Книга: Свобода движения



Алекс Кош

Свобода движения

Над городом взошла полная луна. Бледная, как лицо вампира, она светила, но

не освещала, горела, но не грела. Завораживающая и пугающая, не злая и не

добрая. Она просто висела на темном небосводе в окружении маленьких

звездочек, изменяя мир уже одним своим существованием. Неспроста же

полнолуние издавна считалось временем опасным и магическим…

— Эй, ты будешь прыгать или нет?!

Алекс отвлекся от созерцания таинственного светила и посмотрел вниз. С

крыши дома открывался шикарный вид на ночной город: одинокие

многоэтажные исполины и сбившиеся в небольшие кучки пятиэтажки спали, укутанные мягким светом луны и окруженные искорками желтых уличных

фонарей. На соседнем здании, в десятке метров от застывшего на краю

карниза Алекса, стояли его друзья — четверо таких же любителей ночных

приключений. Разноцветные спортивные костюмы паркуристов выделялись

на фоне черной крыши даже при столь тусклом освещении. Кто такие

паркуристы? Те самые ребята, которые готовы круглые сутки бегать по

городу, прыгая через все, что подвернется под ноги. Паркур — дикая смесь

философии свободы, акробатики, городского альпинизма и горячей молодой

крови.

— Уже лечу, — крикнул в ответ Алекс и отошел на десяток метров, чтобы как

следует разбежаться.

— Жги! — звонко подбодрил Темыч.

Прыжок с одного здания на другое уже давно перестал быть чем-то

удивительным или пугающим, привычное дело — перепрыгнуть с крыши

семиэтажки на стоящий рядом дом, особенно если он ниже на целых два

этажа. Разница в высоте позволяет свободно преодолеть расстояние между

зданиями с довольно приличным запасом.

Хорошенько разбежавшись, Алекс со всей силы оттолкнулся от крыши и уже

в полете собрался в тугой комок. «Дроп», в переводе с английского —

«высадка», так называлось это движение. Ветер засвистел в ушах, Алекс

мельком посмотрел в бездну под ногами, а в следующий момент тело резко

выпрямилось, принимая на полусогнутые ноги часть инерции. Остальная ее

часть ушла в кувырок через плечо — «ролл».

— Уау! — радостно вскричал неугомонный Темыч, прыгая на месте от

нетерпения. — Побежали дальше!

Алекс пружинисто вскочил на ноги, отряхнул черную футболку и убрал с глаз

вечно мешающую челку. Средний рост и спортивное, пусть и худощавое, телосложение позволяли ему прыгать с гораздо большей легкостью, нежели

коренастому Дису, а уж философия паркура стала для него настоящим

откровением. Именно поэтому он всегда был главным заводилой и лучше

всех умел прокладывать «маршруты» — пути следования группы. Иногда они

проходили маршруты на время, но чаще просто ради удовольствия, все же

паркур — это не спорт, где идет погоня за непонятными «долями секунд» и

«местами на пьедестале», а стиль жизни. Жаль, немногие это понимают, постоянно накладывая какие-то ограничения, правила… Когда самое главное

в паркуре — это Свобода.

Алекс слегка натянуто улыбнулся, потирая колено:

— Вот она, настоящая свобода движения. Нет, просто свобода.

Прыжок с такой высоты обошелся ему недешево — вечно ноющий после

травмы коленный сустав напомнил о себе острым разрядом боли. Приятного, конечно, мало, но в принципе дело привычное. Эластичный бинт, обезболивающая мазь — и вперед, на тренировку.

— Круто, — коротко одобрил Сергей — самый старший в их пятерке. — Без

сучка, без задоринки, правда, мог бы прыгнуть и выше.

Двадцатипятилетний тренер по акробатике был, как всегда, точен —

стремление к совершенству заложено в нем чуть ли не на генетическом

уровне, наверняка где-то в предках проскользнули немцы, даже скорее

арийцы, если смотреть глубже. Вон и телосложение типично арийское, и

широкие скулы, и пшеничный цвет волос, а уж педант просто редкостный.

— Выше только звезды! — встал на защиту друга Темыч.

Алекс усмехнулся.

Этот белобрысый парень всегда лучится оптимизмом и изо всех сил

старается поделиться им со всеми, вне зависимости, хотят они того или нет.

Коренастый Дис и худощавый Слайд молчали — в их ушах торчали

наушники, сводящие на нет любые попытки общения, кроме разве что

общепонятного языка жестов. В тишине разносились отголоски тяжелой

музыки, перемежаемые воплями высокого мужского голоса. Несмотря на то

что сам Алекс предпочитал заниматься паркуром без плеера, он отлично

понимал этих двоих. Что может быть приятнее бега по ночному городу, когда

в голове звучит четкий ритм, а рядом бегут настоящие друзья?

— Может, повторим? — предложил Алекс, прислонившись к трубе, чтобы

скрыть легкую дрожь в ногах.

Прыгать совершенно не хотелось, но он не мог показать друзьям свою

слабость и потерять их уважение…

— Эй, мы и так уже третий раз прыгаем, — запротестовал Темыч. — Ты

вообще в курсе, что такое маршрут?

— Ладно, ладно, — поспешно согласился Алекс и махнул рукой специально

для временно оглохшей парочки. — Вперед!

Пятеро друзей побежали дальше, пока не достигли края крыши. Поскольку с

этой стороны дом не прилегал к другим зданиям, паркуристам пришлось

спускаться вниз по балконам. В дневное время суток такое передвижение

становилось довольно опасным — мало ли чего взбредет в голову жильцам

квартир, увидевшим на своем балконе незваного гостя. А вот ночью можно

было и рискнуть, благо, время приближалось к трем часам и впереди уже

маячило утро буднего дня.

— Главное — тише и осторожнее, — предупредил Сергей, первым свешивая

ноги с карниза.

— Да уж, — согласился Слайд, небрежно помахивая наушниками-

вкладышами. — Помню, как в прошлый раз мне в зад из пневматики попали, до сих пор сидеть больно.

Вообще-то его звали Сашей, но за любовь к агрессивному катанию на

роликах и, в частности, к катанию по перилам он получил прозвище Слайд.

Невысокий темноволосый парень восемнадцати лет от роду — яркий

представитель нового поколения, выросшего на кошмарах на улицах вязов и

прочих властелинах колец. Большую часть своего воспитания он получил от

телевизора, как, впрочем, и меньшую.

— А нечего было в квартиру заглядывать, — укорил его Сергей, — даже на

балкон залезать не обязательно, любопытный ты наш.

— Так ночь же! Все нормальные люди спят, — заспорил Слайд. — Кто же

знал, что этот му…

Хрясь!

— Я, кажется, предупреждал о ругани? — спокойно поинтересовался

акробат.

— Угу, — недовольно буркнул Слайд, потирая затылок. — Больше не буду, мамочка…

— Уж постарайся, — непререкаемо сказал тренер по акробатике и спрыгнул в

темноту.

Следом за ним шагнул молчаливый Дис, затем набычившийся Слайд. Они

неторопливо перемещались с балкона на балкон, стараясь двигаться по его

боковой стороне таким образом, чтобы их не было видно из окон. Несмотря

на столь поздний час, лучше лишний раз подстраховаться.

Алекс и Темыч спускались замыкающими.

— Кто последний, тот вонючка? — предложил азартный Темыч.

— Ты уже проиграл, — заверил Алекс друга.

Они сели на край крыши с двух сторон от балкона и стартовали на раз-два-

три. Сначала друзья шли на равных, но на балконе второго этажа Алекса

задержал Слайд, по непонятной причине прекративший спуск.

— Ты чего?! — яростно зашипел Алекс.

— Смотри, там в комнате…

— Да ну тебя, извращенец, — отмахнулся Алекс и переместился на

фронтальную часть балкона, минуя Слайда.

Темыч уже преодолевал последний метр, поэтому Алекс решился на

отчаянный шаг: посмотрев вниз и убедившись, что под ним никого нет, он

оттолкнулся от железного бортика балкона и, прогнувшись в спине, сделал

элегантное сальто. Вообще-то прыгать в темноту, не проверив место

приземления, иначе как идиотизмом не назовешь, но в этот раз все обошлось.

Ноги Алекса коснулись земли одновременно с Темычем.

— Ничья! — вынес вердикт Сергей.

— Сальто — это не паркур! — возмутился Темыч.

В ответ Алекс прыгнул сальто назад прямо на том месте, где стоял, и после

приземления жестом показал другу все, что думает о его заявлении.

— Монстр! Ты что на завтрак жрешь, анаболики?

— Глупости какие, — хмыкнул Алекс — Я их сразу в вену колю. Литрами.

Его настроение стремительно улучшилось — вопреки опасениям, больная

нога так и не отвалилась после опасного прыжка, да и не болела в

принципе… разве что совсем немного.

— Чего-то Слайд застрял, — громко заметил Дис, не вытаскивая из ушей

наушников. Собственно, он их вообще снимал довольно редко.

— Спускаюсь, — прошипел из темноты Слайд. — Не орите!

Через минуту все паркуристы были в сборе.

— Я там такое видел, — дрожащим голосом сказал Слайд. — Прикиньте, там

какой-то странный мужик бабу режет!

— Да ну тебя, — отмахнулся Сергей. — Насмотрелся фильмов.

— Я серьезно говорю, сами посмотрите!

— Видишь ли, у нас нет склонности к вуайеризму, — подколол его Темыч, тем не менее с интересом вглядываясь в окна второго этажа.

Остальные последовали его примеру.

— Темно, — заметил Алекс.

— Он там со свечами сидит, — пояснил Слайд. — Баба лежит на полу, а

мужик в сером балахоне рисует на ней какие-то хитрые узоры.

— Может, это у них игры такие эротические? — предположил всезнающий

Темыч. — Бодиарт и все такое…

Слайд нервно хихикнул:

— Так он ножом рисует!

Друзья удивленно переглянулись.

— Давайте-ка проверим, что там такое происходит, — сумрачно сказал

Сергей, хватаясь рукой за трубу водостока и упираясь ногами в стену.

Спустя несколько секунд четверо парней — Дис остался внизу «на стреме»

— сгрудились на балконе и приникли к стеклу.

— Я же говорил! — победно зашипел Слайд.

Комнату заливал тусклый свет десятков тонких свечей, расставленных в

каком-то хитром порядке, больше всего напоминающем круг. Внутри круга

лежала абсолютно голая девушка лет двадцати-двадцати пяти, при таком

освещении точнее было не разобрать. Субъект в сером балахоне, как и

говорил Слайд, неторопливо и степенно вырезал ножом на коже девушки

замысловатые узоры. Из открытой форточки доносилось тихое заунывное

пение.

— Приехали, — прошептал Сергей. — Сатанист, что ли?

— Надо что-то делать! — уверенно заявил Темыч. — Давайте выбьем окно, ворвемся внутрь, настучим ему по бубну и спасем бедную, а главное, голую

девушку.

— Умник, — прошипел Алекс — А если мы ворвемся, а он ее зарежет?

Сергей приложил палец к губам, а потом показал на приоткрытую форточку.

— Тсс. Есть идея получше.

Взгляды друзей обратились к самому младшему.

— А чего я — то сразу? — воспротивился Слайд.

— Значит так, — тихо проговорил Сергей. — Темыч, бери с собой Диса и

двигайте в подъезд. Позвоните в дверь квартиры, если сатанист не будет

открывать, то стучите руками, ногами, да хоть головой, но сделайте так, чтобы он ушел из комнаты. Займите его чем-нибудь хотя бы на пару секунд, а

мы тем временем пролезем внутрь и вытащим девушку.

— Будет сделано, — заверил его Темыч.

— Только осторожнее там, — обеспокоенно предупредил Алекс — Мало ли

что, с психом связываться — себе дороже.

Темыч неопределенно хмыкнул и беззвучно, как завзятый ниндзя, спрыгнул с

балкона.

— Залезешь в форточку и откроешь нам дверь, — проинструктировал Слайда

тренер по акробатике.

— Догадался уже, — вздохнул парень, снимая со спины рюкзак.

Тем временем Алекс неотрывно наблюдал за тем, как мужчина орудует

ножом: виртуозно, едва касаясь молочно-белой кожи, он наносил тончайшие

царапины. Девушка лежала неподвижно, и лишь равномерно вздымающаяся

грудь говорила о том, что она пока еще жива.

— Ты смотри, как старается, — прошептал ему на ухо Сергей. — Отсюда не

видно, но наверняка даже язык от усердия высунул…

— Псих, — зло прошипел Алекс, — Вешать таких надо…

Невольно дернувшись, он чуть-чуть задел стекло рукой. Раздался тихий стук, прозвучавший в тишине подобно выстрелу.

Друзья затаились, боясь даже вздохнуть. К счастью, сатанист был так занят

своим делом, что ничего не услышал. Собственно, в этом не было ничего

удивительного, если уж он передвижение паркуристов по своему балкону не

заметил…

— В трансе, что ли? — предположил Алекс.

И тут раздался звонок в дверь.

Никакой реакции. Сатанист как ни в чем не бывало продолжал заниматься

своим черным делом.

— Точно в трансе, — убежденно сказал Алекс, — я о чем-то подобном

читал…

— В комиксах, наверное, — нервно предположил Слайд, за что тут же

схлопотал удар локтем в бок от Сергея.

— Тихо! — яростно прошипел акробат.

Тем временем звонок продолжал надрываться. Сатанист некоторое время не

обращал внимания на громкие трели, но спустя пару минут все же не

выдержал.

— Кого еще принесло?! — раздраженно рявкнул он, мигом развеяв всю

мистическую атмосферу.

Мужчина поднялся с пола, бросил окровавленный нож на пол и энергично

покинул комнату, плотно прикрыв за собой дверь.

— Быстро! — зашипел Сергей, подсаживая Слайда. — Только тихо!

Слайд проворно пролез через форточку и мягко спрыгнул на пол.

— Эй, братан! — послышался из коридора громкий голос Темыча. — Мы

твои новые соседи, пришли знакомиться! Давай по бутылочке, а?!

На заднем плане раздавались совершенно немузыкальные крики Диса, старательно делающего вид, будто он умеет петь. Алекс подумал мимоходом, что даже в такой опасной ситуации коренастый паркурист наверняка остался

в своих любимых наушниках и с включенным на полную громкость плеером.

Открыв изнутри дверь балкона, Слайд впустил друзей и забрал у Сергея свой

рюкзак.

— Я возьму девушку, а ты займись маньяком, — коротко велел Алексу

Сергей. — Слайд, да не пялься ты на нее, лучше простыню какую-нибудь

найди.

Дальнейшие события развивались в чудовищно быстром темпе. Алекс

обошел лежащую на полу девушку, стараясь не обращать внимания на

неглубокие, но очень многочисленные царапины на ее теле, и приготовился к

столкновению с сатанистом — если он не совсем глухой, то уже должен как-

то среагировать. И ведь среагировал, гад! Дверь распахнулась от сильного

удара ногой, и в дверном проеме возник взъерошенный субъект лет сорока.

Неопрятный, с красными впалыми глазами, бледный как смерть, он не

обратил никакого внимания на Алекса, вставшего у него на пути. Взгляд

мужчины был направлен на тело девушки и только на него.

— Не трогайте!

Сергей как раз в этот момент переступал через расставленные на полу свечи

и протягивал руки к девушке.

За спиной сатаниста появился Темыч, лицо которого озаряла злая ухмылка.

— Стоять! — угрожающе прорычал Алекс.

Во всяком случае, он искренне надеялся, что его жалкий хрип прозвучал

именно так.

Тем временем Сергей взял девушку на руки и вынес из импровизированного

крута, походя сбивая ногами горящие свечи. В комнате стало еще темнее, и

лишь идущий из коридора свет позволял более или менее ориентироваться в

полумраке.

— Нет! — вскричал сатанист, дернувшись вперед, но подкравшийся сзади

Темыч успел крепко схватить его за шею борцовским захватом.

— Лучше не дергайся, — посоветовал паркурист, все сильнее и сильнее давя

на шею противника.

— Что… вы… наделали, — прохрипел сатанист, медленно оседая на пол под

весом Темыча. — Придурки…

— Мы не придурки, а герои, — гордо заявил Слайд, косясь на девушку, лежащую на руках у Сергея, и тут же вскричал: — Она открыла глаза!

Сатанист резко дернулся, умудрившись скинуть с себя Темыча, и прыгнул в

сторону Сергея, но Алекс успел перехватить его. Они покатились по полу, сбивая свечи и обмениваясь короткими ударами.

Алекс слышал только яростное дыхание своего противника и крики Слайда, раздающиеся откуда-то со стороны:

— Бей его! Давай!.. Слушаюсь. Мы должны спасти девушку…

Сразу после этого в глазах у Алекса помутнело, и он потерял сознание.

Когда Алекс открыл глаза, первым, на что он обратил внимание, был

испачканный в крови нож. Изящная серебряная рукоять, тончайшее лезвие со

странными рисунками… застывшее в каких-то сантиметрах от носа Алекса.

Похоже, именно им сатанист и резал девушку…

— Очнулся? — поинтересовался незнакомый голос.

Алекс судорожно сглотнул и промолчал, продолжая неотрывно смотреть на

нож. Тело категорически отказывалось слушаться, и даже простое движение

глазными яблоками отдавалось жуткой головной болью.

— Лежи, лежи, — посоветовал голос — Дай ранам хоть немного времени на

заживление.

Ранам?!

Алекс с трудом удержался от того, чтобы не вскочить на ноги. Впрочем, судя

по ощущениям, у него все равно бы ничего не получилось.

— Каким ранам? — одними губами прошептал он.

Нож куда-то исчез, а на его месте возникла осунувшаяся физиономия

сатаниста с удивительно четко прорисованным фингалом. Тонкие черты лица

выдавали в нем легко раздражимого человека, а вот глаза… в них таилось

что-то странное и непонятное.

— Красивым, — противно рассмеялся он.

— Почему? — уже громче спросил Алекс, вложив в одно слово сразу все

интересующие его вопросы, включая те, что еще даже не успели толком

сформироваться.

Сатанист исчез из его поля зрения, но усталый голос остался рядом:

— Тебя интересует, откуда взялись раны? Я их вырезал. Почему? Потому что



должен был это сделать, а все из-за тебя и твоих друзей. Вы сами во всем

виноваты, ребята.

«Точно маньяк, — резюмировал Алекс — Интересно, а куда же делись все

остальные: где Сергей, Слайд, Темыч, Дис?»

