Книга: Гости на метле
Надо, кажется, переходить на ручное управление.
Ядвига Олизаровна дотронулась до выступа на пульте и мысленно отдала команду. СТУПа послушно заложила крутой вираж, затем уменьшила скорость и пошла на снижение.
(СТУПа — Система Точного Управления Полетом. Принцип ее действия пока что не выяснен)
Далеко внизу молчаливо проплывала полночная земля. Недавно выпал обильный дождь, и она была покрыта грязными озерцами, лужами и ручьями, в которых тускло и холодно сверкали звезды. Серыми лентами асфальтовых дорог не спеша, словно лесные светлячки, проползали огни запоздалых автомобилей.
Вскоре исчезли и они.
А СТУПа все летела и летела. Вокруг стояла глубокая тишина. Изредка ослепительные черточки метеоров пронизывали пространство и угасали, не достигнув земли.
Внезапно Ядвига Олизаровна подалась вперед.
— Кажется, отсюда начинаются мои родные места — негромко сказала она — Однако, что я плету? Какие они мне родные? Кроме горя, ничего я здесь не испытала. Слышишь, Аристарх? Или ты опять заснул?
Тот, кого касался этот вопрос, неохотно открыл один глаз и сладко зевнул. Тогда понюхал воздух и обеспокоено предупредил:
— Рано еще садиться. Слишком уж тянет отовсюду человеческим духом. Отсюда тянет… отсюда… и отсюда…
Ядвига Олизаровна в знак согласия кивнула седой головой и опять отдала мысленную команду. СТУПа, взблескивая лакированными боками, поднялась немного вверх и неслышно полетела вдоль русла узенькой извилистой реки. В лицо веяло влагой. Ядвига Олизаровна зябко сжалась в комок, подула на руки и скомандовала СТУПе взять правее.
Теперь они летели над лесным массивом, который с такого расстояния больше был похож не на лес, а на огромную чернильную кляксу. И только острый взгляд Аристарха мог выделять в нем отдельные деревья и кусты.
— Все летим и летим — заметил он и потянулся так, что аж косточки затрещали — А между прочим, не помешало что-то бы и пожевать. Как ты относишься к этому мероприятию?
Ядвига Олизаровна бросила на него недовольный взгляд.
— Слова какие — «пожевать», «мероприятие» — сказала она — И где только ты их нахватался?
Аристарх лишь неопределенно улыбнулся и положил голову на лапы. Встречный поток прохладного воздуха взлохматил его свалявшуюся, извека нечесаную шерсть. Прищуренными глазами он некоторое время пристально всматривался в ночную темноту. Наконец возбужденно встрепенулся:
— О! Здесь, кажется, именно то, что нам нужно. Человеческим духом и близко не пахнет…
Для большей убедительности он громко втянул у себя воздух и прибавил:
— По крайней мере свежим. Если уж приземляться, то лучшего места не найти — и поскольку Ядвига Олизаровна приземляться не спешила, Аристарх нетерпеливо барабанил обрубком хвоста по стенке СТУПы и повысил голос — говорю же тебе, что нет здесь ни одного человека! И, в конце концов, должен я хоть раз в сутки поужинать? Конечно, должен. Так какого черта мы еще чего-то ищем?
— Ох, и докомандуешся ты у меня — сказала ему Ядвига Олизаровна — Перепадет когда-то тебе за это, ох и перепадет!
— А что ты мне сделаешь? — поинтересовался Аристарх.
— Отлуплю, как Сидорову козу.
Аристарх насмешливо фыркнул в ответ.
— Все обещаешь и обещаешь — сказал он — А сама, наверное, представления не имеешь, как это делается.
Ядвига Олизаровна скосила на него гневным глазом. Вот же неслух, этот Аристарх, вот же задира! В кого лишь он удался?
Но, действительно, не помешало хоть бы раз обломать о его бока хворостину. Но рука на это как-то не поднимается. Ядвига Олизаровна помнит его еще совсем крошечным, полуслепым существом, которому и жить на этом свете оставалось считанные минуты. Ох, сколько ей пришлось присматривать за ним, сколько было потрачено драгоценной филиги, пока он, в конечном итоге, не превратился в такого вот озорного здоровяка! К сожалению, слишком уж озорного.
[Филига — кажется, что-то очень полезное и невкусное. Как рыбий жир.]
И все же ее рука, видимо, так и не возьмется за лозину. Как бы там ни было, а он для нее остается единственной близкой душой в этом злом и жестоком мире.
С другой стороны, Аристарх-таки прав, подумала Ядвига Олизаровна. Не носиться же им целехонькую ночь меж небом и землей. Тем более, что не на прогулку они сюда прилетели! Нет, было у них одно дело, от которого кой-кому из местных жителей не поздоровится. Хотя, конечно, жаль, что такое должно случиться именно там, где когда-то прошло ее детство.
Однако выбирать не приходилось. Задание есть задание. Жалость или сомнения здесь ни к чему.
СТУПа пролетела над маленьким, без единого огонька, селом, перелетела через крутой яр и, замедляя скорость, поплыла над лугом, на котором были разбросаны жидкие кусты невысокого кустарника.
За лугом, на опушке леса, притаился невзрачный домик с подслеповатыми, давно не мытыми окошками. Судя по всему, в этом домике никто не жил.
И все же для большей уверенности Ядвига Олизаровна облетела вокруг загроможденного подворья. Перекошенные трухлявые ворота, тропа, которой уже почти не видно под спорышом, многочисленные дыры в соломенной крыше. Да, это было именно то, что им нужно.
— Прыгай — приказала она Аристарху.
Аристарх мягко прыгнул на землю и несколько раз с удовольствием кувырнулся в траве. Потом встрепенулся и осторожно, почти ползком, направился к домику.
За минуту, уже не кроясь, он появился на крыльце и успокаивающе махнул лапой.
Ядвига Олизаровна и в этот раз не поспешила к хате. Она отлетела немного в сторону и приземлилась рядом с копенкой прошлогоднего сена. После этого, кряхтя, вышла из СТУПы и подняла взгляд к чистому, звездному небу.
— Хорошая будет погода — говорила она сама к себе — да, хорошая. И дождь тоже был кстати. После него пойдут грибы. А где грибы — там и человеческие дети. Тогда-то кого-то из них и не досчитаются мои дорогие земляки!
И она хрипло захохотала, почти взвыла, подняв к звездам свое высохшее, с длинным носом, лицо. Потом вернулась к СТУПе, скороговоркой пробубнила несколько загадочных слов и замахав руками так, словно собиралась взлететь в воздух.
Что-то громко зашипело под самой копенкой, темноту пронизали холодные голубые искры. Столб загустевшего воздуха качнулся над копенкой раз, другой — и в нем бесследно растворился летательный аппарат…
С раннего утра ученик пятого класса Степан Коваленко сидел на старой вишне. Он срывал спелые сочные ягоды, бросал их в бидончик и тяжело вздыхал. Он вздыхал не потому, что не любил вишен — нет, тут было как раз наоборот. И не потому, что мать велела нарвать полное ведро. Степан вздыхал потому, что из этих вишен надо было еще и косточки выбирать.
Сегодня мать собиралась после работы варить вишневое варение. Она считала, что без косточек оно должно быть еще вкуснее. Степан тоже так считал, особенно когда зимой намазывал это варение на ломоть хлеба с маслом. И все же вынимать косточки было для него самым скучным занятием в мире.
Однако тяжелый вздох не мешал Степану время от времени бросать взгляд вокруг себя. Из вишни ему хорошо был виден тот угол Горобцов, что сбегал к реке. Вон двое толстых дядянек из города вкладывали рыбацкое снаряжение в лодку деда Матвея. Немного дальше тетя Одарка пыталась затянуть во двор упрямую козу Майку. Майка мекала на весь угол и из всех сил не соглашалась. У нее были другие намерения.
Еще далее Степанов одноклассник и товарищ Василь Потихонченко накачивал переднее колесо своего велосипеда. Не иначе как мать послала его к центральной усадьбе. Степан уже собирался крикнуть Василю, если бы тот купил заодно и пистоны для Степиного игрушечного пистолета. Но здесь его взгляд остановился на рыженькой девочке. Это была Таня, внучка старой и больной соседки бабы Марии.
Таня делала вид, будто играется сама с собой посреди улицы в классы.
Но кого-кого, а Степана ей не обмануть. Он хорошо знает, Таня ожидает именно его. Больше играться ей было не с кем.
Степан втянул голову в плечи и затаился меж ветками. Потому что до такой прицепы, как Танька, даже репьям далеко. Когда-то баба Мария уговорила Степана, как старшего, провести ее внучку в школу и назад — пусть, мол, выучит дорогу, а тогда уже она и сама будет ходить. Согласился Степан, провел Таньку раз, второй, и так и до этого времени не может от нее отвязаться. И не только по пути к школе или назад. Не успеет еще звонок прозвенеть на перемену — а Танька будто народится под дверями его класса. В классе, конечно, смешки, всевозможные грязные намеки относительно жениха и невесты. В такие минуты Степан скрежетал зубами, словно пилка о железо, пек раков и едва не бросался на одноклассников с кулаками.
А Таньке хоть из пушки стреляй.
Хотя… Если бы она была похожа на Иринку Чубаченко, что сидела за первой партой и была круглой отличницей. Тогда он, возможно, и не так бы пек раков.
А Танька все прыгала и прыгала посреди улицы. И, будто неумышленно, все ближе подбиралась к Степанову двору. Наконец остановилась около забора, бросила быстрый взгляд на дом, на огород и садик, увидела Степана на вишне и сделала вид, будто очень удивилась.
— А я думала, что тебя нет дома — сказала она — Хочешь, помогу?
Степан хотел было сказать, чтобы Таня не совала свой нос в чужие дела. Однако заметил, какой взгляд она бросила на вишни, и сдержался. У бабы Марии таких не было.
— Лезь — позволил он — Только гляди, не загреми из дерева. Отвечай потом за тебя! А я пока что другими делами займусь.
Собственно, никаких особых дел у Степана не было. Разве что долить воды в бочку и покормить цыплят. А за это время Таня с горой наполнила ведро.
— Все? — спросила она.
Степан невольно вздохнул.
— Если бы все — сознался он — Из них еще и косточки надо вынимать!
— Тогда неси шпильку — скомандовала Таня. И это был первый в этом году случай, когда Степан ее послушался.
Быстро работала Таня. И умело. Степана аж зависть взяла. Косточки вылетали из вишен, как будто шарики во время лотереи «Спортлото», которые показывали по телевизору. Просто пулемет, а не Танька. Конечно, станешь пулеметом, когда на твоих руках больная бабушка. Когда-то баба Мария попала на свекле под град, простудилась, и с того времени никак не может разогнуться.
— Как там твоя баба? — спросил Степан — Она что, уже так и не выпрямится?
Таня отбросила с чела прядку волос и сказала:
— Михаил Алексеевич считает, что надежды уже нет.
— А он не ошибается?
Таня покачала головой.
— Ты же сам знаешь, какой он врач. К нему даже из города приезжают лечиться.
Этого Степан не отрицал. Кто-кто, а Михаил Алексеевич был таки хорошим врачом. Иногда даже слишком хорошим. В прошлом году Степан заболел, так Михаил Алексеевич мигом поставил его на ноги. Даже оскорбительно стало: только собрался как следует отдохнуть от уроков — так на тебе, опять надо бежать в школу.
— А чего это отец все не едет за тобой? — спросил Степан немного погодя — Он что, тоже больной?
Таня не ответила. Только низко склонилась над вишнями. По ее щекам пробежали две слезинки.
Степану стало не по себе. И кто его тянул за язык спросить такое! Нет ничего хуже, когда из-за тебя кто-то плачет!
— Вот еще — промямлил он — Я же просто так спросил. А ты сразу в слезы. Хочешь, после этих вишен мы пойдем на реку?
Таня молча кивнула головой.
Они уже заканчивали работу, когда над забором появилась стриженая голова Василя Потихонченка.
— Что я вижу! — ехидно сказал он — Опять Ромео и его компания!
«Начинается» — тоскливо подумал Степан и сжал залитые вишневым соком кулаки.
— Не обращай внимания — посоветовала Таня — Ну его! Подразнится и перестанет.
— Лучше бы уж помолчала — раздраженно отрубил Степан — Через тебя это все!
И он направился навстречу Василю, который уже успел перепрыгнуть через перелаз и принять борцовскую стойку.
Так закончилось утро ученика пятого класса Степана Коваленка.
Вечером Степан опять сидел на вишне. Только теперь рядом с ним был Василь. Они затеяли увлекательное соревнование — кто дальше выстрелит вишневой косточкой.
Конечно, не обошлось здесь и без Тани. Она оседлала удобную ветку на соседней черешне и оттуда молча следила за соревнованиями. Говорить ей было запрещено. Когда же она пробовала подать голос, ребята дружно выкрикивали: «О, опять радио заговорило»! — и стреляли в ее сторону.
Солнце медленно котилось за горизонт. Вокруг стояла глубокая тишина. Не поднимали пыль автомобили и мотоциклы, не подавали голос сытые коровы. Даже неугомонные горобцовские псы — и те смолкли. Не иначе, как решили немного отдохнуть перед ночными приключениями.
Лишь от летней кухни к ребятам долетал смех и оживленные голоса. То родители Степана, шутя спорили, кто из них должен варить варение. Оба считали себя незаурядными мастерами этого дела.
— Ну и скука — пожалился Василь после тридцать шестого выстрела — таких каникул у нас отродясь еще не было.
— Ага — согласился Степан и установил личный рекорд — еще, чего доброго, и в школу захочется.
— А мне уже сейчас хочется — не удержалась Таня — я учебу люблю больше, чем каникулы.
— Цыц! — дружно воскликнули ребята — Тьфу на тебя!
Соревнования продолжались. Но уже не так бойко, как раньше. Первым сдался Василь.
— Ну его, надоело — сказал он и оперся спиной о ствол — давай лучше поговорим о чем-то.
— А о чем мы будем говорить? — спросил Степан. Хотя он и стрелял дальше, все же эти соревнования надоели и ему.
— О чем. Знаешь, меня двоюродный брат в Москву приглашает — начал Василь — приезжай, пишет, сходим на футбол, в ледовом дворце на коньках покатаемся. Летом — и на коньках, здорово, правда же?
Конечно, никакого двоюродного брата у Василя в Москве не было. И Степан об этом хорошо знал. Все же ловить товарища на лжи не стал, потому что тогда было б так скучно, что хоть бери и спать ложись. Поэтому он сказал:
— А мой в Ленинграде живет. Тоже к себе приглашает. Приезжай, пишет, на теплоходе покатаемся.
В действительности двоюродный Степанов брат проживал в соседнем селе. И некуда приглашать он не мог, потому что ему исполнилось лишь десять месяцев.
И неизвестно, до чему бы ребята договорились, если бы Таня опять не подала голос:
— Смотрите, огонь!
— А, радио заговорило — начал было Василь. Однако тут же опомнился и спросил — Какой еще огонь? Где?
— Вон там. В том домике, что возле леса.
Этот домик они знали хорошо. Вот уже несколько лет в нем никто не жил. Разве что в ненастье отсиживались грибники и охотники из города. Однако сейчас стояла замечательная погода и отсиживаться было никому.
И все же единственное, обращенное в сторону Горобцов окошко светилось.
— Интересно, кто бы это мог быть? — спросил Василь и тут же предложил — Сбегаем посмотрим?
— Ага, так нас и отпустят — сказал Степан и посмотрел в сторону летней кухни — Когда это нас отпускали, на ночь, глядя?
— Никогда — согласился Василь — И все же интересно знать, кто там сидит. Может, шпион какой-то?
— У Степана же бинокль есть — опять подала голос Таня.
Степан лишь хлопнул ладонью себя по лбу.
— Я и забыл о нем! — воскликнул он — А ну, Танька, пулей за ним! Он над столом висит.
Первым схватил бинокль Василь. Долго осматривал опушку и крутил окуляры то в одну, то в другую сторону. В конечном итоге вернулся к Степану:
— Ничего не разобрать. Окно светится, а кто в той хате — неизвестно.
Степан сначала тоже ничего не мог разглядеть. Облупленная стена, темные пятна кустов вокруг домика. Он уже хотел было опустить бинокль, как внезапно увидел, что из-за кустов медленно выплыл какой-то загадочный предмет. Он смахивал на длинную палку с конским хвостом на конце. На метлу что ли. И на этой палке…
Степан лихорадочно протер окуляры бинокля, опять приложил его к глазам. И как раз вовремя. Загадочный предмет проплыл еще немного в воздухе, сравнился с освещенным окошком. Сердце Степана трепнулось и направилось в пятки: верхом на предмете, который напоминал метлу дворника, сидела какая-то растрепанная мара. Длинные волосы гадюками шевелились вокруг головы, острый крючковатый нос достигал подбородка. Кривые и длинные, словно кабаньи клыки, зубы упирались в нижнюю губу.
Удивительное существо будто почувствовало, что за ним наблюдают. Оно резко, будто налетело на какую-то преграду, остановилось и начало оглядываться; его волосы стали дыбом. Ужасающий, блуждающий взгляд все ближе и ближе подкрадывался к Горобцам. Внезапно остановился на Степане и, как молния, вспыхнул ослепительным огнем.
Бинокль выпал из Степановых рук. За ним, потеряв равновесие, полетел его владелец.
Приземлился Степан более-менее удачно, на копенку только скошенной травы. Однако не успел парень прийти в себя, как что-то больно пнуло его в спину.
— Ой-ой-ой! — вырвалось у Степана. Ему показалось, что на него напрыгнуло это страшилище.
Однако это было не страшилище. Это, оказывается, всего-навсего был бинокль. Степан обогнал его по пути на землю.
