете появилась покрытая пеной лошадь. Ее всадник так внезапно потянул поводья, что животное встало на дыбы и лягнуло передними копытами.

Всадник–оборотень!

Лошадь заржала и снова лягнула, но всадник тотчас же осадил ее. И тогда я увидела фигуру на его шлеме. Я вскочила, и подстилка упала с моих плеч. Я протянула к нему руки.

— Херрел!

Он слез с коня и пошел ко мне. Но шлем скрывал его лицо, так что я не могла видеть его выражение.

Глава 13

Было похоже, что после долгих странствий по зимней ночи я открыла дверь гостеприимного дома, откуда струился свет и тепло и который обещал близость других людей. Я выбралась из своего безопасного, освещенного лунным светом островка и побежала к тому, кто с такой же скоростью мчался мне навстречу.

— Херрел! — но между нами внезапно возник зеленый свет, угрожающий и опасный, как змея, и когда он опять исчез…

Над обнаженными клыками на меня уставились глаза дикой кошки и здесь уже не было ничего, к чему я так стремилась.

—Херрел! — я не знала, почему снова выкрикнула его имя. Ведь он больше не был человеком.

Я отпрянула назад, когда огромный зверь с серебристым мехом плотно припал к земле, изготовясь для прыжка, и знала, что увижу в его глазах смерть. Я почувствовала своими плечами твердую землю холма, но не отважилась повернуться спиной к угрожающей мне опасности, чтобы снова вскарабкаться наверх, к колоннам, где я могла найти какое–то убежище.

У меня за поясом был нож, но я знала, что не смогу устранить сталью эту грозившую мне опасность. Я пристально смотрела в зеленые глаза и не могла найти в них ничего человеческого. Но в этом звере было что–то от Херрела, скрытое, задавленное, но оно тут присутствовало. Всю свою волю я устремила на этого скрытого человека, может быть мне удастся снова вывести его на поверхность…

— Херрел… Херрел… — умоляла я его больше мысленно, чем вслух. — Херрел!..

Но не произошло никаких изменений. Короткий рык вырвался из его покрытого мехом горла, и моя воля была окончательно парализована, когда круглая голова с плотно прилегающими к ней ушами поднялась, и чудовище издало долгое рычание, как тогда, при нападении охотников Аризона. Но я пыталась бороться дальше.

— Херрел! — животное качнуло головой взад–вперед, а потом встряхнулось, словно отгоняя от себя что–то неприятное.

— Херрел! Ты человек, а не зверь! Ты человек! — я кричала ему эти слова, потому что была убеждена, что внутри этой кошки скрывается человек. Или того, кого я знала как Херелла, больше уже не существовало? И закрыла глаза, потому что воля моя отступила перед нахлынувшим на меня отвращением и яростью, исходящими от него.

Боль горячей волной пронзила мою руку, которую я успела поднять в последнюю секунду, защищая лицо. Что–то тяжелое прижало меня к земляному холму так, что я не могла пошевелиться. Я не глядела на то, что меня прижало, — не могла вынести этого.

— Джиллан! Джиллан!

Меня обняли руки мужчины, а не лапа зверя, которая должна была рвать мое тело. Голос, хриплый от боли и страха, а, не шипение кошки.

— Джиллан!

Я открыла глаза. Его лицо склонилось надо мной и я прочитала на нем выражение такой муки, что сначала удивилась.

— О, Джиллан, что я тебе сделал?!

Потом он поднял меня, словно я была легкой, как перышко, и понес на площадку на вершине холма. Он положил меня на меховую подстилку и, осторожно вытянул мою раненую руку. Разорванный рукав распался на два больших куска материи и обнажились глубокие кровоточащие раны. Он издал странный звук, увидев их.

— Херрел.

Теперь его взгляд встретился с моим. Он кивнул:

— Да, теперь я Херрел. Да съест желтая гниль их кости за то, что они сделали с тобой! В этом лесу есть лечебные травы, я пойду поищу их.

— В моей сумке есть лекарства…

Боль, как жидкий металл, захлестнула мою руку до самого плеча, так, что я едва могла дышать и колонны в лунном свете начали колебаться перед моими глазами. Я чувствовала, как Херрел достал сумку из–под моего платья, и попыталась показать ему, какую мазь он должен был взять. Когда он положил руку на мои раны, я вскрикнула и погрузилась в ничто, в котором не было ни боли, ни мыслей.

— Джиллан! Джиллан!

Мне не хотелось покидать это целебное ничто, но голос звал и звал меня.

— Херрел?

Он опустился возле меня на колени и его лицо было осунувшимся от усталости. Он поднял руку, словно хотел коснуться меня, но потом снова опустил ее.

— Джиллан, как ты себя чувствуешь?

Я пошевелила руками, но ощутила только следы боли. Осторожно приподнялась. Рука моя была забинтована и я почувствовала острый запах хорошо знакомой мне мази; так значит, он разворошил мою сумку. Когда я начала двигаться, на меня упали маленькие кусочки испачканных кровью разорванных листьев, которые пахли лекарственными травами. Я лежала, покрытая плотным слоем этих листьев.

— Как ты себя чувствуешь? — снова повторил Херрел свой вопрос.

— Хорошо, мне кажется, хорошо.

— Но не все так хорошо. Времени у нас в обрез!

— Что ты имеешь в виду? — Я зачерпнула горсть окровавленных листьев, чтобы вдохнуть их запах.

— Ты разделена…

— Я знаю это.

— Но, возможно, тебе не все известно. На некоторое время возможно из одного человека сделать двоих, хотя это и злое дело. Но если эти двое не соединятся снова, одна из вас погибнет.

— Другая Джиллан? — кровь и листья лежали на моей руке и я снова почувствовала холод внутри себя и меня снова потянуло куда–то.

— Или ты, — он, наверное, прочитал по моему лицу, что я его не поняла,

— они сделали это потому, что думали, ты погибнешь в горах или в пустыне. Эта страна имеет мощную защиту.

— Я знаю это.

— Они не верили, что ты сможешь выжить. И когда ты умрешь, останется только та Джиллан, которую они взяли с собой, и она будет жить, хотя и не будет такой, как ты, кроме самой маленькой частички. Когда ты пришла в Арзен, они узнали об этом. Они узнали, что в их страну проникло какое–то чужое существо, и поняли, что это ты. Тогда они снова использовали магию и…

— И послали тебя, — сказала я мягко и он ничего не ответил.

Он повернул голову так, чтобы я могла видеть его лицо, и на нем была написана такая боль, что я не могла найти никаких слов, чтобы облегчить его страдания.

— При первой нашей встрече я рассказал тебе, что я не такой, как все остальные. Они могут меня принудить, если захотят, или ослепить мои глаза, когда это будет им нужно. Когда они привели с собой ту, другую Джиллан, она отвернулась от меня и отдала предпочтение Хальзе, как тому хотелось с самого начала!

Я испугалась Хальзе! Действительно, мое другое «я» находилось в руках Хальзе и она действительно отдала ему предпочтение? Стыд охватил меня пылающим огнем. Нет… нет…

— Но я здесь присутствую, — наконец смущенно сказала я. — У меня есть тело… я живая…

Но было ли это на самом деле так? В этой стране я была только привидением, так же, как здешние люди были для меня такими же нереальными. Я провела рукой по ранам, радуясь боли, которая последовала за этим движением, потому что почувствовала реальность своего тела.

— Ты это ты и она тоже ты — часть тебя. И пока вы обе малые и слабые части одного целого. Вот если бы ты погибла тогда она стала бы полноценной для Хальзе.

Мои братья по отряду боятся тебя, потому что тебя нельзя уничтожить, как других. Потому они воздействуют на тебя с помощью колдовства, Джиллан, с помощью которого они могут удалить тебя.

— И если ты…

Он снова прочитал мои мысли.

— Если я убью тебя, как они рассчитывали? Им было все равно, узнал бы я правду или нет. Они ничуть не боятся меня, и если бы я сделал что–нибудь с собой из–за этого вынужденного убийства, это было бы для них только облегчением. Это был хитрый план.

— Но ты не убил меня.

Выражение его лица сделалось мрачным.

— Посмотри на свою руку, Джиллан. Нет, я тебя не убил, но я тебя ослабил, и это тоже пригодится им. Время — наш враг, Джиллан; чем дольше вы будете разделены, тем сильнее ты ослабеешь и, может быть, объединяться вам будет уже слишком поздно. Будет лучше, если ты сейчас узнаешь правду.

— Я думаю, что ты можешь больше, чем сам думаешь о себе, — мужественно произнесла я. — Иначе почему ты не выполнил возложенного на тебя задания? Колдовство — могущественная сила и ее нельзя так легко преодолеть.

Херрел посмотрел на меня.

— Не думай обо мне так хорошо, Джиллан. Я благодарю высшие силы за то, что я так во время очнулся от околдовавших меня сил. Или что ты меня разбудила, потому что твой голос донесся до меня в бесконечную тьму, в которую они меня загнали… Если ты сможешь ехать, то мы должны немедленно отправиться в путь. Мы должны догнать отряд.

Он помог мне встать, но накрыл меня не моей тяжелой меховой накидкой, а своим плащом. Потом он взял меня на руки и понес по склону холма к дороге. Лунный свет померк, рассвет был уже недалеко. Херрел свистнул, и его конь подошел к нам. Херрел усадил меня в седло, а сам сел позади меня. Его жеребец, казалось, и не заметил двойного груза.

Пока мы ехали, мне было хорошо и удобно в руках Херрела.

— Не понимаю, почему Хальзе так домогается меня, — начала я. — Только ли это уязвленное самолюбие и досада от того, что ты получил невесту, а он нет?

— Так было вначале, — ответил он — А потом он делал это из–за того, что ты не такая, как остальные. Это была единственная возможность привязать тебя к нам, и когда это удалось, ты стала жертвой того, что они захотели с тобой сделать.

— Последняя возможность?

— Той ночью, когда ты отвергла меня. Ты не отдалась мне, потому что все наши заклинания оказались бессильными.

Я была рада, что он сидел позади меня и не мог видеть моего смущения.

— Ты тогда назвал меня колдуньей, — сказала я после долгого молчания.

— Ты сделал это из гнева?

— Гнева? Какое право я имел сердиться на тебя? Я назвал тебя так потому, что думал, что ты и есть колдунья. И поэтому тебе не оставалось ничего другого, как только отвергнуть меня.

— Колдунья, — повторила я задумчиво. — Но я изучала только искусство врачевания, а это не колдовство. Если бы я была тем, что ты сказал, я никогда бы не жила в монастыре. Они выгнали бы меня оттуда через час после моего прибытия туда.

— Колдовство — это не так плохо, как думают люди Дэйла. В тебе есть какая–то другая кровь, которая ответственна за все это. Она должна дать тебе не только умение пользоваться своими силами, но и власть над ветром и водой, землей и огнем — это твое естественное дарование, и никто не может тебя этому обучить. В старые времена Арзен не был закрыт от остального мира и мы знали о других народах по ту сторону моря, которые, как и ты, рассматривали колдовство как образ жизни. Там есть страна, в которой живут колдуньи. И пока мы странствовали по степям, мы много слышали об этой стране. Эта страна тоже находится на закате своего существования, потому что она так же стара, как и Арзен. Но в Эсткарпе все еще есть колдуньи, и Ализон ведет с ними войну.

— И ты думаешь, что во мне течет кровь этих колдуний?

— Да. Ты не изучала искусства колдовства, но у тебя есть силы. И еще одно. Если колдунья отдает свое тело мужчине, она утратит свои колдовские способности.

— Но если они не делают этого, как же существует их народ?

— Говорят, что они вымирают. Но это тоже не совсем так. Время от времени колдуньи выбирают тех, кто готов принести себя в жертву. И потом, не все женщины в этой стране — колдуньи, хотя они рожают дочерей, у которых есть такие способности. И каждой, которая имеет способности, нелегко отказаться от них.

— Но я же не знала обо всем этом. Я не настоящая колдунья.

— Если в тебе есть способности, они постараются сами направить тебя на правильный путь.

— А другая Джиллан?

— Джиллан, которую они постарались создать — не колдунья. Они не решились идти на такой риск.

С каждым словом Херрел все глубже проникал в мою душу.

— Херрел… когда я на мгновение вернулась к другой Джиллан, там, в палатке и звала тебя… ты меня узнал?

— Да, я тебя узнал, и понял также, что произошло.

— Они уволокли тебя прочь, и тогда Хальзе прогнал меня от нее.

— Да.

— Если бы они не послали тебя, ты пошел бы сам искать меня?

— Я пошел по их приказу, — он отклонил мой вопрос.

И внезапно я поняла.

— Ты пошел, потому что они использовали твое желание найти меня, поэтому они смогли и заколдовать тебя. Если бы между нами не было никакой связи, они, может быть, не смогли бы тебя послать… — я услышала позади себя его прерывистое дыхание. — И потому, что ты все время думал обо мне, Херрел, ты смог разрушить это колдовство. Не забывай этого! Потому что я никогда не слышала о человеке, который мог бы воспротивиться наложенному на него колдовству, — я положила свою руку на его, которой он держал повод. — Слишком долго ты не верил в свои силы, Херрел. Благодари меня за то, что я взяла твою накидку в то время, как другие смеялись, когда ты клал ее. И до сих пор нам удавалось разрушить все их злое колдовство. И ты тоже не отказался от борьбы, иначе не стал бы догонять свой отряд. — Я замолчала, но когда он ничего не ответил, продолжила. — Я видела тебя не так, как должна была видеть заколдованными глазами невесты, а как всадника–оборотня и как зверя, и думаю, что может быть есть и другие Херрелы, которых я не знаю, но все они настоящие, потому что у правды множество лиц. Но я выбрала тебя и не раскаиваюсь в своем выборе.

Он долго молчал, только его руки крепко обняли меня. Серый рассвет вокруг нас становился все ярче и жеребец ровной рысью нес нас к нашей цели.

— Ты все еще живешь надеждой, — наконец тихо произнес Херрел. — Но в конце концов все мы живем надеждой, а это самая обманчивая вещь на свете. Джиллан, худшее еще впереди. Колдовство сломлено, но они не сложили оружия. И нам придется пойти за ними. И чтобы что–то сделать, нам придется выступить против всадников.

— Они встретят нас в обличье зверей?

— Тебя они могут встретить в обличье зверей, но меня — нет. Мы должны потребовать от них соблюдения устава отряда, если у меня есть шансы чего–нибудь потребовать. Я могу потребовать у Хальзе удовлетворения мечом за то, что он взял себе другую Джиллан. И имея тебя, я смогу это доказать.

— И если тебе удастся добиться этого?

— Если я добьюсь этого, я могу потребовать у Хальзе сатисфакции, а, может быть, и у других. Но они всеми силами постараются помешать этому.

Глава 14

— Почему я могу видеть только иллюзию этой страны, если я не напрягаю всю свою волю? — спросила я у Херрела немного погодя.

— Ты пришла сюда не через Врата, а через горы, — он снова крепко обнял меня. — В горах погибло много девушек. То, что ты там прошла и уцелела — это тоже колдовство — твое колдовство. Расскажи мне, каким путем ты пришла.

Я рассказала ему все с момента моего пробуждения в покинутом лагере и когда я рассказывала ему о прибытии ализонцев, то услышала, как изменился ритм его дыхания. И после того, как я рассказала ему, каким образом мне удалось освободиться от них, он сказал:

— Это и было настоящее колдовство! Ты не можешь отрицать свою одаренность. Я почти убежден, что таким образом ты можешь вызвать на поединок весь отряд и без вреда для себя ускользнуть от них…

Когда я рассказала ему о своих блужданиях между изменчивыми камнями, он кивнул.

— Это были руины Кар Ра Деган, созданные с помощью колдовства как крепость против сил зла, которое когда–то бродило по всей пустынной местности, но с тех пор прошло много времени. Ты нашла очень древний путь, которым представители нашей расы не пользовались вот уже несколько тысячелетий.

Я рассказала ему о световом барьере и каким образом я его преодолела, а потом о дороге, что привела меня к площадке охранников.

— Место захоронения Королей, — объяснил Херрел. — Они царствовали здесь в прежние времена. Когда мы впервые пришли в Арзен, в народе, живущем здесь, было еще немного их крови. Мы смешались с ними и переняли некоторые из наиболее ценных их обычаев. У них была привычка хоронить своих королей стоймя, чтобы они могли смотреть на происходящее снаружи. И если их потомкам требовался хороший совет умного короля, они шли туда и оставались там на ночь, чтобы воспринять во сне их мудрость. Они также играют роль охранников этой страны.

— Я чувствовала, что меня проверяли, но мне позволили пройти.

— Потому что они узнали о родстве своих сил с твоими…

Я рассказала ему остальное, потом мы сделали остановку у речки, где я утолила жажду. Все же я чувствовала себя очень ослабевшей и сказала ему об этом. Он избегал моего взгляда.

— Теперь они уже знают, что я не выполнил их приказа, и они вытягивают из тебя жизненные силы, чтобы влить их в другую Джиллан и сделать ее более сильной. Время — наш враг, Джиллан. Они не смогли убить тебя никаким способом, но они могут так ослабить тебя, что будет уже поздно что–либо предпринимать.

Я взглянула на свои руки. Они дрожали.

— Херрел, эта страна, по которой мы едем, действительно пуста, или здесь есть жизнь, которую они могут использовать против нас?

— Здешние места не так населены, как равнина по ту сторону леса, а здесь есть только отдельные дома и замки. Будь ты одна, они приказали бы пограничникам, на которых ты натолкнулась в гостинице, выступить против тебя. Но теперь ты едешь со мной, и все остальные рассматривают это как личное дело всадников.

— Херрел, разве в Арзене нет никаких прав, никаких законов? Разве мы не можем обратиться к верховному властителю и попросить соблюдения закона?

Херрел покачал головой.

— Всадники не подчиняются этим законам, и ты тоже пришла из другой страны. Нас не приводят к присяге. Новые властители не могут запретить нам въезд в Арзен, потому что это наше право по рождению и условия древних договоров должны исполняться. Позже всадники могут наняться на службу к одному из семи лордов. Но сейчас с нами никто ничего не может поделать, пока они выступают только против кого–нибудь из своей группы — против меня и против тебя, Джиллан, чужестранки из Дэйла.

Херрел достал из седельной сумки еду, и мы поели. Это подкрепило меня, и тело мое наполнилось новой жизнью. Я не могла поверить, что другие всадники брали у меня силу, чтобы отдать ее новой Джиллан.

— У тебя здесь нет никаких родственников, Херрел? — спросила я. — Ты же не всегда был только всадником. Разве ты никогда не был ребенком, у тебя не было матери, отца и, может быть, даже братьев и сестер?

Он снял шлем, опустился у ручья на колени и зачерпнул руками воду, чтобы умыть лицо.

— Родственники? О, да, у меня, конечно, есть те, которые пережили время и изменения. Но так же, как и ты, не принадлежащая к народу Дэйла, не нашла у них убежища, так и я не полностью принадлежу к народу оборотней. Моя мать происходила из дома Кар До Пран на севере. Она поддалась любовному колдовству одного из всадников–оборотней и последовала за ним через горы. Ее отцу заплатили деньги, чтобы увезти ее с собой, и я не знаю, пошла ли она с моим отцом добровольно или он силой увез ее. Когда у нее родился ребенок, его приняли как ребенка всадника. Но однажды, когда я был еще очень мал, я изменил свое тело — может быть, я был рассержен или перепуган — и мое происхождение стало видно. Я был больше всадником–оборотнем, чем Красным Плащем, и меня отправили к Серым Башням. Но я был все же полукровкой, а не настоящим всадником. Со временем мой отец стал для меня таким же чужим, как и мой клан в Кар До Пран. Я не мог ждать никакой помощи от клана Красных Плащей.

— Но твоя мать…

Он пожал плечами.

— Я знаю ее имя — леди Элдрис, и это все. А мой отец… — Он поднялся и, отвернувшись от меня, заглянул вдаль, — мой отец среди тех, кто лишил тебя твоего второго «я». Его гордость уязвлена тем, что его сын — всего лишь полукровка.

— Херрел… — Я подошла к нему и положила руку ему на плечо, но выражение его лица все еще было отсутствующим.

Херрел свистом подозвал своего жеребца и наконец обратил на меня внимание.

— Пора ехать.

Мы снова вернулись на дорогу и долго ехали молча.

— Разве нет никакой другой возможности, кроме, как догонять всадников?

— спросила я наконец.

— Мне кажется, у меня есть план или только намек на план, — ответил он, и я не стала настаивать.

Уже под вечер мы снова подъехали к месту, где дороги разветвлялись перед таким же земляным холмиком, как и на прошлой развилке. Но на этом холме стояла только одна колонна, в самом его центре. Херрел натянул поводья.

Он поднял меня, снял с седла и поставил на землю.

— Заберись на холм и обещай мне, что останешься у подножья колонны, пока я не вернусь. Там ты будешь в безопасности.

Я схватила его за руку.

— Куда ты идешь?

— Я должен найти то, что нам должно сегодня помочь. Подумай о том, что у подножия колонны ты будешь в безопасности. Там может находиться только тот, у кого добрая душа и чистые помыслы.

Я послушалась и вскарабкалась на площадку на вершине холма. Я снова почувствовала себя такой слабой, что с готовностью опустилась на землю у подножия колонны. Херелл съехал с дороги и поехал по равнине. Временами он слезал с лошади и, как мне показалось, рассматривал выступающие корни самых высоких деревьев. Может быть, это все еще была часть леса, но деревья здесь стояли друг от друга на значительном расстоянии и были довольно низкими. Херрел внимательно осматривал их. Наконец он начал копать мечом землю под одним из деревьев. Он рубил корни и собирал их в пучок. Потом вернулся ко мне. Он бросил пук корней к подножью холма, и я увидела, что это действительно были корни или обрывки корней. Он еще трижды выкапывал, отсекал и приносил сюда обломки сухих корней, пока их не набралось достаточно для того, чтобы образовать из них тщательно выровненную кучу конусообразной формы.

Потом он взобрался ко мне наверх, принес свою седельную сумку с продуктами и фляжку, наполненную свежей водой из ручья.

— Что ты хочешь делать со всем этим? — я указала на кучу корней. И когда он промолчал, спросила: — Скажи мне», что ты хочешь делать, Херрел? Может быть, это защита, которая защитит нас от нападения врагов?

Глава 15

Херрел улыбнулся.

—Ты права, это действительно щит и меч для меня — самое лучшее, что только можно пожелать, Джиллан. Ладно, слушай, что я хочу сделать. Я не желаю ждать, пока они назначат время и место сражения. Потому сам вызываю их! Когда взойдет луна, я подожгу эту кучу корней и это привлечет их сюда…

— Сложное колдовство?

Теперь он рассмеялся.

— Сильное колдовство. И при этом произойдет вот что: пламя, поднявшееся над кучей горящего дерева, которое так же старо, как и мы, высветит их измененный облик. Никогда, за все тысячелетия существования Дэйла, никто не мог заставить всадника–оборотня отвечать, когда кто–то обнаруживал его генеалогическое дерево. Не думаю, что они ожидают от меня такого вызова. Они думают, что я всем доволен, ничем не возмущен и живу только одной надеждой. Поэтому, если я вызову их сюда, то должен быть готов встретиться со всем их могуществом.

— И ты думаешь, что можно…

— Будет ли счастье на нашей стороне, это решится сегодня ночью, Джиллан. Я не знаю, в каком облике они появятся, но когда я назову имя Хальзе и потребую права меча, они вынуждены будут признать мои права. И тогда я смогу действовать.

Херрел знал свой отряд и страну. Он не выбрал бы этот рискованный путь, если был другой. Наши шансы были весьма малы.

— Херрел, когда мы их вызовем, я имею право потребовать у них удовлетворения?

Он вынул свой меч и провел кончиками пальцев по его лезвию.

— Существует такой обычай, но…

— Говори же!

— Если ты в свете пламени костра сможешь назвать имя оборотня, тогда он снова примет человеческий облик. И тогда ты сможешь потребовать у него права крови и попросить меня выступить в качестве защитника твоих прав. Но если ты неправильно назовешь имя того, кого ты вызвала, то он может потребовать удовлетворения от тебя.

— А если нам удастся победить?

— Ты получишь право требовать свое — другую Джиллан. Но если брошу вызов я, то возможно, они выступят против меня всем отрядом и у меня не будет другого выбора, кроме как между жизнью, позором и смертью.

— Ты думаешь, я не смогу узнать Хальзе? Он — медведь.

— Звери, которых ты видела — не единственные образы, которые мы можем принимать, а только наиболее часто употребляемые. Но при таких обстоятельствах, как эти, он не будет медведем.

— Но ты можешь мне помочь…

Херрел покачал головой.

—Я не смогу сделать этого ни словом, ни жестом, ни даже мыслью! Назвать имя — это только твое дело, и только ты можешь в этом преуспеть или потерпеть поражение. Когда ты встанешь перед ним с мечом, ты будешь тем, кто бросает ему вызов.

— У меня есть двойное зрение. Разве оно не поможет мне?

— Как хорошо оно служит тебе теперь? — спросил он. Я задумалась о туманных домах, которые я случайно заметила во второй половине дня и моя уверенность исчезла.

— Риск велик, — продолжал Херрел. — Я сам брошу вызов и буду действовать, как только смогу…

Голос его звучал решительно, но я еще не сдалась. Я прислонилась к колонне и провела руками по древнему камню. Вот если бы ко мне вернулось мое проникающее двойное зрение, хотя бы на несколько мгновений, которое необходимо для того, чтобы назвать настоящее имя! Я лихорадочно искала пути разрешения этой проблемы. В моей сумке с лекарствами были травы, которые проясняли голову и обостряли разум, а около них были те, которые излечивали многие болезни. Моя раненая рука больше не болела. Наверное, была возможность усилить мои способности настолько, насколько это было необходимо.

— Херрел… пожалуйста, подай мою сумку.

Он изучающе поглядел на меня, словно попытался прочесть мои мысли и понять мой план, но потом взял сумку и положил ее мне на колени.

— Сколько времени у нас осталось до их прихода? — спросила я.

— Не знаю. Я зажгу костер, когда взойдет луна, а потом мы будем ждать.

Это было слишком неопределенно. Я взяла сумку и нашла в ней маленький флакончик, сделанный из кварца.

— Что ты хочешь сделать?

Я открыла руку. Кварц засветился в полутьме.

— Мой лорд, ты когда–нибудь слышал о моли?

Он посмотрел на меня.

— Откуда это у тебя?

— Из сада, где мы выращивали травы. Монахиня Алюзан использует это, но не для колдовства, а потому что у этих настоев целебные свойства, которые могут защитить от колдовства. Я применяла свои знания только дважды; в последний раз на воине, который утверждал, что всадник–оборотень взглянул на него дурным глазом и с тех пор его руки и ноги стали неподвижны. Была ли это болезнь, порожденная страхом, или это было настоящее колдовство — не знаю, — я улыбнулась. — Но после того, как он в течение трех дней принимал по несколько капель в день настоя на этой траве, он снова мог ходить и даже бегать. Это значит, что моли обладает и другими свойствами. Она может разрушать иллюзии.

— Но ты же не знаешь, кто придет, и при ком надо это употребить…

— Это не важно. Это ведь мои иллюзии, которые я должна разрушить. Но я не отваживалась сделать это раньше. И также не знаю, сколько времени пройдет, пока настой окажет свое действие. Если я приму его не вовремя, настоящее зрение придет ко мне либо слишком рано, либо слишком поздно. Ты не сможешь меня предупредить?

— Это огромный риск…

— Все, что нам предстоит сегодня сделать — к лучшему. Не лучше ли нам так и поступить?

— А если ты ошибешься?

— Нужно верить в удачу. Ты сможешь меня предупредить?

—Я могу сказать тебе, когда они будут приближаться, хотя их не будет еще видно, потому что тоже буду следить за знаками в пламени и узнаю, насколько они сильны.

Этим я и удовольствовалась, но когда мои пальцы обхватили выдолбленный кусочек кварца, я поняла, как ничтожна была наша надежда.

Пока мы ждали восхода луны, я попросила Херрела рассказать мне об Арзене и тех, кто живет в этой местности. Оказалось, что все, кто живет в Арзене, сведущи в магии, но только в различных ее видах и в различной степени. Имелись адепты, которые жили в одиночестве, погруженные в изучение нашего мира и времени и они почти никогда не принимали человеческий облик. Зато народ, который жил в замках — четыре клана: Красные Плащи, Золотые Накидки, Синие накидки и Серебристые Накидки — очень мало пользовались магией и поэтому очень много времени пребывали в человеческом облике. Между этими двумя крайностями было множество других, чуждых обыкновенным людям форм жизни: всадники–оборотни, те, которые отдавали свою силу и могущество на службу кланам; раса, живущая в реках и морях и раса, представители которой никогда не отходили далеко от лесов, и еще другие расы, которые никогда не меняли свою внешность животных, но все же были разумными и сильно отличались от настоящих животных, живших в этой стране.

— Я почти уже поверила, что в этом твоем Арзене имеется множество чудес, — сказала я наконец. — Что можно вечно скитаться по нему, смотреть и слушать, и все же ничего не понимать.

Херрел встал и соскользнул по склону холма к куче корней. Тут я увидала, что на небе появилась серебристая луна. Херрел ударил мечом в середину кучи сухих корней и высек сноп зеленоватых искр.

Дерево загорелось, но не ярким пламенем, а, скорее, затлело. Херрел трижды ударил мечом, и каждый раз его острие глубоко погружалось в кучу корней. И, наконец, вверх поднялся маленький язычок пламени и в небо потянулся серовато–белый столбик дыма.

Херрел поднял голову. Глаза его блестели зеленым и тени скользили по лицу. Но перед нами никого не было, а он все стоял с обнаженным мечом в руке. Наконец он повернул ко мне голову и сказал:

— Их влечет сюда…

Я встала. Он не пошевелился, чтобы помочь мне спуститься с земляного холма. Казалось, он был прикован к своему месту. Я подошла к нему и протянула ему свою правую руку. В левой руке я сжимала кварцевый флакончик.

— Твой меч, воин.

Херрел с трудом пошевелился, словно борясь с чем–то, чтобы протянуть мне меч. И мы стали ждать, стоя возле костра. Луна освещала дорогу, но там ничего и нигде не двигалось, насколько я могла видеть. Через некоторое время Херрел заговорил, и его голос прозвучал так, словно он находился далеко от меня.

— Они идут.

Как близко были они или как далеко? Когда я должна была использовать защиту, которую давали мне несколько капель золотистой жидкости? Я вытащила пробку и приложила флакончик к губам.

— Они скоро…

Я выпила. Жидкость была острой и неприятно щипала язык. Я быстро проглотила ее. Дорога недолго оставалась пустой. Это были не звери и птицы, как я ожидала, несмотря на предупреждение Херрела, а множество изменяющихся форм и фигур: от воина к лошади, которая оседала и превращалась в ползущее чудовище; чешуйчатый дракон, вставший на дыбы и превратившийся в человека, но в человека с крыльями на плечах и лицом демона. Все беспрерывно изменялось, и мне стало ясно, что я была слишком самоуверенна. Как я могла среди такого множества издевающихся надо мной масок найти Хальзе? Если моли не поможет моему двойному зрению, я буду побеждена прежде, чем начнется борьба. Я постараюсь сосредоточить свое внимание на одной какой–нибудь фигуре в этом хаосе растворяющихся и снова меняющихся существ. А потом…

Из моей руки, сжимающей рукоятку меча Херрела, вылетело голубое пламя и окутало клинок. И я увидела…

За сетью изменяющихся форм я увидела группу человекообразных существ, которые сконцентрировались на том, чтобы сохранять эту колдовскую картину, которую они сплели.

— Я вызываю вас! — громко сказала я.

— Всех или одного?

В действительности ли я услышала это, или это был только мысленный ответ, который я восприняла?

— Одного, от которого зависит все.

— И что это за «все»?

— Мое другое «я»!

Я изо всех сил удерживала свое двойное зрение. Хальзе, да, я нашла его, был слева от того места, где я стояла.

— Ты назовешь имя, колдунья?

— Я назову имя.

— Согласны.

— Согласны во всем? — продолжала настаивать я.

— Во всем.

— Тогда… — я указала мечом на Хальзе — я называю среди вас Хальзе!

Тени забурлили и забушевали еще сильнее, затем они слились и исчезли. Перед нами стояли люди.

Хирон вышел вперед.

— Ты назвала имя правильно. Что ты требуешь теперь?

— Это требование — одно из моих прав, — моя рука скользнула по рукоятке меча и я протянула его Херрелу, чьи пальцы в то же мгновение перехватили рукоятку.

— Да будет так! — Хирон говорил так, словно оглашал смертный приговор и это относилось к нам, а не к одному из его спутников. — По обычаю отряда? — спросил он Херрела.

— По обычаю отряда.

Теперь все мужчины задвигались. Хирон снял накидку со своих плеч и положил блестящую шкуру лошади на дорогу. Харл и трое других сняли шлемы и положили их по углам накидки, так что гербы их были обращены внутрь. На расстоянии одного метра от края накидки четверо мужчин глубоко в почву вонзили четыре меча. Четыре других накидки скатали валиком и положили между мечами так, что образовался четырехугольник.

Хальзе отложил свой щит и накидку в сторону и подошел к накидке Хирона. Херрел встал перед ним. Хальзе улыбнулся. Я уже видела у него такую улыбку и возненавидела его за нее, улыбку того, кто уже протянул руку, чтобы схватить то, что уже считал своим.

— Итак, у нее гораздо больше сил, чем мы думали, неудачник. Но теперь она допустила ошибку, потому что выбрала меч и тебя, чтобы действовать им.

Херрел ничего не ответил. Лицо его было лишено всякого выражения. Он бросил взгляд на Хирона, который вышел в центр лошадиной шкуры и теперь стоял между двух бойцов.

— Это поле боя. Вы будете сражаться, пока у одного из вас не пойдет кровь или один из вас не переступит край поля боя. Тот, кто хотя бы одной ногой переступит край, считается сбежавшим с поля боя и все права на победу переходят к другому.

Потом он повернулся ко мне.

— Если ты потеряешь своего бойца, ты будешь принадлежать нам, и мы сделаем с тобой все, что захотим.

Я знала, что он имеет в виду: они отдадут остатки моих жизненных сил своей фальшивой Джиллан. И это наполнило меня еще большим страхом. Но я надеялась, что он не сможет прочитать по моему лицу, каких усилий мне стоило отвечать ему холодным тоном.

— Если ваш боец будет побит, мой лорд, вы добровольно отдадите мне то, что вы похитили у меня. Это наш договор.

И хотя я не задала ему больше ни одного вопроса, он сказал:

— Это наш договор, — потом взмахнул платком в воздухе и крикнул: — Давай! — и спрыгнул с накидки.

Я не боец, который понимает толк во владении мечом, и я думала, что всадники, которые ходят в битву в обличье животных, вряд ли хорошо владеют оружием. Но, оказывается, они умели сражаться не только зубами и когтями, но и мечами.

Они кружили друг возле друга и не спускали друг с друга глаз. Лишь изредка атаковали, чтобы проверить силу и ловкость противника. Медленное начало внезапно перешло в дикий танец и быструю смену ударов и контрударов звенящими мечами. Вел ли себя при этом Херрел правильно, я не знала. Но крови не было, и хотя однажды Херрел на полступни сошел с накидки, он снова быстро вернулся на свое место.

Какое–то время я была так захвачена этой смертоносной игрой, что кроме этого не замечала ничего, что происходило вокруг меня. Может, это была сила моли, которая обострила мой разум, но я внезапно осознала, что вокруг поля боя сконцентрировалась объединенная воля всех остальных. Может быть, эта злая воля и не могла физически ослабить Херрела, но она, как облако, нависла над ним и желала его поражения. Я сама очень хорошо ощущала желание этих людей, а Херрел давно уже не ставил свою жизнь ни во что. Его гнев и необходимость заставляли его забыть обо всем и обо всех, но он все же оставался достаточно чувствительным, и в нем стали прорастать семена сомнения.

Я снова попыталась использовать свою волю в качестве оружия, на этот раз для того, чтобы применить ее как щит против злой воли отряда. И тут я сама испугалась, тут было нечто, что почти превосходило мои силы.

Мое двойное зрение отказало. Я больше не видела двух мужчин, сражавшихся на мечах, а только медведя, стоявшего на задних лапах и огромными передними лапами пытающегося схватить кошку и раздавить ее, но та с шипением и фырканьем увертывалась от него.

— Ты…

Это требование так резко привлекло мое внимание, что взгляд мой оторвался от борьбы и я посмотрела на того, кто окликнул меня. Жеребец, мужчина, чудовище.

— Хирон, — назвала я его имя и он стал человеком.

— Ты ошиблась, колдунья, когда выбрала себе половину… Капитан всадников, он хотел отвлечь меня, чтобы ускорить поражение Херрела?

— Я должна была выбрать лучшего среди вас?

— Ты дура! Взгляни на свои руки! Ты сама уничтожаешь себя! Каждый раз, когда ты теперь пользуешься своей магией, колдунья, ты сама уничтожаешь себя, а та, другая Джиллан от этого становится все сильнее! Скоро ты станешь просто тенью, а она получит всю твою плоть. И зачем тогда тебе нужна будет эта победа?

Пока он говорил, я почувствовала слабость. Моя рука в лунном свете была бледна и странно прозрачна. Рука тени…

Нет! Они только хотели отвлечь меня от сражающихся! Херрел отступал и опасно приблизился к границе из скатанных накидок. Если Хальзе не сможет его ранить, он будет стараться опозорить своего противника, вытеснив его за пределы четырехугольника.

Нет! Я попыталась достигнуть Херрела, укрепить его силы и уверенность. Херрел. Ты можешь… ты можешь победить медведя! Херрел…

— Дура… ты сама уничтожаешь себя…

И я почувствовала, что Хирон сказал правду, что мои старания поддержать Херрела означали мою гибель. Но я должна была удержать туман поражения, который отряд насылал на Херрела. Я должна была сломать их объединенную волю, а это стоило мне так бесконечно много.

Я услышала крик, призыв, или это был крик птицы, голос зверя, ржание жеребца? Я протерла глаза, чтобы лучше видеть. Кошка присела перед медведем, стегая себя хвостом и обнажив клыки, но одна задняя лапа медведя находилась за пределами ограждения. Хальзе должен был считаться сбежавшим с поля боя!

Они снова стали людьми, все они, и они все еще были против Херрела, но исходивший от них туман поражения исчез, словно развеянный порывом ветра. Херрел поднял меч и острием его указал на Хальзе.

— Он сбежал! — громко и требовательно произнес он.