— Ты бы только знал, как вы не вовремя появились, — продолжал говорить

сатанист. — До сих пор не понимаю, что вы делали на моем балконе? Как вы

там вообще оказались?

Губы Алекса сами собой расплылись в ехидной ухмылке.

— Спрыгнули.

— Откуда? — не понял сатанист. — А, вы мои соседи сверху?

— Нет, мы с крыши спрыгнули, — пояснил Алекс и сам удивился своей

откровенности.

Изначально он вообще не собирался разговаривать с этим маньяком, но иного

выхода не было — нужно как-то усыпить его бдительность и выведать как

можно больше, прежде чем к телу вернется способность двигаться.

— Психи, — безапелляционно заявил сатанист. — Ну и лазили бы себе по

крышам, так ведь нет, забрались ко мне на балкон. Вот скажи мне, я вас

звал?!

В его голосе прорезались визгливые нотки.

— Ты резал девушку, — напомнил ему Алекс и сам удивился своему

удивительному спокойствию. — Думаешь, мы бы стали просто так смотреть

на это?

— Так спросили бы хотя бы, что за девушка, зачем я ее режу, — монотонно

проговорил его собеседник. — Да и не резал я ее, так, царапал… Между

прочим, ее привел сюда собственный отец, и он отдавал себе отчет о том, что

здесь будет происходить.

«И отец псих? Не повезло девочке», — отвлеченно подумал Алекс и очень

аккуратно попытался подвигать пальцами рук…

У него это получилось! Вот только по всему телу прокатилась волна такой

сильной боли, что из глаз выступили слезы.

— Да что ты со мной сделал?! — проскрипел он.

Сатанист вновь появился в его поле зрения.

— Я всего лишь провел небольшой магический ритуальчик.

Пока Алекс удивленно хлопал глазами, пытаясь собраться с мыслями, этот

странный субъект что-то делал с его телом. К сожалению или к счастью, паркурист не мог видеть и чувствовать манипуляций сатаниста…

— Скоро ты вновь сможешь двигаться, — наконец сказал мужчина. — Я бы

посоветовал не бросаться на меня с кулаками сразу, отдохни, приди в себя и

послушай, что я тебе скажу.

Алекс действительно ощутил, что тело постепенно начинает слушаться его, но помимо этого, безусловно, приятного ощущения появилось и новое.

Ощущение чудовищного жара на коже по всему телу. Боль была настолько

нестерпимой, что он сжал челюсти до скрипа в зубах, с трудом сдерживая

крик. Очень медленно, сантиметр за сантиметром, Алекс приподнял голову с

пола и посмотрел на свое тело. Из груди вырвался хриплый стон:

— Что это?!

Он лежал на полу абсолютно голый. Все его тело было нашпиговано тонкими

иголками, а кожу покрывали многочисленные царапины. Десятки, сотни, если

не тысячи, ран образовывали странный, удивительно гармоничный рисунок.

— Красиво, правда? — гордо спросил сатанист. — Настоящее произведение

искусства, поверь мне. Пусть я и рисовал его второпях, но мастерство не

пропьешь…

Алекс бессильно взвыл, не решаясь пошевелить даже пальцем.

— Ты пока лежи, отдыхай, — невозмутимо посоветовал сатанист. — Я

вытащу иголки и заодно расскажу тебе, что, собственно, произошло.

— Валяй, — вяло согласился Алекс, стараясь справиться с подступающей к

горлу тошнотой и звоном в ушах.

Одновременно с этим его глаза внимательно, насколько возможно в подобном

состоянии, обследовали комнату. Никаких следов паркуристов и девушки, только разбитые окна, раскиданные по полу свечи, да зачем-то порванная

футболка.

— У нас не так много времени, — быстро проговорил сатанист. — Как тебя

хоть зовут?

Алекс с огромным трудом разлепил губы и процедил сквозь стиснутые зубы:

— Александр.

— Отлично, а меня Святослав. Я практикующий вызыватель духов.

«Точно псих», — про себя отметил Алекс.

— Не думай, что я сумасшедший, — будто прочитал его мысли Святослав. —

Вызов духов — это такая же профессия, как, скажем, программист. Неплохо

оплачиваемая, сложная, интересная, хотя иногда довольно опасная.

— Для тех, кого ты режешь? — предположил Алекс.

— Режу я вне рабочего времени, — грустно усмехнулся Святослав, неторопливо выдергивая из тела Алекса иголки. — Это скорее хобби, впрочем, имеющее прямое отношение к основной профессии. Видишь ли… я

вовсе не маньяк и не убиваю людей, как могло показаться вам с друзьями. Я

всего лишь наносил на тело девушки защитные узоры, которые должны были

освободить ее от злого духа…

Алекс глубоко вздохнул, стараясь совладать с головокружением и не потерять

нить разговора.

— Ведь сегодня полнолуние, и именно в это время связь между нашим миром

и миром духов особенно тонка. Эта девушка стала жертвой своего

любопытства, очень многие пытаются проводить ритуалы вызова духов, не

задумываясь о том, к чему это может привести. В результате в их тела

вселяется всякая гадость, а я вынужден ее изгонять, в свободное от работы

время конечно же.

Алекс выругался про себя. Ведь чувствовал же, есть что-то опасное в этом

полнолунии.

— А из меня ты кого изгонял? — раздраженно спросил он.

С каждой вытащенной из тела иголкой он ощущал себя все лучше и лучше и

уже мог довольно свободно пошевелить руками. Если так пойдет и дальше, то вскоре этот маньяк получит все, что ему причитается…

— О нет, на тебя я наложил несколько иной узор, — с явным удовольствием

сказал Святослав, — Он должен защищать от воздействия духов.

— А нельзя было крестиком каким-нибудь нательным обойтись? — зло

спросил Алекс, не веря ни единому слову «вызывателя духов».

— Ты верующий? — ехидно спросил Святослав и сам же ответил: — Вряд

ли. Крестик действует только на истинно верующих, а нам, простым людям, приходится использовать более древние методы защиты. Что-то я отвлекся…

В общем, я должен был изгнать из этой девушки духа и почти закончил узор, когда явились вы и все испортили. Между прочим, отправить захватчика

чужого тела в иной мир можно только в полнолуние, а оно уже скоро

закончится. Вот такие пироги. Если не успеть сейчас, то к следующему

полнолунию эта зараза успеет окончательно поглотить душу бедной девушки.

Если бы Алекс мог свободно двигать рукой, то он бы обязательно повертел

пальцем у виска.

— Я только одного не понял, зачем ты меня изрезал?! — нервно вскричал он.

— Спокойно, расслабься, — посоветовал вызыватель духов. — Видишь ли, я

слишком стар, чтобы бегать по всему городу за твоими друзьями и

одержимой девушкой. Думаю, будет честно, если ты сам исправишь то, что

натворил, — найдешь девушку и принесешь ее сюда, чтобы я закончил

ритуал.

— Вот еще.

«Нашел дурака, — внутренне усмехнулся Алекс — Невинных девушек для

маньяков ловить».

— Кажется, все, — как ни в чем не бывало сказал Святослав, отряхивая

руки. — Через пару минут будешь прыгать не хуже, чем раньше.

Чувствительность кожи, конечно, придется временно притупить…

«Скорее бы, — подумал Алекс — Уж тогда я тебе за все отомщу, за каждую

царапинку…»

— Кстати, если ты вдруг захочешь мне отомстить или не выполнить мою

просьбу, — скучающим голосом произнес вызыватель духов, — то через

несколько часов у тебя отнимутся ноги. Слышал такое слово — акупунктура?

Так вот, она может не только лечить, но и вредить…

Алекс дернулся всем телом и привстал на локтях.

— Ах ты…

— Но-но, — предостерег Святослав. — Лучше меня не злить, а то ведь могу

отключить тебе какой-нибудь не слишком важный для выполнения моего

задания орган…

— Ненормальный, — прошипел Алекс, очень медленно поднимаясь на

ноги. — Мои друзья уже вызвали милицию…

Святослав покачал головой.

— Вряд ли. Думаешь, почему они так запросто бросили тебя здесь?

Выбравшись из защитного круга, дух тут же подмял их волю и заставил

делать то, что нужно ему.

Алекс поморщился.

— Бред какой-то.

— Не волнуйся, скоро ты сам во всем убедишься, — заверил его

Святослав. — Тебе лучше поторопиться, до рассвета осталась всего пара

часов. Одевайся давай, и нечего корчиться, не так уж это и больно.

— Тебе-то откуда знать, — буркнул Алекс, надевая разбросанную по полу

одежду и с трудом удерживаясь от того, чтобы броситься на чертового

сатаниста.

Святослав усмехнулся и расстегнул несколько пуговиц на серой рубахе. Вся

его шея и грудь были испещрены тонкой сеткой шрамов.

— Мне же тоже нужна защита.

— Маньяк, — уже не так уверенно произнес паркурист.

В голове царил первозданный хаос. У Алекса было такое ощущение, будто он

спит и видит не слишком приятный… да что там, ужасный сон! Вот только

разве можно испытать во сне такую боль? Хоть волком вой…

Так, а ну хватит!

Паркурист попробовал взять себя в руки и здраво оценить происходящее… С

одной стороны, все это кажется полным бредом — перед ним стоит

абсолютно неадекватный псих, место которому в самой грязной палате для

умалишенных. С другой… что-то глубоко внутри уверенно заявляло: этот

человек не врет или, по крайней мере, искренне верит в то, что говорит.

— Возьми мою куртку, — предложил Святослав, протягивая потертую

спортивную куртку с белой надписью «Адидас». — К чему лишнее внимание

привлекать?

«А вот и возьму!» — зло решил паркурист.

— Допустим, — очень медленно проговорил Алекс, аккуратно натягивая на

голое тело куртку и с сожалением косясь на останки любимой футболки. — Я

найду эту девушку…. что помешает этому твоему духу переместиться в

другое тело?

Опыт просмотра фильмов ужасов давал о себе знать.

— Не выйдет, — хихикнул вызыватель духов. — Та часть узора, что я успел

нанести на тело девушки, удержит его внутри. Однако это не помешает духу

влиять на других людей, так что не удивляйся, если друзья будут не очень

рады твоему возвращению.

«Черт с тобой, — решил Алекс — Найду ребят, а там уж мы вместе решим, что делать дальше. А если не найду? Хотя по домам они разойтись не могли, ведь я остался здесь… Они бы меня не бросили! Вот только почему тогда в

дверь не ломятся вызванные друзьями омоновцы? И вообще непонятно, как

они могли убежать, бросив меня здесь, ведь справиться вчетвером с одним

человеком не составило бы для них никакого труда. Впрочем, сейчас главное

вырваться отсюда, а там уж разберемся…»

— Ну я пошел их искать? — не очень уверенно спросил Алекс.

— Давай, давай, — милостиво разрешил Святослав. — Не забывай, у тебя

осталось не так много времени, сейчас половина пятого, а девушка должна

быть здесь уже в шесть. Конечно, ее придется оглушить. Надеюсь, для тебя

это не составит труда? Ну там, всякие моральные ограничения вроде «я не

бью девушек»?

Алекс неопределенно пожал плечами.

— Ладно, сам разберешься. Да… и выйди, пожалуйста, тем же путем, каким

вошел.

Алекс мчался по городу, с удивлением прислушиваясь к своим ощущениям.

Как ни странно, он действительно не чувствовал никакой боли! Даже уже

давно ставшее привычным нытье коленного сустава куда-то исчезло! В этом

сумасшедший сатанист не обманул, а что касается всего остального… Алекс

раз за разом прогонял в голове все произошедшие события и никак не мог

определиться, стоит ли верить Святославу. В любом случае, скоро все станет

ясно, ведь друзья наверняка отнесли девушку к Сергею, благо его дом

находится в том же районе…

Поворот.

Перепрыгнуть через ограду.

На асфальтовой дорожке можно ускориться.

Вот только даже быстрый бег не мог выветрить из мыслей засевшую в них

обиду. Почему?! Почему они бросили его?! Он-то всегда полагал, что на

друзей можно положиться…

Алекс добрался до дома Сергея за четверть часа, побив все рекорды скорости.

Горючая смесь раздражения, злости и обиды выжимала из тела все, на что

оно было способно. Вихрем взлетев на последний, пятый этаж, он нажал на

кнопку звонка и прислушался. В квартире послышались шаги, а в следующий

миг дверь распахнулась, и на пороге возник хозяин квартиры.

— Алекс! — обрадованно вскричал Сергей. — Я уж думал, сатанист принес

тебя в жертву.

— Не принес, — холодно ответил Алекс — Несмотря на то что вы меня там

бросили.

Тренер по акробатике пожал плечами.

— Мы должны были спасти девушку.

— А на меня, значит, плевать? — еще сильнее разозлился Алекс.

Он-то надеялся, что акробат сейчас назовет какую-нибудь вескую причину

или хотя бы начнет оправдываться…

— Мы должны были спасти девушку, — монотонно повторил Сергей. — Ты

проходи, чего на лестнице стоять.

Акробат посторонился, пропуская друга внутрь.

В комнате на стульях расселась вся команда паркуристов, а на кровати, закутавшись в клетчатый плед, возлежала спасенная девушка. Красиво

очерченные губки были недовольно надуты, а взгляд зеленых глаз просветил

Алекса насквозь. С виду самая обычная стерва… Даже нервного тика не

наблюдается, ведь именно им вроде бы страдают одержимые злыми духами.

Или нет? А вот цвет глаз действительно подходящий для всякого рода

мистических действ…

— Это кто? — мягко поинтересовалась она.

Бархатный, буквально сбивающий с ног эротизмом голос ударил Алекса под

колени, чуть не уронив на пол. С огромным трудом он заставил себя устоять

на дрожащих ногах, но толпы мурашек забегали по израненной спине с такой

скоростью, что он затаил дыхание, боясь даже пошевелиться.

— Алекс, — пояснил Сергей. — Он помогал нам спасти тебя.

— Привет, — довольно сдержано поздоровались с ним друзья какими-то

бесчувственными, механическими голосами.

Алекс удивленно уставился на паркуристов, мигом забыв о странной реакции

на голос девушки. Что это с ними?! Даже неугомонный Темыч и тот

среагировал на его появление довольно вяло!

Злость дала Алексу сил совладать со странной дрожью.

— Как вы могли бросить меня там?! — все еще не веря своим глазам и ушам, спросил он.

— Мы должны были спасти девушку, — пояснили паркуристы, причем все

четверо произнесли фразу одновременно и совершенно монотонно, отчего по

спине Алекса вновь забегали мурашки величиной с кулак.

— Ребят, вы себя нормально чувствуете? — на всякий случай уточнил он.

Впрочем, все и так было понятно. Просто Алекс до последнего не хотел

верить в то, что сатанист… то есть вызыватель духов, не врал.

— Замечательно, — хором ответили друзья.

— Ты бы тоже мог чувствовать себя замечательно, — мягко проговорила

девушка, — но ты какой-то неправильный… Иди сюда.

Как ни странно, в этот раз ее прекрасный голос возымел обратное действие.

Алексу стало так противно, будто он проглотил что-то несвежее. А еще он

вдруг разом почувствовал все царапины на своем теле. Это была не боль, нет… Алекс не смог бы точно описать это ощущение, даже если бы очень

захотел. Щекотный огонь?

Алекс неожиданно для себя рассмеялся.

— Иди сюда, — с легким удивлением повторила девушка, но он и не подумал

двинуться с места.

Зеленые глаза девушки полыхнули злобой, и в тот же миг стоящий рядом

Сергей резко повернулся к Алексу и схватил за плечо.

— Что этот вызыватель духов сделал с тобой?!

У Алекса перехватило дыхание. Все, теперь от правды не спрячешься —

Святослав говорил правду! Но что же делать?!

— С тобой что-то не в порядке, — медленно проговорил Темыч, вставая с

кресла.

— Со мной?! — нервно переспросил Алекс — Это с вами со всеми явно что-

то не в порядке Очнитесь! Эта мерзость управляет вами!

Слайд и Дис тоже поднялись со своих мест.

— Мы должны спасти девушку, — напомнил Сергей и дернул Алекса за

куртку.

Раздался звук разрываемой ткани, и взорам паркуристов открылся

изрезанный сотнями царапин торс.

— Уберите его от меня! — неожиданно визгливо вскричала девушка.

И куда делся тот приятный эротичный голосок?

Алекс не успел даже толком испугаться, как на него бросились собственные

друзья. Шарахнувшись в сторону, он было дернулся к девушке, но ему тут же

преградил дорогу Сергей.

— Мы должны спасти девушку, — прошипел он Алексу, хватая его за рукав.

— Тьфу на вас.

Оставив в руках у акробата порванную куртку, Алекс на всех парах рванул

прочь из квартиры. Сбегая по лестнице, он слышал за своей спиной топот

ног. Мельком оглянувшись, Алекс отметил, что за ним последовали лишь

трое его друзей, а Сергей, по всей видимости, остался охранять одержимую

девушку. Выскочив из подъезда, Алекс побежал вдоль дома, судорожно

вспоминая, как выглядит балкон Сергея. Как это часто бывает в

экстремальных ситуациях, план действий созрел сам собой, без особого

участия со стороны мозга.

Обогнув пятиэтажку, Алекс с разбегу запрыгнул на желтую трубу, опоясывающую дом приблизительно на уровне груди, и сразу же ухватился за

нижний край ближайшего балкона.

Пока Алекс подтягивался на руках, одна его часть размышляла над тем, как

можно добраться до одержимой девушки, миновав Сергея, а вторая…

клокотала от ярости. Да как эта тварь смеет управлять людьми, превращая их

в своих марионеток и лишая свободы?! С другой стороны, теперь он знает, что друзья его не бросали по своей воле… Да и как он вообще мог подумать о

них такое?

Он забрался на балкон второго этажа и посмотрел на окна квартиры Сергея.



Она располагалась в нескольких десятках метров правее, и Алексу

предстояло совершить несколько прыжков с балкона на балкон. В обычное

время ему бы даже в голову не пришло подобное сумасшествие, но сейчас

просто не оставалось другого выбора. Там засела мерзкая гадина, посмевшая

украсть у его друзей самое ценное — свободу. Что ж, она еще поймет, что не

на того нарвалась. Если и есть люди, умеющие по-настоящему ценить

свободу, то это паркуристы.

