
Дженни Хан, Шиван Вивьен
Око за око


Jenny Han, Siobhan Vivian
BURN FOR BURN
Печатается с разрешения автора и литературных агентств Folio Literary Management, LLC и Prava I Prevodi International Literary Agency.
Copyright © 2012 by Jenny Han and Siobhan Vivian
© Д. Селиверстова, перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», 2018

***


Нашим бабушкам,
Кионг Хи Хан и Барбаре Вивьен.




МЭРИ

Утренний туман окрашивает все вокруг в белый цвет. Прямо как в том сне, когда я зависаю в облаке, будто бы застряв в кроличьей норе, и не могу проснуться.
Но вот, как по сигналу сирены, мгла расступается, превращаясь в тонкое кружево, и я вижу остров Джар Айленд, расстилающийся за горизонтом, точь-в-точь как на картинах тети Бэтт.
И лишь в этот миг я осознаю, что действительно вернулась.
Один из работников порта толстой веревкой привязывает паром к причалу. Другой опускает мостик. Из громкоговорителя раздается голос капитана: «Доброе утро, уважаемые пассажиры! Добро пожаловать на Джар Айленд! Пожалуйста, не забывайте свои вещи».
Я почти забыла, как здесь красиво. Солнце уже поднялось над водой и озаряет все ярким желтоватым светом. В оконном стекле я вижу свое расплывчатое отражение: бледные глаза, приоткрытые губы, спутанные ветром светлые волосы. Я уже не та девочка, что уехала отсюда в седьмом классе. Разумеется, я стала старше, но дело не только в этом. Я изменилась. Глядя на себя, я вижу сильную личность и, возможно, красивую девушку.

С грузовой палубы доносится грохот двигателей заводящихся автомобилей, готовых въехать на остров. На берегу их еще больше: они выстроились в длинную очередь, растянувшуюся до самой парковки, и готовятся заехать на борт, чтобы вернуться на материк.
Осталась еще одна неделя летних каникул. Я отхожу от окна, разглаживая свой полосатый сарафан, и возвращаюсь на место, чтобы забрать вещи. Место рядом со мной свободно. Я запускаю руку под сиденье, пытаясь кое-что нащупать. Я знаю, они там, его инициалы: Р. Т. Я помню день, когда он вырезал их армейским швейцарским ножом просто потому, что ему так захотелось.
Интересно, на острове что-нибудь изменилось? В кафе «Молочное утро» до сих пор продают самые вкусные черничные маффины? В кинотеатре на главной улице все те же бугристые кресла, обтянутые зеленым бархатом? Как сильно разросся куст сирени у нас во дворе?
Странно чувствовать себя туристом: семья Зейн жила на Джар Айленде почти вечность. Мой прапрапрадедушка спроектировал и построил библиотеку. Мамина тетя была первой женщиной, избранной на пост главы правления Мидлбери. Наш семейный участок находится в самом центре кладбища посередине острова, и некоторые надгробия настолько состарились и заросли мхом, что и не разберешь, кто там похоронен.
Джар Айленд состоит из четырех городков: Томастауна, моего родного Мидлбери, Уайт Хэвена и Кэноби Блафса. В каждом из них своя средняя школа и всего одна старшая – Джар Айленд Хай. Летом население вырастает до нескольких тысяч отдыхающих. Но только около тысячи человек живет здесь круглый год.
Мама говорит, что Джар Айленд никогда не меняется. Это будто отдельная вселенная. Есть в острове нечто особенное, что вызывает ощущение, будто мир перестал вращаться. Но в этом весь его шарм, и поэтому так много людей любит проводить здесь лето, а местные преодолевают все сложности, чтобы жить здесь круглый год, как делала наша семья.
Отдыхающие ценят то, что на Джар Айленде нет ни одного сетевого магазина, торгового центра или ресторана быстрого питания. Отец говорит, что существует около двухсот законов и постановлений, делающих их строительство здесь невозможным. Продукты покупают на местных рынках, лекарства по рецептам получают в аптеках, которые до сих пор продают газировку, а пляжное чтиво выбирают в частных книжных лавочках.
Еще одна особенность Джар Айленда в том, что это настоящий остров. Он не соединяется с материком ни мостами, ни туннелями. Здесь есть однополосное взлетное поле, которым пользуются только богачи с частными самолетами, но в остальном все люди и вещи, оказавшиеся на острове, приплывают и уплывают на этом пароме.
Я беру чемодан и следую за оставшимися пассажирами. Причал ведет прямо в гостевой центр. Снаружи припаркован старый школьный автобус 1940 года с надписью «ЭКСКУРСИИ ПО ДЖАР АЙЛЕНДУ». Сейчас его моют. Через квартал отсюда – Главная улица, яркая полоса сувенирных магазинов и кафе. Надо всем этим возвышается холм Мидлбери. Я нахожу его за секунду. Из-за солнца я прикрываю глаза рукой, но моментально вижу красную пологую крышу моего старого дома на самой вершине холма.
Мама выросла в этом доме вместе со своей сестрой, тетей Бэтт. Моя комната, окна которой выходят на море, раньше была тетиной спальней. Теперь тетя Бэтт живет в доме одна, и мне интересно, спит ли она снова в этой комнате.
Я единственная племянница тети Бэтт. Своих детей у нее нет, она не научилась сюсюкаться и всегда обращалась со мной как с взрослой. Мне это нравилось, с ней я чувствоа не была той тетей, с которой можно было валяться на полу, собирая пазл, или вместе печь печенье. Но мне это было и ненужно. Для этого есть мама и папа.
Иногда я думаю, что было бы здорово жить с тетей Бэтт теперь, когда я стала старше. Родители относятся ко мне как к ребенку. Идеальный пример: мне до сих пор не разрешают гулять дольше десяти вечера, хотя мне уже семнадцать лет. Правда, после всего, что случилось, я могу понять их чрезмерное стремление меня опекать.
Путь домой занимает больше времени, чем я помню. Может, из-за чемоданов. Увидев въезжающую на холм машину, я поднимаю вверх большой палец. Местные часто голосуют на Джар Айленде. Здесь это абсолютно приемлемо, просто способ помочь соседям. Мне никогда не разрешали так делать, но теперь наконец-то родители не следят за каждым моим шагом.
Ни одна из машин меня не подбирает. Обидно, но всегда есть завтра или послезавтра. В моем распоряжении все время мира, чтобы ездить автостопом и вообще делать все что душе угодно.
Я даже не замечаю, как прохожу мимо своего дома, и приходится возвращаться обратно. Кусты выросли такими большими и щетинистыми, что закрыли собой все строение, и его почти не видно с дороги. Ничего удивительного! В отличие от мамы, тетю Бэтт совершенно не интересует садоводство.
Я волочу чемоданы несколько последних метров и смотрю на дом, трехэтажный особняк в колониальном стиле. Крыша обложена кедровой черепицей, к каждому окну приделаны белые ставни, двор обрамляет каменная ограда. Старое «вольво» тети Бэтт припарковано во дворе и покрыто одеялом крошечных фиолетовых цветков.
Куст сирени. Он вырос больше, чем я могла представить. И хотя много цветков уже опало, ветви все еще прогибаются под весом миллионов оставшихся. Я вдыхаю аромат так глубоко, как только могу.
Хорошо быть дома.



ЛИЛИЯ

На дворе конец августа, снова эта пора, когда до начала учебного года остается всего неделя. На пляже все еще толпы, но не такие, как четвертого июля. Я лежу на большом покрывале с Ренни и Алексом. Рив и Пи-Джей где-то неподалеку, бросают друг другу фрисби, а Эшлин и Дерек плавают в океане. Мы дружим с девятого класса. Сложно поверить, что мы наконец-то выпускники.
Солнце такое яркое, и я буквально чувствую, как цвет моего загара становится все более золотистым. Я зарываюсь глубже в песок. Мне нравится солнце. Алекс сидит рядом и щедро обмазывает плечи кремом для загара.
– Боже, Алекс! – говорит Ренни, выглядывая из-за журнала. – Носи с собой свой крем! Ты половину моего использовал. В следующий раз я просто позволю тебе заболеть раком.
– Издеваешься? – отвечает Алекс. – Ты стащила его из моего коттеджа! Поддержи меня, Лил!
Я приподнимаюсь на локтях.
– Ты пропустил участок на плече. Ну-ка повернись.
Я сажусь у Алекса за спиной и втираю крем ему в плечо. Он оборачивается и спрашивает:
– Лилия, что у тебя за духи?
Я смеюсь.
– А что, хочешь позаимствовать?
Я люблю дразнить Алекса Линда. Это так просто!
Он тоже смеется.
– Нет, просто любопытно.
– Это секрет! – говорю я, поглаживая его спину.
Для девушки очень важно иметь собственный аромат, по которому все будут ее узнавать. Когда идешь по школьному коридору, люди должны оборачиваться и смотреть вслед. Как рефлекс Павлова. Каждый раз, чувствуя этот запах, все должны думать о тебе. Карамель и колокольчик – вот аромат Лилии.
Я снова откидываюсь на покрывало и переворачиваюсь на живот.
– Я хочу пить! – сообщаю я. – Передашь мне газировку, Линди?
Алекс наклоняется и копается в холодильнике.
– Остались только вода и пиво.
Я хмурюсь и смотрю на Рива. В одной руке у него фрисби, а в другой – моя газировка.
– Ри-ив! – кричу я. – Это была моя бутылка!
– Прости! – кричит он в ответ, хотя совсем не кажется раскаявшимся.
Он бросает тарелку по идеальной дуге, и та приземляется рядом с симпатичными девчонками, сидящими в шезлонгах. Не сомневаюсь, что именно туда он и целился.
Я смотрю на Ренни, ее глаза округлились.
Алекс встает и отряхивает шорты от песка.
– Я принесу тебе новую газировку.
– Да ладно, не надо, – говорю я, но, конечно, лукавлю: мне ужасно хочется пить.
– Ты будешь по мне скучать, когда некому станет приносить тебе напитки! – улыбается он.
Завтра Алекс, Рив и Пи-Джей уезжают на глубоководную рыбалку на целую неделю. Мы видимся почти каждый день, и будет странно провести конец лета без парней.
Я показываю Алексу язык и говорю:
– Я ни капельки не буду скучать!
Алекс подбегает к Риву, и они идут вниз по пляжу, к палатке с хот-догами.
– Спасибо, Линди! – кричу я ему вслед.
Он так добр ко мне! Я смотрю на Ренни, она ухмыляется.
– Этот парень все ради тебя сделает, Лил.
– Прекрати.
– Просто ответь: да или нет? Разве Линди не симпатичный? Только честно.
Мне даже не приходится раздумывать.
– Да, разумеется, симпатичный. Но не для меня.
Ренни вбила себе в голову, что мы с Алексом должны стать парой, и тогда они с Ривом тоже смогут стать парой, и мы будем ходить на двойные свидания и вместе ездить куда-нибудь на выходные. Как будто родители разрешат мне уехать с парнем! Ренни может делать все что хочет, хоть хламидиоз подхватить от Рива, но мы с Алексом никогда не будем вместе. Я не отношусь к нему как к парню, а он не видит во мне девушку. Мы друзья, не больше.
Ренни укоризненно на меня смотрит, но, к счастью, решает не развивать тему. Показывает мне журнал и спрашивает:
– Может, сделать такую прическу на осенний бал? Как думаешь?
На фотографии девушка в блестящем серебристом платье, ее светлые волосы струятся по спине, как плащ.
Я смеюсь:
– Рен, осенний бал только в октябре!
– Вот именно! Осталось всего полтора месяца! – она трясет журналом у меня перед лицом. – Ну так что скажешь?
Вероятно, она права. Возможно, нам пора начать думать о платьях. Я точно не стану покупать себе наряд в одном из бутиков на острове, ведь тогда с вероятностью девяносто процентов кто-нибудь из девчонок может прийти точно в таком же. Я внимательно смотрю на фотографию.
– Очень мило! Но сомневаюсь, что там будет искусственный ветер.
Ренни щелкает пальцами.
– Да! Искусственный ветер! Отличная идея, Лил!
Я смеюсь. Если она этого хочет, она это получит. Никто никогда не отказывает Ренни Хольц.
Мы обсуждаем наряды для осеннего бала, и к нашему покрывалу подходят двое парней. Один высокий, с выбритыми висками, а второй более коренастый, с накачанными бицепсами. Оба симпатичные, но тот, что пониже, нравится мне больше. Парни явно старше нас, определенно окончили школу.
Я рада, что надела новое черное бикини, а не бело-розовое в горошек.
– Девчонки, у вас есть открывалка? – спрашивает высокий.
Я отрицательно качаю головой.
– Нет, но вы можете попросить в киоске.
– Сколько вам лет? – спрашивает меня коренастый.
Я вижу, что он нравится Ренни, потому что она перекидывает волосы набок и говорит:
– А с какой целью интересуетесь?
– Хочу удостовериться, что нам можно с вами разговаривать, – отвечает парень, ухмыляясь. Теперь он смотрит на нее. – По закону.
Ренни хихикает, но не как маленькая девочка, а по-взрослому, кокетливым смехом.
– Все законно. Почти. А вам сколько лет?
– Двадцать один! – говорит высокий, глядя на меня. – Мы учимся в Массачусетском университете. Приехали сюда на неделю.
Я поправляю верх бикини, чтобы не показывать ничего лишнего. Ренни недавно исполнилось восемнадцать, но мне пока семнадцать.
– Мы снимаем дом на Шор Роад, в Кэноби Блафсе. Заглядывайте как-нибудь. – Коренастый подсаживается к Ренни. – Дай мне свой номер.
– Попроси как положено, – мурлычет Ренни, вся такая сладкая, но недоступная, – и тогда я, может быть, подумаю.
Высокий парень садится рядом со мной, на край покрывала.
– Я Майк.
– Лилия, – представляюсь я.
Через его плечо я вижу, как возвращаются парни. Алекс несет мне газировку. Они смотрят на нас и, наверное, задаются вопросом, что это за ребята ошиваются вокруг их подруг. Когда дело касается неместных, наши мальчишки начинают чрезмерно нас опекать.
Алекс хмурится и говорит что-то Риву. Ренни тоже их видит и начинает хихикать еще громче, снова перекидывая волосы набок.
Высокий парень, Майк, спрашивает меня:
– Это что, ваши парни?
– Нет, – отвечаю я.
Он смотрит на меня так внимательно, что я краснею.
– Хорошо, – говорит он и улыбается мне.
У него красивые зубы.



КЭТ

Сегодня идеальный летний вечер: на небе видны все звезды. И не нужно надевать свитер, даже на берегу, что очень кстати, потому что свой я оставила дома. Я вырубилась, как только пришла домой с работы, и проспала ужин. Когда я проснулась, у меня было пять секунд, чтобы успеть на следующий паром до материка, так что я бросила в сумку первую попавшуюся одежду, что нашла на полу, помахала папе на прощание и пробежала всю дорогу от Ти-Тауна до залива Мидлбери. Я наверняка что-то забыла, но Ким всегда разрешает мне рыться у нее в шкафу, так что нестрашно.
Главная улица забита народом. Почти все магазины в это время уже закрыты, но отдыхающих это не волнует. Туристы просто бесцельно прогуливаются, останавливаясь у витрин и разглядывая идиотские толстовки и кепки с надписью «Джар Айленд».
Ненавижу август.
Я со стоном проталкиваюсь через толпу в попытках добраться до кафе «Джава Джонс». Чтобы не уснуть во время концерта «Щенков чау-чау», мне понадобится кофеин.
«Щенки чау-чау» играют в «Бутике Пола», музыкальном магазине на материке, где работает Ким. К «Бутику Пола» пристроен гараж, в котором устраивают концерты, и, если группа нам интересна, Ким разрешает мне переночевать у нее в квартире. Она живет прямо над магазином. Музыканты тоже обычно останавливаются у нее, что очень круто. Судя по обложке альбома, солист «Щенков чау-чау» – горячий парень. Не такой горячий, как ударник, но Ким говорит, что от ударников вечно одни проблемы.
Я поднимаюсь в «Джава Джонс», перепрыгивая через ступеньки. Но, как только я собираюсь войти, один из официантов закрывает дверь на ключ.
Я стучу по стеклу:
– Я вижу, что вы закрываетесь, но, может, соорудите мне по-быстрому тройной эспрессо с собой?
Игнорируя меня, парень развязывает фартук и выключает неоновую вывеску. В окне темнеет. Я понимаю, что, возможно, веду себя как одна из богатых, зазнавшихся туристок Джар Айленда, которые считают, что график работы заведений – не для них. На пристани мне и самой каждый день приходится иметь дело с этими слишком много возомнившими о себе снобами. Так что я бросаю наполовину докуренную сигарету в урну, засовываю руки глубоко в карманы, чтобы мои джинсовые шорты сползли ниже на бедра, и в отчаянии выкрикиваю:
– Пожалуйста! Я местная!
Официант поворачивается и смотрит на меня как на занозу в заднице, но потом его лицо смягчается.
– Кэт Де Брассио?
– Да! – Я прищуриваюсь, глядя на него. Его лицо кажется знакомым, но я не помню, откуда могу его знать.
Парень отпирает замок и впускает меня внутрь.
– Мы с твоим братом вместе на мотоциклах раньше гоняли, – говорит он, придерживая для меня дверь. – Осторожно. Пол мокрый. И передай Пэту от меня привет.
Я киваю и аккуратно, насколько это возможно в байкерских ботинках, прохожу мимо другого работника, водящего тряпкой взад-вперед. Потом бросаю сумку на прилавок и жду, пока официант приготовит мне кофе. И вдруг я замечаю, что в «Джава Джонс» не совсем пусто. Остался последний клиент.
За одним из дальних столиков, склонившись над маленькой записной книжкой, сидит Алекс Линд. Думаю, это его дневник или вроде того. Я пару раз замечала, как он по-тихому туда что-то записывал, когда думал, что его никто не видит. Он никогда мне его не показывал. Видимо, боялся, что я буду смеяться.
Здесь он прав: я вряд ли смогла бы удержаться от смеха. Несмотря на то что в последнюю пару недель мы много времени проводили вместе, мы не настоящие друзья.
Я не стану ему мешать, просто возьму кофе и уйду. Но тут карандаш в его руке зависает посреди страницы, Алекс прикусывает нижнюю губу, закрывает глаза и на секунду задумывается. Он похож на маленького мальчика, сосредоточившегося на вечерней молитве, такого милого и ранимого.
Я буду скучать по нему.
Я быстро поправляю челку и окликаю его:
– Эй, Линд!
Алекс испуганно открывает глаза. Поспешно спрятав записную книжку в задний карман, подходит ко мне.
– Привет, Кэт! Какие планы на вечер?
Я закатываю глаза.
– Я еду к Ким, на концерт. Забыл?
Я, черт возьми, говорила ему об этом всего пять часов назад, когда он забегал на пристань в мой обеденный перерыв. Мы начали общаться в июне, встретившись как-то в яхт-клубе. Разумеется, я и до этого знала, кто он. Наша школа не такая уж большая. Но мы никогда раньше не разговаривали. Может, пару раз в прошлом году, на уроках рисования. Уж очень разные у нас круги общения.
Однажды Алекс привез в порт новую моторную лодку, но застрял, пытаясь ее завести.
Я выгнала его с водительского места и показала, как и что нужно делать. Мои умения поразили Алекса. Несколько раз, когда я сильно разгонялась, он так отчаянно держался за края лодки, что костяшки пальцев белели. Но это было даже мило.
Сегодня я надеялась, что он побудет со мной до конца моей смены и мне не придется умирать со скуки. К тому же я знала, что завтра он уезжает на рыбалку. Но Алекс бросил меня, чтобы пойти на пляж с друзьями, с его настоящими друзьями.
– А, да, – говорит Алекс, кивая, – точно.
Затем он наклоняется и облокачивается на барную стойку.
– Да, и поблагодари от меня Ким еще раз за то, что разрешила мне у нее остаться.
В июле я взяла Алекса в музыкальный магазин, на концерт группы «Армия никого». Он никогда о ней не слышал до того, как мы стали общаться, но теперь это его любимый коллектив. Мне было неловко, потому что Алекс надел тогда футболку поло с логотипом загородного клуба Джар Айленда, шорты цвета хаки с карманами и шлепки. Как только мы вошли, Ким укоризненно на меня посмотрела, настолько не к месту он был одет. Там же Алекс купил футболку с изображением группы и переоделся в нее. Те, кто приходит на концерт в футболках с изображением выступающей группы, выглядят жалко, но все же это было лучше, чем поло. Как только концерт начался, Алекс вполне успешно слился с толпой и качал головой в такт музыки одновременно с остальными. И он был предельно вежлив в квартире Ким. Прежде чем залезть в свой спальный мешок, собрал пустые пивные бутылки и выставил их на улицу, чтобы потом отнести на переработку.
– Хочешь пойти со мной? Билеты распроданы, но я могу тебя провести.
– Не могу, – говорит Алекс, тяжело вздохнув. – Дядя Тим хочет отплыть на рассвете.
Дядя Алекса, Тим, – лысеющий убежденный холостяк. У него нет ни семьи, ни каких-то обязательств, потому все деньги он тратит на игрушки вроде новой яхты, на которой они с Алексом и его друзьями собираются на глубоководную рыбалку исключительно мужской компанией.
Я пожимаю плечами.
– Что ж, значит, больше не увидимся. – Я салютую ему как моряк. – Хорошей поездки!
Я говорю это с сарказмом, потому что совершенно не хочу, чтобы он уезжал. Теперь, когда Алекс больше не будет навещать меня на работе, последняя неделя лета обещает быть отстойной.
Он выпрямляется.
– Я могу подбросить тебя до парома.
– Да ладно, не парься.
Поворачиваюсь, чтобы уйти, но он хватает меня за ремешок сумки и снимает ее с моего плеча.
– Я только рад буду, Кэт.
– Ладно, если хочешь.
Алекс ведет машину к причалу и всю дорогу посматривает краем глаза на меня. Не знаю, почему, но из-за этого я чувствую себя странно. Я отворачиваюсь к окну, чтобы он не видел моего лица, и говорю:
– Ты чего?
Он тяжело вздыхает.
– Поверить не могу, что лето закончилось. Не знаю, такое чувство, что зря потратил время.
Не успев сдержаться, я говорю:
– Ты потратил время зря на своих друзей-неудачников, это ты хочешь сказать? Или на общение со мной?
Ненавижу себя за то, что говорю так, будто мне есть до этого дело.
Обычно Алекс защищает своих друзей, если я над ними смеюсь, но в этот раз он ничего не отвечает.
Всю оставшуюся дорогу я думаю о том, что будет, когда начнется учебный год. Останемся ли мы с Алексом друзьями? Да, этим летом мы провели вместе много времени, но я не уверена, что захочу общаться с ним в школе, на людях.
Мы с Алексом… Нам лучше вот так, когда есть только мы.
Он заезжает на парковку рядом с паромом, но не успевает остановить машину, как я внезапно принимаю решение и говорю:
– Я могу не ходить на концерт, если хочешь сегодня потусить.
Я не фанатка «Щенков чау-чау». К тому же они наверняка заедут еще. А мы с Алексом… Сегодня наша история может закончиться. Возможно, это наш последний вечер, и, думаю, в какой-то степени мы оба это понимаем.
Алекс улыбается:
– Серьезно? Ты останешься со мной?
Я открываю окно и зажигаю сигарету, чтобы он не увидел, что я тоже улыбаюсь.
– Да, почему бы и нет? Хочу своими глазами увидеть яхту богатенького буратино.
И Алекс отвозит меня туда. Яхта припаркована у особняка дяди Тима. Мы идем к ней, и я подшучиваю над тем, какая она безвкусная, но на самом деле думаю: «Черт возьми! Это судно больше, чем весь мой дом». Я никогда в жизни не видела такой красивой яхты. Она круче любой другой в порту.
Алекс забирается первым, я – за ним. Он проводит для меня быструю экскурсию: внутри яхта оказывается еще более роскошной. Итальянский мрамор, огромный телевизор с плоским экраном, винный погреб, забитый бутылками из Италии, Франции и Южной Африки.
Я думаю о Ренни. Она бы умерла, увидев все это.
И так же быстро я выкидываю ее из головы. В последнее время я редко о ней думаю, но меня бесит, что пока еще вспоминаю.
Пока я пытаюсь разобраться, как включить стерео, Алекс подходит ко мне сзади. Он очень близко, гладит мои волосы и перекладывает их набок.
– Кэт.
Я застываю. Губы Алекса касаются моей шеи. Он берет меня за бедра и притягивает к себе.
Он не в моем вкусе, совершенно.
Все это кажется полным безумием. Потому что, как только я поворачиваю голову, мы целуемся. И тогда я понимаю, что все лето ждала именно этого.



Глава первая
ЛИЛИЯ

Неделю спустя

Я стою в ванной у зеркала, пытаясь вспомнить, как именно консультант из магазина косметики советовала рисовать стрелки, если у тебя азиатская внешность. Только вот… в голову лезут совсем другие мысли.
Вроде бы она говорила слегка заострить кончики. Я пробую на правом глазу, и получается неплохо. Почти заканчиваю левый глаз, и тут моя сестра Надя начинает так громко колотить в дверь, что я подпрыгиваю.
– Лил! Мне надо в душ! – кричит она. – Лилли-и-и!
Я беру щетку для волос, тянусь к двери и отпираю ее. Надя вбегает и включает воду. На ней свободная спортивная футболка, а ее блестящие черные волосы спутались на затылке. Она садится на край ванны и смотрит, как я расчесываюсь.
– Ты очень красивая! – говорит она охрипшим от сна голосом.
Правда? По крайней мере, снаружи ничего не изменилось.
Я продолжаю расчесываться. Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять, готово. Я расчесываю волосы двадцать пять раз каждое утро. Я делала так с самого детства.
Сегодня будет обычный день.
– Но я думала, что после Дня труда белое не носят, – добавляет Надя.
Я смотрю на свой новый свитер из белого кашемира: он мягкий и уютный. Я надела его с белыми короткими шортами.
– Никто больше не соблюдает это правило, – говорю я ей, отворачиваясь от зеркала. – К тому же белый – цвет зимы.
Я шлепаю ее по попе щеткой.
– Скорее забирайся в душ!
– Я успею накрутить волосы до того, как приедет Ренни? – спрашивает меня сестра.
– Нет! – отвечаю я, закрывая за собой дверь. – Пять минут!
Вернувшись в комнату, на автопилоте начинаю складывать школьные принадлежности в коричневую сумку. Новая ручка и кожаный ежедневник, который мама подарила мне в честь начала нового учебного года. Леденцы, вишневая гигиеническая помада. Я пытаюсь вспомнить, не забыла ли чего, но ничего не приходит в голову, так что я беру белые сандалии и спускаюсь по лестнице.
Мама на кухне в халате пьет эспрессо. Папа подарил ей на Рождество одну из дорогих новомодных кофе-машин, и она старается угодить ему, варя кофе хотя бы раз в неделю, хоть и предпочитает чай, а отца все равно почти всегда не бывает дома, и он даже не видит, как она этой машинкой пользуется. Мой отец – врач-исследователь. Все время, что я его помню, он работал над новым препаратом для лечения рака. Часть месяца он проводит в лаборатории в Бостоне и ездит по всему миру, чтобы представить свои открытия. Этим летом он даже попал на обложку какого-то научного журнала, название которого я все время забываю.
Показывая на тарелку с маффинами, мама говорит:
– Сядь и поешь перед уходом, Лилли. Я испекла твои любимые, с сахаром.
– Ренни вот-вот приедет! – возражаю я, но, увидев разочарование на мамином лице, беру маффин и заворачиваю его в салфетку. – Поем в машине.
Гладя меня по волосам, мама говорит:
– Поверить не могу, что ты уже в выпускном классе! Еще год – и ты уедешь в колледж. Моя девочка-красавица совсем взрослая!
Я прячу взгляд. О да, теперь я взрослая.
– Ну хоть одна малышка у меня еще осталась. Надя уже собирается?
Я киваю.
– Теперь вы с Надей в одной школе, так что тебе нужно за ней приглядывать. Ты же знаешь, как она на тебя равняется, Лилли.
Мама сжимает мою руку, и я тяжело вздыхаю. Я должна лучше присматривать за Надей, а не так, как в эту субботу, когда оставила ее на вечеринке у Алекса. И неважно, что она была с подругами.
Я должна была остаться.
С улицы доносится гудок машины Ренни, и я встаю.
– Надя! – кричу я. – Ренни приехала!
– Еще минутку! – кричит Надя в ответ.
Я обнимаю маму и выхожу через гараж.
– Возьми маффин для Ренни! – кричит мама, но я уже закрыла за собой дверь. Ренни все равно бы его не съела. В начале каждого сезона тренировок группы поддержки она полностью отказывается от углеводов. Хотя ей никогда не удается продержаться больше месяца.
В гараже я надеваю сандалии и направляюсь по подъездной дорожке к «джипу» Ренни.
– Надя сейчас придет, – говорю я, забираясь внутрь.
Ренни наклоняется ко мне и обнимает, как делает каждое утро. Я мысленно приказываю себе: «Обними ее!» – и только тогда мне удается обнять ее в ответ.
– Твоя кожа шикарно смотрится на контрасте с белым! – восклицает она, рассматривая меня с головы до ног. – Хотела бы и я быть такой же загорелой!
На Ренни обтягивающие джинсы и еще более обтягивающий кружевной топ с глубоким вырезом, под ним – топ телесного цвета. Она такая худенькая, что видны все ребра. Похоже, на ней нет бюстгальтера. Ей он и не нужен. У нее спортивная фигура.
– Ты тоже хорошо загорела, – замечаю я, пристегиваясь.
– Это бронзер, детка! – она надевает солнцезащитные очки и начинает тараторить со скоростью сто слов в минуту. – У меня есть идея для следующей вечеринки. Тема мне сама вчера ночью приснилась, и это будет… Ты готова? Ревущие двадцатые! Девушки оденутся как флэпперы, ну, знаешь, с перьями на голове, длинными бусами, а парни – в костюмы с длинными пиджаками и шляпы-федоры. Отпадно, да?
– Не знаю, – говорю я, глядя в окно. Ренни болтает так быстро и так много, что у меня голова тяжелеет. – Ребятам это может не понравиться. Где они найдут такую одежду на острове?
– Ау! Есть такая штука, как Интернет! – Ренни стучит пальцами по рулю. – Почему Надя так долго? Я хочу приехать раньше всех, чтобы застолбить парковочное место на весь год.
Она жмет на гудок – один, а потом два раза.
– Хватит! – говорю я. – Ты всех соседей разбудишь!
– Ой, да брось! Ближайший дом в километре отсюда.
Входная дверь распахивается, и Надя сбегает по ступенькам. Она кажется совсем крошечной на фоне нашего громоздкого белого дома. Он отличается от большинства построек на острове: современные линии и много стекла. Мама помогала его проектировать. Изначально это был наш летний дом, но, как только я перешла в старшую школу, мы насовсем переехали на Джар Айленд. Это я упросила родителей жить здесь круглый год, чтобы не расставаться с Ренни и всеми моими летними друзьями.
Мама машет нам с крыльца. Я машу в ответ.
– Ну так что? Ревущие двадцатые! Ты «за» или «против»? – спрашивает меня Ренни.
Если честно, мне все равно, но я знаю, что мой ответ для нее важен, и поэтому мне хочется сказать, что я «против».
Но я не успеваю, потому что Надя садится в машину. Ее волосы еще влажные после душа. На ней новые джинсы и черный топ, который мы купили втроем, когда в июле вместе ходили по магазинам. Это было будто бы вечность назад.
Она забирается на заднее сиденье. Я оборачиваюсь и говорю:
– Надо было высушить волосы, Надя! Ты же знаешь, что всегда простужаешься, когда выходишь с мокрой головой.
Запыхавшись, она отвечает:
– Я боялась, вы уедете без меня.
– Мы бы тебя не оставили! – восклицает Ренни, поворачивая руль. – Мы твои старшие сестры и всегда за тобой присматриваем, крошка!
Мерзкие слова вертятся у меня на кончике языка, и я сжимаю зубы, чтобы не произнести их. Если я это скажу, все изменится навсегда, станет даже хуже, чем сейчас.
Мы выезжаем на дорогу.
– Тренировка чирлидеров в четыре часа, – напоминает мне Ренни, пританцовывая на месте. – Не опаздывай. Нам надо оценить свежее мясо. Посмотрим, с чем придется работать. Ты не забыла взять мини-камеру, чтобы всех записать?
Я открываю сумку и ищу, хотя уже знаю, что ее там нет.
– Забыла.
– Лил! Я хотела пересмотреть их сегодня вечером в хорошем качестве! – Ренни недовольно вздыхает, как будто она во мне разочарована.
Я пожимаю плечами.
– Как-нибудь справимся.
Ведь именно этим мы сейчас и занимаемся, да? Мы справляемся. Но Ренни это явно удается лучше, чем мне.
– Надя, кто из твоих подружек самая красивая? – спрашивает Ренни.
– Патриция! – отвечает Надя.
Ренни поворачивает налево, и мы проезжаем мимо сдаваемых в аренду коттеджей, которыми пестрит Кэноби Блафс. Я сосредоточиваю внимание на одном. Дом опустел, и снаружи смотритель закрывает его до следующего сезона. Думаю, это отец Рива. Он опускает ставни на окнах первого этажа. До хозяйской спальни смотритель еще не добрался, и ее окна широко раскрыты.
Я отворачиваюсь и краем глаза смотрю на Ренни. Мне интересно, думает ли она о том же, о чем и я. Но ее лицо не выражает ни узнавания, ни тревоги – ничего.
– Надя, ты гораздо красивее Патриции. Имей в виду, для сборной старшей школы я выбираю наилучших, – говорит Ренни. – Дай мне знать, если хочешь поддерживать кого-то одного, и я это устрою.
Не задумываясь Надя восклицает:
– Алекс! Можно мне поддерживать Алекса?
Ренни вздыхает.
– Ой! Лучше спроси свою сестру. Это ее игрушка.
– Помолчи, Ренни! – говорю я более раздраженно, чем хотела, и она строит Наде рожицу в зеркале заднего вида. Я делаю вдох. – Надя, перед тобой к Алексу стоит огромная очередь девчонок из десятых и одиннадцатых классов. Мы не можем иметь любимчиков. Представь, как это будет выглядеть, если мы прикрепим к выпускнику девятиклассницу? К тому же тебе еще кастинг надо пройти. Ты еще не попала в команду.
При этих словах Ренни кивает.
– Лил права. То есть да, фактически ты в команде, но мы должны обращаться с тобой как со всеми остальными. Несмотря на то что ты, несомненно, особенная.
Надя ерзает на сиденье как щенок.
– Да, и передай своим подругам, что если они хоть на минуту опоздают, то отправятся домой. Точка. Как капитан я должна задавать ритм в этом сезоне.
– Поняла! – говорит Надя.
– Молодец! Ты будешь нашей новой звездой!
Я будто бы парю над собственным телом и, не подумав, говорю:
– Ей нужно работать над сальто назад. Оно очень слабое.
Становится очень тихо.
Я поворачиваю зеркало, чтобы посмотреть на Надю: уголки ее губ опущены вниз, в глазах боль.
Зачем я это сказала?
Я знаю, как сильно она хочет попасть в команду. Мы тренировались все лето: сальто назад, стойки, прыжки и танцевальные движения. Я сказала сестре, что, когда Ренни окончит школу, Надя займет ее место на вершине пирамиды, и вся школа будет на нее равняться, прямо как на ее старшую сестру.
Но теперь я не уверена, что хочу, чтобы она стала такой же, как мы с Ренни. Больше нет.



Глава вторая
КЭТ

Я залезаю на сеточный забор, окружающий парковку старшей школы Джар Айленда. Машина Алекса, сверкающая и свежевымытая в честь первого учебного дня, припаркована рядом с футбольным полем. Я пытаюсь не обращать внимания на сердце, которое начинает биться в три раза быстрее, разливая жар по груди, горлу и ушам.

В субботу был мой восемнадцатый день рождения. Я провела вечер за кухонным столом, с папой и Пэтом, моим братом. Мы пили виски из шотов и ели замороженный шоколадный торт, который папа купил в супермаркете.
– Ох, Джуди! – говорил отец после каждой рюмки, как будто мама сидела за столом и пила вместе с нами. – Ты только посмотри на нашу малышку!
– Теперь я женщина, – поправила я.
– И еще какая женщина! – добавил он и подтолкнул свою стопку вперед, для добавки.
– Фу, папа! Отвратительно! – скривился Пэт и налил нам по новому кругу.
В тот день Алекс должен был вернуться домой, но я не знала, когда точно. Позвонит ли он? Я не позволяла себе об этом думать. Я уже и так потратила на него чересчур много мозговой активности.
Всю неделю, что Алекс был на рыбалке, я прокручивала в голове события нашего последнего совместного вечера. В отличие от музыкантов, с которыми я тусовалась в квартире Ким, с Алексом мне не приходилось волноваться о том, как далеко все может зайти. Но мне понравилось, как он взял инициативу в свои руки. Это было очень сексуально, к тому же запретно. Я и Алекс. Мы никогда не должны были стать друзьями и уж тем более целоваться на яхте его дяди стоимостью несколько миллионов долларов.
Я точно знала, что Ренни устроит Алексу взбучку, если узнает, что мы с ним целовались. И я была уверена, что мне тоже достанется: от Ренни, от Рива, ото всех. Разумеется, в тот момент ни я, ни Алекс не думали об этом, но это должно было прийти ему в голову позже, точно так же, как пришло в голову мне.
А потом он прислал сообщение.
«У меня дома вечеринка в честь возвращения, заглядывай, если нечем заняться».
Я отодвинула стул, чтобы выйти из-за стола.
– Чего это ты улыбаешься? – спросил Пэт.
Я его едва слышала. Представляла, как буду смотреться в черном кружевном топе с шортами, но потом подумала: вдруг его родители тоже там будут? Наверное, стоит надеть что-нибудь более сдержанное.
Я села обратно. Почему я так схожу с ума? Это был всего лишь один вечер. Надо притормозить.
Я выключила телефон и попросила брата налить мне еще виски.
Около часа ночи я была официально и законно пьяна. Отец ушел спать, а Пэт вырубился на полу в гостиной. Наш пес Шэп начал скрестись в заднюю дверь, так что я взяла поводок и повела его гулять.
Разумеется, я оказалась у дома Алекса, несмотря на то что Уайт Хэвен в десяти километрах от Ти-Тауна.
Здесь определенно была вечеринка, но она давно закончилась. Пластиковые стаканчики и мусор были разбросаны вдоль дорожки, ведущей на задний двор. Тихо играла музыка – безвкусное танцевальное дерьмо, что вечно крутят по радио. Свет у бассейна уже выключили. Повсюду валялись объедки, миски с чипсами и тарелки с недоеденными гамбургерами. Гуакамоле потемнело, в стаканчиках с растаявшими розовыми напитками плавали бумажные зонтики. Были и другие украшения: рыболовные сети, гавайские факелы, морские раковины. На заборе висела помятая капитанская фуражка. Шэп нашел что-то на земле и начал жевать. Мне пришлось с боем вытаскивать добычу у него из пасти. Это оказалась пластиковая пиратская повязка на глаз.
Я подошла к домику у бассейна, где жил Алекс, и заглянула в окно, чтобы посмотреть, спит ли он.
Он спал у себя на кровати, на одном боку, поверх постельного белья. Его бронзовые волосы выгорели и стали песочного цвета. Он сильно загорел и покрылся веснушками.
Алекс выглядел таким милым, что я не сразу заметила хрупкое тело, свернувшееся в постели рядом с ним.

Направляясь в школу, я прохожу мимо фонтана. Алекс стоит там со своими друзьями. Ренни и Лилия разоделись в честь первого учебного дня, как в дурацкой молодежной комедии. Лилия держит во рту леденец на палочке. У нашей хорошей девочки серьезные проблемы с оральной фиксацией. И Ренни? Лишь по тому, как она стоит на каблуках, выставив одно бедро в сторону, подперев рукой поясницу и выпячивая свою жалкую маленькую грудь как можно дальше, я вижу, что она готова править школой. Ведь теперь она выпускница. Она ждала этого момента всю свою чертову жизнь.
Алекс поворачивает голову, и наши глаза встречаются. На секунду я задумываюсь, притворится ли он, что не заметил меня. Это было бы вполне нормально, но он так не делает. Он подходит ко мне, сверкая улыбкой.
– Кэт! – говорит Алекс. – Привет! С днем рождения!
Меня застает врасплох то, что он помнит про мой день рождения и что он отметил его в постели с другой девушкой. Я понятия не имею, кто она. Да это и неважно.
– Прости, что не пришла на твою вечеринку. Круто было? – спрашиваю я, стараясь не выдавать ревности к девушке, с которой он спал вместо меня.
– Не особо, – Алекс пожимает плечами. – Я даже не знал, что у меня будет вечеринка. Это все Ренни. Она искала лишний повод поразвлечься.
Ренни? Так это она устроила вечеринку? Тогда все ясно. Это объясняет дешевые украшения и прочее дерьмо. Она не могла пригласить всю школу в двухкомнатную квартиру своей матери.
Алекс продолжает:
– Похоже, она подговорила Лилию попросить мою маму разрешить им устроить вечеринку у нас дома. А моего отца заставила стоять у гриля и жарить стейки. Там была куча народа, и все в костюмах. Отец, черт возьми, костюм аквалангиста напялил. Ты знаешь, как Ренни умеет ладить с родителями. – Алекс печально качает головой. – Она разозлилась на меня, когда я отказался надевать шляпу моряка.
– Погоди, – сказала я. – Все были в костюмах?
– Да. Ренни нарядилась русалкой.
Я сжала зубы. Разумеется. «Русалочка» – единственная игра, в которую Ренни хотела играть в бассейне Лилии, когда мы были детьми.
– Звучит забавно! – говорю я с сарказмом, пытаясь обойти Алекса.
– Да нет, говорю же, не особо, – он делает шаг ко мне и понижает голос. – Стой, ты на меня сердишься? Ты ведь получила мое сообщение?
Я пристально смотрю ему в глаза и говорю:
– Зачем ты пригласил меня на вечеринку Ренни?
Он знает нашу историю. Все знают. И мне хочется задать вытекающий из всего этого вопрос о девушке в его постели, но я отвлекаюсь, увидев кое-кого у него за плечом.
Ренни смотрит на нас.
– А-а-алекс! – произносит она нараспев. – Можешь подойти на секундочку?
– Алекс занят. И не надо перебивать людей, когда они разгова-а-аривают! – отвечаю я, передразнивая ее интонацию.
Ренни вздыхает. Она хватает Лилию за руку и пытается увести ее от фонтана.
– Идем, Алекс! Нам надо с тобой поговорить!
Но Лилия высвобождает руку.
Алекс бросает взгляд через плечо и раздраженно говорит:
– Давай я просто позвоню тебе позже.
Я машу на него рукой.
– Неважно.
Потому что не хочу влезать в это сейчас, когда все на нас смотрят.
– Я тебя найду после футбольной тренировки! – говорит он, пятясь от меня спиной вперед.
Я слышу, как Ренни шепчет ему:
– О чем ты вообще с ней разговаривал? Хочешь нанять ее, чтобы она мыла яхту твоего дяди?
Алекс начинает возражать, но Ренни его перебивает.
– Будь осторожен, Линди. Нельзя впускать на лодку кого попало. Вдруг она что-нибудь украдет?
Мое тело деревенеет. Это Ренни любила воровать в магазинах. В основном косметику из аптеки, но иногда футболку или браслет из магазинов на Главной улице. Я обычно стояла на стреме.
За эти годы Ренни распустила про меня сотни слухов. Как мой отец варит мет и готовит моего брата, Пэта, продолжить семейный бизнес. Как однажды на ночевке я пыталась поцеловать ее взасос. И как она хотела через суд запретить мне к ней приближаться, потому что я преследовала ее, когда она перестала со мной дружить. Она выдумывала все это лишь для того, чтобы рассказать интересную историю. Я никому не доказывала обратное, потому что мне было все равно. Но она просто невообразимая лгунья и сама поверила в собственные выдумки. В любом случае я ничего не могла с этим поделать. Люди верят в то, во что хотят верить.
Но сейчас по необъяснимой причине я не хочу, чтобы Алекс считал меня голодранкой.
Через его плечо Ренни довольно машет мне на прощание.
Не успев даже подумать о том, что я делаю, я бегу за ними вслед. Догнав, я со всей силы врезаюсь в Ренни плечом.



Глава третья
МЭРИ

Утром, когда я проснулась, в животе порхали бабочки. Очень много бабочек. Настал день, которого я так ждала.
Я проезжаю Мидлбери и выбираю велосипедную дорожку вдоль моря, где в самом начале берег Кэноби Блафса становится каменистым. Перед острой скалой дорожка сворачивает в лес. Здесь классно. Мне нравится ехать среди сосен и слушать тихий шорох шин моего велосипеда на песчаной тропе.
Тетя Бэтт еще спала, когда мне пора было выходить, но, к счастью, мой старый желтый «круизер» стоял в гараже в идеальном состоянии. Даже не запылился.
Интересно, что будет дальше, когда все вокруг исчезнут и останемся только мы, один на один?
Я скажу: «Привет, Рив, – ровно и спокойно. – Что, не ожидал меня снова увидеть?»
Варианты крутятся у меня в голове быстрее, чем колеса велосипеда. Я даже не думаю о том, что он мне ответит. Это неважно. Главное – что этот момент настанет.
Велосипедная дорожка выводит меня к заднему двору старшей школы Джар Айленда. Я торможу и останавливаюсь. Школа видна за футбольным полем. Я изумляюсь тому, какая она огромная.
Я была здесь как-то раз в детстве с мамой и папой. Мы смотрели музыкальный спектакль по роману «Тайный сад», который показывали в актовом зале. Думаю, тогда я считала, что это и есть вся школа, но теперь я вижу, что актовый зал вообще находится в отдельном здании. Здесь есть спортивный корпус и отдельный бассейн. Повсюду ученики, сотни лиц, роятся как муравьи. Мне интересно, встречу ли я кого-нибудь знакомого, но никого не вижу. Вокруг одни чужаки.
Я иду в потоке учеников по бетонной дорожке, пока она не переходит в большой центральный двор. Несколько ребят на газоне бросают друг другу фрисби. На территории стоят несколько скамеек, пара деревьев, а в центре – большой журчащий фонтан, который выбрасывает в синее небо превращающиеся в туман брызги.
Рив где-то здесь. Я это знаю. Чувствую.
Я приглаживаю волосы и медленно поворачиваюсь.
Девушка в коротких шортах, черном топе, обрезанной черной толстовке, с черными волосами, струящимися по спине, толкает другую, более мелкую, с волнистыми каштановыми волосами, врезаясь в нее со всего размаха, так сильно, что я издалека слышу звук удара.
Маленькая девушка спотыкается на каблуках, чуть не упав в фонтан, и кричит так, что кровь леденеет. Ее лицо кажется мне знакомым. Может, я встречала ее однажды, очень давно, в воскресной школе, или дневном лагере, или еще где-то.
Девушка в шортах говорит:
– Это ты была клептоманкой, Ренни! Я в жизни ничего не крала!
Ренни, точно. Так зовут миниатюрную девушку. Мы вместе ходили на плавание в третьем классе. Вторая девушка наклоняется к лицу Ренни. Парень с рыжеватыми волосами пытается ее удержать, но та его отталкивает.
– И если я еще раз услышу, как ты врешь про меня, я тебя убью!
Девушка произносит это таким мертвенно-серьезным тоном, что у меня мороз по коже дерет.
При виде этой сцены все во дворе замедляют ход, как чайки, парящие над морским мусором. У меня возникает неприятное чувство беспомощности. Но всех остальных картина забавляет. Всех, кроме парня с рыжеватыми волосами.
Ренни выпрямляется.
– Э-э… ты убьешь меня? Серьезно? – она смеется. – Ладно, хватит врать, Кэт. Я прямо сейчас скажу все как есть. Помнишь, в девятом классе ты зашла ко мне, умоляя снова стать твоей подругой? – Улыбка на лице другой девушки, Кэт, исчезает. – Ты плакала и все пыталась меня обнять. К твоему сведению, все это время я думала лишь о том, как воняет у тебя изо рта. У тебя всегда воняло изо рта, даже после того, как ты чистила зубы. И когда ты ушла, я так радовалась, что мне никогда больше не придется нюхать это дерьмо у тебя во рту.
Кэт кривит губы. Она хочет что-то сказать, но не может. Я вижу это по ее лицу, по глазам. Она начинает покашливать, и сначала я думаю, что она сдерживает слезы. Но потом голова Кэт слегка отклоняется назад, и она со смаком плюет Ренни в лицо.
Все, кто это видит, восклицают: «Фу-у-у!».
Парень говорит:
– Господи, Кэт!
– О боже! – кричит Ренни, яростно вытирая лицо. – Ты просто кусок дерьма, Кэт!
Она оглядывает всех, кто на нее смотрит, и ее щеки вспыхивают.
– Господи! – повторяет она, на этот раз для себя, шепотом.
Кэт уходит. Проходя мимо, она встречается со мной взглядом. Ее глаза вспыхивают, и у меня перехватывает дыхание.
Я будто плыву в невесомости, не понимая, где верх, где низ и куда идти. Значит, вот как выглядит повседневная жизнь в старшей школе Джар Айленда? Потому что, если это так, я не уверена, что продержусь хотя бы день.
Красивая девушка-азиатка подходит к Ренни и протягивает ей салфетку, но Ренни ее не берет. Она вся поникает, и высокий парень с каштановыми волосами обнимает ее и предлагает рукав футболки, чтобы вытереть лицо.
– Иди ко мне, детка, – слышу я его слова. – Ссора в первый учебный день? Брось, Рен, ты выше этого. Не позволяй Де Брассио затащить тебя в ее канаву… Хотя, должен признаться, ваша потасовка меня завела!
Он наклоняет голову назад и выпускает на волю смешок, который, должно быть, давно уже сдерживал.
Я его не слышу, ничего не слышу, только стук в ушах. Все остальное становится безмолвным фоном, потому что это он, прямо здесь, передо мной, после всех этих лет. Это Рив Табатски.
Я бы узнала его где угодно. У него все те же каштановые волосы, тот же римский нос и эти глаза, зеленые, как морское стекло. Он стал гораздо выше, широкие плечи, мускулистые руки. На нем белая футболка и потертые брюки цвета хаки, на голову подняты очки «авиатор» с зеркальными стеклами.
Он был симпатичным мальчишкой. Но теперь… он прекрасен. Как он красив!
У меня начинают дрожать ноги. Я не смогу. Я хочу убежать, спрятаться, но не нахожу в себе сил пошевелиться. И просто стою, словно вросла в землю.
Они идут в моем направлении, Рив обнимает Ренни за плечи. Я задерживаю дыхание и, пока Рив приближается, жду признаков узнавания с его стороны, чего-нибудь, чего угодно. Но ничего не происходит. Он проходит мимо, так близко, что мы почти соприкасаемся плечами. И он меня не замечает.
Я оборачиваюсь, уставившись ему вслед. Он что, не видел меня? Или его так отвлекала повисшая на нем Ренни? Или, может, он заметил меня, но я так изменилась, что он меня не узнал? Кого-кого, а меня-то он точно не ожидал увидеть в данный момент.
Потрясенная, я иду за ними в здание школы. Рив и Ренни исчезают в коридоре, скрывшись в толпе других учеников. Я не знаю, куда идти. Брожу по школе и вижу, как кто-то выходит из женского туалета. Я проскальзываю в закрывающуюся дверь.
Желудок сжимается. Я бегу в дальнюю кабинку и наклоняюсь над унитазом, кончики волос касаются воды.
Я делаю несколько глубоких вдохов. Вдох и выдох. Может, ни одна из моих догадок неверна.
Может, я недостойна того, чтобы меня помнить.