— Он сбежал, — сухо подтвердил Хирон.

— Сделка есть сделка. Мы требуем все. — Когда Хирон не ответил, Херрел подошел к нему. Мы требуем все, — повторил он. — Или закона отряда больше не существует? Я ведь могу подумать, что ты хочешь запретить нам воспользоваться нашим правом.

— Я не могу вам этого дать.

Херрел уставился на него и в его глазах запылал зеленый огонь, но он все же продолжал оставаться человеком, а не кошкой.

— Ты сам объяснишь, почему ты потерял свою честь, предводитель всадников?

— Яне могу дать вам то, чего у меня нет.

— Чего у тебя нет? Что же тогда стало с другой Джиллан, которую вы сами сделали?

— Посмотри, — Херрел указал на меня, — связь разорвана, то, что мы сделали, исчезло.

Связь разорвана… Я покачнулась. Где же теперь было, то притяжение, которое вело меня по этой дикой стране? Я больше не чувствовала этой связи. Я услышала злорадный смешок.

— Она сама сделала это, — сказал Хальзе. — Она воспользовалась своей силой, и это уничтожило ее. Ухаживай за своей невестой, пока еще можешь, Херрел. Скоро она совсем превратится в тень!

— Что ты с ней сделал? — Херрел промчался мимо Хирона и схватил Хальзе. Его руки сомкнулись на горле противника и они оба повалились на землю.

Остальные наконец оторвали Херрела от врага и крепко держали, несмотря на все его старания освободиться и снова наброситься на Хальзе, который, тяжело дыша, лежал на земле.

Потом Хирон сказал:

— Мы поступили так честно, как только могли, но связь разорвана и другая Джиллан исчезла…

— Куда?

— Она там, куда мы не можем последовать за ней. Она отправилась в другой мир и когда связь оборвалась, она вернулась обратно в свой родной мир.

— Вы создали ее. На вас и лежит обязанность вернуть ее обратно — или вы совсем потеряли всякое понятие о чести! — Херрел освободился. — Я требую все, Джиллан требует все, и ты присягнул нам в этом, — сказал он Хирону. — Теперь выполняй свои обязательства!

Херрел подошел ко мне и коснулся меня рукой, но я не почувствовала его прикосновения. Я попыталась поднять руку. Она была тонкой и прозрачной. Связи больше нет… Я была слаба, бесконечно слаба и опустошена, и я никогда больше ничего не буду ощущать…

Глава 16

—Другой мир, — повторил Херрел. — Пусть будет так! У тебя есть ключ от двери в этот мир, Хирон. Открой дверь, или с этого момента ты станешь клятвопреступником. — Он взглянул на остальных членов отряда, выстроившихся в ряд. — Все вы клятвопреступники!

— Ты не знаешь, чего ты требуешь, — возразил Хирон.

— Я очень хорошо знаю, чего требую. Это ты нарушаешь договор. Я требую, чтобы нас обоих провели через ту дверь, и требую, чтобы вы своими силами поддерживали Джиллан, пока договор не будет выполнен. Вы допустили несправедливость и теперь вы должны помочь исправить ее.

Хирон уставился на него, словно не веря своим ушам. Среди всадников возникло движение и послышалось перешептывание, но Херрел не обратил на это никакого внимания. Все его внимание сосредоточилось на предводителе.

— Мы не можем сделать это здесь и сейчас, — ответил Хирон.

— А где же и когда? — спросил Херрел.

— В Башнях.

— В Башнях! — Херрел явно не поверил. — Вы сделали это в глуши, вдали от Врат, так почему же сейчас вы говорите, что ей надо вернуться назад? Так можете ли вы открыть для нас дверь в другой мир?

—Ты требуешь, чтобы мы помогли ей, всем, чем только сможем, но она должна сама пройти в дверь, и я не уверен, что мы сможем помочь ей в этом. А мы, кроме всего прочего, должны еще и сами закрепиться здесь, иначе мы можем потерять все.

Но все это я видела только во сне. Руки Херрела обнимали меня и мы ехали дальше.

— Джиллан, ты должна держаться за жизнь, Джиллан…

— Джиллан, посмотри вокруг, Джиллан… Солнце? — Но ведь была ночь и двое мужчин или два зверя? — сражались друг с другом. К моим губам прижали флакончик и чей–то голос приказал мне выпить. Я послушалась, и туман перед моими глазами быстро исчез. Руки Херрела держали меня и мы ехали галопом. Накидки развевались на плечах у всех, кто ехал с нами. И теперь был день.

— Держись, Джиллан! — Это было желание Херрела, его, голос и укрепляющее средство, которое меня поддержало. Но я воспринимала окружающее словно в каком–то сне и оно не имело ко мне никакого отношения.

А потом оказалось, что я уже не сижу на лошади. Я лежу на кровати или на кушетке и Херрел лежит возле меня. Вокруг этого ложа поднимался дым, клубящийся, волнующийся дым, который наплывал и окутывал меня, пока я сама не заклубилась, не воспарила и не стала его частью.

А потом… На земле лежала серо–белая зола, искалеченные деревья с серо–белыми остатками листьев. Джиллан! Я должна была найти Джиллан! Где в этом чужом мире мне найти Джиллан? Джиллан? Моя воля задавала этот вопрос: Джиллан, где ты?

Никакого ответа. Я пошла по этому пепельно–серому лесу, все дальше и дальше. Я оглядывалась вокруг, но тут не было ничего, кроме этого мертвого леса, в сером свете ничего не двигалось.

Как долго я блуждала? Между деревьев внезапно появились тени, которые меня уже однажды напугали в этом лесу. И страх снова вернулся ко мне.

По воздуху ко мне спланировало крылатое существо с морщинистой кожей и головой, на три четверти состоящей из огромного клюва.

— Джиллан!

Я уставилась на эту странную птицу. Она летела передо мной. Джиллан… Идем… идем…

Я снова взглянула на крылатое существо. Оно хотело вести меня? Я с трудом сформировала в своем сознании вопрос:

— Ктоты?

Существо торопливо взмахнуло крыльями:

— идем, идем…

Иметь хоть такого проводника в этом странном лесу будет лучше, чем блуждать здесь вслепую. Может быть, это была ловушка, но я, снова взглянув на птицу, не почувствовала никакого беспокойства.

Крылатое существо вывело меня из леса, провело через густой кустарник и мы выбрались на равнину. Я подумала об опасностях, поджидающих меня здесь, но голоса в своей голове больше не слышала. Я все еще пыталась вызвать свое другое «я», но не получала никакого ответа.

А потом… Джиллан? Я вынуждена была ухватиться за куст. Ответ! Но не от птицы кружащейся надо мной, а откуда–то впереди меня. Я побежала. На этот раз меня потянуло так сильно, что я не могла больше сбиться с пути.

Это продолжалось до тех пор, пока я не заметила, что осталась одна, и та странная птица, что вела меня через лес, больше не сопровождает меня. В этом уже не было необходимости, теперь у меня был гораздо лучший проводник…

Я выбежала на площадку, окруженную высокими стенами, но надо мной было только небо. И здесь все было не серым, а бледным, появился желтоватый свет. Я остановилась и осмотрелась.

— Джиллан? — мои губы шевельнулись в первый раз, и я попыталась заговорить вслух.

Но на этой площадке мне ответило такое эхо, что я прижала ладони к ушам, потому что имя мое прозвучало так искаженно, что оно стало для меня чужим и больше не было моим.

Она вышла на мой зов, но не одна и не две, а сотня Джиллан, превратившихся в бесконечный ряд.

Стройное тело с бледной кожей, ребра пересекал красный шрам от меча воина Ализона, на руке след от зубов чудовища, почти полностью залеченный. Темные волосы падают с высоко поднятой головы — я видела себя саму, но не одну, а множество самих себя.

И все они отвечали мне множеством голосов, которые говорили одно и то же:

— Я здесь.

—Ты должна найти среди нас ту Джиллан, которую ищешь, — услышала я голос в своей голове. — Если ты можешь, используй силы, которые в тебе…

Я увидела тень у Врат, увидела зеленые глаза. Это был человек или кошка?

— Ищи, Джиллан… Я охраняю Врата…

И я попала в свет, который становился все ярче, чтобы среди многочисленных Джиллан найти ту, которая мне была нужна. Я встала перед ними, закрыла глаза и сосредоточилась, используя всю свою силу воли чтобы найти истинную Джиллан в бесконечном ряду видений. Я не должна была думать ни о чем, кроме поисков настоящей Джиллан.

Я больше не была телом на двух ногах, вытянувшим две руки, которые у него имелись. Теперь я была бестелесным желанием и стремлением. Я больше не видела, не чувствовала, не думала…

А потом внезапно я снова стала Джиллан, другой Джиллан. Я была в ней, заполнила ее пустоту. Но мой триумф был только искрой, которая быстро погасла. Я все еще была неполноценной. Хотя я нашла свою Джиллан среди всех других, которые мелькали; в этом насыщенном светом воздухе, но теперь, я должна была доставить ее к той Джиллан, из которой я ушла.

Я снова двинулась сквозь раздражающе яркий свет, а потом мои ноги споткнулись обо что–то, что лежало на земле… Я упала и легла возле Джиллан, которой я была раньше. Мои пальцы коснулись холодного тела. Глаза ее были открыты, но в них не было жизни. Она была мертва!

Мне кажется, я закричала, положив руки на безжизненное тело Джиллан. Она была мертва!.. Выиграли ли они, всадники–оборотни?

Я уставилась в мертвое лицо. Я была изгнана из моего тела и помещена в ту Джиллан, которая, хотя и была часть меня, но была создана всадниками, и я не стану полноценной до тех пор, пока не вернусь в настоящее тело, в свое тело, которого я касалась своими руками. Но как? Меня называли колдуньей, колдуньей, которая не владела своим искусством.

Наконец обе Джиллан находились рядом друг с другом, тело к телу.

Как это началось? С Джиллан, в которую попала стрела и она осталась лежать под деревьями, в то время как другая Джиллан была уведена зверями; смерть и жизнь… Одна Джиллан умерла здесь, чтобы дать жизнь другой Джиллан, той, в которой я теперь была… Следовательно, теперь эта Джиллан должна умереть, чтобы другая снова смогла ожить. Но как? У меня не было никакого оружия…

Херрел потребовал от всадников, чтобы они мне помогли. Хирон, дай мне смерть! Но не было никакого ответа. Мои мысли искали Хирона. Херрел мог дать мне смерть, которая означала жизнь. Я поползла назад, к Вратам, с трудом таща за собой безжизненное тело Джиллан.

— Херрел…

Я услышала слабый отклик. Я поползла дальше, и наконец добралась до Врат. Тут была тень, которая обещала охранять Врата, и ее окружали другие тени, те, которых я боялась в том, пепельно–сером лесу. Гнев наполнял меня, и я не знала, появится ли во мне пылающий факел моих сил, когда я устремилась к этим теням, но они отступили и побежали назад.

Я вернулась назад, к Вратам, и зеленые глаза встретили меня.

— Ты — не она…

— Я — другая, — начала я.

Тень вздрогнула.

— Где она?

—Там… — Я указала на тело, которое я вытащила из света. Он покачнулся. Его призрачная фигура изменилась, теперь он стал мужчиной, который опустился на колени так же, как я опустилась на четвереньки.

— Она мертва, — прошептал он.

— Послушай меня, Херрел! Сделай что–нибудь с Джиллан, в которой я нахожусь, убей ее в этом мире. Ведь если я буду снова убита, произойдет так, что я снова оживу, но уже в том настоящем теле.

Я не была уверена, что он понял меня или даже услышал. Я стояла возле тела мертвой Джиллан, а потом он взглянул на меня и глаза его яростно блеснули. Он больше не был кошкой, он был призрачным человеком с мечом — тенью, и он ударил.

Боль пронзила меня, боль, которая разорвала меня надвое.

Золотистый свет… и в этом свете я должна была найти другую Джиллан. И я нашла ее! Я лежала на холодном камне, потом стала приподниматься. Я видела перед собой белое тело, которое медленно исчезало, словно таяло в тумане. Их Джиллан — фальшивая Джиллан! Я снова существовала и стала полноценной! Я больше не ощущала себя опустошенной, и наконец почувствовала, как мои руки коснулись моего настоящего тела.

Херрел! Я огляделась. Тень, чей меч освободил меня, исчезла.

— Херрел! — эхо моего крика отдалось в моих ушах, но не было никакого ответа. Нужно ли мне теперь искать Херрела, как он до этого искал мое другое «я»?

Передо мной появилась тень лошади.

— Идем… — это был властный приказ, но я не повиновалась ему.

— Херрел? — это был одновременно вопрос и отказ. Жеребец нетерпеливо вскинул голову и замолк.

— Где он?

— Он убежал от того, что сделал здесь.

— Но он освободил меня!

— Для него Джиллан погибла от его рук.

— Нет! — мне, было все ясно. Я не могла поверить, что Херрел не смог понять правды.

— Ну, а теперь идем. Мы не можем держать дверь между мирами открытой так долго.

— А Херрел?

Жеребец, который был Хироном, снова вздернул голову.

— Он сам решил прийти сюда, хотя и знал об опасности. Он сам определил свою судьбу.

— Нет и нет! Херрел должен идти с нами.

— Тогда ты тоже выбрала свой путь, колдунья…

— Вы же поклялись помочь нам…

— Настал конец всем клятвам. Теперь у тебя свое собственное «я», которое Херрел добыл для тебя. Но даже наши объединенные силы не могут держать долго Врата открытыми. Идем назад, к жизни, или в ничто, меж временем и пространством.

Он поставил передо мной выбор. Я не была связана клятвой, но знала, что не смогу сделать шага, который приведет меня к жизни, если рядом со мной не будет Херрела.

Я взглянула на призрачного Хирона.

— Продержи Врата открытыми столько, сколько сможешь. Может быть, я найду еще что–нибудь, что является частью Джиллан или частью ее жизни, о которой я не знала раньше.

Призрачный жеребец стоял неподвижно и золотистые глаза, которые были в нем самым живым, серьезно смотрели на меня.

— Это твой выбор, колдунья, — а потом тень Хирона покачнулась и исчезла.

А теперь я должна была спросить у себя самой, кем был для меня Херрел. Я думала о первой нашей встрече в свадебном видении и, когда он подошел ко мне через туман, потому что я подобрала его накидку. Он был выше меня, стройным, с гладким лицом юноши и глазами, такими старыми, как горы Высокого Халлака. Это был первый Херрел, которого я знала. Потом была дикая кошка, лежащая на освещенной лунным светом кровати и проснувшаяся, учуяв опасность, когда нас спугнули сети злого колдовства. Это был второй Херрел. Потом снова была кошка, которая устремилась в бой с врагами из Ализона и после боя вернувшаяся в человеческий образ, чтобы защитить меня от гнева всадников–оборотней. Был следующий Херрел, который ухаживал за мной и которого я оттолкнула от себя, и Херрел — чудовище, который напал на меня и ранил. Херрел, который заботился обо мне и засыпал мою рану целебными листьями. Херрел, который ехал со мной по лесной долине и вечером ждал восхода луны, рассказывая о своей стране и своем одиночестве.

Кто же все–таки этот Херрел? Это другая часть меня и без него все мои последующие дни будут пусты, как были пусты дни без другой Джиллан.

Я устремила все свои мысли, чтобы найти Херрела. И я почувствовала, что меня куда–то тянет. Я полностью сосредоточилась на этом чувстве и воспользовалась им, как проводником. Но оно вело меня не обратно в пепельно–серый лес, а в холмистую местность.

Я не знала, как долго я шла, пока наконец не увидела вдали туманную фигуру.

— Херрел!

Туманная фигура остановилась. Я мысленно окликнула его, потом, снова и снова звала его, и он подошел ко мне!

— Кто ты? — с трудом спросил он. — Кто ты? — палец его шевельнулся и начертил в воздухе символ.

Вспыхнул голубой огонь, такой яркий, что он ослепил меня,и я крикнула:

— Я Джиллан! В самом деле, Херрел, я — Джиллан!

Глава 17

Лицо его все еще было туманным, но глаза пристально вглядывались в меня.

— Я убил Джиллан…

— Ты соединил нас! — я подбежала к нему. — Другая Джиллан должна была умереть, чтобы мы снова стали одним целым, и это произошло при помощи твоего меча!

— Джиллан… Но что ты тогда делаешь здесь? Эти Врата? — Он выпрямился. — Они не могут держать Врата открытыми так долго…

— Это же мне сказал и Хирон, — без раздумий ответила я.Он снова взглянул на меня своими зелеными глазами.

— Хирон!.. Он сказал тебе это! Но почему тогда ты не ушла?

— Мне вернуться? Ты хочешь бросить меня? — На его лице не было никакого выражения и в зеленых глазах тоже ничего нельзя было прочитать. Может быть, его путь не был моим?

Между нами воцарилось молчание, потом я отважилась нарушить его:

— Если эта дверь закроется, есть ли другая, которую мы сможем открыть?

— Нет, я не ждала, что он ответит мне на этот вопрос, я только надеялась, что мне удастся отвлечь его от мыслей.

— Я этого не знаю. Хирон напрасно обнадежил тебя, сказав об этом…

— Хирон ни о чем не предупредил меня. Но я уже раньше была в этом мире и мне все это представляется сном. Но от сна можно проснуться.

— Сон? — он шевельнулся и снова ожил. Он протянул мне руку, словно хотел притянуть меня к себе, но я почувствовала только прикосновение чего–то туманного; тень, а не плоть. Херрел отпрянул назад.

— Что это? — прошептал он.

— Для меня ты — всего лишь тень, — спокойно ответила я. Он поднес свою руку к глазам, словно хотел убедиться в ее реальности.

— Но она настоящая, из мяса и костей.

— Для меня ты — всего лишь тень, — повторила я.

— Сон! — Он ударил своим нереальным кулаком по камню. — Если мы теперь попали в мир снов…

— Как же нам тогда вернуться?

— Да, пробуждение… Расскажи мне все, что ты можешь вспомнить об этом мире!

Не знаю, почему он этого хотел, но я повиновалась и рассказала ему о лесе и появлении птицы.

— Птица? — прервал меня Херрел. — Ну что ж, они не нарушили своей клятвы. Это был проводник, посланный отрядом.

Когда я закончила свой рассказ, Херрел некоторое время задумчиво молчал.

— Если это сон, — сказал он наконец, тогда мы оба все еще лежим в одной из Серых Башен. И если мы не сможем проснуться, мы потеряем все. Чем глубже наш сон, тем меньше шансов у нас проснуться, — Херрел поглядел вдаль. — Если нам удастся вернуться в наше время, наш мир и наши тела, значит, мы все еще частично связаны с ними. Может быть, мы сможем проснуться, если попытаемся объединиться с нашими телами, находящимися там. Я не вижу другого пути.

— Но я не вижу никакой четкой картины, на которой я смогла бы сосредоточиться… — Я только бегло вспомнила кровать, которую установили в одной из Серых Башен, кровать, на которой лежала я, а рядом со мной лежал Херрел.

— Я знаю одно! — он положил свою руку на мою и я почувствовала легкое прикосновение, словно к моей плоти прикоснулось перышко. — Слушай меня внимательно… — а потом он мне в подробностях описал все помещение в одной из башен, пока я не увидела его часть за частью.

— Теперь ты видишь, Джиллан?

— Ты заставил меня увидеть все это. А что теперь?

— Теперь мы оба сделаем то, что делали уже прежде. Мы направим всю свою волю на то, чтобы вернуться в наши спящие тела и проснуться. Начнем!

Я закрыла глаза и представила комнату, которую Херрел обрисовал мне. И в центре этой комнаты — кровать, на которой лежала Джиллан. Это была Джиллан, та Джиллан, которую я должна была найти. Я сконцентрировалась на этой Джиллан, не только на ее спящем теле, но и на всем остальном, что было Джиллан и что во сне так далеко находилось от этого тела…

Я проснулась. Но действительно ли я спала? Я испугалась, что когда открою глаза, то снова увижу свет чужого мира. Я собрала все свое мужество…

Взглянула на серые, очень древние стены и увидела настенные занавеси, подгнившие от времени. Я проснулась! Джиллан снова стала настоящей Джиллан, и я знала, что я, наконец стала совершенно полноценной.

Херрел! Я быстро повернула голову, чтобы увидеть того, кто находился рядом со мной на кровати. Херрел был тут и лежал неподвижно, словно мертвый. На нем была кольчуга, его сильные руки покоились на рукоятке обнаженного меча. Шлем лежал рядом с его головой.

— Херрел? — Встав, я увидела, что одета в богатую одежду из зеленой и серебристой ткани, украшенную маленькими, молочно–белыми драгоценными камнями, которые вспыхивали при каждом моем движении.

Я озабоченно нагнулась над Херрелом.

— Херрел?

Он открыл глаза.

—Да…

Он отложил свой меч в сторону, чтобы протянуть руки и привлечь меня к себе. Несколько мгновений мы лежали, прижавшись друг к другу, потом я нашла его губы, охваченная желанием, которое было так же велико, как и его.

Потом он слегка отстранил меня от себя и взгляд его стал изучающим, но на губах была улыбка.

— Мне кажется, моя дорогая леди, что в этой войне мы стали друг для друга хорошими товарищами, а теперь нам надо постараться быть ими и в мирное время.

Я тихо рассмеялась.

— Я буду твоей верной спутницей, мой храбрый лорд!

Он встал с кровати и помог встать мне. Длинные складки на моем платье из тонкой материи тяжело ниспадали к моим ногам и мешали мне двигаться.

— И все это великолепие для меня, — заметила я.

Херрел посмотрел вниз.

— Они сочли нас мертвыми и оказали нам последние почести, которых никогда не оказывали, когда мы были живыми.

Внезапно у меня появилось ощущение, что это тяжелое платье связывает меня с прошлым. Я отпустила руку Херрела, и мои пальцы стали быстро расстегивать застежки и развязывать шнурки, пока я наконец не смогла снять это тяжелое великолепие и не осталась в коротком белье. Я бросила роскошное платье на кровать.

Херрел взглянул на меня.

— Мы уже идем? — и его рука снова нашла мою руку.

— Куда, мой лорд? Он улыбнулся.

— На этот вопрос я не могу дать ответа, потому что сам не знаю его. Я знаю, что мы только покинем этот мир и других всадников, чтобы самим искать свое счастье. Ты хочешь этого?

— Да. Ты выбрал свой путь, и он будет моим путем.

Херрел снял пояс с ножнами и бросил его к мечу, своему шлему и моему платью, лежащим на кровати.

— Мне эти вещи больше не понадобятся.

Херрел провел меня через длинный коридор и дверь во двор. Снаружи была ночь; светила луна и блестели звезды. Вокруг нас поднимались семь Башен. Ничто не шевельнулось, когда Херрел и я подошли к стойлу, в котором стояли серо–черные пятнистые лошади всадников. Он взнуздал и вывел наружу мою кобылу и своего жеребца, и мы повели животных за собой, пока не вышли через ворота наружу.

— Кто идет?

Из–под темного навеса портала вышел Хирон и обнаженный меч в его руке ярко блестел в лунном свете.

— Да, кто идет? — ответил мой суженый. — Назови наши имена, если ты нас узнал.

Предводитель всадников–оборотней взглянул на нас. Он не выказал никакого удивления.

— Итак, вы нашли путь назад…

— Мы нашли его. А теперь пройдем и через другую дверь, — он указал на портал позади Хирона.

— Ты Оборотень по крови и эти Башни — твой дом.

Херрел покачал головой.

— Я не знаю, кто я, но я не принадлежу к вам и Джиллан тоже не принадлежит. Поэтому мы уходим, чтобы узнать, кем мы являемся на самом деле.

Хирон на мгновение замолчал, потом несколько неуверенно произнес:

— Ты — один из нас…

— Нет, — Херрел во второй раз отрекся от своего родства с всадниками–оборотнями.

— Ты хочешь уйти к своей матери?

—Ты этого боишься? Ты, который всегда отказывался признавать себя моим отцом? — ответил Херрел. — Я же сказал тебе, никто из вас мне не нужен — ни мать, ни отец. Теперь ты позволишь нам пройти через ворота?

Хирон отошел в сторону.

— Как хотите. — Голос его был так же лишен выражения, как и его лицо.

Херрел и я выехали из ворот, и пока мы удалялись, ни один из нас не оглянулся назад. Эти ворота были последними между нашим прошлым и нашим будущим. Нас было только двое — Джиллан и Херрел. Для будущего этого было достаточно.

Гаран вечный

Глава 1

Сквозь голубой туман

Через шесть месяцев и три дня после того, как вконец измученная Великой войной 1985–88 годов Земля подписала Шанхайский мир, в парке Нью–Йорка на скамейке сидел молодой человек и безнадёжно разглядывал гравий под своими скверными, изношенными башмаками. Его научили сидеть на месте пилота в контрольной кабине истребителя, и больше ничему. Поиски надёжного места в цивилизованном мире стоили ему здоровья и гордости.

Кто–то подошёл и сел на другой конец скамейки. Лётчик внимательно оглядел его. Вот у этого типа приличная обувь, тёплое пальто, и весь его вид свидетельствует о том, что он обеспечен и доволен жизнью. Хотя человек был уже не первой молодости, он был лёгок в движениях и выглядел подвижным и деятельным.

– Не вы ли капитан Гарайн Фитерстон?

Удивлённый лётчик кивнул. Два года назад он, капитан Гарайн Фитерстон из Объединённой Демократической Армии, руководил опасным истребительным рейдом в опустошённых странах Азии и нанёс сокрушительный удар большой экспедиционной армии, тайно сгруппировавшейся там. Это было эффективное дело и принесло пережившим его некоторую славу.

Новоприбывший достал из бумажника газетную вырезку и показал её лётчику.

– Вы – тот человек, которого я ищу, – сказал незнакомец, пряча вырезку обратно. – Храбрый, инициативный и умеющий думать пилот. Человек, командовавший таким рейдом, стоит того, чтобы в него вложить деньги.

– Это предложение? – устало спросил Фитерстон. Он уже не верил в удачу.

– Я Грегори Фарсон, – сказал тот, как будто это было ответом на вопрос.

– Антарктический человек?

– Именно. Как вы, вероятно, слышали, моя последняя экспедиция была остановлена неожиданным распространением военных действий на тот район. Теперь я снова собираюсь плыть под парусами на юг.

– Но я не понимаю…

– Каким образом вы можете мне помочь? Очень просто, капитан Фитерстон. Мне нужны пилоты. К сожалению, большинство из них взяла война. Мне повезло, что я встретил такого, как вы…

Это было действительно просто. Однако Гарайн окончательно поверил в это, лишь когда они через несколько месяцев достигли ледяного берега полярного континента. Увидев на берегу три больших самолёта, он заинтересовался движущими мотивами, которые скрывались за планами Фарсона.

Когда грузовой корабль отплыл, чтобы вернуться только через год, Фарсон собрал всех. В группе было трое лётчиков – все ветераны войны, и два инженера, которые большую часть своего рабочего времени тратили на вычерчивание карт.

– Завтра, – шеф оглядел всех, – мы отправляемся вглубь страны. Сюда, – он указал на красную линию на разложенной перед ним карте. – Десять лет назад я участвовал в экспедиции Вердена. Однажды, когда мы летели к югу, наш самолёт попал в какой–то причудливый поток воздуха и сбился с курса. Мы летели вслепую и вдруг увидели вдалеке плотный голубой туман. Он как бы поднимался прямой линией от плоскости льда к небу. К счастью, горючее у нас было на исходе, и мы не рискнули приблизиться, чтобы исследовать этот туман, и повернули назад, к базе. Верден, кстати, не заинтересовался нашим рапортом, и мы так и не провели исследования. Три года назад экспедиция Каттака искала по приказу Диктатора залежи нефти и тоже видела этот туман. Так вот, сейчас мы отправимся его исследовать!

– Почему, – спросил с любопытством Гарайн, – вы так жаждете попасть в этот туман?

Фарсон замялся было, но ответил:

– Есть предположение, что подо льдом, покрывающим этот континент, скрываются богатые залежи минералов. Я думаю, что этот туман является результатом какой–то формы вулканической активности и, возможно, трещин в земной коре.

Гарайн хмуро смотрел на карту. Он не очень верил этому объяснению, но Фарсон платил, так что Гарайну пришлось откинуть сомнения, – приходится прощать человеку, который тебя регулярно кормит.

Четыре дня спустя они вылетели. Хэмли, один из инженеров, Раульсон, пилот, и Фарсон заняли один самолёт, другой инженер и пилот – второй, а Гарайн – с дополнительными припасами – находился на третьем самолёте один.

Он радовался своему одиночеству, когда они поднялись в бело–голубую пустоту. Его самолёт был тяжело нагружен, поэтому не мог и пытаться следовать за другими в верхние слои атмосферы. Они сообщались по радио, и Гарайн, защёлкивая наушники, вспомнил, что говорил утром Фарсон:

– Туман искажает радиоволны. В нашей последней экскурсии слышимость была очень скверной, вроде как, – он засмеялся, – речь на иностранном языке.

Пока они двигались над ледяной поверхностью, Гарайн подумал, что, может быть, это была и в самом деле речь – какой–нибудь тайной экспедиции, вроде экспедиции Каттака.

В герметически закрытой кабине он не чувствовал мороза, машина шла гладко. С лёгким вздохом удовлетворения он откинулся на мягком сиденье, не сводя глаз с курса, которым следовали самолёты над ним и впереди него.

Примерно через час полёта Гарайн увидел далеко впереди тёмное облако. Тут же зазвучал в наушниках голос Фарсона:

– Вот он. Держите прямо вперёд.

Облако росло и стало уже пурпурно–голубой стеной между небом и льдом. Первый самолёт быстро приблизился к этой стене и нырнул в неё. Внезапно машина сильно затряслась и качнулась к земле, как будто потеряла управление. Затем она выпрямилась и пошла вниз. Гарайн слышал, как Фарсон спрашивал, в чём дело, но первый самолёт не отвечал.

Самолёт Фарсона снижался на полной скорости. Действия первого самолёта внушали тревогу. Может, этот туман был ядовитым газом?

Гарайн послушно двинулся вперёд, пока не встал крыло в крыло с Фарсоном. Туман был прямо перед ними, и Гарайн видел в нём движения маслянистых, непрозрачных волн. Мотор прорезал их. На стёклах была липкая, мглистая влага.

Вдруг Гарайн понял, что он не один. В пустой кабине был другой разум, куда более сильный. Гарайн яростно боролся с ним – с самой мыслью о нём. Однако, после долгой мучительной минуты, в течение которой его, видимо, изучили, невидимка взял верх. Руки и ноги Гарайна до сих пор управляли машиной, но чужак контролировал его.

Самолёт мчался сквозь плотный туман. Машина Фарсона пропала из виду. Хотя Гарайн всё ещё боролся против давившей на него воли, силы его слабели. Неожиданно пришёл приказ идти в самую сердцевину тёмных волн.

Их закружило. Один раз, когда туман раздвинулся, Гарайн мельком увидел искорёженную скалу, с жёлтыми рёбрами. Фарсон был прав: ледяная кора здесь треснула.

Всё ниже и ниже. Если приборы не врали, самолёт был уже ниже уровня моря. Туман редел и, наконец, исчез. Внизу расстилалась долина, покрытая яркой зеленью. Там и сям виднелись группы чего–то похожего на деревья. Он увидел жёлтый поток воды.

Но что–то в этом ландшафте было пугающе–чуждым. Пока Гарайн кружился над ним, он всё время пытался освободиться от чужой воли, которая привела его сюда. В наушниках раздалось какое–то кваканье, и присутствие тут же исчезло.

Подчиняясь пилоту, машина снова начала набирать высоту. Гарайн яростно стремился вверх, подальше от этой зелёной местности. Туман снова поглотил его. Он видел капли воды на стёклах. Ещё сотня футов – и он освободится и от тумана и от этого неправдоподобного мира внизу…

Вдруг левый двигатель зловеще зашипел и замолк. Самолёт накренился и заскользил в пике. Внизу он снова завертелся в ровном свете зелёной страны.

Там росли деревья – высокие деревья, похожие на папоротники, с чешуйчатыми малиновыми стволами. Самолёт нёсся прямо на них. Гарайн пытался справиться с управлением. Машина выровнялась, пике сменилось планированием. Он увидел открытое пространство земли и тут же почувствовал, что царапает какую–то поверхность. Прямо перед ним маячило дерево – папоротник. Самолёт помчался к длинным ветвям. Далее – страшный грохот, взлетели вверх обломки дерева и металла. Поднялась алая туча, а затем глаза Гарайна заволокло мраком.

Гарайн очнулся. Тело было наполнено болью. Он был закован в искорёженной массе металла, которая когда–то была кабиной. Через дыру в стенке у самой его головы пробился зелёный длинный шип, за который ещё цеплялись искромсанные листья. Гарайн смотрел на него, боясь шевельнуться, чтобы боль не усилилась.

Затем он услышал снаружи какое–то топотание, как будто мягкие руки толкали и тянули обломки самолёта. Ветка затряслась, и часть кабины с лязгом отвалилась.

Гарайн медленно повернул голову. Через отверстие пробиралась гоблиноподобная фигура.

Она была примерно пяти футов ростом и шла на двух ногах как человек, но ноги были короткие, похожие на обрубки и заканчивались ступнёй с пятью пальцами равной длины. На тонких стройных руках с маленькой кистью было только по четыре пальца. У создания был высокий, красиво округлый лоб, но подбородка не было, и лицо отчётливо напоминало морду ящерицы. Спина была тускло–чёрная с бархатистой поверхностью. Нижнюю часть тела покрывала короткая металлическая юбка с поясом удивительной работы, украшенным драгоценными камнями.

Некоторое время существо разглядывало Гарайна, и эти немигающие золотистые глаза отогнали от лётчика всякий страх. В их глубине не было ничего, кроме глубокой жалости.

Человек–ящер легко шагнул и отвёл со лба Гарайна взмокшую от пота прядь волос. Затем он дотронулся до металлических оков, державших лётчика, как бы оценивая их прочность, повернулся к отверстию и, как видно, отдал приказ, а затем снова присел на корточки возле Гарайна.

Появились ещё двое и стали разламывать остатки кабины. Они делали это очень осторожно, но Гарайн потерял сознание ещё до того, как они его освободили.

Когда Гарайн снова начал воспринимать окружающее, он обнаружил, что лежит на носилках, покачивающихся между двумя неуклюжими животными. Их можно было принять за маленьких слонов, только у них было по четыре бивня и совсем не было хобота.

Они пересекли равнину и поднялись по холму в высокую пещеру, где четверо людей–ящеров взяли носилки. Гарайн уставился на потолок. На чёрном камне была вырезана масса ветвей и цветов. В воздухе танцевали блестящие пылинки, излучавшие слабый свет. Когда они собирались группами, свет становился ещё ярче.

Два человека–ящера в длинных мантиях сначала поговорили с шефом носильщиков, а затем склонились над Гарайном. Один из них покачал головой, глядя на искалеченное тело лётчика, и знаком велел нести носилки во внутреннюю комнату.

Здесь стены были бледно–голубые. В самом центре комнаты находился длинный блок кварца. Носильщики поставили носилки рядом и вышли. Человек–ящер в мантии разрезал острым ножом одежду на лётчике и обнажил тело. Затем они положили Гарайна на кварцевый стол и закрепили металлическими обручами. Один из них подошёл к стене и потянул за светящийся прут. Феерический голубой свет упал с потолка на беспомощное тело Гарайна. Он чувствовал, как у него пульсирует каждый мускул, каждый сустав, как покалывает кожу, и скоро боли как не бывало.

Свет погас. Три человека–ящера подошли к Гарайну, завернули его в мягкую мантию и отнесли в другую комнату. Она была круглая как гигантский пузырь. В центре пола было углубление, заполненное подушками. На них и положили Гарайна. Наверху сформировалось розоватое облачко. Гарайн смотрел на него, пока не уснул.

Что–то тёплое прижалось к его голому плечу. Он открыл глаза и некоторое время не мог сообразить, где он. Затем почувствовал, что кто–то вертится рядом с ним на мантии, и взглянул туда.

Если люди–ящеры напоминали своей гротескностью гоблинов, то у этого посетителя было что–то от эльфа. Ростом он был не более трёх футов, и его обезьянье тельце сплошь покрывала шелковистая белая шерсть. Крошечные ручки – безволосые и вполне человеческие, а ноги очень напоминали кошачьи лапы. По бокам круглой головы торчали широкие веера–уши. Мордочка мохнатая и на верхней губе – жёсткие кошачьи усы. Как потом узнал Гарайн, это была Ана.

Беспечные маленькие существа выбирали себе хозяина или хозяйку из Народа, а одна из них пришла к Гарайну. Они охотно сопровождали своих покровителей и молчаливо радовались самому незначительному подарку. Честные и храбрые, они могли выполнять мелкие поручения, носить письма выбранному ими другу и оставались с ним до смерти. Это были не люди, но и не животные. Считалось, что они появились много веков назад в результате какого–то эксперимента Древних.

Похлопав Гарайна по плечу, Ана заинтересовалась его волосами, сравнивая бронзовые пряди со своей белой шёрсткой. Поскольку Народ был безволосым, волосы выглядели в Пещерах странно. С довольным мурлыканьем Ана потёрлась головой о руку Гарайна.

С лёгким щелчком открылась дверь в стене. Ана вскочила на ноги и бросилась приветствовать вошедших. Один из Вождей Народа, первым нашедший Гарайна, вошёл в сопровождении нескольких подчинённых.

Лётчик сел. У него не только не было никакой боли, он чувствовал себя сильнее и моложе, чем был несколько месяцев назад. Он улыбнулся и радостно протянул руки к человеку–ящеру. Тот сделал то же самое.

Люди–ящеры захлопотали вокруг Гарайна, надевая на него короткую юбку и драгоценный пояс, – по–видимому, это была единственная одежда, которую носили в Пещерах. Когда это было закончено, вождь взял Гарайна за руку и повёл к дверям.

Они прошли по коридору с резными и инкрустированными блестящими камнями и металлом стенами и, наконец, вошли в громадную пещеру, стены которой скрывались в тени. На возвышении стояли три высоких трона. Гарайна подвели к подножию помоста.

Самый высокий трон был из розового хрусталя. Направо от него – зелёный нефритовый, гладкий от времени. Левый трон был вырезан из цельного агата. Розовый и агатовый троны были пусты, а на нефритовом восседал один из Народа. Он был выше остальных, и его глаза, устремлённые на Гарайна, светились мудростью и печалью.