— Нет преград, есть лишь препятствия, — тихо проговорил Алекс.

Внизу появились трое паркуристов и полезли за ним. Стараясь оторваться от

них, Алекс на время забыл об инстинкте самосохранения и перепрыгнул на

находящийся правее балкон, но преследователи с удивительным проворством

лезли вверх, довольно быстро догоняя его. Под влиянием духа они будто

получили дополнительные силы…

Алекс еще никогда не лазил с такой скоростью. Дважды он чуть не срывался

вниз, с огромным трудом удерживаясь на слабеющих пальцах. Все-таки

события сегодняшнего дня уже давали о себе знать, и никакая акупунктура не

могла вернуть растраченные силы. Зато Темыч, Слайд и Дис, похоже, не

знали усталости. Когда Алекс собрался с силами и перепрыгнул на балкон, находящийся рядом с квартирой Сергея, его друзья отставали всего на один

этаж.

Он вынужден был остановиться, стараясь справиться с одышкой и слабостью

в руках. Лазить с такой скоростью на высоте пятого этажа очень трудно не

только физически, но и морально, поэтому перед последним прыжком нужно

было хоть немного прийти в себя. Но короткая передышка дала

преследователям достаточно времени, чтобы настигнуть Алекса.

— Мы должны спасти девушку, — победно сказал Темыч, залезая на балкон.

— Темыч, это же я! — хрипло крикнул Алекс — Очнись! Вспомни, паркур, свобода! Не позволяй какой-то непонятной твари отбирать у тебя самое

ценное!

Его друг замешкался на какое-то мгновение…

— Убрать его, — напомнил Слайд с соседнего балкона.

— Она управляет вами!

В окнах квартиры загорелся свет, и из нее донеслись удивленные крики:

— Кто здесь?!

Темыч повернул голову на крик, и этой заминки вполне хватило Алексу, чтобы собраться с силами и прыгнуть на балкон Сергея.

Уцепившись за край железного бортика, он из последних сил рванулся вверх

и забрался на балкон. Ударив всем весом тела в слабую дверь, Алекс влетел в

квартиру вместе с ней.

— Ты что здесь делаешь? — взвизгнула одержимая духом девушка.

— А ты думала, я подожму хвост и убегу?! — прохрипел Алекс, вскакивая на

ноги.

— Мы должны спасти девушку, — рявкнул тренер по акробатике, вставая у

него на пути.

— Спасем, спасем, — заверил его Алекс и прыгнул вперед, метясь ногой в

солнечное сплетение друга.

Сергей с легкостью увернулся от нападавшего — рефлексы оказались

сильнее влияния духа, но Алексу только это и было нужно. По инерции

пролетев дальше, он всем своим весом рухнул на кровать и подмял под себя

девушку. На время забыв о том, что под ним хрупкое существо женского

пола, он несколько раз со всей силы ударил ее по лицу и тут же инстинктивно

сжался, ожидая удара в спину.

Но ничего подобного не произошло. С легкой опаской Алекс приподнял

голову и посмотрел на Сергея. Его друг лежал на полу и не делал никаких

попыток подняться. С улицы доносились крики разбуженных жителей дома.

Алекс с содроганием смотрел за тем, как Святослав наносит на тело спящей

девушки последние части узора. Очень аккуратно, даже, если можно так

сказать, нежно вызыватель духов резал ножом молочно-белую кожу.

— Смотри, — наконец сказал он, отложив в сторону нож.

Алекс хотел спросить, куда именно ему смотреть, но тут над телом девушки

появилось нечто… Туманное, полупрозрачное и очень противное. Алекс не

мог точно сказать почему, но непонятное облако вызывало именно это

чувство.

— Противно, правда? — с усмешкой поинтересовался Святослав. — Эта

мерзость настолько противоречит нашей природе, что одним своим

присутствием вызывает жутко гадливое ощущение. Конечно, в том случае, если ты не попадаешь под его влияние.

Тем временем странное образование начало уменьшаться, будто нечто

невидимое, вроде пылесоса, постепенно затягивало его, пока дух не исчез

вовсе.

— Ну вот и все, — довольно сказал Святослав. — Работа сделана.

Алекс посмотрел на лежащую на полу девушку. Красивое молодое тело с ног

до головы покрывали глубокие царапины.

— Ей теперь придется с этим жить.

— А что такое? — делано удивился вызыватель духов. — За все ошибки надо

платить, между прочим, ее никто не заставлял играть с потусторонними

силами.

— Бедная девушка, — вздохнул Алекс.

— Ну за нее-то ты можешь не волноваться, — заверил его Святослав. — Эта

дама из очень богатой семьи. Пара несложных пластических операций, и от

шрамов не останется и следа.

— А разве они не должны сохраниться? — неуверенно спросил Алекс.

— Нет, узор уже выполнил свое предназначение, — покачал головой

Святослав. — Кстати, Александр, ты довольно неплохо справился с работой.

Возможно, мне бы пригодился такой помощник, молодой и сильный… Я буду

неплохо платить, да и работа интересная…

Мысли Алекса сейчас больше занимал вопрос, что будет с его друзьями, пойманными на чужих балконах. Едва оглушив девушку, он тут же оттащил

ее к Святославу, даже не подумав позаботиться о потерявших сознание

паркуристах. Алекс слишком боялся, что ноги перестанут двигаться до того, как он успеет добраться до квартиры вызывателя духов.

— Для начала я хотел бы, чтобы у меня ничего не отнялось, — слегка

нервничая, напомнил он. — Давай, акупунктурь меня уже.

— Да брось, — отмахнулся вызыватель духов. — И ты поверил в эту чушь? Я

же пошутил. Уложи юную даму на кровать, и пойдем выпьем кофейку.

Положив руку на плечо паркуриста и мягко подтолкнув его в сторону кухни, Святослав незаметным движением вытащил сидящую у Алекса за ухом

тончайшую иголку.

— Так как насчет карьеры вызывателя духов?

Павел Корнев

Путь Кейна. Одержимость

Высушенный летним зноем терновник полыхал ярким, почти бесцветным

пламенем. Почти бесцветным, но от этого не менее жарким — лепестки огня

обвивали сгоравшего заживо демона и танцевали вокруг него хаотический

танец очищающего обряда. Вбитые в запястья и лодыжки серебряные гвозди

лишили исчадие тьмы всякой надежды на спасение, но оно все же раз за

разом проверяло на прочность глубоко ушедшие в дерево штыри. Обрывки

одежды на одержимом демоном уже занялись пламенем, и по мере того, как

начала обугливаться плоть, рывки становились все слабее, а вопли тише и

бессвязней.

Изменивший направление ветер снес на меня серые хлопья пепла, яростный

жар опалил лицо, но, наблюдая за конвульсиями одержимого, я и не подумал

отойти на безопасное расстояние. Гори, тень тебя забери, гори! Подыхай, тварь!

Впрочем, если разобраться — демон уже сдох, когда арбалетный болт пробил

грудь человеку, в которого тот по неосторожности вселился. Вот уж не думал, что сумеречник серебро не учует. Повезло. Мне повезло — не ему. На такой

улов, видит тень, я и не рассчитывал.

Кинув на землю ненужный более арбалет, я швырнул в огонь последнюю

охапку хвороста и, вытерев полой белой рубахи вспотевшее лицо, повернулся

к топтавшимся неподалеку людям. Должно быть, в глазах у меня отразились

отблески пламени; все почтительно потупились. Все — даже приставленный

ко мне дедом старый вояка Кевин Свори. Один лишь священник перекрестил

обмякшее тело одержимого и спокойно выдержал мой взгляд.

Ухмыльнувшись, я поднял с кочки чадящий факел и подошел к

пришпиленному к земле кинжалом и двумя ножами косилыцику —

выбравшейся из Ведьминой плеши на запах крови твари ростом в полтора

локтя. Вот так посмотришь — кукольный мастер спьяну смастерил из корней

деревьев на потеху детворе страшилище. Но похожие на лезвия серпов

длинные когти могли поспорить остротой с заточенными подгорными

мастерами клинками. Оглянувшись на священника, я взмахом руки обдал

косилыцика каплями горящей смолы, и тот тихонько завыл от огня, опалившего землистого цвета шкуру.

— Грешно наслаждаться страданиями других, — приблизился ко мне святой

отец.

— Даже адского создания? — прищурился я, разглядывая незнакомого

церковника.

Невысокий, плотный, лет за сорок, широкое лицо по имперской моде

выбрито. Не будь на нем коричневого балахона братства святого Патрика, решил бы, что передо мной мельник или зажиточный лавочник. Вот только

глаза…

— Даже так, — уверенно заявил церковник и, сложив на груди руки, прочитал короткую молитву.

И столько в его словах было силы, что опаленный каплями горящей смолы

демон только раз и дернулся, прежде чем обряд изгнания отправил его

сущность обратно в преисподнюю. Тем не менее я вытащил из висевших на

поясе ножен короткий меч и несколькими ударами отрубил приплюснутую

голову с широкой пастью, полной острых зубов.

— Думаете? — От почти прогоревшего куста терновника нестерпимо несло

горелой человечиной, так что устроенное священником представление меня

только позабавило. В самом деле, не стоит здесь задерживаться — как бы из

Ведьминой плеши еще кто на дармовое угощение не явился. А значит, надо

вытаскивать из этого дохлого пугала мои ножи, пока от его ядовитой крови

клинки ржавчина не прихватила. — Какими судьбами вас сюда занесло?

Отец…

— Отец Густав, — правильно понял причину моей заминки церковник. — Я

новый настоятель монастыря Святого Патрика.

— Это как раз понятно, — кивнул я и взмахом руки подозвал Эдвина, державшего на поводу мою лошадь. — Вопрос был: что вам понадобилось на

этой заброшенной дороге.

— Мы решили срезать путь, господин Кейн, — объяснил узнавший меня

охранник настоятеля — крупный малый в доходившей до середины бедра

кольчуге.

Шею у него прикрывал кольчужный ворот, шлем с глухим забралом был

приторочен к седлу здоровенного гнедого жеребца, который нервно раздувал

ноздри, беспокоясь из-за запаха дыма.

— По заброшенной дороге? — удивился я, ломая голову, где встречал этого

здоровяка раньше. Нет, не припомню. Но он точно из местных: и стрижен по-

нашему коротко, и знать меня в лицо приезжий никак не может. Священник

вот не знал. — Не думал, что в здравом уме люди так близко к Ведьминой

плеши приближаться рискуют.

— А сам как? В здравом уме, нет? — тихонько пробурчал мне на ухо Эдвин и

успокаивающе похлопал по крупу мелко дрожавшую Звездочку.

А что я? Подумаешь, у границы прошелся! Да еще не один, а под охраной

старины Свори и двух его оруженосцев. Вон с взведенными арбалетами и

сейчас от плеши глаз не отводят. Ерунда, в детстве с братом и то дальше

забирались. Куда как дальше…

Я перевел взгляд с заброшенной дороги — наглядного подтверждения, что

силы тьмы медленно, но неуклонно расширяют свои владения на землях Тир-

Ле-Конта, — на Ведьмину плешь и вновь прищурился из-за кусавшего глаза

дыма. Отсюда посмотришь — ничего особенного. Разве что листва пожухлая, да сухостоя больше. Ну и небо в той стороне куда темнее. А вот если

приглядеться…

Жесткая, будто металлическая проволока, серая трава, перекрученные

чужеродной силой стволы деревьев, лиловые цветки и длинные загнутые

шипы неведомых растений. И тишина… Ни птаха не мелькнет, ни кузнечик

на той стороне не застрекочет. А уж что здесь по ночам творится…

— Исчадия преисподней не страшны тем, у кого вера сильна, — начал

перебирать четки отец Густав. — Тем более при свете солнца.

— Это не ответ, — вытащив из седельной сумки флягу, я сделал добрый

глоток вина и, закашлявшись, забрызгал рубиновыми каплями рубаху.

Ох тень, не в то горло пошло! Это все из-за Эдвина, не иначе — старый слуга

смотрел на меня с немым упреком в глазах. Ладно, хоть побоялся при чужих с

нравоучениями лезть.

— Мы ожидаем преподобного Карла Арнсона — настоятеля монастыря

нашего братства в Арли, — переглянулся с охранником священник. — И

решили встретить его в Старых ключах.

— Зачем по этой дороге-то поехали? — Я не дал увести разговор в сторону, почувствовав какую-то недосказанность.

— Последний раз в Тир-Ле-Конте преподобный был несколько лет назад и

вполне может отправиться короткой дорогой.

— И что с того? — рассмеялся я. — Его вера не так сильна, как ваша?

— Он просто не представляет., как опасен этот путь ночью, — смиренно

ответил церковник, пропуская мой смех мимо ушей.

— Как выглядит ваш гость? — Кевин Свори — седоусый рыцарь,

выполнявший особые поручения моего деда, — легко вскочил в седло и

направил к нам своего коня.

— Выглядит лет на полсотни, ростом с меня, но гораздо худее. На подбородке

красное родимое пятно, — перечислив, задумался отец Густав. — Так, Жерар?

— Носит простой серый балахон, на среднем пальце левой руки перстень с

вырезанной на рубине печатью ордена, — добавил от себя охранник

священника. — Свита в полдюжины человек: слуга и пятеро телохранителей.

Путешествуют верхом.

— Не встречали. — Я стянул через голову испачканную гарью, вином и

кровью рубаху и кинул ее Эдвину, который зацокал языком, разглядывая след, оставленный у меня поперек ребер когтем косильщика. Поджившая царапина

меня уже не беспокоила, но все же, пожалуй, стоит промыть ее крепким

вином. Хоть серой хворью я в свое время и переболел, но мало ли…

— Никого не было, — закивал слуга, передав мне свежую рубаху. — Не

могли мимо нас проскочить…

— Может, в пути задержался или по объездной дороге отправился. —

постарался скрыть свое беспокойство священник. — Жерар, мы точно

засветло до Старых ключей доберемся?

— Точно. — Охранник поправил висевший в петле обоюдоострый боевой

топор. — Только надо поторопиться — вечереет.

— Нас подождите. — Неожиданно для себя я принял решение

присоединиться к заинтересовавшему меня настоятелю монастыря и, сделав

еще один глоток вина, убрал флягу в седельную суму. — Вместе веселее…

— Нам возвращаться надо, — напомнил мне хмурый Свори, которому уже

порядком осточертело со мной нянчиться.

А уж тащиться неведомо куда по такому солнцепеку… Он и так весь в своем

панцире взопрел.

— Не хочешь совершить богоугодное дело? — скривился я, упорствуя на

своем вовсе не из-за особой любви к церковникам. Просто после

возвращения в Тир-Ле-Конт разговор с дедом предстоит не из приятных, а до

завтра, глядишь, он чуток остыть успеет. — Поехали, развеемся…

— Хорошо, — кивнул Свори, поджав губы, но оспаривать приказ не

решился. — Кольчугу надень.

— Еще чего! — фыркнул я, не собираясь накидывать поверх рубахи даже

камзола, и забрался в седло. Понятно, что старому рыцарю поперек горла

приказы мальчишки полутора десятков лет от роду выполнять. Да только

деваться ему некуда — хоть княжеский перстень рода Лейми и унаследует

мой старший брат, я, как ни крути, тоже внук своего деда. Ничего, недолго

охране меня терпеть осталось — давно уже пора к отцу в Альме

возвращаться. — Рони! Нож мой принеси! Только смотри, до лис-токрута не

дотрагивайся. И лезвие не лапай, протри сначала!

— Сам бы забрал, — не отказал себе в удовольствии проворчать Свори, который вовсе не пришел в восторг оттого, что его оруженосцу придется

углубиться на десяток шагов в Ведьмину плешь. Да еще вытаскивать

метательный нож из излишне любопытной твари, пришпиленной к дереву

моим броском.

— Мог бы — забрал. — Я не стал ничего объяснять, проверяя, насколько

хорошо очистилось от крови демона лезвие кинжала. Сейчас смешно

вспомнить, но когда отец узнал о моих с братом вылазках в Ведьмину плешь, влетело нам изрядно. Тогда он и стребовал с нас обещание никогда больше не

соваться в это проклятое место. И об этом обещании не преминул мне перед

поездкой в Тир-Ле-Конт напомнить. — Эдвин, арбалет возьми.

Прищурившийся рыцарь, вокруг глаз которого залегли глубокие морщины, дождался, пока Рони — долговязый белобрысый парень всего на пару лет

постарше меня — высвободит из старого вяза метательный нож и вернется к

нам, и только после этого придирчиво осмотрел снаряжение оруженосцев.

Усиленные зерцалами кольчуги, шлемы с бармицами и толстые кожаные

штаны и куртки могли пригодиться на случай схватки с пошаливавшими в

округе разбойниками или выбравшимися из плеши демонами, но в такую

жаркую погоду в них можно было запросто свариться заживо в собственном

поту.

Я вытер взмокший лоб и оглядел пронзительно-голубое небо. Ни облачка. И

хоть дело уже к вечеру близится, солнце жарит ничуть не меньше, чем

несколько часов назад. Еще раз оглядел сгоревшее почти до костей тело, дождался, пока священник заберется на невысокого смирного конька, преспокойно общипывавшего осинку, и направил Звездочку на заброшенную

дорогу, обочины которой заросли высокой травой.

Закончив устраивать разнос младшему из оруженосцев — круглолицему и

полноватому Анри, не от большого ума расстегнувшему усиленную

бронзовыми бляхами куртку, Свори тут же нагнал меня и поехал рядом.

Передавший через него нож Рони ускакал вперед проверять дорогу, а его

проштрафившийся товарищ плелся сзади, глотая поднятую копытами наших

лошадей пыль.

Обернувшись, я убедился, что Эдвин, собирая мои пожитки, не отстал, вытащил флягу и немного отхлебнул. Подумал — и протянул вино Свори.

— Стоило оно того? — Сделав всего один глоток, вытер длинные усы

рыцарь, знавший меня с пеленок.

— Да, — нисколько не колеблясь, твердо заявил я и убрал флягу в седельную

суму. — Стоило.

— А по мне, так скормить душу человека демону — самое последнее дело, —

глядя в сторону, вздохнул мой телохранитель.

— Фредерик умирал три седмицы. — Я сплюнул в дорожную пыль и оглядел

открывшийся по левую стороны дороги широкий луг. — Три седмицы он

гнил заживо только из-за того, что этот ублюдок Дункан отравил клинок! А

лекари даже не могли унять его боль! Вот тогда я и пообещал устроить так, что смерть этого недоноска ни на тень не будет легче. Я слово сдержал.

