Book: Интересное повествование
ОригиналЪ сей книги изданъ вЪ Лондонѣ вЪ 1789 году подЪ названіемЪ: the interefting narrative of Oloudah Equiano so Guftavus-Vafsa the African. Writeby himfelf. g. и столько понравился публикѣ, чmo для у довольствованія любопытства оной принуждено было три раза издавать вЪ теченіи одного года. 1790 года, переведенъ оной вЪ Роттердамѣ на Голландской, а 1792 появилось сіе сомнѣніе вЪ Геттингенѣ и на Нѣмецкомъ языкѣ.
Все сіе служитъ довольнымъ одобреніемъ той книги, которыя Сочинитель былъ бѣдной Негръ большую часть своей жизни занимавшейся другими вещами, нежели перомъ. Его рукаводима была одною только истинною, обнаженною отЪ всѣхъ притворныхъ красотъ, и ни мало непокровенною украшенія ми воображенія! и для того нѣтъ ни малѣйшей нужды вЪ предварительныхъ похвалахъ, предъ осами публики ничего незначащихъ.
ЧтожЪ касается до сего перевода, то оной, хотя мало совершенствъ въ себѣ заключаетЪ, однакожъ ПереводчикЪ надѣется, сто всѣ сіи недостатки, будутъ прикрыты благосклонностію и нестоль строгимъ сужденіемъ онаго. Желаніе, доставить соотечестсвенникамЪ полезное времяпрепровожденіе, и чтобЪ часы, остающіеся свободными отЪ должности, протекали не всуе, было побудительнѣйшею причиною кЪ воспріятію сего труда.
Оглавленіе первой части.
I. Извѣстіе объ отечествѣ сочинителя; нравы и обыкновенія его соотечественниковъ; судопроизводство; правленіе; свадебные обряды и публичныя увеселенія; образъ жизни; одежда; рукодѣлія; жилища; промыслЪ; земледѣліе; война и религія; суевѣріе; обряды при погребеніи жрецовъ или волхвовъ. Достойной примѣчанія способъ открывать виновника случившагося отравленія. Нѣкоторыя разсужденія сочинителя о первоначальномъ произхожденiи его соотечественниковъ, сЪ присовокупленіемъ мнѣній о семъ же предметѣ различныхъ ученыхъ.
II. Рожденіе и воспитаніе сочинителя; похищеніе его вмѣстѣ сЪ сестрою его; разлученіе; опять другъ друга находятЪ; вторичная, и притомъ навсегда, разлука. Извѣстіе о странахъ и приключеніяхЪ, сопровождающихъ сочинителя до морскаго берега: содроганіе, какое онЪ почувствовалъ, увидѣвши дѣйствіе, произведенное при видѣ одного корабля, наполненнаго невольниками; отправле его вЪ Вест-Индію; опасность кораблекрушенія; прибытіе вЪ БарбадоссЪ, гдѣ грузъ онаго продается.
III. Издатель отправляется вЪ Виргинію; печальное состояніе онаго; изумленіе при видѣ картины и часовъ. ОнЪ купленъ Капитаномъ Паскалемъ, и предпринимаетъ путешествіе вЪ Англію; несчастіе, предстоящее ему на семъ пути; прибытіе вЪ Англію; посылается вЪ Гвернзей, и вступаетъ по нѣкоторомъ времени сЪ своимъ господиномъ на одинъ военной корабль; извѣстіе о взятіи Ловисбурга АдмираломЪ БоскавенЪ 1758 года.
IV. Издатель воспринимаетъ крещеніе; находится вЪ опасности утонуть; отправляется вЪ походъ вЪ Среземное море; различные случаи, встрѣтившіеся сЪ нимЪ; онЪ былЪ свидѣтелемъ одного сраженія между нѣкоторыми Аглинскими и французскими кораблями; обстоятельное извѣстіе о славномъ сраженіе между Адмираломъ ГоскавенЪ и Г. КлуемЪ при мысѣ ЛогасЪ, вЪ Августѣ 1739 года; Французской корабль взрывается на воздухъ; издатель отправляется вЪ Англію; его господинъ получаетъ начальство надЪ однимъ брандеромЪ; посылается вЪ островъ Беллеиль; разсказываетъ несчастія, встрѣтившіяся его кораблю; какимъ образомъ, при осадѣ и высаживаніи войска на берегЪ поступала ли; бѣдствіе и нужда издателевы, но отЪ коихъ онЪ себя благополучно освобождаетъ; приключенія на французскомъ берегу; достопамятной примѣръ похищенія людей; издатель отправляется обратно вЪ Англію; слышитъ, что воспослѣдуетъ миръ и ожидаетъ полученія вольности; его корабль отправляется вЪ ДептфортЪ для полученія жалованья для матросовъ; во вЪ то самое время нечаяннымъ образомъ нападается отЪ своего господина, сЪ насиліемъ отводится на одно Вест-Индское судно и продается.
V. Размышленія Издателевы о своемъ положеніи; будучи обманутъ обѣщаніемъ быть освобожденнымъ и полнЪ отчаянія, отплываетъ вЪ Вест-Индію; прибываетъ вЪ МонтсерратЪ и перепродается Г. Кингу; различные достопамятные примѣры тираніи, жестокости и угнѣтенія, производимыхъ надъ невольниками вЪ Вест-Индіи, которымъ Издатель во время своего невольничества сЪ 1763 до 1756 года очевиднымъ свидѣтелемъ былъ; разсужденія о плантаціяхъ.
VI. Нѣкоторое извѣстіе о сѣрной горѣ вЪ Монтсерратѣ; издатель двумя землетрясеніями устрашенъ; благосклонное премѣненіе положенія издателева; онЪ начинаетъ торговать; счастіе и несчастiе во время торгу его на островахъ и въ Америкѣ, и обманы бѣлыхъ, холмъ онЪ подверженъ былъ; удивительное исключеніе ко вреду невольниковъ; опасность отЪ вихрей вЪ Вест-Индіи; достопамятной примѣръ, какъ одинъ свободной Мулатъ невольникомъ учиненъ; издатель вЪ Саванагѣ отЪ Доктора Перкина до полу-смерти прибитъ.
Содержанïe: Извѣстіе объ отечествѣ сочинителя; нравы и обыкновенія его соотечественниковЪ — судопроизводство — правленіе — свадебные обряды и публичныя увеселенія — образъ жизни — одежда — рукодѣліе — жилища — промысла — земледѣліе — война и религія — суевѣріе — обряды при погребеніи жрецовЪ или волхвовъ. — Достойной примѣчанія способъ открывать виновника случившагося отравленія. — Нѣкоторыя разсужденія сочинителя о первоначалъномЪ произхожденіи его соотечественниковЪ, сЪ присовокупленіемъ мнѣній о семъ же предметѣ различныхЪ ученыхЪ.
Обнаруживающему предъ свѣтомъ собственныя свои дѣянія трудно, кажется, избѣжать нареканія тщеславія. Но не одна только сія трудность предстоитъ ему. Онъ долженъ еще опасаться, чтобъ не нашлись такіе, которые при повѣствованіи необыкновенныхъ приключеній мало, а можетъ быть и ничего не повѣрятъ, или при описаніи повседневныхъ случаевъ бросятъ его книгу и сочтутъ пустымъ болтаніемъ. По большой части тѣ жизнеописанія удостоиваются чтенія и вниманія, которыя изобилуютъ великими и чрезвычайными приключеніями; словомъ тѣ, кои въ высочайшемъ степени возбуждаютъ или удивленіе, или состраданіе.: прочіяжъ уничижаются и забвенію предаются. И для того былъ бы дерзновенной шагъ, естьлибъ я, такъ какъ неизвѣстной, сверхъ того и чужестранной человѣкъ, вздумалъ публику просить осчастливитъ меня благосклоннымъ своимъ вниманіемъ — дерзновенной; ибо напередъ объявляю, что она здѣсь не найдетъ исторіи ни добродѣтели, ни геройства и ни тираніи. Я знаю, что мало найдется такихъ приключеній въ моей жизни, коибъ со многими, выключая меня, случились. Приключенія оной многоразличны, и я бы могъ свои страданія, есть-либъ былъ Европеецъ, назвать чрезвычайными: но сравнивъ собственной мой жребій съ участію большой части моихъ соотечественниковъ, долженъ буду взирать на себя такъ, какъ на особеннаго любимца небесъ, и при каждомъ случаѣ, встрѣчавшемся въ моей жизни, признавать особенное покровительство Провидѣнія. Естьли кто слѣдующую повѣсть найдетъ незаслуживающею всеобщаго вниманія: то извиненіемъ для меня послужатъ причины, побудившія меня къ изданію ея на свѣтъ. Глупо бы было мое тщеславіе, естьлибъ я чрезъ сіе описаніе вздумалъ пріобрѣсть себѣ безсмертіе или славу ученаго мужа. Естьли оно моимъ друзьямъ, по желанію которымъ оно въ свѣтъ издается, нѣкоторое принесетъ удовольствіе, или доставитъ хотя самомалѣйшій поводъ ко благу человѣчества; то намѣреніе, предположенное мною при изданіи, совершенно исполнено, и все желаніе моего сердца удовлетворено. — Я не ищу похвалы, а доволенъ буду, естьли избѣгу нареканія.
Гвинея, или ша часть Африки, куда наиболѣе для торгу невольниками пріѣзжаютъ Европейцы, простирается вдоль по морскому берегу на три тысячи четыре ста Аглинскихъ милъ отъ Сенегалы до Анголы, и замыкаетъ въ себѣ многія разныя Королевства. Знатнѣйшее между оными Королевство Бенинъ, какъ по величинѣ, богатству и плодородію земли, такъ и по силѣ владѣющаго Короля, по многочисленности и воинственному духу обитателей. Оно лежитъ почти подъ линіею равноденственною; границы его простираются по морскому берегу почти на 170 Аглинскихъ миль; во внутренность же Африки гораздо далѣе, нежели какъ другіе путешественники увѣряютъ, и достовѣрно граничитъ съ Абассиніею. Сіе Королевство, занимающее пространства около полутора тысячъ Аглинскихъ миль, состоитъ изъ многихъ провинцій или дистриктовъ. Въ одной изъ оныхъ, отдаленнѣйшей и плодороднѣйшей, лежащей въ прелестной и благословенной долинѣ, называемой Ессака, родился я 1745 года. Отдаленіе сей провинціи отъ столицы Бенина и морскаго берега тѣмъ наиболѣе доказывается, что я никогда не слыхивалъ ни о бѣлыхъ людяхъ или Европейцахъ, ни о морѣ. Мы также были только по имени подданные Короля Бенинскаго; ибо всѣ правительственныя дѣла, сколько я могу по тогдашнему моему отроческому возрасту вспомнить, были производимы начальниками или старшими мѣстными.
Нравы и правленіе такого народа, которой въ малой связи состоитъ съ другими землями, должны обыкновенно быть очень просты; и исторія того, что въ одной фамиліи, или въ одной деревнѣ произходитъ, можетъ служишь образцемъ исторіи-цѣлой націи. Родитель мой былъ одинъ изъ старшинъ или судебныхъ служителей, называемыхъ Эмбрентше. Съ симъ именемъ сопряжено, сколько я могу вспомнить, весьма великое достоинство; ибо на нашемъ языкѣ сіе слово означаетъ высочайшій чинъ. Сіе титло получаютъ люди, избираемые къ оному, слѣдующимъ образомъ. На веръху лба надрѣзывается кожа и сдирается даже до самыхъ бровей, и въ семъ положеніи трутъ оную теплою рукою до тѣхъ поръ, пока она въ толстой поперегъ идущій ремень стянется. Большая часть начальниковъ или совѣтниковъ имѣли сіи знаки. Родитель мой давно уже онымъ украсилъ свое чело; я былъ свидѣтелемъ, какъ одинъ изъ моихъ братьевъ оной получалъ, и я также былъ отъ моихъ родителей предопредѣленъ къ подобному знаку. Ciи Эмбрентши или судебные люди разбираютъ ссоры, и наказываютъ преступленія; а для производства сихъ дѣлъ обыкновенно собираются всѣ вмѣстѣ. Рѣшенія бываютъ коротки, и по большой части состоятъ въ воздаяніи. Я помню одинъ примѣръ: нѣкоторый человѣкъ, похитившій одного младенца, былъ приведенъ передъ моего родителя и предъ прочихъ судей; опредѣлили ему, не взирая на то, что онъ былъ сынъ одного старшины, вознаградить свое воровство однимъ невольникомъ или одною невольницею. Прелюбодѣйствожъ иногда лишеніемъ вольности, а иногда и самой жизни, наказывалось; и я думаю, что таковое наказаніе большая часть Африканскихъ народовъ употребляетъ. Столь свято для нихъ супружеское ложе, и столь ревнивымъ окомъ взираютъ они на вѣрность своихъ женъ. — Одна женщина, какъ мнѣ помнится, была приведена передъ судей и обвинена въ прелюбодѣйствѣ, и по тамошнимъ обыкновеніямъ отдана была она во власть мужу для наказанія. Сей опредѣлилъ лишить ее жизни. Но передъ казнію имѣла она у грудей дитя; и какъ ни одна изъ женщинъ не нашлась заступишь мѣсто кормилицы, то для младенца даровали ей жизнь. Чтожъ касается до мущинъ, то они съ своей стороны не наблюдаютъ той вѣрности, какой требуютъ отъ своихъ женъ: имъ позволительно многоженство; однакожъ рѣдко имѣютъ болѣе двухъ женъ.
При бракахъ наблюдаютъ они слѣдующіе обряды. Женихъ и невѣста обыкновенно опредѣляются отъ своихъ родителей другъ другу еще съ самаго малолѣтства. Однакожъ были мнѣ извѣстны примѣры, что мущины сами собою входятъ въ супружескія обязательства. При семъ случаѣ прiготовляется пиръ; женихъ входитъ съ своею невѣстою въ средину круга съ обѣихъ сторонъ собравшихся гостей, (кои при семъ торжествѣ всѣ присутствуютъ) и объявляетъ, чтобъ на сію персону взирали впредь такъ, какъ на его жену, и никто бы не дерзалъ доискиваться ея любви. Сіе провозглашается также и въ сосѣдствѣ; послѣ чего невѣста удаляется изъ собранія. Спустя нѣсколько времени, приводится она въ домъ своего мужа, и учреждается вторичной пиръ, къ которому приглашаются родственники съ обѣихъ сторонъ. Родители невѣстины вручаютъ ея жениху, пожелавъ ей тысячу благословеній; обвязываютъ ее снуркомъ изъ хлопчатой бумаги, толщиною въ гусиное перо, около тѣла, и сіе опоясаніе никто не смѣетъ носить, выключая замужнихъ женщинъ. И тогда-то совсѣмъ совершается свадьба, и новобрачные получаютъ приданое, состоящее обыкновенно въ землѣ, невольникахъ, скотѣ, домашнихъ припасахъ и другихъ нужныхъ къ домостроительству вещахъ. Симъ приданымъ надѣляютъ ихъ друзья съ обѣихъ сторонъ. Сверхъ сего родители жениховы дарятъ родителей невѣстиныхъ; ибо дѣвица прежде, нежели выдетъ замужъ, почитается такъ какъ собственность своихъ родителей; послѣжъ считается она собственностію своего мужа. Все сіе оканчивается торжествомъ, сопровождаемымъ огнями, радостными восклицаніями, музыкою и пляскою.
Можно бы сЪ достовѣрностію сказать, что мои соотечественники весьма страстны къ пляскѣ, музыкѣ и стихотворству. Всякое важное произшествіе, какъ на прим. побѣдоносное возвращеніе съ сраженія, или какой нибудь другой предметъ всеобщей радости, сопровождаемо бываетъ публичными плясками, пѣснями и довольно согласною для насъ музыкою. Все общество раздѣляется на четыре труппы. Каждая труппа танцуетъ по собственному своему правилу, или между собою, или за предъидущею послѣдуя. Первую труппу составляютъ женатые и представляютъ живо въ своихъ танцахъ геройскія дѣла и сраженія; а за ними слѣдуютъ замужнія женщины. Молодые люди составляютъ третію труппу, а дѣвушки четвертую. Каждая труппа представляетъ что нибудь достойное примѣчанія какъ-то: великое какое нибудь произшествіе, домашнее упражненіе, трогательную исторію, или сельскія увеселенія. И какъ всегда случаются новости, то и содержаніе оныхъ танцовъ бываетъ всегда новое. Сіе самое придаетъ нашимъ танцамъ живость и разнообразность, каковыхъ другіе народы не имѣютъ.
Мы не имѣемъ недостатка въ музыкальныхъ инструментахъ: у насъ есть особливо большаго сорта барабаны, также инструментъ подобной цитрѣ, и другой подобной кимваламъ. Послѣдній инструментъ принадлежитъ обрученнымъ дѣвушкамъ, которыя при всѣхъ важныхъ торжествахъ на немъ играютъ.
При простотѣ нашихъ нравовъ, мы отдалены отъ всякой излишней роскоши. Мужчины и женщины одѣваются одинаково. Длинной кусокъ тонкой ткани изъ хлопчатой бумаги составляетъ все наше одѣяніе. Оное обыкновенно бываетъ любимаго нами лазореваго цвѣта; для крашенія коего употребляются однѣ ягоды, производящія лазоревый цвѣтъ гораздо лучшій и цвѣтнѣe, нежели каковой видалъ я въ Европѣ. Сверхъ сего наши знатныя женщины носятъ золотыя у крашенія, которыми онѣ убираютъ довольно богато свои руки и ноги. Естьли женщины не сотовариществуютъ своимъ мужьямъ въ полевыхъ работахъ, то обыкновенно вмѣсто того онѣ прядутъ, или ткутъ хлопчатую бумагу, на которую онѣ также и наводятъ лазоревый цвѣтъ, и предуготовляютъ къ одѣянію. Также дѣлаютъ онѣ разные глиняные сосуды. Къ онымъ принадлежатъ между прочими курительныя трубки, похожія на Турецкія. Головка у нихъ сдѣлана изъ глины со всевозможными художественными фигурами; въ оную вмѣсто чубука втыкается тростникъ, которой иногда столь великъ, что должно одному или двумъ мальчикамъ оной нести.
Нашъ образъ жизни вообще простъ. Всѣ искусства поваренныя, портящія только вкусъ, намъ еще неизвѣстны. Волы, козы и птицы составляютъ большую чаеть нашей пищи, и суть главнѣйшимъ богатствомъ земли и важнѣйшимъ предметомъ торговли. Мясо жарится обыкновенно на сковородахъ, а для приданія вкуса употребляемъ мы иногда перецъ и другія зелія. Соль получаемъ мы изъ древесной золы. Изъ царства растѣній довольствуемся мы писангомъ, садасомъ, ямсомъ, бобами и Турецкимъ ячменемъ. Начальникъ семейства кушаетъ всегда одинъ; женщины и невольники имѣютъ равно особливые столы. Не касаясь еще кушанья, мы напередъ умываемъ всегда руки; и хотя всегда наблюдаемъ строжайшую чистоту, однако сей обрядъ есть такой, котораго никто не опускаетъ. По умовеніи слѣдуетъ отдѣленіе, которое состоитъ бъ томъ: изливается нѣсколько капель на землю, и бросается небольшой кусокъ кушанья въ извѣстное мѣсто; и то и другое отдѣляется для душъ умершихъ родственниковъ, которыя, по всеобщему народному предубѣжденію, пекутся о сохраненіи оставшихся друзей, и предохраняютъ отъ злополучія — Крѣпкія или спиртуозные напитки намъ совсѣмъ неизвѣстны; а главной нашъ напитокъ составляетъ пальмовое вино, которое получается слѣдующимъ образомъ: Пальма въ нижнемъ концѣ просверливается, и сокъ собирается въ большую тыкву. Случается иногда, что отъ одного дерева отъ двенатцати до шестьнатцати квартъ получается въ одну ночь. Пока сокъ бываетъ свѣжъ, имѣешь весьма пріятную сладость. Спустя нѣсколько дней онъ получаетъ вкусъ кисловатой и спиртуозный; однакожъ я никогда не видывалъ, чтобъ его кто тогда употреблялъ. Отъ сегоже самаго дерева мы пользуемся еще орѣхами и масломъ. Пахучія вещества составляютъ главную нашу роскошь. Къ сему употребляемъ мы отчасти нѣкоторое дерево весьма пріятнаго запаха; отчасти жъ нѣкоторой родъ земли, которая, когда нѣсколько оной бросишь на огонь, испускаетъ весьма сильной духъ. Дерево трется въ порошокъ, которой смѣшивается съ пальмовымъ масломъ, и тогда онымъ какъ мущины, такъ и женщины курятся.
При строеніяхъ смотримъ мы болѣе на способность, нежели на красоту. Каждой начальникъ семейства имѣетъ четвероугольную часть земли, которую окружаетъ рвомъ, терновникомъ или стѣною, сооружаемою изъ глины, которая высохши дѣлается такъ крѣпка, какъ кирпичъ. Въ семъ пространствѣ заключаются многіе покои, какъ для хозяевъ, такъ и для ихъ невольниковъ, коихъ иногда столь много бываетъ, что всѣ вообще представляютъ какъ бы небольшую деревню. Въ срединѣ стоитъ главное строеніе, занимаемое однимъ токмо хозяиномъ. Оно раздѣляется на два покоя, изъ коихъ въ одномъ находится самъ съ своею фамиліею, а другой остается празденъ для пріему гостей. Сверьхъ сего предоставляется еще особливой покоецъ для дѣтей, въ коемъ онъ съ ними проводитъ ночи. По обѣимъ сторонамъ онаго находятся спальни женъ его, кои также имѣютъ особливые покои для дня и для ночи. Домы наши не бываютъ выше одного этажа, и вообще сооружаются изъ деревъ или столбовъ, врываемыхъ въ землю и прутьями переплетаемыхъ, а снаружи и внутри искуснымъ образомъ обмазываются глиною. Кровли дѣлаются изъ древесной коры. Наши дневные покои съ одной стороны отверсты; но чтожъ касается до спаленъ, то въ оныхъ всегда внутри стѣны обмазываются матеріею, смѣшанною съ коровьимъ каломъ, для того, чтобъ насѣкомые необезпокоивали насъ ночью. Вообще стѣны и полъ въ сихъ спальняхъ покрыты бываютъ рогожами. Постели стоятъ вышиною отъ земли отъ трехъ до четырехъ футовъ; оныя составляются изъ мѣховъ и разныхъ частей одного ноздреватаго дерева, называемаго Писангъ; одѣялы дѣлаются изъ хлопчатой бумаги такогожъ самаго цвѣту, какой мы носимъ на платьѣ. Мѣсто обыкновенныхъ стульевъ занимаютъ два деревянные отрубка; однакожъ мы имѣемъ и скамейки которыя дѣлаются весьма искусно, и опредѣляются единственно для чужестранцевъ. Вотъ вся почти мебель нашихъ домовъ. При маломъ искусствѣ, какое должно быть потребно при строеніи нашихъ жилищъ, каждой въ состояніи быть самъ архитекторомъ. Сосѣди помогаютъ ему, и вся плата, опредѣляемая за то, состоитъ въ пирѣ.
Населяя со избыткомъ отъ природы благословенную землю, ни въ чемъ мы не имѣемъ недостатку; а ежели оной и случится въчемъ либо, то легко можемъ его исправить. У насъ нѣтъ почти никакихъ рукодѣлій, кромѣ прiуготовленія бумажной матеріи, употребляемой на платье; также дѣлаемъ глиняную посуду и другія кой какія потребы для домашняго употребленія. Въ такихъ обстоятельствахъ мало имѣемъ мы нужды въ деньгахъ; однакожъ есть у насъ нѣкоторой родъ малой монеты, естьли можно такъ ее назвать, которая имѣетъ видъ подобной якорю. Я не могу вспомнишь ни цѣны, ни названія оной. Есть также у насъ рынки, на коихъ я съ своего матерью много разъ бывалъ. Оныя посѣщаемы бываютъ иногда и отъ сильныхъ Мигагонскаго поколѣнія людей, обитающихъ отъ насъ на югѣ; мы именуемъ ихъ Ое-Эбое, которое слово означаетъ краснаго человѣка, живущаго въ отдаленіи. Они доставляютъ намъ обыкновенно огнестрѣльныя оружія, порохъ, шляпы, корольки и сушеную рыбу. Послѣднее почитаемъ мы за великую рѣдкость; ибо ни одна рѣка не орошаетъ нашу страну, выключая небольшихъ протоковъ и источниковъ. Мы вымѣниваемъ ее на благоуханные наши древа и земли и нашу соль изъ древесной золы. Они всегда проводятъ чрезъ нашу землю невольниковъ, и прежде, нежели выдутъ изъ границъ нашихъ, производится строжайшее изслѣдованіе, какимъ образомъ они ихъ получили. Хотя мы и сами иногда покупаемъ у нихъ сихъ невольниковъ; но всегда или военноплѣнныхъ, или обличенныхъ въ какомъ либо воровствѣ, прелюбодѣяніи и въ другихъ преступленіяхъ. Судя по обыкновенному ихъ свойству похищать людей, за вѣрное полагаю, что они, не взирая на наши строгія излѣдованія, главною имѣютъ цѣлію при прохожденіи чрезъ вашу землю оное похищеніе. Для сего нарочно, какъ я помню, нашивали они при себѣ всякой по большому мѣшку, которые не къ къ нему иному служили, какъ оной гнусной кражѣ.
Земля наша весьма плодоносна и богата въ своихъ произведеніяхъ. Ячмень, хлопчатая бумага и табакъ произрастаютъ у насъ въ великомъ изобиліи. Ананасы сами собою, безъ посѣву, родятся, и бываютъ величиною въ сахарную голову. Чтожь касается до другихъ плодовъ, то ихъ чрезвычайное множество находится у насъ, и притомъ толь превосходнаго вкуса, что я подобныхъ имъ въ Европѣ никогда не видывалъ. Всѣ наши труды къ тому только клонятся, чтобъ сіи дары природы къ надлежащей пользѣ употребить. И по сему земледѣліе есть главное наше упражненіе. Каждой, не исключая и самыхъ дѣтей и женскаго пола, долженъ въ ономъ брать участіе. Каждой сноситъ свою часть въ общее хранилище; и какъ намъ не извѣстна праздность, отъ того у насъ вовсе и нищихъ не бываетъ. Отъ сего благоустройства въ нашей жизни неминуемо должны быть и хорошія слѣдствія. Вест-Индскiя Плантаціи даютъ преимущество невольникамъ Бенинскимъ предъ всѣми прочими, получаемыми изъ Гвинеи, для ихъ крѣпости, благоразумія, чистосердечія и ревности къ трудамъ. Бенинцы или жители Ебое всѣ вообще весьма здоровы, сильны, дѣятельны, статны и собою красивы. Въ доказательство сихъ моихъ примѣчаній могу я представить довольное число людей, родившихся въ Ебое и нынѣ жительствующихъ въ Лондонѣ. Я говорю здѣсь только о ростѣ и тѣлесномъ строеніи; чтожъ касается до цвѣта лица, то о семъ л долженъ разсуждать иначе. Я помню, нѣкогда я видѣлъ въ Африкѣ трехъ Негровъ, родныхъ братьевъ, изъ коихъ двое были собою черны, а третій напротивъ совсѣмъ бѣлъ: по сему самому послѣдній какъ отъ меня, такъ и отъ другихъ въ разсужденiи цвѣта своего лица почитался безобразнымъ. Дѣвушки наши (по крайней мѣрѣ моимъ глазамъ такими представлялись) чрезвычайно прелестны, живы и скромны даже до застенчивости. Я не знаю, чтобъ могъ когда нибудь слышать о нарушеніи дѣвической непорочности. Веселость и пріятность сушь такія свойства, которыя составляютъ главной характеръ нашего народа.
Полевыя работы производятся у насъ въ одной пространной долинѣ, отстоящей отъ нашихъ жилищъ разстояніемъ пуши на одинъ часъ, въ которую всегда всѣ жители вмѣстѣ собираются. Домашній скотъ не употребляется у насъ въ работу, и орудія, коими мы копаемъ и воздѣлываемъ землю, суть кирки, заступы, лопаты и проч. Иногда мы бываемъ обезпокоиваемы отъ саранчи, которая въ столъ великомъ множествѣ прилетаетъ, что, даже воздухъ отъ оной помрачается, и всѣ труды наши поядаетъ. Однакожъ сіе случается рѣдко: а естьли когда либо случится, тогда мы принуждены бываемъ терпѣть голодъ. Я помню, таковое несчастіе при мнѣ два раза было.
Помянутая долина часто бываетъ театромъ войны, и для того жители, когда выходятъ для воздѣлыванія своихъ полей, не только многіе, но и всѣ вообще бываютъ вооружены. Опасаясь нападенія на жилища, защищаютъ входъ въ оныя копьями, воткнутыми въ землю, кои не только чрезвычайно остры, но и всѣ лютѣйшимъ ядомъ отравлены.
Сраженія сіи, сколько я могу вспомнить, были всегда небольшія стычки, состоявшія въ томъ, что одинъ округъ нападалъ на другаго для полученія невольниковъ, или какой нибудь добычи. Можетъ быть, всегда бы ли причиною оныхъ тѣ самые купцы, которые доставляютъ намъ вышеписанные Европейскіе товары. Сей способъ получать невольниковъ въ Африкѣ очень обыкновененъ; большая часть потеряли свою вольность или на таковыхъ сраженіяхъ, или были тайно похищены. Когда какому купцу, торгующему невольниками, потребны оные, то онъ, представши предъ одного начальника, старается всячески обольстить его товарами, предлагаемыми ему. Удивительно ли, естьли онъ сЪ такоюже малою твердостію противостоитъ его требованію, и съ столь же малымъ вниманіемъ принимаетъ цѣну вольности своего сочлена, какъ и вышеупомянутый просвѣщенный купецъ къ сему приступаетъ. По семуто побужденію онъ нападаетъ на своего сосѣда; и съ обѣихъ сторонъ сражаются съ яростію и отчаяніемъ. Естьли удастся ему выиграть и достать плѣнниковъ, то удовлетворяя своему сребролюбію, тотчасъ ихъ продаетъ. Но естьлижъ онъ будетъ побѣжденъ и попадется въ руки непріятеля, то непремѣнно лишается жизни; ибо почитая его за нарушителя общаго покоя, опасно бы было даровать ему жизнь, и никакой выкупъ не пріемлется, хотя всѣ прочіе плѣнники могутъ быть выкуплены.
Оружія наши состоятъ изъ огнестрѣльныхъ орудій, луковъ и стрѣлъ, обоюдоострыхъ мечей, копій и щитовъ, могущихъ покрыть человѣка съ головы даже до ногъ. Каждой обучается употребленію сихъ оружій, даже и самый женскій полъ отъ сего упражненія не освобождается, и вступаетъ смѣло въ сраженіе съ мужчинами. Вся наша земля уподобляется одному войску, и есть ли дастся извѣстной знакъ, на пр. ночью, выстрѣломъ изъ пушки, то всѣ вооруживъ себя, стремятся на непріятеля. Когда выступаетъ наше войско на сраженіе, ню напереди его несутъ красной флагъ или знамя. Я былъ однажды очевиднымъ свидѣтелемъ одного сраженія, произходившаго въ нашей долинѣ. Мы находились по обыкновенію своему всѣ на работѣ, какъ нечаянно на насъ напали. Я взлѣзъ не въ дальнемъ разстояніи на дерево, и смотрѣлъ съ онаго. Съ обѣихъ сторонъ было столькожъ почти женщинъ, сколько и мужчинъ; между прочими находилась и моя матъ; ихъ оружія состояли въ одномъ широкомъ мечѣ. По довольномъ сраженіи съ величайшею неустрашимостію, и по умерщвленіи многихъ, поселяне наши одержали побѣду, и взяли въ плѣнъ начальника непріятельскаго. Онъ былъ веденъ въ тріумфѣ, и не смотря ни на какіе предлагаемые отъ него выкупы былъ преданъ смерти. Состороны непріятелей была убита на сраженіи одна знаменитая молодая женщина; лукъ ея былъ выставленъ на срединѣ площади, гдѣ всегда побѣдоносные знаки выставляются. Добыча раздѣлена была побѣдителямъ по заслугамъ; плѣнныежъ непроданные, или невыкупленные остались у насъ невольниками; но сколь завидна ихъ участь въ сравненіи съ жребіемъ Вест-Индскихъ невольниковъ! У насъ трудятся они не болѣе, какъ и прочіе члены общества, не исключая и самихъ ихъ господь. Они пользуются тоюжъ почти самою пищею, платьемъ и жилищемъ (выключая только, что имъ не позволено вмѣстѣ съ природными жителями свободно ѣсть): различіе между ими и нами только то, что начальникъ семейства имѣетъ надъ ними полную власть, и они обязаны къ нему почтеніемъ, какимъ пользуется хозяинъ въ своемъ домѣ. Нѣкоторые изъ сихъ невольниковъ имѣютъ собственныхъ невольниковъ, имъ принадлежащихъ и на нихъ работающихъ.
Чтожъ касается до религіи, то мои соотечественники вѣруютъ тому что одинъ Творецъ всѣхъ вещей находится, обитающій въ солнцѣ, никогда ни пищи, ни питія неупотребляющій, и опоясанный для сего поясомъ. Также куритъ онъ, по мнѣнію нѣкоторыхъ, трубку, которая любимымъ нашимъ увеселеніемъ почитается. Они увѣрены, что всѣ приключенія нашей жизни отъ него зависятъ, а особливо смерть и невольничество. Но чтожь принадлежитъ до безсмертiя, то я не могу вспомнить, чтобъ когда что нибудь о семъ слыхалъ: однакожъ вѣрятъ нѣкоторые переселенію душъ. Души, кои сему переселенію не подверглись, какъ на пр. души ихъ вѣрныхъ друзей или родственниковъ, почитаются духами хранителями, находящимися безотлучно съ ними, и предохраняющими ихъ отъ злыхъ духовъ и непріятелей. По симъ причинамъ для нихъ, какъ выше сего упомянуто, предъ кушаньемъ и питіемъ нѣкоторая часть отдѣляется и нѣсколько капель изливается на землю. Въ жертву приносятъ имъ при гробницахъ ихъ часто кровь животныхъ и птицъ. Я, всегда находясь при моей матери, часто сотовариществовалъ ей въ подобныхъ жертвоприношеніяхъ при гробницѣ ея матери, которая есть малой, мрачной и покрытой домикъ. Она обыкновенно въ ономъ свои отдѣленія совершала, и большую часть ночи проводила въ плачѣ и жалобныхъ восклицаніяхъ. Присутствіе при семъ случаѣ для меня бывало очень страшно. Уединеніе мѣста, темнота ночи и самой сей обрядъ, все приводило меня въ ужасъ и страхъ. Не говорю уже о вопляхъ моей матери, печальныхъ крикахъ птицъ, обитающихъ во множествѣ въ сихъ мѣстахъ, которые не токмо малаго ребенка, но и всякагобъ другаго привели въ содроганіе.
Счисленіе нашего года начинается съ того самаго дня, въ которой солнце проходить чрезъ линію... Въ вечеру сего дня при захожденіи солнца бываютъ во всей землѣ — по крайней мѣрѣ случается сіе въ нашемъ округѣ — всеобщіе радостные клики. Въ самое то время жители производятъ великую тревогу гремушками, подобными здѣшнимъ дѣтскимъ, но только гораздо большими, воздымаютъ руки къ Небу, и испрашиваютъ отъ него благословенія. Также въ продолженіе сего торжества приносятъ съ величайшимъ великолѣпіемъ жертву, и дѣти, коимъ наши прорицатели предрекаютъ счастіе, различнымъ персонамъ представляются. Я помню, что многіе ко мнѣ приводимы были, и я также многихъ посѣщалъ. Жертвоприношенія бываютъ чрезвычайно многочисленны, а особливо когда бываетъ полномѣсячіе. При наступленіи времени собиранія плодовъ учреждаются два жертвоприношенія, и при назначеніи молодыхъ животныхъ на убой, приносится иногда часть оныхъ на жертвенникъ. Когда одинъ начальникъ семейства совершаетъ сіе жертвоприношеніе, то бываютъ при ономъ и другіе родственники. Я помню, что мы для таковыхъ случаевъ хаживали часто въ домъ моего дяди; равнымъ образомъ и его фамилія прихаживала къ моему родителю. Нѣкоторыя изъ нашихъ жертвъ употребляются съ горькими травами въ пищу. И по сему когда о какомъ человѣкѣ говорится въ похвалу ему, то употребляютъ пословицу: естьли его должно съѣсть, то надобно бы его съѣсть съ горькими травами.
Обрѣзаніе такъ, какъ у Iудѣевъ, у насъ принято, и оное сопровождается подобнымижъ жертвоприношенія ми и торжествами. Дѣтямъ у насъ даются имена отъ приключеній, нечаянныхъ обстоятельствъ, или отъ предзнаменованія, которое при ихъ рожденіи усматривается. Я былъ наименованъ Олаудахомъ, что на нашемъ языкѣ значитъ перемѣну, также благополучнаго, благословеннаго, громкой голосъ и чистой выговоръ имѣющаго. Имя предмета, нами обожаемаго, никогда не осквеняется, а напротивъ всегда съ крайнимъ благоговеніемъ произносится: кратко сказать, намъ вовсе неизвѣстны божба и клятвы, и нашъ языкъ не имѣешь въ себѣ никакихъ вздорныхъ и бранныхъ словъ, какими преизобилуютъ языки благообразованныхъ народовъ; я слыхалъ только сіи выраженія, произносимыя въ какой нибудь досадѣ: чтобъ ты сгнилъ, или чтобъ ты распухъ, или чтобъ тебя дикой звѣрь пожралъ.
Выше сего замѣчено, что обитатели сей части Африки чрезвычайную наблюдаютъ чистоту. Сіе обыкновеніе, наблюдаемое въ другихъ странахъ благопристойности, составляетъ у насъ часть религіи, и по сему имѣемъ мы многія очищенія и омовенія, и почти столькожъ, сколько и Іудеи, и, естьли не ошибаюсь, при тѣхъ же случаяхъ. Кто прикоснулся къ мертвому тѣлу, тотъ долженъ себя обмыть и очистишь, прежде нежели вступитъ въ жилище. Женщиныжъ не осмѣливаются въ извѣстное время ни въ какой домъ вступать, и до другаго человѣка или до вещи опредѣленной къ пищѣ дотрогиваться. Я столько прилепленъ былъ къ моей матери, что никогда отъ нее не отлучался; и по сему часто въ такое время до нее прикасался. Для сей причины меня заключали съ нею въ одинъ малой и особливо къ сему опредѣленной домъ, пока принесется жертва и мы очистимся.
Не смотря на то, что мы не имѣемъ публичныхъ мѣстъ для Богослуженія, есть у насъ однако жрецы и волхвы или предсказатели. Я не могу вспомнить, въ одной ли персонѣ заключается сей чинъ или нѣтъ; но только то мнѣ извѣстно, что сіе званіе въ великомъ уваженіи у народа. Они изчисляютъ время, и напередъ предсказываютъ будущее. Они называются Аг-аф-фое-вайкагъ, что тоже значитъ, что изчислитель или лѣточислитель; Аг-аффое значитъ на нашемъ языкѣ годъ. Сіи люди носятъ бороды, и по смерти ихъ заступаетъ мѣста ихъ дѣти. Большая часть ихъ домашнихъ приборовъ и другихъ дорогихъ вещей, коими они обладаютъ во время жизни, съ ними погребается. Трубки и табакъ вмѣстѣ съ тѣломъ, которое всегда окуривается и украшается, въ могилу кладутся, а домашній скотъ въ жертву приносится. Никто, не сопровождаетъ ихъ тѣло, выключая товарищей ихъ; они похороняютъ умершаго по захожденіи солнца, и возвращаются другимъ уже путемъ.
Сіи волхвы заступаютъ также мѣсто у насъ докторовъ или врачей. Они пускаютъ кровъ, и весьма искусны въ излеченiи ранъ и истребленіи яда. Они имѣютъ искусство открывать воровъ, прелюбодѣйцовъ и отравливателей. Къ чему безъ сомнѣнія весьма способствуетъ имъ неограниченная ихъ власть надъ легковѣріемъ и суевѣріемъ народнымъ. Какимъ образомъ они въ первыхъ двухъ случаяхъ поступаютъ, мнѣ не извѣстно, выключая отравливанія. Никто не сочтетъ, какъ я думаю, излишнимъ, естьли я здѣсь одинъ случай объявлю, изъ коего можно и о прочихъ заключить. (Подобные сему примѣры весьма часто случаются въ Вест-Индіи). Одна молодая женщина была отравлена ядомъ, неизвѣстно отъ кого; жрецы приказали взять мертвое тѣло и отнесть въ могилу. Но едва носильщики возложили оное на свои рамена, какъ были поражены нѣкоторымъ бѣшенствомъ, бѣгали туда и сюда, подобно какъ бы они не въ состояніи были себя воздержать. Наконецъ, бѣгая долгое время по терновнику и колючимъ кустарникамъ, остановились съ мертвымъ тѣломъ у одного дома. Хозяинъ онаго былъ вызванъ, я тотчасъ Признался въ своемъ преступленіи.
Въ сей странѣ въ разсужденіи яда весьма осторожны. Естьли кто покупаетъ съѣстные припасы, то продавецъ въ присутствіи купца со всѣхъ сторонъ оные цѣлуетъ, показывая чрезъ то; что они не ядовиты. Равнуюжъ предосторожность наблюдаютъ, естьли кто кому, а особливо чужестранцу, предлагаетъ что нибудь изъ снѣди или напитковъ.
Въ отечествѣ моемъ весьма много змѣй разныхъ родовъ. Нѣкоторыхъ изъ нихъ почитаютъ признакомъ благополучія, когда увидятъ ихъ въ домѣ. Таковыя не дѣлаютъ никому вреда. Я помню, какъ двѣ изъ таковыхъ, благополучіе предвозвѣщающихъ змѣй, изъ коихъ каждая толщиною была въ ножную, икру и кои имѣли цвѣтъ подобной дельфину, много разъ впалзывали въ спальню моей родительницы, съ коею я всегда сыпалъ, свертывались часто вмѣстѣ и всякой разъ, какъ куры клокотали. Одинъ изъ нашихъ предсказателей повелѣлъ мнѣ къ симъ змѣямъ прикоснуться, и благополучіе, предвѣщаемое ими присвоить одному себѣ, что я и исполнилъ; ибо они совсѣмъ неопасны, и можно съ ними безъ всякаго опасенія, какъ хочешь играть. Послѣ сего были онѣ положены на большую глиняную сковороду и вынесены на улицу. Однако же есть изъ нихъ и ядовитыя. Одна изъ сихъ послѣднихъ нѣкогда ползла чрезъ дорогу, когда я на ней стоялъ, и безъ всякаго для меня вреда прошла, къ великому удивленію многихъ зрителей, между моими ногами. Сей случай признанъ отъ нашихъ предсказателей, отъ моей матери и отъ всѣхъ людей весьма достопамятнымъ и благополучнымъ знакомъ.
Сіе изображеніе, хотя Несовершенное, нравовъ и обыкновеній того народа, между коимъ произшелъ я на свѣтъ, впечатлѣно доселѣ твердо въ моей памяти. Я не могу преминуть, чтобъ не сдѣлать замѣчанія, какое я имѣлъ съ давняго времени, о сходствѣ, Какое мои соотечественники, какъ можно изъ сего, хотя несовершеннаго, начертанія усмотрѣть, въ разсужденіи своихъ нравовъ и обыкновеній съ Іудеями, прежде нежели сіи вступили въ обѣтованную землю, а особливо съ Патріархами ихъ, имѣютъ, доколѣ они вели пастырскую жизнь, описанную въ Бытiяхъ — сходство, которое одно въ состояніи бы было увѣрить меня, что одинъ народъ отъ другаго заимствуетъ свое начало. Подобноежъ сему мнѣніе есть у Г. Гилла, которой въ своихъ запискахъ о произхожденіи Африканцовъ весьма искусно выводить отъ Аферъ и Афра, такъ называемыхъ потомковъ Авраамовыхъ отъ жены или наложницы его (ибо оба имена ей приписываются), называемой Кетурагъ. Сіежъ самое сходствуетъ со мнѣніемъ Г. Кларка, бывшаго настоятеля церкви въ Сарумѣ, предполагаемымъ въ книгѣ подъ названіемъ: Истинна Христіанской религiи. Оба писатели въ семъ пунктѣ совершенно другъ съ другомъ согласны. Они наиболѣе утверждаются на Библейской хронологіи Г. Бедфорда. Израильтяне во время первобытнаго своего состоянія были управляемы Судіями, Пророками и старшинами; и у насъ также туже самую власть, приписываемую Аврааму и прочимъ Патріархамъ, имѣетъ нашъ старшина семейства. Право воздаянія у насъ почти стольже всеобще, какъ и у нихъ было; и самая ихъ религія простираетъ нѣкоторые лучи своего блеска на насъ, хотя впрочемъ оная у насъ испорчена и суевѣріемъ помрачена. Но сему причиною время, все премѣняющее, и частію наше непросвѣщеніе. Мы имѣемъ обрѣзаніе (обрядъ свойственный только Іудеямъ); мы отправляемъ такіяжъ жертвоприношенія и всесожженія, и наши омовенія или очищенія совершаются при тѣхъ же самыхъ случаяхъ, для коихъ оныя у нихъ учреждены.
Но чтожъ касается до различія въ цвѣтѣ лица Эбойскихъ Африканцовъ и нынѣшнихъ Іудеевъ, я не отваживаюсь оное изъяснять. Это такой предметъ, которой займетъ перо остроумнѣйшаго и ученѣйшаго мужа, гораздо превышающаго меня своимъ знаніемъ. Г. Кларксонъ въ своемъ удивительномъ изысканіи о невольникахъ и торгѣ ими, приводитъ такія причины, которыя всѣ возраженія, предложенныя съ сей стороны, довольны разсыпать, или для меня по крайней мѣрѣ довольными быть кажутся. Г. Мишхель повѣствуетъ: "что Гишпанцы, живши довольное время подъ жаркимъ поясомъ, дѣлаются столь же черны, какъ и наши Виргинскіе уроженцы; сему я очевидный свидѣтель." Другой примѣръ представляютъ намъ Португальскія Плантаціи на рѣкѣ Митомбѣ въ Сиррѣ-Леонѣ, гдѣ жители собраны изъ смѣшенія древнихъ Португальскихъ обитателей; ихъ черты и волнистые ихъ волосы совершенными Неграми ихъ представляютъ. Малое различіе только составляютъ нѣкоторые остатки Португальскаго языка.
Сіи примѣры и множество другихъ, которыебъ можно привесть, доказываютъ, сколь много перемѣняются черты людей, переселяющихся въ другіе климаты, и будутъ, чаятельно, довольно сильными разсыпать всѣ тѣ возраженія, какія дѣлаютъ нѣкоторые въ разсужденіи цвѣту лица Африканцевъ. Не перемѣнились ли души Гишпанцевъ съ ихъ чертами вмѣстѣ? Нѣтъ довольныхъ причинъ, которыми бъ можно было изъяснить, для чего Африканцы, сколь ни долго находятся между Европейцами, изключаются изъ предѣловъ благости Божіей; изъ числа твореній, изображающихъ его высочайшій образъ; имъ для того не данъ даръ разума, что сей образъ напечатлѣнъ въ собственномъ ихъ сердцѣ. Не можно ли лучше ихъ положеніе наименовать естественнымъ? Когда они попадутся къ Европейцамъ, то сперва не имѣютъ ни малаго ни о чемъ понятія: они не знаютъ ни ихъ языка, ни религіи, ни нравовъ, ни обыкновеній. Приложи хотя малое стараніе ихъ въ томъ наставить, тотчасъ они образуются, какъ и другіе. Но чрезъ невольничество не ослабѣваетъ ли ихъ духъ, и огнь онаго и всѣ благородныя въ нихъ размышленія не истощеваются ли! И но что болѣе! — Какое право имѣетъ просвѣщенный народъ надъ дикимъ и необразованнымъ? Приведите себѣ на память, высокомѣрные Европейцы, первое состояніе вашихъ предковъ, и не былилъ они столькожъ непросвѣщенны, какъ и Африканцы; они такимижъ представятся вамъ варварами. Не такимъ же ли раждается Европеецъ, какимъ и дикой Африканецъ, и не уже ли послѣдній для того произведенъ на свѣтъ, чтобъ быть невольникомъ? Всякой благоразумной человѣкъ отвергнетъ это и скажетъ, что произведеніе и того и другаго равно. Но могутъ ли сіи разсужденія вашъ гордый о преимущественномъ своемъ состояніи духъ подвигнуть къ состраданію о вашихъ бѣдныхъ черныхъ собратiяхъ? Вы знаете сію неоспоримую истину, что благоразуміе не есть принадлежность одного только личнаго образованія и цвѣта. Можетъ ли ваша кичливость, наполняющая ваши души при видѣ вкругъ себя блеска, быть умѣрена должнымъ благорасположеніемъ ко всѣмъ прочимъ, и благодарностію къ своему Творцу, излившему кровь свою для благосостоянія всѣхъ населяющихъ земной шаръ людей.
Содержаніе: Рожденіе и воспитаніе сочинителя — похищеніе его вмѣстѣ сЪ сестрою его — Разлученіе — Опять другъ другъ находятъ — Вторичная и притомъ навсегда разлука. — Извѣстіе о странахъ и приключеніяхъ, сопровождающихъ сочинителя до морского берега — Содроганіе, какое онЪ почувствовалъ, увидѣвши дѣйствіе, произведенное при видѣ одного корабля, наполненнаго невольниками — Отправленіе его вЪ Вест-Индію — Опасность кораблекрушенія — Прибытіе вЪ БарбадоссЪ, гдѣ грузъ онаго продается.
Я не думаю, чтобъ благосклонность моего читателя во зло была употреблена тѣмъ, есть ли я повѣствуя о нравахъ и обычаяхъ моихъ соотечественниковъ, включу между прочимъ и собственныя свои приключенія. Они столь крѣпко впечатлены въ моей памяти, что никакое время изгладить ихъ не въ состояніи; всѣ злоключенія и перемѣны моего жребія служили единственно къ глубочайшему оныхъ укорененію въ душѣ моей. — Любовь къ своему отечеству есть вліяніе самой природы. — и я съ удовольствіемъ воспоминаю первые дни моей жизни.
Время и мѣсто моего рожденія изъ вышесказаннаго уже извѣстно. Родитель мой, изключая многихъ невольниковъ, имѣлъ немалую фамилію, состоящую, причисливъ къ тому меня и мою сестру, единственную дочь, бывшую у моихъ родителей, изъ семи особъ въ живыхъ находившихся. Какъ я былъ младшій сынъ, а потому и былъ любимцемъ моей матери. Я безпрестанно при ней находился, и она особенное попеченіе прилагала къ образованію моей души. Съ самыхъ младыхъ лѣтъ старались меня изучить военному искусству; ежедневныя мои упражненія состояли въ лучномъ стрѣляніи. Такимъ образомъ возрасталъ я даже до одиннатцатаго года, въ которое время однимъ случаемъ, о которомъ намѣренъ я повѣствовать, пресѣклось все мое благополучіе.
Когда всѣ взрослые люди оставляя свои домы, выходятъ въ свои поля для воздѣлыванія оныхъ, тогда дѣти, будучи не въ состояніи, за слабостію силъ своихъ, имъ сотовариществовать, собираются всѣ въ одинъ какой нибудь изъ сосѣднихъ домовъ, и тамъ забавляются разными играми. При семъ всегда наблюдается та осторожность, что одинъ изъ нихъ во все то время сидитъ на какомъ нибудь деревѣ для стражи. Онъ долженъ смотрѣть, нѣтъ ли какого непріятеля по близости, отъ которагобъ опасаться надлежало или нападенія, или лишенія вольности: ибо такіе люди, пользуясь отсутствіемъ нашихъ родителей, безъ всякаго сопротивленія перевязавши насъ, сколько будетъ можно, всѣхъ уводятъ къ себѣ въ плѣнъ. Я нѣкогда сидя на верьху дерева для стражи, усмотрѣлъ одного изъ такихъ людей, шедшаго единственно съ тѣмъ намѣреніемъ прямо на дворъ, отстоявшій отъ насъ чрезъ одно только жилище, тотчасъ сдѣлалъ тревогу; и къ счастію тамъ много уже было въ собраніи довольно взрослыхъ ребятъ. Сильнѣйшія изъ нихъ окружили сего хищника, и связали его, сколько можно было крѣпко, веревками, чтобъ онъ не могъ уйти. Наконецъ по приходѣ старшихъ людей, онъ получилъ достойное за свой умыселъ наказаніе. Но ахъ! вскорѣ послѣ того постигнулъ и меня самаго такой же жребій, и въ то самое время напали на меня и увлекли, когда никого изъ такихъ людей по близости не находилось, которыебъ могли мнѣ помочь.
Однимъ днемъ, какъ всѣ жители воздѣлывали свои поля, а я съ моею любезною сестрою оставленъ былъ для смотрѣнія надъ домомъ, перескочили двое мущинъ и одна женщина чрезъ стѣну; напали на насъ обоихъ въ одно мгновеніе, и не давъ времени ни кричать ни защищаться, схватя, скрылись съ нами въ ближайшій лѣсъ; тамъ связали намъ руки, и понесли насъ далѣе. Около ночи достигли мы до одного малаго дома, въ коемъ наши хищники остановились для укрѣпленія силъ и переночеванiя. Мы хотя были развязаны, однакожъ не могли ни одного куска проглотишь; и будучи утомлены печалію, нашли нѣкоторое утѣшеніе во снѣ, облегчившемъ на малое время наши страданія. Въ слѣдующее утро оставили сіе мѣсто и продолжали путь чрезъ весь день. Долгое время содержали они насъ въ лѣсахъ, но наконецъ выступили мы на поля, мнѣ неизвѣстныя. Усмотрѣвъ вскорѣ нѣкоторыхъ людей вдали, возъимѣлъ я надежду освободишь себя. Я началъ крикомъ своимъ требовать помощи; но сей мой вопль не къ чему иному послужилъ, какъ что крѣпче меня связали, зажали ротъ и посадили въ одинъ большой мѣшокъ. Моей сестрѣ зажали также ротъ и связали руки; и въ такомъ состояніи столь далеко насъ несли, пока мы изъ виду сихъ людей скрылись — Достигнувъ же до мѣста, назначеннаго ими для успокоенія, предложили они намъ пищу; но мы оную отринули; наше единственное утѣшеніе было наслаждаться объятіями другъ друга, и орошать себя слезами. Но ахъ! вскорѣ лишились мы и сей малой отрады проливать вмѣстѣ слезы.
Слѣдующій день былъ для меня днемъ чрезвычайнаго мученія. Я потерялъ свою сестру изъ объятій моихъ. Тщетно умолялъ я не разлучать насъ: ее вырвали отъ меня, и тотчасъ унесли, оставя меня въ неописанномъ отчаяніи. Я плакалъ и терзался неслыханнымъ образомъ. Нѣсколько дней не вкушалъ я ничего, развѣ что съ насиліемъ мнѣ въ ротъ влагали. Наконецъ по многихъ дняхъ нашего путешествія, во время коего имѣлъ я многихъ господъ, достался я въ руки начальника одной весьма пріятной страны. Сей мужъ имѣлъ двухъ женъ и одного дитя. Они всѣ обходились со мною весьма благосклонно, и дѣлали все, что только могло меня утѣшить; а особливо первая жена, которая имѣла нѣкоторое подобіе съ моею родительницею. Невзирая, что я весьма отдаленъ былъ отъ жилища моего родителя, языкъ сихъ людей совершенное сходство имѣлъ съ нашимъ. Сей мой первой господинъ, какъ я могу его назвать, былъ кузнецъ, и мое было главное упражненіе дуть мѣхами, кои точно такіежъ были, какіе я видалъ въ отечествѣ своемъ, и кои подобны употребляемымъ въ кухняхъ знатныхъ здѣшнихъ особъ. Они обтянуты кожею, въ срединѣ коей утверждена палка, которою дѣйствовалъ человѣкъ точно также, какъ и при выливаніи нососомъ воды изъ бочки. Я думаю, что металлъ, обработываемый моимъ господиномъ, былъ золото ибо оной былъ пріятнаго и весьма желтаго цвѣта; и оной нашивали женщины вмѣсто зарукавьевъ.
Находясь въ семъ домѣ, по моему мнѣнію, около мѣсяца, получилъ я наконецъ столь великую довѣренность къ себѣ, что никто за мною не примѣчалъ, когда я сходилъ съ двора. Симъ случаемъ вздумалъ я воспользоваться для полученія моей вольности; почему не опускалъ ни одного случая навѣдываться о дорогѣ, ведущей къ моему отечеству; по сему хаживалъ я иногда во время вечерней прохлады съ дѣвкою на рѣку за водою, и замѣчалъ, гдѣ солнце бываетъ по утру и гдѣ въ вечеру; а изъ сихъ примѣчаній узналъ я, что домъ моего родителя находился на востокѣ. И такъ опредѣлено мною при первомъ случаѣ убѣжать, и мой путь обратишь въ ту сторону; ибо родители мои безпрестанно занимали мое сердце, и любовь къ вольности, хотя и всегда безпримѣрна была, но отъ горестныхъ для меня обстоятельствъ, какъ-то, что я не могъ употреблять пищи вмѣстѣ съ свободнорожденными дѣтьми, хотя впрочемъ во всемъ былъ я съ ними сотоварищъ, болѣе усугубилась.