– Хорошо! – прозвучало в мозгу лётчика. – Мы сделали мудрый выбор. Этот юноша достоин быть мужем Дочери. Но его надо испытать, как огонь испытывает металл. Он должен вывести Дочь наружу и сразиться с Киптой…

Шипящее бормотанье эхом прокатилось по холлу, Гарайн прикинул, что тут собралось не менее сотни людей Народа.

– Ург! – скомандовал сидящий на троне. – Возьми этого юношу и обучи его. Тогда я снова поговорю с ним. Ибо, – печаль сквозила в его словах, – розовый трон должен быть занят снова, а чёрный агат сгорит в порошок. Время течёт быстро.

Вождь увёл изумлённого Гарайна.

Глава 2

Гарайн узнаёт о Тёмных Существах

Ург привёл лётчика в одну из шарообразных комнат, в которой была низкая мягкая скамья, а перед ней – металлический экран. Они сели.

Последовал урок языка. На экране появлялись изображения различных предметов, а Ург называл их, отчётливо произнося, чтобы Гарайн мог повторить. Позднее американец узнал, что лечебное излучение, которому он подвергался, ускорило его умственные способности, поэтому он усвоил словарь в немыслимо короткий срок.

Судя по картинкам, Ящерный Народ управлял миром кратера. Тут были и другие формы жизни: слоноподобные Танды – животные для переноски грузов; похожие на белок Эроны жили под землёй, занимались сельским хозяйством при малом освещении и два раза в год застенчиво выходили, чтобы обменять зерно на жидкую резину, производимую Народом; ещё были Гиби , гигантские пчёлы, также дружившие с Народом. Они снабжали пещерных жителей мёдом и воском, а в обмен получали убежище на время Великих Туманов.

Народ был высокоцивилизованным. Руками они делали только тонкую резьбу или ювелирные изделия, а всё остальное – шитьё металлической одежды, приготовление пищи, обработка полей, рытьё новых пещер – делали машины.

Освобождённые от физического труда, они стали приобретать знания. Ург показывал на экране обширные лаборатории, громадные научные библиотеки. Однако, все они знали, что в самом начале их учили Древние Существа другой расы. Сам Народ появился в результате направленной эволюции и экспериментов, проведённых Древними.

Вся их мудрость заботливо охранялась, но от кого или от чего Ург не говорил, хотя утверждал, что существует вполне реальная опасность. Что–то об этом было записано на голубой стене кратера, что–то, что оспаривало владычество Народа.

Гарайн хотел было продолжить расспросы, но зазвучал гонг.

– Пора обедать, – сказали ему. – Пошли.

Они пришли в большую комнату с тяжёлым столом из белого камня, идущим вдоль трёх стен, и скамейками перед ним. Ург сел, нажал на круглую ручку в столе, предложив Гарайну сделать то же. Стена напротив них раскрылась и появились два подноса. На подносе стояла тарелка с горячим мясом под вкусным соусом, каменная чашка с овсянкой и кисть каких–то плодов прямо на ветке с листьями. Ана смотрела так тоскливо, что Гарайн отдал ей фрукты.

Народ ел молча. Закончив, все быстро встали, и подносы исчезли в стене. Гарайн обратил внимание, что здесь были одни мужчины, и вспомнил, что ещё ни разу не видел женщин. Он рискнул спросить Ург рассмеялся.

– Ты думаешь, что в Пещерах нет женщин? Что ж, пойдём в Холл Женщин и сам увидишь.

В Холле Женщин захватывало дух от богатства камней, за которые можно было купить целую нацию. Камни сверкали на куполообразном потолке, на расписных стенах. Здесь находились женщины и девушки Народа. Их тёмные тела покрывали платья из серебряной сетки. На каждом пересечении нитей находился крошечный камешек, так что женщины были покрыты как бы сверкающей чешуёй.

Их было немного – наверное, не более ста. Некоторые держали на руках свои уменьшенные копии, которые таращились на Гарайна круглыми жёлтыми глазами и робко сосали кончики тёмных пальцев.

Женщинам поручалась самая тонкая ювелирная работа, и они с гордостью показывали незнакомцу своё рукоделие. В дальнем конце холла изготовлялась удивительная вещь: серебряная сетка, которая служила основой их платьев, была укреплена здесь, и три женщины вставляли в каждое микроскопическое отверстие маленький розовый камень. Кое–где они клали по узору крошечные изумруды или пламенные опалы, так что в конце концов получалась радуга.

Одна из работающих погладила платье рукой и, искоса взглянув на Гарайна, с лёгким поддразниванием в голосе объяснила:

– Это для Дочери, когда она взойдёт на трон.

Дочь! Как это говорил Лорд Народа? «Этот юноша достоин быть мужем Дочери». Но Ург говорил, что Древние ушли из Тэйва.

– Кто это – Дочь?

– Трэла Света.

– Где она?

Женщина вздрогнула, в её глазах появился страх.

– Трэла лежит в Подземелье Мрака.

Подземелье Мрака? Имеется в виду, что Трэла умерла? Значит, он, Гарайн Фитерстон – жертва для какого–то ритуального жертвоприношения, которое соединит его с мёртвой?

Ург дотронулся до его руки.

– Нет. Трэла ещё не вошла в Место Предков.

– Ты читаешь мои мысли?

Ург засмеялся.

– Мысли читать легко. Трэла жива. Сэра служила Дочери, когда та была среди нас. Сэра, покажи, пожалуйста, какая она была.

Женщина подошла к зеркалу, вделанному в стену, такому же, каким пользовался Ург для уроков языка, и, пристально вглядевшись в него, подозвала лётчика. Зеркало затуманилось, и он увидел, как сквозь стекло, комнату со стенами и потолком из розового кварца. На полу лежал толстый розовый с серебром ковёр. В центре находилось ложе из груды подушек.

– Комната Дочери, – возвестила Сэра.

Подвижная панель в стене отошла, и в комнату вошла женщина. Очень молодая, почти ребёнок. Счастливая улыбка пухлых алых губ, радостный блеск фиолетовых глаз. Сложена она была как человек, но красоты неземной. Нежные краски слабо играли на её жемчужно–белой коже, и Гарайну вспомнился перламутр с его переливанием от света к тени. Иссиня–чёрные волосы спускались до колен. Платье из серебряных нитей опоясывалось вокруг талии тёмно–розовыми драгоценными камнями.

– Такой была Трэла, когда Тёмные Существа взяли её, – сказала Сэра.

Ург рассмеялся, услышав разочарованный вздох Гарайна, когда изображение исчезло.

– Зачем тебе жалеть о видении, когда сама Дочь ждёт тебя? Тебе остаётся только вывести её из Подземелья Мрака.

– Где это – Подземелье… – Гарайна прервал трезвон гонга.

– Тёмные Существа! – воскликнула Сэра.

Ург пожал плечами.

– Если уж они не щадят Древних, можем ли мы надеяться ускользнуть? Пойдём в Тронный Зал.

Перед нефритовым троном Лорда Народа стояла небольшая группа людей–ящеров рядом с двумя носилками. Когда Гарайн вошёл, Лорд произнёс:

– Пусть иноземец подойдёт ближе и посмотрит на работу Тёмных Существ.

Гарайн неохотно подошёл и остановился у носилок. Лежавшие на них изо всех сил старались передать сообщение, прерывая его стонами и криками агонии. Это были люди Народа, но их кожа была не чёрного, а зелёного с плесенью цвета.

Лорд наклонился вперёд.

– Достаточно, – сказал он. – Можете умереть. Как бы повинуясь приказу, измученные люди оставили жизнь, за которую они до сих пор цеплялись, и затихли навсегда.

– Взгляни на работу Тёмных Существ, – сказал правитель Гарайну. – Джейв и Бети были захвачены ими, когда шли с поручениями к Гиби. Видимо, Тёмные Существа нуждаются в материале для своих лабораторий. Они собираются и Дочь отдать своим страшным работникам.

Ужасный вопль ненависти поднялся в Зале. Гарайн стиснул зубы. Отдать это чудесное видение, которое только что было перед его глазами, на такую смерть!

– Джейв и Бети были заперты недалеко от Дочери и слышали угрозы Кипты. Наши братья были заражены страшной болезнью и отпущены, чтобы они принесли заразу к нам. Но они выкупались в луже кипящей грязи. Они умерли, но вместе с ними умерло и зло. Поскольку мы воспитываем таких людей, как они, я думаю, что Тёмные Существа не успокоятся. Слушай, иноземец, рассказ о Тёмных Существах и Подземельях Мрака, и о древних Существах, которые вывели Народ из грязи давно высохшего моря и сделали его великим, о Древних, которые в конце концов пришли к своему упадку. До того, как страны внешнего мира родились из океана, до того, как Страна Солнца и Страна Моря – Атлантис поднялась из расплавленных скал и песка, далеко на юге была страна. Сухая страна скал, равнин и болот, где жила, плодилась и умирала грязная жизнь Затем пришли с далёких звёзд Древние Существа. Их раса была старше, чем эта земная. Их мудрецы следили за рождением Земли из Солнца. Когда их мир погиб, унося в небытиё большую часть людей, оставшаяся горсточка бежала в новый мир. Когда они вышли из космического корабля, они попали в ад. Вместо своего любимого дома они получили голые скалы и зловонную грязь. Вырыв этот кратер – Тэйв, они вошли в него с сокровищами со своего корабля, а также с несколькими живыми существами, пойманными в болотах. Из этих существ они создали Народ, Гиби, Тандов, и обрабатывающих землю Эронов. Народ оказался наиболее способным к мудрости и стремлению вверх. Но познания Древних всё ещё остаются для него недостижимыми. За тысячелетия, которые Древние прожили за охранявшей их стеной тумана, внешний мир изменился. На север и на юг пришёл Холод, в Стране Солнца и Стране Моря ступали ноги настоящего человека. Древние следили в своих зеркалах видения, как человек расселился по всему миру. Они умели продлевать жизнь, но всё–таки раса вымирала. Нужен был новый приток крови. Поэтому были приглашены несколько человек из Страны Солнца. На время раса расцвела. Древние решили оставить Тэйв ради внешнего мира. Но океан поглотил Страну Солнца. Раса Древних своевременно пополнилась от Страны Моря и снова приготовилась к Исходу, но океан снова обманул их. Люди, оставшиеся во внешнем мире, одичали и возвратились к первобытному состоянию. Древние не хотели смешивать свою кровь с этими полуживотными; они укрепили стену тумана и остались. Однако, некоторые из них решили вкусить запретный плод и пригласили дикарей. От этих чудовищных браков произошли Тёмные Существа. Они живут только ради того зла, которого они достигли, и могущества, применяемого для жестокости. Грех был обнаружен не сразу. Когда он стал явным, другие Древние могли бы уничтожить потомство, но закон запрещал убийства. Древние могли пользоваться своим могуществом только для добра, в противном же случае могли его лишиться. Поэтому они выселили Тёмных Существ на крайний юг Тэйва и отдали им Подземелья Мрака. Никто из Тёмных Существ не бывал севернее Золотой Реки, а Древние не ходили южнее её. Примерно в течение двух тысячелетий Тёмные Существа соблюдали закон. Они работали, создавали силы разрушения. Тем временем Древние обыскивали мир, ища людей, которые могли бы обновить расу. Однажды здесь появились люди с далёких северных островов. Шестеро из них сумели пробиться сквозь туман и выбрали себе жён из дочерей Древних. Потом они позвали светловолосых людей другого племени, племени великих мореплавателей. Тёмные Существа тоже призывали людей, но в то время как Древние искали для добра, Тёмные в основном брали творящих зло. В конце концов им удалось закрыть путь посланцам, так что Древние не могли больше никого приглашать. Затем Тёмные пересекли Золотую Реку и вошли в страну Древних. Трэн, живущий в Свете и Лорд Пещер, созвал наш Народ.

– Только одно может помочь вам, – сказал он. – Попытаемся вызвать Тёмных и создать им видимость победы. Трэла, Дочь Света, не войдёт в Комнату Приятной Смерти с остальными женщинами, а отдаст себя в руки Тёмных Существ, чтобы они окончательно уверовали в свою победу. Вы, Народ, удалитесь в Место Рептилий до тех пор, пока Тёмные не уйдут. Не все Древние погибнут – большая часть их будет спасена, но каким образом они уцелеют – я не могу сказать. Когда из внешнего мира придёт золотоволосый юноша, пошлём его в Подземелья Мрака освободить Трэлу и покончить со злом.

Тогда встала Леди Трэла и тихо сказала:

– Пусть будет так, как сказал Лорд Трэн. Я сама отдамся в руки Тёмных Существ, чтобы на них пришла погибель.

Лорд Трэн улыбнулся ей и промолвил:

– И на нашу долю выпадет счастье! Ведь после Великих Туманов всегда приходит свет!

Затем женщины Древних простились со всеми в Комнате Приятной Смерти, в то время как мужчины стали готовиться к битве. Три дня они сражались, однако, новое оружие Тёмных взяло верх, и их глава сел на этот агатовый трон в знак своей власти. Тем не менее, Тёмные Существа, привыкшие к темноте, не ужились в наших Пещерах и скоро ушли обратно к себе, а мы, Народ, вернулись.

Но теперь настало время, когда Тёмные Существа хотят принести Дочь в жертву своему злу. Если ты не сможешь освободить её, иноземец, они погибнут навсегда.

– А что случилось с Древними? – спросил Гарайн. – С теми, о которых Трэн сказал, что они спасутся?

– О них мы ничего не знаем, кроме того, что когда мы относили тела погибших в Место Предков, некоторых не хватало. Для того, чтобы ты поверил в правдивость моего рассказа, Ург отведёт тебя в галерею над Комнатой Приятной Смерти, и ты сам увидишь тех, кто спит там.

Ург повёл его. Гарайн поднялся по ступеням лестницы, идущей от Тронного Зала, и вошёл в узкую галерею, одна стена которой была из прозрачного хрусталя. Ург показал вниз.

Они находились над большим залом со стенами из зелёного нефрита. На полированном полу были разбросаны подушки. На каждой лежала спящая женщина. Некоторые прижимали к себе детей. Их длинные волосы рассыпались по полу, загнутые ресницы бросали тень на бледные лица.

– Они же спят! – сказал Гарайн.

Ург покачал головой.

– Это сон смерти. Каждые пять часов от пола поднимается пар. Такое дыхание их не разбудит и, если не тревожить их, они пролежат так тысячу лет. Взгляни туда…

Он показал на закрытые двойные двери комнаты. Там лежали первые мужчины Древних Существ, которых Гарайн видел. Они тоже, казалось, спали, подложив руки под свои красивые головы.

– Трэн приказал, чтобы те, кто останется жив после битвы в Тронном Зале, вошли в Комнату Приятной Смерти, чтобы Тёмные не мучили их для своей потехи. Сам Трэн остался позади, чтобы закрыть дверь, и так умер.

Среди спящих совсем не было пожилых. Девять мужчин выглядели старше тридцати, а остальные были явно моложе. Гарайн сказал об этом.

– Древние выглядят так со дня их смерти, хотя многие жили двести лет. Облучение сохраняет их. Даже мы, Народ, можем задерживать старость. А теперь пойдём. Наш Лорд Трар хочет ещё поговорить с тобой.

Снова Гарайн стоял перед нефритовым троном Трара и слышал возбуждённые голоса Народа в полумраке. Трар вертел в своих нежных руках небольшой блестящий жезл из зелёного металла.

– Слушай внимательно, иноземец, – начал Трар. – У нас мало времени. Через семь дней начнутся Великие Туманы. Никто не сможет выйти из убежища и остаться в живых. Трэлу нужно вывести из Подземелья до наступления этого времени. Этот жезл будет твоим оружием; Тёмные не знают его секрета. Смотри.

Двое из Народа поставили перед ним металлический брусок. Трар прикоснулся к нему жезлом. Хлопья ржавчины быстро распространились по всей поверхности бруска, и он рассыпался кучкой пыли, на которую наступил ногой один из Народа.

– Трэла находится в самом сердце Подземелий, но люди Кипты с годами стали беспечны. Смело входи и надейся на удачу. Они не знают о твоём появлении здесь и о словах Трэна относительно тебя.

Ург выступил вперёд и поднял руку в знак просьбы.

– В чём дело, Ург?

– Лорд, я хотел бы пойти с иноземцем. Он ничего не знает о Лесе Моргелей и о Кипящей Луже. В лесной стране легко заблудиться…

Трар покачал головой.

– Нельзя. Он должен идти один. Так говорил Трэн.

Ана, весь день ходившая следом за Гарайном, пронзительно засвистела, на цыпочках подошла к нему и дёрнула за руку. Трар улыбнулся.

– Это создание может пойти: его глаза отлично послужат тебе. Ург проводит тебя до внешнего Портала Места Предков и покажет дорогу к Подземельям Мрака. До свидания, иноземец, и да будет с тобой Дух Древних.

Гарайн поклонился правителю и вышел в сопровождении Урга.

Недалеко от двери стояла кучка женщин. Сэра выступила вперёд с небольшим мешочком.

– Иноземец, – быстро сказала она, – когда ты увидишь Дочь, скажи ей, что Сэра ждёт её много лет.

Он улыбнулся.

– Скажу.

– Не забудь, иноземец. Я считаюсь красивой леди среди Народа, у меня хватает поклонников, но мне кажется, я могу позавидовать Дочери. Нет, я не буду объяснять, – она лукаво засмеялась. – Ты потом поймёшь. Вот тут еда: Теперь иди быстрее, чтобы успеть вернуться сюда до Туманов.

Их провожали добрые пожелания женщин. Ург пошёл вниз по лестнице. Внизу была каменная ниша, где горел тусклый розовый свет. Ург пошарил внутри, достал пару высоких котурнов и помог Гарайну зашнуровать их. Они были точно впору. Их обычно носили Древние.

Проход перед ними был узкий и кривой. Под ногами лежал толстый слой пыли с отпечатками ног Народа. Обогнув угол, они подошли к высокой двери, выступавшей из Мрака. Ург нажал на неё. Раздался щелчок, и камень отошёл назад.

– Здесь Место Предков, – сказал Ург, войдя внутрь.

Они стояли у входа в колоссальный зал, куполообразный потолок которого исчезал в тени. Толстые колонны из светящегося хрусталя разделяли его на проходы, ведущие внутрь к овальному возвышению. Проходы были заполнены ложами и в каждом мягком гнезде лежал спящий. Ближе к двери лежали мужчины и женщины Народа, а ближе к возвышению – Древние. На некоторых ложах были надписи. «Сын пренормана Ирландии». Ург провёл согнутым пальцем по архаическим буквам, вырезанным в камне, который служил основанием ложу.

– Спи спокойно, любимец Света. Свет вернётся в назначенный день.

Гарайн подошёл к возвышению.

– Кто лежит здесь?

– Первые Древние Существа. Подойди и посмотри на тех, кто создал Тэйв.

На возвышении ложи стояли в два ряда. Между ними, в центре, стояло одинокое ложе, выше остальных.

Пятьдесят мужчин и женщин выглядели так, будто прилегли на часок отдохнуть. Спокойные лица улыбались, глаза окружали тени усталости. У них были нечеловеческие особенности, которые исчезали у их потомков.

Ург двинулся к высокому ложу и подозвал Гарайна. Там лежали мужчина и женщина. Голова женщины лежала на плече мужчины. Ург остановился перед ними.

– Смотри, иноземец, это один из тех, кто был призван из вашего мира. Марена из Дома Света благосклонно взглянула на него, и их счастье длилось долго.

У мужчины на ложе были золотисто–рыжие волосы. На его руке был тяжёлый золотой браслет. Однажды Гарайн видел такой на груди мужчины.

В их лицах было что–то такое, что заставило Гарайна отвернуться – будто он вторгся туда, где человеку быть не следует.

– Здесь лежит Трэн, Сын Света, первый Лорд Пещер, и его Леди Трэла. Живущая в Свете. Они лежат так тысячу лет и будут лежать до тех пор, пока планета не обратится в прах под ними. Они вывели Народ из грязи и создали Тэйв. Таких, как они, больше не будет.

Они молча прошли по проходам. Гарайн мельком увидел ещё одного белокурого мужчину – видимо, тоже иноземца, поскольку Древние все были брюнетами. Ург ещё раз остановился, прежде чем выйти из зала. Он подошёл к ложу мужчины, завёрнутого в длинную мантию, лицо его было искажено агонией.

Ург назвал имя:

– Трэн.

Это был последний Лорд Пещер. Гарайн хотел было подойти ближе, чтобы рассмотреть мёртвое лицо, но Ург нетерпеливо повлёк его к двери.

– Это южный вход в Пещеры, – объяснил он. – Положись на Ану, она поведёт тебя и убережёт от кипящей грязи. Если встретишь моргелей – быстрее убивай, это слуги Тёмных Существ. Да сопутствует тебе удача, иноземец!

Дверь открылась, и Гарайн вышел на поверхность Тэйва. Мягкий голубой свет был таким же сильным, как и тогда, когда Гарайн впервые увидел его. С Аной на плече и с зелёным жезлом и мешком пищи в руках он зашагал по сырой почве.

Ург поднял руку в прощальном приветствии, и дверь захлопнулась. Гарайн пошёл один, взяв обязательство вывести Дочь из Подземелий Мрака.

Глава 3

В подземельях мрака

В Тэйве не было смены дня и ночи, и голубой свет был всегда. Однако Народ искусственно делил время. Тем не менее, Гарайн, недавно прошедший через лучи здоровья, не чувствовал усталости. Когда он колебался в выборе дороги, Ана начинала щебетать и уверенно показывала вперёд.

Перед ним вырос густой лес папоротниковых деревьев. В лесу было тихо и мрачно, и Гарайн впервые обратил внимание на особенность Тэйва: здесь не было птиц. Им пришлось пересечь только западную часть леса. Через час они вышли к реке. Мутные воды были густо–шафранового цвета. Гарайн решил, что это и есть Золотая Река, граница владений Тёмных Существ.

Он обошёл излучину и пошёл по мосту, такому старому, что угловые камни источились от времени. Мост вывел их в обширную долину, покрытую высокой увядшей жёлтой травой. Налево слышалось шипение и булькание, в воздухе стояло огромное облако пара. Гарайн задыхался от ветра, наполненного химикалиями и дувшего в его сторону. Пока они шли по долине, всё время во рту и в носу ощущался серный налёт, и Гарайн обрадовался, когда попал в папоротниковую рощу, в которой скрывался родник. Там Гарайн помылся, в то время как Ана развязывала мешочек с едой, который дала Сэра.

Они поели лепёшек из зерна и сухих фруктов Затем Ана дёрнула Гарайна за руку и показала вперёд.

Гарайн осторожно пополз через густой кустарник. Наконец, он вылез на свет и увидел вход в Подземелья Тёмных Существ. Две высокие колонны, высеченные в виде отвратительных чудовищ, охраняли грубо пробитое отверстие. Лёгкий зелёный дымок вился и танцевал в их разинутых пастях.

Гарайн внимательно пригляделся к входу. Никого не было видно. Он сжал разрушающий жезл и потихоньку двинулся вперёд. Дойдя до зелёного тумана, он собрался с духом и вошёл внутрь.

Туман окутал Гарайна. В лёгкие вполз горячий, влажный, слабо окрашенный воздух с тошнотворно–сладким запахом разложения. Зелёные пылинки в воздухе давали очень мало света и, казалось, цеплялись за незваного гостя.

Пустив Ану вперёд, он спускался по ступенькам вниз, мягкие подошвы его котурнов ступали бесшумно. В стенах располагались статуи. Над каждой извращённой фигурой светился ореол из зелёных пылинок.

Ана остановилась, её широкие уши расправились, чтобы уловить малейший звук. Откуда–то из–под земли донёсся бешеный собачий лай. Ана вздрогнула и попятилась поближе к Гарайну.

Лестница становилась всё у́же и круче, и всё отчётливее звучал захлёбывающийся лай. Затем проход перегородила чёрная каменная решётка. Гарайн увидел сквозь неё лестничный пролёт, ведущий вниз, в шахту. Из шахты нёсся рычащий смех.

Снующие там существа казались придуманными демоническим умом: гладкие, бесшёрстные крысоподобные звери величиной с пони. С острых морд стекала рыжая слюна. Но в их глазах светился разум. Это были моргели, сторожевые псы и рабы Тёмных Существ.

Со второго пролёта лестницы, идущего непосредственно через шахту, донёсся стонущий зов. Открылась дверь, и внизу появились двое. Моргели прыгнули было вперёд, но быстро отступили под ударами бичей.

Появилась вторая группа: два Тёмных Существа тащили пленника. Он делал отчаянные и безнадёжные попытки освободиться, но они подтащили его к краю шахты и остановились. Моргели, почуяв обещанную добычу, пригнулись внизу.

На лестнице, несколькими ступеньками выше, стояли две фигуры, на которых смотрели стражники, ожидая приказаний. Один был мужчиной, их расы, стройный, красивый и злой, с холодным лицом патриция. Его рука властно держала за локоть спутницу.

Этой спутницей была Трэла. Её голова была надменно поднята. Былая улыбка исчезла, лицо выражало только печаль и покорность, однако дух белым пламенем метался в её глазах.

– Смотри! – приказал её тюремщик. – Разве Кипта не выполняет своих обещаний? Если ты не возьмёшь обратно свои слова, Леди Трэла, мы бросим Дандэна в пасти наших рабов.

За неё ответил пленник.

– Кипта, сын подлости, Трэла не для тебя. Помни, Возлюбленная, – обратился он к Дочери, – день освобождения близок!

Гарайн почувствовал непонятную пустоту от лёгкости, с которой пленник назвал Трэлу «возлюбленной».

– Я жду ответа от Тралы, – сказал Кипта.

Она ответила:

– Зверь из зверей, ты можешь послать Дандэна на смерть, можешь как угодно оскорблять меня и вредить мне – всё равно я знаю, что Дочь не для тебя. Скорее я своими руками оборву нить своей жизни и понесу за это кару от Старших. – Она перевела взгляд на пленника. – Я прощаюсь с тобой, Дандэн. Мы снова встретимся за Завесой Времени.

– Трэла, дорогая…

Одни из стражников ударил пленника по губам, оборвав его речь.

Но Трэла смотрела мимо него, прямо за решётку, за которой скрывался Гарайн, Кипта потянул её за руку, чтобы привлечь её внимание.

– Смотри! Так умирают мои враги! В шахту его!

Стражники толкнули своего пленника к краю шахты, и моргели подползли ближе, пристально гладя на молодое скорчившееся тело. Гарайн понимал, что он не должен вмешиваться. Ана потянула его направо, где был проход под аркой. Оттуда можно было попасть на балкон, идущий вокруг шахты.

Те, внизу, так увлеклись своим развлечением, что не заметили чужого. Однако, Трэла смотрела вверх, и Гарайн подумал, что она его увидела. Что–то в её позе привлекло внимание Кипты, и он тоже поднял глаза вверх и на мгновение застыл от изумления, а затем втолкнул Дочь в дверь позади.

– Эй, иноземец! Добро пожаловать в Подземелья! Итак, Народ вмешался…

– Привет, Кипта! – Гарайн сам удивился словам, так легко слетавшим с его языка. – Я пришёл, как было обещано, и останусь, пока Чёрный Трон не будет уничтожен.

– Даже моргели не хвастаются добычей, пока она не попала им в зубы. Что за зверь с тобой?

– Чистый зверь, Кипта, какого у тебя нет. Вели своим двуногим моргелям оставить юношу в покое, пока я не рассердился, – и он покачал зелёным жезлом.

Глаза Кипты сузились, но улыбка не увяла.

– Я давно уже слышал, что Древние не могут убивать…

– Как иноземец, я могу и не придерживаться их ограничений, – ответил Гарайн, – и ты сам это увидишь, если не отзовёшь своих вонючих скотов.

Хозяин Подземелья засмеялся.

– Ты такой безмозглый, как Танд. В Пещерах тебя больше не увидят!

– Выбирай, Кипта, да побыстрее!

Главарь Тёмных, казалось, размышлял некоторое время, а затем махнул своим людям.

– Оставьте его! – приказал он. – Иноземец, ты храбрее, чем я думал. Мы можем договориться…

– Трэла уйдёт из Подземелья и Чёрный Трон будет уничтожен, – таковы условия Пещер.

– А если мы не согласимся?

– Тогда Трэла уйдёт. Трон будет уничтожен, а в Тэйве будет такой Судный День, какого ещё не было.

– Ты вызываешь меня?

И снова Гарайн произнёс неизвестно откуда взявшиеся слова:

– Я воспользуюсь, как в Ю–Лаке…

Прежде чем Кипта успел ответить, в шахте началась суматоха: Дандэн, отпущенный стражниками, помчался скачками, преследуемый моргелями. Гарайн упал плашмя на балконе и спустил вниз конец своего пояса.

В следующее мгновение он уже тащил туго натянувшийся пояс. Пятки Дандэна были над щёлкающими челюстями моргелей. Лётчик схватил юношу за плечо и помог перебраться через перила.

– Они ушли! Все! – закричал Дандэн, как только встал на ноги.

Он был прав: моргели лаяли внизу, а Кипта и его люди исчезли.

– А Трэла? – воскликнул Гарайн.

– Они увели её обратно в камеру. Они считают, что сберегут её там.

– Они ошибаются! – Гарайн поднял жезл.

Его товарищ засмеялся.

– Нам лучше скорее идти, пока они не подготовились.

Гарайн поднял Ану.

– Куда идти?

Дандэн показал на проход позади. Затем он забежал в боковую комнату и вышел с двумя плащами с капюшонами, чтобы они могли сойти за Тёмных Существ.

Они шли по совершенно пустым туннелям. Им никто не препятствовал. Все Тёмные ушли из этой части Подземелий.

Дандэн обеспокоенно засопел.

– Неладно это. Я боюсь ловушки.

– Пусть ставят, лишь бы мы прошли.

Проход повернул вправо, и они вошли в овальную комнату. Дандэн опять покачал головой, но не рискнул протестовать, а, наоборот, рывком открыл дверь и вошёл в маленькую прихожую. Гарайну показалось, что в тёмных углах что–то шелестело и скрипело. Дандэн так резко остановился, что американец налетел на него.

– Это комната стражей – и она пуста!

Гарайн заглянул в большую комнату. На стенах висели полки со странным оружием, спальные матрацы стражников были аккуратно сложены, но людей не было.

Они пересекли комнату и прошли под аркой.

– Даже перегородка не опущена, – заметил Дандэн и указал наверх.

Там висела каменная решётка. Гарайн озадаченно осмотрел её. Дандэн потянул его в узкий коридор, где по обе стороны шли зарешёченные двери.

– Камеры, – объяснил он и потянул засов у одной из дверей. Дверь качнулась, и они вошли внутрь камеры.

Трэла поднялась им навстречу. Забыв о переодевании, Гарайн был поражён её ледяным приёмом и отступил назад. Однако, Дандэн шагнул вперёд и схватил Трэлу в объятия. Она отбивалась, пока не увидела лицо под капюшоном. Тогда она радостно вскрикнула и обняла Дандэна за шею.

– Дандэн!

Он улыбнулся.

– Да, но это заслуга иноземца.

Она подошла к Гарайну и внимательно посмотрела ему в лицо.

– Иноземец? Такое холодное имя не для тебя, раз ты служишь нам так.

Она потянула ему руки, и он поднёс их к губам.

– Как тебя зовут?

Дандэн засмеялся.

– Извечное женское любопытство!

– Гарайн.

– Гарайн, – повторила она. – Как похоже…

Её перламутровая кожа слегка порозовела.

Рука Дандэна легко опустилась на плечо спасителя.

– Он и вправду на него похож. Пусть он с этого дня носит другое имя: Гаран, Сын Света.

– А почему бы и нет? – спокойно ответила она. – В конце концов…

– Вознаграждение, которое полагалось бы тому Гарану, может быть его? Расскажи ему историю его тёзки, когда мы снова будем в Пещерах…

Дандэна прервал испуганный писк Аны, а затем насмешливый голос:

– Итак, добыча сама вошла в ловушку. Немногие охотники могут этим похвастаться.

В дверях стоял Кипта. Порок и злоба плясали в его глазах. Гарайн бросил свой плащ на пол, но Дандэн, видимо, прочёл его мысли, потому что схватил его за руку.

– Ты, видимо, набрался мудрости, Дандэн, если встаёшь между нами? Если бы это сделала Трала… Но прекрасная женщина считает меня слабым. – Кипта так посмотрел на её гордую фигуру, что Гарайн охотно придушил бы его, если бы не Дандэн. – Теперь у Трэлы имеется второй шанс. Как тебе нравится, Леди, что эти мужчины окажутся в Комнате Инструментов?

– Я тебя не боюсь, – ответила она. – Трэн однажды сделал пророчество, а он никогда не говорил зря. Мы завоюем свободу…

– Это уж как решит судьба. А пока что я оставлю вас одних. Он вышел и с шумом захлопнул за собой дверь. Они услышали скрежет задвинутого засова и удаляющиеся шаги.

– Зло ушло, – тихо шепнула Трэла. – Наверное, лучше было позволить Гарайну убить его. Нам надо уходить…

Гарайн снял жезл с пояса. Зелёные светящиеся пылинки собрались на его полированных гранях.

– Дверь не трогай, – посоветовала Трэла, – только её петли.

Под действием жезла камень начал разрыхляться и опадать хлопьями. Дандэн и Гарайн взяли дверь и положили её на пол. Трэла быстро схватила с пола плащ Гарайна и закуталась в него, чтобы скрыть блеск расшитого камнями платья.

В коридоре стоял безжизненный холод. Светоносные пылинки исчезли, как если бы отцвели.

– Быстрее! – приказала Дочь. – Кипта убрал живой свет, и мы можем заблудиться в темноте.

Когда они достигли конца холла, там тоже не было света, и Гарайн натолкнулся руками на каменную решётку, которая на этот раз оказалась опущенной. Откуда–то с другой её стороны раздался серебристый смех.

– Эй, иноземец, – насмешливо позвал Кипта, – с твоим оружием тебе не трудно будет пройти через решётку, но темноту ты не сможешь победить так просто, а также то, что бегает по холлам.

Гарайн уже работал жезлом и через пять минут очистил путь. Но когда они хотели идти вперёд, Трэла остановила их.

– Кипта спустил охотников.

– Охотников?

– Моргелей… и других, – пояснил Дандэн. – Тёмные ушли, и только смерть идёт этим путём. Моргели видят в темноте…

– Ана тоже.

– Хорошая мысль, – одобрил Сын Древних. – Ана выведет нас.

Как бы в ответ Ана потянула Гарайна за пояс. Гарайн взял Трэлу за руку, а другую она протянула Дандэну. Они цепочкой прошли через стражи. Затем Ана остановилась и прислушалась. Ничего не было видно, но тьма, висевшая над ними, казалась складками занавеса.

– Что–то преследует нас, – прошептал Дандэн.

– Бояться нечего, – сказала Трэла. – Эти не осмелятся нападать. Я думаю, они смоделированы Киптой. Те, кто не имеют настоящей жизни, больше всего боятся смерти. Это создания…

Что–то медленно ползло позади.

– Кипте не стоило бы и пытаться, – пренебрежительно продолжала Дочь. – Он знает, что его уроды не нападут. Только на свету они будут ужасны – и тогда только из–за страшных своих форм.

Ана снова подёргала за пояс хозяина, и они вошли в узкий проход. Там ощущение преследования возобновилось, и, хотя Трэла продолжала уверять, что никакой опасности нет, Гарайна наполнило чувство отвращения.

Они прошли через три холла в длинный коридор, который заканчивался в шахте моргелей. Здесь, полагал Гарайн, их ждала самая большая опасность от моргелей.

Ана резко остановилась и прижалась к ноге Гарайна. Из темноты выступили два жёлтых диска с шафрановыми искрами в глубине. Гарайн сунул жезл в руки Трэлы.

– Что ты собираешься делать? – спросила она.

– Пойду расчищать путь. Здесь слишком темно, чтобы пользоваться этим оружием против движущихся тварей… – И он двинулся к немигающим глазам.

Глава 4

Бегство из подземелий

Не сводя глаз с этих бездушных жёлтых дисков, Гарайн оторвал капюшон, свернул его в комок и прыгнул вперёд. Его пальцы скользнули по гладкой коже. Острые клыки схватили его за плечо, тупые когти царапали по рёбрам. Зловонное дыхание било в лицо, горячая слюна капала на шею и грудь Гарайна.

Капюшон был всунут в глотку моргеля, и зверь начал медленно задыхаться. Из ран Гарайна капала кровь, но он мужественно держался до тех пор, пока не увидел, что жёлтые глаза погасли. Умирающий моргель сделал последнюю попытку освободиться и потащил своего противника по каменному полу. Затем тяжёлое тело зверя застыло в неподвижности. Задыхаясь, Гарайн привалился к стене.

– Гарайн! – закричала Трэла. Её рука коснулась его плеча и потянулась к лицу. – У тебя всё хорошо?

– Да, – выдохнул он. – Пошли дальше.

Пальцы Трэлы задержались на его плече. Теперь она шла рядом, её плащ издавал шуршащие звуки, когда он слегка касался стены и пола.

– Подожди, – внезапно сказала она. – Это шахта моргелей…

– Я проверю дверь. – Через минуту он вернулся. – Открыта.

– Кипта думает, – задумчиво сказала Трэла, – что мы пойдём в безопасную галерею. Поэтому он пустил нас через шахту. Моргели лучше охотятся на почве.

Они прошли через шахту. Из–под пола поднимался удушающий пар, и они шли очень осторожно. Дандэн шёл впереди.

– Дай–ка своё оружие, Гарайн, – окликнул он, когда они поднялись но лестнице, никем не потревоженные. – Эта дверь закрыта.

Гарайн толкнул оружие в руки Дандэна и прислонился к скале. Его тошнило, голова кружилась. Глубокие раны на плече и руке дёргало и жгло. Они до сир пор двигались в темноте, поэтому его недомогание прошло незамеченным.

– Это странно, – пробормотал он. – Мы идём чересчур легко…

Из темноты до него донёсся голос:

– Правильно замечено, иноземец. В настоящий момент ты свободен, так же, как Трэла и Дандэн. Но наш счёт впереди. А теперь – прощай, до новой встречи в Тронном Зале. Я аплодирую твоей храбрости, иноземец. Возможно, ты всё же пойдёшь служить мне.

Гарайн повернулся и метнулся по направлению голоса, но ударился о стену. Кипта захохотал.

– Не с твоей ловкостью Танда схватить меня!

Его смех оборвался, как будто за ним закрылась дверь.

Трое молча заторопились вверх по склону. Наконец, они вышли на дневной свет Тэйва. Трэла сбросила плащ и протянула руки к стране в кратере. Сверкающее платье плотно облегало её. Она тихо запела, увлечённая собственной радостью. Дандэн протянул к ней руку, и она ухватилась за неё как смущённый ребёнок. Гарайн тупо размышлял, сможет ли он дойти до Пещер: его рука и плечо болели как в огне. Ана подобралась поближе к нему, вглядываясь в его побелевшее лицо.