Глава четвертая
ЛИЛИЯ

Мы сидим за новым обеденным столом в нашей обычной компании: я, Ренни, Эшлин, Алекс, Рив, Пи-Джей, Дерек и еще пара ребят из футбольной команды. Мы унаследовали этот стол от прошлогодних выпускников. Это школьная традиция. Звездный стол, так называемый эпицентр действий. В последний учебный год самые крутые выпускники зовут самых крутых будущих выпускников и приглашают с ними пообедать. Это как передача факела популярности. Жаль только, что, по сути, стол этот такой же мерзкий, как и остальные столы в кафетерии.
Эшлин не умолкая рассказывает о сауне, которую установили ее родители, чем всех раздражает. В итоге я говорю:
– Эшлин, всем наплевать.
Ее губы сжимаются, глаза полны обиды. Мне становится не по себе, поэтому я добавляю:
– Шучу!
Ренни хватает пончик с сахарной пудрой с моего подноса и засовывает его в рот.
– Я думала, что во время тренировочного сезона ты не употребляешь углеводы, – говорю я и придвигаю поднос с обедом ближе к себе. У меня осталось всего три пончика.
Ренни корчит гримасу.
– После такого утра я заслужила утешение. Мне теперь, наверное, придется анализ на СПИД делать. Кто знает, что за бактерии кишат во рту у этой шлюхи! – Ренни смеется так, что я вижу ее белый от пудры язык.
Невероятно! Кэт Де Брассио плюнула Ренни в лицо. Конечно, это было отвратительно. Но Ренни сама напросилась. Я не могу поверить в то, что кто-то осмелился так ей ответить.
Рив пододвигает стул ближе к нам. Я слегка отстраняюсь. Похоже, утром он вылил на себя полфлакона одеколона. От этого запаха у меня болит голова. Он говорит, растягивая слова:
– Ренни, детка…
– Да, Рив, милый, – отвечает Ренни, играя волосами.
– Ты же моя женушка, да?
Фу.
– Конечно.
– А жена должна заботиться о своем муже!
Я строю Эшлин гримасу, будто меня тошнит. Та хихикает. Рив замечает это и отмахивается от меня рукой, а потом снова поворачивается к Ренни.
– В общем… Пожалуйста, ты можешь проследить за тем, чтобы в этом году мне досталась чирлидерша, которая знает, что делает? Серьезно. Нельзя допустить, чтобы шестьдесят третий номер представляла просто симпатичная девчонка. Та, кому достанется эта должность, обязана быть постоянно в центре внимания и иметь полный набор.
– Что за полный набор? – мурлычет Ренни.
Рив загибает пальцы.
– Ритм, хорошая координация, достаточная гибкость, чтобы выполнять самые сложные элементы, а не только дурацкие колеса. Мне нужны сальто назад и прочий брейк-данс. Разнообразие. Ты понимаешь, о чем я?
– Я прекрасно понимаю, о чем ты, Рив, – говорит Ренни, ее глаза блестят. – Считай, что я обо всем позаботилась.
Рив перегибается через стол и треплет ее за щеку.
Ренни со смехом сбрасывает его руку.
– Ну а ты, Алекс, кого хочешь?
– Мне все равно, – отвечает он и возвращается к разговору с Дереком.
Ренни беззвучно говорит мне одними губами: «Что с ним такое?». Я пожимаю плечами. «ПМС», – шепчет она.
Она наклоняется и берет еще один пончик с моего подноса.
– Что скажешь, если я отдам Алекса Наде?.. Сама подумай. Если она отхватит себе выпускника, сразу заработает авторитет среди этих свинок-девятиклассниц.
Я вырываю пончик обратно.
– Да пожалуйста, мне все равно.
Я все еще переживаю из-за того, что сказала Наде сегодня утром. Может, это поднимет ей настроение.
– Значит, ты не против?
– С чего мне быть против?
Я знаю, к чему она клонит, но не хочу подыгрывать. Я уже тысячу раз говорила, что не вижу его в этом свете.
– Окей! – отвечает Ренни.
Я встаю из-за стола и направляюсь к автомату с газировкой, пока она не сказала что-нибудь еще.
Пытаюсь выбрать между виноградной содовой и колой, как вдруг Алекс подходит ко мне сзади.
– Привет, Линди! – говорю я, нажимая на кнопку с колой.
Мне вдруг приходит в голову, что Ренни донимает Алекса точно так же, как и меня. Наверняка она рассказывает ему тот же вздор: что я только о нем и мечтаю, что мы должны быть вместе.
Он сухо говорит:
– Это все, что ты можешь мне сказать: «Привет, Линди»? Ты не заметила, что я с субботы на тебя в обиде?
Я смотрю на него раскрыв рот. Что с ним такое?
– Поверить не могу, Лилия! – закипает он. – Вы с Ренни врываетесь ко мне домой, чтобы устроить вечеринку, разбрасываете повсюду свои чертовы блестки, а через полчаса исчезаете, чтобы пойти на другую вечеринку. Что за фигня?
Никогда раньше не видела Алекса таким сердитым. Но он имеет право злиться. Мы не должны были вот так уходить.
– Прости, – шепчу я.
Он понятия не имеет, как искренне я на самом деле сожалею.
Алекс качает головой и поворачивается, чтобы уйти, но я хватаю его за рукав, притягиваю к себе и говорю:
– Не сердись.
Он смотрит на меня, но не вырывается.
– Когда вы придете, чтобы забрать все украшения и прочий хлам?
Я быстро говорю:
– Мы с Ренни приедем сегодня после кастинга в группу чирлидеров и все заберем.
Алекс ничего не отвечает. Он просто уходит. Не обратно за стол, а вообще из кафетерия.

Ренни вбила себе в голову, что мы должны устроить вечеринку в честь возвращения ребят. Выбрала тему – «подводный мир» – и сама решила нарядиться русалкой. Остальным выпускницам разрешалось надеть купальники, юбки из травы и гавайские бусы. Девчонки из десятых и одиннадцатых классов изображали сексуальных рыбачек. Мы разрешили Наде пригласить трех ее подружек, но они должны были одеться рыбками и постоянно ходить в ластах, иначе им пришлось бы уйти.
Было всего одно условие: я категорически запретила Наде пить. Она сразу же согласилась. Когда она пришла, точнее, приковыляла в ластах, одетая, как и ее подружки, в зеленые топ и шорты, я дала ей безалкогольную «пина коладу». Сама я тоже пила этот коктейль, хотя Ренни пыталась добавить туда ром из бутылок, спрятанных на заднем дворе.
Вечеринка имела успех. Из колонок гремела музыка, по всему газону мы разожгли гавайские факелы, все танцевали и плавали в бассейне. Даже парни прониклись атмосферой. Рив взял простыню с постели Алекса, обернулся в нее как в тогу и называл себя Посейдоном. В руки он взял грабли, которые служили трезубцем. Я была уверена, что он просто искал повод, чтобы снять футболку. На Алексе была рыболовная шляпа, а остальные парни надели плавки и обмазались кремом от загара.
На Ренни была узкая голубая юбка, бикини в виде ракушек и сетчатые чулки. В Интернете она заказала парик и хрустальную заколку в форме морской звезды, потратив на них карманные деньги, которые ей выдавали на неделю.
Я в красном слитном купальнике, коротких белых шортах и шлепках изображала спасателя Малибу. На шее у меня висел свисток, а к спине был привязан спасательный круг. Эшлин была медузой. Она надела широкую белую пляжную накидку поверх белого бикини и вплела в свои светлые волосы длинные полоски тонкой бумаги.
Когда мы с Ренни стояли у гриля и потягивали коктейли, глядя по сторонам, ко мне подошла миссис Линд и крепко меня обняла.
– Лилия, какая прекрасная идея! – она поцеловала меня в щеку. На ней был гавайский сарафан, а в волосах – цветок. – Сюрприз для Алекса!
Она ушла, чтобы принести еще шашлык из морепродуктов, а Ренни толкнула меня локтем.
– Видишь? Я же говорила, все будет отлично. И что ты так волновалась?
– Я не волновалась, – сказала я, поправляя спасательный круг. – Просто думаю, это немного странно: просить чью-то маму устроить вечеринку у них дома.
– Лил, – беззаботно ответила Ренни, – мама Алекса обожает тебя. Ты дочь, которой у нее никогда не было. Она подарила тебе на день рождения розовую сумочку от «Диор». Я посмотрела на сайте и говорю тебе: она далеко не дешевая, шестьсот долларов!
Месяц назад Ренни позаимствовала у меня эту сумочку, но так и не вернула. В любом случае она ей больше подходит.
Ренни уже наскучил разговор: она сканировала взглядом двор, расчесывая пальцами длинный белый парик.
– Какого черта здесь делает Тереза Круз? Я точно помню, что не приглашала ее. Ты только посмотри! Напялила юбку из травы и гирлянды. Здесь не гавайская вечеринка! – сердилась Ренни. – Вот дикарка! И я не понимаю, что не так с Ривом. Он с нами даже толком не поздоровался. А это, вообще говоря, для него вечеринка.
Я смотрела на Терезу в ее глупом наряде. Алекс перехватил мой взгляд и помахал мне. Он стоял с Ривом, Дереком и своим дядей. Все, кроме Алекса, курили сигары. Я уже направилась к ним, но вдруг Ренни схватила меня за руку.
– О боже мой! – взвизгнула она, размахивая телефоном и сверкая глазами. – Он мне написал!
– Кто, Рив?
– Йен!
Йен – один из студентов, с которыми мы познакомились на пляже. Они с Ренни уже встречались на этой неделе. Они поужинали, но после этого он не давал о себе знать.
– У них вечеринка! Сегодня последний вечер аренды. Мы должны пойти!
– Прямо сейчас?
– Да!
Я рассмеялась:
– Рен, мы не можем уйти. Это наша вечеринка или ты забыла? Мы должны выносить капкейки, запускать фейерверки и все остальное.
Мы с Надей целый день украшали эти капкейки: добавили в глазурь голубой краситель и покрошили сверху крекеры, чтобы было похоже на песок.
Ренни надулась, выдвинув вперед нижнюю губу.
– Пожалуйста, Лил! Он такой классный и учится на медицинском! И я уже говорила тебе, что его друг Майк постоянно о тебе спрашивал. Давай просто пойдем и потусуемся там немного, а потом сразу вернемся. Никто и не заметит, что нас не было.
Я оглядела двор. Эшлин у бассейна играла в покер с ребятами. Дерек пытался подсмотреть ее карты, а она смеялась и отталкивала его. С таким вниманием со стороны Дерека она точно не заметит, что мы ушли.
Я спросила:
– А как же Надя?
– С ней все будет отлично. Смотри, она прекрасно проводит время.
Надя сидела с подругами у бассейна, болтая в воде ластами. Они хихикали и брызгались. Ренни потянула меня за руку и заговорила умоляющим тоном:
– Ну пожалуйста, Лил! Это мой последний шанс его увидеть. Они завтра уезжают. Сейчас или никогда!
Я вздохнула.
– Один час, и сразу же возвращаемся. Обещаешь?
Ренни радостно завизжала и обняла меня, но потом посмотрела на свой костюм русалки и нахмурилась.
– Нельзя идти в таком виде. Мы будем выглядеть как школьницы.
– В машине переоденемся, – поспешно ответила я.
У нас ушла бы целая вечность на то, чтобы ехать к Ренни домой и переодеваться там. А я хотела быстро сгонять туда и обратно, чтобы гости нашей вечеринки успели насладиться капкейками, хоть мы и испекли их из покупной смеси. Я специально не выставила их с остальной едой, потому что хотела торжественно раздать каждому лично.
Ренни пожала плечами.
– Ну ладно. Пойду, макияж поправлю. Встретимся в машине через две секунды.
Она побежала в дом, а я направилась к «джипу». Я копалась в своей большой сумке в поисках топа, который был на мне раньше, и вдруг почувствовала, как кто-то тянет меня за волосы. Я обернулась.
Рив.
Он протянул руку у меня над плечом и захлопнул дверцу машины.
– Куда это ты намылилась? – спросил он требовательно, наклоняясь ближе.
– Не твое дело.
– Да ладно! Скажи мне.
Я пыталась оттолкнуть его от «джипа», но он не двигался.
– Рив, отойди!
– То есть ты устроила парню вечеринку в честь его возвращения, а сама решила свалить? – Рив погрозил мне пальцем. – Плохая девочка, Чоу!
С этими словами он ушел.
– Я и не говорила, что хорошая! – крикнула я ему вслед.

Я открываю газировку и делаю глоток, возвращаясь к нашему столу. Я сажусь туда, где сидел Алекс, рядом с Пи-Джеем и Ривом. Рив смотрит на меня так же, как в тот вечер, подозрительно сузив глаза, и говорит:
– Теперь из-за чего дуешься, Чоу? Что пришлось самой покупать газировку?
– Заткнись!
– Девчонки вроде тебя… – начинает он, но, жестикулируя, случайно выбивает колу у меня из рук.
Газировка заливает мне весь свитер. Взвизгнув, я подпрыгиваю. Пи-Джей и Рив отодвигают стулья, чтобы не намочиться. Я чувствую, как через кашемировый свитер жидкость затекает мне в лифчик. На груди разрастается огромное коричневое пятно.
– Ты… ты мне свитер испортил!
– Спокуха, Лилия! Я случайно! – Рив подходит ко мне с салфеткой, пытаясь промокнуть пятно.
Я отшатываюсь.
– Не трогай меня!
Рив ехидно отвечает:
– Ой, я забыл. Принцесса Лилия не позволяет к себе прикасаться, да?
Он мне подмигивает.
– Рив, отстань от нее, – говорит Ренни.
К глазам подступают слезы. Вытирая свитер, я наклоняю голову так, чтобы волосы упали на лицо. Говорю себе, что все хорошо. Просто Рив ведет себя как Рив. Он ничего не знает. Откуда ему знать? Ренни никому не сказала бы. Мы пообещали друг другу. Я пытаюсь сделать глубокий вдох, но воздух застревает в горле. Нижняя губа начинает дрожать. Нужно убираться отсюда, пока я не сорвалась перед всеми.
– К твоему сведению, этот свитер стоит триста долларов! Явно дороже твоего драндулета.
Я беру сумочку и бегу в женский туалет. Подхожу к раковине и включаю воду. Я не буду плакать. Не буду. Я не буду плакать в школе. Я не стану этого делать.
Но у меня нет выбора.
Я плачу так сильно, что дрожат плечи и дерет горло, и не могу остановиться.
Дверь открывается, и я ожидаю увидеть Ренни. Но это не она. Это Кэт Де Брассио. Она бросает сумку в раковину рядом с моей и поправляет челку перед зеркалом.
Я быстро брызгаю в лицо ледяную воду, чтобы скрыть тот факт, что я плакала. Но Кэт все видела. Она спрашивает меня своим неприветливым тоном:
– У тебя все нормально?
Я смотрю вперед, на свое отражение.
– Все отлично.

Сначала я познакомилась с Ренни, в очереди за попкорном в старом кинотеатре на Главной улице. Мне было десять, но я чувствовала себя очень взрослой, потому что стояла там одна с десятидолларовой купюрой в заднем кармане. Ренни сказала, что ей нравятся мои шле на лето в Джар Айленд, я могла играть только с Надей. Теперь у меня появились две лучшие подруги.
Каждую пятницу мы оставались ночевать друг у друга, чередуя дома. Мы шпионили за старшим братом Кэт и играли с ее собакой, Шэпом. В квартире Ренни готовили карамельный арахис в микроволновке, а ее мама делала нам макияж. У меня дома Ренни и Кэт наперегонки плавали в бассейне, а я стояла в тени и была судьей. Мы играли с моим кукольным домиком в викторианском стиле, а потом, когда стали старше, снимали фильмы на папину камеру и показывали их маме и Наде за завтраком.
Раньше я ревновала, ведь в конце августа я уезжала из Джар Айленда, а Ренни и Кэт оставались вместе. Они были во многом похожи, обе бесстрашные. Я же была трусишкой. Кэт всегда меня так называла, когда я не хотела прыгать с самого высокого мостика, или держать штурвал лодки ее отца, или идти гулять с парнями, с которыми мы познакомились на пляже. Но Ренни и Кэт за мной присматривали. С ними я чувствовала себя в безопасности.
Когда родители решили переехать сюда навсегда, моя мечта наконец-то сбылась. То лето должно было стать всего лишь разогревом перед всеми развлечениями, которые ждали нас в старшей школе. Но потом, в начале августа, Ренни убедила маму разрешить ей сделать операцию на носу. Я никогда не замечала, что у нее некрасивый нос, но Ренни показала мне горбинку, на которую раньше я не обращала внимания. Когда ей сняли повязки и шрамы зажили, она заявила, что в старшей школе мы обязательно должны стать популярными. Кэт ответила, что это глупо, Ренни разозлилась, и они снова поссорились. Я думала, все закончится через пару дней, как и все их размолвки, но даже неделю спустя Ренни продолжала сердиться. Она сказала, что Кэт незрелая, ничего не понимает и тянет нас назад.
Мы не сразу перестали общаться с Кэт. Мы вместе поехали на материк за покупками к началу учебного года, как и планировали. На день рождения Кэт мы пошли в кино. Ренни уперлась и хотела сидеть только рядом со мной, якобы для того, чтобы мы могли делиться печеньем, и это было неловко. После сеанса мы должны были остаться на ночь у Кэт дома. Но, когда мы выходили из кинотеатра, Ренни объявила, что плохо себя чувствует и не останется ночевать. Было очевидно, что она притворяется: актриса из Ренни ужасная. Я отвела Кэт в сторонку и сказала: «Я все равно могу пойти, если хочешь», но она ответила: «Забудь».
Я вернулась домой и начала обдумывать сложившуюся ситуацию, а потом обсудила ее с мамой. Рассказала ей, что Ренни и Кэт ссорились, Ренни больше не хочет дружить с Кэт и я разрываюсь между ними.
– Но если бы пришлось выбирать, я бы встала на сторону Ренни, – сказала я.
Мама ответила:
– Зачем же выбирать? Почему бы не попытаться их помирить?
– Сомневаюсь, что Ренни меня послушает, – вздохнула я.
– Можешь хотя бы попытаться, – настаивала мама. – Кэт через многое прошла. Ей нужны подруги.
Я почувствовала укол вины. Мама Кэт умерла в прошлом году после долгой, тяжелой болезни. Кэт не хотела об этом говорить, по крайней мере, со мной. Иногда она, правда, разговаривала с моей мамой, когда мы с Ренни болтали в моей комнате.
– Я попробую! – пообещала я маме.
И мне пришла в голову отличная идея. В честь первого учебного года я подарю Ренни и Кэт кулоны дружбы. Это сгладит все разногласия, и мы снова будем вместе.
Мы пошли в милый ювелирный магазинчик в Уайт Хэвене, где папа всегда покупал маме украшения на годовщину свадьбы, и выбрали одинаковые золотые цепочки со специальной подвеской для каждой из нас. Мне не терпелось вручить подругам черные бархатные коробочки. Я знала, что Ренни придет в восторг.
В первый учебный день мама Ренни должна была отвезти всех нас в школу. Она приехала, и я ожидала увидеть на заднем сиденье и Кэт. Они с Ренни жили на одной стороне острова, а я – чуть дальше.
Но Кэт там не было, только Ренни, в новой джинсовой мини-юбке с декоративными швами на задних карманах. Я забралась в машину и спросила:
– А где Кэт? Она что, заболела?
Ренни мотнула головой.
Увидев, что ее мама смотрит на нас через зеркало заднего вида, Ренни наклонилась ко мне и прошептала:
– Я не хотела ее подвозить. Она меня достала.
– Ты ей хотя бы сказала, что не приедешь? – прошептала я в ответ.
Что если Кэт будет ждать нас у дома? Вдруг она опоздает в первый же день в старшей школе?
– Сама сообразит, – ответила Ренни.
Она потрогала нос и обеспокоенно спросила:
– Припухлости больше не видно?
Я планировала вручить Ренни и Кэт их кулоны одновременно, но не утерпела и сразу же отдала Ренни ее подарок. Она была в плохом настроении, и я хотела это исправить, начав день с чего-нибудь приятного. Ренни так громко завизжала, что ее мама от неожиданности остановила машину. Ее кулон был в форме сердечка, мой – в виде миниатюрного золотого капкейка. Мы тут же их надели.
ве никто не ворует, и бояться было нечего.
Позже в этот день я увидела Кэт в коридоре. У нее были красные глаза, и кулона на ней не было. Я выбрала для нее золотой ключик. Мне понравилось, какой он изящный, но одновременно простой и практичный. Прямо как Кэт.
Она прошла мимо меня.
Позже я пыталась заговорить об этом с Ренни, посмотреть, есть ли еще шанс вернуть все на круги своя. Но она отказывалась и категорически не хотела говорить о Кэт. Для Ренни все было кончено, стерто навсегда. Она хорошо умела вычеркивать из жизни то, что ей не нравится. Но я никогда раньше не видела, чтобы она вычеркивала человека.

***
Я вытираю лицо бумажным полотенцем, поворачиваюсь, чтобы выбросить его в мусор, и, стоя к Кэт спиной, говорю:
– Если честно, я никогда не считала, что у тебя воняет изо рта. Так, к сведению.
Я вдруг осознаю, что это первые настоящие слова, что я сказала ей за несколько лет.
Кэт пристально смотрит на меня, и я вижу, что она удивлена.
И вдруг из дальней кабинки раздается звук, резкий, короткий вздох, из тех, что непроизвольно вырываются из горла, когда пытаешься перестать плакать. Мы обе оборачиваемся.
– Кто там? – вскрикиваю я обеспокоенно, как будто меня застали за чем-то плохим.
– Эй! Кто это? – спрашивает Кэт.
Ответа нет. Тогда Кэт подходит к кабинке и пинком ноги открывает дверь.



Глава пятая
МЭРИ

Я сижу на сливном бачке унитаза, прижимая колени к груди.
Дверь кабинки широко распахивается. На меня пялится та самая девчонка, что плевалась сегодня утром. Рядом с ней стоит красивая азиатка, и на ее белом свитере расплылось огромное пятно.
– Ты кто? – спрашивает Кэт.
– Я Мэри, – я тяжело сглатываю. – Приятно познакомиться.
Кэт сухо отвечает:
– Мне тоже.
– Как вас зовут?
Похоже, этот вопрос обеих застает врасплох.
– Я Кэт, а это принцесса Лилия.
Азиатка награждает ее презрительным взглядом.
– Просто Лилия, – она щурится, глядя на меня. – Почему ты здесь прячешься?
– Э-э-э… просто так.
Мне неловко смотреть ей в глаза после того, как десять последних минут я слушала, как она плачет. Я не понимаю, откуда у такой красивой и популярной девчонки может быть причина для слез. Как бы то ни было, но это должно быть что-то серьезное.
Лилия перекладывает волосы через плечо.
– Ты явно чем-то расстроена. Или тебе просто нравится шпионить за людьми в туалете?
Кэт повисает на открытой двери.
– Дай угадаю. Ты все лето тусовалась с парнем, позволила ему зайти слишком далеко, а теперь он даже не помнит твоего имени?
– Ничего похожего, – отвечаю я, прикусив губу.
Я не уверена, что мне стоит разговаривать с этими девчонками. Утром я видела Лилию с Ривом. Она с ним дружит. А Кэт… она меня просто пугает.
– Я увидела кое-кого, кого знала раньше. Вот и все.
– Кого? – спрашивает Кэт, и по манере, с какой она опирается на дверь, я понимаю, что она не отпустит меня, пока я все не расскажу.
– Один парень, он… издевался надо мной, когда мы были в седьмом классе. Он буквально заставил всех ненавидеть меня. Из-за него нам с родителями пришлось переехать. В общем, я увидела его сегодня, впервые за четыре года, а он меня даже не узнал. После всего, что сделал.
Прядь волос падает мне на лицо. Я заправляю ее за ухо.
– Сколько тебе лет? – спрашивает Лилия, в этот раз тише и мягче.
– Семнадцать.
Кэт продолжает допрос:
– Но ты с острова? В какую среднюю школу ты ходила?
– Я отсюда, но училась на материке, в Бель Харбор Монтессори.
Я каждый день плавала на пароме туда и обратно. Вместе с ним.
Кэт качает головой и говорит:
– Рив!
Я ошарашенно распахиваю глаза. Меня пугает, что она так быстро догадалась, но одновременно становится легче.
– Как ты узнала?
– А кто еще? – отвечает Кэт, открывая передо мной дверь кабинки. – Мы все тут давно знакомы.
Я слезаю с унитаза. Лилия возвращается к раковине и мочит бумажное полотенце.
– Ничего удивительного! Рив – недоразвитый неандерталец, – ворчит она, вытирая грудь. – Он испортил мне свитер!
С надеждой в голосе я говорю:
– Я думала, вы друзья. Я видела вас вместе утром.
Лилия вздыхает.
– Мы не друзья, но мы и не не друзья.
Кэт закатывает глаза.
– Отлично объяснила, Лилия!
Я поспешно говорю:
– Пожалуйста, не говори ему, что видела меня!

Звенит звонок, и Лилия достает из кармана шорт вишневый бальзам, намазывает нижнюю губу, затем сжимает губы и громко ими чпокает.
– Не волнуйся, я уже забыла, как тебя зовут, – говорит Лилия и смотрит на Кэт. – Мне надо бежать! – добавляет она и уходит.
Кэт смотрит ей вслед и, когда дверь закрывается, тихо спрашивает:
– Эй, Лилия тут что, плакала, да?
Я смотрю на свои сандалии. Это личное. Меня даже не должно было быть здесь.
– Она что-нибудь говорила? Из-за чего она была так расстроена?
– Нет, я ничего не слышала.
Кэт разочарованно вздыхает.
– Тебе куда сейчас, Мэри?
– Даже не знаю.
– Где твое расписание?
Я роюсь в сумке, но не могу его найти.
– Думаю, сейчас у меня химия.
Кэт смахивает челку с глаз и смотрит на меня.
– Погоди, ты разве не в выпускном классе? Мы же закончили химию в прошлом году.
Я облизываю губы.
– Я сильно заболела к концу седьмого класса, поэтому отстала на год.
– Ого, жесть какая! Что ж, корпус естественных наук в восточной части здания. Тебе придется поднажать, чтобы успеть вовремя. – Кэт делает паузу. – Слушай, даже не думай переживать из-за этого придурка Рива. Карма – та еще стерва. Ему все втройне вернется.
– Не знаю, – вздыхаю я. – То есть да, хотелось бы верить. Но Рив выглядит вполне счастливым. Это я пряталась в туалете все утро.
– Он того не стоит, – уверяет меня Кэт. – Никто не стоит. Поверь мне.
С благодарностью я говорю:
– Спасибо, Кэт.
Она первая, кто действительно говорил со мной сегодня.
Я выхожу из туалета после Кэт. Она поворачивает налево и идет по коридору. Я смотрю ей вслед, незаметно, на случай, если она оглянется.
Она не оборачивается.



Глава шестая
ЛИЛИЯ

Девчонки в коротких шортах и топах, пришедшие на кастинг в группу чирлидинга, собрались на трибунах вокруг футбольного поля. Надя с парой подружек сидят в первом ряду. Я улыбаюсь ей, и она отвечает мне тем же. Я рада, что она больше не расстраивается из-за моего замечания о сальто назад.
Ренни с мисс Кристи, нашим тренером, стоят перед девочками, а мы с Эшлин сидим в стороне. Мы надели форму, чтобы показать остальным. Ренни – тоже. Это футболки без рукавов с вышитой на груди буквой «Д», плиссированные юбки с шортами под ними и гольфы с крошечными разноцветными мячиками. Должна признаться: я счастлива снова надеть форму.
Мисс Кристи убегает в тренерскую, чтобы сделать копии бланков родительских разрешений, и Ренни переходит к действию. Осматривая трибуны, она говорит низким голосом:
– Итак, теперь серьезно. Если вы хотите быть членом группы поддержки Джар Айленд Хай, то должны выглядеть и вести себя соответственно, причем постоянно. Вы представляете не только себя, но и меня. Вы – моя команда. У меня высокие стандарты. – Ренни делает паузу для большего эффекта. – Будем надеяться, что в этом сезоне мы получим новую форму и это будут короткие топы. А значит, я не хочу видеть ни одной жареной картофелины у вас за обедом. Я серьезно. И еще, Дори, – говорит Ренни, и Дори испуганно поднимает на нее глаза, – ты должна попрощаться с этой курткой. В ней ты выглядишь как футбольная мамочка, а не чирлидерша.
Я охаю, а Эшлин хихикает, закрывая рот рукой.
Девочки нервно перешептываются. Ренни оглядывается через плечо, чтобы убедиться, что мисс Кристи еще не возвращается, и резко говорит:
– Я разве сказала, что закончила?
Все замолкают.
– У нас не может быть слабых звеньев. Это значит: если ваша подруга делает что-то не так, скажите ей об этом. Например, Мелани! Ты должна вызубрить три этих слова: очищение, тоник, увлажнение.
Глаза Мелани наполняются слезами, но она быстро кивает.
Я сижу и не верю своим ушам. То есть да, у Мелани плохая кожа, но разве обязательно говорить об этом при всех? Я смотрю на Эшлин, надеясь на солидарность, но она пожимает плечами и шепчет:
– Не поможет. Бедняжку надо отправить к дерматологу.
Ренни указывает пальцем на Надю.
– Я хочу, чтобы все посмотрели на Надины ноги. У всех должен быть именно такой тон загара. Если нет, сходите к Бекки, в салон «Мистик Бич» на Сэндтреп-стрит. Она творит чудеса.
Моя сестра светится гордостью, но скромно опускает голову.
– И я говорю не только с девятиклассницами! – Я вижу, как Ренни сканирует взглядом присутствующих девчонок из десятых и одиннадцатых классов. Я точно знаю, кого она ищет: Терезу Круз. – Не устраивайтесь слишком удобно только потому, что вы старше. Каждая должна заслужить свое место. Я без колебаний сброшу любой балласт, если это пойдет на благо команде.
Мисс Кристи выходит из металлических дверей, я кашляю и подаю Ренни знак закругляться.
Наконец она улыбается.
– Это ваш последний шанс, девочки! Если думаете, что не справитесь, лучше уходите прямо сейчас.
Никто не двигается с места.

В раздевалке только мы с Ренни. Мы снимаем форму и переодеваемся в свои вещи. Эшлин и мисс Кристи заставили остальных девчонок бегать вокруг футбольного поля.
Я натягиваю свитер через голову и говорю:
– Поедем прямо отсюда к Алексу? Сегодня за обедом он был очень расстроен.
– Из-за чего?
– Из-за того, что мы ушли с его вечеринки, – отвечаю я, и Ренни бледнеет. – Я сказала ему, что мы зайдем после тренировки, чтобы убрать все украшения и привести в порядок домик у бассейна.
– Рив тоже там будет?
Я кисло говорю:
– Надеюсь, что нет.
Я наклоняюсь и снимаю кроссовки.
– Ты слышала, как за обедом Рив, не умолкая, рассуждал о том, кто должен стать его чирлидершей? – спрашивает Ренни.
Я не отвечаю, и она продолжает:
– Думаю, он таким образом пытался попросить меня. В том смысле, что это же очевидно, да? Капитан для капитана.
Я стягиваю волосы в хвост.
– Но разве он не провел все лето с Терезой Круз?
Ренни сухо смеется.
– Ой, ну погуляли пару раз, подумаешь! К тому же ты видела ее бедра? Она едва может скрестить ноги, тем более сесть на шпагат. Ты действительно думаешь, что Рив захочет, чтобы его представляла такая чирлидерша?
– Не знаю, – я затягиваю хвост еще сильнее.
– «Не знаю»?
– Я думаю, Тереза красивая.
Ренни смотрит на меня как на сумасшедшую, но я не обращаю внимания и спрашиваю:
– Ну так что, ты поедешь со мной?
Ренни закатывает глаза.
– У Линди есть служанка. Мы ему не нужны.
– Правильно говорить не «служанка», а…
– Вот только не надо читать мне лекцию по терминологии богачей! – перебивает она меня, надевая топ.
Пока я снимаю носки и надеваю сандалии, сердце чуть не выскакивает из груди. Ренни собирает вещи, даже не взглянув на меня.
– Рен, я знаю, ты еще расстроена из-за того, что случилось с Кэт этим утром…
Не успеваю закончить, как Ренни смотрит на меня мертвым взглядом и говорит:
– Как будто мне есть дело до этой психованной.
Потом она выходит из раздевалки, даже не попрощавшись.
К тому времени, как я подхожу к парковке, ее «джипа» там уже нет. Мне приходится выслеживать Эшлин, чтобы она подбросила меня к Алексу.

***
Эш подвозит меня до дома Алекса. Я с облегчением выдыхаю: машины миссис Линд нет на подъездной дорожке. Я надеялась, что ее не будет дома, а то вдруг она тоже на меня сердится.
Отстегивая ремень, я говорю:
– Спасибо, что подбросила, Эш!
– Без проблем, Лилс. Прости, что не могу помочь тебе прибраться! – говорит она, изображая грустное лицо. – Я обещала маме поехать с ней в парикмахерскую. В прошлый раз ее там постригли как старуху.
– Ничего страшного, – отвечаю я.
Я не рассказала ей о нашей с Ренни ссоре. Это только между нами.
Я выпрыгиваю из машины и машу Эшлин вслед. Вместо того чтобы войти в парадную дверь, иду прямо к заднему двору. Алекс сеткой очищает бассейн, пытаясь выловить из воды красный пластиковый стаканчик.
– Привет! – говорю я.
Он испуганно поднимает голову.
– А Ренни где?
Обычно я бы выдумала ей оправдание, но сегодня просто пожимаю плечами.
Я начинаю собирать гавайские факелы и бумажные пляжные фонарики, которые мы развесили по двору. Я никак не смогу унести все это домой. Если Алекс хочет избавиться от этих вещей, ему придется меня подбросить. Хотя он все еще кажется сердитым.
– Тебе достался хотя бы один из моих капкейков? – спрашиваю я.
– Да. – Алекс сидит в шезлонге, уставившись в телефон.
– Понравилось?
– Ничего так, – отвечает он.
– Тебе попался обычный или с мармеладной рыбкой? Я положила их в несколько капкейков.
Алекс наконец-то смотрит мне в глаза.
– Я съел три, и, думаю, в одном была рыбка, – говорит он более теплым тоном.
Слава богу! Я слегка улыбаюсь.
– Круто! Э-э… пить хочется. Можно мне газировки?
Алекс кивает головой в сторону домика у бассейна.
– Сходи и возьми.
Окей. Что ж, видимо, мне придется тащить все барахло домой на собственном горбу.
Домик у бассейна – это фактически квартира Алекса, состоящая из гостиной, кухни и огромной спальни. Он обустроил его как холостяцкую берлогу в стиле Джеймса Бонда. Черный кожаный секционный диван, большой телевизор на стене, настоящий автомат с колой у бара. И у него есть кладовка с закусками, которую его мама заполняет печеньем, чипсами и всем, чего только можно пожелать.
Дверь в спальню открыта, и я вижу одну из наших пластиковых пальм, сдутую и висящую на спинке стула. Его комната обычно чистая, но сегодня здесь беспорядок. Кровать не убрана, на полу одежда.
Я иду, чтобы взять пальму, и вдруг останавливаюсь. Около кровати кучей свалена одежда, а на самом верху лежит зеленый топ. Я наклоняюсь, чтобы подобрать его.
Майка моей сестры, та, что она надевала на вечеринку, часть ее костюма рыбки. Я знаю, потому что у меня точно такая же, того же бренда, только на размер больше. На груди засохшее розовое пятно – клубничное дайкири. Я его нюхаю: ром.
Выхожу из домика с майкой в руках. Увидев, что у меня в руке, Алекс широко раскрывает глаза.
– Откуда у тебя Надина майка? – спрашиваю я его.
– О… на нее кто-то что-то пролил. Я дал ей одну из своих домашних футболок, – отвечает он.
Внезапно мне становится тяжело дышать.
– Надя пила?
Я велела ей не пить, запретила.
– Она не делала никаких глупостей, надеюсь?
– Например? Типа уехать неизвестно куда и неизвестно к кому? – Алекс мотает головой. – Нет, ничего такого она не делала.
Кровь отливает у меня от лица. Он говорит о Наде… или обо мне?
Алекс уходит и начинает загружать украшения в багажник машины. Я беру столько гавайских факелов, сколько могу унести, и следую за ним. Он ничего не говорит, и я – тоже.



Глава седьмая
МЭРИ

Я сижу на кровати и рассматриваю старый фотоальбом, который нашла в подвале. С каждой перевернутой страницей я становлюсь взрослее. Вот я перед крепостью из простыней свечу фонариком себе в лицо. Это я на заднем дворе, взлетаю на качелях, сделанных из подвешенной к дереву шины; мои волосы почти белые от солнца. Тут мы с папой, у нас на головах огромные шапки из водорослей. А здесь я в столовой, играю на кларнете для родителей и тети Бэтт.
Альбом заканчивается снимком, где я позирую рядом с кустом сирени в первый учебный день в седьмом классе. На фото я стою на цыпочках и нюхаю цветы.
Неудивительно, что Рив не узнал меня утром. В то время меня можно было описать только одним словом: жирная.

Весь класс говорил о новом ученике-стипендиате. Школа Бель Харбор Монтессори на материке была очень маленькой. В седьмом классе училось всего двадцать ребят, и я была единственной с Джар Айленда. За обедом мальчишки спорили, каким надо быть умным, чтобы получить стипендию, и в этот момент вошел Рив.
Все смотрели, как он продвигается в очереди за едой. Моя подруга, Энн, наклонилась и сказала:
– А он милый, скажи?
– Он ничего, – прошептала я в ответ.
Рив был гораздо выше всех ребят в нашем классе. Но не долговязый, скорее, мускулистый. Наверное, в своей бывшей школе он занимался спортом. У нас в Монтессори не было физкультуры. У нас даже не было большой перемены, если не считать прогулок по лесу, на которые нас иногда водили.
Учитель помахал Риву и показал, где сидит наш класс.
– Привет! – сказал он скучающим голосом и плюхнулся на свободный стул. – Я Рив.
Некоторые пробубнили «привет» в ответ, но большинство промолчало. Думаю, мы все отреагировали на его апатичное поведение. Он не очень-то хотел учиться в нашей школе. Наверняка у него много друзей там, откуда он перевелся.
Мне стало его жаль. Рив ковырялся в своем сэндвиче и ничего не говорил. Сложно, должно быть, переходить в новую школу. Я никогда не меняла место учебы, ходила в Бель Харбор Монтессори с детского сада.
Обед закончился, и все встали. Я заметила, что Рив смотрит по сторонам, не зная, куда деть остатки еды, и потянулась к его подносу, чтобы выбросить их за него. Не знаю, почему. Просто хотела помочь, наверное. Но он отдернул поднос, прежде чем я успела его коснуться, и громко сказал:
– Ты что, не наелась?
Услышав это, ребята разразились смехом. Думаю, я тоже засмеялась только потому, что он застал меня врасплох. Энн скорчила гримасу, в которой не было ни доли симпатии, только презрение. И эта ее ухмылка предназначалась не Риву, а мне.
Рив смеялся громче всех. Он первым вышел из-за стола, и все последовали за ним, несмотря на то что он даже не знал, где наш класс. Поднос он оставил на столе.
В итоге я все равно отнесла его поднос вместе со своим.

***
До появления Рива я была одной из самых сильных учениц в классе, особенно по математике. Я была скромной, но дружелюбной, немного социально неадаптированной длинноволосой блондинкой с острова. Но после Рива я превратилась в толстуху.
Я закрываю альбом. Я уже не та девчонка. Я давно изменилась. Но, когда вернулась на Джар Айленд, увидела Рива, мои старые фотографии, плюшевые игрушки и другие вещи, почувствовала себя в прошлом.
Я слышу, как внизу тетя Бэтт тихо моет посуду.
Ужин сегодня прошел, мягко говоря, неловко. Утром я представляла, как буду рассказывать тете Бэтт каждую деталь моего эпичного первого дня: какое выражение лица было у Рива, когда он снова меня увидел, как он пытался со мной заговорить, как расспрашивал, где я была четыре последних года. Она разрешила бы мне выпить вина, и мы подняли бы бокалы за начало прекрасного нового учебного года.
Но поскольку ничего из этого не случилось, мне было нечего рассказывать тете Бэтт. Разумеется, есть мне тоже не хотелось. Тем не менее было бы грубо встать из-за стола, так что я просто молча сидела, пока она накручивала спагетти на вилку и читала журнал по искусству.
Внутри меня разрастается пустота, бездна. Ужасно хочется поговорить с мамой и папой, услышать их голоса. Возможно, они попытаются убедить меня вернуться домой, и, может быть, я соглашусь.
Пять следующих минут я меряю комнату шагами, подняв телефон над головой и пытаясь поймать сигнал, чтобы позвонить родителям. Но сеть не ловится. Когда мы жили здесь раньше, сотовой связи на Джар Айленде практически не существовало. Было несколько отдельных точек, где можно было поймать сигнал, например, около маяков, или иногда на парковке лютеранской церкви, но по большей части Джар Айленд был зоной, свободной от мобильных телефонов. Видимо, это не изменилось.
Внизу, на кухне, есть стационарный телефон, но я не хочу говорить с родителями перед тетей Бэтт: я могу расплакаться.
Я слышу, как тетя поднимается по лестнице. Выглядываю из комнаты и вижу, что она проходит в свою спальню.
Попытаюсь поговорить с ней. Раньше я могла доверить ей все что угодно. Всегда, когда она приезжала на лето, мы спускались с холма и покупали горячий шоколад на Главной улице, даже в августе. Тетя Бэтт рассказывала мне о вещах, которые свели бы с ума моих родителей: о том, как она месяц жила в Париже с женатым мужчиной, или о серии картин, где она изобразила себя обнаженной. Тетя Бэтт прожила миллион и одну жизнь. Она наверняка может дать хороший совет.
Тетя уже в постели. Глаза закрыты. Но, видимо, она слышит меня, потому что внезапно открывает их.
– Мэри!
Я захожу в комнату и наклоняюсь над ее кроватью.
– Ты спишь?
Она трясет головой и моргает.
– Разве похоже, что я сплю?
Несмотря на то что мне хочется плакать, я смеюсь.
– Я тебе помешала?
– Нет, что ты. – Она садится. – У тебя все нормально?
Я делаю глубокий вдох и пытаюсь совладать с собой.
– Странно было вернуться.
– Да… еще бы.
– После всего, что случилось, я не уверена, что мое место здесь.
Тихим голосом тетя Бэтт говорит:
– Это твой дом. Где еще твое место?
– Нигде, наверное.
– Я по тебе скучала, Мэри! – по ее лицу расплывается улыбка. – Я рада, что ты здесь.
– Я тоже, – вру я.
Затем возвращаюсь к себе в комнату и залезаю в постель.
И еще долго не могу уснуть.



Глава восьмая
ЛИЛИЯ

Мама в спальне, говорит с папой по телефону, а мы с Надей внизу, смотрим телевизор, поедая на двоих пинту мороженого с вареной сгущенкой. Сначала, когда я спросила, хочет ли она немного, Надя сказала «нет», хотя это ее любимое. Я знала, что она думала о наставлениях Ренни на тренировке группы поддержки. Я принесла картонное ведерко на диван, и она смотрела, как я слизываю мороженое с крышки.
– Совсем чуть-чуть, – сказала она наконец. Я знала, что так и будет. Все женщины в нашей семье – сластены.
Звенит сушилка, и я ставлю на паузу сериал, который мы смотрели. Иду в комнату для стирки, забрасываю чистую одежду в корзину и приношу ее в гостиную.
Я положила в сушилку специальные салфетки для сушки, и теперь одежда пахнет так уютно. Зарываюсь лицом в футболку и вдыхаю ее тепло. Начинаю складывать стопку футболок и тут вижу Надину майку. Я нанесла пятновыводитель там, где был след от клубничного дайкири, и оно отстиралось. О своем кашемировом свитере я даже не подумала. Просто положила его в мешок для химчистки с надеждой на лучшее.
– Вот твоя футболка, – говорю я, передавая ее сестре.
Надя бледнеет.
– М-м, спасибо.
– Я отстирала пятно, – добавляю я, внимательно глядя на нее. – Алекс сказал, кто-то в тебя врезался и облил алкоголем.
– Да. – Надя откусывает большой кусок от мороженого, избегая смотреть мне в глаза.
– А где футболка Алекса? Я искала ее у тебя в комнате, чтобы постирать и вернуть ему.
Сестра мешкает и потом говорит:
– Она у Джанель. Помнишь, я ночевала у нее после вечеринки? Я просила ее принести футболку сегодня в школу, но она забыла.
У меня вибрирует телефон. Это Эшлин. Все встречаются сегодня у ресторана «Галстук-Бабочка» после того, как Ренни закончит работу.
– Кто это? – спрашивает Надя. – Ты уходишь?
Я выключаю телефон, потому что это серьезно.
– Надя, скажи мне прямо сейчас. Ты пила у Алекса, хоть я и просила тебя этого не делать?
– Нет! – ее щеки вспыхивают двумя красными пятнами.
– Тогда поклянись! Поклянись нашей сестринской связью!
Надя не смотрит на меня.
– Лилия, хватит. Я же тебе сказала.
Мое сердце рвется пополам. Она не клянется, потому что лжет. Лжет мне в лицо как ни в чем не бывало. Я никогда не врала Наде, ни разу в жизни, ни разу. Я бы никогда с ней так не поступила.
– Я даю тебе еще один шанс. Говори мне правду прямо сейчас, Надя, или я все расскажу маме.
Глаза Нади расширяются от страха.
– Ладно! Стой! Я выпила, может, полстакана клубничного дайкири. Я даже не хотела, мне подружка дала. Я думала, он безалкогольный. Сделала несколько крошечных глотков, чтобы не пропадало. Это ерунда. Ты пила на вечеринках, когда была в девятом классе!
Ладно. Да, я пила, но это был конец учебного года. Когда мы с Ренни начали ходить на вечеринки, она хлестала пиво и все, что попадалось под руку. Парни называли ее «миллилитр», потому что она была такая маленькая, но уже умела пить, в отличие от меня. Я так боялась неприятностей, что растягивала стакан пива на весь вечер.
– Не пытайся оправдываться! Ты мне солгала. Ты врала мне прямо в лицо, Надя! – говорю я, откидываясь на диван. Поверить не могу, что она мне врала. – Ты под домашним а конец.
– Мне правда-правда жаль.
Дело даже не в алкоголе.
– Я никогда не думала, что ты мне соврешь.
Крупная слеза стекает у нее по щеке.
– Я больше никогда не буду пить, Лилли! Пожалуйста, поверь!
– Как мне теперь вообще тебе верить? – Я встаю с дивана.
Кажется, я сейчас тоже заплачу. Выхожу из гостиной и поднимаюсь к себе в комнату.
Я не должна была оставлять ее на вечеринке. Я виновата ровно столько же, сколько и Надя, а может, даже больше. Я – ее старшая сестра. Присматривать за ней и обеспечивать ее безопасность – моя обязанность.

Когда мы пришли на другую вечеринку, там было полно народа. Мы никого не знали, все были не местные, студенты колледжа. У вечеринки не было никакой темы. Народ просто тусовался и слушал музыку.
Парни с пляжа сразу же нас заметили и подошли. Мне польстило то, что они ждали нашего прихода и оказывали нам столько внимания. Сначала я проверяла телефон и следила за временем. Я не хотела остаться больше чем на час, как мы с Ренни и договаривались.
Ребята спросили, что мы будем пить, и Ренни попросила сделать нам водку с клюквенным соком и ложкой сахара, потому что знала: я стану пить только что-нибудь очень сладкое. Каждый раз, когда наши стаканы пустели, парни оказывались рядом, чтобы их наполнить. Мы вчетвером отлично проводили время, и я перестала следить за часами, забыв о вечеринке, с которой мы ушли. Помню, как смеялась над каждой ерундой, которую говорил мой кавалер (тот, что высокий), хотя ничего из того, что он говорил, не было по-настоящему смешным. Видимо, я совсем напилась.
Майк – так его звали.

Около одиннадцати я стучусь к Наде в комнату. Она не отвечает, но я слышу, что у нее включен телевизор. Через закрытую дверь я говорю:
– Я пытаюсь о тебе заботиться, Надя. Это моя обязанность.
Несколько секунд жду ее ответа. Надя долго дуется, и очень сложно вернуть ее расположение. Я ненавижу, когда Надя на меня злится, больше всего на свете. Но у меня тоже есть причина сердиться.
Я прижимаюсь лбом к двери.
– Давай завтра вместе поедем в школу, ладно? Я поведу. Только мы вдвоем. Если выедем раньше, то сможем остановиться в «Молочном утре» и взять свежеиспеченные малиновые маффины, твои любимые.
Все еще никакого ответа. Я вздыхаю и возвращаюсь к себе в комнату.