Занимаясь сими мыслями, встрѣтился со мною однимъ днемъ несчастной случай, разрушившій весь мой планъ и всю мою надежду пресѣкшій. Я употребляемъ былъ иногда къ прислугамъ одной старой невольницѣ въ кухнѣ и для смотру за птицами. Однимъ утромъ, будучи въ кухнѣ для кормленія оныхъ, бросилъ по несчастію однимъ маленькимъ камышкомъ, и попалъ въ одну столъ сильно, что оная шутъ же мертвою пала. Вскорѣ послѣ сего пришла въ кухню невольница и) спрашивала о причинѣ сего; и какъ я все ей чистосердечно разсказалъ (ибо родительница моя всегда запрещала мнѣ лгать), то она ужасно взбѣсилась, угрожала мнѣ за сіе наказаніемъ и ушла, а какъ на тотъ разъ господина не случилось въ домѣ, донесли о моей винѣ госпожѣ. Сіе чрезмѣрно меня обезпокоило; я опасался строгаго наказанія, и сія мысль была для меня ужасна; ибо еще никогда не испыталъ онаго. А по сему разсудилъ за благо скрыться, и дѣйствительно убѣжалъ я въ густой лѣсъ, окружавшій домъ, и спрятался въ кустарникѣ. Вскорѣ послѣ сего возвратилась въ кухню невольница вмѣстѣ съ госпожею, и искали меня, но никакого отзыва не получали на свой крикъ, то и подумали, что я убѣжалъ, и просили все сосѣдство искать меня. Жилища и селенія въ сей странѣ, такъ какъ и въ моемъ отечествѣ, окружены лѣсомъ или кустарникомъ столь частымъ, что весьма удобно въ ономъ скрыться и не легко можно бытъ найдену. Сосѣди искали меня цѣлой день; я ожидалъ каждую минуту, когда слышалъ малѣйшій шумъ между деревами, быть найдену и отъ моего господина наказану; однакожъ не могли найти мѣста моего убѣжища, хотя иногда и столь близко подходили, что я всѣхъ ихъ разговоры и разсужденія слышать могъ; и къ несчастію изъ оныхъ узналъ, что всѣ мои покушенія, которыя могъ бы я сдѣлать къ возвращенію въ отечество, останутся тщетными. Многіе думали, что я предпринялъ путь домой; но отдаленіе столь было велико и дорогу столь трудною находили, что я, по ихъ мнѣнію, никогда до онаго не дойду, но въ лѣсахъ погибну. Сіе возродило во мнѣ величайшее мученіе, и погрузило меня въ отчаяніе. Сверхъ сего приближеніе ночи удвоивало мой страхъ; я прежде сего надѣялся достигнуть въ домъ моихъ родителей, и намѣревался, какъ скоро покроетъ землю мракъ, сдѣлать тому начало, но узнавъ, что оное безполезно, и что, естьли я посчастію избѣгну отъ хищныхъ звѣрей, попадусь въ человѣческія руки, или при маломъ познаніи дороги заблудиться долженъ въ лѣсахъ; я уподоблялся гонимой сернѣ которой каждой листъ, каждое сотрясеніе воздуха угрожаетъ новымъ непріятелемъ и новою смертію. Я часто слышалъ шумъ между листьями, произходящій отъ змѣй; почему каждое мгновеніе ожидалъ быть уязвлену отъ оныхъ. Сіе усугубило мой ужасъ, и ужасное положеніе представлялось мнѣ совсѣмъ несноснымъ. Слабъ и гладенъ — ибо я чрезъ весь тотъ день ничего не ѣлъ и не пилъ; — оставилъ я свое убѣжище и поползъ въ кухню моего господина, гдѣ легъ я на золу, и мысленно желалъ, чтобъ смерть ко мнѣ пришла и пресѣкла всѣ мои страданія. На другой день, едва начали скрываться мраки отъ приближенія солнца, старая невольница, пробудившаяся прежде всѣхъ, вошелъ въ оную для разложенія огня, увидѣла меня лежащаго на очагѣ; она чрезвычайно изумилась и едва повѣрила своимъ глазамъ. Обѣщалась все свое стараніе употребить для исходатайствованія мнѣ прощенія, и возвратилась къ господину, которой въ скорости пришелъ, весьма ласково со мною обошелся, и приказалъ обо мнѣ имѣть попеченіе, не причиняя мнѣ никакого оскорбленія.
Вскорѣ послѣ сего единственная дочь моего господина, рожденная отъ первой его жены, занемогла и умерла. Сей ударъ столь чувствителенъ былъ для его сердца, что онъ чрезъ нѣсколько времени совсѣмъ безумнымъ былъ, и дѣйствительно бы покусился на свою жизнь, естьлибъ за нимъ на примѣчали и не охраняли. Спустя нѣсколько времени укротилась его печаль; однакожъ я былъ проданъ. Я былъ веденъ чрезъ пространныя пустыя тлѣли и чрезъ непроходимые лѣса; при ужаснѣйшемъ рыканіи дикихъ звѣрей, къ лѣвой сторонѣ востока. Люди, купившіе меня, при моемъ ослабленіи часто несли меня или на своихъ раменахъ или спинахъ. Я видалъ время отъ времени многія весьма способныя пути, хорошія селенія, выстроенныя для выгодъ купцовъ и путешественниковъ, ночующихъ въ сихъ строеніяхъ съ ихъ женами, коихъ они при себѣ довольно имѣютъ. Они всегда вооруженные ходятъ.
Оставивъ мое отечество, всегда я находилъ, кто бы меня разумѣлъ, даже до морскаго берега. Языки различныхъ націй имѣютъ нѣкоторое сходство одинъ съ другимъ; но оныя не столь плодовиты, какъ Европейскіе, а особливо какъ Аглинской, а по сему и не такъ трудны; я выучился въ продолженіи моего пути чрезъ Африку двумъ или тремъ языкамъ.
Препроводивши довольное время въ пути, въ одинъ вечеръ къ величайшему моему изумленію въ домѣ, назначенномъ для успокоенія предстала глазамъ моимъ любезная моя сестра. Какъ скоро она меня увидѣла, вскричала и бросилась въ мои объятія. Я ощутилъ подобноежъ чувствованіе; никто изъ насъ не могъ произнесть слова; нѣсколько минутъ препроводили мы изумленны и неподвижны, орошался слезами. Наше свиданіе тронуло всѣхъ зрителей; и въ самомъ дѣлѣ, къ чести сихъ черныхъ хищниковъ человѣческой свободы, долженъ я признаться, никогда не поступали со мною жестокосердо; никогда не былъ я свидѣтелемъ безчеловѣчныхъ ихъ поступокъ и съ другими невольниками. Они только ихъ, когда нужда того требовала, связывали, дабы чрезъ то воспрепятствовать ихъ побѣгу. Они узнавъ, что мы были братъ съ сестрою, оставили насъ въ совершенной свободѣ. Въ вечеру одинъ мужчина, которому мы, какъ я думаю, принадлежали, легъ между нами; а мы, совокупивъ свои руки чрезъ его грудь, препроводили такимъ образомъ всю ночь.
Однакожъ симъ малымъ утѣшеніемъ не долго мы наслаждались; едва показалось утро, насъ разлучили, да и разлучили навсегда. Тогдашнее состояніе показалось для меня мучительнѣе прежняго. Малое услажденіе моихъ горестей, производимое присутствіемъ моей сестры, протекло, и мое положеніе было для меня несносно. Я сокрушался о ея судьбѣ, и страшился, что ея мученія гораздо жесточае моихъ будутъ, когда я отъ нее удалюсь, и что никто не найдется облегчишь оныя. Такъ, дражайшая сотоварищница моихъ дѣтскихъ забавъ! участница всѣхъ моихъ веселій и страданій! благополучнымъ бы я себя почелъ и между самыми свирѣпѣйшими ударами несчастья, естьлибъ я оныя для тебя сносилъ, и естьлибъ пожертвованіе моей вольности было цѣною твоей. Хотя я весьма рано изторгнуть изъ твоихъ объятій, однакожъ навсегда останется погребеннымъ твой образъ въ моемъ сердцѣ, ни время, ни мой жребій не изгладитъ ни единой черты онаго. Мысли о твоихъ терзаніяхъ огорчаютъ часы моего благополучія; присовокупляются они также къ моимъ злоключеніямъ и усугубляютъ ихъ горесть. Небо, защищающее слабыхъ противъ сильныхъ, умоляю я безпрестанно бдѣть надъ твоею невинностію и добродѣтелію, естьли оныя подвержены будутъ насиліямъ Африканскихъ торговщиковъ невольниками, мученіямъ въ Европейскихъ колоніяхъ, или терзаніямъ и любострастію скотообразнаго и немилосердаго надзирателя.
Я не на долгое время остался послѣ моей сестры; но былъ опять перепроданъ, и перейдя довольное число мѣстъ, прибылъ наконецъ по непродолжительномъ путешествіи въ одинъ городъ, называемый Тимагъ, лежащій въ прекраснѣйшей странѣ, какую только въ Африкѣ видалъ. Сіе мѣсто очень богато и довольно населено; орошается множествомъ малыхъ протоковъ, вливающихся посреди горада въ одинъ пространной прудъ, служащій для омовенія жителей. Здѣсь въ первой разъ я увидѣлъ и ѣлъ кокосовые орѣхи, и нашелъ ихъ гораздо лучшими, нежели всѣ роды орѣховъ, какіе я прежде ѣдалъ. Древа, насажденныя въ изобиліи около домовъ и между ими, обмазанныя внутри такъ какъ и наши, и выбѣленныя, дѣлаютъ пріятнѣйшую тѣнь. Въ первой разъ также я видѣлъ и отвѣдывалъ здѣсь сахарной тростникъ. Деньги сихъ обитателей состоятъ въ малыхъ бѣлыхъ раковинкахъ, величиною съ ноготь. Я былъ проданъ отъ купца, приведшаго меня въ сію страну, за сто семьдесятъ три таковыя штучки.
Спустя два или три дни жизни моей въ домѣ новаго моего господина, однимъ вечеромъ богатая вдова изъ сосѣдства прибыла къ намъ, съ своимъ сыномъ, равнымъ со мною возрастомъ и лѣтами. Она увидѣла меня, и я ей понравился; почему, купивши меня у господина, взяла съ собою домой. Ея жилище и принадлежащія ей земли положеніе свое имѣли въ одной прекрасной равнинѣ около одного изъ вышеупомянутыхъ протоковъ. Она имѣла множество невольниковъ къ ея услугамъ. Въ слѣдующій день омыли и окурили меня; и когда наступило обѣденное время, былъ я отъ моей повелительницы позванъ, и пилъ и ѣлъ вмѣстѣ съ ея сыномъ въ присутствіи ея. Сіе было для меня величайшимъ удивленіемъ, и мнѣ совсѣмъ было непостижимо, для чего молодой господинъ мнѣ, такъ какъ невольнику, съ собою свободно рожденнымъ кушать позволилъ; да что еще больше, ничего никогда не вкушалъ и не пилъ, пока я прежде не возьму: ибо я былъ старѣе его; а такое предпочтеніе однимъ только старшимъ по нашему обыкновенію слѣдуетъ. Въ самомъ дѣлѣ поступка ихъ со мною, и обстоятельства, въ коихъ я находился, учинили то, что я свое невольническое состояніе забылъ. Языкъ сихъ людей столь былъ сходенъ съ нашимъ, что мы другъ друга совершенно разумѣть могли. Они имѣли тѣже самыя обыкновенія, какія и у насъ. Каждой день упражнялся я съ моимъ молодымъ господиномъ и съ другими дѣтьми въ киданіи копьемъ и стрѣляніи, точно такимъ же образомъ, какъ я обыкъ въ родительскомъ домѣ; и мы имѣли невольниковъ для услуженія. Въ семъ столь подобномъ прежнему моему благополучію состояніи провелъ я около двухъ мѣсяцовъ, совершенно думая, что я къ сему семейству буду пріобщенъ; почему и старался всячески предтекшія свои злоключенія забвенію предать, какъ въ самое то время усладительная сія мечта изчезла. Однимъ утромъ, безъ малѣйшаго извѣстія, во время сна любезнаго моего господина и товарищей, похищенъ я былъ изъ объятій сна къ новымъ мученіямъ; и съ того времени опредѣлила судьба мнѣ жить съ необрѣзанными;
Я почувствовалъ себя въ то самое время, въ которое мечталъ о величайшемъ благополучіи, гораздо несчастнѣйшимъ; и мнѣ представлялось, что судьба на тотъ единственно конецъ позволила мнѣ узнать радость, дабы учинить тѣмъ горестнѣйшими мои страданія. Перемѣна, воспослѣдовавшая со мною, столь же была мучительна, какъ нечаянна и неожидаема. Сіе было преддверіемъ чрезвычайно страшной сцены. Я началъ дышать такимъ воздухомъ, какого еще никогда не чувствовалъ, о которомъ ниже воображенія до сихъ поръ не имѣлъ, и подъ которымъ былъ свидѣтелемъ неслыханныхъ, безчеловѣчныхъ и жесточайшихъ поступокъ, о коихъ безъ содроганія никогда не могу вспомнить.
Всѣ націи, чрезъ которыя угодно было судьбѣ меня препровождать, сходствовали съ моими соотечественниками въ нравахъ, обыкновеніяхъ и языкѣ; но наконецъ вступилъ я въ такую страну, въ которой совсѣмъ новое представилось моему взору. Во всемъ находилъ я различіе: народъ не наблюдалъ обрѣзанія; не омывалъ рукъ предъ кушаньемъ; кушанье приготовляли въ желѣзныхъ котлахъ; носили Европейскіе мечи и зарукавья, вовсе неизвѣстныя въ моемъ отечествѣ.
Женщины у нихъ были не столько цѣломудренны, какъ наши; онѣ кушали, пили и опочивали вмѣстѣ съ своими мужьями: но болѣежъ всего удивительно для меня было, что я у сихъ людей никакой жертвы не примѣтилъ. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ пестрили себя рубцами и заостривали зубы. Нѣсколько разъ покушались предпринять надо мною сію операцію; однакожъ я сему противился, и надѣялся современемъ достигнуть до такого народа, которой бы не столь былъ глупъ, каковыми сіи люди глазамъ моимъ представлялись. Наконецъ достигнули мы берега одной большой рѣки, покрытой лодками, въ коихъ люди съ ихъ домашними приборами и припасами всякихъ родовъ обитали. Сіе причинило во мнѣ величайшее изумленïe; ибо я, кромѣ озеръ и прудовъ, никогда другихъ водъ не видалъ. Къ немалому моему удивленію садились они въ лодки, не чувствуя ни малѣйшаго страха, и плыли вдоль по берегу. Сіе продолжалось до наступленія ночи; тогда они выгружались на землю, и каждое семейство раскладывало для себя огонь. Нѣкоторые вытаскивали свои лодки на берегъ, а прочіе пріуготовляли кушанья; сошедшіе на землю имѣли рогожки, изъ коихъ дѣлали палатки, представлявшіе видъ подобный малому домику, въ коихъ они препровождали ночь; по утружъ, отзавтракавши, отправлялись опять и плыли Далѣе. Иногда удивлялся я женщинамъ, столь же смѣло въ воду прыгавшимъ, какъ и мужья ихъ.
Такимъ образомъ продолжая свое шествіе всегда далѣе, иногда сухимъ путемъ, иногда водою, и проходя различныя страны и народы, достигнули наконецъ, по истеченіи шести или семи мѣсяцовъ по моемъ похищеніи, морскаго берега. Ябъ навелъ моимъ читателямъ скуку, естьлибъ все то, что со мною случилось во время сего путешествія, сталъ повѣствовать или описывать. Я только то единственно замѣчу, что во всѣхъ сихъ странахъ земля была чрезвычайно плодоносна: тыквы, садъ, писагь, ямъ, табакъ и пр. росли въ изобиліи. Во всѣхъ мѣстахъ находятся различные роды гумми: однакожъ оная ни къ малѣйшему употребленію не годится. Хлопчатая бумага и красное дерево ростетъ по лѣсамъ, и находится во множествѣ. Впрочемъ, выключая прежде сказанное, не замѣтилъ я чрезъ весь путь никакого рукодѣлія; главнѣйшее упражненіе во всѣхъ сихъ земляхъ есть земледѣліе; и дѣти обоего пола, такъ какъ и у насъ, воспитываются въ сей работѣ и въ военномъ искуствѣ.
Первый предметъ, поразившій мои глаза по прибытіи моемъ на берегъ, было море и невольнической корабль, стоявшій въ то время и ожидавшій своего грузу. Сей видъ поразилъ меня изумленіемъ, преобразившимся въ скорости въ ужасъ. Тщетнобъ старался я описать то чувствованіе, и то состояніе моей души, въ коемъ я находился по переведеніи на бордъ. Нѣкоторые изъ корабельныхъ служителей испытывали строптивымъ образомъ, здоровъ ли я. Смущеннымъ моимъ мыслямъ мечталось, что я пренесенъ въ жилище злыхъ духовъ, намѣревавшихся меня умертвишь. Ихъ цвѣтъ, столь различный съ нашимъ; ихъ длинные волосы, ихъ разговоръ, ни малѣйшаго подобія не имѣющій съ тѣми, какіе я доселѣ слыхалъ; словомъ, все утверждало меня въ сихъ мысляхъ. Подлинно, представлявшееся глазамъ моимъ толикимъ поразило меня ужасомъ, что я, естьлибъ былъ обладателемъ десяти тысячъ міровъ, всѣ бы оные отъ всего сердца вручилъ кому нибудь ктобъ могъ, дабы только перемѣнить мое положеніе на участь самаго послѣдняго въ моемъ отечествѣ невольника. Осматривая окружающее меня на кораблѣ, увидѣлъ я большой котелъ и множество Негровъ разныхъ націй, всѣхъ вмѣстѣ скованныхъ, изображавшихъ на своихъ лицахъ печаль и страданіе; не долго сомнѣвался я о моей участи, и будучи пораженъ страхомъ и ужасомъ, упалъ въ обморокъ. По очувствованіи моемъ, увидалъ я окружающихъ меня Негровъ, прибывшихъ на бордъ для полученія своихъ денегъ; они разговаривая со мною, старались меня ободрить, но тщетно. Я спросилъ ихъ, не съѣдятъ ли насъ сіи бѣлые люди съ страшными взорами, красными лицами и долгими власами? Ихъ отвѣтъ былъ, чтобъ сего не опасаться; и одинъ изъ служителей корабельныхъ поднесъ мнѣ стаканъ водки; однакожъ я очень боялся принять оной изъ его рукъ. Одинъ изъ Негровъ взялъ оной и подалъ мнѣ; я отвѣдалъ нѣсколько капель; но вмѣсто того, чтобъ укрѣпиться, какъ они думали, сдѣлался я отъ сего страннаго напитка (ибо никогда мои уста не вкушали сему подобнаго) чрезвычайно смущеннымъ и печальнымъ. Вскорѣ скрылись Негры, привезшіе меня на бордъ, и довершили мое отчаяніе.
Вся возможность возвратишься въ мое отечество пресѣклась; ни малѣйшая искра надежды вытти на берегъ, представлявшійся мнѣ столь пріятнымъ, не осіявала моей души. Тщетно желалъ я на прежнее невольничество перемѣнить настоящее положеніе, коего неизвѣстность будущаго усугубляла мой ужасъ: но недолго я и сими мыслями занимался; ибо былъ переведенъ во внутренность корабля, гдѣ первѣе всего почувствовалъ такой смрадъ, какого я во всю мою жизнь не слыхалъ. Ослабѣвши отъ слезъ и сдѣлавшись отъ сего мерзкаго запаха еще хуже, не былъ въ состояніи вкушать что либо, не только чувствовать хотя малѣйшее утѣшеніе. Я призывалъ смерть, какъ моего избавителя; вскорѣ пришли двое бѣлыхъ, и предложили мнѣ нѣсколько пищи. Я отрекся оную принять: но чтожъ отъ сего воспослѣдовало; одинъ схватилъ меня крѣпко за руки, положилъ меня, какъ я помню, а другой немилосердо меня билъ. Сей былъ первой со мною таковой поступокъ; и хотя я воды, такъ какъ новаго совсѣмъ для меня елемента, очень боялся; однакожъ съ охотою бы въ оную спрыгнулъ; но корабельные служители весьма тщательно за нами смотрѣли; и многіе бѣдные Африканскіе невольники, искавшіе случая броситься въ воду, были безчеловѣчно терзаемы; равножъ, когда они не хотѣли принимать пищи, были биты. Сіе самое со мною много разъ случалось.
Спустя малое время, нашелъ я между бѣдными заключенными невольниками нѣсколько изъ моихъ соотечественниковъ. Сіе не много успокоило меня. Они объявили мнѣ, что мы будемъ перевезены въ землю сихъ бѣлыхъ Людей и для нихъ трудиться. Сіе также вліяло въ мою душу нѣкоторую бодрость: естьли ничего болѣе не предстоитъ, какъ работать, размышлялъ я, то мое состояніе не столь отчаянно. Однакожъ я всегда еще опасался быть умерщвлену отъ нихъ. Столь дики показались мнѣ взоры и поступки бѣлыхъ людей! Ибо я ни у какого народа не видывалъ еще примѣровъ шоликаго безчеловѣчія, которое обнаруживалось не только противъ черныхъ, но и противъ самыхъ бѣлыхъ. Нѣкогда былъ я свидѣтелемъ, по выходѣ изъ сокрытія нашего, какъ одного бѣлаго на фок-мачтѣ толстыми веревками столъ безчеловѣчно били, что онъ тутъ же духъ испустилъ, и безъ всякаго состраданія, подобно скоту, брошенъ въ воду. Сей случай вящими: вкоренилъ во мнѣ ужасъ, и я ежеминутно представлялъ себѣ, что и со мною тоже воспослѣдуетъ.
Я не могъ не обнаружитъ сихъ моихъ страховъ нѣкоторымъ изъ моихъ соотечественниковъ; я спрашивалъ ихъ: не ужъли не имѣютъ сіи люди отечества, и обитаютъ въ семъ кораблѣ? Они отвѣтствовали мнѣ, что сіе есть ихъ жилище, но они не прибыли изъ весьма отдаленной: страны. Но для чегожъ, сказалъ я, мы никогда въ с воей землѣ о нихъ не слыхали? Потому, отвѣчали мнѣ, что очень великое разстояніе раздѣляетъ наши жилища. Я спросилъ ихъ потомъ, гдѣжъ ихъ жены и не такіе же ли онѣ? Отвѣтствовано мнѣ было, что они ихъ имѣютъ. Но для чегожъ, сказалъ я, не видимъ ихъ здѣсь. Они ихъ дома оставили, отвѣчали мнѣ. Я спрашивалъ, какимъ озразомъ можетъ корабль итти? Однакожъ сего вопроса не могли мой соотечественники удовольствовать совершенно. Они объявили мнѣ, что сіе бываетъ посредствомъ канатовъ, которые я вижу, и полотна, повѣшеннаго на мачтахъ; при томъ сіи бѣлые люди имѣютъ одно тайное очаровательное средство, чрезъ которое они, естьли пожелаютъ, могутъ остановишь теченіе корабля. Я слушалъ все сіе съ неизреченнымъ удивленіемъ, и заподлинно почиталъ бѣлыхъ духами. Тѣмъ болѣе Желаніе мое усугублялось отъ нихъ освободишься; ибо я ожидалъ, что они меня принесутъ въ жертву: но сіе мое желаніе было тщетно.
Сколь долго находились мы у берега, содержаны были обыкновенно на верьху корабля; одного дня усмотрѣлъ я къ вящшему моему удивленію идущій корабль съ распростертыми парусами. Какъ скоро бѣлые извѣстилися о семъ, подняли столь громкой крикъ, что мы поражены были ужасомъ, которой усугублялся тѣмъ паче, что корабль всегда увеличивался, чѣмъ болѣе къ намъ приближался. Наконецъ бросилъ якорь и остановился къ изумленію; мы чрезъ сіе увѣрились, что сіе учинено волшебствомъ. Вскорѣ новоприбывшій корабль спустилъ ботъ, и нѣсколько людей съ онаго прибыли къ намъ. Люди обоихъ кораблей казались весьма обрадованными, увидѣвъ другъ друга. Нѣкоторые изъ пришельцовъ жали и намъ руки, и дѣлали знаки но мы ихъ не разумѣли; достовѣрно, они хотѣли намъ чрезъ сіе сказать, что мы скоро переселимся въ ихъ землю.
Наконецъ, какъ нашъ корабль совсѣмъ нагрузился, корабельные служители возвѣстили съ страшною тревогою быть готовыми къ отправленію; насъ отвели вовнутрь корабля, и мы не могли видѣть, какимъ образомъ управляется корабль. Воздухъ бъ отведенномъ намъ мѣстѣ столь былъ сгущенъ, что опаснобъ было долгое время находиться въ ономъ; и для того нѣкоторымъ изъ насъ позволено было наслаждаться иногда свѣжимъ воздухомъ: но какъ совсѣмъ нагрузили, то превратился оной совершенно въ заразительной. Представь себѣ, читатель, жаръ климата; тѣсноту мѣста; которое людьми столь много наполнено, что едва можно обернуться, и почти должно задахнуться. Сильное испареніе наполняло воздухъ гнилыми частицами, весьма вредными для дыханія. Между невольниками открылись болѣзни, отъ коихъ многіе умерли, и учинились жертвою неблагоразумнаго сребролюбія купцовъ. Сіе бѣдное положеніе усугублялось еще несносною тягостію цѣпей и нечистотою. Печальные вопли женщинъ, томные вздохи умирающихъ представляли невообразимую сцену страха. Можетъ быть къ счастію моему, сдѣлался я вскорѣ столько слабъ, что за потребное почли содержать меня всегда на верьху, и оставили меня, по причинѣ моей молодости, безъ оковъ. Въ семъ состояніи ожидалъ я каждую минуту, что тотъ же жребій моихъ соотечественниковъ, изъ коихъ почти ежедневно нѣкоторые умирали, и меня постигнетъ, и пресѣчетъ мои страданія. Часто размышлялъ я, сколь много благополучнѣе меня жители морскіе я завидовалъ ихъ вольности, и съ охотою бы премѣнялъ свое состояніе на ихъ. Каждое обстоятельство встречавшееся со мною, удвоивало мое несчастіе и усугубляло мой страхъ при видѣ жестокостей бѣлыхъ людей. Однимъ днемъ изловили они великое множество рыбы; ѣли ее столько, сколько могли, а остатки бросили обратно въ море, ни мало не удѣливъ намъ. Сіе показалось для насъ чрезвычайно безчеловѣчнымъ: мы просили, умоляли; но все тщетно. Нѣкоторые изъ моихъ соотечественниковъ, изнурены будучи жестокостію глада, отважились нѣсколько украсть; но сіе было примѣчено, за что и получили жестокое наказаніе.
Въ одинъ прекрасной день, въ которой море было тихо и вѣтръ малъ, двое изъ моихъ утомленныхъ сотоварищей, скованныхъ другъ съ другомъ вмѣстѣ, и не далеко отъ меня находившихся, изыскали случай броситься въ море; ихъ примѣру послѣдовалъ еще одинъ, съ коего желѣза, по причинѣ его болѣзни, были сняты; я я думаю, многіебъ тоже сдѣлали, естьлибъ корабельные служители, въ одно мгновеніе стекшіеся, отъ онаго не удержали. Безпокойнѣйшихъ изъ насъ бросили тотчасъ на низъ корабля, и при ужаснѣйшей тревогѣ былъ вдругъ остановленъ корабль, и отправленъ ботъ для извлеченія невольниковъ. Двое между тѣмъ утонули, третій же извлеченъ, и за свое покушеніе безчеловѣчно наказанъ. Страшнѣйшія мученія, неразлучные спутники сего мерзкаго промысла, изображенныя здѣсь малѣйшею частію, случаются каждой день. Часто недоставало намъ свѣжаго воздуха, которой иногда сгущался даже до того, что едва не задыхались, и многіе подлинно были жертвою сего мученія.
Въ продолженіе нашего путешествія въ первой разъ увидѣлъ я летающихъ рыбъ, приведшихъ меня въ немалое удивленіе; они часто чрезъ корабль перелетали и садились на верьхъ онаго. Въ первой разъ также узрѣлъ я употребленіе квадранта. Я часто примѣчалъ съ удивленіемъ, когда мореходцы свои наблюденія чинили; но не могъ постигнуть, чтобъ то значило. Мое изумленіе было примѣчено, и одинъ изъ нихъ позволилъ мнѣ, отчасти для возбужденія вящшаго изумленія, отчастижъ для удовольствованiя моего любопытства, посмотрѣть. Сіе усугубило мое удивленіе, и я совершенно почти думалъ, что нахожусь въ другомъ свѣтѣ, и нѣтъ ничего изъ окружающаго меня натуральнаго.
Наконецъ усмотренъ островъ Барбадоссъ. Бѣлые учинили великой крикъ, и давали намъ чрезъ знаки разумѣть свою радость. Мы до тѣхъ поръ не знали, что о томъ должно думать, пока не приближился корабль, и пристань, наполненная многими кораблями различной величины, не представилась ясно глазамъ нашимъ. Мы. вскорѣ стали на якорь. Къ намъ прибыли на корабль, хотя уже былъ и вечеръ, многіе покупщики невольниковъ. Мы были раздѣлены на многія кучи, и тщательно разсматриваемы; намъ велѣно встать, и указывая на землю, давали знать, что туда должны итти. Мы заключали изъ сего, что отъ сихъ людей, представлявшихся нашимъ глазамъ столь ненавистными, будемъ съѣдены. Но какъ вскорѣ опять оставлены были на кораблѣ, то чрезъ всю ночь производили столь жалостные крики, что наконецъ бѣлые съ берега прислали нѣкоторыхъ старыхъ невольниковъ уговаривать насъ. Сіи объявили намъ, что не будемъ съѣдены, но работать только должны, и вскорѣ перейдемъ на землю, гдѣ найдемъ многихъ изъ своихъ соотечественниковъ. Сіе извѣстіе очень ободрило насъ; и подлинно, по выступленіи на землю, представились намъ Африканцы разныхъ народовъ.
Мы отправились въ купеческій домъ, гдѣ, подобно овцамъ, въ одно мѣсто, окруженное плетнемъ, безъ всякаго различія пола и возраста вогнаны были. Какъ все сіе было для меня ново, то и возбуждало удивленіе. Домы, воздвигнутые изъ кирпичей о многихъ жильяхъ, совсѣмъ различные съ Африканскими, поражали меня чрезвычайно. Но наиболѣе изумился я, какъ увидѣлъ людей на лошадяхъ. Я не зналъ, какъ сіе называется, и чѣмъ долѣе, тѣмъ болѣе думалъ, что сіи люди суть изученные волхвы. Будучи совсѣмъ разсѣянъ отъ изумленія, спросилъ я о семъ моего соплѣнника; онъ мнѣ сказалъ, что симъ подобныя животныя находятся и въ его землѣ. Я подозрѣвалъ сего человѣка, не изъ другой ли онъ совсѣмъ различной съ моимъ отечествомъ страны; ибо для меня удивительно было, что я никогда тамъ оныхъ не видалъ. Однакожъ въ послѣдствіи узналъ я, познакомившись со многими Африканцами, что у нихъ много находится лошадей, да притомъ и гораздо большихъ, нежели я видѣлъ.
Спустя два дни, мы были обыкновеннымъ образомъ распроданы: для сего дается извѣстной знакъ, на пр. барабанной бой; купцы скороспѣшно на дворъ, вмѣщающій невольниковъ, сбѣгаются и избираютъ себѣ толпу, коя имъ наиболѣе нравится. Шумъ, крикъ, сопровождающій сіе время, и жадность, блистающая въ очахъ покупщиковъ, не мало усугубляютъ ужасъ устрашенныхъ Африканцовъ, представляющихъ себѣ видѣть услужниковъ смерти, коей они уже давно содрогались. Такимъ образомъ безъ всякаго размышленія родственники и друзья разлучаются, изъ коихъ большая часть никогда другъ друга не увидятъ. Я помню, что на кораблѣ, привезшемъ насъ на островъ, много находилось братьевъ; но кои были при сей продажѣ всѣ другъ съ другомъ разлучены. И сіе разлученіе сопровождаемо было не безъ чувствительной трогательности, и не безъ знаковъ жесточайшаго мученія. О вы, именемъ христіане! не можетъ ли васъ Африканецъ со всякою справедливостію спросить: напечатлены ли на вашемъ сердцѣ наставленія вашего Творца, вопіющаго: сего не хочешь, чтобЪ сдѣлано было тебѣ, не твори того другимъ? Не довольно ли сего, что мы изторгнуты изъ своего отечества, изъ объятій друзей, единственно для вашего любостяжанія и корыстолюбія? Должно ли еще и нѣжныя чувствованія приносить на жертву вашему сребролюбію? Должно ли дражайшихъ друзей и родственниковъ, содѣлавшихся чрезъ разлученіе гораздо драгоцѣннѣе, другъ отъ друга отторгать? Для чего не дозволяете сего малаго утѣшенія, чтобъ совокупно проливать слезы, и чрезъ то темную ночь невольничества хотя тусклымъ свѣтомъ освѣщать? Для чего родители должны лишаться дѣтей, братья сестръ, супруги своихъ женъ? Подлинно сей есть совсѣмъ новой примѣръ жестокости, неизвиняемый никакою выгодою, проистекаемою оттуда, но споспѣшествующій только къ умноженію страданія несчастнаго невольника и усугубленію новыхъ страховъ.
Содержаніе: Издатель отправляется вЪ Виргинію — печальное состояніе онаго — изумленіе при видѣ картины и часовъ. — ОнЪ купленъ Капитаномъ Паскалемъ, и предпринимаетъ путешествіе вЪ Англію — несчастіе, предстоящее ему на семъ пути — прибытіе вЪ Англію — Посылается вЪ Гвернзей, и вступаетъ по нѣкоторомъ времени сЪ своимъ господиномъ на одинъ военной корабль — Извѣстіе о взятіи Ловисбурга Адмираломъ БоскаеенЪ 1758 года.
Наконецъ и послѣднее утѣшеніе, состоявшее въ обхожденіи съ моими соотечественниками, изчезло; женщины, обмывавшія насъ, и имѣвшія попеченіе о мнѣ, всѣ разсѣяны, и л ни одной изъ нихъ послѣ не видалъ.
Я не долго пребывалъ на семъ островѣ, и спустя, по моему мнѣнію, четырнатцать дней, съ нѣкоторыми невольниками, которые, по причинѣ ихъ чрезвычайнаго истомленія, не были съ прочими проданы, въ одномъ суднѣ отправленъ въ Сѣверную Америку. На семъ пути содержали насъ гораздо лучше, нежели изъ Африки; намъ выдавали сарочинское пшено и свинину въ изобиліи. Мы нагружались въ одной рѣкѣ не въ дальнемъ разстояніи отъ моря при Графствѣ Виргиніи, гдѣ почти никого не видали изъ Африканцовъ, по крайней мѣрѣ никого, съ кѣмъ бы могъ я разговаривать. Я принужденъ былъ здѣсь нѣкоторое время выпалывать въ одной плантаціи худую траву и выкидывать камень; мои товарищи одинъ за другимъ разошлись въ разныя стороны, и я наконецъ остался одинъ. Я былъ очень несчастливъ, и почиталъ себя гораздо бѣднѣйшимъ моихъ сотоварищей; они могли другъ съ другомъ разговаривать, яжъ напротивъ не имѣлъ никого, которой бы меня разумѣлъ. Сіе время было для меня самое жесточайшее, и я ничего болѣе не желалъ, какъ смерти.
Въ бытность мою на сей плантаціи, господинъ, коему я, какъ думаю, принадлежалъ, нѣкогда занемогъ. Я былъ позванъ въ его жилище для обмахиванія его. При вступленіи моемъ въ комнату устрашился я чрезвычайно, увидѣвъ множество невиданныхъ мною вещей; сей ужасъ отъ того наиболѣе усугублялся, что при моемъ вшествія на дворъ встрѣтилась со мною одна черная невольница, готовившая кушанье, навьюченная разными, для меня показавшимися страшными, машинами. Между прочимъ имѣла она одну на головѣ, которою ея уста столь крѣпко были заключены, что она съ довольною нуждою могла говорить, а пить и ѣсть ничего не могла. Сіе изобрѣтеніе сколько было для меня ново, столько и удивительно; послѣ я узналъ, что сіе называется желѣзнымъ нарыльникомъ. Мнѣ вручили опахало, чтобъ обмахивать господина во время сна; я дѣлалъ сіе съ великимъ сердечнымъ трепетомъ. Онъ спалъ крѣпко; а я съ того времени осматривалъ кругомъ комнату, столь странно для меня убранную, что я не могъ довольно насмотрѣться. Первой предметъ, привлекшій мое вниманіе, были часы, висѣвшіе надъ каминомъ. Ихъ движеніе и громкой стукъ были для меня непостижимы, и я опасался, чтобъ они не объявили моему господину, естьли что худо учиню. Но ужасъ мой еще болѣе усугубился, когда я взглянулъ на портретъ, смотрѣвшій на меня. Я съ начала жизни моей не видывалъ ничего такого, и думалъ прежде, что сіе есть волхвованіе; но какъ сіе изображеніе не трогалось, то я размышленіями своими дошелъ до того, что думалъ, что бѣлые имѣютъ искусство великихъ мужей и по смерти сберегать, и имъ приносить, такъ какъ мы нашимъ благодѣтельнымъ духамъ, жертву. Въ таковыхъ разсужденіяхъ былъ я до пробужденія моего господина, которой, къ неизреченной моей радости, меня отпустилъ; ибо присутствіе при сихъ людяхъ, представлявшихся мнѣ не иначе, какъ чудами, было для меня всегда мучительно. Въ семъ мѣстѣ назывался я Іаковомъ а на кораблѣ Михаиломъ.
Въ семъ бѣдственномъ и печальномъ состояніи, въ которомъ я не имѣлъ ни одного человѣка, кому бы могъ сообщать свои мысли, и въ коемъ моя жизнь чѣмъ продолжительнѣе, тѣмъ тягостнѣе содѣлалась бы, коснулась благость Божескія десницы, не усыпающей о немощныхъ, и утѣшеніе на меня низлившей. Въ одинъ день Капитанъ одного купеческаго корабля прибылъ къ моему господину. Сей мужъ, именовавшійся Михаиломъ Лейтенантомъ Королевскаго флота, а въ то время командовалъ купеческимъ судномъ, стоявшимъ отъ насъ въ дальнемъ разстояніи на границахъ Графства. Въ бытность свою въ домѣ моего господина, онъ увидѣлъ меня нечаяннымъ образомъ; я ему столько понравился, что онъ меня купилъ. Онъ заплатилъ за меня, какъ я послѣ услышалъ, тритцать или сорокъ фунтовъ, ибо я точно не знаю,) и я былъ назначенъ въ подарокъ одному его другу въ Англіи. Меня перевели изъ дому прежняго моего господина Камибелла въ то мѣсто, въ которомъ корабль положеніе свое имѣлъ. Одинъ старой Негръ взялъ меня къ себѣ на лошадь — Искусство ѣздить представилось мнѣ чрезвычайно чуднымъ. Достигнувши назначеннаго мѣста, вступилъ я на бортъ одного изряднаго и великаго корабля, нагружен наго табакомъ и пр., готоваго отправишься въ Англію.
Моя участь перемѣнилась въ лучшую: мнѣ дали парусъ для сна, хорошую пищу и питіе; каждой на кораблѣ обходился со много дружественно, и совсѣмъ иначе, нежели какъ прежде. Я началъ размышлять, что не всѣ изъ нихъ одного свойства. Спустя два дни по моемъ прибытіи на корабль, отправились мы въ Англію; мое состояніе всегда было еще загадкою. Я выучилъ нѣсколько Аглинскихъ словъ и старался всячески узнать, куда мы путь свой направляемъ. Нѣкоторые изъ морскихъ служителей объявили мнѣ, что они намѣрены обратно перевесть меня въ мое отечество; сіе извѣстіе вліяло въ мою душу низреченную радость. Преисполненъ будучи восхищенія, размышлялъ я, сколь много чудеснаго буду повѣствовать при возвращеніи моемъ въ родительскій домъ. Но моя судьба другое мнѣ предопредѣлила, и при видѣ Аглинскаго берега изчезли мои мечты. Я получилъ имя на семъ кораблѣ отъ Капитана ГуставЪ Ваза. Но сіе имя для меня было невразумительно. Я дѣлалъ, сколько могъ, возраженія противъ сего; говорилъ имъ, что желаю называться Іаковомъ; но мнѣ объявлено, чтобъ я назывался Густавомъ, коимъ именемъ всегда меня и кликали. Сначала не хотѣлъ я повиноваться; но сіе навлекло мнѣ нѣсколько пощечинъ, и я принужденъ былъ наконецъ согласишься, и съ того времени ношу сіе имя.
Корабль находился весьма долгое время на пути, и слѣдовательно мы получали весьма малыя порціи. Подъ конецъ нашего плаванiя получали мы на недѣлю полтора только фунта хлѣба, столькожъ говядины и каждой день четверть воды. Чрезъ все время нашего по морю путешествія разговаривали мы только съ однимъ кораблемъ, и нѣкогда изловили мы нѣсколько рыбы. Въ сей крайности Капитанъ и служители сказали мнѣ въ шуткахъ, что они намѣрены меня умертвить и съѣсть. Сіе поразило меня великимъ прискорбіемъ; каждую минуту почиталъ я послѣднею. Будучи въ семъ положеніи, однимъ вечеромъ поймали большую рыбу и втащили на корабль. Сіе вліяло въ меня нѣкоторую отраду, и я надѣялся, что люди вмѣсто меня употребятъ рыбу въ пищу. Но къ моему изумленію отрѣзали только отъ оной малую часть хвоста, остальное жъ бросили обратно. Сіе возобновило прежнее мое мученіе. Хотя сіи бѣлые люди были для меня всегда милосерды, однакожъ я всегда опасался быть отъ нихъ съѣдену.
На семъ кораблѣ находился одинъ молодой человѣкъ, не бывавшій никогда прежде на морѣ, старѣе меня четырьмя или пятью годами, и называвшійся Рихардъ Бакеръ. Онъ родомъ былъ изъ Америки, воспитанъ весьма хорошо, и обладалъ любви достойнѣйшимъ свойствомъ. Въ два только дни моего пребыванія на кораблѣ оказалъ онъ мнѣ очень много опытовъ своего дружества; напротивъ чего и я чувствовалъ къ нему великую привязанность. Мы были наконецъ съ нимъ неразлучны, и два года, къ величайшему моему счастію, былъ онъ моимъ всегдашнимъ сотоварищемъ и наставникомъ. Сей дражайшій моего юношества другъ былъ самъ господинъ многихъ невольниковъ; однакожъ терпѣлъ равную съ прочими на кораблѣ нужду; мы иногда всю ночь, естьли крайняя нужда угнѣтала насъ, препровождали въ объятіяхъ другъ друга. Дружество, родившееся на семъ пути, продолжалось неизмѣннымъ даже до его кончины, воспослѣдовавшей къ моему сожалѣнію 1759 года, въ бытность его на Королевскомъ кораблѣ, именуемомъ Престонъ, въ Архипелагѣ. Никогда не могу довольно оплакать сего удара, нанесеннаго судьбою; я потерялъ въ немъ благосклоннаго истолкователя, пріятнаго собесѣдника и вѣрнаго друга, оказавшаго на пятнатцатомъ годѣ своего возраста всю непорочность своей души. Онъ не стыдился быть знакомымъ, сотоварищемъ, другомъ и наставникомъ незнакомому, чужестранцу, Негру и невольнику. Господинъ мои въ бытность свою въ Америкѣ жилъ въ домѣ родительницы моего юнаго друга. Онъ почиталъ его весьма много, и всегда съ нимъ кушалъ въ своей каютѣ; часто говорилъ въ шуткахъ ему, что намѣренъ меня умертвить и съѣсть. Нѣкогда сказалъ онъ: черныхъ не хорошо ѣсть, и тогдажъ спросилъ: не ѣдятъ ли въ моемъ отечествѣ людей? Л на сіе отвѣтствовалъ: нѣтъ; то онъ сказалъ, что хочетъ прежде Дикка (обыкновенное сокращеніе Рихарда) умертвишь, а потомъ и меня. Хотя чрезъ сіе извѣстіе, въ разсужденіи собственной моей участи, сдѣлался я нѣсколько спокойнѣе; но содрогался о Диккѣ, и когда онъ былъ званъ, всегда мучился, и думалъ, что его умертвятъ. Я спрашивалъ всегда его, въ добромъ ли состояніи находится, и мой страхъ не прежде окончился, какъ съ окончаніемъ путешествія.
Нѣкогда ночью упалъ человѣкъ въ море. Удержавъ корабль, учинился шумъ и столь великая тревога, что я, не вѣдая случившагося, весьма смутился, и несомнѣнно думалъ, что буду принесенъ въ жертву духамъ; ибо я не могъ изъ головы своей изкоренить сихъ мыслей, что сіи люди волхвы. Сіе исполнило мою душу страхомъ приближающейся Смерти; и я не могъ глазъ своихъ сомкнуть чрезъ всю ночь. При наступленіи дня нѣсколько успокоился; но всегда при кликанiи меня думалъ, что зовутъ для умерщвленія.
Спустя нѣсколько времени, нѣкоторые изъ нашихъ сопутниковъ увидѣли огромной величины рыбу, называвшуюся, какъ я послѣ узналъ, китомъ. При темнотѣ представилась она мнѣ чрезвычайно страшною, и столь близко отъ нашего корабля плавала, что воду изъ ноздрей испускала даже на верьхъ онаго. Я почиталъ ее за владѣтеля моря, огорчившагося на бѣлыхъ людей за непринесеніе ему жертвы. Но чтожъ наиболѣе утверждала меня въ сихъ мысляхъ, то сіе, что вѣтеръ вдругъ утихъ, послѣдовала совершенная тишина, и корабль не могъ съ одного мѣста тронуться. Я представлялъ себѣ, что сіе есть дѣйствіе рыбы; сокрылся въ самую внутренность корабля, опасаясь чтобъ меня не принесли для умилостивленія въ жертву. Вскорѣ пришелъ ко мнѣ любезный мой другъ Диккъ; я спросилъ его, чтобъ то была за рыба; а какъ я еще мало по Аглински умѣлъ, то едва могъ сей мой вопросъ вразумительнымъ сдѣлать; но другой вопросъ, принесена ли ему жертва, совсѣмъ былъ не въ состояніи выразишь. Онъ объявилъ мнѣ, что сію рыбу стараются люди отогнать. Тутъ кликнулъ его Капитанъ, занимавшійся на верьху корабля съ корабельными служителями вверженіемъ въ воду зажженной смоляной бочки. Диккъ разсказалъ Капитану о моемъ страхѣ; я былъ позванъ, шутили и издѣвались надъ моимъ смѣшнымъ страхомъ и слезами. Между тѣмъ зажгли бочьку и бросили въ воду, отъ чего рыба, къ великой моей радости, скрылась и не показывалась болѣе.
При видѣ земли всѣ мои мученія окончались, и по тринатцатинедѣльномъ путешествіи достигнули наконецъ до Фалмута. Всѣ бывшіе на кораблѣ, при приближеніи къ берегу, радовались, но я болѣе всѣхъ. Капитанъ тотчасъ поѣхалъ на землю, и прислалъ къ намъ на корабль свѣжихъ припасовъ, въ коихъ мы величайшую нужду имѣли. Мы недолго медлили надъ оными, и послѣ голода послѣдовалъ долговременной пиръ.
Прибытіе мое въ Англію случилось въ началѣ весны 1757 года, когда я имѣлъ отъ рожденія двенатцать лѣтъ. Съ удивленіемъ осматривалъ я строенія и вымощенныя улицы въ Фалмутѣ; все, представлявшееся моему взору, возбуждало меня къ новому удивленію. Нѣкогда поутру вышелъ я на верьхъ корабля, и увидѣлъ оной покрытъ снѣгомъ, выпавшимъ ночью. Какъ я онаго никогда не видывалъ, то и почиталъ его солью. Я побѣжалъ поспѣшно къ штурману, просилъ его итти со мною и посмотрѣть; что ночью весь корабль усыпали солью. Онъ тотчасъ догадался, что сіе собственно значило, и сказалъ мнѣ, чтобъ я оной принесъ къ нему. Я взялъ полныя пригоршни онаго, и чувствовалъ великой холодъ. По принесеніижъ онаго къ нему, велѣлъ мнѣ отвѣдать, что я исполнивъ, изумился чрезвычайно. На вопросъ мой, что бы сіе было, получилъ отвѣтъ: сіе есть снѣгъ; но я сего не понималъ. Онъ меня спросилъ, видалъ ли я сему подобное въ моемъ отечествѣ? Отвѣтъ мой былъ отрицательной. Онъ мнѣ объявилъ, къ чему вещь сія служитъ, и кто оную сотворилъ; разсказывалъ мнѣ, что нѣкогда великое Существо, обитающее на небесахъ и называющееся Богомъ, оное создало. Но все сіе было для меня темно и Непостижимо, а особливо потому, что вскорѣ увидѣлъ я весь воздухъ, наполненный падающимъ снѣгомъ.
Вскорѣ послѣ того посѣтилъ я церковь, и сіе было въ первой разъ, что мои стопы коснулись сего священнаго мѣста; я зрѣлъ и слушалъ богослуженіе съ великимъ изумленіемъ; спрашивалъ того и другаго, сколько могъ, и изъ отвѣтовъ ихъ уразумѣлъ, что въ семъ мѣстѣ возсылаются мольбы къ Существу, сотворшему насъ и всѣ вещи. Все сie для меня было темно, и тысяча мыслей возраждались въ головѣ моей, которыя я, сколько умѣлъ, предлагалъ. Но лучшій истолкователь былъ для меня мой юный другъ Диккъ. Предъ нимъ все было у меня откровенно, и онъ наставлялъ меня съ великимъ удовольствіемъ; его разговоры о семъ предметѣ, сколько могъ выразумѣть, чрезмѣрно мнѣ нравились; не меньшежъ радовался я, видя, что сіи люди не продаютъ другъ друга такъ, какъ у насъ въ обыкновеніи; я узналъ, что они въ разсужденіи сего гораздо благополучнѣе Африканцевъ. Благоразуміе бѣлыхъ людей, обнаруживаемое всюду, наполняло меня удивленіемъ: но съ изумленіемъ взиралъ я, что они не жертвоприносятъ, съ необмовенными руками кушаютъ и прикасаются мертвымъ. Тонкой ростъ женщинъ нравился мнѣ чрезвычайно; но красота ихъ не столь для меня была сначала прелестна, и наши Африканки представлялись мнѣ цѣломудреннѣе и стыдливѣе.
Часто видалъ я, что господинъ мой и Диккъ упражнялись въ чтеніи; я чрезвычайно желалъ разговаривать съ книгами также, какъ они, по моему мнѣнію, дѣлали, и чрезъ сіе увѣдать, отъ чего все въ свѣтѣ произошло. Я бралъ часто книгу въ руки, разговаривалъ съ нею и прикладывалъ наединѣ къ ушамъ, надѣясь получить отъ оной отвѣтъ; но чувствуя, что она молчитъ, всегда бросалъ ее.
Господинъ мой обиталъ въ Фалмутѣ у одного человѣка, имѣвшаго прекрасную маленькую дочь лѣтъ шести или семи, любившую меня чрезвычайно; мы другъ съ другомъ вмѣстѣ кушали, и людей для прислуженія имѣли. Сія фамилія столь дружественно со мною обходилась, что я часто вспоминалъ тѣ благополучные дни, кои препровождалъ я въ Африкѣ съ моимъ юнымъ господиномъ. Спустя нѣсколько дней пребыванія моего въ домѣ, посланъ я былъ обратно на корабль; дитя столь много плакало, что ее ничѣмъ другимъ успокоишь не могли, какъ обѣщаніемъ прислать меня обратно. Господинъ мой намѣреваясь отправишься съ кораблемъ, нагруженнымъ также табакомъ, спрашивалъ меня, желаюль я остаться при молодой дѣвушкѣ; я началъ плакать и просилъ его не оставлять меня. И по сему тайно ночью отосланъ былъ я на корабль, и мы вскорѣ отправились въ Гвернзей, гдѣ обиталъ Николай Доберри, коему корабль частію принадлежалъ. По прибытіи нашемъ въ Гвернзей, господинъ мой отвелъ мнѣ у одного своего штурмана, имѣвшаго тамъ жену и дѣтей, жилище и столъ. Нѣсколько мѣсяцевъ спустя, отправился онъ въ Англію, оставивъ меня съ другомъ моимъ Диккомъ въ семъ домѣ. Сей мужъ имѣлъ у себя маленькую дочь отъ пяти до шести лѣтъ, съ коею я препровождалъ свободные часы. Я часто видалъ, что ея родительница мыла ея лице, отъ чего оное розовымъ представлялось; но когдажъ мое омывала, сего не видно было. Я самъ много разъ дѣлалъ покушеніе, не могу ли моимъ чертамъ чрезъ омовеніе такой же цвѣтъ дать, какой имѣла мод юная подруга Марія. Сіе было для меня прискорбно, что всѣ мои старанія оставались тщетными, и я имѣлъ различной цвѣтъ. Сія госпожа поступала со мною весьма ласково и благосклонно; она учила меня всему, какъ собственное свое дитя, и содержала меня подлинно по матерински.
Пребываніе мое продолжалось въ семъ мѣстѣ даже до лѣта 1757 года, въ которое время господинъ мой въ чинѣ перваго Лейтенанта возсѣлъ на корабль его Величества, именуемой Роебукъ, и своего стараго штурмана Дикка и меня къ себѣ взялъ. И такъ мы оставили Гвернзей, и отправились въ Лондонъ на одномъ суднѣ, нагруженномъ въ Англію.
Вскорѣ прибыли мы въ Hope (мѣсто въ устьѣ Темзы, гдѣ корабли, ожидающіе чего нибудь, останавливаются), обрѣли Роебукъ, и къ неизреченной нашей радости прибылъ къ намъ господинъ на судно, для взятія насъ на корабль. Здѣсь не мало изумился я при видѣ толикаго множества людей и пушекъ; при усугубленіи моего познанія, умалилось мое изумленіе, безпрестанно мучившее меня по прибытіи въ Европу. Я началъ о другомъ размышлять. Ни мало не устрашаясь предстоящихъ мнѣ новыхъ предметовъ, ничего другаго, по нѣкоторомъ времени бытія моего на кораблѣ, мысленно не желалъ, какъ чтобъ скорѣе вступить въ сраженіе съ непріятелемъ. Мое сѣтованіе, которое обыкновенно недолгое время занимаетъ молодыхъ дѣтей, изчезало мало по малу. Я находилъ свое состояніе хорошимъ, и своимъ положеніемъ былъ не мало доволенъ. Къ сему довольно способствовало обстоятельство, что, выключая меня, множество находилось на кораблѣ дѣтей; мы всегда вмѣстѣ находились, и большую часть времени препровождали въ забавахъ. Я не очень долго находился на семъ кораблѣ; мы дѣлали различныя крейсированія, и плавали то туда, то сюда; два раза были въ Голландіи, и перевезли многихъ знатныхъ господъ, коихъ имена изъ памяти у меня изтребились. Въ продолженіе сего плаванія были мы нѣкогда для препровожденія времени сихъ господъ позваны въ Офицерскія каюты, для сраженія другъ съ другомъ; за что отъ сихъ господъ каждой боецъ получилъ отъ пяти до шести шелинговъ. Сіе было въ первой разъ, что я съ однимъ бѣлымъ юношею бился, и также въ первой разъ разбили мнѣ носъ до крови. Я чрезъ сіе чрезвычайно разгорячился, и думаю, что мы сражались другъ съ другомъ болѣе часа, пока наконецъ, по утомленіи нашемъ, насъ развели. Я очень часто повторялъ сіе тѣлесное упражненіе. Капитанъ и сопутники обыкновенно меня къ сему разгорячали. По истеченіи нѣкотораго времени отправились мы въ Шотландію и Оркадскія острова, гдѣ къ великому моему изумленію безпрестанной почти день имѣли. Оттуда отправились съ однимъ большимъ флотомъ, преисполненнымъ воинами, въ Англію. Чрезъ все сіе время никогда не доходило у насъ до сраженія, не взирая на то, что мы часто посѣщали французскіе берега и многія суда преслѣдовали. Я въ продолженіе сего плаванія обучился многимъ корабельнымъ оборотамъ, и много разъ употребляемъ былъ для заряженія пушекъ.
Однимъ вечеромъ встрѣтился съ нами, при темнотѣ уже ночной, по проплытiи Гавре де Граса, одинъ на французской образецъ сооруженный изрядной фрегатъ. Тотчасъ пріуготовились учинить на оной нападеніе, и я надѣялся, что мое, столь долго неисполненнымъ остававшееся желаніе зрѣть сраженіе, будетъ наконецъ удовлетворено. Но въ то самое мгновеніе, какъ данъ былъ приказъ стрѣлять, услышали мы съ другихъ кораблей крикъ: остановись! и въ тожъ самое время узрѣли мы выкинутой Аглинской флагъ. Тутъ всѣ закричали на нашемъ кораблѣ: стой! стой! По щастiю выстрѣлъ двухъ пушекъ не причинилъ ни малѣйшаго вреда — Мы много разъ фрегатъ окликали, но оной не могъ насъ слышать; и потому принуждены были, не получивъ никакого отвѣта, приближиться; посланъ былъ ботъ къ сему кораблю, и узнали къ немалому моему неудовольствію, что ето былъ нашъ военной корабль.
И такъ отправились мы прямо въ Портсмутъ безъ малѣйшаго сраженія съ непріятелемъ. Но въ то самое время Адмиралъ Бинтъ, коего я при семъ случаѣ много разъ видалъ, получилъ команду. Господинъ мой оставилъ орабль, и по его требованію отправился въ Лондонъ. Вступили мы съ Диккомъ на одно великое судно, именуемое Саваге, съ которымъ военному кораблю, называемому Св. Георгій, попавшему при берегѣ на мѣлъ помогали оной снять. Послѣ, бывъ нѣсколько времени на Савагѣ, посланъ былъ я съ Диккомъ въ Деаль, гдѣ, поживъ весьма мало, отправились по повелѣнію господина въ Лондонъ, которой я давно уже весьма охотно желалъ зрѣть.