Из Подземелий донёсся вой. Трэла вскрикнула, и Дандэн ответил на её невысказанный вопрос:

– Они пустили моргелей по нашему следу!

Вой из Подземелий эхом отозвался в лесу. Значит, моргели были и впереди и позади них! Гарайн мог убить одного, Дандэн – другого, Трэла могла защитить себя жезлом, но в конце концов моргели убьют их.

– Мы потребуем защиты у Гиби с Утёса. По закону они должны помочь нам, – сказала Трэла и, приподняв платье, пустилась бежать по направлению к скалам. Гарайн поднял плащ с земли и накинул его на плечи, чтобы скрыть раны. Когда он не сможет бежать вровень с Трэлой, она не должна догадаться об истинной причине его отставания.

Впоследствии Гарайн мало что мог вспомнить об этом бегстве по лесу. В конце концов до его ослабевшего слуха донеслось бульканье воды. Он был далеко от своих товарищей, которые шли по песчаному берегу реки, а затем без колебаний прыгнули в маслянистую воду и легко поплыли к другому берегу Гарайн сбросил плащ и подумал, что не сможет побороть поток, если войдёт в него. Но Ана уже бегала кругами по берегу, приглашая Гарайна следовать за ней. Гарайн устало вошёл в жёлтый поток.

Слегка солоноватая вода смыла кровь и пот с его ноющего тела, но нестерпимо жгла раны. Он не мог бороться с течением, и его сносило вниз. Наконец ему удалось выползти, когда течение прибило его к берегу, и он лёг, задыхаясь, уткнувшись лицом в мох. Когда Трэла и Дандэн нашли его, вода капала с его испачканной одежды, а Ана гладила его мокрые волосы. Трэла вскрикнула огорчённо и положила его голову к себе на колени, в то время как Дандэн осмотрел его раны.

– Почему ты не сказал нам? – потребовала Трэла. Он не пытался отвечать, радуясь, что лежит так, и её руки поддерживают его. Дандэн исчез в лесу, но быстро вернулся, неся кучу раздавленных листьев. Он закрыл ими раны Гарайна.

– Вам лучше было бы идти, – сказал Гарайн.

Дандэн покачал головой.

– Моргели не умеют плавать. Чтобы добраться сюда, они должны бежать к мосту, а мост далеко отсюда.

К ним подбежала Ана. В её маленькой руке была гроздь пурпурных ягод. Так они пировали, Гарайн непринуждённо лежал на ложе из папоротника, принимая пищу из руки Трэлы.

В травяном пластыре Дандэна явно было что–то целебное, потому что после короткого отдыха Гарайн смог встать, всего пару раз поморщившись от боли. Они пошли уже медленнее. Дорога шла через узкие мшистые долины и солнечные прогалины, где цвели странные цветы, которые распространяли сильный аромат. Поток, которому они следовали, дважды разветвлялся, и одна из ветвей пошла через луг к стене кратера.

Трэла внезапно наклонила голову и издала громкий, мелодичный свист. Сверху опустилось жёлтое с чёрным насекомое величиной с ястреба. Оно дважды облетело вокруг её головы и затем уселось на протянутую руку Трэлы.

Пухлое тело насекомого было агатово–чёрным, согнутые ноги – по три с каждой стороны – хромово–жёлтые. Круглая голова с большими фасеточными глазами заканчивалась острым клювом. Крылья, слабо трепетавшие в воздухе, были чёрными с золотыми крапинками.

Трэла погладила круглую голову, в то время как насекомое прижалось нежно к её щеке. Затем оно снова поднялось в воздух и улетело.

– Нас ждут, и теперь мы можем идти спокойно. Скоро они услышали вдалеке бормочущие звуки. Показалась стена кратера, где росли низкорослые деревья.

– Это город Гиби, – заметил Дандэн.

За скалу цеплялись башни и башенки из множества восьмигранных сот.

– Они готовятся к Туманам, – сказала Трэла, – и будут сопровождать нас к Пещерам.

Они миновали деревья и подошли к восковым небоскрёбам, высившимся вокруг. Над ними парила громадная туча Гиби. Гарайн чувствовал, как их крылья касаются его тела. Все они толкали друг друга ревниво, чтобы находиться около Трэлы.

Мягкий шорох их крыльев стих, когда появилась крупная Гиби выдающейся красоты. Остальные отлетели, и Трэла приветствовала Королеву Сот как равную, а затем повернулась к своим спутникам и передала им сообщение Королевы Гиби.

– Мы пришли как раз вовремя. Завтра Гиби покидают свой город. Моргели перешли через реку и вышли из–под контроля: вместо того, чтобы охотиться за нами, они бросились опустошать лесные замки. Весь Тэйв предупреждён. Но они могут быть захвачены Туманом и уничтожены. Мы отдохнём в скальных пещерах, и Гиби придут за нами, когда настанет время уходить.

Гарайн проснулся от громкого шёпота. Над ним наклонился Дандэн.

– Нам пора идти. Гиби запечатывают последние соты.

Они торопливо поели лепёшек из зерна и мёда. Снова появилась Королева. Первый рой уже вылетел на восток.

С народом Гиби, грозовой тучей нависшим над ними, они пошли через луга. Пурпурно–голубой туман загустевал там и тут странными образованиями, похожими на пыльных дьяволов пустыни, которые поднимались и плясали, а затем исчезали вновь. Тропическая, жара Тэйва усилилась; это было так, как будто почва сама испарялась.

– Туманы приближаются. Нам надо торопиться, – произнёс Дандэн.

Они прошли через лесок, окаймляющий луг, и вышли на центральную равнину Тэйва. Здесь царила тягостная тишина. Ана, сидевшая на плече Гарайна, вздрогнула.

Они перешли на быструю ходьбу. Гиби держались вместе. Трэла чуть не плакала.

– Они летят так медленно – из–за нас. А ещё так далеко…

– Смотрите! – Дандэн указал на равнину. – Моргели!

Стая моргелей, объятая страхом, неслась вскачь. Они пробежали в сотне ярдов от людей, но не свернули со своего путч. Некоторые лишь зарычали.

– Считай, что они уже мертвы, – заметил Дандэн. – Им не успеть добраться до убежища в Подземельях.

Прошлёпав через мелкий ручей, трое припустились бегом. Трэла споткнулась и сбила шаг. Гарайн сунул Ану Дандэну и, прежде чем девушка успела запротестовать, подхватил её на руки.

Туман становился гуще, окутывая их как занавесом. Чёрные волосы, тоньше, чем шёлк, перехлестнулись через горло Гарайна. Голова Тралы лежала на его плече, её вздымающиеся груди изгибались дугой, когда она вдыхала душный воздух.

Они неожиданно столкнулись с толпой Народа. Кто–то бросился к Трэле с напевным криком: это Сэра приветствовала свою госпожу.

Женщины унесли Трэлу, оставив Гарайна слегка разочарованным.

– Туманы, иноземец, – сказал Ург, показывая на отверстие Пещер.

Двое из Народа нажимали на рычаг. На отверстие опускалась хрустальная пластина и, щёлкнув, встала на место. Пещеры были наглухо закрыты.

Туман снаружи стал теперь чернильно–чёрным и волнами бился о защитный барьер. Ночью он будет ещё чернее.

– Так будет сорок дней. Всё, что без защиты, – умрёт, сказал Ург.

– Значит, у нас есть сорок дней для подготовки, – вслух подумал Гарайн.

Лицо Дандэна просветлело.

– Хорошо сказано, Гарайн. Сорок дней до прихода Кипты. У нас много дел. Но сначала надо принести дань уважения Лорду Народа.

Они прошли в Тронный Зал. Увидев Дандэна, Трар поднялся и протянул ему жезл власти с нефритовым наконечником. Сын Древних коснулся его.

– Приветствую Живущего в Свете и иноземца, который выполнил завет Трэна. Трэла снова в Пещерах. Теперь ты должен превратить этот Чёрный Трон в пыль…

Гарайн достал из–за пояса разрушающий жезл, но Дандэн покачал головой.

– Ещё не время, Трар. Кипта должен закончить то, что он начал. Тёмные Существа придут сюда через сорок дней.

Трар задумался.

– Значит, дело идёт к концу. Но Трэн не говорил о новой войне…

– Но он предвидел конец Кипты!

Трар выпрямился, как будто сбросил с плеч тяжесть.

– Ты правильно говоришь, Лорд. Чего нам бояться, когда здесь есть человек, который сядет на Розовый Трон? Слушай, о Народ, в Пещеры вернулся Свет!

Народ эхом откликнулся на его крик.

– А теперь, Лорд, – Трар с уважением повернулся к Дандэну, – каковы твои приказания?

– Перед тем, как немного поспать, я пойду в Комнату Обновления вместе с этим иноземцем, который более не иноземец, а Гарайн, принятый Дочерью согласно закону. Пока мы отдыхаем, пусть всё приготовят…

– Живущим в Свете сказано!

Трар сам проводил их из Холла.

Они прошли по извилистым переходам к глубокому бассейну, в котором прятались странные пурпурные тени. Дандэн разделся и нырнул в него. Гарайн последовал его примеру. Вода бодряще пощипывала тело, и они пробыли в ней недолго. Из бассейна они прошли в шарообразную комнату вроде той, где Гарайн отдыхал после лечения световыми лучами. В середине комнаты лежали подушки, и они с наслаждением вытянулись на них.

Гарайн проснулся с тем же ощущением ликования, какое он чувствовал раньше. Затем они оделись и поели, и Дандэн отправился в лаборатории. Гарайн пошёл было с ним, но Сэра перехватила их.

– Дочь хочет поговорить с Лордом Гарайном.

Дандэн улыбнулся.

– Иди, – приказал он. – Распоряжения Трэлы не могут быть игнорированы.

Холл Женщин был пустынен. Коридор по ту сторону, выложенный по кровле и стенам плитами хрусталя с розовыми переливами, был как вымерший. Сэра отдёрнула золотистый занавес, и они вошли в комнату аудиенций Дочери.

Полукруглое возвышение из прозрачнейшего хрусталя, нагруженное розовыми и золотыми подушками, было обращено к ним. Перед ним фонтан в форме цветка, качающегося на изогнутом стебле, посылал брызги воды в мелкий бассейн. Стены комнаты были разделены на альковы мраморными колоннами, каждая из которых изгибалась наподобие папоротникового листа.

Из–под куполообразного потолка подвешенные на цепях из скрученного золота, семь ламп, каждая созданная из одного жёлтого сапфира, давали мягкий свет. Пол был устлан мозаикой из золота и хрусталя.

Две маленькие Аны, которые играли среди подушек, забормотали в ответ на приветствия Гарайна. Но здесь не было и следа хозяйки комнаты. Гарайн повернулся к Сэре, но прежде чем он смог выразить свой вопрос, она спросила насмешливо:

– Кто такой Лорд Гарайн, что не может подождать с терпением? – Она отправилась на поиски Дочери.

Гарайн недовольно оглядел комнату. Столь роскошное помещение – не место для него. Он шагнул к двери, но тут появилась Трэла.

– Приветствую Дочь! – Его голос звучал официально и холодно, даже для него самого.

Её руки, поднятые для приветствия, упали. Лицо затуманилось.

– Приветствую тебя, Гарайн, – медленно ответила она.

– Ты послала за мной…

Он торопился поскорее уйти из этой драгоценной шкатулки и от недостижимого сокровища, которое в ней находилось.

– Да, – холодно сказала она. – Я желала узнать, беспокоят ли тебя твои раны и как ты устроился.

Он взглянул на своё гладкое тело, полностью излеченное мудростью Народа.

– Я в полном порядке и рад делать ту работу, которую мне поручит Дандэн…

Она резко отвернулась от него, так что её платье как бы зашипело на полу.

– Ты можешь идти, – приказала она.

Он слепо повиновался. Она говорила с ним, как со слугой, которого можно вызвать и отослать. Даже если её любовь принадлежит Дандэну, она могла бы предложить Гарайну хотя бы дружбу. Но в глубине души он знал, что дружба была жалкой крохой того пиршества, к которому стремилось его сердце.

Позади послышались шаги. Значит, она велела позвать его обратно! Его гордость возмутилась. Но это была Сэра. Её голова выступала вперёд до тех пор, пока она поистине не стала напоминать пресмыкающееся.

– Дурак! Моргель! – зашипела она. – Даже Тёмные не третировали её так! Убирайся вон из Холла Женщин, пока тебя не разорвали в куски!

Гарайн постарался не обращать внимания на её брань и упрёки. Он попросил одного из Народа проводить его в лаборатории.

Пройдя глубоко под поверхностью Тэйва, где светоносные пылинки разгоняли даже тень мрака, они вошли в место непрекращающейся деятельности. Здесь стояли столы с грудами инструментов, стеклянных колец, металлических трубок и других материалов. Это была фокусирующая точка для беспрерывных потоков Народа. В дальнем конце Гарайн увидел высокого Сына Древних, работающего над каркасом из металла и блестящего хрусталя.

Дандэн благодарно взглянул на подошедшего Гарайна и быстро проинструктировал его, вскоре Гарайн стал лучшим помощником Дандэна. Они лихорадочно работали над устройством защиты, чтобы успеть закончить его до конца сезона Туманов. Они проводили в лабораториях дни и ночи. Дважды они входили в Комнату Обновления, но кроме этих необходимых экскурсий, они не выходили из лабораторий. От Трэлы не было никаких известий, и никто о ней не говорил.

Жители Пещер полагались на два способа защиты: ядовитая зелёная жидкость, которую наливали в хрупкие стеклянные шары и бросали на врага, и энергетический экран. Незадолго до рассеивания Туманов это оружие было перенесено ко входу и установлено там. Дандэн и Гарайн в последний раз проверили его.

– Кипта сделал ошибку, недооценив своих врагов, – рассуждал Дандэн, ласково дотрагиваясь до края экрана. – Когда я был взят в плен в день гибели моего народа, меня доставили в лаборатории Тёмных, чтобы их учёные могли изучить секреты Древних. Но я оказался более способным к роли ученика, чем к роли учителя: и открыл защиту для Чёрного Огня. Впоследствии я узнал, что Кипту раздражала моя мнимая глупость, и он попытался воспользоваться мной, чтобы вынудить Трэлу подчиняться ему. За это – как и за многое другое – он заплатит. Давай подумаем об этом…

Он повернулся, чтобы приветствовать Трара, Урга и других вождей Народа, которые подошли незаметно.

Между ними стояла Трэла. Её взгляд был устремлён на прозрачную стену, отделявшую их от редеющего Тумана. На Гарайна она обратила внимания не больше, чем на Ану, играющую с её шлейфом, или женщин, шептавшихся позади неё. Однако Гарайн отступил в тень – и видел не орудия войны, а облако чёрных волос и прекрасные белые руки под роскошной вуалью.

Ург и ещё один вождь налегли на дверной рычаг. С протестующим скрипом стеклянная стена ушла в скалу. Зелень Тэйва звала их прогуляться по её свежести; жизнь возрождалась. Но на всём пространстве луга и леса царила странная тишина.

– Поставить часовых, – приказал Дандэн. – Тёмные скоро появятся.

Он подозвал Гарайна и сказал Трэле:

– Пойдём в Тронный Зал.

Но Дочь не ответила на его улыбку.

– Сейчас не время заниматься пустяками. Лучше воззвать к помощи тех, кто ушёл до нас.

Сказав так, она бросила на Гарайна ледяной взгляд и пошла обратно. Сэра несла за ней шлейф.

Дандэн взглянул на Гарайна.

– Что произошло между вами?

Гарайн тряхнул головой.

– Не знаю. Мужчине никогда не понять женщину.

– Но она злится на тебя, и ты должен знать, почему.

На мгновение Гарайном овладело искушение сказать правду: что он не осмелился сломать барьер, который воздвигла она между ними, объяснить Дандэну, что дело не только в его гордости. Но он молча покачал головой. Никто из них больше не видел Трэлы до тех пор как в Пещеры вошла Смерть.

Глава 5

Битва в пещерах

Гарайн и Дандэн смотрели на равнину Тэйва. На некотором расстоянии от них стояли две тонкие башни со стальными верхушками. В действительности это были полые трубы, содержащие Чёрный Огонь. Перед ними хлопотали фигуры в чёрной одежде.

– Видимо, они считают, что мы уже разбиты. Позволим им думать так, – комментировал Дандэн, дотрагиваясь до экрана, который они установили перед входом в Пещеры.

Пока он говорил, Кипта важно прошёл по высокой траве и крикнул:

– Эй, скальный житель, я хочу поговорить с тобой…

Дандэн обогнул экран. Гарайн шёл на шаг позади.

– Я слушаю тебя, Кипта.

– Хорошо. Я надеюсь, что твои уши служат тебе так же хорошо, как и глаза. Вот мои условия: Трэла будет жить в моих комнатах, а иноземец будет развлекать моих капитанов. Открой Пещеры без сопротивления, чтобы я мог по праву занять место в Тронном Зале. Сделай это, и между нами будет мир…

Дандэн неподвижно стоял перед экраном.

– Вот наш ответ: вернись в Подземелья; сломай мост между твоей страной и нашей. Пусть Тёмные Существа никогда не появляются здесь, всегда…

Кипта расхохотался.

– Значит, таково ваше решение! Тогда мы сделаем так: Трэла будет моей на время, а потом я отдам её своим капитанам…

Гарайн прыгнул вперёд и ударил Кипту кулаком по губам; его пальцы схватили Кипту за горло, в то время как Дандэн, пытавшийся оттащить Гарайна от его жертвы, вдруг закричал:

– Берегись!

Из травы выскочил моргель. Его зубы сомкнулись на запястье Гарайна и вынудили его отпустить Кипту. Тогда Дандэн свалил моргеля тяжёлым ударом своего пояса.

Кипта ползком добрался до своих людей. Нижняя часть его лица была залита кровью. Он с дикой яростью выкрикнул приказ.

Дандэн потащил Гарайна за экран.

– Будь осторожнее! – говорил он, задыхаясь от ярости. – С Киптой надо расправляться не голыми руками, а другими средствами.

Башни качнули своими верхушками по направлению к входу. Дандэн приказал плотно заклинить экран. Моргель, сбитый Дандэном, пошатываясь, поднялся на ноги. Когда он наполовину прохромал расстояние, отделявшее его от хозяина, Кипта приказал открыть огонь. Широкий луч чёрного света вылетел из верхушки ближайшей башни и ударил зверя в голову. Раздался визг агонии – и моргель обратился в серый пепел, тут же унесённый ветром.

Чёрный луч ударил в экран и был отражён с глухим треском. Трава под ним сгорела, осталась лишь голая опалённая земля. Те, кто стоял в Пещере за своей хрупкой защитой, почти ослепли от блеска вспыхнувшей травы и закашлялись от едкого дыма, клубами выходившего из трещин скалы.

Затем луч угас. Тонкий дымок вышел из верхушек башен, от почерневшей земли пошёл пар. Дандэн облегчённо вздохнул.

– Выдержало! – воскликнул он, отбросив, наконец, державший его страх.

Люди Народа тащили к экрану трубчатые машины, в то время как другие несли сосуды–шары с зелёной жидкостью. Дандэн стоял в стороне, как будто эта работа была исключительно делом Народа, и Гарайн вспомнил, что Древним Существам было запрещено отнимать жизнь.

Здесь командовал Трар. По его приказу шары были помещены в ложкообразные патроны. Бойницы экрана щёлкнули и открылись. Трар дал сигнал. Шары медленно поднялись, проскользнули в бойницы и поплыли к башням.

Один, нацеленный поближе, ударился о выжженную землю и лопнул. Жидкость медленно вытекла наружу и обратилась на воздухе в серо–зелёный газ. Другая струя газа поднялась уже от подножия одной из башен – и затем другой…

Мгновенно последовали мучительные вопли, которые вскоре ослабли до нытья. Они могли видеть очертания людей или животных, некоторое время качавшихся в тумане.

Дандэн отвернулся, его лицо побелело от ужаса. Гарайн зажал уши руками, чтобы не слышать этих криков.

Наконец, всё затихло: никакого движения у башен не было. Ург заложил в ближайшую машину светящийся розовый шар и выпустил его во вражеский лагерь. Шар втянул в себя остатки газа, очистив воздух. Тут и там лежали сморщенные, мёртвенно–бледные существа. Башни нависали над ними.

Одна из прислуживающих Трэле женщин ворвалась в их круг.

– Скорее! – Она вцепилась в Гарайна. – Кипта схватил Трэлу!

Она помчалась обратно, американец за ней. Они вбежали в Тронный Зал и увидели борющуюся группу перед возвышением.

Гарайн услышал звериное рычание и не сразу понял, что оно исходит из его собственной глотки. Через секунду его кулак прилип к отметинам на лице Кипты. С воплем ярости Тёмное Существо выпустило Трэлу и бросилось на Гарайна, вцепившись когтями ему в лицо. Дважды Гарайн ухитрялся вырваться и нанести хорошие удары по рёбрам врага. Наконец, ему удалось сделать захват, которого он жаждал, и его пальцы сомкнулись на горле Кипты. Несмотря на сопротивление Тёмного Существа, он держал его до тех пор, пока обмякшее тело не перестало двигаться.

Задыхаясь, Гарайн поднялся с залитого кровью поля и ухватился за Нефритовый Трон для опоры.

– Гарайн! – Руки Трэлы обхватили его, жалеющие пальцы касались его ран. В эту минуту он забыл Дандэна, забыл всё, что старался помнить. Она была в его объятиях, его рот искал её губы. Она не отвечала, но уступала, как цветок уступает ветру.

– Гарайн! – прошептала она нежно. Затем, уже застенчиво, бросилась прочь.

За ней стоял Дандэн с белым лицом и плотно сжатыми губами. Гарайн опомнился и, опустив глаза, старался не смотреть на любимую.

– Так, иноземец, Трэла бросается в твои объятия…

Гарайн быстро обернулся. Кипта сгорбился на широком сиденье агатового трона.

– Нет, я не умер, иноземец, – и не тебе убить меня, как ты думаешь сделать. Сейчас я уйду, но вернусь. Мы уже встречались и ненавидели, сражались и умирали раньше – ты и я. Ты был тогда неким Гараном, Маршалом Воздушных Сил Ю–Лака на исчезнувшем мире, а я был Лордом Кума… Это было в дни до того, как Древние Существа проложили путь в космос. Ты, я и Трэла – мы были связаны вместе, и даже рок не может разбить эти оковы. Прощай, Гарайн. А ты, Трэла, вспомни конец того Гарайна. Он был не из лёгких.

С последним злобным хихиканьем он откинулся назад на троне. Его избитое тело резко упало. Затем чёткие линии трона стали расплываться и мерцать, а затем трон и сидящий на нём исчезли. Они смотрели на пустое место, над которым возвышался Розовый Трон Древних Существ.

– Он сказал правду, – пробормотала Трэла. – Мы имели другие жизни, другие встречи – и так будет впредь. Но сейчас он возвращается в темноту, которая его породила. Всё кончено.

Глухой шум неожиданно наполнил Пещеры; стены закачались. Ящеры и люди столпились вместе, пока колебание не прекратилось. Наконец появился вестник с сообщением от Гиби, что Подземелья Мрака завалены землетрясением. Угрозе Тёмных Существ определённо пришёл конец.

Поскольку в Пещерах были обвалы и некоторые проходы оказались закрытыми, небольшое число людей Народа пострадало. Разведчики Гиби донесли, что местность около входа в Подземелья осела, и Золотая Река вышла из берегов и разлилась озером.

Насколько они могли узнать, никто из Тёмных Существ не пережил битвы и обвала Подземелий. Но не было уверенности, что горстка поставленных вне закона всё же не могла остаться где–нибудь в Тэйве.

Сам кратер изменился. На центральной равнине появилась цепь холмов, деревья в лесу попадали, как подрубленные гигантским топором, и лужа кипящей грязи исчезла.

Вернувшись в свой город, Гиби нашли большую часть своих восковых небоскрёбов разрушенными, но они принялись строить всё заново без жалоб. Белки–фермеры появились из своих нор и снова принялись работать на полях.

Гарайн чувствовал себя лишним во всей деятельности, охватившей Пещеры. Больше чем когда–либо он был здесь иноземцем, а не жителем Тэйва. Неугомонно он исследовал Пещеры, проводил долгие часы в Месте Предков, изучая людей внешнего мира, бывших его предшественниками в этой странной земле.

Однажды ночью, когда он вернулся в свою комнату, он нашёл там Дандэна и Трара, ожидавших его. В позе Дандэна была какая–то удивительная суровость, а в манерах Трара – трезвая рассудительность.

– Был ли ты в Холле Женщин после битвы? – резко спросил Сын Древних.

– Нет, – коротко ответил Гарайн, удивляясь, что Дандэн обвиняет его в двойственном поведении.

– Отправлял ли ты послание Трэле?

Гарайн сдержал поднимающееся раздражение.

– Я не отважился на то, чего не могу.

Дандэн кивнул Трару, как будто его подозрения подтвердились.

– Теперь ты сам видишь, Трар, как обстоит дело.

Трар медленно покачал головой.

– Но такого проступка никогда не было…

– Ты забыл, – резко напомнил ему Дандэн. – Это было однажды – и наказание было взыскано. Так будет и теперь.

Гарайн растерянно переводил взгляд с одного на другого. Дандэном, казалось, владел безжалостный гнев, а Трар выглядел несчастным.

– Это должно произойти после Совета, так желает Дочь, – сказал Лорд Народа.

Дандэн шагнул к двери.

– Трэла не будет знать. Совет состоится сегодня вечером. А пока посмотри, чтобы он, – Дандэн указал большим пальцем на Гарайна, – не оставил этой комнаты.

Гарайн оказался пленником под охраной одного из Народа, не способный понять, в чём Дандэн обвиняет его и чем он возбудил ненависть правителя Пещер. Наверное, взыграла ревность, и Дандэн решил окончательно избавиться от соперника.

Решив так, американец охотно пошёл в комнату, где ждали судьи. Дандэн сидел во главе длинного стола, по правую руку его – Трар, а остальные вожди Народа – поодаль.

– Вы знаете обвинение, – со злобой сказал Дандэн, когда Гарайн вошёл и остановился перед ним. – Этот иноземец собственным языком обвинил себя. Поэтому я прошу, чтобы вы вынесли ему такой же приговор, как и иноземцу второго призыва, который восстал против требования.

– Иноземец признал свою вину? – спросил один из Народа.

Трар печально наклонил голову.

– Да.

Гарайн открыл рот, чтобы спросить, в чём его обвиняют, но Дандэн сказал:

– Что вы скажете, Лорды?

Они долго молчали, а затем дёрнули головами в знак согласия.

– Поступай как хочешь, Живущий в Свете.

Дандэн невесело улыбнулся.

– Смотри, иноземец. – Он провёл рукой над стеклом показывающего зеркала, вделанного в верхнюю часть стола. – Такова судьба бунтовщика…

В гладкой поверхности зеркала Гарайн увидел изображение пролома в стене Тэйва. У её подножия стояла группа мужчин Древних, и в их кругу боролся пленник. Они заставили его влезть на стену кратера. Гарайн видел, как он добрался до края и медленно двинулся по нему, шатаясь от испарений, стараясь увернуться от пара горячих источников, пока не скатился вниз, в кипящую грязь.

– Так он кончил, таков будет и твой конец…

Спокойная жестокость этого приговора подняла в Гарайне волну гнева.

– Лучше умереть, чем задерживаться в вашей норе, – с ненавистью крикнул он. – Я спас тебе жизнь, а ты посылаешь меня на такую смерть, даже не сказав, в чём меня обвинили. Ты немногим отличаешься от Кипты – за исключением того, что он был открытым врагом!

Дандэн вскочил, но Трар удержал его за руку.

– Он говорит справедливо. Спроси его, почему он не выполнил требование.

Пока Дандэн колебался, Гарайн наклонился через стол, швыряя слова, подобно оружию, прямо в холодное его лицо.

– Я признаюсь, что люблю Трэлу – люблю её с той минуты, как увидел на ступеньках шахты моргелей в Подземельях. С каких пор любовь к тому, кто не может принадлежать тебе, является преступлением – если ты не пытаешься отнять его?

Трар выпустил руку Дандэна, его золотистые глаза блеснули.

– Если ты любишь Трэлу – требуй её. Это твоё право.

– Разве я не знаю, – Гарайн повернулся к нему, – что она принадлежит Дандэну? Когда Трэн высказал свою волю насчёт неё, он не знал, что Дандэн выживет. Неужели я унижусь до того, что стану принуждать её к нежелательной для неё сделке? Позвольте ей идти к тому, кого она любит…

Дандэн мёртвенно побледнел, его руки, всё ещё лежавшие на столе, задрожали. Лорды Народа один за другим выскользнули из комнаты, оставив их вдвоём.

– А я думал приговорить тебя к смерти, – прошептал Дандэн хрипло, как будто слова выходили между сухих губ. – Гарайн, мы думали, что ты знаешь – и всё–таки отказываешься от неё.

– Что я знаю?

– Что я – сын Трэна и брат Тралы.

Пол закачался под ослабевшими ногами Гарайна.

– Какой же я дурак, – медленно произнёс американец.

Дандэн улыбнулся.

– И какой благородный дурак! А теперь иди к Трэле, которая заслуживает того, чтобы услышать обо всей этой путанице.

Гарайн, на этот раз с Дандэном, прошёл второй раз по коридору, чтобы откинуть золотистые занавеси и предстать перед Дочерью. То, что она прочла в лице Гарайна, заставило её вскочить с подушек и броситься в его объятия. В словах они не нуждались.

С этого часа началась жизнь Гарайна в Тэйве.

Глава 6

Лорд Ю–Лака

Часто я (бывший Гарайн Фитерстон из мира по ту сторону Туманного Барьера, а ныне Гаран Пламени; муж Лучезарной Леди, Трэлы, Дочери Древних Существ) слышал полузабытые легенды об этой царственной расе, которая прилетела с умирающей планеты через пустоту пространства, чтобы приземлиться на антарктическом побережье нашего молодого мира и выжечь здесь гигантский кратер Тэйв для будущего своего жилья.

Время от времени, как мне рассказывали, они возобновляли энергию их рода, приглашая определённых людей из мира по ту сторону барьеров, которые они воздвигли. Я был одним из таких приглашённых. Но я пришёл поздно и в смутное враля. Ибо зло пришло в кратер, и конфликт расколол порознь жителей кратера. Теперь из–за этого разгрома, который мы нанесли с помощью поруганной природы Кипте, Лорду Чёрного Пламени, и его приверженцам, из Древней Расы осталось только двое: моя жена и её брат.

В момент своего низвержения Кипта сделал несколько непонятных обещаний насчёт нашего неопределённого будущего, а также несколько насмешливых упоминаний о далёком прошлом, которые меня заинтересовали. Ибо он сказал, что мы трое – Трэла, Кипта и я – были связаны вместе. Мы жили и сражались в далёком прошлом, и снова будем жить и сражаться в далёком будущем.

Трэла рассказала мне историю Гарана, который лежит в Пещере Спящих. Но задолго до него – очень задолго – были и другие.

Поэтому, когда я спросил Дочь о словах Кипты, она привела меня в одну из странных шарообразных комнат, где были зеркала видения, вделанные в столы. Она села на скамью, покрытую подушками, потянув меня вниз рядом с собой.

– Мы пришли издалека во времени и пространстве, любимый, – мягко сказала она, – но всё же не настолько издалека, чтобы я не могла вспомнить начало. А ты помнишь?

– Нет, – ответил я, глядя на зеркала.

Она вздохнула.

– Может быть, это справедливо: то была моя вина – мне и нести груз памяти. То, что мы сделали, мы двое, в великом городе Ю–Лаке на исчезнувшем мире Кранда, легло между нами надолго – очень надолго. Теперь, наконец, это ушло, но я боюсь вызвать это снова.

Я резко встал.

– Тогда оставим.

– Нет! – она схватила мою руку. – Мы дорого заплатили, три раза мы платили за это. Один раз в Ю–Лаке и дважды в Пещерах. Наше несчастье ушло, и мне хочется снова увидеть самое замечательное событие, которому я когда–либо была свидетельницей. Смотри же, мой Лорд!

Она подняла свои тонкие руки над зеркалом. Оно затуманилось.

Я стоял на причудливо изогнутом балконе из опалесцирующего камня, покрытого замысловатой резьбой, и смотрел вниз, ещё не вполне проснувшись, на фантастический город. В розовом небе, странном для моих полуземных глаз, но всё–таки близком, появились первые золотистые полосы близкого рассвета. Ю–Лак Могущественный лежал подо мной, а я был Лордом Гараном, Маршалом Императорских Воздушных Сил, пэром Империи.

По рождению я не имел права ни на этот титул, ни на должность, так как моя мать была придворной дамой, а отец – офицером. Они нарушили закон, запрещающий брак между различными кланами и кастами, и поженились тайно, и так обрекли меня с самого рождения быть одним из государственных воспитанников и нижайшим из низших.

К счастью для меня и таких же неудачников, подобных мне, Император Форс, когда он взошёл на Розовый Трон во Дворце Света, издал декрет, позволяющий государственным воспитанникам служить в армии. Я сделал свой выбор в пятнадцать лет и подчинил себя военному мечу.

Жизнь была тяжёлая, но это избавляло от худшей участи и, имея некоторое честолюбие и одарённость, несомненно унаследованные от моего отца, я шаг за шагом поднимался вверх. Через четырнадцать лет я стал Маршалом Императорских Воздушных Сил и военным лордом, произведённым собственной рукой Императора.

Но солдат, стоявший на балконе и глядевший вниз на удивительную красоту утреннего Ю–Лака, не был ни счастлив, ни доволен. Все его с трудом завоёванные почести значили для него не более, чем многочисленные шрамы на его теле. Ибо он осмелился (хотя ни один человек не знал этого) поднять глаза и отдать сердце одной, столь же далеко стоящей над ним, как красное солнце Кранда находилось далеко над жёлтыми полями.

Я, ветеран бесчисленных пограничных стычек и рейдов, был подавлен и томился, как мальчишка и самый неоперившийся рекрут, беспокойно дремлющий в казармах под моей башней. Хотя в течение дня я решительно изгонял своё нечестивое стремление, ночью и на рассвете моя память и сны выходили из–под контроля, как ни страдал и не старался я держать их в узде.

Подобно жрецам, кающимся в великом храме Оуна, я терзал себя воспоминаниями, которые причиняли куда более невыносимое страдание, чем любая телесная рана. Среди моих товарищей я слыл закалённым воином, с холодным сердцем и не интересующимся ничем, кроме неотложных дел моего ведомства.

Три года – Великий Оун, неужели это было так давно? Тогда я командовал флагманским кораблём Императора, трижды счастливым судном, которое было выбрано перевезти Леди Трэлу из её храмовой школы в Торане в хрустальный дворец её отца, венчавший центральный холм Ю–Лака.

Имперская Принцесса была окружена бесчисленными придворными её свиты, но одной благословенной ночью она ускользнула от них всех и вошла в контрольную кабину, где я – несомненно по указанию Свыше – остался дежурить в одиночестве. Когда прошёл наш украденный час, она была для меня не Имперское Высочество, а Трэла.

С тех пор я видел её дважды. Один раз в тот день, когда я преклонил колено перед Императором, получая от него жезл моего звания, и осмелился поднять глаза на золотой трон по его правую руку. А второй? Это было в императорских садах удовольствий, где я ожидал аудиенции. Она прошла мимо с её дамами. Кто я такой, с выжженным на плече военным клеймом, чтобы смотреть на Несравненную Особу?

Касты на Кранде были строго разграничены. Человек мог высоко подняться в какой–нибудь одной, но не мог перейти в другую. Крестьянин мог стать лордом страны и дворянином, но никогда ни он, ни его сыновья не могли служить при дворе и во флоте.

Так же военнослужащий, даже если он рождён с титулом, не имел права жениться на дочери Учёных. Они были нашими правителями и великими дворянами, находящимися бесконечно выше обычных людей по объёму своих знаний. Они обладали огромной способностью так же использовать и подчинять своей воле людей и природные силы, как я властвовал над безмозглыми рабами на полях, этой субчеловеческой расой, которую Учёные создали в лабораториях. Они были особой расой, благословенной – или проклятой – со сверхчеловеческими силами.

Однако Трэла была моей возлюбленной, и все декреты Императора и цепи древних обычаев не могли ни уничтожить этого факта, ни стереть образ Трэлы из моего сердца. Я думаю, что так и закончил бы свою жизнь, довольствуясь лишь поклонением ей в моих снах, но Судьба совершенно иначе решила будущее всех ничтожных человеческих созданий, которые ползали по шару, каким был Кранд.

В это утро я недолго предавался жалости к себе и беспомощным желаниям. Крошечный колокольчик зазвенел в комнате позади меня, давая знать, что кто–то желает войти в мою спальню. Я подошёл к диску на стене и провёл по нему рукой. На его полированной поверхности появилось изображение моего адъютанта, молодого пройдохи, Анатана из Хола.

– Войди, – сказал я в отверстие трубки, помещавшейся рядом с диском, таким образом своим голосом открывая дверь. – Привет, бездельник, в какую стычку ты опять впутался? – спросил я, привыкший принимать с раннего утра кающегося, но виновного молодого офицера, являвшегося ко мне, чтобы я вытащил его из какого–нибудь затруднительного положения, в которое он попадал из–за беспечности и юношеской храбрости.

– Как ни странно, – ответил он весело, – ни в одну. Хвала Оуну. Но внизу ждёт посыльный из дворца.

Несмотря на всё моё самообладание, пульс у меня ускорился.

Я снова повернулся к вызывающему диску и приказал писарю во внутренней канцелярии заверить посыльного, что я приму его, как только должным образом оденусь.

Анатан сам разложил мой мундир и снаряжение, пока я плескался в ванной. Одновременно он болтал о сплетнях и слухах в казармах и при дворце.

– Лорд Кипта приехал нанести нам визит, – сказал он.

Я уронил тунику, которую уже взял в руки.

– Кипта из Кума? – спросил я резко, надеясь, что моё смятение не будет замечено.

– Какой же ещё? Существует один только Кипта, о котором я знаю. – Его внезапно округлившиеся невинные глаза не обманули меня.

Анатан, несмотря на все его легкомысленные разговоры и манеры, всегда был верен мне, и я не боялся, что он изменит мне теперь. Ни к кому я не чувствовал такой ненависти, как к Кипте из Кума, который имел силу раздавить меня как насекомое и который сумел бы быстро использовать эту силу, узнай он когда–нибудь о моих истинных чувствах к нему.