А Василь с Таней все еще сидели на дереве и удивленно оглядывались во все стороны. Они никак не могли понять, куда исчез их товарищ.
— Что случилось? — долетел от кухни встревоженный отчий голос — Ты не забился, сынок?
— Н-нет — ударившись пробормотал Степан.
— Вот и хорошо — облегченно сказал отец — А то мне показалось, будто в саду приземлилась какая-то комета. Ну, думаю, завтра начнут съезжаться всевозможные ученые гостьи и экспедиции. А это, оказывается, мой сын свалился с вишни!
— П-папа, я там такое, такое увидел! Метлу увидел! И на ней кто-то сидел.
— На метле? — переспросил отец, и в его голосе опять слышалась тревога — Слушай, сынок, а ты действительно не забился?
— Да ты что? — обиделся Степан — Не веришь мне, да?
— Там окно светилось — добавил Василь — А чего бы оно светилось, когда там никто не живет?
Степанов отец задумчиво потер переносицу.
— Ладно — решил он — Завтра как раз воскресенье, поэтому мы с вами пойдем узнаем, в чем дело. А пока что сбегайте за хворостом. За это я с вами рассчитаюсь свежим варением. Ну как — согласны?
Ядвига Олизаровна сидела у окна. Она ожидала той минуты, когда в селе погаснут последние огни.
Тогда оседлала метлу и полетела в Горобцы.
На опушке за селом ее уже ожидало тридцать маленьких дедушек. У каждого из-под подмышки выглядывала корка хлеба или сухарь, густо посыпанный солью. Дедушки вежливо раскланивались друг перед другом, вели степенные беседы и время от времени бросали в сторону одинокой хаты, которая неясно виднелась на опушке леса, тревожные взгляды.
Они ожидали высокого гостя.
Иногда кто-то из дедушек отламывал от корки или сухаря крохотный кусочек и втихаря бросал его в рот.
Как только Ядвига Олизаровна сошла с метлы, самый почтенный из дедушек выступил вперед и низко уклонился.
— Со счастливым прибытием на нашу славную горобцовскую землю! — дрожащим от волнения голосом начал он — И в знак безграничного уважения и преданности к вам примите, пожалуйста, этот скромный хлеб-соль.
Тридцать дедушек в свою очередь подмели седыми бородами пыль перед высокой гостьей и передали ей свои уже совсем защипанные корки. Тогда выстроились в шеренгу и подняли на Ядвигу Олизаровну настороженные, даже перепуганные взгляды. Они боялись, что ее прибытие не обещало ничего доброго ни им лично, ни Горобцам, с которыми они так сжились.
Ядвига Олизаровна окинула подарки одним из своих особенных колдовских взглядов. Корки в тот же миг превратились в тридцать пышных и румяных караваев.
Потом она небрежно махнула рукой. Караваи опять превратились в сухие ощипанные корки и исчезли в одном из ее многочисленных карманов.
По шеренге прокатилась волна восхищенных вздохов. Ядвига Олизаровна склонила голову.
— Благодарю за теплую встречу — сказала она — И поскольку вы народ очень занятой, то я попрошу остаться лишь тех, в чьих хатах живут дети от шести до тринадцати лет. Остальные могут быть свободны.
Дедушки с облегчением вздохнули и мигом растаяли в ночной мгле. А те, которые остались, прижались друг к другу и смотрели на высокую гостью с откровенным страхом.
Ядвига Олизаровна медленно прошлась вдоль поредевшей шеренги, внимательно всматриваясь в сухие, сморщенные, словно печеные грушки, старческие личика.
— Я прилетела сюда по чрезвычайно важному и тайному делу — начала она. — Не буду говорить, что это за дело, замечу лишь, что мне нужны наиболее обиженные или несчастные дети, которые живут в Горобцах.
Дедушки переглянулись.
— Таких у нас, кажется, нет — сказал наиболее крепкий с виду домовой.
— Жаль — сказала Ядвига Олизаровна — В таком случае мне нужны наивреднейшие из них.
— Таких тоже не водится — переглянувшись с остальными, сказал все тот же домовой.
Ядвига Олизаровна смерила его с головы до ног тяжелым взглядом.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Шурхотун — ответил тот.
— Ладно — я запомню это имя — голосом, который не обещал ничего хорошего, пообещала Ядвига Олизаровна.
Шурхотун сжался в комок, будто от удара.
— Да я что… я только говорил, что… — начал он, однако Ядвига Олизаровна властным жестом приказала ему смолкнуть.
— Кажется, не только Шурхотун, но и все вы стали больше людьми, чем домовыми — заметила она остальным.
— Нет, мы… — пискнул кто-то из шеренги и сразу смолк.
— Об этом мы поговорим позже — заверила Ядвига Олизаровна — А для начала я бы хотела узнать, у кого из ваших детей есть бинокли. Ну, чего же вы молчите?
Взгляды дедушек остановились на Шурхотуне.
— В твоей хате живет мальчик или девочка? — быстро, не давая времени на обдумывание, поинтересовалась Ядвига Олизаровна.
— Мальчик.
— Имя?
— Степан — едва слышно прошелестел Шурхотун. Его маленькие подслеповатые глазенки с мольбой воззрились на гостью — Но он… он еще такой маленький. Ты не сделаешь ему ничего плохого, правда?
— Этого я обещать не могу. На несчастье его родителей, он увидел такое, чего никому из людей видеть не следует.
Шурхотун от страха посерел.
А Ядвига Олизаровна медленно прошлась вдоль окоченевшей шеренги. Потом остановилась и потребовала:
— Выйдите те, в чьих домах живут друзья этого, как его, Степана.
Вперед вышло двое дедушек, их колени изменчиво дрожали.
— Только я должен сказать, что моя Таня не очень то с ним дружит — заявил меньший на рост — ее не берут в компанию.
— О, это интересно — оживилась Ядвига Олизаровна — Это чрезвычайно интересно! Ты сегодня же подашь в письменной форме ее биографию. И не забудь перечислить в ней все унижения, которые эта Таня испытала.
— Да какие там унижения! — воскликнул домовой — Ничего такого не было и нет. Просто так уже сложилось, что…
— Прекратить разговоры! — повысила голос Ядвига Олизаровна — И запомните: если хоть одна душа узнает от кого-то, о чем здесь говорилось, — не позавидую ни вам, ни вашим усадьбам.
— Никто не узнает — заверили ее домовые.
— Конечно. Мы себе не враги, нет!
Они немало прожили на этом свете и хорошо знали, на что способная Ядвига Олизаровна и такие же высокие гости.
А способны они были на такое, о чем и вспоминать страшно…
Собиратели лекарственных растений
Одинокая хата на опушке леса казалась близкой разве что с дерева. Да и то, лишь в том случае, когда ее разглядывать с помощью такого мощного прибора, как бинокль. В действительности к ней надо было идти и идти.
Сначала нужно было перебраться по шаткому, в несколько жердей, мостику через реку Воробьиную. Потом минут десять продираться сквозь репейные и чащи шиповника. Тогда опуститься в Чертов яр, опять подняться по его крутому сыпучему склону — и где-то там, почти у самого горизонта, виднелся тот одинокий домик.
Поэтому понятно, что дети во главе со Степановым отцом добрались до него лишь тогда, когда солнце стояло высоко в небе и пекло немилосердно.
Степанов отец обошел вокруг палисада, который окружал домик, остановился перед скособоченными, на одной завесе дверями, и задумчиво покачал головой.
— К ним и подходить страшно — заметил он — их и толкать не надо — сами оторвутся.
А потому он постучал палкой по трухлявой лестнице и позвал:
— Ау, есть здесь кто или нет?
Ему никто не ответил. Степанов отец постучал сильнее. Тогда сказал:
— Так я и знал, что этим закончится. А ну, ребята, сознавайтесь, что все это лишь ваша выдумка.
— Но, папа, мы ничего такого не выдумывали — возражал Степан. Однако голос его звучал не достаточно убедительно. Правду говоря, он уже и сам мало верил в то, что увидел вчера.
— Ладно — сказал отец — Тогда я еще и в окно постучу. И если…
Закончить он не успел. За их спинами прозвучало громкое, разозленное шипение.
Таня ойкнула и вцепилась в Степанову руку. Василь, как настоящий австралийский кенгуру, одним скоком взлетел на крыльцо.
Даже Степанов отец и тот вздрогнул из неожиданности.
— Что за чертовщина? — вырвалось у него.
От опушки к дому мчал огромный черный кот. Он с разгона преодолел палисад и стал взбешено дубасить землю обрубком хвоста. Его раскосмаченная, вся в репьях шерсть дрожала на худых, впалых сторонах. Уши плотно прижались к голове, что размерами не уступала Василевой.
Кот переводил взгляд злобных зеленых глаз с Тани на Степана, со Степана на Василя — и опять останавливался на Тане. Кот словно выбирал, на кого наброситься первым.
Взрослого он старался не замечать.
— Эге, уважаемый, откуда ты взялся? — встревоженно воскликнул Степанов отец и выступил вперед, прикрывая собой детей — Ну и размеры же у тебя! Что-то я таких котов не видал. Но ты и не рысь, а?
При каждом звуковые человеческого голоса длинное, гибкое тело чудо-зверя вздрагивало, будто его пороли плеткой. Но от своих намерений кот не отказался, и как только Степанов отец смолк, кот, горбясь, обошел его по дуге и опять приготовился к прыжку, окончательно остановив свой выбор на Тане.
— Ого! Это уж слишком — рассердился Степанов отец и замахнулся на кота — Прочь отсюда!
Чудо-кот зашипел, как мощная струя воды на распеченной сковородке. Но не отступил, а еще теснее прижался к земле.
— Не бей его! — внезапно донесся из глубины дома глухой голос — Не трогай его, слышишь?
Кто-то торопливо прошлепал в сенцах, и на пороге появилась еще крепкая, разгневанная бабушка. По пути она с такой силой оттолкнула Василя, что тот едва не дал сторчака с крыльца. А старушка поспешила к коту, который от ярости уже не только шипел, а клокотал, будто пара в огромном котле.
— Успокойся, Аристаршик, ну, успокойся, мой маленький — мягким голосом говорила бабушка и поглаживала кота по вздыбленному загривку — И не бойся — никто ни тебя, ни хозяйку твою и пальцем не тронет. Вот так, закрой глаза и успокойся. Вот и ладно, вот и хорошо. А теперь мы пойдем в хату и ты там приляжешь, немного отдохнешь.
Старушка бросила все еще разгневанный взгляд на гостей. Те, больше, чем им бы хотелось, спешно уступили дорогу перед котом.
Как только они исчезли за дверью, Степанов отец развел руками и растерянно улыбнулся:
— Дьявол какой-то, а не кот! Слово чести, дьявол. Видимо, акселерация уже и к котам начала подбираться.
— Еще какая акселерация — поддержал его Василь, хотя толком и не знал, что это слово значит.
В этот миг старушка вновь появилась на крыльце. Но теперь на ее морщинистом лице не осталось и тени гнева. Напротив, оно светилось мягкой, чуть виноватой улыбкой.
— Простите, гости дорогие, моего непутевого котика — начала она и тоскливо приложила к щеке шершавую ладонь — если б вы только знали, сколько ему в детстве пришлось настрадаться от людей! Не поверите, до этого времени не может смотреть на них спокойно. Особенно на незнакомых. Иногда даже мне, старой, становится не по себе от его ярости. Но что поделаешь, привыкла я к нему, как к родному ребенку. Я же его когда-то совсем крошечным подобрала и выходила. Так теперь и доживаем вдвоем на белом свете. Да и он ко мне тянется, как к матери своей. Куда я, туда и Аристарх. Все боится, что меня кто-то может обидеть. Да что я говорю, вы и сами все видели!
Голос у старушки был добрым и ласковым. Она продолжала виновато улыбаться, словно просила простить своего воспитанника за такое негостеприимное поведение. И от той улыбки, от тихого успокоительного голоса ребята и Таня начали понемногу приходить в себя.
— А вы, бабушка, сами откуда будете? — спросил Степанов отец и присел на ступенях — Я спрашиваю об этом потому, что в этом доме уже несколько лет никто не живет.
— Сама я, сынок, издалека — охотно отозвалась бабушка на этот вопрос — все мои родные умерли, вот и пришлось на старосте лет перебираться к младшей сестре. Она недалеко отсюда живет, в… — бабушка подняла глаза, словно силилась что-то вспомнить — да, в Веселиновке. Никак не привыкну к этому названию.
— Ничего себе недалеко — втихаря заметил Василь — Туда же двадцать, а то и больше километров наберется!
— А мы на месте не сидим — улыбнулась ему старушка — Мы лекарственные травы собираем. И прости, внучек, что я тебя толкнула неумышленно. Очень уже я боялась за своего котика.
— Да что там… — смутился Василь.
— Вот такие дела — продолжала старушка — Ой, что же это я? Вот и ходим мы с Аристархом, травки собираем. В ненастье или на ночь я иду к людям, а мой Аристарх тем временем притаиться где-то в дупле или под кустом и ожидает меня. Если же повезут натолкнуться на такую вот покинутую хату, то это уже праздник для нас обоих. Много нам не надо. Главное, чтобы сверху не капало и с боков не тянуло. Насобираем два-три снопа нужных трав — и опять к сестре возвращаемся, людей от всевозможных болезней лечим.
— Понятно — сказал Степанов отец — народной медициной сейчас многие увлекаются.
— И правильно делают — отозвалась старушка — даже в самом простом зелье кроется целебная сила. Только же ею надо пользоваться очень осторожно, с умом. Вот я, сынок, вижу, что у тебя нет-нет да и начинается ломота в костях. Правильно?
Степанов отец удивленно уставился на бабушку.
— Правильно — наконец вынужден был признать он — вы будто в воду смотрите. Когда-то умудрился ревматизм схватить. Но откуда вам это известно?
— По глазам твоим — ответила бабушка — по глазам многое можно прочитать. Так я тебе одну травку дам. Пей ее утром вместо чая — и через неделю болезнь как рукой снимет.
— Благодарю вас, бабушка. Только я больше привык доверять научной медицине. Так что вряд ли помогут ваши травы. Они же, видимо, без заклинаний не действуют?
Старушка загадочно улыбнулась.
— Отчего это не действуют? Действуют, да еще как! Вот одну из таких травок я тебе сейчас вынесу.
Когда она начала подниматься по лестнице, Степан шепотом напомнил отцу:
— Не забудь ее спросить о вчерашнем. Хорошо?
Старушка словно услышала, что он сказал. Она остановилась у дверей и, якобы что-то вспомнив, покачала головой.
— Странные какие-то у вас здесь места. Загадочные. Мы с Аристархом вчера вечером только-только улеглись — как что-то загудело в дымоходе. Потом кто-то затопал у порога и начал сам с собой разговаривать. Выглянула я в окошко, окликнула — никого нет. Едва прилегла — опять шаги, опять голоса. С чего бы это?
И она укоризненно посмотрела на детей, будто подозревала, что это их выходка. Не дождавшись ответа, исчезла за дверью. Через какую-то минуту вышла на крыльцо с пучком сухой травы в одной руке и закопченной крынкой — в другой.
— Вот тебе от ломоты, сынок — сказала она отцу Степана — а в этом кувшине — холодная водица, настоянная на целебных травах. Утоляет жажду и бодрит. Да вы не стесняйтесь, пейте прямо из кувшина!
Степанов отец с настороженным любопытством заглянул в крынку, для чего-то понюхал его и сделал маленький глоток. По том задумчиво причмокнул губами и припал к кувшину уже по-настоящему.
— Замечательная водица — похвалил он через миг передал крынки Тане — внутри будто прохладнее стало. И мятой пахнет.
— Золототысячником тоже — прибавила Таня, вытирая уста — И зверобоем, и шалфеем, и сон-травой. И еще чем-то, только мне кажется, что эта трава в наших местах не растет.
Старушка с нескрываемой заинтересованностью посмотрела на нее.
— Молодец, внучка — сказала она по паузе — Такая маленькая, а уже понимаешь в травах.
— Еще бы — вмешался Василь — У нее баба тоже травами интересуется. Только они ей не очень помогают. Как согнуло ее когда-то, так и до этого времени не разогнется.
Старушка сочувственно покачала головой.
— Это тонкое дело — заметила она — при такой болезни нужно немало трав сразу. И не только здешних. Простите, дорогие гости, я бы с радостью угостила вас чем-то вкусным, но, к сожалению, у нас с Аристархом нет ничего, кроме хлебца. Может, еще водицы выпьете?
Степанов отец ударил руками о полы.
— Ой-ой-ой! — сказал он — Напрочь из головы вылетело, что пора уже и обедать. А нам, кстати, кое-что положили в дорогу. Может, пустите в хату? — спросил он старушку.
— Нет-нет! — вырвалось у той — Я бы, конечно, с большой радостью посадила бы вас за стол. Но там, сами понимаете, пустота. Да и не убиралось давно.
— Не волнуйтесь, бабушка — успокоил ее Степанов отец — мы понимаем. Что ж, расположимся где-то неподалеку.
Он оглянулся. Его взгляд остановился на небольшой затененной опушке в конце двора.
— Здесь мы, видимо, и присядем — решил он и направился туда — Таня, помоги, пожалуйста, накрыть стол — попросил Степанов отец, выкладывая из рюкзака припасы. — И вы, бабушка, тоже подходите ближе. Да не забудьте пригласить и своего защитника. Ну и котяра! Отродясь таких здоровяков не видал. И где только вы его раздобыли?
— Он у меня специальной породы — объяснила старушка, с какой-то настороженностью, присматриваясь к рюкзаку — Сибирский он.
— Где не бывал, там не бывал — вынужден был признать Степанов отец — Северным морским путем прошел, на Дальнем Востоке плавал. А вот в Сибири — не приходилось. Кстати, почему у него такое чудное имя?