Мы оба сѣли, преисполнены радостію, въ коляску, и направили путь свой въ Лондонъ, куда прибывъ, остановились у Господина Гверина, свойственника моему господину. Сей человѣкъ имѣлъ двухъ сестръ, весьма любви достойныхъ дамъ, принявшихъ меня очень дружественно. Узрѣвъ Лондонъ, не имѣлъ я счастія разсмотрѣть оной подробно. Я получилъ опухоль въ ногахъ столь великую, что нѣсколько мѣсяцовъ не былъ въ состояніи стоять, и для того былъ отосланъ въ больницу Св. Георгія. Моя болѣзнь столько увеличилась, что врачи, опасаясь возженiя, намѣревались много разъ отрѣзать мнѣ ногу; однакожъ я всегда оному сопротивлялся, и желалъ лучше умереть, нежели до сего допустить; и къ счастію моему, слава Богу! безъ операціи лучше сдѣлалось. По истеченіи нѣсколькихъ недѣль началъ я выздоравливать; но въ тожъ время получилъ корь, и принужденъ обратно слечь въ постелю. Все казалось совокупившимся къ моему несчастію; ибо только лишь я началъ освобождаться, господинъ мой на одинъ военной корабль о пятидесяти пушкахъ, именуемой Престонъ, сдѣланъ былъ первымъ Лейтенантомъ; и такимъ образомъ Диккъ и я отосланы были на оной, и вскорѣ отправились въ Голландію для перевезенія Герцога.... въ Англію.
Во время пребыванія моего на семъ кораблѣ встрѣтился со мною одинъ случай, которой, хотя маловаженъ кажется, однакожъ не долженъ я объ ономъ умолчать; ибо онъ для меня былъ очень удивитиленъ, и представлялся видимымъ наказаніемъ Божіимъ. Одинъ молодой человѣкъ, нѣкогда утромъ находясь на переднемъ кругѣ мачты, произносилъ мерзкія слова по безбожному обыкновенію матросовъ. Но въ то самое время попала маленькая пылинка въ его лѣвой глазъ; къ вечеру оной чрезвычайно распухъ. Въ слѣдующій день сдѣлалось хуже, а по истеченіи шести или семи дней совсѣмъ потерялъ оной.
Съ сего корабля перешелъ мой господинъ, такъ какъ Лейтенантъ, на бортъ корабля Св. Георгія. Его намѣреніе было оставить меня на Престонѣ: но какъ сей корабль назначенъ былъ въ Турцію, то не могъ я согласиться оставить моего господина, къ коему всею душею былъ прилѣпленъ; я говорилъ ему, что естьли не буду сопутствовать ему, то смертельная печаль овладѣетъ мною. Сіе побудило его меня удержать, но Диккъ оставленъ былъ на Престонѣ, и я его при нашемъ разлученіи въ послѣдній разъ обнялъ — Корабля величиною съ Георгія никогда я не видывалъ, и по прибытіи моемъ на оной чрезвычайно изумился, узрѣвъ множество мужчинъ, женщинъ и дѣтей обоего пола; не маложъ удивился я величинѣ пушекъ, изъ коихъ многіе были изъ такого металла, какого я еще никогда не видывалъ. Находилось на ономъ также множество лавокъ; люди, разносящіе различные товары на кораблѣ, представляли видъ подобной городу. Мнѣ мечталось, что я перенесенъ въ малой міръ, въ коемъ однакожъ не имѣлъ ни одного друга; ибо съ моимъ любезнымъ и вѣрнымъ Диккомъ, какъ я уже объявилъ, былъ разлученъ.
Мы не долго пребывали здѣсь. Мой господинъ по истеченіи нѣсколькихъ недѣль былъ отправленъ на корабль Намуръ, вооружаемой въ Шпитеадѣ для Вице-Адмирала Боскавенъ, долженствовавшаго отправиться въ походъ съ великимъ флотомъ противъ Ловисбурга. Грузъ корабля Георгія былъ пренесенъ на сей, и лазоревой флагъ сего мужественнаго Адмирала на верьхнемъ концѣ большой мачты воздвигнутъ. Къ сей експедиціи былъ собранъ величайшій флотъ, составленный изъ военныхъ кораблей всѣхъ родовъ, и я надѣялся скоро случай имѣть пребывать на морскомъ сраженіи. Все изготовивши, поднялъ сей могущественной флотъ (ибо къ оному присовокупленъ былъ флотъ Адмирала Корниша, назначенный въ Ост-Индію) якори и отплылъ. Нѣсколько дней оба флота были совокупно; послѣжъ разлучились съ поздравленіемъ, учиненнымъ отъ Адмирала Корниша нашему Адмиралу, на что и отъ насъ отвѣтствовано. Мы направляли путъ свой въ Америку; но противнымъ вѣтромъ прибиты были къ острову. Тенерифѣ, гдѣ при воззрѣніи на извѣстную гору Пико пораженъ я былъ изумленіемъ. Удивительная оной и сахарной головѣ подобная верьхушка не менѣе была поразительна, какъ и чрезвычайная высота. Продолжая далѣе наше путешествіе въ Америку, имѣли мы нѣсколько дней въ виду сей островъ: мы вскорѣ достигнули онаго, и остановились въ весьма удобной гавани въ Галифаксѣ, называемой Св. Георгія, гдѣ со избыткомъ снабжены были свѣжими припасами. Здѣсь находились многіе военные корабли, транспортныя суда съ солдатами для нашего флота, и съ симъ столь довольнымъ усиленіемъ отправились къ мысу Бретонъ въ Новой Шотландіи. Мы имѣли на своемъ кораблѣ добросердечнаго и знаменитаго Генерала Вольфа, пріобрѣтшаго своимъ человѣколюбивымъ расположеніемъ всеобщую любовь и почтеніе. Я чаще, нежели прочіе отроки, имѣлъ честь быть имъ примѣчаемымъ, и однажды, какъ меня хотѣли наказать за ссору съ однимъ молодымъ господиномъ, его предстательствомъ былъ пощаженъ.
Лѣтомъ 1758 года прибыли мы къ Бретону, гдѣ долженствовали высадить насушу солдатъ для нападенія на Ловисбургъ. Господинъ мой принадлежалъ къ числу тѣхъ Офицеровъ, кои имѣли надзиранiе при пересаживаніи полковъ; и здѣсь-то нѣкоторымъ образомъ удовлетворено мое желаніе видѣть сраженіе съ непріятелемъ. французы ожидали насъ на берегу, и препятствовали долгое время къ высадкѣ войска на берегъ; но наконецъ были они изгнаны изъ своихъ окоповъ, и наши полки выступили на сушу. Послѣдніе преслѣдовали непріятеля даже до города Ловисбурга, и съ обѣихъ сторонъ при сей баталіи много людей поражено. При семъ случаѣ былъ я свидѣтелемъ одного удивительнаго произшествія. Лейтенантъ корабля, именуемаго Принцесса Амалія, имѣлъ также, какъ и мой господинъ, надзиранiе при высадкѣ. Во время его командованія влетѣла ему ружейная пуля въ ротъ, которой онъ въ то время открылъ, и прошла сквозь щеку. Въ сей. день имѣлъ я въ рукахъ голову одного Индѣйскаго Короля, умерщвленнаго на сраженіи однимъ Шотландцемъ; также видѣлъ я уборъ онаго Короля, сдѣланный весьма искусно изъ перьевъ.
Наши полки осадили городъ Ловисбургъ, въ которое время Францускіе военные корабли, находившіеся въ гавани, нашимъ флотомъ блокированы были, и съ построенныхъ на берегу батарей по нихъ стрѣляли. Нѣкоторые начали загораться; два или три были взорваны на воздухъ. Послѣ того напали около пятнатцати ботовъ, принадлежащихъ къ Аглинскимъ военнымъ кораблямъ, подъ командою Георга Бельфура, Капитана Брандера Етны и Господина Лофорея, другаго молодаго Капитана, на два французскіе военные корабля, оставшіеся въ гавани, и ихъ разбили; сожгли седьмидесятипушечной корабль, а шестидесятипушечной, называемой Біенфезанъ, взяли въ полонъ.
Во время моего здѣсь пребыванія имѣлъ я часто случай быть у Капитана Беьфура, коему я столько понравился, что онъ часто предлагалъ моему господину уступить меня ему. Но мой господинъ никакъ на сіе не соглашался; да и я съ своей стороны ни за что бы въ свѣтѣ съ нимъ не разстался. Наконецъ Ловисбургъ былъ взятъ, и Аглинскіе военные корабли вошли въ гавань предъ городомъ. Сіе было для меня чрезвычайно пріятно, ибо я болѣе имѣлъ свободы выходить на берегъ. Какъ скоро корабли въ гавань прибыли, учинили они великолѣпнѣйшее шествіе, какое только я видывалъ на водѣ. Всѣ Адмиралы и Капитаны кораблей въ полномъ великолѣпіи въ своихъ украшенныхъ вымпелами ботахъ прибыли на корабль Намуръ. Послѣ Вицеадмиралъ въ своемъ суднѣ отправился на берегъ; ему слѣдовали и прочіе Офицеры, по старшинству, для занятія (какъ думаю) города и крѣпости. Спустя нѣсколько времени, прибылъ французской Губернаторъ съ своею супругою и съ прочими знатными особами на нашъ корабль къ полуденному столу. При семъ случаѣ наши корабли съ верьху даже до низу мачтъ изукрашены были флагами; производилась пальба, и словомъ, все представляло великолѣпнѣйшее зрѣлище.
Приведши потомъ все въ порядокъ, Адмиралъ Боскавенъ отправился съ частію флота въ Англію, оставивъ нѣсколько кораблей подъ командою Контръ-Адмирала Сиръ Гарди и Дурелли. Зима уже наступила, и мы при своемъ возвращеніи готовы были уже вступить въ каналъ, какъ усмотрѣли однимъ вечеромъ семь большихъ военныхъ кораблей, находившихся на нѣкоторое отъ берегу разстояніе. Многіе изъ матросовъ на нашемъ кораблѣ признавали ихъ Аглинскими,и нѣкоторые называли оные поименно. Между тѣмъ оба флота сошлись другъ съ другомъ, и нашъ Адмиралъ приказалъ выставить свой флагъ; въ тожъ мгновеніе выставилъ и другой флотъ, которой былъ французской, свой флагъ и сдѣлалъ по насъ полной залпъ. Можно разсудить, сколь велико было наше изумленіе и замѣшательство. Вѣтръ былъ жестокъ, море волновалось, пушки съ обѣихъ сторонъ были закрыты, такъ, что мы ни однимъ выстрѣломъ не могли отвѣчать непріятелю. Между тѣмъ Вилліамъ и Соммерсетъ, наши задніе корабли, изготовились и сдѣлали на французовъ залпъ. Я послѣ услышалъ, что сія была французская эскадра подъ начальствомъ Господина Конфланса. Естьлибъ французы знали наше положеніе, и возъимѣлибъ желаніе вступишь съ нами въ сраженіе, то могли бы причинить намъ великой вредъ. Но такое наше состояніе продолжалось не долго: мы вскорѣ приготовились къ сраженію. Многія вещи брошены были въ море; около десяти часовъ ночи распустили мы новой большой парусъ, ибо старой на двое передрался; и все было изготовлено къ сраженію. Корабли обратили свой ходъ, и мы отправились за французскимъ флотомъ, которой однимъ или двумя кораблями былъ сильнѣе нашего. Мы преслѣдовали оной чрезъ всю ночь, а при наступленіи дня узрѣли шесть большихъ линейныхъ кораблей, и одно Аглинское, назначенное въ Ост-Индію судно, взятое ими. Между третьимъ или четвертымъ часомъ вечера достигнули оной, и продолжали свой путь на фузейной выстрѣлъ отъ одного семидесяти четырехъ пушечнаго корабля и Ост-Индскаго судна, которое выставивъ только свой флагъ, опять оной сокрылъ. Данъ былъ знакъ другому кораблю взять оное во владѣніе. Какъ мы думали, что и военной корабль равножъ сдается, подняли побѣдоносной крикъ: однакожъ оной сего не учинилъ, не смотря на то, что онъ столь близко былъ, что, естьлибъ мы учинили выстрѣлъ, необходимомъ сдаться долженъ. Къ величайшему моему изумленію, поплылъ напередъ Соммерсенъ, ближайшій корабль позади Намура, и думая, что оной для взятія поплылъ, подняли крикъ побѣды: однакожъ непріятель далѣе слѣдовалъ. французской командиръ направилъ свой путь съ величайшею скоростію; около четырехъ часовъ бросилъ онъ свою фокмачту въ воду; и мы опять подняли радостные крики. Но къ новому нашему изумленію плылъ онъ, не допуская себя плѣнишь, столь скоро, какъ только возможно было. Море сдѣлалось покойно, и вѣтръ утихъ. Непріятельской корабль приближился къ намъ столь близко, что мы могли слышать разговоръ ихъ; но при темнотѣ ночной опять удалился. Мы преслѣдовали оной чрезъ всю ночь, а въ слѣдующее утро изъ виду потеряли. Мы всячески старались о старомъ Ост-Индскомъ суднѣ, называемомъ, какъ помнится, Карнарфономъ. Мы отправились въ каналъ и прибыли благополучно въ концѣ 1758 года къ острову Св. Елены. Въ семъ мѣстѣ Намуръ и другой позади eго слѣдующій большой корабль набѣжали на мѣлъ; однакожъ не допустивъ до дальнѣйшаго поврежденія, сняли. Мы останавливались на краткое время въ Шпитеадѣ, а послѣ отправились въ Портсмутскую гавань для исправленія нашихъ кораблей. Адмиралъ отсюду отправился въ Лондонъ; господинъ мой и я тудажъ послѣдовали; оставшіеся же исправляли корабли.
Содержаніе. Издатель воспринимаетЪ крещеніе — находится вЪ опасности утонуть — отправляется вЪ походъ въ Средиземное море — Различные случаи, встрѣтившіеся сЪ нимъ — ОнЪ свидѣтелемъ одного сраженія между нѣкоторыми Аглинскими и французскими корабля ми — Обстоятельное извѣстіе о славномъ сраженіи между Адмираломъ ГоскавенЪ и Г. КлуемЪ при мысѣ ЛогасЪ, вЪ Августѣ 1759 года — французское корабль взрывается на воздухъ — Издатель отправляется вЪ Англію — Его господинъ получаетъ начальство надъ однимъ брандеромЪ — посылается въ островѣ Белленле — разсказываетъ несчастія, встрѣтившiяся его кораблю — Какимъ образомъ при осадѣ и высаживаніи войска на берегъ поступали — Бѣдствіе и нужда издателевы, но отЪ коихъ онЪ себя благополучно освобождаетъ — Приключенія на французскомЪ берегу — Достопамятной примѣръ похищенія людей — Издатель отправляется обратно вЪ Англію — слышитъ, что воспослѣдуетъ миръ и ожидаетъ полученія вольности — Его корабль отправляется вЪ ДептфортЪ для полученія жалованья для матросовъ; но вЪ то самое время нечаяннымъ образомъ нопадается отъ своего господина, сЪ насиліемъ отводится на одно Вест-Индское судно и продается.
Съ прибытія моего въ первый разъ въ Англію уже два года протекло; большую часть сего времени препроводилъ я на морѣ, и наконецъ къ сему роду жизни привыкъ; и какъ меня мой господинъ чрезвычайно хорошо содержалъ, то я свое состояніе находилъ благополучнымъ. Случаи, встрѣчавшіеся со мною на кораблѣ, совершенно меня научили, чего опасаться или страшиться, и по крайней мѣрѣ въ семъ случаѣ былъ я почти совершенно Агличанинъ. Часто замѣчалъ я, что при всѣхъ великихъ опасностяхъ, въ которыхъ я находился, не чувствовалъ того безпокойства и мученія, кои меня при первомъ видѣ Европейцовъ терзали, и которыя сначала, и нѣкоторое время послѣ, при каждомъ ихъ упражненіи, хотя обыкновеннѣйшемъ, всегда возраждались. Сей страхъ, произходившій отъ моего непросвѣщенія, исчезалъ мало по малу, какъ сталъ я познавать людей. Я довольно хорошо говорилъ по Аглински, и разумѣлъ совершенно разговоры другихъ. Сообщество и нравы новыхъ моихъ соотечественниковъ не только не представлялись мнѣ удивительными и странными, но я еще напротивъ находилъ въ оныхъ вкусъ. Я не взиралъ на нихъ, какъ на духовъ, но какъ на совершенныхъ твореній. И по сему имѣлъ я сильнѣйшее желаніе уподобиться имъ, ихъ духъ присвоить себѣ и сообразоваться съ ихъ обычаями. Я воспользовался каждымъ случаемъ, способствовавшимъ къ моему образованію, и каждой новой примѣченной мною предметъ предавалъ я, подобно сокровищу, моей памяти. Давно уже желалъ я выучиться читать и писать, и гдѣ только могъ получить въ ономъ наставленіе, всегда употреблялъ оное въ свою пользу: однакожъ, не взирая на все сіе, худо въ томъ успѣвалъ. По прибытіи съ моимъ господиномъ въ Лондонъ, вскорѣ представился мнѣ случай распространить мои знанія; каждой можетъ себѣ представить, что я онаго не опустилъ. Вскорѣ по моемъ пріѣздѣ не преминулъ я госпожамъ Гверинъ, обходившимся прежде со мною очень благосклонно, засвидѣтельствовать свое почитаніе; и ими былъ отданъ въ училище.
Служители сихъ госпожъ объявили мнѣ, что я не могу достигнуть царствія небеснаго, естьли не буду крещенъ. Сіе сдѣлало меня очень безпокойнымъ; ибо я тѣлесное только имѣлъ понятіе о будущей жизни; сіе безпокойство открылъ я старшей госпожѣ Гверинъ, которая поступала со мною очень благосклонно, и настоялъ совершить мое крещеніе. Къ величайшей моей радости обѣщала она мое желаніе выполнить. Она сего и прежде требовала отъ моего господина; но онъ всегда сіе отвергалъ: наконецъ она столь сильно настояла, что онъ, будучи обязанъ ея братомъ, на сіе согласился. И такъ окрещенъ я былъ въ февралѣ 1759 года во храмѣ Св. Маргариты, и нареченъ настоящимъ моимъ именемъ. Священникъ подарилъ мнѣ книгу, сочиненную Епископомъ Содарскимъ, подъ названіемъ: Путеуказатель для ИндѣйцовЪ. Миссъ Гверинъ сдѣлала честь воспріять меня, а послѣ сдѣлала празднество.
Всюду сопровождалъ я сію даму, и сіе обстоятельство составляло для меня счастіе превыше всѣхъ на свѣтѣ служителей: ибо я чрезъ оное удовлетворялъ моему любимому желанію обозрѣть Лондонъ. Иногда находился я у моего господина, имѣвшаго домъ въ концѣ Вестминстерскаго моста. Мое обыкновеннѣйшее времяпровожденіе состояло въ забавахъ съ прочими юношами на ступенькахъ моста, или въ плаваніи на ботѣ корабельномъ. Нѣкогда отправился я съ прочими юношами внизъ по рѣкѣ; во время сего пути приплыли къ намъ на другомъ ботѣ двое сильнѣйшихъ юношей, кои всячески насъ ругали и требовали, чтобъ я къ нимъ перешелъ. Я уже намѣрялся сіе исполнить; но лишь поднялъ одну ногу, пихнули меня оные, и я упалъ въ Темзу. Безъ малѣйшаго умѣнія плавать необходимо долженствовалъ я утонуть, естьлибъ для моего спасенія не прибыли нѣкоторыя суда на помощь.
По изготовленіи нашего корабля Намура къ выходу въ море, получилъ мой господинъ повелѣніе вступить на оной, и къ великому моему прискорбію долженствовалъ я, оставивъ моего учителя, любившаго меня чрезмѣрно и посѣщаемаго мною повседневно, слѣдовать за моимъ господиномъ. Также разлучился я и съ моими благодѣтельницами госпожами Миссъ Гверинъ не безъ горчайшаго мученія. Онѣ весьма часто наставляли меня въ чтеніи, истощали всяческое стараніе напоить мою душу правилами религіи и богопознаніемъ. Сіе самое наносило мнѣ тягость разлучиться съ сими двумя госпожами, преподававшими мнѣ столь спасительныя наставленія, и снабдившими меня на дорогу нѣкоторыми драгоцѣнными вещами.
По прибытіи въ Шпитеадъ, нашелъ я, что мы съ великимъ флотомъ, готовымъ уже выступить, назначены въ Средиземное море. Мы ожидали Адмирала, которой вскорѣ и прибылъ. И такъ весною 1759 года отправились и въ одиннатцать дней прибыли въ Гибралтаръ. Въ бытность нашу тамъ бывалъ я часто на землѣ, гдѣ получалъ въ великомъ изобиліи плоды, да притомъ и за малую цѣну.
Я весьма часто, во время сего прогуливанія, многимъ людямъ разсказывалъ свою исторію, какимъ образомъ похищенъ съ сестрою, какъ были другъ съ другомъ разлучены, и сколько сокрушительна для меня ея участь, и сколько для меня болѣзненно, что я ее съ тѣхъ поръ не могу обрѣсти. Нѣкогда во время бытія моего на берегу и разсказыванія сихъ обстоятельствъ нѣкоимъ особамъ, нѣкто изъ оныхъ объявилъ, что онъ знаетъ, гдѣ находится моя сестра, и естьли я соглашусь ему сопутствовать, то онъ меня до нее доведетъ. Сколь ни невѣроятно было сіе извѣстіе, однакожъ я оному повѣрилъ; сердце трепетало во мнѣ отъ радости, и я пошелъ засимъ чужестранцемъ. Онъ и подлинно привелъ меня къ одной юной Негретянкѣ, столь сходной съ моею сестрою, что я въ первомъ жару и въ правду призналъ было за сестру свою; но скоро извлеченъ былъ изъ сей ошибки, и по разговорѣ съ него нашелъ, что она совсѣмъ другой націи.
Въ бытность нашу въ семъ мѣстѣ прибылъ корабль Престонъ изъ Леванта. Какъ скоро вступилъ оной въ гавань, то сказалъ мнѣ мой господинъ, что я могу видѣть стариннаго моего сотоварища Дикка, ѣздившаго на семъ кораблѣ въ Турцію. Никакое извѣстіе не могло быть для меня восхитительнѣе. Я каждую минуту надѣялся заключить его въ свои объятія. Капитанъ вскорѣ прибылъ на бортъ. Я былъ первой, встрѣтившій его для увѣданія о моемъ другѣ. Но къ неизреченному моему мученію получилъ отвѣтъ, что сей добрый юноша умеръ, и что онъ его пожитки привезъ къ моему господину. Сей въ послѣдствіи отдалъ мнѣ оные; и я взиралъ на нихъ такъ, какъ на священные памятники такого друга, коего я равно какъ брата любилъ и оплакивалъ.
Во время нашего пребыванія въ Гибралтарѣ видѣлъ я одного солдата, повѣшеннаго на плотинѣ за ноги. Сіе было для меня тѣмъ удивительнѣе, что я въ Лондонѣ видѣлъ одного человѣка повѣшеннаго за шею. Въ другой разъ былъ я очевиднымъ свидѣтелемъ, какъ лоцмана одного фрегата влекли на берегъ, и сіе было, какъ мнѣ объявили, посрамительнымъ наказаніемъ его трусости. На семъ кораблѣ былъ также повѣшенъ одинъ матросъ на концѣ райны.
Находясь нѣкоторое время въ Гибралтарѣ, отправились мы къ Ліону. На семъ пути постигла насъ ночью столь страшная и сильная погода, что я подобной оной никогда не видывалъ. Море толико волновалось, что хотя всѣ пушки весьма тщательно охраняемы и укрѣплены были, однакожъ мы очень опасались, чтобъ оныя отъ сильнаго колебанія совсѣмъ не сорвало; и тогдабъ неминуемая погибель послѣдовала съ нами. Послѣ краткаго времени прибыли мы въ Барцелону, Гишпанскую гавань, достойную примѣчанія по своимъ шелковымъ манифактурамъ. Здѣсь долженствовалъ флотъ запастися водою, и мой господинъ, будучи искусенъ во многихъ языкахъ, и по сему часто употребляемъ отъ Адмирала вмѣсто переводчика, имѣлъ надзиранiе надъ нашимъ кораблемъ. Наконецъ же какъ для него, такъ и для прочихъ Офицеровъ были раскинуты палатки; а Гишпанскіе солдаты, вѣроятно для предостереженія нашихъ людей отъ грабительства, вдоль берега содержали караулъ.
Л всюду сопровождалъ моего господина, и былъ симъ мѣстомъ очарованъ. Сколъ долго пребывали мы въ семъ мѣстѣ, было оное подобно ярмонкѣ. Жители доставляли намъ плоды всякихъ родовъ, и продавали гораздо дешевлѣ, нежели въ Англіи. Также приносили они намъ, что для меня весьма весело было, въ мѣхахъ вины. Гишпанскіе Офицеры обходились съ нашими съ чрезвычайною учтивостію; но особливожъ нѣкоторые изъ оныхъ посѣщали чаще моего господина. Иногда шутили они надо мною, сажая меня, но всегда такъ, чтобъ я не могъ упасть, на лошадь, что для нихъ было очень забавно; совершенное мое неискуство въ ѣздѣ причиняло для нихъ немалое удовольствіе.
Снабдивъ корабли водою, отправились обратно, и крейсировали около Тулона для поисковъ надъ французскимъ флотомъ, находившимся въ ономъ мѣстѣ. Въ одно воскресенье приплыли мы къ мѣсту, сокрывающему два небольшіе французскіе фрегата, стоявшіе подлѣ берега. Нашъ Адмиралъ, желая оные или полонить или сокрушить, откомандировалъ два корабля, именуемые Куллоденъ и Конквероръ, противъ оныхъ. Сіи достигнули вскорѣ французскихъ судовъ, и воспослѣдовало жаркое сраженіе какъ на морѣ, такъ и на земли; ибо фрегаты прикрываемы были батареями, со всякою жестокостію по нашимъ кораблямъ стрѣляющими; на сіе и съ нашей стороны съ равноюжъ неустрашимостію отвѣтствовано было; долгое время съ обѣихъ сторонъ безпрерывной огонь продолжался. Наконецъ потонулъ одинъ фрегатъ, но народъ спасся, хотя не безъ нужды; вскорѣ послѣ сего оставили и другой, которой наши ядры разбили въ мѣлкія части. Наши корабли не отважились оной увесть; ибо они сами повреждены были отъ батарей. Ихъ мачты были разстрѣляны, и въ столь худомъ состояніи находились, что Адмиралъ принужденъ былъ послать много ботовъ для приведенія ихъ ко флоту. Я послѣ видѣлъ человѣка, которой въ сіе сраженіе находился на Французской батареи; онъ сказывалъ мнѣ, что наши корабли причинили чувствительной вредъ на сушѣ и на батареяхъ.
Послѣ сего отправились мы въ Гибралтаръ, куда прибыли въ Августѣ 1759 года. Здѣсь остановились мы; каждой запасался водою, и пекся о прочихъ нужныхъ вещахъ; а чтожъ касается до кораблей, то на оныхъ всѣ парусы были свернуты. Находясь въ семъ положеніи, Адмиралъ съ большею частію первыхъ Офицеровъ и многихъ другихъ служителей перешелъ на землю. Но въ одинъ вечеръ около семи часовъ на отводномъ фрегатѣ данъ былъ сигналъ, и въ тожъ мгновеніе сдѣлался всеобщій крикъ, что приближается Французской флотъ и пробирается сквозь проливъ. Адмиралъ тотчасъ вступилъ съ нѣкоторыми Офицерами на бортъ; во всемъ флотѣ послѣдовала ужасная тревога, работа, замѣшательство, распущеiе парусовъ и изъятіе якорей. Многіе люди и боты остались въ безпокойствѣ на сушѣ. На нашемъ кораблѣ находилось двое Капитановъ, кои съ поспѣшностію отправились на свои корабли. Все было изготовлено. Лейтенанты объѣзжали кругомъ флотъ, для объявленія кораблямъ, чтобъ они распускали парусы, вынимали якори и послѣдовали. Въ семъ замѣшательствѣ, въ которомъ все пріуготовлялось къ сраженію, вышли мы въ море ночью, въ слѣдъ за французскимъ флотомъ. Здѣсь можно бы воскликнуть съ Аяксомъ: о Зевсъ, отецъ боговъ! естьли твой предвѣчный совѣтъ предопредѣлилъ намъ смерть, да будетъ воля твоя: мы готовы, не робщемъ; но дозволь только намъ умереть при свѣтѣ дневномъ! Непріятель столь много удалился отъ насъ, что мы не могли нагнать его ночью; но на разсвѣтѣ увидѣли мы семь линейныхъ кораблей въ нѣсколькихъ миляхъ предъ нами. Мы устремились въ слѣдъ за ними, и около четырехъ часовъ вечера достигнули оные. Не взирая, что нашъ флотъ былъ гораздо сильнѣе непріятельскаго, нашъ мужественный Адмиралъ не дѣлалъ ни малѣйшаго знака къ нападенію. Мы плыли чрезъ весь непріятельской флотъ для достиженія командира господина да Клуе, находившагося на осьмидесяти-четырехъ-пушечномъ кораблѣ, именуемомъ Океанъ. Хотя непріятель учинилъ по насъ около трехъ залповъ; однакожъ не смотря на все сіе, къ моему изумленію, нашъ Адмиралъ не давалъ знака ни изъ одной пушки выпалить, и мы принуждены были лежать на декѣ: но поровнявшись съ Океаномъ, составлявшимъ конецъ всѣхъ прочихъ, приказалъ изъ всѣхъ пушекъ вдругъ прошивъ сего корабля выпалить.
Упорное сраженіе воспослѣдовало съ обѣихъ сторонъ; Океанъ отвѣтствовалъ на нашъ огонь, и сраженіе продолжалось довольное время неколебимымъ. Я тогда стоялъ оглушеннымъ громомъ большихъ пушекъ, и зрѣлъ моихъ сотоварищей около себя преселяющихся въ вѣчность. Наконецъ французская линія совсѣмъ разорвана; мы одержали побѣду и провозвѣстили оную громкими восклицаніями. Намъ достались въ добычу три корабля, ла Модесте шестидесяти четырехпушечной, ла Темереръ и Центръ семидесяти четырехъпушечные. Прочіежъ, распустивъ всѣ парусы, пошли на утекъ; нашъ корабль былъ чрезвычайно поврежденъ, и совсѣмъ былъ не въ состояніи преслѣдовать непріятеля; и для того Адмиралъ оставилъ оной, самъ же сѣвъ въ ботъ, бывшій на кораблѣ Наваркѣ, отправился вмѣстѣ съ прочими кораблями за непріятелемъ. Океанъ и другой большой французской корабль, именуемой Редутабль, набѣжали при мысѣ Логасъ у Португальскихъ бреговъ на мѣль; французской Адмиралъ и его люди выбралися на землю. Какъ мы не въ состояніи были снять корабль, зажгли оной. Въ то время была полночь, какъ Океанъ съ страшнымъ трескомъ взлетѣлъ на воздухъ. Никогда не видывалъ я страшнѣйшей сцены. Одна минута преобразила мрачную ночь въ пресвѣтлый день, и лопающій трескъ, ужаснѣйшій грома, казался разрушающимъ каждую стихію.
Во время сего сраженія находился я въ срединѣ корабля, для ношенія пороха съ прочими юношами къ нижнимъ пушкамъ. Здѣсь былъ я свидѣтелемъ ужасной участи многихъ моихъ товарищей, которые при сихъ трудахъ въ части были разрываемы и преносились въ вѣчность. Я былъ столько щастливъ, что изшелъ неповрежденнымъ, хотя во все продолженіе сраженія пули и ядра около меня летали. Подъ конецъ господинъ мой былъ уязвленъ, и я зрѣлъ, что его понесли внизъ къ лекарю; сіе было для меня прискорбно; я чрезвычайно желалъ находишься при немъ, но опасался оставить свое мѣсто. Въ сіе время находился я въ величайшей опасности, чтобъ корабль на воздухъ не подняло. Сіе случилось отъ патроновъ, уроненныхъ на полъ; порохъ бѣжалъ чрезъ весь верьхъ даже до пороховыхъ бочекъ, и мы едва водою потушить оной могли. Наше упражненіе подвергало насъ всей жестокости непріятельскихъ пуль; ибо мы почти чрезъ весь корабль долженствовали ходить для ношенія пороха. Я каждую минуту почиталъ послѣднею, а особливожъ, когда наши люди кучами около меня падали. Сіе самое побудило меня быть, сколько возможно, предосторожнымъ; сначала думалъ я, что для меня безопасно будетъ тогда носишь порохъ, когда Французы выпалятъ и вторично свои пушки заряжаютъ; но вскорѣ узрѣлъ, что сія предосторожность мало принесетъ помощи. Мысль, что мнѣ часъ смерти также назначенъ, какъ и часъ рожденія, изгнала весь страхъ, и учинила, что я ревностнѣе продолжалъ мои труды, услаждаясь надеждою, что, переживъ сраженіе, всѣ опасности при возвращеніи въ Лондонъ Госпожѣ Миссъ Гверинъ и другимъ особамъ буду повѣствовать.
Нашъ корабль во время сего сраженія чрезвычайно былъ поврежденъ на ономъ находилось не только множество убитыхъ и раненыхъ, но и весь такелажъ перепорченъ; наша безан-мачта и большая раина сбиты, и словомъ сказать, почти весь корабль разстрѣлянъ въ щепы. И по сему принуждены были взять съ другихъ кораблей служителей и другихъ работниковъ, для вспомоществованія поправить нѣсколько вредъ. По окончаніи всего вручена была команда Адмиралу Брадерику; а сами отправились съ полученною побѣдою въ Англію. Во время сего пути Адмиралъ наименовалъ моего господина, коль скоро началъ оправляться отъ своихъ ранъ, Капитаномъ брандера Этны. И такъ оставилъ я съ нимъ корабль Намуръ и преселился на Этну. Сіе малое судно чрезвычайно мнѣ понравилось. Л занималъ у Капитана мѣсто провіантскаго служителя, и находился подлинно въ благополучномъ положеніи; каждой на кораблѣ обходился со мною чрезвычайно хорошо, и мнѣ доставало времени усовершенствовать себя въ чтеніи и письмѣ. Послѣднему научился я еще прежде оставленія корабля Намура; ибо на ономъ находилась школа. По прибытіи нашемъ въ Спитеадъ, Этна отправилась въ Портсмутскую гаванъ для своего поправленія. По окончаніижъ всего отправились мы обратно въ Спитеадъ, и присовокупились къ одному большому флоту. Но около сего времени умеръ Король, и изъ нашего военнаго похода не вышло ничего, по сей ли или по другой какой причинѣ, незнаю; нашъ флотъ долженствовалъ итти къ острову Вигтъ, гдѣ пребыли даже до начала 1761 года. Здѣсь препроводилъ я время весьма пріятно. Я часто бывалъ въ окружностяхъ сего прекраснаго острова, и нашелъ обитателей чрезвычайно ласковыми.
Въ бытность мою на семъ острову встрѣтился со мною случай, хотя не столь важной, однакожъ очень разсудительной и трогательной. Однимъ днемъ находился я на полѣ одного человѣка, имѣвшаго чернаго невольника моего возраста. Сей юноша узрѣвъ меня изъ жилища своего господина, и будучи восхищенъ при видѣ своего соотечественника, полетѣлъ ко мнѣ. Я не зналъ, чего онъ хочетъ, и отсторонился было нѣсколько въ сторону: но сіе не помогло; онъ вскорѣ подбѣжалъ и заключилъ меня крѣпко въ свои объятія такъ, какъ своего брата, хотя мы другъ друга никогда прежде не видывали. Мы нѣсколько времени другъ съ другомъ разговаривали; онъ взялъ меня въ домъ своего господина, гдѣ приняли меня очень дружественно; послѣ посѣщали мы другъ друга нерѣдко, и я жилъ, обходясь съ симъ чистосердечнымъ юношею, подлинно благополучно даже до Марша 1761 года, въ которое время нашему кораблю наслано повелѣніе вооружишься къ другому военному походу. Изготовивши все, присовокупились мы къ одному большому флоту въ Спитеадѣ, командуемому Г. Кеппелемъ и назначенному къ острову Иль. Вскорѣ со множествомъ транспортныхъ судовъ, нагруженныхъ солдатами, опредѣленными для высадки на оной островъ, отправились для пожатія новыхъ лавровъ, и я преисполненъ былъ желаніемъ зрѣть новыя чудеса.
Каждой случай, представлявшійся мнѣ отклоняющимся отъ обыкновеннаго теченія вещей, сильное впечатлѣніе производилъ въ моей душѣ. Я ли или другой кто былъ спасенъ отъ грозящаго бѣдствія чудеснымъ образомъ, то всегда я оное приписывалъ непосредственно Провидѣнію. Мы не были и десяти дней въ морѣ, какъ воспослѣдовало такое произшествіе, о которомъ читатели могутъ по соизволенію судить: но чтожъ до меня, то оное глубочайшее впечатлѣніе сдѣлало въ моемъ сердцѣ.
На нашемъ кораблѣ находился одинъ канонеръ, по имени Іонъ Мондле, житія не очень нравоучительнаго. Его камера находилась въ нижней части корабля подлѣ моей. Ночью 5 Апрѣля имѣлъ онъ столь страшное видѣніе, что не только не могъ лежать на своей постелѣ, но и пребывать въ своей камерѣ не былъ въ состояніи. Онъ вышелъ въ четыре часа утра съ величайшимъ безпокойствомъ на верьхъ; разсказывалъ свое мученіе и провидѣніе, предсказывавшее ему приближающійся конецъ. Сіе чрезвычайно его устрашило; онъ твердое намѣреніе положилъ премѣнить свою жизнь. Люди, нестрашащіеся ничего, обыкновенно смѣются страху другихъ: сіе воспослѣдовало и здѣсь; большая часть его сотоварищей насмѣхались надъ нимъ. Но онъ учинилъ обѣтъ никогда не употреблять брантвейну. Но какъ его безпокойство наиболѣе всегда усугублялось, взялъ для чтенія библію, опять возлегъ на кровать, и старался успокоиться; страхъ приближающейся смерти не оставлялъ его. Въ сіе время была уже половина седьмаго часа; я находился у дверей большой каюты, какъ вдругъ услышалъ ужасной крикъ: Боже, буди милостивъ къ намъ! мы всѣ погибаемъ; Боже, буди милостивъ! Г. Мондле выбѣжалъ на сей крикъ изъ своей камеры; и въ тожъ мгновеніе корабль Линне, о сорока пушкахъ подъ командою Капитана Кларка, набѣжалъ на насъ. Естьлибъ сей корабль прямо на насъ нашелъ, то бы мы безъ всякаго спасенія погибли. Г. Мондле не переступилъ и четырехъ шаговъ отъ своихъ дверей, какъ корабль набѣжалъ остріемъ носа прямо на средину его каюты, и въ одно мгновеніе ничего не осталось отъ всей камеры, какъ одни куски дерева. Онъ самъ былъ столько близко отъ погибели, что все его лице отъ щепъ было изранено. Необходимобъ долженствовалъ Г. Мондле погибнуть, естьлибъ не былъ предустрашенъ столь чрезвычайнымъ образомъ. Сіе служитъ неоспоримымъ доказательствомъ, что онъ долженъ благодарить за свое нечаянное спасеніе Провидѣнію. Отъ сильнаго удара оба корабля колебались нѣсколько времени туда и сюда; желѣзные крюки, находившіеся на нашемъ кораблѣ такъ, какъ на брандерѣ, изъязвили всюду Линне, и весь такелажъ и райны чрезвычайно повредили. Нашъ корабль въ столь бѣдственномъ находился положеніи, что мы всѣ думали, что онъ въ одно мгновеніе потонетъ; и для того каждой искалъ средствъ спасти свою жизнь, и старался какъ возможно перебраться на бортъ Линне, выключая нашего Лейтенанта, которой причиною былъ сего бѣдствія. Но какъ узрѣли, что оной не потонулъ, перебрался обратно Капитанъ на бортъ, и старался склонить людей возвратиться и пещися о сохраненіи. Многіе сіе исполнили; нѣкоторыежъ не отважились. Коль скоро узнали нѣкоторые корабли изъ флота о нашемъ положеніи, прислали къ намъ тотчасъ боты на помощь; не взирая на все сіе, прошелъ цѣлой день въ томъ только, что мы отъ крайняго бѣдствія себя нѣсколько обезопасили. Корабль былъ многими якорными канатами связанъ, и мѣсто поврежденное по возможности зачинено, и словомъ, всѣ возможныя средства истощены были для утвержденія. Къ щастіюжъ нашему была тихая погода: въ противномъ бы случаѣ не избавилось оное отъ конечнаго разбитія; ибо въ столь бѣдственномъ состояніи находилось, что до острова Иль, предмета нашего путешествія, принуждено было сопровождаться отъ другихъ кораблей; по прибытіи въ назначенное мѣсто, го надлежащему было исправлено — Послѣдующая жизнь и поступки Г. Мондле имѣли, какъ я думаю, въ семъ спасеніи, долженствовавшемъ почесться особливымъ чудомъ Провидѣнія, великое вліяніе.
При семъ случаѣ позволительно мнѣ объявить еще о двухъ случаяхъ, которые, хотя не столь знамениты, чтобъ занять здѣсь мѣсто; однакожъ оные мое мнѣніе о особливомъ попеченіи небесъ утверждаютъ болѣе. Въ 1758 году принадлежалъ я нѣсколько времени пятидесяти-четырехпушечному кораблю, называемому Язонъ, находившемуся на тотъ разъ въ Плимутѣ. На ономъ ночью одна женщина съ младенцомъ у грудей упала съ самаго верьха на самой низъ. Каждой думалъ, что мать и дитя необходимо должны разбиться въ части; однакожъ къ величайшему нашему изумленію ни малѣйшаго вреда не сдѣлалось. Я самъ нѣкогда съ верьху Этны низвергся въ низъ: всѣ зрители закричали, что я убился до смерти; однакожъ я не получилъ никакого вреда. На семъ же кораблѣ одинъ человѣкъ съ самаго верьху мачты упалъ безъ всякаго поврежденія. Въ сихъ и многихъ другихъ случаяхъ ясно дозналъ я содѣйствующую руку Божію, безъ воли коего ни малѣйшее на землѣ не производится. Я началъ Его всюду бояться и ежедневно съ глубочайшимъ благоговѣніемъ призывать Его святое имя, и надѣюсь, что Онъ внялъ моему моленію, и низлилъ въ мое сердце крѣпость.
По исправленіи кораблей и по изготовленіи всего къ нападенію на назначенное мѣсто, полки, находившіеся въ транспортныхъ судахъ, получили приказъ выходить на землю, и мой господинъ такъ, какъ новой Капитанъ, вмѣстѣ съ прочими имѣлъ команду. Сіе произходило 12 Апрѣля. Французы стояли на берегу въ строю, и все распорядили къ воспрепятствованію нашему исходу. Имъ посчастливилось въ первой день. Многіе изъ нашихъ людей по мужественномъ сраженіи низложены, и Генералъ Кравфордъ съ однимъ полкомъ достался въ плѣнъ. Въ сраженіи сего дня убитъ былъ нашъ Лейтенантъ.
Дватцать перваго Апрѣля сдѣлали мы новое покушеніе. Всѣ военные корабли стояли вдоль берега, для прикрытія выгруженія, и палили по французскимъ батареямъ съ самаго утра даже до четырехъ часовъ вечера, въ которое время наши солдаты благополучно высажены были на сушу. Они напали на французовъ, и прогнали по упорномъ сраженіи съ батарей. Многіе изъ непріятелей, прежде нежели успѣли удалиться отъ загорѣвшагося пороха, подняты были на воздухъ, и по сему не могли достаться намъ въ руки. Наши войска начали окружать цитадель; мой господинъ откомандированъ съ берега имѣть главное смотреніе при осадѣ, и я безпрестанно при немъ находился.
Въ бытность мою на семъ острову посѣщалъ я разныя части онаго. Но нѣкогда сіе мое любопытство едва не стоило жизни. Я желалъ охотно посмотрѣть, какимъ образомъ заряжаютъ осадныя пушки и кидаютъ бомбы, и для того приближился къ Аглинскимъ батареямъ, отстоявшимъ отъ крѣпостныхъ стѣнъ на нѣсколько шаговъ. Мое любопытство совершенно удовлетворено; но я находился въ величайшей опасности какъ отъ Аглинскихъ бомбъ, въ бытность мою отскакивавшихъ, такъ и отъ Французскихъ. Одна отъ послѣднихъ брошенная величайшая бомба упала въ девяти или десяти шагахъ отъ меня. Недалеко находился камень, величиною съ бочьку; я за оной скрылся, дабы избѣжать ярости бомбы. Гдѣ она упала, сдѣлала ужасную яму въ землѣ; на дальнее разстояніе бросала она около себя множество каменьевъ и грязи. Въ меня, также и въ другаго мальчика, коего я при себѣ имѣлъ, учинено три выстрѣла, изъ которыхъ одинъ съ молніею, жестокостію, шипеніемъ близъ меня пролетѣвъ, въ недальнемъ разстояніи отъ насъ попалъ на камень и оной раздробилъ.
Узрѣвъ, въ сколь бѣдственныхъ нахожусь обстоятельствахъ, изыскивалъ я ближайшую дорогу назадъ возвратиться, и по сему шелъ между Аглинскими и французскими караулами. Аглинскій Унтеръ-Офицеръ, командующій симъ отводнымъ карауломъ, узналъ меня и не могъ постигнуть, какимъ образомъ я туда зашелъ (ибо далеко отдалился отъ берега); находясь въ семъ положеніи, увидѣлъ я въ маломъ разстояніи французскую лошадь, принадлежавшую островскому жителю; тотчасъ взошло мнѣ на умъ сѣсть на нее и удалишься, сколько возможно скорѣе, назадъ. Я взялъ веревку, находившуюся при мнѣ, сдѣлалъ изъ оной родъ узды и вздѣлъ оную на голову лошади. Сіе кроткое животное позволило все надъ собою дѣлать; я понуждалъ ее, билъ и колотилъ руками и ногами; но все тщетно. Лошадь не перемѣняла своего медлительнаго хода. Сіе было для меня мучительно: я столько еще близко находился, что непріятельскія пули меня достигали; но къ щастію моему попался мнѣ одинъ служитель на изрядной Аглинской лошади. Я закричалъ ему, разсказалъ все произшедшее и просилъ учинишь помощь; онъ мнѣ требуемое самымъ дѣломъ учинилъ. Имѣвшимся у него большимъ хлыстомъ далъ онъ моей лошади нѣсколько сильныхъ ударовъ, отъ коихъ она во весь опоръ поскакала къ морю, и я не въ состояніи былъ ее удержатъ или управлять. Наконецъ прибылъ я къ одному камню, и не могши лошадь удержать, соскочилъ съ оной. Такимъ образомъ избавился я отъ предстоявшей смерти безъ всякаго вреда. Коль скоро увидѣлъ я своего господина, побѣжалъ, сколько могъ, на корабль, твердо намѣрившись никогда столько не любопытствовать.
Осада продолжалась даже до Іюня, въ которое время крѣпость сдалась. По завоеваніи сего мѣста, осматривалъ я цитадель и находящіяся казармы, сдѣланныя изъ твердыхъ камней. Съ изумленіемъ взиралъ я на сію твердыню, казавшуюся непобѣдимою, но отъ нашихъ ядеръ и бомбъ претерпѣвшую конечное опустошеніе и превратившуюся въ однѣ развалины.
По завоеваніи сего острова, отправился нашъ корабль вмѣстѣ съ нѣкоторыми другими подъ командою Коммодора Стангопа въ Бассе-Роадъ, гдѣ блакировал и французской флотъ. Здѣсь находились мы съ Іюня даже до. февраля; не проходило ни одного дня безъ военныхъ нападеній, безъ новыхъ обмановъ, устароеваемыхъ съ обѣихъ сторонъ для искорененія противнаго флота. Иногда нападали мы на французовъ линейными кораблями, а иногда ботами; при чемъ часто получали и добычу; два раза французы наступали на насъ въ бомбардирскихъ галіотахъ. Однажды попалъ ихъ корабль, метавшій противъ насъ бомбы, между острова Рге. Теченіе воды столъ близко принесло его къ кораблю Нассау, что можно бы по оному стрѣлять; но невозможно было сему дать надлежащее положеніе, и чрезъ сіе спасся французской корабль. Два раза нападали они на насъ горящими плотами, соединенными вмѣстѣ и плывшими по приливу: но каждой разъ отправленными ботами благополучно оные отъ нашего флота отводимы.
Мы въ продолженіе сего времени имѣли многихъ начальниковъ: Коммодора Стангопа, Денниса, Лорда Гове и пр. Прежде нежели возгорѣлась война съ Гишпаніею, посланъ былъ нашъ корабль и судно, именуемое Васпъ отъ начальника Стангопа въ Гиніпашю; а командиръ Деннисъ посылалъ оное въ Баіону во Франціи — Между прочими особами, перевезенными изъ Баiоны, были два господина, бывшіе въ Вест-Индіи и продававшіе тамъ невольниковъ. Сіи открылись намъ, что они однажды учинили обманъ, и между партіею невольниковъ продали двухъ бѣлыхъ, урожденныхъ Португальцовъ. Въ февралѣ 1762 года прибыли къ острову Иль, гдѣ пребывали даже до лѣта, а потомъ возвратились въ Портсмутъ.
По вторичномъ вооруженіи нашего корабля отправились мы въ Сентябрѣ въ Гвернзей, гдѣ къ неизреченной радости старую мою благодѣтельницу, которая въ то время была уже вдовою, и юную мою собесѣдницу, ея любви достойную дщерь, опять узрѣлъ. Я препроводилъ здѣсь нѣсколько времени очень благополучно; въ Октябрѣ получили мы указъ быть въ Портсмутъ. Наше разлученіе было наичувствительнѣйшее, и я будучи неизвѣстенъ о участи, предопредѣленной мнѣ судьбою, обѣщалъ имъ обратно вскорости возвратиться и ихъ посѣтить. По прибытіи въ Портсмутъ, остановились мы въ гавани, и пребывали даже до истеченія Ноября, въ которое время достигло до насъ извѣстіе о мирѣ. Къ величайшему нашему удовольствію въ началѣ Декабря получили мы повелѣніе быть съ кораблемъ въ Лондонъ и разснастить оной. Сіе извѣстiе принято съ громкими радостными восклицаніями и все общимъ торжествомъ; во всемъ кораблѣ ничего не было видно другаго, кромѣ радости и веселія. Я бралъ въ ономъ живѣйшее участіе. Я не сомнѣвался вскорѣ получишь вольность, и ни о чемъ больше не размышлялъ, какъ о будущихъ моихъ трудахъ для моего пропитанія, и упражненіяхъ; ибо я имѣлъ всегда сильнѣйшее желаніе по крайней мѣрѣ научиться читать и писать, и чрезъ все время пребыванія моего на кораблѣ, безпрестанно упражнялся я въ ономъ. Въ бытность мою на Этнѣ обучалъ меня Капитанской подьячей писать, и далъ мнѣ понятіе о Ариѳметикѣ даже до тройнаго правила. На семъ же кораблѣ находился Даніилъ Квеенъ, мужъ около сорока лѣтъ, получившій хорошее воспитаніе и бывшій во услугахъ у вашего Капитана въ должности парукмахера. Онъ былъ мнѣ сотоварищемъ при столѣ, и столько былъ ко мнѣ привязанъ, что прилагалъ неусыпное попеченіе наставлять меня во многихъ вещахъ. Онъ обучилъ меня брить и нѣсколько чесать; читалъ со мною Библію, и изъяснялъ непостигаемыя мною многія мѣста. Съ неизреченнымъ изумленіемъ находилъ я въ оной описанными нравы и обыкновенія моего отечества; и подлинно обычаи моихъ соотечественниковъ не столь долго бы пребывали въ моей памяти, естьлибъ сіе обстоятельство тому не вспомоществовало. Я объявлялъ ему мои примѣчанія, и иногда препровождали мы цѣлую ночь совокупно въ сихъ разсужденіяхъ. Словомъ, онъ любилъ меня, какъ своего сына, а нѣкоторые кликали меня его именемъ, и называли чернымъ Христіаниномъ. Яжъ съ моей стороны любилъ его, какъ моего отца. Много изыскивалъ я случаевъ, чѣмъ бы ему возблагодарить могъ; и естьли когда выиграю пару фенинговъ, или пріобрѣту нѣсколько чрезъ бритіе, покупаю ему столько, сколько дозволитъ мой карманъ, сахару или тобаку. Онъ сказывалъ мнѣ, что мы впредь никогда другъ съ другомъ не разлучимся, и коль скоро будетъ разснащенъ нашъ корабль, то я столь же буду свободенъ, какъ и другой кто на кораблѣ; и тогда онъ намѣревался усовершенствовать меня въ своемъ художествѣ, чрезъ коебъ могъ я довольное пропитаніе снискать. Сіе вліяло въ меня новую жизнь и бодрость, и я едва могъ дождаться времени полученія моей вольности. Господинъ мой хотя мнѣ никогда сего не обѣщалъ, однакожъ каждой меня увѣрялъ, что онъ не имѣетъ никакого права меня удержатъ; да притомъ и самъ онъ обходился со мною всегда съ величайшею благосклонностію, и вселилъ въ меня неограниченную къ себѣ довѣренность. Онъ бдѣлъ надъ моими нравами, и никогда не позволялъ чтобъ я ему лгалъ, или неправду говорилъ, представляя мнѣ онаго слѣдствія, лишеніе Божеской любви: но при всѣхъ моихъ мечтаніяхъ о вольности, никогда мнѣ не вселялось въ голову, что онъ можетъ быть имѣетъ намѣреніе долѣе меня удержать, нежели сколько я хочу.
Въ сходственность насланнаго повелѣнія отправились мы изъ Портсмута въ Темзу, и десятаго числа Декабря прибыли мы во время прилива въ Дептфордъ. Не протекло и полчаса пребыванія нашего здѣсь, какъ господинъ мой приказалъ изготовить барку, и безъ малѣйшаго доказательства объявилъ мнѣ, что будто я вознамѣрился отъ него бѣжать; однакожъ онъ предприметъ такія мѣры, которыя воспрепятствуютъ событію сего; и въ слѣдствіе сихъ словъ заключилъ меня въ самой низъ барки. Все сіе произшествіе столь для меня было неожидаемо, что я безмолвнымъ учинился, и лишившись всѣхъ моихъ пожитковъ, долженъ былъ исполнить его приказъ. Онъ клялся, что не спуститъ меня съ глазъ, и естьли я что нибудь предприму къ моему избавленію, будетъ стоишь сіе жизни. Я между тѣмъ нѣсколько ободрился, и собравши все свое мужество, объявилъ ему, что я свободенъ, и онъ не можетъ въ силу законовъ такъ со мною поступать. Сіе разсердило его больше; онъ продолжалъ клясться и говорилъ, что вскорѣ покажетъ мнѣ, хочетъ ли онъ или нѣтъ, и въ самое то мгновеніе соскочилъ, къ изумленію и прискорбію всѣхъ бывшихъ на кораблѣ, въ барку. Къ несчастію моему вѣтръ несъ насъ обратно; мы скоро оставили рѣку, и прибыли къ нѣкоторымъ нагруженнымъ въ Вест-Индію кораблямъ, и первой корабль, желавшій меня взять, долженствовалъ меня купить. Служители, исправлявшіе свою должность противъ воли, много разъ останавливались, и намѣрялись вытти на землю; но мой господинъ все сіе превозмогъ. Нѣкоторые изъ оныхъ старались вперишь въ меня бодрость, и объявляли мнѣ, что онъ не можетъ меня продать; обѣщаясь въ томъ воспрепятствовать. Сіе ободрило меня нѣсколько, и какъ, по представленіи меня нѣкоторымъ кораблямъ, ни которой не хотѣлъ меня принять, то не совсѣмъ изчезала моя надежда.
Но пребывъ нѣсколько въ Гравезандѣ, подъѣхали къ одному кораблю, которой съ первымъ способнымъ вѣтромъ намѣревался отправиться въ Вест-Индію. Корабль сей назывался Хармнигь Салли, а Капитанъ Іамъ Доранъ. Мой господинъ вступилъ на бортъ, и переговоривъ съ нимъ о мнѣ, позвалъ вскорѣ меня въ каюту. По приходѣ моемъ, Капитанъ Доранъ спросилъ, знаю ли я его; мой отвѣтъ былъ: нѣтъ. Онъ объявилъ, что съ ceй минуты я его невольникъ. Я изъяснилъ ему, что господинъ мой имѣетъ столь же мало права какъ ему, такъ и другому кому меня продать. Почемужъ это, сказалъ мнѣ Капитанъ; развѣ онъ не купилъ тебя. Сіе правда, отвѣчалъ я: но я многie годы служилъ ему; сверьхъ того я крещенъ, и по узаконеніямъ никто не имѣетъ права меня купишь. Однакожъ что я ни представлялъ, ни къ чему иному не послужило, какъ только къ тому, что Капитанъ разсердившись сказалъ: что естьли я не успокоюсь, то объ имѣетъ средство усмирить меня. Я довольно увѣренъ былъ о его могуществѣ надо мною, и не сомнѣвался о сказанномъ. Мученія, претерпѣнныя мною прежде на невольничьемъ кораблѣ, живо представились мнѣ предъ очи, и сіи мысли поразили меня ужасомъ; Впрочемъ при выходѣ моемъ сказалъ я имъ не обрѣтая никакой Справедливости отъ людей, надѣюсь обрѣсти оную на небесахъ; и съ симъ словомъ оставилъ ихъ, будучи преисполненъ жесточайшимъ терзаніемъ. Господинъ мой снялъ съ меня и кафтанъ, находившiйся на мнѣ. Я имѣлъ около девяти гвиней, которыя въ продолженіе долговременныхъ путешествій по морю чрезъ мои маловажныя услуги и рукодѣліе собралъ: я ихъ скрылъ мгновенно, дабы и оныя не отняты были; ибо я всегда еще надѣялся, что какимъ нибудь случаемъ получу свою вольность. Въ самомъ дѣлѣ мои прежніе сотоварищи запрещали мнѣ отчаяваться; они обѣщались исторгнуть меня обратно, и коль скоро получатъ свое жалованье, намѣревались возвратиться въ Портсмутъ, гдѣ сей корабль находился. Но ахъ! всѣ мои надежды уничтожены, и моя свобода далеко еще отъ меня отстояла. Коль скоро мой господинъ окончилъ свое дѣло съ Капитаномъ, вышелъ изъ каюты, сѣлъ съ своими людьми въ ботъ и отправился. Я преслѣдовалъ ихъ, сколько могъ, преисполненными слезъ очами; по потерянiи ихъ изъ виду, бросился я на деку и предался чувствованіямъ моего непредвидѣннаго мученія, которое мое сердце едва въ состояніи было перенесть.