Кровь за кровь и прах к праху.

— Это детство в тебе играет, сынок. — Приложив ладонь ко лбу, старый

рыцарь осмотрел неровную стену кривых деревьев, отделяющую нас от

Ведьминой плеши. — Видят тени, со временем начинаешь понимать, что для

человека нет никакой разницы — четвертуешь ты его или без затей голову

отрубишь. Важен лишь результат.

— Угораздит угодить в ад, скажи об этом Дункану, — хмыкнул я, не обращая

внимания на столь вольное обращение. — Бедному ублюдку, который думал, что умнее всех.

— Не стоило тебе возвращаться в Тир-Ле-Конт, — нахмурился Свори. —

Если князь узнает, как ты обошелся с Дунканом, я тебе не завидую.

— Не если, а когда. — Я вновь достал флягу с вином. — Плевать.

— Храбришься? — Седоусый рыцарь посмотрел на меня так пристально, словно собирался сосчитать глотки.

— Учусь отвечать за свои поступки. — На солнцепеке вино моментально

ударило в голову и развязало язык. — Будь что будет, и гори оно синим

пламенем. Жаль только, святоша с косилыциком все испортил…

— Тень тебя забери, Кейн! — Свори хлопнул ладонью по луке седла. — Разве

я не учил тебя, что ненависть слишком опасна — она дурманит голову и

мешает… устранить врага наиболее простым способом именно тогда, когда

это необходимо. Запомни: простота — залог успеха, а своевременность —

долгой жизни.

— Знаю, — я лишь улыбнулся в ответ.

— Тогда откуда в тебе это? — Понизив голос, рыцарь перехватил

украшенные серебряной чеканкой поводья Звездочки. — Откуда? Какой толк

охотиться на демонов? Скольких ты сегодня убил? Четверых?

— С сумеречником — пятерых. — Я обернулся посмотреть на торчавшую из

земли каменную стелу. А ведь всего шесть лет назад, когда мы с отцом только

уезжали в Альме, до Ведьминой плеши отсюда было версты три, не меньше!

А теперь вот она — рукой подать.

— Капля в море! Даже разрежь ты на куски и поджарь на медленном огне

сотню сумеречников, это ничего не изменит. Имя им — легион. Да один

тайнознатец чарами или вон — церковник молитвой за день изгонит демонов

больше, чем ты сожжешь за всю свою жизнь!

— Изгонит? Обратно в преисподнюю? И что это изменит? — оскалился я. —

Подумаешь, домой вышвырнули! Вернутся! Вот сумеречника я навсегда во

тьму отправил! Сдох он! И косильщик бы сдох, не помешай мне церковник!

— Да какое тебе дело до этих проклятых созданий?! — взорвался Кевин

Свори. — Изгнали, и ладно! Забудь!

— Они принесли серую хворь. — Я взглянул в глаза старому рыцарю, которого при упоминании лютовавшей в Северных княжествах дюжину лет

назад болезни просто перекорежило. И было от чего — зараза эта выкосила

почти каждого десятого жителя Тир-Ле-Конта. Мы с братом тоже от нее не

убереглись, но смогли выкарабкаться. Мы смогли, а мама — нет.

Ничего не ответив, Свори протянул руку, и я передал ему вытащенную из

седельной сумы флягу. Дождался, пока помрачневший рыцарь вернет ее

обратно, и допил плескавшееся на донышке вино. Дальше мы ехали молча.

Конь Рони взвился на дыбы, когда дорога вильнула, огибая неглубокий овраг, и вплотную приблизилась к заросшей высокой травой канаве. С трудом

удержавшись в седле, оруженосец слишком поздно заметил выскочивших на

дорогу трех черных зверей, которые в ярком свете солнца казались

растянутыми каплями первородной тьмы. Не удивительно, что прицелиться

он толком не успел и арбалетный болт впустую прошел намного выше

нюхальщиков, рванувших через овраг к Ведьминой плеши. Напоминавшие

горбатых волков с острыми вытянутыми мордами твари в один миг

взобрались на пологий склон и метнулись через небольшое поле к

спасительным зарослям терновника.

Не обратив внимания на предостерегающий крик Свори, я пятками направил

лошадь наперерез и, чувствуя, как ударивший в лицо ветер начинает

раздувать рубаху, вытащил седельный меч. Ну же! Быстрей!

Только тень знает, каким чудом не вылетев из седла, я несся по полю и

старался не думать, каков будет итог этой безумной скачки, если на пути

подвернется кротовья нора. Впрочем, вино и азарт вскоре вышвырнули из

головы эти никчемные мыслишки, и, замахиваясь мечом, я орал от восторга.

Словно шкурой почуяв опасность, нюхальщик метнулся в сторону, но

длинный клинок все же чиркнул его по загривку. Тяжелое лезвие, легко

рассекшее плоть демонического создания, угодило меж костяных пластин, и в

следующий миг рукоять меча вырвало из моей вспотевшей ладони.

Натянув поводья, я выскочил из седла и, выхватывая из висевших на поясе

ножен короткий меч и кинжал, бросился к поднявшемуся на лапы раненому

демону. В глубоко посаженных черных глазах нюхальщика вспыхнули

багровые огоньки безумия, и он зубами попытался перехватить лезвие

кинжала. Легко сместившись в сторону, я наотмашь врезал ему по уху витой

гардой и сразу же ткнул зажатым в правой руке коротким клинком во впалое

брюхо. Завизжав от боли, тварь припала к земле, но тут подоспевший Свори, остановив коня, выстрелил из арбалета ей в голову.

— Кто учит тебя управляться с мечом, мальчик? — Тяжело дыша, рыцарь

привстал на стременах, наблюдая за зарослями терновника, в которые

нырнули улепетывавшие со всех ног нюхальщики.

— Никто. — Я поднял с земли седельный меч и, поправив прилипшую к

мокрой от пота спине рубаху, на ватных ногах поплелся к отбежавшей к

оврагу Звездочке.

— Оно и видно, — язвительно заметил седоусый рыцарь, направляя коня

следом.

— Просто рука вспотела. — Закусив с досады губу, я забрался в седло.

В голове шумело, сердце колотилось, а в пересохшем рту стоял мерзкий

привкус желчи. Тень! Как же неудачно с мечом получилось! Теперь

въедливый старикан всю дорогу пилить будет, еще и деду о моей промашке

расскажет.

— Конечно-конечно, с кем не бывает, — глумливо кивнул Свори, который за

подобную оплошность вполне мог спустить шкуру с кого-нибудь из своих

оруженосцев, и, перестав улыбаться, дернул себя за ус — В Альме что, так

сложно хорошего мечника найти? Или Патрик на тебя совсем рукой махнул?

— Предыдущий наставник считал, что без шишек и тумаков его уроки

пройдут для меня впустую. — Звездочка тихонько побрела через луг обратно

на дорогу, но я не стал ее подгонять. — Пришлось отказаться от его услуг.

— Зря, может, хоть так из тебя бы толк вышел. — Рыцарь взмахом руки вновь

отправил Рони вперед, и мы поскакали следом за умчавшимся по дороге

оруженосцем.

— Вряд ли. — С сомнением покачав головой, я глотнул из протянутой мне

фляги. Холодная вода смыла привкус желчи, но сейчас куда уместней

оказался бы глоток вина. — Отцовским лекарям так и не удалось приживить

ему пальцы на правой руке.

— Ты сказан — предыдущий учитель? — внимательно глянул на меня

Свори. — А что нынешний?

— Пока еще не встречались, — усмехнулся я. — Отец перед самым отъездом

какого-то моряка нанял.

— Оболтус с какой-то затаенной гордостью — не столько лично за меня, сколько за уроженца Тир-Ле-Конта — усмехнулся в усы Свори и велел Рони

ехать напрямик через заброшенное поле.

До Старых ключей — небольшой деревеньки на самой границе с княжеством

Арли — мы добрались уже ближе к вечеру. Дневная жара к этому времени

спала, и я накинул поверх запыленной рубахи камзол — иначе имелся риск

быть заживо съеденными комарами, коих в этой в этой болотистой местности

водилось просто несчетное количество. Немного успокоившись при виде

частокола, ограждавшего поселение в полсотни домов, Свори разрешил снять

шлемы оруженосцам, и те с наслаждением подставили раскрасневшиеся лица

посвежевшему за время пути ветру.

Дежурившие на воротах и дозорной вышке караульные при нашем появлении

даже усом не повели — прямо за околицей остановился на ночлег идущий в

Тир-Ле-Конт имперский караван. Несколько десятков работников споро

разбивали шатры и палатки, а дюжина стражников следила, как бы местные

оборванцы не прокрались к фургонам, из которых уже выпрягли лошадей.

Надутый от собственной важности тип — не иначе староста или еще какой

прыщ на ровном месте — в компании с купцом ходил по пятам за

тайнознатцем, ставившим защитные чары.

— Остановимся на ночь? — предложил я, заметив нескольких симпатичных и

не очень девиц, с интересом посматривавших на обозников.

И прохаживавшиеся поблизости крепкие парни только подтвердили мою

догадку о причинах такого интереса. Все верно: почти все торговые обозы из

Империи, что направляются через Арли в Тир-Ле-Конт, на ночевку здесь

останавливаются. А народец у нас ушлый, давно сообразил, на чем лишнюю

монетку заработать можно.

— Нет, — рявкнул Свори, перехватив мой взгляд.

— А вы, святой отец, что скажете? — повернулся я к настоятелю

монастыря. — А назавтра вместе с караваном поутру в путь двинетесь.

— Если нашего гостя нет в Старых ключах, мы все же попробуем его

нагнать, — вздохнул отец Густав. — Иначе, боюсь, может сложиться не самое

лучшее мнение о нашем гостеприимстве.

— С проверкой едет? — догадался Свори и, усмехнувшись, оглушительно

засвистел.

Мешавший обозному тайнознатцу мужик, на колпаке которого серебряной

нитью был вышит герб Старых ключей, вздрогнув, развернулся, открыл рот

для гневного окрика и… мигом растерял весь свой гонор, узнав моего

телохранителя.

— Живо сюда! — рявкнул на него седоусый рыцарь и грозно похлопал

кожаными перчатками по луке седла.

— Чем могу служить, господин Свори? — Помощник старосты согнулся в

три погибели и заискивающе заглянул ему в глаза, теребя снятый с головы

колпак.

На широком поясе с украшенной чеканкой медной пряжкой у него висел

здоровенный тесак, но, судя по новеньким ножнам с серебряными клепками, нацепляли его исключительно перед приездом важных гостей.

— Патриканцы у вас остановились?

— Нет, господин Свори, — искоса глянув на коричневый балахон святого

отца, опустил глаза помощник старосты, постная морда которого прямо-таки

напрашивалась на добрый пинок сапогом.

— Мимо они проехали. — Уверенной походкой бывалого рубаки подошел к

нам от ворот пожилой стражник в выгоревшем на солнце и застиранном до

серости дублете с распущенной почти до пупа шнуровкой. Не иначе, нашедший теплое местечко ветеран. Хотя нет: на перекинутом через плечо

ремне, с которого свисал пехотный меч в потертых ножнах, вместо обычной

застежки — княжеская Черная роза. Выходит, за порядком сюда

приглядывать направили. — До Наковальни засветло успеть рассчитывали.

— Давно проехали? — уточнил рыцарь, потеряв всякий интерес к

переминавшемуся с ноги на ногу помощнику старосты.

— Часа с два. — Стражник погладил короткую бородку и слегка поклонился

настоятелю монастыря.

Даже не поклонился — так, наметил поклон. Оно и понятно: не в Империи, чай. Пусть спасибо скажут, что дед их монастырь вообще не закрыл. Из

Ронли вон давно всех церковников взашей выгнали.

— Благодарю. — Свори кивнул ветерану и повернулся к отцу Густаву: — Вас

проводить?

— Будем очень признательны, — не стал скромничать священник. — Как бы

ночь в дороге не застала.

— Зачем? — усмехнулся я. — Разве страшны исчадия преисподней тем, у

кого вера сильна?

— А разбойники? — вздохнул отец Густав. — Не всякого безбожника удастся

вразумить молитвой и проповедью. А как говорил святой Патрик: нет

никакой доблести сложить голову из-за пустого бахвальства.

— Тогда в путь! — Свори не дал мне времени придумать хоть какую-либо

причину, чтобы остаться в Старых ключах.

Я привстал на стременах, собираясь приказать ему поворачивать обратно, но, поймав укоризненный взгляд Эдвина, передумал и направил Звездочку вслед

за остальными. Все равно до Тир-Ле-Конта сегодня добраться уже не успеем, а что Старые ключи, что Наковальня… Одна тень.

Во дворе Наковальни — постоялого двора, поставленного на месте

заброшенной кузницы, — выл пес. Выл, выл и выл. Не смолкавший ни на

мгновенье собачий плач действовал на нервы, и насторожившийся Свори

велел оруженосцам проверить оружие, надеть шлемы и держать ухо востро.

— Кейн, кольчуга, — напомнил мне рыцарь, оглядываясь по сторонам.

— Забудь, — буркнул я, хоть и понимал, что дело, скорее всего, действительно нечисто.

Будь на постоялом дворе все в порядке — пес давно бы уже по хребту

поленом получил. С другой стороны — лиходеи этот вой тоже бы терпеть не

стали. И все же что там стряслось? Места здесь глухие, может, стоит все же

кольчугу надеть?

— Мальчишка, — прошипев, ясно выразил свое отношение ко мне седоусый

рыцарь и скомандовал: — Не отставать!

— Старый пердун, — не остался в долгу я, но Свори, к счастью, уже отъехал

на приличное расстояние и ничего не расслышал.

Когда мы подъехали к высокому бревенчатому забору, из-за которого торчала

остроконечная крыша двухэтажного постоялого двора, тоскливый собачий

вой сменился яростным лаем и лязгом цепи: пес носился по двору. Легко

соскочив из седла на землю, Свори обнажил меч и велел вооружившимся

арбалетами оруженосцам следовать следом. Жерар, настороженно озираясь

по сторонам, вытащил из петли боевой топор, настоятель, бормоча себе под

нос молитву, начал перебирать четки.

— Жди здесь, — кинул я поводья Звездочки Эдвину, который попытался

всучить мне взведенный арбалет и, достав пару метательных ножей, отправился вдогонку за уже заглянувшим в распахнутые ворота рыцарем.

— Эй ты! Брось меч! — рявкнул на кого-то Свори, когда хриплый лай

цепного пса резко оборвался и послышался жалобный скулеж. — Живо!

Заскочив во двор вслед за оруженосцами рыцаря, я успел заметить, как

молодой парень в накинутом поверх кольчужной безрукавки длинном сером

плаще разжал руку и уронил тяжелый полесский меч рядом с уже затихшим

кобелем.

— Что здесь происходит? — Указав Рони на конюшню, Свори начал

медленно приближаться к неподвижно замершему парню таким образом, чтобы не перекрыть линию стрельбы второму своему оруженосцу — Анри.

Внимательно приглядевшись к хранившему молчание рыжеволосому парню, по лицу которого катились крупные капли пота, я решил, что на местного

уроженца он не похож. Скорее уж это подданный герцога Йорка. Там все

через одного рыжие и конопатые.

— Вы кто такие?! — Видимо, заслышав чужие голоса, выскочил на крыльцо

постоялого двора худой старик в серой хламиде, подпоясанной обычным

обрывком веревки.

За его спиной в двери мелькнул еще один вооруженный человек.

— Что здесь происходит? — уже спокойней повторил вопрос Свори, который

моментально приметил и розовую кляксу родимого пятна на подбородке

старика, и печатку с крупным рубином. Приметил, но команду опустить

арбалеты оруженосцам так и не дал.

— Ваше преподобие! — заскочив во двор, замахал руками отец Густав. —

Все в порядке, это мы!

— О! Дорогой друг! — Старик, оказавшийся тем самым преподобным

Карлом Арнсоном, как-то не очень уверенно, будто был немного пьян, спустился с крыльца.

— И все же что здесь происходит? — совсем спокойно, тихо и скучно вновь

поинтересовался седоусый рыцарь.

Что обычно следует за таким обращением, мне было прекрасно известно, а

потому я отступил к забору и перевел взгляд на дверной проем. Как бы

сейчас заварушка не началась.

— Разбойники напали на постоялый двор, — впервые удосужил его ответом

старик. — К сожалению, мы опоздали и смогли спасти только дочку хозяина.

— Где она? — Свори подошел к крыльцу, не обращая внимания на охранника

настоятеля арлийского монастыря, который уже поднял с земли меч.

— В доме — Церковник жестом велел второму своему охраннику освободить

рыцарю дорогу и отвернулся от подскочившего к нему отца Густава. —

Только прошу, не мучайте ее расспросами, у девочки небольшое помутнение

рассудка и она почти не говорит.

— Хорошо, — кивнул Свори и зашел в дом.

Прикинув, что ничего интересного во дворе в любом случае уже не случится, я спрятал метательные ножи и поспешил за ним. Гнало вперед меня не

столько любопытство, сколько трезвый расчет — на постоялом дворе

наверняка найдется что-нибудь перекусить, а у меня во рту с утра маковой

росинки не было.

Впрочем, все мысли о еде сразу же испарились, стоило ударить в нос

тяжелому запаху смерти. Первый труп валялся прямо у порога: одному из

охранников церковника чем-то тяжелым размозжили голову. Крови было

столько, что пропитавшийся ею серый плащ казался в тусклом освещении

черным.

Всего в обеденной зале оказалось семь трупов — меж перевернутых и

порубленных столов лежали еще два церковника и четверо плохо одетых

мужиков, вооруженных дубинками и топорами. Залетные разбойники?

Скорее всего. Местные смерды тоже, конечно, пошаливают, но напасть на

постоялый двор у них кишка тонка.

Свори подошел к ведущей на второй этаж лестнице и, ухватив за волосы, приподнял голову ничком лежавшего на ступеньках крепкого парня, у

которого оказалось перерезано горло.

— Вышибала, — узнал мертвеца рыцарь и, осторожно отпустив голову, вытер

руки о штанину. — Девочка где?

— Она там, в комнате, — указал рукой на одну из дверей зашедший с улицы

Карл Арнсон. — Я прошу вас, будьте помягче с бедным дитем.