— От соседа пошло — сказала старушка — очень умный сосед жил рядом с нами. Можно сказать, ученый. Вот и назвала котеночка этим именем. С того и пошло.
— Все понятно — улыбнулся Степанов отец — Ну вот, стол, так сказать накрыт. Просим вас, бабушка!
— Да я, люди добрые… — смутилась старушка.
— Полно вам — сказал Степанов отец — если вы уж так стыдливы, давайте договоримся: ваша вода, наша еда. Очень уж она у вас вкусная. Я такой еще нигде не пил. Договорились?
— Ну разве что — повеселела бабушка.
— И Аристарха вашего не забудьте позвать — еще раз напомнил Степанов отец.
Впрочем, Аристарх не заставил себя долго ждать. Не успела старушка вымолвить его имя, как он появился на крыльце. Ноздри у него нервно шевелились; ни на кого не глядя, он направился прямехонько к импровизированному столу.
Теперь бабушкин воспитанник мало смахивал на недавнее страшилище с ощеренной пастью и свирепыми глазами. Нет, сейчас это был самый обычный кот, если не принимать во внимание его необычных размеров. И, как каждый голодный кот, Аристарх жадно, почти не разжевывая, глотал все, что ему не подкладывали — хлеб, колбасу, помидоры, вареные яйца. И звук человеческого голоса, кажется, его уже не злил. Более того, в ответ он пытался выжать из себя что-то вроде благодарного мурлыканья.
По обеде Аристарх с животом, тугим, как бубен, перебрался к кустам в конце опушки. Там он разлегся и взглядом, в котором светилось нескрываемое удивление, начал разглядывать гостей.
Домой наши разведчики возвращались уже под вечер. Старушка с Аристархом провели их почти до самого Чертова яра. Кот степенно шел рядом с Таней. Казалось, что она вызывала у него наибольшее доверие. Однако стоило ей наклониться, чтобы погладить кота, как тот молниеносно улетел в сторону и зашипел точь-в-точь так, как делал это в первые минуты знакомства.
— Аристарх, спокойно! — прикрикнула на него старушка.
— Это я виновата, бабушка — сказала Таня на защиту Аристарха. Она присела на корточки перед котом, ласково заглянула в зеленые, настороженные глаза и сочувственным голосом спросила:
— Ну, почему ты такой? Почему ненавидишь людей? Не все же они такие бессердечные. Вот у меня дома тоже есть кошка. Муркой ее зовут. Я тоже подобрала ее совсем маленькой. У нее было надорвано ушко и покусан хвостик. Мурка тоже больше всего боялась людей. Чуть что — и она уже под кроватью. Ни за что ее потом не выманишь. А теперь такая красавица стала, такая ласковая и умная.
Впервые в недоверчивых кошачьих глазах появилось что-то вроде заинтересованности. Правда, стоило Тане снова протянуть руку, как оно немедленно исчезло.
— Наверное, ты подумал, что я тебя хотела ударить, да? — спросила Таня — Какой же ты глупенький и пуганный! Эх, почистить бы тебя немного, откормить — и лучшего кота во всем мире не найти! Ладно, мы об этом, может, еще поговорим.
— Ня-ав — впервые за сколько времен откликнулся Аристарх, и Степану показалось, будто в его густых усах промелькнула насмешливая улыбка — Ня-ав — повторил кот.
Когда они попрощались со старушкой и уже перебрались через яр, Степан внезапно остановился.
— Слушайте — растерянно начал он — Мы же, кажется, так ни о чем и не узнали!
Все посмотрели на него с удивлением.
— А о чем бы ты хотел узнать? — поинтересовался отец.
Степан потер ладонью лоб.
— Уже не помню — признал он — Но, кажется, мы хотели о чем-то спросить. Только кого и о чем? А может, и не спросить.
— Глупости — возразил Василь — Никого мы не хотели расспрашивать. Мы просто ходили в гости.
— Да-да — поддакнула Таня — Мы ходили в гости к бабушке. И она мне очень-очень понравилась. И кот Аристарх также. Ну и что с того, что он такой диковатый? Видно, люди когда-то-таки принесли ему немало горя. Бедный кот! Если хотите знать, то я еще раз пойду туда. К бабушке и Аристарху. Думаете, хорошо им все время жить в одиночестве?
На какой-то миг Степану показалось, будто за кустами промелькнула чья-то длинная тень. Однако он не обратил на это никакого внимания. Мало ли кто там может быть! Собаки, например. Они же в Горобцах почти все не привязаны. Потому что хоть и любят погавкать, но добрые и не злые.
— Ты, Таня, права — заметил Степанов отец — Жить одному на свете — худшего наказания не придумаешь. Даже когда рядом с тобой такой преданный котяра, как этот Аристарх. Если искренне, ребята, я бы на вашем месте взял над старушкой пионерское шефство. Бедная бабушка — продолжал он, отворяя калитку своего двора — ей, видимо, было ужасно неловко из-за того, что она не могла пригласить нас в хату. Охо-хо, я бы пошел с вами еще раз, но, к сожалению, работы больше, чем надо! Сами знаете, лето.
Сквозь сон Степану показалось, будто по комнате кто-то ходит. Он с усилием открыл веки и прислушался.
Вокруг стояла глубокая тишина. От нее аж звенело в ушах. Разве у противоположной стены, за буфетом действительно слышалось какое-то слабое шуршание.
«Видимо, со двора о стену ветка трется — подумал Степан — или опять вернулась куница».
Прошлым летом у них на чердаке поселилась куница. Степан не раз видел ее заинтересованную, хоть и настороженную, мордашку. А по ночам она носилась с земли до крыши и обратно, или сосредоточенно скреблась под крышей. Точь-в-точь, как вот сейчас. Под осень куница где-то пропала, видимо, опять направилась в лес.
Степан выключил ночник и опять улегся в кровать. Уже сквозь дремоту опять услышал чьи-то легкие, осторожные шаги. А еще — жалостливое ворчанье. Так мог бормотать лишь Карлсон, который живет на крыше, да и то в мультфильме. Степану даже показалось, будто этот кто-то, похожий на Карлсона, пробурчал над самым его ухом: «Эх, хлопче, если бы ты знал, какая беда ожидает тебя. Ох, какая беда»!
«Что за беда»? — хотел было спросить Степан. Однако глаза его уже крепко сомкнулись, а уста слиплись так, будто их смазали медом.
Через минуту он крепко спал.
Рано-утром Степан, как всегда, выгнал в череду корову Зорьку. На обратном пути, у Чертова яра, его ожидала Таня.
— Ну так как — пойдем к бабушке или нет? — спросила она.
— Что-то не хочется — ответил Степан — да и некогда. Может позже.
Сегодня ему было не до старушки. Из головы никак не шел таинственный ночной голос. Кому он мог принадлежать? О какой беде предупреждал? Надо было бы с кем-то посоветоваться, да не с кем. Отец еще на рассвете поехал на работу, Василя тоже нет — направился на центральную усадьбу. Осталась одна Таня. Но что она может посоветовать. Ничего.
— Но мы же решили взять над ней шефство — не унималась Таня — или ты об этом забыл?
— Ничего я не забыл — взбеленился Степан.
В голове появилась какая-то еще неясная мысль, но он никак не мог ее поймать. А все через эту болтовню.
— Пойдем, Степа-а — не утихала Таня — Ну пой-дем…
— Да отцепись ты от меня! — с сердцем воскликнул Степан и оттолкнул Таню.
Девочка не удержалась и упала, больно ударившись о ствол. Уста ее обиженно задрожали, Таня готова была вот-вот заплакать. Однако, глянув куда-то за спину Степана, быстро поднялась, поспешно вытерла глаза и зашептала:
— И надо было тебе толкаться! Она может подумать, что ты хулиган какой-то.
Степан оглянулся. По ту сторону яра стояла вчерашняя бабушка и не отрывала от них заинтересованного взгляда. Рядом с ней сидел Аристарх и водил кровожадным взглядом за стрижами, что с громким писком кружили над самой его головой.
— Добрый день, бабушка! — закричала Таня — Вы не думайте… это мы просто так играли. А можно к вам в гости?
Старушка кивнула головой, и Таня быстро направилась к яру. Мигом перебралась на другую сторону, оглянулась на Степана и махнула рукой:
— А ты чего стоишь? Иди сюда!
Степан нерешительно сделал один шаг, второй и опять остановился. У него было такое ощущение, будто его разрывают какие-то странные, противоположные силы. Одна тянет домой и шепчет перепуганными словами ночного гостя: «если бы ты знал, какая беда ожидает тебя». Другая тянет вслед за девочкой, туда, где над краем обрыва стоит незнакомая, собственно, бабушка и смотрит на него загадочным немигающим взглядом, от которого по спине забегали холодные мурашки.
Вторая сила победила.
Когда он перебрался через яр и подошел к старушке с котом, Таня сказала:
— Знаешь, Степа, что только сказала бабушка? Она сказала, что хочет показать нам что-то очень интересное. То, чего мы отродясь еще не видели. Ой! — неожиданно воскликнула она и сплеснула в ладошки — Мы же так и не спросили, как вас зовут!
— Зовите меня Ядвигой Олизаровной — ответила бабушка.
Таня удивленно на нее посмотрела.
— Странное какое-то у вас имя — сказала она — В нашем селе такого еще не было.
— Это сейчас оно у меня такое — объяснила старушка, и странная улыбка скользнула по ее тонким устам — А раньше я Катериной Трофимовной звалась.
От неожиданности Таня даже рот забыла закрыть.
— А разве можно менять свое имя?
— Как видишь, можно — ответила старушка и опять загадочно улыбнулась — а иногда даже необходимо.
— Никогда не слышала о таком — призналась Таня — Нам наша учительница…
— Ня-ав — неожиданно подал голос Аристарх и потерся о колено старушки. Та пристально на него посмотрела и повернулась к детям:
— Как вы думаете, что сказал мне сейчас Аристарх? — спросила она и, не ожидая ответа, сама же ответила — Он сказал, что пора уже идти.
— Но разве же можно понять, что говорят коты? — спросила Таня.
— Иногда это удается — скромно созналась старушка — Ну-ка наперегонки!
— Вы и это умеете? — пораженно спросила Таня. Она, кажется, только и делала, что удивлялась — А я думала, что в вашем возрасте можно лишь ходить. Да и то с палочкой.
— Мой возраст мне не мешает — ответила старушка, и что-то недоброе послышалось в ее голосе — Ну, раз… два… два с половиной. Вперед!
Она подхватила рукой полу длинной юбки и засеменила так быстро, что Таня отстала с самого начала. Следом за ней широким скоком направился Аристарх.
Не нравилось все это Степану, ой как не нравилось! И кошачье мяуканье, и неуловимо-таинственные улыбки Ядвиги Олизаровны. Не нравилось даже ее новое имя. Но Степан ничего не мог с собой поделать. Что-то неуклонно подталкивало его вслед за всеми. Вот он уже обогнал кота Аристарха, вот уже Таня совсем рядом. Однако и она за какой-то миг осталась позади, а все та же незнакомая сила толкала его дальше и дальше. Расстояние между ним и Ядвигой Олизаровной молниеносно уменьшалась. Степан уже догонял ее, с ужасом, чувствуя, что ноги его совсем перестали касаться земли.
Все же Ядвига Олизаровна успела добежать до одинокой хаты первой. Она стремительно шмыгнула в двери, и в тот же миг в хате вспыхнуло ослепительно синее пламя. За спиной Степанова перепугано вскрикнула Таня, ей в ответ насмешливо замяукал Аристарх. Однако Степан не мог даже оглянуться. Все та же непонятная сила вынесла его на крыльцо, сами собой растворились перед ним двери. Степан влетел в низкую, закопченную комнату и, как вкопанный, остановился у порога.
В комнате господствовал полумрак. Справа, у маленького подслеповатого окошка, стояла широкая лава из толстых нестроганых досок. Рядом с лавой — приземистый, с многочисленными следами потеков, стол. На нем скопились какие-то горшки, макитры, сковородки и миски, лежали снопы привядших трав. От них шел густой, томный дух.
Слева занимала почти половину комнаты облупленная печь. В ней весело потрескивал огонь. Его сухой жар докатывался до Степанова лица.
Но не это поразило Степана. Он не мог отвести взгляда от чудища, что, опершись на обгоревший рогач, сидела за столом, ее крючковатый нос почти достигал подбородка, волосы торчали во все стороны, а губы поторочи дергались, как у собаки, что вот-вот вцепится в ногу.
В конечном итоге потороча, которая до того сидела неподвижно, стукнула по полу древком рогача и повернулась в его сторону. Степана будто морозом кто осыпал: перед ним сидела та, кого он увидел в бинокль два дня тому назад.
— Простите — пробормотал Степан- Я не хотел сюда… А где же Ядвига Олизаровна?
— Ядвига Олизаровна сидит перед тобой — ответила потороча — Что, не узнал?
Скрипнули двери, и в комнату на задних лапах вошел Аристарх. Передними он подталкивал обессиленную Таню.
— Что ж, гости дорогие — начала Ядвига Олизаровна хриплым голосом — прошу в дом, если уж сами напросились. Можете даже сесть. Но не на лаву, не рядом со мной — а на пол, ближе к печи. Что, припекает, не так ли? Но это лишь начало, все еще впереди. Представляете, как оно будет, когда я вас немножечко посолю, посыплю перцем и запихну внутрь?
И Ядвига Олизаровна захохотала так, что аж задребезжали оконные стекла. Она алчно потерла друг о друга ладони с длинными костлявыми пальцами, которые больше смахивали на когти большого хищника.
— Минуточку внимания — неожиданно заговорил Аристарх чистейшим человеческим языком. Он вышел на середину комнаты, низко поклонился детям и отставил заднюю лапу точь-в-точь так, как это делают в кинофильмах мушкетеры при встрече с красавицами — Если не ошибаюсь, мы еще не отрекомендовались друг другу. Следовательно — он подвернул усы, — перед вами кот Аристарх, который, как видите, владеет человеческим языком. Кроме того, также он выучил тысячу четыреста двадцать девять всевозможных пакостей и подлостей, от показывания языка, вплоть до выцарапывания глаз, в чем вы еще будете иметь возможность убедиться. А вот — Аристарх опять отставил заднюю ногу и помахал обрубком хвоста — вот моя хозяйка, старшая колдунья Ядвига Олизаровна, которую человечество больше знает под именем бабы-яги. Можете поверить на слово, что на земле нет ни одного, мягко говоря, некрасивого поступка, на который она была бы неспособна.
И кот Аристарх с дьявольской улыбкой посмотрел на неподвижных детей.
— А вам представляться не надо — вел он далее — Нам и без того известно, что этот представитель мужского пола имеет двенадцать лет и между людьми носит имя Степана Коваленка. Девице же, Татьяне Грушко, стукнуло одиннадцать. Следовательно, запишем…
Откуда-то в его лапах появился черный блокнот, и кот начал что-то чертить в нем когтем.
— Значит, так: Степан Коваленко и Татьяна Грушко. Прибыли девятого июля три тысячи восемьсот пятьдесят восьмом году. Цель прибытия — превращение в копченую продукцию.
И Аристарх облизнулся.
— Брось паясничать — остановила его баба-яга и стукнула рогачом по полу — хотя, конечно, ты правильно сказал о копченой продукции. И кто-то из вас станет ею завтра по обеде, а кто-то — немного позже. Слышите — завтра по обеде! — баба-яга посмотрела на замерших детей таким взглядом, будто представляла, какой вид они будут иметь завтра по обеду. — Однако есть еще один выход — продолжала она — и если вы умные дети, то им воспользуетесь. Расскажите, кому и что вы сделали плохого, и я, так тому и быть, помилую одного из вас. Кто начнет первым — ты, девочка?
Таня смотрела на бабу-ягу круглыми глазами.
— Вы, бабушка, видимо шутите, да? — удивляясь, начала она.
— С чего ты это взяла?
— Так всем же известно, что бабу-ягу можно встретить разве что в сказках.
Баба-яга покачала головой.
— Что вы, люди, о ней знаете? Ничего. А она, между прочим, может быть кем угодно. И не только в сказках.
В тот же мига Ядвига Олизаровна исчезла. А на том месте, где она только что сидела, появился воробышек и начал бодро чистить свои перышки.
От неожиданности дети вздрогнули. Даже кот Аристарх — и тот растерялся. Однако тут же в его глазах вспыхнул кровожадный огонек. Аристарх нервно облизнулся и приготовился к прыжку.
— Не смей, негодяй! — торопливо пискнул воробей голосом Ядвиги Олизаровны и превратился в белого лебедя. Лебедь вытянул длинную шею и что было мочи клюнул кота между глаз. Аристарх с пронзительным мяуканьем рванул в угол и притаился там между снопов привядшей травы.
А на скамье уже сидела прекрасная принцесса в вышитой серебром и золотом одежде. Еще миг — и принцесса превратилась в самую обычную современную женщину, которая, как две капли воды, напоминала Валентину Петровну, классного руководителя Степиного класса.
После этого Ядвига Олизаровна опять стала бабой-ягой.
— Продолжать еще или не надо? — спросила она.
— Хватит — подал голос Аристарх — А то, чего доброго, еще мышью станешь. Отвечай потом за тебя.
— Не беспокойся — ответила Ядвига Олизаровна и опять обратилась к Тане — теперь, девочка, твоя очередь. Рассказывай, что и когда ты сделала плохого.
— Мне… мне нечего рассказывать — прошептала Таня.
— Так я тебе и поверила! Ну ладно, расскажи тогда, как тебя здесь обижают и вообще издеваются над тобой.
— Никто меня не обижал.
Баба-яга сокрушенно вздохнула.