Глава девятая
КЭТ

Мы с папой и Пэтом сидим в гостиной с мисками с чили, смотрим соревнования по мотокроссу. Это третий день адского огненного чили. Когда отец его готовит, мы доедаем остатки всю неделю. Меня от него уже тошнит.
Я встаю, и Пэт говорит:
– Сегодня ты моешь посуду. Я мыл вчера вечером.
– Вчера вечером не было посуды. Мы ели из пластиковых тарелок.
Он отворачивается обратно к телевизору и кладет голые ноги на спину Шэпа.
– Да, и я их выбросил. Так что официально сегодня твоя очередь.
Я показываю ему средний палец, потом несу свою тарелку к раковине и оставляю ее там. Пэт – настоящий сорняк. Он живет дома с тех пор, как окончил школу два года назад. Иногда он ходит на курсы в государственный колледж, но в основном просто бездельничает.
Вернувшись в комнату, я проверяю телефон. Ни пропущенных звонков, ни сообщений от Алекса – ничего. Я действительно хотела поговорить с ним о том, почему его бездушная подружка Ренни заслужила этот плевок в лицо. Но я не стану звонить первой после того, как он сказал, что позвонит сам.
Вместо этого я звоню Ким, в музыкальный магазин. Она берет трубку, но я едва слышу ее голос сквозь шум.
– Что происходит? – спрашиваю я.
– Тут вечеринка у какой-то независимой компании звукозаписи и их дурацкой группы.
– Можно мне зайти? У меня был ужасный день. Я ненавижу свою школу, ненавижу Ренни Хольц и…
– Да-да, конечно! – говорит она, и я хватаю большую сумку, начиная забрасывать туда вещи. Какая разница, что сегодня будний день? Я могу сесть утром на первый паром или прогулять. Я собираюсь поблагодарить Ким, но она говорит куда-то в сторону от трубки:
– В подвале есть еще одна бутылка виски. Иди и принеси.
И я понимаю, что она говорила не со мной.
– Ким, пожалуйста!
Я хнычу, но мне все равно. Сегодня мне необходимо убраться с острова.
Она вздыхает.
– Дорогая, я не освобожусь как минимум до двух утра. Позвони мне завтра, когда вернешься домой из школы, ладно?
– Ладно, неважно, – говорю я.
То есть да, Ким занята. Я понимаю. Понимаю, что ей двадцать три года и она давно переросла все это школьное дерьмо. Но она мне действительно нужна. Мне нужен хоть кто-нибудь.
Мне невыносимо даже думать о том, что я сегодня сделала. Черт возьми, я плюнула Ренни в лицо! Как я могла так гадко поступить? Боже, что подумала бы мама? Папа всегда боялся, что растит меня недостаточно женственной и что мама осуждает его с небес. Она была настоящей леди, очень утонченной. Увидев меня сейчас, она сильно разочаровалась бы. Я только что доказала правдивость слухов, которые Ренни распространяла обо мне с девятого класса.
Могу поспорить: эта стерва именно того и добивалась. Решила вырыть мне могилу и закопать меня. Она знает, на что давить. Ну и пожалуйста. Я тоже знаю ее слабые места. Я знаю ее не хуже, чем она – меня. И неважно, насколько ужасно Ренни со мной обращалась, – а вела она себя очень подло, – я никогда не опускалась до ее уровня. Почему? Даже не знаю. Но теперь я понимаю, что давным-давно должна была поставить ее на место.
Я решаю пойти прогуляться и покурить, чтобы прочистить голову. Надеваю ботинки и выхожу через заднюю дверь. Не хочу, чтобы Пэт снова приставал ко мне с посудой. Я вымою ее, когда вернусь, если будет настроение.
На улице темно, подъездная дорожка завалена папиными инструментами для работы по дереву, щепками и погнутыми гвоздями, так что я держу Шэпа на руках, пока мы не выходим на тротуар. В конце лета одна богатая пара перед отъездом с Джар Айленда заказала папе вырезанное вручную каноэ. Оно должно быть готово к их возвращению в следующем сезоне.
Я иду в лес, который начинается прямо за домом. Этим летом я часто приводила сюда Алекса. На противоположной стороне есть опушка, где можно припарковать машину и смотреть на океан. Это уединенное место, о котором никто не знает. Спрятанная жемчужина Ти-Тауна. Мы парковались здесь и слушали музыку или смотрели на луну. Нам было в кайф проводить время вместе. Мне нравилось, что с ним я могу быть собой. И, думаю, он чувствовал то же самое.
Я иду и останавливаюсь покурить, позволяя Шэпу нюхать все, что ему захочется. Когда сигарета догорает до фильтра, я давлю ее ботинком, вкручивая пяткой в землю, пока окурок не смешивается с сухими сосновыми иголками и песком.
Закончив, я поднимаю глаза и вижу машину Алекса, припаркованную на опушке. С ним сидит какая-то девушка.
Я пячусь и врезаюсь в дерево, а потом прячусь за ним. Что это за девчонка? Та самая, с вечеринки, с которой он лежал в постели?
Я сильно прищуриваюсь. Миниатюрная девушка с черными волосами.
О боже! Это Надя Чоу! Я учила эту соплячку завязывать шнурки! Это первое, о чем я думаю.
И моя вторая мысль: Алекс Линд променял меня на девятиклассницу? Ну уж нет! Он явно не знает, с кем связался.
Я отхожу, сердце отчаянно стучит. Тянусь за телефоном. Сигнал слабый, но есть. Какой у нее номер? Я набирала его миллион раз. Три, пять, что-то там… Я смотрю на клавиши, надеясь, что меня озарит. Три, пять, четыре, семь…
Она отвечает после четырех гудков.
– Алло.
Я говорю тихо, не сводя глаз с машины.
– К твоему сведению, твоя сестра сейчас в лесу, сидит в машине Алекса Линда.
Посмотрим, будет ли Алекс таким же шустрым, когда Лилия примчится сюда, готовая отрезать ему причинное место пилочкой для ногтей.
На секунду воцаряется тишина, а потом Лилия говорит:
– Кто это?
– Это Кэт! Ты меня слышала? Я стою в трех метрах от машины, где твоя сестра обжимается с Алексом.
– Кэт, моя сестра дома.
Я прищуриваюсь в темноте, пытаясь разглядеть внимательнее. Видно не очень хорошо, но я могу богом поклясться, что в машине сидит Надя.
– Я не шучу, Лилия. Они прямо передо мной. Мне бы и дела до них не было, если бы мы с Алексом не… Ну, у нас типа кое-что было.
– Моя сестра сидит со мной на диване. Не знаю, что ты пытаешься сделать, но ты зря стараешься. И пожалуйста, не звони мне больше.
Я открываю рот, чтобы сказать, что это не первая ночь, которую ее младшая сестра проводит с Алексом, но слышу гудки. Я снова смотрю на машину. Ладно, я не могу со стопроцентной уверенностью утверждать, что это Надя. То есть сначала я даже не сомневалась, но дело в том, что Лилия никогда не врет. Лилия Чоу может быть кем угодно, но за все годы, что я ее знаю, она ни разу не солгала. Так что, наверное, это не Надя. Видимо, с Алексом в машине просто какая-то очередная черноволосая девушка, и это снова не я.

Я в старом папином кабриолете «фольксваген». Все окна опущены, музыка орет так громко, что я не слышу своих мыслей. Этого я и добивалась.
Я делаю петлю вокруг острова, проезжая мимо увенчанного маяком хребта, большого островного кладбища с жуткими старыми семейными склепами, потом вдоль аэропорта с одной взлетной полосой и через гавань, пока снова не возвращаюсь к маяку. Больше мне некуда ехать. Последний паром отошел от причала несколько часов назад. Иначе я просто появилась бы в квартире Ким, хотя она меня не приглашала. Но я в ловушке на этом чертовом острове, так что продолжаю колесить по кругу снова и снова.
Чему я, вообще, удивляюсь? Кем бы ни была эта девчонка, она точно не станет плевать людям в лицо. И ей явно не приходится ходить на дурацкую работу, пропитываясь запахом рыбы, чтобы скопить деньги на колледж. Никто не назовет ее или ее родных мусором.
Я думала, что за это лето Алекс изменил свое мнение обо мне. Я сама виновата, что считала его другим. Это не так. Он такой же козел, как и все. Повелся на россказни Ренни, как и все остальные в этой идиотской школе.
Когда я в следующий раз смотрю на часы, стрелки показывают за полночь, и у меня остается всего четверть бака. Отец убьет меня, если я снова верну машину без топлива. На острове лишь несколько заправочных станций, и я еду прямо к той, что дешевле, в Кэноби Блафсе, около ресторана «Галстук-Бабочка». Это дерьмовая итальянская забегаловка с завышенными ценами, но туристы его обожают.
Наливая бензин, на другой стороне парковки я замечаю Рива, Ренни, Пи-Джея и Эшлин, которая напоминает мне китайского болванчика. Лилии с ними нет. Значит, она не врала. Она и правда дома, с Надей. В общем, они тусуются рядом с мусорными контейнерами. Ренни сидит на капоте грузовика Рива, и они передают друг другу бутылку вина.
Алекс рассказывал мне об этом. Ренни работает хостес в «Галстуке-Бабочке» и флиртует с барменами, чтобы получить бесплатную выпивку. Она выносит бутылки вместе с мусором, а после того, как ресторан закрывается и все уходят домой, возвращается со своими безмозглыми друзьями, чтобы пить всю ночь.
Я должна вызвать полицию. Должна, но не стану. Я не стукачка.
Надеюсь, кто-нибудь другой пожалуется, потому что они очень шумят. Я отсюда слышу каждое их слово.
Вдруг шоссе освещается двумя фарами. Рив сталкивает Ренни с капота, и они прячутся за машиной, но потом Пи-Джей кричит: «Это Алекс!», и вся группа выбегает на дорогу и останавливает его машину.
– Надя! – взвизгивает Ренни, подбегая к окну у пассажирского сиденья. – Разве тебе не пора давно спать?
Я знала! Это была Надя!
Несколько секунд все галдят одновременно, пока Алекс не начинает гудеть, чтобы убрать друзей с дороги. Думаю, он торопится вернуть Надю домой. Сегодня будний день, время далеко за полночь. Надина мама убьет ее, если поймает. Миссис Чоу всегда была классной, но при этом очень строгой. Однажды она отправила Лилию в комнату на целый час, оставив нас с Ренни плавать вдвоем, потому что Лилия ей якобы нагрубила.
Алекс отъезжает, Ренни замечает, что я за ними наблюдаю, и показывает на меня пальцем.
– Прости, Кэт! – кричит она. – Но на этой заправке не принимают талоны на еду!
Я делаю вид, что не слышу ее. Сегодня у меня нет сил на еще одну разборку.
Рив присвистывает и говорит:
– О-оу, Кэт! Ты же не оставишь Ренни безнаказанной за такие слова? Ну же, давай! Мужик ты или нет? – он разражается смехом. – Я бы с тобой не стал связываться!
Бензин начинает выливаться из насадки, и я дрожащими руками возвращаю шланг на место. Ренни считает, раз родители Лилии берут ее с собой на отдых в Сант-Барс, или куда там еще, то она такая же богачка, как ее друзья. Но это не так. Она живет в двухкомнатной квартире с работающей матерью-одиночкой. И сама подрабатывает в «Галстуке-Бабочке», потому что приходится. «Джип» достался ей от женатого ухажера ее матери. Ренни может пытаться притворяться другой, но мы обе знаем правду: если я – мусор, то и она – тоже.

Я у себя в комнате. Вибрирует телефон. Это Алекс.
«Ты не спишь? Я тут неподалеку, если хочешь поболтать».
Я бросаю телефон через всю комнату. Подонок! С чего он взял, что я хочу с ним разговаривать? Он недостоин даже находиться со мной рядом и уже тем более целоваться. Алекс водится с такими отбросами, как Ренни и Рив. Он считает их хорошими ребятами, и, насколько мне известно, это значит, что он точно такое же дерьмо. Меня тошнит от них, от каждого из них. На острове им что угодно сойдет с рук. Они просто делают что хотят, и им плевать на всех и вся.
Сегодня я сказала девчонке в туалете, что Рив заплатит за содеянное, что карма настигнет его. В тот момент я в это верила, но теперь сомневаюсь. Когда Ренни хоть раз поплатилась за все плохое, что она мне сделала? Никогда. Мне надоело рассчитывать на судьбу. Карма может подавиться.



Глава десятая
МЭРИ

Я сижу на уроке химии, и у меня кружится голова от попыток расшифровать записи мистера Харриса на доске. Он написал кучу чисел и слов, пытаясь объяснить процесс экспоненциального представления. По идее, так называется простой способ разобраться с бесконечными числами. Вот только я безнадежно запуталась. Я думала, что пришла на химию, а не на математику.
Все остальные в классе выглядят так, будто без труда понимают слова мистера Харриса. Они кивают и что-то пишут в своих тетрадях. Так продолжается весь день, на каждом уроке, кроме физкультуры. Похоже, даже десятиклассники в старшей школе Джар Айленда умнее меня, и это притом что по возрасту я должна быть выпускницей. Раньше я была умной, в прежней школе всегда получала хорошие оценки. Но потом моя жизнь пошла под откос, и после истории с Ривом я всегда числилась в отстающих. Что если меня решат перевести еще на класс ниже? Я буду восемнадцатилетней девятиклассницей? Нет! Этого нельзя допустить!
Я хочу положить голову на парту и никогда не просыпаться. Смотрю на парня, что сидит рядом со мной. Каждый раз, когда мистер Харрис отворачивается к доске, он вырезает что-то на парте острой стороной ключа. Я наклоняюсь, чтобы лучше рассмотреть. Там написано «ВСЕ ДОСТАЛО».

С того дня, как Рив появился в моей школе, я пыталась держаться от него подальше. Но это было нелегко, потому что нам приходилось каждый день вместе ездить на пароме с острова и обратно. Рив сидел внутри с другими пассажирами, а я выходила на палубу. Даже когда начало холодать, я ездила снаружи. Я была не против. Вообще-то, мне нравилось сидеть на палубе, всегда нравилось. Но потом однажды, когда шел дождь, он увидел, как я выхожу, и позвал меня:
– Эй, Большое Яблоко! Подойди на секунду.
Большим Яблоком Рив прозвал меня после задания по социальному исследованию о Нью-Йорке. Мои одноклассники быстро подхватили это прозвище. По имени во всей школе называл меня только учитель. Для всех остальных я была Большим Яблоком.
Кому захочется сидеть за столом с Большим Яблоком, или вместе делать лабораторную работу, или приглашать на ночевку? Никому. Я бы и сама не захотела с собой дружить. Разве можно винить Энн в том, что она меня бросила? Я и не упрекаю ее, но все равно мне было больно.
Я отчетливо помню голос Рива тем утром. Слегка скучающий. Я думала, заметил ли он меня, понимает ли, что я стою под дождем только для того, чтобы быть от него подальше? Неужели он из-за этого меня подозвал: потому, что ему стало меня жаль?
Хотела бы я перенестись назад в прошлое и вытолкать себя на палубу, обратно под дождь. Но нет. Я подошла, как будто Большое Яблоко было моим именем. Я даже сказала: «Привет, Рив», как будто мы друзья. И улыбнулась. Я была ему благодарна: мне было одиноко.
Рив пару секунд смотрел на меня со своего места, а потом тихо сказал:
– Сделай шаг назад.
Я повиновалась.
Рив встал с сиденья, и оно поднялось как кресло в кинотеатре. Потом он сел перед ним на корточки, ко мне спиной, и вытащил что-то из кармана.
– Что ты делаешь? – прошептала я.
Рив мне не ответил, но я видела, как его плечи начали двигаться вверх-вниз, и слышала царапающие звуки.
Я огляделась по сторонам. Продавщица в кафетерии читала газету в ожидании покупателей. Думаю, она почувствовала, что я смотрю на нее, потому что подняла голову и улыбнулась мне. Я выдавила ответную улыбку, а потом отвернулась и сделала вид, что смотрю на дождь за окном.
И тогда я поняла, что Рив использовал меня в качестве прикрытия.
Я не хотела неприятностей, но при этом почувствовала себя… полезной.
Закончив, Рив сел на свое место. Он играл с ножом, открывая и закрывая его одной рукой.
– Я его стащил у моего брата, Люка, – сказал он.
Я не знала, что делать. Вернуться обратно на палубу? Но Рив весело добавил:
– Если хочешь, я покажу тебе, для чего каждое лезвие.
И всю оставшуюся дорогу он рассказывал мне о своем ноже.
влялся по дороге в школу.
Я не торопилась и специально шла медленно, чтобы не догнать его.

***
Звенит звонок, и класс сразу же наполняется голосами, как будто сорок пять минут все задерживали дыхание, а теперь наконец-то смогли друг с другом заговорить. Одноклассники группами выходят в коридор, а я остаюсь одна.
Конечно, я не надеялась, что мгновенно стану популярной в новой школе. У меня еще не совсем крыша поехала. В Монтессори у меня не было миллиона друзей, но мне всегда было с кем поговорить и с кем сидеть за обедом. Моя жизнь была полностью нормальной, пока не появился Рив.
Зачем я вернулась? Чего именно хотела добиться?
Я потратила много времени и сил на то, чтобы почувствовать себя лучше, и у меня получилось. Мне стало легче. А теперь все эти ужасные чувства, которые я испытывала в то время, вернулись, как будто последних четырех лет и не было. Я могла бы сейчас быть дома, с мамой и папой. Но я почему-то здесь, совсем одна, в окружении тяжелых воспоминаний, рядом с парнем, который превратил мою жизнь в ад.
Ну все, хватит.
Я уезжаю.
Как только я принимаю решение, мне становится проще. Я собираю вещи, выхожу в коридор и вижу Рива, такого же напыщенного и самовлюбленного, каким он был всегда, твердо уверенного в том, что он получит все, чего хочет.
Отлично.
Я точно знаю, что буду делать. Вчера он застал меня врасплох, но сегодня я готова. Я подойду прямо к нему и громко назову свое имя, свое настоящее имя. Покажу ему, что он не сломал меня. Я здесь. Потом я просто поцелую его на прощание и поставлю жирную точку на этой главе своей жизни. Раз и навсегда. Больше никаких сожалений. Так жить нельзя.
Кровь наполняется адреналином. Я набираю скорость и пробиваюсь сквозь толпу в коридоре, чтобы добраться до него.
– Рив! – кричу я с лестницы.
Но он не оборачивается. А я не могу подойти ближе. У меня на пути слишком много народа. Стена людей.
– Эй, Рив! – кричу я снова, проталкиваясь вперед.
Он все еще меня не слышит.
– Рив! – я делаю глубокий вдох. – Рив!
Порыв ветра пролетает по коридору, такой сильный, что все дверцы шкафчиков захлопываются в унисон. Громкий металлический звук разносится по всей школе.
Рив останавливается и оборачивается. Все оборачиваются.
– Что это было? – спрашивает кто-то.
– Я откуда знаю?
– Шторм?
– Чувак, мы только что вернулись с пробежки. На улице солнце.
На секунду воцаряется покой, а потом звенит второй звонок. Он снова возвращает всех к жизни. Ученики отправляются по своим делам.
Я поворачиваюсь и иду в обратном направлении. Я должна убраться отсюда. Это моя единственная мысль.



Глава одиннадцатая
ЛИЛИЯ

Я в школьной одежде лежу на кровати с широко раскрытыми глазами.
Прошлой ночью я не спала. Да и как я могла уснуть, не зная, где моя сестра? Даже после того, как Алекс привез Надю домой, я услышала, как она на цыпочках поднимается по лестнице и со скрипом открывается и закрывается ее дверь, я не смогла уснуть.
Сомневаюсь, что после нашей вчерашней ссоры Ренни за мной заедет. Я жду до без десяти восемь, а потом говорю Наде, что отвезу нас сегодня, и велю садиться в машину.
После этого мы не говорим ни слова.
Всю дорогу я пытаюсь найти хоть какой-то смысл в этой ситуации. Чем они могли заниматься вместе посреди ночи? Может, Алекс хотел вернуть свою футболку и отвез Надю к Джанель, чтобы забрать ее? Или сестра чувствовала себя виноватой и хотела извиниться перед Алексом за то, что пролила клубничный дайкири не только на свою футболку, но и на его ковер? А возможно, они планировали вечеринку-сюрприз в честь моего дня рождения? Посреди ночи. В лесу.
Алекс Линд и моя младшая сестра. Я даже не хочу об этом думать. Потому что, когда начинаю это делать, так злюсь, что едва могу дышать.

Перед самым звонком Ренни появляется у моего шкафчика. На ней свободный топ с широким вырезом, который свисает, открыв одно плечо, легинсы и сандалии-гладиаторы. Она держит два леденца на палочке как букет цветов.
– Предлагаю мир! – говорит она. – Один – тебе, другой – мне.
– Нет, спасибо.
Она серьезно думает, что леденец все исправит? Если бы она не потащила меня на вечеринку, ничего бы этого не случилось.
– Я пыталась вчера звонить тебе на мобильный, – говорит она, – но ты была вне зоны доступа.
Да почти весь остров вне зоны доступа.
– У меня не было пропущенных вызовов. Почему не позвонила на домашний?
Я вижу, что она пытается придумать другую ложь, но ей ничего не приходит в голову. Она прикусывает губу.
– Ладно, извинюсь по-настоящему. Прости, что ушла вот так вчера. Это было совсем не круто. Да что там, это было странно. Мы ведь с тобой никогда не ссорились. – Она опирается на шкафчик и смотрит на меня встревоженно. – Я знаю, что в последнее время все немного вышло из-под контроля. Но обещаю: выпускной класс все равно будет потрясающим.
Я беру леденец и медленно его разворачиваю. Меня уже больше не волнует выпускной класс.
– Так у нас все хорошо?
Я смотрю на Ренни и краем глаза замечаю, что Кэт стоит на лестнице и смотрит на меня.
– Да, – поспешно отвечаю я, – все хорошо.
– Чудесно! Зайдешь со мной в кабинет миссис Гизмонд? Мне надо занести ей лабораторную работу.
Я смотрю через плечо Ренни. Кэт произносит губами: «Нам надо поговорить», и у меня внутри все переворачивается.
– Вообще-то, мне надо занести кое-что в учительскую, – отвечаю я Ренни. – Встретимся на классном часе, ладно?
Ренни кивает и чмокает меня в щеку.
– До скорого!
Я смотрю ей вслед. Проходя мимо шкафчика Кэт, она открывает его и бросает туда наполовину обсосанный леденец, как в урну.
Как только она скрывается за углом, я подхожу к Кэт и говорю:
– Чего ты хочешь?
– Не здесь! – Кэт оглядывается по сторонам. – Я знаю, где мы можем поговорить наедине, – шепчет она как мафиози, заманивающий меня к себе в берлогу.
Я вздыхаю.
– Серьезно, Кэт. Завязывай уже с наркотиками. Они разрушают твой мозг. Мы не подруги, помнишь? Мы уже давно не подруги. Так что, пожалуйста, не звони мне и не пытайся заговорить со мной в школе. Мне жаль, что Алекс развел тебя на секс, но…
– Я не занималась сексом с Алексом!
Я пожимаю плечами.
– Ладно, но он явно в тебе не заинтересован, потому что встречается кое с кем еще. Но точно не с моей сестрой.
Кэт издает стон.
– Слушай, я не знаю, почему ты строишь из себя дурочку. Все твои друзья видели Алекса с Надей на парковке «Галстука-Бабочки» вчера ночью, после того как они обжимались в машине.
Что?
Кэт продолжает, но потом ее слова замедляются, и она пристально смотрит на меня. Это плохо, потому что сейчас я с трудом себя сдерживаю.
– Надя и Алекс приехали на его машине, и Ренни подбежала к окну и чмокнула ее в щеку.
Я хочу что-нибудь сказать. Например, что Кэт чертовски ошибается, но не могу выдавить ни слова.
Что-то проскальзывает на лице Кэт. Самодовольство.
– О, Ренни тебе не сказала, что они тусовались вместе? – Кэт прикладывает к губам указательный палец. – Надо же. Странно.
– Я не хочу об этом говорить.
Я собираюсь уйти, но Кэт меня останавливает.
Она говорит:
– Ты не хуже меня знаешь, Лилия. – В том, как Кэт произносит мое имя, смешиваются грусть, злоба и немного мольбы. – Мы обе знаем, какая Ренни на самом деле.
Интонация ее голоса заставляет меня закусить губу и слегка кивнуть в ответ. Затем она меня отпускает.

Еще нет и пяти часов, а солнце уже заходит. Жмурясь, я поднимаю подбородок к небу, чтобы почувствовать тепло лучей на щеках.
– Дать тебе очки? – спрашивает Ренни из бассейна. – Они в куче моих вещей.
Эшлин висит между двумя плавательными трубками, а Ренни растянулась на надувном матрасе, одной рукой держась за край бассейна, чтобы не уплыть.
– Нет, спасибо, – говорю я.
– Лил, тебе надо носить солнцезащитные очки, иначе в уголках глаз появятся морщинки.
Я мотаю головой. Я никогда не ношу очки. Мне не нравится видеть мир темнее, чем он есть. Я хочу как можно дольше наслаждаться солнечным светом.
Мы у меня дома, сидим у бассейна. Я попросила Ренни зайти, чтобы мы смогли поговорить, но она пригласила Эшлин.
Я лежу в шезлонге, пытаясь придумать, что сказать Ренни. Попрошу ее остаться подольше, когда Эш уйдет, и дам ей шанс все объяснить, рассказать мне, что, черт возьми, происходит между Алексом и Надей. И все. Потом с этим будет покончено.
Я прокручиваю этот сценарий в голове и вдруг слышу музыку, которая становится все громче. Басы. Надеваю свитер поверх бикини и иду к воротам. Через решетку я вижу, как к моему дому подъезжает машина Алекса. С ним Рив, Дерек и Пи-Джей.
Я оборачиваюсь. Ренни начинает вылезать из бассейна.
– Зачем ты их пригласила? – спрашиваю я.
Она смотрит на меня так, будто я несу какую-то чушь.
– Рив мне написал и спросил, что я делаю. Ну я и сказала, что мы здесь. А что?
Если бы Надя была дома, я бы закрыла ворота у них перед носом. Но ее нет. Она ушла к подруге, чтобы вместе поработать над акробатикой и танцевальными движениями.
Парни заходят, потные после тренировки и в пятнах от травы на одежде.
Эшлин подбегает и обнимает Дерека, но тут же шарахается от него.
– Фу! Вы воняете!
Рив ухмыляется Пи-Джею, и за секунду они оба раздеваются до трусов и ныряют в бассейн. Дерек следует их примеру, а потом Эшлин и Ренни берутся за руки и тоже прыгают.
Как только все оказываются в воде, Алекс садится в один из шезлонгов. Не совсем рядом со мной, но явно ближе, чем мне хотелось бы. Я надеваю очки Ренни, чтобы скрыть свой гнев.
Мама, должно быть, услышала шум воды, потому что она выходит через заднюю дверь. Рив и Пи-Джей хором кричат из бассейна:
– Здравствуйте, миссис Чоу!
– Привет, ребята! – улыбается им мама, а потом замечает, что Алекс сидит рядом со мной. – Алекс! Как твои дела?
Она обожает Алекса. Он встает, весь из себя джентльмен. Хорошо же он притворяется!
– Здравствуйте, миссис Чоу! Вы постриглись? Прекрасно выглядите!
Моя мама так и светится от счастья. Надо же, какой чудесный мальчик! Да, он такой.
– Вообще-то, да, – отвечает она. – Спасибо, что заметил, Алекс.
Я все еще жду, пока Алекс посмотрит мне в глаза. Но нет. Он смотрит куда угодно, но только не на меня. Может, все еще на меня сердится. Или, может быть, чувствует себя виноватым.
Мама возвращается в дом, и ребята вылезают из воды. Королевским тоном Рив говорит:
– Кто-нибудь, подайте полотенце!
– Лил, у тебя есть чистые полотенца? – спрашивает Ренни.
– Вообще-то, нет, – вру я. – Уборщица только что запустила стирку. Если хотите, могу дать вам половые тряпки или бумажные салфетки, уж простите.
Эшлин и Ренни переглядываются. Пи-Джей смотрит на меня щенячьим взглядом и начинает дрожать. Я закатываю глаза и бросаю ему свое полотенце. Пи-Джей награждает меня широкой улыбкой.
– Спасибо, Лил!
– Да уж, большое спасибо! – говорит Рив.
Эшлин отдает Дереку свое полотенце. Ренни протягивает Риву свое, но тот отклоняет предложение. Вместо этого он просто отряхивается руками, вытирая свой накачанный пресс, и берет одежду.
– Кажется, нам здесь не рады. Идем, Алекс?
– Ага.
Я подхожу и открываю для них ворота.
– Пока, – сухо говорю я.
Рив показывает мне знак «пацифик» и уходит, качая головой. С чего это Рив Табатски решил, что может учить меня хорошим манерам? Однажды я видела, как он ел из мусорного ведра. Это было дома у Алекса, но все равно.
Парни следуют за Ривом, а Ренни с Эшлин уходят в дом, чтобы переодеться. Я прислоняюсь к забору и вдруг слышу доносящийся с другой стороны разговор. Алекс еще не уехал. Его машина стоит на моей подъездной дорожке.
Я слышу голос Рива:
– С чего вдруг Чоу стала такой стервой? Думаешь, она знает, что Надя провела с тобой ночь?
У меня перехватывает дыхание.
– Исключено! – отвечает Алекс. – Надя поклялась ей, что ночевала у подружки. Она ни за что не рассказала бы об этом Лилии.
– Молись, чтобы так оно и было, – замечает Дерек.
Потом Рив говорит:
– Бро, нафиг тебе, вообще, сдалось все это? Я бы на твоем месте остался с Де Брассио. Вот эту девчонку я уважаю! Она знает себе цену.
Алекс заводит машину.
– Я знаю что делаю.
Ренни подходит сзади и кладет руку мне на плечо. Я подпрыгиваю от неожиданности, а потом спрашиваю:
– Эй, а где Эш?
– В туалете. Слушай, Лил, не знаю, как еще тебе это сказать, но… тебе нужно себя контролировать.
– Что ты имеешь в виду?
Мой мозг вот-вот взорвется. Надя провела ночь с парнем. Не с каким-то там парнем. С Линди. С Алексом, которого я считала своим другом. Я и подумать не могла, что он на такое способен. Не знаю, почему я была такой наивной. Парням нельзя доверять. Никому из них.
– Брось, они наши друзья, а тебе стало жалко для них полотенца? Сегодня среда. У Шарлотты выходной. Я не хотела выдавать тебя перед всеми, но серьезно… – Ренни оглядывается по сторонам и понижает голос. – Лил, тебе надо расслабиться – или все поймут, что что-то не так.
Я не могу мыслить здраво. Всем весом прислоняюсь к забору, чтобы удержаться на ногах.
– Ты права, – выдавливаю я.
Я скажу ей все что угодно, лишь бы она заткнулась.
Но она не замолкает. Ее глаза загораются.
– О боже! Я же не рассказала тебе, что случилось вчера в «Галстуке-Бабочке»!
Ну вот, наконец-то!
– Что?
– Мы с Ривом целовались! Правда, всего секунду. Потом он отстранился и сказал, что я слишком важна для него, чтобы мутить со мной по пьяни. О, разве можно быть таким милым? Говорю тебе, еще чуть-чуть – и мы официально станем парой!
Ренни пританцовывает на месте так, будто на ней уже подвенечное платье. Я выдавливаю улыбку.
– Вы с ним идеальная пара. Честно.

После ужина я слышу, что Надя включила телевизор в гостиной, но не присоединяюсь к ней. За столом я едва могла на нее смотреть. Я иду к себе в комнату, ложусь на кровать и спрашиваю себя: что же делать теперь, когда никому нельзя доверять?
Вибрирует телефон, и я тянусь за ним к прикроватной тумбочке. Сообщение с незнакомого мне номера.
Привет, это Карма! Говорят, что я стерва. Ты знаешь кого-нибудь, кто должен получить по заслугам?
О да! Знаю! Могу составить список.
Телефон снова вибрирует.
Если да, то встретимся у Голубоглазой Джуди в два часа ночи. Если нет, расслабься и наслаждайся спектаклем.
Кэт всегда говорила, что, когда у нее будет лодка, она назовет ее «Голубоглазая Джуди» в честь своей мамы: это была ее любимая песня.



Глава двенадцатая
МЭРИ

Это была не я. Я не могла этого сделать.
Но мне уже неважно, что случилось в школе. Что бы это ни было, я не хочу об этом думать. Я просто хочу убраться отсюда, с этого острова, подальше от Рива и всего, что напоминает мне о нем. Прочь от той девчонки, которой я была раньше.
Когда я прихожу домой, «вольво» тети Бэтт стоит во дворе. Я тихо кладу велосипед на газон и иду обратно к дороге. К черту мои вещи, одежду. Тетя Бэтт может прислать мне все позже. Я знаю лишь, что должна успеть на следующий паром.
На повороте я оборачиваюсь и окидываю дом прощальным взглядом. Пытаюсь запомнить точный оттенок кедровой черепицы, как небо перед летней грозой. Пересчитываю белые ставни, прибитые к каждому окну. Двенадцать. Вожу пальцем в воздухе, очерчивая изгибы каменной дорожки. Впитываю каждую деталь, потому что вижу этот дом в последний раз. Я больше сюда не вернусь. Никогда.
Затем делаю глубокий вдох и спускаюсь с холма к парому, всю дорогу сражаясь со слезами. Видимо, я была совсем не в себе, думая, что Рив извинится за всю боль, что мне причинил. В глубине души я всегда надеялась, что была важна ему, что, несмотря на случившееся, между нами было нечто особенное, что он беспокоился обо мне и сожалел о том, что сделал.
Теперь я знаю, что ошибалась. Знаю наверняка. Он никогда не признает свою вину и не попросит прощения. А значит, у меня нет причин оставаться.
Я подхожу к причалу парома, сердце отчаянно бьется в груди. Я слишком запыхалась, чтобы говорить, поэтому, оказавшись у билетной кассы, какое-то время стою в стороне, чтобы перевести дыхание. Я наблюдаю с берега за тем, как один из паромов причаливает и выпускает пассажиров. Женщина, которая пришла после меня, подходит к окошку кассы. Она хочет купить билет, но рейс на четыре часа распродан. Следующий паром, на который еще есть места, уходит в шесть.
Темнеет. Очередь за билетами становится все длиннее, но я не двигаюсь с места. Я просто стою, смотрю и жду. Хочу вернуться в очередь и купить билет. Я ужасно этого хочу. Все внутри меня кричит: «Уезжай! Уезжай! Уезжай! Уезжай!». Но я не могу. Что-то мешает мне, удерживает меня здесь.
Что со мной происходит?



Глава тринадцатая
КЭТ

Небо чернеет. Я опускаю верх на папином кабриолете. Часы на приборной доске показывают без четверти два ночи.
Проверив телефон в последний раз, я бросаю его на заднее сиденье. Ни звонков, ни сообщений. Ничего. Она не придет.
Почему я такая дура?
Надо было оставить всю эту идею мести при себе. Месть – дело одиночек. Кажется, я где-то слышала эту фразу. И не знаю, какой помощи я вообще ожидала от Лилии. Ее разум неспособен на такие черные мысли, как мой. Она для этого слишком чиста. И даже притом что между Ренни и Лилией сейчас не все гладко, Лилия ни за что ее не предаст. Вообще-то, зная Лилию, я не удивлюсь, если она прямо сейчас читает мое сообщение вслух, а Ренни смеется до колик в животе. Я была так воодушевлена, а теперь что? Все закончилось, даже не начавшись.
К черту! Я просто вернусь домой и буду работать над заявлением для досрочного поступления в Оберлинский колледж. Это единственное, что поможет мне пережить выпускной год: мысль о том, то я наконец-то навсегда уберусь с острова.
Я заезжаю на парковку у причала парома, чтобы развернуться. Свет выключен, вокруг ни души, лишь какая-то девушка сидит на обочине. Ее локти упираются в колени, руки обнимают голову, светлые волосы перекинуты через плечо.
Я думаю проехать мимо, но что-то заставляет меня замедлиться. Подъехав ближе, вижу, что это та самая девчонка, с которой мы познакомились в туалете.
– Эй, девочка из туалета! – окликаю я ее, останавливая машину.
– Меня зовут Мэри, – отвечает она, жуя прядь волос.
– Знаю, – вру я. – Просто пошутила.
Я трясу головой и начинаю сначала.
– Уже поздно. Что ты здесь делаешь?
Она смотрит в никуда широкими безумными глазами.
– Я должна убраться с острова!
– Ладно, но ты в курсе, что уже почти два часа ночи? Парома не будет до утра. Ты пропустила последний три часа назад.
Мэри ничего не говорит. Она просто смотрит вперед, на пирс. Все такое черное, что едва можно отличить воду от неба.
– Кажется, я схожу с ума.
Она произносит эти слова так, что я ей верю. Мэри действительно очень странная. Но мне надо ехать к яхт-клубу. Если есть хотя бы минимальная вероятность того, что Лилия объявится, я должна быть там.
– Тебя подвезти домой или еще куда-нибудь? – спрашиваю я у Мэри, в глубине души надеясь, что она откажется.
– Нет, я тут подожду. Может, наберусь смелости уехать утром.
– Ты будешь сидеть здесь всю ночь?
– Осталось всего несколько часов. И больше мне никогда не придется видеть это место.
– Где твои вещи? Ты с собой ничего не привозила?
– Я… заберу их в другой раз.
Это безумие. Девчонка совершенно не в себе.
– Дело в Риве?
Мэри поднимает глаза.
– Дело всегда было в Риве.
Я собираюсь сказать «к черту его», но, не успев открыть рот, вижу, как по дороге пролетает серебристый «ауди» Лилии и поворачивает к парковке яхт-клуба. Я не верю своим глазам. Она приехала. Она на самом деле приехала.
– Залезай! – велю я Мэри. Пусть я и стерва, но я не оставлю ее здесь одну, в темноте.
– Я…
– Скорее!
На секунду Мэри делает такое лицо, будто собирается со мной спорить. Если она откажется, я свалю. У меня нет времени с ней нянчиться. Лилия может даже не выйти из машины, если не увидит меня на месте. Мэри колеблется, а потом начинает открывать дверь, но та не поддается.
– Закрыто.
– Отпусти ручку, – говорю я, нажимая кнопку разблокировки, но, когда Мэри дергает за дверь, она все еще не открывается. Боже.
– Просто запрыгивай, ладно?
– За кем ты гонишься? – спрашивает она, пока я давлю на газ, пытаясь догнать Лилию.
Я ей не отвечаю. Просто веду.
Мы въезжаем на парковку. Лилия стоит у машины. На ней обтягивающая толстовка с капюшоном, подвернутые пижамные шорты в розово-красное сердечко и шлепки. Волосы собраны в высокий хвост. Заметно, что они еще влажные, потому что от них отражается луна. Видимо, Лилия только что была в ванне. Есть у нее такая странная особенность. Она всегда принимает ванну перед сном, как ребенок. Некоторые вещи никогда не меняются.
– Ты опоздала, Кэт! – говорит она. Затем она замечает, что со мной Мэри, и крепче сжимает ключи.
Я торопливо выхожу из машины и подхожу к ней. Я взволнована и рада, что Лилия здесь, но пытаюсь это скрыть.
– Ее надо было подвезти, – шепчу я. – Не волнуйся. Все нормально.
– Кэт… – Лилия строго на меня смотрит. – При ней я ничего не буду говорить!
Думаю, Мэри нас слышит, потому что кричит:
– Ничего, я ухожу!
Она вылезает из моей машины. Я даю Лилии знак, чтобы она подождала секунду, и смотрю на Мэри.
– И что, уедешь утром с Джар Айленда как напуганный ребенок? – спрашиваю я ее.
– Мне страшно! Я безумно напугана!
– Из-за Рива Табатски?
Теперь я действительно рассержена. Этой девчонке срочно нужен пинок под зад.
– Он ничего тебе не сделает. Я не позволю ему тебя тронуть.
– Дело даже не в нем, – Мэри закрывает лицо руками. – Это я. Проблема во мне. Я… я не могу его забыть. Не могу жить дальше.
– И это тоже нормально. Ты не сможешь двигаться дальше, пока не исправишь то, что было неправильно, пока Рив не получит по заслугам.
Лилия качает головой.
– Хватит. Я ухожу.
Она отключает сигнализацию машины. Фары мигают будто маяк, и дверь открывается.
Я загораживаю ей путь, наваливаясь на дверцу спиной.
– Не уходи. Не сейчас. Ты бы не пришла сюда, если бы не хотела отомстить Алексу так же сильно, как я хочу отомстить Ренни.
Мэри медленно подходит к нам.
– Что тебе сделал Алекс? – спрашивает она у Лилии.
Та мешкает, прежде чем ответить.
– Мне он ничего не сделал. Но он сделал кое-что моей сестре.
Не только ее сестре, но и мне. Не то чтобы он сильно меня травмировал. Это была всего лишь глупая интрижка. Мы могли бы зайти дальше, но он все испортил. Я уже все забыла. Почти.
Мэри говорит:
– Прости. Я не хотела вмешиваться. Я пойду. И, слышите, я обещаю, что никому ничего не скажу. Можете мне доверять. Я как никто другой на этом острове знаю, что подобные люди могут тебя потопить. Я просто… думаю, это очень круто, что вы решили что-то предпринять. – Она разворачивается и идет обратно к парому. – Удачи!
Мы с Лилией переглядываемся.
– Стой! – кричу я. Мэри оборачивается. – Оставайся, если хочешь. Помоги нам, и мы поможем тебе отомстить Риву.
Я боюсь смотреть на Лилию. Эта идея наверняка ее рассердила. Она ничего не говорит, но и не уходит.
– Зачем вам это? Вы меня даже не знаете.
Мэри смотрит на меня в напряжении. Ее вопрос поставил меня в тупик. Я задумываюсь на секунду, а потом говорю:
– Мне не нужно тебя знать, чтобы видеть, что ты полностью разбита из-за того, что случилось много лет назад. К тому же мы не просто так тебе помогаем. Тебе тоже придется запачкать руки. Но мы будем действовать вместе, втроем.
Мэри долго смотрит на нас с Лилией, так долго, что я начинаю нервничать. Наконец она говорит:
– Если поможете мне отомстить Риву, я сделаю все что угодно.
Лилия не двигается. Сжав губы, она качает головой.
– Даже не знаю.
– Подумай об этом! – говорю я ей. Я так взвинчена, что чуть ли не подпрыгиваю. – Мэри новенькая. Никто ее не знает и точно не станет подозревать. К тому же чем больше народа, тем нам будет проще.
Непохоже, что я убедила Лилию. Всплеснув руками, я говорю:
– Ты достаточно мне доверяешь, иначе не пришла бы сюда, так? Все, что тебе нужно, – это довериться мне чуть больше. У меня хорошее предчувствие.
Кусая губу, Лилия говорит:
– Значит, мы собираемся отомстить Ренни, Алексу, а теперь и Риву? Ты фактически просишь меня навредить каждому из моих друзей.
«Может, это потому, что ты дружишь с придурками?» – крутится у меня на языке. Но я проглатываю эти слова и дипломатично продолжаю.
– Ты права, – соглашаюсь я. – Ты теряешь больше всех. Я понимаю. Так что сначала мы займемся Алексом.
Показывая пальцем на воду, я продолжаю:
– Давайте обсудим все там, где нас никто не увидит. Моя лодка пришвартована вон там.
Лилия мгновенно реагирует:
– Ни за что, Кэт!
– Ты так и не научилась плавать, Лил? – дразню ее я.
Она краснеет.
– Я просто не вижу в этом смысла.
– Будет безопаснее, если мы поговорим на воде, – настаиваю я. – Там нас точно никто не подслушает.
Лилия закатывает глаза и разводит руками.
– Кто нас здесь услышит?
Лилия Чоу всегда считает, что знает все лучше всех.
– Много богатых стариков приводят сюда своих любовниц, – говорю я. – К тому же здесь есть охрана и полиция. Конечно, если хочешь, чтобы нас арестовали, я…
– Может, тогда надо было выбрать другое место? – язвительно отвечает Лилия.
– Пойдемте на лодку, – вмешивается Мэри. – В смысле, раз уж мы все равно здесь.
– Ладно, – ворчит Лилия.
Я веду девчонок по причалу. Луна светит нам в спину. Мэри идет рядом со мной, а Лилия – на несколько шагов позади.
Пока мы идем, у меня в голове крутятся всевозможные варианты. Как все это провернуть? С чего начать? Я уже думала об этом, надеясь, что Лилия все-таки придет. Но теперь к нам присоединилась Мэри, и приходится вносить несколько быстрых поправок. Я лишь знаю, что должна выглядеть уверенной, чтобы Лилия перестала волноваться. Эта девчонка такая пугливая, как котенок в грозу. Стоит икнуть – и она сбежит.
Показывая на скоростные яхты, Мэри спрашивает, которая из них моя, но я едва ее слышу. Ей приходится спрашивать снова. Мотая головой, я отвечаю:
– Не совсем.
Как сотруднику яхт-клуба мне разрешают бесплатно швартовать здесь свою лодку. Но, разумеется, не рядом с яхтами. Моя лодка привязана в стороне, за насосами, в старой части доков, где мой начальник держит свою рухлядь: старые сломанные яхты, которые он покупает по дешевке, чтобы разобрать на запчасти.
– Осторожно! – предупреждаю я девочек. – Тут доски наполовину сгнившие и много ржавых гвоздей торчит повсюду. У меня в пятке до сих пор осталась заноза после того, как один придурок слишком быстро причалил на своей яхте и поднял такую волну, что меня выбросило из лодки.
– Урод! – говорит Мэри.
Я киваю.
– И он даже не извинился. Богачи никогда не просят прощения.
Лилия закатывает глаза, но ничего не говорит.
Я снимаю брезент со своего парусника, складываю его и убираю в люк. Я уже давно не вытаскивала лодку на воду. С июня, наверное. Это кажется безумием. Но дело в том, что мы с Алексом всегда проводили время на его яхте, где есть холодильник для напитков, кожаные откидывающиеся сиденья и потрясающее стерео. По какой-то странной причине я чувствую себя виноватой. Мне стыдно перед собой за то, что я забыла, кем была до встречи с ним, забыла о своих увлечениях, о том, как любила возиться со своей лодкой и тусоваться со своими настоящими друзьями. Я никогда не думала, что стану одной из тех девчонок, которые ради парня отрекаются от своей индивидуальности, особенно ради какого-то игрока на два фронта вроде Алекса Линда.
– Залезайте! – говорю я, подключая прожектор к аккумулятору. Он выпускает в ночь яркий луч, освещая верхушки волн. Идеально.
Лилия шагает в лодку, но замирает, когда та покачивается. Спрыгнув, будто испуганный кролик, она чуть ли не прячется за спиной у Мэри, которая тоже выглядит взволнованной. Скрестив руки, Лилия говорит:
– Давайте поговорим снаружи.
Я смеюсь:
– Ради всего святого! Я плавала в лодке с тех пор, как выросла достаточно для того, чтобы дотянуться до штурвала. Здесь безопаснее, чем в машине.
– А я говорю, что не полезу в это корыто! – отрезает Лилия. – Либо говорим здесь, либо я ухожу.
«Примадонна», – бурчу я себе под нос и, отключив прожектор, присоединяюсь к ним на причале.
Мы втроем садимся в полукруг.
И тогда меня озаряет, что я уже победила. Потому что лучшая подруга, Ренни, прямо сейчас сидит рядом со мной, готовая помочь мне отомстить ей. И Алекс тоже получит по заслугам. До Рива мне нет никакого дела, но будет приятно видеть, как он заплатит за то, что сделал. Я будто на распродаже «три по цене одного».
Я вытягиваю ноги перед собой.
– Надо установить базовые правила. Во-первых, я думаю, что каждая из нас должна участвовать во всех трех актах мести. Таким образом, никто не сможет снять с себя вину или вроде того.
– Разумеется, – цедит Лилия.
Я бросаю на нее презрительный взгляд, но продолжаю.
– Во-вторых, мы не должны разговаривать друг с другом на людях. Никогда.
Мэри кивает.
– Да, думаю, в этом есть смысл.
Я продолжаю:
– Более того, отправлять друг другу сообщения – тоже слишком рискованно. Лилия, вдруг Ренни возьмет твой телефон и увидит мой номер?
Лилия смотрит на свои колени.
– Не то чтобы Ренни роется в моем телефоне, но да, думаю, ты права. Мы должны быть осторожны.
– Мы должны быть более чем осторожны, – говорю я. – Никто не должен узнать, что мы замышляем. Наше общее дело будет жить и умрет вместе с нами.
Я прочищаю горло, потому что подхожу к самой важной части.
– И если мы действительно собираемся это сделать, никто не может передумать на полпути. Если вы в деле, то вы в деле до самого конца, пока мы все не получим того, чего хотим. В противном случае… вы превратитесь в новую жертву. На вас будет открыта охота, и все доступное оружие будет использовано против вас. Если вы не готовы, давайте просто сделаем вид, что сегодняшней ночи никогда не было.
Мэри кивает первой, затем – Лилия. Я улыбаюсь, потому что, черт возьми, первый пункт выполнен.
– Тогда отлично, – говорю я. – Думаю, на этом все. Теперь осталось только придумать, что именно мы сделаем с Ренни, Алексом и Ривом.
– Сначала с Алексом, – поправляет Лилия.
Мы смотрим друг на друга, но никто ничего не говорит.
– Итак, каков план? – спрашивает Лилия.
– Думаете, я всю работу за вас буду делать? – защищаюсь я. – Я только придумала правила.
Лилия надувает губы.
– Ты серьезно? Я думала, у тебя все готово. Мне казалось, у тебя уже есть записная книжка с именами твоих врагов и со списком всего, что ты с ними сделаешь.
Она действительно кажется разочарованной, отчего я испытываю странное чувство гордости.
Я начинаю перечислять все, что приходит в голову.
– Ладно, хорошо. Алекс одержим своей машиной. Мы можем ее покрасить, сделать что-нибудь с двигателем…
– Слишком мелко, – перебивает Лилия.
Мэри спрашивает:
– Может, у него есть домашний любимец? Мы могли бы его похитить и… убить!
Мы с Лилией в ужасе переглядываемся, а Мэри смеется.
– Насчет последней части я пошутила. Я люблю животных.
Я продолжаю:
– Мы можем взломать школьный компьютер и исправить его оценки. Сделать так, что его не примут никуда, кроме государственного колледжа Джар Айленда. Его отец надерет ему задницу, если он не попадет в Лигу плюща.
Лилия вздыхает и говорит:
– Я не умею взламывать компьютеры. Подозреваю, что ты – тоже, Кэт. А ты, Мэри?
Мэри качает головой.
– Думаю, у меня есть идея получше, – говорит Лилия. Я ощетиниваюсь, но она продолжает. – Надо сделать так, чтобы ни одна девчонка с Джар Айленда никогда больше и близко не подошла к Алексу Линду. Как думаете, мы можем это устроить?
Есть нечто захватывающее в том, как Лилия это говорит: склонившись вперед, в темноте, с широко раскрытыми, но спокойными глазами, очень по-деловому.
– Да, черт возьми!
Я хлопаю в ладоши. Не могу сдержаться.