Ничего не ответив, Свори распахнул указанную дверь, и оттуда тотчас

выскочила светловолосая девчонка лет десяти. Невысокая, с двумя длинными

косицами, в доходившем до колен ситцевом сарафане. И бледная, как мел.

Обхватив руками церковника, дочь трактирщика уткнулась ему в балахон и

затряслась в беззвучном приступе плача.

— Как все произошло? — спросил Свори у прислонившегося к стене

охранника, поняв, что из девчонки сейчас и слова не вытянешь.

— Мы зашли с улицы, и на нас сразу же накинулись. — Парень молчал, вместо него ответил настоятель арлийского монастыря.

Он усадил захлебывавшуюся слезами девчонку на стул, и та, спрятав

заплаканное лицо в ладонях, тихонько заскулила.

Жерар и Эдвин, оставившие лошадей во дворе, заинтересовались рассказом

и, обойдя стороной лежавший у входа труп, зашли внутрь. Отец Густав

сунулся было следом, но тут же зажал рукой рот и выскочил наружу.

Решив не терять время на выслушивание всей этой ерунды, я отправился

прямиком на кухню. Вот там-то меня и проняло по-настоящему. Хоть в

портовых кабаках Альме частенько доводилось наблюдать весьма

неприглядные последствия пьяных поножовщин, здесь все оказалось намного

жутче: именно на кухне налетчики расправились с семьей и прислугой

хозяина постоялого двора. И сделали они это с какой-то нечеловеческой

жестокостью, не пощадив ни женщин, ни детей.

Ухватив первый попавшийся под руку жбан с пивом, я сделал несколько

глотков и, только когда крепкий хмельной напиток ударил в голову, пзревел

дух. Зачем же всех убивать было?

Женщин — жену и старшую дочь содержателя постоялого двора —

разбойники задушили, двух сыновей зарезали кухонными ножами, а самому

хозяину размозжили голову обухом валявшегося тут же колуна. Непонятно

зачем притащенному сюда слуге Арнсона, опознанному мной по серому

плащу, как и вышибале, перерезали горло, а какому-то старику в обносках

сожгли лицо, засунув головой в растопленную печь.

Стараясь успокоить дыхание, я отвернулся к окну и вновь присосался к

жбану с пивом. Тень! Теперь ночью кошмары сниться будут. И аппетит

надолго пропадет — залитая кровью кухня постоялого двора больше всего

напоминала пыточную какого-то весьма неряшливого палача.

И все же что-то меня здесь удерживало. Мешало уйти в обеденную залу или

просто закрыть глаза. Заставляло раз за разом разглядывать распростертые на

полу тела. Что-то во всем этом настораживало, но что именно — понять

никак не получалось.

Испачкав подошву в залившей пол крови, я вытер сапог о тряпку и

неожиданно для себя выругался. Могу, конечно, заблуждаться, но всех этих

людей убили на кухне и никуда после смерти не перетаскивали — лужи

крови не смазаны и натекли рядом с телами. А это уже кое о чем говорит…

Опустившись на корточки рядом со слугой Арнсона, я внимательно осмотрел

его перерезанное горло, но, не углядев ничего подозрительного, перешел к

старику с сожженным лицом. А вот с ним все оказалось совсем не просто: обноски точно с чужого плеча, ногти аккуратно подстрижены, а на ладонях

ни одной мозоли. И кроме того — на среднем пальце левой руки белая

отметина от недавно снятого кольца.

Что бы это значило?

Выпрямившись, я покачнулся от ударившего в голову хмеля и выглянул в

обеденную залу. Отказавшись от безуспешных попыток разговорить

находившуюся в шоке от пережитого девочку, которая все так же прятала

лицо в ладонях, Свори у открытого окна что-то втолковывал остававшимся во

дворе оруженосцам.

Проверив заточку предназначенного для чистки и разделки рыбы узкого

ножа, я наконец взял себя в руки и уже совершенно спокойно вышел в

обеденную залу. Эдвин, учуяв свежий запах перегара, положил на стол

арбалет, но я, даже не взглянув в сторону старого слуги, прошел мимо. В

голове было пусто, на душе тоскливо, и только гнавшее по жилам кровь

сердце разжигало начавший медленно захлестывать меня огонь бешенства.

— Кейн? — Свори отвернулся от окна.

Настоятель арлийского монастыря, замолчав, тоже напряженно следил за

моим продвижением к входной двери. И чего, тень забери, он глаза вылупил?

Смотреть больше не на что?

— Ничего, — мотнув головой и нарочито пьяно покачиваясь, я пошел дальше

к выходу во двор.

На полпути остановился и, словно собираясь что-то спросить, повернулся к

охраннику Арнсона. Спрашивать, впрочем, ничего не стал — молча воткнул

ему под подбородок разделочный нож. Выпучив глаза, парень схватился за

торчащую из шеи рукоять, но ноги у него подкосились, и он сполз по стене на

пол.

— Эдвин! — Развернувшись, я едва успел присесть: молния, вылетевшая из

руки чернокнижника, принявшего облик настоятеля арлийского монастыря, ударилась в стену над моей головой и брызнула каскадом жгучих искр.

Доски облицовки тут же посерели и осыпались невесомыми струйками

пепла.

Едва не пропустив удар, Кевин Свори в последний момент отвел меч второго

фальшивого охранника кованым наручем и, выхватив из ножен кинжал, загнал его в глазницу не успевшему отпрыгнуть парню.

Жерар, не вполне разобравшись, что происходит, замахнулся топором на

чернокнижника, но небольшой огненный шарик, сорвавшийся у того со

сложенных ладоней, угодил крепышу в грудь. В следующее мгновенье

заклятие лопнуло, разметав по зале клочья окровавленной плоти, обрывки

одежды и раскаленные звенья кольчуги.

Я выхватил метательный нож, но заклинатель одним неуловимым движением

оказался рядом с дочкой хозяина постоялого двора и, приставив к шее

девочки изогнутый клинок, прижался спиной к стене. Лицо Карла Арнсона

стекло с него, словно размокшая маска, слепленная из необожженной глины.

Превращение заняло доли секунды, и уже через миг перед нами оказался

совершенно другой человек. Куда более худой, горбоносый, с тонкими

бледными губами и мелькавшими в глазах сумасшедшими огоньками.

— Бросайте оружие, или она умрет! — оскалившись, крикнул чернокнижник

с решимостью загнанной в угол крысы.

Переглянувшись с Эдвином, Кевин Свори положил кинжал на подоконник и

медленно вытащил из ножен меч, явно решая, стоит ли выполнять этот

приказ. Останься у заклинателя колдовские силы, он бы всех нас мигом по

стенам размазал. Так что за нож чернокнижник схватился только от

безысходности. Но что ему в таком состоянии в голову взбредет — одним

теням известно.

— Быстро! — теряя терпение, поторопил нас слуга тьмы, на лице которого

выступили капли кровавого пота. — И тех, что во дворе, зовите!

— Зачем? — Пьяно усмехнувшись, я шагнул к нему.

— Зовите! Или я ее… — Для большей убедительности чернокнижник слегка

уколол клинком шею девочки, и из-под острия потекла тоненькая струйка

крови.

Глаза ребенка закатились, но колдун удержал ее на ногах.

— А нам-то что? — Я оперся левой рукой о стол и развернулся к заклинателю

боком, скрывая нож, зажатый во второй руке. — Режь, мы потом тебя

порежем. На куски. Медленно.

— Загубите невинную душу? — тяжело выдохнул не поверивший моей

угрозе чернокнижник.

Все верно — нелегко всерьез выслушивать такое от подвыпившего пацана

пятнадцати лет от роду. Прав ли он? Да только тень знает…

— Это ты ее загубишь. А мы тебя. Вот сдашься — чин по чину, княжескому

правосудию предадим. Поверь мне, сожжение на костре вовсе не самое

худшее, что может приключиться с вашим братом. — Я специально говорил

медленно и размеренно, и заклинатель нервничал все больше.

— Заткните его! Быстро мечи на пол! — Он вновь сорвался на крик и

стрельнул глазами на Свори, замершего с обнаженным клинком в руке.

Перенеся весь свой вес на стол, я подался вперед и метнул в позабывшего про

осторожность чернокнижника нож, зажатый в опущенной под столешницу

руке. Заклинатель даже пискнуть не успел, как клинок вонзился ему в горло

и, перебив хрящи, на всю длину лезвия ушел в плоть. Дочь хозяина, взвизгнув, рванулась от него прочь, и я шагнул ей навстречу.

Какая-то часть сознания отметила, что рывок девчушки слишком уж

стремителен, а в следующий миг из пальцев неестественно вытянувшихся

девичьих рук, разрывая кожу, выскочили длинные когти. Отдергивая голову, я

начал отмахиваться ножом, почти завалившись назад, но уйти из-под удара

успел лишь благодаря угодившему в грудь одержимой арбалетному болту.

Отбросив самострел, Эдвин выхватил из-за голенища сапога складной нож с

лезвием почти в пол-локтя длиной и кинулся мне на помощь. Я не собирался

отстраненно наблюдать за схваткой старого слуги, когда-то бывшего очень

неплохим мастером ножа, да только давно уже подрастерявшего былую

форму, однако ноги меня не слушались, а залитая кровью левая щека горела

огнем — один из когтей одержимой все-таки успел рассечь кожу. Впрочем, моя помощь Эдвину не понадобилась: тварь вырвала арбалетный болт, причем из перерезанного горла не пролилось ни капли крови, но тут почти

одновременно выстрелили Рони и Анри, прибежавшие на звук схватки с

улицы.

И все же, несмотря на смертельные для обычного человека ранения, одержимая демоном девчонка никак не умирала. Наоборот, одним рывком

поднявшись с пола, она прыгнула к Свори, выставившему перед собой меч.

Зайдя со спины, Эдвин в длинном выпаде попытался перерезать ей

сухожилия ног, но сам едва увернулся от стремительно развернувшейся

твари, которая все больше теряла человеческий облик, превращаясь в

настоящее исчадие тьмы.

Существо, в котором почти ничего не осталось от симпатичной

светловолосой девочки, не дожидаясь, пока оруженосцы перезарядят

арбалеты, прыгнуло на старого слугу, но заскочивший со двора отец Густав

уже начал выкрикивать слова изгоняющей демонов молитвы. И вера

священника действительно оказалась крепка: при первых же его словах тварь

пронзительно заверещала и вскоре в судорогах билась на полу; по мере того

как власть создания тьмы над телом девочки слабела, из оставленных

арбалетными болтами ран все сильнее струилась почти черная кровь.

— Аминь, — тяжело вздохнув, завершил молитву священник и обессиленно

опустился на стул.

— Как догадался? — Свори кинул мне чистую тряпицу и двумя ударами меча

отрубил голову чернокнижнику.

— У настоящего церковника на пальце отметина от кольца осталась. —

Приложив к располосованной щеке тряпку, я поморщился от боли. — Твою

тень!

— Терпи. В следующий раз умнее будешь, — усмехнулся, глядя на мои

мучения, седоусый рыцарь, вспотевшее лицо которого сейчас, как никогда, напоминало вырезанную из дубовой доски маску. — Так сложно нас

предупредить было?

— Чернокнижник с меня глаз не спускал. Хитрый, сволочь. Только дохлый

какой-то…

— Если бы демон из него силы не тянул, этот задохлик — всех нас к теням

отправил бы, — покачал головой Свори, вытирая клинок.

— Что за демон, кстати? — Я с трудом поднялся на ноги, но тут же бухнулся

на стул.

— Вельнский наездник. — Рыцарь посмотрел на священника, опустившегося

на колени рядом с разорванным почти напополам телом Жерара. — Ты не

знал, что девчонка одержима?

— Откуда? Если б знал…

Я вновь поднялся на ноги и побрел к выходу, пожалуй, впервые в жизни не

испытывая удовольствия от вида демона, отправленного во тьму. Наоборот, застывшее на полу окровавленное тело девочки вызывало лишь желание обо

всем забыть. Забыть и поскорее отсюда убраться. Куда глаза глядят. Пусть на

ночь глядя, только бы выкинуть из головы вновь ставшие голубыми детские

глаза.

И ведь можно было ее спасти, можно! Всего-навсего и требовалось-то — не

махать ножом, а сперва отца Густава позвать. Да только задним умом все мы

крепки. Если бы да кабы…

Но где-то в глубине души хуже собственного бессилия меня грызло совсем

другое. На одной чаше внутренних весов там качалось стремление

уничтожить демона. На другой — спасти чем-то зацепившую за живое

девчонку. И если быть честным хоть с самим собой, этот благородный порыв

никак не мог перевесить заветное — мрачное, отдающее горьковатым

привкусом слез и до одури пахнущее дымом и кровью — желание

собственными руками порвать на куски всякую вышедшую из Ведьминой

плеши тварь. Желание, которое преследовало меня большую часть жизни.

Желание, которое умрет только вместе со мной…

— Эдвин! Пива тащи! — И, захлопнув за собой дверь, я вышел во двор.

Убить дракона

Старик, сидевший на вросшем в землю валуне, раздраженно выбил о камень

потухшую из-за моросившего дождя трубку и спрятал ее в холщовый

мешочек. Серая ткань его плаща давно промокла, а стекавшие по длинным

седым волосам капли неприятно щекотали морщинистую шею. Однако он не

собирался искать укрытия и терпел сырость, начавшую потихоньку

вытягивать из тела тепло, — те, в ожидании кого старый провидец провел

этот ненастный день на продуваемом всеми ветрами холме, могли появиться

с минуты на минуту.

Старик сунул мешочек с трубкой в дорожную суму, спрятал озябшие кисти в

длинные рукава плаща и тяжело вздохнул. Сумрачно было у него на душе, сумрачно. Будто и там все затянули серые осенние облака, что медленно

ползли по небу, едва-едва не цепляясь за макушки высоких сосен. Слишком

уж много зависело от разношерстной компании, отправившейся в поход к

Драконьему холму. И слишком многое могло спутать тщательно выверенные

планы, разметав их, как ветер развеивает оставшийся на пожарище пепел.

Не было ли ошибкой во всеуслышание объявить пророчество, мимолетной

искрой мелькнувшее в голове? Так ли все сложится, как ему привиделось? И

не сможет ли жест отчаянья, призванный направить судьбы мира в нужное

русло, вызвать лавину, которая погребет под собой последние ростки

надежды?

Печально усмехнувшись, старик только покачал головой. Что толку гадать?

Наверняка могли знать только боги. Но его боги давно мертвы…

Эльф, человек, гном и орк появились уже ближе к вечеру. Усталые и

промокшие, они с трудом протащили через густые заросли орешника

тяжеленный короб и, не останавливаясь отдохнуть, начали восхождение к

вершине холма. Ноги скользили на раскисшем от дождя склоне, и несколько

раз только гном, хватавший орка под локоть, удерживал того, да и всех

остальных от падения.

Старик сложил на груди руки и вновь тяжело вздохнул: добрались. И пусть

верст от ближайшего тракта требовалось пройти не так уж и много, вряд ли

хоть кто-то поставил бы даже медяк на то, что представители издревле

враждовавших меж собой рас смогут преодолеть это расстояние, не

вцепившись друг другу в глотки. Да, хрупкое перемирие продолжалось

третий год, и люди, оттеснившие орков в Закатные топи, остановили свое

продвижение к морю, а зеленокожие, в свою очередь, не пытались выдавить

эльфов из горловины между Зимними горами и Восточным кряжем. Но

ненависть никуда не делась — слишком долго она копилась, чтобы ее можно

было сбрасывать со счетов. Вот продлись это шаткое равновесие еще хоть

полвека, и тогда, быть может, привычка к мирной жизни пересилит вековую

вражду. А пока… Пока хватит одной искры, чтобы вновь вспыхнула война.

Впрочем, старый провидец почти не сомневался, что ничего страшного за

время пути не произойдет. Дай разумным цель — и если они действительно

разумны, то тотчас забудут про былые разногласия. Главное — подыскать

подходящую задачу. Сказки о всеобщем благоденствии и терпимости в этом

деле не помогут: всегда найдутся те, для кого замшелые традиции или

сиюминутная пожива окажутся важнее будущей выгоды. Тем более выгоды

обоюдной. Другое дело спаять — не дружбу, нет — союз чужой кровью.

Кровью того, кого ненавидят и боятся все без исключения разумные

существа, даже безмозглые северные тролли.

Кровью драконов — первых богов этого мира.

Старик несколько раз кивнул, словно соглашаясь с собственными мыслями.

Ни у одной расы, чьи представители упорно взбирались на крутой склон, не

было причин для любви к былым повелителям этого мира. Бежавшие от

владычества драконов эльфы долгие века скитались по чужим мирам, дожидаясь случая вернуться домой. Гномы отсиживались в своих подгорных

пещерах, опасаясь лишний раз выбраться наружу. Орки прятались в лесных

чащах, вздрагивая всякий раз, когда на деревья набегала тень гигантских

крыльев. А люди… Пока драконы правили миром, людям здесь не было

места.

И так уж вышло, что, только объединившись, карабкавшиеся по склону холма

могли рассчитывать уничтожить последнего из былых повелителей неба.

Гном найдет уязвимое место в каменной чешуе. Эльф споет песнь, пробуждающую дракона от многовекового сна. Орк, прирожденный охотник, нанесет удар копьем точно в момент пробуждения, когда дух владыки уже

покинет царство Старого Короля, но еще не успеет оживить занемевшее от

долгого бездействия тело. И только чары человека смогут навсегда отправить

душу последнего дракона во тьму.

Людвиг Арк-Рангир — внучатый племянник самого императора и без пяти

минут эрл Льежский — едва удержался на ногах, когда подошвы сапог в

очередной раз проскользнули на мокрой траве, и недобрым словом помянул

ввязавшего его в эту авантюру канцлера. Сам по себе последний дракон того

интересовал мало, но…

«Нам нужен мир, нам нужен мир…»

Людвиг понимал это не хуже канцлера. Последняя военная кампания против

орков особых успехов не принесла, да и стычки с эльфами на северном

берегу Дубовой в последнее время становились все ожесточенней. Того и

гляди начнется полномасштабная война, чего допускать никак нельзя — из

Степи приходили все более тревожные известия. Так что сейчас хотя бы

десяток лет передышки людям был необходим, как глоток воздуха

утопающему. Тешить себя надеждой, будто удастся выстоять, сражаясь

против нелюдей сразу на нескольких фронтах, могли только недалекие

кретины.