— Опять же неправда. Мы, Таня, немало знаем о тебе. Знаем, как тебе несладко приходится. Те, кого бы ты хотела иметь в друзьях, дружить с тобой не хотят. Я же своими глазами видела, как он — Ядвига Олизаровна кивнула на Степана — издевался над тобой. И это, видимо, не первый раз. К тому же, ты живешь у старой, больной бабы. И вместо того, чтобы развлекаться, как все нормальные дети, вынуждена с утра до поздней ночи работать в огороде, убирать в хате и во дворе.
— Так это же нетрудно — возразила Таня — и не такая уж у меня старая и немощная бабушка.
— Когда взрослые говорят, дети должны молчать — заметила баба-яга — Кстати, когда-то я тоже была, как и ты, одинокой, никому не нужной девочкой. И, прости, такой же некрасивой, С утра до вечера убирала я за старшими, пыталась угодить всем и каждому. Но, кроме пинков и обид, ничего в своей жизни не видела. Поэтому мало-помалу возненавидела тех, кто называет себя людьми. Я мечтала лишь о том, как бы расплатиться с ними за все, что пришлось испытать. На счастье, судьба свела меня со злой колдуньей, и та взяла меня к себе в науку — Ядвига Олизаровна помолчала — Вот что, девочка, случилось со мной. Что же, пусть ты еще не сделала никому ничего плохого. Но, поверь мне, это можно исправить очень быстро. И надо. Поэтому если хочешь кому-то отомстить — только скажи! И я даю честное колдовское, что не только подарю тебе жизнь, но и возьму к себе в науку. Ну так как — согласна?
— Нет — тихо, но твердо сказала Таня — Не нужна мне такая наука. Нельзя делать зло другим.
Баба-яга покачала головой.
— Это твое последнее слово?
— Да.
— Ну что же, так тому и быть. Жаль мне тебя, однако ничего поделать не могу. Ты сама выбрала свой путь.
Баба-яга подошла к печи и поправила несколько поленец. Велела Аристарху:
— С завтрашнего утра приготовь побольше хвороста. А я пока что дам ей сонного зелья.
— Будет сделано — пообещал Аристарх.
Все это время Степану казалось, будто он видит какой-то страшный сон. И только тогда, когда Ядвига Олизаровна подошла к печи, он как будто проснулся.
— Отпустите ее! — воскликнул он и сорвался с места — Не трогайте, говорю!
Однако Аристарх был наготове. Не успел Степан сделать шаг, как кот черной торпедой вылетел из угла и врезался у парня с такой силой, что тот покатился к дверям.
Степан с усилием поднялся. Болело плечо, комната ходуном ходила перед глазами.
— Не трогайте ее — с усилием вымолвил он — лучше уж меня вместо нее.
— Придет и твоя очередь — коротко заметила Ядвига Олизаровна и велела Аристарху — В погреб его!
— Правильно — поддержал ее кот — Пусть немного остынет там. А то ишь, какой горячий!
Резким движением он завернул руку Степана за спину и подтолкнул его к дверям. Степан попробовал вырваться, но Аристарх с такой силой сжал ему пальцы, что парень аж застонал от боли.
Погреб находился в углу двора, за хатой. Аристарх подвел Степана к крышке и приказал:
— Лезь!
После этого он вытянул лестницу наверх и исчез. За минуту вернулся с кружкой, в которой плескалась зеленоватая жидкость. Аристарх склонился над отверстием и протянул кружку пленнику:
— Выпей — сказал он — и не бойся: кому суждено было сгореть, того отравлять не станут — а когда Степан опорожнил кружку, насмешливо добавил — когда люди нервничают, они теряют в весе. А нам твои килограммы еще понадобятся — И кот неприятно ощерился — Так-то. Теперь давай-ка немного поспим. Для здоровья это более чем полезно.
Аристарх зевнул, положил на передние лапы свою тяжелую, лохматую голову и сладко засопел.
Степан почувствовал, как и его начинает одолевать какое-то безразличное, ленивое изнеможение. Видимо, в то, что он выпил, баба-яга подмешала сонное зелье.
Но спать было нельзя ни в коем случае. Надо спасать Таню! Надо добраться до Горобцов и предупредить всех, какая страшная опасность над ней нависла!
Степан с усилием открыл глаза и оглянулся.
Погреб был глубоким, сырым и почти пустым. Лишь в углу лежала достаточно большая охапка соломы.
Тогда Степан перевел взгляд на крышку, примеряясь, как бы дотянуться до нее без лестницы. Нет, вряд ли это удастся. К тому же кот лишь притворяется, что спит. А в действительности — вот он полуоткрыл один глаз. Так что о люке пока что можно забыть. Надо искать другой выход.
А что, если сделать в стене подкоп? О, это было бы здорово, но как ты его сделаешь? Эх, если бы нашлась хоть плохенькая лопата!
Степан начал кружить под стенами, делая вид, будто просто прогуливается. Он вспугнул двух или трех лягушат, которые неизвестно как сюда попали. Он нашел две тряпки, от которых попахивало мазутом, и одну трухлявую клепку. Больше в погребе ничего не было. Ничего. Ни лопаты, ни совка, ни хотя бы завалящего куска железа.
— И чего бы я это носился, как на пожаре? — послышался насмешливый голос Аристарха — Думаешь, я не знаю, что тебе нужно? Знаю. Но то, что ты ищешь, я убрал еще вчера вечером.
Степан, захваченный внезапно, ничего на это не ответил. Он опять сел на охапку соломы, обнял руками колена и задумался, из последних сил отгоняя придирчивую дремоту. Да, кажется, собственными силами отсюда не выбраться.
Но и сидеть сложа руки тоже нельзя. Село даже не знает, какая опасность угрожает им с Таней. Здесь все зависит от изобретательности Степана, смекалки и хитрости. Погоди-погоди, а что, если действительно пуститься на какие-то хитрости? О, это было бы здорово!
Однако, как он не старался, никакие хитрости в голову не приходили. К тому же ужасно захотелось есть, даже под ложечкой засосало. А время себе шло и шло, солнечные лучи уже давно перешли с пола на стену. А это значило, что солнце начало садиться за горизонт.
И тогда Степан сказал первое, что пришло в голову:
— Слушай, Аристарх. Что бы ты хотел получить за то, чтобы выпустить меня отсюда?
Аристарх посмотрел на пленника одним глазом и с досадой поморщился:
— Подкупить хочешь? Ничего у тебя не выйдет. Спи лучше.
— Ага, спи — не удержался Степан — Разве заснешь, когда есть хочется?
Аристарх открыл оба глаза и посмотрел на солнце.
— Твоя правда — согласился он — и правда, не мешало бы что-то пожевать. Ты вот что: сиди тихо и не надумай совершить какую-то глупость. Все равно из этого ничего не выйдет. А я тем временем пойду на разведку.
Как только кот отошел от крышки, Степан начал отчаянно подпрыгивать, пытаясь ухватиться руками за край отверстия. Однако все было зря. Здесь даже Ленька Пушкарь, чемпион школы с прыжков в высоту, не смог бы ничего сделать.
Аристарх вскоре вернулся с двумя мисками в лапах. Меньшую, наклонившись над отверстием, он подал Степану, а из большей принялся хлебать сам.
Степан тоже отхлебнул из миски. И сразу же сплюнул. Гадость какая-то. Горькая и терпкая, что аж челюсти свело. Нет, такое он есть не станет, даже когда будет умирать от голода.
— Что, не нравится? — вылизывая свою миску, насмешливо поинтересовался Аристарх — Ничего не сделаешь, придется есть. Другого обеда у нас все равно не будет.
— Сам ешь — сказал Степан, продолжая отплевываться.
— А что, могу и с твоей порцией справиться — ответил Аристарх — Давай-ка ее сюда.
Степан с отвращением наблюдал, как кот вылизывает и его миску. Он не сдержался и спросил:
— Вы что же это — только такую гадость и едите?
— Уммгу-мм — подтвердил Аристарх и облизнулся — Но не всегда. Иногда на мою хозяйку, понимаешь, что-то находит, и тогда она начинает считать себя вегетарианкой. Всевозможные там отвары из трав, настои. Мало того, что сама их хлебает, так еще и меня вынуждает. Говорит — полезно для здоровья, ей, может, и полезно, а вот мне — Аристарх поставил миску на землю и неизвестно кому пожалился — А что я могу сделать один? Ничего. Меня же любая птицу за версту разглядит. А ночью уже до охоты. Приходиться вместе с хозяйкой заниматься всевозможными колдовскими делами.
— Вот такая вот жизнь — докончил Аристарх, задумчиво уставясь в солнечное пятно, которое медленно сползало по стене погреба — У вас, людей, говорят, в этом отношении совсем иначе. Правда?
— Правда — согласился Степан.
— Вот ты, например, что бы съел в первую очередь?
— Степан задумался.
— Ну… много бы чего. Видимо, для начала я выпил бы кружку холодного молока.
— Молока? — переспросил Аристарх и жадным взглядом впился в Степаново лицо — Я слышал, что это вкуснотища неимоверная, но еще ни разу не пробовал. А как оно выглядит, это самое молоко?
— Обычно — ответил Степан — Белое и вкусное. Можно пить его сразу же после доения. Такое молоко называется парным.
— Понятно — сказал Аристарх и облизнулся.
— А еще есть топленое молоко. Это когда оно выстоится в печи и на нем появится такая бурая корка.
По Аристарховому горлу прошла судорога.
— А еще есть просто холодное молоко — продолжал Степан, поневоле увлекаясь — Из погреба. Это самое вкусное молоко. Особенно в такую жару, как сейчас.
— Ня-ав! — вырвалось из Аристарховой пасти. Однако Степан настолько уже увлекся рассказом, что этого не заметил.
— Нет, я, видимо, начал бы не с молока — продолжал он — Я, видимо, сначала сделал бы себе бутерброд. Или целых два.
— Бутерброд?
— Ага. Отчекрыжил бы внушительный ломоть хлеба, потом намазал бы на него вот такой кусок масла.
— Масла — мечтательно промурчал Аристарх — Какое вкусное слово!
— Что там слово! — махнул рукой Степан — Само масло еще вкуснее. А на него я положил бы еще и колбасу.
— Ой, не могу больше! — заорал Аристарх — А это еще что такое?
Он так склонился над крышкой, что, казалось, вот-вот свалится к ногам Степана.
— Так ты же колбасу уже ел — заметил Степан — отец тебе мало не пол кольца отрезал. Неужели забыл?
— Нет! — воскликнул Аристарх и сглотнул слюну. Обрубок его хвоста застучал по земле пулеметной очередью — Ничего я не забыл. Если бы забыл, то разговаривал бы с тобой иначе. Следовательно, положил ты на масло кол… — он опять сглотнул — колбасу. А что дальше?
— Ничего — ответил Степан — взялся бы потом за бутерброд и начал его есть.
— И все?
— И все.
— А второй, как его, бутерброд?
— Какой второй?
— Ну, ты же говорил, что сразу два бутерброда.
— А-а. Съел бы и второй. А потом запил бы это все молоком.
— Парным? — бойко поинтересовался Аристарх — Из печи? Или из погреба?
— Лучше всего из погреба — сказал Степан.
Аристарх надолго смолк. Лишь его напряженный взгляд блуждал, казалось, неизвестно где. Время от времени он нервно вздрагивал и облизывал морду розовым, величиной с детскую лопатку, языком.
— И много их у вас? — наконец выжал он из себя.
— Кого? — не понял Степан.
— Какой же ты недогадливый — поморщился Аристарх — ну, бутербродов с маслом. И молока.
— Сколько угодно! — воскликнул Степан — Эх, мне бы только очутиться дома! А там…
Аристарх опять надолго смолк. Степану даже показалось, будто кот заснул.
— А что, возможно, я мог бы тебя отпустить — наконец отозвался кот — только, само собой понятно, ненадолго. А за это ты мне должен принести бутербродов и молока.
Степан почувствовал, как в груди быстро-быстро забилось сердце. А кот со страхом оглянулся в сторону домика.
— Видимо, влетит мне от хозяйки — задумчиво мурлыкнул он — но что сделаешь, как-то переживу. Значит, договорились? — спросил он — Я тебя отпущу на часик-другой домой, а ты мне за это принесешь молока.
Степана охватила невероятная радость! Вот оно! Да за то, чтобы хоть на миг оказаться в Горобцах, можно пообещать горы бутербродов и реку молока! А там пусть кто-то попробует вытянуть его оттуда! Сюда он, конечно, придет как можно быстрее, и уже не сам. С отцом придет. С дядей Дмитрием. Со всеми горобцовскими мужчинами. Тогда уж баба-яга и этот ужасный кот поплатятся за все!
И хоть как ему было трудно, Степан сделал вид, будто он колеблется. Наконец махнул рукой и сказал:
— Ладно. Договорились.
Аристарх опустил было лестницу в погреб, однако тут же выдернул ее назад.
— Э, нет, так не выйдет! — язвительно ощерился он — Знаю я вас, людей. Сначала мы сделаем вот что.
Он опрометью кинулся к одинокому домику и вскоре вернулся с кружкой в лапах.
— Пей — приказал он.
— Что это?
Аристарх пошевелил усами.
— Не узнаешь? Да это то же зелье, которым хозяйка опоила вас, когда вы пришли сюда впервые. Называется оно забывчивым зельем. Выпил кружки — из головы вылетает все, что может нам с хозяйкой навредить.
Степан растерялся. Этого еще не хватало!
— Так я уже пил — сказал он наконец — Сколько можно?
— Сколько нужно, столько и выпьешь — сказал Аристарх — пей, говорю тебе, а то не выпущу! До дна! Вот так. Теперь можешь взлезать. Нет, подожди немного!
Аристарх, пристально глядя Степану в глаза, что-то быстро-быстро пробубнил. Тогда подпрыгнул, сделал два оборота на правой задней ноге и замяукал. После всего с облегчением вздохнул и заметил:
— Вот теперь все будет в полном порядке. Теперь с тобой везде будет внутренний голос.
— А это еще кто такой?
Морда Аристарха невольно расплылась в довольной улыбке.
— Можешь считать, что внутренний голос — это тоже, что и я сам — сказал он — лишь будет находиться при тебе.
— А зачем он мне нужен, тот голос?
— Чтобы постоянно напоминать о моем существовании. Понял? А теперь беги отсюда, пока хозяйка не вышла из хаты. И гляди мне, не жадничай!
Степан вылез из погреба и изо всех сил рванул в направлении Горобцов. Но уже через несколько шагов из головы вылетело все, о чем он собирался рассказать. В ней билась лишь одна-одинешенька жалостливая мысль: «горемычный Аристарх! Он никогда в жизни еще не пробовал молока! Он ни разу не лакомился бутербродами с маслом и колбасой».
Аристарх провел мальчика взглядом к тому месту, откуда начинались густые кусты. После этого положил тяжелую рожу на лапы и закрыл глаза. Во сне он время от времени сладко вздыхал, и счастливая кошачья улыбка светилась на его поцарапанном, грязном писке.
Не иначе, Аристарху снились горы бутербродов и реки молока.
Проснулся кот от голоса бабы-яги.
— Ну как там наш пленник? — спросила она, сходя с крыльца.
Аристарх деланно потянулся, зевнул и безразличным голосом ответил:
— Пленник? А никак. Сидит себе и скучает. Привет тебе передает.
Кот надеялся, что после этих слов хозяйка пойдет дальше. Однако Ядвига Олизаровна направилась к погребу и склонилась над крышкой.
— Как ты там? — позвала она — Не замерз?
Ответа не было. Ядвига Олизаровна склонилась еще ниже. Тогда пораженно посмотрела на Аристарха.
— Слушай, так его же здесь нет!
— Конечно, нет — ответил верный кот, выглядывая уже из-за угла домика — и быть не может. Я его только что послал за молоком и бутербродами.
Ядвига Олизаровна остолбенела.
— Ты его отпустил?
Клюка, выпущенная ловкой рукой бабы-яги, со свистом рассекла воздух и подняла пыль в том месте, где только что находился Аристарх.
Однако тот выглядывал уже из-под куста бузины, который рос в противоположном конце дворика.
— Какой же ты стала несдержанной — укоризненно заметил он оттуда — Нервы у тебя никудышными стали. Лечиться надо.
— Сейчас ты у меня узнаешь, кому надо лечиться! — разъяренно воскликнула Ядвига Олизаровна — А ну, взлезай оттуда!
Но Аристарх уже спешно занимал новую позицию.
— Подожди, не горячись — замуркотел он из-за палисада — ты же меня даже не дослушала! А я дал ему полторы порции забывчивого зелья! И свой внутренний голос тоже послал с ним. Уж кто-кто, а он не даст ему думать о том, что может нам с тобой хоть немного навредить.
Ядвига Олизаровна с недоверием воззрилась на то место, где скрывался ее предусмотрительный воспитанник.
— Ты правду говоришь? — спросила она.
Аристарх выбрался из-под кустов и ударил себя в грудь так, что аж луна пошла:
— Да ты что? Разве я себе враг?
Ядвига Олизаровна прикрыла крышку и посмотрела в сторону Горобцов.
— Вообще ты прав — сказала она — и так с этой девочкой много мороки, а тут еще и он. Наверное, пусть переночует у себя дома, а там видно будет.
— А я? — завопил Аристарх — А мое молоко? А бутерброды?
— Никуда они от тебя не денутся — успокоила его баба-яга — Мы с тобой тоже пойдем в село. Осторожность никогда не помешает. Ох, чует мое сердце, что этот мальчик еще принесет нам хлопот!
— Ничего, нам не впервой. А что будем делать с ней? — спросил Аристарх, кивая в сторону окна, на котором мигали тусклые отблески огня.
— А мы нашу хату замуруем — сказала Ядвига Олизаровна — И станет она без окон и дверей.
Баба-яга вернулась к хате, трижды сплеснула в ладони и громко сказала:
— Тибель-канес-цвибель-клопсс!