Глава четырнадцатая
ЛИЛИЯ

В пятницу, после тренировки группы поддержки, Ренни берет меня под руку, и мы вместе идем через парковку.
– Итак, чем хочешь сегодня заняться?
– О, а ты не работаешь?
Я думала, она занята. Надеялась.
Ренни мотает головой.
– Терри сказала, что поменяется со мной. Сегодня я хочу поразвлечься! – говорит она писклявым умоляющим голосом.
Я хмыкаю, делая вид, что думаю. На самом деле я просто хочу пойти домой, лечь в постель и мечтать о том, как еще можно отомстить Алексу. На уроках я постоянно отвлекалась, представляя, как это будет потрясающе, когда мы наконец-то примемся за него. Это своего рода психотерапия. Я не была так счастлива с тех пор, как… в общем… уже давно.
Вчера за обедом Ренни заметила, что я улыбаюсь сама себе, и спросила:
– Что это ты такая счастливая?
Я чуть не подавилась роллом с курицей. Я никогда раньше не хранила такой большой секрет. Когда мама планировала вечеринку-сюрприз в честь папиного пятидесятилетия, я так боялась проговориться, что две недели страдала от болей в животе. Каждый вечер, увидев отца, я лишь повторяла про себя: «Ничего не говори, ничего не говори». Я боялась, что слова вылетят сами собой лишь потому, что я так сильно старалась оставить все при себе.
Но мне удалось выкрутиться. Я сказала Ренни, что думала о том, куда мы поедем в мае после выпускного. Мы уже давно это планировали: поехать куда-нибудь вдвоем, только она и я.
– Больше всего мне хотелось бы на Фиджи! – сказала я. – Или на Мальдивы.
Я больше никогда не смогу относиться к Ренни так, как раньше, но в каком-то смысле рада, что у меня есть время этого не показывать. Больше всего зла я держу на Алекса, и сейчас все мое внимание сфокусировано на том, чтобы отомстить ему.
Какая-то часть меня, из ностальгии по былым временам, хочет рассказать Ренни о том, что мы задумали. Она пришла бы в восторг от нашей затеи. Не сомневаюсь, она придумала бы кучу сумасшедших способов отомстить Алексу, которые мне и за миллион лет не пришли бы в голову. Но, разумеется, мне нельзя ничего ей рассказывать, потому что, когда мы закончим с Алексом, Ренни будет следующей.
Сейчас главное – сохранять спокойствие. Я должна вести себя как обычно, чтобы никто не заподозрил, что я что-то задумала. Это самое важное: никто не должен узнать, никогда.
Ренни спрашивает:
– Поужинаем у меня? А потом придумаем, что делать.
Я улыбаюсь и говорю:
– Конечно!
Я оставляю машину на школьной парковке, и Ренни отвозит нас на своем «джипе» к себе в квартиру. Ее жилой комплекс называется «Чайки», большие буквы освещаются прожекторами. Главный вход красиво украшен цветами и зелеными кустами. Но, когда проходишь дальше и оказываешься у ворот, все уже не так мило. Раньше для въезда надо было вводить код, но ворота все лето были сломаны. Сейчас они просто связаны веревкой. Папа не любит, когда я сюда прихожу, особенно после того, как прошлой весной здесь ограбили несколько квартир.
– Кто-нибудь должен починить эти ворота! – говорю я, пока мы въезжаем.
Я достаю из сумочки виноградный леденец и разворачиваю его. Предлагаю Ренни лизнуть первой, но она отказывается.
– Это небезопасно! – добавляю я. – Кто угодно может войти.
Ренни пожимает плечами.
– Управление здесь отстойное. Помнишь, как долго мы ждали, чтобы нам починили душ? Мама снова говорила о том, чтобы уехать с острова в конце года.
Я вытаскиваю леденец изо рта.
– Серьезно?
– Алло! Она еще прошлой весной хотела переехать, когда нам повысили арендную плату.
Я помню: мы плакали и умоляли миссис Хольц передумать. Я даже предлагала Ренни жить со мной весь выпускной класс. Увидев, как сильно ее дочь хочет остаться, миссис Хольц наконец-то сдалась.
– В любом случае сейчас она встречается с каким-то Риком с материка. У него свой ресторан! – Ренни корчит гримасу. – На самом деле он управляет грязной забегаловкой с сэндвичами или чем-то вроде того. Мама каждые выходные там торчит и уже целое состояние потратила на билеты на паром. И я слышала, что она ищет риелтора. Видимо, хочет сдать галерею, когда в июне истечет срок контракта.
– Твоя мама любит галерею слишком сильно, чтобы отказаться от нее.
– Это правда, но в последнее время дела идут очень плохо, – говорит Ренни. – Не забывай, мне исполнилось восемнадцать. Мой отец-беглец больше не будет высылать нам чеки на мое содержание.
Я молчу. Каждый раз, когда Ренни упоминает отца, я не нахожу что сказать. Он ушел, когда ей было три года, и с тех пор она видела его всего два раза. Раньше он звонил в день ее рождения, но перестал с тех пор, как заново женился и завел детей. Теперь он где-то в Аризоне. Ренни почти не говорит о нем, а если и говорит, то называет его отцом-беглецом.
Она вздыхает.
– Кошмар, подумать только! Когда в следующем году мы вернемся сюда из колледжа на осенние каникулы, то не будем жить в десяти минутах друг от друга. Между нами будет океан.
– Ты же не в другую страну переедешь, – замечаю я, радуясь тому, что она больше не говорит о деньгах или своем отце. – Паром нам не преграда.
– Преграда, и ты это знаешь, – говорит Ренни. – Все изменится.
Я думала об этом еще до того, как между нами все так запуталось. Когда мы уедем в колледж, наши пути разойдутся. Мы больше не будем так сильно нужны друг другу. Может, это и хорошо. Если Ренни не будет приезжать домой на каникулы, будет только проще.
Жилой комплекс состоит из трех одинаковых зданий, построенных вокруг дворика с небольшим бассейном. Мы обходим его, чтобы войти в дом Ренни. С тех пор как Ренни живет здесь, я никогда не купалась в бассейне. Мне кажется странным плавать под сотней чужих кухонных окон. И мой бассейн, наверное, раза в три больше. Поэтому мы всегда пользуемся тем, что у меня дома.
Пока Ренни роется в сумке в поисках ключей, дверь в ее квартиру распахивается. Волосы миссис Хольц приглажены, на ней серо-белое платье на завязках, ожерелье из крупных бусин и серебряные серьги-кольца.
– Как я выгляжу? – она крутится перед нами.
– Чудесно! – восклицает Ренни. – Но тебе нужна другая помада. Что-нибудь ярче.
– И, кажется, вы не сняли бирку, – замечаю я и иду к серебристому комоду, чтобы взять ножницы и отрезать ее.
– Надо рассказать твоей маме об этом магазине, Лилия! – говорит миссис Хольц. – Там куча дизайнерской одежды с огромными скидками. Посмотри на ценник. Это платье от Дианы фон Фюрстенберг стоит пятьсот долларов, а я взяла его за шестьдесят.
Ренни стонет.
– Мама, я тебе уже говорила! Этот принт двухлетней давности. Да, Лил?
– Не помню, – отвечаю я, хотя знаю, что Ренни права. У моей мамы блузка с таким же узором. Она ее больше не носит. – Но вам очень идет!
– Спасибо, милая! – миссис Хольц разворачивает меня к себе и награждает двумя поцелуями, по одному в каждую щеку. – Эй! Вам, девочки, стоит заглянуть сегодня в галерею. Я выставляю восхитительного местного художника, который создает морские пейзажи из витражного стекла.
Похоже, наши с Ренни лица не выражают особого энтузиазма, потому что она добавляет:
– Я разрешу вам выпить вина, если обещаете спрятаться в служебной комнате.
– Может, зайдем, – говорит Ренни, но в ее взгляде читается «ни за что на свете».
Алкоголем нас не заманишь. Во-первых, мы терпеть не можем вино. Во-вторых, у Ренни под кроватью спрятано как минимум три бутылки ванильной водки. Она берет ее у барменов в «Галстуке-Бабочке».
Миссис Хольц заказывает нам пиццу: одну половину, с грибами и луком, – для Ренни, другую половину, с сыром, – для меня. Пока доставляют заказ, мы с Ренни идем в ее комнату делать маникюр. Я выбираю светло-розовый оттенок, «балетные туфельки», очень бледный, почти белый. Ренни выбирает огненно-оранжевый цвет, «ча-ча-ча». Пока ногти сохнут, она идет в душ. Я падаю на ее постель.
Целая стена в комнате Ренни посвящена нашей дружбе. Еще там висят фотографии с Эшлин, Ривом и всеми остальными, но в основном мы вдвоем. Мы в самом центре. Моментальные снимки, которые мы сделали в фотобудке на ярмарке. Билет на метро, когда мама взяла нас в Нью-Йорк на мой четырнадцатый день рождения. Бродвейская афиша с той же поездки. Мне становится грустно. Теперь эти воспоминания кажутся очень-очень далекими.
Миссис Хольц заглядывает в комнату.
– Пиццу принесли, Лил!
– Хорошо! – говорю я, освещая ее большой счастливой улыбкой. – Спасибо, Пэйдж.
Я чувствую себя странно, называя маму Ренни по имени, но она всегда на этом настаивает.
Вместо того чтобы уйти, она прислоняется к двери.
– Я так рада, что ты сегодня зашла. Забавно: я только сегодня утром говорила Рен, что не видела тебя целую вечность!
Прошла неделя, что может показаться не таким уж и большим сроком, но раньше мы с Ренни проводили вместе так много времени, что практически жили друг у друга. Повисает пауза, и мне кажется, что миссис Хольц ждет от меня объяснений. Но потом она смеется и говорит:
– Не пугайся так, дорогая! Я на тебя не сержусь! Я знаю, как сильно вы теперь заняты с уроками и тренировками по чирлидингу.
Я киваю, как будто проблема именно в этом.
– Ты знаешь, как нравишься мне. Из всех друзей Ренни ты у меня самая любимая. Я просто хочу, чтобы вы, девочки, всегда оставались вместе.
Я снова киваю. Миссис Хольц постоянно повторяет, что я ее любимица. Это, конечно, приятный комплимент, но сегодня от таких слов я чувствую себя неловко. Видимо, мучает совесть.
Ренни выходит из ванной в двух полотенцах, одно обернуто вокруг тела, а второе – на голове.
– Пиццу принесли, Рен! – говорит миссис Хольц.
– Круто! Спасибо, мам. Хорошего вечера! – Ренни практически закрывает дверь у мамы перед носом.
Она снимает полотенце с головы и бросает его на кровать. Чтобы освободить место для фена, ей приходится вытащить из розетки шнур от кондиционера. Я открываю окно, чтобы в комнате не стало очень жарко. Ренни сидит на полу перед зеркалом, что висит на двери в спальню, и сушит волосы круглой щеткой.
– Итак, что будем сегодня делать? – спрашивает она.
Я слезаю с ее кровати и на коленях подползаю к ней.
– Давай пойдем в кино. Мы уже целую вечность там не были!
Мы с Ренни всегда ходим в кинотеатр, когда на улице дождь. А в это лето почти всегда светило солнце. Но сегодня я хочу пойти на фильм лишь для того, чтобы не разговаривать с ней и не смотреть на нее.
– О да! Устроим девичник? Я, ты и Эш?
– Нет, парней тоже зови.
Я должна была это сказать, потому что так сделала бы прежняя Лилия. Нельзя показывать, будто что-то изменилось.
– Только Рива и Пи-Джея? Или Алекса тоже? Он все еще дуется из-за того, что мы ушли с его вечеринки?
– Уверена, он это пережил. – Я начинаю расчесывать волосы. – Кроме него кто еще купит мне конфет?
Заливаясь смехом, Ренни откидывается назад и опрокидывает меня вместе с собой. Она сжимает мое колено, и я невольно смеюсь, потому что не выношу щекотки. Потом Ренни переворачивается на бок и улыбается мне.
– Лил, – говорит она, выдыхая, – я так рада…
Я не знаю, чего она ждет: что я закончу фразу за нее? Но я молчу, и она ложится на спину. Не глядя на меня, она говорит:
– Ты правильно поступила, забыв об этом.
Я впиваюсь ногтями в ладонь и чувствую, как еще не высохший лак остается на коже.
– Знаю, – говорю я, закрыв глаза.

Я проснулась оттого, что Ренни трясла меня за плечо.
– Вставай, Лилия! Вставай!
Было темно. Я лежала на кожаном диване, ноги свисали с одного края. Моих майки и шорт нигде не было. Я была в своем слитном купальнике.
– Что происходит? – прохрипела я.
Губы были сухие, голова кружилась.
Я никогда раньше не видела, чтобы у Ренни были такие широко раскрытые глаза. Она наклонилась к моему лицу и прошептала:
– Тсс!
От нее несло текилой. В руках она держала туфли.
– Уходим отсюда!
Я села на диване, и комната закружилась. Я все еще была пьяна. Кто-то спал на кровати. Моего спутника, Майка, в комнате не было. Я не знала, где он.
Ренни ползала на четвереньках, пытаясь нащупать в темноте мою майку. Когда она нашла ее где-то под столом, я быстро надела ее через голову. Шорты я обнаружила за одной из диванных подушек. Ренни тихонько открыла дверь спальни, поглядывая на парня в постели. Меня она выпустила первой.
Дом был перевернут вверх дном. Мы проходили мимо комнат, в которых спали люди. Некоторые растянулись на матрасе в гостиной. Стараясь не дышать, я бежала к двери, и Ренни – за мной.
Мы не останавливались, пока не оказались на подъездной дорожке. Я оперлась на почтовый ящик, пытаясь восстановить дыхание. Ренни наклонилась, чтобы надеть туфли. Я стояла рядом с ней, пытаясь понять, что случилось, куда делась ночь. В моей голове все было расплывчато.
Но потом я вспомнила, как пила текилу рюмками, как пошла за ребятами в спальню. Они сказали, что мы будем смотреть фильм. Майк целовал меня в шею. Он поднял меня и посадил на стол. Я отвечала на поцелуй. Мне это нравилось. А потом перестало. Я сказала «нет». Кажется, я сказала «нет». Он что, меня не слышал?
Я почувствовала, как к горлу подкатывает ком.
– Кажется, меня сейчас стошнит!
У меня начались рвотные позывы, и Ренни отвела меня на обочину.
Меня вырвало.
– Придется идти пешком, – сказала Ренни. – Мой «джип» заблокирован другой машиной.
– Нет! – сказала я. Я уже плакала. – Мы не пойдем пешком отсюда до Ти-Тауна! Это слишком далеко.
– Придется, – в голосе Ренни не было сочувствия. Она начала идти. – Пошли!
Пару первых километров я ничего не говорила, просто плакала. Ренни держалась в нескольких шагах впереди, выпрямив спину. Ноги в сандалиях сильно болели, но я не могла их снять: на дороге было битое стекло. Пара машин проехала мимо, и я надеялась, что нас кто-нибудь подберет. Но никто не остановился, даже не притормозил.
Меня еще раз стошнило в траву. Ренни подошла и похлопала меня по спине.
– Я больше не могу идти, – сказала я, обнимая себя руками.
– Нет, можешь! Осталось недалеко.
Ренни пошла дальше, но я не сдвинулась с места.
– Нам надо кому-нибудь позвонить. Кажется… мне надо в больницу. Я думаю, Майк подмешал что-то мне в напиток.
– Ничего он тебе не подмешивал, – ветер дул Ренни в лицо, закрывая его волосами. – Ты просто чересчур много выпила, вот и все.
– Это не все! Он… Я не… – я сильно плакала, так, что слезы попадали мне в рот. – Вдруг я подхватила от него какую-нибудь болезнь? Я могла забеременеть!
Ренни отрицательно покачала головой.
– Он предохранялся, не волнуйся, – она отвернулась. – Он заходил к Йену и просил презерватив.
– О боже… О боже… – повторяла я снова и снова как молитву. Я молилась, чтобы это оказалось плохим сном, чтобы я проснулась и оказалась далеко отсюда, где угодно, только не здесь.
– Лил, тебе надо…
– Ты занималась сексом с Йеном?
– Да, – спокойно сказала Ренни.
– Почему ты меня бросила? – всхлипнула я.
Теперь я помню, как звала ее по имени. Я видела их с Йеном в постели. Майк целовал меня, опускаясь от шеи все ниже, оттягивая верх моего купальника. Я закричала: «Ренни!» – а потом вырубилась.
– С тобой все было хорошо! Я думала, ты развлекаешься, – сказала Ренни и пошла дальше.
Я подбежала к ней и схватила ее за руку.
– Нет, неправда! Ты знала, что я не хотела, чтобы это случилось вот так!
С парнем, которого я почти не знала. В одной комнате со своей лучшей подругой. И такая пьяная, что едва могла поднять голову. Мой первый раз должен был быть особенным, с любимым человеком. До этого я ни с кем даже толком не встречалась и целовалась всего три раза.
Ренни отдернула руку. Ее глаза блестели.
– Все немного вышло из-под контроля. Но мы обе знали, что случится, когда пошли с ними в спальню.
– Я не знала! – закричала я так громко, что защипало горло.
– Да ладно, Лилия! Ты хотела этого так же, как и я. Никто не заливал текилу тебе в глотку.
– Это… не должно было так случиться со мной.
Ренни скривила рот.
– А со мной должно было? Может, я и не девственница, но не шлюха!
Я плакала слишком сильно, чтобы ответить, так что она вздохнула и сказала:
– Слушай, это случилось, но все кончено. Давай просто забудем.
– Я не могу! – сказала я, сотрясаясь от рыданий. – Что если все узнают? Вдруг мы увидим их снова?
От мысли о том, что я могу натолкнуться на Майка где-нибудь на острове, мне хотелось умереть.
Ренни покачала головой и положила руки мне на плечи.
– Они сняли дом всего на неделю, помнишь? Сегодня днем их тут уже не будет, – сказала она, посмотрев мне прямо в глаза. – Я ничего не скажу. Ты ничего не скажешь. Никто никогда не узнает.
К тому времени, когда мы дошли до квартиры Ренни, уже рассвело. Я хотела вернуться домой, рассказать обо всем маме. Она бы знала, что делать, как все исправить. Но я не могла ей сказать. Она считала, что я ночевала у Ренни. И что бы она обо мне подумала, если бы узнала? Что бы подумал папа? И Надя? Я бы уже никогда не была для них прежней. Никогда больше.
Когда я вышла из душа, Ренни уже лежала в постели, закрыв глаза. Я забралась под одеяло рядом с ней. Лежа ко мне спиной, она сказала:
– Сегодняшней ночи никогда не было. И мы больше не будем говорить об этом.

Мы подбираем Эшлин и едем к кинотеатру. Пока мы не оказались на месте, я даже не знала, что там показывают. Парни ждут нас у входа. Ренни запрыгивает Риву на спину, и он несет ее внутрь. Мы с Эшлин встаем в очередь за едой и начинаем придумывать, что купить.
– Как насчет попкорна, драже «риз» и мармеладных мишек? – спрашивает она.
Я чувствую, как сзади подкрадывается Алекс, и нарочито громко говорю:
– А как же «снежки»? Без них никуда!
«Снежки» – любимые конфеты Алекса.
Эшлин корчит гримасу.
– «Снежки» отвратительны, Лил! Они на вкус как песок.
И как по команде Алекс подходит и говорит Эшлин:
– Ты шутишь? «Снежки» лучше всего на свете!
– Видишь? – улыбаюсь я Эшлин. – Не только я их обожаю.
Алекс говорит девушке за прилавком:
– Коробку «снежков», пожалуйста.
Я кладу подбородок ему на плечо.
– Ты ведь со мной поделишься, да?
– Купи свою пачку, – отвечает он.
Но я вижу, как розовеют его уши, а уголки губ растягиваются в улыбке.
И в этот момент я понимаю, что все складывается именно так, как мне нужно. Алекс думает, что между нами все круто и что я ничего не подозреваю.



Глава пятнадцатая
МЭРИ

Я сижу за кухонным столом, заканчиваю домашнюю работу. Тетя Бэтт болтает по телефону с кем-то из подруг и моет оставшуюся после ужина посуду. Она говорит:
– Все отлично! Мэри не дает мне скучать.
Несмотря на то что в первые дни нам было немного неловко, теперь тетя Бэтт очень рада моему присутствию. Мы установили распорядок, устраивающий нас обеих. Я пытаюсь не мешаться у тети под ногами и не отвлекать ее, когда она рисует. А она, в свою очередь, не трогает меня, если дверь моей спальни закрыта.
Когда после той ночи на пристани я очень поздно вернулась домой, тетя Бэтт еще не спала. Я умоляла ее ничего не говорить моим родителям. Если бы они узнали, то тут же бы собрали вещи, сели в машину и приехали, чтобы забрать меня. Тетя Бэтт ничего не обещала, но родители еще не объявились на пороге, так что, значит, она им ничего не сказала.
Вот такая она классная тетя.
Как только тетя Бэтт уходит спать, я тихонько выхожу на улицу и жду Кэт, сидя на обочине с вытянутыми вперед ногами. Ни в одном из домов не горит свет, лишь далеко-далеко вниз по холму я с трудом различаю луну, подсвечивающую воду. Если как следует прислушаться, можно услышать океан.
Наконец-то за холмом появляется кабриолет с выключенными фарами, и я вскакиваю с бордюра. Кэт останавливается прямо напротив меня.
– Привет! – говорит она. – Ну что, готова?
– Еще как! – отвечаю я, протискиваясь в дверь на заднее сиденье. – Дождаться не могу, когда получу права.
Я, конечно, люблю свой велосипед, но с правами могла бы поехать куда угодно. Естественно, только если тетя Бэтт разрешит мне взять ее машину.
Поворачиваясь, Кэт говорит:
– Почему ты сидишь сзади? Я тебе не таксист.
Я краснею.
– Не знаю. Я думала, Лилия сядет впереди.
Я чувствую себя глупо и неуклюже. Набирая скорость, Кэт ворчит:
– Разумеется, она ничего меньшего и не ожидает. Для принцессы Лилии все только лучшее!
– Мне правда все равно, – успокаиваю я ее, наклоняясь вперед.
Кэт фыркает.
– Разумеется!
Но она говорит это по-доброму, как будто комплимент.
Вскоре мы подъезжаем к дому Лилии. Он очень большой и современный. Это даже не дом, а настоящий особняк. Лилия живет в самой богатой части острова, Уайт Хэвене. Большиж на несколько машин, роскошные сады и ухоженные газоны.
Кэт выключает двигатель и фары. Сдувая челку с глаз, она говорит:
– Лилия опаздывает. Очень на нее похоже: не думать ни о ком, кроме себя.
Я улыбаюсь, но решаю не озвучивать свои мысли о том, что Кэт тоже опоздала.
Пока мы сидим в темноте, поднимается сильный ветер. Кэт застегивает толстовку и поворачивается ко мне.
– Тебе не холодно? В багажнике должна валяться рабочая куртка Пэта.
– Нет, – отвечаю я, похлопывая себя по бледно-розовым шортам. – Мне совсем не холодно. Думаю, я слишком взбудоражена!
И вот появляется Лилия. На улице так темно, что я вижу только ее лицо, пока она не подходит ближе. Она крадется по подъездной дорожке, одетая во все черное: черную водолазку, черные легинсы, черные туфли-балетки.
Кэт заливается смехом.
– О боже мой!
Лилия подбегает к машине, запыхавшись.
– Привет! – говорит она, забираясь на пассажирское сиденье.
– Лилия, мы же не банк собираемся грабить! – продолжает смеяться Кэт. – Ты чего так вырядилась?
Лилия защищается:
– Мы должны быть осторожны! – потом она бросает взгляд на меня и хмурится. – О, ладно. Видимо, это неважно.
Я чувствую, что снова сделала что-то не так. Мы одного возраста, но эти девчонки кажутся гораздо старше меня.
Дом Алекса находится недалеко от особняка Лилии, в нескольких километрах. Он такой же большой, но более традиционный, кирпичный. У них даже есть собственная пристань, к которой привязана яхта. Как только мы подъезжаем ближе, Кэт замедляется и гасит фары. Машину она паркует на расстоянии нескольких домов.

– Все помнят план действий? – спрашивает Лилия нас обеих, но через зеркало заднего вида смотрит только на меня.
Мы решили, что я буду стоять на стреме. Я рада, что мне не придется взламывать машину. Тетя Бэтт, может, и классная, но, если ей придется вытаскивать меня из тюрьмы, она вряд ли станет скрывать это от моих родителей. А учитывая, как они за меня волнуются, после такого меня закроют дома на всю оставшуюся жизнь.
Кэт закатывает глаза.
– Мы повторили план всего пятьдесят раз! Он не такой уж и сложный.
Задача Кэт – найти записную книжку Алекса. Лилия говорит, он всегда в ней что-то пишет, но никому не разрешает читать. Она считает, что это его тайный дневник, который может стать отличным оружием. Как минимум он будет сходить с ума, когда обнаружит потерю.
– Неважно, – Лилия закатывает глаза. – Я просто хотела убедиться.
– Ты, главное, за собой смотри, – говорит Кэт и тянется через Лилию, чтобы открыть бардачок, откуда достает фонарик. – «Ретин-А» у тебя с собой?
Лилия показывает флакон с лосьоном.
– Этого хватит? – спрашивает Кэт.
– Это запас на три месяца. Так что да, хватит.
Кэт смотрит на нее косым взглядом.
– Я не знала, что ты страдаешь от прыщей, Лил.
– Моя мама пользуется им для профилактики морщин, – говорит Лилия возмущенно.
Согласно плану, Лилия должна будет опустошить флакон с солнцезащитным кремом Алекса и наполнить его лосьоном «Ретин-А». Это средство от прыщей, от которого кожа становится гиперчувствительной к солнцу. По словам Лилии, Алекс и шагу из дома не может ступить, не обмазавшись кремом от загара. Таким образом мы обеспечим ему худший солнечный ожог в его жизни: волдыри, слезающую кожу – полный набор. Это будет кошмар.
Кэт несколько раз включает и выключает фары. Мы вылезаем из машины.
Пока идем по подъездной дорожке, Лилия шепчет:
– Главное – не спускать глаз с домика у бассейна: Алекс в нем живет.
– Знаю, – отрезает Кэт.
– Я говорю с Мэри, – отвечает Лилия тем же тоном.
– Да перестаньте уже! – шепчу я. – Хватит ссориться.
Я прячусь за машиной Алекса, не сводя глаз с дома. Все окна темные, но я вижу свет в домике у бассейна. Кэт сказала, что Алекс в это время будет спать, но, похоже, она ошиблась.
Тем временем Кэт и Лилия уже пробрались в машину. Похоже, Алекс ее не запер. Кэт на переднем сиденье, роется в рюкзаке Алекса, а Лилия – на заднем, ищет его спортивную сумку.
– Я не могу найти сумку, Кэт! – говорит Лилия с паникой в голосе.
– Может, он оставил ее в шкафчике?
– Как же мне тогда подменить его крем?
– Не сходи с ума! Завтра что-нибудь придумаем, – говорит Кэт, а через несколько секунд добавляет: – Черт! Его записной книжки здесь тоже нет.
– Ты что, шутишь? Ты же говорила, что он держит ее в машине!
Лилия слезает с заднего сиденья и присоединяется к Кэт на переднем. Она ищет в бардачке, затем в центральной консоли, потом опускает оба зеркала. Но записной книжки нигде нет.
– Можем взять все его учебники и выбросить в воду, – предлагает Кэт, держа в руках книгу.
– Нет! Кому какое дело до учебников? Он просто купит новые. – Лилия настолько сердита, что вот-вот заплачет. – Я не уйду без записной книжки!
У меня внутри все переворачивается. Когда мы обсуждали план, он казался таким простым. Я бросаю последний взгляд на дом, а затем бегу к машине, чтобы помочь искать дневник.
Лилия поднимает голову.
– Боже, Мэри! Что ты делаешь? Возвращайся на пост! – шипит она на меня.
Я деревенею.
– Я просто хотела помочь…
И тут Кэт вскрикивает:
– Нашла!
Она победно держит в руках записную книжку, которую выловила из-под водительского сиденья. Кэт и Лилия хлопают друг друга по ладони, а потом улыбаются мне. Я облегченно поднимаю вверх большой палец.
Кэт с Лилией выходят из машины. Кэт хлопает дверью чуть сильнее, чем нужно было. Мы вдвоем бежим обратно к кабриолету, так быстро, как только можем. Кэт садится на водительское сиденье, а я забираюсь на заднее.
Но Лилия все еще у машины Алекса. Она стоит на подъездной дорожке и смотрит в сторону домика у бассейна.
– Что она делает? – спрашиваю я у Кэт.
Прежде чем Кэт успевает ответить, Лилия наклоняется к одному из цветков в горшках, которые окружают двор, подбирает огромный камень и бросает его в лобовое стекло машины Алекса. Раздается громкий треск, осколки разлетаются, отражая лунный свет. Звук разбившегося стекла эхом отдается в тишине.
Мы с Кэт одновременно ахаем. Это определенно не входило в наш план.
В доме начинают включать свет: сначала в комнате наверху, потом с каждой стороны от входной двери.
Кэт кричит:
– Черт! Уходим!
Лилия показывает нам короткий путь. Ее длинные черные волосы развеваются за ней как плащ. Запрыгивая в машину, она кричит:
– Гони!
Кэт выруливает на дорогу, скрипя шинами. Когда мы отъезжаем на несколько кварталов, она визжит:
– Что, черт возьми, это было?
Лилия ей не отвечает. Она крутится на сиденье, все еще оглядываясь на дом Алекса, и тяжело дышит, а на ее щеке небольшой порез – видимо, от осколка стекла.
Я говорю:
– Лилия, у тебя кровь!
Она вытирает щеку рукой и смотрит на нее.
– Совсем чуть-чуть, – отвечает она. Наши глаза встречаются, и она удивленно моргает. – Кажется, я немного увлеклась, да?
Кэт смеется:
– Да уж, еще как увлеклась! Но это было круто! Завтра кое-кто поедет в школу на автобусе.
Сделав радио громче, Кэт начинает пританцовывать на месте, дико и безумно. Я смеюсь и поднимаю руки вверх, как будто мы катаемся на американских горках. Музыка грохочет и стучит, как и адреналин у меня в ушах. Мы летим.
– Держи руль! – велит Кэт. – Я хочу увидеть, что у него в записной книжке.
Лилия наклоняется и берет руль, пока Кэт открывает тетрадь.
– Да здесь одна поэзия! – кричит она сквозь музыку и ветер. – «Все твои двери закрыты. Ключи к ним где-то забыты. К тебе ведет самый длинный коридор, но я не знаю, где выход во двор».
Я фыркаю:
– Какая банальность!
Кэт делает вдох и продолжает:
– «Самый длинный коридор. Длинный, длинный коридор. Самый длинный коридор».
– Ух ты! – говорит Лилия. – Это действительно очень длинный коридор!
Мы сгибаемся от смеха.
– Итак, что мы будем с этим делать? – спрашиваю я.
– Я знаю, что можно сделать! – говорит Кэт, поворачивая к дому Лилии. – Я сделаю копии одной из этих сентиментальных поэм, а потом распространю их по всей школе.
Лилия хихикает и говорит:
– Кэт, я знала, что ты придумаешь что-нибудь убийственное!
Я наклоняюсь вперед и спрашиваю:
– Погодите, а что мы будем делать с кремом?
Лилия выходит из машины.
– Что ж, завтра спортивная сумка точно будет у него с собой. У футболистов всю неделю по две тренировки в день. Мне надо будет найти способ пробраться в мужскую раздевалку.
– Он будет выглядеть как прокаженный! – фыркает Кэт.
Лилия смеется и бежит к дому.
– Спокойной ночи, девчонки!
– Спокойной ночи! – кричу я ей вслед.
Это была хорошая ночь. Нет, это была невероятная ночь.



Глава шестнадцатая
ЛИЛИЯ

Когда звенит звонок, я говорю Эшлин, что мне надо остаться после урока и поговорить с мистером Франклином насчет экзамена, так что пусть она идет обедать без меня. Я жду, когда она скроется за поворотом, и бегу в спортивный зал.
В мужской раздевалке никого нет, но найти шкафчик Алекса оказалось сложнее, чем я думала. Я полагала, что у футболистов в раздевалке будет отельная зона, может даже, с именными шкафчиками. И все именно так. Но здесь невозможно понять, где чьи вещи.
Я начинаю наугад открывать шкафчики без замков, но они пустые. Я думала, что парни не пользуются замками, ведь что такого ценного они могут хранить? Гель для волос? Сердце бьется так быстро, что вот-вот взорвется. Вдруг кто-нибудь зайдет и увидит меня? У меня нет никакого повода находиться в мужской раздевалке.
Действуя в одиночку, я чувствую себя очень странно. Потому что так гораздо страшнее.
Я отчаянно пытаюсь открыть еще несколько шкафчиков, а потом сдаюсь.

Во время тренировки группы поддержки я сижу на нижних трибунах, теребя шнурки кроссовок. Я чувствую себя паршиво из-за того, что провалила свою часть плана.
Ренни стоит впереди с планшетом и ручкой, готовая записывать, кто кого будет поддерживать на нашей первой игре в пятницу вечером.
– Большинство присутствующих уже знает, как все устроено. Каждую из вас прикрепят к одному футболисту, которого вы будете поддерживать. Вы должны будете украшать его шкафчик в день игры, печь его любимое печенье и всячески поднимать ему боевой дух, настраивая на хорошую игру. Я, например, поддерживала Джо Блэкмена, первого квотербека, с девятого класса и до тех пор, пока он не окончил школу. Каждый год он сам просил именно меня. Хотите узнать, почему?
Две десятиклассницы, Тереза Круз и Лин Макманнис, шепчут что-то друг другу и хихикают. Я знаю, о чем они думают, но это неправда.
Ренни бросает холодный взгляд в их направлении, и они мгновенно замолкают.
– Я скажу вам, почему. Потому что я лучшая! Каждую игру я выкладывалась на тысячу процентов. Я предвосхищала потребности Джо Блэкмена еще до того, как он о чем-то просил. Свежеиспеченное печенье с арахисовой пастой без сахара. Именные кричалки в тот момент, когда ему особенно нужна поддержка. И, если честно, я горжусь тем, что теперь, в колледже, Джо играет в третьем футбольном дивизионе. Потому что я знаю, что он достиг этого благодаря мне.
Ренни начинает ходить из стороны в сторону.
– Быть чирлидером – это не просто задницей трясти и хорошо выглядеть. Это стремление к превосходству. И, кстати, Пэйдж, вчера на тренировке ты ужасно слабо тянула носки.
Я уже ее не слушаю. Когда Ренни начинает произносить «вдохновляющие» речи, она может продолжать вечно.
Наконец-то закончив лекцию, Ренни начинает зачитывать список. Когда она доходит до Нади, я поднимаю голову.
– Надя, у тебя Диего Антунес, – объявляет она.
Я оборачиваюсь и смотрю на сестру. Та кусает нижнюю губу и выглядит разочарованной. Вставая, я говорю:
– И, к вашему сведению, получить в девятом классе старшеклассника – это большая честь!
Я хочу, чтобы Надя почувствовала себя лучше, но, похоже, это не помогает.
Что касается их с Алексом отношений, пока все было тихо. Я все еще держу сестру под домашним арестом. С подругами ей можно встречаться только у Джанель или у нас дома. На ночь я оставляю дверь своей спальни открытой, чтобы услышать, если она снова попытается тайком смыться. А вчера утром, пока она была в душе, я проверила ее телефон: там не было никаких сообщений или звонков от Алекса. Надеюсь, их интрижка была делом одной ночи. А если нет, то все прекратится к концу этой недели.
Ренни продолжает зачитывать список. Я жду, когда она дойдет до Терезы, потому что уверена, что Ренни приставит ее к кому-нибудь отстойному.
– Тереза, у тебя Ли Фредингтон.
Да. Ли Фредингтон – десятиклассник и запасной квотербек. Ему не достанется ни минуты в игре, учитывая, что первый квотербек – это Рив. Тереза пристально смотрит на Ренни, и на секунду я думаю, что она действительно может что-то сказать. Но, конечно, она не осмеливается. Никто не противоречит Ренни.
Ренни передает мне планшет.
– Теперь подходите к Лилии, она сообщит вам информацию о вашем игроке. Повторять мы не станем, так что постарайтесь записать все в надежное место и не потерять.
А мне она говорит:
– Пойду, возьму бутылку воды. Сейчас вернусь.
Я смотрю на список футболистов. Их дни рождения, любимое печенье, домашние адреса, номера телефонов… и коды от шкафчиков.
Я хочу расцеловать эту бумажку. Алекс Линд, тебе конец!

Во вторник кожа Алекса выглядела розовой и нежной. Сегодня среда, и она трескается. Он похож на ящерицу, которую Надя несколько лет назад нашла на Гавайях, куда мы ездили на рождественские праздники. Мне его почти жаль. Мне даже сложно смотреть ему в глаза. Его глазные яблоки кажутся слишком белыми на фоне кожи. Губы потрескались и покрылись волдырями.
Мы сидим за обеденным столом. Ренни наклоняется ко мне и шепчет:
– У меня при виде Алекса аппетит пропадает.
Я откусываю сэндвич.
– Не так все и плохо, – лгу я.
– Вот и садись напротив него, – говорит Ренни.
Алекс выглядит несчастным. Видно, что ему тяжело есть. Я не знала, что это так болезненно. Думала, эффект будет чисто косметический. Алекс ловит на себе мой взгляд, и я быстро отворачиваюсь.
Алекс встает, чтобы взять газировку, и я говорю Ренни и Эшлин:
– Как думаете, это не заразно?
Эшлин выглядит напуганной, а Ренни чуть не давится куском сельдерея.
– О боже! Я здесь больше сидеть не буду! – говорит она.
Ренни кладет свои вещи через два стула, рядом с Пи-Джеем. Эшлин тоже пересаживается.
Когда Алекс возвращается с бутылкой газировки, на его конце стола остаемся только мы с Ривом, и он это замечает. Рив, должно быть, – тоже, потому что говорит:
– Чувак, что, черт возьми, у тебя с лицом?
Алекс едва поднимает взгляд.
– Это солнце, – бормочет он. – Моя кожа не выдерживает двух тренировок в день.
– Я находился на улице не меньше тебя, – говорит Рив, делая глоток молока. – Может, тебе к врачу сходить, разобраться с ситуацией?
– Мама уже записала меня на завтра, – отвечает Алекс. – Возможно, это просто аллергия. Кажется, наша уборщица начала пользоваться новым стиральным порошком. Может, в этом дело.
– Надо помазать кожу соком алоэ, – советует Рив.
Я мило предлагаю:
– У моего отца есть целый цветок. Могу отрезать тебе кусочек.
– Спасибо, Лилия, – вздыхает Алекс. – Сначала стекло машины разбивают, теперь это. Дерьмовая неделя.
– Чувак, считай это благословением. Теперь ты сможешь затонировать стекла так, как давно хотел. – Рив обнимает Алекса за плечи. – Эй, знаешь что? Может, тебе с этой штукой не к дерматологу надо, а к венерологу? Вдруг ты подцепил какую-нибудь гадость от Де Брассио?
Рив хохочет. Голова Алекса дергается. Он бросает на меня короткий взгляд, а потом рычит:
– Заткнись, Рив!
– Эй, я ее уважаю! Она такой же игрок, как и я.
Я поворачиваюсь к Риву и спрашиваю:
– То есть хочешь сказать, ты заразный?
Рив только пуще смеется.
– Кэт не такая, – говорит Алекс с диким взглядом. Потом встает и опускает остатки еды с подноса в корзину для мусора.
– Я же пошутил! – кричит Рив ему вслед.
Он встает и выходит за Алексом из столовой. Я удивлена тем, как Алекс защитил Кэт. Вообще-то, это даже мило. Но потом я вспоминаю, что этот доморощенный рыцарь изменил Кэт, воспользовавшись моей младшей сестрой. Какое он, вообще, имеет право кого-то защищать? Он меня больше не обдурит.



Глава семнадцатая
КЭТ

В среду после школы я сажусь на паром, чтобы повидать Ким в музыкальном магазине. Когда я позвонила ей и попросила разрешения воспользоваться их копиром, Ким заставила меня ждать, пока не убедилась, что владельца, Пола, не будет поблизости. Вернувшись на линию, она сказала, что у них заканчивается бумага, так что я должна сама принести столько, сколько мне понадобится. Я стащила целую пачку из библиотеки, пятьсот листов, чтобы унизить Алекса.
Несмотря на то что я воодушевлена нашим планом, это немного напрягает. Мне почти всю ночь придется заниматься этой фигней. Все бы ничего, но Мэри пока что вообще ничего не сделала. Я не виню ее в том, что она не подала ни одной идеи: она не знает Алекса. Но позже ей придется постараться, чтобы заслужить свое место. Лилия вроде нормально справляется. Правда, ее идеи были довольно слабыми. «Ретин-А» – это еще нормально, но я бы на ее месте подлила Алексу в шампунь крем для депиляции. Все или ничего!
Неважно, мы только начинаем. Надеюсь, к тому времени, как придет моя очередь и мы примемся за Ренни, мы станем хорошо отлаженной машиной мести.
Я вхожу в магазин, и Ким оживляется. Несмотря на то что у кассы стоит покупатель, она затаскивает меня за прилавок и крепко обнимает. Единственный клиент – панк с огромным ирокезом, так что, полагаю, Ким решает, что перед ним можно не изображать из себя услужливого продавца.
– Кэт! – говорит она. – Я по тебе скучала, детка!
– Я тоже скучала! – отвечаю я, хотя, наверное, вру: я была слишком занята, планируя месть.

Летом перед одиннадцатым классом я проводила много часов, изучая стеллажи в «Бутике Пола», слушая группы, о которых раньше не знала, на специальных установках. На одной из них у наушников был особенно длинный провод, и я могла сидеть на полу. Мне было мало отдельных песен тут и там, я слушала альбомы целиком: пять, шесть, семь подряд.
Пару раз Ким меня выгоняла. Она была уже готова запирать магазин на ночь, а я сидела на полу с закрытыми глазами, врубив звук на полную мощность, понятия не имея, сколько времени на часах. Не то чтобы мне больше нечем было заняться. Меня всегда звали тусоваться с Пэтом и его друзьями. Но я не могла долго выносить разговоры парней о мотоциклетных гонках. Уже через несколько минут хотелось закрыть двери гаража, включить все двигатели и сдохнуть от отравления угарным газом.
Так что Ким в то время имела полное право меня ненавидеть. Я была ужасным клиентом и целые дни проводила в магазине, ничего не покупая. На ее месте я бы выгоняла меня, как попрошайку, едва заметив у порога.
Я точно не уверена, из-за чего Ким в конце концов сжалилась надо мной, но это случилось так: я подошла к стойке и попыталась купить билет на концерт группы «Муссон», несмотря на то что туда не пускали тех, кому меньше двадцати одного года.
Ким сразу меня подозвала. Она облокотилась на прилавок и осмотрела меня с головы до ног.
– Сколько тебе? Лет тринадцать, да?
– Мне шестнадцать! – ответила я, переминаясь с ноги на ногу.
Она засмеялась мне в лицо и протянула билет.
– Кажется, я тебя неправильно расслышала. Сколько, говоришь, тебе лет?
Через секунду я сообразила и, откашлявшись, сказала:
– Двадцать один.
Она подняла одну из своих неестественно тонких бровей.
– Где твое удостоверение личности?
Я прикусила губу. У меня не было ответа. К счастью, Ким ответила за меня:
– Ты его в машине оставила, да?
Я кивнула.
– Ага.
И Ким дала мне билет. Я протянула ей десять баксов, но она их не взяла.
– У меня была лишняя проходка.
– Ого! – сказала я. – Спасибо.
– Не за что. Никто из сотрудников магазина не хочет на них идти, так что я буду работать одна. «Муссон» – отстойнейшая группа, если ты еще не знала. И ты мне поможешь разобрать сцену, когда все закончится.
Конечно, она была права. Команда оказалась тем еще отстоем. Но это все равно была одна из лучших ночей в моей жизни.

Ким выпускает меня из объятий и смотрит мне в глаза.
– Эй! Прости, что пришлось так быстро повесить трубку на прошлой неделе. Тут был не концерт, а какое-то безумие. Последняя группа сильно опоздала, и они были так пьяны, что едва отыграли свой сет, а Пол потом вел себя как полнейший придурок. Ты застала меня в ужаснейший момент. Это было…
– Да все отлично, – перебиваю ее я.
Вечер Ким не кажется и наполовину таким ужасным, каким был мой. В любом случае сегодня мне надо успеть до последнего парома на Джар Айленд.
– Можно мне просто посидеть в офисе?
Именно там стоят копир и магазинный компьютер. На нем установлены специальные программы, чтобы рисовать листовки для концертов. Пару раз я помогала Ким их печатать. Я собираюсь сделать все очень красиво, но не настолько, чтобы меня можно было выследить. Я думаю отсканировать страницу из записной книжки Алекса и добавить какую-нибудь безвкусную романтичную картинку вроде двух обнимающихся единорогов.
– Да, конечно, – Ким пробивает покупки парня с ирокезом, и тот уходит. – А что за школьное задание?
– Скорее, творческий проект.
– О, круто! А как твой парень, Алекс? Он уже увез тебя в закат на тележке для гольфа?
Звук его имени отправляет меня в нокаут, но я быстро пытаюсь это скрыть.
– Фу! – говорю я.
Когда Алекс был на рыбалке, я приходила в магазин почти каждый день. И, стоит признаться, много о нем говорила. Надо же, как сильно все может измениться за пару недель! Полное безумие!
Я начинаю пятиться подальше от Ким, потому что мне действительно некогда болтать.
– Но он был такой милый, Кэт! Тебе нужен хороший мальчик. И ты ему нравилась, это очевидно. Думаю, вы были бы отличной парой.
Я закатываю глаза.
– Я лишь жду, когда закончится этот год, чтобы уехать в Оберлин. Мне не терпится начать настоящую жизнь. Я давно готова. Если бы мне пришлось остаться здесь еще на год, клянусь, я бы покончила с собой.
Ким сжимает губы.
– Да уж. Как я тебя понимаю!
Я вижу, что она сердится, но я говорила не о ней. Разумеется, нет. Ким – самый крутой человек, которого я знаю.
– Ким, я не имела в виду…
– Не знаю, догадывалась ли ты когда-нибудь, но мы с Полом трахаемся. Точнее, это было раньше, пока его жена не узнала. Так что теперь он ведет себя как настоящий урод и придурок, если в кассе не хватает доллара или в туалете заканчивается бумага. Он пытается уволить меня и выселить из квартиры над магазином. Я это знаю.
– Черт! – говорю я. – Отстой.
И это правда. Я однажды видела Пола. Он старый и мерзкий.
– Ага, – вздыхает Ким. – Ну, ты знаешь, где копир. Только постарайся не устраивать бардак.
Я чувствую себя последней задницей, но я тороплюсь. К тому же, когда у Ким плохое настроение, ее лучше просто оставить одну.
Пока компьютер включается, я вытаскиваю записную книжку Алекса и начинаю ее листать. Вдруг там есть и другая поэма, еще более смехотворная, чем «Самый длинный коридор»? Хотя сомневаюсь. Бредовее и представить сложно.
На одной из самых первых страниц я вижу нечто под названием «Красная лента». Боже, вот же он чудак.
Упала зимняя звезда, а я желаю лишь тебя.
В этом свитере ты особенно прекрасна.
Давай всю ночь целоваться по-эскимосски,
Потому что я связан твоей красной лентой.

Красная лента? Что это, черт возьми, значит? Какая-то метафора про менструацию?
О да. Похоже на то.



Глава восемнадцатая
ЛИЛИЯ

Вечер субботы. Рив раздобыл ключи от одного из летних коттеджей, которыми заведует компания его отца, так что все расселись по машинам и отправились в Мидлбери, тусоваться в чужом доме. Рив лишь велел нам снять обувь, чтобы не оставлять следов грязи на ковре, но при этом спокойно взял новую бутылку джина из бара и смешал ее с бутылкой «спрайта». Как предусмотрительно с его стороны, не правда ли? Он вручил всем по стакану, а сам воздержался, чтобы оставаться в форме перед тренировкой в понедельник. Рив очень серьезно относится к правилу не пить во время игрового сезона.
Я сижу на полу в гостиной, вытянув перед собой ноги. У меня все болит после прошлой тренировки. Ренни поставила хореографию номера, который мы будем исполнять во время первого перерыва, и заставила нас повторять ее миллион раз. Несколько парней из футбольной команды тоже лежат на полу, обсуждая какую-то новую стратегию защиты.