Содержаніе: Размышленія Издателевы о своемъ положеніи — Будучu обманутъ обѣщаніемъ быть освобожденнымъ и полнЪ отчаянія, отплываетъ вЪ Вест-Индію — прибываетъ вЪ МонтсерратЪ и перепродается Г. Кингу — Различные достопамятные примѣры тираніи, жестокости и угнѣтенія у производимыхъ надъ невольниками вЪ Вест-Индіи, которымъ Издатель во время своего невольничества сЪ 1763 до 1766 года очевиднымЪ свидѣтелемъ былъ — Разсужденія о плантаціяхъ.
Въ то самое мгновеніе, въ которое, какъ я надѣялся, долженствовали окончиться мои бѣдствія, въ новое ввергнутъ невольничество, прошивъ коего прежняя моя зависимость совершенною вольностію быть представлялась, и коего незабвенныя жестокости и по сіе время меня жесточайшими мученіями угнѣтаютъ. Я оплакивалъ свое состояніе; въ моихъ мысляхъ вращалось безпрестанно, что я долженъ быть чрезвычайнымъ преступникомъ противъ Бога, когда Онъ столь жестокое наказаніе ниспосылаетъ на меня. Сіе возродило во мнѣ болѣзненныя размышленія о прежнихъ поступкахъ. Я вспомнилъ, что въ то самое утро, въ которое мы прибыли въ Дептфордъ, учинилъ безразсудную клятву; по прибытіижъ въ Лондонъ намѣревался цѣлой день употребить на прогуливаніе и веселость; за сіи непредвидимые проступки соѣсть меня угрызала. Л чувствовалъ, что въ Божеской власти находится уничтожить всѣ мои надежды, и взиралъ на насптящее мое положеніе такъ, какъ на наказаніе, посланное отъ Небесъ за мои продерзскія клятвы. Съ чистосердечнымъ сокрушеніемъ раскаявался я въ моихъ проступкахъ; сердце мое возсылало нелицемѣрное покаяніе, и проливало теплыя молитвы не оставить меня въ моей нуждѣ и не отщетить на вѣки отъ своея благости. Мое страданіе было не столь долговременно; оное вскорѣ мало по малу умалилось, и по истеченіи первыхъ движеній, размышлялъ я спокойнѣе о настоящемъ моемъ положеніи. Я самъ себѣ представлялъ, что Богъ ниспосылаетъ искушенія часто къ нашему благополучію, и въ ничто обращаетъ наши желанія, дабы, можетъ быть, низринувъ въ бѣдствія, научишь премудрости и преданію себя всемогущей волѣ Его. Сея истинны событіе на мнѣ воспослѣдовало. Онъ доселѣ осѣнялъ меня подъ крилами своея благости, и своею невидимою, но всемогущею десницею наставилъ меня на путь истинны. Сіи размышленія утѣшили меня нѣсколько; я всталъ напослѣдокъ съ секи, и хотя былъ безпрестанно погруженъ въ задумчивость и сѣтованіе; однакожъ не безъ надежды былъ, что Богъ будетъ промышлять о моей вольности.
Вскорѣ послѣ сего новой мой господинъ, намѣреваясь сойти на землю, призвалъ меня къ себѣ и приказывалъ, чтобъ я себя порядочно велъ и отправлялъ всѣ тѣ работы на кораблѣ, какія и прочіе отроки отправляютъ; чѣмъ лучше я себя буду вестъ, тѣмъ лучше будетъ для меня. Но я на сіе ни слова не отвѣчалъ. Послѣ спросилъ онъ меня, умѣюль я плавать; я сказалъ: нѣтъ. Однакожъ, не взирая на сіе, весьма строго надсматривали за мною. Съ первымъ способнымъ вѣтромъ отправился корабль и остановился въ Портсмутѣ, гдѣ два дни ожидалъ другихъ нѣкоторыхъ кораблей, долженствовавшихъ отплыть въ Вест-Индію. Въ бытность мою въ семъ мѣстѣ изъискивалъ я всевозможныя средства корабельныхъ служителей подвигнуть для доставленія мнѣ бота съ земли; ибо на нашемъ кораблѣ одинъ только и былъ, да и тотъ, коль скоро не надобенъ, встаскивали на верьхъ. Одинъ матросъ взялъ у меня гвинею подъ предлогомъ доставить мнѣ ботъ, и обѣщалъ время отъ времени, что, оной прибудетъ. Въ бытность его на караулѣ на декѣ бодрствовалъ и я и ожидалъ терпѣливо бота; но тщетно. Л столь же напрасно ждалъ бота, сколько всуе ожидалъ возвращенія моей Гвинеи. Но что всего прискорбнѣе, сей бездѣльникъ объявилъ, какъ я увѣдалъ, всѣмъ своимъ товарищамъ, что я при способномъ случаѣ намѣревался уйти; но о взятіи Гвинеи и о намѣреніи вспомоществовать мнѣ никогда сей плутъ не объявлялъ. Впрочемъ утѣшило меня нѣсколько то, что сей бездѣльникъ, по отъѣздѣ нашемъ и по увѣданіи его подлаго обмана, отъ всѣхъ за свой со мною прступокъ презренъ и возненавиденъ.
Я безпрестанно ласкался надеждою, что мои прежніе сотоварищи свое обѣщаніе быть ко мнѣ въ Портсмутъ не забудутъ исполнить; да и подлинно прибыли нѣкоторые, но въ послѣдній день нашего пребыванія; они прислали мнѣ нѣкоторые подарки, въ знакъ ихъ памяти, и велѣли мнѣ сказать, что они завтра, или послѣ завтра сами придутъ. Писала ко мнѣ также одна женщина, обитавшая въ Госпортѣ, что она прибудетъ въ тоже время, и меня изторгнетъ. Сія госпожа жила прежде въ весьма тѣсной связи съ прежнимъ моимъ господиномъ; я для нее на многихъ корабляхъ нѣкоторыя вещи закупалъ, и по сему всегда изъявляла ко мнѣ великое дружество, и говаривала моему господину, что она намѣрена меня взять къ себѣ; но по несчастiю вскорѣ между ими воспослѣдовала вражда, и мой господинъ обратилъ всю свою любовь къ другой госпожѣ, которая казалась быть единственною повелительницею Этны, и коя долгое время препроводила на ономъ кораблѣ. Сей госпожѣ не столь хорошо былъ я описанъ, какъ предъидущей; она при всѣхъ случаяхъ была для меня неблагосклонна, и ей не недоставало средствъ подвигнуть моего господина меня, какъ я уже упомянулъ, продать.
Въ слѣдующее утро, что было тридесятаго Декабря, повѣялъ восточной вѣтръ; фрегатъ Эолъ, назначенный къ прикрытію купеческихъ кораблей, далъ знакъ къ отъѣзду. Всѣ корабли подняли якори, и прежде, нежели прибыли мои друзья ко мнѣ на помощь, къ неизреченному моему мученію отправились. Какое волнованiе произходило въ моей душѣ, когда флотъ шелъ подъ парусами, и когда у меня бѣднаго невольника и послѣдняя надежда изчезла. Съ неописаннымъ страданіемъ имѣлъ я обращенные слезящіеся глаза на землю. Я недоумѣвалъ, что начать къ моему вспомоществованію. Во время сихъ душевныхъ волнованiй флотъ продолжалъ далѣе свой путь, и по истеченіи одного дня земля, предметъ моихъ мысленныхъ разсужденій, сокрылась изъ виду. При первомъ возникали моего мученія ропталъ я на судьбу, и желалъ, чтобъ никогда не былъ рожденъ. Я проклиналъ воду, поддерживающую насъ; вѣтръ гонящій мою темницу, и самый корабль, вмѣщающій насъ. Я призывалъ смерть расторгнуть страхи, чувствуемые мною, и преселить въ ту безмятежную долину, гдѣ царствуетъ вѣчная вольность. Въ Другой разъ любостяжаніе кровавою своею дланью преноситъ меня къ новымъ мученіямъ въ ту отдаленную страну, гдѣ мои собратія, удручаемы цѣпями, ежеминутно ожидаютъ смерти, какъ единственной избавительницы. Но ахъ! она медлитъ — прежде нежели возникнетъ день, мучатся они подъ ударами даже до мрачной ночи; поздравленіе, возсылаемое ими восходящему солнцу, есть глухое стенаніе и тайные вздохи. Изтомленны взираютъ на палящія небеса, и укоряютъ съ малодушіемъ медленность ихъ теченія. Нѣтъ друга, могущаго излить утѣшительный бальзамъ въ ихъ удрученныя сердца. Нѣтъ очей, могущихъ оплакать ихъ терзанія. Послѣдніе дневные лучи сопровождаютъ сихъ несчастливцовъ въ вредоносныя жилища къ отвратительной трапезѣ. Тамъ падаютъ они изтомленны на землю, и просятъ у Бога единственной милости никогда не возставать.
Наконецъ мало по малу волнованiе моей души утишилось; спокойнѣйшія размышленія заступили оныхъ мѣсто; а мысли, что никакой смертной не можетъ воспрепятствовать предопредѣленіямъ судебъ, убѣдили меня къ совершенной покорности. флотъ продолжалъ свой путь шесть недѣль безъ всякаго противнаго приключенія, при хорошемъ вѣтрѣ и спокойномъ морѣ; но въ февралѣ однимъ утромъ судно Эолъ набѣжало на одну бригантину, отъ чего сія въ минуту погибла и поглощена мрачною бездною Океана. Сіе причинило во всѣхъ величайшее замѣшательство, и Эолъ для предосторожности отъ дальнѣйшаго несчастія облегченъ.
13 Февраля 1763 года съ верьху мачты узрѣли мы островъ Монтсерратъ, предметъ нашего плаванія, и вскорѣ увидѣлъ я страны, преисполненныя мученій и печальныхъ тѣней, въ которыхъ спокойствіе и безмятежіе никогда не водворяется, которыхъ надежда никогда не посѣщаетъ, и гдѣ нѣтъ ничего, кромѣ безконечныхъ мученій и неслыханныхъ терзаній. При видѣ сей невольнической страны всѣ мои члены вновь содрогнулись, и кровь остановила свое теченіе въ жилахъ. Прежнее мое невольничество мечталось въ душѣ моей въ страшнѣйшемъ видѣ, и я ничего не видалъ, кромѣ бѣдности, цѣпей и побои. Въ первомъ жару моего прискорбія призывалъ я громъ и мстящее Божеское всемогущество для ниспосланія на меня смертельной молніи, дабы избавить меня отъ ужасной участи быть отъ одного тиранна перепродану другому.
Во время сихъ моихъ мысленныхъ волненій корабль нашъ остановился на якорѣ, и вскорѣ свой грузъ на сушу пренесъ. Тогда-то извѣдалъ я, что такое называется жестокая работа. Я принужденъ былъ помогать выгрузкѣ и нагруженію корабля, и утѣшать себя въ своемъ несчастій, состоявшемъ въ томъ, что двое матросовъ украли у меня всѣ наличныя деньги, и убѣжали. Я чрезъ долгое время пребыванія своего въ Европѣ толико привыкъ къ климату оной, что палящіе Вест-Индскіе жары въ началѣ были для меня чрезвычайно мучительны. Сильное теченіе часто на носило нашъ ботъ на камни. Многіе изъ людей при семъ случаѣ потеряли иной руку, другой ногу, а нѣкоторые и самую жизнь, и не проходило ни одного дня, въ которой бы я не получилъ или ушибу, или ранъ.
Въ половинѣ Маія, по изготовленіи корабля къ отъѣзду въ Англію, однимъ утромъ Капитанъ Доранъ приказалъ меня перевесть на землю; посланной объявилъ мнѣ, что мой жребій уже опредѣленъ. Я представлялъ себѣ въ сіе время, что мрачнѣйшія облака несчастій собираются надъ моею головою, и то мгновеніе, въ которое они ниспадутъ, будетъ послѣднимъ въ моей жизни. Колеблющимися стопами и съ трепещущимъ сердцемъ предпринялъ я свой путь. Капитанъ, продавшій меня знатнѣйшему тамошнему купцу, господину Роберту Кингу, объявилъ мнѣ, что я ему уже не принадлежу. Я его умолялъ доставишь мнѣ самаго лучшаго, какого только можетъ найти, господина за мою къ нему вѣрность; онъ и самъ справедливость сихъ словъ засвидѣтельствовалъ, и говорилъ, что, естьлибъ онъ остался въ Вест-Индіи, то бы ни за что меня не оставилъ; но въ Лондонъ взять никакъ не осмѣливается, ибо онъ извѣстенъ, что я по прибытіи туда его оставлю. При сихъ словахъ началъ я горько плакать, и просилъ его неотступно взять меня въ Англію: но тщетно; онъ говорилъ мнѣ, что доставилъ лучшаго изъ всего острова господина, при которомъ столь же счастливъ буду, какъ и въ Англіи; и для сей причины онъ меня лучше у него, нежели у своего шурина оставить захотѣлъ, не смотря, что оной обѣщалъ гораздо большую сумму за меня. Г. Кингъ, мой новой господинъ, говорилъ мнѣ, что онъ меня за похвалу, приписываемую мнѣ, купилъ, и ни мало не сомнѣвается, что я себя добропорядочно буду вести, и могу надѣяться, что мнѣ у него жизнь будетъ лучшая. Жительство его, продолжалъ онъ далѣе, не въ Вест-Индіи, но въ Филадельфіи, куда вскорѣ и отпавится; и какъ я нѣсколько Ариѳметикѣ умѣю, то намѣренъ онъ меня по прибытіи въ свой городъ отдать въ школу, а со временемъ употребить въ свою контору.
Сіи рѣчи утѣшили меня нѣсколько, и я оставилъ сего господина гораздо спокойнѣе, нежели къ нему пришелъ. Капитану Дорану, старому моему господину, былъ я очень обязанъ за приписанную мнѣ похвалу; я въ послѣдствіи узналъ, что сіе для меня было очень полезно. Я пошелъ обратно на бортъ, и простился съ своими товарищами. На другой день отправился корабль; во время поднятія якоря стоялъ я на берегу съ горестнымъ сердцемъ; глаза мои преслѣдовали корабль до тѣхъ поръ, пока онъ сокрылся; столько отъ печали страдалъ я, что долгое время былъ боленъ; и естьлибъ мой новой господинъ не столь благосклоненъ ко мнѣ былъ, то бы я непремѣнно умеръ. Я самымъ опытомъ узналъ, что: онъ похвалы, приписываемой ему: Капитаномъ Дораномъ, совершенно былъ достоинъ: онъ имѣлъ любви достойнѣйшія свойства; былъ чрезвычайно сострадателенъ и человѣколюбивъ. Естьли невольники его худо себя вели, то не наказывалъ ихъ тѣлесно, или иначе суровымъ образомъ, но продавалъ ихъ. Слѣдствія сего были тѣ, что всѣ страшились навлечь на себя его нeблагoвoлeнïe; и какъ не было лучшаго во. всемъ островѣ содержанія, то и служили ему гораздо лучше и вѣрнѣе. Великодушные поступки моего хозяина сдѣлали меня спокойнымъ и довольнымъ. Я рѣшился, хотя и не имѣлъ у себя ни одной полушки, съ твердымъ духомъ всѣмъ опредѣленіямъ судьбы покоряться. Господинъ Кингъ вскорѣ спросилъ меня, чему я доселѣ обучался, присовокупивъ къ сему, что онъ меня намѣренъ не такъ, какъ простаго невольника, содержать. Я объявилъ ему, что обученъ нѣсколько мореплаванію, и хорошо умѣю брить и волосы чесать; знаю также смотрѣть за винами, чему научился на кораблѣ, и къ чему много разъ употребляемъ былъ; наконецъ могу писать, а Ариѳметикѣ выученъ до тройнаго правила.
Господинъ Кингъ продавалъ товары всякихъ родовъ, и содержалъ около шести конторщиковъ. Онъ нагружалъ каждой годъ довольное число кораблей, и отправлялъ ихъ по большой части въ Филадельфію, мѣсто его рожденія, гдѣ онъ съ однимъ богатымъ купеческимъ домомъ находился въ тѣсной связи. Онъ сверьхъ многихъ кораблей я малыхъ судовъ, торгующихъ около острова, имѣлъ и другія, закупавшія румъ, сахаръ и другіе товары. Я искусенъ былъ сими судами управлять; и сія трудная работа была главная, къ которой я безпрестанно употребляемъ былъ. Иногда трудился я въ сей должности около дватцати четырехъ часовъ, и за сіе получалъ каждой день пятнатцать пенсовъ, а иногда только десять. Сія плата была гораздо большая, нежели какую другіе невольники получали, которые часто со мною трудились и принадлежали другимъ господамъ на островѣ. Сіи бѣдныя творенія никогда не получали больше девяти, а иногда только шесть, хотя бы они своимъ господамъ выработали отъ трехъ до четырехъ шилинговъ.
Сіе есть всеобщее обыкновеніе въ Вест-Индіи, что люди, не имѣющіе собственныхъ плантацій, содержатъ невольниковъ, которыхъ отпускаютъ за положенную сумму денегъ въ работу на плантаціи и къ купцамъ. Изъ сихъ выработанныхъ денегъ удѣляютъ они невольникамъ по своему соизволенію на пищу, что всегда бываетъ чрезвычайно мало. Господинъ мой часто платилъ владѣтелямъ такихъ невольниковъ полтретья шилинга въ день, а сихъ бѣдныхъ твореній довольствовалъ самъ пищею; ибо онъ думалъ, что они по тяжкимъ трудамъ своимъ мало на пищу получали. Сіе было пріятно невольникамъ, и, будучи извѣстны, что господинъ мой человѣколюбивъ, всегда работали охотнѣе у него, нежели у другихъ. Нѣкоторые владѣтели столь далеко простираютъ свою жестокость, что у сихъ безпомощныхъ людей, по полученіи уже платы за ихъ труды, исторгаютъ даже и тѣ самыя деньги, которыя должны имъ даваться на содержаніе. Одинъ злосчастной Негръ за требованіе сихъ денегъ получилъ наказаніе; и естьли кто изъ оныхъ не принесетъ выработанныя въ день или недѣлю деньги въ назначенной часъ, то и за сіе бываютъ жестоко наказываемы, не смотря на то, что сіи бѣдныя твари часто половину дня принуждены бываютъ ждать, доколѣ имъ господинъ, для котораго они трудились, дастъ плату.
Между прочими одинъ невольникъ приносилъ своему господину еженедѣльно выработанныя деньги не вдругъ, но по частямъ; онъ не взирая, что получилъ оныя, за прежнее упущеніе, привязавъ его къ столбу, осудилъ къ претерпѣнію ста ударовъ, изъ коихъ онъ, по прозьбѣ одного человѣка, пришедшаго на тотъ разъ къ тому мѣсту, только пятьдесятъ получилъ. Подобноежъ произшествіе воспослѣдовало съ однимъ рачительнымъ и бережливымъ человѣкомъ. Сей неусыпными своими трудами столько пріобрѣлъ, что купилъ чрезъ одного Европейца ботъ, но о семъ господинъ его ничего не зналъ. Едва вступилъ онъ во владѣніе сего своего стяжанія, то потребовалъ Губернаторъ оной ботъ для привезенія сахару изъ разыхъ странъ острова; и какъ онъ зналъ, что сей Негръ одинъ только имѣлъ, отнялъ и не хотѣлъ владѣтелю ни одной полушки заплатить. Бѣдной человѣкъ пришелъ къ своему господину, и жаловался на несправедливость Губернатора: но единственное удовлетвореніе, полученное имъ, состояло въ томъ, что господинъ проклиналъ его чрезвычайно и спрашивалъ, какъ онъ отважился имѣть ботъ. Естьли впрочемъ безпомощно угнѣтенному послужитъ нѣкоторымъ утѣшеніемъ видѣть погибель сокровищъ похитителя, то сей бѣдной Негръ не остался совсѣмъ безутѣшнымъ: богатство, пріобрѣтенное утнѣтеніемъ бѣдныхъ и лишеніемъ ихъ необходимаго, рѣдко благоуспѣшно бываетъ. Губернаторъ умеръ нѣсколько времени спустя въ Кингъ-Бенхѣ въ Англіи въ величайшей бѣдности. Для Негражъ возникло нѣкоторое счастіе въ послѣднюю войну. Онъ нашелъ средство отъ своего Христолюбиваго господина убѣжать, и прибылъ въ Англію, гдѣ я его послѣ много разъ видалъ. Таковые поступки вселяютъ часто симъ несчастнымъ отчаяніе, и производятъ, что они съ величайшею опасностію своей жизни отъ ихъ господъ бѣгаютъ. Къ сему побѣгу побуждаетъ наиболѣе невольниковъ, отпускаемыхъ въ работу на полученіе награды за свои труды. Опасаясь жестокихъ мученій При возвращеніи безъ денегъ, уходятъ и скрываются, какъ имъ лучше удастся. Тогда помѣщикъ обѣщаетъ тому, которой бѣглаго, живаго ли или мертваго, къ нему доставитъ, нѣкоторое награжденіе. Мой господинъ весьма часто бывалъ посредникомъ при сихъ случаяхъ, и симъ самымъ спасалъ многимъ несчастнымъ Неграмъ жизнь.
Нѣкогда былъ я отданъ на нѣсколько дней въ работу на одинъ корабль, для пріуготовленія онаго къ пути. Я началъ мою работу; но никто не хотѣлъ меня накормить. Я объявилъ о таковомъ поступкѣ моему господину, и онъ меня обратно взялъ. На многихъ плантаціяхъ въ разныхъ островахъ, на кои посланъ я былъ для полученія руму или сахару, дѣлали мнѣ многія притѣсненія. Для сего господинъ мой Принужденъ былъ въ товарищи мнѣ дать одного бѣлаго, которому каждой день платилъ отъ шести до девяти шилинговъ. Во время сихъ путешествій предпріемлемыхъ для господина Книга, былъ я весьма часто очевиднымъ свидѣтелемъ, сколь безчеловѣчно поступаютъ на многихъ плантаціяхъ съ бѣдными невольниками; и сіе извѣстіе примирило меня съ моимъ состояніемъ; я благодарилъ Бога, что достался въ хорошія руки.
Я былъ столько счастливъ, что во всѣхъ дѣлахъ, налагаемыхъ на меня господиномъ, снискивалъ его благоволеніе, и не было ни одного дѣла, къ которому бы я съ полною довѣренностію не употреблялся. Я занималъ часто мѣсто конторщика, выгружалъ корабли, отправлялъ и принималъ оные; имѣлъ надзиранiе надъ запасными товарами и хранилъ имѣніе; сверьхъ сего всегда я брилъ моего господина, волосы чесалъ и смотрѣлъ за его лошадью, и, естьли нужда требовала, что часто случалось, трудился на его кораблѣ. Чрезъ сіе былъ я моему господину очень полезенъ, и онъ сберегалъ чрезъ меня, какъ самъ часто признавался, болѣе ста фунтовъ стерл. въ годъ. Онъ безпристрастно говаривалъ, что я ему болѣе нуженъ, нежели кто другой изъ его купеческихъ служителей, не взирая, что годовыя деньги, получаемыя сими людьми въ Вест-Индіи простираются до ста шестидесяти фунш. стерл.
Я много разъ слыхалъ, что никакой невольникъ столько недоставить своему господину сколько онъ eму стоитъ; но сіе примѣчаніе весьма неосновательно. Можно примѣтить, что девять частей промышленниковъ въ Вест-Индіи суть невольники, каждой служитель бота, на пр. какъ я заподлинно знаю, выслуживаетъ въ день два талера; плотникъ столькожъ, а чаще и больше; по столькужъ каменщики, кузнецы, рыболовы и пр., Я зналъ многихъ невольниковъ, которыхъ господа не продавали и за тысячу фунтовъ наличныхъ денегъ. Но сіе замѣчаніе само собою опровергается; естьлибъ была. правда, для чегожъ хозяева плантацій и купцы за невольниковъ столь высокую цѣну платятъ; сверьхъ сего, для чего тѣ, кои сіе примѣчаніе вѣрнымъ считаютъ, столь много вопіютъ противъ искорененія торга невольниками? Толико ослѣплены человѣки, и сколь къ гнуснымъ поступкамъ побуждаетъ ихъ прибытокъ! Неоспоримо, естьли кто, чему нерѣдко примѣры бывали, съ своими невольниками такъ поступаетъ, что вполы его насыщаетъ, вполы одѣваетъ, а несносными трудами и муками даже до крайности мучитъ; то по справедливости оные столько изнуряются, что, какъ неполезные, изъ услугъ извергаются, принуждены скитаться по лѣсамъ и непремѣтно пропадать.
Нѣсколько разъ многіе за меня давали моему господину сто гвиней; но онъ всегда отзывался къ неизреченной моей радости, что не намѣренъ меня продать. Страхъ попасться въ руки людей, не снабжающихъ невольниковъ нужными жизненными потребностями, учинилъ, что я удвоилъ прилѣжаніе и ревность къ отправленію моей должности. Многіе нашлись такіе, которые въ худо толковали, что мой господинъ столь хорошо содержалъ невольниковъ (не взирая, что я иногда терпѣлъ голодъ, и мое кушанье каждой Агличанинъ весьма невкуснымъ нашелъ бы); но онъ имъ говаривалъ, что всегда при своихъ правилахъ останется: ибо его невольники чрезъ хорошее содержаніе ревностнѣе трудятся.
Отправляя многія возложенныя на меня отъ господина моего дѣла, принужденъ былъ я свидѣтелемъ быть жестокостей всѣхъ родовъ, изобрѣтаемыхъ къ мученію злосчастныхъ невольниковъ. Часто подъ моимъ смотрѣніемъ прибывали транспортныя суда съ Неграми для продажи. Женщины, находившіяся въ числѣ оныхъ, подвергаемы были неслыханнымъ насиліямъ нашихъ купеческихъ служителей. Хотя для меня было чувствительно такое нападеніе на непорочность сихъ бѣдныхъ тварей; однакожъ былъ я не въ состояніи защитить ихъ противъ всеобщаго обыкновенія. Когда перевозили мы невольницъ на кораблѣ моего господина на другой островъ или въ Америку, то служители корабельные приносили оныхъ въ жертву своимъ похотямъ безсовѣстнѣйшимъ, и каждому честному человѣку, умалчивая Христіанину, посрамительнѣйшимъ образомъ; даже такихъ дѣвицъ, коимъ еще отъ роду десяти лѣтъ не было, употребляли они ко удовлетворенію своихъ страстей; и сіе беззаконіе столь звѣрски совершали, что одинъ изъ нашихъ Капитановъ штурмана и многихъ другихъ по сей причинѣ отъ службы отрѣшилъ. Не взирая на сіе, былъ я въ Монтсерратѣ свидѣтелемъ, какъ одного Негра, привязавъ къ столбу, ужаснѣйшимъ образомъ мучили, и его уши мало по малу обрѣзывали, за то единственно, что онъ съ одною бѣлою женщиною, хотя всеобщею прелюбодѣицею, имѣлъ дѣло. Естьли бы подобное учинилъ бѣлой, и хотябъ у непорочной Африканской дѣвицы безпорочность похитилъ, ничегобъ не значило. Но за важнѣйшее преступленіе почитается, естьли дерзнетъ черной послѣдовать бѣлымъ и въ объятіяхъ отверженной отроковицы стремленіе природы удовольствовать.
Извѣстный Г.Д... разсказывалъ мнѣ, что 41000 Негровъ чрезъ его руки прошло, и нѣкогда одного невольника, намѣревавшагося бѣжать, лишилъ ноги. Я спрашивалъ его, какой бы отвѣтъ, будучи Христіаниномъ, о столь ужасномъ дѣлѣ учинилъ онъ предъ Богомъ, а особливо, есшьлибъ сей человѣкъ во время операціи умеръ? Это такая вещь, отвѣчалъ мнѣ, которая принадлежитъ къ другому свѣту; а онъ поступалъ такъ, какъ благоразуміе требовало отъ него. Я сказывалъ ему: Христіанская религія научаетъ, насъ, чтобъ мы съ другими такъ поступали, какъ желаемъ, чтобъ они съ нами обходились. Но онъ на сіе отвѣчалъ, что его выдумка имѣла желанное дѣйствіе; она другихъ воздержала отъ побѣга.
Другой Негръ былъ повѣшенъ, но полуживой снятъ и сожженъ; ибо онъ старался отравить своего жестокосердаго надзирателя. Безпрестанныя жестокости вселяютъ сперва въ сихъ бѣдныхъ отчаяніе, а потомъ желательно имъ съ пресѣченіемъ ихъ бѣдствій и съ отмщеніемъ ихъ тираннамъ умереть. Сіи надзиратели въ самомъ дѣлѣ большею частію люди самые худшіе въ Вест-Индіи. Многіе господа, живущіе въ отдаленіи отъ своихъ помѣстьевъ, принуждены бываютъ управленіе оныхъ симъ палачамъ вручать, кои при малѣйшемъ проступкѣ невольниковъ жесточайшимъ образомъ наказываютъ и мучатъ, и поступаютъ съ оными подобно какъ съ скотами. Они ни мало не взираютъ на чреватыхъ женщинъ, и столько же мало пекутся о жилищахъ полевыхъ Негровъ. Ихъ покои долженствовали бы быть хорошо покровенны, и на сухомъ мѣстѣ выстроны; но они напротивъ всегда суть открытые сараи и на мокрыхъ мѣстахъ. Удрученны и обезсиленны возвращаются сіи бѣдныя твари съ поля; разгорячившись и съ отверстыми порами кидаются на влажную и хладную землю, для вкушенія удѣленной имъ частицы покоя. Натурально должны произойти изъ сего многія болѣзни, и безъ сомнѣнія сіе опущеніе и жестокость есть главною причиною малому нарожденію и краткой жизни взрослыхъ Негровъ.
Но тамъ, гдѣ сами господа обитаютъ въ своихъ помѣстьяхъ, совсѣмъ другое происходитъ: съ кротостію и съ надлежащимъ попеченіемъ обходятся съ Неграми; отъ чего продолжительнѣе ихъ жизнь и польза, проистекаемая отъ нихъ господамъ, сугубѣе. Къ чести человѣчества принужденъ я сказать, что звалъ я многихъ достойныхъ особъ, которые сами управляли своими помѣстьями; они слѣдовали во всемъ единственнымъ внушеніямъ человѣчества. Между извѣстными мнѣ на многихъ островахъ былъ одинъ въ Монтсерратѣ, коего невольники благословляли, и которому никогда не требовалось наполнять число оныхъ новою покупкою; и въ другихъ многихъ владѣніяхъ, а особливо въ Барбадоссѣ, чрезъ таковое благоразумное содержаніе выигрываютъ то, что никогда не покупаютъ Негровъ вновь. Я имѣлъ честь знать одного честнаго и человѣколюбиваго мужа, уроженца Барбадосскаго и тамошняго помѣщика. Сей господинъ издалъ сочиненіе о содержаніи невольниковъ. Онъ въ полдень давалъ имъ отдохновенія на два часа, и дѣлалъ имъ многія другія благодѣянія и удобности, а особливо въ разсужденіи ихъ ночнаго покоя. Сверьхъ сего доставлялъ имъ самую предовольную пищу. Чрезъ сіе Негры у него здоровы, долговѣчны и столь счастливы, сколько можетъ невольничество вкушать счастія. Я самъ правилъ, какъ въ послѣдствіи извѣстно будетъ, однимъ помѣстьемъ, гдѣ мои Негры, чрезъ наблюденіе сихъ правилъ всегда здоровы и бодры были, и гораздо больше трудились, нежели при обыкновенномъ содержаніи.
Опущеніе и нерадѣніе сего важнаго пункта требуетъ, что 20,000 каждой годъ потребно новыхъ Негровъ для вознагражденія числа умершихъ. Самой Барбадоссъ, гдѣ подлинно невольники человѣколюбно содержатся, и на которомъ изъ всѣхъ Вест-Индскихъ острововъ малѣйшее насиліе употребляется, требуетъ каждой годъ 1000 Негровъ, а всеобщее число простирается не выше 80,000. Здѣшній климатъ такой же, какъ и въ ихъ отечествѣ, а воздухъ еще здороровѣе; и такъ климатъ не должно включать въ число причинъ уменьшенія Аглинскихъ колоній.
Въ бытность мою въ Монтсерратѣ одинъ Негръ, по имени Еммануель Санкей, сложивъ съ себя тяжкое иго невольничества, удалился на одинъ Лондонской корабль: однакожъ счастіе сему злосчастному неблагосклонно оказалось. Онъ въ то самое время, какъ корабль уже былъ готовъ отвалить, открытъ и отосланъ къ своему господину. Его гос подинъ приказалъ положа вверхъ спиною на землю связать, и взявши нѣсколько палочекъ сургучу, зажегъ оныя и поливалъ ими всю спину сей несчастной жертвы. Другой человѣкъ, презираемый отъ всѣхъ за свою жестокость, велѣлъ у своего невольника кусками мясо обрѣзывать. По томъ приказалъ его посадить въ деревянной сундукъ, и заперъ его въ ономъ, на сколько ему разсудилось. Таковые сундуки для сего нарочно дѣлаются и имѣютъ вышину и широту въ ростъ человѣка, и такимъ образомъ несчастный, заключенный въ ономъ, не можетъ ни мало тронуться.
На многихъ островахъ, а особливо на островѣ Св. Китта, введено въ обыкновеніе невольникамъ начальныя буквы имени ихъ господина выжигать, и вѣшать на шею множество тяжкихъ желѣзъ. При малѣйшемъ проступкѣ отягощаются они оковами, и часто употребляются другія еще мучительныя орудія. Желѣзные оглавники, ручныя кандалы и многія симъ подобныя изобрѣтенія бываютъ обыкновеннымъ наказаніемъ маловажной погрѣшности. Я видѣлъ нѣкогда, какъ одного Негра столь жестоко били, что куски мяса отторгались отъ тѣла; а за что? за то единственно, что онъ кушанье переварилъ. Большая часть Негровъ имѣютъ женъ, но они далеко отъ нихъ живутъ, и къ нимъ для препровожденія ночи должны они поздно утомленные отъ тяжкихъ дневныхъ трудовъ чрезъ нѣсколько миль ходишь. На вопросъ мой: для чего они не женились на невольницахъ своихъ господъ? сіе бы было для нихъ удобнѣе, и не предпринимали бы столь дальней и трудной дороги — отвѣтствовали всегда: естьли нашему господину вздумается наказать невольницу, то принуждаетъ всегда мужьевъ своихъ женъ мучишь, и сіе для насъ несносно.
Удивительноль, что такое содержаніе вселяетъ часто въ сихъ бѣдныхъ тварей чрезмѣрное отчаяніе, возбуждающее пресѣчь смертію свои страданія, кои жизнь несносною для нихъ содѣлываютъ; они поблекши отъ ужасныхъ мученій, неподвижными очами взираютъ всегда на свой плачевный жребій, и не обрѣтаютъ мѣста къ успокоенію.
И для того примѣры самоубійства здѣсь нерѣдки. Одинъ Негръ на кораблѣ моего господиа, въ бытность и мою тамъ, за малую погрѣшность обремененъ оковами; нѣсколько дней отягощался оными. Наскучивши жизнію, бросился въ море. Но его предпріятіе не совершилось по желанію; онъ еще живой вытащенъ былъ на бортъ. Другой, коему также жизнь въ тягость была, вознамѣрился уморить себя голодомъ, и не принималъ пищи; за сіе получилъ въ содроганіе приводящіе побои; вскорѣ послѣ сего изъ искалъ случай близъ Харлетовна броситься чрезъ бортъ, но вытащенъ прежде, нежели утонулъ.
Сколь мало помышляютъ сіи люди о жизни Негровъ; столь же произвольно похищаютъ ихъ малое стяжаніе. Я объявилъ два примѣра таковой несправедливости, при коихъ былъ очевиднымъ свидѣтелемъ. Всеобщіе способы насилія, обитающаго во всѣхъ Вест-Индскихъ островахъ, суть слѣдующіе: Бѣдные полевые невольники по проведеніи всего дня въ трудахъ на своего жестокосердаго господина, доставляющаго имъ едва половинную пищу, нѣсколькими минутами уменьшаютъ столь потребной для себя покой для срѣзанія травы, которую потомъ связавъ въ пучекъ; стоящій шести, а иногда и трехъ фенинговъ, выносятъ на продажу въ городъ или на рынокъ. Нѣтъ ничего обыкновеннѣе, какъ то, что бѣлые отнимаютъ у нихъ сію траву безъ малѣйшей платы: но сего не довольно; часто случается, что вмѣсто оной платы еще бьютъ ихъ. Иногда стоялъ я болѣе часа, взирая на сіе и обливаясь слезами. Но никто не находился, которой бы имъ возвратилъ или вспомоществовалъ къ полученію цѣны. Не есть ли сіе беззаконіе вопіющее къ небесамъ и призывающее правосудіе Божіе на сіи острова. Его уста изрекли. утѣснителъ и утѣсненный оба суть въ его руцѣ. И естьли сіи бѣдные, изнуренные, измученные, плѣненные, изтерзанные не суть тѣ, о коихъ Спаситель глаголетъ: то ктожъ другой?
Въ бытность мою на островѣ Св. Евстафія пришелъ нѣкогда одинъ изъ таковыхъ хищниковъ на нашъ корабль, и купилъ у меня нѣсколько птицъ и свинины. Спустя день, пришелъ обратно и требовалъ назадъ свои деньги; я отрекся оныя ему возвратишь; онъ же, примѣтивъ, что Капитанъ былъ въ отсутствіи, учинилъ ссору, и клялся итти прямо къ моему сундуку, и разломавъ оной, взять свои деньги. Я былъ довольно увѣренъ, что онъ свое слово сдержитъ; и подлинно хотѣлъ было онъ уже меня и ударить, какъ по счастію моему одинъ Аглинской матросъ, коего сердце Вест-Индскимъ воздухомъ еще не заражено было, пришелъ ко мнѣ и его отогналъ. Естьлибъ сей безчеловѣчной меня ударилъ, я бы себя защитилъ: а тогдабъ сіе стоило мнѣ жизни; ибо такой человѣкъ, которой до такого степени безсовѣстія дошелъ, дорожитъ ли другаго жизнію? Онъ вышелъ съ безпрестаннымъ ругательствомъ, и грозилъ, естьли попадусь на берегу, меня застрѣлить, а послѣ за меня заплатить.
Сколь въ маломъ находится уваженіи жизнь Негровъ въ Вест-Индіи, сіе столь извѣстно, что излишнебъ было приводить слѣдующій пунктъ изъ ихъ учрежденій: но сего требуетъ нужда; ибо находятся такіе люди, которые увѣрены, что въ разсужденіи жизни Негровъ точно также думаютъ, какъ и Европейцы. Въ 329 пунктѣ на стран. 125 учрежденіи Барбадосскихъ именно сказано: "Естьли Негръ или другой невольникъ по несчастiю отъ наказанія, полученнаго имъ отъ своего господина, или по его приказанію, за побѣгъ или другое какое прегрѣшеніе противъ своего господина, ущербъ въ здравіи или членахъ пріобрѣтетъ; то никто, кто бы онъ таковъ ни былъ, не подпадаетъ денежному штрафу: но естьлижъ кто по злости или по кровожаждію, или по варварскому намѣенію своевольно своего Негра или другаго невольника умертвитъ, таковый повиненъ въ публичную казну взнесть пятнатцать фунтовъ стерлинговъ." Столь велика цѣна во многихъ, да и не во всѣхъ ли Вест-Индскихъ островахъ. Не естьли сіе такое учрежденіе, которое требуетъ явно поправленія? и не заслуживаютъ ли издатели онаго имени варваровъ и дикихъ звѣрей, нежели человѣковъ и Христіанъ? Сіе есть столь же жестокосердо, сколько несправедливо и неблагоразумно; такое безчеловѣчіе обезславило бы, и такъ названныхъ, варваровъ; такая несправедливость и безуміе возмутило бы физическія чувства и разумъ самыхъ самоѣдовъ.Столь разительны сіи и многія учрежденія Вест-Индскихъ законовъ при первомъ взорѣ суть! и несправедливость оныхъ гораздо усугубится, естьли мы размыслимъ, противъ кого оная истощается. Г. Іамъ Тобитъ, ревностный трудолюбецъ, повѣствуетъ, что одинъ изъ его знакомцевъ, французскій помѣщикъ на островѣ Мартиникѣ, указавъ на кучу Мулаттовъ, трудившихся на полѣ подобно рабочему скоту, сказалъ: что сіи суть плоды его чреслъ. Мнѣ самому извѣстны многіе такіе примѣры. Суть ли сіи сыновья и дщери францускаго помѣщика хуже его дѣтей, тѣмъ единственно, что оныя съ черною женщиною прижиты? Что должно судить о добродѣтеляхъ законодавцевъ по чувствованіяхъ родительскихъ, цѣнящихъ жизнь своихъ дѣтей не выше пятнатцати фунтовъ, когда оныя, какъ гласитъ учрежденіе, по ярости и кровожаждію умерщвлены: и, что иное значитъ весь торгъ невольничей, какъ не война прошивъ сердца человѣческаго? и не должно ли необходимо послѣдовать съ нарушеніемъ добродѣтели и уничтоженіемъ всѣхъ благородныхъ правилъ, совершенное попраніе всѣхъ человѣческихъ чувствованій.
Я часто видалъ на многихъ островахъ, что невольниковъ, а особливо сухощавыхъ, продаютъ вѣсомъ, и за фунтъ три, шесть и до девяти пенсовъ берутъ. Для человѣколюбиваго сердца моего господина сей поступокъ былъ очень отвратителенъ. При таковыхъ случаяхъ отторгаютъ часто супруговъ отъ своихъ женъ, дѣтей отъ родителей, и посылаютъ въ другіе острова, или куда угодно будетъ ихъ жестокосердымъ господамъ. Въ семъ случаѣ нѣтъ никакого изъятія и самымъ уроженцамъ Вест-Индскимъ. Часто обливалось мое сердце кровью, когда я видѣлъ, какъ разлученные друзья въ послѣдній разъ, стоя на берегу, слѣзящимися глазами сопровождали корабль, влекущій на вѣкъ то, что для нихъ было любезно.
Я между прочими былъ очень знакомъ съ однимъ бѣднымъ родившимся въ Вест-Индіи Негромъ, которой также съ одного острова на другой переведенъ, а напослѣдокъ въ Монтсерратъ прибылъ. Сей человѣкъ разсказывалъ мнѣ нѣкоторыя печальныя приключенія изъ своей жизни. Онъ обыкновенно хаживалъ по окончаніи господской работы въ свободные часы для ловленія рыбы. Онъ нѣкогда поймалъ двѣ рыбы; господинъ его тотчасъ пришедши отнялъ оные у него, не заплативъ ничего; въ другой разъ учинили такой же поступокъ со мною бѣлые. Онъ разсказывалъ мнѣ весьма трогательно, что естьли когда бѣлой отниметъ у меня рыбу, иду къ моему господину; и онъ дѣлаетъ мнѣ справедливость; но естьлижъ самъ господинъ сіе учинитъ, что я долженъ предпринимать? Нѣтъ никого, кто бы учинилъ для меня правосудіе. Тогда долженъ я, продолжалъ сей бѣдной человѣкъ, устремивъ свой взоръ на небо, взывать ко всемогуществу Божію и свыше ожидать правосудія. Сіе обнаженное безъ всякой прикрасы повѣствованіе тронуло меня чрезвычайно. Я укрѣплялъ сего человѣка, ни мало не думая, что мнѣ подобноежъ несчастіе случится, и что самому на сихъ островахъ болѣе утѣшенія потребно было. Я никогда не думалъ, чтобъ сей человѣкъ былъ сотоварищемъ въ моемъ несчастій, какъ въ послѣдствіи окажется.
Не думай, благосклонный читатель, чтобъ сіи жестокости ограничены были въ одной странѣ или особѣ; нѣтъ: во всѣхъ островахъ, на коихъ я былъ (я посѣтилъ не менѣе пятнатцати оныхъ) поступаютъ съ невольниками таковымъ же образомъ; и исторія одного острова или одной плантаціи, съ малымъ изъятіемъ, можетъ послужить совершеннымъ образцемъ всеобщей исторіи. Не ужели столь смертоносно вліяніе торга невольниками, что до такой степени ожесточаетъ всѣ человѣческія чувства. Сіе не вѣроятно, чтобъ купцы невольниковъ отъ природы были хуже прочихъ людей — Нѣтъ сіе есть дѣйствіе омрачающаго сребролюбія, которое млеко человѣколюбія истребляетъ и въ желчь претворяетъ. Естьлибъ сіи люди избрали другой родъ жизни, былибъ столькожъ благородны, чувствительны и справедливы, сколько они теперь безчувственны и жестокосерды. Подлинно, сей промыслъ не можетъ сопровождаемъ быть добромъ; оной подобно язвѣ распространяется, и къ чему ни прикоснется, заражаетъ; первыя человѣческія права, равенство и независимость попираетъ, и одному человѣку власть надъ своими собратіями вручаетъ; къ чему Богъ никогда ихъ не предопредѣлилъ. Господинъ надъ невольникомъ толико превыше человѣчества возвышается, колико послѣдній: унижается; чрезвычайная гордость производитъ между ими одно различіе, и сіе тщеславіе преходитъ границы въ своемъ распространеніи и законенiи.
Да и самое сребролюбіе помѣщиковъ сколь ослѣплено! Болѣ» ли проистекаетъ для васъ пользы отъ невольниковъ тогда, когдабъ оные пользовались правами человѣчества? Вольность, распростирающая благоденствіе чрезъ всю Британію, отвѣтствуетъ вамъ: нѣтъ. Естьли сребролюбіе похищаетъ людей въ невольники, то лишаетъ ихъ половины добродѣтели; собственные ваши примѣры внушаютъ имъ варварство, хищеніе и жестокость, и понуждаютъ ихъ жить съ вами въ войнѣ. Любостяжаніе вперяетъ въ васъ, что они не честны и невѣрны; побои дѣлаютъ ихъ упрямыми; сребролюбіе внушаетъ въ васъ, что необходимо надобно ихъ содержать во мракѣ; представляетъ вамъ, что они не способны чему нибудь обучиться, уподобляетъ ихъ души неплодородной землѣ, на воздѣлываніе коея труды пропадутъ напрасно; вселяетъ въ васъ такія мысли, что натура, излившая со преизбыткомъ свои дары на ихъ отечество, презрѣла обитателей оныхъ — Размышленіе самое безбожное и противное здравому разсудку — къ чему ваши всѣ мучительныя орудія? Нужны ли оныя средства для благоразумнаго управленія надъ другими? Не обезпокоиваетъ ли васъ такое содержаніе вашей собраніи? Вы всего должны дрожать отъ такого поступка; должны ежечастно опасаться бунта. Намъ, несчастнымъ невольникамъ неизвѣстенъ миръ, мы осуждены къ побоямъ и вѣчнымъ мученіямъ. Какогожъ ожидать отъ насъ мира? Нѣтъ ничего въ нашей власти, кромѣ непріязни и ненависти; неслыханная ярость, безпрестанное мщеніе всегда вращается въ нашихъ мысляхъ, дабы нарушить покой нашего побѣдителя, сколько возможно, за мученія и терзанія, претерпѣваемыя нами здѣсь.
Премѣните ваши поступки, содержите невольниковъ, какъ людей; всѣ поводы къ страху изчезнутъ. Они пребудутъ вѣрны, честны, постоянны и радѣтельны. Спокойствіе, благоденствіе и счастіе будетъ вамъ мздою.
Содержаніе: Нѣкоторое извѣстіе о сѣрной горѣ вЪ Монтсерратѣ — Издamель двумя землетрясеніями устрашенъ — Благосклонное премѣненіе положенія Издателева — Онѣ начинаетъ торговать — Счастіе и несчастіе во время торгу его на островахъ и вЪ Америкѣ, и обманы бѣлыхъ, коимъ онЪ подверженъ былъ — удивительное исключеніе ко вреду невольниковъ — Опасность отЪ вихрей вЪ Вест-Индіи — Достопамятной примѣръ; какъ одинъ свободной Мулатъ невольникомъ учиненъ — Издатель вЪ Саванагѣ отЪ Доктора Перкина до полу-смерти прибитъ.
Предыдущая глава вмѣщала въ себѣ нѣкоторые примѣры удручёній, притѣсненій и жестокостей, производимыхъ въ Вест-Индіи; пространной вышелъ бы реэстръ; естьлибъ я вознамѣрился всѣ случаи, коихъ былъ очевиднымъ свидѣтелемъ повѣствовать. Наказанія, претерпѣваемыя невольниками при малѣйшемъ проступкѣ, столь часты, и орудія, употребляемыя къ мученію, столь извѣстны, что описаніе оныхъ ничего бы новаго не вмѣщало; сверхъ сегожъ столь оныя разительны, что ни писатель, ни читатель не могутъ не содрогаться при оныхъ И для того я въ послѣдствіи не буду касаться до сего предмета, а только собственныя свои приключенія буду описывать.
При отправленіи дѣлъ, возлагаемыхъ на меня моимъ господиномъ, имѣлъ я случай обозрѣть многія достопамятности сего острова; ни одна изъ оныхъ для меня не была столь удивительна, какъ высокая и крутая гора, называемая сѣрною, на нѣсколько миль отстоящая отъ города Плимута въ Монтсарратѣ. Я часто слыхалъ о чудесахъ, зримыхъ на оной, и для того предпринялъ посѣтить оную въ сопровожденіи нѣсколькихъ бѣлыхъ и черныхъ. По возшествіи нашемъ на верьхъ, представились мнѣ между каменьями великія глыбы сѣры, произникшей отъ паровъ многихъ маленькихъ пещеръ, натуральнымъ жаромъ въ землѣ клокочащихъ. Нѣкоторыя изъ сихъ пещеръ были столь бѣлы, какъ молоко; другія синія, прочіяжъ различныхъ цвѣтовъ. Я имѣлъ при себѣ нѣсколько картофелю, оторой опустилъ въ нѣкоторыя пещеры; по нѣсколькихъ минутахъ извлекъ оной, и нашелъ совершенно мягко свареннымъ. Я отвѣдалъ, и вкусъ онаго былъ чрезвычайно сѣряной. Наши серебряныя пряжки, и всѣ другія металлическія вещи почернѣли, какъ свинецъ.
Въ бытность мою на семъ островѣ случилось со много въ одну ночь весьма удивительное произшествіе; сказано мнѣ было, что въ домѣ, занимаемомъ нами, находится привидѣніе. Въ полночь, когда я на одномъ большомъ сундукѣ спалъ, почувствовалъ, что все строеніе необыкновеннымъ и ужаснымъ образомъ трясется, и сила ударовъ столь была жестока, что меня съ сундука сбросило. Я устрашился чрезвычайно, и ничего другаго мнѣ не мечталось, какъ что сіе есть посѣщеніе привидѣнія. Мученіе мое было неописанно. Я закрывалъ мою голову одѣяломъ и не зналъ что предпринять. Между тѣмъ, къ великой моей радости пришелъ господинъ, опочивавшій въ ближней комнатѣ. Я закашлялъ, но онъ спросилъ меня: чувствовалъ ли я землетрясеніе? Я разсказалъ ему, какимъ образомъ съ сундука, на коемъ лежалъ, былъ сброшенъ, а отъ кого не знаю. Онъ мнѣ растолковалъ, что сіе значило землетрясеніе, отъ коего и онъ принужденъ встать съ постѣли. Сіе меня успокоило.
Подобноежъ произшествіе случилось со мною въ бытность мою на Рейдѣ въ Монтсерратѣ на кораблѣ. Около полуночи, во время нашего сна, корабль чрезвычайно задрожалъ. Чувствованіе, произведшее отъ онаго, сколько могу описать, было подобно тому, когда корабль или ботъ набѣжитъ на песокъ. Многія вещи на бортѣ были сдвинуты съ своихъ мѣстъ; но по счастію не воспослѣдовало дальнѣйшаго несчастія.
Подъ конецъ 1763 года, благость провидѣнія по видимому опредѣлила благосклоннѣйшую мою участь. Одинъ изъ кораблей моего господина, именуемый фермуда, вмѣщающій тяжести около шестидесяти бочекъ, управляемъ былъ отъ Капитана Томаса фармера, родомъ Агличанина, мужа рачительнаго и дѣятельнаго, доставившаго моему господину очень много прибыли чрезъ свое хорошее повелѣніе при перевезеніи путешествующихъ съ одного острова на другой; сему Капитану непорядки матросовъ, кои напившись, съ корабля бѣгали, очень часто препятствовали. Я ему понравился: онъ просилъ моего господина нѣсколько разъ позволить мнѣ въ чинѣ матроса сдѣлать небольшое путешествіе; но господинъ мой всегда отрекался невозможностію меня отпустишь, не взирая и на то, что корабль по малому числу матросовъ, (ибо оныхъ на семъ островѣ очень рѣдко можно найти) часто не могъ отправляться. Но наконецъ господинъ, хотя и не очень охотно, понуждѣль, или не могши сопротивляться долѣе, позволилъ мнѣ сопутствовать Капитану, приказавъ ему имѣть неусыпное смотреніе надо мною, чтобъ я не ушелъ, и естьли сіе совершится, то онъ взыщетъ съ него. И для сего Капитанъ сначала очень тщательное смотрѣніе за мною имѣлъ. И какъ скоро обратно прибыли, долженствовалъ я итти на сушу.
Такимъ образомъ трудился я то надъ тѣмъ, то надъ другимъ; и сіе не будетъ хвастовство, естьли я скажу, что Капитанъ и я были полезнѣйшіе люди изъ всѣхъ служителей моего господина. Я былъ столь нуженъ Капитану на кораблѣ, что онъ иногда не хотѣлъ и малѣйшаго путешествія на сосѣдственной островъ безъ меня предпринять; и естьли господинъ отговаривался невозможностію меня отпустить, то онъ клялся, что не сойдетъ безъ меня съ мѣста; ибо я для него на кораблѣ былъ нужнѣе трехъ бѣлыхъ, которые всегда пьяни, и своими непорядками чинятъ помѣшательства въ путешествіи. О семъ довольно было извѣстно и моему господину. Наконецъ, по совершеніи многихъ поѣздокъ, объявилъ мнѣ, къ великой моей радости, что. Капитанъ недаетъ ему покою; и я долженъ объявить, въ матросы ли итти, или оставшись на сушѣ, надзиранiе надъ запасными товарами имѣть хочу; ибо онъ не можетъ болѣе сносить безпрестанныхъ Капитанскихъ докукъ. Сіе предложеніе было по моему вкусу; ибо я размышлялъ, что можетъ быть со временемъ могу найти на кораблѣ случай выслужить нѣсколько денегъ; или въ случаѣ неудачной торговли, бѣгомъ спастись. Надѣялся также лучшую и менѣе отвратительную имѣть пищу, ибо не взирая, что господинъ мой, какъ сказано, хорошо содержалъ своихъ невольниковъ, истаивалъ иногда жесточайшимъ гладомъ. Я отвѣтствовалъ ему безъ дальнаго размышленія, что естьли ему угодно, желаю бытъ матросомъ. Въ слѣдствіе чего немѣдленно посланъ былъ на бортъ. Доколѣ корабль находился въ гаванѣ, не наслаждался я покоемъ; ибо господинъ мой желалъ меня безпрестанно имѣть при себѣ. Онъ былъ въ самимъ дѣлѣ человѣкъ весьма любезной; и я бы не охотно согласился оставить его, естьлибъ меня дальнѣйшая надежда не притягивала на корабль. Капитанъ очень охотно меня принялъ; и я былъ его почти правая рука. Я дѣлалъ все, что только мои силы дозволяли для пріобрѣтенія его благосклонности, и наконецъ получилъ отъ него гораздо большее благоволеніе, нежели какое можетъ прiобрѣешь человѣкъ въ моемъ состояніи.
Путешествуя въ разныя страны нѣкоторое время съ симъ Капитаномъ, учинилъ я планъ снискать свое счастіе въ торговлѣ. Л имѣлъ въ началѣ весьма малой капиталъ. Девять фенинговъ составляли все мое имущество. Возложивъ все упованіе на Бога, купилъ я на Голландскомъ островѣ Св. Евстафія на третью часть моего богатства стаканъ; а по прибытіи въ Монтсерратъ продалъ оной вдвое. По счастію учинили мы многія путешествія въ островъ Св. Евстафія (всеобщее торговое мѣсто въ Вест-Индіи, отстоящее около дватцати миль отъ Монтсеррата), и въ слѣдующее путешествіе купилъ я еще два, а по возвращеніи продалъ за шилингъ, и такъ далѣе, доколѣ капиталъ мой достигнулъ до доллара. И сіе стяжаніе около шести недѣль собиралъ я и сберегалъ. Я благодарилъ Бога отъ всего сердца за мое богатство, и употреблялъ свои деньги при нашихъ путешествіяхъ по различнымъ островамъ то такимъ, то другимъ образомъ. Мои дѣла всегда текли очень хорошо, особливожъ, какъ мы въ Гвадулупу, Гренаду и другіе французскіе острова прибыли.
Такимъ образомъ упражнялся я въ сихъ дѣлахъ около четырехъ лѣтъ безпрестанно, и продолжалъ мой торгъ. При сихъ случаяхъ встрѣчались со мною иногда непріятныя произшествія; иногда видѣлъ я множество несправедливостей, которыя должны были претерпѣвать другіе Негры при ихъ обращеніи съ бѣлыми; даже при самыхъ нашихъ успокоеніяхъ, сопровождаемыхъ пляскою и другими забавами безъ малѣйшей причины насъ безпокоили и оскорбляли. Не долго время продолжалъ я мою торговлю, какъ постигнуло насъ несчастіе. Дѣло произходило такимъ образомъ.