В каждой груде фруктов всегда найдётся одни плод, который мягче и более склонен к гниению, чем другие – и если этот самый плод не убрать, он со временем испортит и остальные. По моему мнению, хозяин Кума как раз и был таким гнилым плодом среди Учёных.

Он не общался более с членами своей касты, а жил замкнуто в высокой мрачной каменной цитадели своего тёмного, продуваемого ветрами города, проводя здесь тайные эксперименты в своих лабораториях, находящихся далеко под поверхностью Кранда. В чём именно заключались эти эксперименты, никто из Учёных не мог сказать, но я имел свои подозрения и они были не из приятных. У всех знаний существует как тёмная, так и светлая сторона и, если слухи были справедливыми, Кипта поворачивался к мраку гораздо чаще, чем к свету. Я слышал рассказы и даже записал один или два, но без доказательств что я мог сделать? Лорд Кипта был Учёным по рождению, а я был государственным воспитанником, который из–за благосклонности Императора добился некоторой известности и положения. Если я хочу сохранить и то и другое, или даже свою жизнь, мне лучше бы было забыть смутные истории.

Кипта был весьма популярен у определённой категории офицеров моего корпуса. Время от времени он щедро принимал гостей, и его кошелёк был всегда открыт для тех, кто временно испытывал финансовые затруднения. Но мой подозрительный ум рассматривал это как желание Кипты сделать как можно больше военных обязанными ему. Я всегда очень вежливо благодарил его за многочисленные приглашения, но ссылался на неотложные дела. Глядя на меня, Анатан и лучшие из его товарищей поступали так же.

Однако, случалось не часто, чтобы Хозяин Кума покидал высокую главную башню. Он предпочитал приглашать компанию к себе, а не искать её вне своей крепости. Но в прошлом месяце был сбор Учёных Ю–Лака, и он, несомненно, был вызван Императором присоединиться к ним.

Если он приехал занять своё место среди пэров, то его не ожидали так рано, я об этом знал. Как Командующий Аэропортом Ю–Лака, я не получил предупреждения о его приезде, чтобы я мог приготовить стоянку для его личного корабля среди прогулочных и походных судов семьи Императора. Его внезапное, необъявленное прибытие означало неприятность для любого человека, подумал я с беспокойством.

Я, застегнул пряжку на украшенных драгоценными камнями чешуйчатых доспехах, служивших больше для церемониала, чем для защиты, и защёлкнул замок перевязи для меча. Взяв из рук Анатана серебристый военный плащ, я оставил апартаменты.

Лестница, которая вела из личной резиденции к служебным кабинетам, вилась изящной крутой спиралью вокруг центрального стержня конусоподобной башни. Её стены были цветасто украшены фресками со стилизованными сценами войны и охоты – занятий, всегда соединяющихся воедино в умах моей расы. Но тут и там в гладкую отделку окрашенной поверхности были глубоко вделаны обзорные зеркала, так что идущий мог бы в мгновение войти в контакт с любой частью громадной военной базы, сердцем которой была коническая башня.

Мне интересно было проверить подготовленность моих младших офицеров, пока я шёл. Я мельком увидел один из почти устаревших верховых отрядов, возвращавшийся с ранних утренних манёвров. Люди ехали верхом непринуждённо, их маленькие, покрытые чешуёй животные, жаждущие приюта конюшен, волочили тяжёлые бронированные хвосты по пыли учебного плаца. Таких отрядов осталось только два, и у них были необременительные обязанности: быть стражами Императора, когда он путешествовал по стране.

Торговля в лице разделённых границей купцов первой продемонстрировала выгоды пересечения наших переполненных островами морей и горных стран быстрым безопасным воздушным транспортом. Военные вскоре последовали их примеру. Пехота и отряды всадников были поспешно расформированы; высокомерные и всемогущие Воздушные Силы расширили и укрепили своё положение за одно десятилетие. Военно–морской флот исчез из пришедших в упадок гаваней Кранда, исключая горстку судов, гниющих, хотя они качались на якорях, что могли удостоиться титула, который гордо носили когда–то полмиллиона военных кораблей.

Довольное выгодами и превосходством, которое оно похитило у сил защиты, Воздушное Министерство пыталось, как я сначала подозревал и мог теперь доказать, установить непоколебимую монополию. Какую дикую цель они поставили перед собой, знал только Оун, и всё же, вопреки всем предупреждениям, правители Кранда отказывались вмешиваться.

Я нет–нет, да трогал пальцами рукоятку своего меча, пока шёл. Люди давно уже не пользовались металлом, чтобы разрешать свои страсти и ненависть; оружие, которое я носил, было лишь приятной игрушкой, символом моего ранга. На войне использовались более искусные вооружения: жидкости, которые сжигали и замораживали, смерть, которая скручивала сам воздух вокруг жертвы. А ужасы, и во сне не снившиеся большинству рода человеческого, разрабатываемые в различных лабораториях. Выскочившая вспышка – какой человек может предвидеть результат? И этот сбор Учёных в Ю–Лаке. Ни одно дикое племя на границе не было охвачено мятежом, пять великих наций много лет жили в мире. Однако, я волновался, и моя рука невольно касалась рукоятки меча для большей уверенности, хотя говорят, что нет лекарства против страха.

Посыльный из дворца, изящный молодой человек, прикреплённый к охране Императора, нетерпеливо ожидал моего появления.

– Трон желает присутствия достопочтимого Лорда Гарана, – официально изложил он. – Он будет иметь честь присутствовать в Зале Девяти Принцев в третьем часу.

– Слышать – значит повиноваться как этому, так и всему другому, – пробормотал я стандартный ответ, требуемый от получателя императорского послания.

Он преклонил колено и коснулся пола передо мной в знак приветствия.

В третьем часу? Тогда у меня ещё есть время съесть завтрак, прежде чем я должен буду пойти. Взяв Анатана под локоть, я пришёл в столовую, которая располагалась внутри башни. Мы заняли два сидения у полированного стола, который тесно прижимался к стене. Анатан дважды нажал крошечную кнопку на конце стола. Стенная панель, обращённая к нам, опустилась назад, и выскользнули чашки с едой. Пища была приятного вкуса и чрезвычайно питательная, но так приготовлена с искусственными окрасками и привкусами, что ни один не мог сказать, каково естественное происхождение того или иного блюда. Этот обычай, введённый жителями сверхцивилизованного города, мне никогда не нравился, и я тосковал по грубой, но для меня более сочной пище, какую подавали в пограничных лагерях или в маленьких деревенских гостиницах. Горожане, пресыщенные всем, что могла предложить им утончённая жизнь, разучились радоваться жизни. На их наполненные ароматом «дворцы удовольствий» крепкий деревенский люд смотрел с праведным ужасом. И, если те многочисленные рассказы, которые мы слышали, были обоснованы, тайная полиция могла действительно найти многое, что её заинтересовало бы в одном из этих прекрасных, почти сказочных замков.

Как бы читая мои мысли, Анатан прервал молчание.

– В квартале Сотан появился новый «дворец».

– Итак, – снисходительно заметил я, – ты наткнулся на него прошлой ночью?

Он покачал головой с притворной печалью.

– Он не для таких, как я. Я шёл мимо и видел, как туда вошёл Кандон из Стала, а у двери стояли охранники Лорда Пэлкуна.

– Видимо, крупная игра?

Я удивился, когда он назвал имена двух самых богатых и влиятельных людей из низшего ранга Учёных, которые содержали резиденции в Ю–Лаке.

– Это и кое–что ещё. – Он усмехнулся в знакомой манере, от которой его мальчишеское лицо стало злым. – Если Лорд Гаран захочет нанести визит туда, не понадобится ли ему компаньон?

– Когда это, щенок, я бессмысленно тратил время за занавесями «дворцов удовольствий»? Но я обещаю тебе, – добавил я легкомысленным тоном, не будучи способным прочитать будущее, – когда я войду во дворец в Сотане, то ты будешь рядом со мной.

– Договорились! Вы обещали, мой Лорд, – нетерпеливо выкрикнул он. Таким образом мы прекратили разговор, потому что я сел в одномоторный флаер, который должен был перенести меня через город к посадочной площадке за хрустальными стенами дворца Императора.

Глава 7

Хозяин Кума

Было раннее утро, воздушные линии над большей частью города не были переполнены прогулочными и деловыми судами, которые парили бы, ныряли вниз или мчались наперерез в более позднее время. Кроме одного или двух патрульных, мимо которых я пролетел, никто не пересёк мне путь, до тех пор, пока я точно не развернул свой корабль, прежде чем приземлиться на площадке рядом со средним, наклонным шпилем крепости.

Лёгкий, чёрный двухместный флаер, чьи плавные линии указывали на скорость и надёжность в управлении, грубо вклинился перед носом моего корабля, пошёл вниз и приземлился плоским брюхом как раз на то место, которое я наметил для себя. С темпераментной речью, приготовленной для опрометчивого юнца, который так своевольно узурпировал облюбованное мной место, я посадил свой крошечный флаер рядом с блестящим чёрным скоростным судном. Но это был не отпрыск какого–нибудь придворного, с кем я встретился лицом к лицу, когда вышел из машины. С пренебрежительной улыбкой, содержащей, по–моему, более чем подозрительную насмешку, скривившей его тонкие губы, высокий Хозяин Кума задержался у начала направленного книзу откоса. На его надменно поднятой голове не было ни церемониальной короны, ни шлема, и утренний ветер трепал его кудрявые чёрные волосы и рвал тяжёлые фалды длинного оранжевого плаща.

Рядом с ним стоял его пилот, хмурый малый, Джеплен из Тока, который имел дурную репутацию среди боевых людей в течение многих лет. Он, по крайней мере, не претендовал на мою дружбу, а хмурился так воинственно, что его брови сошлись вместе как колючий кустарник.

– Наш достопочтенный Лорд Гаран, – промурлыкал Кипта. – Можем ли мы отважиться поздравить победителя Тэрнана с подвигом? Джеплен проявил жестокий приступ зависти, когда вести о твоём успехе достигли нашего жалкого захолустья. Я даже удивился его полному выздоровлению. Оно полное или нет, Джеплен? – он изводил насмешками своего угрюмого офицера.

– О, да, – проворчал тот, всё время стараясь очень ясно прочесть по лицу Кипты его истинное мнение обо мне и моих действиях.

Моё военное обучение не могло мне помочь в словесных и мысленных изгибах дворцовой речи, где могут хвалить человека фактически в лицо, в то же время сильно презирая его. Так как моя речь была всегда такой прямой, как мысли, я не любил разыгрывать придворного более, чем это было необходимо.

– Вы оказываете мне чересчур большую честь, милорд, – ответил я со всей учтивостью, какую мог собрать. – Слово похвалы от Хозяина Кума не отпускается необдуманно.

Его опущенные веки слегка приподнялись, улыбка стала более ярко выраженной.

– Дни, проведённые при дворе, отполировали солдата, чтобы создать из него настоящего придворного, – заметил он уже с прямой и нескрываемой насмешкой.

Человек моей касты и ранга не досчитался бы зубов за меньшее. Положение Кипты защищало его от моего негодования, и он отлично это знал, и всё же никогда прежде его враждебность не была такой открытой. Неудивительно – в моих венах кровь ускорила свой бег, – если он открыл какой–нибудь след моей деятельности и пытливого недоверия к нему. Его маска чувства товарищества слетела, и я увидел подлинное лицо человека, который пользовался этой маской для своих целей.

Хотя мои мышцы и напряглись, я обуздал возрастающий гнев. Но когда–нибудь, если Оун позволит, я встречусь лицом к лицу с этим насмехающимся дьяволом как мужчина с мужчиной.

– Я благодарю Хозяина Кума. – Мой ответ был таким холодным, каким я смог его сделать, но тем не менее формально вежливым.

Он плотнее запахнул плащ вокруг своих широких плеч и резко повернулся с Джепленом по пятам. Я подождал минуту или две, пропуская их вперёд, прежде чем последовал за ними по скату вниз.

Пока я стоял здесь, меня заинтересовали плавные линии кумского флаера. Корабли были моей жизнью, и новые очертания всегда меня привлекали. Хотя я не рискнул задержаться, чтобы исследовать его внимательно, я понял, что его форма, в особенности внешний вид моторного отделения предполагала какое–то совершенно новое развитие, нечто совсем отличное от нашей самой современной конструкции.

По–видимому, рабочие тёмного северного острова нашли какую–то новую форму продвижения вперёд, создав в результате машину намного меньшую и более компактную, чем я когда–либо видел.

Я неохотно оторвал себя от рассматривания, зная, что Кипта заподозрит меня, если я задержусь слишком долго. Но я решил, когда поставил ногу на откос, открыть секрет элегантного судна прежде, чем его хозяин снова быстро удалится из Ю–Лака.

Откос кончался единственной широкой ступенькой, затем я очутился на зелёной и янтарной мостовой, которая вела в Зал Девяти Принцев. Вздымающиеся колонны из отполированной меди поддерживали кровлю в покрытом проходе, но бока были открыты для наполненных ароматом ветров. Налево от меня четыре потемневшие колонны из тусклого зелёного камня вели в первый из удивительных садов, которые делали внутреннюю часть раскинувшейся цитадели местом чудес и наслаждений.

Направо ступеньки, ведущие вниз, были круче, давая доступ к бронзовой площадке, где полдюжины или около этого ярко раскрашенных яликов качались на жёлтой, усыпанной лепестками воде одного из пяти каналов. Так как было ещё рано, никто, кроме одинокого охранника, не ходил по галерее. Ни одна дама, несмотря на мои дерзкие надежды, не гуляла по дорожкам сада и не проплывала в образе лепестка по каналу. Там царила спокойная тяготящая тишина.

Но Зал Девяти Принцев был занят, когда я вошёл. Одна из самых небольших совещательных палат и приёмных комнат дворца, зал был снабжён массивным столом, вырубленным из цельного бревна и обработанным знаменитым науглероживающим процессом в лабораториях Императора, так что он стал таким твёрдым и прочным, как вековые скалы Имуринского моря. Точно в центре у этого стола, расположенного так, чтобы сидящие за ним видели единственный вход в палату, стояло кресло из того же самого материала, а по обеим сторонам кресла – скамьи без спинок.

Благодаря моему положению, я хорошо знал Императора и членов его всесильного совета. Ибо большая часть последних была справедливой, хотя и строгой, частью, требовавшей от своих подчинённых стойкой и абсолютной преданности и верности государству. Убедившись в моей честности, они предоставили мне почти полную свободу в моём ведомстве, требуя только полумесячные рапорты. В прошлом, с тех пор как я вступил в свою высокую должность, наши отношения были довольно дружескими, хотя никогда не становились теплее, чем допускала строгая формальность дворца.

Но сейчас произошло изменение в их отношении. Долгие годы войны и служения в армии снабдили меня шестым чувством, появляющимся у тех, кто ходит по самому краю опасности. И теперь я тотчас ощутил напряжение и некоторую холодность, которые встретили меня, как только я вступил внутрь.

То ли я олицетворял какую–то личную опасность, то ли какой–то неизвестный мне случай встревожил их – я не знал. То же самое чувство, которое направляло мою руку к мечу сегодня утром, когда я торопился встретиться с посыльным Императора, снова дёрнуло мои пальцы по направлению к оружию на бедре. Я почувствовал, как натянулась кожа на моих плечах. Пахло тревогой.

– Маршал Флота приветствует Лорда Воздуха, Правителя Пяти Морей, любимого Оуоном… – начал я официальное приветствие.

– Достаточно. – Голос Императора сухо оборвал меня. Садись, Лорд Гаран, – вон там. – Он указал на табуретку приблизительно в шести шагах от того места, где я стоял. Я повиновался, но во рту у меня внезапно пересохло. Здесь существовала опасность – для меня!

– Ты содержишь тайную службу информации, не так ли?

– Да, Великий. Это существенная часть моих обязанностей.

– А это тоже часть твоих обязанностей? – Он передал две металлические пластинки служителю, стоявшему сбоку. Тот обогнул стол и остановился передо мной, держа то, что нёс, так что я мог увидеть это.

Вырезанные на мягкой поверхности металла чертежи и формулы были совершенно незнакомы для меня. Полностью озадаченный, я поднял глаза на холодную маску, которой было лицо Императора.

– Я никогда не видел этого раньше, Ваше Величество. Я не понимаю их смысла.

– И всё же они были найдены среди секретных документов твоей разведывательной службы, – ответил он многозначительно.

Я взглянул ему прямо в лицо.

– Я повторяю, Великий, что никогда не видел этого раньше.

После чего Малкус из Трота, тощий – кожа да кости – человек, начисто лишённый всяких добрых чувств, захихикал, прикрыв рот волосатой рукой. Эта злая пародия на человека с его клокотавшим в горле смехом разозлила меня, чего несомненно он как раз добивался.

– Стоит ли Маршал Флота перед судом за преступление, Великий? Я умоляю вас, милорды, будьте немного откровеннее с вашим слугой.

Император нахмурился.

– Жалоба на твой отдел и тебя была подана людьми Кума…

Кум! Это название разорвалось красным пламенем в моём разуме. Кум! Значит, я был прав, подозревая какой–то дьявольский смысл в необъявленном прибытии Кипты.

– За некоторыми личными делами Хозяина была установлена слежка…

Я вздрогнул. Тут моя совесть действительно была нечистой. Я подыскивал ключ к мрачной загадке Кипты. В этом я был виновен.

– А теперь, как и предсказывал Лорд Кипта, среди твоих бумаг было найдено это. – Рот Императора скривился.

– Ваше Величество и милорды, я могу только повторить то, что уже говорил: эти пластинки, которые вы показали мне, я никогда раньше не видел. Если они действительно были найдены среди бумаг Флота, то я не знаю, как они попали туда. Но я обещаю вам, – закончил я искривлёнными губами, – что не буду медлительным в расследовании этого странного дела.

Малкус снова захихикал, его неприятное кудахтанье непрошеного веселья отдалось эхом по всему залу.

– Смотрите, добродетель оскорбилась, – изрёк он, веселясь.

Я быстро повернулся к нему.

– Вы насмехаетесь надо мной, милорд?

Он пожал плечами, но не удостоил меня ответом. Я поднялся на ноги. Твёрдыми руками расстегнул пряжку перевязи с мечом и снял её.

– Великий, так как, кажется, я не являюсь более достойным вашего доверия, я возвращаю в ваши руки этот символ моего звания. Я был простым и откровенным солдатом и солдатом собираюсь быть. Я немного знаю о зигзагах государственной политики, но мне ясно, что стране зачем–то нужен козёл отпущения. Если моё разжалование пойдёт на пользу Ю–Лаку, я, готов получить распоряжения. Ибо я знаю, что был преданным при всех обстоятельствах по мере своих сил и способностей.

– Сегодня это, милорды, немногими может быть произнесено в Ю–Лаке, – быстро и ясно произнёс чей–то голос.

Я обернулся.

В дверях стоял человек моих лет, судя по одежде – Учёный. Среди Великих я знал только троих с такой могучей духовной силой. Её имели Леди Трэла и Император, и – Кипта. Но у куминца была чуждая воля, не такая, как у других. Кем был этот новоприбывший, я не знал, но какая–то сокровенная часть меня, нерушимая часть, признала и приветствовала предводителя людей.

– Приветствую тебя, Трэн, – Император поднялся.

– Мир и вам, Ваше Величество. Позвольте приветствовать вас, милорды.

С лёгкой грацией он пересёк комнату, чтобы встать рядом со мной.

– Что я вижу? Почему благородный полководец отдаёт свой меч? Может ли хоть один человек в чём–нибудь упрекнуть Гарана из Ю–Лака?

– Совсем недавно, – сказал я горько, – я также просил ответить на этот же вопрос, милорд.

Наши глаза встретились, и я почувствовал некоторую теплоту, распространяющуюся по мне.

– Я наблюдал за тобой, Лорд Гаран. Говоря открыто перед этим собранием, я скажу, что здесь нет другого человека в пределах внутреннего моря, на которого я охотнее всего возложил бы своё доверие. Это говорю я, Трэн из Гурла!

Император улыбнулся, его холодная маска раскололась.

– Подними свой меч, милорд. Где доказательство преступления отсутствует, там не может быть аргументов за или против человека. Но было бы хорошо добраться до сути этого дела, хотя бы ради собственного успокоения. Слово, сказанное в ухо мудрого человека, более важно, чем шорох мимолётного бриза.

Совершенно ошеломлённый столь внезапным резким изменением, я застегнул перевязь и преклонил колено, чтобы коснуться пола перед собранием.

– Могу ли я уйти, Великий?

Император кивнул. Я повернулся, чтобы уйти, но я знал, что Трэн провожал меня взглядом, пока я не вышел из палаты. Какая–то игра, чьей ставки или цели я не мог понять, была разыграна или, возможно, игра только началась. Но то, что я был частью этой игры – сомневаться не приходилось.

Всё ещё ломая голову над этой странной встречей в Зале и прощальными словами Императора, я отклонился к садам, взамен возвращения прямо к посадочной площадке и своему флаеру.

Мне было ясно приказано возвратиться домой и выявить личность или личности, ответственные за появление кумннских документов среди моих официальных документов. Я должен был безотлагательно пустить в ход свою секретную машину наблюдения и следствия.

Но мысленно я продолжал думать о том, что кто–то пытался дискредитировать меня перед собранием, хотел таким образом сместить меня с занимаемой должности. Это могло означать только одно обстоятельство – я был угрозой. Воздушные Министры с их неуклонно растущей властью или Кипта из Кума, от которого каждая капля крови во мне начинала пульсировать, – кто из них действовал против меня? Ибо в прошлом году я копался в секретах обоих, стараясь обнаружить нечто таинственное, которое – я знал – лежало там, дожидаясь, когда будет открыто.

Где–то на Кранде был центр беспорядков, ответственный за пограничную стычку, за каждое усиление городских смут, даже за редкие авиационные катастрофы – в этом обстоятельстве я был твёрдо убеждён. Но – доказательства?

Эта мысль повлекла за собой любопытство. Почему Трэн из Гурла, которого, насколько мне известно, я никогда раньше и в глаза не видел, появился в тот самый момент, когда его речь в мою пользу смогла весьма помочь мне? Я полагал, что был знаком со всеми Лордами из Учёных, но он был мне неизвестен. И всё же человек с таким личным магнетизмом и силами должен быть широко известен.

Гурл был скалистым островом далеко на севере; он не вмещал городов какой–нибудь значительности, и его жители в основном были бедствующими рыбаками. Кто был Трэн из Гурла?

Погруженный в эту и другие проблемы, я забрёл в сад глубже, чем предполагал. Я оказался на обширной, ровной лужайке с густой жёлтой травой, где собиралась группа людей, смотрящих на шалости пары крошечных существ, называемых Анами. Я собрался было сразу же ретироваться, как одна из девушек, увидев меня, крикнула:

– Милорд, сжальтесь над нашим положением. Ана Сэн–сэн удрала в кусты и не хочет выходить, потому что эти две злючки дёргали её за шерсть. Она там кричит. Не, выручите ли вы несчастное существо ради нас?

Та, которая обратилась ко мне, была Аналия, младшая сестра Анатана, дочь старинной и благородной военной семьи. Сейчас же, выполняя её просьбу, я сбросил плащ и снял шлем, прежде чем, подбадриваемый их криками, полез в густые кусты.

Ана сама подошла ко мне, и я вынес её с триумфом; мои волосы взъерошились и пара длинных ярко–красных царапин прочертила моё предплечье. Аналии доставило удовольствие восклицать надо мной и ничего не делать, но всё же она направила меня на соседнюю поляну, где был фонтан и где мои пустяковые раны могли быть исцелены.

В их бесхитростной компании я забыл до некоторой степени о своих тревогах. В сущности я никогда не был неопытным и пользующимся наслаждениями беспечным юношей. Со дня своего пятнадцатилетия я принял на себя положение и заботы мужчины, и с этого дня я никогда не ослаблял ни на один час своей бдительности против мира, в котором, как я знал по тяжело добытому опыту, было нелегко существовать. Но теперь, в эти короткие полчаса, в компании придворных девушек, я вернул обратно небольшую часть той неопытной юности.

Всё закончилось слишком быстро, но я не пожалел об этом. Из–за тонких листов папоротниковых деревьев вышла та, которую я хорошо знал.

Трэла из Учёных стояла, улыбаясь нам.

Каждая струя её чёрных волос казалась для меня сетью вокруг моего сердца и, очарованный ею, я находился в оцепенении. Я был счастлив стоять и наблюдать за игрой выражения на её лице, в то время как её леди с радостными криками собрались вокруг неё.

Глава 8

Дворец удовольствий в Сотане

– Привет тебе, милорд Гаран. – Она улыбалась, глядя мне в лицо.

– Привет тебе, Цветок Ю–Лака. – Я приложил к губам и ко лбу протянутую мне руку.

– Ты пренебрегаешь нами, милорд. Неужели заботы твоего ведомства так тяготят тебя, что ты не можешь часок–другой провести с нами?

Я стоял, разинув рот, неспособный собрать свои мысли в находчивый ответ на эту мягкую насмешку.

– Я, как всегда, в твоём распоряжении, величественная Леди, – запинаясь, пробормотал я.

– Тогда ты должен повиноваться мне сейчас, – быстро сказала она. – Поможешь мне в Голубом бассейне, милорд. Мне нужна там лишняя пара рук. Нет, малышки, вы останетесь здесь.

Отделавшись таким образом от своих девушек, она повела меня с собой. Но вместо того, чтобы идти по тропинке к Голубому Бассейну, она разыскала маленький садик в гроте и села там на каменную скамейку.

– Садись, Гаран. Я многое должна сказать, а времени для этого у меня мало. Во–первых, дай посмотреть на тебя. Сколько же времени прошло? Три года, не так ли? Я могу даже сказать тебе количество в часах. Ах, почему ты не родился?.. Но достаточно! Ты сделал разумно для себя, Гаран.

– Только потому, что… – начал я горячо, но её нежные пальцы поспешили запечатать мои непослушные губы, преградив путь потоку опрометчивых слов.

– Не то, Гаран, не то! Существуют другие вещи, о которых мы должны поговорить. Ты, кажется, рылся в опасных омутах знаний, задавая щекотливые вопросы неподходящим людям. Что ты узнал?

Я пожал плечами.

– Довольно немного. Каждая тропинка приводит в конце концов к глухому барьеру.

Она кивнула.

– О, они умны, очень умны. Но ты сделал кое–что для начала. Поэтому – будь бдительным, оглядывайся назад по ночам, Гаран. Ты идёшь по прогнившему мосту; ты уверен, что он не разрушится, чтобы увлечь тебя в бездну. Но с этого часа ты не должен сражаться в одиночку, воин. Ты знаешь Трэна из Гурла?

– Я увидел его впервые час назад.

– Трэн, как и ты, прикладывает своё ухо к земле и таким образом слышит вещи, не предназначавшиеся ему. Дважды его путь тайного расследования пересекался с твоим, и тогда он понял, что здесь существует другой, кто сомневается в будущем. Ибо не все мы, Гаран, бездельники и дети, играющие на солнце. Некоторые из нас готовятся к подходящему шторму…

– Значит, у тебя есть какая–то определённая мысль о том, что нагрянет? – прервал я нетерпеливо.

– Ещё нет. Неделю тому назад здесь открылся новый дворец удовольствий в квартале Сотан.

Я нахмурился, сбитый с толку её быстрой переменой темы разговора.

– Да, мой помощник говорил мне.

– Было бы неплохо, если бы ты посетил его, Гаран.

– Но… – торопливо запротестовал я.

– О, достаточно хорошо известно, что ты не ходишь в подобные места, но позволь мне уговорить тебя побывать там сегодня ночью. Нет, большего я не могу сказать… Будь осторожен, Гаран. А теперь уходи и быстро, прежде чем придут мои девушки, разыскивая меня. Три года, Гаран… – Её голос угас, после того как она отправила меня прочь.

Я не осмелился оглянуться назад.

Ошеломлённый собственными спущенными с цепи эмоциями, я добрался до посадочной площадки и своего флаера. Чёрный корабль из Кума до сих пор находился там, отчуждённый и производящий впечатление среди ярко–крашенных судов, которые теперь заполняли поверхность платформы, но я уделил ему не более чем один мимолётный взгляд. Все мои мысли были далеко от того, что не касалось этой встречи и я размышлял, что могло быть скрыто внутри этих её двух слов – «три года».

Я полностью пришёл в себя только тогда, когда мой флаер приземлился на площадке оборонительной башни и я увидел мальчишескую фигуру Анатана, торопливо бросившегося мне навстречу. Я вспомнил обещание, которое так необдуманно дал ему этим утром. Невозможное стало действительным.

– Приехал Закат из Ру, милорд. Он ждёт вас в офицерской комнате, – почти выпалил молодой офицер, прежде чем мои ноги коснулись настила посадочной площадки.

– Немедленно приведи его в мои личные комнаты, – приказал я.

Ру был самой северной колонией Ю–Лака, блиставшего цепью зависимых стран. Три месяца в году его опустошённые ветром равнины были почти непригодными для жилья. Но богатства, лежащие в его промёрзших горах, привлекали нас, так что мы держали Ру в ревнивых тисках. Линия укреплённых постов, крошечных оазисов цивилизации – таковы были границы, которые мы возвели в этой мрачной стране.

Закат был офицером старой школы, которые управляли людьми и страной тяжёлой, но всегда справедливой рукой. Я доверял ему больше, чем любому другому из подчинённых мне офицеров. Событие достаточно серьёзное, чтобы омрачить будущее, привело его в Ю–Лак. С ощущением внезапного холода от этого, я расхаживал по своей комнате, ожидая его появления.

– Привет, Лорд. – Плотная фигура в дверях вытянулась в официальном приветствии.

– Входи, Закат. Я рад снова пожать твою руку. Но какая судьба привела тебя из твоего обрамлённого снегом севера?

– Злая судьба, Гаран. – Он смерил меня взглядом, пока отвечал, и затем со вздохом облегчения добавил: – Всё в порядке. Ты до сих пор не стал городским жителем, получив титул лорда. Нет ни ожирения, ни трясущихся рук, ни мрачных глаз – ничего, что могло бы изменить тебя. Ты до сих пор тот лихой парень, который сопровождал меня в Улал в давние дни?

– Я не изменился, военный пёс. Вижу и ты тоже. Дай мне открытое сражение, и я буду рад…

– Открытое сражение! – Он скривился. – Этого я не могу предоставить тебе. Щетина Тёмного Существа! Может ли человек сражаться с призраками и победить?

Поразительно было слышать свои собственные мысли, которые исходили от этого северного полководца.

– Что случилось в Ру?

– Ничего такого, на что я мог бы наложить свою руку, иначе я быстро бы покончил с этим, можешь быть уверен, – многозначительно сказал он. – Это всего лишь растущая тревога, перешёптывания, источник которых я не могу проследить, необоснованные слухи, мятежные разговоры. Скажу тебе откровенно, Гаран, я сейчас одинок в Ру.

– Ты хочешь помощи? – предположил я.

Он встряхнул головой.

– Ты должен знать лучше меня, чем кто–то, парень. Когда это было, чтобы я бежал, скуля, к своим хозяевам? Нет, не помощь в материальном смысле. Но иногда две головы лучше, чем одна. Я хочу откровенно поговорить с единственным человеком в Империи, которому я полностью доверяю. В Ру беспокойно, и я не могу проследить, в чём дело. В первый раз я остался без всякой поддержки…

– Не ты один страдаешь, – вмешался я резко.

– Что ты имеешь в виду?

– Не считая тебя, Анатана из Хола и ещё одного человека, – я вспомнил её в саду, – я также являюсь одиноким сегодня. Этим утром Император проверял мою лояльность.

– Что! – Он вскочил на ноги, глядя на меня в страшном изумлении.

– Это правда. И всё потому, что я подобно тебе пытался обнаружить основу всей этой массы интриг, которые растут и увеличиваются по всему Кранду. Я тоже сражаюсь с призраками, Закат.

– Так, – он опять опустился на своё место, – какой же выход существует из этого положения? Ну, парень, похоже, мы снова в Улале, но в этот раз мы должны драться не кулаками, а умом. Давай поговорим и уясним, что же случилось за те годы, которые прошли с тех пор, как мы вместе сражались.

– Расскажи мне о Ру, – потребовал я.

Он нахмурился.

– Трудно выразить в словах то ощущение, которое охватывает меня, когда я передвигаюсь от гарнизона к гарнизону. Внешне всё хорошо; в этом смысле всё в порядке. Страна находится в мире с варварами, беспорядков на рудниках там нет. И всё же я чувствую, будто иду по мосту, подпорки которого разрушены. Меня преследует мысль, что сердцевина этого проклятого дела лежит обнажённой перед глазами, и я не мог бы её обнаружить, даже будь я чуточку умнее. Это дело задумано дьяволом. В прошлом месяце добыча в Сапитских рудниках была на десять процентов ниже, чем обычно. И тем не менее инженеры встретили меня с вежливыми объяснениями, для которых я не имею достаточных знаний, чтобы проверить их. За последние три месяца там произошло несколько сотен самоубийств. Вновь набранные рекруты находятся в скверном состоянии – умственно, морально, физически. Близ Форта Штаб–квартиры убиты три пастуха, и нельзя понять, как они были способны проникнуть так далеко вглубь колонизированных стран и как их не заметили. Противоестественные огни появились в небе, и дважды штабель легковоспламеняющейся руды был подожжён таинственным способом. У горцев появилась новая тайная религия. Случаи все пустячные, но собранные вместе, достаточные, чтобы заставить человека крепко задуматься.

– Кого ты подозреваешь?

Он пожал плечами и затем ответил мне уклончиво:

– Там находился человек из Кума, который совершил путешествие через горы.

– Кум! Всегда Кум! – Я ударил кулаком по подлокотнику своего кресла.

– Да, всегда Кум, – тяжело отозвался Закат. – А теперь, каковы фантомы, которых ты преследуешь так безрезультатно?

– Хлебные бунты в провинции Кэт, возникшие из–за незапланированного неурожая. Дождя там было в избытке, почва – самая плодородная в Империи, но в этом году поля были удивительно бесплодными. И Учёные не смогли объяснить этого, по крайней мере, мне. Затем здесь появился новый культ Блуждающей Звезды или приблизительно такой же бессмыслицы. Я подвергнул дисциплинарному взысканию четырёх человек за посещение ими митингов и за подстрекание к беспорядкам впоследствии. Кто–то тайно пронёс бутылки с портукалом в казармы, и я повесил одного человека за введение в употребление практики вдыхания дыма листьев райта. Ты знаешь, к чему это приводит? – Он кивнул, и я продолжал: – Как и ты, я интересуюсь Кумом. Мой интерес возрос настолько, что я привёл в движение определённый механизм три месяца назад.

– Какой результат? – в его вопросе было нетерпение.

– Да никакого. И всё же я не думаю, что разведчики, которых я посылал туда, были абсолютными дураками.

– Изменники? – предположил он.

– Возможно. Но что я могу сделать? Час тому назад меня предупредили, чтобы я остерегался. Затем это дело с находкой секретных куминских документов среди моих бумаг. Император приказал мне предоставить человека, ответственного за их нахождение там, или отвечать самому за это дело. – Я продолжал объяснять Закату всё, что произошло со мной на суде. – Что ты знаешь о Трэне? – спросил я в заключение.

Он встряхнул головой.

– Ничего. Гурл – довольно незначительная пропахшая рыбой обнажённая скала в господствующем море. Я посетил дежурный гарнизон, находящийся там, только один раз, вскоре после того, как получил клеймо. Учёных там не было, во всяком случае, тогда. Но Лорд Гурла заинтересовался твоими делами с какой–то целью. Я должен вспомнить его. А что тут делает Кипта? Раньше он не слишком жаловал вниманием общество членов своей касты.

– Когда ты возвращаешься в Ру? – внезапно спросил я.

– Рано утром, – ответил он с некоторым удивлением. – Почему ты спрашиваешь?

Я улыбнулся.

– Тогда ночью ты будешь традиционным солдатом–отпускником…

– Что ты имеешь в виду? – прервал он.

– Сегодня ночью мы вместе посетим новый дворец удовольствий в квартале Сотан.

Он взглянул на меня с некоторым отвращением.

– Никак не думал, что Гаран из Флота дошёл до посещения дворца удовольствий… – начал он, но я перебил его.

– Мы пойдём с поручением. У меня есть основания предполагать, что проницательный человек может обнаружить там кое–что интересное. Ты должен был бы знать меня лучше, Закат, и не подозревать так всецело.

Хмурые морщины на его лбу разгладились.

– Три года абсолютной власти и изнеженной жизни часто изменяют человека к худшему, парень. Но я не хотел бы думать, что этот мир наложил на тебя печать.

– Значит, ты пойдёшь?

– Охотно. Несмотря на всё, – в его тоне появился озорной юмор, – я не откажусь осмотреть интерьер дворца удовольствий за чужой счёт.

– Добро, значит, договорились. Что ты скажешь насчёт того, чтобы провести со мной утренний смотр?

– Давай! Это мне больше по вкусу, чем все дворцы удовольствий в этом вашем тепличном городе.

Итак, с Анатаном и Закатом по пятам я начал свой ежедневный обход. Похоже, что в моём мозгу, обострённом утренним делом, появилось достаточно подозрений в слабости моих людей. Частичные отклонения в выполнении точных приказов, следы расхлябанности, которая продолжала существовать несмотря на мои выговоры, едва различимое начало упадка в первоклассных отрядах, некоторая опрометчивая дерзость, отмечаемая в самых молодых людях, – я увидел всё это и результат принёс домой к себе, так как никто ещё, кроме меня, и других, подобных мне, не стоял перед растущим призраком какой–то неизвестной опасности.

Я знал, что Закат тоже видел, что лежит отчётливо перед нами, и что он тоже тщательно анализировал и взвешивал впечатления от утренней проверки. Мы сидели за обедом в столовой вместе, но почти не разговаривали до тех пор, пока не закончили, и я повернулся к нему.

– Ну?

Он покачал головой.

– Какой человек может подвергнуть дисциплинарному взысканию призраков? Я видел здесь то же самое, что и в Ру. Что я могу посоветовать, когда сам не могу привести в порядок собственный дом? Но клянусь Меченосной Рукой самого Оуна, парень, я пойду с тобой до конца, что бы ни случилось. Теперь пойдём в этот ваш дворец, раз ты так решил.

Мы устремились в мою гардеробную и там переоделись в богатую, но не бросающуюся в глаза повседневную форму, потому что я надеялся скрыть наши личности насколько возможно. Анатана предупредили сделать то же самое и, пока я прикреплял тяжёлый мешочек с похожими на бруски монетами к поясу, мы встретили его за дверью, тяжело дышавшего от волнения.