– Нам только что пришла в голову потрясающая идея! – объявляет Ренни, подняв вверх бутылку из-под пива и пританцовывая. – Кто хочет сыграть в бутылочку? – вскрикивает она.
Парни оживляются. Я тоже полностью просыпаюсь. Я не собираюсь в этом участвовать! Я быстро встаю и говорю Эшлин:
– Позвоню тебе завтра.
– Все садитесь в круг! Мальчик, девочка, мальчик, девочка! – командует Ренни. – Эш, собери народ из джакузи.
Эшлин прикрывает рот, хихикая, и говорит:
– Серьезно, Рен? Мы что, в седьмом классе?
Ренни сморит на нее.
– Детка, это ретро! К тому же это наш последний учебный год. Самое время создавать воспоминания!
Низким, но не совсем тихим голосом она добавляет:
– Отличный шанс поцеловаться с Дереком, Эш!
Лицо Эшлин вспыхивает, и она подпрыгивает. С другой стороны раздвижной двери я слышу, как она зовет всех внутрь.
Я быстро машу Ренни на прощание, надеясь, что она не заметит, но, прежде чем успеваю ускользнуть из комнаты, она хватает меня за руку.
– Лил, ты должна остаться! – шепчет Ренни, награждая меня многозначительным взглядом. Она переводит взгляд на Рива, а потом снова смотрит на меня. – Пожалуйста. Ты нужна мне.
– Мне надо успеть домой до комендантского часа.
– Сегодня суббота! По субботам твоя мама всегда разрешает тебе возвращаться позже, чем обычно. – Ренни берет меня за руку, и я знаю, что она не позволит мне уйти. – Только до полуночи, ладно?
– Ладно, – вздыхаю я. – Но я буду только смотреть. Я не играю.
Ренни с благодарностью целует меня в щеку и тянет в круг, который уже сформировался на полу. Алекс сидит рядом с Эшлин, его волосы влажные после джакузи. Джен Барнс и Венди Камникар, две девчонки на класс младше, с которыми дружит Дерек, устраиваются напротив них. Я сажусь рядом с Тайлером Класком и Пи-Джеем, почти в кругу, но не совсем. Я ищу в волосах секущиеся кончики, когда Ренни говорит:
– Лилия первая! – и дает мне бутылку.
Я открываю рот.
– Ренни!
– Не порть другим удовольствие, Лил! – говорит Ренни, улыбаясь мне. – Все должны играть!
Я злобно на нее щурюсь, но она лишь награждает меня солнечной улыбкой.
– Давай же, крути быстрее!
– Ну же, Лил! Соглашайся, она не оставит тебя в покое, – шепчет Пи-Джей, толкая меня в бок.
Рив сначала смотрит на меня озадаченно, а потом начинает стучать кулаками по ковру.
– Лилли! Лилли!
Все подхватывают за ним. Я оглядываюсь по сторонам.
– Господи, ребята! Что за детский сад!
Эшлин крутит бутылочку и кричит:
– Это для Лил!
Она останавливается… на Риве.
Наши глаза встречаются, и я чувствую, как вспыхивают мои щеки. Я собираюсь сказать: «Ни за что на свете», но Рив тянется к бутылке и поворачивает ее так, чтобы она показывала на Алекса.
– Думаю, она двигалась в этом направлении, – говорит Рив, лениво усмехаясь.
– Эй! – протестую я. – Так нечестно!
Алекс прокашливается и в шутку говорит:
– Не знаю, что ты обо мне слышала, но это все грязная ложь! Я не заразный, ничего такого.
– Я… так и не думала! Просто это не по правилам.
Я не хочу целовать Рива и тем более – Алекса. Вообще-то, я ни с кем не желаю целоваться. Может, я вообще никогда этого не захочу. По крайней мере, еще долгое время.
Рив поднимает бровь.
– Я и не думал, что ты так сильно меня хочешь! Я польщен, Чоу!
– Что? Я не это хочу сказать, и ты это знаешь! – восклицаю я.
Я чувствую, как начинаю выходить из себя. Рив постоянно так делает: переворачивает мои слова.
– Рив, просто поцелуй ее уже! – говорит Дерек.
– Ребята, не давите на нее! – спешит вмешаться Ренни.
Конечно, теперь она обо мне беспокоится. Что ж, спасибо!
Лишь для того, чтобы ее позлить, я это сделаю.
Я ползу на середину круга, задержав дыхание, и стою на коленях, упираясь ладонями в пол, чтобы не упасть. Рив наклоняется ко мне нарочито медленно, специально растягивая момент, и ухмыляется своей надменной, самодовольной улыбкой, которую я ненавижу. Я начинаю паниковать, но изо всех сил стараюсь не отшатнуться от него. Если я сорвусь сейчас, при всех, то все будут гадать, в чем причина, а я не могу этого допустить. Я должна вести себя нормально, делать вид, что я такая же, как раньше.
Рив берет меня за подбородок, и в этот момент что-то в его лице меняется. Ухмылка исчезает, и он смотрит мне в глаза, как будто пытается разгадать какую-то загадку. В последнюю секунду, вместо того чтобы поцеловать меня в губы, он чмокает меня в макушку. Точно так же делал папа, когда приходил пожелать мне спокойной ночи. Я не знаю, что должна чувствовать: благодарность или обиду.
– Нечестно! – кричит Эшлин, грозя Риву пальцем. – Поцелуй должен быть в губы! Таковы правила!
Пи-Джей глубокомысленно кивает и говорит:
– Эш права: правила есть правила!
– Да забейте, – говорит Алекс. – Поцеловал же.
Рив хлопает в ладоши.
– Кто следующий?
Я ползу обратно на свое место. Я просто хочу пойти домой.
Ренни громко говорит:
– Рив следующий!
– Ура! – Рив потирает ладони и крутит бутылку.
Часть меня хочет, чтобы бутылка остановилась на Ренни и я быстрее смогла уйти, но другая часть надеется, что этого не случится и она хоть раз не получит желаемого. Бутылка прокручивается мимо Ренни и останавливается на Джоше Флетчере. Все дружно смеются.
– Давай, Флетч! Не бойся! – говорит Рив. – Я поцелую тебя так же, как Лилию.
– Нет уж, чувак, крути еще раз, – открещивается от него Джош. – Я не знаю, где еще побывали твои губы.
В итоге Рив крутит снова, и в этот раз бутылка останавливается на Ренни. Ухмыляясь, он наклоняется, чтобы быстро ее чмокнуть. Но у Ренни другие планы. Она встает на колени и ползет через круг, пока не оказывается напротив Рива. Она берет его за воротник футболки и притягивает к себе, а затем целует так, будто хочет съесть его лицо. Они начинают с закрытыми губами, но через секунду целуются по-настоящему. Она даже обвивает его шею руками.
Все начинают улюлюкать, кричать и сходить с ума. Мне грустно и противно. Ренни выставляет себя полной дурой, особенно перед Ривом. Он не проявляет к ней интереса. Очевидно, что он не рвется с ней встречаться, но от этого Ренни еще сильнее его хочет. Смотреть больно.



Глава девятнадцатая
МЭРИ

Сеньор Тремонт выкладывает на стол кучу пластиковых овощей и вызывает желающих разыграть по ролям сценку «покупки на испанском рынке». Место Алекса пустует, и я не могу сдержать улыбки.
Эта ночь, возможно, была самой запоминающейся в моей жизни. То, как я улизнула из дома, чтобы встретиться с Лилией и Кэт, и как мы смеялись до потери пульса, несясь на полной скорости сквозь тьму. Вернувшись домой, я залезла в постель и попыталась уснуть, но не смогла. Просто лежала в темноте, обводя глазами цветочный узор на обоях и думая о том, что тот первый день в школе в итоге дал мне даже больше, чем я надеялась. Ведь дело не только в Риве, но и во мне. Девочки ворвались в мою жизнь именно тогда, когда были особенно нужны, и это кажется подарком судьбы или волшебством.
Я смотрю в окно и вижу, как Алекс выходит из машины. Какая-то женщина машет ему на прощание и уезжает. Наверное, его мама. Я наблюдаю за тем, как он бежит к главному входу. Сеньор Тремонт громко спорит с сидящей за мной ученицей о том, сколько перца он может купить на три евро, но я все равно слышу топот Алекса в коридоре.
– Простите за опоздание, сеньор! – говорит он, вбегая в класс. – Я был у врача.
Сеньор Тремонт хмурится. Потом он подставляет руку к уху, делая вид, что не расслышал Алекса.
– Эн эспаньоль, сеньор Линд! Пор фавор!
Алекс уже на полпути к своему месту. Он останавливается, опустив плечи и закатив глаза чуть ли не на затылок. Мне приходится зажать рот рукой, чтобы не засмеяться.
– Йо… йо сой… – пытается ответить Алекс.
Я наклоняюсь вперед, подложив руки под голову. Я очень, очень, очень хочу, чтобы Лилия и Кэт увидели это своими глазами.
Алекс продолжает безуспешные попытки извиниться по-испански, и вдруг включается пожарная сигнализация.



Глава двадцатая
КЭТ

Как только пожарная сигнализация включается, я со щелчком закрываю свою зажигалку «зиппо». Как раз вовремя, потому что, кажется, в ней почти закончился газ, а металлическая оправа сильно накалилась. Я дую на нее, спрыгиваю с батареи в женском туалете и прячусь за дверью. Верхняя часть двери деревянная, но низ покрыт тонкой вентиляционной решеткой. Я смотрю, как идущий из коридора свет преломляется всякий раз, когда мимо пробегает очередная пара ног, торопящаяся к ближайшему выходу. Я слышу, как кто-то из учителей говорит:
– Разве на сегодня была запланирована учебная тревога?
Другой учитель отвечает:
– Похоже, где-то и правда пожар.
Они велят ученикам поторопиться, обеспокоенно повторяя: «Это не учения».
Да поторопитесь, черт возьми. У меня дел полно.
Я хватаю сумку с учебниками, надеваю ее так, чтобы она висела спереди, и расстегиваю молнию. Внутри – фотокопии, распечатанные мной на прошлой неделе. Я беру скотч, который стащила из кабинета рисования, и отрываю сразу несколько кусков, заранее приклеивая их к пальцам, чтобы ускорить работу.
На Джар Айленде есть только волонтерское пожарное отделение, так что, думаю, им понадобится минут десять, чтобы приехать сюда. Через полторы минуты школа наконец-то пустеет. Как только горизонт очищается, я распахиваю дверь и бегу.
Самый большой вред будет нанесен корпусу выпускников, так что я начинаю оттуда, расклеивая копии через каждые два метра: на дверях классов, на шкафчиках, рядом с питьевыми фонтанчиками.
Несмотря на то что Алексу мы мстим от лица Лилии, стоит признать, я и сама чувствую себя потрясающе. На этой неделе он пару раз пытался мне звонить, но я не утруждала себя ответом и не перезванивала ему. Он недостоин того, чтобы со мной разговаривать. Вот что бывает, когда имеешь дело со мной. Одна ошибка – и ты для меня мертв.
Не считая Лилии: для нее я делаю временное исключение.
В конце коридора я толкаю дверь на лестничную клетку и прыгаю через ступени, расклеивая копии на ходу. Сигнализация такая громкая, что из ушей скоро кровь пойдет. Включается экстренное освещение, бросая большие яркие тени. Я вспоминаю, как в девятом классе друг моего брата, Люк, врубил пожарную тревогу. Его отстранили на неделю, и ему пришлось заплатить большой штраф за то, что он зря потратил время добровольцев из пожарного отделения. Я бегу еще быстрее.
Закончив с лестничной площадкой, я пригибаюсь, чтобы меня не было видно через окно, а потом по-спринтерски пробегаю по второму этажу, где находятся шкафчики девятиклассников. Во мне стучит адреналин, и я чувствую, что могу бежать вечно.
Я думаю о том, как Надя вернется к своему шкафчику, увидит лицо Алекса, прочтет его дурацкую поэму и придет в ужас. Сомневаюсь, что она захочет когда-нибудь снова покататься в его машине. Мне это дико нравится: что Алекса бросит девятиклассница и что все в школе будут смеяться над его сентиментальной задницей.
Я обклеиваю еще один коридор, хотя в этот раз трачу чуть больше времени, потому что мне приходится останавливаться и отрывать куски скотча.
Затем слышу сирены.
Времени остается совсем мало. Это плохо, потому что мне надо покрыть еще больше половины школы. В итоге я забиваю на скотч и просто разбрасываю листки как конфетти. Так получается гораздо быстрее. Я пробегаю через корпус естественных наук и крыло английского языка. Добежав до очередной лестницы, я соскальзываю по перилам, бросая листки через плечо.
Когда я практически добираюсь до первого этажа, в школу врывается отряд пожарных. Они все в касках, с фонариками и трещащими рациями.
К счастью, прямо передо мной актовый зал. Я проскальзываю внутрь и прячусь в складках большого американского флага. Через секунду сюда врываются двое пожарных. Я задерживаю дыхание и смотрю, как они водят фонариками по стене, потолку и сцене.
Они кричат: «Чисто!» – и возвращаются в коридор, продолжая искать пожар.
Они его не найдут, а вот Алекс точно обожжется.



Глава двадцать первая
ЛИЛИЯ

Я даже не успеваю подойти к шкафчику и взять куртку. Учителя сходят с ума, толкая нас по коридору, как будто все здание охвачено огнем. На улице ярко светит солнце, но воздух холодный, особенно для начала сентября. Я дрожу, прижавшись поближе к Эшлин, и та обнимает меня за плечи.
Пи-Джей говорит:
– Дать тебе мою куртку, Чоу?
Я киваю.
– Да, пожалуйста!
Пи-Джей снимает куртку и протягивает ее мне. Я надеваю ее, а Эшлин застегивает молнию, прыгая с ноги на ногу. От куртки так же противно пахнет плесенью, как и в подвале Пи-Джея, но это лучше, чем ничего.
– Думаешь, это настоящий пожар? – спрашивает меня Эшлин с надеждой в голосе. – Может, теперь у нас не останется времени на тест.
Пожарные учения были на прошлой неделе. Это непохоже на учебную тревогу. Учителя, видимо, ничего об этом не знают. Я думаю: неужели это дело рук Кэт? Она сказала, что развесит плакаты, но даже для нее это смело.
– Может быть, – говорю я, когда пожарная машина с добровольцами въезжает на парковку. Некоторые девятиклассники начинают хлопать и скандировать: «Пусть горит! Пусть горит!».
Так по-детски.
Мы стоим на парковке еще полчаса, пока пожарные проверяют здание. Я не чувствую пальцев ног. Наконец-то один из добровольцев выходит и подает знак, что все чисто. Учителя начинают загонять нас обратно в школу.
Вернувшись в корпус выпускников, я вижу наши плакаты с улыбающимся лицом Алекса и его поэмой: на шкафчиках, на стенах – они повсюду.
Алекс тоже их видит. Он резко останавливается перед шкафчиком, на котором висит сразу несколько плакатов, и говорит:
– Что за…
Рив срывает листок и начинает читать вслух, сгибаясь от смеха. «Упала зимняя звезда, а я желаю лишь тебя. В этом свитере ты особенно прекрасна. Давай всю ночь целоваться по-эскимосски, потому что я связан твоей красной лентой».
Это не та поэма, которую Кэт читала в машине, про самый длинный коридор.
Я срываю плакат и читаю.
Погодите.
Красная лента?

Рождественские каникулы. Девятый класс. Мы всей семьей были на вечеринке, которую родители Алекса Линда каждый год устраивали у них дома. После того как мы окончательно переехали на остров, моя мама очень подружилась с мамой Алекса. Они вместе ходили обедать, ездили за покупками на материк и так далее.
Взрослые сидели внизу, выпивали и болтали у камина. Мы, дети, из комнаты Алекса могли слышать доносившийся до нас голос Элвиса Пресли. Это было до того, как Алекс переехал в домик у бассейна. Раньше он жил на третьем этаже, который был выделен только для него. Это была фактически одна большая комната отдыха: с креслами-мешками, настольным футболом и доской для дартса. В честь праздника мама Алекса накрыла стол с детской едой вроде куриных пальчиков, креветок в кляре и мини-пицц. Наверное, для того, чтобы мы не спускались вниз и не мешали им.
Младшие дети, включая мою сестру, ссорились из-за того, кто будет играть в дартс. Надя почти подралась с восьмилетним мальчиком, двоюродным братом Алекса, и мне пришлось их разнимать. Так как мы с Алексом были самыми старшими, нас оставили за главных. Вообще-то, я даже не хотела приходить, потому что Ренни там не было, но мама настояла, чтобы мы пошли всей семьей.
Алекс включил детям мультики, и они более-менее успокоились. Я сидела за письменным столом Алекса, делала что-то за его компьютером и грызла рождественское печенье. Это был олень с красным драже вместо носа. Алекс лежал в своем гамаке в нескольких метрах от меня, бренча на гитаре. Играл он неплохо. Ни с того ни с сего он сказал:
– Эй, мне нравится повязка у тебя на голове!
Я посмотрела на него в изумлении.
– О, спасибо, – ответила я, касаясь макушки. – Вообще-то, это лента.
Мама хотела, чтобы я надела платье, но я чувствовала бы себя полной дурой, если бы пришла домой к Алексу Линду вся разодетая. Так что я выбрала светло-зеленый свитер и клетчатую плиссированную юбку, а также красную ленту, чтобы наряд выглядел более празднично.
– Круто! – сказал он, глядя снова на гитару. – Тебе очень идет красное. Например, та футболка, которую ты иногда носишь.
– Какая футболка?
– Я не помню, – его веснушчатое лицо начало розоветь, и он продолжил перебирать струны. – Думаю, она была на тебе в прошлый понедельник или около того.
Единственная красная вещь, что я надевала в понедельник, была на физкультуре.
– Это моя физкультурная форма из прошлой школы, – сказала я Алексу.
– Круто, – ответил он. Его лицо стало таким же красным, как моя лента. – Да, здесь мы форму не носим.
– Да, я знаю, – сказала я.
В течение нескольких секунд висела неловкая пауза, Затем Алекс встал и пошел в туалет, а я вернулась к компьютеру.

О боже.
Эта рождественская вечеринка была в девятом классе. Он помнил все это время? Не может быть.
Я смотрю на Алекса, он смотрит на меня и тут же отводит глаза. Значит, это обо мне.
Эшлин стоит рядом, прикрыв рот ладонью.
– О боже мой! – говорит она, хихикая. – Я и понятия не имела, что Алекс у нас поэт.
У меня кружится голова.
– Кто это сделал? – требовательно спрашивает Алекс. Он весь красный и явно сильно расстроен.
Рив чуть ли не валяется по полу, так сильно он смеется.
– Бро, это та песня, над которой ты работал, да? Да ладно! Не стыдись! Это очень круто! У тебя талант!
– Заткнись, Рив!
Мы смотрим, как Алекс пытается снять плакаты. Я удивляюсь тому, что Кэт умудрилась повесить их так высоко.
– Алекс, дружище, давай всю ночь целоваться по-эскимосски! – говорит Рив, заливаясь смехом, и лезет к нему обниматься.
Алекс его отталкивает.
– Это ты сделал?
Отрицательно мотая головой, Рив говорит:
– Нет, конечно! Клянусь твоей красной лентой!
Алекс срывает оставшиеся листки и раздраженно уходит, по пути выбрасывая их в мусорную корзину.
Рив начинает петь стихи Алекса, и все смеются. Я подхожу к нему и выхватываю постер у него из рук.
– Какой же ты урод! – говорю я громко. – Идем в класс, – зову я Эшлин, и мы уходим, а Рив кричит мне вслед:
– У тебя серьезные проблемы с чувством юмора, Чоу!
Я не оборачиваюсь, просто иду вперед. Эшлин продолжает говорить о поэме Алекса, но я не обращаю на нее внимания. Я не могу выбросить из головы выражение лица Алекса, когда наши глаза встретились. Неужели я действительно так сильно ему нравлюсь? Но если это правда, то что он делает с моей сестрой? Это какая-то бессмыслица.



Глава двадцать вторая
МЭРИ

Я чувствую себя совершенно другим человеком. Увидев Рива в коридоре, я не сворачиваю, чтобы избежать встречи, а просто прохожу мимо с высоко поднятой головой, потому что мне все равно, заметит он меня или нет. Даже если он вдруг узнает меня, что должно было случиться в первый учебный день, и удивится тому, как я изменилась внешне, теперь мне будет все равно. И если он извинится, то в любом случае получит по заслугам. Шестеренки уже закрутились.
Я слишком долго себя сдерживала и больше не собираюсь этого делать. Поэтому, шагая по коридору, я стараюсь улыбаться незнакомым людям. На уроке биологии, когда Джеймс Тюрншек нагревает горелку Бунзена так сильно, что она начинает трястись, я смеюсь вместе со всеми. И ничего, что нам приходится начинать всю лабораторную работу сначала.
К концу дня я встречаю в коридоре Лилию. Я направляюсь на математику, а она наклоняется к питьевому фонтанчику, собрав рукой в хвост свои длинные черные волосы. Я бы прошла мимо, но она замечает, что я смотрю на нее. Она делает большие глаза, вдвое больше, чем обычно, и слегка трясет головой, как будто хочет, чтобы я подошла.
Я останавливаюсь и поворачиваю обратно, пытаясь не привлекать внимания. Прижимая книги к груди, я медленно иду в ее сторону и делаю вид, что читаю прикрепленное к стене объявление студенческого совета.
Когда я к ней приближаюсь, Лилия отпускает волосы. Они падают, закрывая ее лицо, и несколько кончиков намокают, попав в раковину. Думаю, она это делает, чтобы никто не видел, что мы разговариваем.
– Встретимся после уроков в бассейне, ладно? – шепчет она таким тихим голосом, что мне приходится напрячься, чтобы ее расслышать.
Я киваю, и мы расходимся в противоположных направлениях.

***
Бассейн находится в отдельном здании, и сейчас он закрыт на ремонт. Его перестраивают к зиме, к началу плавательного сезона. Дверь слегка открыта, и я проскальзываю внутрь.
Я прихожу последней. Лилия и Кэт уже сидят вместе на спасательной вышке. Склонившись друг к другу, они смотрят на что-то в телефоне Кэт. Лилия вертит во рту леденец на палочке. Кэт ковыряет дырки своих рваных джинсов.
– Привет! – говорю я. – Что вы там смотрите?
Лилия спрыгивает на пол, и ее плиссированная юбка слегка приподнимается. Она держит леденец во рту так, что белая палочка едва торчит из уголка ее рта.
– Кэт сняла на видео, как народ в кафетерии пел песню Алекса.
Следующей спрыгивает Кэт, и ее ботинки громко стучат о бетон. Она поднимает телефон так, чтобы я тоже могла посмотреть.
– Эти ребята сделали из нее рэп. Но я слышала, как другие исполняли ее в джазовой версии и даже в стиле тяжелого металла.
– Надо же! – говорю я. – Может, из Алекса получится поэт-песенник? Похоже, это новый школьный хит.
Кэт откидывается назад, заливаясь смехом, который разлетается по всему бассейну, отскакивая от плиточных стен.
– Это дерьмо приставучее, стоит отдать ему должное.
Затем она достает из кармана сигарету и зажигает ее.

– Думаете, кто-нибудь догадывается, что это наших рук дело?
Кэт закатывает глаза.
– Никто нас не подозревает. Никто даже не знает, кто ты такая.
Думаю, я выгляжу обиженной, и это правда. Но потом Лилия говорит:
– Именно! Поэтому ты наше секретное оружие.
Я шучу:
– Да, я тихая, но смертельная.
– Как пердеж! – взрывается смехом Кэт.
Я тоже смеюсь, но потом показываю ей средний палец. Кажется, я делаю это первый раз в жизни.
Кэт ухмыляется.
– Ой, смотрите! Маленькая сладкая Мэри превращается в восставшего из ада.
– Вовсе нет! – взвизгиваю я громче, чем рассчитывала, и закрываю рот ладонью.
– Я шучу, – говорит Кэт. – Но серьезно, у нас так хорошо получается, что даже страшно!
– Более чем хорошо, – поправляет Лилия и вытаскивает леденец изо рта. Ее язык стал вишнево-красным. – Мы неподражаемы!
Она опускает глаза на свой телефон и начинает водить пальцем по экрану. Не поднимая глаз, она говорит:
– Все настолько идеально, что мы можем прекратить прямо сейчас, если захотим.
Мы с Кэт смотрим на нее.
– Что?
Лилия убирает телефон в сумочку.
– Я хочу сказать… можем уйти, пока мы на пике, и перейти к Ренни или Риву, – говорит она еще тише, чем прежде.
– Ни за что! – восклицает Кэт. – Завтра будет эпичный день! Первый футбольный матч сезона. Наш план воплотится в жизнь на глазах у всей школы. Это будет наша лучшая работа. Я сегодня всю ночь уснуть не смогу. Это как чертов канун Рождества.
Я вижу, что Кэт не воспринимает Лилию всерьез. Она просто ухмыляется, думая о завтрашнем дне. Но замечаю выражение лица Лилии. Что-то изменилось.
– Что случилось? – спрашиваю я ее.
Она прикусывает губу.
– Не знаю. Ничего.
– Футбольный матч завтра, – говорю я. – Мы уже такую работу проделали.
В нетерпении Кэт говорит:
– Лил, хватит чувствовать себя виноватой.
– Я думала, это моя месть! – говорит она, засовывая руки в карманы. – Разве это не значит, что я могу решать, когда надо остановиться?
– Почему ты вдруг струсила? – требовательно спрашивает Кэт. – Ты кому-нибудь проговорилась? Ты что-то сказала Ренни?
– Нет! Боже, не в этом дело! Слушайте, я просто знаю, что между моей сестрой и Алексом все кончено. Так что, Кэт, можешь спокойно к нему возвращаться. Я только рада буду, если он будет держаться подальше от моей сестры.
– Не вмешивай меня! – Кэт начинает расхаживать из стороны в сторону. – Это твое дело, не мое.
– Ой, да ладно! Не делай вид, что ты от всего этого не выигрываешь. Тебе нравится Алекс, он связался с моей сестрой, а теперь он снова свободен. Поздравляю.
Кэт смотрит на Лилию.
– Заруби себе на носу, Лилия. Твоя младшая сестра получила мои объедки.
Я встаю между ними.
– Погодите, вы, вообще, о чем?
Алекс и Кэт? У них что-то было?
– Почему мне никто не сказал? – я начинаю трясти головой. – Нет уж, так дело не пойдет! У нас не должно быть друг от друга секретов.
– Ты права, Мэри, – Лилия поворачивается к Кэт так резко, что ее волосы перелетают с одного плеча на другое. – Расскажи нам, Кэт, что именно было у вас с Алексом. Вы были парой? Каждый вечер желали друг другу сладких снов и признавались в любви? Или это была одна ночь, о которой ты теперь жалеешь?
Глаза Кэт загораются огнем. Но, прежде чем она успевает ответить, со стороны двери раздается глухой хлопок.
Грубый голос зовет:
– Эй! Кто здесь?
Я вздрагиваю. Лилия – тоже.
Кэт нагибается и тушит сигарету о пол, а потом кивает подбородком в сторону другой двери. Мы втроем бежим туда, и Кэт открывает дверь, за которой оказывается небольшая кладовка. Мы все вместе протискиваемся внутрь, и Кэт закрывает дверь, оставляя только щель, чтобы можно было видеть, что происходит снаружи.
– Кто это? – шепчет Лилия, но Кэт жестами велит ей замолчать. Кажется, мы все перестаем дышать.
Через просвет мы видим, как один из строителей оглядывается по сторонам. Это крупный парень в грязных джинсах, рабочих ботинках, желтой каске и со связкой ключей в руках. Он снова зовет:
– Ау! Кто здесь?
А затем начинает нюхать воздух. Сигаретный дым.
Кэт закрывает глаза.
Не смея пошевелиться, мы наблюдаем, как строитель ходит вокруг бассейна, подозрительно глядя по сторонам. Он смотрит туда, где мы прячемся, а затем плотно закрывает дверь, оставив нас в полном мраке.
Несколько секунд уходит на то, чтобы глаза привыкли к темноте. Постепенно я начинаю различать рядом с собой Лилию. Она выглядит так, будто вот-вот упадет в обморок. Глаза закрыты, руки трясутся. Кэт тоже это видит и берет Лилию за руку, пытаясь ее успокоить. Глаза Лилии остаются закрытыми.
Еще какое-то время царит тишина, а потом мы слышим, как дверь бассейна открывается и снова закрывается. Мы ждем еще несколько секунд и наконец-то покидаем убежище.
– Черт! – выдыхает Кэт. – Едва не попались!
Непохоже, что Лилии стало легче: она продолжает дрожать.
– Не надо было здесь курить, Кэт!
Кэт отмахивается от нее.
– Какая разница? Нас же не поймали. К тому же это не я орала на весь бассейн.
Лилия ощетинивается:
– Вот видишь! Об этом я и говорю.
Я чувствую, что еще две секунды – и они снова поссорятся. Мне становится страшно при мысли о том, что я не успею отомстить Риву, что все распадется раньше, чем я до него доберусь. Но если Лилии сейчас тяжело, я знаю, что мне будет еще сложнее. Мне придется постоянно напоминать себе, что Рив это заслужил. Он заслужил все, что его ждет, и даже больше.
Громким и властным голосом я говорю:
– Так, девочки, хватит!
Они обе смотрят на меня удивленно.
Я продолжаю:
– Я верю в нас и в то, что мы делаем. Одна лишь мысль о том, что Рив получит по заслугам, приносит мне больше радости, чем я испытывала за несколько последних лет.
Я делаю торопливый вдох, боясь, что они попытаются меня перебить, но они не делают этого, а действительно слушают.
– Я знаю, что у вас обеих непростая история и много чего было в прошлом. Но теперь это не имеет значения. Мы все здесь, потому что кто-то причинил нам боль. – Я поворачиваюсь к Лилии. – Если бы у меня была сестра и кто-нибудь ею воспользовался, я ответила бы ему в десять раз больнее. В этом нет ничего плохого. Это лишь значит, что ты хорошая сестра. То, что ты сейчас делаешь, – для того, чтобы защитить близкого человека. Я… хотела бы, чтобы кто-нибудь сделал это ради меня.
У Лилии дрожит подбородок.
– Это все, чего я хочу: защитить Надю.
Кэт цокает языком.
– Разве кто-то сомневается? Ты хорошая старшая сестра, Лил, и всегда ею была.
Лилия вытаскивает гигиеническую помаду из сумочки и мажет губы.
– Давайте обсудим план на завтрашнюю игру. Нам нужно многое обговорить.
И вот так, быстро, мы снова возвращаемся к делу.



Глава двадцать третья
КЭТ

Пятница, чуть больше семи вечера. Сначала мы собирались найти запчасти для мотоцикла Рикки, но автомагазин был уже закрыт, и теперь мы просто катаемся по кругу. Я, Рикки и Джо. Этих ребят я знаю через своего брата, Пэта. Они оба учились в моей школе на год старше. Джо так и не окончил школу, потому что никогда не ходил на уроки, а Рикки сейчас учится в государственном колледже. Лилия посчитала бы их неудачниками, но они хорошие ребята. Я сижу на пассажирском сиденье, Джо – за рулем, а Рикки спит сзади. Я спрашиваю у Джо:
– Куда мы едем?
– Туда, куда мы всегда ездим, – отвечает Джо, его глаза едва открыты. – Никуда.
Рикки бормочет сквозь сон:
– Вот почему она перестала с нами тусоваться.
– Заткнись! Это неправда.
Но это правда: я была с Алексом почти все время. Я поворачиваюсь и ударяю Рикки в плечо.
– Проснись! Ну же! Пятница, вечер! Давайте что-нибудь придумаем!
– Какая ты неугомонная, Кэт! – говорит Джо. – Расслабься.
Я неугомонная, потому что скоро начнется футбольный матч. Я откидываюсь на сиденье и барабаню пальцами по приборной доске.
– Эй, у меня идея! Давайте заскочим в школу? Там сегодня футбол. Посмеемся над жалкими людишками.
Джо смотрит на меня так, будто я сумасшедшая.
Рикки садится и говорит:
– Футбол? Ни за что!
– Ну же, ребята! – подлизываюсь я. – Чем еще вы собираетесь заняться? Кататься кругами всю ночь?
Я открываю сумку и достаю пакет травки, который стащила у брата.
– Вот, покурите пока, а я поведу.
От этого предложения они не могут отказаться.

Полчаса спустя мы стоим под трибунами у самого края поля. Игра вот-вот начнется. Лилия разминается у боковой линии, делая махи и прыжки. Я ловлю ее взгляд, и она кивает, а потом наклоняется в растяжке. Это значит, что у нее все готово. Хорошо. Я немного волновалась после вчерашнего разговора в бассейне. Не стоило так жестко говорить с ней и давить на больное место. Потому что, если Лилия решит пойти на попятную, я не смогу ей помешать. Даже если я буду ходить по всей школе, рассказывая, что она сделала Алексу, никто ее не осудит, во всяком случае, когда узнают о мотиве. Меня убивает говорить это, но она нужна мне больше, чем я – ей. Если бы не Мэри, мы вчера снова поссорились бы, и куда бы это меня привело?
Я затягиваюсь сигаретой Джо и замечаю Мэри на трибунах. Она радостно мне машет. Отворачиваюсь, но успеваю заметить боль в ее глазах.
Мне становится неловко. Она сидит там совсем одна. Но не могу же я пригласить ее присоединиться к нам. Джо и Рикки начнут задавать вопросы, захотят знать, кто она такая. И Мэри, возможно, упадет в обморок при одном только взгляде на Джо. Так будет лучше.



Глава двадцать четвертая
МЭРИ

Черт.
Я отвожу глаза и опускаю голову как можно ниже. Какой надо быть дурой, чтобы помахать Кэт, когда вокруг столько людей? Достаточно много, чтобы привлечь внимание. К тому же, когда ты кому-то машешь, а тебе не машут в ответ, это та-а-ак неловко! Надеюсь, никто не заметил.
Я думаю, что, когда все закончится, мы с Кэт могли бы стать подругами. Насчет Лилии я не уверена. То есть надеюсь, мы будем болтать время от времени. Но она такая популярная. Ей не нужны новые друзья. Думаю, большее, на что я могу рассчитывать, – это на возможность перестать делать вид, что мы не знаем друг друга, когда оказываемся на людях.
Внизу, у передних трибун, оркестр Джар Айленда начинает играть гимн. Я сижу в самом верхнем ряду и почти ничего не вижу, только ободки блестящих духовых инструментов, движущихся синхронно из стороны в сторону, и белые перья, вставленные в верхушки шляп.
Все вокруг подпевают, хлопают руками, как чайки крыльями, и топают ногами по трибунам, издавая дикий грохот.
Я не знаю слов песни.
Лилия и Ренни, облаченные в форму чирлидеров, стоят внизу, на футбольном поле. У Ренни в руках мегафон, на котором нарисована большая буква «К». Видимо, потому, что она капитан. Другие участницы команды выстроились в идеально прямой ряд, носки их кедов едва касаются белой боковой линии. Ренни, Лилия и Эшлин идут вдоль ряда и внимательно осматривают каждую из чирлидерш: расправляют изгибы белых атласных лент, которыми завязаны их волосы, разглаживают свитера, подправляют помаду тем, кому это нужно. Когда они доходят до конца линии, Ренни и Лилия совещаются. Затем Лилия отбегает и хватает белые короткие помпоны для себя и для Ренни, и они трясут ими вместе с остальной командой, пытаясь расшевелить зрителей на трибунах.
Я смотрю, как Лилия и Ренни исполняют энергичный танец. Они смеются друг другу в лицо. Я все больше понимаю, как Лилии сейчас тяжело. Ей приходится делать вид, что они с Ренни подруги, но при этом помогать Кэт ударить ее ножом в спину. Серьезно, Лилия дружила со всеми, кому мы мстим.
Приезжает команда противников. Футболисты выходят на стадион с противоположной стороны поля. У них свои группа поддержки и оркестр, но наших болельщиков в два раза больше. Может, потому, что сюда надо плыть на пароме, и большинству учеников их школы, к счастью для нас, было просто лень. Не зря считается, что у принимающей стороны всегда преимущество.
Наш оркестр начинает играть другую песню, а группа поддержки меняет рисунок, выстраиваясь в две длинные линии у ворот. Затем Лилия и Ренни разворачивают плакат, на котором яркими объемными буквами написано: «Вперед, «чайки», вперед!».
Через несколько секунд двери мужской раздевалки распахиваются, и оттуда выбегает футбольная команда со шлемами в руках. Рив – впереди, прыгает большими шагами, за ним – игроки из выпускного класса. Он на бегу врезается в плакат, с треском разрывая его.
Под глазами у Рива нарисованы черные полосы, влажные волосы зачесаны назад. Все на наших трибунах вскакивают на ноги и орут. Рив ухмыляется и показывает на зрителей пальцем, словно заметил кого-то знакомого среди толпы. Он ведет пальцем по всей длине трибун, не указывая ни на кого конкретно, но все восторженно кричат, как будто им оказали особое внимание.
Всеми обожаемый Рив Табатски.

В тот день был сильный дождь. Обратная дорога на Джар Айленд была беспокойная, паром трясло из стороны в сторону. Когда мы пришвартовались, я заметила, что за Ривом никто не приехал. Отец никогда его не встречал, но я предполагала, что в такую погоду он сделает исключение.
Мамину машину я увидела сразу же, там, где она обычно паркуется. Я застенчиво спросила Рива, не нужно ли его подвезти, но он отказался. Сказал, что просто подождет, пока дождь стихнет. Я побежала к нашей машине, но продолжала оглядываться через плечо. Рив пытался укрыться под навесом кабинки, продающей экскурсии по Джар Айленду, но его сумка с учебниками намокала, плечи тоже заливало дождем. Затем раздался такой сильный удар грома, что у меня завибрировало в груди. Сев в машину, я спросила маму, можем ли мы подвезти Рива домой. Она согласилась.
Когда мы затормозили рядом с ним, Рив выглядел благодарным и залез на заднее сиденье.
– Вам точно не сложно?
– Ни капельки, Рив. Я рада, что у меня наконец-то появился шанс с тобой познакомиться.
Я не решалась обернуться и посмотреть на Рива. Боялась, что он подумает, будто я рассказывала родителям о моем прозвище и о том, как плохо он со мной обращался. Но я им ничего об этом не говорила, только хорошее.
– Может, заедем в автоокошко в «Скупс» и возьмем мороженое? – предложила мама.
Я набралась смелости, повернулась и посмотрела на Рива.
– Ты не торопишься домой?
Рив помотал головой, но прошептал:
– У меня нет денег.
– Это ничего, – тихо сказала я в ответ с улыбкой, потому что знала, что мама все равно не позволила бы ему платить.
Мама взяла свое любимое мороженое, шоколадное с шоколадной крошкой, а Рив – ванильный мусс в вафельном рожке. Я обычно заказываю один шарик мятного пломбира, а другой – арахисового, но в этот раз взяла радужный шербет, потому что в меню было написано, что в нем меньше калорий.
Мы подвезли Рива, но он не пошел прямо домой, хотя дождь лил как из ведра. Он подошел к моему окну, поблагодарил маму, а мне сказал:
– Увидимся завтра!
А потом побежал по дорожке к дому.
Мы подождали, пока он зайдет внутрь, и только потом уехали.
Всю дорогу домой я не улыбалась. Я нравлюсь Риву. Он мой друг. Теперь все изменится.
На следующий день все действительно изменилось. Рив не спешил убегать с парома, оставляя меня позади. Он дождался меня, и мы пошли в школу вместе.

Передо мной на трибунах сидят три девчонки, одетые в цвета школы Джар Айленда. Я вижу, как одна наклоняется к другой и говорит:
– Боже, у Рива идеальное тело!
– Он свободен? – спрашивает другая девчонка. – Или все еще мутит с Терезой Круз?
Я задерживаю дыхание.
– Это давно в прошлом, – заявляет третья. – Рив теперь встречается с Ренни. То есть, по крайней мере, мне так кажется. Я слышала, что они пару раз целовались.
В первый учебный день именно Рив утешал Ренни, когда Кэт плюнула ей в лицо. Он даже дал ей свою футболку, чтобы вытереться.
Неужели они вместе?
Я смотрю на поле. Ренни взбирается на самую верхушку живой пирамиды. Она такая крошечная. В ней, наверное, максимум сорок килограммов. Я смотрю, как она проделывает себе путь наверх, нещадно наступая на спины девчонок из команды. Некоторые из них морщатся.
Такие, как Ренни, получают все, чего хотят, и им все равно, на кого придется наступить.
Это неправильно.
Я осознаю, что все это время задерживала дыхание, и выдыхаю. В тот самый момент Ренни спотыкается, почти добравшись до вершины. Все это видят. Некоторые ахают. В итоге она падает назад и приземляется в руки стоящих внизу девчонок, которые затем аккуратно опускают ее на землю, целую и невредимую. Ренни выглядит и рассерженной из-за того, что не добралась до вершины, и удивленной. Остальные девочки из пирамиды слезают друг с друга, и Ренни кричит на них за то, что они в плохой форме.
Сердце стучит, я тяжело дышу. Я знаю, что это сделала не я. Я не могла.
Хотя Ренни это и заслужила. И пусть на секунду, но я отчаянно хотела, чтобы она упала. Но недостаточно хотеть чего-то, чтобы это случилось.
Или достаточно? В тот день в коридоре, когда я бежала за Ривом, я так сильно хотела привлечь его внимание. Шкафчики… Неужели это я заставила их захлопнуться?
Я забираюсь глубже на сиденье и кладу ладони под бедра. Нет, не может быть. Такое просто невозможно.
Пока все остальные внимательно смотрят на поле, я оборачиваюсь и гляжу на будку в самом верху трибун. Пожилой мужчина садится за микрофон, провод от которого присоединен к микшеру, прикрепленному к колонкам, установленным под сводами крыши. Мужчина делает глоток воды, прочищает горло и говорит:
– Итак, дамы и господа, встречайте боевых «чаек» Джар Айленда!
Он раскрывает перед собой папку и ведет пальцем по списку имен, тому, который мы с Кэт подложили в кабинку комментатора сегодня утром, пока никого не было на стадионе.
– Давайте тепло поприветствуем наших выпускников, которые выходят на поле последний сезон!
Когда слова эхом раздаются в громкоговорителях, Рив, Алекс и остальные выпускники отделяются от команды и подходят к трибунам. Выпускницы из группы поддержки тоже выходят вперед и становятся за ними.
– Квотербек и капитан, номер шестьдесят три, Рив Табатски!
Услышав свое имя, Рив запрыгивает на скамейку и машет толпе. Все кричат так, будто бы он рок-звезда. Ренни исполняет серию сальто назад.
– Ваш нападающий, номер двадцать семь, Пи-Джей Мур!
Все приветствуют Пи-Джея. Он встает на скамью вместе с Ривом, замахивается ногой назад и затем делает кик вперед, изображая удар. Лилия подпрыгивает, раздвигая ноги в стороны и касаясь руками мысков.
Аплодисменты стихают, и я задерживаю дыхание, потому что знаю, что будет дальше.
– Крайний принимающий, номер сорок шесть, Заразный Алекс!
Некоторые хлопают, но в основном раздаются смешки и шепот: «Как его только что назвали? Заразный?».
Алекс наклоняет голову набок, как будто плохо расслышал. Он краснеет еще сильнее, чем было после его проблем с кожей. Такого красного лица я еще никогда в жизни не видела. Блондинка, болельщица Алекса, поднимает помпоны над головой и собирается встать в стойку на руках, но не делает этого. Она застывает.
Думаю, потому, что Алекс не залезает на скамейку, комментатор повторяет его имя.
– Заразный Алекс!
В этот раз все слышат.
Рив сгибается от смеха. Пи-Джей – тоже. Один из игроков, стоящий за Алексом, хлопает его по спине. Когда Алекс оборачивается, все в толпе это видят. На спине его футболки написано «Заразный».
Гениальная идея Лилии. Она подменила его старую футболку той, что купила в спортивном интернет-магазине, где можно было заказать форму цветов нашей школы. Она отправила им анонимный платеж, чтобы заказ не смогли проследить, и уже на следующий день получила его в пункте доставки.
– О боже! – взвизгивает девушка передо мной. – Заразный Алекс? Фу! Гадость какая!
Я смотрю на Лилию. Она закрывает лицо руками, изображая шок. Когда комментатор в первый раз назвал имя Алекса, ее сестра начала прыгать и хлопать, но теперь ее руки опущены по бокам. Она делает несколько шагов назад и прячется за другими чирлидершами, которые стоят вокруг скамейки.
Алекс начинает вертеться, как собака за своим хвостом, пытаясь рассмотреть или потрогать спину своей футболки. Я смеюсь, потому что это ужасно забавно.
Рив спрыгивает со скамейки и пытается помочь Алексу, хотя продолжает дико хохотать. Может, Рив действительно хочет как лучше, но Алекс лишь видит, что его друг смеется над ним. Он опускает голову, бросает свой шлем и кидается на Рива, обхватив его руками за талию. С глухим звуком Алекс валит Рива на землю.
Никто на трибунах больше не аплодирует. Вся команда собирается вокруг дерущихся на земле ребят. Тренер подносит свисток к губам и несколько раз отрывисто свистит. Комментатор продолжает объявлять имена других выпускников, но никто не встает на скамью. Все пытаются оттащить Алекса от Рива, чтобы он перестал бить Рива в лицо. Я вижу, как меткий удар Алекса попадает прямо Риву в челюсть. Я закрываю лицо руками.
Кэт с друзьями подбегают к ограде, крича:
– Бей! Бей! Бей!
Кэт взбирается на забор еще выше, чтобы было лучше видно.
Наконец-то Алекса оттаскивают. Рив лежит спиной на траве. Один из товарищей по команде протягивает ему руку, чтобы помочь подняться, но Рив отмахивается и сам встает на ноги. На это у него уходит секунда. Его челюсть покраснела и опухла. Футболка вся в грязи.
Алекс стоит в нескольких метрах, и Дерек старается изо всех сил, чтобы удержать его от повторного нападения на Рива. Алекс что-то кричит, чего я не могу расслышать со своего места, и грозит Риву пальцем через плечо Дерека. Рив даже не слушает. Он отворачивается от Алекса и идет по боковой линии. Ренни пытается догнать Рива, чтобы убедиться, что с ним все нормально, но Эшлин держит ее за руку. Она ее не пускает. Подбегают два тренера и с обеспокоенным видом осматривают рабочую руку Рива. Все ли цело у Алекса, никого не интересует. Старший тренер кричит на него так сильно, что брызгает слюной. Дерек с силой усаживает Алекса на скамью, не давая ему уйти.
– О чем Алекс только думал? – вскрикивает одна из девчонок передо мной. – Рив – наш квотербек. Алекс мог испортить нам весь футбольный сезон!
– Видимо, он все еще злится на Рива за историю с красной лентой.
– Бедный Заразный Алекс, – говорит третья девочка, и все смеются.
Вскоре начинается игра. Даже если Рив потрясен случившимся, он этого не показывает. Всего за три-четыре хода он блокирует тачдаун, проходящий через край поля. Все снова начинают поддерживать Рива, драки как будто и не было. Алекс сидит на скамье, вид у него расстроенный.
В перерыве я встаю, чтобы купить диетическую содовую, но очередь слишком длинная. Кэт уже ушла. Я видела, что она с друзьями уехала почти сразу после драки. Не знаю, стоит мне оставаться дальше или нет.
Я прохожу мимо чирлидерш. Девочка, поддерживающая Алекса, в нескольких шагах в стороне совещается с Ренни и Лилией.
– Да бросьте! – хнычет она. – Можно мне поддерживать кого-нибудь другого?
– Ты серьезно? – спрашивает Лилия, скрестив руки.
– Пожалуйста! Всякий раз, когда я пытаюсь его поддержать, все кричат: «Вперед, Зараза»!
– Не волнуйся об этом, – говорит Ренни. – Его сегодня, возможно, даже на поле не выпустят.
Девочка ахает:
– А вдруг его выгонят из команды? Мне вообще будет некого поддерживать!
В этот момент подходит Надя. Она тихо говорит Ренни:
– Если Венди не хочет поддерживать Алекса, то я буду. Мы можем поменяться. Я не против.
У Лилии отваливается челюсть. Она скрещивает руки.
– Никто не меняется игроками. Ренни долго обдумывала назначения.
Кивая, Ренни говорит:
– Лилия права. Как скажу, так и будет. Венди, ты пообещала быть с Алексом и должна это чтить. Не нравится – уходи.
Ренни берет зеркало из своей мешковатой сумки и встряхивает волосами.
– Сегодня пять тренеров из колледжей специально приехали, чтобы посмотреть на Рива. Я должна быть на высоте ради него, а не думать об этой ерунде. Мы закончили.
Ренни отворачивается и уходит от Нади и другой девочки. Лилия следует за ней и, пройдя мимо меня, кивает.
Я киваю в ответ. Миссия выполнена. Еще бы чуть-чуть – и было бы поздно. Если честно, я не могу дождаться, когда мы перейдем к Ренни.



Глава двадцать пятая
КЭТ

Мы с Рикки и Джо уходим с футбольного матча после перерыва. У меня мозг плавится от того, насколько скучен футбол. Мы заезжаем в «Серф Дайнер» за кофе и картошкой фри с сыром, потом катаемся еще немного, и я прошу ребят отвезти меня домой.
Несмотря на то что сегодня пятница, я решаю сделать домашнее задание, просто чтобы от него избавиться. Но все время думаю об Алексе.
Наверняка из-за драки с Ривом у него теперь большие неприятности. Мама, возможно, отправила его спать без ужина, забрала телефон или предприняла еще какую-нибудь нелепую попытку наказания. Она в Алексе души не чает и до сих пор покупает ему одежду. Такое впечатление, что она хотела родить девочку. Его мама наверняка рассердится из-за драки. Она довольно старомодная, а Алекс повел себя как животное.
Я никогда не думала, что Алекс может быть таким грубым, и уж точно не ожидала, что он бросится на Рива с кулаками. Конечно, это выглядело не очень изящно, но он целил в правильное место и попал в точку. Я бы хотела позвонить Алексу и сказать, чтобы он в следующий раз работал над своими ударами. Приложи он чуть больше стараний, уверена, он смог бы запросто вырубить Рива.
Но я не стану ему звонить, отвечать на его сообщения и электронные письма, пока не удостоверюсь, что он выучил урок. Он должен понять, что со мной не стоит играть и что он был идиотом, замутив с Надей, когда мог бы быть со мной.
Ночью мне приходит в голову идея. В понедельник я попрошу Рикки подвезти меня в школу. Ничто так не заставляет парня захотеть вернуть тебя, как появление нового парня или – в моем случае – иллюзия нового парня.
Именно так моя мама вышла замуж за папу. Они встречались несколько месяцев, но он сказал, что не хочет ничего серьезного. Тогда она пришла в его любимый бар со своим хорошим другом, Альбертом, и с пригоршней четвертаков для музыкального автомата. Понадобилась всего одна медленная песня, чтобы папа похлопал Альберта по плечу и занял его место. Вот такая мама хитрая.
Конечно, я не собираюсь проворачивать такое с Алексом. Просто буду наслаждаться жизнью, пока он будет страдать.
Я легко могу представить, как Алекс стоит один на парковке. Не с кем поговорить, все друзья игнорируют его из-за устроенной драки. Знаю, Ренни непременно встанет на сторону Рива. Алекс станет потерявшимся щенком, маленьким мальчиком без друзей. А затем я появлюсь перед ним на ревущем мотоцикле Рикки. Сниму шлем и встряхну волосами, как в замедленной съемке.
И, о боже, как он будет сожалеть.
Не сомневаюсь, что он тут же подойдет ко мне, либо сразу, либо когда я буду у шкафчика. Он будет молить меня о прощении, скажет, что Надя ничего для него не значила, что во всей школе нет такой девушки, как Кэт Де Брассио. А попробовав Кэт, ты уже не захочешь ничего другого.