Стена дома задрожала. Двери жалобно скрипнули и стали покрываться бледной матовой пеленой. Через минуту на них и на окна уже даже намека не было.
— Так-то! — удовлетворено сказала Ядвига Олизаровна — А теперь в село. И по пути заодно решим, что нам там делать.
Мать уже вернулась из работы и хозяйничала у летней кухни. Оттуда доносились такие вкусные ароматы, что аж в голове затуманилось.
И мать, не прекращая работы, посмотрела на сына.
— Где тебя носит? — спросила она — И где это ты так измазался? В погребе, что ли, целый день просидел?
Но прежде чем Степан подумал, чтобы ответить, его уста уже произносили уклончивое «та-а», а ноги сами поспешили в дом. «Бедненький, голодный Аристарх — нашептывал ему внутренний голос — он столько мечтал о молоке, и ты немедленно его вынесешь. Несчастный, измученный Аристарх лишь однажды ел колбасу, и ты тоже вынесешь ее из хаты».
На кухне Степан прежде всего увидел две больших миски с варениками. Впопыхах взял один и вцепился в него зубами.
«Что ты делаешь, негодяй? — в тот же миг того же миг завопило что-то внутри Степана пронзительным голосом — Забыл, за чем тебя послали? Немедленно бросай все и неси мне есть»!
Забыв о варениках, мальчик ринулся к каморке. Там он отчекрыжил внушительный кусок колбасы, завернул ее в газету и запихнул в карман. Затем схватил пустой горшок и опять направился к кухне, где на столе уже стоял кувшин только что надоенного молока. Он наклонил кувшин, однако в этот миг в сенях послышались шаги и на пороге появилась мама. Она скрестила руки на груди и с упреком посмотрела на сына.
— Куда это ты опять разогнался? — спросила она — А ужинать кто будет?
— Не хочется, ма-ам — как-то странно, точь-в-точь как внутренний голос кота Аристарха, застонал Степан, хотя в желудке все говорило, что одного вареника ой как маловато — я уже поужинал.
Он собирался юркнуть в двери, однако мама поймала сына за воротник и приказала:
— Пока не поужинаешь как следует — и думать не смей выходить на улицу!
Внутренний голос на миг оцепенел.
Степан жадно проглатывал все, что подкладывала ему на тарелку мать. А внутренний голос, опомнившись, заорал так, что аж в ушах заложило.
— Не давись — заметила мать — и после ужина загляни к Василю. Он к тебе уже дважды забегал.
— М-мм… — мурлыкнул в ответ сын и закивал головой.
— Я ему позволила взять бинокль — продолжала мать — пусть, думаю, поиграется, пока моего сына носит неизвестно где.
Однако Степан почти не слышал мать. Внутренний голос кота Аристарха аж надрывался от возмущения. Степан выбрал подходящую минутку и, как только мама отвернулась, перелил молоко в горшок и опрометью выскочил во двор.
«Быстрее неси! — подгонял его неутомимый внутренний голос — да быстрее же, говорят тебе! Впрочем, можешь оставить все вот за этими смородиновыми кустами. А теперь иди себе прочь и не оглядывайся. И запомни: ты ничего не видел и не слышал. Иначе будет такое…».
На этом внутренний голос смолк. Краем глаза Степан успел заметить, как от яра к смородиновым кустам промелькнула чья-то черная тень. Потом оттуда донеслось довольное чавканье и вовсе не кошачье рычание. Видимо, внутренний голос вместе со своим хозяином взялись за ужин.
А через несколько минут во дворе прозвучал удивленный и немного испуганный мамин голос. Степан выскочил с хаты.
Двором, под лесой, очумело носился здоровенный котяра. Вместо головы на нем был рыжий глазурованный шар. Присмотревшись, Степан узнал в нем горшок, в который несколько минут назад наливал молоко.
А черный кот как будто с ума сошел. Он делал стремительные повороты, прыжки, вертелся колесом, с разгона падал на спину и царапал поливу острыми когтями. Из горшка доносилось приглушенное мяуканье.
— Да это же Аристарх! — невольно вырвалось у парня.
От этого возгласа Аристарх подпрыгнул чуть ли не до крыши. Потом описал по двору стремительный круг и с разгона врезался в молоденькую липку, что ее Степан посадил в прошлом году в день маминого рождения.
Липка покачнулась. Во все стороны полетели глазурованные черепки, а освобожденный Аристарх с криком «мня-а-ма»! рванул в сторону одинокого домика.
Среди ночи Степан проснулся. Ему показалось, будто по комнате кто-то ходит. Он открыл глаза, осторожно поднял голову — и его сон будто рукой сняло.
От окна через комнату пролегала лунная дорожка. И по ней, заложив руки за спину, задумчиво прогуливался маленький бородатый дедушка.
— Пришла скорбота — отворяй ворота — бормотал он хрипловатым голосом — А те ворота, между прочим, не мешало бы и смазать немного. Нет, что-то я опять не о том — дедушка остановился и потер виски крошечными ладошками — ах, я о скорби. Никак не могу понять, почему они его отпустили. И спросить не у кого. Неужели пожалели парня? Вот было бы здорово! Но нет, на такое они не способны. А бедный ребенок спит и даже не представляет.
— Я не сплю — невольно вырвалось у Степана.
Дедушка перепугано ойкнул и исчез. Лишь на том месте, где он только стоял, медленно опадал столб месячной пыли.
Некоторое время в комнате господствовала настороженная тишина. Потом дрожащий голос тихонько заметил:
— Ой, Степан, как ты меня напугал! Ну разве же так можно? У меня едва сердце не вырвалось из груди!
Степан готов был поклясться, что и его сердце собиралось сделать то же. Однако испуг исчез так быстро, как и появился. Потому что, когда кто-то переживает за тебя — это значит, что он не собирается сделать тебе ничего плохого. А если так — то чего тогда бояться?
— Но я же неумышленно — сказал Степан, не сводя взгляда из угла где исчез дедушка — А ты кто?
Неизвестный завозился за буфетом и ответил:
— Я Шурхотун. Слыхал о таком?
— Нет — признал Степан — Не приходилось.
— Вон как — в голосе незнакомца слышалась легкая обида — И не видел меня?
— Не видел.
— И не ругал?
Степан невольно улыбнулся.
— Конечно, нет — сказал он — Как же можно ругать того, о ком никогда не слышал?
— И то правда — по длинной паузе согласился незнакомец — и могу поклясться чем угодно, что ты не раз ругал меня. И даже не десять. А все из-за того учебника по арифметике.
Действительно, с этим учебником время от времени творилось что-то удивительное. Вечером, например, Степан положит его в портфель, а утром заглянет — нет учебника арифметики! Он, оказывается, почему-то лежит под столом. Или поставит его на книжную полочку и рванет на улицу. А когда вернется — опять нет учебника! Лишь после длинных розысков он находился под кроватью или буфетом.
— То я его тащу — сознался Шурхотун — Ты не очень гневаешься на меня за это?
Дедушка выбрался из-под буфета. Затем перебежал через комнату и ловко будто белка вскарабкался на тумбочку, которая стояла в изголовье Степановой кровати. Тогда свесил ноги и принялся дрыгать ими в воздухе.
— Не сердись — еще раз попросил он.
— А я и не собираюсь сердиться — ответил Степан — Я только не понимаю, зачем он тебе сдался?
Шурхотун заработал ножками еще более рьяно.
— Как бы тебе сказать. Понимаешь, я люблю читать о всевозможной удивительной всячине.
Степан удивился.
— Но что же интересного может быть в учебнике по арифметике? — спросил он — Разве что, когда ответ сходится. Ты бы лучше сказки брал. Вот там истории так истории!
Шурхотун пренебрежительно махнул рукой.
— Эх! Не говори. Выдумки они, все твои сказки. А вот в учебнике — самая настоящая удивительная правда. Нет, ты лишь послушай: «Из пункта А в пункт Б одновременно отправились два путешественника». Интересно, не так ли? Потому что никому не известно, что же это за пункты А и Б. А потом, разве не интересно поломать голову над тем, с чем именно они отправились? Может, с каким-то важным донесением? О международном положении домовых, например. Или возвращаются от своих бабушек с гостинцами в карманах. Ты любишь бабушкины гостинцы?
— Люблю — признал Степан — Но задачи пишутся не для чтения! Они пишутся для того, чтобы их решать.
Однако Шурхотун его даже не дослушал.
— Это уже меня не интересует — сказал он — Вот лучше послушай, о чем идет речь в другой задаче: «В один бассейн вливается вода из двух труб». Ну так как? Разве же это не интересная задача, а?
— Не знаю — нерешительно ответил Степан. Он больше всего боялся задач о трубах, из которых вытекала вода — Чем же она тебе так интересна?
— А тем, что я еще никогда не видел столько воды! Потому что ты или твой отец принесете ведро-другое — и все. А здесь открываешь учебник — течет, течет вода. Откроешь завтра — то же. Послезавтра — и не думает переставать. Здесь уже волей-неволей, а задумаешься: а вдруг она и действительно потечет? Представляешь, какой-то поток хлынул бы на твою голову из книжной полочки! Вот и тянешь тот учебник на пол.
Неожиданно Шурхотун смолк и начал тереть виски ладонями.
— Я же не об этом собирался сказать — растерянно забормотал он — Охо-хо, уже не память у меня, а настоящее решето! Так что же я собирался спросить?
— Не знаю — ответил Степан — Вот ты мне лучше скажи, отчего это я тебя ни разу не видел?
— Так уж заведено — объяснил Шурхотун — Мы, домовые, скромный народ. Мы не любим привлекать к себе внимание.
— А почему же тогда ты показался сейчас?
— А я и не показывался. Это у тебя глаза стали другими. Наверное, ты пил зелье Ядвиги Олизаровны. И не раз. Не так ли?
— Да — согласился Степан.
— Вот видишь. А кто его пил хотя бы дважды… Ага, вот о чем я хотел спросить! Скажи, пожалуйста, как это тебе удалось отпроситься домой?
— А я не отпрашивался — сказал Степан — просто Аристарх послал меня за молоком и бутербродами.
Шурхотун отшатнулся.
— Как Аристарх? — прошептал он — А Ядвига Олизаровна? Разве не она отпустила тебя?
— Нет. Она, видимо, и не догадывается, где я.
Шурхотун сжал свои ладошки так, что аж косточки затрещали.
— Вон оно что. Скажи, пожалуйста, а какой ты ее сейчас представляешь? Она плохая, да? Зла, кровожадная?
— Напротив! — воскликнул Степан — Она хорошая и добрая. Она заботлива. И Аристарх также.
— Ты сам так считаешь?
— Конечно, сам!
— Не спеши, Степанчик — попросил Шурхотун — прислушайся к себе, может, тебе кто-то другой это подсказывает?
Степан смолк.
— Кажется, сам — сказал он через минуту — и разве еще вот тут — он положил ладонь себе на грудь — будто кто-то сидит и нашептывает: «Она добрая, добрая».
Из уст Шурхотуна раздался стон.
— Плохи твои дела — с болью вымолвил он — ты даже не представляешь, как плохи твои дела!
— Почему плохи?
— Потому, что ты уже не совсем человек.
— Я? Не человек? — пораженно переспросил Степан.
— Да, Степанчик — грустно вздохнул Шурхотун — Они уже начали командовать тобой, понимаешь? Они заставляют тебя мыслить и говорить так, как им выгодно. Не сегодня-завтра ты будешь делать все, что они только прикажут. Ой, Степанчик, как же нам теперь быть? И страшнее всего то, что тебе уже никто не поможет. Даже отец не поможет. Разве что…
И Шурхотун надолго смолк.
— Ладно — сказал он наконец — так тому и быть. Я уже пожил на этом свете более, чем достаточно. А ну, дитятко мое, наклонись ближе!
— Зачем?
— Так надо. Ниже, ниже наклони голову. Вот так. И глаза закрой.
Домовой забубнил что-то непонятное. Тогда нажал на веки Степана пальчиками, провел по вискам.
— Теперь можешь открыть глаза — позволил он — Ну так как — вспомнил, что с тобой произошло?
Степан послушно открыл глаза, и в тот же миг ему перехватило дыхание.
— Дедушка! — воскликнул он и соскочил с кровати — Завтра баба-яга собирается Таню посадить в печь! Представляете — Таню в печь! Живого человека! Нет, надо ее немедленно спасать!
Шурхотун жалобно захлюпал носом.
— Охо-хо, Степанку! Таня Таней, но ты и о себе подумай.
— Не хочу о себе! Сейчас… сейчас я разбужу папу с мамой и расскажу, что с нами случилось. А уж папа что-то и придумает!
Шурхотун грустно покачал головой.
— Ничего из этого не выйдет — заметил он.
— Почему это не выйдет?
— Потому, что тебе никто не поверит.
— Это мне не поверят? Мне, своему сыну?
— Тебе, кому же еще. Вот, вспомни, поверили ли они, когда ты увидел Ядвигу Олизаровну в бинокль? Поверили?
— Нет.
— То-то и оно. Скажут, что ты все выдумал. Но если даже и поверят, то вряд ли смогут чем-то помочь. Бороться с бабой-ягой может лишь тот, кто не раз и не два пил ее волшебное зелье. А кроме тебя, Степанку, его не пил никто.
— Тогда выходит, что только я могу бороться с бабой-ягой — сказал Степан.
Шурхотун болезненно улыбнулся.
— Выходит, что так. Но ты всего лишь маленький, слабый мальчик.
Степан задумался. Он не считал себя слабым. Но уже убедился, что баба-яга намного сильнее. И Аристарх тоже.
— И все же я должен с ними бороться — сказал он — Но я не знаю, как это делать. Ты мне не поможешь?
— Нет — сказал Шурхотун — Я могу лишь совет дать. Вот слушай. Справиться с Аристархом, ее помощником, не так уж и трудно. Достаточно схватить его за загривок и как следует тряхнуть. И он тогда сделается слабым и послушным, словно котеночек. Но заметь, что Аристарх просто так свой загривок не подставляет. А вот с бабой-ягой намного сложнее. Я даже не знаю, как к ней подступиться. Знаю лишь, что главная ее сила — в СТУПе.
— А что оно такое?
— Система Точного Управления Полетами — объяснил Шурхотун. — А СТУПа — это ее сокращенное название. Вот если бы тебе удалось завладеть ею — тогда другое дело. Баба-яга за нее все отдаст.
— А как же завладеть той СТУПой? — спросил Степан.
Шурхотун лишь руками развел.
— Вот этого я тебе не скажу. Баба-яга каждый раз прячет ее в другом месте. А где именно — о том, кроме нее, известно лишь Аристарху. Но если даже будешь знать, в каком месте она спрятана — все равно выявить ее нелегко, потому что баба-яга наводит на нее туман.
Неожиданно Шурхотун смолк и начал к чему-то прислушиваться. Наконец сказал:
— Кажется, это уже за мной. Ну что ж, так тому и быть.
— Ты о чем? — спросил Степан.
Но ответа он так и не дождался. С грохотом растворились ставни. Занавески испуганно улетели в сторону, и в комнату ворвался ледяной вихрь. Шурхотуна, словно невесомое перышко, сдуло с тумбочки. Домовой неуклюже взметнул руками и, вертясь мельницей, вылетел через форточку в темноту. Сквозь безумный свист и завывание ветра к Степану уже издали долетел его слабеющий голос:
— Я сделал все, что мог… Прощай, мальчик…
И опять в комнате воцарилась глубокая тишина. Но теперь она уже не казалась Степану такой спокойной и сонной, как раньше. Ему мерещилось, вроде бы в воздухе проплывают какие-то неясные, шатающиеся тени, а из углов доносится зловещий шепот. На миг ему нестерпимо захотелось нырнуть под одеяло и там затаиться. Однако мальчик превозмог свой страх и ринулся к дверям.
— Папа, мама! — закричал он — Помогите!
В ответ послышался торопливый топот, и в комнату вбежала перепуганная мама. За ней виднелась отцовская фигура.
— Что случилось? — спросила мама. Она водила рукой по стене в поисках выключателя и никак не могла на него наткнуться — Где ты, сынок, что с тобой?
— Мама, здесь кто-то был! Они Шурхотуна забрали! — невпопад выкрикивал Степан — Надо сейчас же туда бежать!
— Куда ты собираешься бежать? — поинтересовался отец.
А мама ничего не спрашивала. Она обняла сына и приложила к его челу ладонь.
— У тебя, кажется, жар — встревоженно сказала мама.
— Никакого жара у меня нет! — воскликнул Степан и вырвался из ее объятий — Выслушайте меня сначала! Вы же даже не знаете, что баба-яга похитила меня с Таней! Она собирается посадить Таню в печь! И меня тоже.
— У тебя жар — повторила мама — Я в этом убеждена.
А отец лишь руками развел.
— Ничего не понимаю — сказал он — Как могла баба-яга похитить тебя, когда ты здесь? Как она могла похитить Таню, когда совсем недавно я видел ее у колодца?
Степан остолбенел.
— Таня возле колодца? — прошептал он — Не может этого быть. А ты не… не ошибся?
— Ну, знаешь — возмутился отец — что я — впервые ее вижу? Она еще поздоровалась со мной.
— Но Таня… - промямлил сбитый с толку Степан — я своими глазами видел.
— Я тоже видел — сказал отец — И тоже своими глазами.
— Успокойтесь — сказала им мама — Это все тебе, видимо, приснилось — обратилась она к сыну — Может, перейдешь в нашу комнату? Знаешь, когда я была маленькой и мне снился страшный сон — я бежала к бабушке и все страхи сразу исчезали.
Степан задумался. Конечно, в комнате родителей ему ничего не страшно. Но что может подумать отец? «Эх, — скажет он, — а еще в пятый класс собираешься!».