А значит, придется сжимать зубы и терпеть этих выродков, тем более что в

случае успеха его ждет не только всеобщее уважение, но и вполне реальная

награда. И кто знает, быть может, именно роль Людвига в этом деле заставит

некоторых задуматься, так ли важно это пресловутое первородство…

— Привал? — Заметив подходящую площадку, прикрытую от ветра крутым

склоном холма, молодой рыцарь остановился и выжидательно посмотрел на

своих спутников, едва сдерживаясь, чтобы не схватиться за меч.

Было у Людвига предчувствие, что ничего хорошего от попутчиков ждать не

придется. Эльф хлипкий, пальцем ткни — переломится, зато гонору на

десяток рыцарей хватит. Молодой рыцарь эльфов не любил. Точнее —

ненавидел. Пусть не так сильно, как орков, но на шее этой лесной твари он с

удовольствием бы опробовал заточку меча. Неоднократно…

Эльф, не дожидаясь ответа остальных спутников, выпустил веревку, и короб с

зачарованным копьем плюхнулся на землю. Ничуть не смутившись этим, длинноухий преспокойно уселся на землю под росшим на склоне холма

кустом.

Людвиг тяжело посмотрел на упавший в грязь короб, но оттаскивать на траву

не стал и лишь перевел взгляд на орка. Надежды, что этот задохлик, который

и под тяжестью промокших шкур уже шатается, сумеет справиться с

тяжеленным копьем, было немного. Единственный, на кого можно

положиться, — приземистый коротышка гном с заплетенной в две косички

длинной бородой — положения в любом случае не спасал. Если что пойдет

не так, он поможет выиграть лишь столько времени, сколько понадобится

дракону на пережевывание двойного плетения кольчуги. А значит, до

амулета, зачарованного лучшими тайнознатцами школы Тлена, дело может и

не дойти. Что ж, выходит, опять все будет зависеть только от него самого. И

его меча…

Скинув на траву дорожный мешок, гном — Орн Торигрон — уселся на него

сверху, вытащил из-за голенища короткого полусапожка тряпку и принялся

протирать клевец. Нельзя сказать, будто имелся хоть какой-то смысл

заниматься оружием именно сейчас, но Орну казалось, что его правая ладонь

горит огнем. Гном поморщился и украдкой вытер руку, испачканную

прикосновением к орку.

Какая жалость, что приходится терпеть это животное! Насколько проще бы

стало жить, просто размозжив голову этой грязной твари!

Вот только подземный мастер давно уже вышел из неразумного возраста и

прекрасно осознавал, что не может ослушаться решения Совета родов и

пройдет этот путь до конца. Хоть многие старейшины и не поверили в байки

о последнем драконе, высказывать свои сомнения в пророчестве подгорный

народ не стал — даже несколько лет мира и свободной торговли сулили

неплохие барыши. И пусть это затишье перед бурей может оказаться слишком

коротким, оно позволит переждать грядущую схватку варваров.

Варваров? Именно!

Орн убрал тряпицу и, взвесив в руке клевец, только усмехнулся себе в бороду, хотя иной подгорный мастер давно бы уже расхохотался в голос. И было

отчего — те корявые железяки, которыми вооружились орк и эльф, ничего

кроме смеха вызвать не могли. Ну бронзовый ятаган орка еще ладно — в

конце концов, что с них взять, животные, они животные и есть — но

длинноухие-то о чем думают? Слегка изогнутый широкий меч был способен

только на одно — вызывать жалость к существу, сработавшему подобное

непотребство. Вот люди, те в оружии и доспехах разбираются. Недаром

человек бросал завистливые взгляды на кольчугу Орна. И у самого дылды

меч весьма неплох. По меркам людей, разумеется.

Гном вытащил из дорожного мешка бутыль с горючим зельем и нахмурился.

Не будь век людей так короток, они, несмотря на свое сумасбродство и

непостоянство, могли бы представлять для подгорного народа серьезную

опасность. А так… не успевают они настоящей мудрости и основательности

набраться. Вот если эльфы за ум возьмутся, тогда всем остальным туго

придется. Но лесные зазнайки слишком заносчивы, чтобы признать

ошибочность выбранного пути.

Игрум Снежный лис — лучший охотник и следопыт Зимних гор — уселся

рядом с только-только занимающимся костерком, в который гном плеснул

горючее зелье, и накинул на плечи шубейку, пошитую из цельной шкуры

горного медведя. Расслабившись, он прислушался к мерному шороху дождя и

привычно положил ладонь на рукоять ятагана.

Орк был доволен. Скоро, совсем скоро он убьет зверя, которого никогда еще

не поражал ни один орк. Скоро все узнают, что он великий охотник! И тогда-

то ушедшие в Степь раскольники поймут, кто является истинными детьми

Прародителя! А потом…

Орк мечтательно оскалился: скоро все узнают, кто настоящие хозяева этого

мира! Великая охота ему предстоит, великая!

Но как быть с жертвой Прародителю? Игрум нахмурился и сам не заметил, как тихонько заворчал себе под нос. Всякое великое дело должно

сопровождаться великой жертвой — иначе удачи не видать. И как быть?

Впавший в мучительные раздумья орк через некоторое время нашел выход и

вновь радостно осклабился. Снежный лис принесет жертву после охоты! И

это будет гном! Орк чуть не пустился в пляс вокруг костра. Великое дело —

редкая жертва! Но после… Сейчас хвататься за ятаган нельзя — и эльф, и

человек настороже. А уж когда необходимость в этом бородаче пропадет, эти

двое и слова не посмеют сказать великому охотнику.

Элиринор Лиственник — принц клана Рассветного ветра — задумчиво водил

пальцем по заточенной кромке деревянного бумеранга и ждал, пока его

спутники закончат трапезу. Отвратительный запах паленого мяса смешивался

с вонью потных тел, мокрой медвежьей шкуры и оружейной смазки. И хоть

ветер немного разгонял гарь, выдержка принца подвергалась серьезному

испытанию.

Эльф поправил закрывавший волосы капюшон плаща и проверил, не падают

ли редкие капли дождя на налучье. Терпеть общество этих неполноценных

оставалось уже недолго. После придется пройти обряд очищения, но пока он

ничем не должен выдавать своего раздражения. Если на этом холме

действительно закаменел в многовековом сне последний из драконов, то в

одиночку с ним не совладать.

Дракон!

Слово это ледяной волной пробежало по спине Эли-ринора, оставив после

себя непередаваемо гадкий осадок. Лишь драконам удалось поработить

лесной народ, и лишь из-за владычества драконов эльфы бежали из этого

мира. И пусть было это в незапамятные времена, но перворожденные ничего

не забывают. Даже то, что забыть надо. Да, теперь о тех темных событиях

могут поведать только ветхие летописи, но дракон должен быть уничтожен.

Не столько чтобы его кровь смыла пятно позора с народа леса, сколько чтобы

не допустить возвращения тех мрачных дней.

Лиственник пробежался равнодушным взглядом по сидевшим у костра —

ненавидеть можно лишь равных себе, а эти недостойны даже презрения — и

поднялся на ноги. Не стоит терять время.

— Пора. — Слово, выдавленное эльфом сквозь зубы, прозвучало как приказ, но человек, покосившись, лишь откромсал охотничьим ножом окорок от туши

копченого кабана, разогревавшейся над костром.

— Перекуси.

Людвиг прекрасно знал, что лесной народ не употребляет в пищу дичи, но

сдержаться не мог. Слишком уж надменно вел себя этот эльф. И слишком

много друзей рыцаря полегло в лесах на северном берегу Дубовой.

— Вкушающий мертвое мясо сам всего лишь мясо, — несколько коряво

перевел Элиринор с эльфий-ского древнюю мудрость своего народа и

отступил на шаг назад.

— Кто мясо?! — возмутился человек и, ухватив эльфа за полу плаща, рванул

к себе. — К тебе по-хорошему…

Угрем извернувшись, Лиственник выскользнул из плаща, и по плечам у него

рассыпались длинные серебристые волосы. Сообразив, что зашел слишком

далеко, человек тут же выкинул окорок, но оскорбленный эльф все равно

полоснул его по горлу зажатым в руке боевым бумерангом. Жизнь Людвигу

спасли лишь давным-давно вбитые в бесчисленных схватках рефлексы —

отполированная деревяшка, подобная заточенной до бритвенной остроты

стали, смахнула четыре пальца с подставленной под удар левой ладони. Боль

на мгновение ослепила человека, а в следующий миг он пырнул эльфийского

принца в живот охотничьим ножом.

И тут же перекатился в сторону. Орк, уже успевший размозжить голову

гному, промахнулся, и тяжелый ятаган глубоко ушел в дерн. Меч вскочившего

на ноги человека, сверкнув по широкой дуге, с размаху опустился на спину

Снежному лису, и закаленное лезвие легко рассекло медвежью шкуру.

Высвободив глубоко засевший в жилистом теле клинок, Людовик вторым

ударом снес бившемуся в предсмертных судорогах орку голову и на всякий

случай вонзил острие меча между лопаток эльфу, безжизненно уткнувшемуся

лицом в траву.

Почти теряя сознание от боли, терзающей левую кисть, Людвиг наклонился, чтобы оторвать от эльфийского плаща тряпицу, но неожиданно для себя упал

на колени. Ошеломленно мотая головой, человек попробовал встать, да

только яд северной сосны не оставил ему на спасение ни единого шанса: судорожно пытаясь отдышаться, молодой рыцарь вновь опустился на землю и

скорчился рядом с потухшим костром.

Дремавший на вершине холма старик открыл глаза, медленно поднялся с

замшелого валуна и скинул с головы капюшон, подставляя лицо каплям

осеннего дождя. Наделившие его даром пророчества боги в очередной раз не

слукавили, и все случилось именно так, как открылось ему в видении. Что ж, чему быть, того не миновать. А не миновать теперь долгих веков войн и рек

пролитой крови. Крови, которая щедро пропитает каждую пядь этого мира и

в конце концов пробудит богов, спящих до поры до времени мертвым сном.

Старый провидец потер на мгновенье появившееся на его морщинистой щеке

татуированное изображение крылатого змея, кусавшего собственный хвост, и

принялся спускаться с холма, даже не оглянувшись на скалу, отдаленно

напоминавшую формой голову дракона. И спускался он не просто навстречу

багровым лучам закатного солнца, пробивавшимся через обложившие небо

облака. Нет, провидец шел навстречу будущему, в котором вновь появилось

место и ему, и его богам. Навстречу большой войне.

Сергей Малицкий

Пристрелка

Фиделя по кличке Проныра следовало дематериализовать. Псевдоорганики в

теле за семьдесят процентов, в башке — свыше половины, поводов для

признания кибером нашлось бы предостаточно. Знаете, как это делается? Да-

да, вам дают карты с тысячью бессмысленных вопросов, и как бы вы на них

ни отвечали, комиссия сделает тот вывод, который считает нужным. В другой

ситуации государственная машина перемолола бы жалкое полумеханическое

существо по имени Фидель Гонсалес, не задумываясь, есть ли под его шкурой

что-то человеческое или нет, но на этот раз она жаждала мести. Тихой

ликвидации предпочла громкий процесс, на котором мошенник, террорист и

убийца получил пожизненное заключение. Смерть для Гонсалеса была бы

слишком легким выходом.

Начальник тюрьмы под Рио-Майо Рауль Оливера наблюдал через

пуленепробиваемое стекло за новым подопечным. Фидель скорчился в углу

бетонного отстойника, явно не ожидая от дальнейшей судьбы ничего

хорошего. Помощник Оливеры Пабло Поштига почтительно кашлянул в

дверях.

— Особый режим? — спросил, не оборачиваясь, Рауль.

— Именно так, шеф, — вновь кашлянул Пабло. — Предельная строгость при

максимально возможной сохранности объекта. Иначе говоря, персональный

ад лет на десять. Больше у нас еще никто не протянул.

— Посмотри на него, — с сомнением скривил губы Оливера. — Не выдержит

и года. Какой же это кибер? Имплантированный доходяга. Что на нем?

— Много, — помощник зашелестел страницами дела. — Только доказанных

убийств более пятидесяти. Но есть подозрения, что взрыв детского автобуса в

Сан-Пауло три года назад — тоже его рук дело. По неофициальным

подсчетам общий список жертв не менее двухсот человек. Кроме этого ряд

мошеннических сделок на общую сумму около миллиарда долларов. Кстати, особое внимание следует уделить охране осужденного от возможных

покушений.

— Ты имеешь в виду его счеты с колумбийцами? — поинтересовался

Рауль. — Слышал. Наследил он в Латинской Америке. Порой я просто

гордость за земляка испытывал, когда листал газеты. Помнишь историю с

захватом катера, набитого героином? Насколько я понял, колумбийцы

обещали утопить Проныру так же, как он утопил их главаря? Жаль, в суде

этот случай не рассматривался. Иска не было, вероятно? Удивительно, но

Гон-салес поступил довольно гуманно. Не выпустил кишки пленникам, не

отрезал гениталии — просто сбросил в воду.

— На съедение акулам, — кивнул Поштига. — Я бы поступил на его месте

точно так же. Правда, затем сбросил бы туда же и Проныру. На его беду, в той

истории утонули не все. Так что иск к Гонсалесу есть, пусть и

неофициальный. Но, думаю, что как, раз утопление ему не грозит. У нас с

водой не очень.

Помощник хихикнул, а Оливера удовлетворенно кивнул. Пытка жаждой

входила в арсенал специальных средств. Вода выдавалась ограниченными

порциями один раз в день. Достаточно быстро вновь прибывшие понимали, что есть что-то ценнее еды, курева, наркотиков, женщин. Без воды

заключенные превращались в животных. Когда надзиратель, проходя по

коридору, специально расплескивал воду на пол, многие из них лезли на

стену. Не то чтобы Оливера был чрезмерно жесток. В жестокости скорее

можно было обвинить Поштигу, который числил наблюдение за пытками

среди высших наслаждений. Оливера выполнял служебный долг. Он считал

пожизненное заключение слишком гуманным для закоренелых негодяев и

превращал его в растянутую во времени казнь.

— Что это? — спросил Рауль, приглядевшись к квадратику пластыря на щеке

Гонсалеса.

— Входное отверстие, — вновь зашуршал делом Пабло. — Не заживает.

Проныру задержали сразу после убийства полицейского. Фидель нагнулся, чтобы по обыкновению разрезать бедняге рот от уха до уха, но парень, уже

умирая, сумел выстрелить. Пуля прошла в щеку, выбила Гонсалесу четыре

зуба и продырявила мозг. Выходное отверстие на затылке.

— И он остался жив? — удивился Рауль.

— Даже пытался сопротивляться! — заметил Пабло. — Кибер — одно слово!

Говорят, что под кожей его голова — это самый настоящий гирокомпас!

Впрочем, даже кибер не перенес бы столь точное попадание. На его счастье

или несчастье, он был нужен пиджакам из министерства юстиции живым. Не

знаю, сколько они отвалили врачам и инженерам, но в клинике его охраняли

не меньше тысячи агентов. Хотя сопровождающий сказал, что специалисты

только законопатили дыры, а внутрь не полезли. Побоялись запутаться в

кибервнутренностях. Врагов-то у него еще больше, чем «подвигов», и

каждый норовил оставить свой след! Но Проныра есть Проныра! На его

счету пять побегов. Надо быть с ним аккуратнее!

— Будем, — успокоил помощника Оливера. — И тысяча агентов нам для

этого не понадобится. Или ты забыл, что из нашей тюрьмы еще никто не

убегал? Пластырь содрать. Переодеть в робу. Все как обычно. И в общую

камеру. Только посматривайте, чтобы не прикончили.

— Будет сделано, — щелкнул каблуками Поштига.

Рауль подошел к стеклу ближе. Заключенный лежал неподвижно, на шее у

него поблескивал спутниковый маяк, руки и ноги сковывала металлическая

пластина с петлей для крюка.

«Сейчас войдет надзиратель, зацепит и поволочет тебя, выродок, по

бетонному полу в ад», — с мрачным удовлетворением подумал Рауль.

Проныра истязания воспринимал стоически. Иногда Оливере казалось, что у

заключенного отсутствуют болевые рефлексы. На издевательства персонала

Гонсалес не реагировал, вел себя безучастно, но мгновенно отвечал

нападением на любое покушение со стороны сокамерников. Они ненавидели

Гонсалеса и боялись. Били только кучей. Не один раз охранникам

приходилось врываться в камеру и поднимать с пола окровавленного

Проныру, с лица которого не сходила презрительная усмешка. С такой же

усмешкой он воспринимал и прочие неудобства. Нехватку воды, отвратительную пищу, вонь и жару в камере, которые обещали к июню

превратиться в сырость и холод. Гонсалес не просто смирился с собственной

участью. Проныра посмеивался над ней.

Через полгода уже и Оливера начал привыкать к пребыванию в тюрьме

знаменитого преступника. Наверное, он совсем забыл бы о его

существовании, вплоть до неизбежного дня, когда на стол начальника

тюрьмы лягут бумаги о естественной, хоть и преждевременной смерти

очередного заключенного, если бы не утренний звонок. Рауль с трудом

открыл глаза, поморщился, включил светильник, потянувшись через жену, которая однажды перестала донимать капризами, что пропадает в захолустье, и отомстила мужу, превратившись в толстое и неповоротливое существо. В

трубке послышался заикающийся голос дежурного:

— Проныра бежал.

— То есть? — не понял Рауль. — Гонсалес? Как?

— Не знаю, — поперхнулся дежурный. — Но его нет.

— Что успели сделать? — скрипнул зубами Оливера.

— Все по инструкции, — пролепетал дежурный. — Обыскали корпус, проверили периметр. Никаких следов. Сейчас прочесываем окрестности.

Выставили пост на дороге. Сообщили в полицию.

— Когда произошел побег? — стиснул трубку Рауль.

— Полчаса назад!

— Убью! — прошипел Оливера. — Отчего не позвонили сразу?

— Извините, шеф, вы долго не поднимали трубку!

— Скоро буду, — рявкнул Рауль.

Он выжал из автомобиля на узкой асфальтовой полосе все, что мог, едва не

врезался в ползущий навстречу, набитый крестьянами пузатый автобус, миновал заспанных надзирателей, прогуливающихся возле служебной

машины, долетел до здания тюрьмы за полчаса, но министерский вертолет

уже стоял во дворе. Муньес, чиновник из отдела надзора за исправительными

учреждениями, вышел из кабины, представил полного коротышку:

— Господин Леку, специальная служба.