– Запомни, – предостерёг я, – что мы должны по возможности остаться неузнанными и ночью находимся на службе. Не вздумай отделиться от нас и, самое главное, держи язык за зубами.

– Слышать – значит повиноваться, Лорд.

Напоследок я оглянулся вокруг. Какое–то внутреннее чувство, должно быть, подсказало мне, что пройдёт немало времени, прежде чем я пойду обратно по этому коридору.

– Пошли.

На посадочной площадке нас ждал скромный флаер без каких–либо опознавательных знаков, и мы залезли внутрь. Анатан взял управление на себя, и мы по пологой спирали поднялись над военным кварталом. Мы с моим помощником договорились приземлиться на общественной стоянке, примыкающей к дворцу, так как только постоянным и хорошо известным завсегдатаям предоставлялась привилегия использования конфиденциальной стоянки на его крыше.

Закат сильно протестовал, но моё желание секретности одержало верх, к моему сожалению. Очень скоро под нами заблестели фиолетовые светильники общественной стоянки, и Анатан посадил флаер. Служащий подошёл, чтобы направить нас в ряд других кораблей и получить плату, которую Анатан приготовил заранее. Закат и я держались в тени, надвинув наши шлемы так, что клювообразные козырьки затеняли наши лица. Анатан сунул квитанцию в карман, и мы пошли по откосу, который вёл вниз до уровня улицы. Там, никем не замеченные, мы скользнули в толпу. Ю–Лак всегда становился прекраснее с наступлением ночи. Тогда ритм его жизни получается полным и шумным, иллюзия беззаботного веселья скрывает праздное времяпрепровождение горожан.

– Направо, – Анатан направлял нас.

Я буквально задохнулся, когда впервые увидел объект нашего изучения. Сокровища, должно быть, лились рекой при постройке той грезы, что стояла перед нами. Стены с вырезанными на них животными и цветами были сделаны из кремового хрусталя, чуть розоватого наверху и густо–шафранного у основания.

Широкий портал был открыт в соответствии с правилами, однако слабо мерцающая портьера скрывала наслаждения внутри от глаз случайного прохожего. На двенадцати розовых ступенях, ведущих наверх к нему, бездельничали телохранители и слуги, одетые в ливреи, полдюжины или более самых богатых лордов города. Все касты, кроме военной, были представлены здесь.

Изящная смуглая девушка–рабыня, с раскосыми, вызывающими глазами, стояла, ожидая, чтобы распахнуть портьеру для нашего прохода. Она лукаво вскинула на меня глаза и с усмешкой сказала:

– Вы решили сегодня почтить нас своим посещением, Лорд Гаран?

Моя слабая надежда на секретность пропала.

– Да, лунный цветок. Разве скромному солдату Флота запрещено участвовать в ваших развлечениях?

– Ничуть! – Странно рассмеялась она. Затем, выдернув из–за пояса похожий на флейту свисток её пустынной родины, она извлекла из него низкую мелодичную ноту.

Тонкая белая рука выскользнула из–за портьеры и поманила нас внутрь. Терианка улыбнулась.

– Гит ждёт вас, милорд. Входите.

Со своими двумя спутниками я прошёл через разрез портьеры.

Глава 9

Айла и Лания

Квадратный вестибюль, в котором мы оказались, освещался мягким жёлтым светом одной из новых солнечных ламп. Напротив нас был широкий сводчатый проход, прикрытый пурпурной с зелёным металлическим отливом занавесью. С рукой на складках этой занавеси стояла ожидающая нас проводница, девушка с покрытых льдом берегов Северного Ахола. Её стройная фигура была закутана в янтарный шёлк, и широкие полоски из мягкой меди охватывали её грудь и талию. Ловко уложенная масса её золотисто–рыжих волос скрывала почти всё лицо, оставляя лишь узкий белый клинышек.

При нашем появлении она опустилась на колени и коснулась ладонями пола.

– Не соблаговолят ли благородные Лорды следовать за мной? – Её голос был тонкий, но достаточно мелодичный.

Закат дёрнул меня за руку.

– Они, кажется, собираются получить много удовольствий от нашей компании, парень. У меня такое ощущение, что мы лезем в клетку сапта.

Я предупреждающе сжал его пальцы. Но я также почувствовал, что мой пульс участился. Замечание Заката было подходящим. Всего три дня назад я был свидетелем, как измученного и старого грифа ласково уговаривали спуститься по откосу, который вёл к клетке гигантского сапта. Он довольно охотно пошёл к своему концу, доверяя людям, которые убеждали его.

Девушка отодвинула занавес. Я вошёл без колебания.

Комната, в которой мы очутились, была похожа на золотую чашу, вырезанную, чтобы встретить губы какого–нибудь горного божества. Она была овальной формы, окружённая кольцом сводчатых проходов, количество которых достигало двенадцати, похожих на тот, через который мы вошли, каждый из них был закрыт драпировками, цвета которых сбивали с толку и переходили в другие. Стены наверху сходились резко в конус, остриё которого было открыто к звёздам.

С того места, где мы стояли, пол опускался широкими ступенями, полностью окружавшими комнату. В центре всех сужающихся рядов было небольшое овальное отверстие, из которого поднимались ленивые струйки окрашенного, душистого дыма. Массивные ступени были завалены грудами бесценных металлических изделий, украшенных драгоценными камнями, графинами, стояли маленькие столики, нагруженные лакомствами. Здесь сидели большинство из тех, кто пришёл до нас, которым прислуживали красотки дворца.

Они были прекрасны. Никогда раньше я не видел, чтобы все расовые типы, живущие под солнцем Кранда, собирались вместе. Каждая поражала своей красотой. Подобно темнокожей терианке у входной двери и белой ахолианки рядом со мной, каждая была идеальным образчиком своей расы.

Я услышал тяжёлое дыхание Анатана и смешок Заката.

– Приятно грабить такое место, – сухо заметил Закат. Нетрудно понять, почему эти дворцы закрыты для офицеров–лётчиков низшего ранга. Сюда бы несколько моих руанских парней…

– Дыхание Зэнта, – перебил Анатан, – взгляните на эту девушку в чёрном. Видели ли вы когда–нибудь подобную ей?

Он указал на одну из пещерных жительниц Лапидиана. Её волосы, обесцвеченные до белизны кости поколениями народа, который жил без света, обвивали гордую голову тяжёлыми кольцами. Она была закутана от шеи до пят в совершенно чёрное, но белые руки были обнажены до плеч. У неё был поразительный и привлекающий внимание внешний вид, когда она медленно двигалась среди рядов своих куда более ярко одетых подруг.

– Не хотите ли вы, милорды, остаться здесь? Или, может быть, вы пройдёте во внутренние дворы? – мягко спросила ахолианка, когда мы вдоволь насмотрелись.

– Во внутренние дворы, – быстро ответил я, прежде чем Анатан успел запротестовать.

Мы последовали за ней по самой верхней ступени, на которую выходили двенадцать занавешенных сводчатых проходов. Анатан дёрнул меня за плащ и шепнул:

– Попросите показать Госпожу Дворца. Так полагается при первом посещении.

Удивляясь, откуда он получил свои познания, я выполнил его указания.

Ахолианка кивнула и немедленно отдёрнула прочь огненную с серебром портьеру, висящую на другой двери. Мы прошли мимо многих чудес. Я запомнил одну комнату, стены которой были из прозрачного хрусталя, а за ними плавали живые чудовища из внешних морей, странные создания с фосфоресцирующими телами или челюстями, сверкающими в тусклом свете. Там были и другие комнаты, такие же странные или такие же сверхестественно прекрасные. Наконец, мы вошли в маленькую комнату с белыми стенами и полом. Но свод был покрыт лаком ночной черноты, усыпанным большими звёздами из хрусталя. На ложе ярко–алого цвета возлежала та, которая правила всем этим красочным лабиринтом.

Судя по её одежде и сильно накрашенному лицу, это была женщина Аркта. По контрасту с девушками снаружи, она была отвратительно плоской. Худая вплоть до истощения: её туго обтягивающее фигуру платье из серебряной сетки показывало каждую кость и впадину. Лицо было густо раскрашено, как принято на её родине: огромные пурпурные круги вокруг впалых глаз, оранжевые рубцы на губах, а всё остальное набелено. Однако, её роскошные волосы по праву находились в этом дворце очарования. Чёрные и очень длинные, они не были изуродованы шпильками или заколками, а свободно падали и лежали на поду, когда она сидела.

Тем не менее, я уставился, раскрыв рот от изумления, не на правительницу дворца удовольствий, а на мужчину, который сидел развалясь у её ног и болтал заплетающимся языком. Трэн из Гурла, держа нетвёрдыми руками кубок с вином, искоса взглянул на меня. Опершись на её ложе для опоры, он поднялся, покачиваясь, на ноги.

– Твои новые друзья, Айла? Могу ли я тогда выразить недовольство, что другие добиваются твоего общества, или нет? Увы, твоя благосклонность не для меня одного. Могу я хоть остаться или должен уйти?

Она покачала головой, а её глаза, обращённые к нам, смотрели холодно и недружелюбно.

– Останься, милорд. Вас, милорды–незнакомцы, я рада видеть в своём владении. Стоит вам только шепнуть Лании о своих желаниях и перед вами окажется всё, чего бы вы ни пожелали. Она показала жестом в сторону ахолианки. Так же небрежно она отпустила нас.

Трэн глумливо захохотал и качнулся ко мне.

– Эту сладость не тебе собирать, солдат. Иди поищи другие сады для своей добычи.

Что–то слабо щёлкнуло о застёжку моего плаща возле горла и упало в складки моего кушака. Разыгрывая сконфузившегося простака, я быстро вышел со своими спутниками из палаты, оставив Айлу и её титулованного Лорда в уединении, чего они и хотели.

Мои пальцы коснулись плеча Анатана, и я приблизил свои губы почти к его уху.

– Отвлеки на минуту эту Ланию.

Он бросил на меня быстрый взгляд и затем скользнул вперёд, чтобы держаться рядом с плавно движущейся девушкой–проводником. Я нащупал в своём кушаке и вытащил овальный серебряный шарик величиной с мой ноготь. Быстрый осмотр под прямыми лучами одной из коридорных ламп открыл тонкую линию, проходящую по его середине. Я был достаточно знаком с такими средствами для безопасной передачи секретных посланий. Одним вращением пальцев я разделил его на половинки и затем развернул кусочек исписанного шёлка. Он гласил: «Через час в Комнате Грифов. Никому здесь не доверяй».

Я молча протянул записку Закату. Он быстро просмотрел единственную строку и затем хищно усмехнулся.

– Похоже, мы лаем на горячий след, Гаран. Комната Грифов. Теперь наше дело – разыграть гуляк. Твой парень Анатан должен нам помочь.

Я встревожился, когда увидел тёмную голову Анатана рядом с золотистой головкой ахолианки. Ибо было ясно даже для самого бестолкового зрителя, что они достигли некоторого взаимопонимания и увлеклись флиртом. Необходимо было предупредить мальчика, чтобы он сейчас не свалял дурака.

Я прибавил шагу и поравнялся с ним. С выставленными напоказ манерами кабацкого забияки я оттеснил плечом Анатана и бесцеремонно окликнул его спутницу:

– Эй, хозяйка. Мы отдали долг вежливости вашей госпоже, теперь веди нас к вашему приюту радостей. Подавай нам ваши чудеса.

Анатан готов был возмутиться моим непристойным поведением, когда используя фалду своего плаща как штору, я сунул записку Трэна в его руку. Толчок в спину сказал мне, что он прочёл и понял.

– Что бы вы хотели, милорды? – спросила Лания с ласковой покорностью. – Вина? У нас самые лучшие. Крепкое белое марочное вино из Ру, густое пурпурное из Хола, золотистое из Кума – множество других. Не позабавят ли вас танцовщицы? В одном из наших залов золотистые девушки из забытых храмов Кора следуют мистическим лабиринтам былых богов, во всём Ю–Лаке вы не увидите ничего подобного. Может быть, вам нужны подруги на вечер? Девушки из пустынь Териата, так сильно предающиеся любви, как неистовые ветры их родины, лапидианки с серебряными волосами и страстными губами, женщины Аркта, владеющие всеми сладостными городскими пороками? У нас имеются все нации, все характеры.

– Храмовые танцовщицы, – быстро выбрал Закат, и я одобрил его выбор, потому что из того, что Лания предложила нам, это казалось наименее вероятным для вовлечения нас в будущие затруднения.

Молча она повернула в поперечный коридор, который вскоре стал скатом, ведущим вниз. Затем я впервые заметил тень тревоги на лице Заката. Анатан был явно мрачен и шёл немного позади, как бы сомневаясь в нашем смелом предприятии. Сначала я подумал, что он просто надулся, но позднее понял, что у него был значительный аргумент сомневаться в нашем необдуманном выборе вечернего развлечения. Зал походил на тропические джунгли страны Кор, и он предполагал, что может находиться у подножия этого зловещего ската.

Хотя Кранд объединялся в культе Оуна и был так объединён веками, всё же на нём до сих пор продолжали существовать в таких примитивных странах, как Кор и Ру, храмы древних богов, этим тёмным существам наш народ поклонялся раньше, пока сам не выполз из логова зверя. Я сам знал очень немного об этих забытых и теперь тайных обычаях; в сущности, немногие, кроме приверженцев, знали о них. Эти адепты Кора были последним оплотом древней религии.

Тонкий звук волынки, такой высокий в гамме, что наши человеческие уши с трудом могли различать его тона, разорвал тишину. С этим звуком пришло низкое биение, как будто воздух, мёртвый и отяжелевший от груза неисчислимых лет, пульсировал за пределами восприятия в каком–то нечеловеческом ритме.

Закат неожиданно запнулся, шаркая ногами и меняя шаг.

– Ритм – гипнотизирующий контроль, – пробормотал он. – Не поддавайтесь ему.

Анатан тоже постоянно менял шаг – то широко шагал, то волочил ноги. Я начал подражать им.

Скат, казалось, тянется в глубины самого Кранда, и в его гладких полированных стенах не было отверстий. Постоянно сверкающие светильники, размещённые на потолке над нашими головами через равные промежутки, постепенно меняли оттенок: от тёплого золотого до леденящего голубого, а затем до какого–то туманного серого. До сих пор чуждый назойливый звук волынки и таинственное биение отбивали такт для наших шагов, несмотря на то, что мы и прыгали и тащились, чтобы избежать их вяжущих чар. Только Лания равнодушно шла вперёд, не оглядываясь на нас.

Наконец мы пришли в комнату вроде прихожей с тускло–серыми стенами и полом. Лания издала своим высоким голосом воющий крик, и сразу же часть стены отошла внутрь, выставляя темноту за ней.

– Мы должны принять меры предосторожности, – Лания кивнула по направлению к тайной двери. – Некоторые из наших чар не для обычных глаз.

Через похожую на щель дверь жуткая музыка слышалась громче, её звуки, казалось, имеют какую–то странную жизнь и существуют сами по себе. Ахолианка прошла внутрь, а мы последовали за ней, но Закат, всегда быстро соображающий, обнажил свой разящий меч и сунул его в дверную щель, так что она осталась открытой на добрых два дюйма.

Мы очутились в абсолютной черноте, темноте такой густой, что она казалась реальным покрывалом. Чья–то рука коснулась меня, и мои пальцы сжались на украшенном драгоценными камнями браслете Анатана. Минутой позднее я услышал справа от себя тяжёлое дыхание Заката.

– Ждите и смотрите, солдаты. – В голосе Лании была едва различимая тонкая насмешка.

Чуждый и прерывистый ритм звучал всё громче и грознее.

– Двигайте пальцами, руками против этого ритма, – прошептал Анатан.

Я почувствовал, как его запястье свободно вертится в моём захвате. Я послушно старался выполнить его советы.

Из темноты над нами вылетел одинокий луч света, зелёный, переходящий в серый. Этот свет казался гниющей эманацией чего–то гнусного и давным–давно мёртвого. В нём было осторожно задуманное зло. Пока мы, как зачарованные, следили за этим лучом, золотые крылатые призраки проплыли по нему, двигаясь по кругу всё время, пока, наконец, они не коснулись чёрного мозаичного пола, плиты которого, видимо, были вырублены в каменоломнях Древней Расы; тех, кто правил Крандом прежде, чем человеческая нога коснулась его поверхности.

Большие золотистые крылья опустились, сложились и исчезли, как будто их владельцы больше не собирались пользоваться ими. Пятнадцать живых жёлтых фигур начали свой танец. Буйный и прекрасный и всё же полный древнего смысла, который был чрезвычайно злым, этот танец производил впечатление. Каждая поза – соблазнительное приглашение, каждый скользящий шаг, казалось, стремился извлечь из глубины души наблюдателя ту тёмную часть его, которая унаследована им от зверей.

Когда я почувствовал это, то начал бороться каждой унцией своей внутренней силы, чтобы преодолеть эти давно живущие мысли и страсти, которые вызвали во мне танцовщицы сплетением своих чар. Я снова увидел перед собой залитые кровью улицы Улала, когда мы грабили его, и всё то, что изменилось там, когда опьянённые кровавым вожделением, мы устремились в город, который сопротивлялся нашему могуществу слишком долго. Там были случаи, превратившие этот день…

– Пошли отсюда! – закричал я. Я почувствовал их пробуждение под моими руками, как будто они стряхнули с себя какой–то ошеломляющий сон. Мы повернулись и освободились от зрелища золотистых танцовщиц и злой паутины, которую они сплели вокруг нас.

Сунув пальцы в щель потайной двери, мы распахнули её. Закат взял обратно свой меч, мы вышли на откос с переутомлёнными и широко раскрытыми глазами, с так колотящимися сердцами, как будто мы участвовали в гонке, которая утомила нас до крайности. Мы уже прошли почти полпути вверх, когда нас догнала янтарная тень.

– Танцовщицы – крепкий орешек, солдаты. – Насмешка опять звучала в интонациях голоса Лании. – Похоже, чересчур крепкий для вас.

Я повернулся к ней, наполовину всерьёз, наполовину играя роль, которую выбрал для себя.

– Хватит с нас ваших дьявольских таинств. Мы желаем человеческих радостей, а не тех, что вызывают ночные демоны!

– Слышать – значит повиноваться, Лорд. Что вы скажете о спокойном ужине в отдельной комнате – в присутствии подходящих компаньонок?

– Хорошо, хозяйка, – одобрительно проворчал Закат. Как бы поняв, наконец, что нам по вкусу, она повела нас по лабиринту поворотов, изгибающихся коридоров и искусно сделанных палат, пока мы не пришли в маленькую, но причудливую комнату, созданную из голубой стали. Стены и свод образовывали полушарие, на котором размещались четыре фигуры в натуральную величину. Это были великолепные серые грифы, возносящиеся как будто в гневе. Закат внезапно сжал мне руку, но я сам уже понял, где мы находились. Мы стояли в комнате, в которой Трэн назначил нам встречу.

В дальнем конце комнаты был низкий диван, и Лания пригласила нас сесть, в то время как она пошла распорядиться о нашем обслуживании. Уходя, она заглянула в моё лицо.

– Нравится ли вам эта комната, Лорд?

– Вполне, – коротко ответил я.

К моему величайшему изумлению она засмеялась и откинула свою голову назад так, что мы впервые отчётливо разглядели её лицо под ловко уложенной массой медных локонов. Анатан вскочил на ноги с резким вскриком, в котором сочетались открытие и огорчение.

– Аналия!

– Она самая, брат. – Она снова засмеялась. Затем, отойдя вправо, она отдёрнула портьеру. Оттуда вышел Трэн, все признаки опьянения слетели с него, опять энергичная, властная личность, которую я видел сегодня утром в Зале Девяти Принцев.

Он вёл за руку Айлу, но сейчас в её поведении было трудно уловимое различие, как будто под гримом находился скрытый другой человек.

– Ты не узнаёшь меня, Лорд Гаран? – тихо спросила она. Тотчас же я упал на колени, глядя, разинув рот от изумления в это отвратительно размалёванное лицо, потому что это была моя Леди Трэла, которая стояла здесь, скрытая под гримом и кричащими одеждами Аркта. Она с улыбкой обернулась к Трэну.

– Мы оказались лучшими актёрами, чем предполагали, милорд. Нет, Гаран, я не та Айла, которую ты видел раньше. Айла и Лания находятся… где–нибудь в другом месте в этот час. Мы заняли их места. Настоящая Айла до некоторой степени другая…

– Что неудивительно, – сухо заметил Трэн, – поскольку она ставленница Кипты. Давайте перейдём к делу. Часы летят исключительно быстро, когда опасность кружит над миром.

Глава 10

Похищение Трэлы

– Вполне ли разумно говорить здесь? – резко спросил Закат. – Стены дворцов удовольствий славятся своими ушами.

– Здесь их нет. Эта комната безопасна. Айла и Кипта заботятся об этом, потому что она служит для их целей, – ответил Трэн. – А что случилось с Лордом из Ру, что он стал таким подозрительным?

– Ничего на что я могу наложить руку, – проворчал Закат.

– Ничего такого, на что ты можешь наложить руку. Мы все можем сказать это. И всё же в течение двух лет ты, Лорд Гаран, допытывался и выслеживал в закрытых сферах. Даже на расстоянии Гурл ощущает тревогу в воздухе. Никто из нас не ошибся, – Трэн торжествующе возвысил голос, – потому что это самое место, где мы сидим, опровергает самоуверенное спокойствие нашего мира. Знаете ли вы, кто стоит за Айлой, кто так искусно спланировал каждое пятнающее душу удовольствие в этой куче навоза? Кипта, куминец! Именно он в это самое утро пытался запутать тебя перед советом, Лорд Гаран, и таким образом избавиться от человека, который начал подозревать слишком много. Этот ночной демон Айла под стать ему по изворотливости ума, и весь этот чудесный «ящик» – её западня, чтобы захватить тех, кого Кипта хочет.

– Кардона из Стала, Пэлкуна и всех остальных. А кто есть у нас, кто до сих пор не ослеплён, кто может ещё ясно видеть, чтобы отвернуться от Кипты и всех его дел? Горсточка против мира. Около двадцати человек моей касты, Лорд из Ру, ты и твой помощник, находящийся здесь. На кого ты можешь положиться?

– Откровенно говоря – ни на кого, кроме тех, кого ты назвал. Мой корпус полностью пропитан заразой, которую я не могу определить. По моему мнению, весь Ю–Лак испорчен какой–то отвратительной хандрой.

– Потому что Ю–Лак – это Кранд, и ты близок к истине. Кипта сделал даже больше, чем он предполагает. Ибо, если бы он знал свою силу, мы все внезапно перестали бы существовать. Говоря начистоту, Кипта является ревностным собирателем того, что мы знаем как «Тёмное знание», и он близко знаком с силами, которые откликнулись на его зов, так близок с ними, что он хочет заставить весь Кранд принять участие в его радости.

– Это наша вина – Учёных, – прервала Трэла. – Мы слишком долго были пассивными, утратив интерес ко всему, кроме глубин наших собственных познаний. Будь мы более бдительны, более осторожны против сил Потустороннего Мрака, это зло никогда бы не распространилось среди нас. Разве Зи–Лин, основатель нашей расы, позволил бы Кипте прожить хотя час после обнаружения его происков?

– Ты забыла, – в низком голосе Трэна прозвучала печаль, что Зи–Лин правил объединённым народом. А сколько человек пойдёт за нами? Нет, нам придётся сражаться в одиночку и, может быть, проиграть.

– Как ты предлагаешь бороться с ним? – вмешался Закат. – Силой оружия? Я думаю, Кипта имеет более мощные средства.

– Вот именно. Поэтому мы должны хитростью проникнуть в его укрепления, ибо, прежде чем составлять наши планы, мы должны знать цель и место его нападения. Один из нас должен пробраться в Кум.

– Невозможно, – сказал я кратко.

– Почему?

– Ты думаешь, что я не пытался сделать это? – Я повернулся к Трэну. – Хоть я и не учёный, но знаю свой долг и всегда выполнял его по мере своих способностей. Когда я был в отпуске три месяца назад, то лично предпринял попытку. Я вернулся ни с чем, только с этим… – Я расстегнул свой военный плащ и распахнул его, обнажив горло, чтобы показать тонкий голубой шрам. – Я едва остался жив.

– Так. – Трэн внимательно посмотрел на меня. – Я этого не зная.

– Никто не знал до настоящего момента. Какой же мужчина гордится неудачей?

– Но наша проблема остаётся в прежнем состоянии, – сказал Трэн.

Трэла покачала головой.

– Напротив, она решена.

– Что ты подразумеваешь?

– В Кум поеду я. Меня Кипта не будет подозревать. С чего бы? Я ведь держалась в стороне от всяких лабораторных работ, не проявляя интереса к научным исследованиям, так что даже мой отец считает, что я позорю нашу касту. Я поеду в Кум из любви к приключениям, и его Хозяин ничего не заподозрит.

– Нет! – Слово вырвалось из моих уст, как удар меча. – Ты не сможешь выполнить это! Если мои подозрения насчёт Кума справедливы, ни один незапятнанный человек не рискнёт идти туда в надежде вернуться опять непорочным. Кипта играет со смолой.

– Кто такой Лорд Гаран, чтобы указывать мне?

Несомненно тогда, в тот необдуманный момент, я чуть было не раскрыл свой столь ревниво охраняемый секрет.

– Покорнейший из твоих многочисленных слуг, Величественная Леди. И всё же, даже я осмеливаюсь сказать, что это дело не для тебя.

– Он прав, – сурово поддержал меня Закат. – Кум – не место для женщины.

Трэн согласно кивнул. Но Трэла не была убеждена. Какие добавочные аргументы она собиралась выдвинуть, чтобы поддержать свой план, мы никогда не узнали, потому что внезапно из куполообразного потолка над нами донеслись тихие звуки перезвона. Трэн и Трэла застыли и посмотрели друг на друга глазами, в которых словно пламя горело возбуждение.

– Это предупреждение, – сказал гурлиец. – Кто–то идёт по проходу. Нам надо уходить.

– Внутренний коридор, – предложила Трэла. – Покажи им, Трэн.

Он встал и шагнул к портьере, из–за которой они с Трэлой вышли. Обнажённая стена разошлась, открыв узкую дверь, через которую мы протиснулись один за другим.

– Проходи, Трэн, – прошептала Трэла. – Вспомни, что этот портал закрывается только женским голосом.

Он послушно присоединился к нам, но Леди Трэла не последовала за ним в коридор. За ним половинки стены сомкнулись с щелчком, и мы очутились в темноте, сбитые с толку. Трэн бросился к этой глухой стене.

– Это же явное безрассудство! – горячился он. – Она же не сможет, сыграть роль Айлы достаточно хорошо, чтобы ввести в заблуждение кого–нибудь из приближённых этой женщины.

Услышав эти слова, я понял, какую шутку сыграла с нами Трэла. Выставив нас из комнаты, она собралась смело встретить вновь прибывшего, кем бы он ни был. Я навалился плечом на эту неподатливую дверь.

Кто–то болезненно вцепился в мою спину длинными ногтями.

– Оставь! – крикнула мне в ухо Аналия. – Это дверь открывается только на звук одного голоса. Дай я попробую.

Мы с Трэном отступили, предоставив Аналии место, в котором она нуждалась. Мы хранили молчание, пока она говорила наизусть какое–то заклинание высоким пронзительным голосом Лании.

Потайная щель появилась вновь, и в тот же миг мы смогли увидеть и услышать то, что происходило в Комнате Грифов. Что касается меня, то я не удивился, увидев красивое смуглое лицо Кипты с его слегка насмешливой улыбкой. Но сзади его стоял ещё один. Трэн схватил меня за руку.

– Айла!

Да, это была настоящая Айла, Айла из белой с чёрным комнаты, с её тощим телом и великолепными волосами, размалёванным лицом и наполненным злобой голосом. Напротив неё, гордо выпрямившись, стояла Трэла. Две Айлы, но какие непохожие.

– …неожиданная радость, – вкрадчивым голосом говорил Кипта. – Леди Айла польщена, что вы нашли удовольствие в ношении того типа одежды, которую она ввела в употребление в Ю–Лаке. Но боюсь, что мы должны быть довольно невоспитанными, чтобы спросить о причине этой восхитительной встречи…

Айла положила конец его насмешкам, так как увидела предательское колыхание портьеры, скрывающей потайную дверь, за которой мы прятались. Этот гобелен был выткан таким образом, что просвечивал со стороны двери, но из комнаты казался плотным.

– Дурак! – зашипела она на Кипту. – Она не одна. Забирай её отсюда…

При этих словах я рванул портьеру в сторону и бросился вперёд с мечом в руке, но было уже поздно. Кипта с быстротой одной из тех древесных змей, которые обитают в лесах Кора, дёрнул Трэлу к себе и толкнул сопротивляющуюся девушку в безжалостные руки Айлы. Он встретил мою атаку, развернув диван поперёк прохода.

Я упал, ругаясь, а моментом позже на меня свалились Закат и Трэн. Я мельком увидел Анатана, перескочившего через наши тела и теперь находящегося лишь в двух шагах позади Кипты.

Дико озлившись, я вскочил на ноги. Закат, крича о мести, уже рванулся вперёд, и я бежал недалеко позади него. Но мы недолго неслись, потому что, обогнув поворот коридора, наткнулись на Анатана, яростно колотящего по стене кулаком и рукояткой меча.

– Они прошли здесь! – крикнул он, как только мы возникли перед ним.

На гладкой поверхности изогнутой стены не было и следа двери. Здесь и нашли нас, расстроенных, Трэн и Аналия. Учёный превозмог свою ярость.

– Они удрали в Кум, – утвердительно заявил он. – Только в Куме они будут в безопасности, потому что знают, что против них поднимется весь Ю–Лак.

– В Кум, значит. – Я согласился с убедительностью его аргументов. – Хорошо…

Я повернулся, но он схватил меня за запястье.

– Куда ты собираешься?

– В Кум.

– Как ты туда попадёшь?

– У меня есть флаер…

Он сразу вмешался.

– Они собьют тебя в пределах шестимильной зоны от своих морских укреплений. Здесь есть другой путь.

– Какой?

– Через то место, где вы видели танцовщиц Кора. Этот холл – часть древних Путей Мрака, туннелей, вырытых под поверхностью Кранда теми существами, которые трудились здесь раньше, чем стал господствовать человек. Путь в Кум, который находится здесь, для такого человека, который осмелится выбрать его.

– Я осмелюсь пойти по любой дороге, – горячо ответил я.

Закат продемонстрировал свои жёлтые зубы.

– С хорошим клинком в руке мужчина может разобраться в своей дороге. Когда мы отправляемся?

Трэн вынул из мешочка на поясе пачку листков для письма и протянул их мне.

– Составь просьбу о безотлагательном отпуске для себя и Заката…

– И для Анатана тоже! – воскликнул юноша. – Нет, – прибавил он, увидев несогласие на моём лице, – я пойду, так как собираюсь последовать вашему примеру.

– Тогда составь на троих. Посмотрим, хватит ли моих полномочий. Нам нужны запасы продовольствия и оружие… – Закат коснулся своего меча, но Трэн покачал головой. – Если верить легендам, мы должны встретиться с некими опасностями, против которых нужно кое–что более убедительное, чем сталь.

– Даже так? – вмешался я. – Что ж, ресурсы моей службы для неё открыты. Оставьте меня на полчаса в большом арсенале и, клянусь, я смогу обеспечить нас средствами, достаточными, чтобы стереть весь Кум в прах.

Аналия вынесла решение.

– Пусть Лорд Гаран возвращается в свой арсенал и доставит оттуда оружие, о котором он говорит. Я провожу его тайными путями. За час до рассвета мы встретимся в десятом дворе.

– За час до рассвета? Так долго? – спросил я, представляя себе Трэлу, бьющуюся в костлявых руках этой женщины–демона, и неторопливую улыбку Кипты, намекающую на отвратительные пороки. Спокойно ходить туда и сюда, собирая оружие, продукты, – каждая трепещущая жилка во мне неистово запротестовала. Мне хотелось наброситься на Хозяина Кума, бить и бить его до тех пор, пока красная кровь не зальёт пол. Сознание того, что Кум находится в сотне миль по воздуху от нашего побережья, и что это расстояние ещё больше по Путям, не уменьшило моего нетерпения.

– Он не осмелится вредить ей, – спокойно сказал Трэн.

– Не сможет, даже если бы хотел.

– Что ты подразумеваешь?

– Сегодня он просил Императора отдать Трэлу ему в жёны.

Мои пальцы сжались, как бы разыскивая призрачное горло. Никогда моя ненависть к Кипте не была такой жгучей. Это пресмыкающееся во мраке животное домогается – её! Я улыбнулся и увидел, как Аналия поморщилась от этой улыбки.

– Ещё один счёт между нами, – пробормотал я и затем громко добавил. – Будь добра, хозяюшка, покажи мне ваши тайные пути. Чем быстрее я примусь за дело, тем скорее мы сможем двинуться по следу этого охотника из Преисподней.

– За час до рассвета в десятом дворе, – напомнил мне. Трэн.

Я отрывисто кивнул, и мы с Анатаном вышли из комнаты вслед за сообразительной Аналией. Мы шли спотыкаясь за ней по разнообразным извилистым потайным ходам, проложенным в стенах. Впоследствии я узнал, что с самого начала эта тройка – Трэн, Трэла и Аналия – следила за строительством дворца удовольствий, догадываясь о его назначении. Главный проектировщик всех его чудес за плату передал собственный комплект чертежей, на которых каждый секрет был точно обозначен. В течение всех дней и ночей со времени открытия дворца Трэла и Аналия разыгрывали свои роли внутри его стен, непринуждённо расхаживая по проходам, которые Кипта и Айла считали известными только им.

Наконец, мы вышли в узкую аллею, плохо освещённую и пустынную.

– Запомните хорошенько это место, – приказала Аналия, отпуская нас. – Когда вы вернётесь сюда, трижды постучите рукояткой меча. А теперь быстро уходите, пока вас не увидели.

Выйдя из темноты закоулка, Анатан не сразу нашёл дорогу к общественной стоянке, где мы оставили флаер. У нас было в запасе немного времени, потому что город уже утих для нескольких часов сна – до восхода солнца. Нужно заметить, что я мало обращал внимания на улицу, по которой мы торопились, потому что мои мысли были направлены на содержимое военного склада, и я мысленно составлял список того оружия и личного снаряжения, которое должно пригодиться нам больше всего.

Поэтому это случилось, что первое предупреждение, которое встревожило меня, произошло, когда бредовое, слюнявое нечто атаковало меня из прохода между двумя зданиями. Я хотел было выхватить меч, но сразу же отказался от этой попытки. Для клинка уже не было времени.

Я мельком увидел нападавшего, прежде чем он вступил в борьбу со мной. Черты его лица застыли в ужасной неподвижности курильщика райта. Из потрескавшихся губ капала слюна. Скрюченные пальцы тянулись, готовые вцепиться мне в глаза, излюбленная манера атаки тех, кого райт превращает в зверей. К усиливающемуся ужасу, я увидел, что он носил знаки отличия унтер–офицера моих собственных войск.

Мой испуганный крик и пронзительные визги нападавшего слишком поздно донеслись до Анатана. Я был крепко зажат этим типом, поэтому Анатан не осмеливался ударить, опасаясь ранить меня.

Я оправился от потрясения, полученного при этой встрече, и ухитрился нанести резкий удар прямо по его горлу, прежде чем похожие на обрубки пальцы нападавшего вонзились и разорвали мою шею над краем доспехов. Этот единственный удар, который, должно быть, спас меня, попал, больше по воле судьбы, чем по моему замыслу, в нерв и таким образом на мгновение остановил его.

Загрохотав доспехами, мы упали на мостовую; нападающий всё ещё тянулся к моему горлу, в то время как я, извиваясь, как змея из отдалённых морей, старался освободиться от его захвата. Его окрашенные рантом зубы щёлкали всего в полудюйме от моего тела, и я со смесью страха и отвращения понял, что бьюсь в руках одного из тех несчастных, кого райт превращает в хищников. Я был всего лишь мясом, чтобы утолить его хищное и противоестественное желание.

Полностью избавившись от внезапного шока, я схватил его запястье одним из тех захватов, заимствованных у лапидиан, посредством которых они могли заставить человека сломать свои кости. Существо верхом на мне завыло и снова защёлкало зубами, на этот раз задевая мою кожу.

Я нажал на его запястья, и тогда зубы сомкнулись на моей левой руке, прокусив её до кости. Благодарение Оуну, я сумел удержать своё сжатие достаточно долго, пока Анатан не пришёл мне на помощь. Он изо всех сил ударил тяжёлой рукояткой своего парадного меча по незащищённой голове курильщика райта.

Человек закрыл глаза и вздохнул, затем откатился от меня. Пошатываясь, я поднялся на ноги. Кровь капала из моей раненой руки и разбрызгивалась по мостовой. К моему полному удивлению, мы были одни. Шум нашей борьбы и крики нападавшего никого не привлекли. Я осмотрел пустынную улицу, а затем перевёл взгляд на Анатана. Он спокойно кивнул, и я понял, что та же самая мысль, которая пронеслась через мою чувствующую головокружение голову, владела им также. На нас преднамеренно напали. Кто–то расставил ловушку, и мы вляпались в неё. Курильщика райта поместили здесь, чтобы навредить нам.

– Пусть лежит. – Анатан дёрнул головой по направлению к безвольному телу моего недавнего противника. – Пойдём–ка лучше к флаеру, пока ещё можно.

Охотно согласившись с ним, я обмотал краем плаща кровоточащую руку, и мы дали ходу. Не замедляя шага, мы прошли более ярко освещённый и заполненный народом проспект. Вскоре мы шли, тяжело дыша, по откосу к общественной стоянке.

Нам пришлось подождать, пока сонный служащий отыскал наш флаер. Что касается меня, я вздохнул с облегчением только тогда, когда мы очутились в узких пределах закрытой кабины флаера.

– Направляйся к арсеналу, – приказал я Анатану, – и приземляйся на его крышу. Мне не хотелось бы ещё раз рисковать этой ночью. Когда будем возвращаться, постарайся посадить машину в той аллее.

– Трудное дело, – прокомментировал он.

– Но легче, чем ещё одна встреча с курильщиком райта. А сесть там можно, если будешь внимательным.

Секундой позднее наш садящийся аппарат коснулся плоской крыши приземистого арсенала, где хранились секреты моих войск, предназначенные для защиты всего Ю–Лака.