— Я здесь останусь — наконец решил он — Что я вам — маленький?
— Молодец — сказал отец.
Когда родители пошли к себе, Степан оделся и вылез в окно. На всякий случай он захватил с собой старый фонарик и деревянную шпагу, которой фехтовал с Василем во время игры в трех мушкетеров.
Хата бабы Марии стояла в глубине двора, за высокими и густыми кустами сирени. Степан на цыпочках прокрался к окнам и затаился.
Вокруг стояла глубокая тишина. Даже неутомимые собаки — и те смолкли. Между жидких тучек медленно плыл полнолицый месяц, и его серебристый свет затапливал сонные Горобцы мерцающим сиянием.
И в этой тишине до Степана донесся жалобный голос Тани:
— Никак не засну, бабушка. Такая духота!
— Нет никакой духоты — сонным голосом возразила баба Мария — это тебе после улицы так кажется. Лучше думай о чем-то приятном — и сразу заснешь.
— Я уже думала — сказала Таня еще жалобней — но ничего не выходит. Расскажи какую-то историю, а, бабушка?
Степан едва не затанцевал от радости. Ему хотелось закричать на все Горобцы: «Таня жива! Ура Тане»! Но под ногой неожиданно треснула ветка, и он испугано замер. Не хватало, чтобы его увидели под окном. Да еще ночью! Да еще под девчачьим! Какой бы это был стыд!
К счастью, никто на треск не обратил никакого внимания. Баба Мария вернулась на другую сторону, зевнула и спросила:
— О чем же тебе рассказать?
— Ну, какие у тебя были бабушка и дедушка. А может, еще кого-то вспомнишь.
— Да я уже рассказывала тебе о них.
— Ну и что с того? У нас в школе сейчас все интересуются, у кого были какие дед и баба… ну, предками они называются. Ну, бабушка, пожалуйста!
— Да что о них рассказывать — неохотно начала баба Мария — жили, как все, работали, как все. Разве что моей двоюродной тетке Катерине не посчастливилось.
— Это которая на карточке у окна? — спросила Таня.
— Ага. Ладно, слушай. Росла эта Катя тихим и послушным ребенком. Но себе на горе родилась она некрасивой с лица и еще хуже — болезненной. А в те времена больному и некрасивому лучше и на свет не появляться. Хлеб тогда, внучка, ой как трудно доставался! Потому что каждый больной ребенок был лишним грузом в семье. Вот и упрекали Катрусю на каждом шагу, упрекали, кому не лень. А однажды отец взял ее с собой на ярмарку горшки продавать. Он гончаром был. Вот ехали они, ехали, и захотелось отцу поспать. Дал он Кате в руки вожжи и приказал править кобылкой. А здесь, на беду, колесо взяло, да и отвалилось как раз на кладке через болото. Горшочки плюх-плюх, да и нет, сам отец лишь чудом удержался на телеге. Ох и разгневался же он за то колесо на Катю! Отхлестал дочку вожжами и прогнал прочь. Иди, говорит, куда хочешь, а домой не возвращайся! Чтобы я тебя, говорит, больше не видел! Позже, конечно, схватился за голову и кинулся ее искать по всем усюдам. Но разве можно было найти кого-то в те времена? У нас вокруг были сплошные болота и леса. Так и пропала горемычная Катя. Видимо трясина засосала или в водоворот кинулась. А может, дикий зверь разорвал.
— А как ее отца звали, не помните?
— Почему не помню? Его, как и деда моего, Трофимом звали. Да, Трофимом Трофимовичем — баба Мария неожиданно всхлипнула — говорила же тебе, внучка, что не стоит такое рассказывать на ночь. Как вспомню о ней — слезы сами собой наворачиваются на глаза.
— Ты ее жалеешь, да? — дрожащим голосом спросила Таня, и Степан готов был поклясться, что она вот-вот заплачет.
— Еще бы. Живи она сейчас — разве стал бы ее кто-то упрекать за погубленные горшки и слабое здоровье? Конечно, нет. Ладно, Таня, давай уже спать.
Степан тихонько отошел от окна. На улице он запрыгал от радости. Таня жива!
Затем, бесстрашно насвистывая, направился домой. Перелез через окно, лег в кровать и задумался.
А думал Степан о том, какие приходят к человеку сны. Порой добрые, порой странные и даже страшные. Жалко лишь, что симпатичный домовой Шурхотун, кажется, тоже оказался сном.
И жалко, конечно, что тетка Катерина не дожила до наших времен.
Конечно, после такого ночного приключения Степан проснулся позже, чем всегда. Дома уже никого не было.
В кухне на столе лежала записка от мамы. Она желала сыну приятных снов и сообщала, что куры и поросенок уже покормлены, корова Зорька давно в череде. А еще мама просила, если ему опять будет плохо — пусть немедленно ложится в постель. А она в обеденный перерыв забежит домой и, при необходимости, немедленно вызовет врача Михаила Алексеевича.
Степан просмотрел записку и невольно улыбнулся. Очень ему теперь нужен тот Михаил Алексеевич! Кажется, он еще никогда не чувствовал себя таким здоровым. Хотелось немедленно куда-то рвануть или хотя бы пройтись колесом по земле, что он и сделал.
Затем Степан уселся на скамье под забором и задумался над тем, что же ему делать дальше.
Конечно, надо было наведаться к Тане и осторожно, чтобы самому не стать посмешищем, узнать, что она делала вчера. И если окажется, что ничего особенного — тогда, значит, все эти ужасы ему лишь приснились. Степан где-то читал, что двум людям один и тот же сон одновременно сниться не может. А если с Таней случилось то же, что и с ним?
Нет, об этом лучше не думать.
Баба Мария полола около забора. Вернее, она больше опиралась на сапу, чем полола.
— Доброго вам утра — вежливо поздоровался Степан — а Таня дома?
— Доброго-доброго — охотно согласилась баба Мария — где ж ей быть, как не дома? Сейчас уберет в хате и выйдет на улицу.
Однако Таня уже вышла на крыльцо.
— Я все сделала, бабушка — сказала она — осталось только нарвать порезной травы, как ты велела.
— Нарви-нарви — согласилась баба Мария — а то мне всю ночь что-то пекло внутри. Да пока до той травы доберусь, то и солнце зайдет. У тебя ноги молодые, проворные.
Таня улыбнулась, перебросила через плечо соломенную косичку и сбежала с крыльца.
— Что это за порезная трава? — поинтересовался Степан, когда они вышли за ворота.
— Обычная сушеница — ответила Таня — у реки ее сколько хочешь. Пойдем вместе?
Степан нерешительно поковырял ногой в пыли.
Вообще-то Степан был убежден в том, что это не мальчишеское занятие, и раньше бы не колеблясь отказался. Но сегодня совсем другое дело. Да и кто сказал, что ему надо собирать траву? Этим пусть Таня занимается, а он лучше искупается лишний раз. И главное — у реки в это время никого нет, поэтому можно спокойно поговорить о том, что случилось вчера. Или, наоборот, не случилось.
— Пойдем — сказал он.
Степан шел сбоку и время от времени украдкой поглядывал на девочку. Он сам не знал, откуда это взялось, но почему-то ему казалось, будто рядом с ним шагает уже не та Таня. Что-то в ней было такое. Веснушек стало больше, что ли?
— Ты хорошо помнишь, что было вчера? — спросил Степан, когда они свернули с дороги на тропу, что вела к реке.
— А что именно? — в свою очередь спросила Таня. Тогда подумала и сказала — Кажется, ничего особенного не было. Вчера мы с тобой встретились на этом месте. И в это же время. А потом…
— Вот-вот! — подхватил Степан — А что было потом — не забыла?
— С чего бы это я забыла! Нас с тобой пригласила в гости Ядвига Олизаровна.
— Пригласила? — насмешливо перебил Степан — И только? Я же своими глазами все видел.
— Что ты видел? — быстро спросила Таня. И странным каким-то стал ее голос — напряженным, холодным.
— Ну… — запнулся Степан, не зная, как ему поступить — сама не хуже знаешь. Печь и все такое…
— Ну и что? — возразила Таня и пожала плечом так, что косичка обвилась вокруг шеи — В комнате было влажно, и Ядвига Олизаровна решила протопить печь.
Степан остановился.
— И все? — спросил он — И больше ничего?
— Ничего — ответила Таня — если не считать того, что ты дал стрекача домой. Я звала тебя, звала, а ты хоть бы оглянулся!
Степана будто жаром осыпало. Вот так новость! Оказывается, он еще и трусом стал!
— Я не слышал — пробормотал он — мне Аристарх сказал. Слушай, а тебе не показалось, что он умеет разговаривать на человеческом языке?
— А чему здесь удивляться? — ответила Таня, и Степан уловил в ее голосе насмешливые нотки — Каждый может разговаривать, как ему заблагорассудится.
— Конечно — согласился совсем озадаченный Степан — Он попросил принести ему молока и еще чего-то вкусненького. Знаешь, жаль мне его. Разве ж так можно — всю жизнь сидеть на какой-то вонючей бурде!
Внезапно ему показалось, будто при этих словах за кустами кто-то довольно фыркнул. Степан быстро оглянулся.
— Что ты там увидел? — спросила Таня. И опять ее голос стал настороженным и холодным.
— Я… там кто-то прячется — шепотом отозвался он.
— Тоже мне смельчак! Видимо, птичка вспорхнула, а ты уже испугался — сказала Таня и улыбнулась. Однако и улыбка ее не была похожей на улыбку бывшей Тани. И взгляд у нее был не такой.
Да, на вид она была такой, как и раньше. Но сейчас Степан готов был поклясться, чем угодно, что рядом с ним стояла не Таня. От этого ему захотелось убежать куда угодно, лишь бы подальше от этой странной девочки, так похожей на Таню.
— Знаешь — растерянно начал он — я… мне срочно надо домой.
— А что ты там потерял? — послышался за его спиной голос, который неуловимо напоминал кошачье мяуканье.
На дорожке, пряча улыбку в усах, сидел Аристарх. Правда, он тоже не очень смахивал на бывшего колдовского кота. Между ушами у него выросла довольно большая шишка. Кончик носа был залеплен грязной тряпкой.
— Вот мы с тобой и встретились — сказал Аристарх и ударил обрубком хвоста по дорожке — Опять встретились. Но почему-то я не слышу радостных возгласов.
Степан невольно вцепился в руку Тани. Однако тут же ее выпустил — рука была холодной, словно лед.
— Вот горе, опять ребенок испугался! — со смехом воскликнула Таня. Однако в этот раз она вовсе не смахивала на Таню. Это было совсем другое существо, ее косичка расплелась сама собой, волосы рассыпались по плечам и начали седеть прямо на глазах, многочисленные морщины покрыли лицо. Сначала были едва заметны, но с каждым мигом становились все глубже и более резки. Спина у бывшей Таня немного сгорбилась, откуда-то в ее руках взялась сподручная клюка.
Перед Степаном стояла баба-яга.
— Так чем же тебе не понравилась та…. как ты сказал? — спросила она, прищурив колючие глаза.
— Бурда — вместо Степана охотно ответил Аристарх и опять довольно фыркнул.
— Тебя не спросили — отрезала баба-яга.
— Еще бы! — промуркотел Аристарх — Кто ты, и кто я. А, между прочим, не мешало бы иногда поинтересоваться моим мнением. И тогда бы я сказал, что впервые в своей жизни поужинал по-людски. А это намного вкуснее, чем по-нашему.
— Смолкни — ледяным голосом остановила его Ядвига Олизаровна — Лучше займись своим делом.
— Это можно — согласился Аристарх — Это мы сделаем с удовольствием.
Он подошел к парню, ловким движением заломил ему руку за спину и подтолкнул в направлении одинокого дома.
— Прошу — сказал Аристарх — мне тоже нужно кой за что с тобой рассчитаться.
Для жителей Горобцов этот осокорь был самым обычным себе осокорем.
Для всех, лишь не для Василя Потихонченка. Этот осокорь служил мачтой, пограничной вышкой, воздушным шаром.
Из нижней, самой толстой ветки свисал крепкий веревочный трап. Около верховья был закреплен штурвал, что непосвященному взгляду казался всего лишь колесом от старой телеги. И одному Василю было известно, какой ценой оно туда попало.
Сегодня осокорь был капитанским мостиком, а сам Василь — отважным капитаном. — Утром стояла замечательная погода. Ветра почти не было. Серебристые листья сонно шевелились над головой — точь-в-точь как крыла далеких и величественных океанских чаек. Или даже альбатросов. Навстречу не спеша плыли кудрявые тучи.
Капитан Потихонченко уже целый час стоял на мостике своей бригантины держа в руках бинокль. А бригантина, нагруженная бусами, шоколадными конфетами и другими сладостями, внезапно проваливалась в западню между двумя океанскими волнами или стремительно взлетала на пенистую вершину девятого вала. И похоже, что вон там, слева по курсу, начинает вырисовываться берег никем еще не открытой земли.
Капитан Потихонченко стал лихорадочное крутить окуляры бинокля. Да, так оно и есть: слева по курсу виднелись высокие пальмы с гроздьями бананов. Между двумя наибольшими хижинами радостно суетились черные от загара туземцы с кольцами в носу. Они вывешивали огромное полотнище с надписью: «Сердечный привет прославленному мореплавателю Василю Потихонченку»! Маленькие туземочки собирали для торжественной встречи охапки душистых тропических цветов.
— Спустить шлюпку на воду! — металлическим голосом отдал команду капитан Потихонченко — Загрузить шоколадными конфетами и бусами!
Но перед тем, как самому сойти в шлюпку, каждый капитан должен внимательно осмотреть горизонт. Он должен убедиться в том, что кораблю и его экипажу ничего не угрожает.
Василь повел бинокль влево, вправо — и вдруг увидел Степана. Его товарищ вместе с Таней шагал к реке и, кажется, что-то ей доказывал.
Капитан Потихонченко опустил бинокль на могучую капитанскую грудь и укоризненно покачал головой. Тоже мне жених и невеста! Эх, воспитываешь Степана, воспитываешь, а он…
Потом Василь опять поднес бинокль к глазам и увидел, как из-за кустов внезапно появился здоровенный черный кот с белой нашлепкой на носу. Кот, кажется, замяукал. А Степан испугано оглянулся в его сторону, подпрыгнул, будто его что-то ужалило, и на миг выпал с поля зрения.
Василь повел биноклем вслед за товарищем. И замер, удивленно подняв брови.
Тани возле Степана уже не было. Вместо нее стояла бабушка — собирательница лекарственных растений. Та самая, что с котом Аристархом поселилась в одиноком домике.
«А Танька куда делась? — подумал Василь — Чудеса»!
Он начал водить биноклем во все стороны, однако девочку так и не увидел. Видимо, залезла в яр или спряталась в кустах. Но с какого перепугу?
И здесь Василь увидел, что Аристарх толкнул его товарища с такой силой, что тот едва не заорал носом землю. Но случилась еще одна странность: Степан не обиделся, не полез в драку, а уныло направился вслед за старушкой.
Все это было слишком подозрительно. Или смахивало на какую-то непонятную игру.
Василь удобнее сел на ветке, оперся о ствол и стал наблюдать дальше.
Троица между тем подошла к одинокому домику. Бабушка подвела Степана к погребу и властным жестом руки велела ему лезть туда. И Степан послушно полез!
Потом Аристарх вытянул лестницу из погреба и улегся у крышки. Старушка бросила ему несколько слов и направилась к хате.
А Тане, как и раньше, нигде не была видно.
Василь опустил бинокль и задумался. Странные вещи начали твориться в их Горобцах. Кот, которому ничего не стоит справиться с тяжеленной лестницей. Таня, которая исчезает неизвестно куда. Старенькая бабушка, которая, как в кино, возникает на ее месте. А главное — испуг на Степановом лице! Кто-кто, а Василь хорошо знает, что его товарищ не из пугливых. К тому же — зачем той старой закрывать его в погреб?
Мигом исчез куда-то не открытый остров с банановыми пальмами, гостеприимными туземцами. Василь скользнул вниз, положил бинокль в шкафу, зато прихватил перочинный ножик, чтобы по пути вырезать удобную палку.
Через минуту он изо всех сил бежал к одинокой хате.
Аристарх удобнее умостился у крышки и посмотрел на Степана.
— Ты уже думал, что спасся, да? — насмешливо спросил он — Нет, от нас не спасешься! Это невозможно. Если, конечно, не носить на голове то… ну, то, что вы, люди, натягиваете на голову, когда гоняете по льду кривыми палками мяч.
— Хоккейный шлем — подсказал Степан и едва не подпрыгнул от радости: он же висит у него в кладовой! И у Василя тоже есть свой шлем. Ведь они играют за сборную класса по хоккею.
— Вот-вот — подхватил Аристарх — я сам еще не проверял, но нас учили, что от такого шлема колдовские приказы и наговоры отлетают, как горох от стены. Эй, а чего ты обрадовался? Думаешь, если узнал об этом, то уже спасен? Хе-хе, тот шлем еще достать надо, а как ты его достанешь? В погребе он, как ты сам убедился, не валяется, а из погреба ты уже никогда не выберешься. Так что лучше поговорим о чем-то другом — прибавил кот голосом, который не обещал ничего доброго — Давай поговорим хотя бы о человеческом коварстве.
— О каком коварстве? — спросил Степан.
— Вот о каком — ответил кот и пощупал шишку на лбу — кто, как ни ты, человек, устроил эту ловушку с горшком?
— Так ты же сам надел его на голову! Молоко надо было перелить в миску или еще во что-то, а не лезть в горшок.
Аристарх недоверчиво уставился на Степана.
— Так что же выходит — я сам себя поймал?
— Выходит, так.
— Вон оно что. А что же ты сам его не перелил?
— Потому что твой голос приказал сложить все под кустом и идти прочь.