Леку небрежно пожал Раулю руку, заторопился внутрь здания:

— Показывайте, показывайте. И быстрее!

Дежурный говорить уже не мог. Он тоскливо вздыхал и судорожно вращал

глазами. Объяснять принялся Поштига, успевший не только прибыть в

тюрьму раньше Рауля, но и побриться. «На мое место метит, скотина», —

напряг скулы Оливера.

— Как вы понимаете, здесь особые правила содержания, — начал говорить

Пабло, заискивающе оглядываясь на раздраженного Леку. — Заключенные

находятся под постоянным психическим и физическим давлением. У нас

были сомнения насчет состояния здоровья Гонсалеса, но мы решили не

делать для него исключений. Тем более что контроль за ним был постоянным.

— Это заметно, — кивнул Леку.

— Вчера у Гонсалеса произошел очередной конфликт с сокамерниками, —

продолжил Пабло. — Они не оставляют попыток…

— Короче, — поморщился Леку. — Называйте вещи своими именами. Его

попытались оттрахать?

— Да, — неловко кивнул Пабло. — Но этот доходяга выбил пальцем глаз

одному из напавших и сломал руку второму.

— Смотри-ка, Муньес, — обернулся со злой усмешкой к чиновнику Леку. —

Проныра все еще пытается сохранить девственность! Вероятно, у него что-то

с памятью!

— Чтобы избежать дальнейших увечий, мы поместили Гонсалеса до утра в

карцер, — судорожно промямлил Поштига.

— В котором часу? — резко спросил Леку.

— В двадцать два часа пятнадцать минут, — пролепетал Пабло. — У нас с

этим строго. Неточность не может превышать полминуты.

— Именно так! — кивнул Оливера в ответ на вопросительный взгляд

Муньеса.

— Ладно, — на мгновение задумавшись, махнул рукой Леку. — Где карцер?

— Вот, — показал Рауль по коридору в сторону вытянувшегося по стойке

смирно молодого надзирателя. — Пачо, открой карцер.

Пачо, не переставая таращить наполненные ужасом глаза, один за другим

отомкнул несколько замков и распахнул узкую дверь. Крошечная комната, не

позволяющая заключенному вытянуться или выпрямиться во весь рост, была

пуста.

— Ну? — повысил голос Оливера. — Разве отсюда можно бежать?

Пачо покачнулся в ужасе, но не смог произнести ни слова.

— Отсюда бежать нельзя, — кивнул Леку, осматривая карцер. — Но можно

выйти через дверь.

— Прошу прощения, но через дверь самостоятельно выйти нельзя, —

разорвал повисшую паузу Пабло. — Никто и не выходил. Коридор

контролируется видеокамерами. В двадцать два часа пятнадцать минут Пачо

поместил Гонсалеса в карцер, а при обходе в шесть часов пятнадцать минут

утра — уже не обнаружил. В шесть часов ровно Гонсалес был еще на месте.

Заключенный бежать не мог. Дверь из титанового сплава открывается только

снаружи. В карцере нет ни туалета, ни окна. Толщина железобетонных стен

более двух метров.

— Видеонаблюдение? — бросил Леку.

— Не ведется, — пожал плечами Пабло. — Заключенный находится в полной

темноте. Свет зажигается только в момент проверки.

— Значит, бежать нельзя? — с расстановкой повторил Леку. — Но Гонсалес

бежал. В шестой раз!

— У нас как раз в первый! — вмешался Оливера. — Не буду оспаривать факт

побега, но хотелось бы разобраться в деталях. Кроме этого, мы забыли про

пластиковый спутниковый маяк. Необходимо Гонсалеса запеленговать и

задержать.

— Мы не забыли про спутниковый маяк! — отрезал Леку. — Иначе зачем бы

здесь появились? Вас это не удивляет? Наблюдение за Гонсалесом ведется

постоянно! Но в шесть часов пять минут утра он исчез с экранов локатора!

Проныра нашелся через три дня. Спутник запеленговал слабый сигнал где-то

в далекой России. Леку появился в тюрьме в конце недели, когда

предпринятая Оливерой проверка всех сотрудников на детекторе лжи уже

закончилась безрезультатно. Так же как и проверка помещений. Чиновник

вылез из дорогого купе, хмуро оглядел попытавшегося вытянуться в струнку

толстяка Поштигу и решительно взял Рауля под руку.

— Пойдемте, мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз.

— В России? — поразился Оливера, едва они оказались в кабинете. — Как он

попал в Россию?

— Теоретически мог и долететь, — задумчиво проговорил Леку, постукивая

сигаретой по столу. — На самом деле не знаю. Спутник засек его в тот же

день. Но пока связались с русскими, пока все согласовали, пока они

предприняли какие-то действия… Короче, его нашли в ста километрах

восточнее населенного пункта… — Леку достал из кармана бумажку, сверился, — Качуг. Вблизи очень большого озера Байкал.

— Я слышал это название, — кивнул Рауль.

— Это в Сибири, — поднял палец Леку. — Не самое лучшее место для

бегства.

— Значит, бегство все-таки было? — осторожно спросил Оливера.

— Готовы признаться, что бегства не было и Проныру выпустили? —

иронично усмехнулся Леку. — Бегство было. Хотя и необычное. Можете уже

не искать подкопы и не подозревать в предательстве сотрудников. Русские

откликнулись на нашу просьбу, и в данный момент Фидель с

сопровождающим прибывает в Буэнос-Айрес. Завтра он будет в

министерстве, а послезавтра здесь. В связи с этим я должен вам кое-что

рассказать. Вы знаете, чем занимается моя служба?

— Вероятно, государственными секретами, — предположил Рауль.

— Их сохранностью, — заметил Леку. — Если Гонсалес исчезнет, государству будет нанесен значительный урон.

— Вы хотите сказать, что Проныра связан с государственными секретами? —

удивился Оливера. — Тогда почему он в моей тюрьме?

— По двум причинам, — поморщился Леку. — Во-первых, в вашей тюрьме

действительно до сего момента не было побегов. Во-вторых….. Знаете, почему Гонсалеса не дематериализовали? Правительство Аргентины трудно

заподозрить в симпатиях к убийце, фактически к киберу, пусть и с остатками

человеческого интеллекта. Дело в другом. Фидель бежал из тюрьмы пять раз, и ни один из этих его побегов не был объяснен.

— То есть… — не понял Рауль.

— Чудеса, — развел руками Леку. — Что я еще могу сказать, если кто-то

выбирается из замкнутого помещения, не повредив ни стен, ни дверей, ни

решеток. У Фиделя было очень много денег. Достаточно много. Не слишком

много, чтобы уничтожить всех врагов. Но достаточно для реализации

безумного изобретения. Гениального изобретения. После того как пуля

пробуравила его головенку, мы уже решили, что все нити оборваны.

Собственно, основания для спокойствия у нас были. Он не убежал. Ни до

суда, ни на процессе. Но все его предыдущие побеги были похожи на этот как

две капли воды! Он просто исчезал! Растворялся в воздухе! Хотя я не верю во

всякую чертовщину, вынужден констатировать — Фидель умеет проходить

через стены. Еще неделю назад я думал, что эта его способность утрачена. По

крайней мере, он больше не владел ею. Ничего подобного! Это телепортация, господин Оливера! Хотя мне непонятна конечная точка. Почему? Почему

Сибирь?

— Что-то не верится, — почесал затылок Рауль. — Вероятно, я слишком

далек от мистики.

— Это не мистика, — покачал головой Леку. — Это фантастическая

способность Проныры, которая может стать реальностью для человечества.

Телепортация сегодня такая же мистика, какой была бы, скажем, радиосвязь в

восемнадцатом веке. Это источник миллиардов и миллиардов прибыли для

любой корпорации. А можете вы хотя бы представить, чего способно

добиться государство, владеющее подобным секретом?

— Отправить нашего премьера прогуляться по Мальвинам и незаметно

вернуть его обратно, чтобы не раздражать англичан, — пожал плечами

Рауль. — Но чего вы хотите добиться, помещая Гонсалеса опять сюда? Не

лучше ли изучать его где-нибудь в центре? Здесь ведь не лаборатория! К тому

же я не в состоянии противостоять заключенным, которые не подчиняются

законам природы.

— Подчиняются, — закурил Леку. — Тем законам, которые нам пока еще

неизвестны. Надеюсь, что дело дойдет и до лаборатории. Проныру едва

привели в норму после ранения в голову. Он вел себя как свихнувшийся

кибер, пока его не тряхнули несколько раз током. Все, что могли изучить, не

вскрывая его черепушки, мы уже изучили. Сумели докопаться до части

истины. Гонсалесу помог один физик. Проныра кроме всего прочего скупал в

третьих странах патенты, открытия, разработки. Что-то перепродавал, что-то

использовал. Одного ученого-индийца перетащил в Мексику, где тогда

скрывался от нашей не слишком расторопной полиции. Охранял его

круглосуточно. К сожалению, мы узнали об этом слишком поздно. После того

как до тайной лаборатории добралась мафия. Колумбийцы шли по следам

Проныры с не меньшим упорством, чем мы. Короче, лаборатория была

разгромлена, сожжена. Создатель чуда Гонсалеса — убит. С учетом ранения

Фиделя, его фактической инвалидности, дело о феномене телепортации

можно было считать закрытым. Теперь же все изменилось.

— Что именно? — не понял Оливера.

— Главное! — поднялся Леку. — Он не потерял способность к побегам!

Второе — телепортация происходит при воздействии извне. Значит, где-то

поблизости присутствует излучатель! Значит, не все сообщники Гонсалеса

уничтожены. Их нужно задержать. Оборудование изъять. Иначе это сделает

мафия. Вместе с Гонсалесом я пришлю сюда своих ребят. Они будут

сканировать окрестности, контролировать ситуацию. Думаю, вы с ними

сработаетесь. Выделите Фиделю одиночную камеру с видеонаблюдением.

Оставьте на время в покое, но не спускайте с него глаз! Будьте настороже.

— Подождите! — попросил Рауль, вытирая лоб. — Но почему Сибирь? Есть

какие-то версии?

— Не знаю, — бросил окурок Леку. — Возможно, сбой программы.

Возможно, потому что далеко. В конце концов, мы даже не знаем, есть ли у

него возможность выбирать точку назначения. К счастью, сейчас в Сибири

лето. Прибудет Гонсалес — спросите у него сами. А для того, чтобы его

помощники не посчитали миссию законченной, мы сделали это.

Леку бросил на стол бульварную газетенку. С лицевой страницы на читателей

мрачно взирал Проныра. Заголовок гласил: «Знаменитый Фидель Гонсалес

совершил очередной побег из-под стражи. Он пытался укрыться от возмездия

в далекой России. Но был настигнут даже в верховьях сибирской реки Лены и

вскоре вернется на прежнее место заключения».

— А карта зачем? — спросил Рауль.

— Это газетчики сами напечатали, — объяснил Леку. — Для достоверности.

У Гонсалеса узнать ничего не удалось. Вид у него был жалкий. Распухшие

щеки обвисли мешками, глаза заплыли. Он сидел напротив Оливеры, уставившись в одну точку.

— Так и будешь молчать, — поинтересовался Рауль.

— Что я должен сказать? — хрипло спросил Гонсалес.

— Как ты оказался в Сибири! — ударил по столу кулаком Рауль.

— Как ты оказался в Сибири, — безучастно повторил Проныра.

— Охрана! — заорал Оливера, вскакивая с места.

— А сами? — негромко спросил Фидель. — Бейте сами, зачем охрана?

— Увести! — приказал Рауль, стиснув зубы. — Где Поштига?

Пабло разговаривал с русским. Сопровождавший Гонсалеса здоровяк

ухмыльнулся, протянул Раулю огромную лапу и поздоровался на ужасном

испанском.

— Господин Белов, — представил его Пабло.

— Как вы его поймали? — спросил Оливера.

— Расскажите сначала, как он убежал из вашей тюрьмы. — Русский с

уважением постучал кулаком по бетонной стене. — На самом деле ни ловить, ни искать его не пришлось. К поселку вышел. Видели рожу? Это он уже

отходить стал. Комары так покусали, что смотреть не мог. Сам домой

просился.

— Понимаете, — Рауль успокоился, присел, взглянул на Поштигу, — я не

знаю, как Гонсалес убежал из тюрьмы. Либо это чудо, либо предательство

моих сотрудников! Вам ничего не удалось выяснить?

— Ваш приятель — крепкий орешек, — пожал плечами русский. — Молчит

как железный шкаф. И в аэропорту на контроле звенит как железный шкаф! А

в чудеса я не верю. Вот то, что я тут оказался, — это чудо. Хотя почему чудо?

Я на весь край единственный опер со знанием испанского. Уж не думал, что

пригодится. Вот приехал в Аргентину, на другую сторону земного шарика! К

тому же за счет вашего правительства. Жалко, что летом. Холодно у вас

летом. Впрочем, какой это холод? Вот у нас зимой — холод! Если бы ваш

Проныра зимой в тайгу попал, сейчас бы я с вами не разговаривал. Ну ладно, я завтра обратно, а вы уж разберитесь, что тут у вас происходит, а то ведь

опять приеду.

Русский шумно хохотнул, поднялся, но в дверях обернулся и, хлопнув по

плечу караульного, неожиданно стал серьезным:

— Боится ваш Проныра чего-то. Аж трясется. Ничего не рассказывает, а

боится. Причем не тюрьмы. В тюрьму он как в дом родной торопился.

Люди Леку заняли выделенное помещение, установили аппаратуру и, перекидываясь в карты, принялись глазеть на мониторы. Ничем они не

напоминали работников секретной службы.

— К чертям дисциплина, — сокрушался Оливера, слыша громкий хохот из-за

двери. — Скорее бы, что ли, Проныра сбежал.

Фидель не заставил себя ждать. Исчез через неделю после возвращения. Как

это произошло, Оливера увидел своими глазами. Один из мониторов он

приказал вывести в свой кабинет и, принимая доклад от Поштиги, привычно

поглядывал на неподвижную фигуру скрючившегося на кровати Гонсалеса.

Внезапно тот шевельнулся, тяжело сел, положил левую руку на затылок, а

правой принялся тереть щеку. Лицо его исказила гримаса боли.

— Господин Оливера! — без стука ворвался в кабинет Мигель — начальник

группы Леку. — Есть внешний сигнал! Источник на полпути между тюрьмой

и городом! Приступаем к захвату! Поднимайте свои службы!

— Леку сообщили? — вскочил на ноги Оливера.

— Да, — хлопнул дверью Мигель.

— Рауль! — неожиданно просипел Поштига, показывая на монитор.

Оливера поднял глаза. Силуэт Гонсалеса, отчаянно стучащего себя кулаком

по челюсти, начал расплываться, дрожать, размазываться. Наконец Проныра

дернулся, согнулся, забился в судорогах и исчез.

— Санта-Мария! — в ужасе прошептал Пабло. — Что делать?

— Вот, — с усмешкой показал на телефон Оливера. — Звони Белову в

Россию.

На дороге никого не поймали. Просеяли округу как сито. Леку не появился, но по телефону разговор с Мигелем имел серьезный. Тот осунулся и

помрачнел. Группа захвата работала днем и ночью. Поштига метался вместе с

ним по окрестностям, опрашивал старожилов, искал забытые картографами

каменистые дороги. Возвращаясь вечером домой, Оливера остановил машину

на взгорке, дождался, когда пыхтящий автобус догонит его, махнул рукой. За

рулем сидел пожилой индеец в клетчатой рубахе и потертых донельзя

джинсах.

— Оттуда? — спросил старик нездешним выговором, махнув рукой в сторону

серых блоков тюрьмы. — Сбежал, что ли, кто?

Оливера кивнул, оглядел салон. Сиденья бесстыдно растопырили порванную

обивку, часть стекол автобус потерял уже несколько лет назад. Седой

крестьянин храпел у выхода. Пол был заплеван и усыпан огрызками.

— Нет пассажиров? — спросил Рауль. — Как зовут тебя?

— Хуан, — хмыкнул индеец. — Сегодня уже два раза опрашивали. Только от

меня толку мало. Я полгода здесь всего. Не осмотрелся еще. Для меня пока

пассажиры все на одно лицо.

— Гуачо? — показал Оливера на раскрашенную гитару, висевшую за спиной

индейца.

— Кечуа, — ответил индеец, затем понял, усмехнулся. — Да. Немного играю.

Когда жду пассажиров.

— Откуда сам? — поинтересовался Рауль.

— Эквадор, — хитро улыбнулся индеец.

Тут только Рауль разглядел, что морщины на левой щеке старика пересекает

уродливый шрам.

— Сын у меня в Комодоро. В порту работает. А я вот сюда перебрался. Не

люблю ни море, ни пампу. Скучаю по горам. У вас хорошо. Пусть даже

работы мало и песо скоро можно будет только подтираться. Зато спокойно.

— А в Эквадоре? — спросил Оливера.

— В Эквадоре тоже хорошо, — заметил старик. — Сейчас тепло. Там всегда

тепло. Даже жарко. Иногда горячо! Видишь? — ткнул себя пальцем в

шрам. — Он мог бы быть и на горле.

— И все-таки, — нахмурился Оливера. — Если ты человек здесь новый, может быть, заметил что-то необычное?

— Заметил, — кивнул индеец. — Ты стал раньше ездить на работу и позже

возвращаться. Гонять стал. Нервничать.

В кармане Оливеры запищал телефон.

— Шеф! — прорезался голос Поштиги. — Нашли Фиделя!

— Где? — напрягся Рауль.

— Все там же! — заорал Пабло. — Километров сто — сто двадцать к востоку

от первой точки! Он к железной дороге сам вышел! Станция там. Бар-гу-зин!

— Бар-гу-зин, — бессмысленно повторил Оливера. — Русские доставят его

как и раньше?

— Нет! — радостно заорал Пабло. — Леку полетел за ним сам!

— Не нужно гонять, — продолжил старик, когда Рауль убрал телефон. — Я

прожил достаточно лет, чтобы понять — никогда не догонишь, когда

спешишь. Остановись, все придет само. А пассажиров у меня хватает. Просто

они уже дома. Вечером в город никто не едет. Чего в городе ночью делать?