Мы прибыли въ островъ Св. Креста, и по недостатку людей, Негръ рыболовъ, о коемъ упомянуто выше, будучи привыченъ къ водѣ, данъ былъ отъ его господина на нашъ корабль. Его имущество состояло въ шести битахъ, на кои купилъ одинъ мѣшокъ, наполненной лимонами и другими плодами: я имѣлъ капиталъ, простирающійся до двенатцати битовъ, также купилъ два мѣшка такихъ же товаровъ; ибо мы извѣстны были, что сіи плоды на острову много разбираютъ. Коль скоро мы прибыли, старались свои товары продать; но едва выступили на сушу, пришли къ намъ двое бѣлыхъ и отняли у насъ всѣ три мѣшка. Мы сперва не знали, что они намѣрены сдѣлать, и думали нѣсколько времени, что они надъ нами шутятъ; но вскорѣ оказалось, что сіе было ихъ совершенное насиліе. Они отнесли наши плоды въ ближній отъ порта домъ, и всѣ наши прозьбы возвратить оные, остались тщетны; они начали насъ ругать и грозить, естьли мы не удалимся, прибить до смерти. Мы объявляли имъ, что сіи три мѣшка составляютъ все наше имущество, и мы оныя на кораблѣ изъ Монстеррата привезли, и намѣревались здѣсь продашь. Но чрезъ сіе наше несчастіе учинилось жесточайшимъ. Они увидѣли, что мы не только невольники, но и чужестранцы; ругали насъ болѣе, и взявъ палки, намѣревались насъ прибить; мы убѣжали въ величайшемъ замѣшательствѣ и отчаяніи. Въ то самое мгновеніе, какъ я ласкался большимъ барышомъ, мое богатство, въ прежніе торги собранное, отняли.
При сей несносной потерѣ мы недоумѣвали, что начать и къ чему прибѣгнуть. Мы въ отчаяніи пошли къ командующему Офицеру, разсказали ему поступокъ, учиненный съ нами его людьми; но онъ вмѣсто заступленія осыпалъ насъ ругательствами и бросился къ линьку, чрезъ что принуждены мы были бѣжать оттуда скорѣе, нежели туда пришли.
Таковой поступокъ погрузилъ меня въ отчаяніе. Я желалъ, чтобъ Божеское мщеніе пламенною молніею поразило сего безчеловѣчнаго тиранна. Намъ не оставалось, что начать. Мы опять пришли къ дому, умоляли и просили наши плоды; наконецъ наши слезы тронули нѣкоторыхъ людей, находящихся въ домѣ; они спросили насъ, будемъ ли мы довольны, естьли, удержавъ одинъ мѣшокъ, возвратятъ намъ два другіе. Мы видѣвъ, что нѣтъ другаго средства, склонились на сіе. Хищникижъ примѣтивъ, что въ мѣшкѣ, принадлежащемъ моему товарищу находятся разные плоды, оной удержали, а мои оба возвратили. Коль скоро я оные получилъ, побѣжалъ, и перваго попавшагося Негра взялъ для вспомоществованія оные донесть. Мой товарищъ пребылъ еще нѣсколько времени; представлялъ симъ людямъ, что удержанной мѣшокъ принадлежитъ ему, и составляетъ все его имущество; но всѣ его представленія были тщетны, и онъ принужденъ былъ возвратишься съ пустыми руками. Сей бѣдной престарѣлой человѣкъ ломалъ свои руки, проливалъ горчайшія слезы о своей пещерѣ. Сіе столько меня тронуло, что я почти третью часть изъ своихъ плодовъ ему отдалъ: мы пошли на рынокъ и оныя продали. Провидѣніе было для насъ благосклоннѣе, нежели мы надѣялись; мы свои плоды продали съ великою прибылью и я получилъ за его около тритцати семи битовъ. Столь неожиданной переворотъ счастія, да при томъ въ толь краткое время, казалось быть мнѣ подобно привидѣнію. Сіе побудило меня предаваться во всякихъ обстоятельствахъ волѣ Божіей. Въ послѣдствіи защищалъ меня часто Капитанъ мой, и дѣлалъ мнѣ правосудіе, естьли кто изъ таковыхъ людей меня ограбишь.
Во время одного непродолжительнаго путешествія въ островъ Св. Китта, купилъ я за собственныя двенатцать битовъ, да за присовокупленныя отъ добраго моего Капитана еще пять, Библію. Я чрезвычайно былъ радъ получивъ сію книгу, которой давно уже желалъ. Въ Монтсерратѣ я никакой не имѣлъ, ибо какъ выше сказано, во время взятія моего съ корабля Этны, Библія и Путеуказатель для ИндейцовЪ — книги любимѣйшія предъ всѣми оставлены.
Бъ бытность мою на островѣ Св. Китта воспослѣдовало очень удивительное произшествіе, могущее послужить примѣромъ утѣсняющаго различія, производимаго въ сихъ странахъ между людьми. Одинъ бѣлой, вознамѣрившись женишься на одной черной женщинѣ, обладающей собственною землею и невольниками въ Монтсерратѣ, желалъ обвѣнчаться въ церквѣ; но Священникъ объявилъ ему, что сіе будетъ противно мѣстнымъ узаконеніямъ, чтобъ бѣлаго съ черною въ церквѣ вѣнчать. Женихъ требовалъ, чтобъ обвѣнчалъ его на водѣ: на что Священникъ согласился. Новобрачные вступили въ ботъ, а Священникъ съ берега въ другой, и такимъ образомъ совершили священный сей обрядъ. Послѣ прибыли новосочетавшіеся на нашъ корабль; мой Капитанъ пріуготовилъ для нихъ изрядной пиръ, и перевезъ ихъ обратно въ Монтсерратъ.
Всякъ себѣ можетъ вообразить, сколь печально и тягостно мнѣ, которой велъ счастливѣйшіе дни и наслаждался вольностію и изобиліемъ, быть подвержену новымъ угнѣтеніямъ и утѣсненіямъ. Въ мысляхъ мечталось мнѣ, что ша часть свѣта, въ которой я доселѣ обиталъ, въ сравненіи съ Вест-Индіею, есть рай. Я всегда ничего другаго не дѣлалъ, какъ планы и начертанія къ полученію вольности, но только чрезъ безпорочныя средства; ибо я никогда не позабывалъ старинной пословицы, положенной въ основаніе всѣмъ моимъ поступкамъ: честность есть наилучшее благоразуміе; также впечатлѣно было въ моей памяти, сіе златое правило, чего себѣ не хочетъ, того и другому нежелай. Сверьхъ сего будучи отъ самыхъ младыхъ лѣтъ предувѣренъ о предопредѣленіи человѣческаго жребія, размышлялъ, что тому, что провидѣніе опредѣлило, необходимо должно совершиться. И посему естьли мнѣ назначено получить когда нибудь вольность, то ни что не можетъ сему воспятить, хотябъ въ настоящемъ ни малѣйшей надежды непредставлялось; и естьли напротивъ не предназначена мнѣ вольность, то всѣ мои старанія, достигнуть оной, будутъ безплодны. Но при всемъ томъ не оставлялъ я усердно взывать къ Богу о моей вольности, а при томъ не упускалъ всѣхъ средствъ въ моихъ силахъ находящихся къ оному. Мало по малу накопилъ я нѣсколько фунт. cт. и былъ на хорошемъ пути умножить мой капиталецъ. Капитанъ былъ довольно извѣстенъ о семъ, и иногда давалъ мнѣ о томъ чувствовать. Но естьлижъ когда онъ разгорячится, прямо объявлялъ ему, что я прежде намѣренъ умереть, нежели допустить обобрать себя какъ прочихъ Негровъ; безъ вольности жизнь для меня очень маловажна. Сіе говорилъ я ему зная, что вольность совершенно отъ него зависѣла. А какъ онъ безъ меня не могъ на кораблѣ путешествовать, то сіи угрозы всегда дѣлали его кроткимъ и дружелюбнымъ. И такимъ образомъ чрезъ ревность къ его повелѣніямъ и дѣламъ выигралъ я егo любовь, а чрезъ то, пролагалъ путь къ будущему полученію моей вольности.
Такимъ образомъ, влача свою жизнь, мечталъ я о вольности, и сопротивляясь, сколько возмогъ, утѣсненіямъ, подвергаемъ былъ почти ежедневно лишенію жизни отъ вихрей. Оные въ Вест-Индіи очень жестоки, и я видалъ нѣкогда, что оной нашедъ на ботъ, опрокидалъ его, и многіе люди, бывшіе въ немъ, лишались жизни. Нѣкогда находился я въ греблѣ съ другими девятью человѣками при Гренадскихъ островахъ на одномъ большомъ ботѣ. Вихрь нашелъ и бросилъ ботъ на полверженія камня къ нѣкоторымъ деревьямъ. Мы принуждены были употребить всю ту помощь, какую могли получишь въ ближайшемъ селеніи, для поправленія бота и пренесенія онаго на воду. Бъ Монтсерратѣ намѣреваясь нѣкогда перейти съ земли на корабль, въ одну ночь четыре раза претерпѣли стремленіе вихря. Одинъ разъ былъ я въ величайшей опасности утонуть. Къ счастію удержался я нѣсколько сверьхъ воды, пока одинъ матросъ, искусный плакальщикъ, не въ дальнемъ разстояніи отъ меня находившійся, на мой крикъ, что я не умѣю плавать, ко. мнѣ не прибылъ, и меня въ то самое время, какъ я уже находился при послѣдней минутѣ, спасъ. Въ другой разъ Капитанъ со мною и еще съ четырьмя человѣками находился на старой рейдѣ въ Монтсерратѣ на одной лоткѣ, для перевезешь руму и сахару; волна перешла чрезъ лотку, и причинила великой безпорядокъ; мы лежали другъ отъ друга на верженіе камня, и большая часть изъ насъ очень были повреждены. Какъ я, такъ и многіе другіе говаривали, что нѣтъ ни одной во всемъ свѣтѣ такой страны, какъ Вест-Индія, и я желалъ тѣмъ болѣе чтобъ мой господинъ вспомнилъ свое обѣщаніе отправишься въ Филадельфію.
Въ бытность нашу здѣсь, воспослѣдовалъ на нашемъ кораблѣ, чрезвычайно разительной случай, преисполнившій меня величайшимъ страхомъ, хотя я послѣ узналъ, что таковыя произшествія суть не рѣдки. Одинъ молодой свободной Мулаттъ, учтивой и скромной человѣкъ находился долгое время при насъ на кораблѣ; онъ женился на свободнорожденной, и прижилъ съ нею дитя; она пребывала на землѣ и оба вели совершенно счастливую жизнь. Нашъ Капитанъ, штурманъ и другіе люди, какъ на кораблѣ, такъ и на сушѣ; да и самые уроженцы Фермудскихъ острововъ, бывшіе на тотъ случай при насъ; словомъ, всѣ сего человѣка съ самыхъ первыхъ его лѣтъ признавали свободно рожденнымъ, и никто въ ономъ не сомнѣвался. Капитанъ Фермудской, коего корабль на рейдѣ нѣсколько дней стоялъ, прибылъ на нашъ корабль, и объявилъ сему Мулатту, что онъ не есть свободной, и его господинъ приказалъ привезть его обратно въ Фермудъ. Сей бѣдной человѣкъ не могъ вѣришь, чтобъ сіе было Капитанское насиліе; но скоро былъ изъ сей ошибки выведенъ, когда Капитанъ повелѣлъ своимъ людямъ связать ему руки. Онъ хотя представлялъ въ доказательство, что въ островѣ Св. Китта его за свободнаго человѣка почитаютъ, и большая часть людей на кораблѣ признавали его такимъ же: но все сіе не помогло; онъ былъ насильно стащенъ съ корабля; онъ требовалъ, чтобъ его на сушу перевезть, и представить предъ Секретаря или другаго высшаго начальника, что и обѣщалъ сей беззаконный нарушитель человѣческихъ правъ, но вмѣсто онаго отвелъ его на свой корабль, безъ всякаго извѣстія на берегу, и не допустивъ проститься съ женою и дѣтьми, отправился съ нимъ. Вѣрно, что онъ никогда обратно не увидитъ оныхъ.
Сей есть не одинъ примѣръ жестокости, которой я былъ очевиднымъ свидѣтелемъ. Въ бытность мою въ Ямайкѣ и въ другихъ островахъ, часто видалъ я, что свободные люди, бывшіе извѣстны мнѣ въ Америкѣ, столь безчеловѣчнымъ образомъ преобращаемы въ невольниковъ. Въ самой Филадельфіи слышалъ я о двухъ подобныхъ случаяхъ; и естьлибъ не было въ, каждомъ городѣ добросовѣстныхъ Квакеровъ, то многіебъ черные, думаю я, дышащіе воздухомъ вольности, стонали подъ оковами на плантаціяхъ. Душѣ моей открылось чрезъ сіе новое поле страховъ, до селѣ бывшихъ неизвѣстными. До сего времени одно состояніе невольниковъ для меня было страшно; но теперь увидѣлъ я, что участь и свободныхъ Негровъ не лучше. Въ безпрестанномъ мученіи потерять свою вольность влачатъ они свою жизнь; всюду преслѣдуемы и нападаемы, но нигдѣ не обрѣтаютъ помощи или правосудія: ибо справедливость Вест-Индскихъ узаконеніи столь далеко простирается, что никакія доказательства свободныхъ Негровъ во храмахъ правосудiя не уважаются. Удивительно ли, что невольники, естьли они хотя нѣсколько человѣколюбиво содержатся, иго невольничества предпочитаютъ нѣкоторой, такъ сказать, тѣни вольности. Беззаконіе въ Вест-Индіи, предметъ моего разсужденія, достигнуло самаго высочайшаго степени, и я былъ увѣренъ, что никогда не могу быть совершенно свободнымъ, доколѣ буду въ сей землѣ. Я рѣшился истощить всевозможное тщаніе получить вольность и возвратиться въ Англію. Я почиталъ для себя не за безполезное обучишься нѣсколько мореплаванію; ибо хотя не имѣлъ намѣренія убѣжать, естьли не буду принужденъ къ тому худымъ содержаніемъ, однакожъ въ послѣдствіи оное познаніе было для меня величайшею пользою. Наши суда изъ всѣхъ Вест-Индскихъ кораблей были самыя скорѣйшія въ плаваніи. Въ людяхъ мнѣ недостатка не было, и я заключилъ отлетѣть и удалиться въ Англію; но тогда только, когда буду принужденъ къ оному худыми обхожденіями. По сему уговорился я съ нашимъ штурманомъ, чтобъ онъ меня за дватцать четыре доллара обучилъ мореплаванію, и заплатилъ ему часть изъ сей суммы. Капитанъ узнавши о семъ, нѣсколько времени спустя, изъявилъ штурману свое неудовольствіе, и объявилъ ему, что не надлежало бы брать съ меня денегъ. Наши безпрестанныя работы препятствовали дальнѣйшему упражненію въ сей полезной наукѣ. Случаевъ же къ побѣгу мнѣ не недоставало; между прочимижъ представился вскорѣ одинъ такой, которой весьма соблазнителенъ былъ.
Въ бытность нашу въ Гваделупѣ, находился тамъ большой купеческой флотъ, отправлявшійся во Францію. На ономъ великой недостатокъ былъ въ морскихъ людяхъ, и обѣщали каждому отъ пятнатцати до дватцати фунтовъ штерлинговъ. Нашъ штурманъ и всѣ бѣлые матросы оставили наше судно, и перешли на французскіе корабли. Они подговаривали и меня съ собою отправиться, и клялись взять меня подъ свое защищенiе. флотъ отправился въ слѣдующій день, и я бы могъ безъ опасности прибыть въ Эвропу. Но какъ господинъ мой для меня чрезвычайно благосклоненъ былъ, то и не хотѣлъ его оставить; я слѣдовалъ прежнему моему положенію: честность есть наилучшее благоразуміе. Капитанъ чрезмѣрно опасался, чтобъ я сего случая, столь удобнаго, не употребилъ себѣ въ пользу. Сія вѣрность въ послѣдствіи для меня была очень полезна, Капитанъ такъ былъ тронутъ, что иногда самъ наставлялъ меня въ нѣкоторыхъ частяхъ мореплаванія. Многіе пассажиры и другія особы напоминали и представляли весьма опаснымъ дѣломъ обучать Негра мореплаванію. Сіе было для меня новымъ непреодолимымъ препятствіемъ въ наученіи. Подъ конецъ 1764 года господинъ мой купилъ одно большое судно, вмѣщавшее тяжести отъ семидесяти до девяноста бочекъ, называемое Пруденсъ, и вручилъ оное подъ начальство моему Капитану. Я перешелъ съ нимъ на оное, и нагрузили невольниками въ Георгію и Харлестовнъ. Господинъ мой противъ своего желанія принужденъ былъ совершенно меня препоручить Капитану; я жъ напротивъ чрезвычайно былъ радъ отправиться изъ Вест-Индіи и увидѣть другія страны. Предавъ себя благосклонности Капитанской, употребилъ всѣ мои небольшія наличныя деньги въ товары, и вскорѣ изготовивъ корабль, къ неизреченной моей радости отправились. По прибытіи къ назначенному мѣсту, надѣялся я частичку моихъ товаровъ выгодно продашь: но со мною случилось, а особливо въ Харлестовнѣ, не лучше, какъ и въ прочихъ мѣстахъ; бѣлые въ видѣ купцовъ всюду изыскивали меня обмануть. Я не вдавался въ отчаяніе, утѣшая себя мыслями, что никакое искушеніе не останется безъ награжденія отъ небесъ. Мы вскорѣ вновь нагрузились и отправились въ Монтсерратъ, и я продалъ свои товары на островахъ весьма выгодно.
1765 года, господинъ мой вооружилъ одинъ корабль къ путешествію въ Филадельфію. Я въ продолженіе нагруженія трудился съ двойнымъ раченіемъ; ибо надѣялся при семъ случаѣ достать столько денегъ, чтобъ возмогъ въ послѣдствіи окупить мою вольность. Сверхъ сего давно уже желалъ зрѣть исполненымъ обѣщаніе моего господина отправишься въ Филадельфію, въ тотъ городъ, о коемъ въ послѣдніе годы очень много слыхалъ. Занимаясь сими усладительными мечтаніями, приводилъ въ порядокъ малое мое имѣніе. Но въ одно Воскресенье велѣно мнѣ отъ моего господина притти къ нему въ домъ; я прибылъ, и нашелъ съ нимъ Капитана. Я слышалъ, началъ говорить господинъ мой по вступленіи моемъ въ комнату, что ты имѣешь намѣреніе убѣжать, коль скоро прибудемъ въ Филадельфію, и по сему вижу себя принужденнымъ тебя продать. Ты стоишь мнѣ довольной суммы; я заплатилъ за тебя сорокъ штерлинговъ, и не за что мнѣ ихъ потерять. Сими словами былъ я какъ громомъ пораженъ. Ты доброй малой, продолжалъ онъ далѣе, и я могу за тебя всегда получить сто гвиней. Потомъ сказывалъ мнѣ о шуринѣ Капитана Дорана, господинѣ жестокомъ, желавшемъ меня у себя имѣть и употребить въ надзирательскую должность. Капитанъ объявилъ ему, что въ Каролинѣ болѣе ара гвиней за меня можетъ получить. Сіе было дѣйствительно правда. Господинъ, желавшій меня купить, много разъ приходилъ на бортъ, и подговаривалъ меня съ собой уйти. Онъ обѣщалъ мнѣ наилучшимъ образомъ содержать меня и на своихъ корабляхъ сдѣлать Капитаномъ. Но я все сіе отвергалъ, и намѣреваясь окупить свою вольность, не. вступалъ съ нимъ ни въ какія обязательства.
Я представлялъ моему господину, что никогда не приходило мнѣ на мысль въ Филадельфіи уйти, а еще менѣе, чтобъ когда оное другому обѣщать; какъ онъ и Капитанъ содержали меня благосклонно, то и не было причинъ къ поискамъ для побѣга; мои мысли всегда такія были: что естьли угодно Небесамъ, то буду свободенъ; естьлижъ не угодно, никогда. Мое намѣреніе было честнымъ образомъ получить вольность, и сему основанiю оставался вѣрнымъ доколѣ меня милостиво содержали. Впрочемъ нахожусь въ его власти; онъ можетъ со мною учинить, что за благо разсудитъ: мнѣжъ ничего дѣлать не остается, какъ возложить надежду на Бога.
По семъ обратившись къ Капитану, спрашивалъ его, примѣтилъ ли онъ во мнѣ хотя малѣйшее намѣреніе къ побѣгу? не всегда ли къ назначенному времени возвращался я на корабль? оставилъ ли я его въ Гваделуппѣ, когда всѣ корабельные служители на французскіе корабли удалились, и меня подговаривали имъ послѣдовать къ неизреченной моей радости, Капитанъ всѣ сіи слова подтвердилъ. Онъ говорилъ моему господину, что много разъ какъ, на островѣ Св. Евстафія, такъ и въ Америкѣ, испытывалъ меня; однакожъ всегда противное находилъ: всегда возвращался въ сходственность приказа на корабль; и онъ самъ думаетъ, что естьлибъ я намѣревался бѣжать, то въ Гваделуппѣ, когда штурманъ и всѣ матросы въ одну ночь оставили корабль, имѣлъ наилучшій случай. Послѣ описалъ онъ моему господину худые поступки штурмана, очернившаго меня столь безсовѣстнымъ образомъ (я съ первой минуты узналъ, кто былъ мой непріятель.)
Сіи Капитанскія слова возвратили мнѣ жизнь; мое сердце истаявало отъ чувствованій благодарности къ Богу; и оная вяще усугубилась, когда мой господинъ сказалъ: что я доброй и постоянной человѣкъ, и онъ никогда не имѣлъ въ мысляхъ содержать меня, какъ простаго невольника, и хотябъ Капитанъ столько меня не хвалилъ и столь усердно обо мнѣ не просилъ, тобъ никогда отъ себя меня не отпустилъ. Между прочимъ сказалъ онъ мнѣ, что я могу посредствомъ торга достать нѣсколько денегъ, и для вспомоществованія повѣритъ онъ анкеръ руму и нѣсколько сахару, а чрезъ прилѣжанiе и доброе поведеніе можетъ пріобрѣсть столько, что со временемъ окупитъ свою вольность, заплативъ сорокъ фунтовъ штер., сумму заплаченную имъ самимъ за меня.
Радость моя простиралась до чрезвычайнаго степени. Я всегда о свойствѣ моего господина думалъ весьма хорошо; и сіи самыя причины были, что я столь вѣрно ему служилъ. Господинъ Капитанъ приказалъ мнѣ итти на корабль, и никому о произведшемъ не объявлять; оболгавшаго же меня штурмана не хотѣлъ съ собою брать.
Сія перемѣна была подлинно безподобна; одинъ часъ былъ совокупленъ съ чувствованіями глубочайшей печали и величайшей радости. Сшремленiе моихъ чувствъ было насильственно; я лобызалъ ноги сихъ обѣихъ мужей; толико сердце мое развлекалось благодарностію. Мой господинъ сдержалъ вѣрно свое обѣщаніе: онъ далъ мнѣ бочку руму и сахару на мой щетъ; мы отправились и прибыли благополучно въ Филадельфію. Я продалъ мои товары съ немалымъ барышемъ, и нашелъ все, чего только хотѣлъ въ семъ прекрасномъ и пріятномъ мѣстѣ въ изобиліи.
Въ бытность мою въ семъ городѣ воспослѣдовало со мною одно удивительнѣйшее и чрезвычайнѣйшее произшествіе. Разсказывали мнѣ нѣкогда объ одной женщинѣ, именуемой Дависъ, которая будто открываетъ сокровенныя вещи и будущее предсказываетъ. Я сначала мало вѣрилъ сей исторіи; ибо, сверхъ Священнаго Писанія, никакого откровенія не принималъ, и для меня непостижимымъ казалось, чтобъ смертной могъ предузнать будущія предопредѣленія судебъ. Но въ одну ночь сія женщина, невѣдомая мнѣ доселѣ, представилась во снѣ; сіе было для меня чрезвычайно изумительно, и столь глубокое впечатлѣніе произвело, что чрезъ весь слѣдующій день ея образъ предъ глазами моими мечтался. Сколь я равно душенъ прежде былъ, столь любопытенъ сдѣлался увидѣть ее, и для того вечеромъ, по окончаніи нашей работы, прибылъ къ ея жилищу, меня представили къ ней, но скольже велико было мое изумленіе, когда я узрѣлъ сію женщину въ томъ же самомъ одѣяніи, въ коемъ мечталась во снѣ. Она объявила мнѣ, что я въ прошедшую ночь ея видѣлъ; разсказывала съ точностію многія приключенія изъ моей жизни, и подъ конецъ объявила, что я недолго буду невольникомъ. Сіе извѣстіе было для меня потому пріятнѣе, что она справедливостію повѣствованія прежней моей жизни снискала мою довѣренность. Сія женщина объявила также мнѣ, что я въ продолженіе осеьмнатцати мѣсяцовъ буду въ величайшей опасности, но отъ онаго избавлюсь, и послѣ всѣ со мною благополучно воспослѣдуетъ. Потомъ, напутствовавъ меня благословеніемъ, разлучились — Я находился въ семъ мѣстѣ столько времени, сколько потребно было для нагруженія корабля, и въ продолженіе онаго закупилъ все. потребное для моего небольшаго торга; по окончаніижъ отправились мы изъ сей прелестной страны, и направили свой путь, при терпѣніи неистовствующихъ вихрей, въ нашу, такъ сказать, отчизну.
Мы прибыли благополучно въ Монтсерратъ; выгрузили свои товары, а на мѣсто оныхъ приняли вскорѣ невольниковъ для перевезенiя въ островъ Св. Евстафія, а оттуда въ Георгію. Я для сокращенія, сколько возможно, пути трудился неусыпно и удвоивалъ мою работу. Слѣдствіемъ сего чрезмѣрнаго напряженія была жестокая лихорадка, постигшая меня въ Георгіи. Я одиннатцать дней былъ очень боленъ и близокъ къ смерти. Наконецъ помощiю одного искуснаго лекаря выздоровѣлъ, и вскорѣ по нагруженiи корабля отправились въ Монтсерратъ. У
Мы направили свое плаваніе отсюда въ Георгію, для уполненiя нашего груза: здѣсь постигнуло меня несчастіе, наибольшее прежде бывшаго. Будучи въ Саванагѣ въ одно Воскресенье въ вечеру съ нѣкоторымъ Негромъ, зашелъ, я въ домъ его господина Доктора Перкина, жестокосердаго и безчеловѣчнаго человѣка. Сей возвратился домой пьянъ; и какъ онъ не могъ никакого чужаго Негра терпѣть въ своемъ домѣ, напалъ на меня съ своимъ слугою, и первымъ попавшимся имъ въ руки били меня. Я умолялъ, сколько могъ, о помощи и человѣколюбіи; призывалъ свою невинность, моего господина, жившаго въ сосѣднемъ домѣ. Но они, не взирая ни на что, меня весьма жестокимъ образомъ измучили: столь много крови изъ меня вытекло, что я лежалъ долгое время безъ движенія и чувствъ. По утру перенесли меня въ темницу. Какъ я цѣлую ночь не возвращался домой, и Капитанъ не знавъ мѣста пребыванія моего, приказалъ меня искать, а потомъ, самъ ко мнѣ пришелъ. Увидѣвъ сей добродѣтельной человѣкъ, сколь варварски былъ я отпотчиванъ, не могъ воздержаться отъ слезъ. Онъ перевелъ меня изъ темницы въ свое жилище, и послалъ за лучшимъ въ городѣ лекаремъ, которой сначала объявилъ, что, по его мнѣнію, не возможно возвратить мнѣ жизнь. Послѣ искалъ онъ судебнаго удовольствія; но всѣ адвокаты объявили, что, какъ я былъ Негръ, не могутъ ничего для меня сдѣлать. Онъ пошелъ къ Г. Перкину, учинившему столь варварское дѣло, угрожалъ ему мщеніемъ и требовалъ на поединокъ. Но сей варваръ, будучи робокъ, отвергъ вызовъ. Мнѣжъ наконецъ искуствомъ тамошняго лекаря Г. Бради сдѣлалось лучше. Хотя повсемѣстныя раны причиняли мнѣ неописанное страданіе, однакожъ оное утоляемо было моимъ человѣколюбивымъ Капитаномъ, которой великое безпокойство претерпѣвалъ отъ сего. Сей добродѣтельный мужъ ожидалъ меня, бдѣлъ цѣлыя ночи при мнѣ, и я долженъ признаться, что не менѣе его попеченіемъ, какъ и лекарскою помощію, послѣ шестнацати или осьмнатцати дней былъ въ состояніи съ постели встать. Чрезъ все сіе время на кораблѣ нашемъ былъ великой безпорядокъ. По истеченіи четырехъ недѣль былъ я въ состояніи продолжать мою должность. Въ двѣ недѣли нагрузили корабль, и отправились въ Монтсерратъ. Менѣе нежели въ три недѣли прибыли мы подъ конецъ года благополучно туда, и до начатія слѣдующаго года не оставляли онаго острова.
КОНЕЦЪ ПЕРЕОЙ ЧАСТИ.
Оглавленіе второй части.
VII. Издатель скучаетъ своимъ пребывнiемЪ вЪ Вест-Индіи; дѣлаетъ планъ кЪ полученію своей вольности; смѣшной обманъ, сдѣланной какЪ ему, такЪ и его Капитану; издатель наконецъ по многихъ благополучныхъ путешествіяхъ собираетЪ довольную кЪ окупленiю вольности сумму; получаетЪ оную; отправляется на кораблѣ Г. Кинга ВЪ Георгію. Несправедливости, которымъ подвержены обыкновенно свободные Негры; отправляется вЪ Монтсерратъ, и лишается своего друга Капитана, которой вЪ сіе путешествіе занемогъ и умеръ.
VIII. Издатель въ угодность Г. Кингу отправляется ня его кораблѣ вЪ Георгію; они отплываютъ по норой дорогѣ; три достопамятныя сновидѣнія; претерпѣваютъ при Багамскихъ островахъ кораблекрушеніе; но народъ особливымъ распоряженіемъ издателя спасается; отправляется сЪ Капитаномъ вЪ маломъ ботѣ отЪ острова для поисканіия корабля; величайшая нужда, коей они подвержены были; они встрѣчаютъ судно, такъ называемое ВренкерЪ; путешествіе вЪ островъ Провидѣнія; претерпѣваютъ вторично страшную бурю, и все вообще подвергаются величайшей опасности; они достигаютЪ острова Провидѣнія; издатель отправляется оттуда, спустя нѣсколько времени, вЪ Георгію; новая буря принуждаетъ возвратиться для исправленія корабля; онЪ прибываетъ вЪ Георгію; несправедливыя насилія, коимъ онЪ зритъ себя подверженнымъ; двое бѣлыхъ дѣлаютъ покушеніе на его вольность; вступаетъ вЪ духовное званіе; отплываетъ изЪ Георгіи и отправляется вЪ Мартинику.
IX. Издатель прибываетъ вЪ Мартинику; новыя прискорбности; отправляется вЪ Монт-СерратЪ, гдѣ прощается сЪ своимъ прежнимъ господиномъ и отъѣзжаетъ вЪ Англію; посѣщаетъ Капитана Паскаля; нанимается у Доктора Ирвинга, нашедшаго способъ дѣлать годною кЪ питію морскую воду; оставляетъ Доктора; путешествуетъ вЪ Турцію, вЪ Португалію, а послѣ вЪ Гренаду и Ямайку; возвращается кЪ Доктору, я они отправляются сЪ Капитаномъ ПиппомЪ путешествовать кЪ сѣверному полюсу; нѣкоторыя извѣстія о семъ путешествіяхъ, встрѣчающихся Издателю; возвращается вЪ Англію.
X. Издатель оставляетъ Доктора Ирвнига, и отправляется на одномъ, вЪ Турцію назначенномъ, кораблѣ; извѣстіе обЪ одномЬ Негрѣ, которой насильственнымъ образомъ взятъ и отосланъ вЪ Вест-Индію, и о тщетномъ попеченіи ИздателевомЪ возвратить ему вольность.
XI. Издатель вступаетъ на корабль, назначенный вЪ КадиксЪ; едва непретерпѣваетЪ кораблекрушенія; отправляется вЪ Малагу; красота тамошней соборной церкви; спасаетъ невозвратномъ пути вЪ Англію одиннатцать несчастныхъ человѣкъ вЪ море; вступаетъ вновь сЪ Докторомъ ИрвингомЪ на корабль, и отправляется вЪ Ямайку и кЪ берегу МускитовЪ. Находитъ Индійскаго Принца на бортѣ; старается утвердишь его вЪ религіи; худые примѣры нѣкоторыхъ людей на кораблѣ уничтожаютъ его попеченіе; прибываютъ сЪ нѣкоторыми вЪ Ямайкѣ купленными невольниками кЪ берегу МускитовЪ, и разводятъ плантацію; нѣкоторыя извѣстія о нравахъ и обыкновеніяхъ МускитскихЪ Индѣйцевъ; счастливая удача Издателева прекратить возставшую между оными ссору; достопамятное угощеніе, которое учинено было отЪ нихъ для Доктора Ирвинга и издателя; издатель оставляетъ берегъ и отплываетъ вЪ Ямайку; господинъ, на чье судно сѣлЪ, варварски сЪ нимЪ обходится; онЪ избѣгаетъ и прибываетъ кЪ Мускитскому Адмиралу, которой его дружественно пріемлетъ; вступаетъ на другой корабль; примѣры худаю содержанія; обрѣтаетъ Доктора Ирвинга прибываетъ въ Ямайку; обманутъ отЪ своего Капитана; оставляетъ Доктора и отправляется вЪ Англію.
XII. Различныя приключенія Издателевой жизни до настоящаго времени; старается у Лондонскаго Епископа исходатайствовать повелѣніе быть послану Миссіонеромъ вЪ Африку; краткое извѣстіе о его участи на вновь посланномъ вЪ Сіерру-Леону суднѣ; просительное письмо кЪ Королевѣ; заключеніе.
Содержаніе: Издатель скучаетъ своимъ пребываніемъ сЪ Вест-Индіи; — дѣлаетъ планъ кЪ полученію своей вольности — Смѣшной обманъ, сдѣланной какъ ему, такъ и его Капитану — Издатель наконецЪ по многихъ благополучныхъ путешествіяхъ собираетъ довольную кЪ окупленію вольности сумму — получаетъ оную — отправляется на кораблѣ Г. Кинга вЪ Георгію. — Несправедливости, которымъ подвержены обыкновенно свободные Негры — Отправляется вЪ Монтсерратѣ, и лишается своего друга Капитана, которой вЪ сіе путешествіе занемогъ и умеръ.
Каждой день приближалъ мою вольность, и я едва могъ дождаться выхода въ море, дабы имѣть случай собрать потребную сумму. Мое желаніе не долго пребывало неудовлетвореннымъ. Въ началѣ 1766 года, господинъ мой купилъ другое судно, именуемое Нанси, величайшее изъ всѣхъ виданныхъ мною. Оное было уже отчасти нагружено, и долженствовало отправиться въ Филадельфію. Нашему Капитану велѣно выбрать для себя любое судно изъ трехъ, и онъ къ неизреченной моей радости избралъ купленное: ибо. на большемъ суднѣ имѣлъ я болѣе мѣста, и могъ большее количество взять съ собою товаровъ. На четыре бочьки свинины, привезенной мною изъ Харлестовна, выторговалъ я около трехъ сотъ на сто. Коль скоро нашъ старой корабль Пруденсъ сданъ и Нанси совсѣмъ нагруженъ былъ, купилъ я съ твердымъ упованіемъ, что Богъ благословитъ мое предпріятіе, столько товаровъ, сколько могъ, и отправился въ Филадельфію. При приближеніи нашемъ къ землѣ, узрѣлъ я нѣсколько китовъ; я никогда столь страшныхъ морскихъ чудовищъ не видывалъ. Поутру когда стояли мы недалеко отъ берега, приплылъ одинъ молодой китъ очень близко къ нашему кораблю; онъ былъ длиной какъ двувесельной ботъ, и слѣдовалъ за нами цѣлой день даже до мыса. Мы при благополучной погодѣ прибыли въ Филадельфію. Я продалъ свои товары Квакерамъ. Я всегда находилъ сихъ людей честными, и никогда неищущими меня обмануть, и для того охотнѣе вступалъ съ сими людьми въ дѣло, нежели съ прочими купцами.
Въ бытность мою въ семъ мѣстѣ въ одно воскресенье, намѣреваясь итти во храмъ, зашелъ я въ одинъ ихъ сборной домъ, въ коемъ двери были отворены, и домъ былъ наполненъ народомъ; мое любопытство понуждало меня въ оной войти. Одна большая женщина стояла посреди и кричала громкимъ голосомъ, однакожъ я не могъ понять, чтобъ сіе было. Не видавъ никогда прежде подобнаго сему, стоялъ я нѣкоторое время неподвиженъ отъ удивленія, возбуждаемаго симъ позорищемъ. По окончаніи старался узнать, гдѣ я нахожусь, и какое это собраніе; въ отвѣтъ получилъ, что это Квакерской домъ; послѣ спросилъ, что проповѣдывала женщина, посреди ихъ стоявшая: но никто не нашелся изъяснить мнѣ оное. Я продолжалъ свой путь, и пришелъ къ одной церькви, у которой монастырь былъ полонъ народу, и многіе стояли на лестницѣ и смотрѣли въ окны внутрь. Сіе было для меня чрезвычайнымъ чудомъ, ибо я доселѣ ни въ Англіи, ни въ Вест-Индіи столь много народа въ церквахъ не видывалъ. Осмѣлился спросить нѣкоторыхъ: какаябъ была сему причина? Мнѣ отвѣтствовано было, что проповѣдуетъ Георгъ Витфильдъ. Я многократно слыхалъ прежде еще о славномъ семъ мужѣ мое желаніе давно побуждало меня зрѣть его, и насладишься его проповѣдью; но до сего времени случай не дозволялъ мнѣ онаго, и для того въ сіе время не опустилъ я втѣсниться въ народъ. По вшествіи внутрь церкви, узрѣлъ сего благочестиваго мужа, увѣщевающаго съ величайшею ревностію и напряженіемъ людей; тяжкія мои работы, претерпѣнныя на брегахъ Монтсеррата, едва ли стоили мнѣ столь много пота, сколько ему его проповѣдь. Сіе учинило во мнѣ глубочайшее впечатлѣніе: между всѣми духовными, знаемыми мною доселѣ, ни одинъ не отправлялъ своей должности съ толикимъ напряженіемъ всѣхъ силъ; сіе доказываетъ малочисліе ихъ слушателей.
По продажѣ товаровъ и по нагруженіи обратно корабля, оставили мы сію плодоносную страну, и отправились въ Монтсерратъ; мой торгъ столь благополучно доселѣ продолжался, что я по прибытіи и по проданіи товаровъ, думалъ столько денегъ получить, сколько потребно для искупленія моей вольности. Но едва нашъ корабль прибылъ обратно, то господинъ мой приказалъ намъ отправиться въ островъ Св. Евстафія, а по выгруженіи въ ономъ мѣстѣ отплыть въ Георгію. Сіе было для меня немаловажно; но предувѣрившись однажды, что тщетно будетъ сопротивленіе опредѣленіямъ судебъ, отправился съ терпѣливостію въ островъ Св. Евстафія; тамъ получили мы по выгрузкѣ товаровъ невольниковъ, или, какъ обыкновенно называютъ, живой грузъ. Я продалъ мои товары посредственно; и какъ сей малый островъ не есть выгоднымъ мѣстомъ къ закупкѣ товаровъ, то я часть только моихъ денегъ употребилъ въ товаръ, а остальныя получилъ наличными. Мы отправились отсюда въ Георгію, и хотя мало, по послѣднему со мною произшествію въ Саванагѣ имѣлъ причинъ быть довольнымъ сею страною, однакожъ по прибытіи радовался; но сія радость оттуда произошла, что моя надежда возвратиться въ Монтсерратъ и купишь мою вольность приближалась. Едва коснулись мы землѣ, посѣтилъ я своего лекаря Г. Бради, изъявилъ ему за его дружество и раченіе, оказанныя во время моей болѣзни, благодарность и признательность, сколько мои силы дозволяли.
Въ бытность нашу въ семъ мѣстѣ воспослѣдовалъ съ Капитаномъ и со мною удивительнѣйшій случай, обезпокоившій не мало насъ обоихъ. Одинъ серебренаго художества работникъ, извѣстный намъ, прежде вознамѣрился обратно съ Капитаномъ отправиться въ Вест-Индію, и обѣщалъ ему изъ дружества хорошій подарокъ. Сіи обѣщанія столь увѣрительнымъ видомъ предлагаемы были, что мы сочли сего человѣка очень богатымъ. Во время нагруженія нашего корабля заболѣлъ онъ въ домѣ, гдѣ отправлялъ свою работу; а въ восемь дней очень худо ему сдѣлалось: чѣмъ болѣе приближался онъ къ концу, тѣмъ болѣе говорилъ о своемъ обѣщанномъ подаркѣ; сіе учинило, что Капитанъ надѣялся послѣ сего человѣка, ибо онъ не имѣлъ ни жены ни дѣтей, получить въ наслѣдство довольную сумму серебра; и, въ надеждѣ сей бодрствовалъ днемъ и ночью при его ложѣ. Я хаживалъ, по желанію Капитанскому, къ больному, и подобножъ думалъ, а особливо, когда мы увидѣли, что не остается никакой надежды къ выздоровленію. За мои старанія обѣщался Капитанъ изъ предстоящаго наслѣдства десять фунтовъ удѣлить. Сіе чрезвычайно было для меня лестно, хотя я уже и имѣлъ довольно денегъ по благополучномъ прибытіи въ Монтсерратъ выкупить вольность. Ласкаясь сею надеждою, купилъ я за восемь фунтовъ платье изъ тонкаго сукна и опредѣлилъ оное естьли учинюсь свободнымъ, для танцованія. Мы тщательно прислуживали нашему больному, и были даже въ послѣдній его день въ глухую полночь при немъ. Но едва прибыли на корабль и легли для отдохновенія, Капитанъ въ часъ или два угара получилъ извѣстіе, что его пріятель умеръ. Онъ тотчасъ пришелъ къ моей постели, разбудилъ меня, увѣдомилъ о полученномъ извѣстіи, и требовалъ, чтобъ я всталъ, зажегъ свѣчу и безъ всякаго медленiа за нимъ послѣдовалъ. Я объявилъ ему, что мнѣ чрезвычайно спать хочется, и онъ можетъ взять съ собою кого нибудь другаго, или, естьли человѣкъ умеръ, то все дѣло оставить до слѣдующаго утра. Нѣтъ, нѣтъ, говорилъ Онъ; мы будемъ имѣть деньги сею же ночью; я не могу ждать утра, пойдемъ теперь. Я всталъ, зажегъ огонь, и пошедъ увидѣли человѣка сего мертвымъ. Капитанъ изъ благодарности за оставшееся сокровище намѣревался учинить знаменитое погребеніе, и приказалъ всѣ вещи, принадлежавшія покойнику, носить. Между прочимъ имѣлъ онъ много сундучьковъ, отъ коихъ во время своей болѣзни ключи вручилъ Капитану. Мы отпирали ихъ съ величайшимъ любопытствомъ и надеждою; и какъ они замыкались одинъ въ другомъ, то наша нетерпѣливость при изъятіи каждаго возвышалась. Наконецъ добрались до самаго малѣйшаго, отперли оной и нашли наполненнымъ бумагою. При видѣ семъ вострепетало сердце у насъ отъ радости. Капитанъ, всплеснувъ руками, вскричалъ: слава Богу! здѣсь получимъ! Но ахъ! не всели на свѣтѣ ложно и невѣдомо; разбирая мнимое сокровище, и намѣреваясь мысленно получить во владѣніе ожидаемое наслѣдство, чтожъ обрѣли! Все богатство, собрегаемое за столь многими замками, не простиралось свыше полтретья доллара; и нашъ пріятель и столько не оставилъ, Сколько потребно для заплаты за наше Попеченіе. На мѣсто нечаянной и великой радости вступила внезапная и чувствительная скорбь. Можноль представишь себѣ смѣшнѣйшихъ фигуръ, какъ меня и Капитана — говорящіе оригиналы жесточайшей ярости и обманутой надежды. Мы вышли съ величайшимъ прискорбіемъ, и оставили покойника промышлять самому о себѣ, когда мы при его жизни изъ ничего о немъ пеклись. Мы отправились въ Монтсерратъ, и прибыли благополучно.
Корабль разгрузили; я продалъ свои товары, и имѣлъ у себя наличныхъ денегъ 37 фунтовъ. Я совѣтовался съ моимъ вѣрнымъ другомъ Капитаномъ, какимъ образомъ начать долженъ торгъ о полученіи моей вольности за опредѣленную отъ господина сумму. Его мнѣніе было, чтобъ я утромъ, во время его завтрака съ моимъ господиномъ, пришелъ. Сіе исполнилъ я, и нашелъ въ силу нашего уговора тамъ же и Капитана. Съ деньгами въ рукахъ и съ величайшимъ сердечнымъ трепетаніемъ вступилъ я въ покой, и просилъ моего господина свое обѣщаніе въ сіе время исполнишь. Сія прозьба показалась ему неожидаемою. Онъ вскочилъ и сказалъ мнѣ сіи страшныя слова: что! тебѣ даровать вольность? гдѣ. ты сыщешь деньги? имѣешь ли сорокъ фунтовъ стерлинговъ? Такъ! отвѣчалъ я, они здѣсь. Но какимъ образомъ ты ихъ пріобрѣлъ, продолжалъ далѣе? Самымъ честнѣйшимъ образомъ, мой отвѣтъ былъ. Капитанъ въ сіе время подтвердилъ, что я деньги пріобрѣлъ прилѣжаніемъ и бережливостію, да притомъ и позволеннымъ образомъ. На сіе господинъ мой сказалъ, что я буду въ скорѣйшемъ времени богатъ, какъ и онъ; и естьлибъ онъ прежде размыслилъ, что я въ толь короткое время нажилъ такую сумму денегъ, чтобъ никогда на такомъ условіи не согласился меня отпустить. Ну, ну, сказалъ любезной мой Капитанъ, трепля моего господина по плечу; ну, Робертъ! не дѣлай никакихъ отговорокъ; вы свои деньги довольно хорошо употребили, и чрезъ все время получали изрядную прибыль; а теперь весь капиталъ возвращается обратно къ вамъ. Я знаю, что Густавъ вамъ въ годъ болѣе ста фунтовъ cт. приносилъ прибыли, да и впредь можете имѣть отъ него довольно выгоды, ибо онъ васъ не оставитъ. — Господинъ мой объявилъ, что онъ давши однажды слово, оное сдержитъ. Я долженъ ему вручить деньги и итти въ контору для полученія своей отпускной. Сіи слова для меня были гласомъ съ небесъ; мое мученіе въ одно мгновеніе преобразилось въ неизреченное блаженство; мое сердце кипѣло живѣйшею благодарностію къ Богу; нѣмыя колѣнопреклоненія и слезы, источаемыя очами, были единственными изображеніями моихъ чувствованій. Между тѣмъ мой вѣрной и нелицемѣрной другъ Капитанъ намъ обоимъ съ безпритворною радостію желалъ счастія. Коль скоро первыя восхищенія прошли, и я воздалъ моему другу благодарность, сколько могъ, съ сердцемъ преисполненнымъ любви и почтенія оставилъ покои и въ сходственность приказанія моего господина пошелъ въ Контору. Моя душа была въ восторгѣ, какъ я пришелъ туда; едва могъ думать, дѣйствительно ли я существую. Подлинно никто не въ состояніи мои чувствованія изобразить во всей ихъ силѣ. Никакой побѣдоносной герой въ день своего торжества; — никакая нѣная мать, обрѣтшая давно изгибшаго сына и прижимающая къ своимъ грудямъ; — никакой изтомленной, изнуренной гладомъ мореплаватель, при видѣ вожделенной и дружественной пристани — никакой любовникъ, заключающій обратно въ объятія свою любезную, изторгнутую отъ него: словомъ, никто несравнится со мною. Въ моей душѣ ничего не происходило, какъ волненіе, колебаніе и изступленіе. Мои ноги едва касались земли; радость придавала имъ крылья, и мнѣ мечталось, что я летѣлъ; каждому встрѣчающемуся расказывалъ свое благополучіе, и повсюду проповѣдывалъ, сколь благороденъ и любви достоинъ мой господинъ и Капитанъ.
Коль скоро прибылъ въ контору, объявилъ Секретарю мое требованіе; онъ пожелалъ мнѣ счастія, и обѣщался мою отпускную изготовить за одну Гвинею. Я поблагодарилъ за его доброжелательство, отсчиталъ объявленную сумму, и поспѣшалъ къ моему господину для подписанія отпускной, и чрезъ тобъ все дѣло совершить. Такимъ образомъ утромъ солнце озаряло меня подъ игомъ невольничества; но прежде, нежели оставило оно поверхность земную, учинился я собственнымъ господиномъ и совершенно свободнымъ человѣкомъ. Сей день благополучнѣйшій. изъ всей моей прежней жизни: но что наиболѣе усугубляло мою радость, то были желанія счастія и благополучія многихъ моихъ черныхъ собратій, а особливо старика, коего я всегда нелицемѣрно любилъ.
Моя отпускная, какъ по причинѣ своей формы достопамятна, такъ и по неограниченному насилію и власти, какую имѣешь одинъ человѣкъ надъ другимъ, примѣчательна; чего ради позволительно мнѣ оную представить слово отъ слова.
МонтсерратЪ — Всѣхъ, кто сіе будетъ слышать или читать, увѣдомляю я Робертъ Кингъ, что я вышереченной Кингъ въ сходственностъ суммы, состоящей въ семидесяти фунтахъ ходячей монеты на показанномъ острову, долженствуемой мнѣ заплатить невольникомъ по имени Густавъ-Вазою за свою вольность, увольняю сего вышесказаннаго Густавъ-Вазу, по полученіи опредѣленной суммы. И для того отъ всякаго права требованія власти, начальства и собственности, каковыя я, такъ какъ господинъ и владѣтель онаго Густава-Вазы имѣлъ, или теперь имѣю, или впредь имѣть могу, навсегда отказываюсь и отрицаюсь. Во свидѣтельство чего даю я вышесказанной Робертъ Кингъ ему сію отпускную за подписаніемъ моей руки и съ приложеніемъ моей печати. Десятаго Іюля, тысяча семьсотъ шестьдесятъ шестаго года.
Робертъ Кингъ.
Регистраторъ Терри Легай.
Съ сего самаго времени какъ, бѣлые, такъ и черные называли меня совсѣмъ новымъ именемъ, вожделеннѣйшимъ для меня во всемъ свѣтѣ, т.е. свободной человѣкъ, и при танцахъ, для моего освобожденія учиненныхъ, представлялъ я, по крайней мѣрѣ такъ мнѣ казалось, въ своемъ тонкомъ лазоревомъ платьѣ, купленномъ въ Георгіи, нехудую фигуру. Нѣкоторыя черныя дѣвушкй, суровыми прежде казавшіяся, сдѣлались ласковыми и не столь неприступными: однакожъ мое сердце приковано было къ Лондону, гдѣ я вскорѣ быть надѣялся. Благодѣтельной Капитанъ и прежній мой господинъ сіе примѣтили, и сказали мнѣ на сей разъ, что они ласкаются еще надеждою, что я ихъ не оставлю, но буду на ихъ корабляхъ. Сіе причинило во мнѣ великое безпокойство; сраженіе воспослѣдовало между склонностію и должностію. Однакожъ, хотя я сердечно желалъ быть въ Лондонѣ, благодарность одержала побѣду: я обѣщалъ моимъ благодѣтелямъ вступишь на корабль и ихъ не оставлять. Съ того дня получалъ я, какъ искусной матросъ, по тритцати шести шилинговъ на мѣсяцъ. Мое намѣреніе было въ угодность моимъ достопочтеннымъ благотворителямъ совершить два путешествія; а въ слѣдующій годъ, естьли, произволеніе Божіе воспослѣдуетъ, отправишься въ Англію, и прежняго моего господина Капитана Паскиля посѣтить. Къ сему мужу всегда я былъ благорасположенъ; и хотя онъ со мною безчеловѣчно поступилъ, однакожъ для меня былъ еще любезенъ. Я представлялъ себѣ, что онъ будетъ говорить, когда узритъ, что Богъ со мною въ столь краткое время учинилъ; онъ можетъ быть думаетъ, что меня должно искать подъ игомъ жесточайшаго невольничества. Таковыя мечты занимали меня иногда по нѣскольку часовъ, и чрезъ то сокращалось время, которое я долженъ пребыть въ Вест-Индіи. Будучи свободенъ такъ, какъ въ недрахъ моего отечества, отправился, по изготовленіи всего потребнаго къ пути, на корабль Нанси, и отплылъ въ островъ Св. Евстафія. Море было тихо, вѣтръ благоспоспѣшествующь, и мы прибыли вскорѣ туда, взяли грузъ и отправились въ Августѣ 1769 въ Саванагъ въ Георгію. Здѣсь обыкновенно почти завсегда находился я на рѣкѣ для нагруженія. При сихъ упражненіяхъ часто окружаемъ былъ Аллиторгами, коими сей берегъ преизобилуешъ; я многихъ изъ нихъ перестрѣлялъ; иногда столь близко подходили они къ нашему боту, что мы находились часто въ величайшей опасности, и съ великимъ трудомъ спасали себя. Въ Георгіи видѣлъ я одного молодаго живаго аллигатора, коего продали за шесть пенсовъ.
Бъ бытность нашу въ семъ мѣстѣ пришелъ нѣкогда вечеромъ невольникъ, принадлежавшій господину Реаду, купцу въ Саванагѣ, на нашъ корабль, и обошелся со мною весьма грубо. Зная, что свободной Негръ мало, или никакой справедливости здѣсь не обрѣтаетъ, старался я прежде его со всевозможнымъ терпѣніемъ воздержать угрозами; однакожъ сей бездѣльникъ ничему не внималъ. Онъ часъ отъ часу становился дерзостнѣе, и наконецъ началъ меня бить. Сіе самое вывело меня изъ терпѣнія. Я напалъ на него и отмстилъ ему. Бъ слѣдующее утро прибывъ его господинъ на нашъ корабль, стоявшій на якорѣ, требовалъ, чтобъ я сошелъ на землю и за побои его невольника претерпѣлъ въ городѣ должное наказаніе. Я объявилъ ему, что его невольникъ самъ тому причиною ибо я, по нападеніи его сперва на меня, только защищалъ себя. Утромъ разсказалъ я Капитану все, произшедшее со мною, и просилъ сходить вмѣстѣ къ Господину Реаду; но онъ мнѣ объявилъ, что сіе ничего не значитъ, и что я долженъ спокойно итти къ работѣ, а онъ Г. Реаду что нибудь скажетъ. Я сіе исполнилъ. Но когда Господинъ Реадъ пришелъ и требовалъ отъ Капитана, чтобъ онъ меня выдалъ, то сей ему объявилъ, что онъ неизвѣстенъ о случившемся, ибо я свободной человѣкъ. Сіе чрезвычайно меня удивило: я довольно уразумѣлъ, что здѣсь не много добра ожидать долженъ, и за лучшее разсудилъ остаться, гдѣ былъ, нежели на землю итти и допустить себя въ городѣ безъ всякой справедливости мучить; почему объявилъ, что не намѣренъ сойти съ мѣста. Г. Реадъ удалился и клялся прислать всѣхъ судебныхъ служителей, которые меня насильно съ корабля возьмутъ. Я опасался, чтобъ его угрозы къ моему несчастій на самомъ дѣлѣ не совершились; несправедливости, употребляемыя повсемѣстно противъ свободныхъ Негровъ, утверждали меня въ сихъ мысляхъ. Предъ недавнимъ временемъ случилось подобноежъ произшествіе. Одинъ свободной Негръ, извѣстный мнѣ лично, ремесломъ плотникъ, требовалъ отъ господина, для коего трудился, заслуженныхъ денегъ; сей вмѣсто удовлетворенія, засадилъ сего бѣднаго человѣка въ тюрьму, и взнесъ на него вину, что онъ намѣревался сжечь его домъ и убѣжать съ его невольникомъ; за сіе ложное обвиненіе выслали его изъ Георгіи. Я сего ни мало не опасался. Но какъ я доселѣ толико счастливъ былъ, что никакихъ знаковъ тираніи на тѣлѣ моемъ не носилъ, то и ужасался угрожаемыхъ мученій. Въ первомъ жару опредѣлилъ каждому, намѣревающемуся насильственнымъ образомъ возложить на меня руки, или безъ судебнаго розыска меня мучить, сопротивляться, и лучше какъ свободному человѣку умереть, нежели допустишь бить себя, какъ невольника, гнуснымъ бездѣльникамъ. Но Капитанъ и прочіе разумнѣйшіе меня совѣтовали скорѣе скрыться; ибо господинъ Реадъ былъ злой человѣкъ и подлинно прибудетъ съ судебными служителями на корабль для взятія меня. Л въ началѣ не внималъ сему совѣту и ожидалъ моего непріятеля; но наконецъ по неотступнымъ представленіямъ Капитана и Господина Диксона, у коего Капитанъ имѣлъ жилище, удалился я въ домъ послѣдняго, отстоявшій не въ дальнемъ разстояніи отъ города, въ мѣстечкѣ называемомъ Іа-ма-хра. Едва достигъ своего убѣжища, какъ Господинъ Реадъ пришелъ съ служителями, (и искалъ меня во всемъ кораблѣ; не нашедшижъ, клялся, что будетъ имѣть меня живаго или мертваго. Пять дней находился я въ сокрытіи. Между тѣмъ похвала, приписуемая многократно мнѣ Капитаномъ и другими нѣкоторыми господами, знавшими меня, учинила для меня многихъ друзей. Сіи наконецъ объявили Капитану, что таковые его поступки со мною противны справедливости, и что они намѣрены меня взять и перевесть на другой корабль. Сіе сдѣлало, что Капитанъ пошелъ тотчасъ къ Г.Реаду, и разсказалъ ему, что съ того самаго. времени, какъ я сокрылся, работа на его кораблѣ остановилась и въ нагруженіи нѣтъ никакого успѣха; ибо онъ самъ и штурманъ не очень здоровы, а я прежде сего ихъ мѣста заступалъ; и по сему отсутствіе мое препоною есть путешествія, а слѣдовательно и ущербомъ хозяину; и для того просилъ онъ, чтобъ меня простить: ибо онъ его увѣрялъ, что никогда прежде, чрезъ все время моего съ нимъ бытія, никакихъ жалобъ на меня не слыхивалъ. На сіи представленія отвѣтствовалъ наконецъ Г. Реадъ, что онъ не намѣренъ ничего со мною учинить. Съ симъ извѣстіемъ Капитанъ поспѣшилъ въ свое жилище, и разсказавъ мнѣ, какимъ образомъ сіе произшествіе получило хорошій оборотъ, просилъ меня обратно вступить на корабль. Нѣкоторые изъ моихъ пріятелей спросили его: изтребовалъ ли обратно судебной приказъ взять меня въ темницу? Его отвѣтъ былъ отрицательной. Когдажъ такъ, сказали они, то лучше остаться мнѣ въ домѣ, а подъ вечеръ намѣрены они его перевесть на другой корабль. Капитанъ услышавши сіе, не былъ бездѣйственъ, побѣжалъ въ туже минуту обратно, и съ великимъ трудомъ наконецъ получилъ приказъ о моемъ прощеніи: однакожъ всѣ убытки л заплатилъ.