Глава 11

Пути мрака

В туманном свете крошечного радиевого жезла, который хранился в моём поясном мешочке, я отыскал люк, закрывающий трап, который отпирал эту и любую другую дверь в пределах военного квартала. Я собирался это использовать.

Однако, потребовалась помощь Анатана, чтобы поднять эту тяжёлую плиту из окованного металлом камня и откинуть её на крышу. Снова вступил в действие мой радиевый жезл, освещая плотный мрак под нами.

Точно помня, в какие цейхгаузы мне хотелось бы попасть, я поспешил вниз по трапу и через лабиринт коридоров, выходивших на него, пока, наконец, не подошёл к двери, отмеченной широкой алой полосой. Пока я отпирал её, мои пальцы так дрожали, что ключ звенел о замочную пластинку, ибо я твёрдо верил, что бегу наперегонки со временем.

Внутри, аккуратно уложенные в застеклённые ящики, находились чешуйчатые костюмы, покрывающие человека с головы до ног, даже до кончиков его пальцев. Они были легки по весу, но подвергались химической обработке, так что противостояли всем известным смертельным газам и тепловым лучам. Указав Анатану на них, я распорядился:

– Отбери этих костюмов для нас всех. Я присоединюсь к тебе позднее на крыше.

Оставив его здесь, я спустился уже по другому трапу этажом ниже, разыскивая комнату, где хранились некоторые новые лучемёты последнего образца, всё ещё не взятые на вооружение.

На полигоне они произвели превосходное впечатление как в точности, так и в дальнобойности, но всё же их стоимость не удовлетворяла наших экспертов.

Я отложил шесть маленьких, похожих на факел, жезлов и дополнительные заряды к ним – зелёные, фиолетовые и инфракрасные линзы. К новому и недостаточно испытанному оружию я добавил равное количество находящихся в употреблении моделей, снова с дополнительными зарядами. Затем, когда уже повернулся уходить, я натолкнулся на пояс из кожи грифа с большим радиевым осветительным элементом – вид снаряжения, которое носили те, кто осмеливался спускаться в подземелья Лапидиана. Я добавил это к своей добыче.

Вернувшись на крышу, я нашёл там Анатана, нетерпеливо расхаживающего около флаера. Кроме неразрушимых чешуйчатых костюмов он обнаружил четыре боевых меча старинного образца, которые предназначались для рукопашного боя на поле битвы и не использовались как парадные украшения.

Мы опустили люк на место, и я запер его. Когда мы сели в флаер, Анатан нажал на рычаг, который отправил нас высоко в небо. Избегая патрулей, совершающих свои регулярные дозорные полёты над городом, мы летели по более высокой трассе, чем раньше.

К счастью, дворец удовольствий легко было обнаружить с высоты, и Анатан отыскал нашу аллею. Затем, несмотря на свои сомнения, он совершил искусный пример маневрирования, приземлившись на мостовую в десяти шагах от двери. Если бы у нас не было одного из самых маленьких личных кораблей, он не смог бы сделать это. Как бы то ни было, мы добрались до места назначения, хотя полированные бока флаера находились всего лишь на расстоянии вытянутой руки от деревьев по сторонам аллеи. Мы подняли нашу добычу и нагруженные пошли к двери. На мой стук она открылась плавно и бесшумно и показалась Аналия; яркий отблеск её платья и украшений затерялся в тени.

Мы снова пошли по тем же извилистым проходам в стенах, пока не прошли через отверстие в маленький бедный дворик. Здесь находились Трэн и Закат, склонившиеся над рваной полоской пожелтевшей рыбьей кожи – материи, на которой древние народы нашей расы увековечивали свои действия.

– Вы уже вернулись? Хорошая работа, Лорд Гаран. Что вы принесли нам?

Я торопливо объяснил, что выбрал из оружия, и предложил Трэну для осмотра один из чешуйчатых костюмов. Хрустальные восьмиугольные чешуи костюма сверкали при свете как драгоценные камни. Закат погладил его с любовью, какую испытывает каждый воин к полезному оружию своей профессии. Но его интерес значительно возрос, когда Анатан показал старинные боевые мечи.

– Хорошая сталь. – Он провёл большим пальцем по сверкающему лезвию одного из них. – Я предпочту иметь это, чем все лучевые жезлы ка Кранде. Сталь никогда не подведёт человека. Ты молодец, Анатан.

– Похоже, что ты не без успеха ограбил свой арсенал – согласился Трэн, вторично проверяя нашу добычу. – Мы тоже не бездельничали, пока вы путешествовали.

Он махнул рукой по направлению к углу дворика, где были свалены в кучу небольшие контейнеры с пищевыми концентратами и сосуды с так называемыми «водяными» леденцами, которые использовались на марше через пустынные страны. Обработанные пища и вода, которых хватало человеку на много дней, могли поместиться в поясном мешочке не больше двух моих кулаков. Кроме того, имелась карта, над которой они стояли склонившись, когда мы вошли.

– Мы очень мало знаем о подземных путях. Мы, смертные, исключая извращённых лапидианцев, избегали нижних дорог – Трэн показал на разглаженную карту. – Но всегда находились те, кто искал знание в необычных местах. Таким был солдат Ким–каменщик, живший в Ю–Лаке около пяти тысяч лет назад. Они тогда рыли котлованы первых крупных защитных башен и, желая обеспечить их неразрушимым основанием, продвинулись много глубже, чем когда–либо проникали раньше. На двадцать седьмой день земляных работ они обнаружили секцию одного из Путей Мрака.

Ким–каменщик добивался и получил разрешение проникнуть и исследовать неизвестный проход, принимая во внимание возможное будущее использование его для военных целей. Он был не в состоянии собрать каких–нибудь сторонников и пошёл один. Снаряжение в те времена было, конечно, значительно хуже того, которым располагают наши подземные исследователи на сегодняшний день, но он сумел обследовать и составить, карту обширной части Путей, решетящих горные породы, на которых стоит Ю–Лак. Всё указывало на то, что эти громадные туннели и комнаты были выдолблены механическими средствами, и предполагалось, что они были плодам мастерства той нечеловеческой расы, которая предшествовала нам в господстве над этой планетой. Первое подземное путешествие только возбудило в Киме–каменщике жажду дальнейшего знания. Он ходил снова и снова и в конце концов не вернулся. Между тем Амист Великий, Император Ю–Лака в тот период времени, посчитал за лучшее закрыть отверстие. Он принял это решение сразу же после того, как получил конфиденциальный отчёт, составленный Кимом–каменщиком после возвращения из предпоследнего путешествия. Можно легко догадаться, что воин–исследователь открыл нечто чрезвычайно опасное для города. Что бы это ни было, но его отчёт никогда не публиковался.

До середины прошлого года все самые ранние отчёты и карты Кима–каменщика спокойно хранились в библиотеке Учёных в Семте. Но, когда я из любопытства захотел посмотреть их, оказалось, что они исчезли, за исключением этой единственной карты, которая зацепилась за крышку ящика, где они хранились. Служащий сообщил мне, что Кипта из Кума, имевший разрешение главного библиотекаря, забрал их для личного изучения.

Потом был построен этот дворец, и галерею прокопали до пересечения с одним из Путей, нанесённых Кимом–каменщиком на карту. В то же самое время Кипта проявил неожиданный интерес к очень древним храмам Кора и несколько раз полусекретно побывал в них. А Кор, как мы знаем, является последним оплотом той таинственной религии, вышедшей из забытых ритуалов Древнейших Существ.

Оставив эту единственную карту, Кипта оставил мне могущественное оружие. Потому что на этой карте начерчено то, в чём мы больше всего сейчас нуждаемся, – путь под океаном в Кум. Предание гласит, что именно по этому пути пошёл Ким–каменщик в то последнее путешествие, из которого не вернулся. Судьба, постигшая Кима–каменщика пять тысяч лет назад, может до сих нор ожидать тех, кто последует по его стопам сегодня. Но я уверен, что это та дорога, по которой Кипта и Айла ушли сегодня ночью. Где–то на ней может находиться опасность, которая заставила Амиста герметически закрыть Пути. Существует ли та опасность до сих пор?

Закат фыркнул.

– Мы можем только пойти и посмотреть. Я разложил чешуйчатые костюмы и выделил каждому оружие.

Трэн рассмеялся.

– Похоже, что порода Кима–каменщика не перевелась. Давайте готовиться.

Мы сбросили нарядные доспехи и нижние туники, потом натянули плотно пригнанные чешуйчатые костюмы. Основная материя, на которую крепились защитные чешуи, имела эластичные свойства и плотно прилегала к коже владельца. Гротескная маска, оборудованная окс–линзами, которые давали мощное увеличение далёких объектов и, кроме того, давали возможность тем кто использовал их, ясно видеть в почти абсолютной темноте, висела у каждого через плечо, так что её в любое время можно было натянуть.

Полностью закрытые таким образом, мы были, насколько мне известно, неуязвимы для любого применяемого оружия. Гладкая поверхность чешуи затупляла и отводила самое острое лезвие, а также противостояла сжигающим или замораживающим лучам.

Поверх чешуйчатых костюмов мы опоясались найденными Анатаном мечами, прицепив к своим поясам, кроме того, лучемёты старого и нового образца. Дополнительные заряды для наших жезлов и маленькие баночки с продовольствием вошли в сумки из кожи грифа, которые мы забросили на спину.

Когда мы были готовы и повернулись к двери, вас ожидала пятая чешуйчатая фигура. Аналия, скинув рыжий парик и распустив чёрные волосы, застёгивала на талии пояс с радиевым осветительным элементом. После этого она спокойно прицепила к поясу лучевые жезлы, перед тем как наклониться за сумкой с продовольствием.

– Аналия! – закричал её брат. – Что за безумие?

– Я тоже иду, – хладнокровно прервала его Аналия. – Где Трэла находится, туда и я последую. И ты не можешь отказать мне. Я берусь за это рискованное дело с открытыми глазами, точно так, как делала с самого начала. Пути Мрака могут вмещать не больше опасности, чем было в этом дворце. Я иду.

После этих слов она повернулась и исчезла за дверью. Я взглянул на Трэна, который складывал оставшийся чешуйчатый костюм – Анатан принёс шесть вследствие какого–то соображения – в такой маленький свёрток, какой мог, чтобы сунуть его в свою продовольственную сумку. Он посмотрел на меня с улыбкой.

– Когда женщина говорит таким голосом, Лорд Гаран, лучше позволить ей поступить по–своему сразу, потому что даже дискуссия в течение многих лет не заставит её изменить свою точку зрения. Аналия не задержит нас, служа своей госпоже, она не раз доказывала свою силу и ловкость. Пусть идёт.

Итак, я был вынужден уступить, хотя мне, конечно, не по душе была мысль, что женщина разделит с нами опасности неизвестного. Моё неудовольствие разделял Анатан, который был взбешён. Только Заката ничего не беспокоило, так как он страстно желал испытать опасности дороги, лежавшей перед нами.

Аналия ждала нас в холле, и под её опытным руководством мы пробирались через сеть коридоров и комнат в поисках того ската, который вёл вглубь, которым мы шли так недавно – и всё же так давно. Несмотря на мои невысказанные сомнения, мы не привлекли внимания ни в одной из комнат, через которые проходили. Наша странная одежда характеризовала нас как шутов некоторого сорта для немногих полупьяных глупцов, на которых мы наталкивались.

Ещё раз мы нашли и спустились по широкому скату, но теперь не было слышно гипнотического пронзительного ритма, чтобы запутать наши ноги и мысли, – лишь сухое и пыльное безмолвие, как в примитивных горных храмах Ру, безмолвие, полное пыли исчезнувших веков. Светильники теперь не меняли оттенка и мерцали лишь бледно–серым светом, когда мы продвигались вперёд, пока, наконец, совсем не погасли, и мы остановились, чтобы натянуть свои маски с их пронзающими тьму глазными экранами.

Снова под нашими ногами был чёрный пол, но теперь наполненный гниением луч не исходил из вышины, а крылатые, танцующие фигуры исчезли. Здесь инициативу взял на себя Трэн, быстро поведший нас вперёд через обширную пустоту этого покинутого зала.

Другой скат, на этот раз такой крутой, что мы были вынуждены ухватиться за перила из полированного временем камня, открылся веред нами, и Трэн, не колеблясь, ринулся вниз по нему. На полпути спуска он опустился на колени и поднял какой–то предмет, который протянул нам. На ладони его чешуйчатой перчатки мерцал обрывок блестящего материала, который украшал платья Трэлы и Айлы.

– Этот вестник говорит нам, что мы следуем по верному пути, – сказал он и бросил обрывок.

Но я остановился и отыскал его, а затем спрятал в свою сумку.

Мы спускались всё ниже и ниже во всё сгущающуюся тьму, тьму, которая могла полностью подавить нас, если бы не было наших окс–линз. Аналия хотела было включить радиевый элемент – фонарь, не зная, что или кто могло находиться в ожидании нас внизу, но Трэн не разрешил. Пока мы могли видеть, лучше было не предупреждать о нашем приближении.

Я заметил перемену в характере стен. Раньше они были из гладкого блестящего камня, а теперь из больших блоков какого–то серого вещества, которое имело слегка отталкивающий блеск, как будто покрытое слоем слизи. Трэн кивнул на них.

– Мы вошли в Пути. Ни один, кто когда–либо видел работу Древнейших Существ, не сможет спутать её ни с чем другим.

Не останавливаясь, мы шли по скату, становившемуся всё круче, так что нам пришлось ослабить до некоторой степени наш безудержный темп и крепко держаться за перила. Я уже начал опасаться, не станет ли этот спуск чересчур крутым для наших ног, когда он внезапно сменился похожей на глубокий жёлоб тропой, бегущей почти по горизонтальной поверхности в густую тьму перед нами. Как только я шагнул на эту непонятную мостовую, то почувствовал, что те, кто построил такой путь для собственных забытых надобностей, были полностью чужды мне и всем теплокровным живым существам, подобным человеку, настолько чужды, что я не мог представить себе их истинные формы и цели. Для чего служила эта дорога, выполненная ими, и другие подобные ей? Кто ходил по ним?

Первые несколько шагов убедили меня, что дорога никогда не предназначалась для человеческих ног. Потому что она обладала закруглённой приподнятой серединой, с которой мы постоянно соскальзывали: Для того, чтобы удержаться на ногах, мы были вынуждены сбавить скорость и перейти на явное перемещение ползком.

Я не могу сказать, сколько миль и сколько часов мы шли этой прямой, неразветвляющейся дорогой. Однако, мы трижды останавливались подремать и перекусить. Ничего нельзя было увидеть или услышать, только темнота, пронизываемая силой наших линз на расстоянии нескольких футов.

Во время третьей остановки Трэн достал карту из рыбьей кожи, и Аналия осветила её своим поясным фонарём, так что он смог проследить путь, который прошли, и путь, который мы ещё должны пройти.

– Здесь есть крутой поворот направо и та дорога, по которой мы должны следовать. Мы должны быть почти у него.

– Тогда пойдём дальше к этому повороту, – сказал Закат, вскакивая на ноги. – Пока в этой змеиной норе было мало интересного для бойца. Где же находится то опасное, о котором Ким–каменщик жужжал в уши своего господина?

– Где–то перед нами, милорд. Я всё–таки верю Киму–каменщику и его рассказам. Пойдём дальше и проверим их? – Трэн скатал карту и спрятал её в свой мешок.

Мы поднялись на усталые ноги и пошли дальше. Именно так, как Трэн показал нам на карте, наша дорога, резко разделилась на две, причём одна ветвь шла вправо. Анатан и его сестра уже повернули на неё, когда мне бросилось в глаза что–то блестящее на поверхности другого ответвления. Мои пальцы сомкнулись на втором маленьком клочке платья. Я протянул свою находку другим.

– Неужели карта ошибочна? – спросил я Трэна. – Судя по клочку, это так.

– Если это только не приманка, чтобы направить нас по ложному следу.

– Тоже верно. Однако, есть только один способ проверить это.

– А именно?

– Разделить нашу группу. Каждый отряд последует в ответвление. Смотрите, я ставлю небольшой инфракрасный заряд в свой лучевой жезл. Пока он горит, я буду идти по этой дороге. Если я ни на что не натолкнусь в течение этого времени, чтобы подтвердить свой выбор, то вернусь сюда и последую за вами. Вы сделаете то же самое.

Трэн сразу согласился.

– Это наиболее благоразумный подход. Кто пойдёт с тобой?

– Закат, – немедленно ответил этот человек. – Мы и раньше вместе охотились.

– Хорошо. – Трэн порылся в своей сумке, чтобы найти и установить заряд в жезл на поясе, и я сделал то же самое.

Когда, наконец, оба были зажжены, мы попрощались друг с другом на время и отправились по маршрутам, которые выбрали, – Трэн, Анатан и Аналия направо, а мы с Закатом прямо вперёд. Моя рука сжала эти два клочка в сумке, когда мы пошли.

Мы отошли на некоторое расстояние, когда Закат приподнял край маски и понюхал воздух.

– Ты не чувствуешь никакого запаха?

Я последовал его примеру. Затхлая сухость воздуха была с привкусом приторного запаха, запаха сладковатого и всё же тошнотворного, гнилостного.

– Да, – ответил я.

– Не нравится мне это. Здесь такая же вонь как в некоторых старых горных погребениях. Впереди нас ждёт что–то неприятное. Но это отнюдь не причина для возвращения.

По мере нашего продвижения зловоние усиливалось и, к моему изумлению, свет из лучевого жезла медленно изменил цвет, приняв пурпурный оттенок. Я обратил на это внимание Заката.

– Какая–то дьявольская игра. Здесь находятся вещи, с которыми людям лучше не связываться. Наш друг из Кума охотился на запретных тропах. Однако теперь охотятся за ним, а это совсем другое деле. Давай отыщем источник этого запаха.

Мы внезапно дошли до крутого поворота на дороге, первого поворота, который нам встретился. Осторожно обогнув изгиб, мы обнаружили, что находимся на краю неизвестности…

Глава 12

Существо из бездны

Тропа резко оборвалась у края неизмеримой бездны. Из её глубин доносилось слабое вздыхающее бормотание, отдалённое жужжание, как будто какая–то форма жизни существовала и ползала далеко под нами.

– Конец, – сказал Закат. – Наш выбор оказался ошибочным.

– Сомневаюсь, – задумчиво сказал я.

Моё внимание привлекло что–то подвешенное над бездной. Две длинные цепи, из того же материала, как и тот, из которого были возведены стены Путей, висели туго натянутые и устойчивые, как будто они поддерживали какой–то невидимый груз. Я отстегнул лучевой жезл и направил его перед собой, так что пучок световых лучей до сих пор горевшего заряда смог охватить то, что должно было висеть между цепями.

– Ах… – замурлыкал Закат как гигантская Ана, потому что луч высветил мост из какого–то поглощающего свет материала, мост, тянущийся за завесу тьмы.

Перемещая луч, я проследил очертания моста, чтобы увидеть, где он касался нашего края пропасти. Но он не соприкасался. Он обрывался на расстоянии добрых трёх футов в куче разбитых осколков. Разрушился ли он недавно, или столетия назад – нам никто не мог рассказать, но этот пролом оказался эффектной преградой.

Я оценил длину позади нас. Человек, если он был проворным и не боялся высоты, мог бы преодолеть брешь прыжком с разбега – если Оун будет добр к нему. Однако, мост обладал гладкой поверхностью и она изгибалась в виде гребня, который с самого начала служил для нас помехой, а внизу сияла бездна.

Закат так же быстро, как и я, принял наш единственный шанс.

– Один должен стоять здесь, – сказал он, – и направлять луч на край этой гибельной западни, в то время как другой прыгает. Затем, если с помощью Оуна удастся совершить это, он должен проделать то же самое, пока его товарищ не присоединился к нему. Просто, но смертельно опасно. – Он засмеялся.

Выбора у нас не было. Затянув пояс и крепко привязав мешок с продовольствием за плечами, я приготовился. Затем, прежде чем он смог запротестовать, я сунул свой лучевой жезл ему в руки и вернулся назад до конца коридора. Я стремительно пронёсся мимо Заката, который пригнулся у края бездны с жезлом наготове, чтобы освещать мне место приземления.

Затем я очутился над пучиной: сердце билось так, что отдавалось в ушах. Мои ноги коснулись гладкой поверхности моста и соскользнули. В стремительном броске я метнулся вперёд, мои напрягшиеся пальцы сомкнулись на этом срединном гребне. Изгиб, который казался нам самой большой опасностью, спас меня. Я намертво вцепился в него, лёжа вниз лицом на бледной призрачной поверхности, пока моё дико колотящееся сердце не успокоилось. Тогда с помощью одной из гигантских поддерживающих цепей я смог подняться на ноги.

Из продуктового мешка я вытащил два мотка тонкой прочной кожаной верёвки, которой Трэн сообразил снабдить нас. Одной я привязался к цепи, к другой привязал груз – консервную банку – и перебросил её через пустоту Закату. Он прикрепил к ней мой лучевой жезл, и я потянул верёвку обратно.

Пока она качалась в пространстве, я испытал, возможно, самое жуткое переживание, какое любой, человек моего мира мог когда–либо представить себе. Потому что, когда луч больше не бил в мост, тот исчез из поля зрения, и мне показалось, что я стою на разреженном воздухе, хотя мои ноги ощущали твёрдую поверхность.

В то же мгновение факел оказался в моей руке. Снова разбитый на куски конец моста появился из небытия.

Закат приготовился и исчез в том направлении, откуда мы пришли. Затем вылетел из устья коридора по направлению ко мне. Видимо, он оттолкнулся с большей силой, чем я, потому что удачно приземлился, и я помог ему подняться на ноги.

– Это же гнездо дьявола, если здесь когда–либо существовал хоть один, – сказал он тяжело дыша, когда снова встал прямо. – Мне даже не хочется думать об обратном путешествии. Нет, давайте зажжём оба факела. Что касается меня, то я не хочу шагать по бессодержательному воздуху, даже если мои ноги утверждают обратное.

Я отвязался от цепи, служившей мне опорой, и мы отправились в это невероятное путешествие над бездной. Строители и инженеры Древнейших Существ, должно быть, обладали великим мастерством, но как чужды были их мысли для человеческой расы. Я восхищался мужеством Кима–каменщика, который проник внутрь Путей один, защищённый только слабым снаряжением своего времени. Возможно, этот пролом в мосту и объяснял, почему он не вернулся из своего последнего рискованного предприятия.

– Запах заметно усиливается, – прервал Закат мои мысли. Он поднял светильник и направил его луч далеко вперёд.

Точно внутри круга света что–то двигалось. Закат внезапно остановился.

– Это и в самом деле полностью проклятое место. Похоже, нас тут поджидает нечто. Я никогда не предполагал, что стану верить в ночных демонов. Однако, это существо, или призрак, возникло при освещении. Ты понимаешь, что это означает?

Я понимал даже слишком хорошо. Это что–то было невидимым при обычном освещении, таким же невидимым, как и мост, тогда как при инфракрасном освещении они были различимы. И оно двигалось по направлению к нам.

– Я думаю, надо оставаться здесь, – продолжал Закат, когда увидел, что я понял смысл его слов. – Лучше предоставить незнакомцу первому показать свою силу, так чтобы мы могли разнюхать его слабое место. Говоря о слабостях…

Запах разложения и непотребного гниения становился трудно переносимым в неподвижном воздухе и значительно усиливался с каждой минутой. Казалось, теперь я мог уловить слабый звук – зловещее шарканье.

Закат снова поднял свой светильник и послал луч вперёд. Значительных размеров что–то попятилось от сияния.

– Прекрасно, как бы то ни было, оно не симпатизирует этому свету, – заметил с удовлетворением мой товарищ. – Этой слабостью мы можем воспользоваться. Заряди свой жезл, и мы заставим его убраться.

С четырьмя жезлами, испускающими лучи, мы шагнули вперёд. То, что загораживало нам путь, отступило. Мы не увидели ничего, кроме тёмной массы, неуклюже, но быстро движущейся от наших лучей.

Развязка наступила довольно быстро. То, что бежало от нас, набралось храбрости или, может быть, разгадало секрет наших светильников, потому что, когда мы опять двинулись вперёд, оно не пошевелилось, а припало к поверхности моста, ожидая нас.

Я видел кошмарных рептилий подземных лапидианских болот и летающие ужасы холианских солончаковых равнин, но то, что было перед нашими глазами на невидимом мосту в Путях, было гораздо более отвратительным для человеческого глаза, чем те. Во–первых, его почте невозможно было рассмотреть – свет наших жезлов выхватывал только слабые туманные очертания. Оно не обладало конкретной формой, так как его тело казалось странно подвижным, как будто оно могло изменять внешний вид по желанию.

Самой ужасной принадлежностью у него были глаза, горящие как тусклые пурпурные фонари в складках рыхлой серой плоти. Оно, казалось, не имело конечностей, кроме массивных тумб жира, оканчивающихся всасывающими подушечками, с помощью которых оно передвигало своё задуманное дьяволом тело.

– Вонючие ночные птицы Депта, – выругался Закат, – здесь ползает то, что заставляет человека не верить своим глазам. Если это было то, чего испугался Ким–каменщик…

Не приняв быстроту, с которой оно предварительно избегало нас, существо поползло вперёд, создавая своими подушечками тот слабый шаркающий звук, который я отметил раньше. Глаза прочно удерживали нас в паутине ужасного обаяния.

Существо перед нами имело разумный мозг. Возможно, сильно непохожий на наш, но мозг, который был даже выше по возможностям, какими он обладал. Интеллект высокого порядка светился в этих удивительных глазах.

Однако, ползун был ошеломлён этой встречей так же, как и мы. Я ощущал волну любопытства, исходящую от него. Оно не было, я чувствовал, злым, так как мы знали истинное зло. Как только я посмотрел в эти горящие глаза, я получил некоторое представление об ужасно чуждой расе и её невероятной цивилизации. Расе, далёкой от наших моральных стандартов. Поэтому, хотя я чувствовал отвращение и некоторый ужас, мне было не страшно.

Остановившись на некотором расстоянии от нас, существо собралось в комок и приподнялось, создавая впечатление о некой обстановке, чтобы посидеть и подумать о поставившей его в тупик проблеме. Оно недолго смотрело на нас, а затем, повернув круглую червеобразную голову, взглянуло вниз, в бездну.

Из глубины донёсся тонкий воющий крик. Затем из темноты наверх вылетело что–то сверкающее как серебро, парящее на широких крыльях. Оно грациозно кружилось и порхало вокруг моста, а потом, наконец, сложило крылья и встало рядом с бесформенным чудовищем.

По виду оно походило на человека: то–есть, оно обладало стройным телом и конечностями, которые соответствовали нашим рукам и ногам. Но все четыре конечности заканчивались всасывающими подушечками, как у ползуна. Голова была круглой и, казалось, не имела характерных черт, кроме больших пурпурных глаз. Бахромистая перепонка служила ему волосами. Последняя медленно выпрямилась, когда оно осматривало нас, пока оболочка не окружила круглую голову как светящаяся туманность.

В моём мозгу зазвучали слова:

– Зачем ты топчешь Древние Пути, человек?

Я кое–что знал о мысленной передаче, применяемой Учёными, поэтому осторожно продумал до конца свой ответ вместо того, чтобы произнести его вслух.

– Я преследую врага из своего мира.

Серебряное существо обернулось к ползуну, и у меня создалось впечатление, что был задан какой–то вопрос и получен ответ. Затем снова пришёл вопрос:

– Он прошёл этой дорогой?

– Думаю, что да.

Мой ответ, казалось, возбудил эти создания. Я почему–то знал, что они были взволнованы и выбиты из привычного равновесия. Теперь уже я задал вопрос:

– Вы те, кого мы называем Древнейшими Существами?

Я почувствовал их насмешливое пренебрежение.

– Нет, мы только глина, которой они придали форму на своих гончарных кругах. Древнейшие существа уже давным–давно исчезли. Мы остались. Мы должны здесь кое–что делать. Глупец, глупец! Тратишь впустую свои дни, преследуя врагов, в то время как гибель быстро подступает к этому слабому миру!

– Что ты хочешь этим сказать?

– Спроси того, кто прошёл через забытые Пути до тебя. Разыщи его, человек.

Затем вся связь между нами прекратилась, потому что внезапно опалесцирующие огни запорхали по массе ползуна. Он поднялся и опустился. На жирных складках его тела появились огромные раны. Его плоть расползалась кусками. Я вздрогнул под ударом мысленных волн, бьющихся в непередаваемой агонии. Его спутник взлетел и завис над ним на мгновение, затем повернулся и умчался.

Ползун снова приподнялся и, по–видимому, ослеплённый, неуклюже двинулся к краю моста. Какое–то мгновение он постоял, пошатываясь, а затем нырнул вниз и исчез. Мы остались одни.

Закат встряхнулся, как бы избавляясь от зловещего сновидения.

– Что бы всё это значило? – спросил он.

– Ползающее существо встретило смерть, как представляют её жители преисподней, но это не естественная смерть, – ответил я. – Другой, вероятно, полетел разыскивать причину.

– Давай–ка уйдём с этого места, – Закат вздрогнул, когда посмотрел вниз, в пустоту, поглотившую умирающего ползуна.

Мы снова отправились по этому ненадёжному пути и отбросили всякую осторожность, потому что нам хотелось вновь ощутить твёрдость прочного грунта под собой. Сухость в горле и острые спазмы в животе побуждали меня устремиться к пище, но Закат не хотел останавливаться, говоря, что лучше дойти до конца моста прежде, чем делать привал. Больше мы не видели крылатой фигуры и не натыкались на другого ползуна, и я уже почти уверил себя, что мы стали жертвой собственных фантазий, если бы не более поздние события.

Наконец, мы дошли до конца этого жуткого моста и на этот раз спокойно шагнули с невидимости на твёрдую почву. Закат запнулся, упав на колени. Когда он поднялся, то держал небольшой металлический конус – распространитель разрушающих лучей.

– Я думаю, что вместо ползуна мы должны были почувствовать дыхание этого. – Он задумчиво потрогал конус. – Эта смерть была предназначена нам. Хозяин Кума перестал смотреть на нас как на забаву.

В воздухе над нашими головами кто–то закружил и запорхал. Поддерживаемый широко раскинутыми крыльями висел серебряный призрак из бездны. Он задержался на секунду, а затем снова исчез, но за это мгновение я почувствовал озноб от холодной и смертельной ненависти, направленной не на меня, а против того, кто оставил этот предательский конус.

Закат с нескромным удовлетворением посмотрел на меня.

– Похоже, вместо двух охотников стало трое. Это существо из бездны враг не из приятных. Сейчас Кипта взбаламутил глубины самого Ада. Может быть, Оун допустит, чтобы мы первыми настигли его!

Охотно поддержав это пожелание, я шагнул на изогнутую дорогу. Получив подтверждение через смерть ползуна, что мы находимся на правильном нуги, я позволил себе уменьшить мощность лучевых жезлов, сохраняя таким образом ту часть заряда, которая ещё оставалась.

Наше путешествие в течение долгих часов было только повторением того, что мы совершили на другой стороне разбитого моста. Тропа бежала по прямой между глухих стен. Ничего не было видно и слышно. Три раза мы останавливаясь отдохнуть и поесть, затем снова шли дальше. Я размышлял о том, что если Трэн, верный нашему соглашению, последовал за нами, то как он переправился через пропасть.

Я потерял счёт времени в этой лишённой солнечного света норе, но, должно быть, пришло несколько дней после последней встречи с серебряным существом, когда мы внезапно вступили в область, где стены испускали мягкий фосфоресцирующий свет. Он усиливался по мере нашего продвижения вперёд, пока, наконец, мы не получили возможность совсем сбросить свои маски.

Коридор, по которому мы следовали, кончился у подножия откоса, и мы без колебания начали подъём. Наверху находилась запертая дверь из какого–то материала, непохожего на тот, которым были облицованы Пути.

Мы навалились, на неё, и она начала поддаваться под нашими усилиями. Постепенно отжав дверь, пока щель не стала достаточно большой, чтобы протиснуться через неё, мы вытащили жезлы и вошли.

Небольшой коридор, в котором мы очутились, был вполне совершенным и соответствовал нашему миру; чуждая атмосфера Путей исчезла. Мы крадучись скользнули вперёд, производя своими покрытыми чешуёй ногами, несмотря на все усилия, шуршащие звуки на полу.

В конце концов мы очутились перед другой дверью. Нам снова пришлось напрячь всю силу, чтобы сдвинуть её массивную створку.

Я был полностью ошеломлён и чуть было не вскрикнул, когда мы протиснулись внутрь этой второй двери. Перед нами находилась гигантская лаборатория. Мой неподготовленный ум не мог понять значение даже одной тысячной чудовищных приспособлений, собранных здесь. Мы стояли в тайной лаборатории Кипты, куда даже Учёные никогда не проникали.

Закат, не обращая внимания на то, чего он не понимал, двинулся вдоль этой коллекции сверхнаучных приборов. Минутой позже самонадеянность покинула его с единственным приглушённым восклицанием. Когда я присоединился к нему, то увидел ряд ящиков с прозрачными крышками, стоящие в узком проходе. Даже теперь я не могу позволить себе остановиться на том, что содержали эти ящики. Достаточно сказать, что мозг, ответственный за содержимое, должно быть был абсолютно, нечеловечески безумным.

Отвернувшись от этого омерзительного зрелища, мы побежали во проходу, забыв об осторожности. Если бы я не ненавидел Кипту до глубины души ещё раньше, то почувствовал бы к нему отвращение после этого единственного быстрого взгляда на результаты его отвратительных экспериментов.

Мы снова подошли к откосу, поднимающемуся вверх. Мы стали подниматься, полные страстного желания покинуть это место безумных ужасов. В верхней части откоса находился холл, не более чем передняя для какой–то комнаты, скрывающейся за занавесом. Приглушённый шум голосов остановил меня, когда я потянулся отстранить ткань.

– Таким образом, это скоро начнётся, моя дорогая Трэла. Разве не ясно? – донёсся до нас обходительный голос Кипты.

Однако ответ был приглушённым, как будто говоривший пристально смотрел на какое–то ужасающее зрелище.

– Ясно.

– Тогда вы должны согласиться со мной, что наша надежда заключается…

Дальнейшие слова слились в неразборчивое бормотание, как будто Кипта удалился от нас. Я не стал больше ждать. Протянув руку, я рванул занавес.

Глава 13

Обречённый мир

– Гаран! – Глаза Трэлы, широко раскрытые от удивления, были прикованы ко мне.

Кипта быстро обернулся, рычание сорвалось с его искривлённых губ.

– Дьявольщина! Я думал, ты…

– Мёртв, Кипта? Нет ещё – твой луч убил другого.

– Трэна! – снова воскликнула Трэла.

– Нет. Существо из бездны. Его спутник установил твою вину. Я бы на твоём месте держался подальше от Путей, Кипта. Конечно, если ты живым пересечёшь порог этой комнаты. Что ты предпочитаешь? Сталь против стали, или голую силу? Это час расплаты.

Он рассмеялся мне в лицо, его минутное замешательство исчезло.

– Ты думаешь, что я унижусь до обмена ударами с таким как ты, солдат? Здесь я хозяин, как ты скоро узнаешь!

Он отступил к дальней стене. Я не нуждался в предупреждающем крике Трэлы. Я прыгнул, но было слишком поздно. Под его рукой стена, казалось, растаяла, и он исчез. Я ударился о твёрдую поверхность и был отброшен назад, контуженный, на пол.

– Он такой скользкий, как ящер из глубин, – гневно заметил Закат.

Совершенно разъярённый своей неуклюжестью, я мог бы попытаться проломить эту стену, если бы бесполезность такой попытки не была очевидной с самого начала. Взамен я отправился на поиски какой–нибудь двери, которая дала бы мне возможность выследить Хозяина Кума.

– Нет! – Трэла потянула меня назад. – Сейчас не время для личных распрей или мести! Смотри!

Она показала пальцем вниз на установленную в полу плиту. На монотонной чёрной поверхности мерцали и сверкали крошечные искорки света.

– Что это? – тупо спросил я.

– Гибель идёт на Кранд и на всех нас! – Никогда я не слышал такого тона печальной уверенности, как тот, который звучал в голосе Трэлы. – Ты не понимаешь? Это карта звёздного неба, мириадов миров, делящих с нами эту вселенную. Один из этих далеко расположенных миров сбился со своего обычного пути и мчится в пространстве – снаряд, нацеленный богами на Кранд! Бессчётные сотни лет он двигался к нам и было время, когда мы могли избежать гибели… – Она запнулась, а её пальцы дёргали рваное платье. – Могли бы избежать гибели, ты понимаешь? Спокойно расположились бы в другой точке пространства и выждали бы, пока разрушение пройдёт мимо нас! Но Кипта лишил нас этого шанса, нашего единственного шанса. Ему нужна была энергия для его отвратительных экспериментов, поэтому он совершил непростительный поступок, деяние, которое Учёные ещё сто тысяч лет тому назад поклялись никогда не совершать. Он использовал энергию нашего солнца! А так как ритм нашей солнечной системы был настолько тонко сбалансирован, то он погубил нас. Мало–помалу за истёкшие годы наша орбита изменилась. Мы, Учёные, знали, знали об этом с самого начала, но не могли установить причину. Теперь эта причина нам понятна – слишком поздно!

– Но Кипта – когда он узнал, что это означало разрушение…

Она безумно рассмеялась, топча ногами эти крошечные искорки, которые были звёздами.

– Кипта благоразумен и хитёр. Никогда он не попадёт в собственную ловушку. Он намеревается покинуть Кранд, найти молодой мир, чтобы завоевать его с помощью своего тёмного знания, где–нибудь среди звёзд. А Кранд будет оставлен встречать рок, который Кипта навлёк на него!

– Но Учёные, несомненно… – начал я снова. Она некоторое время смотрела на меня, и затем безумие, казалось, сошло с её лица: она опять стала спокойной с крепкими нервами женщиной, которая отважилась сыграть роль Айлы во дворце удовольствий в Сотане.

– Ты вправе упрекать меня, Гаран. У нас нет уже времени для необдуманных слов и бесцельных действий. Давайте вернёмся в Ю–Лак и посмотрим, что можно сделать. Сейчас же, пока Кипта не вернулся со своими охранниками, как он грозил.

– Тогда обратно через Пути, – решил я. – Сейчас весь Кум поднимется против нас. Только вот мост…

– Когда мы достигнем его, тогда будем думать о том, как переправиться, – сказал Закат. – Слушайте!

Откуда–то из стен нарастало зловещее бормотание. Трэла ухватилась за меня.

– Они идут! Кипта…

– Мы уходим! Пойдём.