Рынок с утра. Здесь чужих нет, начальник. Проживу лет десять, и я своим

стану.

— Удачи, — кивнул Рауль и вышел на улицу.

Старик широко улыбнулся через стекло, зацепил пальцами струны гитары

над головой, подмигнул и с натужным скрежетом тронул автобус с места.

Оливера смотрел ему вслед и думал, что это он сам приговорен к заключению

в тюрьме с правом ночевать дома под боком у нелюбимой жены, а настоящая

жизнь — вот она. Только что проехала мимо него на полуразбитом автобусе.

На второй день после того, как Леку, злобно шипя, водворил беглеца на

место, Рауль вошел в камеру, сел напротив Проныры, внимательно оглядел.

«Старик уже, в сущности, в свои сорок», — подумал.

— Как ты это делаешь? — спросил, выдержав паузу.

Фидель поднял голову, пригляделся, странно блеснув имплантатом в одном из

зрачков, усмехнулся.

— Я плохо учился, начальник. Ничего не могу объяснить. Чанг мог бы. Но

его убил Хавьерас.

— Хавьерас — это тот, кто должен был тебя утопить?

— Пусть попробует, — нахмурился Фидель.

— А он пробует? — переспросил Оливера.

Проныра не ответил. Прижался спиной к холодной стене, закрыл глаза.

— Зачем ты убил стольких людей?

— Не всех, кого мне приписывают, убил я, — проскрипел Фидель после

паузы. — Скажу тебе больше, начальник. Каждый из них мог убить меня.

Более того, каждый из них пытался это сделать. Я защищался.

— И от детей из Сан-Пауло?

— Детей? — Гонсалес коротко рассмеялся, закашлялся. — Я не убивал детей

в Сан-Пауло. Хавьерас что-то перепутал. Не тот автобус взорвал. Не всему

верь, начальник.

— Чему я еще не должен верить?

— Тому, что я пытаюсь отсюда убежать. — Гонсалес щелкнул ногтем

большого пальца по пластиковому ошейнику. — Хотя, если бы не этот

маячок… Может быть, его снять?

— Никогда, — покачал головой Оливера. — Только вместе с головой. После

твоей смерти.

— А если я уже умер? — вдруг спросил Фидель. — В тот момент, когда

полицейский прострелил мне голову. Жаль, что я не успел вырезать улыбку у

него на лице. Если я уже умер? Откуда ты знаешь, что оживили во мне

столичные доктора — ошметки мозга или кристаллы кибе-ра?

— И что же они оживили? — спросил Оливера.

— Дай сигарету, — попросил Гонсалес.

Оливера протянул сигарету, щелкнул зажигалкой. Фидель жадно затянулся, выпустил клуб дыма под потолок, наклонился вперед.

— Знаешь, в чем моя беда, начальник? Я всего лишь очень хотел жить.

— А теперь? Уже не хочешь?

— Сколько у тебя имплантатов? — спросил в ответ Проныра. — Два-три

зуба? Антисклеротическая защита? Тромбофильтры? И все? Знаешь, чем

отличается кибер от человека?

— Долей содержания киберорганики в организме.

— Нет, — мотнул головой Гонсалес — Ничем не отличается! И там, и там

имеется кусок мяса с костями, который способен думать и чувствовать.

Только в случае с киберами этот кусок мяса насажен на металлический

шампур! И наше правительство любит поворачивать его над огнем! Знаешь, что было бы, выстрели полицейский мне в голову лет тридцать назад, когда я

еще сопливым мальчишкой промышлял воровством на пляжах Буэнос-

Айреса? Я просто отключился бы. Выжил бы или нет, о том ведает Господь

Бог. Но когда мне прострелили ее на самом деле, я не потерял сознание. Я

прочувствовал каждую миллисекунду боли. У меня сердце разорвалось бы, если бы вместо него не стучал урановый двигатель. Я не боюсь боли, умею

отключать ее, иначе как бы выносил подарки судьбы, начиная от пыток в

полиции и заканчивая бесконечным латанием тела. Но та боль… Она словно

очистила меня. Когда я оборачиваюсь назад, жизнь распадается на две части.

Первая тянется от рождения и до того момента, когда я нагнулся с ножом к

лицу проклятого копа. Вторая часть целиком состоит из боли. Большая часть.

Я могу ее описывать так же, как мог бы описывать прожитые мною годы.

День за днем.

— Бросьте, — посоветовал Поштига.

Оливера сидел у окна, рассматривая заснеженные вершины Анд.

— Любой из нас хотел бы защитить свою жизнь от тех, кто пытается ее

отнять, — продолжил Пабло. — Но никто из нас не убивает при этом десятки

людей, случайных прохожих, женщин. Вы спросите, допускаю ли я, что здесь

в камерах сидит хотя бы один человек, который не виновен в том

преступлении, за которое отбывает наказание? Я отвечу — допускаю. И что с

того? Что с того, если Бог допускает его пребывание здесь? Отчего я должен

вмешиваться? Всякий человек имеет шанс начать жизнь заново. Но только

после смерти! Именно этот шанс — умереть — мы и предоставляем! Более

того, мы приучаем заключенных к смерти и боли! Частично искупаем их

грехи, раз уж ад для них начинается уже здесь. Иначе отчего они принимают

смерть как избавление? А что касается различий между кибером и человеком, я бы с Пронырой поспорил! Имеется немало фактов, когда полностью

имплантированный человек, абсолютный кибер, машина — продолжает

считать себя божьей тварью. Рассчитывает на человеческое отношение! Это

страшнее всего, Рауль!

— Разве кто-то сказал, что я озабочен судьбой Гонсалеса? — удивился

Оливера. — Я как раз думаю, когда он сбежит в третий раз.

Гонсалес сбежал в тот же день. Мигель со своими ребятами вновь рванулся

на дорогу и никого не нашел. А еще через неделю свернул оборудование и

уехал. В тот же день позвонил Леку.

— Слышишь, Оливера, забудь обо всем, о чем мы говорили. Считай, что

никакого Проныры у тебя и не было. Дело закрыто.

— Подожди. Скажи только одно, вы его взяли?

— Пока нет, — ответил после паузы Леку. — Но возьмем! На этот раз он, видимо, сумел избавиться от маяка.

— Лучше бы вы его не находили, — заметил Оливера.

— Прогресс невозможно остановить, — усмехнулся в трубке Леку. — Если

не мы, до него доберется кто-то другой.

— Можно попросить об одолжении? — поинтересовался Оливера. — Считай, что у меня приступ служебного рвения. Пришли фото Хавьераса, который

преследовал Гонсалеса.

— Ты и об этом знаешь? — удивился Леку. — Проныра оказался более

разговорчивым, чем я думал? Да, Хавьерас оказался единственным, кто

тогда… выплыл. Пришлю. И все-таки помни, ничего не было.

— Ничего не было, — повторил Оливера, кладя трубку.

— Шеф, — заглянул в кабинет Поштига.

— Заходи, — кивнул Оливера, открывая атлас — Найди-ка мне этот самый

Баргузин.

— Вот, — ткнул Пабло пальцем. — Видите? Слева от озера Байкал исток

Лены и населенный пункт Качуг. Справа станция Баргузин. Одного не

понимаю, как он снял маяк? Этот пластик можно разрезать только лазером в

специальной лаборатории. Или он как-то экранировал себя?

— Его просто больше нет, — покачал головой Оливера. — Ты служил в

армии?

— Да, — кивнул Пабло. — Связистом.

— А я наводчиком в артиллерии, — задумался Рауль. — Знаешь, как

пристреливают орудие? Сначала перелет, потом недолет. С третьего выстрела

всегда в цель.

— Вы считаете, что колумбийцы его все-таки утопили? — удивился

Поштига. — В таком случае я сочувствую господину Леку. Озеро Байкал

самое глубокое на планете!

— Вопрос только в том, почему именно Байкал, — почесал подбородок

Оливера.

— Извините, — Поштига замялся. — Я тут почитал кое-что о принципах

ориентации киберов, о гироскопических сферах, системах координат и

подумал…

— Ну? — не понял Оливера.

— Понимаете, — Пабло почесал затылок. — Возможно, это всего лишь

совпадение, но у моего мальчика на столе стоит глобус. Я изобразил на нем

мелом лицо. Условно. Так, чтобы наша тюрьма находилась как раз на той

точке, где у Проныры был пластырь. Входное отверстие от пули.

— И что же? — нахмурился Оливера.

— Выходное отверстие оказалось в Сибири, — вежливо хихикнул

Поштига. — Как раз в районе озера Байкал.

Заскрипел факс, и оттуда медленно полез листок. Оливера потянул его на

себя и узнал в черно-белом изображении индейца со шрамом. Только одет он

был в смокинг и стоял не возле автобуса, а возле дорогого авто.

— Что-то перепутал, — задумчиво сказал Оливера. — Не тот автобус

взорвал.

— Вы и об этом знаете? — оживился Поштига. — Автобус действительно

свалился в пропасть и взорвался. Тут, недалеко. К счастью, никто не

пострадал. Только водитель скрылся. Индеец какой-то. Я вообще удивляюсь, как им дают права!

Ольга Громыко

Листопад

Пошатываясь, он брел по лесной тропинке, усыпанной желтыми шуршащими

листьями. Перед глазами то темнело, то вспыхивали ослепительные круги.

Полупустая котомка тянула вниз, как пудовая колода. Меч он бросил там, на

поляне…

Ноги подгибались. Алые бусины срывались вниз с ладони, зажимающей бок, и звездочками расплескивались по листьям.

Он знал, что если упадет — уже не поднимется.

Знал и только потому не падал.

Идти. Идти из последних сил. Потому что ох как обидно умирать в десяти

шагах от дома… Либо — в бою, либо — в своей берлоге, но не тут, не под

порогом, чтобы слетевшиеся вороны не расклевали заживо твои

стекленеющие глаза.

Он нашарил щеколду свободной рукой, бестолково подергал, уже мало что

различая и соображая. Всхлипнув от обиды, тяжело навалился на дверь. По

дубовым доскам наперегонки побежали два красных ручейка. У самого

порога их нагнал третий.

За дверью тихо, вопросительно мяукнула кошка.

Щеколда лязгнула и поднялась. Он ввалился в сени вместе с открывшейся

дверью, упал на пол, сильно ударившись виском. Правая рука разжалась и

соскользнула с пропоротого бока. Из-под тела медленно и вязко поползла во

все стороны темная кровяная лужа.

Кошка заметалась за закрытой внутренней дверью, с истошным мяуканьем

скребя когтями в щели у порога.

Он вздрогнул и открыл глаза. До внутренней двери оставался один шаг.

Только не здесь… Только не так…

Скрипя зубами, он пополз, цепляясь скрюченными пальцами за утоптанный

земляной пол и волоча ставшие бесполезными ноги. Дрожащая рука

потянулась к запору, оставляя на досках широкую алую полосу.

Последним отчаянным усилием он откинул железный крюк. Из горницы, беспокойно посверкивая желтыми глазами, выскочила угольно-черная кошка.

Мяукнув, она вспрыгнула умирающему на плечо, оттуда, ощутимо впиваясь

когтями, перебралась на бок и там легла, прищурившись и замурлыкивая

рану.

Сначала он дергался и поскуливал, как перешибленная кочергой крыса, потом

боль отступила, растворившись в кошачьем ворковании, и он блаженно

вздохнул, прикрыл глаза и затих, обмякнув всем телом.

Разбудила его мышиная возня в подполе. Солнце, которое он запомнил

высоко в небе, уже садилось, подмазывая багрянцем налетевшие в сени

листья.

Стряхнув пригревшуюся кошку, он сел, ощущая холод и разбитость во всем

теле.

— Ты что же это, подруга? — спросил, обращаясь к кошке. — Брезгуешь

мышей ловить — так хоть бы припугнула.

Кошка виновато мяукнула и вспрыгнула к нему на колени. Он снова

отстранил ее, чтобы стащить через голову разорванную, пропитанную

кровью рубашку. Кровь натекла и в штаны, запекшись в паху и на бедрах.

Он придирчиво осмотрел бок, но белесая нитка шрама ничем не отличалась

от десятка предыдущих. Черная кошка умывалась, посматривая на хозяина

из-под поднятой лапки. По сеням гулял ветер, забавляясь открытыми

дверьми.

Притворив наружную дверь, он пропустил кошку в горницу и вошел сам, бросив на лавку испорченную рубашку. Выволок из угла широкую бадью, поставил рядом ведро с нагревшейся за день водой и начал поливать себя из

кружки, фыркая и отплевываясь. Сначала вымылся до пояса, потом голышом

встал в бадью и опрокинул над головой ведро с остатками воды.

«Завтра баню истоплю», — решил он и, нахмурившись, посмотрел на темно-

красную воду.

Надо бы выплеснуть ее в укромном месте да зашептать покрепче, чтоб

никакой лиходей не сумел навести порчу. Он ухмыльнулся своим мыслям.

Лиходей… Ему ли бояться? Но осторожность в таком деле лишней не бывает.

Вытершись дырявым полотенцем, он переоделся в чистое. Сходил к колодцу, принес воды и застирал над бадьей окровавленную одежду, а пятна окурил

орешниковым дымом и наглухо опечатал наговором. Развесил одежду на

протянутой под потолком веревке, отступил на шаг и досадливо покачал

головой. Стирать, несмотря на бессчетные годы одинокой жизни, он так и не

научился. Штаны, пожалуй, еще могли послужить, а вот светлой льняной

рубахе, похоже, пришел конец.

Философски пожав плечами, он вытащил из печи простой глиняный горшок с

мясными щами, наваренными с вечера. Отнес на стол. Вынул из пустого ларя

припрятанную ложку. Стоило забыть ложку на столе, и она исчезала без

возврата. Зачем и куда Дарриша сносила ложки, оставалось для него тайной.

У каждой кошки, как и у женщины, свои причуды.

Кошка вскочила на подоконник, повертелась и села, свесив длинный хвост. Ее

вниманием, казалось, всецело завладел вертлявый поползень,

перепархивающий по облетевшему барбарисовому кусту с гроздьями мелких

черно-красных ягод.

Есть совсем не хотелось, но поесть надо было обязательно.

— Дарриша… — тихо позвал он.

Кошка тут же обернулась и вопросительно мяукнула. Он кинул в стоящую у

печи миску маленький кусочек мяса. Кошка долго топталась на подоконнике, примеряясь к прыжку. Легонькая и поджарая, она тем не менее двигалась

неуклюже, излишне осторожничала, а во сне частенько падала со своего

любимого места на заваленной тряпьем полке. Куда уж ей догнать шуструю

мышь! Да и трусиха Дарриша несусветная — от всего незнакомого на всякий

случай хоронится под хозяйской кроватью. Дарриша. Он мысленно

проговорил это слово, щекотнув небо кончиком языка.

Кошка наконец спрыгнула и подбежала к миске. Он отвернулся, придвинул

горшок поближе и отломил кусок початого каравая.

В дверь постучали.

Он никогда не приглашал войти. Они всегда входили сами, вздрагивая от

неожиданности при виде молчаливо глядящего на них хозяина.

Вот и она — остолбенела.

Он неторопливо продолжал есть, украдкой разглядывая тонкий девичий стан, подчеркнутый длинным перепоясанным платьем. Петушки, вышитые

красной нитью на подоле, сошлись в нешуточном поединке.

Она смотрела на него, на горшок со щами, на заполненную кровяной водой

бадью и не могла вымолвить ни слова. Он запоздало отметил, что девушка

очень хороша собой. Толстая пшеничная коса свисает до самых петушков, поперек высокого лба — лубяной веночек-косица с височными кольцами, унизанными крупными бусинами. Надломанные стрелочки бровей как

угольком подведены, но именно что «как». Глаза бездоннее омута, синее

василька, наивнее ребенка. Дуреха. Небось думала погадать на парня, не

ожидала, с каким чудищем придется иметь дело. Сейчас развернется и уйдет, а то и вылетит с визгом, а потом сестрицам-подружкам взахлеб расскажет, как он за ней гнался три версты и только у векового дуба на распутье

поотстал…

Он недооценил ее.

— Будь здоров, ведьмарь! — Девушка церемонно поклонилась ему в пояс, коснувшись рукой пола.

— Что тебе надо, девка? — равнодушно спросил он. — Сегодня я не гадаю.

— Я пришла не гадать. — Звонкий голосок дрожал, но, похоже, решимости

ей было не занимать.

— Хочешь есть? — больше ради забавы предложил он.

Она отрицательно, торопливо замотала головой, украдкой делая очищающий

знак скрещенными пальцами. Вернее, ей казалось, что украдкой.

Он пожал плечами.

— Как тебя зовут?

— Леся. — Она ответила и тут же испуганно ойкнула, широко распахнув

глаза, и зажала ладошками рот.

Ну точно дуреха. Верит, что он сглазит ее по одному имени. Да тут таких

Лесей пруд пруди. Каждая вторая — Леся, Любава или Милена.

— Вот что, Леся, я очень устал, и у меня нет времени на глупые шутки и

пустые разговоры. Тем паче нет его на твои страхи и забабоны. Говори, по

какому делу пришла, — и уходи.

Девушка вспыхнула до корней волос. Ишь ты, обидчивая. Только что стояла, тряслась-божкалась, а сейчас, того и гляди, глаза выцарапает.

Кошка вспрыгнула к нему на колени, и он машинально запустил пальцы в

шелковистую, невесомую шерсть. Дарриша мурлыкала редко. Только по делу

и для дела. Вот и сейчас: умостилась поудобнее, прищурила желтые глаза и

изготовилась слушать гостью, не забывая благодарить хозяина за ласку едва

ощутимым перебором мягких лапок.

— Порча на мне….. - сдавленно прошептала девушка, решившись.

— Что? — переспросил он, не столько недослышав, сколько желая узнать

поподробнее.

— Меня сглазили, — громче повторила она, теребя пальцами пушистый

кончик косы.

— Кто?

— Не знаю… — Девушка непритворно расплакалась, уткнувшись лицом в

ладони.

— Будешь реветь — превращу в корову, — пообещал он, насмешничая.

— Ба-а-атюшка-а-а ведма-а-арь…

Он понял, что тут увещевания бесполезны, и дал ей выплакаться всласть, без

всякого аппетита зачерпывая ложкой щи.


на главную | моя полка | | Свобода движения |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 64
Средний рейтинг 4.1 из 5



Оцените эту книгу