Утром в понедельник Рикки приезжает за мной на мотоцикле. Я рада, что он взял японский байк, оборудованный гоночными амортизаторами, чтобы прыгать по песочным дюнам, а не мятно-зеленую «веспу». Именно на нем я хотела поехать в школу. Никто не сочтет меня сексапильной, увидев, как я слезаю с «веспы» мятного цвета.
Я выхожу из дома, Рикки снимает шлем и присвистывает.
– Черт возьми, Кэт!
Пока я сбегаю по дорожке, мои волосы покачиваются, как в рекламе шампуня. Утром я завила кончики, но несильно, чтобы никто не подумал, что я специально наводила красоту. Скорее, я хотела выглядеть так, будто вчера вечером легла спать с влажными волосами и проснулась с сексуальной прической. Я надела обтягивающие черные джинсы, черный топ и мамины черные туфли на шпильках. Может, каблуки – это слишком, но неважно. В любом случае сегодня у выпускников встреча с советниками по поступлению в колледж. Если кто-нибудь спросит, я смогу сказать, что оделась так по этому случаю.
– Спасибо, что приехал за мной, – говорю я, забираясь на заднее сиденье мотоцикла. Сначала я обнимаю Рикки, но потом обдумываю все как следует, отклоняюсь назад и держусь за сиденье. Эта поза выглядит круче.
– Без проблем. У меня первая лекция только в девять тридцать. Вот, – говорит Рикки, оборачиваясь, чтобы передать мне свой гоночный шлем с лаконичными красными полосками и черным защитным экраном. – Надень его. Я забыл взять тебе запасной.
Я отмахиваюсь и говорю:
– Да не надо.
В конце концов, школа меньше чем в полутора километрах отсюда. И я не хочу портить прическу.
– Кэт, не дури!
По тону Рикки я понимаю, что без шлема он меня никуда не повезет.
Я подчиняюсь, и мы срываемся с места. Мотоцикл громкий, очень громкий: так устроен глушитель. Я улыбаюсь, потому что все услышат, как мы приедем.
– Быстрее! – кричу я Рикки и обнимаю его за талию.
Он мог бы быть милым парнем, если бы не был таким укурком. Я чувствую, как Рикки напрягается, а затем набирает скорость. Он сменяет полосы, выезжая на встречку, и мы чуть не врезаемся в медленно едущий школьный автобус. Быстрее! Парни просто обожают слышать это слово.
Рикки заезжает на парковку и говорит:
– Поверить не могу, что позволил тебе затащить меня сюда дважды за три последних дня!
Я вижу машину Алекса.
– Сюда! – говорю я Рикки.
Я слезаю с мотоцикла именно так, как планировала: в один прыжок. Затем снимаю шлем и трясу волосами.
И тут я вижу Алекса, прислонившегося к дверце машины. Но он не один. Он разговаривает с Ривом и Ренни. Точнее, говорит, похоже, одна Ренни. Она много жестикулирует и показывает на Рива, а потом нежно гладит его по плечу. Думаю, пытается убедить Алекса, что Рив не имеет никакого отношения к этому розыгрышу. Она просто не может не лезть в чужие дела.
Не знаю, верит ли ей Алекс. Он не смотрит в глаза никому из них, но, когда Ренни заканчивает, пожимает Риву руку, и они вместе заходят в школу.
У Рива даже синяка не осталось на том месте, куда Алекс ему врезал, что меня очень расстраивает. Но еще больше мне не нравится то, что они все еще друзья и что Алекс пропустил мое бомбическое появление.
– Ну ладно, – говорит Рикки. – Я погнал.
Я отдаю ему шлем.
– Спасибо, что подвез, – благодарю я.
Он смотрит на меня и улыбается:
– В любое время!
А потом он уезжает.
– Классный прикид, Кэт! – кричит мне Ренни, свернув ладони рупором. – Шлюха байкера – идеальный для тебя образ!
Меня ничто не останавливает от того, чтобы плюнуть ей в лицо снова. В этот момент мне даже все равно, что Алекс обо мне подумает. Но я не тороплюсь. Ренни очень скоро получит по заслугам. Я должна верить, что Лилия и Мэри поддержат меня так же, как я – их.
По пути к школе я прохожу мимо «джипа» Ренни, припаркованного на ее неприкосновенном месте. Я не могу сдержаться. Подхожу, склоняюсь над передней шиной и откручиваю колпачок. Я видела, как Пэт однажды так делал. Он выпустил воздух из шины, когда мы застряли в снегу. Но у него был для этого инструмент, что-то, чем можно вдавить маленький воздушный клапан. Черт.
А потом меня осеняет: чертовы шпильки! Я снимаю одну туфлю и вставляю каблук в клапан. На это уходит несколько попыток, но потом я слышу шипение. Хотя шина не сдувается так быстро, как хотелось бы, воздух начинает постепенно выходить. Звенит звонок на первый урок, но я лишь удобнее устраиваюсь под машиной. Можно и опоздать, подумаешь!



Глава двадцать шестая
ЛИЛИЯ

Мы с Ренни решаем поехать на материк, чтобы купить платья к осеннему балу. Я не говорю маме, куда мы едем, потому что знаю: она заставит меня взять с собой Надю. Так что я по-тихому беру мамину платиновую карточку из кошелька, пока она принимает душ. Это не воровство. Она уже сказала мне, что я могу заказать платье через Интернет.
Я хотела позвать и Эшлин, но Ренни настояла, чтобы мы поехали вдвоем.
Мы уходим пораньше, чтобы успеть на пятичасовой паром, и оставляем Эшлин руководить тренировкой вместе с мисс Кристи. Ренни врет мисс Кристи, что ее мама попросила нас помочь ей в галерее. Эш смотрит на нас с подозрением, но ничего не говорит.
Обычный пассажирский билет на паром стоит недорого, но со своей машиной поездка туда и обратно обходится больше чем в сотню долларов. Ренни открывает бумажник. Он набит наличными, кучей старых помятых банкнот. Я знаю, что она копила свою ресторанную зарплату, чтобы купить хорошее платье на осенний бал. У нее даже есть для этого отдельный счет, на который она кладет деньги с каждого чека.
– Не волнуйся об этом, – говорю я, протягивая билетеру наличку.

Мы завозим «джип» на паром и паркуем его в грузовом отсеке. Большинство туристов выходят из машин и едут на верхней палубе, но не мы. Мы с Ренни остаемся в ее «джипе», слушаем радио и листаем журналы, которые я взяла с собой, чтобы подсмотреть несколько идей про платья. Ренни хочет что-нибудь узкое, желательно с блестками. Я хочу платье без бретелек, с вырезом-сердечком, белое или красное.
Никто не умеет ходить по торговому центру так, как Ренни. Я легко могу отвлечься и потеряться. Но Ренни, несмотря на то что мы очень редко сюда приезжаем, всегда знает, где лучшие магазины и как быстрее всего пройти от одного к другому. У нас есть лишь несколько часов, чтобы найти себе платья, перекусить, доехать обратно до причала и успеть на нужный нам паром до Джар Айленда.
В первом магазине, куда мы приходим, ничего нет. Со вторым ситуация не лучше. Везде куча свитеров и вельветовых брюк, ведь наступила осень, а платьев совсем мало. По крайней мере, все они недостаточно роскошны для танцев в Джар Айленде. Может, сгодились бы для младших классов. Но выпускницы всегда приходят самыми разодетыми. Осенний бал – это почти репетиция выпускного вечера.
Но в третьем магазине нам везет. Мы с Ренни выбираем себе по несколько вариантов и заходим в соседние примерочные кабинки.
– Ты знаешь эту новую девчонку из одиннадцатого? – спрашивает Ренни.
Я почти влезла в платье, но застываю на полпути. Мэри. Миллион мыслей проносится у меня в голове. Могла ли Ренни увидеть, как мы разговаривали в коридоре? Вряд ли, потому что я очень осторожна. Но, может, она видела, как я кивнула Мэри на футбольном матче? Не хотелось бы, чтобы вся история с Алексом всплыла на поверхность именно сейчас, когда мы закончили.
Я смотрю вниз, на бежевый ковер. В соседней примерочной вижу ноги Ренни с накрашенными красным лаком ногтями.
– О ком ты? – спрашиваю я.
– Ты наверняка ее видела, Лил. Наша школа не такая большая. В общем, куча парней из одиннадцатого говорят, что она дико соблазнительная, – говорит Ренни, растягивая слово «дико» так, что я понимаю: это сарказм. – Они все собираются голосовать за нее на осеннем балу. Но, на мой взгляд, она не такая уж и красивая. До титула королевы бала уж точно недотягивает. Уверена, она даже не натуральная блондинка, наверняка крашеная.
Я рада, что Ренни ничего не знает, но ее слова приводят меня в бешенство. Мэри красивая. Немного странная, конечно, но красивая. И я рада, что другие, особенно парни, тоже это видят. Девочке совсем не просто пришлось в жизни. Я еще точно не знаю, что именно сделал ей Рив, но очевидно, что это оставило глубокий след в ее душе.
Я слышу шелест ткани: Ренни натягивает платье через голову.
– О! Это очень милое! Ты готова показаться?
Дверь ее примерочной кабинки открывается и закрывается.
Я торопливо надеваю платье. Мне оно даже не нравится. Цвет мне совсем не идет. Но я все равно выхожу из примерочной.
Ренни стоит на подиуме, приподнявшись на кончиках пальцев, и смотрится в трехстороннее зеркало. Ее взгляд переходит с отражения на меня.
– Бежевый цвет тебе не идет! – объявляет она.
– Знаю, – отвечаю я.
Я сажусь в одно из плотно набитых кресел рядом с зеркалом, внезапно потеряв всякое желание мерить платья.
– Я выгляжу в нем сексуально, но даже не знаю, – говорит Ренни печально. – Жаль, что я померила его первым.
Это обтягивающее серебристое платье, расшитое блестками. Именно такое, о каком Ренни мечтала с самого начала. Клянусь, она всегда получает то, чего хочет.
– О чем ты говоришь? – спрашиваю я.
– Потому что это первое платье, которое я меряю, и я чувствую, что если куплю его, то просто удовольствуюсь тем, что есть, понимаешь? Первое платье не может быть идеальным.
Я ей не отвечаю, разглядывая свои ногти.
– Лилия! – хнычет она. – Как ты думаешь: это то самое?
Я надуваю губы, делая вид, что размышляю, а затем вздыхаю.
– Да, конечно, вполне.
Платье смотрится на ней великолепно.
Ренни фыркает, разочарованная моим безразличием. Потом снова смотрит в зеркало и улыбается. Она знает, что выглядит потрясающе. Ей не нужно слышать это от меня и ей совершенно неважно, что я скажу и подумаю.
Она оборачивается и оглядывает себя сзади.
– Думаю, главный вопрос в том, понравится ли платье Риву. Его мнение, как моего спутника, здесь важнее всего.
Я резко выпрямляюсь.
– Погоди! Разве мы не идем все вместе?
Мы всегда так делали, с первого года учебы в старшей школе. Никаких парочек. Никто никого не приглашает. Может, на выпускной вечер, но не на осенний бал. Мы просто приходили большой группой.
– В этот раз нет. Эш идет с Дереком, Пи-Джей пригласил эту милую десятиклассницу, Элли, а я иду с Ривом.
– Ты его уже спросила?
Как все это случилось? Когда все разбились по парочкам, не сказав мне?
– Еще нет. То есть, разумеется, он согласится, – Ренни возится со своим лифчиком без бретелек, пытаясь создать более глубокое декольте. – Говорю тебе, Лил, это будет наш вечер! У меня уже слюнки текут. Ты видела, что случилось во время игры в бутылочку? Фейерверк!
Я чувствую, как потею.
– Но мне тогда с кем идти?
– Иди с Линди, – говорит Ренни, спрыгивая с подиума, и исчезает обратно в примерочной кабинке.
О боже. Она серьезно? Это так в стиле Ренни! Она даже не придает значения тому, что Алекс связался с Надей, о чем она определенно знает, но так и не призналась мне. Невероятно бесчувственно. И я ни за что не пойду на танцы с Алексом, если есть хоть малейшая вероятность того, что я ему нравлюсь. Особенно после всего, что я ему сделала. Это будет слишком неловко.
– Я не пойду с Алексом, – говорю я. – Просто поеду с вами на лимузине.
С другой стороны двери я слышу:
– Мы все пойдем парами. Будет странно, если ты явишься вместе с нами, но одна, без спутника. К тому же Алексу пока тоже не с кем пойти. Вы все равно будете выглядеть так, как будто пришли вместе.
Мне, честно говоря, наплевать, как мы будем выглядеть.
– Я сказала «нет»! – говорю я, повышая голос.
– Ладно, пофиг. Я всего лишь хотела как лучше. Делай все, что пожелает твое сердечко.
Я возвращаюсь в примерочную и заставляю себя продолжать примерять выбранные платья. Последнее выглядит вполне неплохо. Оно черное, чего я не рассматривала, но фасон именно такой, как нужно: без лямок, с острым вырезом-сердечком и короткой пышной юбкой – стильное и изысканное. Я выхожу из примерочной кабинки и спрашиваю Ренни, что она думает.
– С нежно-розовыми туфлями на каблуках? – говорю я.
Ренни прикладывает палец к губам. Размышляет. Раньше я бы подождала, пока Ренни решит за меня, вместо того чтобы самой сделать выбор. Мне нужен был ее вердикт, хорошая это вещь или плохая.
– Думаю, я возьму его! – решаю я.
Точно, и сделаю высокую прическу. Я схожу с подиума и возвращаюсь в примерочную кабинку.
Сняв платье, я вешаю его обратно на вешалку. Оно не дешевое. Дороже, чем я ожидала от простого черного платья. Я стою в нижнем белье, размышляя, не убьет ли меня мама за такую трату, и вдруг вижу, что Ренни машет рукой из-под перегородки.
– Эй, дай мне его тоже померить!
«Ты уже нашла свое платье! – крутится у меня на языке. – А это тебе не по карману».
Но я молча передаю платье ей под дверь, переодеваюсь в свою одежду и жду, пока Ренни его померяет.
Меня бесит, что и в нем она выглядит шикарно. Именно в тот момент я решаю, что обязательно куплю его.
– Очень мило! – говорит Ренни, любуясь собой. – Какое из них мне больше идет, Лил?
Я хочу закричать, но, разумеется, не делаю этого. Просто меняю тему.
– Эй, а ты в курсе, что Мелани Ренфро активно агитирует всех голосовать за нее как за королеву осеннего бала? Я слышала, как она говорила с командой бегунов.
Ренни закатывает глаза.
– Насчет Мелани Ренфро я не волнуюсь. Говорю тебе, Лил, у меня все схвачено, – говорит она, наклоняя голову в сторону, а потом решительно кивает: – Серебряное. Вот оно, платье королевы бала.
И меня осеняет. Идеальный способ отомстить Ренни.

Пока мы плывем на пароме домой, я не могу дождаться, чтобы поделиться с Кэт идеальным планом для ее мести: мы найдем способ помешать Ренни стать королевой бала.
Когда мы возвращаемся на Джар Айленд, я больше чем уверена, что Ренни подбросит меня до дома. Но она проезжает мимо моего квартала. Я оборачиваюсь на сиденье, и она говорит:
– Я заеду к Алексу. Хочу поговорить с Ривом о танцах.
– Прямо сейчас? Не можешь меня сначала домой отвезти?
– Нет, – она прижимает руку к сердцу. – У меня такое чувство, что это должно случиться сегодня. Я минут на пять, не больше.
Вот опять. То, чего хочу я, ее не волнует.
– Я подожду в машине.
– Просто зайди со мной внутрь. Составишь Алексу компанию, пока я буду говорить с Ривом.
Мы паркуем машину, и Ренни секунду мешкает, поправляя блеск для губ. Она так сильно волнуется, что у нее дрожит рука. Я следую за ней в домик у бассейна, скрестив руки на груди. Думаю, что выгляжу не очень счастливой, и чувствую себя так же. Вообще-то, я надеюсь, что Рив ей откажет.
Рив и Алекс сидят на диване и режутся в приставку. Видимо, происшествие на футбольном поле уже давно забыто. Забавно. Думаю, парни вообще не умеют друг на друга обижаться. Наверняка Рив просто сказал, что не имеет никакого отношения к футболке и поэме, и Алекс поверил ему на слово. Надеюсь, Алекс не станет искать виновных.
Я останавливаюсь в дверях, пока Ренни заходит и встает прямо перед телевизором.
– Риви! – сладко мурлычет она. – Можно мне тебя на секундочку? Хочу поговорить с тобой наедине.
Рив пытается смотреть на экран сквозь Ренни, но, видя, что это бесполезно, ставит игру на паузу.
– Конечно.
Ренни берет его под руку и ведет в спальню Алекса.
– Сейчас вернусь, Лилия!
Алекс поворачивается и видит меня.
– Привет, Лилия!
– Привет, Линди!
Я сажусь на дальнем конце дивана. Лицо Алекса уже почти не красное. Видимо, он наконец-то перестал пользоваться тем лосьоном.
– Твоя кожа выглядит намного лучше.
Алекс поворачивается и оказывается ко мне лицом.
– Ренни приглашает Рива на танцы, да?
Я удивленно спрашиваю:
– Как ты узнал?
– Ну, потому что Эшлин пригласила сегодня Дерека. И, думаю, Пи-Джей пойдет с девчонкой из десятого.
Я замечаю, что Алекс краснеет. Багровая волна начинается от груди и поднимается по шее.
– Тебя еще никто не звал, да?
О нет! О нет! Ренни, наверное, уже сказала Алексу пригласить меня. Я быстро встаю с дивана и подхожу к окну.
– Боже, я не понимаю, почему мы просто не можем пойти большой компанией, как всегда делали. Почему сейчас все изменилось? Это так глупо. В смысле, мы же все равно будем там все вместе.
Алекс подходит ко мне ближе. Не вплотную, но достаточно близко. Он кивает, как будто я сказала что-то дельное.
– Да, думаю, ты права.
Но я вижу, что он разочарован.
Ренни выскакивает из спальни и несется к стеклянной двери, у которой я стою. Щеки красные, улыбка во все лицо.
– Ну все, Лил! Идем! – щебечет она.
Ренни всегда получает то, чего хочет. Но не в этот раз. Того, что ей особенно важно, она не получит.



Глава двадцать седьмая
КЭТ

Я сижу на кровати, смотрю фильм на ноутбуке и вдруг слышу стук в окно. На одну безумную секунду думаю, что это может быть Алекс. Шэп спит, свернувшись калачиком на куче постиранного белья, и даже не поднимает голову. Глупый пес. Я спрыгиваю с кровати и выглядываю на улицу. Это не Алекс, а Лилия.
– Какого черта? – говорю я, открывая окно. – У меня есть дверь.
Она залезает внутрь, ее щеки горят.
– Уже час ночи, – напоминает она мне. – Я не хотела разбудить твоего папу. Но знала, что ты еще не спишь.
На Лилии короткий пуховик, хотя на улице совсем не холодно. Она вскрикивает, когда видит Шэпа.
– Шэп!
Шэп вскакивает и бежит к ней. Она наклоняется и обнимает его, чешет его спину и уши.
– Шэп! Я по тебе скучала!
– У него сейчас, наверное, из пасти воняет, – говорю я. – Он только что грыз кость.
Лилия меня игнорирует.
– Шэп, ты меня помнишь? Вижу, что помнишь!
Мой тупой пес истекает слюной вокруг нее, пыхтя и виляя хвостом.
Она еще немного его гладит, а потом подходит прямо к моему шкафу, как будто это ее комната.
– Я это помню! – вскрикивает Лилия, поднимая фарфоровую куклу, которую мама подарила мне на седьмой день рождения. – Ее зовут Нелли, так?
Да, ее зовут Нелли. И что? Я сажусь обратно на кровать, скрестив руки.
– Так в чем дело?
– Можешь, пожалуйста, сначала окно закрыть? Холодно.
Я хочу посоветовать ей сходить к чертовому врачу, потому что у нее явные проблемы с терморегуляцией. Но я должна быть с ней милее, поэтому делаю, как она просит.
– Спасибо, – говорит она и дышит на руки. – Итак, я придумала, как отомстить Ренни! Это идеально!
У меня случается дежавю от того, как она трогает мои вещи, поднимает свечи и нюхает их, закрывает мою музыкальную шкатулку с украшениями. Возвращаясь сюда летом, Лилия обожала копаться у меня и у Ренни в комнате. Как будто пыталась уловить детали нашей жизни, которые пропустила, пока ее не было на острове весь учебный год.
Лилия поворачивается ко мне, держа в руке золотую цепочку.
– Ты его до сих пор хранишь! – восклицает она, широко раскрыв глаза в удивлении.
Это тот дурацкий медальон в виде ключика, который она подарила мне в первый учебный день в девятом классе.
Я вскакиваю и вырываю медальон у нее из рук.
– Хватит трогать мои вещи! – рычу я.
– Я просто удивлена, что ты его сохранила, – говорит Лилия, взмахнув волосами.
– Не льсти себе. У меня просто не доходили руки его в ломбард отнести, – отвечаю я, бросая его обратно в шкатулку, и громко закрываю крышку.
Еле слышно Лилия спрашивает:
– С девятого класса?

Мама Лилии позвонила маме Ренни и пригласила Ренни поиграть у них дома. Поиграть, черт возьми! Нам было не по шесть лет, а по одиннадцать! Мама Ренни согласилась, и тогда Ренни начала умолять меня пойти с ней. Она хотела поехать на велосипедах, чтобы можно было смыться, если станет скучно, но моя мама запретила: Уайт Хэвен очень далеко. Дом Лилии был на другой стороне острова, всего в десяти минутах езды, но все же. Наши друзья жили в шаговой доступности, и мы все лето целыми днями бегали друг к другу домой. Но дом Лилии находился будто бы в другом мире.
В тот день мы до вечера играли у бассейна. Мы с Ренни тренировались нырять ласточкой и бомбочкой, а Лилия плескалась у неглубокого конца, притворяясь русалкой. Ее мама привела ее младшую сестру, Надю, и та плавала у нее на руках. Мама Лилии сказала:
– Девочки, я приготовлю вам перекусить. Сейчас вернусь. Лилия, присмотри за сестрой.
Вскоре после того, как миссис Чоу скрылась в доме, Надя подплыла слишком близко к глубокому концу, и Лилия начала кричать. Надя испугалась и разразилась слезами, так что я быстро подплыла и толкнула ее обратно к Лилии, которая тоже уже чуть не плакала. Она сказала: «Спасибо тебе большое».
Потом миссис Чоу принесла поднос с сыром бри, крекерами и «оранжиной». Я тут же ожила. Моя мама никогда не давала нам сыр бри. Она покупала только дешевый сыр для сэндвичей и плавленую «вельвету» для макарон.
Увидев маму, Лилия выпрыгнула из бассейна, подбежала к ней и обхватила ее за талию.
– Надя подплыла к глубокому концу, и Кэт спасла ей жизнь!
Миссис Чоу долго восхищалась тем, как я хорошо плаваю, и я чувствовала себя неловко, но все же гордилась, несмотря на то что на самом деле ничего такого не сделала.
Когда мы были у глубокого конца и Лилия все еще сидела рядом с мамой, Ренни прошептала:
– Давай позвоним твоему папе. Кажется, брат Рива берет всех с собой нырять с лодки.
Тихим голосом я сказала:
– Мы не можем сейчас уйти. Это будет грубо.
Позже, когда миссис Чоу и Надя ушли обратно в дом и мы снова остались втроем, Ренни начала говорить о том, как ей не терпится вернуться в школу.
– Надеюсь, по естественным наукам нам обеим достанется мисс Харпер, – сказала она. – А еще Пи-Джей говорил, что его сестра сказала, будто мистер Лопес – самый добрый учитель математики.
Я помню, что чувствовала себя неловко, потому что Лилия молчала. Она никого из них не знала. Я спросила ее:
– А какая у тебя школа?
Она ответила, что ходит в частную школу для девочек, что они должны носить форму и что там скучно. Ренни скорчила гримасу и сказала:
– Не знаю, что бы я делала, если бы в школе не было мальчиков!
Когда солнце село, мама Лилии спросила нас, хотим ли мы остаться на ужин. Она готовила рыбу, которая называлась махи-махи, с чем-то вроде ананасового соуса. Она сказала, что на десерт мы можем пожарить маршмэллоу на костре на улице. Я хотела закричать: «Да, еще бы!» – но, прежде чем успела открыть рот, Ренни соврала, что ей надо домой.
В машине моего отца Ренни сказала, что хочет поужинать у меня дома. Там не было ничего и близко похожего на махи-махи и жареное маршмэллоу. Мама болела, и в те дни ужином занимался отец. Замороженная пицца, хот-доги или огненный чили. Я готова была убить Ренни за то, что из-за нее упустила возможность поесть по-настоящему.
Позже Ренни лежала на моей кровати, перемешивая колоду карт для «уно». Шэп дремал у нее на коленях. Тогда он был еще щенком, и Ренни любила приходить и играть с ним. В ее жилом комплексе не разрешали иметь питомцев.
– Зачем кому-то могут понадобиться три холодильника? Ее семья не настолько большая! К тому же они живут там всего три месяца в году.
– Один холодильник для корейской еды, – сказала я со своего гамака. Очередной подарок от папы. Как будто гамак и собака могли заставить меня забыть, что моя мама умирает. Но неважно. Гамак был очень удобный. – А еще один холодильник специально для напитков, помнишь? Мама Лилии сказала, мы можем брать что угодно.
– Ну, я думаю, это странно.
– Она богатая. Богатые покупают кучу странных вещей.
– Вот именно! А тебе не показалось, что она много хвасталась? То есть да, ладно, мы поняли! Вы миллионеры, отлично!
– Я не думаю, что она хвасталась, – сказала я. – Ты сама захотела посмотреть на ее шкаф.
– Наверное, – Ренни почесала комариный укус. Ее ноги всегда были ими покрыты. – Но, блин, зачем нас заставили снимать ботинки у входа?
– Думаю, это азиатская традиция, – предположила я. – К тому же у них дома все белое. Видимо, они не хотят разносить уличную грязь по комнатам.
– Но серьезно, три холодильника!
– Забудь ты о холодильниках, Рен! – Я соскочила с гамака. – Раздавай карты.
Когда Лилия снова пригласила нас к себе через несколько дней, я заставила Ренни пойти со мной.
– Дай ей шанс, – сказала я.
Я надеялась, мы сможем посмотреть фильм на этом огромном плоском экране в комнате отдыха и, может, мама Лилии даст нам еще сыра бри и снова пригласит нас на ужин. К тому же мне нравилась Лилия. Да, он вела себя немного как принцесса, но не ее вина, что она богатая и красивая. По крайней мере, она не жадничает. Ренни очень трепетно относилась к своим вещам. Но не Лилия. У нее был чемоданчик косметики со всеми вообразимыми оттенками лака для ногтей, разложенными по цветам радуги. Когда я выбрала блестящий фиолетовый под названием «приворот», она сказала, что я могу оставить его себе. Я отказалась, о чем тут же пожалела, особенно после того, как Ренни накрасила ногти на ногах неоновым розовым и Лилия сказала, что ей самой этот цвет не идет, так что Ренни может взять его, если хочет. Я подумала, Ренни откажется, как и я, но нет. Ее глаза загорелись, она сказала «спасибо» и быстро спрятала лак в карман, как будто боялась, что Лилия передумает.
Это случилось постепенно: переход от меня к Лилии. Большинство бы и не заметило. Я даже не знаю, заметила ли Ренни. Но, когда знаешь кого-то так хорошо, как я знала ее, ты это просто чувствуешь. Раньше, покупая мороженое в «Скупс», мы с Ренни всегда брали большой шоколадный «сандей» на двоих. Но с появлением Лилии она начала заказывать клубничный «сандей» вместе с ней. Или, когда мы ехали в кино на автобусе, в котором было по два сиденья в ряду, Ренни садилась вместе с Лилией, а я – перед ними. Лилия пыталась задавать мне вопросы, чтобы я не чувствовала себя отверженной, но от этого мне становилось только хуже. Мне не нужна была ее жалость. Это я приняла ее к нам в компанию, а не наоборот.
К концу того первого лета, когда Лилия уехала в свою настоящую жизнь, я была уверена, что все вернется к норме. Так и случилось. Но, когда Лилия вернулась следующим летом, Ренни приклеилась к ней как пиявка. Так, как раньше она привязалась ко мне. Это меня бесило, но к тому времени мама была совсем больна, и мне нужна была лучшая подруга, неважно, как много я могла от нее получить. Когда Лилия переехала на Джар Айленд навсегда, а мы с Ренни глупо поссорились прямо перед началом учебного года, это был конец. Между нами все было кончено.
Самое смешное – что именно я стала всему причиной. После того как мы в первый раз пришли к Лилии домой и Ренни она не понравилась, я могла бы с ней согласиться. Но я этого не сделала. Я сказала: «Дай ей шанс» – и Ренни послушалась. Тогда я была единственной, к кому Ренни прислушивалась.
В первый день девятого класса Лилия оставила кулон у меня в шкафчике. Он был из того роскошного магазина в Уайт Хэвене, где надо звонить в звонок, чтобы тебя впустили. Лилия купила еще один для Ренни и один для себя. Это должны были быть кулоны дружбы. Жаль, что дружба уже закончилась.
Я честно не знаю, почему сохранила его.

– Ну и что ты придумала для Ренни? – я не выражаю особого интереса, потому что сомневаюсь, что Лилии может прийти в голову хорошая идея. То есть да, все, что мы сделали с Алексом, сработало, потому что он – парень чувствительный, его легче задеть. Для Ренни понадобится что-нибудь гораздо масштабнее и страшнее.
Лилия хлопает в ладоши, как настоящая чирлидерша.
– Это идеально! Чего Ренни всегда особенно сильно хотела?
Я пожимаю плечами.
– Сиськи?
Она хихикает.
– Ну да, это тоже. Но это не то, о чем я думаю, – Лилия делает паузу для драматического эффекта. – Она всегда мечтала стать королевой бала, помнишь?
Я медленно киваю.
– Да.
Когда мы учились в средней школе, Ренни говорила об этом двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю: что она станет коронованной королевой бала, как и ее мама, и королевой выпускного вечера. Ренни хотела все и сразу.
того хочет. Но я тебе говорю: она очень, очень этого хочет. Так что нам остается лишь позаботиться о том, чтобы этого не случилось. – Лилия игриво тыкает меня в плечо. – Скажи спасибо, Кэтрин! Это твоя месть.
Я смеюсь. Классическая Лилия, ждет похвалы за каждую мелочь.
– Завтра в школе расскажем обо всем Мэри.
Лилия говорит:
– Пойдем к ней прямо сейчас!
Она наклоняется и гладит Шэпа, шепча что-то ему на ухо.
– Серьезно?
– Да! Почему нет?
Лилия начинает вылезать из окна, а потом оборачивается и говорит:
– Твой папа все еще состоит в клубе «Попкорн месяца»?
Она помнит странные факты. Сначала Шэп, потом Нелли, теперь любимая закуска моего папы.
– Да.
– Какой вкус в этом месяце? – спрашивает она.
– Соленая карамель.
Ее лицо озаряется.
– Мой любимый! Можно взять с собой немного?
– Ты знаешь, что не сможешь столько есть в колледже, да? Согласно исследованиям, первокурсники набирают по пять лишних килограммов за первый учебный год.
С ухмылкой Лилия говорит:
– У всех женщин в семье Чоу быстрый обмен веществ, – как будто этим стоит гордиться. – У нас никто не страдает лишним весом, ни по одной линии.
– Ладно, ладно. Я посмотрю, что осталось.
Пэт курил травку сегодня в гараже, а значит, был потом очень голоден. Если у нас кончился попкорн, я могу взять пачку печенья или что-нибудь еще.
Мы почти выходим из двери моей спальни, когда я кое-что вспоминаю.
– Стой! – говорю я, оборачиваясь. Я наклоняюсь под кровать и вытаскиваю то, что искала: записная книжка Алекса.
Лилия колеблется, так что я кладу блокнот ей в руки.
– Считай это трофеем, – говорю я. – Ты заслужила.



Глава двадцать восьмая
МЭРИ

У меня нет чувства времени, но, кажется, уже несколько часов я просто лежу в темноте с широко раскрытыми глазами, поверх постельного белья, в пижамных шортах и майке на бретельках. Несмотря на то что я устала и чувствую, будто не спала нормально ночью уже несколько лет, я не могу заставить себя уснуть. Я будто забыла, как это делается.
Я думаю о маме с папой, зачем Кэт наносит столько макияжа на глаза, хотя они у нее такие красивые, и чем Лилия моет волосы, чтобы они так блестели, и о пятничном тесте по геометрии, и, наконец, о том, что надеть завтра в школу. Я думаю обо всем и о чем угодно, лишь бы держать Рива подальше от моих мыслей. Но это никогда не помогает. Он всегда здесь, со мной, в этой комнате. Преследует меня.
Я переворачиваюсь на спину и смотрю на пробивающиеся сквозь тьму лучи на потолке. Надо спросить тетю Бэтт: может, есть какая-нибудь специальная свечка, или шалфей, или ладан, что-нибудь, что можно жечь, чтобы освободиться от негативной энергии. Тетя Бэтт увлекается этими модными штуками: окуривание, карты Таро, кристаллы. Мама говорит, что это глупо, но все равно носит кольцо с лунным камнем, которое тетя Бэтт подарила ей на сороковой день рождения. Считается, лунный камень притягивает положительную энергию и исцеляет. Мне он, возможно, тоже не помешал бы.
Но я знаю, что и этого не могу. Не могу просить тетю Бэтт помочь мне, потому что тогда нам придется говорить о том, что случилось несколько лет назад. Никто из нас этого не хочет. Она – так же сильно, как и я.
Что-то стучит в окно моей спальни, нарушая тишину. Я поднимаю голову от подушки и смотрю на стекло, не дыша. Звук повторяется, и я вижу, как от окна отскакивает камушек.
Я встаю, нерешительно подхожу к окну и выглядываю на улицу, спрятавшись за белыми шторами. Лилия и Кэт машут мне снизу.
Облегченно вздохнув, я выхожу из укрытия, улыбаюсь и машу в ответ.
– Выходи играть, Мэри! – кричит Лилия.
И вдруг я слышу, как дальше по коридору открывается дверь спальни тети Бэтт. Я подаю девочкам знак подождать, быстро запрыгиваю в постель и делаю вид, что сплю.
Я совсем чуть-чуть открываю глаза и смотрю, как тетя Бэтт осторожно толкает мою дверь голой ногой и осматривает комнату. Она в ночной рубашке, а ее длинные, непослушные, тонкие волосы взъерошены.
Тетя на цыпочках проходит мимо моей кровати. Надеюсь, Лилия и Кэт успели спрятаться. Не хочу, чтобы они увидели ее такой, непричесанной и без макияжа. К тому же мне завтра в школу. Тетя Бэтт очень понимающая, но лучше не испытывать удачу.
Тетя выглядывает из моего окна; от ее дыхания на стекле появляется небольшое облачко. Затем аккуратно задергивает шторы и возвращается к себе в комнату.
Я знаю, что должна немного подождать, пока тетя Бэтт не уснет снова, но не хочу, чтобы Кэт и Лилия ушли. Так что через несколько минут я хватаю свитер и крадусь по ступенькам, тихо, как мышка.
Кэт и Лилия сидят под огромным сосновым деревом на заднем дворе, прислонившись спинами к стволу. Кэт вытянула ноги вперед, а Лилия прижимает колени к груди.
– Привет! – говорю я. – Простите, что так долго. Моя тетя…
Лилия зевает.
– Это она была наверху? Она выглядит… прямо как ведьма.
Кэт цокает языком, и Лилия быстро добавляет:
– Прости.
Мне грустно слышать, что Лилия так говорит, но я знаю, что она права. Я сажусь с ними. Тетя Бэтт – определенно моя любимая тетя, но, по словам мамы, у нее все время были проблемы с депрессией. Я не совсем понимаю, из-за чего, ведь о жизни тети Бэтт можно написать книгу. Она путешествовала по миру, продавала картины и знакомилась со всевозможными интересными людьми. Раньше тетя была красивая и знала, как играть во все на свете карточные игры. Но, когда наступали темные времена, она становилась совершенно другим человеком. А в некоторые дни едва могла встать с кровати. Именно поэтому однажды она переехала жить к нам, в этот дом, на все лето.
– Мама говорит, что, когда они учились в старшей школе, тетя Бэтт могла заставить любого парня на пляже купить им мороженое. Им никогда не приходилось брать с собой мелочь. – Я заправляю прядь волос за уши.
Кэт засовывает в рот сигарету.
– Да ладно, – говорит она, и от ее слов пламя зажигалки начинает плясать.
Затем наступает долгая, почему-то неловкая пауза.
Лилия сцепляет пальцы и озаряется широкой улыбкой.
– В общем, мы с Кэт придумали, как отомстить Ренни. На осеннем балу.
– О! Это отлично! – говорю я, а затем тяжело сглатываю. – Кстати, она что, встречается с Ривом? Я слышала, как какие-то девчонки говорили об этом на футбольном матче.
Лилия мотает головой.
– Нет. То есть она определенно имеет на него виды, но я сомневаюсь, что Рив рассматривает ее как свою девушку.
– О… – говорю я, выпрямляясь, – мне просто было любопытно.
Кэт наклоняется и говорит:
– Хорошо, вернемся к делу. Бюллетени с голосованием за короля и королеву бала будут раздавать за неделю до танцев. Когда все проголосуют, бланки положат в запирающийся ящик, которым пользуются для выборов в ученический совет, что, на мой взгляд, до смешного глупо. В общем, мы должны будем взломать этот ящик и подменить достаточно бюллетеней, чтобы Ренни не стала королевой, – Кэт фыркает. – Это будет величайшим разочарованием в ее жалкой, никчемной жизни.
Лилия кладет руки на щеки и говорит:
– Мне не терпится увидеть выражение ее лица!
– А победит в итоге Лилия, да? – спрашиваю я.
– Нет! – вскрикивает Лилия, тряся головой. – Я не хочу побеждать.
– Почему? – удивляется Кэт. – У Ренни от зависти короткое замыкание в башке случится.
Лилия прикусывает губу.
– Думаю, будет еще лучше, если ее корону заберет кто-нибудь другой, от кого она не ожидает превосходства. Например, Эшлин.
– О да! Эшлин – моя замена! Я всегда о ней забываю. У нее хотя бы есть индивидуальность? – спрашивает Кэт.
– Она милая девушка, – говорит Лилия, глядя на Кэт. – И она будет счастлива победить.
Кэт пожимает плечами и вытаскивает сигарету изо рта.
– Ладно, неважно. Но нам все еще нужен план, как отомстить Риву. – Она выпускает тонкую струю дыма. – Мэри, у тебя есть какие-нибудь идеи?
Я мотаю головой.
– Ладно, – терпеливо говорит Лилия. – Но чего бы ты хотела, чтобы с ним случилось? Давай начнем отсюда.
Я задумчиво грызу ноготь. Внутри меня начинает распускаться бутон злости. Это одна из причин, по которым я по возможности стараюсь не думать о Риве. Это ящик Пандоры. Я боюсь открывать себя и выпускать чувства наружу. Но, может, только так я смогу понять, что должно случиться с Ривом, чтобы я почувствовала, что правосудие восторжествовало.
Сделав глубокий вдох, я говорю:
– Моя месть должна быть масштабной, жестокой. Рив должен испытать такую же боль, какую он причинил мне.
Если это вообще возможно.
Кэт и Лилия переглядываются. Думаю, их напугала моя интонация. Я предвижу вопрос еще до того, как Лилия его озвучивает.
– Что он тебе сделал? – спрашивает она почти шепотом.
– Ты можешь нам довериться, – говорит Кэт. – Мы никому не расскажем.
Лилия перекладывает волосы за плечо и скрещивает пальцы на уровне сердца.
– Клянемся.
Я опускаю подбородок к груди, волосы падают на лицо. Я знаю, что должна это сделать. Мне необходимо рассказать кому-нибудь всю историю, от начала до конца.
Я поднимаю голову и облизываю губы.
– Рив дал мне прозвище. – Я чувствую, как слова обжигают рот и отдают привкусом металла. – Большое Яблоко.
По тому, как Кэт морщится, я вижу, что она ожидала чего-то более ужасного.
– Откуда это пошло?
– В седьмом классе я выглядела по-другому: была жирной. И мы проходили историю Нью-Йорка по обществознанию.
– Серьезно? Ты была крупной? – удивление Лилии звучит как комплимент.
Я киваю и заворачиваю рукава свитера до локтей.
– Огромной, вообще-то.
– И он смеялся над тобой, отпуская шутки про жирных? – негодует Кэт, ее верхняя губа приподнимается так, будто она сейчас зарычит. – Очень похоже на Рива!
Я оборачиваюсь и смотрю на окно своей спальни, чтобы убедиться, что тетя Бэтт на нас не смотрит. Она не смотрит. Шторы закрыты. Я поворачиваюсь обратно и продолжаю, стараясь говорить тише.
– Вы помните, что мы с Ривом учились в Бель Харбор Монтессори, так? Так вот, мы были единственными в нашем классе с Джар Айленда, поэтому каждый день плавали вместе на пароме, туда и обратно. Я пыталась держаться от Рива подальше, потому что мы с ним не поладили с самого первого дня, как он только перешел в мою школу.
Затем я рассказываю им о том дне в кафетерии, когда Рив заставил всех подумать, будто я пыталась украсть еду с его подноса, как он сделал так, что никто не хотел показываться со мной на людях. Кэт и Лилия не перебивают, но время от времени цокают языком и качают головой. Каждая ответная реакция придает мне сил говорить дальше. Я рассказываю им про швейцарский нож и то, как мы ездили за мороженым.
– После этого у нас сложилась… – я медлю, пытаясь подобрать подходящее слово, но ничто не подходит, поэтому говорю «дружба», хотя это не совсем точное определение. – Поездка на пароме была для нас чем-то вроде тайм-аута. Рив обычно говорил: «Мы, островитяне, должны держаться вместе. Да, Большое Яблоко?».
– Ого! – вспыхивает Кэт. – Погоди. Ты позволяла ему называть тебя так в лицо?
Взвинченная, она садится на колени и нагибается вперед. Мне сложно на нее смотреть.
– Когда мы плыли на пароме только вдвоем, все было по-другому. Почему-то в эти моменты прозвище не казалось мне обидным. – Я сильнее заворачиваюсь в свитер. – Но как только мы оказывались на материке, все менялось. Он не говорил со мной на людях, обращался только для того, чтобы посмеяться надо мной.
– Что за двуличный ублюдок! – восклицает Кэт. – Он хуже, чем Ренни!
Она тушит сигарету о землю и тут же зажигает еще одну.
Лилия смотрит на меня пристально, не моргая.
– Почему ты позволяла ему так с тобой поступать, Мэри?
– Потому что он доверял мне свои секреты, – говорю я. – Он жаловался на своего отца, который, похоже, был конченым алкоголиком. Рассказывал мне, как его отец напивался, а потом начинал орать на Рива и его братьев. Мне было его жаль.
– Тебе было его жаль? – недоверчиво спрашивает Кэт.
– Он ненавидел отца. Говорил, что его мечта – получить стипендию и уехать в хороший университет, подальше от Джар Айленда, и никогда не возвращаться.
Лилия усмехается:
– Стипендию? Рив учится на тройки и четверки. Пятерка у него только по физкультуре.
Кэт трясет головой.
– Ты не знаешь, потому что не росла здесь, – говорит она Лилии. – Раньше Рив был самым умным в классе. Я помню, как его перевели в эту крутую школу по стипендии. Его родители не могли себе этого позволить, так что это было большим событием. Наш классный руководитель даже устроил ему прощальную вечеринку с пирожными.
– Не думаю, что я была для него особенной, ничего такого, – поясняю я. – Мы просто проводили время вместе. Другие ребята в школе из штанов выпрыгивали, чтобы заполучить его внимание. Все были немного влюблены в него. И я испытывала странное чувство гордости из-за того, что мне удается каждый день проводить с ним столько времени.
Лилия что-то недовольно бормочет, а Кэт говорит:
– Лил, ты должна признать, что Рив может быть очаровательным ублюдком, когда захочет.
– Да, – соглашается она. – Думаю, я могу себе это представить.
Я опускаю глаза и говорю со стыдом:
– Я позволила себе думать, что между нами что-то есть, что я знаю Рива так, как никто другой. Но на самом деле того Рива, которого я якобы знала, никогда не существовало. Он просто играл со мной, обманывал, чтобы я потеряла бдительность, а потом мог сделать мне еще больнее.
Я сама не замечаю, как начинаю плакать. Видимо, потому что знаю, что случилось дальше. Эту историю я никогда никому не рассказывала.
Внезапно налетает ветер, как будто вот-вот начнется гроза. Волосы бьют по лицу и жалят щеки. Лилия застегивает пальто, Кэт натягивает рукава на ладони. Никто не двигается с места.
Внутренний голос велит мне замолчать, потому что, как только я расскажу обо всем Кэт и Лилии, назад пути не будет. Я больше не смогу делать вид, будто этого не случилось. Но я проглатываю страх и продолжаю, потому что хранить секрет хотя бы еще одну секунду внезапно кажется равносильно смерти.

В тот день я не ожидала увидеть Рива. Мисс Пенске задержала некоторых из нас после уроков, чтобы обсудить эскиз рисунка на стене спортивного зала. Я пропустила трехчасовой паром и подумала, что сяду на тот, что уходит в полчетвертого. Но Рив тоже остался дольше, играя в баскетбол с друзьями. Когда я проходила мимо забора, Рив в последний раз забросил мяч в корзину, и все начали собирать книги и надевать куртки. Рив меня увидел. Я не остановилась, но замедлила шаг, и в итоге он догнал меня.
Мы почти дошли до пристани, когда ребята, с которыми он играл в баскетбол, подбежали к нам. У них в руках была тетрадь, которую Рив, видимо, забыл на площадке. Когда они нас увидели, их рты широко открылись. Рив и Большое Яблоко идут вместе? Что за бред?
Рив ничего мне не сказал, но внезапно ускорил шаг. Я тоже пошла быстрее, чтобы не отставать. «Эй, Рив! – позвали его ребята. – Ты забыл тетрадь!» Но Рив сделал вид, что не услышал их. Он по-спринтерски пробежал несколько последних метров до парома, как будто боялся опоздать на него.
Автомобили уже заехали в грузовой отсек, и остались только пассажиры, выстроившиеся в очередь, чтобы зайти на паром. Мы с Ривом встали в конец очереди, он – впереди, а я – сзади. Затем подошли ребята из класса и остановились в нескольких метрах от нас. Они передали Риву его тетрадь, и Рив пробормотал «спасибо». Ребята собрались уходить.
Не знаю, откуда взялся этот приступ смелости. Может, потому, что между нами все было хорошо, или оттого, что я хотела поставить Рива на место и заставить его признать, что происходит, а возможно, потому, что из наших разговоров я знала: ему все равно, что о нем подумают.
Лишь одно я знала наверняка: Рив начал называть меня Большим Яблоком и всеобщая ненависть ко мне разгорелась как пожар. Но если он покажет хоть кому-нибудь в классе, что между нами все хорошо, то эта травля может закончиться так же быстро, как и началась. Вот какое влияние он имел на окружающих.
Я сделала шаг вперед, чтобы оказаться с Ривом бок о бок, и крикнула ребятам вслед так громко, как только могла: «Да, мы друзья! И что с того?». Затем я одной рукой обняла Рива за плечи и улыбнулась.
Рив ошарашенно на меня уставился, затем моргнул, и его удивление сменилось яростью. Он закричал: «Отвали, дура!» – и отшатнулся от меня. Потом уперся мне в грудь ладонями и изо всех сил оттолкнул меня к ребятам.
Сила толчка была невообразимой. У меня не было шансов. Кроссовки заскользили по гравию. Парни поспешно разошлись в стороны, отходя от края причала. Я пыталась поскорее приземлиться, удержаться от падения в воду, но продолжала лететь назад. Крошечные занозы впились мне в ладони, и от боли я начала хватать ртом воздух. Это был последний вдох перед тем, как я плюхнулась в воду.
Она была такая холодная, что я едва могла дышать. Я чувствовала, что руки в крови, потому что кожа горела, несмотря на холод воды. Я слышала их заливистый смех.
– Она похожа на ламантина!
– Эй, ламантин! Решила поймать рыбку на обед?
– Плыви! Плыви к берегу, ламантин!
Я молотила руками и ногами, пытаясь выбраться на берег. Но моя одежда весила килограммов пятьдесят, и мне едва удавалось держать голову на поверхности. Я хватала ртом воздух и захлебывалась соленой водой.
Прибежали работники порта, один из них бросил мне спасательный круг. Чтобы меня вытащить, им понадобилось два круга. Пассажиры парома выстроились у края пристани и наблюдали за происходящим.
Как только я оказалась на суше, меня стошнило несколькими литрами соленой воды. Тогда ребята наконец-то перестали смеяться и отошли подальше. Единственным, кто не проявлял к спектаклю никакого интереса, был Рив.
У меня кровоточили руки, одежда была мокрая, тяжелая и грязная, на ботинках остались следы от рвоты. Я не сразу обратила внимание, что футболка стала полностью прозрачной и прилипла к моим жировым складкам. Я начала дрожать, но мне не было холодно. Я чувствовала, что вот-вот сорвусь. И наконец не выдержала – начала плакать так, что не могла остановиться.
Работник порта помог мне подняться на галерею, а затем ушел за одеялом для меня. Вернулся он со стопкой коричневых бумажных полотенец из туалета. Я пыталась высушиться с их помощью, но, намокая, они распадались на липкие комочки.
Все это время я всхлипывала.
Рив тоже был там, на галерее. Он сидел в первом ряду, на том самом кресле, под которым вырезал свое имя, и смотрел в окно прямо перед собой, на появляющийся вдалеке Джар Айленд. Он не обращал на меня внимания и не признал того, что сделал. Даже ни разу не обернулся, несмотря на то что я так сильно плакала.
Мы причалили к Джар Айленду, и Рив сразу же вышел. Я подождала, пока сойдут другие пассажиры, а затем улизнула с парома и спряталась за почтовым фургоном, который ждал заезда на борт для поездки обратно на материк. Я видела, что мама ждет меня. Когда Рив сошел с парома, она ему помахала. Он не помахал в ответ. Сделал вид, что не заметил ее.
Я знала, что, не обнаружив меня в порту, мама останется здесь и будет ждать, что я приеду на следующем пароме. Я бы не вынесла, если бы она увидела меня в таком виде. Не хотела, чтобы она знала, что мальчик, о котором я так много ей рассказывала, тот, кого мы возили поесть мороженое в тот дождливый день, так поступил со мной.
Я решила тайком пробраться домой, переодеться и сделать вид, что вернулась на следующем пароме. Мама никогда не узнает, что случилось. И папа – тоже.
Я сошла с парома, согнувшись и прячась за въезжающими на борт машинами. Покинув парковку, я, пыхтя, поднялась на холм, на котором стоял мой дом. Кроссовки хлюпали при каждом шаге. Я могла думать лишь о том, как Рив относился ко мне все то время, когда мы были вдвоем. Как будто я была ему не безразлична. Как будто мы были друзья. Не могла представить, как буду смотреть на него следующим утром. Не только из-за того, что он мне сделал, но и потому, что знала: теперь между нами все кончено. Как бы жалко это ни звучало, Рив был единственным другом, что у меня остался.
Я поднялась к себе в комнату и открыла шкаф, чтобы поменять одежду. Я правда просто хотела переодеться. Но вдруг мой взгляд упал на потолочные балки. Тогда я взяла веревку в подвале, после нескольких попыток прикрепила ее к потолку и завязала в петлю. Подкатила стул на колесиках, забралась на него и просунула шею в веревку. И потом решительно шагнула со стула вниз.
Но как только я упала, то поняла, что не хочу умирать. Я начала бороться, дрыгать ногами, пытаясь подкатить стул обратно к себе. Но веревка была слишком тугой, и я не могла дышать. Мой вес раскачивал меня как маятник, и ноги стучали по стене. Перед глазами начало темнеть, я теряла сознание.
К счастью, мама вернулась домой. Она услышала стук моих ног о стену. Вошла и, увидев меня, закричала. Она спустила меня, вытащила мою шею из петли и уложила меня на пол. Потом мама позвонила в 911 и гладила меня по волосам, пока не приехала скорая.