Мы преследовали тем же путём через внушающую страх лабораторию, по проходу, заставленному ящиками с монстрами, и через обе тяжёлые двери, чтобы окунуться во мрак Путей. Трэла крепко прильнула ко мне, потому что, не имея наших пронизывающих тьму линз, она двигалась как слепая. Я не счёл ситуацию неприятной.

Хотя мы шли быстро, спотыкаясь, по гребневидному пути, нас достиг звук погони, громогласно повторённый сводами Путей. Трэла остановилась, опираясь рукой о стену.

– Вы идите дальше, – она дышала со свистом, – продолжайте путь к Ю–Лаку, а я больше не могу.

Я засмеялся и всё же увидел в её словах зерно здравого смысла.

– Ты верно сказала: один из нас должен остаться, чтобы задержать эту свору. Закат, бери принцессу и идите!

– Неужели ты не видишь, Гаран? Я не могу больше идти. Дай мне свой лучевой жезл.

Я увидел, что она действительно выдохлась; она не могла идти наравне с нами со своими слабеющими силами. Было только одно решение. Я повернулся к Закату.

– Иди!

Он с угрюмой решительностью покачал головой, вынуждая меня пустить в ход своё последнее оружие.

– Это приказ! – резко сказал я.

Его голова поднялась, и он пристально посмотрел мне в глаза.

– Так как ты приказываешь, я должен повиноваться. Ты не оставил мне ничего – даже чувства собственного достоинства.

Потом он повернулся и покинул нас, двигаясь вначале медленно, как будто на него внезапно навалился груз прожитых годов. Трэла взглянула на меня.

– Уходи, уходи! Не оставляй хоть этого у меня на душе.

Я улыбнулся.

– Я предвидел это три года назад, но, вероятно, смутно. Моя судьба – служить тебе, Леди, и так будет до конца. Ты по своей доброте одарила меня кое–чем, чтобы сражаться за тебя. И Оун добр ко мне. Потому что я проявлю себя на твоих глазах в конце.

– Гаран! – Она посмотрела мне в лицо ясными глазами. – Гаран, поскольку это конец для нас, Кранд и его дурацкие обычаи больше не имеют значения, – Гаран, неужели ты не понимаешь? Я пленена тобой, как была пленена три долгих года, состоящих из минут, часов и дней, с мыслями о тебе, связывая их все как бы золотистым шнуром. Нужны ли нам чувствительные ухаживания, сентиментальный флирт? Мы знаем!

Её руки обвились вокруг меня, и я ощутил, как её губы прижались к моим с неистовой силой. Пути, Кипта, Кранд – всё было забыто, когда мы стояли в застланной розовый туманом сердцевине нашей мечты. Трэла была моей! Моей! Её нежное тело трепетало под моими руками, её волосы, эти чудесные волосы, о которых я столько раз грезил, легко касались моей щеки. Так мало мгновений украли мы у времени, такой скудной была наша нежность, однако это обогатило мою жизнь навечно, и я знал – много ли, мало ли осталось мне дней, – что гордо пройду через них благодаря этим мгновениям.

– Значит, это конец? – прошептала она. При её вопросе воля к жизни вспыхнула внутри меня, и я больше не соглашался с предназначенной нам судьбой.

– Если мы переправимся через мост… – Я подхватил её и отправился в путь.

Жуткое окружение, видимо, пугало наших преследователей, что выражалось в нерешительном продвижении вперёд, ибо шум сзади становился глуше, в то время как мы шли дальше.

Наполненный волей к победе, вкусив этот изумительный дар Трэлы под щедрыми небесами, я легко продолжал путь, моя сила, казалось возрастает с каждой минутой. Время от времени мы были вынуждены отдыхать и, когда Трэла пришла в себя, она пошла уверенным шагом впереди меня, держа один из лучевых жезлов, чтобы освещать нам дорогу. При нашей последней остановке, прежде чем мы достигли моста, я заставил её уступить моим просьбам и надеть защитный чешуйчатый костюм, принадлежащий мне, оставив для меня только съёмную маску. Воздух Путей холодил и увлажнял мою кожу, поскольку, за исключением набедренной повязки, я был обнажён. Но зато Трэла была в безопасности.

Мы снова отважились вступить на этот невидимый мост, который инженеры исчезнувшей расы перекинули через бездну. Когда мы медленно, шаг за шагом, продвигались вперёд по призрачной поверхности, выявленной нашим светильником, звук погони позади нас опять стал громче. Когда мы пересекли, возможно, треть моста, стали видны фонари, которые они держали над головой. С такого расстояния мы могли различить только тёмные фигуры, двигающиеся туда–сюда, но отчётливо было видно, что люди Кипты не имели желания следовать за нами по невидимости, которая находилась перед ними. Поэтому, после долгого шумного спора, только одна фигура отделилась от группы и осторожно двинулась нам вслед.

– Кипта! – негромко воскликнула Трэла.

Я хотел бы знать, какое оружие он нёс, и подтолкнул Трэлу вперёд, опасаясь, что он может испробовать какую–нибудь дьявольщину с разрушающим лучом. К моему удивлению, Кипта этого не сделал, он только следовал за нами с непреклонной решимостью. Когда он прошёл значительное расстояние по мосту, раздались полные страха и ужаса крики его людей. Они бросились в бегство, спеша назад по дороге, по которой они пришли, и оставив нас троих над бездной.

Кипта, бросив долгий взгляд на своих удаляющихся соратников, твёрдо двинулся дальше, и я знал тогда, что он страстно желал нашей смерти. Я отстранил Трэлу, так как решил пойти ему навстречу. Когда я увидел жёлтое пламя, мечущееся в его глазах, я понял, что его чёрная всепоглощающая ненависть ко мне подавила осторожность. Чтобы утолить эту ярость, пылающую внутри него, он должен разорвать меня собственными руками. Он отбросил своё оружие.

Итак, мы медленно двигались друг другу навстречу, осторожно балансируя на этой нити безопасности. Трэла держала свой светильник так, что я мог видеть опору для ног, а Кипта не имел такого помощника, поэтому он только интуитивно переставлял ноги. По дороге я отбросил в сторону свою маску и продуктовый мешок и шёл без груза. Он также обнажился для сражения, но пока я подбирался на расстояние удара, его рука опустилась к широкому поясу, и на долю секунды я уловил блеск стали.

Затем мы сошлись, как сражающиеся рептилии джунглей. Слюна из этого оскаленного рта брызнула на моё тело. Мои пальцы сомкнулись вокруг запястья этой зловеще скрытой руки, а моя другая рука нащупала его горло. Он был ловким и опытным бойцом, Кипта из Кума. Я и сам участвовал в сотне казарменных драк, но никогда ещё не сталкивался с таким узлом великолепных мышц и крепких нервов.

Я испробовал все уловки, какие знал, одну за другой, но только обнаружил, что он безупречно отражает каждую из них. Скатывающийся пот сделал наши тела липкими, они скользили под цепкими пальцами, наше зрение затуманилось. Один раз он почти вывернулся, и я почувствовал жгучую боль, хлестнувшую по моим нижним рёбрам, но удар оказался неточным, и, прежде чем он смог ударить ещё раз, я навалился на него. Затем я заметил тень, прошедшую по этому искажённому лицу, так близко находящемуся от моего, краска гнева сошла с его щёк, и я догадался, что к нему вернулся здравый смысл, заставив его понять, что ему никогда не следовало бы встречаться со мной на той почве, которую выбрал я. Он больше не пытался повалить меня, всю борьбу теперь он вёл за свободу, ту свободу, которая позволила бы ему применить какое–нибудь другое оружие, чем собственную силу. Как скользкий ящер, с которым его сравнил Закат, он вертелся и извивался, в то время как я только старался удержать свой соскальзывающий захват. Затем стремительным движением он разомкнул мой захват, отскочив от меня в том же самом рывке.

Он оступился, затем, оправившись, помчался обратно к началу моста. Я даже не пытался преследовать его: я находился, пошатываясь от головокружения, в опасной близости от края бездны. Моя протянутая рука сомкнулась на одной из тех огромных цепей, которые поддерживали мост, и я держался за неё, чувствуя тошноту и слабость.

– Гаран!

Я с усилием поднял голову.

– Назад! – крикнул я, и мой голос звучал глухо. – Возьми маску и держись наготове. Он намеревается уничтожить нас лучом.

В ответ она направилась вперёд, туда, где я покачивался рядом с поддерживающей цепью.

– Не думаю, – твёрдо ответила она. – Взгляни, точно, как ты предсказывал, из бездны поднимается месть.

Сквозь туман, всё ещё застилающий мои глаза, я увидел серебряных призраков, которые поднимались по спирали из утробы мрака. Ровно взмахивая своими мощными крыльями, они миновали нас и понеслись, как боевые стрелы, вслед за Киптой.

Что произошло, когда они спикировали на несущегося куминца, какое ужасное дело свершилось там, во тьме, – мы не могли видеть. Но, когда сюда долетел содрогающий крик, вопль, в котором перемешались отчаяние и дикий ужас, я понял, что существа из внутреннего мира возвратили свой долг сполна. Плоды греховных изысканий Кипты, наконец, вызвали его смерть.

Сквозь мрак пронеслись обратно крылатые фигуры, исчезая, ни разу не взглянув на нас. Почудилось мне или нет, что один из призраков держит в своих всасывающих подушечках безвольное тело? Я подумал, что он держал, но, может быть, мои глаза обманули меня. Мы думали, что они исчезли, когда самый последний из них подлетел к нам. Он кружил и снижался, пока его всасывающие подушечки не коснулись точно поверхности моста. Третий раз эти странные пурпурные глаза на лишённом характерных черт лице задержались на мне.

– Итак, человек, исполнив своё желание, ты возвращаешься во внешний мир? Только я думаю, что ты ненадолго задержишься там. Мы тоже можем читать предупреждение, направленное со звёзд, которых мы никогда не видели. Кранд породил нас, теперь мы можем оставить его как сброшенную кожу. Не бойся нас, человек, мы веками стоим в стороне.

Сильно взмахнув своими крыльями, он поднялся и по плавной кривой исчез в бездне. Мы остались одни. Как только мы решили отдохнуть, пытаясь собраться с мыслями, отдалённые крики откуда–то спереди громыхнули в наши уши.

– Это подмога, – сказал я. Мне показалось, что Трэла вздрогнула, а лицо изменилось, как будто какая–то маска скользнула назад на место. Она медленно повернулась, вся лёгкость её шагов пропала.

Мы вместе двинулись вперёд, и время от времени я повышал голос в ответ на разыскивающие крики. Вскоре мы увидели свет их лучевых жезлов.

Но вместо того, чтобы ускорить шаг, Трэла шла всё медленнее, не сводя с меня глаз, но я не мог прочесть в них то, о чём явствовала тень в глубине. Она поникла, как будто её пронизал какой–то холодный ветер. Счастливое ликование наполняло меня. Разве она не по своей воле находилась в моих объятиях? Разве она не была моей?

Закат, Анатан и Трэн согнулись над чем–то на той стороне разрушенного конца моста. Оказывается, они сплели из верёвок сеть, так что мы могли добраться до них в относительной безопасности, избежав неопределённости моего первого прыжка. Трэла отправилась первой и, когда я увидел, что она благополучно попала в руки Трэна, то прочно закрепил верёвки вокруг своего тела. Минутное покачивание через темноту, и руки Анатана втягивали меня наверх.

– А Кипта? – спросил гурлиец.

– Существа из бездны предъявили ему иск.

– Вы ранены! – Рука Анатана скользнула по запёкшейся крови на моих рёбрах.

– Только царапина.

Трэн осмотрел её при свете радиевого элемента Аналии, перевязав незначительную рану длинным узким куском шёлка из своей сумки. Затем он достал запасной чешуйчатый костюм, который нёс в мешке, и помог мне надеть его. Всё это время я не спускал глаз с Трэлы, которая стояла в стороне со своей фрейлиной. С растущим беспокойством я увидел, что она избегала встречи с моим пристальным взглядом.

– Итак, Кипты не стало, – заметил Трэн, пока я возился с застёжкой своего мечевого пояса.

– Да, и способ его исчезновения был не из приятных. – Я стал описывать появление и исчезновение крылатых призраков из бездны.

– Кипта погиб, – размышлял гурлиец. – Наконец–то, влияние Кума подорвано. Остаётся – Кранд.

Я увидел, как Трэла подымает голову.

– Да, – её голос был твёрд, хотя губы дрожали, – остаётся Кранд.

Глава 14

Исход

Мы поспешно отправились в обратный путь, поскольку, зная сущность того, что лежало перед нами, мы стремились достигнуть поверхности. Я не сомневался, что имелся какой–нибудь способ спасения от надвигающегося бедствия. Призраки из бездны намекали на такое, а Трэла заявила, что приготовления Кипты к бегству были почти закончены.

То, что сделал Кипта, могли сделать и мы, если осталось достаточно времени. Итак, одна часть моего мозга была занята мыслью о спасении, в то время как другая – всё ещё перебирала те минуты в Путях, когда я и Трэла нашли радость у врат смерти. Вспоминая, какой она была тогда, я не мог понять, почему она постоянно избегает меня теперь. Она быстро шла впереди, не отпуская от себя Аналию, в то время как я был вынужден отвечать на вопросы, которыми Трэн засыпал меня.

Его поиски внизу, в боковом ответвлении Путей, привели в странную, смертоносную, похожую на болото, полость, где непонятные и ужасные формы жизни прятались среди гигантских бобов. Одно время он и его спутники были вынуждены пробивать себе дорогу целиком с помощью лучевых жезлов. Но когда они не обнаружили другой, путеводной нити в течение назначенного времени, то вернулись, чтобы воспользоваться нашим путём, и таким образом пришли к мосту как раз вовремя, чтобы увидеть прыжок Заката через пропасть.

Ещё раз мы пришли к откосу, ведущему из этого места, и двинулись через зал, где танцовщицы Кора свивали свои странные узоры. Дворец удовольствий вокруг нас был безмолвен и пустынен. В каждой комнате, через которые мы проходили, были следы поспешного бегства их обитателей. Однако, мы нигде не встретили ни одного человека.

Снова Аналия вела нас по проходам в стенах дворца, но в этот раз мы выбрали тот, который проходил под городской улицей и заканчивался на краю императорских садов; проход, который был сделан по приказу Трэлы, когда их безрассудное предприятие во дворце удовольствий впервые было задумано.

Была ночь, когда мы вышли в свежую прохладу мокрого от росы дёрна. Я был рад снова глубоко вдохнуть вымытый дождём воздух верхнего мира. Мы не имели возможности определить, сколько времени находились в Путях.

Мы быстро направились через сады, потому что по замыслу Трэна должны были предстать перед Императором и рассказать нашу историю. Когда мы достигли дворца, он, избегая общедоступных залов и коридоров, проследовал кружным путём к внутренней палате.

Он властно постучал и открыл дверь. Мы бесцеремонно ворвались таким образом на закрытое заседание совета. При виде Трэлы Император вскочил с криком. Затем все столпились вокруг нас, задавая вопросы и требуя ответов.

Я прислушивался к отрывистому изложению Трэном нашей истории, но наблюдал за Трэлой и поэтому мало обращал внимания на него и слушателей. Когда гурлиец закончил, Император глубоко вздохнул.

– Значит, шло к тому. Счастье Кипты, что он не стоит перед нами сейчас. Впрочем, если верить вам, его настигло возмездие более страшное, чем мы могли бы придумать. Кум больше не является угрозой. Остаётся та гибель, которую его Хозяин навлёк на нас. Пусть ни одно слово об этом деле не вылетит из ваших уст. Кранд не должен впасть в безумие. Наша жизнь внешне должна идти как всегда, однако мы сможем втайне приготовиться к концу. Сколько времени нам остаётся, дочка? – Он повернулся к Трэле.

– Кипта говорил – три месяца, прежде чем начнутся наихудшие возмущения.

– Так мало? Тогда мы должны впрячься в работу. Десять часов на то, чтобы собраться с силами – и затем мы снова собираемся здесь.

После этого он отпустил нас. Трэла и Аналия ускользнули через дальнюю дверь, даже не оглянувшись. Закат, Анатан и я, стараясь не привлечь внимания, прошли в мою штаб–квартиру. Трэн остался с Императором.

Достигнув своих апартаментов, я принял ванну и, бросившись в постель, беспокойно ворочался с открытыми глазами, мысленно перебирая все проблемы, стоявшие передо мной. Наконец, я задремал, провалившись в наполненный грёзами сон.

На втором экстраординарном заседании совета мы встретились с теми Учёными, которым доверял Император, и с некоторыми членами других каст, считающихся надёжными. Добрых четыре часа, если не больше, ведущий астроном Кранда читал лекцию, касавшуюся причин гибели его и соседних миров.

В прошлом было доказано, что жизнь, как мы её понимаем, не могла существовать ни на одной из двух других планет, которыми обладало наше солнце. Но другие солнечные системы были доступны для нас. Одна из таких, находящаяся в нескольких сотнях световых лет, обладала девятью планетами, одна из которых родилась недавно. Этот дикий молодой мир должен стать местом нашего назначения.

Когда это было предварительно решено, они повернулись ко мне за консультацией относительно космических кораблей. Я изложил им то немногое, что знал.

– Ускорение, способное преодолеть силу притяжения Кранда, на космическом корабле может убить звездоплавателей, прежде чем он пробился бы через плотные слои нашей атмосферы. Это должен быть корабль, радикально отличный по конструкции от любого, который мы когда–либо задумывали, и гораздо более мощный, чем любой из существующих в настоящее время.

Трэн кивнул.

– Но мы можем теперь получить энергию в избытке, – мрачно сказал он.

– Что ты имеешь в виду?

– Источники Кипты доступны для нашего пользования. Энергия солнца.

Другие слегка отшатнулись от него.

– Ты же нарушишь древний запрет? – тихо спросил Император.

Трэн оглядел нас.

– Мы должны прямо смотреть в лицо тому, что лежит перед нами. Ибо, у Кранда и большей части его жителей нет будущего. А для горстки, горстки тех, кто продолжит наш род и заново создадут цивилизацию – и лучше, чем создали мы – для них есть надежда. Единственный корабль, о котором упоминал Лорд Гаран, корабль, снабжённый неистощимой энергией солнца, сможет вырваться. Вопрос, который стоит перед нами сейчас, заключается в том, что мы должны сами и наш мир наброситься на работу – очень напряжённую работу – для того, чтобы незначительная часть нашего числа могла добраться через космос к безопасности. Осмелимся ли мы сказать, что достойны такой жертвы со стороны наших собратьев?

Император повернулся к одетому в белое человеку, находящемуся справа от него, – Верховному Жрецу Храма Знания. Тот разгладил свою мантию морщинистыми ладонями, а его старые–старые глаза, казалось, пристально смотрят в будущее.

– Оун раскрыл нам этот путь; разве убоимся мы идти по тропе, которую Оун указал нам? – неторопливо начал он. – Если те, кто пойдёт, – достойны, тогда мы выполним задачу, стоящую перед нами. Но вот что я скажу, люди Кранда: время Учёных прошло. Мы согрешили, возвысившись над нашим миром, и поэтому в течение этих последних дней, до сих пор оставленных нам, не должно быть ни Учёных, ни простых людей – только братья, борющиеся плечом к плечу за общее благо.

Слабое бормотание последовало за, его речью, а моё сердце учащённо забилось. Барьер пал, в таком случае Трэла стала полностью моей, будь, что будет. Я был волен открыто претендовать на то, что она подарила, когда смерть стояла над нами в Путях.

– Лорд Гаран, – я с усилием собрал блуждающие мысли и взглянул на Императора, – тебе больше, чем кому–либо из нас, известны секреты авиационного конструирования. Под твоим руководством находятся наши специалисты. Что ты нам предложишь?

– Есть один человек, некий Хей–Лин из Кэмпта, который занимался межпланетными кораблями два года назад. Он успешно приземлил ракету на нашей соседке, Сойе. Но его надо будет полностью посвятить в нашу тайну.

– Ты доверяешь ему?

Я заколебался.

– Я очень мало знаю Хей–Лина, так как соприкасался с ним только во время его работы. Он сообщал мне о развитии своих экспериментов один раз в месяц в течение прошлого года. О нём самом я ничего не знаю. Тем не менее, он сегодня единственный на Кранде человек, кто способен решить эту задачу.

– Хм… – Император погладил пальцами подбородок. – Лорд Закат, как твои рудники в Ру? Сможешь ли ты увеличить добычу в них вдвое, возможно, в течение следующего месяца?

– Предоставьте мне свободу действий, и я попытаюсь, сказал офицер с мрачной осторожностью, но его ответ, казалось, удовлетворил Императора.

– Тогда остаётся подобрать какое–нибудь пустынное место, подходящее для постройки нашего корабля, и приниматься за работу. В то же время я приказываю, Лорд Гаран, освободить твоего инженера от служебных обязанностей и распорядиться, чтобы он докладывал мне. Лорд Закат получит новые грузовые заказы для Ру. Если Оун соблаговолит, мы сохраним наш совет до конца. Вы согласны, милорды?

Один за другим они дали своё согласие, и таким образом решение было принято.

Следующий месяц был периодом кошмарной, изнуряющей деятельности для всех нас. В то же время волнения, которые Кипта так искусно посеял, разрастались и усиливались, что делало мою службу нелёгкой. Если бы не было Анатана, на которого я стал полагаться всё более и более с каждым днём беспорядков, то я бы никогда не смог обеспечить надлежащий порядок в своём корпусе.

Юный Анатан, казалось, стал старше и в любой час был готов явиться по моему зову. Кроме того, что я нуждался в его помощи и вообще был привязан к нему, у меня была ещё одна причина держать его рядом с собой: ибо только через него я получал известия о Трэле. Аналия, его сестра, по–прежнему была первой фрейлиной Трэлы, и она постоянно сопровождала Принцессу. За всё это время я не встречался с Трэлой лицом к лицу.

Однажды вечером я сидел в одиночестве у себя в комнате, просматривая рапорты из Ру, содержащие комментарии Заката по поводу тамошней ситуации, когда вошёл Анатан. Он положил на стол передо мной маленький металлический футляр для письма. Рулончик шёлка внутри содержал всего одну строку:

«У грота на восходе луны».

Подписи не было, и я недоумённо разглаживал шёлк.

– От кого ты получил его?

– От Аналии, – коротко ответил он.

Поняв, из чьих рук, должно быть, вышло письмо, я поспешно засунул его в свой мешочек на поясе. Однако Анатан задержался рядом со мной, на его лице явно была написана нерешительность.

– Ну?

Он беспомощным жестом вытянул руки.

– Это несправедливо! – Крик, казалось, сорвался с его губ, а затем он повернулся и выбежал от меня, как будто я был ночным демоном.

Весьма удивлённый причиной его вспышки, я подошёл к окну. Луна скоро должна была взойти, и, с бешено бьющимся сердцем, я схватил длинный тёмный плащ, который достаточно скрывал мою форменною одежду. Завернувшись в него, я поспешно вышел.

Мой личный флаер коснулся дворцовой посадочной площадки, и я поспешил вниз по откосу, на ходу пробормотав часовым пароль. В саду дул прохладный ветерок, и никогда обречённый Кранд не казался таким прекрасным в моих глазах, как в эту ночь, когда я пересекал полянки императорского сада в поисках того грота, где мы однажды задержались.

Я пришёл рано. Никто не ждал меня среди деревьев. Сгорая от нетерпения, я шагал взад и вперёд по затенённой лесистой лещине. Однако, мне не пришлось долго ждать. Из темноты подивилась белая фигура, которую я хорошо знал.

– Трэла?

Мои руки обвились вокруг её упругого тела, мои губы уловили свежесть её плоти. Но она вырвалась из объятий и, прижав руки ко рту, отпрянула от меня.

– В чём я провинился, любимая? Я испугал тебя?

Она покачала головой, и тогда в полосе рунного света я увидел безмолвные слёзы, скользящие по её бледным щекам.

– Это я виновата, Гаран…

– Может быть, ты устала? – нетерпеливо прервал я. – Тогда я не стану докучать тебе, милая.

– Нет, нет! – Её голос поднялся до пронзительного крика. – Могу ли я говорить об этом!

Она сплела тонкие пальцы, а слёзы всё ещё лились и увлажняли манишку её платья. Затем она, казалось, отчасти овладела собой.

– Ты ни в чём не виноват – ни в чём, Гаран, всё, что ты совершал, было правильным и прекрасным и всегда хорошим. У нас будет что вспомнить, когда… когда… – её голос ослабел.

Я затрепетал, а холод пронзил меня до самых костей, ибо я почему–то знал, что счастье покинуло меня.

– Что ты хочешь сказать мне, Трэла? – я спросил так ласково, как мог. – Не пугай меня, возлюбленная.

– Я не свободна в жизни и любви, Гаран. Не свободна выбирать радости жизни. Было решено, что для блага Кранда я должна принадлежать Трэну. Теперь я сознаю всю глубину своего греха. Потому что я была уже отдана Трэну, когда стояла в Путях и вызвала твою любовь, которую сама же породила. Я была предназначена Трэну, когда вернулась из Храма Света. Отвернись теперь от меня, Гаран, так как ты имеешь на это право. Я по своей слабости предала нашу любовь.

Я почувствовал холод, который неожиданно напал на меня, прокрадываясь в самое сердце.

– Ты жена Трэна? – спросил я одеревеневшими губами.

Она вскинула голову.

– Нет, и не думаю, что когда–нибудь буду. Когда я впервые посмотрела тебе в лицо в контрольной кабине отцовского флагмана, когда наши глаза встретились и открыли в глубине друг друга сердечную тайну, тогда я уже поняла, что ни за кого другого не смогу когда–либо искренне выйти замуж. Потому что ты мой, Гаран, и я твоя, хотя между нами подвешены миры. Так было между нами раньше, так будет между нами и впредь! Когда они убедили Трэна жениться на мне, я оттягивала и откладывала, всё время уклоняясь от этого, надеясь, что судьба, может быть, когда–нибудь окажется милостивой. Когда мы стояли в Путях, я думала, что смерть придёт разрешить нашу безнадёжную загадку, поэтому заговорила. Но мы пробились, и наступает конец всем моим замыслам. В тот день, когда Трэн будет выбран возглавить бегство с Кранда, я полечу с ним. Мои обязанности жестоко спланированы. Я должна отвергнуть любовь. Отвергнуть, Гаран…

Её голос ослабел и угас. Она опустилась на скамью, пристально вглядываясь широко открытыми глазами в деревья, которые скрывали наше убежище. Я грубо засмеялся, и горечь этого звука отозвалась даже в моих собственных ушах.

– Итак солдат должен находиться в стороне. Вы, Учёные, решили так. Хорошо, а если солдат не пожелает, Трэла? Что если я заявлю, что, несмотря на то, что ты сказала мне, ты моя по праву?

– Гаран. – Мои слова придали ей новые силы. – Гаран, я поступила жестоко, но не заставляй меня всегда вспоминать этот час с ещё большей горечью. Я запятнала нашу любовь, а ты хочешь разбить её.

– Простите. Я больше не протестую, Царственная Леди. Гаран возвратится на своё место, чтобы принести пользу Кранду. – С этими словами я повернулся и покинул её, не обращая внимания на плач, который преследовал меня. Меня охватило бешенство, и весь мир вокруг себя я видел в багровом тумане.

Когда я снова оказался в своей комнате, то заперся и пристально смотрел на стены тусклыми, невидящими глазами. Всю ночь я расхаживал по комнате. Когда наступило утро, я преодолел внутреннее смятение. В течение этих мучительных часов что–то во мне, может быть, дух моей жаждущей и обманутой юности, умерло навсегда.

Я прожил оставшиеся дни достаточно спокойно, механически выполняя работу, которую должен был делать. Мои специалисты работали в дебрях Кора, где космический корабль постепенно воплощался в своей колыбели. Закат совершил чудеса в Ру, откуда доносились слухи о его безжалостном правлении. Анатан всегда слонялся неподалёку, не сводя с меня опечаленных глаз. Я одиноко шёл своим путём.

Было решено послать вперёд луч сконденсированной энергии, направленный луч, чтобы достигнуть планеты, выбранной для нашей дальнейшей жизни. В этом гигантском туннеле чистой энергии шарообразный корабль безопасно заскользит к своему месту назначения. Незримые барьеры отразят блуждающие метеориты, охраняя путешественников. Проверить нашу теорию уже не было времени. Грядущая гибель уже сейчас тяжело нависла над нами – сверкающий шар в ночном небе.

За три недели до конца мы созвали последнюю чрезвычайную конференцию в Ю–Лаке. Было уже невозможно хранить дальше тайну судьбы Кранда: конец уже наступал. Были извержения, две приливные волны и ряд землетрясений, с каждым разом всё более сильные.

В эту ночь мы собрались, чтобы выбрать тех, кто отважится отправиться в космическое пространство, чтобы хоть какая–то часть нашего мира могла быть спасена. Трэн и Трэла сидели рядом, и перед Лордом из Гурла лежал список имён. Было ясно, что эти смельчаки должны быть молодыми и сильными, полностью способными выдержать напряжение космического путешествия. Далеко не все из собравшихся отвечали этим требованиям. Однако, даже тени недовольства не появилось на их лицах, пока они слушали.

Одно за другим зачитывались имена. Я был страшно доволен услышать, что Аналия и Анатан включены в список. Но когда, наконец, Трэн закончил, я встал, чтобы опротестовать список.

– Милорды, вычеркните моё имя.

– Но ты нам нужен…

Я пресёк возражения Трэна.

– Вряд ли вам на вашем диком молодом мире понадобится солдат. Я останусь здесь, где, может быть, буду полезен, наводя порядок в эти последние дни. Нет, я не уйду. Я принадлежу Кранду и останусь на Кранде до конца. – Я взглянул на Трэлу. Ожесточённость и ненависть покинули меня, и я с улыбкой смотрел ей в лицо. Я увидел, как её рука коснулась колеблющихся губ и затем двинулась по направлению ко мне. Я был вполне удовлетворён.

Несмотря на все их уговоры, я не отказался от решения, которое принял. И Анатан остался бы со мной, если бы я фактически не втиснул его в транспортный флаер, который должен был доставить их в Кор, на корабль. В последнюю минуту Трэла подошла ко мне.

– Любимый, – сказала она отчётливо, – сейчас ты подарил мне память более драгоценную, чем сокровище тысячи королей. До свидания, до будущей нашей встречи. – И на виду у всех она поцеловала меня в губы.

Затем они улетели, а мы стояли на посадочной площадке, провожая взглядом чёрное пятнышко флаера, быстро исчезавшее вдали. Закат зашевелился первым. Он повернулся ко мне и протянул руку, былая широкая усмешка появилась на его некрасивом лице.

– Ты был хорошим товарищем, Гаран. Когда мы встретимся по ту сторону звёзд, то расскажем друг другу немало невероятных историй. А теперь, прощай.

– Куда ты направляешься? – спросил я.

– Обратно в Ру. Я всё же солдат и хочу остаться на своём посту до конца. – Его флаер тоже исчез в подёрнутом дымкой небе.

Я остался один.

Мы находились на гребне самой высокой сторожевой башни Ю–Лака. Моё тело было прижато к камню: я чувствовал холод от этого прикосновения сквозь плащ. Внутри меня был холод смерти.

– Начинается! – Сказал ли это Император, или монотонное пульсирование крови в моём мозгу выбило это слово?

За далёкими горами появилось большое неровное пятно зарева, расцветшего вспышкой пламени. Раздробляющий гул… Ропот безумствующего города исчез, поглощённый им. А с поверхности нашего поражённого мира поднималось копьё света, всё выше и выше. Копьё протеста, брошенное против богов.

Единственный глубокий судорожный всхлип вырвался у меня помимо воли. Рука Императора обняла меня за плечи.

– Там выходит сердце Кранда. Разве эта жертва не заслужена, сынок?

«Нет!» – стучала горячая кровь в моих жилах.

Я посмотрел прямо в его прекрасные глаза.

– Да, – мои губы произнесли слово, которое моё сердце не воспринимало.

Я смотрел, как огненное копьё ввинчивается в пустоту. Небеса стали снова тёмными и мрачными. Снизу доносились крики обезумевшего мира, наполненные страхом и ненавистью.

– До конца, сынок?

– До конца. – Скрепил я договор между нами.

Мы повернулись и бок о бок спустились со сторожевой башни на улицу. Здесь мы расстались: его ждали дела, меня тоже.

Как солдат я знал, что должен впредь до самого конца использовать все свои полномочия и всех людей под моей командой, чтобы поддерживать порядок. Я отлично понимал, что это была неблагодарная работа. Я представил себе её гнусность, пока торопился в казармы через теснящиеся бесчинствующие толпы, которые заполняли улицы. Не было силы под солнцем Кранда, которая могла бы надеяться навести порядок в этом хаосе, но мы должны попытаться.

Везде кружилась чернь в безнадёжном смятении. Некоторые совершали бессмысленные акты насилия, открыто дрались на улицах, грабили и опустошали дома. С чувством гордости, которое оставалось даже теперь, я увидел светлые униформы солдат; когда они буквально сражались за то малое, что могли сделать для сохранения хоть какого–нибудь порядка. На каждом уличном углу, казалось, имелся оракул. Некоторые из них молились; другие выкрикивали обвинения в грядущем уничтожении Учёным, подстрекая своих слушателей к актам насилия в мире, скатывающемся в безумие.

Я пробивал себе путь, благословляя физические действия, которые отвлекали меня, от многих воспоминаний. Тяжко было сознавать, что моя леди Трэла, если планы не потерпели крах, продолжала свой путь через невыразимое пространство между звёздами к другому миру и другой жизни, в которой мне нет места. Я был не из тех, кто смиряется с утратой. Наоборот – тогда и там я поклялся Оуну, что если бы он даровал мне когда–нибудь другую жизнь, где–нибудь в другом мире, как некоторые из нашего народа верили могло случиться, то я опять бы нашёл живое существо, которое было бы Трэлой. И тогда ничто ни сила Всевышнего, ни сила человека никогда бы не разлучила нас.

Поддерживаемый этой клятвой, как изнурённый штормом моряк цепляется за спасательный плотик, я достиг казарм. Войска строились в колонны – ехали рысью, – чтобы смело противостоять хаосу. С таким же успехом Ана могла попытаться обуздать грифа. Потому что на каждый акт насилия, который они предупреждали, приходилась тысяча других, ведущих к кровавому концу.

Следующие несколько дней были кошмаром бессмысленной, непрестанной деятельности. Не было реальной ночи – или дня, только служебные обязанности и ужасная усталость как ума, так и тела. Вся нормальная жизнь на Кранде, казалось, остановилась, Дворцы удовольствий были заполнены людьми, ищущими забвения. Половина домов в деловом квартале Ю–Лака была разграблена и опустошена. Мы не производили арестов – не было ни времени, ни тюрем. Мы осуществляли быстрое правосудие прямо на месте преступления. Лишь немногие продолжали вести нормальную жизнь и выполнять обычные обязанности: мои люди – к моей гордости, – полиция и большинство Учёных. Тому, кто нуждался в доказательстве зла, вызванного безумием Кипты, достаточно было только открыть глаза и осмотреться.

В эти последние дни разрушения Кранда я был так занят работой, что почти не имел времени думать о Трэле или делать предположения о судьбе космического корабля.

На четвёртый день такого образа жизни без сна и без малейшего отдыха я понял, что должен найти какое–нибудь забвение, иначе свалюсь с ног. К тому же, у меня было дело во Дворце. Я устало потащился на крышу, где держал свой флаер. Я вышел в холодную, продуваемую ветром, кроваво–красную утреннюю зарю. Надо мной как угроза нависала вторгающаяся планета – молот, занимающий четверть неба. Я знал, если наши Учёные рассчитали правильно, что теперь приближался миг, когда весь Кранд разлетится на куски…

Когда я возвышался над разрушенным городом, то увидел, что у нас появился ещё один безжалостный враг. Громадные водяные валы громили низинные пространства, снося стены, которые стояли неизменившимися в течение поколений, неся смерть любому, кто замешкался там.

Охваченный внезапным предчувствием, я понёсся на максимальной скорости к Дворцу. Император и я заключили договор; я был уверен, что он предпочтёт встретить свой конец в чистом, пожалованном Оуном, воздухе. Ни он, ни я не могли сделать ничего больше для нашего родного мира.

Я летел против напора мощного ветра с той же самой необходимостью доведения до конца распоряжений, которая удерживала меня на моём посту на всём протяжении этих сводящих с ума, ужасных дней. Рычаги управления флаером были врагом, с которым я должен был бороться изо всех сил. Подо мной содрогались здания, раскачиваясь, как молодые деревья в страшную бурю, и слышался глухой рёв. Моё судно больше не подчинялось управлению, как я ни старался. Пока оно описывало круги, я уловил перемежающиеся видения неба и земли. Разрушающиеся здания падали обломками на маленькие бегущие существа моего прежнего собственного рода. Громадные волны откатывались назад, унося с собой остатки разбитых каменных островов.

Темнота – и с ней паника, которая была как массированный удар. Я ожидал всего, но это, несущее с собой весь вековой страх человека, было намного хуже, чем могло вызвать любое предупреждение. Это длилось только миг, в то время как что–то такое огромное, что не охватишь взглядом, промелькнуло и исчезло в пространстве. Внезапно я понял: Кранд раскололся пополам и добавил новую луну – или то был Кранд, который исчез, столкнув и свою луну? Мой флаер, полностью потерявший управление, сокрушал и бил воющий, ревущий ветер. Только привязные ремни сиденья пилота ещё предохраняли меня от таких ударов, которые вызвали бы смерть. Дыхание – я не мог больше дышать… Теперь, когда на меня опустился мрак, я увидел – не хаос мира, так как нет человека, который мог бы смотреть на это и остаться живым. Я увидел Трэлу – Трэлу, какой она была и всегда будет для меня!

Мы долго благоговейно молчали – моя Леди Трэла и я, который был теперь Гараном Пламени в пещерном мире Тэйва. Эти сцены, которые мы только что видели, всё ещё жили в наших воспоминаниях и причиняли боль даже сейчас.

Кто же я? Гаран из Ю–Лака, который существовал – как далеко во времени, мог ли кто–либо подсчитать это теперь? Или Гаран, который существует – здесь в настоящее время, который может протянуть руку тому, погибающему Гарану, и почувствовать связь между ними?

Трэла – я поднял её, полностью стряхивая то изумительное прошлое, которое теперь тяготело надо мной. Она тут в моих объятиях, и мы никогда не расстанемся – никогда.

Забыта была комната, в которой мы стояли, – зеркала видения были чистыми.

Поиски были закончены – конец стал началом.


на главную | моя полка | | Гаран вечный. Том 5 |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 8
Средний рейтинг 4.3 из 5



Оцените эту книгу