Аристарх почесал себя за ухом и надолго задумался.
— Странность какая-то, и только — наконец откликнулся он — Если бы ты только знал, как я вас, людей, ненавидел раньше! А вот поговорил я с вами, угостили вы меня раз, другой — и ненависть моя начала выветриваться, словно дым из трубы. С чего бы это, а?
Степан промолчал. Он думал лишь об одном — как бы ему добраться до кошачьего загривка. А еще эта новость о шлеме.
— Кажется, я начинаю догадываться — не ожидая ответа, продолжал Аристарх — Видимо, это от того, что вы с самого начала относились к нам… ну, как к себе подобным.
— Конечно — отозвался Степан — мы и не думали о вас ничего такого. Просто хотели взять над вами шефство, да и только.
Аристарх насторожился.
— А это что за птица такая? — спросил он.
— Да не птица. Только ты все равно не поймешь.
— Может быть — согласился Аристарх — Но я буду стараться.
— Ну что же — сказал Степан — Слушай. У нас, пионеров, есть такая обязанность: помогать всем старым и больным. Дров нарубить, принести воду, сбегать в магазин или за лекарствами. А здесь вы пришли. Смотрим — старенькая бабушка и с ней голодный, худющий кот. Вот Таня и говорит: давайте возьмем над ними шефство. Ну, я послушал. А вы ее за это…
У Степана задрожал подбородок, защипало в глазах. Он торопливо отвернулся.
Аристарх задумался.
— Вы, дети, странные какие-то существа — откликнулся он через минуту — я даже вот что скажу. Хотя меня и учили всю жизнь ненавидеть человеческий род — все равно ты мне почему-то начинаешь очень нравиться. И когда прикажут выцарапать тебе глаза или столкнуть с обрыва — видимо, я уже не смогу этого сделать. У меня тоже есть своя совесть.
Внезапно кот вскочил на ноги. Горбя спину, он стал всматриваться куда-то вдаль.
— Кажется, еще один гость пожаловал — заметил он — Не обижайся, но придется тебя закрыть.
Крышка с глухим стуком закрыла отверстие. Земля тоненькими вкрадчивыми ручейками посыпалась на пол. Стало так тихо, что Степан услышал, как в глубине погреба скребутся лягушата.
Степану показалось, будто он сидит в этой беспросветной темноте целую вечность. Затем он начал различать далекие, приглушенные голоса. А еще через миг он мог даже определить, кому они принадлежали. Этот голос, который смахивал на мяуканье, без сомнения, был голосом Аристарха. Этот, хриплый, словно карканье вороны, принадлежал Ядвиге Олизаровне. А вот этот третий голос — неужели…
Внезапно до него донесся звук суматохи, толкотня, чье-то раздраженное ворчанье. Затем воздух рассек пронзительный визг Аристарха. И опять все утихло.
Степан оцепенел. Ему неудержимо хотелось хотя бы одним глазом посмотреть, что там, наверху, происходит.
Через какое-то время послышались шаги и возбужденные возгласы. Они все приближались, вскоре Степан мог различать уже отдельные слова.
— Тебе все еще мало, да? — выспрашивал удивительно знакомый голос, и Степан мог поклясться, что знает кому он принадлежит — тоже мне герои — два на одного. Отпусти, говорю, а то хуже будет!
— Мы еще увидим… ой!.. кому хуже будет — отвечал Аристарх — Радуйся, что сегодня я… ой!.. добрый, а то бы так легко не отделался.
— Закрой его и заходи в хату — послышался отдаленный голос бабы-яги — а я пока что приготовлю примочку.
Крышка отворилась, и на дно погреба опустилась лестница. По ней неохотно сошел Василь. Потом в отверстии появилась раскосмаченная голова Аристарха.
— Туда тебе и дорога! — сердито мурмотел он, облизывая переднюю левую лапу — Вот и сиди здесь до скончания!
Здоровой лапой Аристарх выдернул лестницу наверх и громыхнул крышкой. В погребе стало еще темнее, чем до того.
— Где ты, Степа? — спросил Василь — Ничего не вижу.
— Я здесь — отозвался Степан — иди сюда.
Конечно, плохо, что его товарищ тоже попал в ловушку. Однако, с другой стороны, неплохо. Вдвоем всегда можно что-то придумать.
Они разыскали друг друга в темноте и умостились на охапку соломы.
— Привет — сказал Василь таким голосом, будто ничего и не случилось — Слушай-ка, а отчего этот котяра вдруг взвопил человеческим голосом? Неужели оттого, что я его так огрел ломакой?
— Ты действительно его огрел? — обрадовано поинтересовался Степан.
— Еще как — подтвердил Василь — вот пощупай.
Степан нащупал какой-то обрубок.
— То палка раскололась надвое — объяснил Василь — будет знать, как бросаться на людей. Теперь ты рассказывай.
Когда Степан рассказал обо всем, Василь скрипнул зубами.
— У-у, звери! Я же их за это… я их сам в печь брошу!
— И я тоже знаешь, как их ненавижу? — сказал Степан — Но одной силой здесь не обойтись. Нужно что-то другое придумать. Какую-то хитрость, или что.
— А ты умеешь хитрить? — поинтересовался Василь.
— Не знаю — вынужден был признать Степан — Видимо, не очень.
— Я тоже не умею — сознался и Василь — но не сидеть же нам здесь, пока нас в печь не бросят! Нет, нужно что-то делать.
— Нам бы их СТУПу разыскать — сказал Степан, вспомнив слова Шурхотуна.
— Что-что?
— Это такая машина — объяснил Степан — Видимо, похожа на самолет. На ней баба-яга летает.
Василь задумчиво шмыгнул носом.
— Что-то я такого самолета не видел — сказал он.
— Что же здесь странного. Она знаешь, как ее прячет?
— Как же мы ее тогда найдем?
— Нам бы сначала вырваться отсюда — сказал Степан — А там видно будет. Тсс. Кажется, сюда идут. Молчи и делай вид, будто ничего не знаешь.
Откинулась крышка, и в отверстие заглянул Аристарх. Его передняя левая лапа была туго перебинтована.
— Как настроение у новенького? — поинтересовался он — Еще не привык к новому жилищу?
— Ничего, скоро мы с тобой поменяемся — мрачно пообещал Василь.
— Эк, какой проворный! — щерил зубы Аристарх — Ну, на это вряд ли можешь рассчитывать. Хотя, как ни странно, я на тебя почему-то вовсе не обижаюсь. Ты защищался, как мог — кот качнул перебинтованной лапой — но сознайся, что и тебе тоже досталось. Скажи спасибо хозяйке, что запретила пользоваться когтями, а то бы… есть будете?
Аристарх навис над крышкой и здоровой лапой протянул горшок. В нем лежало что-то очень обгоревшее.
— Что это? — удивленно спросил Степан.
— Жаркое — объяснил Аристарх — разве не узнаешь?
Больше он ничего не успел сказать. Василь вдруг подпрыгнул, уцепился за лапу и что было мочи дернул кота вниз. Аристарх выпустил горшок и с перепуганным мяуканьем брякнулся на пол.
Василь мигом оседлал кота и начал его колошматить.
— Вот тебе за Таньку! — приговаривал он — Вот тебе за Степана! А вот — за меня!
— Отпусти, бешеный! — орал Аристарх, барахтаясь под парнем — Ты что — совсем спятил? По больной лапе бьешь, да?
Неожиданно Василь улетел в угол. А Аристарх уже стоял над ним и разъяренно шипел:
— Сейчас мы поквитаемся! Сейчас ты у меня получишь на орехи…
Однако до расправы не дошло. На миг перед Степаном промелькнул нахохленный кошачий загривок и парень, не размышляя, в него вцепился.
Аристарх дернулся, мяукнул тоненьким, беспомощным голосом маленького котенка и с поджатым хвостом повис в воздухе. Он оказался не таким уж и тяжелым, этот огромный колдовской кот.
— Зачем ты так со мной? — спросил он все тем же тоненьким голосом и скосил на Степана укоризненный взгляд — Отпусти меня, пожалуйста. Ну, прошу тебя!
— Э, нет — ответил Степан и с такой силой трепанул кота, что тот лишь кавкнул — ты нас — в печь, на жаркое, а мы тебя за это — отпускать? Не выйдет!
— Какое жаркое? — заорал Аристарх — Подумай, о чем ты говоришь! Никакого жаркого мы из вас и не собирались делать! Честное слово, такое нам с хозяйкой и в голову не приходило!
— Лжешь — сказал Степан — Думаешь, я забыл, что говорила твоя хозяйка? Думаешь, я не видел, как в печи горел огонь?
— Так то же был ненастоящий огонь — ответил Аристарх и опять задергался — Ой, больно же! То хозяйка специально вам на глаза огонь навела, понял? Чтобы страшнее было. А в действительности никакого огня там нет. Так что за Таню бояться ничего. Может, отпустишь меня?
— Держи его, Степа! — откликнулся Василь из своего угла — Не выпускай его! Лжет он, наверное, все, а сам лишь думает, как бы вырваться.
— Нет не лгу я, не лгу! Моя хозяйка ее в той печи сейчас сонным зельем обкуривает.
— Зачем это ей?
— Хочет взять к себе ученицей. У нас, нечистой силы, есть такой закон: раз в восемьдесят восемь лет каждая баба-яга должна похитить у людей девочку и сделать ее своей ученицей.
Василь лишь свистнул.
— Вон оно что.
— Так значит, Таня будет ведьмачкой? — вскрикнул Степан и изо всех сил сотряс Аристарха — Таня — ведьмачкой? Нет, не бывать этому, не бывать!
— Ой-ой-ой! — изо всех сил завопил Аристарх — Ты же с меня шкуру спустишь! При чем тут я? Я всего лишь слабый, несчастный кот, который вынужден везде сопровождать свою хозяйку. А теперь отпусти меня. Я уже все сказал.
— Нет, не все — возразил Степан — Ты еще не сказал, где твоя хозяйка прячет СТУПу.
Аристарх сделал удивленные глаза.
— Какую ступу?
— Не притворяйся дурачком. Ту, на которой вы с бабой-ягой летаете.
Аристарх искоса поглядел на него.
— Ничего вы от меня больше не узнаете — сказал он и отвернулся.
— Узнаем — сказал Степан — я буду трясти тебя до тех пор, пока ты не скажешь все, что нужно.
— Еще как будем трясти! — поддержал Василь товарища.
Аристарх вздохнул.
— Что ж, ваша взяла — сказал он — видели у яра копенку прошлогоднего сена? За десяток шагов от нее и спрятанная СТУПа.
Ребята переглянулись.
— Что-то я там никакой копенки не видел — заметил Василь.
— Видимо, не туда смотрел — ответил Аристарх — Она там, где у яра растут кусты шиповника. А теперь отпустите меня!
Степан вопросительно посмотрел на товарища.
— Отпустим?
— Еще рано — сказал Василь — мы должны сначала убедиться, что он нас не дурит. Вот мы выберемся наверх, посмотрим, что и как — тогда видно будет.
Аристарх, невзирая на свое жалкое положение, иронично улыбнулся:
— Хотел бы я увидеть, как вам это удастся. Лестница же наверху!
Василь задумчиво почесал затылок.
— А она нам и не нужна — наконец нашел он выход — ты, Степа, прислонись к стене, а я по тебе и выберусь. Потом спущу лестницу. Только же смотри — не отпускай его!
— А тебя хозяйка увидит — злорадно сказал Аристарх.
— Ну и что? Надо рисковать. Все равно другого выхода у нас нет.
Держа Аристарха на расстоянии, чтобы тот в него не вцепился, Степан прижался плечом к прохладной влажной стене. Василь ловко, как белка по дереву или моряк парусного судна по мачте, скользнул по нему наверх и уцепился в край отверстия. Потом подтянулся на руках и через какой-то миг уже стоял на земле.
— Морской порядок — оглянувшись вокруг, довольно заметил он — Хата стоит боком к нам. Так что никто ничего не увидит.
Он опустил лестницу и помог товарищу выбраться из подземелья.
— Так о какой копне ты говорил? — спросил он Аристарха, который, как и ранее покорно покачивался в Степановой руке.
— Ну как ты ее не видишь? — ответил тот — Вон там, немного левее тех кустов.
Василь присмотрелся и фыркнул.
— Да разве это копна? Так, пучок сена. И то небольшой.
— Пусть будет пучок — согласился Аристарх — А немного в стороне находится Ступа. Она тоже сеном притрушена. На случай дождя или жары.
Василь внимательно смотрел в ту сторону. Он даже ладонь приложил к глазам.
— Ничего не вижу — наконец сказал он — Копенка вроде и есть, а вот СТУПы не видно.
— Да говорю же тебе, что она заколдована — отозвался кот — Хозяйка отвела от нее человеческие глаза.
— А ты смог бы ее расколдовать? — спросил Степан.
Аристарх засопел носом.
— Много вы от меня хотите — недовольно сказал он — Это могли бы сделать и вы сами. Стоит лишь дотронуться до нее — и все чары сойдут. Ну, долго я еще буду висеть?
— Подожди — сказал Степан — сначала мы должны убедиться в том, что ты говоришь правду.
Тайком, прячась за кустами на тот случай, если бабе-яге заблагорассудится выйти на крыльцо, они стали пробираться к копенке. Неожиданно Аристарх изловчился и всеми четырьмя лапами уцепился в ствол невысокого берестка.
— Караул! — завопил он на всю свое кошачье горло — Караул! Спасайте меня!
Степан дернул Аристарха раз, дернул второй. Однако кот словно прирос к стволу.
— Караул! Режут! — орал он — Кожу с живого сдирают!
— Бросай его! — воскликнул Василь — Убегаем, пока она не выскочила!
И ребята припустили так, как, наверное, еще никогда не бегали в жизни. За их спиной раздавалось кошачье мяуканье и визг разъяренного Аристарха. Через миг к ним присоединились возгласы и проклятия бабы-яги.
— Вон там они! — кричал кот — Хватай их! Видишь — они к копенке бегут!
Оглянувшись, Степан увидел, как Аристарх хромает за ними на трех лапах, а баба-яга вытягивает из дома метлу с длинным блестящим древком.
— Зачем ей метла? — задыхаясь, спросил он у Василя, который бежал немного впереди.
Откуда-то в его руках взялась увесистая палка.
— Какая метла? — не понял Василь. Он тоже оглянулся, и на его лице появилось удивление — Ох, да она же летит на ней! Ну, Степан, теперь держись!
И они залопотали быстрее, чем до того.
Но еще быстрее гналась за ними Ядвига Олизаровна.
— Всех сгною! — гневно кричала она — Заживо в землю закопаю!
— Правильно! — поддерживал Аристарх — Давно пора!
Степан из разгона проскочил мимо копенки сена и остановился. Бежать дальше не было никакого смысла. Все равно через несколько секунд баба-яга их бы догнала.
Спасение можно было искать лишь в СТУПе. Да и то, если она где-то поблизости. Но как ее найти?
Степан широко развел руки и зигзагами направился вокруг копенки.
— Молодец, Степан! — воскликнул Василь — Ищи Ступу, а я попробую ее хоть немного задержать!
И он с палкой наготове повернулся к Ядвиге Олизаровне, которая была уже совсем близко.
Степан суетливо сновал от копенки к кустам шиповника и обратно. Однако ничего не мог найти. Если бы хоть знать, какая она из себя, та СТУПа!
— Ищи, Степка, ищи быстрее! — выкрикивал Василь. Кажется, он подбадривал не столько товарища, сколько себя — Ищи, а я ей сейчас покажу! Пусть знает наших!
Степан мельком посмотрел в его сторону и увидел, как раскосмаченная баба-яга стремительно, как коршун, налетела на Василя. Тот угрожающе взмахнул палкой. Метла резко изменила направление, описала в воздухе крутую дугу и кинулась на Василя со спины. Парень едва успел повернуться ей навстречу и выставить свое единственное оружие.
Баба-яга с громкими проклятиями носилась вверху.
— Нет, нас так просто не возьмешь! — кричал ей вслед Василь — А ты ищи, Степка, ищи!
— Да нет ее нигде! — в отчаянии отозвался Степан — Видимо, Аристарх нас обманул!
— Я такой — довольно завопил Аристарх, нахрамывая на трех лапах — Хватай их, лови!
Баба-яга злорадно захохотала. Она развернулась в высоте и опять набросилась на Василя. Тот поднял палку над собой, однако в этот раз метла не собиралась уклоняться от нее. Держак ударил по Василевой руке с такой силой, что палка улетела далеко в сторону. Василь зашипел от боли и хотел было наклониться за ней. Но баба-яга была наготове. Она так толкнула парня, что тот колобком покатился по земле.
— Есть один! — утешено воскликнула она — Есть один, а сейчас будет второй!
И метла опять начала набирать высоту.
Степан остановился. Все, теперь, кажется, уже не спастись. Но и ползать перед этой ужасной чужинкой тоже не будет!
Степан распрямился и воскликнул:
— Не боюсь я тебя! И никто тебя не боится!
И, не сводя с бабы-яги глаз, смело шагнул ей навстречу.
— Стой! — внезапно отчаянным голосом завопила баба-яга — Замри, где стоишь!
Однако было уже поздно. Степан ударился коленом о что-то, чего не видел глаз. Сильная боль заставила его ойкнуть, однако он тут же смолк, потому что перед ним неожиданно появилось какое-то деревянное сооружение, что было слегка притрушено сеном.
— Стой, говорю тебе! — орала баба-яга так, что аж в ушах заломило — Не двигайся! Отойди назад!
Но Степан уже откинул сено в сторону и прыгнул в глубокую, словно кадка, выемку в колодке.
Баба-яга в отчаянии крикнула что-то пронзительным, диким голосом и носилась под тучами.