***
Кэт и Лилия в ужасе смотрят на меня.
– Как только мое состояние стабилизировалось, родители перевели меня в другую больницу, подальше от Джар Айленда. Я не ходила в школу целый год, потому что проходила терапию и всякое такое. Мне пришлось несколько месяцев жить в психиатрическом отделении, пытаясь убедить врачей и медсестер, что я больше не хочу себя убивать. Я действительно не хотела. Меня держала на плаву мысль, что я когда-нибудь вернусь сюда и заставлю Рива ответить за то, что он сделал.
Я выдыхаю, и мне становится легче. Ненамного, но легче.
– Так, ну все! – говорит Кэт. – Нам придется убить Рива.
Я не могу понять, шутит она или нет. Надеюсь, что шутит.
– Я не хочу его убивать, – объясняю я. – Я только хочу, чтобы он испытал хоть грамм моей боли.
Хотя я сомневаюсь, что это возможно.
– Мы тебе поможем, Мэри. Мы заставим его заплатить за то, что он сделал, – говорит Лилия. У нее по щекам текут слезы, но в глазах горит огонь.
– Спасибо, – шепчу я.
У Кэт дрожат ноги.
– Я хочу прямо сейчас поехать домой к Риву и врезать ему по морде. Но я знаю, что мы способны на большее. Мы навредим ему сильнее, если подождем и все обдумаем. Мы должны отомстить Риву Табатски по-крупному.
Лилия вытирает глаза.
– Итак, что будем делать?
– Ты знаешь его лучше всех нас, – говорит Кэт. – Что для него важнее всего?
Лилия отвечает не задумываясь:
– Футбол. Больше всего ему важен футбол.
– Точно! – вскрикиваю я. – Даже тогда, в Монтессори, он говорил о том, как в старшей школе станет величайшей звездой футбола.
– Решено! – говорит Кэт. – Мы сделаем так, чтобы его выгнали из команды.
– Но как? – спрашиваю я.
Разве это возможно? Рив – квотербек, звезда школы. Без него нет команды. Даже я это знаю.
Лицо Лилии озаряется.
– Наркотики! В Джар Айленде к ним относятся очень строго. С тех пор как того парня из старшей школы Мэнлоу поймали на курении травки, тренеры стали пристально следить, чтобы мы не наделали никаких глупостей. Если нам удастся подбросить наркотики Риву в шкафчик, его точно выгонят из команды, несмотря на то что он первый квотербек.
– А если он скажет, что это не его наркотики, и ему поверят? – спрашиваю я. – Он может сдать добровольный анализ, чтобы это доказать.
– Думаю, нам придется незаметно подмешать ему наркотики, – говорит Кэт. – Кислоту, экстази или еще что-нибудь, от чего ему снесет крышу.
Одно дело – подбросить наркотик парню в шкафчик, и совсем другое – действительно его накачать. Я смотрю на Лилию, ожидая, что она начнет возражать.
Но она не протестует. Вместо этого она кивает и говорит:
– Сделаем это на осеннем балу, когда Рив будет у всех на виду. Он наверняка станет королем бала. Может, нам удастся ударить по ним с Ренни одновременно. – Лилия задумывается, накручивая волосы на палец. – Его могут даже исключить. Тогда тебе больше никогда не придется о нем переживать, Мэри.
– Что скажешь? – спрашивает меня Кэт. – Это твоя месть.
– Так и сделаем! – отвечаю я.
Я сильно щиплю себя за руку между большим и указательным пальцами, чтобы убедиться, что не сплю.



Глава двадцать девятая
КЭТ

Вечер пятницы. Очень многие уехали с острова, чтобы поддержать футболистов, которые сегодня играют на чужом поле. Я стою у пристани и жду наркоторговца, которого знаю через брата. Он приедет на восьмичасовом пароме. Вся ситуация напоминает мне банальный кадр из фильма. Жаль, никого нет рядом, чтобы сделать фото для ежегодного альбома. «Кэт Де Брассио покупает наркотики, чтобы накачать квотербека».
Я стою, прислонившись спиной к столбу, и курю сигарету. Из черноты волн появляется паром. Как раз вовремя.
В переднем кармане я нащупываю пачку денег. Шестьдесят баксов пятерками и долларовыми купюрами. Достаточно для двух порций экстази. Я не стала просить денег у Мэри, потому что после истории, которую она нам рассказала, мне показалось неправильным заставлять ее платить. Но я попросила Лилию. Мы встретились утром в женском туалете. Она расстегнула маленькую розовую сумочку, вытащила оттуда еще одну розовую сумочку и открыла ее. Внутри были ее блеск для губ, золотая помада «глиммер» от Шанель (коронный цвет Ренни), водительское удостоверение, красный леденец на палочке и две кредитки.
Я сказала ей, что торговцы наркотиками не принимают карточки.
Было видно, что Лилии неловко. Она обещала заплатить мне позже, но я сказала, что пусть лучше купит мне блок сигарет или, может, что-нибудь для моей лодки. Но потом она начала жаловаться, что ее мама проверяет все ее траты, так что я велела ей забыть об этом и взяла деньги из накопленной за лето зарплаты. Неважно, шестьдесят баксов при оплате учебы в колледже погоды не сделают.
Когда Лилия зашла в туалетную кабинку, я открыла ее сумочку и взяла драгоценную помаду Ренни. Вот ведь показушница! Она, должно быть, половину зарплаты на нее потратила. Посвистывая себе под нос, я выбросила помаду в мусорную корзину.
Припаркованные на грузовой палубе машины мигают фарами и съезжают с парома. Я смотрю на выстроившихся на спуск пассажиров: мужчин в костюмах, уборщиц, людей в униформе супермаркетов. Дорожка освещается крошечными рождественскими гирляндами.
Кевина не видно. Я бешусь, но вот он сходит последним. На нем та же самая потертая джинсовая куртка, что и всегда. Думаю, он носит ее с тех пор, как был моего возраста. Кевин спускается вниз, останавливается на полпути, чтобы зажечь сигарету, потом идет дальше.
Я выпрямляюсь и иду к нему. Сначала он смотрит на мою грудь, а потом в лицо. Классический Кевин.
– Кэт? – спрашивает он, щурясь в темноте. – Это ты?
– Привет, – говорю я, засовывая руки в задние карманы. – Пэт меня прислал кое-что забрать.
– О, а он об этом знает? – Кевин зажимает сигарету между зубами и сухо смеется.
– Да, – улыбаюсь я, пытаясь скрыть, что нагло вру.
Пока Пэт принимал душ, я взяла его телефон и написала Кевину насчет наркотиков. Друзья Пэта, с которыми я тоже дружу, всегда к нему обращаются, в основном за травкой. Он каждую пятницу приезжает на остров, чтобы доставить товар клиентам. Несмотря на то что иногда Пэт разрешает мне курить вместе с ним, он убьет меня на месте, если узнает, что я сама позвонила Кевину ради кое-чего потяжелее.
– Пэт в гараже, с мотоциклом возится. Он решил сэкономить и купил подержанный стартер, а теперь не может завести эту штуку. Я сказала ему вернуть это дерьмо и купить новый, но ты же его знаешь. В общем, он прислал меня сюда, – говорю я жалобным, скучающим тоном. – Козел!
– С каких пор Пэт стал любителем экстази?
Я не понимаю: Кевин что-то подозревает или просто решил поболтать? В любом случае я пытаюсь соображать быстро, потому что Кевин прав: Пэт – укурок до мозга костей.
– Он наконец-то замутил с какой-то девчонкой, – говорю я. – Вот только она не очень сговорчивая. Так что… может, ему нужна помощь.
Кевин смеется так сильно, что начинает кашлять. Затем поднимает руки и сладко потягивается.
– Что ж, мой поставщик не смог найти обычный экстази. Так что я принес жидкий. Пожалуй, надо позвонить этому болвану и спросить, устроит ли его это.
Жидкий экстази? Я не знала, что такой бывает. Так Лилии будет даже проще подлить его Риву в напиток.
– Он действует так же, как обычный?
– Вообще-то, он сильнее, – Кевин тянется к телефону.
– Отлично. Уверена, Пэта это устроит!
Прежде чем Кевин успевает набрать номер, я быстро вытаскиваю деньги из кармана и протягиваю их ему.
Кевин меня останавливает.
– Не здесь, – рявкает он, оглядываясь через оба плеча. – Идем со мной.
Я кладу деньги обратно в карман и следую за Кевином в город, чувствуя себя довольно глупо. Мы подходим к ресторану «Галстук-Бабочка», где работает Ренни, и через черный вход проходим в кухню. Помещение наполнено всевозможными ресторанными звуками: моется посуда, гремят кастрюли и сковородки, официанты выкрикивают заказы. Я понимаю, что Кевин хочет заключить сделку здесь, где нас никто не увидит. Я снова тянусь к деньгам, но он отмахивается и спрашивает:
– Чем будешь себя травить, Китти-Кэт?
«Китти-Кэт»? Фу.
– Мне здесь никто не нальет.
– Многие бармены – мои клиенты. Все будет хорошо. Так что… дай угадаю, – он осматривает меня сверху вниз. – Ты из тех, кто предпочитает «Секс на пляже».
Я закатываю глаза и говорю:
– Виски.
Его лицо освещается.
– Никуда не уходи.
– Погоди, давай сначала завершим сделку. Мне надо вернуться к Пэту. Я не хочу, чтобы он с ума сходил.
– Составь мне сегодня компанию, пока я буду разносить товар, и я не расскажу твоему брату, что ты купила у меня экстази, пытаясь прикрыться его именем. – Кевин вздыхает и смотрит по сторонам. – Этот остров до смерти скучный. Не понимаю, как люди тут живут. Ну же, идем со мной. Ты младшая сестра моего друга, я тебя не трону. Слушай, я даже тебе пять баксов скидки сделаю. Ну же, Китти-Кэт! Или у тебя сегодня другие планы?
У меня нет никаких планов, но речь не об этом. Я просто хочу взять экстази и поскорее свалить домой, а не разносить наркотики вместе с Кевином. Но мне приходится согласиться: ради нашей команды, ради Мэри.
– Ладно, договорились.
Я жду, пока Кевин пройдет на кухню. Через несколько минут он выходит с двумя напитками: пивом – для него и виски – для меня. Стакан маленький, но коричневая жидкость налита до краев. Сомневаюсь, что это хороший виски, наверняка разбавленное дешевое пойло.
– Я люблю со льдом, – говорю я чисто из вредности.
Когда я беру стакан, виски переливается через край мне на пальцы. Я их облизываю.
Кевин ухмыляется уголком губ.
– Ты маленький дерзкий котенок, да?
От флирта с Кевином мне хочется блевануть, но я знаю, что должна ему подыгрывать, чтобы получить желаемое. Остальное неважно. Я в этом хороша. Я шиплю и делаю вид, что царапаю ему лицо своими когтями.
Я ожидаю, что Кевин сядет, чтобы выпить пиво, но он направляется к выходу из ресторана, пряча бутылку в рукаве джинсовой куртки.
– Следующая остановка – дом престарелых Джар Айленда.
Видимо, я делаю удивленное лицо, потому что он поясняет:
– У меня там полно пациентов с глаукомой, которым нужна травка.
Надо же, какое доброе дело: помогать больным старикам накуриться! Я бы даже сказала, благородное.
– Хорошо. – Я делаю глоток виски и ускоряю шаг. – Не будем заставлять бабушек и дедушек ждать.

Я тусуюсь с Кевином около двух часов, а затем провожаю его на паром. Остров как будто вымер. Мне нечем заняться, так что я решаю поехать в Мидлбери и заскочить к Мэри домой. История, которую она нам рассказала, не выходит у меня из головы. Бедняжка. Если честно, я удивлена, что у нее не развилось посттравматическое стрессовое расстройство или что-нибудь подобное.
Я паркую машину у дома Мэри и поднимаюсь по крыльцу. В гостиной горит тусклый свет и мерцает телевизор. Я нажимаю на кнопку звонка и жду.
Телевизор выключается, но к двери никто не подходит. Я снова звоню, затем перегибаюсь через перила и заглядываю в окно.
Дом кажется необитаемым, как будто его в спешке закрыли в конце лета. На полу валяется телескоп. На кресло накинута простыня. Повсюду стопки неоткрытых конвертов, рассортированных по равным кучкам, газеты, рекламные каталоги и около десятка больших черных мусорных мешков, набитых бог знает чем.
И вдруг мимо окна пробегает тетя Мэри, как будто пытаясь спрятаться. Я чувствую укол между лопаток и отскакиваю от окна. Перегнувшись через перила, я заглядываю в окно спальни Мэри. Свет был включен, но он мгновенно выключается.
Я с бешеной скоростью сбегаю с крыльца и возвращаюсь в машину.



Глава тридцатая
ЛИЛИЯ

Утром в понедельник, во время классного часа, мистер Пибоди раздает бланки для голосования за короля и королеву осеннего бала.
Ничего неожиданного. Список открывает Ренни, у которой, конечно же, все шансы, несмотря на то что она не проводила масштабных предвыборных кампаний. Она королева школы, как всегда и хотела. Затем идет мое имя. Любой, кто мог бы проголосовать за меня, проголосует за Ренни, даже моя сестра. Мелани Ренфро тоже есть в списке. Все считают ее шлюхой, так что она наверняка получит голоса от некоторых случайных парней. Кэрри Пирс, которая слишком увлечена театром и была номинирована лишь потому, что лю крайней мере, вслух: не осмелится. Эшлин получит много голосов, потому что она добра ко всем в их присутствии. Но она никогда и ни в чем не была лучше Ренни, до этого момента. Я искренне за нее рада. Наконец-то у нее будет шанс превзойти Ренни.
Я собираюсь проголосовать за Ренни, и она как раз поднимает руку.
– Да, мисс Хольц? – весело говорит мистер Пибоди, скрещивая руки на груди. Учителя любят Ренни, считают ее вулканом, сгустком энергии.
– Можно мне кое-что сказать, мистер Пибоди?
Ренни не ждет разрешения учителя. Она разворачивается на стуле лицом ко всему классу.
– Прежде чем все проголосуют, я просто хочу напомнить вам, ребята, что выборы короля и королевы осеннего бала – это не конкурс красоты, и дело не в популярности. Здесь главное – самоотдача, поддержание духа единства, искреннее желание сделать школу лучше.
Как будто планирование вечеринки, на которую приглашены только избранные, делает эту школу лучше. Боже, у нее все шито белыми нитками! Неужели все остальные не видят ее насквозь?
Ренни с напускной скромностью хлопает ресницами.
– Так что, ребята, пожалуйста, учитывайте это, когда будете голосовать.
Закончив речь, Ренни шепчет мне:
– Победа у меня в кармане.
– Ты заслуживаешь ее как никто другой, – шепчу я в ответ и показываю свой бланк, где я отметила ее имя.
Она сжимает мое колено.
– Ты лучшая, Лил!

Мои гольфы постоянно сползают вниз. Я хотела надеть спортивные штаны или легинсы, но Ренни настаивала на том, что гольфы – часть традиции в женском футболе. Ладно, но неужели нельзя было надеть их только на игру? Сегодня у нас всего лишь тренировка. Нет, нельзя.
Как всегда, женский футбольный матч проходит за день до осеннего бала. Выпускницы играют во флаг-футбол, а парни-выпускники одеваются как чирлидерши.
Как только стало известно, что Рив тренирует одну команду, а Алекс – другую, Ренни вызвалась быть капитаном команды Рива. Эшлин – второй капитан, и, подбрасывая монетку, она получила право сделать первый выбор. Я молилась, чтобы она выбрала меня, что она и сделала. Конечно, я ненавижу Алекса, но Рив мне просто отвратителен. Раньше я думала, что его наглость и раздутое эго показные. Ну не может быть человек настолько самовлюбленным. Но теперь я знаю, что все это правда. Мне интересно: он хотя бы ом мягкое наказание для такого чудовища.
На противоположной стороне поля Рив свистит в свисток. Потом закидывает голову назад и кричит: «Мы устроим кровавую бойню!». Он это обожает. Разумеется, их команда победит. Рив – король футбола, они с Ренни оба любят побеждать.
У Алекса даже нет свистка. В нашей команде мы просто бросаем друг другу мячи, причем чаще роняем их, чем ловим. Эшлин вскрикивает всякий раз, когда мяч пролетает мимо ее лица, а я даже не могу ухватить рукой эту штуку. Я не понимаю, почему мы не можем взять игрушечный мяч: кто-нибудь может пострадать.
– Девочки! – говорит Алекс, хлопая в ладоши. – Пробегите несколько кругов, чтобы разогреться, ладно? А потом мы разберем несколько комбинаций.
Некоторые девочки слушаются, но я игнорирую Алекса и снова бросаю мяч Эшлин. Он улетает очень далеко, и Эшлин бежит за ним.
– Прости! – кричу я.
Кто-то хлопает меня по плечу. Я оборачиваюсь: это Алекс.
– Чоу, мне надо с тобой поговорить. Отойдем на секунду?
Я едва могу на него смотреть. Вчера я видела, как они с Надей болтали у школы. И я чувствую себя довольно глупо из-за того, что хотела отказаться от плана с подменой футболки. Теперь я, наоборот, жалею, что мы не насолили Алексу еще больше. Но мой поезд ушел.
– Вообще-то, я тут пытаюсь тренироваться, – отвечаю я.
– Идем! – рявкает Алекс и отходит к трибунам.
Я жестом прошу Эшлин подождать. Пожав плечами, она присоединяется к бегущим вокруг поля девчонкам.
Я иду за Алексом к трибунам и скрещиваю руки на груди.
– Да, тренер? – говорю я так стервозно, как только могу.
Тихим нетерпеливым голосом он спрашивает:
– Что с тобой происходит?
Я смотрю на него. Я-то думала, он хочет накричать на меня за то, что я отказалась от пробежки.
– Ничего, тренер, – отвечаю я, радуясь про себя, что он заметил мою злость по отношению к нему. – Мне можно идти?
– Хватит называть меня тренером! Я думал, мы друзья, но в последнее время ты ведешь себя так, будто ненавидишь меня. Я ничего не понимаю.
Неужели Алекс действительно так глуп? Возможно, мне стоит промолчать, но я не могу сдержаться. Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что никто не подслушивает, и говорю:
– Ты хочешь, чтобы мы снова были друзьями? Я скажу тебе, как. Не звони моей сестре и вообще никогда больше с ней не разговаривай.
Алекс открывает рот, как будто хочет сказать что-то в свою защиту, но я продолжаю:
– Не приезжай к нам домой посреди ночи, не заставляй ее тайком выходить на улицу, не давай ей алкоголь на вечеринках и не…
– Ты все не так поняла! Я не давал ей алкоголя.
– Привет! Я нашла ее футболку. И я знаю, что в ту ночь она спала с тобой. Ей четырнадцать лет, ты, извращенец!
Алекс удивленно смотрит на меня, широко раскрыв рот. Затем он в бешенстве говорит:
– Извращенец? Ты бы сначала разобралась с фактами. Во-первых, я никогда не давал ей пить. Они с подружками тайком таскали ром и к тому времени, как я их поймал, она уже была пьяная в сопли. Пока ты развлекалась на какой-то другой вечеринке, я убирал за ней блевотину и следил, чтобы она не ушла домой и не попалась в таком виде твоим родителям! – Его адамово яблоко ходит вверх-вниз, кулаки сжаты. – Подруги ее бросили, так что ей пришлось остаться у меня. Я не спал всю ночь, чтобы убедиться, что она не захлебнется собственной рвотой. Всегда пожалуйста.
Я скрещиваю руки.
– Если это правда, тогда зачем ты возил ее в лес посреди ночи в первый учебный день? И не пытайся отрицать. Я видела, как ты привез ее домой.
– Потому что она позвонила мне в слезах! Она хотела удостовериться, что ты никогда не узнаешь, как она напилась той ночью. Она заставила меня пообещать ничего тебе не говорить. Вот насколько ей важно, что ты о ней думаешь. – Алекс нетерпеливо вздыхает, качая головой. – Я сказал ей, что ты имеешь полное право злиться, что я тоже буду за ней присматривать и что, если она еще раз при мне выпьет, я позабочусь о том, чтобы ты все узнала.
Я ничего не говорю, просто смотрю на поле, где бегают девчонки, и вся дрожу.
– Поверить не могу, что ты могла так обо мне подумать, Лилия. Мы с тобой с девятого класса друзья. Наши родители дружат. Надя мне почти как младшая сестра. Я бы никогда так с ней не поступил.
Алекс откидывает волосы с глаз. Теперь, когда солнце не такое яркое, как было летом, его волосы из белых превратились больше в медные и стали гораздо длиннее.
– Это вообще ненормально, – добавляет он.
– Прости.
Я не знаю, что еще сказать.
– Да ладно, забей.
Я чувствую внезапное желание признаться ему во всем, по-настоящему извиниться, так, как он этого заслуживает. Но не могу, потому что это касается не только меня, но и Кэт с Мэри. Я заставила их рисковать на пустом месте.
Я дрожу, потому что мне одновременно холодно и противно от того, что я сделала.
Алекс делает шаг мне навстречу, расстегивает свою ветровку, снимает ее и накидывает мне на плечи. Она пахнет свежевыстиранным бельем.
– Хорошо? – спрашивает он, стоя рядом со мной, так близко, что мы почти соприкасаемся. – Я не вынесу, если потеряю тебя.
Понизив голос, он добавляет:
– Ты многое для меня значишь, всегда значила и будешь значить.
Я открываю рот, чтобы ответить, но, прежде чем успеваю что-то произнести, он отходит от меня обратно к полю. На бегу он кричит:
– И не думай, что я освобождаю тебя от пробежки, Чоу!
Я бегу круг за кругом, потому что, если остановлюсь, мне придется начать думать о его словах и о том, что я почувствовала, когда он сказал это.

В четверг, в день игры, Пи-Джей удивляет меня контейнером, полным домашних печений с корицей. Я уверена, что их испекла его мама, потому что они аккуратно завернуты в восковую бумагу и невероятно мягкие и нежные, но я не против. Все, что Эшлин получает от Дерека, – это пачка покупного печенья с шоколадной крошкой, причем уже открытая. Но она все равно счастлива, потому что ей нравится Дерек и все, что он ей дает. Рив испек Ренни что-то вроде протеиновых батончиков. Они жесткие, как кирпичи, и похожи на навоз, но Ренни разыгрывает целый спектакль, съедая их за обедом.
На игру приходит куча народа, не столько, как на настоящий футбольный матч, но все равно много. Парни из команды облачаются в форму группы поддержки, надевают парики и скандируют кричалки. Выглядит это довольно забавно. Пи-Джей надел длинный черный парик и неуклюже пытается исполнить мое коронное движение: в прыжке коснуться носков руками.
Как я и предсказывала, побеждает команда Ренни и Рива. Ренни зарабатывает единственный тачдаун и ставит Терезе подножку, чтобы первой добраться до края поля. После игры Рив сажает Ренни на плечо и уносит со стадиона, крича так громко, что вот-вот охрипнет. Как будто они получили золотую олимпийскую медаль, не меньше.
Что ж, пусть радуются, пока могут, потому что очень скоро они проиграют, и по-крупному.



Глава тридцать первая
МЭРИ

По словам Лилии, мисс Кристи всегда держит свой кабинет закрытым. Десять минут и тридцать три секунды назад она зашла туда с ящиком бюллетеней. Дверь слегка приоткрыта. Семь минут и десять секунд она печатала что-то на компьютере. Я это знаю, потому что все время смотрела на висящие в коридоре часы. Я прислоняюсь к шкафчикам, а Кэт стоит у питьевого фонтанчика с телефоном в руках, делая вид, что с кем-то переписывается.
Ровно в четыре часа Лилия пролетает мимо нас с Кэт, ее собранные в хвост волосы качаются из стороны в сторону.
– Мисс Кристи! – зовет она отчаянно. – Скорее идемте со мной! У нас экстренная ситуация в женской раздевалке!
– Что случилось, Лилия? – спрашивает мисс Кристи, выходя из кабинета.
– Пожалуйста, скорее! – кричит Лилия, дергая мисс Кристи за руку. – Кажется, у одной из девятиклассниц нервный срыв! Она совершенно не в себе!
И они исчезают в коридоре.
Мы с Кэт улыбаемся друг другу и, быстро оглядевшись вокруг, проскальзываем внутрь. Я прислоняюсь к двери, а Кэт прямым шагом направляется к ящику с бюллетенями. Ее брат, Пэт, научил ее взламывать замки, когда она была маленькой. Все, что нужно, – кусочек алюминиевой банки от газировки. Мне это кажется невозможным, но Кэт открывает ящик почти за пять секунд и вываливает содержимое на рабочий стол мисс Кристи.
– Похоже, Рив победил и без нашей помощи, – ворчит Кэт, копаясь в бумажках.
– Неудивительно, – говорю я, – он самый красивый парень из всех выпускников.
Кэт одаривает меня странным взглядом, но это правда. Она открывает сумку и засовывает туда несколько листов: голоса за Ренни, как я понимаю. Теперь Ренни не сможет стоять на сцене вместе с Ривом. Сама виновата. Может, ей не стоило быть такой гадиной?
Я выглядываю в коридор. Лилия и мисс Кристи могут вернуться в любую минуту.
– Тебе еще долго? – шепчу я.
– Я пытаюсь все посчитать, чтобы убедиться, что у Эшлин достаточно голосов, – отвечает Кэт, не поднимая головы.
И тут я слышу, как в конце коридора Лилия громко и наигранно говорит:
– Надо же! Я решила, что она плачет, но, видимо, она просто смеялась.
– Кэт!
Кэт резко поднимает голову.
– Я еще не все посчитала!
Я мотаю головой.
– Надо прятаться!
Кэт засовывает бюллетени обратно в ящик и отчаянно смотрит по сторонам, пока не останавливает взгляд на шкафе со спортивным инвентарем. Она знаками показывает мне следовать за ней, но, когда она открывает дверь, мы видим, что шкаф слишком маленький для нас двоих.
Лилия продолжает верещать, но теперь уже прямо за дверью.
– Это так странно! А ведь до меня доходили слухи, что она себя режет или вроде того. Но, видимо, это ложь. Может, у нее просто случилась истерика, – Лилия нервно смеется. – Мы все сейчас немного не в себе, со всем этим стрессом из-за осеннего бала.
Я прячусь за открытой дверью кабинета и выглядываю в коридор через крошечную щель.
– Что ж, спасибо, что держишь меня в курсе, Лилия. Мне важно знать, что происходит в моей команде.
– Да, конечно!
– Может, ты хочешь рассказать мне что-нибудь еще?
Мы с Лилией встречаемся взглядами. Ее глаза становятся огромными. А затем на столе мисс Кристи звонит телефон.
– Мне надо ответить, – говорит она.
Мисс Кристи тянется к двери. Я вижу, как ее пальцы обхватывают ручку. Она собирается закрыть дверь, чтобы ответить на звонок в одиночестве. Если она это сделает, мне конец. Я задерживаю дыхание, забиваясь как можно дальше в угол, и закрываю глаза. Нас поймают, и это будет моя вина.
– Стойте! – кричит Лилия.
– Погоди, Лилия, – говорит мисс Кристи. – Сейчас я к тебе вернусь.
Вдруг мисс Кристи замолкает, и у меня чуть не останавливается сердце. Я открываю глаза. Но мисс Кристи меня не видит. Она кричит:
– Лилия! – и выбегает из кабинета.
Я снова выглядываю в щель. Лилия упала в обморок. Она лежит на полу посреди коридора. Мисс Кристи трясет ее, пытаясь привести в чувство. Лилия хлопает ресницами.
– Что-то я не очень хорошо себя чувствую, – шепчет она. – Можете отвести меня в медпункт?
Мисс Кристи мгновенно поднимает Лилию с пола, перебрасывая ее руку себе через плечо, и они уходят.
– Они ушли! – громко шепчу я Кэт.
Она выползает из шкафа.
– Еще чуть-чуть – и попались бы!
Я думаю, что Кэт вернется к подсчету бюллетеней, но вместо этого она выбегает в коридор. Я следую за ней.
– Пронесло! – вскрикивает Кэт, когда мы выходим.
– Я была уверена, что мисс Кристи меня увидела.
– Выходит, не увидела. – Кэт победно поднимает кулак в воздух. – Жаль, я не смогла лицезреть представление Лилии! «Что-то я не очень хорошо себя чувствую», – передразнивает она ее.
Я пытаюсь улыбнуться, но у меня такое чувство, будто что-то не так.
– Ты убедилась, что у Эшлин достаточно голосов для победы? – спрашиваю я.
Кэт от меня отмахивается.
– Я уверена, что все нормально. За нее было довольно много голосов, а я взяла у Ренни где-то двадцать, – Кэт засовывает обе руки в сумку и достает две большие охапки бюллетеней. – Все схвачено, поверь мне.



Глава тридцать вторая
ЛИЛИЯ

На табло круглыми светящимися огоньками отсчитываются последние секунды. Три, две, одна. Судья подбегает к чайке, нарисованной на отметке пятидесяти ярдов, и тянется к привязанному к ремню гудку. Я не слышу его из-за криков толпы.
Мы их размазали.
Джар Айленд – Тансетт – 38:03. Победа прямо перед осенним балом.
Рив уводит команду с футбольного поля, держа шлем высоко над головой. Он вспотел насквозь, волосы потемнели и завиваются. На трибунах много тренеров из колледжей, мужчин в куртках с эмблемами разных университетов, с папками и видеокамерами в руках. Некоторые из них гордо улыбаются, глядя на Рива, как будто он их сын.
Девчонки из группы поддержки радостно прыгают, обнимая друг друга. Я оглядываюсь в поисках Ренни. Она стоит рядом с Надей и треплет ее макушку. Это портит Наде прическу, но ей все равно. Затем Ренни делает несколько сальто назад. Я удивлена, что ее до сих пор не стошнило, потому что она скакала так всю игру. Ренни устроила такое шоу, как будто думала, что ей могут предложить стипендию как персональной чирлидерше Рива.
Я лениво трясу помпонами. На осенний бал всегда собирается огромная толпа. Здесь практически вся школа: учителя, родители, даже бывшие ученики. Все подхватывали наши кричалки и знали каждое слово школьного гимна.
Рив играл потрясающе. Идеальный пас за идеальным пасом. Один из них даже заработал нам тачдаун. Фанаты кричали и рвали глотки, скандируя его имя, но я молчала.
Я не знаю, была ли Мэри на игре. На трибунах я ее не видела. Но, ради ее же блага, я надеюсь, что она осталась дома.
Когда Пи-Джей проходит мимо меня, я хлопаю его по спине. Он даже не вспотел.
– Молодец, Пи-Джей! – говорю я и прыгаю, подгибая колени к груди.
Он улыбается и вскидывает кулак в воздух.
Алекс идет за ним следом. Пробегая мимо нашей скамейки, он поворачивается к нам так, что дальше бежит спиной вперед и, широко улыбаясь, кричит:
– Дамы, спасибо за отличную работу!
Улыбаясь, я ему киваю.
Надя кричит:
– Пожалуйста!
Ее подруги переглядываются и хихикают.
Несколько недель назад это испортило бы мне вечер. Но сейчас, после разговора с Алексом, я знаю, мне не о чем волноваться. Я верю ему. Он никогда не сделает того, что я просила его не делать. И в этом смысле я считаю, что моя месть принесла свои плоды. Мы вернулись к тому, как все было раньше, когда Алекс делал все, о чем я его попрошу. Только в этот раз я не буду этим пользоваться: у него ведь тоже есть чувства.
Парни собирают инвентарь и идут в раздевалку. Все, кроме Рива, которого мгновенно окружают тренеры из колледжей. Оркестр заканчивает играть гимн, и трибуны начинают пустеть. Некоторые девочки начинают складывать помпоны в большой мешок.
Увидев это, Ренни багровеет. Она подбегает к ним и кричит:
– Мы работаем, пока последний игрок не уйдет с поля!
Я не помню такого правила. Видимо, Эшлин – тоже, потому что она озадаченно пожимает плечами. К этому моменту на поле остается только Рив, и нам кажется странным продолжать его подбадривать, потому что он говорит с университетскими тренерами. Думаю, Ренни тоже это понимает, так как в итоге она вздыхает и велит девятиклассницам убрать плакаты и сложить инвентарь в багажник ее «джипа». Наде она поручает присматривать за ее ключами.

По дороге домой из Ренни фонтаном бьет энергия. Она ставит диск с чирлидерскими треками – ускоренными в несколько раз клубными хитами. Радио включено на полную громкость, и из-за басов колонки жужжат и вибрируют. Я убавляю звук.
– Потрясающая игра! Да, Лил?
– Определенно! – отвечаю я.
На секунду я боюсь, что в моем голосе недостаточно энтузиазма, поэтому весело добавляю:
– Завтра на танцах все будут в отличном настроении!
Ренни кивает.
– Пора начинать работать над новой хореографией для финальной игры. Мы не должны повторяться.
Затем она поворачивается к заднему сиденью, пытаясь найти свою сумочку. Мы чуть не съезжаем с дороги.
Клянусь, Ренни – худший водитель. Я кладу ее руку обратно на руль и говорю:
– Что тебе нужно? Я достану.
– Можешь позвонить Эш?
Могу. Я звоню Эшлин, ставлю ее на громкую связь и поднимаю телефон вверх.
Ренни говорит:
– Эй, Эш! Не знаю, как ты, но я сейчас та-а-ак взвинчена! Давайте что-нибудь сделаем?!
– Заходите ко мне! – предлагает Эшлин. – Наконец-то увидите мою новую сауну.
Мне нравится идея. Я несколько раз бывала в сауне, когда мама брала нас с Надей в спа. Было бы приятно расслабиться и немного развеяться: чем ближе завтрашний день, тем сильнее я нервничаю из-за нашего плана.
Я бросаю взгляд на часы на приборной доске Ренни: десять тридцать. Позже Мэри и Кэт зайдут ко мне, чтобы в последний раз все обсудить, и Кэт принесет с собой экстази. Но до этого еще много времени. Я сказала им прийти в два часа ночи, потому что к этому времени мама с Надей точно будут спать.
– Звучит отлично! – соглашаюсь я.
– Ура! – восклицает Ренни. – Эшлин, позвони Пи-Джею, Алексу и Дереку. А я позову Рива.
Эшлин хмуро говорит:
– Дерек не может прийти. У него семейные дела.
Я закрываю телефон рукой.
– Может, в этот раз обойдемся без парней?
Ренни смеется.
– Не волнуйся. Больше никакой бутылочки, обещаю. Пока, Эш!
Я вешаю трубку, и Ренни кивает мне подбородком.
– Теперь звони Риву!
Я нахожу его имя в своем списке контактов и нажимаю кнопку вызова.
Он отвечает после нескольких гудков.
– Привет, Чоу! – Похоже, Рив уже празднует. – Звонишь меня поздравить? Это мой счастливый вечер!
Прежде чем я успеваю ответить, Ренни убирает руку с руля, вырывает у меня телефон и визжит:
– Да здравствует Рив!

Полчаса спустя мы вшестером собираемся у Эшлин дома и пьем пиво в ее сауне. Папа Эшлин пристроил сауну к домику у бассейна. Это просторная комната, стены которой выложены широкими кедровыми досками. В стены встроены деревянные скамейки, а из большой стеклянной двери открывается вид на бассейн и джакузи. Внутри горит мягкий свет, и от тепла клонит в сон.
Эшлин в бикини. Она предлагает одолжить нам с Ренни свои купальники, но у Эшлин огромная грудь, так что нам обеим они не подходят. Поэтому я сижу в трусах и большой футболке, которую взяла у младшего брата Эшлин. Он всего лишь в седьмом классе, а ростом уже метр восемьдесят. Ренни же остается в одном нижнем белье. Она лежит на деревянной скамейке, закрыв глаза, как модель из мужского журнала.
Я знаю ребят уже много лет, но не осмелилась бы лежать перед ними в белье, как Ренни. От сухого жара у меня начинает болеть голова. Я делаю глоток пива и прикладываю бутылку ко лбу.
– Надо сказать тренеру, чтобы установил такую же штуку у нас в раздевалке, – говорит Рив. – Полезно для мышц.
Рив сидит в черных трусах-шортах, по его прессу стекают капли пота. Алекс и Пи-Джей расположились напротив него, в боксерах и с полотенцами на головах.
– Почему бы и нет? – улыбается Ренни. – Могу поспорить, ваш тренер сделает все, о чем ты его попросишь. Ты его звездный игрок, в конце концов! В этом году ты выведешь нас на соревнования штата!
Ренни издает победный клич, который эхом отскакивает от стен.
Пи-Джей прокашливается.
– Кхм! Не забывай про нападающего! Из каждых шести очков, набранных Ривом, я набираю седьмое. Так, Лил?
– Точно, – отвечаю я.
– Серьезно, Рив, – говорит Ренни. – Все университетские тренеры хотят заполучить тебя к себе. Как ты будешь решать, куда пойти?
– А вот как, – Рив ставит пиво на пол. – Во-первых, это должен быть престижный колледж с хорошей программой по коммуникациям. После этого я буду учитывать репутацию вечеринок. Потом местоположение, потому что я хочу туда, где тепло и солнечно. – Рив срывает полотенце с головы Алекса и заворачивает вокруг своей. – А на случай ничьи у меня есть специальный выпуск «Плейбоя» с рейтингом самых горячих студенток.
Я пожимаю плечами, скрещивая руки на груди.
– Хорошо, что все эти колледжи готовы пренебречь твоими оценками, – говорю я Риву, не в силах сдержаться. – В смысле, если бы не футбол, тебя бы вообще никуда не взяли, – добавляю я.
Пи-Джей смеется, Алекс – тоже.
Рив мгновенно отвечает:
– Жаль, что не все могут быть азиатами, да, Чоу?
В этот раз смеются все. Я делаю еще один глоток пива, довольно большой.
Мы еще какое-то время обсуждаем игру, и Ренни просит Рива пересказать всю игру, выделяя лучшие моменты. Я смотрю на бутылку пива у Ренни в руках, надеясь, что, допив его, она будет готова отвезти меня домой. Если я опоздаю, Кэт мне потом покоя не даст. К тому же у меня комендантский час.
У Пи-Джея на руках часы, которые пикают каждый час. К часу ночи я начинаю зевать через каждую минуту, иногда по-настоящему, а иногда специально. В этот раз – специально.
– Ты устала, Лилия? – спрашивает меня Алекс.
– Да, – говорю я.
А потом пытаюсь поймать взгляд Ренни. Но Эшлин встает и выливает ведро воды на горячие камни, отчего все помещение заполняется шипящим паром.
Алекс встает и потягивается.
– Я больше не могу выносить эту жару, – заявляет он.
– Тогда принеси мне еще пива! – отвечает Ренни, согнувшись в истерике.
– Тебе не стоит оставаться допоздна, – замечаю я. – Завтра великий день. Уставшие глаза тебе совсем ни к чему.
– Но я так расслабилась, – возражает Ренни, глядя на Рива. Она уже с трудом разговаривает.
– Ну же, – уговариваю я ее. – Идем, Рен. Я поведу.
Ренни корчит Риву рожицу и говорит:
– У нее что-то не так с ушами? Она меня не слышит? – Ренни смотрит на меня в упор. – Проверка! Проверка! Раз, два, три!
Мне хочется ее ударить.
– Я тебя отвезу, Лилия, – предлагает Алекс.
– Чудесно! – радуюсь я, открываю дверь сауны и выхожу наружу.
Ренни может делать что хочет. Какая мне разница? Я за нее не отвечаю. Так же как она не отвечает за меня.
Во дворе у Эшлин темно, ночной воздух приятно ласкает кожу.
Алекс выходит за мной следом. Я говорю ему:
– Погоди, я только оденусь.
Я забегаю в дом и переодеваюсь в форму группы поддержки.
Когда я возвращаюсь обратно, Ренни стоит рядом со своим «джипом», завернутая в полотенце.
– Я думала, ты хотела остаться, – говорю я.
Она открывает рот, чтобы ответить, но Рив зовет из сауны:
– Возвращайся, Рен! Линди отвезет ее домой. А я тебя позже подброшу.
Ренни переносит вес с ноги на ногу и смотрит в сторону сауны.
– Я, пожалуй, останусь. Увидимся завтра.
И затем она убегает, оставляя на асфальте следы от мокрых ног.
Я оборачиваюсь и вижу, что Алекс сидит в машине с выключенным светом. Я забираюсь внутрь.
– Спасибо, что вызвался меня подвезти. Не могу больше смотреть, как Ренни виснет на Риве.
Алекс пожимает плечами.
– Не заметил, чтобы он жаловался.
Он заводит машину и пристегивает меня.
– Конечно, нет. Он тешит свое эго. – Я кручу радио. – Ему наплевать, кто рядом с ним, пока девушка одержима им так же, как он сам собой.
Алекс ничего не отвечает, и я чувствую себя неловко. Может, я зашла слишком далеко?

Ровно в два часа ночи я спускаюсь вниз и открываю входную дверь. Кэт и Мэри уже здесь. Я поднимаю палец к губам и веду их в гостиную.
– Как прошла игра? – шепчет мне Мэри.
– Ничего особенного, – отвечаю я. – Мы выиграли.
Потом я спрашиваю Кэт:
– Ну что, достала?
Кэт ходит по гостиной, разглядывая фотографии на стенах. На одной мы с Надей в пасхальных платьях дома у бабушки. Вторая – семейный портрет, который мама заказала у знаменитого художника в Бостоне. Кэт видела их раньше, но, может, не помнит.
– Да, – говорит она, задержавшись на мамином портрете с котильона, – достала.
Она протягивает мне маленький стеклянный флакон.
– Что это? – Я думала, мы купили таблетки.
– Жидкий экстази. Он гораздо сильнее обычного.
Я откручиваю крышку. Жидкость внутри пузырька прозрачная. Я подношу его к носу и нюхаю, но раствор ничем не пахнет.
– Ты уверена, что тебя не обдурили?
Кэт злобно смотрит на меня.
– За кого ты меня принимаешь? Я разбираюсь в наркотиках, Лилия. Несколько капель в стакане Рива – и он отправится в космический трип. Эта штука начинает действовать через пятнадцать минут, так что ничего не подливай Риву, пока он не приедет в школу. Если он начнет сходить с ума в дороге, кто-нибудь из друзей может закрыть его в лимузине, чтобы он протрезвел.
– Как долго будет длиться эффект?
– Рив будет кататься на розовых слониках как минимум восемь часов, – фыркает Кэт. – Мэри, как только он начнет вести себя странно, найди кого-нибудь из учителей и заложи Рива. Я тоже буду начеку, чтобы, когда его трип будет в самом разгаре, все это заметили.
– Сеньор Тремонт – один из дежурных учителей, – сообщает Мэри. – Мы сегодня весь урок проходили испанские танцы.
– Прекрасно! – говорю я. – В прошлом году он чуть не завалил Рива по испанскому, потому что тот написал финальную работу по фильму «Три амиго». Тремонт его терпеть не может. – Я верчу пузырек в руках. – И я должна вам кое-что сказать.
– Что? Все нормально, Лилия? – спрашивает Мэри. – Пожалуйста, не волнуйся. Все будет хорошо.
– Дело не в этом, – говорю я, прикусывая губу.
Мне не хочется рассказывать им об Алексе. Теперь это не имеет никакого значения. Но я хочу быть с ними честной. Как сказала Мэри, между нами не должно быть секретов. Они имеют право знать.
– Я поговорила с Алексом. Похоже, вся история с моей сестрой была большим недопониманием.
Глаза Мэри округляются.
– Погоди, серьезно?
– Но я видела их в машине! – говорит Кэт.
– Да, но ты видела, как он целовал мою сестру? И, вообще, видела, чтобы они действительно что-то делали?
Кэт делает глубокий вдох.
– Нет. Думаю, нет.
– Алекс клянется, что у них ничего не было, и я ему верю. Может, это глупо, но я поверила. – Я опускаю глаза. – Мне очень жаль.
Кэт отмахивается от моего извинения.
– Что ж, ничего не попишешь. Теперь наша с Мэри очередь.
Мэри добавляет:
– К тому же ничего такого ужасного с Алексом не случилось. Лишь пара глупых шуток. – Она поворачивается ко мне. – Ты все еще в деле, да, Лилия?
Я крепко сжимаю в руке пузырек жидкого экстази. Это правда: мы не так уж и навредили Алексу. Это ничто по сравнению с тем, что мы запланировали для Рива и Ренни. У меня не остается сомнений в том, что эти двое заслужили наказание.
– Определенно.
– Отлично, детки! – говорит Кэт, проводя рукой по волосам. – Вот и все. Большой финал рядом! – Она поворачивается к Мэри. – Ты готова?
Мэри кивает.
– Не могу дождаться.
Она совсем не выглядит испуганной, лишь взволнованной. И Кэт – тоже. Мне, конечно, страшно, но я тоже воодушевлена.
Кэт и Мэри стали мне ближе, чем все мои остальные друзья. Мы втроем образуем круг. Теперь мы связаны друг с другом. Я это чувствую. И я чувствую в себе силу. Все обсуждения, усилия и устроенные розыгрыши привели нас сюда, к этому моменту.
Я открываю входную дверь, и Мэри весело спрыгивает по ступеням. Бежит по двору и берет велосипед, который спрятала в кустах.
Кэт секунду колеблется.
– И еще кое-что, – говорит она мне. – Когда будешь подмешивать экстази Риву в напиток, делай это так быстро, как только можешь. Не привлекай к себе внимание. Просто передай ему стакан и иди танцевать.
– Хорошо, – киваю я.
Внезапно Кэт меняется в лице. Ее губы сжимаются, и я вижу, что она смотрит на что-то за мной. Я оборачиваюсь. Надя стоит в одной футболке и держит стакан воды.
– Почему ты не спишь?
Я прячу руку за спину и поворачиваюсь к Кэт, надеясь, что она придумает какое-нибудь оправдание. Но она уже ушла. Я смотрю на Надю, сердце колотится в груди.
– Что здесь делала Кэт Де Брассио? – спрашивает меня Надя удивленно. Она выглядывает за дверь и смотрит на подъездную дорожку.
– Она… встречалась с Алексом этим летом, – говорю я, сжимая пузырек в ладони. – И до нее дошли странные слухи о том, что вы однажды спали вместе. Она пришла, чтобы тебе угрожать.
Лицо Нади бледнеет.
– Но мы никогда…
– Знаю. Не волнуйся. Я поставила ее на место и сказала, что ты никогда так не поступишь. Надеюсь, она мне поверила.
Надя отскакивает от открытой двери.
– Лилия! Что мне делать?
Я поспешно захлопываю дверь, чтобы придать истории драматизма.
– Никому не говори о том, что она приходила. Не давай ей причин с тобой разговаривать. Я могу защитить тебя в школе и дома, но не могу быть с тобой двадцать четыре часа в сутки. Так что просто держись от нее подальше, – говорю я, строго глядя на сестру. – Хорошо?
Надя кивает. Тихим голосом она говорит:
– Спасибо, что заступилась за меня.
– Ты моя сестра, – уверяю я ее, пряча глаза. – Я всегда буду за тебя заступаться.
Импульсивно Надя бросается ко мне и крепко обнимает, а затем поднимается наверх. Я запираю входную дверь, облегченно вздыхаю и следую за ней.
Мое платье для бала висит на двери спальни. Я вытаскиваю туфли и сумочку, которую взяла у мамы. Пузырек с экстази я прячу в маленький атласный кармашек, предназначенный для помады.
Затем выключаю свет и забираюсь в постель. Надеюсь, смогу быстро уснуть. Завтра великий день.