Л. благодарилъ своихъ друзей за оказанное благодѣяніе, и вступилъ обратно на корабль для продолженія своей работы. Мы поспѣшали, сколько возможно было, окончить нагруженіе. Между прочимъ же долженствовали взять въ Вест-Индію дватцать быковъ, гдѣ они великую прибыль приносятъ. Дабы сдѣлать меня тщательнѣйшимъ къ работѣ, и вознаградить потерянное время, Капитанъ обѣщалъ позволить мнѣ на собственной мой щетъ взять двухъ сихъ животныхъ; сіе и подлинно произвело, что я удвоилъ мои труды. По нагруженіи корабля, на коемъ принужденъ я былъ отправлять должность штурмана и свою собственную, переведена была скотина; я просилъ У Капитана, въ сходственность его обѣщанія, позволить перевесть и двухъ моихъ быковъ. Но къ великому моему изумленію получилъ въ отвѣтъ, что нѣтъ мѣста для оныхъ; я просилъ его позволить хотя одного взять, но и въ семъ получилъ отказъ. Таковой поступокъ раздражилъ меня чрезвычайно. Я объявилъ ему, что мнѣ и въ мысль не приходило, чтобъ онъ меня намѣренъ былъ обмануть, и я не знаю, какія мысли имѣть о томъ человѣкѣ, которой худо держитъ своё слово. Между прочими рѣчьми далъ я ему знать, что я желаю оставить корабль. Сіе чрезмѣрно его смутило, и нашъ штурманъ, которой очень боленъ былъ, и коего должность давно уже я отправлялъ, совѣтовалъ ему уговорить меня, чтобъ я остался. Въ слѣдствіе чего разговаривалъ онъ со мною очень дружественно, дѣлалъ мнѣ лестнѣйшія надежды; говорилъ, что какъ штурманъ боленъ, то не можетъ безъ меня изготовиться къ выходу, и онъ возлагаетъ все управленіе корабля и нагруженіе особливо на меня, и надѣется, что произшедшее между ими не сдѣлаетъ меня злопомнящимъ, и напослѣдокъ клялся поприбытіи въ Вест-Индію вознаградитъ меня. Такимъ образомъ окончилась наша ссора; я отяготилъ себя старымъ игомъ. Вскорѣ послѣ сего прибыли на коабле быки; одинъ изъ оныхъ набѣжавъ на Капитана, столь яростно ударилъ его въ грудь, что онъ отъ сего удара никогда не излечился.
Для вознагражденія моего убытка, понуждалъ меня Капитанъ взятъ нѣсколько птицъ, и оставилъ мнѣ на волю число ихъ; но я ему объявилъ, что онъ довольно знаетъ, что я никогда птицъ съ собою не бралъ; ибо завсегда оныхъ почиталъ нѣжными животными, коихъ трудно перевозить чрезъ воду. Однакожъ онъ не преставалъ меня къ тому побуждать: Но что для меня было всего страннѣе: чѣмъ болѣе я отговаривался, тѣмъ вяще онъ настоялъ. Сіе столь далеко простерлось, что онъ наконецъ обязался всѣ убытки заплатить. Сей поступокъ былъ удивителенъ, а особливо потому, что онъ прежде никогда со мною такъ не поступалъ; и л напослѣдокъ, отчасти по его понужденію, отчастижъ, что л не зналъ, какимъ образомъ размѣнять своя бумажныя деньги, принужденъ былъ четыре десятка оныхъ взять. Я толико былъ симъ не доволенъ, что вознамѣрился никогда въ сію страну, или съ симъ Капитаномъ не путешествовать; и для меня было очень страшно, чтобъ сія первая поѣздка въ моемъ новомъ состояніи не была хуже всѣхъ прежнихъ.
Мы отправились въ Монтсерратъ; Капитанъ и штурманъ съ самаго отъѣзда были больны, и чѣмъ далѣе продолжалось наше плаваніе, тѣмъ хуже имъ становилось; Сіе воспослѣдовало въ Ноябрѣ: мы находились только нѣсколько дней на морѣ, какъ повѣялъ бурной сѣверной вѣтръ, и въ семь или восемь дней всѣ животныя были въ опасности потонуть, а четыре или пять изъ оныхъ и подлинно умерли. Нашъ корабль съ начала еще былъ не очень крѣпокъ, а въ то время и очень повредился; насъ было, причисливъ и меня, пять матросовъ, а всего на все только девять человѣкъ здоровыхъ; и мы принуждены были по получасу или по три четверти воду выливать. Капитанъ и штурманъ выходили рѣдко на верьхъ, и ихъ болѣзнь до того усилилась, что они чрезъ все путешествіе едва четыре раза или пять въ состояніи были дѣлать примѣчанія. Все попеченіе о кораблѣ лежало на мнѣ, и я принужденъ былъ по своему произволенію управлять путешествіе ибо еще не искусенъ былъ я въ сей наукѣ. Капитану было очень прискорбно, что онъ не обучилъ меня, и обѣщалъ, естьли онъ выздоровѣетъ, довершить мое ученіе: но около семнатцати дней толико болѣзнь имъ овладѣла, что онъ безпрестанно на одрѣ лежалъ. Онъ даже до послѣдняго издыханія слѣдовалъ своему благоразумію, и безпрестанно пекся обо всемъ; словомъ, онъ былъ справедливой и честной человѣкъ, и о врученномъ себѣ старался со всевозможнымъ тщаніемъ. Примѣтивъ приближеніе своей смерти, кликнулъ меня, и спрашивалъ почти ослабшимъ голосомъ, не оскорбилъ ли онъ меня въ чемъ? Сохрани Богъ, отвѣчалъ я; должно быть самому неблагодарнѣйшему человѣку, естьли я что освоемъ наилучшемъ благодѣтелѣ помышляю! Стоя подлѣ его постели, и оказывая чистосердечную любовь и соболѣзнованіе, разлучился я съ нимъ, не услышавъ отъ него ни единаго слова. Въ слѣдующій день вручили мы его тѣло волнамъ морскимъ. Всѣ на кораблѣ любили его, и каждой сожалѣлъ о его кончинѣ; но особливожъ меня наиболѣе сіе тронуло, и по потеряніи его въ первой разъ узналъ я сколь онъ дорогъ былъ моему сердцу. Подлинно имѣлъ я важнѣйшія причины быть къ нему привязаннымъ: ибо сверьхъ того, что онъ былъ тихъ, любезенъ, благороденъ, вѣренъ, благодѣтеленъ и честенъ, имѣлъ я въ немъ истиннаго друга и отца; и естьлибъ провидѣнію угодно было ранѣе пяти мѣсяцевъ воззвать его въ горнія селенія, труднобь мнѣ было получишь свою вольность.
По смерти Капитанской вышелъ штурманъ на верьхъ, и производилъ, сколько могъ, наблюденія: однакожъ скоро оказалось, что онъ къ симъ упражненіямъ не привыченъ. Оставшіяся животныя умерли по истеченіи нѣсколькихъ дней; но мои птицы, не смотря на то, что онѣ находились на верьху, и всякимъ влажностямъ и худой погодѣ подвергались, были здоровы, и я по продажѣ ихъ, получилъ очень много; и такимъ образомъ конецъ показалъ счастіе мое, что я ни одного животнаго не купилъ, которыя необходимобъ равной участи подверглися. Я и сей случай почелъ особеннымъ Провидѣніемъ Божіимъ, и почиталъ съ благодарнымъ сердцемъ опредѣленіе Небесъ. По перемѣнѣ погоды, размышлялъ я, что не столь трудно будетъ достигнуть острова. Я увѣренъ былъ, что мы прямо направляемъ свой ходъ къ острову Антикѣ, коего я, такъ какъ ближайшаго, достигнуть желалъ. Спустя девять или десять дней, къ неизреченной нашей радости, узрѣли оной; а день спустя, прибыли благополучно и въ Монтсерратъ.
Многіе чрезвычайно удивлялись, услышавъ, что я въ пристанище довелъ судно; и сей случай доставилъ мнѣ новой титулъ, и я наименованъ Капитаномъ. Сіе не мало меня возгордило, и чрезвычайно ласкало моему тщеславію имѣть толъ знаменитой титулъ, кость обладалъ въ семъ мѣстѣ свободной человѣкъ. Всѣмъ извѣстенъ былъ прежній Капитанъ, и извѣстившись его кончинѣ, каждой сожалѣлъ отъ всего сердца; ибо онъ былъ человѣкъ всѣми почитаемый. Преемникъ его черной Капитанъ не худо отправилъ свою должность, и благополучное окончаніе сего путешествія усугубило немало то доброе мнѣніе, какое мои друзья обо мнѣ имѣли.
Содержанiе: Издатель вЪ угодность Господину Книгу отправляется на его кораблѣ вЪ Георгію — Новой Каштанъ опредѣляется — Они отплываютъ по новой дорогѣ — Три достола мятныя сновидѣнія — ПретерлѣваютЪ при Багамскихъ островахъ кораблекрушеніе; но народъ осабливымЪ распоряженіемъ Издателя спасается — Отправляется сЪ КапитаномЪ вЪ маломъ ботѣ отЪ острова для пріисканія корабля — Величайшая нужда, коей они подвержены были — Они встрѣчаютъ судно, такъ называемое ВренкерЪ — Путешествіе вЪ островъ Провидѣнія — ПретерпѣваютЪ вторично страшную бурю, я всѣ вообще подвергаются величайшей опасности — Они достигаютъ острова Провидѣнія — Издатель отправляется оттуда спустя нѣсколько времени, вЪ Георгію — Новая буря принуждаетъ возвратиться для исправленія корабля — ОнЪ прибываетъ вЪ Георгію — Несправедливыя насилія, коимъ онѣ зритЪ себя подверженнымъ — Двое бѣлыхъ дѣлаютъ покушенiе на его вольность — ВступаетЪ въ духовное званіе — ОтплываетЪ изъ Георгіи и отправляется въ Мартинику.
По смерти Капитана, моего великаго друга и благодѣтеля, оставалась одна благодарность, могущая привязывать меня къ Вест-Индіи, къ Господину Кингу: однакожъ думалъ я и отъ сей обязанности быть свобожденнымъ чрезъ благополучное привиденіе корабля и доставленіе къ его удовольствію груза. Такимъ образомъ намѣревался я сію часть свѣта, коей давно уже былъ въ тягость, оставить и преселиться въ Англію, воображающуюся безпрестанно въ моихъ мысляхъ. Но Господинъ Кингъ усильнѣйше просилъ остаться при его кораблѣ, и столько убѣдительно просилъ, что я не въ состояніи быль противостоять; онъ склонилъ меня, по причинѣ слабаго здоровья штурмана и неспособности къ дальнѣйшимъ услугамъ, совершишь путешествіе въ Георгію. Капитанъ новоопредѣленный назывался Вилліамъ Филиппъ, давно извѣстный мнѣ. И такъ по исправленіи корабля, и по взятіи различныхъ невольниковъ на бортъ, отправились мы въ островъ Св. Евстафія; на ономъ были мы немного дней, и 30 Генваря 1767 года направили свой путь въ Георгію. Нашъ новой Капитанъ, имѣя высокія мысли о своемъ искуствѣ въ мореплаваніи и управленіи кораблемъ, предпринялъ плаваніе совсѣмъ новымъ путемъ, склоняющимся наиболѣе къ западу. Сія новость для меня была чрезвычайно странна. 4 февраля, по истеченіи малаго времени вступленія нашего въ новой путь, снилось мнѣ, будто бы нашъ корабль о камни разбился, а люди чрезъ мои распоряженія спаслися; въ слѣдующую ночь подобноежъ мечталось сновидѣніе. Сіи сны никакого не учинили во мнѣ впечатлѣнія. Въ слѣдующій вечеръ былъ я на караулѣ, а послѣ осьми часовъ выливалъ воду, и будучи отчасти изнуренъ дневными трудами, отчастижъ разслабленъ насосами (ибо мы всегда имѣли не мало воды), произнесъ въ нетерпѣливости клятву, что видно чортъ дно корабля разбилъ — выраженіе, за кое получилъ тотъ же часъ урѣканіе отъ совѣсти. Сошедши на постель, и едва заснувъ, видѣлъ тоже самое о кораблѣ, что и въ прежнія двѣ ночи. Около двенатцати часовъ былъ смѣшенъ караулъ, и какъ я всегда имѣлъ караулъ при Капитанской каютѣ, то и вышелъ на верьхъ. Поутру въ половинѣ втораго часа одинъ человѣкъ усмотрѣлъ съ кормы нѣчто колеблющееся въ морѣ. Онъ закричалъ мнѣ, что рыба здѣсь находится, и я долженъ подойти и посмотрѣть. Я всталъ и нѣкоторое время дѣлалъ примѣчаніе; но напослѣдокъ узналъ, что море безпрестанно въ одномъ мѣстѣ только волнуется, и сказалъ, что сіе не есть рыба, но камень.
Чрезъ непродолжительное время увѣрился я совершенно въ истаиннѣ сего открытія, пошелъ къ Капитану, объявилъ ему съ нѣкоторымъ смятеніемъ, въ какой опасности находимся, и просилъ немедленно на верьхъ выйьти. Онъ сказалъ: хорошо; а я возвратился обратно На верьхъ. Но едва только выступилъ, какъ вѣтръ, бывшій прежде не столь жестокимъ, сдѣлался крѣпче и погналъ нашъ корабль по теченію прямо на камень. Капитанъ еще не выходилъ для осмотру. Я пошелъ вторично къ нему, и объявилъ, что корабль весьма близко находится отъ одного большаго камня, и ему надлежитъ скорѣе поспѣшить выходомъ. Онъ обѣщался, а я возвратился опять на верьхъ. По пришествіижъ узрѣлъ я, что мы отъ камня не болѣе пистолетнаго выстрѣла отстоимъ, и слухъ мой поражаемъ уже былъ ударяющимися волнами. Сіе чрезвычайно меня смутило, и какъ Капитанъ не показывался еще на верьхъ, то я, потерявъ все терпѣніе, побѣжалъ къ нему совсѣмъ внѣ ума, и спросилъ для чего онъ не выходитъ, и какой конецъ изъ сего воспослѣдуетъ; волны, продолжалъ я, вокругъ ударяютъ, и корабль почти уже у камня. Сіе его тронуло: онъ вышелъ, и мы старались корабль поворотить и совлечь его съ быстрины; но при слабости вѣтра вес было тщетно. Весь народъ былъ созванъ, и столь скоро, сколько возможно; хотѣли якорь бросить: но въ самое сіе время вихрь крутился около корабля съ страшнѣйшимъ шумомъ, и въ самое то мгновеніе, какъ якорь бросали, набѣжалъ корабль на камень. Удары послѣдовали одинъ за другимъ; ихъ наглость безпрестанно увеличивалась, и наконецъ однимъ наше судно посажено между каменьевъ.
Въ одно мгновеніе представилась мнѣ сцена столь страшная, о какой я никогда и понятія не имѣлъ. Всѣ мои преступленія предстали живо предъ мои глаза. Я взиралъ на оное такъ, какъ на страшное наказаніе, низліянное мстящею Божескою рукою на мою беззаконную главу за проклятіе корабля, отъ коего моя жизнь зависѣла. Бодрость и мужество остановили меня; каждое мгновеніе ожидалъ я потопленія. Я заключалъ, естьли буду спасенъ, никогда болѣе не клясться. Во время сего несчастій, когда ужаснѣйшія волны съ равною жестокостію ударялись о камень, я размышлялъ, что тотъ, которой много разъ и прежде былъ моимъ спасеніемъ, не допуститъ и теперь погибнуть. Воспоминаніе Его милосердія, оказаннаго во мноихъ прежнихъ случаяхъ, озарило мою душу надеждою, что можетъ быть и на сей разъ ниспослеть намъ руку помощи. Я началъ размышлять о средствахъ къ нашему спасенію, тысяча плановъ обращалось въ моей душѣ, для избѣжанія смерти.
Капитанъ тотчасъ отдалъ приказаніе заколотить всѣ проходы, чрезъ что необходимо долженствовалибь быть жертвою невольники, находившіеся на днѣ корабля, коихъ было болѣе дватцати. Всему сему, размышлялъ я сушь виною твои беззаконія; на тебѣ взыщетъ Богъ кровь сихъ бѣдныхъ людей. Сіи мысли съ толикою жестокостію вперились въ моей душѣ, что я въ безсиліе пришелъ. Я очувствовался въ то самое мгновеніе, когда намѣревались заколачивать проходы, и коль скоро объ ономъ извѣстился, закричалъ, чтобъ они остановились. Капитанъ объявлялъ о необходимости такого предпріятія, потому что всѣ будутъ стараться взойти на ботъ, чрезъ что мы необходимо должны потонуть, ибо ботъ неболѣе десяти человѣкъ въ состояніи сдержать. Я не могъ долѣе удержать своего несогласія, и сказалъ ему, что онъ заслуживаетъ утонуть, ибо не умѣлъ управлять кораблемъ. Думаю, что люди бросились его въ воду, естьлибъ я имъ хотя малѣйшій знакъ подалъ. И такъ, проходы небыли завалены; но никто не дерзалъ, по причинѣ ночной темноты, оставить корабль, и при томъ не знали, куда направить свой путь; да и не можно было намъ въ ботѣ чрезъ море ѣхать, почему и вознамѣрилясь ожидать дневнаго свѣта, и тогда разсудишь, что дѣлать. И такъ вручивъ себя Божеской власти, остались на сухой части корабля.
Я совѣтовалъ до утра починить ботъ, и нѣкоторые изъ насъ принялись за сію работу; другіежъ напротивъ совсѣмъ не пеклись о себѣ; они начали пьянствовать. Нашъ ботъ имѣлъ на днѣ дыру около двухъ футовъ длиною, а въ матеріалахъ къ исправленію оной былъ у насъ недостатокъ; нужда, мать всѣхъ изобрѣтеній, вложила мнѣ въ мысль взять кусокъ насосной кожи, оной заколотить въ проломленное мѣсто, а послѣ замазать смолою. При такомъ упражненіи дожидались мы съ величайшею нетерпѣливостію дневнаго свѣта; каждая минута казалась намъ часомъ. Наконецъ приближающіеся солнечные лучи начали разгонять ночные мраки, а съ оными благодѣющее Провидѣніе представило намъ такой предметъ, которой не замыкалъ въ себѣ ни малѣйшаго для насъ утѣшенія. Ужаснѣйшее волненіе нѣсколько утихло: мы вскорѣ открыли въ шести или семи миляхъ малой Кай, или необитаемой островъ. При семъ видѣ наше безнадежное сердце нѣсколько ободрилось, но новая предстояла трудность; вода была столь мѣлка, что намъ невозможно перейти съ ботомъ. Сіе открытіе обратно опровергло всю нашу бодрость; но другаго убѣжища для насъ не открывалось; и такъ долженствовали мы въ Первой разъ весьма мало изъ вещей взять на ботъ, и — что всего мучительнѣе было — вылѣзать часто вонъ и тащить оной чрезъ мѣль. Сіе было труднѣйшею работою, и наши ноги жалостнымъ образомъ были о камни изранены и изтерзаны. Я имѣлъ только четырехъ человѣкъ, вспомоществующихъ мнѣ въ греблѣ, трехъ черныхъ и одного Голландскаго въ Вест-Индіи урожденнаго матроса; и хотя мы въ день разъ съ пять взадъ и впередъ на ботѣ ѣздили, однакожъ никто насъ не перемѣнялъ. Естьлибъ мы не столъ ревностно и неутомимо трудились, то подлиннобъ многіе погибли; ибо изъ бѣлыхъ никто ничего не предпринималъ ко спасенію своей жизни, а напротивъ столько напились, что употребленія чувствъ лишились и по декѣ валялись. При таковомъ недостаткѣ помощи, работа для насъ была чрезвычайно несносна, и я отъ безпрестанныхъ переѣздовъ взадъ и впередъ толико измучился, что во многихъ мѣстахъ на моихъ рукахъ кровавые мозоли показались. Но мы не преставали трудиться даже до послѣднихъ силъ: изъ тритцати двухъ, находившихся на кораблѣ, не потеряли ни одного.
И такъ можетъ ли назваться мечтаніе моей души пустымъ? оно исполнилось. Наше бѣдствіе точно такоежъ было, какъ оное представлялось мнѣ во снѣ, и я не могу на себя не взирать, какъ на особеннѣйшее орудіе нашего спасенія; ибо отъ пьянства нѣкоторыхъ изъ нашихъ людей зависѣло, что мы, оставшіеся трезвыми, трудились съ двойнымъ напряженіемъ. Сіе было для насъ счастіемъ естьлибъ еще хотя нѣсколько замѣшкались, тобъ кожа въ ботѣ протерлась, и тогдабъ оной къ дальнѣйшему продолженію употребить не можно было. Можетъ ли кто подумать, чтобъ люди въ такомъ положеніи столь безпечными и равнодушными къ несчастiю быть могли? Вѣтръ усилился по прежнему, и столь высокія волны поднялись, что нашъ корабль совсѣмъ разбило, а чрезъ то принуждены были лишиться навсегда помощи ко спасенію. Я сіе представлялъ людямъ прежде, нежели они начали упиваться, и просилъ ихъ не опускать сей благосклонной минуты; но все было тщетно, и казалось, будто бы они ни малѣйшей искры разсудка не имѣли. Я не могу изъ мыслей истребить, что естьлибъ хотя одинъ изъ сихъ людей погибъ, ябъ долженъ отвѣчать за сіе предъ Богомъ; и сіе можетъ статься было причиною, что я столь ревностно для ихъ спасенія трудился. Они сами послѣ почувствовали, сколь много обязаны мнѣ, и сколь долго находились мы на острову, взирали на меня какъ на начальника.
Я съ собою привезъ съ корабля нѣсколько лимоновъ, персиковъ и цитроновъ, и нашедъ плодородную землю, нѣкоторые на острову посадилъ изъ оныхъ, въ знакъ для тѣхъ, коимъ впредь случится быть выброшенными на оной. Сей островъ, какъ мы въ послѣдствіи узнали, былъ одинъ изъ Багама-Эйнландскихъ, составленныхъ изъ множества великихъ острововъ, между коими находятся малые, или такъ называемые Кайи. Онъ былъ въ окружности около мили; бѣлой и песочной берегъ вокругъ его простирался въ правильной чертѣ. Въ сторонѣ, гдѣ мы прежде покусились пристать къ землѣ, стояло нѣсколько очень великихъ птицъ, такъ называемыхъ фламинго. Сіи представлялись намъ въ нѣкоторомъ отдаленіи, по причинѣ отсвѣчиванія солнца, величиною съ человѣка; и какъ онѣ скорыми шагами взадъ и впередъ расхаживали, то не знали мы, что должно думать. Нашъ Капитанъ клялся, что это Каннибалы. Сіе поразило насъ великимъ ужасомъ. Мы держали совѣтъ, что предпринять. Капитанъ намѣревался пристать къ другому острову, усмотренному нами, которой находился отъ насъ въ дальнемъ разстояніи: но я сему воспротивился, ибо мы тогдабъ были не въ состояніи всѣхъ людей спасти. Здѣсь, говорилъ я, пристанемъ: можетъ быть Каннибалы, когда насъ усмотрятъ, скроются. Мы направили свое судно прямо на нихъ, и колъ скоро приближились къ онымъ, то они, къ величайшей нашей радости и удивленію, побѣжали одна за другою, а напослѣдокъ улетѣли, и свободили совершенно насъ отъ нашего страха. Около острова находились черепахи и различныхъ родовъ рыбы въ такомъ множествѣ, что мы оную могли ловить удобно; и сіе было для насъ послѣ соленой корабельной пищи великимъ услажденіемъ. На берегу находился величайшій, около десяти футовъ вышиною, камень, устроенный подобно чашѣ. Онъ, кажется, будто съ намѣреніемъ отъ Провидѣнія на семъ мѣстѣ воздвигнутъ, для доставленія намъ дождевой воды; но то удивительно, что вода, естьли оную не скоро послѣ дождя берешь, преобращается въ столь же соленую, какъ и морская.
По отдохновеніи, первое наше попеченіе было воздвигнуть палатки; къ сему, сколько наше знаніе позволяло, употребили нѣкоторые привезенные съ корабли парусы. Потомъ начали размышлять, какимъ образомъ отъ сего острова, совсѣмъ необитаемаго, удалиться. Заключено было, чтобъ ботъ, которой былъ чрезвычайно поврежденъ, исправишь и вытти въ море для пріисканія корабля, или населяемаго острова. Прежде нежели могли мы ботъ по желанію своему имѣть объ одномъ парусѣ и съ другими необходимыми вещами готовымъ, протекло одиннатцатаь дней. Приведши все въ порядокъ, Капитанъ хотѣлъ, чтобъ я остался на островѣ, а онъ бы, пріискавши на морѣ корабль, прислалъ оной за нами: но я симъ былъ очень недоволенъ; я вступилъ въ ботъ съ Капитаномъ и съ пятью другими, и направили свой путь къ острову Новаго Провидѣнія. Мы имѣли при себѣ пороху очень мало; запасъ нашъ состоялъ изъ трехъ галлоновъ (двенатцать четвертей) руму, четырехъ воды, нѣсколько солонины и луку; и такимъ образомъ вышли мы въ море.
По истеченіи двухъ дней нашего путешествія прибыли мы къ одному острову, называемому Аббико, величайшему между Бигамеками. Мы претерпѣвали величайшій недостатокъ въ водѣ, ибо взятая была уже при концѣ; сверьхъ того истомлены были отъ дву дневной безпрестанной гребли подъ величайшимъ солнечнымъ жаромъ. Пристали мы къ берегу поздно уже вечеромъ, и для того вытащили ботъ на берегъ для пріискиванiя воды и для перекочеванія: но всѣ наши труды къ обрѣтенію воды были тщетны. По совершенномъ сокрытіи солнечныхъ лучей, разложили мы изъ страха отъ дикихъ звѣрей — ибо весь островъ былъ покрытъ густымъ лѣсомъ — около себя огонь, и поперемѣнно стояли на караулѣ. При такихъ обстоятельствахъ мало вкушали покоя; мы ожидали съ нетерпѣніемъ утра. Коль же скоро возникнулъ день, отправились мы, въ надеждѣ найти хотя въ сей день помощь. Безпрестанная гребля учинила насъ чрезвычайно истомленными и малодушными, ибо парусъ ничего намъ не помогалъ; сверьхъ того умирали за неимѣніемъ свѣжей воды отъ жажды. Мы ничего не употребляли кромѣ солонины, а оною никакъ нельзя безъ воды насыщаться. Въ семъ положеніи трудились мы цѣлой день, не теряя изъ виду острова, которой очень дологъ былъ: въ вечеру пристали обратно къ оному, утвердили ботъ и вышли на землю.
Совсѣмъ истомленны отъ жажды, мы взирали на окружающіе насъ предметы; цѣлой вечеръ рыли и искали, однакожъ не нашли ни одной капли. Смерть была въ тогдашнемъ нашемъ мучительномъ и ужасномъ положеніи единственнымъ ожидаемымъ избавленіемъ; до солонины, отзывающейся голою солью, не дерзали безъ свѣжей воды прикасаться; къ вящему нашему несчастію присоединился страхъ отъ дикихъ звѣрей. Печальная и безпокойная ночь препровождена также, какъ и предъидущая. Въ слѣдующее утро отвалили отъ берега, для сысканія корабля. Мы трудились, сколько наши силы дозволяли, проходили многіе необитаемые острова, а корабль не попадался. Палящая жажда принудила на одинъ изъ сихъ вступить. Здѣсь нашли мы на нѣкоторыхъ листахъ нѣсколько капель воды, кою мы съ неизреченною жадностію проглотили; мы рыли во многихъ мѣстахъ, но тщетно. Вмѣсто воды выступала изъ ямы густая и черная матерія, до которой никто изъ насъ не прикасался, выключая бѣднаго Голландскаго Креола.
Мы старались изловить рыбу, но оная отъ насъ удалялась. Все казалось возставшимъ противъ насъ, и мы Начали уже отчаяваться, какъ закричали: парусъ! парусъ! Сіи слова были подобно приговору къ продолженію нашей жизни; мы устремили свои взоры въ ту сторону, гдѣ ему быть надлежало, и нѣкоторые изъ насъ начали опасаться, чтобъ сіе не было ложь. Къ счастію нашему вскочили мы въ ботъ, и направили въ ту сторону: по истеченіи получаса увидѣли, что это было судно. Сіе возвратило намъ бодрость и силы. Мы поспѣшали, сколько возможно, скорѣе оное достигнуть. По приближеніи нашемъ узрѣли, что это было малое судно, величиною съ Гравезандское, называемое Гей, и наполненное людьми. — Обстоятельство совсѣмъ для насъ непостижимое! Нашъ Капитанъ, которой былъ родомъ изъ Балиса, утверждалъ, что это морскіе разбойники, кои насъ непремѣнно умертвятъ. Я сказалъ: мы должны, что ни воспослѣдуетъ, достигнуть судна, хотябъ то стоило намъ жизни, и естьли они примутъ насъ непріятельски, должны противостоять имъ, сколько возможемъ; ибо намъ ничего другаго не оставалось, какъ или имъ, или намъ умереть. Сіе предложеніе было принято. И такъ плыли за судномъ, не отдалялся отъ онаго. Мы нашли на ономъ около дватцати человѣкъ, изъ коихъ большая часть, къ немалому нашему изумленію, въ такомъ же положеніи находилась, въ какомъ и мы.
Сіи люди принадлежали къ одному судну, опредѣленному къ китовой ловлѣ, которое за два дни прежде нашего несчастія около девяти миль выше къ сѣверу претерпѣло равнуюжъ съ нашимъ участь. Нѣкоторые изъ оныхъ по разбитіи вступили на ботъ, и оставивъ прочихъ съ грузомъ такъ, какъ и мы учинили, на одномъ необитаемомъ островѣ, отправились къ острову Новаго Провидѣнія для пріисканія корабля. На семъ пути обрѣли они одно изъ тѣхъ малыхъ суденъ, которыя въ сей странѣ моря опредѣлены осматривать разбитые корабли, и оставшейся отъ кораблекрушенія народъ спасать. Судно не только всѣхъ ихъ съ собою забрало, но и пеклось, сколько возможно, о грузѣ, и долженствовало ихъ доставить въ островъ Новаго Провидѣнія.
Мы разсказали все случившееся съ нами; учинили такоежъ предложеніе, какое и съ прежде разбитаго корабля сдѣлано было; скоро по прозьбѣ нашей они отправили на необитаемой нашъ островъ; ибо нашъ народъ претерпѣвалъ недостатокъ въ водѣ. Спустя два дни, къ неизреченной радости оставленныхъ нашихъ сотоварищей, которые между тѣмъ отъ недостатка воды крайнюю нужду претерпѣвали, прибыли. Къ счастію нашему на семъ суднѣ было довольно мѣста и для насъ, и оно запасено было на долгое время съѣстными припасами; и такъ отправились съ онымъ къ Новому Провидѣнію.
Сія встрѣча была для насъ величайшимъ счастіемъ; ибо островъ Провидѣнія толико отдаленъ былъ, что мы на нашемъ суднѣ никогдабъ до онаго не достигли. Островъ Аббикко гораздо былъ длиннѣе, нежели мы себѣ представляли, и мы принуждены бы были три или четыре дни плыть, пока достигли конца противолежащаго острова Провидѣнія. Прибывъ къ оному мѣсту, запаслись водою и нашли довольное количество морскихъ раковъ; все сіе для насъ было вожделенно, ибо нашъ запасъ весь почти изшелъ. Послѣ продолжали плаваніе далѣе. Но въ первой, день по оставленіи острова Аббико, и прежде нежели миновали Багамскіе необитаемые острова, столь жестокой воспослѣдовалъ вѣтръ, что мы принуждены были срубить мачту. Судно находилось въ величайшей опасности; вѣтръ оное сорвалъ съ якоря, и бросалъ много разъ на мѣлъ. Мы ожидали каждую минуту быть разбиту и поглощену волнами; со всѣхъ сторонъ ничего другаго не представлялось, кромѣ смерти и погибели. Мой старой Капитанъ, больной и безполезной штурманъ, поражены были обморокомъ. Всѣ, коихъ прежде языкъ изощренъ былъ на клятвы, умоляли Бога о помощи, и подлинно ниспосланная помощь была не постижима, и способъ нашего спасенія удивителенъ.
Возвысившейся нашей кpaйности до высочайшаго степени утихъ на нѣсколько минутъ вѣтръ, и не взирая, что волны чрезвычайно воздымались, двое искусныхъ пловцовъ вступили въ маленькой ботъ, немогущій болѣе двухъ человѣкъ вмѣстить для достиженія якорнаго каната, которой въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ насъ поверьхъ воды плавалъ. Ботъ, во время схожденія оныхъ двухъ человѣкъ въ оной, много разъ наполнялся водою, и имъ ничто иное не предстояло предъ глазами, какъ смерть; однакожъ они говорили: естьли намъ должно умереть, то все равно, какимъ образомъ ни прекратится жизнь. Мы снасъ маленькимъ якоремъ, и они напослѣдокъ благополучно отваливши отъ корабля, гребли съ геройскою неустрашимостію къ ихъ и нашему спасенію. Мы ни на малое время не спускали глазъ съ нихъ; ибо каждое мгновеніе думали зрѣть ихъ въ послѣдній разъ; всѣ умоляли Бога о ниспосланіи помощи для нихъ, а чрезъ нихъ и для насъ. Наконецъ внято наше моленіе; оба человѣка достигли благополучно желаемаго мѣста, привязали конецъ веревочки, взятой съ собою и бросили оную къ кораблю. Коль скоро сіе узрѣли съ корабля, старались оную достать; наконецъ получили оную и привязали къ концу якорной конать; послѣ дали знакъ двумъ человѣкамъ для тащенія онаго; они сіе исполнили и привязали къ якорю. По исполненіи онаго, трудились мы всѣми силами, и сошли съ Божіею помощiю съ мѣли на глубину, а ботъ обратно возвратился благополучно къ кораблю. Естьли кому не случались подобныя бѣдствія, тому не возможно представить себѣ нашей радости, проистекшей при сихъ двухъ избавленіяхъ. Всѣ, потерявшіе прежде силу и великодушіе, ободрились и веселились столько, сколько прежде малодушничали.
Спустя два дни утихъ вѣтръ, и море успокоилось. Мы нашли нашу мачту, починили оную, взяли обратно на бортъ и поставили по прежнему. Коль скоро сіе совершилось, подняли якорь и направили путь къ острову Новаго Провидѣнія. Въ три дня достигли до острова, бывъ слишкомъ три недѣли въ такомъ положеніи, въ коемъ вся надежда къ продолженію жизни пресѣчена была. — Жители обошлись съ нами весьма благосклонно, и изъявили намъ, узнавъ наши обстоятельства, очень довольно опытовъ гостепріимства и любви. Тѣ изъ моихъ прежнихъ сотоварищей, которые были вольны, вскорѣ разлучились съ нами, и каждой отправился туда, куда его собственная склонность влекла. Одинъ богатой купецъ, услышавъ о нашемъ положеніи, и о намѣреніи отправиться въ Георгію, обѣщалъ четыремъ изъ насъ безплатежной перевозъ, естьли мы согласимся на кораблѣ, которой съ первымъ попутнымъ вѣтромъ отправится въ Георгію, работать и помогать оной нагружать. Не зная, какимъ образомъ отправиться принуждены были принять ciѣ предложеніе. И такъ вступили мы на корабль, вспомоществовали нагруженію онаго, хотя ни чего другаго не получали, выключая пищи и питія. Нагрузивъ совсѣмъ оное судно, объявилъ намъ сей купецъ, что мы должны прежде совершить путешествіе въ Ямайку, а послѣ въ Георгію. Я отвергнулъ сіе столь безстыдное предложеніе; но моижъ сотоварищи, у коихъ ни полушки не было денегъ, принуждены были на оное согласиться, хотя сей путь совсѣмъ былъ для. насъ противенъ.
Мы пробыли на острову около осьмнатцати дней. Въ продолженіе сего времени нашелъ я многихъ хорошихъ друзей, которые старались меня уговоришь остаться съ ними навсегда; но я оное отвергнулъ. Естьлибъ мое сердце не было прилѣплено къ Англіи, охотнобъ принялъ оное предложеніе; ибо сіе мѣсто казалось для меня чрезвычайно прелестнымъ. Я нашелъ нѣсколько свободныхъ Негровъ, ведущихъ счастливую жизнь, съ коими я нѣкоторые свободные часы, подъ тѣнію липовыхъ и ранжевыхъ деревъ при стройномъ звукѣ инструментовъ, препрождалъ. Наконецъ Капитанъ Филиппъ нанялъ одно судно для перевезенія невольниковъ въ Георгію, коихъ онъ не могъ распродать; я рѣшился съ нимъ отправиться. Коль скоро изготовился корабль, отплыли, и я не легко разстался съ островомъ Новаго Провидѣнія, коего думалъ никогда впредь не видать.
Мы отправились въ четыре часа утра при хорошей погодѣ въ Георгію; но около одиннадцати часовъ тогожъ угара возстала нечаянно жестокая буря, которая всѣ почти парусы изорвала; мы находились между подводными камнями, о которые, думали каждую минуту, что корабль нашъ раздробится. Къ счастію нашему вода была глубока, а число людей довольное, и мы трудившись нѣкоторое время всѣми силами, миновали сіи камни, а слѣдственно при помощи Божіей и своей погибели. День спустя возвратились въ островъ Новаго Провидѣнія, и починили поврежденныя мѣста. Нѣкоторые люди утверждали, что кто нибудь насъ въ Монт-Серратѣ очаровалъ другіежъ утверждали, что необходимо должно быть между бѣдными и безпомощными невольниками волхву или чародѣю, и мы во всю жизнь не можемъ благополучно достигнуть Георгіи. Все сіе мало меня устрашало: пойдемъ смѣло, говорилъ я, прошивъ бурь и волнъ; не чары и заклинанія потребны, но должно вручить себя Богу, и тогда пойдетъ все благополучно. И такъ отправились мы въ другой разъ, и послѣ жестокихъ трудовъ прибыли въ семь дней благополучно въ Георгію.
Тотчасъ по прибытіи нашемъ вЪ Саванагъ, остановился я у одного чернаго, хорошаго моего пріятеля, именуемаго Мози. Мы очень обрадовались, увидѣвшись ругъ съ другомъ обратно, и послѣ часовъ разговаривали при огнѣ. Сіе примѣчено дозоромъ, около сего времени обходящимъ. Дозорные постучались въ двери; мы отворили; они взошли къ намъ, сѣли и пили съ нами пуншъ; просили меня, узнавъ, что я имѣю лимоны, удѣлить нѣсколько имъ; я безпрекословно требованіе по желанію ихъ исполнилъ. Минуту спустя объявили мнѣ, что я долженъ итти съ ними въ караульню. Сіе привѣтствіе, по столь дружественномъ угощеніи, смутило меня чрезвычайно. Я потребовалъ причины: они объявили мнѣ, что всѣ Негры, которые послѣ девяти часовъ имѣютъ огонь въ домѣ, берутся подъ караулъ, и должны вмѣсто штрафа или нѣсколько долларовъ заплатить, или претерпѣть наказаніе. Нѣкоторые изъ сихъ людей извѣстны были, что я свободной человѣкъ. Противъ моего друга, у коего я жительствовалъ и которой не былъ свободной, поступки ихъ были учтивѣе; ибо онъ могъ себя отдать подъ защищеніе своего господина. Я объявилъ имъ, что я свободной, и только лишь прибылъ изѣ острова Новаго Провидѣнія, и мы не дѣлали никакой тревоги; впрочемъ не думали бы, чтобъ я былъ здѣсь совсѣмъ страннымъ и беззащитнымъ. Я спрашивалъ ихъ, что они со мною намѣрены учинить? Сïe ты увидишь, отвѣтствовали, а только долженъ скорѣе и безъ медленiя итти въ караульню — Мнѣ не извѣстно было, чѣмъ сіе кончится, и видя, что ничѣмъ не могу ихъ успокоить, пошелъ съ ними въ караульню, и остался на всю ночь. На другой день по утру рано сіи бездѣльники жестоко наказали одного Негра и одну Негринку, содержащихся подъ карауломъ; а мнѣ объявили, что и со мною тоже воспослѣдуетъ. Я спросилъ ихъ, почему? не уже ли здѣсь свободные Негры никакого правосудія не обрѣтаютъ? и естьли здѣсь законы защитою служатъ неправосудію, то должны они опасаться прозьбы моей. Сіе раздражило ихъ наиболѣе; они клялись учинить со мною въ тоже мгновеніе также, какъ и Докторъ Перкинъ со мною поступилъ но одинъ изъ сихъ, въ которомъ болѣе прочихъ имѣлось человѣколюбія, сказалъ, что естьли я свободной человѣкъ, то они не имѣютъ права со мною такъ поступать. Я тотчасъ послалъ по Г. Бради, честнаго и справедливаго человѣка; онъ прибылъ, выручилъ и отпустилъ меня.
Сія не есть одна непріятность, встрѣтившаяся со мною въ Саванагѣ. Нѣкогда, въ бытность мою за городомъ, напали на меня двое бѣлыхъ, и намѣревались меня поймать. Коль скоро ко мнѣ приближились, сказалъ одинъ другому: ба! мы нашли, чего искали; вотъ тотъ человѣкъ, коего я потерялъ; другой подтверждалъ, что это подлинно тотъ. Они хотѣли наложить на меня руки, но я имъ объявилъ, чтобъ они не безпокоились и меня не трогали, ибо я часто видалъ, что съ свободными Неграми таковые шутки сыгрываютъ, и они очень ошибаются, естьли думаютъ со мною также поступить. Сіе ихъ ввергло въ нѣкоторое размышленіе, и одинъ другому сказалъ, что нѣтъ удачи; на что другой отвѣчалъ, что я говорю хорошо по Аглински. Мой отвѣтъ былъ, что и я тоже думаю. Сверьхъ сего имѣлъ я при себѣ тогда палку, которая при такомъ случаѣ могла бы послужить очень хорошимъ защищеніемъ. Къ счастію моему сіе вдаль не распространилось, и по разговорѣ нѣсколько времени другъ съ другомъ, оставили меня сіи бездѣльники.
Я остался на нѣсколько времени въ Саванагѣ, и ожидалъ съ нетерпѣніемъ случая отправиться въ Монт-Серратъ, дабы увидѣться съ старымъ моимъ господиномъ Кингомъ, и распроститься навсегда съ Америкою и Вест-Индіею Наконецъ нашелъ я одно судно, именуемое Шпеедвелль, принадлежавшее Гренадѣ, подъ начальствомъ Капитана Іона Вунтона, а тогда отправлявшееся съ грузомъ въ Мартинику, Французской островъ; на ономъ намѣревался отправиться и я.
Но прежде, нежели оставилъ я Георгію, просила меня одна черная женщина, у которой умершее дитя давно лежало непогребеннымъ, чтобъ его погребсти со всѣми церковными обрядами, ибо бѣлаго священника не могла она найти. Я отвѣчалъ ей, что я не священникъ, и не могу вспомоществовать умершему дитяти своими погребательными пѣніями. Но она неотступно меня просила, и я наконецъ принужденъ былъ согласиться на ея прозьбу, и въ первой разъ въ моей жизни представлялъ лице священника. Сія женщина была всѣми почитаема, и для того на погребеніе стеклось великое множество какъ бѣлыхъ, такъ и черныхъ. Я вступилъ въ мой чинъ, отправилъ оной ко всеобщему удовольствію всѣхъ присутствующихъ. Послѣ сего распростившись съ Георгіею, отправился въ Мартинику.
Содержаніе: Издатель прибываетъ вЪ Мартинику — Новыя прискорбности — Отправляется вЪ Монт-СерратЪ, гдѣ прощается сЪ своимъ прежнимъ господиномъ и отъѣзжаетъ вЪ Англію — ПосѣщаетЪ Капитана Паскаля — Панимается у Доктора Ирвинга, нашедшаго способЪ дѣлать годною къ питію морскую воду — Оставляетъ Доктора; путешвствуетЪ вЪ Турцію, вЪ Португаллію, а послѣ вЪ Гренаду и Ямайку — Возвращается кЪ Доктору, и они отправляются сЪ КапитаномЪ ПиппомЪ путешествовать кЪ сѣверному полюсу — Нѣкоторыя извѣстія о семъ путешествіи и несчастіяхЪ, встрѣтившихся Издателю — Возвращается вЪ Англію.
Такимъ образомъ оставивъ Георгію, отправился я въ Мартинику, съ твердымъ намѣреніемъ никогда обратно не вступать въ сію страну, которая для меня, по причинѣ многихъ претерпѣнныхъ злоключеній и бѣдствій, презрительною была. Мой новой Капитанъ управлялъ кораблемъ благоразумнѣе прежняго, и мы по безмятежномъ плаваніи прибыли благополучно въ пристанище. Въ бытность въ Мартиникѣ предпринималъ я многія малыя путешествія около острова, и нашелъ оной весьма пріятнымъ; но особливожъ удивленіе мое привлекала столица сего острова, городъ Св. Петра, которой болѣе былъ на Европейской вкусъ воздвигнутъ, нежели прочіе города, видѣнные мною въ Вест-Индіи. Невольники на семъ островѣ содержатся гораздо лучше, имѣютъ болѣе свободныхъ дней и живѣйшій видъ являютъ, нежели на Аглинскихъ островахъ.
По окончаніи нашихъ дѣлъ, намѣревался я, разлучившись съ моимъ Капитаномъ, отправиться ъ Монтсерратъ, и распрощавшись съ Г. Кингомъ, послѣднимъ моимъ тамошнимъ другомъ, отплыть въ Англію съ Іюльскимъ флотомъ Сіе мое расположеніе не могло почесться преждевременнымъ, ибо то уже было въ Mapmѣ. Ho, ахъ! моя злосчастная участь принудила было меня остаться еще на годъ въ Вест-Индіи. Я одолжилъ нѣкоторою суммою денегъ Капитана, сіи деньги къ моему путешествію потребны были; я просилъ о возвращеніи оныхъ, и представлялъ ему причины, нудящія къ таковому поступку; но онъ столько сдѣлалъ отговорокъ, что я подъ конецъ сомнѣвался получишь когда либо деньги. Къ правосудію прибѣгнуть воспящали мнѣ права Вест-Индскія, не уважающія, какъ выше сказано, никакими доказательствами Негровъ противъ бѣлыхъ; и такъ всѣ бы мои покушенія осталися тщетны. По сему и не желая, принужденъ остаться съ нимъ, пока получу собственное мое. Мы отправились изъ Мартиники въ Гренаду. Я многократно принуждалъ Капитана возвратить мои деньги, но ничто не помогало; а что еще хуже, по прибытіи нашемъ воспослѣдовала ссора между хозяиномъ корабля и Капитаномъ, отъ чего мое положеніе день отъ дня становилось горестнѣе; ибо мы мало, или лучше сказать, ничего не получали на кораблѣ изъ пищи. Я столь же мало могъ возвратить мои деньги, какъ, и свое жалованье. Но для меня всего прискорбнѣе было то, что время приближалось къ Іюлю; ибо 26 число сего мѣсяца обыкновенно отправляются корабли изъ Монт-Серрата.
Наконецъ, по многимъ неотступнымъ прозьбамъ, получилъ я свои деньги и отправился съ первымъ кораблемъ къ острову Св. Евстафія; отсюда отплылъ на островъ Св. Китта, куда прибылъ 19 Іюля; 20 числа нашелъ я корабль, нагруженной въ Монт-Серратъ: но Капитанъ и прочіе не хотѣли меня взять, пока не доставлю достовѣрнаго извѣстія о себѣ. Я объявилъ имъ, что мнѣ должно въ самомъ скорѣйшемъ времени быть въ Монт-Серратъ, и для того не достаетъ времени для учиненія обо мнѣ свидѣтельства; ибо корабль намѣревался отправиться вечеромъ тогожъ дня. Но они настояли, что сіе необходимо нужно, а безъ того не возможно имъ взять. Сіе чрезвычайно меня смутило; я отчаявался быть въ семъ году въ Англіи. Корабль былъ уже готовъ отвалить. Я всячески старался, не могу ли кого найти, которой бы могъ изъ дружелюбія удовлетворить Капитанское требованіе. Къ счастію нашелъ я въ нѣсколько минуть господъ изъ Монт-Серрата, извѣстныхъ мнѣ; разсказалъ имъ случившееся со мною, просилъ ихъ взять меня подъ свое покровительство и поспѣшествовать моему отъѣзду. Нѣкоторые изъ оныхъ пришли со мною къ Капитану, и объявили о моей вольности; и тогда позволили мнѣ, къ неизреченной моей радости, на корабль вступить.
Мы отправились, и въ слѣдующій день, 23 Іюля, прибылъ я благополучно на островъ, по шестимѣсячномъ отъ онаго отсутствіи, въ которое время много разъ отъ страшнѣйшихъ опасностей, превосходящихъ человѣческую помощь, всесильною Божескою десницею спасаемъ былъ. Долговременное отсутствіе и приключившіяся бѣдствія удвоили мою радость, чувствуемую при обратномъ воззрѣніи на друзей. Я былъ отъ всѣхъ съ величайшимъ дружествомъ принятъ, а особливо отъ Г. Кинга, коему объявилъ о участи его судна, и о причинѣ сего несчастія. Къ великому моему прискорбію узналъ я, что во время моего отсутствія прудъ на концѣ города Плимута чрезъ лежащую гору прорвался и увлекъ съ собою большую часть города и домъ Г. Кинга, претерпѣвшаго при семъ наводненіи чувставительной вредъ, и едва не потерявшаго свою жизнь. Коль скоро я ему объявилъ, что намѣренъ отправиться въ Лондонъ, и единственно за тѣмъ прибылъ, чтобъ его передъ отъѣздомъ посѣтить: то сей чистосердечной мужъ увѣрялъ дружески, что для него очень прискорбно разлучиться со мною, и всячески старался уговорить меня остаться въ Монт-Серратѣ. Я нахожусь, говорилъ онъ мнѣ, у всѣхъ господъ на острову въ великой довѣренности; сіе будетъ для тебя очень полезно, и я могу въ краткое время имѣть собственную землю и невольниковъ. Я благодарилъ за сей опытъ его дружества, и просилъ у него извиненія, что сіи предложенія отвергаю; ибо для меня весьма желательно быть въ Лондонѣ. Сверьхъ сего просилъ у него письменнаго свидѣтельства о моихъ поступкахъ въ бытность мою въ его услугахъ. Онъ съ охотою исполнилъ сію мою прозьбу, и далъ слѣдующій аттестатъ.
Монт-СерратЪ, 1767 года.
Объявитель сего, бывшій болѣе трехъ лѣтъ моимъ невольникомъ, Ту ставъ Ваза, чрезЪ все сіе время велъ себя добропорядочно и исполнялъ свою должность честно и рачительно.
Робертъ КингЪ.
Получивши сіе свидѣтельство, разлучился я съ моимъ господиномъ, съ нелицемѣрнымъ увѣреніемъ моей всегдашней къ нему благодарности и высокопочтенія, и сдѣлалъ расположеніе къ отъѣзду въ Лондонъ. Я уговорился съ однимъ Капитаномъ, именуемымъ Іонъ Гамеръ, командовавшимъ кораблемъ Андромахою, за семь Гвинеи переѣхать въ Лондонъ. 24 и 25 числа препроводилъ я съ нѣкоторыми моими друзьями и островитянами въ свободныхъ, какъ называютъ, танцахъ. Послѣ распростившись со всѣми знаемыми, отправился 26 числа въ Лондонъ: я радовался чрезвычайно быть еще разъ на большомъ кораблѣ; но вятщежъ сердце мое восхищалось, что предпріемлю то путешествіе, къ коему столь давно мысли мои обращены были. Я безъ наималѣйшей горести разстался съ Монт-Серратомъ, и никогда съ тѣхъ поръ не бывалъ на ономъ, въ сихъ восхитительныхъ размышленіяхъ провелъ я на кораблѣ первую ночь.
Мы имѣли весьма благополучной путь, и по истеченіи семи недѣль прибыли въ Херри-Гарденъ-Штеръ. Неизреченную радость чувствовало мое сердце, по четырехъ лѣтнемъ отсутствіи, видѣть обратно Лондонъ. Я безпрекословно заплатилъ семь Гвинеи, изъ числа сорока четырехъ, кои у меня при оставленіи корабля нашлись. Сцена, на которую я вступилъ, совсѣмъ для меня была новая, однакожъ преисполненна доброй надежды. Первое, обращавшееся въ мысляхъ моихъ, было то, чтобъ посѣтить прежнихъ моихъ знакомцевъ; но между оными первое занимала мѣсто Миссъ-Гверикъ. Нѣсколько отъ пути успокоившись, искалъ я сихъ благосклонныхъ особъ, и послѣ нѣкоторыхъ трудностей нашелъ. Они изумились, когда меня увидѣли, а я отъ радости былъ внѣ себя. Л имъ разсказалъ случившееся со мною; они не мало сему удивлялись, и явно мнѣ открылись, что ихъ сродникъ Капитанъ Паскаль никакой не заслуживаетъ похвалы. Онъ часто посѣщалъ ихъ домъ, и я спустя четыре или пять дней встрѣтился съ нимъ въ Паркѣ въ Гренвилѣ. Онъ чрезвычайно удивился, увидѣвъ меня опять, и спрашивалъ, какимъ образомъ я прибылъ изъ Вест-Индіи? Я ему отвѣтствовалъ: на кораблѣ. Онъ на сіе совсѣмъ сухо сказалъ, что онъ и самъ знаетъ, что не ногами чрезъ море въ Лондонъ пришелъ. Примѣтивъ изъ его движеній, что въ немъ прежніе его поступки со мною никакого угрызенія не производятъ, и что мнѣ никакой выгоды отъ него ожидать не можно, сказалъ я ему, что онъ за вѣрныя мои услуги, чрезъ четыре года оказываемыя, худо заплатилъ; но онъ на сіе ни слова не сказавъ, удалился. Два дни спустя засталъ я его у Миссъ Гверинъ, но изъ почтенія къ сей госпожѣ не вступалъ съ нимъ въ разговоры о прежнемъ его со мною поступкѣ.
Нѣсколько времени спустя, сіи добродѣтельныя женщины спросили меня, что я намѣренъ предпріять, и могутъ ли онѣ въ чемъ мнѣ вспомоществовать. Я благодарилъ ихъ, и сказалъ, что мое намѣреніе есть вступить къ кому нибудь во услуженіе, и онѣ бы меня одолжили чрезмѣрно, естьлибъ представили меня кому для наученія, чрезъ чтобъ впредь могъ я себѣ пріобрѣтать хлѣбъ. Онѣ отвѣтствовали мнѣ очень учтиво: для нихъ прискорбно, что ихъ состояніе не позволяетъ меня взять какъ слугу. Онѣ обѣщались о мнѣ стараться, и представили вскорѣ послѣ одному господину, коего я и прежде видалъ, Капитану Гаро, обошедшемуся со мною очень благосклонно. Онъ отдалъ меня въ наученіе чесать волосы. У сего человѣка пребывалъ я отъ Сентября даже до слѣдующаго февраля. Того же зимою въ свободные часы посѣщалъ я Г. Грегори, священника, обитавшаго также въ Кавентри-Куртъ, содержавшаго училище для обученія Ариеметикѣ. Я изъ оной дошелъ до правила смѣшенія; и такимъ образомъ все сіе время истощено не напрасно.
Въ февралѣ 1768 года вступилъ я во услуженіе къ Доктору Карлу Ирвингу, прославившему свое имя открытіемъ способа дѣлать морскую воду способною къ питію; въ семъ мѣстѣ имѣлъ я довольно случаевъ упражняться въ прическѣ. Сей человѣкъ былъ превосходнѣйшій мужъ, чрезвычайно дружественъ и благодушенъ. Онъ позволилъ мнѣ, что для меня было великимъ счастіемъ, продолжать мои вечернія упражненія. Я благодарилъ Бога и его, истощалъ все раченіе употребить въ пользу сей благосклонный случай. Мои учители не напрасно прилагали труды, я чрезъ свое прилѣжаніе и замѣчательность не худо успѣвалъ. Между тѣмъ скоро я почувствовалъ, что мое жалованье, которое было двумя третьми менѣе, нежели сколько я прежде получалъ (ибо я только 12 фунтовъ доставалъ въ годъ), не дозволяетъ къ дальнѣйшимъ предпріятіямъ, и онаго, сверьхъ собственныхъ нуждъ, на чрезвычайные расходы для моихъ учителей не доставало, а тритцать семъ гвиней всѣ уже были истрачены. Я за благо разсудилъ для пріобрѣтенія большаго отправиться обратно въ море; ибо я къ сему роду жизни привыкъ, и доселѣ нашелъ въ ономъ свое счастіе. Мое желаніе давно стремилось обозрѣть Турцію, а при семъ случаѣ заключилъ удовлетворить сей склонности.