Глава тридцать третья
МЭРИ

Вся моя кровать завалена платьями. Я специально привезла их с собой на Джар Айленд и уже померила шесть, но ни одно не подходит для сегодняшнего вечера. Я меряю седьмое, кружевное белое платье с юбкой-кринолином, но оно выглядит по-детски, как слишком большой наряд для крестин. Сегодня я хочу быть красивой настолько, что, если бы я не была новенькой и не уезжала с острова, меня бы выбрали королевой бала.
Копаясь в куче платьев, я думаю: может, стоит попросить тетю Бэтт одолжить мне что-нибудь из ее гардероба или попробовать успеть съездить в этот бутик на Третьей улице в Уайт Хэвене? Платья там стоят около трехсот долларов, но я уверена, что мама согласится дать мне деньги ради такого случая. Я должна хорошо выглядеть, и не просто хорошо, сегодня я обязана выглядеть идеально. Несмотря на то что королевой бала станет Эшлин, сегодня мой вечер.
И тут, в самом низу, я вижу его. Не помню, чтобы покупала это платье: длинное, струящееся, жемчужно-розовое, на одно плечо, сшитое из множества слоев шифона. Я смотрю на бирку. Оно из того крутого бутика.
И затем я понимаю: тетя Бэтт! Я говорила ей, что иду на осенний бал. Она, должно быть, купила мне это платье в качестве сюрприза и спрятала в шкафу так, чтобы я его не нашла. Мне хочется заплакать.
Я отбрасываю белое кружевное платье и надеваю это. Сама я никогда не выбрала бы такой фасон. С трудом натягиваю платье через голову и надеюсь, что потом смогу его снять. Оно такое стильное и уникальное! И определенно довольно дорогое. Это заметно даже наощупь: ткань такая приятная, как будто меня обернули в сладкую вату.
Я медленно подхожу к зеркалу и почти не узнаю себя. Платье такое красивое! Более чем красивое. Идеальное.
Именно так я хочу выглядеть, когда Рив получит по заслугам.
Я выбегаю из комнаты, чтобы найти тетю Бэтт, поблагодарить ее и показать, как идеально сидит на мне платье. Ее нет в спальне и нет внизу, так что я заглядываю в ее художественную студию. Я еще не была здесь с тех пор, как вернулась. Это ее личное рабочее пространство, и она держит дверь закрытой, как всегда делала раньше, когда не хотела, чтобы ее беспокоили. Сегодня ее дверь слегка приоткрыта. Неизвестно, специально или ее просто открыло ветром.
Я не знаю, распустить волосы или собрать их в прическу. Тетя Бэтт может мне посоветовать. В любом случае я умираю от желания поблагодарить ее и крепко обнять.
– Тетя Бэтт! – зову я, взбегая вверх по ступеням.
Весь чердак завален картинами и бесконечными листами с набросками. Иногда тетя рисует одну сцену пятьдесят раз, пока не будет довольна результатом.
Крыша на чердаке сводчатая, и я должна идти строго по центру, чтобы не удариться головой. Мольберт тети Бэтт стоит в дальнем конце комнаты. Когда она рисует, окно всегда должно быть сзади. Рядом с мольбертом – стол, где тетя раскладывает краски и кисти. Разноцветные пятна блестят на палитре, еще мокрые и свежие. Я вижу тетины ноги, слышу звук ее кисти, стучащей по канве.
– Тетя Бэтт!
Она выглядывает из-за мольберта и смотрит на меня. Я кручусь вокруг своей оси.
– Мэри, ты прекрасно выглядишь!
– Спасибо! Мне очень нравится платье!
Тетя Бэтт кивает и улыбается.
– Я так рада, что ты наконец-то счастлива.
– Да! – говорю я. – Я правда счастлива.
Я возвращаюсь к себе в спальню и причесываюсь. Потом открываю шкатулку с украшениями, достаю кулон с ромашкой и надеваю его.

На двенадцатый день рождения я пригласила весь класс к себе домой, на Джар Айленд. В школе Монтессори было принято звать всех одноклассников, без исключения. Каждый год я праздновала свой день рождения на материке, потому что все ребята из класса жили там. Мы собирали гостей в боулинге, или в тире, или в пиццерии. Но в этом году я решила устроить тематическую вечеринку у себя дома.
Эта идея пришла мне в голову, когда мы с мамой зашли в книжный магазин на Главной улице, чтобы выбрать приглашения. Я увидела открытки в форме цирковых шатров, с красными и желтыми полосками, которые надо было отклеивать с крыши, чтобы прочитать информацию о вечеринке.
Я уже могла себе это представить. Вечеринка на тему ярмарки, где будут тир с мячами, баскетбольное кольцо, забавная еда вроде воздушной ваты или попкорна и, может быть, торт-муравейник. У нас огромный задний двор, так что места хватит. Сначала я сомневалась, не будет ли карнавальная тема слишком детской для седьмого класса, но потом решила, что мальчишки будут рады играм. Им захочется посоревноваться, кто сколько мячей забросит в кольцо, а девочкам понравятся призы. Мы заказали их в Интернете: плюшевые игрушки и фруктовые бальзамы для губ для девочек и бейсболки для мальчиков.
Папа выпилил дырки в листе фанеры, а мы с тетей Бэтт нарисовали вокруг них слона, жирафа и обезьяну, чтобы все просовывали туда головы и фотографировались. Родители взяли напрокат старую машину для попкорна и аппарат для воздушной ваты. Папа собирался приготовить хот-доги, а мама – сделать картофельный салат.
Несмотря на то что теперь все одноклассники меня ненавидели, я надеялась, что, если я устрою такую классную вечеринку, они изменят свое отношение.
Я сидела на обочине и смотрела на дорогу, ожидая, когда вернется мамина машина с гостями. Мама поехала к причалу, чтобы встретить ребят с материка. Они должны были приплыть на трехчасовом пароме. Было уже больше четырех, а значит, на Джар Айленде за это время остановилось уже три парома.
У меня сводило живот от ужасного предчувствия: никто не придет на мою вечеринку, даже Энн. Я подумала о маме, которая ждет в порту с табличкой в руках, которую мы вместе нарисовали. Там изображена стрелка с надписью «ЦИРК». Мне было невыносимо сидеть во дворе с папой и тетей Бэтт. Они продолжали возиться с украшениями и играми, которые мы заранее установили, чтобы скоротать время, и несколько раз предложили мне открыть их подарки, как будто от этого я почувствую себя лучше.
Около половины пятого к дому подъехала машина мамы Рива. Как только я его увидела, я подпрыгнула. Я уже несколько недель невзначай заговаривала с ним о своей вечеринке, рассказывала об играх, которые планирую установить, о призах и шоколадном торте, заказанном в кафе «Молочное утро». Я решила повесить баскетбольное кольцо только ради Рива, потому что знала, как он любит баскетбол. И попросила папу купить кольцо и повесить его на гараже.
Мама Рива припарковала машину. Я видела, что они спорят. В итоге Рив вышел и с силой захлопнул дверь.
– Привет, – сказал он небрежно. – Прости, что опоздал. Нам надо было сначала забросить братьев на игру.
– Ничего! – Я взяла его за руку и повела к дому. Я знала, что он не хочет здесь находиться, что мама, скорее всего, заставила его, но я все равно была очень рада, что он пришел.
Тетя Бэтт с папой стояли под баскетбольным кольцом и пили кофе. Увидев, что мы с Ривом идем по дорожке, они мгновенно засуетились. Тетя Бэтт включила стерео, и воздух наполнился цирковой музыкой. Отец схватил билетики для конкурсов и оторвал Риву большую полоску.
– Значит, никто больше не пришел? – поинтересовался Рив.
Я не ответила. Вместо этого повела его к столу с угощениями.
– Ты голоден? У нас есть хот-доги, сладкая вата, попкорн. Можешь брать все что хочешь.
Рив вздохнул.
– Пожалуй, я съем хот-дог.
Я сделала ему один.
– Тебе кетчуп или горчицу? – спросила я его.
– Кетчуп.
Примерно в это время вернулась мама. Одна. Она хмурилась, но, увидев Рива, просияла.
– Рив, я так рада, что ты смог прийти! – сказала она.
– Ой, вы знаете, я как раз сейчас слышал по радио, что на материке идет сильный дождь. Могу поспорить, все в школе решили, что вечеринка отменится, – сказал он. Его щеки горели.
Я посмотрела на него с благодарностью.
– Да, мам, видимо, в этом все дело.
А потом мой взгляд упал на коробочку в руках Рива. Я заметила ее в ту секунду, когда он вышел из машины. Маленькая белая коробочка, перевязанная розовой лентой. Должно быть, подарок для меня.
– Вот, – сказал он, протягивая мне коробочку, – с днем рождения.
Я не смогла утерпеть и начала открывать свой подарок прямо перед Ривом. Он наблюдал за процессом, заглядывая мне через плечо, вместо того чтобы есть свой хот-дог.
Внутри оказался кулон, эмалированная ромашка с желтым центром и белыми лепестками. Я никогда раньше не видела ничего прекраснее. У меня никак не получалось надеть его, потому что от волнения тряслись руки. Маме пришлось помочь мне с застежкой.
Рив выглядел взволнованным.
– Тебе нравится?
– Очень! – воскликнула я.

Несмотря на все то, что случилось потом, в тот день он был ко мне добр. Именно тогда, когда он был нужен мне больше всего, Рив был моим другом.
За эти годы кулон даже не запачкался и блестит как новый. Как бы печально это ни звучало, но, надев его снова, я чувствую себя счастливой. Такой же счастливой, какой была в тот момент, когда Рив подарил мне его на двенадцатый день рождения, однажды, очень давно.



Глава тридцать четвертая
ЛИЛИЯ

Мы с Ренни у меня дома, готовимся к танцам. Это наша традиция. Мама всегда разрешает нам оккупировать их с папой спальню. Когда мама помогала проектировать наш дом, она позаботилась, чтобы ей достались огромная хозяйская спальня и прикрепленный к ней гардероб с трехстворчатым зеркалом. Она также велела электрику установить несколько режимов освещения: дневной, офисный и ночной – чтобы всегда можно было убедиться, что прическа и макияж выглядят идеально.
У мамы тонны и тонны потрясающей одежды: от «Шанель», «Диора» и винтажного «Хальстона». Платья без бретелек длиной в пол, завязывающиеся на шее шелковые блузки, твидовые костюмы. Ничего такого, что я могла бы надеть в школу, но мама говорит, что поставит замок на двери гардероба, как только мне исполнится двадцать лет.
В комнате душно от нагретого фена и щипцов для завивки, так что я открываю дверь на балкон. Мама и миссис Хольц сидят во дворике внизу, с бокалами белого вина, и смотрят, как солнце садится на воду, окрашивая небо в розовый цвет. Миссис Хольц зажигает сигарету. У нас нет пепельниц, так что мама достает круглую свечку из стеклянного подсвечника, который ей прислали из Италии, и разрешает стряхивать в него пепел. Миссис Хольц и мама в очень хороших отношениях, но я не назвала бы их подругами.
– Лилия! – кричит Надя из ванной. – Можешь накрасить мне глаза? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Надя волнуется, потому что идет на бал не одна. Ее пригласил десятиклассник по имени Джеймс Мельник. Он маленького роста, но с виду довольно милый. Я спросила о нем Алекса, потому что они вместе играют в футбол, и тот сказал, что Джеймс – хороший парень. Но я все равно буду за ним приглядывать.
Я велю Наде сесть на столик рядом с раковиной. Затем крашу ей глаза как себе, черной подводкой, но делаю линию чуть тоньше, ведь она лишь в девятом классе. И наношу ей немного сиреневых теней, потому что у нее светлое, серебристо-фиолетовое платье. Оно выглядит так, будто сестру обернули атласной лентой.
– А помада? – спрашивает Надя, когда я наношу ей немного румян.
– Только блеск для губ, – отвечаю я, и Надя надувает губы. – Помада будет смотреться слишком пошло, – недовольно добавляю я.
Сестра смотрит на меня.
– Даже та, которая на тебе?
Я купила бледно-розовую помаду, специально под платье.
– Перебор! – повторяю я.
– Лил права, Надя! – кричит Ренни из гардероба. – Ты же не хочешь быть похожей на шлюху!
– Ладно, – вздыхает Надя, не до конца убежденная, и исчезает у себя в комнате.
Я в последний раз осматриваю свою прическу. Я собрала волосы в низкий пучок на боку. Некоторые пряди выпадают, так что я вставляю еще несколько шпилек и закрепляю все лаком для волос. Штрих розовой помады, розовые румяна и черная подводка. С этим нежным девичьим образом идеально сочетаются строгость моего черного платья и новые бледно-розовые туфли на каблуках. Со дня покупки я ходила в них дома, надевая на тонкие эластичные носки, надеясь достаточно их разносить.
Ренни крутится перед трехстворчатым зеркалом. Она шикарно выглядит в блестящем платье, дополненном широким металлическим браслетом, который ей одолжила моя мама, и ярко-красными губами. А вот ее прическа еще не готова. Ренни в который раз зачесывает волосы наверх, а затем распускает их, и они спадают по плечам.
– Рен, нам уже пора выходить, – тороплю ее я. Все встречаются у дома Эшлин, чтобы сделать фото.
– Черт, – ругается она, – не могу решить, сделать высокую прическу или распустить волосы.
Ренни вся красная от волнения. Она поднимает руки вверх и обмахивает подмышки.
– Помоги мне, Лил. Как думаешь, что Риву больше понравится?
– Иди сюда.
Ренни садится на один из маминых мягких стульев. Я встаю за ней и закручиваю кончики волос большими щипцами. Хочу спросить, чем они занимались с Ривом после того, как я уехала от Эшлин, но не решаюсь. Я закалываю часть ее волос заколками.
– Красиво!
Ренни встает и смотрит на себя в зеркало. Я встаю за ней и тоже смотрю. По-моему, прическа отлично подходит к платью, придавая ее образу нежности и контрастируя с блестками и показной пышностью. На секунду я боюсь, что ей не понравится. Но потом понимаю, что она на себя даже не смотрит. Она глядит на меня, на мое отражение.
– Лил! – говорит она, поворачиваясь ко мне лицом.
– Что? – отвечаю я взволнованно.
Ренни наклоняется ко мне и крепко меня обнимает. Затем отстраняется, смотрит мне в лицо и говорит:
– Я чувствую, что вся моя жизнь была бы другой, если бы мы не стали подругами. – В ее глазах блестят слезы.
– Рен, – говорю я.
Мне сложно дышать от осознания того, что с ней сегодня случится. Я убеждаю себя в том, что после того, как все закончится, Ренни изменится в лучшую сторону. Все получится так же, как вышло с Алексом. Мы все станем лучше.
Звонят в дверь. Надя кричит, чтобы я спустилась. Мы с Ренни хватаем туфли и сумочки и идем посмотреть, кто там. Надя берет белую коробку из рук курьера, пока мама подписывает форму доставки.
– Хм, – произносит мама, а потом оборачивается и заговорщицки улыбается миссис Хольц: – Что это может быть?
Миссис Хольц улыбается в ответ, но ее глаза остаются холодными.
Я вытаскиваю карточку из крошечного белого конверта. «Моим двум девочкам. Развлекитесь сегодня. С любовью, папа».
Надя разрывает коробку. Клянусь, когда дело касается подарков, она ведет себя как животное.
– Папа прислал нам бутоньерки! – кричит Надя, надевая свою на запястье. Это фиолетовая орхидея, и она идеально сочетается с платьем.
Я вытаскиваю свою бутоньерку из коробки и надеваю на руку, Ренни смотрит мне через плечо. Моя орхидея бледно-розовая.
– Как красиво, Лил! – говорит она тихим голосом. Я понимаю, что она завидует.
Оборачиваюсь и вижу, как Надя открывает мою сумочку. Я бегу к ней и кричу:
– Не лезь в мою сумку!
От неожиданности у Нади чуть не отваливается челюсть. Я буквально вырываю сумку у нее из рук и говорю:
– Я сказала: никакой помады!
У меня дрожат руки. Надя отшатывается.
– Прости.
Ренни странно на меня смотрит.
– Полегче, Лил.
Мама фотографирует нас с Надей с бутоньерками и отправляет фотографии папе по электронной почте. Потом за Надей приходит кавалер, чтобы вместе поехать к друзьям. Он тоже приносит ей бутоньерку, так что теперь у нее по цветку на каждом запястье. Разумеется, мама заставляет их позировать на крыльце. Надя берет своего спутника под руку и улыбается. Надев туфли на каблуках, она стала с ним одного роста.
После того как они уходят, мама с миссис Хольц отвозят нас домой к Эшлин на маминой машине. Арендованный нами лимузин уже там, припаркован у двери.
Пи-Джей, Рив и Алекс неловко стоят вместе, передавая по кругу пластиковую бутылку из-под воды, куда Пи-Джей налил водку. Они все в костюмах. Думаю, на Риве тот же пиджак, что он надевал на бал в девятом классе. Я помню этот угольно-серый цвет, к тому же пиджак мал ему в плечах. На Пи-Джее странные пластиковые солнцезащитные очки, которые он считает невероятно крутыми, несмотря на то что купил их в пляжном киоске за пять долларов и девяносто девять центов. Один только Алекс чувствует себя комфортно в костюме. На нем красивый черный пиджак, серый галстук и начищенные до блеска ботинки. Алекс часто ходит с родителями на мероприятия с дресс-кодом. Я это знаю, потому что его мама всегда пытается пригласить мою.
. Она подпрыгнула и поцеловала его в щеку. Как будто он сам ходил к флористу и мучился вопросом, будет ли эта роза сочетаться с туфлями его спутницы. Я уверена: бутоньерку выбрала его мама.
Эшлин выглядит замечательно. На ней короткое платье кремового цвета с завышенной талией и пышной шелковой юбкой. Оно удачно подчеркивает ее загар. Волосы закручены и собраны вверх, несколько прядей заплетено в тонкие косички. На ней светло-золотые туфли на застежках и довольно высоком каблуке.
Эшлин станет идеальной королевой осеннего бала. Я лишь надеюсь, что Рив не помешает ей насладиться моментом. Кэт сказала, что несколько больших капель экстази дадут нужный эффект, но, может быть, стоит капнуть всего одну. Я не хочу, чтобы Рива вырвало Эшлин на платье или случилось что-нибудь вроде того.
Мама Эшлин ведет нас к крыльцу. Когда мы выстраиваемся для фотографии, я оказываюсь рядом с Ривом. Какое-то мгновение он смотрит на меня, а затем отходит и встает в противоположной стороне группы, обнимая за плечи Ренни. Все раздвигаются, чтобы освободить им место.
Мы делаем несколько групповых фотографий. Потом Ренни кричит:
– Парочки!
Я спускаюсь с крыльца, и они с Ривом позируют вдвоем. Он обнимает ее за талию, а она закидывает голову назад, смеясь над чем-то, что он шепчет ей на ухо.
Миссис Линд выходит вперед со своей камерой и говорит:
– Лилия! Встань рядом с Алексом.
Я оборачиваюсь, Алекс краснеет.
– Мы не пара, мама, – говорит он.
Миссис Линд нацеливает на нас объектив.
– Я знаю, но вы двое так мило смотритесь вместе! Правда, Грейс?
Моя мама утвердительно кивает.
– Пришли мне потом эти снимки, Селеста.
– Конечно! – говорит миссис Линд, жестами веля нам встать рядом.
Алекс подходит ко мне, и мы улыбаемся на камеру.
– Чуть ближе, – командует миссис Линд. – Обними ее за плечи, Алекс.
Обнимая меня, Алекс вздыхает и говорит:
– Быстрее, мам! Нам уже скоро выезжать.
Он брызгает на себя одеколон. Обычно Алекс не пользуется парфюмом, но этот пахнет приятно: лавандой и древесиной.
Миссис Линд начинает щелкать затвором. Я улыбаюсь так натянуто, что губы вот-вот треснут. Мне уже хочется оказаться на танцах и поскорее выполнить свою часть плана.



Глава тридцать пятая
КЭТ

Я стою чуть поодаль, в стороне, там, где расставлены столы и стулья, и смотрю, как Лилия половником наливает пунш в два стакана у стойки с напитками. Она тянется к своей черной сумочке, поправляет помаду и – упс – абсолютно непринужденно капает в один из стаканов жидкость из пузырька. Все происходит так гладко и быстро, что, если бы я специально не наблюдала за ней как ястреб, ничего бы и не заметила.
Лилия возвращается обратно к столу, делая вид, что ищет Ренни, которая ушла в туалет.
– Где твоя девушка? – спрашивает она одиноко сидящего Рива. – Она просила меня принести ей пунш.
Рив выглядит так, будто его застали врасплох.
– Ренни не моя девушка.
– Что ж, она так не думает. Знаешь, тебе не стоит так вводить людей в заблуждение.
– Кто бы говорил! – Я вижу, как Рив оценивающе осматривает Лилию, а потом отводит взгляд в сторону. – Мы с Ренни братаны, только и всего.
– Алекс и Пи-Джей – твои братаны. С ними ты тоже целуешься?
Лилия все еще держит оба стакана, зажимая сумочку в подмышке. По плану она должна была просто предложить Риву пунш. Я не знаю, почему она до сих пор с ним разговаривает.
– Мы играли в бутылочку!
– Я говорю не о бутылочке и даже не о том вечере в «Галстуке-Бабочке», а о прошлой ночи.
– Тебе-то какое дело? – ухмыляется Рив.
– Она моя лучшая подруга, – мгновенно отвечает Лилия.
Я жду, когда она посмотрит на меня, чтобы подать ей сигнал сворачиваться. Этот разговор затянулся слишком надолго, и я начинаю бояться, что она может испугаться. Я не хочу этого признавать, но, наверное, часть меня испытает облегчение, совсем немного. Я знакома с Ривом так же долго, как и все остальные. Вся школа знает, как сильно ему нужна футбольная стипендия, как отчаянно он хочет убраться с острова, так же как и я.
Я задерживаю дыхание и смотрю, что будет делать Лилия. В дверях, в противоположной стороне зала, появляется Мэри. Она прекрасно выглядит в длинном розовом платье. Ее белые волосы волнами струятся по спине.
Похоже, Лилия тоже замечает Мэри, потому что наконец-то дает Риву стакан и говорит:
– Что ж, выпьем! За то, чтобы ты стал королем бала.
Рив выглядит удивленным, может, даже польщенным. Он берет стакан, торжественно поднимает его и опустошает одним глотком. Вытирая губы, он говорит:
– И тебе хорошего вечера, Чоу!
Я оборачиваюсь, надеясь, что Мэри это видела. Она мне подмигивает.
Лилия ничего не говорит. Она лишь делает еще один глоток из своего стакана, но выглядит взволнованной.
Удостоверившись, что дело сделано, я выхожу из спортзала и иду в женский туалет. Я уже выпила три стакана пунша.
В туалете я натыкаюсь на Ренни. Она стоит перед зеркалом в нелепом серебряном платье с блестками, которое едва прикрывает ее задницу, любуется своим отражением, надувая губы и широко раскрывая глаза. Я так хорошо знаю это выражение лица. Я тысячу раз видела, как она красуется перед зеркалом. На несколько секунд меня охватывает ностальгия, я переношусь в прошлое, в свою комнату, где мы вместе смешиваем блески для губ, чтобы добиться идеального оттенка красного, и учимся выщипывать брови.
Глаза Ренни злобно сверкают, и видение уходит.
– Ну надо же! – восклицает она. – Не могу поверить, что ты пришла! И без пары.
– Ну да. Как-никак это наш последний учебный год, – отвечаю я и больше ничего не говорю.
Ренни смотрит на меня с подозрением и уходит. Может, она искала новой ссоры, ожидала, что я снова грубо ей отвечу? Не волнуйся, Ренни. Все впереди. Я тебе отвечу! Отвечу так, как ты того заслуживаешь.

Я наливаю себе еще пунша, потому что он оказался чертовски хорошим, и вдруг чувствую чью-то руку у себя на плече. Я поворачиваюсь, думая, что это Мэри. Но это не она. Это Алекс. Он одет в черный костюм и, должна признать, выглядит очень сексуально.
– Привет, – говорю я.
Алекс изображает удивление.
– Ты меня помнишь? Это я, Алекс Линд! Парень, с которым ты не разговаривала с начала учебного года.
Я не могу сдержать улыбку.
– Ты был занят.
Он смеется.
– Я удивлен, что ты пришла.
Саркастическим тоном я отвечаю:
– Как я могла пропустить осенний бал? Это самый важный вечер нашей жизни!
Говорю это в шутку, но я действительно счастлива, потому что скучала по Алексу, сильнее, чем готова признать. Мне безумно приятно снова с ним разговаривать, как в былые времена.
Алекс улыбается.
– Хорошо выглядишь, Кэт.
– Да, знаю, – отвечаю я и улыбаюсь ему, чтобы мои слова не прозвучали слишком сухо.
На мне обтягивающее черное платье из эластичного материала, высокие черные ботинки и тонна макияжа. Когда папа увидел, как я выхожу из дома, он спросил: «Кэтрин, ты что, идешь в бар для байкеров?». Как будто на Джар Айленде есть такое заведение.
– А я? – спрашивает Алекс. Он говорит это в шутку, но я вижу, что ему действительно важно, что я думаю. – Как я выгляжу?
– Нормально, – отвечаю я.
Улыбка на его лице блекнет, и я добавляю:
– Ты хорошо выглядишь.
Его лицо становится серьезным.
– Кэт, я просто хочу, чтобы ты знала, без обид.
Что?
Он потирает затылок.
– Мне было очень хорошо с тобой этим летом и той ночью на яхте. Но я все понимаю: ты не была заинтересована. Может, не судьба, да?
– Да.
Я поражена. Я перестала общаться с Алексом лишь потому, что думала, что ему нравится Надя. Моя гордость не могла с этим смириться. Но теперь, когда я знаю, что дело не в этом, что у них с Надей никогда ничего не было, надеюсь, что у нас может что-нибудь получиться.
Алекс возвращается к столу, где сидят его друзья. Меня будто ударили в живот. Я говорю себе, что это из-за голода.
Подходит Мэри. Она не смотрит мне в глаза, а просто рассматривает еду.
– Возьми немного кукурузных чипсов, Мэри, – говорю я тихо, – или капкейк.
Она поднимает голову.
– Я слишком волнуюсь, чтобы есть. – Вижу, что она осматривается в поисках Рива. – Разве эффект уже не должен был проявиться?
Я внимательно разглядываю Мэри, ее худые запястья, выпирающие из-под платья ключицы. Теперь мне понятно, почему она никогда не ест. И в этом тоже виноват Рив. Да гори он в аду вместе с футбольной стипендией!
– Не волнуйся, – успокаиваю ее я, прикрывая рот чипсами, чтобы никто не видел, что мы разговариваем. – Должно начаться в любую минуту. Нам остается только сидеть и смотреть.
Мэри кивает и пытается улыбнуться.
– Я буду скучать по нашим тайным полуночным встречам.
– Ты издеваешься? Я постоянно засыпаю на первом уроке. Не могу допустить, чтобы это испортило мой средний балл.
Нет, если я хочу попасть в Оберлин следующей осенью.
– Просто надеюсь, что мы сможем найти способ оставаться подругами. – Мэри быстро моргает. – Кроме вас, у меня никого нет.
Я колеблюсь, не знаю, что ей ответить, потому что не знаю себя. Да, между нами с Лилией сейчас все хорошо, но не настолько, чтобы завтра утром взять и надеть тот кулон дружбы, который она мне подарила. Но Мэри смотрит на меня умоляющим взглядом, и я не хочу ее разочаровывать, поэтому говорю:
– Мэри, не волнуйся об этом сегодня. Давай просто насладимся зрелищем, ладно? Ты так долго этого ждала.
Мне приходится повышать голос из-за нарастающих аплодисментов. Я встаю на цыпочки и смотрю на танцпол. Там сформировался круг. Я улыбаюсь Мэри:
– Идем за мной.
Я веду ее в центр спортзала, к краю толпы, которая собралась вокруг Рива. Все хлопают и расступаются, чтобы дать ему место. Его лицо покраснело, рубашка пропитана потом, верхние пуговицы расстегнуты, галстук развязан. Рив танцует как угорелый, прыгает и дергается. Я не знаю, это действие экстази или Рив просто ведет себя как Рив.
Мы с Мэри переглядываемся.
Я понимаю, что дело точно в экстази, когда Рив начинает исполнять брейк-данс. Получается у него ужасно. Я хихикаю, а потом смеюсь в голос, когда вижу, что Ренни пытается присоединиться к нему, сексуально извиваясь, но ничего не получается, потому что движения Рива слишком дикие и резкие. Один раз он чуть ли не бьет ее по лицу. Ренни хватает Рива за галстук и притягивает ближе к себе, но он снимает галстук и оборачивает его вокруг головы. В таком виде Рив, пританцовывая, отходит от Ренни и хватает миссис Дамфи, учительницу химии, которой скоро исполнится сто лет. Она пытается вырваться, но Рив обнимает ее за шею и прыгает вверх-вниз. И эта старая карга резво прыгает вместе с ним! Возможно, в этот момент она получила больше впечатлений, чем за последние тридцать лет.
Диджей начинает выбрасывать в толпу реквизит: боа из перьев, пляжные мячи и прочую дешевку. Рив подбегает к пульту диджея, берет маракасы и, тряся ими над головой, бежит галопом по танцполу, как призовая лошадка. Клянусь, он трясет ими так сильно, что мне кажется, будто сейчас он сядет на шпагат и выбросит в зал конфетти.
Алекс, Пи-Джей и остальные друзья Рива, согнувшись пополам, умирают со смеху. Я смотрю на Мэри, но она выглядит расстроенной.
– Он строит из себя полного идиота, – грустно говорит она.
Не знаю, почему, но я чувствую, будто от нас что-то ускользает.
– Когда учителя его заметят? Может, надо позвать сеньора Тремонта?
Внезапно музыка останавливается, и зажигается свет. На сцене появляется мисс Кристи в красном платье. Странно видеть ее нарядной. Обычно на ней джинсовые шорты и козырек. Она говорит в микрофон:
– Я попрошу всех претендентов на звание короля и королевы осеннего бала Джар Айленда подняться на сцену!
Кандидаты выстраиваются в линию за мисс Кристи. Ренни повисает на Риве, будто едва может стоять на своих двенадцатисантиметровых шпильках. Она улыбается, будто кошка, сожравшая канарейку, и я вижу, что она на сто процентов уверена в своей победе. Ренни снимает галстук с головы Рива и завязывает его у него на шее. Конечно, она хочет, чтобы, став королем и королевой бала, они идеально выглядели на фотографии.
Я выпрямляюсь. Это мой момент. Я должна им насладиться.
Мисс Кристи представляет всех кандидатов, а затем радостно открывает конверт кремового цвета.
– Королем осеннего бала Джар Айленда становится… Рив Табатски!
Все кричат, аплодируют и топают ногами так, будто совершенно не ожидали подобного развития событий. Мисс Кристи надевает корону Риву на голову, но он снимает ее, поднимает вверх и танцует, размахивая руками, как будто держит светящиеся палочки на рейве. Затем крепко обнимает мисс Кристи и поднимает ее. Та высвобождается из его объятий, разглаживая платье, и выглядит немного ошеломленной. Откашлявшись, мисс Кристи объявляет:
– И твоя королева бала… Лилия Чоу!
О черт.
Я боюсь смотреть на Мэри. Я сказала ей, что все круто, что я убедилась в том, что у Эшлин достаточно голосов для победы. Если честно, я даже не подумала посчитать голоса за Лилию. Я видела, что за нее голосовали, но она утверждала, что не может конкурировать с Ренни, так что я об этом не беспокоилась. Проклятье.
Может, все будет хорошо. Ренни проиграла, Рив под кайфом. Все идет почти по плану.
У Ренни отваливается челюсть. Она даже не рассержена, а просто озадачена. Как будто уверена, что это какая-то ошибка. А бедная Лилия смотрит со сцены как испуганный олененок. Мисс Кристи надевает ей на голову тиару.
Рив подбегает к Лилии, хватает ее в охапку и почти что подбрасывает в воздух.
– Вот дерьмо! – говорю я.



Глава тридцать шестая
ЛИЛИЯ

Я не должна была стать королевой. Все должно было получиться совсем не так.
Эшлин радостно аплодирует. Она совсем не выглядит расстроенной, может, потому, что даже не рассчитывала на победу. Ренни стоит рядом с ней с потерянным выражением лица, наблюдая за происходящим грустным, пустым взглядом. Надя подбегает к краю сцены и скачет вверх-вниз, поздравляя меня и выкрикивая мое имя. Трясущейся рукой я тянусь к голове и ощупываю тиару.
Ни с того ни с сего Рив хватает меня, поднимает в воздух и кружит так, будто мы фигуристы. Я вырываюсь и прошу его поставить меня на пол, но все хлопают и кричат так громко, что он вряд ли меня слышит.
Остальные кандидаты на звания короля и королевы осеннего бала спускаются со сцены. Ренни уходит последней. Мы с Ривом остаемся вдвоем. Я ищу в толпе Кэт или Мэри, пытаясь понять, какого черта сейчас происходит, но вдруг приглушается свет и включается музыка. Медленный танец.
Рив крепко притягивает меня к себе. Я пытаюсь его оттолкнуть, создать пространство между нами, но он прижимается еще сильнее. Я смотрю ему в глаза. Его зрачки полностью расширены, он насквозь вспотел.
– Я голосовал за тебя, – говорит Рив.
Мне кажется, я его не расслышала, потому что он сам на себя непохож. Его голос далеко, как во сне.
– Почему ты так зла со мной, Чоу?
– Это не так, – оправдываюсь я.
Рив тянется к моему лицу, трогает мои волосы, и я отдергиваю голову от его руки.
– Твои волосы такие мягкие, очень-очень мягкие. Черт, не знаю, уместно ли такое говорить.
Рив разворачивает меня лицом к зрителям, и я вижу, что Алекс смотрит на нас из зала. Сжав челюсти, он не отрываясь наблюдает за нами.
Рив продолжает кружить меня, все быстрее и быстрее. Я наконец-то вижу Мэри, стоящую в толпе. Прикусив губу, она обнимает себя руками.
– Мое сердце бьется так быстро! – говорит Рив, тяжело дыша. Легкость ушла из его голоса, и на смену ей пришло нечто более тяжелое и вымученное, несмотря на то что он продолжает улыбаться.
Его сердце действительно сильно бьется, так, что я его слышу, чувствую через пиджак.
Я пытаюсь высвободиться. Глаза Рива слезятся, взгляд расфокусирован. Он меня пугает. Думаю, он даже не понимает, где находится и уж тем более с кем. Он держит меня так крепко, что тяжело дышать. Голова кружится. Я сейчас упаду в обморок, на этот раз по-настоящему.
– Ты расплываешься, – бормочет Рив, ощупывая мое лицо.
– Рив, – говорю я, – прекрати.
– Помнишь, ты спрашивала меня о нас с Ренни? Теперь я хочу спросить тебя. Как насчет вас с Линди? Кто вы друг другу?
– Мы друзья, – отвечаю я и тяжело сглатываю, – не более.
Я жду, что Рив грубо пошутит, как он обычно делает, когда речь заходит о нас с Алексом. Но не в этот раз. Сейчас он дрожащими пальцами приподнимает мой подбородок и целует меня, широко раскрыв рот, мокрыми теплыми губами. Я пытаюсь его оттолкнуть, но он крепко прижимает мой затылок к себе.
Я могу думать только о Ренни.
Она меня убьет.
Я изо всех сил отталкиваю Рива. Он делает пару неуверенных шагов назад, полностью потеряв равновесие, и я боюсь, что он может упасть со сцены. Диджей убавляет звук, и все в спортзале замолкают. Рив трясет головой, как будто пытается прийти в себя. Он снова направляется ко мне, но его руки и ноги, похоже, не слушаются приказов мозга.
– О нет! – стонет он.
Рив смотрит в толпу, как будто ищет кого-то, и подходит к краю сцены.
– Прости, – говорит он, закрывая рукой глаза от прожекторов. – Прости, Алекс.
Внезапно все тело Рива напрягается, краска сходит с его лица, и он тихо шепчет:
– Большое Яблоко!



Глава тридцать седьмая
МЭРИ

Большое Яблоко. Большое Яблоко. Большое Яблоко. Неважно, насколько хорошо я сегодня выгляжу. Можно намазать свинью помадой, но она все равно останется свиньей. Я – Большое Яблоко.
Я всегда буду Большим Яблоком.
На мне красивое вечернее платье, я вижу его своими глазами, но оно ощущается совсем иначе: как тяжелые, намокшие джинсы и грязная, покрытая гравием футболка. Я трогаю свои руки, потираю ладони. Руки выглядят нормально, но кожа кажется натянутой и тугой, как будто внутри я раздуваюсь до того веса, какой был у меня в двенадцать лет.
Внезапно все электричество в спортзале направляется на меня, как будто ко мне ведут сотни ручейков бензина, и кто-то зажег спичку. Любой, кто до меня дотронется, сгорит заживо. Шепот толпы перекрывается гудением электрических потоков. Лампы на потолке, удлинители и провода, тянущиеся к пульту диджея, сердцебиение стоящих вокруг меня людей – все это притягивается ко мне. Я магнит. Трясущимися руками я убираю волосы с лица. Каждый волосок – оголенный провод.
Он ошарашенно смотрит на меня, с недоверием, с отвращением. Я закрываю глаза, но свет слишком яркий. Во мне не остается ничего, кроме обжигающего белого света, который рвется наружу.
Открыв глаза, я вижу только искры.



Глава тридцать восьмая
ЛИЛИЯ

Каждая лампочка в спортзале лопается одновременно, и все на секунду погружается во тьму. Затем с потолка начинают сыпаться крошечные осколки стекла, желтые искры парят, как сотни светлячков. Из музыкальных колонок вырывается оглушительный скрип. Все кричат и бегут в укрытие. Повсюду короткое замыкание.
– Лилия!
Алекс пробирается через толпу к краю сцены. Он пытается добраться до меня.
Я почти добегаю до лестницы, когда вспоминаю о Риве. Он стоит на краю сцены и смотрит перед собой, трясясь всем телом.
Я возвращаюсь к нему.
– Идем! Надо убираться отсюда!
Я крепко хватаю Рива за лацканы пиджака и пытаюсь отодвинуть его с края сцены. Несмотря на то что я стою прямо перед ним, он меня не видит. Он где-то далеко. Я вижу это по его безжизненному, расфокусированному взгляду. Он высвобождается из моей хватки.
А потом я понимаю: у него судороги.
Он трясется сильнее и сильнее, так яростно, что я не могу его удержать.
– Хватит! – кричу я, падая на колени.
Рив валится со сцены на пол в бесформенную кучу. Его тело перекошено, нога неестественно подогнута. Он совсем не двигается, даже не моргает.
Кто-то громко кричит, затмевая все остальные голоса и звуки, так громко, что я не слышу ничего, кроме этого крика.



Глава тридцать девятая
КЭТ

Сначала я даже не понимаю, что это. Этот звук – он настолько оглушительный и пронзительный, что мне приходится прикрыть уши. Но я все равно его слышу. Звук такой громкий, как будто он у меня в голове.
Потом я понимаю: это Мэри. Наша тихая, скромная Мэри кричит так сильно, что ушам больно. Я кручусь на месте, пытаясь ее найти, но в зале слишком темно и очень много народа.
Начинается паника. Девчонки визжат, парни кричат, а учителя умоляют всех сохранять спокойствие и направляться к ближайшему выходу. Я тяжело дышу, пробираясь через толпу, и размахиваю локтями, пытаясь добраться до двери. Под моими ботинками трещат осколки стекла. В спортзале пахнет гарью, от лопнувших лампочек летят искры.
Почти у выхода я оборачиваюсь и вижу Лилию. Она стоит на коленях на краю сцены и смотрит вниз.
– Вызовите скорую! – кричит она снова и снова.
Наконец-то я выбираюсь наружу и делаю большой глоток воздуха. Он кажется резким и холодным. Те, кто выбежал раньше меня, обнимают друг друга и звонят по телефону. Сирена скорой помощи раздается все ближе и ближе.
Лишь тогда я чувствую покалывание на лбу, прямо по линии волос. Я осторожно дотрагиваюсь до лица и ощущаю что-то жидкое и теплое. Кончики пальцев становятся красными. Разлетевшиеся осколки стекла. Дело не только в Риве. Другие тоже могли пострадать, и сильно.
С Лилией вроде все было хорошо, но я еще не видела Мэри. Горло сжимается – я понимаю, что она могла застрять в спортзале.
Черт.
– Мэри! – кричу я и бегу назад. – Мэри!
Сеньор Тремонт поднимает руку, пытаясь меня остановить.
– Туда нельзя, Кэт!
– Но там моя подруга!
Он не слушает меня, управляя потоком учеников и веля ребятам отойти подальше от здания. В нескольких метрах от него мисс Кристи расчищает пространство и пытается понять, кто из учеников пострадал.
Приезжает машина скорой помощи с сиреной и мигалками. Медики забегают в спортзал и через несколько минут вытаскивают Рива на носилках.
Я не вижу, чтобы он двигался.
Девчонки плачут. Девчонки, которые едва его знали. Я знаю его достаточно. Знаю, что у него аллергия на моллюсков, что у него шрам на левом плече после того, как он упал с дерева, что он плакал неделю, когда его кот сбежал из дома. Я знаю его, и это я во всем виновата. Я заварила эту кашу.
Ренни проталкивается через толпу. Она в истерике, пытается залезть в машину скорой помощи вместе с Ривом, но медики ей не разрешают. Она падает на землю и плачет.
Рив очень сильно пострадал.
Я не позволяю себе думать об этом. Я не стану, потому что этого не может быть. Мы дали ему совсем немного экстази. Не такой уж это и тяжелый наркотик. Он предназначен для вечеринок. Так какого черта с ним случилось? Что там произошло?

Я моргаю.
Увидев Ренни на земле, Лилия отпускает руку Алекса, подбегает к ней и помогает встать. Они крепко обнимаются и плачут. Алекс с кем-то говорит по телефону.
Скорая уезжает, сирены снова гудят. Все стоят, разбившись на группы, но футболисты начинают суетиться. Они запрыгивают в машины и караваном уезжают с парковки.
К обочине на полной скорости подъезжает лимузин. Алекс разговаривает с высунувшимся из окна водителем, а затем жестами подзывает девчонок. Эшлин тоже здесь, держит Надю за руку. Они забираются внутрь, и лимузин уезжает.
Я поворачиваюсь к школе и вижу Мэри. Спотыкаясь, она выходит из дверей, белая как полотно.
– Мэри! – кричу я. Она поворачивает голову, но не видит меня. – Мэри!



Глава сороковая
МЭРИ

Все крутится, как будто я на очень быстрой карусели. Вокруг слишком много людей, страшно шумно. Все наэлектризовано. Я шагаю, двигаюсь без цели и направления, просто поддавшись толпе. Я как будто в трансе. Хочу остановиться и прислоняюсь к стене.
Вдруг передо мной появляется Кэт, и все перестает кружиться.
Я вижу струйку крови, стекающую по ее лицу. Ей я тоже сделала больно.
– С тобой все нормально, Мэри?
Я начинаю дрожать.
Один-два раза все происходящее можно было назвать совпадением. Но пора смириться с правдой. Это не ветер закрыл в тот день шкафчики. Ренни не просто оступилась и упала с пирамиды. И сегодня – взорвавшиеся лампочки, вспышка электричества.
Это была я.
Кэт торопливо говорит:
– Давай уйдем отсюда.
Она пытается взять меня за руку, но я отшатываюсь. Нет, я не пойду. Я никуда не пойду. Я никуда не пойду, пока не узнаю, что с Ривом. Я вижу, что Кэт теряет терпение.
– Мэри, нам надо идти. Сейчас же!
– Это я виновата, Кэт. Это я сделала.
– Брось, Мэри. Это случайность. У Рива, видимо, аллергия.
Я сжимаю губы и борюсь со слезами.
– У тебя кровь. Ты тоже из-за меня пострадала.
Кэт мотает головой.
– Ты серьезно? Мэри, случился скачок напряжения или что-то вроде того, неважно. Пожалуйста, я тебя умоляю, давай просто уберемся отсюда, ладно? Нам надо залечь на дно и связаться с Лилией.
– Я не хотела ему навредить!
Я произношу эти слова и больше не могу сдерживать слезы. Я плачу, как будто мое сердце разлетелось на осколки. Так оно и есть.
– Он мертв? – спрашиваю я, и мой голос ломается. – Да?
Кэт не отвечает, и я падаю на колени, обхватив голову руками.
Сегодня Рив может умереть.
И мне хочется умереть вместе с ним.



Глава сорок первая
ЛИЛИЯ

Больничная комната ожидания забита людьми. Похоже, все, кто был на балу, теперь здесь. Парни в основном расположились на полу или подпирают стены, а девочки устроились на стульях и диванах. Я сижу на диване, зажатая между Ренни и Алексом. Ренни положила голову на плечо Эшлин и наконец-то перестала плакать. Я хочу плакать, но не могу. У меня нет права. Я виновата в том, что произошло. Это я подмешала экстази ему в пунш.
Когда приезжают родители Рива, я не могу даже смотреть на них. Эш шепчет мне:
– Мистер Табатски плачет.
Я просто опускаю голову и смотрю в пол. Миссис Табатски в домашних тапочках. Ренни вскакивает и протягивает ей бумажные платки. Они долго обнимаются.
Алекс тихо говорит мне:
– С ним все будет хорошо.
Это не утешает, потому что Алекс не может знать наверняка. Никто не может знать. Говорят, состояние Рива стабильно, но врачи сейчас проверяют его мозг и сердце, чтобы понять, что вызвало приступ. У Рива сломана нога, но врачи еще не знают, не привело ли падение к повреждению позвоночника. Рив. Рив, квотербек. Рив, который любит танцевать, валять дурака и плавать, больше не сможет ходить? Невозможно себе это представить.
Я изо всех сил молюсь о том, чтобы врачи не стали проводить тест на наркотики. Знаю, что мы затеяли все это для того, чтобы Рива выгнали из команды. Но вдруг начнется расследование? Вдруг каким-то образом станет известно, что за всем этим стоим мы с Кэт и Мэри? Что тогда с нами случится? Мне жаль, что их сейчас нет рядом.
Алекс встает, чтобы принести родителям Рива кофе, а Ренни резко садится.
– Лил, что Рив говорил тебе на сцене?
– Когда? – спрашиваю я, избегая встречаться с ней взглядом.
– Перед тем как тебя поцеловать, – сухо отвечает она.
Я чувствую, как вспыхивают щеки.
– Ничего. Не знаю. Он нес какой-то бред.
– Я смотрела на вас, и все выглядело так, будто ты ответила на его поцелуй.
– Нет, не ответила. Он практически напал на меня, – я понижаю голос. – Он не понимал, что делает, Рен. Скорее всего, он слишком много выпил.
Ренни кивает.
– Да, он явно был не в себе, – она кусает ноготь. – Но ты знаешь, что я к нему испытываю.
– Клянусь, Ренни, я не целовала его в ответ. Я не знаю, что еще ты хочешь от меня услышать.
Ренни прикусывает губу и кивает. По ее щеке скатывается несколько слезинок. Она смахивает их и садится рядом с братьями Рива. Я встаю и иду к автомату с газировкой. Хочу включить телефон и убедиться, что с Кэт и Мэри все хорошо, но в больнице запрещено пользоваться сотовыми. Видимо, придется ждать, пока мне не удастся ускользнуть.
Что же мы теперь будем делать?



Глава сорок вторая
КЭТ

Мы сидим на причале, рядом с моей лодкой. Мэри снова затихла. Она не сказала ни слова с тех пор, как мне наконец-то удалось посадить ее к себе в машину. Она лишь плачет время от времени. Я сажусь рядом с ней и вытаскиваю осколки стекла из подошвы ботинок.
Около полуночи мне приходит сообщение. Это Лилия. «Где ты?»
Я отвечаю, что мы у моей лодки и чтобы она срочно приехала сюда. Я понятия не имею, что делать с Мэри. У нее нервный срыв? Мне следует отвезти ее в больницу или еще куда-нибудь? Она не ранена, порезов нет, но выражение ее лица меня пугает.
Двадцать минут спустя Лилия подбегает к пристани. Она запыхалась. Я встаю.
– Как он?
Лилия начинает плакать.
– Он в реанимации. – Она садится, обхватив колени руками. Ее прическа совсем растрепалась. – Как все могло настолько выйти из-под контроля?
Я смотрю в сторону.
– Это я виновата. Думала, что вытащила достаточно голосов.
Мэри вытирает нос рукой.
Лилия холодно говорит:
– Это я дала Риву наркотики. Я лишила Ренни титула королевы бала. Это я во всем виновата.
– Не волнуйся, – перебиваю я, – никто тебя не заподозрит.
Лилия смотрит на воду.
– Я даже не знаю, что думать. Рив может остаться парализованным.
Мэри издает тихий стон.
– Он не парализован, – заявляю я так уверенно, как только могу. – Поверь мне, Лил.
– Ты его не видела. Ты не знаешь. – Лилия качает головой, слезы бегут у нее по щекам. – Мне надо домой. Мама наверняка меня ждет.
Я хочу сказать: «Подожди! Может, сначала договоримся, что будем всем рассказывать?». Но потом Мэри наконец-то подает голос.
– Это я во всем виновата, – говорит она.
Лилия вздыхает и снова качает головой. Вытирая лицо, она говорит:
– Ты не виновата.
Мэри дрожит, свернувшись в клубок.
– Виновата, – настаивает она, глядя мне в глаза. – Я знаю, что виновата.
Я достаю зажигалку из сумочки и прикуриваю сигарету. Затягиваясь, говорю:
– Мы все одинаково виноваты. – Я делаю еще одну затяжку, чтобы дым разошелся по всему телу. – Я только надеюсь, что это сойдет нам с рук.



БЛАГОДАРНОСТИ

Выпускникам старшей школы Джар Айленда 2012 года.

КОРОЛЕВЕ БАЛА: Зарин Джеффри
КОРОЛЮ БАЛА: Джастину Чанде
СТАРОСТЕ КЛАССА: Кэролин Рейди
ЗАМЕСТИТЕЛЮ СТАРОСТЫ: Джону Андерсону
АВТОРУ ВЫПУСКНОЙ РЕЧИ: Энн Зафиан
ПРЕЗИДЕНТУ НАЦИОНАЛЬНОГО ПОЧЕТНОГО ОБЩЕСТВА: Джулии Макгвайр
САМОМУ ОБСУЖДАЕМОМУ: Полу Крайтону
ШКОЛЬНОМУ ХОРУ: Лидии Финн, Николь Руссо
КАПИТАНУ ГРУППЫ ПОДДЕРЖКИ: Крисси Но
КОМИТЕТУ ВЫПУСКНОГО БАЛА: Эльке Вилья, Мишель Фадлалья
РЕДАКТОРУ ШКОЛЬНОЙ ГАЗЕТЫ: Люсиль Реттино
КЛАССНОМУ ФОТОГРАФУ: Анне Вольф
САМОЙ АРТИСТИЧНОЙ: Люси Камминс
РЕДАКТОРУ ШКОЛЬНОГО ЕЖЕГОДНИКА: Ванессе Карсон
РЕДАКТОРУ ЛИТЕРАТУРНОГО ЖУРНАЛА: Катрине Грувер



БЛАГОДАРНОСТИ

БУДУЩИМ БИЗНЕС-ЛИДЕРАМ АМЕРИКИ: Мэри Маррота, Кристине Пекорале, Джиму Конлину, Мэри Фария, Терезе Брамм
ДУШЕ ВСЕЙ ШКОЛЫ: Эмили Ван Бик
ПРЕЗИДЕНТУ КЛУБА «МОДЕЛИРОВАНИЕ ООН»: Молли Джаффе
КАПИТАНУ ДИСКУССИОННОГО КЛУБА: Джите Фумич
ОБРЕЧЕННОМУ НА УСПЕХ: Райли Гриффину




          See more books in http://www.e-reading-lib.com