Маія 1768 года объявилъ я Доктору свое желаніе отправиться въ море. Онъ сему не воспротивился, и мы разлучились другъ съ другомъ при всякомъ согласіи. Тогожъ самаго дня пошелъ я для пріисканія господина, и оное совершилось по желанію моему. Я вскорѣ услышалъ объ одномъ Камандорѣ корабля, отправляющагося въ Италію и въ Турцію, и ищущаго служителя искуснаго въ причесываніи. Я былъ внѣ себя отъ радости, побѣжалъ на оной корабль, которой былъ великолѣпенъ, и я напередъ себѣ представлялъ, какое будетъ для меня удовольствіе отправиться на ономъ въ море. Господина не было на кораблѣ; я былъ отведенъ въ его комнату, гдѣ въ слѣдующій день съ нимъ увидѣлся, и для пробы его причесалъ. Моя работа ему понравилась, и онъ меня принялъ. Я почиталъ себя счастливымъ; корабль, господинъ и путь, словомъ, все соотвѣтствовало моему желанію. Корабль назывался Делаваръ, а мой господинъ Іонъ Іолли, красивой, модной, веселой и прямо такой человѣкъ, какого я желалъ. Мы слѣдующаго Іюля отправились изъ Англіи; плавали въ Вилле-Франку, Ниццу и Ливорно; во всѣхъ сихъ мѣстахъ богатство и красота природы очаровывали меня, а множество превосходныхъ строеній въ изумленіе приводило. У насъ всегда находилось вино и плоды, до коихъ я былъ величайшій охотникъ, въ изобиліи, и не недоставало случаевъ къ удовлетворенію какъ моего вкуса, такъ и любопытства; ибо мой Капитанъ избиралъ мѣста къ жилищу на сушѣ всегда такія, которыя со всякою удобностію способствовали мнѣ обозрѣть окружающую страну. На семъ пути обучался я у штурмана кораблеплаванію, къ коему завсегда имѣлъ чрезвычайную охоту.
Оставивъ Италію, имѣли мы очень пріятное плаваніе между островами Архипелага, и чрезъ оные прибыли въ Смирну, городъ самой древнѣйшій. Житейскія потребности здѣсь въ величайшемъ изобиліи, и менѣе, нежели за пенсъ можно получить полбутылки вина. Виноградъ, гранаты и многіе другіе плоды произрастаютъ здѣсь столь превосходные, что я въ другихъ странахъ подобныхъ не нашелъ. Жители красивые, сильные, и со мною обходились завсегда съ великою учтивостію. Они представлялись мнѣ расположенными къ чернымъ; и многіе изъ оныхъ очень принуждали меня съ ними остаться, хотя франки, или такъ называемые Христіане, отъ нихъ должны быть отдѣлены, и не дерзаютъ обитать съ ними въ одной улицѣ. Для меня было чрезвычайно удивительно, что ни въ которой изъ ихъ купеческихъ лавокъ не видывалъ я женщинъ, да и на улицахъ очень рѣдко попадались, а когда и встрѣчались, то всегда съ головы до ногъ покровенны; я не могъ бы никогда увидѣть ихъ лица, естьлибъ онѣ иногда, будучи понуждаемы любопытствомъ посмотрѣть меня, не поднимали покрывалъ. Угнѣтеніе, претерпѣваемое Греками отъ Турковъ, неописанно, они нѣкоторымъ образомъ претерпѣваютъ ту же участь, какъ и Негры въ Вест-Индіи. Танцы простыхъ Грековъ имѣютъ, какъ я замѣтилъ, великое сходство съ тѣми, какіе и у нашего народа обыкновенны.
Во время нашего въ семъ мѣстѣ пребыванія, продолжавшагося около пяти мѣсяцовъ, все находящееся въ сей странѣ столькожъ плѣняло меня, сколько оное и для Турковъ прелестно. Удивительны были для меня ихъ овцы; хвосты сихъ животныхъ столь велики, что хвостъ одного ягненка вѣситъ отъ одиннатцати до двенатцати фунтовъ. Жиръ сихъ животныхъ очень былъ хорошъ и превосходенъ къ пуддингованію, къ чему наиболѣе и употребляется. Наконецъ нагрузивши корабль шелкомъ и другими товарами, отправились мы въ Англію.
Вскорѣ, по возвращеніи изъ Турціи, предприняли мы Маія 1769 года пріятное путешествіе въ Оппорто въ Португаллiи, куда ко времени карнавала прибыли. По пріѣздѣ нашемъ прислано было къ намъ тритцать шесть артикуловъ, которые должны клятвою подтвердить: никто изъ насъ да не дерзалъ бы вступать на сушу, или на другой корабль, прежде нежели опредѣленной Инквизиціею розыскъ не совершится; не имѣемъ ли мы запрещенныхъ товаровъ, а особливо Библій. Все находящееся должны были мы предъявить, а прочія вещи до нашего возвращенія снесены на землю и отданы подъ сохраненіе. Естьлижъ у кого найдется Библія, которую онъ скрылъ, того сажаютъ въ тюрьму, наказываютъ и осуждаютъ на десятилѣтнее невольничество. Здѣсь случай позволилъ мнѣ видѣть многія великолѣпныя вещи; между прочими видѣлъ я садъ, называемой Едемъ, въ которомъ многіе духовные и монахи разныхъ орденовъ прохаживались и воспѣвали Бога. Мнѣ чрезвычайно желательно было посѣтить ихъ церковь; но сіе невозможно было, естьли не допущу себя при входѣ, окропить святою водою. Изъ любопытства и желанія быть освящену, подвергнулся я сей церемоніи. — Жизненныя потребности всякихъ родовъ здѣсь въ изобиліи. Городъ хорошо выстроенъ, красивъ и имѣетъ весьма прелестной видъ. По нагруженіи нашего корабля виномъ и другими товарами, отправились мы въ Лондонъ, и прибыли въ оной въ Іюлѣ.
Послѣдующее наше путешествіе было въ Средиземное море. Въ Сентябрѣ отправились мы въ Геную. Сей есть одинъ изъ прелестнѣйшихъ, виданныхъ мною доселѣ, городовъ. Нѣкоторыя строенія воздвигнуты были изъ превосходнѣйшаго мрамора и въ благороднѣйшемъ вкусѣ. Предъ многими устроены были великолѣпные фонтаны. Церкви богаты, исполнены великолѣпія, внѣ и внутри художественно изукрашены. Но весь сей блескъ помрачаемъ былъ въ моихъ глазахъ невольничьими галерами, коихъ положеніе, какъ здѣсь, такъ и въ прочихъ частяхъ Италіи, чрезвычайно бѣдно и достойно сожалѣнія. По препровожденіи въ семъ мѣстѣ нѣсколько недѣль, и по искупленіи потребнаго, отправились въ Неаполь, блистательной и очень красивой городъ; пристань изъ всѣхъ виданныхъ мною доселѣ лучшая и для кораблей самая удобная. Для меня удивительно было, что здѣсь въ Воскресной день въ вечеру представляется большая комедія, которую посѣщаетъ и Его Величество. Я оную такъ, какъ и сіи великія особы, видѣлъ; и для того тщетно служилъ Богу, когда вечеръ посвященъ служенію плоти. Въ бытность нашу здѣсь Везувій извергалъ огонь; сіе было ужасное зрѣлище. Мы столь близко находились, что пепелъ густо падалъ на нашъ корабль.
По окончаніи нашихъ дѣлъ въ Неаполѣ, отравились мы при способномъ вѣтрѣ въ Смирну, куда въ Декабрѣ и прибыли. Сераскиръ, или Офицеръ столь много нашелъ во мнѣ пріятности, что намѣревался меня удержать обѣщаніемъ двухъ женъ. Но сіи представленiя никакого не учинили во мнѣ впечатлѣнія. — Купцы путешествуютъ здѣсь караванами, или большими обществами. Л видѣлъ многіе караваны, шедшіе изъ Индіи, имѣющіе свои товары нагруженными на нѣсколькихъ стахъ верблюдовъ. Люди, сопровождающіе сіи караваны, были цвѣта темнаго. Между прочими вещьми привозятъ оные великое количество стручковъ, которые суть родъ садовыхъ овощей, вкусомъ сладки, пріятны и подобны Италіанскимъ бобамъ, но только оные нѣсколько длиннѣе. Для продажи каждаго товара опредѣлена особливая улица, и я находилъ между Турками всегда очень честныхъ купцовъ. Въ ихъ мечети или церкви не дерзаетъ ни одинъ. Христіанинъ вступить, что для меня было очень прискорбно; ибо мое любопытство простиралось въ посѣщаемыхъ земляхъ до всего, а особливо до Богослуженія оныхъ. Въ бытность нашу въ Смирнѣ воспослѣдовало моровое повѣтріе, и во время онаго содержались мы и съ грузомъ корабля въ особливомъ мѣстѣ. По уменьшеніи онаго отправились мы около Марта въ Англію. На семъ пути отъ неосторожности едва не сожженъ былъ корабль. Одинъ черной поваръ растапливалъ сало и пролилъ сковороду на огонь между декомъ; сей въ тожъ мгновеніе загорѣлся, и пламя достигло даже до фок-мачты. Бѣдной приспѣшникъ отъ страха поблѣднѣлъ и совсѣмъ безсловеснымъ сдѣлался. По счастію погасили огонь, не допустивъ до дальнѣйшаго вреда. По препровожденіи нѣкотораго времени на семъ пути, долженствующемъ почесться пріятною прогулкою, прибыли мы въ Іюлѣ въ Англію; а подъ конецъ года воспослѣдовала, что всѣ мы другъ съ другомъ разлучились, мой бравой Капитанъ, корабль и я.
Въ Апрѣлѣ 1771 года отправился я съ Капитаномъ Вилліамомъ Робертсономъ на кораблѣ, именуемомъ Гренади Плантеръ, для пріобрѣтенія вторично счастія своего въ Вест-Индіи. Мы отправились изъ Лондона въ Мадеру, Барбадосъ и Гренаду; въ послѣднемъ мѣстѣ постигла меня старинное мое въ Вест-Индіи несчастіе, при продажѣ нѣкоторыхъ товаровъ.
Бѣлой житель сего острова купилъ у меня на нѣсколько фунтовъ товару, и дѣлалъ мнѣ, какъ обыкновенно множество лестныхъ обѣщаній, безъ малѣйшаго намѣренія оныя исполнишь. Онъ также купилъ и у другихъ людей нашего корабля нѣсколько товаровъ, съ которыми такимже же образомъ намѣревался поступить; на слова у него недостатка не было. По нагруженіи нашего корабля и по пріуготовленiи къ отъѣзду, сей честной купецъ не только не имѣлъ ни малѣйшаго намѣренія насъ удовольствовать, но напротивъ, когда я и другой Негръ, у коего онъ также купилъ, требовали своихъ денегъ, грозилъ намъ, что мы побои, а не деньги получимъ. Мы прибѣгнули къ Г. Иншошу, мирному судіи, изъявили ему о учиненномъ съ нами безстыдномъ поступкѣ, и просили его о вспомоществованіи. Но будучи Неграми, хотя и свободными, не нашли помощи, и какъ нашъ корабль совсѣмъ уже готовъ былъ отвалить, недоумѣвались мы, какимъ образомъ возвратить деньги. Но къ счастію нашему сей человѣкъ былъ долженъ тремъ бѣлымъ матросамъ, немогшимъ также получить отъ него ни полушки. И для сего они намѣрены были съ нами совокупно учинить обыкновенное съ нимъ дѣло: мы пошли всѣ для пріисканія нашего должника. Сей бездѣльникъ, примѣтивъ предстоящую ему напасть, обѣщалъ каждому изъ насъ малое нѣчто изъ требуемаго заплатить. Сіе раздражило насъ чрезвычайно: нѣкоторые намѣревались обрѣзать ему уши; но онъ столь униженно просилъ о помилованіи, что мы наконецъ, по совлеченіи съ него даже самой рубашки, наказаніе отложили. Потомъ позволили ему удалиться, и онъ, что малымъ отдѣлался, столь былъ веселъ, что насъ благодарилъ, и прежде, нежели сокрылся въ кустарникъ, желалъ намъ счастливаго пути. Мы возвратились на бортъ, и вскорѣ послѣ сего отправились въ Англію.
На семъ пути корабль чрезъ мою неосмотрительность пришелъ было въ величайшую опасность. Я нѣчто дѣлалъ между каютами, и уронилъ свѣчу, которую держалъ въ рукѣ, на пороховую бочку. Къ величайшему счастію примѣтилъ я сіе, и моя неосторожность, слава Богу, не имѣла дальнѣйшихъ слѣдствій, кромѣ того, что по сорваніи свѣчи отъ страха, упалъ я въ обморокъ.
Въ дватцать восемь дней прибыли мы въ Англію, и я разлучился съ симъ кораблемъ. Мое спокойствіе ни на минуту не утверждалось: мнѣ чрезвычайно желательно было обозрѣть свѣтъ, сколько возможно; и для того, слѣдуя сему побужденію, вступилъ я сегожъ года на одинъ изрядной и великой корабль, Ямайка именуемый, подъ командою Капитана Давида Ватти, и въ Декабрѣ изъ Англіи отправились въ Невивъ и Ямайку.
Ямайка есть изрядной, великой, довольно населенной и между Вест-Индскими наилучшій островъ. Я нашелъ здѣсь довольное число Негровъ, которые, какъ и повсюду, отъ бѣлыхъ худо содержатся, и они влачатъ иго невольничества, столь же безчеловѣчно наказываются, какъ и на другихъ островахъ. Сіе наказаніе совершаютъ люди, тѣмъ пропитаніе себѣ пріобрѣтающіе; они обходятъ домы, и гдѣ потребно, наказываютъ невольниковъ; за одного получаютъ они обыкновенно четыре бита. Хотя мы здѣсь и краткое время пребывали; однакожъ я былъ свидѣтелемъ множества жестокостей, производимыхъ съ невольниками. Между прочими видѣлъ я, что одного бѣднаго невольника, связавши ему руки веревкою, повѣсили въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ земли, а къ ногамъ привязали тяжесть въ пятьдесятъ фунтовъ, и въ семъ растягивающемъ положеніи наказывали его безчеловѣчно. Особливожъ разсказывали мнѣ о двухъ господахъ, славными учинившихся своею жестокостію. Одинъ изъ оныхъ своего Негра привязалъ къ столбу обнаженнаго, гдѣ онъ въ два часа отъ насѣкомыхъ до смерти искусанъ былъ. Другой господинъ разсказывалъ моему господину, что онъ одного Негра за покушеніе отравить своего надзирателя осудилъ живаго сжечь.
Я умалчиваю о множествѣ подобныхъ примѣровъ, дабы не навлечь читателю прискорбія изображеніемъ сей варварской сцены. Спустя малое время бытія моего на островѣ, купилъ у меня Г. Шмитъ товаровъ на дватцать пять фунтовъ стерлинговъ; коль скоро потребовалъ я отъ него денегъ за оные, угрожалъ каждой разъ наказаніемъ и тюрьмою. Одинъ разъ сказалъ онъ мнѣ, что будто я намѣренъ былъ сжечь его домъ; въ другой клялся, что я хотѣлъ убѣжать съ его. невольниками. Я изумился, видя таковые его поступки. Впрочемъ ничего другаго мнѣ не оставалось, какъ безъ роптанія сносить мою участь.
По прибытіи въ Кингстонъ, немалымъ удивленіемъ поразило меня множество Африканцовъ, которые обыкновенно въ воскресной день на одномъ пространномъ и способномъ мѣстѣ, Спрингъ Пашъ называемомъ, вмѣстѣ собираются. Каждая нація составляетъ здѣсь собственное общество, и танцуетъ по обыкновенію своего отечества. Они сохраняютъ всѣ отечественные обряды; погребаютъ умершихъ также, какъ и въ Африкѣ; кладутъ во гробъ свирели, табакъ и прочія вещи.
По нагруженіи корабля, отправились мы обратно въ Лондонъ, куда слѣдующаго Августа прибыли. По пріѣздѣ моемъ явился я къ прежнему моему благосклонному господину, Доктору Ирвингу, которой предложилъ мнѣ о вторичномъ вступленіи въ его услуги. Будучи утомленъ морскою жизнію, съ радостію принялъ я сіе предложеніе. Для меня было весьма пріятно находиться опять при семъ мужѣ. Наше ежедневное упражненіе было испровергать царство престарѣлаго Нептуна, и соленую воду очищая, въ сладкую претворять. Сіе продолжалось даже до Маія 1773 года, въ которое время звукъ славы призвалъ меня для пріисканія новыхъ чудесъ, т.е. для обрѣтенія чрезъ сѣверной полюсъ пути въ Индію; но Творецъ нашъ никогда не благоволилъ, чтобъ мы оный нашли. Въ то время происходило расположеніе сыскать чрезъ сѣверъ на востокъ путешествіе, которое подъ начальствомъ Барона Константина Іогана Пиппа, нынѣшняго Лорда Мулграва, на Королевскомъ военномъ кораблѣ, именуемомъ Росе Горсъ, предпринято было. Господинъ мой имѣлъ величайшее желаніе участвовать въ семъ славномъ походѣ. Мы дѣлали потребныя къ пути пріуготовленія, и 24 Маія 1773 года вступилъ я съ нимъ на корабль Росе Горсъ. Мы отправились въ Сеернекъ, гдѣ Королевское судно Каркасъ, командуемое Капитаномъ Лудвигомъ, къ намъ присоединилось. 4 Іюня отправились къ сѣверному полюсу, а 15 сегожъ мѣсяца были около Зетландіи.
Сей день былъ для меня чрезвычайно достопамятенъ. Чрезъ мою неосторожность едва было корабль на воздухъ не подняло, и всѣ люди не лишились жизни. Сколь безнадежно было спасеніе отъ сей опасности, столь остороженъ сдѣлался я въ послѣдствіи. Корабль былъ столь полонъ, что каждой на ономъ очень мало имѣлъ мѣста; сіе было особливо для меня очень не пріятно. Я хотѣлъ вести ежедневную записку сему чрезвычайному и достопамятному путешествію: къ сему намѣренію не имѣлъ я другой каюты, выключая малой запасной Докторской камеры, въ которой я спалъ. Сіе тѣсное мѣсто наполнено было всякими опасными горячими вещами. По несчастiю однимъ вечеромъ, какъ я продолжалъ свои ежедневныя записки, свѣча изъ фонаря упала искра попала на одну изъ горячихъ матерій; вдругъ поднялся огонь, и въ одно мгновеніе вся, комната обнялась пламенемъ. Я ничего другаго не видалъ, какъ смерть предъ глазами, и весь былъ окруженъ пламенемъ. Въ минуту взволновался весь корабль, и многіе люди, находившіеся по близости, прибѣжали для вспомоществованія утушить огонь. Я чрезъ все сіе время находился въ пламени; рубашка и галстукъ на тѣлѣ были уже сожжены, и дымъ почти уже меня задушалъ. Но въ самое то время, какъ я уже всей надежды лишился, нѣкоторые люди принесли мокрые тюфяки и войлоки, бросили оные въ пламя, отъ чего огонь въ минуту погасъ. Я получилъ отъ Офицеровъ, извѣстившихся о семъ приключеніи, очень жестокой и великими угрозами сопровождаемой выговоръ, и наистрожайше мнѣ запрещено въ другой разъ въ семъ мѣстѣ съ свѣчею сидѣть. Да и собственной мой страхъ принудилъ меня нѣкоторое время сіе приказаніе въ точности исполнять; но наконецъ осмѣлился я опять, ибо иначе не могъ нигдѣ продолжать своихъ записокъ, тайно, съ великою осторожностію, съ свѣчею въ сію каюту ходить.
20 Іюня начали мы съ Докторомъ свое дѣло отправлять; я при сей работѣ обыкновенно трудился, и часто отъ 26 до 40 ведръ воды въ день очищали; сія очищенная вода была совершенно чиста, никакого противнаго вкусу не имѣла, ни мало не солона, и была на различныя потребности на кораблѣ употребляема.
28 Іюня находились мы подъ 78 градусомъ сѣверной широты, и открыли Гренландію, гдѣ къ великому изумленію представилось мнѣ солнце никогда не заходящимъ. Погода была чрезвычайно холодна, и какъ мы по предписанному порядку плыли между Нордомъ и Остомъ, то видѣли многія чрезмѣрно высокія ледяныя горы; также представлялось намъ довольное число великихъ китовъ, плавающихъ близко корабля, и извергающихъ воду высоко на воздухъ. Однимъ утромъ былъ нашъ корабль довольнымъ числомъ морскихъ лошадей окруженъ, которыя совершенно также, какъ и прочія лошади, ржали. — 30 числа прибылъ къ намъ на корабль Капитанъ одного Гренландскаго судна; онъ объявилъ намъ, чтобъ мы далѣе не ѣздили, ибо будемъ окружены непроницаемымъ льдомъ. Однакожъ мы продолжали вдаль свой бѣгъ даже до 11 Іюля, въ которое время наѣхали на твердой и непроницаемой ледъ; мы плыли онымъ десять градусовъ отъ востока на западъ, и были 27 числа подъ 80, 37 сѣвер. шир. и 19 или 9о восточной долготы отъ Лондона.
29 и 30 Іюля видѣли мы долину изъ гладкаго и неразрушаемаго льда, ограничиваемую горизонтомъ; толщина оныя была до 25 футовъ. Мы были по большой части освѣщаемы солнечнымъ свѣтомъ, и имѣли безпрестанной день. Въ продолженіе сего времени умертвили мы многихъ морскихъ животныхъ, и между прочими девять медвѣдей, которые были чрезвычайно жирны. Мы приманивали ихъ къ кораблю зажженными перьями, или мѣхами. Для меня казались они грубою пищею, но для другихъ были они чрезмѣрно вкусны. Нѣкогда съ бота выстрѣлили въ одну морскую лошадь, и поранили ее; она вдругъ погрузилась, и вскорѣ послѣ вышла обратно съ великимъ числомъ другихъ. Всѣ совокупно напали на ботъ, которой находился въ величайшей опасности быть изгрызену; но наконецъ прибылъ ботъ съ Каркаса для помощи къ нашему, и отогнали морскихъ лошадей: однакожъ оныя у одного человѣка весло изъ рукъ вырвали. Прежде еще нападали онѣ на ботъ нашего корабля, однакожъ по счастію никакого вреда не учинили. Хотя мы многихъ изъ сихъ животныхъ ранили, но только одну могли получишь.
Мы пребыли на семъ мѣстѣ даже до 1 Августа, въ которое число оба корабля плавающимъ по морю льдомъ были стѣснены. Сіе самое учинило наше положеніе весьма бѣдственнымъ и страшнымъ; а 7 числа находились оба наши корабля въ величайшей опасности быть въ куски раздавленными. Офицеры учинили совѣтъ, что предпринять для спасенія нашей жизни, и было опредѣлено стараться ботъ чрезъ ледъ переволочь въ море: но оное столь отъ насъ отдалено было, что никто изъ насъ о такомъ разстояніи и не помышлялъ. Сіе опредѣленіе исполнило насъ величайшимъ прискорбіемъ и отчаяніемъ; ибо мы себѣ ни малѣйшаго не представляли вида, могущаго воспротивиться смерти. Мы обломали около кораблей льду столько, что оные какъ будто бы стали находиться въ нѣкоторомъ родѣ пруда, а чрезъ то опасность быть раздавлену нѣсколько уменьшилась. Послѣ предприняли мы, сколько силы наши позволяли, перетаскивать ботъ въ море; но по трехъ дневныхъ трудахъ едва сошли мы съ мѣста. Сіе самое нѣкоторыхъ изъ насъ лишило всей бодрости; да л и самъ, разсуждая о окружающемъ насъ бѣдствіи, совсѣмъ почиталъ себя погибшимъ. Въ продолженіе сей трудной работы упалъ я одинъ разъ въ проломъ, учиненной во льду, и естьлибь по Божескому провидѣнію не случились нѣкоторые люди вблизи, которые мнѣ немедленно подали помощь, необходимобъ потонулъ.
Сіе печальное наше положеніе, въ которомъ безпрестанно одержимы были страхомъ погибнуть во льду, принудило меня помыслить о вѣчности, о коей я никогда не размышлялъ. Съ каждымъ мгновеніемъ видѣлъ я предъ собою смерть; морозъ проницалъ мое тѣло, при размышленіи предстать предъ страшнаго Судію въ тогдашнемъ положеніи; сомнѣніе угнѣтало меня, могу ли я изъ сего состоянія преселиться въ блаженную вѣчность. Наша надежда безпрестанно ослабѣвала; ибо среди льда, и будучи отдаленными отъ корабля, которой мы уже изъ виду потеряли и на нѣсколько миль отъ онаго были, не возможно намъ было долго сохранять свою жизнь. Мы взирали на все сожалительнымъ окомъ; блѣдное отчаяніе начертано было на лицахъ; многіе, отъ коихъ прежде единыя клятвы были слышны, Бога о помощи просили, и при достиженіи нашей нужды до крайности услышанъ нашъ вопль: мы избавлены были сверьхъ всякаго человѣческаго чаянія.
По истеченіи одиннатцати дней заключенія корабля, а нашего влеченія Четырехъ, вѣтръ возсталъ къ Норд-осту. Погода была тиха и ледъ началъ въ море, которое у насъ было къ юго-западной странѣ, ломаться. Нѣкоторые возвратились на бортъ, и употребляли всѣ силы направить корабль въ открытую воду. Мы раскинули всѣ парусы, и дали сигналъ оставшимся при ботѣ возвратиться къ намъ. Всѣ благополучно прибыли. Мы продолжали работу изъ всей силы, и наконецъ по тридесяти часахъ къ неизреченной радости вышли въ открытое море. Коль скоро были внѣ опасности, бросили якорь, исправили причиненной вредъ, и 19 Августа отправились изъ сего необитаемаго угла земли, въ которомъ нестраннопріемной климатъ отказываетъ въ пропитаніи и покровѣ; въ которомъ не произрастаютъ древа или кустарники изъ хладныхъ камней, но все наго и покровенно льдомъ, которой и самые чрезъ полугодичное время падающіе солнечные лучи не въ состояніи разрушишь и изпровергнуть.
По истеченіи одного дня отправились мы далѣе къ югу, а 28 числа подъ 73 град. шир. Около десяти часовъ ночи послѣдовала темнота. 10 Сентября между 58 и 59 гр. шир. имѣли мы весьма жестокой вѣтръ, и столь высокія волны воздымались, что въ десять Часовъ очень много воды въ корабль налилось. Чрезъ сіе самое принуждены мы были чрезъ цѣлой день при насосахъ неутомимо трудиться. Одна волна съ столь великою наглостію устремилась на корабль, что я подобной ей во всю мою жизнь еще не видывалъ. Она покрывала чрезъ долгое время весь корабль водою, и мы думали видѣть послѣдній часъ нашей жизни. Два бота съ своихъ укрѣпленій были сорваны. Все находящееся на верьху непривязаннымъ и неприкрѣпленнымъ (между прочимъ находились многія достойныя примѣчанія на ономъ вещи, взятыя нами изъ Гренландіи) потоплено, и мы принуждены были для облегченія корабля нѣкоторыя изъ нашихъ пушекъ бросить въ море. Другой корабль, находящійся отъ насъ въ отдаленіи, былъ подобножъ въ величайшей опасности, и потерялъ свою мачту; однакожъ мы не въ состояніи были притти къ оному на помощь. Каркасъ потеряли мы изъ виду, и не прежде, какъ по усмотрѣніи нами земли при Орфорднессѣ, прибылъ къ намъ. Отсюда отправились мы въ Лондонъ и прибыли 30 въ Дептфардъ. Такимъ образомъ, къ величайшей радости находящихся на бортѣ окончилось къ полюсу путешествіе по четырехъ-мѣсячномъ отсутствіи, въ которое время съ величайшею опасностію приближились даже къ 81 градусу сѣвер. широт. и 29 град. длины, гораздо далѣе, нежели кто прежде насъ отваживался. Чрезъ сіе самое невозможность переѣзда въ Индію неоспоримо доказана.
Содержаніе: Издатель оставляетъ Доктора Ирвинга, и отправляется на одномъ, вЪ Турцію назначенномЪ, кораблѣ — Извѣстіе объ одномъ Негрѣ, которой насильственнымъ образомъ взятъ я отосланъ вЪ Вест-Индію, и о тщетномъ попеченіи ИздателевомЪ возвратить ему вольность.
По окончаніи къ сѣверному полюсу путешествія, отправились мы съ Докторомъ Ирвингомъ обратно въ Лондонъ; я остался еще на нѣкоторое время при немъ. Въ бытность мою у него, началъ я рачительно размышлять о постигнувшихъ меня несчастіяхъ. Но особливожъ послѣднее наше путешествіе въ разсужденіи сего намѣренія учинило въ моихъ мысляхъ живѣйшее впечатлѣніе, и было для меня, по благости Божіей, источникомъ величайшаго счастія: оно принудило меня мысленными очами воспаритъ къ вѣчности, и искать заблаговременно неизмѣняемаго блаженства для моей души. Я восхищался; сердцемъ и благодарилъ чистосердечно Господа, что Онъ благоволилъ мнѣ прибыть въ Лондонъ, гдѣ опредѣлено было мною трудиться нелѣностно о спасеніи моей души, и чрезъ то предуготовить себѣ стезю, ведущую къ небесамъ; ибо жизнь моя доселѣ ничто иное была, какъ смѣшеніе заблужденій и пороковъ.
Въ слѣдствіе чего оставилъ я Г. Доктора Ирвинга, преобразителя соленой воды въ удобную къ употребленію, и преселился въ Ковентри Куртъ. Попеченіе о будущемъ блаженствѣ души моей безпрестанно занимало мои мысли; я всячески старался сдѣлаться истиннымъ и нелицемѣрнымъ Христіаниномъ, и всюду изыскивалъ средства къ обрѣтенію онаго.
Въ семъ положеніи пребылъ я нѣсколько мѣсяцовъ. Наконецъ, дабы разсѣять смущенныя мои мысли, вознамѣрился отправиться въ Турцію. Я искалъ для себя господина, и нашелъ извѣстнаго Капитана Іонъ Гуга, начальника корабля, Англія именуемаго, которой опредѣленъ былъ путешествовать въ Смирну, и въ Темзѣ пріуготовлялся къ отъѣзду. Я вступилъ къ нему во услуженіе, и рекомендовалъ ему также одного весьма изряднаго Негра, Іона Анниса, въ поварскую должность. Сей человѣкъ находился около двухъ мѣсяцовъ на кораблѣ при отправленіи своей работы. Онъ прежде многіе годы принадлежалъ Господину Вилліаму Кирпатрику, помѣщику на островѣ Св. Китта, но коего онъ наконецъ, по соизволенію его, оставилъ. Не взирая на сіе Г. Киркпатрикъ производилъ повсемѣстные и всевозможные поиски получить его обратно въ свою власть. Онъ просилъ многихъ Капитановъ привесть его на островъ; но какъ всѣ поиски и предпріятія оставались тщетными, то самъ прибылъ, и 4 февраля съ шестью человѣками на двувесельномъ ботѣ на нашъ корабль вступилъ, и въ присутствіи всего корабельнаго народа и перваго штурмана, которой сего Herpа уговорилъ остаться, хотя другіе совѣтовали ему удалиться, совлекъ съ корабля силою. Я почитаю заподлинно, что сіе учинилось по согласію; но есшьлижЪ сіе истинна, то очень мало чести приноситъ какъ штурману, такъ и Капитану, что ни одинъ изъ ихъ сего бѣднаго угнѣтеннаго Негра не взялъ подъ свое защищеніе. Но Капитанское безчестіе усугублялось наипаче тѣмъ, что онъ ему ни полушки заслуженнаго жалованья, простиравшагося до пяти фунтовъ, не заплатилъ.
Я былъ одинъ оказавшійся для него въ видѣ друга, и старался, какъ возможно, возвратить ему вольность. Мнѣ извѣстно было изъ опытовъ, сколь чувствительно потерять благороднѣйшее сокровище въ жизни, вольность. Я отправился, сколь скоро возмогъ, въ Гравезандъ, развѣдывалъ о кораблѣ, вмѣщающемъ Негра; но къ несчастiю оной, по вступленіи его на корабль, съ первымъ попутнымъ вѣтромъ отправился. Мое намѣреніе было овладѣть самою особою Г. Киркпатрика, желающаго отправиться въ Шотландію. Я постарался исходатайствовать приказъ взять его подъ стражу, и для исполненія онаго съ судебными приставами пошелъ въ его жилище, состоящее при церкви Св. Павла. Служители его меня знали, и для того принужденъ былъ я употребить въ помощь хитрость: для неузнанія себя намазалъ я свое лице бѣлымъ, и сей обманъ имѣлъ желанное дѣйствіе. Онъ не выходилъ ту ночь изъ дому; а слѣдующее утро употребилъ" я къ исполненію своего предпріятія. Приказаніе, данное судебнымъ приставамъ, имѣло желанное дѣйствіе: онъ повиновался высочайшему приказу; но извиненіемъ для него было, что онъ того, за кого обвиняютъ, при себѣ не имѣетъ, и въ слѣдствіе онаго выпущенъ изъ тюрьмы.
Я пошелъ тотчасъ къ извѣстному человѣческому другу Гранвиллю Шарпу, которой меня весьма благосклонно принялъ, и все требуемое обѣщалъ. Я оставилъ его съ горячайшею благодарностію и съ твердѣйшею надеждою доставить несчастному. Аннису его вольность. Но ахъ! мои стряпчіе меня обманули, и взявъ деньги, многіе мѣсяцы волочили сіе дѣло безъ успѣха, и нималѣйшаго старанія не прилагали о немъ; а сей бѣдной человѣкъ по прибытіи въ островъ Св. Китта былъ, по введенному обычаю, за руки и за ноги привязанъ къ землѣ и немилосерднѣйшимъ образомъ битъ и тираненъ, а послѣ обремененъ тяжелыми, на шею возложенными оковами. Я получилъ отъ него два весьма трогательныя письма, и предпріялъ было отважной планъ, но которой уничтожился: ибо получилъ я извѣстіе о его смерти.
Сіе приключеніе лишило меня всякаго спокойствія. Я рѣшился вторично отправиться въ Турцію, и для того вступилъ на бортъ, одного корабля, опредѣленнаго въ Турцію, именуемаго Вестеръ-Галль, подъ командою Капитана Линя; но отъ сего путешествія прежнимъ моимъ Капитаномъ, Г. Гугомъ и другими удержанъ. Все казалось возставшимъ противъ меня. Одна религія низливала въ мое растерзанное сердце бальзамъ утѣшенія.
Пребывая чрезъ все сіе время безъ всякой должности, принужденъ былъ опять возвратиться въ море, я вступилъ на корабль, именуемой Гопъ, находящійся подъ командою Капитана Рихарда Штранга, и назначенной изъ Лондона въ Кадиксъ; но едва я вступилъ на оный, какъ принужденъ былъ по неволѣ слышать развращенные разговоры корабельныхъ служителей, и видѣть худыя дѣла ихъ. Сіе было величайшимъ противоборствiемъ предпринятому мною намѣренiю, т.е. вести безпорочную жизнь. Я былъ въ неизреченномъ страхѣ чтобъ не заразиться опять сею смертоносною язвою; и для того лучше разсудилъ оставить корабль, и бѣдно влачить свою жизнь, нежели быть съ людьми, лишенными страха къ величеству Божію. Я много разъ просилъ у Капитана удовольствія; но онъ не только не намѣренъ былъ доставить мнѣ оное, но всячески старался, убѣдительнѣйшими доводами уговорить меня остаться при немъ, и всегда обходился со мною какъ онъ, такъ и прочіе на кораблѣ съ величайшею учтивостію. Однакожъ не взирая на все сіе, мои мысли не перемѣнялись до тѣхъ поръ, пока убѣдили меня нѣкоторые изъ духовныхъ моихъ друзей; и я принужденъ былъ распростившись съ ними, вступить обратно на бортъ. Мы отправились въ Гишпанію; мой Капитанъ оказывалъ мнѣ безпрерывные опыты своего благоволенія.
То было 4 Сентября, какъ мы оставили Лондонъ; а 23 сегожъ мѣсяца прибыли по благополучномъ плаваніи въ Кадиксъ. Сіе мѣсто есть крѣпко, имѣетъ хорошій видъ, и очень богато. Гишпанскія Галіоты часто посѣщаютъ сію гавань, и въ бытность нашу находились нѣкоторые въ оной.
Наше пребываніе продолжалось въ Кадиксѣ до тѣхъ поръ, пока корабль совсѣмъ нагруженъ былъ. Мы отправились около 4 Ноября; наше путешествіе было благополучно, и къ величайшей моей радости, въ слѣдующій мѣсяцъ прибыли въ Лондонъ.
По прибытіижъ моемъ посѣтилъ я нѣкоторыхъ изъ старыхъ моихъ друзей, которые чрезвычайную радость оказывали, увидѣвъ меня обратно. Но вящшее участіе бралъ почтенный Г. Г. С. мужъ благочестиваго житія. Я имѣлъ удовольствіе быть съ нимъ въ письменной перепискѣ даже до его смерти, воспослѣдовавшей 1784 года. Я былъ пріобщенъ въ сочлены Вестминсперской церкви. Сіе для меня было источникомъ радости; мое сердце восхищалось, и возсылало благодареніе ко Всевышнему; мое единственное желаніе было служить безпрерывно истинно Богу — Но ахъ! Я принужденъ былъ еще ожидать сего времени.
Содержаніе: Издатель вступаетъ на кораблѣ, назначенный вЪ КадиксЪ — Едва непретерпѣваетъ кораблекрушенія — Отправляется вЪ Малагу — Красота тамошней соборной церкви — Спасаетъ на возвратномъ пути въ Англiю одиннатцать несчастныхъ человѣкЪ вЪ море — Вступаетъ вновь сЪ Докторомъ ИрвингомЪ на корабль, и отправляется вЪ Ямайку и кЪ берегу Мускитовъ. Находитъ Индійскаго Принца на бортѣ — Старается утвердить его вЪ религіи — Худые примѣры нѣкоторыхъ людей на кораблѣ уничтожаютЪ его попеченіе — Прибываютъ сЪ нѣкоторыми вЪ Ямайкѣ купленными невольниками кЪ берегу МускитовЪ, и разводятъ плантацію — Нѣкоторыя извѣстія о нравахъ и обыкновеніяхъ МускитскихЪ ИндѣицовЪ — Cчacmливая удача Издателева прекратить возставшую между оными ссору — Достопамятное угощеніе, которое учинено было отЪ нихъ для Доктора Ирвинга и Издателя — Издатель оставляетъ берегъ и отплываетъ вЪ Ямайку — Господинъ, на чье судно сѣлъ, варварски сЪ нимЪ обходится — ОнЪ избѣгаетъ и прибываетъ кЪ Мускитскому Адмиралу, которой его дружественно пріемлетъ — Вступаетъ на другой корабль — Примѣры худаго содержанія — Обрѣтаетъ Доктора Ирвинга — Прибываетъ вЪ Ямайку — ОбманутЪ отЪ своего Капитана — Оставляетъ Доктора и отправляется вЪ Англію.
По обратномъ изготовленіи нашего корабля къ выходу въ море, просилъ меня Капитанъ сотовариществовать ему въ путешествіи; но какъ я не имѣлъ ни въ чемъ нужды, то противился сначала его прозьбѣ; однакожъ наконецъ убѣжденъ былъ Нѣкоторыми моими пріятелями, и отправился съ несомнѣннымъ врученіемъ себя волѣ Божіей въ Мартѣ, 1775 года въ Кадиксъ. Наше путешествіе было весьма благополучно, и съ нами не встрѣчалось ничего противнаго даже до пристани. Сіе случилось въ Воскресенье, какъ мы намѣревались вступить въ гавань; но въ самое то время набѣжалъ нашъ корабль на камень. Всѣ бывшіе на кораблѣ находились въ величайшей опасности; каждой взывалъ къ Богу о помилованіи. Не взирая, что я не умѣлъ плавать, и никакого средства не видалъ предъ собою къ избѣжанію отъ смерти, оставался совсѣмъ спокоенъ; ибо я ни малѣйшаго не имѣлъ желанія продолжать жизнь. Я радовался еще сердечно; ибо увѣренъ былъ, что сія смерть скоро принесетъ меня къ небесамъ. Однакожъ сіе для меня вожделенное время еще неприближилось. Окружающіе меня люди удивлялись чрезвычайно моему равнодушію, и не знали, чему оное приписать.
Коль скоро усмотрѣно было несчастіе нашего корабля, прибыли многіе большія Гишпанскія транспортныя суда, наполненныя людьми; всѣ прибывшіе начали трудишься; нѣкоторые стали при насосахъ; другіе вспомоществовали скорѣе разгружать корабль; и какъ былъ одинъ только камень, на которой нашъ корабль набѣжалъ; то вскорѣ съ онаго сошли и вступили къ счастію нашему въ глубокую воду. Мы послѣ направили бѣгъ своего корабля къ ближайшему мѣсту берега, дабы предохранить оной отъ потопленія, и по истеченіи довольнаго времени и трудовъ, удалось намъ наконецъ исправить совершенно нашъ вредъ.
По отправленіи нашихъ дѣлъ въ Кадиксѣ, отплыли мы въ Гибралтаръ, а отсюду въ Малагу, городъ весьма прекрасной и богатой, въ которомъ соборная церковь, прекраснѣйшая изъ всѣхъ мною доселѣ виданныхъ, находится. Я слышалъ, что оная сооружаема была болѣе пятидесяти лѣтъ, и еще не совсѣмъ окончена. Внутри по большой части, совсѣмъ она отстроена и великолѣпно украшена превосходными мраморными стѣнами и многими несравненными изображеніями. Послучаю видѣлъ я оную очень великимъ множествомъ восковыхъ свѣчъ освѣщенною, изъ коихъ нѣкоторыя были толщиною съ ногу; но оныя употребляются только въ большіе праздники.
Сіе для меня было очень удивительно, что здѣсь въ Воскресенье въ вечеру учреждены сраженія животныхъ и другія увеселенія. Я изъявлялъ къ сему злоупотребленію Субботы негодованіе.
По нагруженіи въ семъ мѣстѣ нашего корабля виномъ, плодами и серебромъ, отправились мы въ Кадиксъ, гдѣ взяли еще двѣ бочки серебра, а потомъ отправились въ Іюнѣ въ Англію; будучи около 24 градуса сѣверной широты, имѣли мы многіе дни противной вѣтръ, и корабль нашъ въ сіе время отнесло на шесть или на семь миль обратно.
Къ величайшей нашей радости и Изумленію слѣдующаго дня, что было 21 Іюня, оказалась дѣйствующая рука Благотворца, коего пути для слабыхъ смертныхъ всегда непостижимы. Въ предъидущую ночь снилось мнѣ, будто я вижу ботъ, плывущій по правую сторону корабля. На другой день во время нашего обѣденнаго стола, закричали на верьху: ботъ! при семъ словѣ вообразился мнѣ мой сонъ, и я былъ первой, выскочившій на верьхъ. Я увидѣлъ и подлинно вдали малой ботъ; но какъ волны воздымались не мало, то онъ иногда представлялся зримымъ, а иногда сокрывался отъ зрѣнія, и мы не могли ничего другаго предпринять, какъ удержать бѣгъ нашего корабля. Ботъ, которой чрезвычайно былъ малъ, прибылъ къ намъ, и мы приняли на корабль одиннатцать человѣкъ. По всѣмъ человѣческимъ разсужденіямъ сіи бѣдные люди не могли бы ни одного часа долѣе держаться; ибо въ ихъ маломъ суднѣ ничего не находилось. Они были по поясъ въ водѣ, не имѣли ни одного куска изъ съѣстнаго, ни компаса, ни воды, словомъ, всѣхъ потребностей лишены были; и въ такомъ состояніи плыли они съ однимъ малымъ отломкомъ весла прямо по вѣтру, и принуждены были вручить себя произволенію волнъ. Коль скоро вступили они на бортъ, преклонили, колѣна и воздѣвъ свои руки къ небесамъ, благодарили Бога за спасеніе,
Бѣдной и несчастной сего бота Капитанъ произнесъ: Богъ есть милосердъ и благъ; Онъ увидѣвъ мои грѣхи далъ мнѣ время на покаяніе. Я восхищался при слышаніи такихъ словъ, и не упустилъ сего удобнаго случая разговаривать съ нимъ о Божескомъ провидѣніи — Сіи люди объявили намъ, что они Португальцы, и находились на одной, рожью нагруженной, бригантинѣ. Сего дня, по утру около пятаго часа грузъ на одной сторонѣ корабля перевѣсилъ другую, отъ чего оной во мгновеніе погибъ; двое съ кораблемъ вмѣстѣ погибли; но какъ сіи одиннатцать вступили въ ботъ, которой былъ привязанъ къ деку, того никто изъ нихъ не могъ объявить. Мы снабдили ихъ всѣмъ потребнымъ, и доставили благополучно въ Лондонъ. Я надѣюсь, что сей случай обратитъ ихъ къ добродѣтельной жизни.
Я прибылъ обратно къ моимъ друзьямъ и собратіямъ; моя жизнь текла между оными въ радости и удовольствіи даже до Ноября, въ которое время старинной мой другъ, славный Докторъ Ирвингъ, очень изрядное судно, вмѣщающее около полутораста бочекъ грузу, купилъ. Онъ сдѣлалъ планъ завести плантацію на Мускитскомъ берегу, и учинилъ мнѣ предложеніе съ нимъ путешествовать, ибо, говорилъ онъ, лучше мнѣ, нежели другому, повѣритъ свое имѣніе. По совѣту моихъ друзей принялъ я сіе предложеніе: ибо ласкался надеждою съ помощію Божіею быть орудіемъ къ обращенію къ добродѣтели хотя одного законопреступника.
Прежде, нежели вступилъ я на корабль извѣстился о четырехъ Мускитскихъ Индѣйцахъ, которые въ своемъ отечествѣ принадлежали къ классу знаменитыхъ особъ, и которые были Аглинскими купцами для собственной пользы сюда привезены. Одинъ изъ оныхъ былъ сынъ Мускитскаго Короля, юноша около осьмнатцати лѣтъ, крещенный въ Англіи, и подучившій имя Георгъ. Они отправлялись обратно на иждивеніи правительства, бывъ въ Англіи около года, и изучившись не худо говорить по Аглински. За восемь дней предъ нашимъ отъѣздомъ, имѣлъ я случай съ ними говорить, и узналъ, что они чрезъ все время по крещеніи не бывали въ церквѣ, и что они никакого образованія не получили. Сіе равнодушіе къ религіи было для меня прискорбно, и я прежде, нежели мы отправились, имѣлъ случай посѣтишь съ ними церковь. Въ Ноябрѣ 1775 года вступили мы на бортъ корабля, именуемаго Морнингъ Старъ, подъ командою Капитана Давида Миллера, и отправились въ Ямайку. Въ продолженіе сего пути прилагалъ я всевозможное стараніе научить Индѣйскаго Принца религіи, о которой онъ никакого попеченія не имѣлъ. Къ великой моей радости былъ онъ чрезвычайно примѣчателенъ, и съ немалымъ любопытствомъ слушалъ истинны, предлагаемыя ему много. Въ одиннатцать дней обучилъ я его не только Всѣмъ литерамъ, но онъ могъ уже два или три слога вмѣстѣ произнести. Въ краткое время сей молодой человѣкъ столь далеко простеръ свои успѣхи, а особливо въ религіи, что ночью вставалъ и въ одной рубашкѣ со мною молился, я былъ симъ чрезвычайно доволенъ, восхищался сердцемъ, и часто проливалъ слезы о обращеніи къ Богу. Каждой день старался я видѣть въ немъ перемѣны, и старался всячески, чтобъ мои посѣянныя добрыя сѣмена не были преодолѣны худыми. Сіе продолжалось чрезъ не малое время нашего путешествія, какъ наконецъ соблазны преобратили въ ничто всѣ мои попеченія. Едва нѣкоторые изъ его служителей примѣтили успѣхи, которые сей бѣдной язычникъ учинилъ въ религіи, начали надъ онымъ смѣяться и всячески шутить. Я дѣлалъ ему ревностнѣйшія представленія, но оныя къ тому единственно послужили, что Принцъ на оба колѣна хромалъ. Нѣкоторые изъ сихъ Веліаровыхъ дѣтей, которые не вѣрили никакой жизни по смерти, говорили ему, чтобъ онъ не опасался Діавола; ибо онаго не существуетъ, а естьли онъ къ нему придетъ, тобъ его прислалъ къ нимъ. Такимъ образомъ мучили сего бѣднаго невиннаго юношу; и онъ наконецъ не бралъ болѣе своей книги въ руки. Хотя онъ не пріобщался къ поступкамъ сихъ богомерскихъ бездѣльниковъ; однакожъ и не хотѣлъ быть при мнѣ; да и въ самое время молитвы не видалъ его приходящимъ. Сіе для меня было очень прискорбно. Я прилагалъ всевозможное стараніе его уговорить; но всѣ мои представленія оставались тщетными; просилъ его усильнымъ образомъ объявить мнѣ удерживающія его причины. Наконецъ спросилъ онъ меня: отъ чего сіе происходишь, что всѣ бѣлые, находящіеся на кораблѣ, хотя читать и писать, а сверьхъ того солнечное теченіе примѣчать могутъ и все разумѣютъ, однакожъ не взирая на сіе, клянутся, лгутъ и упиваются, и что только ты одинъ изъятіе дѣлаетъ? Я отвѣтствовалъ ему на сіе, что таковые поступки проистекаютъ отъ того, что они ни малѣйшаго не чувствуютъ страха ко Всевышнему Существу, и естьли кто изъ оныхъ оставитъ сію жизнь, то таковые поступки воспретятъ ему соединиться съ Богомъ или быть блаженнымъ. На сіе отвѣчалъ онъ мнѣ, что естьли ша персона, коея имя умолчу, пойдетъ въ преисподнюю, то и я желаю за нимъ послѣдовать. Для меня было очень чувствительно слышать произносимыя такія слова; и какъ онъ претерпѣвала иногда зубную боль, да и другіе въ тожъ время чувствовали такой же припадокъ, то я его спросилъ: сноснѣе ли для него зубная болѣзнь, когда онъ имѣетъ въ оной сотоварищей? его отвѣтъ былъ: нѣтъ. Тогда я ему объявилъ, равнымъ образомъ столь же мало, естьли онъ съ сими людьми снидетъ во адъ, умалятся его мученія. Сей примѣръ произвелъ въ немъ величайшее впечатлѣніе; онъ казался унылымъ, и старался чрезъ все время нашего пути быть всегда почти наединѣ.
Когда мы находились противъ Мартиники, и едва зрѣнію нашему представилась земля; воспослѣдовалъ столь жестокой вѣтръ, что, будучи многіе парусы разспростерты, большую мачту на сторону сломили. Въ то время много людей находилось на верьху; столбы, мачты и снасти всѣ упало подлѣ насъ, однакожъ никого нимало не повредило, хотя нѣкоторые и очень близко стояли; особливожъ два человѣка удивительнѣйшимъ образомъ Божескою десницею отъ смерти избавлены.
5 Генваря усмотрѣли мы Антикву и Монтсерратъ, и проѣхавъ мимо оныхъ, 14 прибыли въ Ямайку. Въ бытность нашу въ Ямайкѣ, водилъ я въ одно Воскресенье Мускитскаго Принца въ церковь, гдѣ онъ увидѣлъ трапезу. По выходѣ нашемъ изъ оной представилось намъ множество народа всякаго званія, стоящаго на разстояніе пути на четверть часа, отъ самыхъ церковныхъ дверей даже до моря, покупающаго и продающаго всякіе товары. Сіе было для молодаго Принца очень странно, и я имѣлъ скучай при семъ сдѣлать ему увѣщаніе самое живѣйшее. По изготовленіи нашего корабля къ отъѣзду на Мускитской берегъ, пошелъ я съ Докторомъ на одно Гвинейское судно для покупки невольниковъ, необходимо потребныхъ къ заведенію плантаціи, я старался сыскать своихъ соотечественниковъ. 12 февраля отправились мы изъ Ямайки, а 18 прибыли на Мускитской берегъ къ мѣсту называемому Дунейпи. Наши Индѣйскіе спутники получивъ отъ меня увѣщанія ко прилеплѣнію къ добродѣтели, а отъ Доктора нѣсколько штофовъ водки, распростившись дружески съ нами отправились на землю, гдѣ ихъ встрѣтилъ Мускитской Король, и мы съ того времени никого изъ нихъ не видали.
Послѣ сего отправились мы къ южной сторонѣ по берегу, и плыли къ мѣсту, называемому Грасіасъ а Діосъ, въ которомъ находится великой заливъ, пріемлющій въ свои нѣдра двѣ или три прекрасныя и великія рѣки, изобилующія рыбою и земляными черепахами. По прибытіи нашемъ въ сіе мѣсто, прибыли къ намъ на корабль нѣкоторые изъ обитателей. Мы ихъ приняли благосклонно, и объявили имъ, что мы пріѣхали для поселенія между ими, чѣмъ они казались были весьма довольными. Докторъ и я выступили съ нѣкоторыми другими на землю; они насъ водили всюду, показывали мѣста, для устроенія плантаціи. Мы избрали одно мѣсто, примыкающееся къ берегу рѣки, гдѣ земля была очень плодоносна; всѣ, что мы привезли, было выгружено, и учинено начало; рубили лѣсъ, и сажали различныя произрастѣнія, кои очень хорошо и скоро взошли. Во время сего упражненія отправилось наше судно къ сѣверу въ Бланъ-Риверъ для торговли. Въ бытность онаго тамъ, прибыло Гишпанское судно Гварда-Коста и отняло оное. Сіе для насъ было очень вредно, и погрузило въ различныя размышленія; однакожъ воздѣлываніе земли всегда продолжалось. Ночью зажигали мы кругомъ себя огни, для удержанія свирѣпости животныхъ, которыя, какъ скоро покроется земля мракомъ, начинали ужасное рыканіе. Какъ наше жилище положеніе свое имѣло въ довольно густомъ лѣсу, то видѣли мы довольное число звѣрей: однакожъ они никогда на насъ не нападали, выключая ядовитыхъ змѣй; но ихъ угрызеніе Докторъ изцѣлялъ; онъ давалъ больному, какъ возможно скоро, половину стакана крѣпкаго руму, смѣшаннаго съ немалымъ количествомъ Кайенскаго перцу. Такимъ образомъ излечилъ онъ двухъ жителей и одного изъ своихъ невольниковъ.
Индѣйцы чрезвычайно почитали Доктора, да и не безъ причины, ибо они подлинно никогда не имѣли между собою столь полезнаго для нихъ мужа; они стекались со всѣхъ странъ къ нашему жилищу, и нѣкоторые Воол-вовы или гладкоголовые Индѣйцы, обитающіе въ верьху нашей рѣки по южной сторонѣ, за 50 или 6о миль, приносили къ намъ немалое количество серебра для промѣну на наши товары. Но особливожъ получили мы отъ нашихъ сосѣдственныхъ Индѣйцовъ черепаховое масло, раковины, малыя шелковицы и нѣкоторыя жизненныя потребности; но трудиться для насъ ни за что не хотѣли; единственное было то, что они для насъ производили рыбную ловлю, и два раза вспомоществовали намъ рубить древа для строенія домовъ, и сіе производили также, какъ и Африканцы, т.е. мужья, жены и дѣти, всѣ совокупно работали. Сколько я могу вспомнить, ни одинъ изъ нихъ не имѣлъ болѣе двухъ женъ. Сіи сопровождали своихъ мужей всегда, когда они приходили въ наше жилище; вообще носили всѣ тяжести, и всегда садились съ подгнутыми ногами ниже своихъ мужей. Когда мы что нибудь удѣляли имъ отъ пищи, то ѣли мужья особливо, и ихъ жены особливо. Я никогда не примѣтилъ между оными ни малѣйшаго знака безстыдства. Главное ихъ щегольство состоитъ въ томъ, что какъ мущины, такъ и женщины имѣютъ великую склонность румяниться. Ихъ любимой цвѣтъ, коимъ они какъ лице, такъ и рубашки красятъ, есть красной. Женщины вообще воздѣлываютъ землю, а мущины всѣ рыболовы и лодочные мастера: кратко сказать, я никогда такого народа не видалъ, которой бы былъ столь простъ въ своихъ обыкновеніяхъ, и столь мало имѣлъ украшенія въ домахъ, какъ сіи люди. Они не имѣютъ, сколько я могъ узнать, ни одного слова, выражающаго брань. Между ими не примѣчено мною никакого богослуженія, сколь много ни старались ихъ Европейскіе сосѣди. Но я долженъ къ стыду своему признаться, что во всѣхъ жилищахъ, кои я видѣлъ и посѣщалъ на семъ берегу, ни одинъ не попадался бѣлой, которой бы былъ лучше и благочестнѣе сихъ непросвѣщенныхъ Индѣйцовъ. Они обыкновенно въ Воскресенье или работаютъ, или спятъ, и сіе послѣднее ввелось и у насъ, къ великому моему прискорбію, и мы по нѣкоторомъ времени не могли различить одного дня отъ другаго. Сей родъ жизни принудилъ меня наконецъ удалиться изъ сей страны.
Жители имѣютъ хорошее расположеніе въ тѣлѣ, и столь много снабдѣны воинскимъ духомъ, что никогда не побѣждались отъ Гишпанцовъ. До крѣпкихъ напитковъ, естьли оные могутъ получишь, великіе охотники. Мы обыкновенно изъ ананаса, коего здѣсь множество произрастаетъ, гнали румъ, и тогда не могли ихъ отъ своего жилища отогнать. Но чтожъ касается до ихъ честности, то они въ семъ пунктѣ превосходятъ всѣхъ извѣстныхъ мнѣ народовъ. По причинѣ жара, обитали мы на открытыхъ мѣстахъ, а всѣ свои вещи безъ всякаго заключенія хранили, я опочивали, ни мало не опасаясь похищенія оныхъ, и никогда не были обезпокоиваемы. Сіе для насъ было немалымъ удивленіемъ. Докторъ и прочіе говаривали часто: естълибъ мы въ такомъ положеніи находились въ Европѣ, тобъ въ первую ночь всѣхъ насъ перерѣзали.
Индѣйской Губернаторъ въ одно извѣстное время посѣщаетъ всѣ провинціи, будучи сопровождаемъ довольнымъ числомъ людей, какъ судья въ Англіи, разбираетъ всѣ ссоры, и принимается всюду съ величайшимъ высокопочтеніемъ. Онъ не забылъ со временемъ и намъ дать знать; приславъ къ намъ свою трость, какъ знакъ своего прибытія, и ожидалъ руму, сахару и пороху. Мы сіе не только исполнили, но и учинили всевозможныя пріуготовленія къ достойному его званія пріятію. При приближеніи его свиты и всѣхъ въ сосѣдствѣ нашемъ живущихъ начальниковъ, ожидали мы увидѣть въ немъ мужа разумнаго и достопочтеннаго; но вмѣсто онаго услышали мы дикой крикъ, и узнали, что они уже пьяны, чему причиною нашъ румъ. Мы не знали, что предпринять съ сими новыми нашими гостями, и не могли ничего другаго начать, какъ угощать ихъ чрезъ весь день, даже до вечера, великолѣпнымъ образомъ. Но наконецъ Губернаторъ сдѣлался очень пьянъ и чрезвычайно безпокоенъ; билъ одного начальника, наилучшаго нашего друга и ближайшаго сосѣда, и отнялъ у него шляпу. Все сообщество учинилось очень мятежно. Докторъ ставъ въ средину, старался примирить (ибо мы другъ друга совершенно понимать могли); но ничто не помогло, и наконецъ люди столько разъярились, что Докторъ опасался, чтобъ напослѣдокъ на него не устремились, и для того удалился и скрылся немедленно въ ближайшій лѣсъ, оставивъ меня съ сими безпокойными гостьми.
Я толико былъ раздраженъ противъ Губернатора, что съ радостію увидѣлъ бы, естьлибъ его, привязавъ къ дереву, наказали по заслугамъ: но я не имѣлъ довольно людей для укрощенія его партіи, и для того употребилъ хитрость къ пресѣченію сего мятежа. Я вспомнилъ одно мѣсто, читанное много въ Колумбовой жизни, которой нѣкогда Индѣйцовъ въ Мексикѣ или Перу предсказаніемъ извѣстнаго приключенія на небѣ устрашилъ. Сіе средство употребилъ я въ дѣйствіе, а въ послѣдствіи имѣло желанный успѣхъ. Коль скоро сіе было мною опредѣлено, вступилъ я въ средину ихъ, взялъ Губернатора за руку, указалъ на небо и сказалъ какъ ему, такъ и прочимъ, что тамъ обитаетъ Богъ, которой разгнѣванъ на нихъ; чтобъ они не дерзали начинать никакой другъ съ другомъ ссоры, ибо они всѣ суть братія; и естьли они не отыдутъ спокойно домой, то намѣренъ я, взявъ сію книгу (показавъ имъ Библію), нѣчто изъ оной прочесть и сказать къ Богу, чтобъ Онъ ихъ всѣхъ умертвилъ. Сіи угрозы произвели чудо. Шумъ утихъ въ одно мгновеніе; я далъ имъ нѣсколько руму и нѣкоторыхъ другихъ вещей; они всѣ удалились съ миромъ, и Губернаторъ отдалъ нашему сосѣду, которой назывался Пласміагъ, обратно его шляпу. По возвращеніи, Докторъ чрезвычайно обрадовался, что мнѣ столь благополучно удалось сихъ безпокойныхъ гостей отправить.
Для доказательства своего почтенія Доктору, мнѣ и другимъ, учредили Индѣане въ нашемъ сосѣдствѣ великое пиршество, которое на ихъ языкѣ называется Туріе или Дрикботъ. Сіе названіе означаетъ желаніе питія, и кажется быть испорченнымъ Аглинскимъ словомъ. Напитки составляются изъ жаренаго ананаса и источеной кассавы; когда оное нѣсколько постоитъ, начинаетъ бродить, и дѣлается столь крѣпко, что, естьли кто онаго нѣсколько выпьетъ опьяниваетъ. Намъ заблаговременно дано было извѣстіе о семъ пиршествѣ. Одна бѣлая фамилія, обитавшая отъ насъ въ пяти миляхъ, разсказывала намъ, какимъ образомъ прiуготовляется напитокъ. Я пошелъ за два дни еще до пира въ ту деревню, въ которой долженствовалъ учрежденъ быть праздникъ, и видѣлъ все искусство въ прieготовленіи, и какимъ образомъ животные, къ сему назначенныя, раздробляются. Я долженъ признаться, что какъ пища, такъ и питіе не представляли для меня никакого привлекательнаго вида. Нѣсколько тысячъ изжарено было ананасовъ, которые со всею къ нимъ прилипшею нечистотою въ одномъ къ тому опредѣленномъ ботѣ раздавлены были. Кассава стояла въ мясныхъ бочкахъ и другихъ сосудахъ, и казалась подобною помоямъ для свиней. Мущины, женщины и дѣти находились при семъ, жарили ананасы, и раздавливали оные своими руками. Къ пищѣжъ пріуготовлено было множество земляныхъ черепахъ, нѣсколько сушеныхъ водяныхъ черепахъ, и трое большихъ живыхъ аллигаторовъ, привязанныхъ къ древамъ. Я спросилъ ихъ, что они намѣрены сдѣлать съ сими аллигаторами? Они мнѣ отвѣтствовали, что оные будутъ съѣдены. Сіе для меня было очень удивительно; и я будучи преисполненъ омерзеніемъ къ пріуготовленію сего славнаго пиршества, возвратился домой.
При разсвѣтѣ назначеннаго къ празднеству дня, взявъ съ собою нѣсколько руму, отправились мы къ опредѣленному мѣсту; по прибытіи въ оное нашли весьма великое сообщество, отъ коего и приняты были дружественнѣйшимъ образомъ. Увеселенія еще до прибытія нашего воспріяли свое начало; оныя состояли въ пляскѣ, сопровождаемой музыкою, коея инструменты почти сходны съ тѣми, какіе имѣютъ и другіе черные народы; но бряцаютъ столь худо, что мои уши доселѣ не были поражаемы такимъ звукомъ. Они при своихъ пляскахъ дѣлаютъ множество удивительныхъ ухватокъ, движеній и положеній тѣла; но въ оныхъ я не видѣлъ ничего привлекательнаго. Докторъ показывалъ имъ обыкновеніе своего народа, и вмѣшался прежде въ средину женщинъ; но сіе для нихъ было непріятно. Примѣтивъ ихъ неудовольствіе, плясалъ съ мущинами. Ночью воспослѣдовала великая иллюминація; ибо зажжено было множество сосновыхъ деревъ, а послѣ при всеобщемъ веселіи обходили всѣхъ руки калабасы или тыковные, питіемъ наполненные, сосуды. Но впрочемъ сей напитокъ лучше можно назвать кушаньемъ, нежели питіемъ. Овденъ, или старѣйшій мужъ во всей странѣ, показался въ очень удивительномъ и страшномъ уборѣ. Его тѣло покрыто было кожею, изукрашенною всякихъ родовъ перьями; на головѣ имѣлъ онъ весьма великой и высокой уборъ, коего форма сходствовала съ гренадирскою шапкою, и оной весь утыканъ былъ иглами, какъ у дикобраза. Послѣ сподобились услышать его гласъ, гласъ подобный аллигаторову. Наши люди изъ угодности плясали съ Индѣйцами. Ихъ напитки весьма малое имѣли дѣйствіе; напротивъ же нашъ румъ болѣе успѣха имѣлъ, и въ короткое время весь изошелъ. Аллигаторы были заколоню и изжарены. Сіе жареніе производится слѣдующимъ образомъ: вырываютъ яму въземлѣ, и наполняютъ оную дровами, по превращеніижъ оныхъ въ уголья, кладутъ на оные крестообразно палки, а на сіи мясо. Я имѣлъ въ рукахъ еще сырую часть; оная была очень жирна и казалась подобною свѣжей семгѣ; запахъ былъ чрезвычайно сильной, коего не въ состояніи былъ я снесть, кольми паче откушать жаркова — Пиршество кончилось безъ малѣйшей ссоры, хотя сообщество состояло изъ различныхъ націй и цвѣтовъ.
Дождливое время начинается здѣсь около истеченія Маія, и продолжается до Августа со всею жестокостію; отъ оныхъ рѣки изъ береговъ выступили, и всѣ наши труды потопили. Я взиралъ на сіе такъ, какъ на наказаніе, ниспосланное съ небесъ за презрѣніе Субботы. Часто мое желаніе стремилось оставить сіе мѣсто и отправиться въ Европу, ибо такой родъ жизни былъ для меня очень противенъ; сіе повсечастно угнѣтало мое сердце, и хотя я недоумѣвалъ, какимъ образомъ истребовать отпускъ отъ Доктора, однакожъ для меня весьма несносно было долѣе здѣсь остаться. Наконецъ, въ половинѣ Іюня осмѣлился открыть свое намѣреніе Доктору. Онъ сначала ни мало не внималъ моимъ прозьбамъ; ноя столь многія сдѣлалъ ему представленія, что онъ наконецъ удовольствовалъ мое требованіе, и далъ слѣдующій отпускъ.
Объявитель сего, Густавъ Ваза, находясь многіе годы вЪ моихъ услугахъ, велъ себя осень честно, порядочно и вѣрно. Я вЪ разсужденіи сихЪ свойствъ по справедливости его рекомендую, и признаю его за наилучшаго служителя. Чрезъ сіе самое свидѣтельствую о его всегдашнемъ добромъ поведеніи, и что онЪ заслуживаетъ совершенной довѣренности.
Карлъ ИрвингЪ.
На МускитскомЪ берегу,
15 Іюня, 1776 года.
Не взирая на чрезмѣрную мою привязанность къ Доктору, радовался я чрезвычайно, по исключеніи себя изъ его услугъ. Я сдѣлалъ распоряженіе къ моему отъѣзду, и нанялъ нѣкоторыхъ Индѣйцовъ съ великою лодкою меня отвесть. Всѣ мои бѣдные соотечественники, утнѣтаемые игомъ невольничества, поражены были великою печалію, услышавъ о моемъ намѣреніи ихъ оставить; ибо я ихъ содержалъ всегда рачительно и человѣколюбиво, и все то дѣлалъ, что могло утѣшать сихъ бѣдныхъ людей и облегчать ихъ состояніе. Распростившись съ старинными моими друзьями и знающими, оставилъ я 18 Іюня, будучи сопровождаемъ Докторомъ, сію страну, и плылъ по рѣкѣ около 20 миль къ южной сторонѣ. По прибытіи нашелъ судно, отправляющееся, по увѣренію Капитанскому, въ Ямайку. Я уговорился съ нимъ и съ владѣтелемъ судна, называемымъ Гугъ и находившимся на тотъ разъ на кораблѣ, о цѣнѣ за перевозъ, и распростился съ Докторомъ, которой столь же мало при сей разлукѣ возмогъ удержать теченіе слезъ, какъ и я. Корабль отправился въ низъ по рѣкѣ, а по приближеніи ночи остановился въ одномъ заливѣ сей рѣки.
Во время ночи прибыло одно судно, принадлежащее семужъ владѣтелю; и какъ на ономъ недостатокъ былъ въ людяхъ, то Г. Гугъ сдѣлалъ мнѣ предложеніе вступить на оное въ матросскую должность, за что обѣщался мнѣ платить должную цѣну. Я благодарилъ его, и объявилъ, что мое намѣреніе есть отправиться въ Ямайку. При сихъ словахъ перемѣнилъ онъ свой голосъ, клялъ, бранилъ меня и спрашивалъ, какимъ образомъ получилъ я свою вольность. Я разсказалъ ему все, и изъяснилъ, что съ Докторомъ Ирвингомъ, коего онъ видѣлъ, прибылъ въ сію страну. Но все сіе ничего не помогло; онъ проклиналъ меня, и божился, что господинъ былъ дуракъ, позволившій мнѣ окупить свою вольность; да и Докторъ такой же, что допустилъ мнѣ отправиться. Послѣ сего требовалъ отъ меня, что долженъ непремѣнно на прибывшее судно вступить, или оставшись на кораблѣ, потерять свою вольность. Я объявилъ ему, что сіе чрезвычайно жестокосердно, и просилъ его отпустить меня обратно на землю; но онъ клялся, что сего никогда не исполнится. Я сказалъ ему, что въ бытность мою два раза въ Турціи никогда не видалъ таковыхъ поступокъ, кольми паче не могъ ожидать оныхъ отъ Христіанъ. Сіе взбѣсило его чрезвычайно, и изливъ на меня рѣку клятвъ и ругательствъ, произнесъ сіи слова: Чортъ тебя возьми! я вижу, что ты пустомозглой святоша; но несмотря на свою святость, ты не можешь вытти изъ моего корабля. Я узналъ, что судно отправляется къ Ишпанцамъ въ Карѳагену, гдѣ онъ клялся меня продашь; я спрашивалъ его, какое онъ имѣетъ право къ таковымъ поступкамъ, но онъ не отвѣчалъ мнѣ ни единаго слова, а приказалъ своимъ людямъ, связавъ мнѣ веревками руки и ноги, и обвертѣвъ одною около тѣла, повѣсить на такую высоту, чтобъ я ногами не могъ достать до земли. Будучи въ семъ мучительнѣйшемъ состояніи, кричалъ я и умолялъ о оказаніи мнѣ нѣкотораго милосердія; но все тщетно. Мой тиранъ въ своемъ бѣшенствѣ вынесъ изъ каюты ружье, зарядилъ оное предо мною и предъ всѣми корабельными служителями, и клялся, естьли я хотя одинъ разъ закричу, застрѣлишь меня до смерти. Мнѣ ничего другаго не оставалось, какъ молчать, ибо ни одинъ изъ бѣлыхъ на кораблѣ не вступился за меня.
Я въ такомъ состояніи находился отъ 12 часовъ ночи до 1 утра. Во время глубокаго сна моего немилосердаго тирана, просилъ я нѣкоторыхъ изъ его невольниковъ веревку, обвязанную около тѣла, нѣсколько ослабить, дабы возможно было мнѣ стать на ноги. Они сіе исполнили, презрѣвъ жестокое наказаніе, ожидавшее ихъ за сей поступокъ: ибо ихъ господинъ за то единственно двоихъ немилосердно билъ, что они не скоро повиновались его повелѣнію меня связать. Въ бытность мою въ такомъ положеніи, просилъ я Бога простить осквернителя Его святѣйшаго имени, которой незная, что дѣлаетъ. По возстаніи его отъ сна, поступки его были точно такіежъ, какіе онъ имѣлъ ночью при разставаніи со мною.
Намѣреваясь поднять якорь и отправиться въ путь, кричалъ и умолялъ я освободить меня, и къ счастію моему по распростершіи парусовъ былъ развязанъ. Я коль скоро получилъ свободу отъ связывавшихъ меня узъ, разговаривалъ съ Г. Коксомъ, знакомымъ мнѣ плотникомъ, о, несправедливости, коей подверженъ былъ. Онъ зналъ Доктора, также извѣстенъ былъ, сколь хорошее сей имѣлъ о мнѣ мнѣніе. И для того пошелъ къ Капитану, и объявилъ ему, чтобъ онъ таковымъ образомъ со мною впредь не поступалъ, ибо я управитель Докторовъ, которой о мнѣ весьма высокія мысли имѣеть, и естьли онъ узнаетъ, о таковыхъ со мною поступкахъ, непреминетъ ему отмстить. Послѣ сего приказалъ онъ молодому человѣку въ одной малой лодкѣ меня на землю перевесть. Услышавъ сіе былъ внѣ себя отъ радости, вскочилъ поспѣшно въ лодку и отвалилъ, въ бытность моего тирана въ каютѣ. Но не успѣлъ я еще отдалиться отъ корабля и на сто шаговъ, какъ извѣстился онъ о семъ, выбѣжалъ съ заряженнымъ ружьемъ на верьхъ, прицѣлилъ оное на меня и клялся страшнымъ образомъ застрѣлить, естьли я не возвращусь обратно на корабль. Зная, что сей злодѣй твердъ въ своемъ словѣ, нимало не размышляя поворошилъ. Но литъ только прибылъ я къ кораблю, плотникъ началъ господина ругать, что меня не отпустилъ; сей равнымъ же образомъ отвѣчалъ, и оба напали съ жаромъ другъ на друга. Молодой человѣкъ, находившійся при мнѣ, выскочилъ изъ лодки; корабль разсѣкалъ волны весьма быстро, а я безъ дальнаго размышленія отвалилъ въ другой разъ, и къ счастію моему замѣшательство на кораблѣ столь велико послѣдовало, что я на своей лодкѣ будучи не примѣченъ, на дальнѣйшее разстояніе отдалился, нежели сколько можетъ достигнуть пуля, направляя свой путь въ сторону, противную теченію корабля. Безъ одержанія корабля не возможно было меня достигнуть; но хотябъ оной и остановили, то бы я гораздо прежде ихъ былъ на землѣ.
Какъ скоро коснулись берега мои ноги, возсылалъ я чистосердечное благодареніе къ Богу за сіе неожиданное спасеніе; я пошелъ къ помѣщику, коего жилище не столь отдаленно было, совѣтовался съ нимъ о моемъ пути, и объявилъ ему, какимъ образомъ со мною поступлено было. Онъ слушалъ меня съ изумленіемъ, и казался обо мнѣ соболѣзнующимъ. Послѣ угощенія снабдилъ меня маленькимъ судномъ, а на дорогу нѣкоторыми припасами, и велѣлъ мнѣ около 18 миль плыть на югъ для узрѣнiя другаго корабля. Онъ объявилъ также мнѣ объ одномъ Индѣйскомъ начальникѣ, бывшемъ Мускитскимъ Адмираломъ и посѣщавшемъ нѣкогда наше жилище. Такимъ образомъ отправился я и продолжалъ свой путь, на своей лодкѣ чрезъ великой заливъ. Много разъ былъ я не въ состояніи управлять моимъ судномъ и плыть далѣе; однакожъ прежде, нежели покрылъ землю мракъ, достигнулъ до назначеннаго мѣста, въ которомъ нѣкоторые знакомые мнѣ Индѣйцы приняли меня дружески. Я спрашивалъ объ ихъ Адмиралѣ, и они отвели меня въ его жилище. Онъ обрадовался увидѣвъ меня, и угощалъ сколько могъ, а для успокоенія послалъ рогожку. Они обходились со мною гораздо лучше, нежели бѣлые, между коими прошедшую ночь я провелъ, хотя оные были и крещены. Я объявилъ Адмиралу о намѣреніи отправишься въ ближайшую гавань для сысканія корабля, которой бы отвезъ меня въ Ямайку; просилъ также его отослать назадъ лодку, на которой я пріѣхалъ. Послѣ сего далъ онъ мнѣ пятерыхъ добрыхъ Индѣйцовъ, съ одною большою лодкою, которая долженствовала меня отвести болѣе 50 миль, и въ слѣдующее утро отправились мы. Какъ скоро выплыли изъ залива и отдалились отъ берега, вода столь взволновалась, что часто находились въ опасности потонуть. Мы нѣсколько разъ принуждены были, перетаскивать свое судно чрезъ мѣла. Двѣ ночи препроводили въ болотахъ, изобилующихъ мухами, бывшими для насъ очень несносными.
Наконецъ, по истеченіи трехъ дней къ неизрѣченной моей радости оставилъ сію бѣдственную землю; и рѣченное путешествіе окончилъ и вступилъ на корабль, начальствуемый Капитаномъ Іеннингомъ. Сіе судно было уже отчасти нагружено, и онъ объявилъ мнѣ, что каждой день думаетъ отправиться въ Ямайку. Мы сдѣлали условіе, чтобъ мнѣ за перевозъ на кораблѣ работать. И въ слѣдствіе чего принялся за работу. Но къ величайшему моему прискорбію, и сверьхъ моего чаянія, (хотя я довольно часто подвергался такимъ случаямъ), отправились мы вмѣсто Ямайки въ низъ по Мускитскомy берегу, и я принужденъ былъ рубить лѣсъ и грузишь оный на корабль.
Я находился на семъ суднѣ 16 дней, и при переѣздахъ съ одного мѣста на другое, встрѣтились мы съ небольшимъ судномъ, называемымъ Индіанъ Квеенъ, и командуемымъ Іономъ Бакеромъ. Онъ былъ родомъ Агличанинъ, и давно уже торговалъ на семъ берегу черепаховыми раковинами и серебромъ. Ему была великая нужда въ двухъ человѣкахъ; услышавъ, что я свободной человѣкъ, и намѣреваюсь отправишься въ Ямайку, предложилъ мнѣ, что естьлибъ онъ хотя одного или двухъ человѣкъ достать могъ, то немедленно отплылъ бы на оной островъ; его обхожденіе со мною было весьма ласково и учтиво; онъ обѣщался мнѣ, естьли я съ нимъ поѣду, 45 шилинговъ въ мѣсяцъ. Сіе показалось для меня гораздо выгоднѣйшимъ, нежели напрасно рубить дрова. И такъ я объявилъ прежнему Капитану, что не намѣренъ на его суднѣ долѣе быть; онъ не хотѣлъ о семъ и слышать; но увидѣвъ, что я твердо положилъ чрезъ одинъ или два дни отойти, изготовилъ къ выходу свой корабль, и думалъ меня насильно съ собою взять. Сей поступокъ былъ для меня очень прискорбенъ. Я закричалъ, и въ сходственность условія съ Капитаномъ судна Индіанъ Квеенъ, приплылъ его ботъ, находившійся недалеко, къ нашему кораблю, и я съ помощію одного моего стариннаго сотоварища, соучаствовавшаго въ сѣверномъ путешествіи, и находившагося въ сіе время на томъ суднѣ, переносилъ свои вещи на ботъ, и вступилъ 10 Іюля на бортъ судна Индіанъ Квеенъ.
Нѣсколько дней спустя по изготовленіи всего потребнаго, отправились мы въ путь; но къ великому моему мученію корабль направлялъ свой бѣгъ въ противную сторону и вмѣсто Ямайки плылъ къ югу, и продолжалъ вдоль берега купечествовать; но что еще усугубляло мученіе моего положенія, Капитанъ былъ человѣкъ жестокой, кровожаждущій и сверьхъ того страшной ругатель. Между прочими его мучительствами одного бѣлаго штурмана, именуемаго Штокеръ, столь же безчеловѣчно прибилъ, какъ и другихъ Негровъ находящихся на суднѣ. Въ вечеру жъ послѣ жестокихъ побоевъ, посадилъ его въ ботъ, и приказалъ двумъ Неграмъ отвести его на необитаемой островъ; а самъ зарядивъ два пистолѣта, клялся двумъ Неграмъ страшнѣйшимъ образомъ, что онъ ихъ застрѣлитъ, естьли оные Штокера обратно на корабль привезутъ. Что онѣ сіе исполнилъ бы, то неподвержено нималѣйшему сомнѣнію; и сіи два бѣдные человѣка принуждены были исполнишь безчеловѣчной приказъ. Но коль скоро Капитанъ уснулъ, взявъ одѣяло, доставили оное злосчастному Штокеру, а безъ сей бы помощи неминуемо былъ искусанъ до смерти отъ насѣкомыхъ. На другой день, учинены были Капитану всевозможныя представленія, и онъ далъ позволѣніе обратно на корабль привесть Штокера. По возвращеніи находился сей бѣдной человѣкъ отъ страшнаго положенія, въ коемъ препроводилъ ночь, чрезвычайно слабъ; и сіе положеніе продолжалось не долго: море учинилось ему гробомъ.
Продолжая далѣе свое плаваніе къ югу, посѣщали мы многіе необитаемые острова, на коихъ росли кокосовыя деревья. Имѣяжъ великой недостатокъ въ припасахъ, привезъ я цѣлой ботъ орѣховъ на корабль, чрезъ что самое какъ я, такъ и прочіе, многія недѣли освобождены были отъ недостатка. За день прежде привезенія орѣховъ, видѣлъ я удивительной примѣръ Божескаго провидѣнія, которое всегда вспомоществуетъ въ нашихъ нуждахъ, хотя отъ насъ и сокрыты способы и стези помощи. Я чрезъ цѣлой день ничего не ѣлъ, и давалъ знакъ боту возвратиться на корабль, но тщетно; я возопіялъ къ Богу о помощи, и прибылъ на корабль при наступленіи ночи. Но едва легъ для успокоенія, услышалъ шумъ на верьху; незнаяжъ отъ чего оной происходитъ, вышелъ я на палубу; но чтожь увидѣлъ! предъ моими ногами лежала большая рыба вспрыгнувшая на бортъ; я взялъ оную; благодарилъ Божескую десницу и — что для меня казалось чрезвычайнымъ — Господинъ мой, будучи чрезвычайно жаденъ, да притомъ находясь одинъ со мною на кораблѣ, (ибо прочіе всѣ были на землѣ), позволилъ мнѣ спокойно оною пользоваться.
Корабельные служители иногда не возвращались на корабль. Сіе обыкновенно производило въ Капитанѣ величайшее бѣшенство, и тогда весь его гнѣвъ устремлялся на одного меня; онъ билъ или другимъ какимъ нибудь образомъ ругался надо мною. Нѣкогда въ своемъ бѣшенствѣ бивъ меня много разъ различными вещьми, и поразивъ въ лице горящею головнею, вынесъ на верьхъ бочку пороху, и клялся поднять корабль на воздухъ. Я не зналъ, что мнѣ предпринять къ своему спасенію; но только вопіялъ къ Богу о ниспосланіи свыше помощи. Дно у бочки было разбито, и Капитанъ схватилъ изъ огня горящее дерево для зажженія пороха, ибо онъ вдали увидѣлъ корабль, которой почелъ за Гишпанской, въ руки коихъ не хотѣлъ онъ впасть. Я не давъ ему примѣтить, схватилъ топоръ и сталъ между имъ и порохомъ съ твердѣйшимъ намѣреніемъ, какъ скоро онъ сдѣлаетъ движеніе къ зазженiю бочки, ударить его онымъ въ голову. Я находился въ семъ положеніи болѣе часа, чрезъ всежъ оное время ругалъ онъ меня, и безпрестанно держалъ въ рукахъ головню. Я вопіялъ къ Богу низлить на меня свое милосердіе, предался совсѣмъ его волѣ и спокойно ожидалъ, что Онъ опредѣлитъ. Моя надежда была не тщетна. Онъ былъ моею помощію въ сей крайности. Капитанское бѣшенство при приближеніи ночи утихло. Я никогда не видывалъ столь страшныхъ примѣровъ дѣйствія гнѣва.
Въ слѣдующее утро увидѣли мы, что тотъ корабль, которой посѣлилъ въ Капитанѣ столь страшное бѣшенство былъ Аглинской. Оной вскорѣ приближился къ намъ и остановился на якорѣ; я къ немалому моему изумленію извѣстился, что Докторъ Ирвингъ на ономъ находится для отправленія въ Ямайку. Мое намѣреніе было сего стараго господина и друга посѣтишь но Капитанъ не дозволялъ оставить корабль. Въ слѣдствіе чего извѣстилъ я письменно Доктора, какимъ образомъ поступаемо было со мною, и просилъ его взять меня на свое судно; но его отвѣтъ былъ, что сего исполнить онъ никакъ не можетъ, ибо онъ самъ находится на ономъ поссажиромъ, и прислалъ мнѣ въ подарокъ нѣсколько руму и сахару. Я увѣдомился также и о его помѣстье, которымъ я на Мускитскомъ берегу управлялъ, что мое мѣсто заступилъ бѣлой, коего поступки въ разсужденіи бѣдныхъ невольниковъ, содержимыхъ мною прежде человѣколюбиво и во всякомъ удовольствіи были безчеловѣчны, и безумное его любостяжаніе терзало оныхъ безъ милосердія, и что оные согласившись всѣ вмѣстѣ на одной большой лодкѣ удалились; по неискусствужъ управлять оною всѣ потопли; Докторъ же не въ состояніи будучи воздѣлывать болѣе свою землю, отправляется въ Ямайку для закупки невольниковъ, съ коими намѣревался обратно начать свое домостроительство.
14 Октября прибыли мы въ Кингстонъ въ Ямайкѣ. По выгруженіи требовалъ я своей платы, которая простиралась до пяти фунтовъ стерлинговъ; но Капитанъ Бакеръ ни одной полушки мнѣ не заплатилъ, хотя я во всю мою жизнь ни одной денежки съ столь жестокими трудами не выслуживалъ. Я сыскалъ Доктора Ирвинга, и разсказалъ ему сколь подло поступилъ со мною Капитанъ. Онъ дѣлалъ все, что только могъ, къ возвращенію моихъ денегъ; мы ходили ко всѣмъ судіямъ въ Кингстонѣ, (коихъ было девять), но они всѣ объявили, что сего никакъ учинить невозможно, ибо требованія мои прошивъ бѣлаго нимало не важны. Сего было не довольно; Бакеръ грозилъ, естьли меня получитъ въ свои руки, за учиненной мною искъ, варварски меня наказать; да и подлиннобъ сіе онъ исполнилъ, естьлибъ меня чрезъ посредство Доктора Ирвинга, не принялъ подъ свое покровительство Дугласъ, Капитанъ военнаго корабля, именуемаго Шквирелль.
Къ счастію моему въ Ноябрѣ нашелъ я корабль со многими другими, подъ прикрытіемъ долженствующій отправиться въ Англію. Я простился съ Докторомъ Ирвингомъ, и отправился. При оставленіи моемъ Ямайки, трудился онъ надъ очищеніемъ сахара, а нѣсколько мѣсяцовъ спустя по прибытіи моемъ въ Англію увѣдомился я, къ величайшему моему прискорбію, что сей любви достойной мужъ отъ одной ядовитой рыбы угрызенъ, умеръ.
7 Генваря, 1777 года, прибыли мы въ Плимутъ. Я радовался увидѣвъ обратно Англію; по препровожденіижъ двухъ дней въ Плимутѣ у нѣкоторыхъ друзей прибылъ я, благодаря Бога, за столъ многія низліянныя на меня милости, въ Лондонъ.
Содержаніе: Различныя приключенія Излателевой жизни до нacmоящаго времени — Старается у Лондонскаго Епископа исходатайствовать повелѣніе быть послану Миссіонеромъ сЪ Африку — Краткое извѣстіе о его участи на вновь посланномъ въ Сіерру-Леону суднѣ — Просительное письмо къ Королевѣ — Заключенiе.
Се исторія многоразличныхъ сценъ, коимъ былъ я свидѣтель, и участи, коей подверженъ былъ даже до 1777 года. Съ сего времени моя жизнь текла однообразнѣе, и приключенія оной гораздо малочисленнѣе, нежели въ предъидущемъ большемъ періодѣ оныя. И для того спѣшу къ заключенію того повѣствованія, которое, какъ я опасаюсь, мой читатель находитъ претекшимъ границы терпѣнія.
Я въ различныхъ частяхъ свѣта, при случившихся произшествіяхъ, столь многія удрученiя претерпѣлъ, что съ твердымъ намѣреніемъ отрекся отъ морскихъ бѣдствій, и предопредѣлилъ нѣсколько времени истощить на упокоеніе, и для того старался я вскорѣ по прибытіи въ Лондонъ вступишь въ служительскую должность, въ которой былъ даже до 1784 года.
1779 года находился я въ услугахъ у Губернатора Макнамары, жительствовавшаго довольное время на Африканскомъ берегу. Я часто требовалъ отъ прочихъ слугъ совокупно со мною совершать молитву; но они всегда сему смѣялись. Напротивъ того Губернаторъ узнавъ о моихъ мысляхъ желалъ знать, какого я исповѣданія. Л ему объявилъ, что Протестантскаго, и содержу всѣ тритцать девять членовъ Аглинской церкви; и естьли кто въ сходственностъ ученію сей церкви проповѣдуетъ, готовъ его слушать. Послѣ сего спустя два дни разговаривая со мною Губернаторъ болѣе о семъ предметѣ, объявилъ мнѣ, что естьли я соглашусь, то намѣренъ онъ стараться, чтобъ я посланъ былъ въ Африку, облеченный должностію Миссіонера; ибо онъ думаетъ, что я къ обращенію моихъ соотечественниковъ наиспособнѣйтій человѣкъ. Я сначала сіе отвергнулъ и разсказалъ ему, какимъ образомъ нѣкоторые бѣлые при подобномъ случаѣ въ послѣднее мое путешествіе въ Ямайку, поступали, когда я старался быть орудіемъ обращенію одного Индѣйскаго Принца; но онъ меня увѣрялъ, чтобъ я сего не опасался; ибо онъ намѣренъ стараться у Лондонскаго Епископа меня къ сему употребить. На сихъ условіяхъ принялъ я, въ надеждѣ сколько возможно быть полезнымъ моимъ соотечественникамъ, Губернаторское предложеніе; и мы о семъ предметѣ писали оба слѣдующія письма къ покойному Епископу Лондонскому. Высокопочтенному отцу Роберту, Епископу Лондонскому, представляетъ ГуставЪ Ваза.
Что нижеподписавшійся есть родомъ изЪ Африки, и слѣдовательно о правахъ и обыкновеніяхъ сей страны свѣта до вольное свѣденіе имѣетъ.
Что нижеименованный послѣдніе 22 года вЪ различныхъ частяхъ Европы жизнь свою препровождалъ, а 1759 года воспріялЪ Христіанскую вѣру.
Что оной желаніе имѣетъ, естьли отЪ Вашего Преосвященства послѣдуетъ произволеніе, отправиться вЪ Африку Миссіонеромъ, вЪ надеждѣ, что онЪ вЪ состояніи будетъ подвигнуть своихъ соотечественниковъ кЪ воспріятію Христіанской вѣры. КЪ исполненію онаго наиболѣе побуждаютъ его тѣ благополучныя слѣдствія, которыми сопровождаемы были подобныя учрежденія отЪ Португальцовъ и Голландцовъ. Обѣ Державы употребляли кЪ сему черныхъ такЪ, какъ способнѣйшихъ кЪ такой должности, нежели Европейскихъ духовныхъ, мало свѣдущихЪ языкъ и нравы сихъ странъ.
ГлавнѣйшаяжЪ побудительная причина нижеподписавшагося для воспріятія должности Миссіонера, есть желаніе учинить сЪ помощію Божіею между своими соотечественниками реформацію, и побудятъ ихЪ ко принятію Христіанской религіи; чего ради нижеименованный Ваше Преосвященство просишь всеуниженно сему намѣренію вспомоществовать, и на самомъ дѣйствіи исполнишь.
Густавъ Ваза.
Лордъ!
Я около семи лѣтъ препроводилъ на Африканскомъ берегу и большую часть сего времени, какъ командующій офицерЪ. Познаніе, пріобрѣтенное мною о сей странѣ я о обитателяхЪ оной, заставляетъ меня думать, что начертанный планъ, естьли оной одобренъ будетъ отъ Вашего Преосвященства, счастливыми послѣдствіями увѣнчанъ будетъ. СверьхЪ сего осмѣливаюсь Вашему Преосвященству далѣе представить, что подобныя покушенія, учреждаемыя отЪ другихъ державъ удачны были. Мнѣ извѣстенъ одинъ священникъ, всякаго почтенія достойный мужъ; знаю также и ГуставЪ Вазу, и думаю, что онѣ доброй человѣкъ.
Имѣю честь быть,
Вашего Преосвященства, нижайшій и покорнѣйшій слуга Мит. Макнамара.
Сіе письмо было отъ Доктора Валлиса, жившаго также въ Африкѣ многіе годы, и о Миссіи Африканской равномѣрныя съ Губернаторомъ мысли имѣвшаго, сопровождено было слѣдующею запискою.
Лордъ.
Я около пяти лѣтъ, препроводилъ въ Сенегалѣ, на берегу Африканскомъ, я имѣлЪ честь знатнѣйшія мѣста оной провинціи осмотрѣть. Я оправдываю начертанной планъ, и сіе предпріятіе находя похвальнымъ, щитаю, что оное достойно Вашего покровительства и защищенія,
Остаюсь Вашего Преосвященства,
нижайшій и покорнѣйшій слуга,
ТомасЪ Валлисъ.
Съ сими письмами подалъ я, по желанію Губернаторскому свое прошеніе. Епископъ принялъ меня съ величайшею учтивостію и ласкою; но изъ благоразумія, и, какъ онъ сказывалъ, что Епископы не намѣрены вновь посылать въ Африку Миссіонеровъ, меня къ сему не назначилъ.
Единственная причина, побудившая меня при семъ предметѣ замедлишь, есть та, чтобъ моимъ читателямъ показать, что благоразумныя особы довольно имѣли понятія о Африкѣ, но въ обращеніи жизни оныя къ Христіанству не надѣялись успѣха.
Вскорѣ послѣ сего оставилъ я Губернатора, и вступилъ въ услуженіе къ одному Дворянину, находящемуся въ воинской службѣ. Съ симъ былъ я нѣкоторое время въ лагерѣ при Коксеатѣ; но упражненія не столь были важны, чтобъ о оныхъ чинить обстоятельное извѣстіе.
1783 года, посѣтилъ я къ моему удовольствію 8 графствъ въ Валесѣ; во время сего путешествія въ Шрофирѣ, взошелъ я въ угольную яму; но сіе мое любопытство едва не стоило мнѣ жизни: ибо въ бытность мою въ оной уголья посыпались вдругъ, и погребли подъ собою одного бѣднаго человѣка, не въ дальнемъ разстояніи отъ меня находящагося. Я постарался тотчасъ вытти, и узналъ, что верьхъ земли есть завсегда безопаснѣйшее мѣсто.
Весною, 1784 года, вздумалось мнѣ посѣтишь Океанъ, и для того сѣлъ я на одинъ корабль, именуемый Лондонъ, находящійся подъ командою Мартина Гопкина, и отправился въ новой Іоркъ. Сей городъ показался мнѣ чрезвычайно хорошимъ; оной великъ, хорошо выстроенъ, и имѣетъ всякія припасы со изобиліемъ. Въ бытность нашу въ семъ мѣстѣ, воспослѣдовалъ случай чрезвычайно удивительной — Одинъ несчастной преступникъ осужденъ на висѣлицу; но по старинному обыкновенію, жизнь его спасется, естьли женщина въ одной рубашкѣ взойдетъ на висѣлицу, и съ симъ человѣкомъ вступитъ въ супружество. Сіе въ самомъ дѣлѣ воспослѣдовало; одна женщина показалась и всѣ съ точностію исполнила.
По нагруженіи нашего корабля, возвратились мы въ Генварѣ 1785 года въ Лондонъ; Капитанъ былъ человѣкъ пріятной, и для того вздумалъ я съ онымъ совершить и вторичное путешествіе, и отправился въ Мартѣ 1785 года въ Филаделфію. 5 Апрѣля плыли мы при очень хорошемъ вѣтрѣ; въ вечеру около девяти часовъ, въ то самое время, когда луна испускала блестящія лучи, море было спокойно, и мы въ часъ отъ 4 до 5 миль переѣзжали, другой корабль, парящій съ равною быстротою, плылъ въ прямой линіи противъ насъ; никто какъ на нашемъ, такъ и на другомъ кораблѣ сего не примѣтилъ, какъ наконецъ къ изумленію и ужасу обѣихъ сторонъ, сильнѣйшимъ образомъ другъ съ другомъ столкнулись. Вредъ нанесенный нашему кораблю былъ великъ; но постигнувшій другой былъ гораздо большій; ибо мы съ онаго тотчасъ услышали крикъ о помощи и о опущеніи бота; но у насъ самихъ довольно было трудовъ къ поправленію себя. Чрезъ восемь минутъ ничего не увидѣли уже ни корабля, ни остатковъ отъ онаго. Мы въ слѣдующій день исправили, сколько возможно было, свой вредъ, продолжали свое плаваніе, и въ Магѣ прибыли въ Филаделфію.
Я чрезвычайно радовался, увидѣвъ еще разъ старинной любезной городъ; и мое удовольствіе тѣмъ наипаче усугубилось, какъ я узналъ, что добродѣтельные Квакеры, многимъ изъ моихъ угнѣтенныхъ Африканскихъ собраній облегчили тягость. Сіе было для меня восхитительною минутою, когда одинъ изъ сихъ благочестивыхъ людей ввелъ меня въ вольную школу, которую они воздвигнули для наставленія, возбужденія къ добродѣтели и учиненія полезными сочленами общества черныхъ всякаго званія.
Октября 1785 года, поднесъ я при сопровожденіи нѣкоторыхъ Африканцовъ слѣдующую Квакерамъ благодарственную пѣснь.
Достопочтеннѣйшiе Господа!
Книга, изданная вами подъ названіемъ: Увѣщаніе Великобританіи и поселеніямъ оной, касающаяся до бѣднаго состоянія невольниковъ, вселила въ насъ бѣдныхъ, угнѣтенныхъ, злосчастныхъ и удрученныхъ Негровъ желаніе письменно изъявить вамъ свою благодарность, и увѣришь васъ, сколь нелицемѣрною благодарностію и чистѣйшею любовію преисполнены наши сердца; сколь глубоко тронуты вашимъ благимъ намѣреніемъ, вашими неутомимыми трудами и вашимъ человѣколюбивымъ попеченіемъ низринуть иго невольничества, и безчисленному множеству отягченныхъ и страдающихъ Негровъ доставить нѣкоторое утѣшеніе и упокоеніе.
Естьли вамъ наконецъ достопочтенные Господа! чрезъ вашу твердость при помощи Божіей удаеться нѣкоторымъ образомъ неудобоносимую тяжесть страждущихъ облегчить, то безъ сомнѣнія сіе спасетъ душу многихъ нашихъ утѣснителей, и Богъ, назирающій на всѣ ваши дѣянія, вознаградитъ заподлинно сіе добродѣтельное стараніе, и услышитъ мольбу угнѣтенныхъ для ниспосланія на васъ своего благословенія, котораго мы, такъ какъ часть угнѣтенныхъ и подъ игомъ невольничества воздыхающихъ людей, отъ всего сердца вамъ желаемъ, и о семъ къ небесамъ возсылаемъ моленія.
Сіи Господа приняли насъ весьма благосклонно, и обѣщали намъ всяческое стараніе приложить о исходатайствованiи облегченія утѣсненнымъ Африканцамъ.
Въ бытность мою въ семъ городѣ, былъ я приглашенъ на свадьбу одного Квакера. Простой, и притомъ разительной обрядъ, съ каковымъ сіе соединеніе совершается, заслуживаетъ безъ сомнѣнія быть замѣченнымъ.
По собраніи общества, дѣлаютъ нѣкоторые сочлены предложеніе, содержащее соотвѣтствующее увѣщаніе; потомъ становятся женихъ и невѣста, берутъ другъ друга за руку, и мужъ произноситъ громогласно слѣдующія слова:
"Друзья! во имя Господа и въ присутствіи сего собранія; приглашеннаго мною къ засвидѣтельствованію сего дѣянія, беру я сію мою подругу Н. Н. въ мою жену, и обѣщаюсь ей, съ помощію Божіею, быть вѣрнымъ мужемъ до самой смерти,,.
Равноежъ провозглашеніе дѣлаетъ и женщина. Послѣ сего свидѣтели вписываютъ свои имена въ реэстръ, что я имѣлъ честь сдѣлать.
Въ Августѣ прибыли мы обратно въ Лондонъ; и какъ нашъ корабль не столь скоро изготовился въ море; то я сѣлъ на одно Американское судно, называемое Гармонія, командуемое Капитаномъ Іономъ Биллетомъ, а въ Маршѣ 1786 года, отправился изъ Лондона въ Филаделфію. Въ одиннатцатый день путешествія нашего потеряли мы фокмачту. Наше плаваніе продолжалось 9 недѣль, слѣдствіе отъ сего было то, что мы наши товары очень худо сбыли, и мало прибыли отъ сего путешествія получили; а что еще хуже, мой Капитанъ вздумалъ обыкновенныя шутки со мною играть, которымъ Негры въ Вест-Индіи подвержены; однакожъ слава Богу! нашелъ я друзей, которые ему въ семъ воспрепятствовали.
Въ Лондонѣ, куда я прибылъ, ожидала меня весьма пріятная и неожидаемая новость. Правительство приняло отъ нѣкоторыхъ друзей человѣчества планъ Африканцовъ переслать въ ихъ отечество; и уже изготовленъ былъ корабль для поревезенія оныхъ въ Сіерру Леону; примѣръ человѣколюбія, учинившій величайшую честь всѣмъ соучастникамъ онаго, о коемъ я услышалъ съ несказанною радостію! Въ Цитѣ была учреждена коммисія для доставленія нужнаго бѣднымъ Неграмъ, и какъ я имѣлъ честь быть извѣстнымъ нѣкоторымъ изъ сихъ господъ; то оные, коль скоро извѣстились о моемъ прибытіи, прислали за мною. По прибытіи моемъ я узналъ отъ нихъ какъ о намѣреніи правительства, такъ и о надеждѣ, что и я прiиму участіе въ семъ намѣреніи, предлагая мнѣ отправишься съ бѣдными Неграми въ Африку. Я имъ показывалъ различныя препоны, но особливожъ представлялъ о тѣхъ трудностяхъ, которыя предстоять отъ торгующихъ невольниками; но всѣ мои противорѣчія отринуты были, какъ ничего незначащія; и я принужденъ былъ согласиться на ихъ предложеніе. Они представили меня Коммисіонерамъ Королевскаго флота, такъ, какъ человѣка способнѣйшаго въ Коммисары на транспортномъ суднѣ. Сіи опредѣлили меня въ сіе достоинство, и снабдили потребнымъ полномочіемъ.
Я въ сходственностъ моей должности незамедлилъ вступишь на корабль, назначенный къ путешествію, и пробылъ на ономъ даже до слѣдующаго Марта.
Я изумился, увидѣвъ великое корыстолюбіе надзирателей, и старался всячески оному противоборствовать; но тщетно. Одинъ изъ многихъ примѣровъ довольнымъ служить можетъ доказательствомъ. Правленіе приказало, чтобъ все для путешествія потребное также и аммуниція для 750 человѣкъ изготовлена была; но какъ неболѣе 426 человѣкъ нашлось, то я и вознамѣрился излишніе въ Королевскіе магазины въ Портсмутѣ отослать. Но чтожъ оказалось излишняго? ничего не нашлось, хотя Правительство за все сполна деньги выдало; но сіе не есть одно. Правительство не въ семъ одномъ ограблено; бѣдные люди претерпѣвали несказанную нужду; все для нихъ изготовленное было чрезвычайно бѣдно; многіе изъ оныхъ не имѣли кроватей, большая часть одѣяній и другихъ потребностей. Я не требую, чтобъ моимъ однимъ словамъ повѣрили. Свидѣтелемъ сему есть Капитанъ Томсонъ, начальникъ корабля Наутиля, сопровождающій насъ. Сего не только просилъ я, по тщетномъ представленіи надзирателямъ, въ февралѣ 1787 года, присовѣтовать мнѣ, какимъ образомъ сіе злоупотребленіе пресѣчь; но и самаго его приводилъ для показанія несправедливостей и утѣсненій.
Я представлялъ о поступкахъ надзирательскихъ Коммисіонерамъ флота; но надзиратели своими происками чрезъ одного господина до того достигли, что я принужденнымъ нашелся оставить должность. Я чрезъ все сіе претерпѣлъ довольно чувствительной убытокъ; однакожъ Коммисіонеры остались мною довольны, что доказывается въ письмѣ къ Капитану Томсону.
При таковыхъ обстоятельствахъ сіи бѣдные люди вступили въ путешествіе. Содержаніе во время пути, достовѣрно, было не лучше; болѣзни появившіяся отъ недостатка лекарей, одѣяній, постелей и проч. къ оному присовокупились; и въ такомъ состояніи совсѣмъ изнеможенны и безсильны прибыли въ Сіерру-Леону въ самое то время, какъ начинается тамъ дождливая погода. Въ сіе годовое время невозможно воздѣлывать землю; ихъ запасъ весь изшелъ, прежде, нежели они могли сему помочь чрезъ земледѣліе, и не удивительно, что при сей бѣдности недолго находились; смерть исхитила ихъ отъ оной.
Такимъ образомъ окончилось мое соучастіе при Транспортномъ суднѣ, назначенномъ въ Сіерру-Леону, о коемъ долго и много говорено было. Планъ такъ, какъ примѣръ человѣколюбія и истинной политики, хорошъ; но окончаніе не соотвѣтствовало намѣренію; но сей неудачѣ Правленіе не причиною; худое надзиранiе уничтожило.
Мое повѣствованіе о семъ предпріятіи не распространилось бы столь много, естьлибъ къ тому не былъ побужденъ нѣкоторыми обстоятельствами. Здѣсь не есть мѣсто изыскивать причины, побуждающія иныхъ вступать съ неизвѣстнымъ Африканцомъ въ споръ и стараться съ видимою ревностію о его притѣсненіи. Я никогда не ввязывался въ такія изъясненія, естьлибъ оныя потребны были къ моему оправданію, но въ оныхъ, благодареніе небесамъ, нѣтъ нужды; я желаю быть оправданнымъ собственною моею невинностію.
Вскорѣ послѣ увольненія своего отъ должности, подалъ я 24 Марта прошеніе о возвращеніи моихъ убытковъ, простирающихся до 39 фунтовъ стерлинговъ. Сія прозьба была принята, и по истеченіи нѣсколькихъ мѣсяцовъ выдано мнѣ 50 фунтовъ.
Съ сего періода, даже до настоящаго времени, жизнь моя текла безмятежно. Всѣ мои старанія наиболѣе къ тому стремились, дабы исходатайствовать нѣкоторое облегченіе моимъ удрученнымъ соотечественникамъ.
21 Марта, 1788 года, имѣлъ я честь о облегченіи моихъ Африканскихъ собратій поднесть Королевѣ просительное письмо, которое Ея Величествомъ милостиво и принято.
Всепресвѣтлѣйшая Государыня!
Повсюду гремящія, Вашего Величества примѣры благодѣтельности и человѣколюбія, подаютъ мнѣ смѣлость приближаться кЪ трону Вашего Величества, и упоеваютЪ меня надеждою, что ничтожество моего состоянія невоспятитЪ Вашему Величеству воскинуть взорѣ на утѣсненія, которыхъ предметомъ есть моя прозьба.
Не для одного собственно себя умоляю состраданія Милостивѣйшей Государыни; мои скорьби, хотя были многочисленны, но оныя отчасти погребены въ забвеніи: для милліона моихъ Африканскихъ соотечественниковъ, воздыхающихъ подЪ оковами тираніи вЪ Вест-Индіи, умоляю я соболезнованію Вашего Величества.
Жестокости и безчеловѣчіе, преслѣдующія вЪ оной странѣ несчастныхъ Негровъ, достойны сушь вниманія Британской законодательницы и совѣщанія кЪ изцѣленію сего зла. Многіе, да и тѣ самые особы, которые обладаютъ невольниками вЪ Вест-Индіи, представляли Парламенту о пресѣченіи невольничества: они увѣрены, что оное сколько неблагоразумно, столько и несправедливо, да и безчеловѣчно.
Частныя благодѣянія и милости ознаменовали доселѣ Правленіе Вашего Величества; такЪ не ужели стенаніе безчисленнаго народа не заслуживаетъ состраданія Вашего Величества, вы при искореніи онаго вкусите вящшее удовольствіе.
И для того осмѣливаюсь я, Всемилостивѣйшая Государыня, умолять ВасЪ кЪ побужденію Вашего Всепресвѣтлѣйшаго Супруга для облегченія несчастныхъ Африканцовъ, дабы чрезъ милостивое втеченіе Вашего Величества, ихЪ бѣдности конецъ учинился, и онибЪ изЪ среды безсмысленныхЪ скотовъ, вЪ которую доселѣ повергнуты были, кЪ правамъ свободныхъ людей вознесены были, и вЪ такоебЪ положеніе возведены, вЪ которомъ бы участвовали вЪ благодѣяніяхъ, низливающихся отЪ престола Вашего Величества. Сколь чувствительнымъ удовольствіемъ услаждаться будетъ Ваше Величество, сдѣлавъ милліоны благополучными; и благодарныя мольбы, возсылаемыя отЪ избавленныхъ, будутъ наградую безконечнаго благодѣянія.
Всемогущій Творецъ да низліетЪ на Ваше Величество и Королевскую фамилію всѣ блага, какія находятся вЪ семъ мірѣ, и сподобитЪ той радости, которую Божеское откровеніе обѣщаетъ въ будущей жизни.
Вашего Величества,
всенижайшій и покорнѣйшій невольникъ, Густавъ Ваза, угнѣтенный ЕфіоплянинЪ.
Я надѣюсь дожить до той радости, что честь всеобщей нашей природы будетъ спасена, вольность и справедливость, свойственныя Британскому Правительству возстановлены будутъ. Сіе есть такая вещь, которая устроитъ незыблемую славу, вожделенную для каждаго благородномыслящаго человѣка. Сія причина по мнѣнію моему понудитъ правителей удостоить сіе своего вниманія. Сіе есть такой предметъ, которой соотвѣтствуетъ ихъ чести и достоинству; тотъ конецъ, которой съ натурою свободнаго и благоустроеннаго правительства, соединенъ, которой отъ здравой политики неразлученъ, и котораго должно ожидать отъ изданія законовъ — Изъ сихъ попеченіи возникнетъ истинная слава — будетъ время, — по крайней мѣрѣ услаждаюсь я симъ пріятнымъ мечтаніемъ, — когда черные, преисполненны благодарности, будутъ торжествовать тотъ блаженный день, которой имъ доставилъ совершенную свободу. Тогда съ славою и честію будутъ особливо произносимы имена тѣхъ мужей, которые по своему великодушію вступились за человѣчество, вольность и благоденствіе, и предложили законодательной власти планъ, достойный Королевскаго покровительства. Дай Богъ, чтобъ Британскіе Сенаторы свѣтъ свободы и познанія распространили до послѣднихъ краевъ земли; сіе самое доставитъ миръ на землѣ и благоденствіе человѣчеству.
При ислѣдованіи безчеловѣчнаго торга невольниками, должно разсудить и о пользѣ могущей произникнуть отъ торговли съ Африкою. Жители съ воспріятіемъ мало по малу Британскихъ модъ, обычаевъ и нравовъ, доставятъ скорѣйшій расходъ Британскимъ товарамъ; и чѣмъ болѣе вкусъ и чистота въ оныхъ вкоренятся, тѣмъ вящшая будетъ польза для Аглинскихъ заводчиковъ.
Промыслѣ и рукодѣлія въ такой землѣ, которая почти вдвое Европы, и изобилуетъ произведеніями, какъ изъ царства растеній, такъ и менераловъ, удобнѣе можно постигнуть, нежели изчислить.
У древнихъ Британцовъ одѣянія мало, или ничего не стоили. Различіе между оными и настоящими въ разсужденіи иждивенія безконечно. Сіе должно примѣнить и къ Африкѣ. Та же причина, т.е. перехожденіе въ благообразованное состояніе то же дѣйствіе возъимѣетъ.
Естьли Коммерческія обязательства съ Африкою для Великобританіи полезны; то напротивъ торгъ невольникамъ вреденъ и безчестенъ.
Африка какъ на поверьхности, такъ и въ нѣдрахъ своихъ обладаетъ множествомъ полезныхъ и драгоцѣнныхъ вещей, которыя Англія передѣлавши, могли бы обратно возвращать. Чрезъ сіе самое многими столѣтиями сокрываемыя сокровища вышли бы на свѣтъ для кругообращенія; раченіе всегда бы пріобрѣтало себѣ новую пищу. Словомъ сказать, Африка отверзлабъ Британской торговлѣ безконечное полѣ. По симъ причинамъ искорененіе невольничества было бы въ самомъ дѣлѣ всеобщимъ благодѣяніемъ.
Теперь ничего болѣе мнѣ не остается, какъ испросить у моего читателя благосклонности и поспѣшить къ заключенію. Я весьма отдаленъ, чтобъ тщеславиться симъ сочиненіемъ; ласкаетъ также меня надежда, что гласъ порицанія умолкнетъ, естьли размыслятъ, что Издатель столь же мало имѣлъ охоты, какъ и способности простую правду цвѣтами воображенія изукрасить. Моя жизнь и участь преисполнены коловратностей, а приключенія различія. Я самую краткость избралъ изъ моей исторіи. Естьли читатели въ семъ маломъ твореніи встрѣтится такое произшествіе, которое ему маловажнымъ покажется, я въ извиненіе не знаю ничего другаго сказать, какъто, что каждой скучай изъ моей жизни производилъ впечатлѣніе во мнѣ, и имѣлъ влеченіе въ мои поступки. Я съ самаго отрочества пріобыкъ при малѣйшемъ приключеніи примѣчать десницу Божію, и извлекать наставленіе къ добродѣтели и религіи. При семъ обыкновеніи, каждое повѣствуемое мною обстоятельство, представлялось мнѣ важнымъ. Да и подлинно, въ чемъ же состоитъ важность приключенія, естьли мы чрезъ разсужденіе объ ономъ не будемъ благоразумнѣе и добродѣтельнѣе. Естьли кто таковыя мысли имѣетъ, тотъ не легко находитъ книгу, или приключеніе столь маловажное, изъ коего не могъ бы онъ извлещи для себя пользы; хотябъ то для другихъ совсѣмъ безполезнымъ казалось; предъ сими послѣдними открывать сокровище премудрости называется помѣшать сущность наставленія.
КОНЕЦЪ ВТОРОЙ И ПОСЛѢДНЕЙ ЧАСТИ