— Молодец, Степка! — воскликнул Василь — Наша взяла! Теперь пусть она подрожит перед нами!
Баба-яга со свистом носилась вокруг СТУПы. Безумная ярость перекосила ее и без того страшное лицо. Она то улетала далеко в сторону, то молнией бросалась на Степана. Держак метлы, казалось, вот-вот проткнет ему грудь. Однако в последний момент какая-то невидимая сила отбрасывала метлу в сторону.
— Ты лучше другого ловли! — горланил Аристарх, который все еще хромал на своих трех — Второго хватай, пока он не взялся за палку!
— Так я вам и дамся! — захохотал Василь.
Палка уже была в его руке. В несколько прыжков парень добрался до СТУПы и стал рядом со Степаном.
— Теперь только попробуйте подступится к нам! Что, не можете?
В этот раз Ядвига Олизаровна, похоже, смирилась с поражением. Она устало махнула рукой и направила метлу на копенку сена.
— Что ж, в этот раз ваша взяла — признала она — Считайте, что сегодня вам повезло. Вот только не могу понять, откуда вы узнали о существовании СТУПы? — поскольку ребята молчали, баба-яга повернулась к Аристарху — не ты ли рассказал о ней?
Аристарх предусмотрительно отошел на безопасное расстояние.
— Я… я ничего им не говорил — притихшим голосом промуркотел он и бросил просящий взгляд на друзей — Они… сами откуда-то… видимо…
— Это правда? — обратилась баба-яга к Степану.
— Конечно, правда — ответил Степан и сам удивился тому, что говорит. Если хорошо подумать, то кот не сделал ему ничего хорошего. Скорее наоборот.
— Ладно — по паузе сказала Ядвига Олизаровна — Я потом сама во всем разберусь. А пока что выбирайтесь из СТУПы и быстренько бегите домой. Только смотрите, чтобы ноги вашей здесь больше не было! Ну, чего сидите? Не бойтесь, бегите, я не буду вас трогать.
Василь улыбнулся.
— А нам и здесь неплохо — сказал он.
— Без Тани мы никуда не пойдем — поддержал его Степан.
Ядвига Олизаровна сделала вид, будто очень удивилась.
— Без Тани? — переспросила она — Разве ты не знаешь, что…
— Знаю — перебил ее Степан — знаю, что в той печи и близко не было никакого огня. Лишь видимость. А на самом деле вы ее зельем обкуриваете.
— И хотите сделать ее своей ученицей — добавил Василь.
Ядвига Олизаровна пораженно на него посмотрела.
— Шурхотун об этом ничего не знал — говорила она словно к самой себе — Значит… — она угрожающе повернулась к Аристарху — Значит, об этом им мог рассказать только ты!
— Нет, не я! — перепугано взвизгнул Аристарх и опять бросил умоляющий взгляд на Степана — Не я!
— Хоть бы теперь не лгал — презрительно бросила Ядвига Олизаровна — что ж, придется тебе до конца жизни завидовать самой ничтожной твари. Или пеньку. Это я тебе обещаю.
— При чем тут Аристарх? — вмешался Степан, опять же непонятно для себя самого — Мы его даже допросить как следует не смогли.
— Он верещал, как недорезанный поросенок — поддержал товарища Василь.
Теперь, похоже баба-яга удивилась по-настоящему.
— Вот как — медленно сказала она — А я на тебя такое было подумала!
— Ничего, бывает — сказал Аристарх и надменно выпятил грудь — Я держался мужественно. Они от меня ничего не узнали.
И он втихаря подмигнул друзьям.
Ядвига Олизаровна ласково погладила своего мужественного кота.
— Так отдаете Таню или нет? — спросил Степан.
— Это мое дело — отрезала баба-яга — сама решу, что мне с ней делать.
— Ну, тогда мы никуда отсюда не уйдем — объявил Степан — а если не уйдем, то и вы никуда не полетите.
— Уйдете — зло улыбнулась Ядвига Олизаровна — вылетите отсюда, как из пращи. Только тогда уж поздно будет.
Она подняла сосредоточенный взгляд на маленькую тучку, которая как раз проплывала над их головами. Потом что-то прошептала и начала делать руками энергичные движения. Вверх — вниз — в сторону. Вверх — вниз — в сторону.
Василь, который внимательно наблюдал за ее действиями, вдруг рассмеялся.
— Посмотри-ка, Степа, а старушенция, похоже, морзянкой шпарит.
И правда, Ядвига Олизаровна размахивала руками точь-в-точь как сигнальщик во время военно-морского парада.
Однако через несколько минут друзьям было уже не до смеха. Белая тучка снизилась, потемнела, и из нее пошел град. Сначала он был маленьким, размером с пшеничное зернышко. Потом с кукурузное. Наконец на мальчишеские головы с сухим треском посыпалась ледяная фасоль. Она больно порола по головах, плечах, шее. Василь прикрыл голову ладонями, однако одна градина размером с голубиное яйцо стукнула его так, что горемычный только ойкнул.
— Тяни рубашку на голову! — крикнул ему Степан.
Стало немного легче. Но вскоре у ребят заболели руки. Град колошматил по косточкам пальцев так, что подобное могла выдержать лишь статуя.
— Может, убежим? — простонал Василь — А позже опять вернемся. Ой!
— Нельзя — возразил Степан — Она тогда… ой!.. убежит вместе с Таней!
— Так что же делать? — растерянно спросил Василь. Тут одна градина так треснула его по затылку, что он сразу догадался.
— Сено! — воскликнул он — Прикроемся сеном!
Степан выдвинул руку из-под рубашки и тут же сделал гримасу от жгучего удара. Все же ему посчастливилось захватить достаточно большую охапку, и друзья накрылись им с головами.
Теперь они сидели в СТУПе и вслушались в то, как град с барабанным треском бухает в стены летательного аппарата, как что-то выкрикивает разъяренная баба-яга.
— Сама себе делает хуже — заметил Степан — то прикрывает СТУПу от ненастья, то насылает на нее град.
Видимо, и Ядвига Олизаровна подумала об этом, потому что вскоре град прекратился.
Друзья осторожно выдвинули носы наружу.
Над ними, как будто ничего и не случилось, светило яркое солнце. По небу, как и раньше лениво плыли легкие тучки. Вокруг зеленела трава и кусты. И только вблизи от СТУПы лежал толстый слой града. От него вздымался густой пар.
— Ну, чья взяла? — задиристо кричал Василь — Нет, такими штучками нас не возьмешь!
Ядвига Олизаровна закусила нижнюю губу длинными, словно кабаньи клыки, зубами. Однако помолчала. Похоже было, что она опять что-то затевает.
Наконец она послала Аристарха за обедом, а сама прилегла на копенку.
— Немного посплю — сказала она будто самой себе и сразу засвистела носом. Но Степан все время чувствовал на себе ее тяжелый взгляд из-под полуприкрытых век.
Баба-яга высвистывала носом, пока не вернулся Аристарх с закопченной кастрюлей. Ядвига Олизаровна потянулась, вынула из нее два больших куска и переложила их на листья лопуха. Потом склонилась над кастрюлей, прошептала несколько неразборчивых слов и приказала Аристарху:
— Остальные отнеси им. А то еще будут жаловаться, будто я держу их голодными.
Аристарх подошел к СТУПе, протянул кастрюлю и громко пожелал:
— Кушайте на здоровье!
Тогда наклонился к Степану и едва слышно добавил:
— Но как только вы положите это в рот — у вас ужасно заболят животы и приспичит в кусты — он коротко хихикнул, видимо, представил себе такую веселую картину — там-то моя хозяйка вас и схватит!
— Что именно он имел в виду? — поинтересовался Василь после того, как Аристарх, еще раз громко пожелав приятного аппетита, вернулся к копенке.
— Надо подумать — ответил Степан — наверное, он нас о чем-то предупреждал.
— А я уже догадался — перебил его Василь — видимо, эта старушенция заколдовала обед или что-то туда подсыпала.
— Что именно?
— Мало ли что.
А баба-яга отвернулась от ребят и, будто ничего и не случилось, неохотно жевала свой кусок. Было похоже на то, что ее больше всего интересовали тучки в небе, бабочка, которая беспечно порхала над головой, далекое гуденье самолета.
В конце концов Ядвига Олизаровна будто случайно перевела взгляд на друзей.
— А вы чего не обедаете? — спросила она — Брезгуете, что ли? Не бойтесь, ешьте. Это рагу из перепелов. Аристарх наловил их специально для вас.
— Ага — подтвердил Аристарх и подмигнул ребятам.
— Ну да, так мы и набросимся на эту бурду! — насмешливо отозвался Василь — А вдруг вы в нее что-то подсыпали? Нет, лучше обойдемся без вашего обеда.
Ядвига Олизаровна в сердцах швырнула свою порцию далеко в кусты.
— Все равно вы оттуда когда-то да выберетесь. Проголодаетесь или жажда замучит.
— Ну, когда это еще будет! — беззаботно отозвался Василь — За это время все может случиться.
— Что именно?
— Ну… хотя бы кто-то из взрослых придет.
— Не надейся, тебя он не увидит. Я опять все спрячу от постороннего глаза.
— Ну и прячьте. А мы опять что-то придумаем. Правда, Степа?
А Степан в это время внимательно присматривался к СТУПе. На первый взгляд, это была самая обычная старинная Ступа, которую он не раз видел в районном музее. Разве что хорошо отполированная и покрыта лаком. Не хватало лишь пестика, или как он там называется. Того, чем толкут зерно. Но он и не нужен — выемок в этой СТУПе выдолблен не для того, чтобы что-то толочь.
Только неизвестно, как ею управлять. Нигде не было ни переключателей, ни кнопок. Гладкие, до блеска вытертые стенки, такое же гладкое дно. Неужели эта СТУПа действительно слушается одного лишь волшебного слова?
Степан еще раз хорошенько все осмотрел и почти у самого дна заметил небольшое углубление. А в нем — три причудливых сука, более смахивающих на маленькие крючки для одежды. Под ними виднелись такие же отполированные бугорки.
В другой раз Степан, возможно, не обратил бы на них никакого внимания. Но теперь он сразу догадался, что они для чего-то нужны.
Степан хотел было проверить свою догадку на деле, однако вовремя опомнился. Чего доброго, дотронешься до них — и сразу же окажешься в каком-то тридесятом царстве или другом нехорошем месте.
А Василь все еще горячо спорил с Ядвигой Олизаровной. Аристарх прислушивался к их спору с нескрываемым любопытством.
— Град — это еще не страшно — говорила старая колдунья — это лишь цветочки. А вот что вы будете делать, когда я накличу на ваши головы шаровую молнию?
— Да-да, именно молнию! — бойко подхватил Аристарх — И от вас тогда лишь мокрое место останется. То есть я хотел сказать — горсточка пепла.
— И от вашей СТУПы тоже — уточнил Василь — И на чем же вы тогда будете летать?
Аристарх озадачено почесал лапой за ухом. Ядвига Олизаровна тоже смутилась.
— Можно обойтись и без молнии — сказала она спустя какой-то миг — лучше я на вас напущу…
— А, выдумки это все — пренебрежительно махнул рукой Василь — все равно вы ничего нам не сделаете.
Ядвига Олизаровна не на шутку обиделась.
— Какой же ты неучтивый — сказала она.
— Хам — вмешался и Аристарх — Пентюх. Тоже мне — гангстер с Горобцов.
— Я тебе еще покажу гангстера — пообещал Василь — дай только выберемся отсюда.
И в эту минуту в Степановой голове промелькнула спасительная мысль.
— Подожди — остановил он товарища, который готов был уже выскочить из СТУПы и кинуться на Аристарха — видимо, мы-таки отсюда пойдем — обратился он к Ядвиге Олизаровне.
— Наконец слышу что-то умное — довольно заметила та — и чем быстрее, тем лучше для вас.
— Но уйдем лишь с Таней.
— Ну и умирайте здесь от голода и жажды — ответила баба-яга и зевнула. Было похоже, что этот разговор начал ей надоедать — и не надейтесь, что вам кто-то поможет.
— А мы и не надеемся. Мы сами можем защититься. Но перед этим возьмем и уничтожим вашу СТУПу. Дай, пожалуйста, ножик — попросил Степа товарища — Для начала я срежу вот эти суки и бугорки. Это ваша система управления, правильно я говорю?
— Не смей, аспид! — в ужасе завопила Ядвига Олизаровна и штопором ввинтилась в воздух — Не смей касаться своим поганым железом к волшебному дереву!
— Это у меня поганое железо? — возмутился Василь — А ну, Степа, дай-ка мне его сюда.
— Подожди немного — отстранил товарища Степан — Так отдаете Таню или нет?
Ядвига Олизаровна только зубами заскрежетала. Но что она могла поделать?
— Что же, берите свою Таню — выдавила она из себя — Аристарх, сбегай-ка за ней.
— Все бегай и бегай — недовольно буркнул Аристарх — я что — мальчик на побегушках? — однако, перехватив безумный взгляд своей хозяйки, подорвался на ноги — Ну, ладно, ладно! Будет тебе Таня.
Через несколько минут ребята увидели девочку. Потирая кулачком глаза, будто только проснулась, Таня медленно вышла на крыльцо, ее даже покачивало. Так же медленно подошла Таня к СТУПе и с усилием подняла затуманенный взгляд на друзей.
— О, ребята — тихим голосом сказала она — И вы здесь. Я так рада — и сладко зевнула — Спать хочется. Я сейчас… сейчас…
Ее ноги подогнулись, и девочка села на траву.
— Что с ней? — удивился Василь.
— Ничего особенного — успокоил его Степан — Проснется. Со мной тоже такое было. А теперь я побегу за шлемами.
— Да ты что? — ужаснулся Василь — Она же тебя…
— А ножик зачем?
— Ага — сказал Василь — И как я раньше не догадался?
Степан вздохнул, словно перед прыжком в холодную воду, и пулей вылетел из СТУПы. Ведьма вскочила на ноги, однако Василь властным голосом приказал:
— Ни с места! А то все порежу.
Баба-яга ударила руками о полы и аж взвыла от ярости. Если б ее взгляд умел убивать — парень, наверное, превратился бы в пепел.
Вскоре Степан вернулся. Он нес с собой два хоккейных шлема.
У Ядвиги Олизаровны перехватило дыхание.
— Они обо всем знают — прошептала она и вернулась к Аристарху — Это все ты, ты!
— Ни с места! — повторил Василь.
Степан тем временем вскочил в СТУПу и протянул один шлем товарищу.
— Одевай — сказал он — Знаешь, сначала я хотел кого-то из взрослых позвать на помощь. А потом решил, что не нужно. Потому что она может замаскировать СТУПу — и ищи потом тебя.
— Правильно сделал, что не позвал — одобрил Василь — сами справимся. Я, Степа, вот что придумал. Ты берешь Таньку на плечи и бежишь с ней к селу. А я вас буду прикрывать. Понял? Ну, один, два… три!
Ядвига Олизаровна не успела и глазом моргнуть, как Степан подхватил Таню и ринулся с ней к яру. За ними с палкой наготове бег Василь.
Этот путь запомнится ребятам надолго. Ядвига Олизаровна, придя в себя, что-то воскликнула — и вокруг них поднялась страшная буря. Сразу же потемнело. Невероятный рев разрывал уши. Время от времени откуда-то долетали проклятия бабы-яги и пронзительное визжание Аристарха. Песчинки беспощадно пороли по лицу, упругие, зле вихри, казалось, вот-вот сорвут с ребят шлемы.
— Держись, Степа! — кричал Василь — он во все стороны размахивал своей палкой, и от этого проклятия Ядвиги Олизаровны становились еще громче — Держись! Я им сейчас…
Внезапно Степан почувствовал под ногами пустоту и вместе с Таней куда-то покатился.
В тот же миг рев прекратился.
Они сидели на дне яра. Первым опомнился Василь. Видимо, потому, что закатился в жалкие заросли.
— Кажется, вырвались — сказал он и бойко вскочил на ноги — Танька, просыпайся! Слышишь — мы вырвались!
Когда ребята, поддерживая все еще сонную Тане, добрались наверх и оглянулись — возле копенки уже никого не было. Лишь на том месте, где стояла СТУПа, клубился легкий туман.
Они только искупались и теперь грелись под солнцем.
Было жарко и душно. В застывшем воздухе без удержу гудели пчелы и шмели. Высоко в небе кружил орел. Время от времени из кустов долетал тихий шорох — то ли пробегала маленькая зверушка, или порхала невидимая птичка.
Василь перевернулся на спину и от нечего делать засунул руку в сумку с черешнями.
— Значит, с тобой ничего такого не случилось? — спросил он Таню и выстрелил косточкой в кусты.
— Ничегошеньки — ответила Таня — я спала.
Это было правдой. Но не совсем.
Когда за Степаном закрылись двери, Ядвига Олизаровна отставила рогач и сказала:
— А теперь поговорим серьезно. Итак, мне нужна ученица. Но не просто ученица, а добровольная ученица, понимаешь?
— Понимаю.
— Это хорошо, что понимаешь. Тогда я познакомлю тебя со своими друзьями. Ты увидишь, как они живут, что делают. И если кто-то из них тебе понравится — ты мне скажешь, и я помогу тебе стать такой же. Но если и в этот раз откажешься — тогда, к сожалению, придется отправить тебя на Лысую гору. Даже страшно подумать, что там могут с тобой сделать. Поэтому думай, Таня, хорошенько думай!
Ядвига Олизаровна растерла сноп какого-то зелья и дала девочке его понюхать.
У Тани закружилось в голове. А когда кружение прекратилось, девочка увидела себя в незнакомой лесной чаще. Все вокруг нее было пронизано ненавистью и ужасом. Даже деревья — и те, казалось, не скрипели под ветром, а скрежетали от злости. Издали доносились какие-то возгласы. Они все приближались, и вскоре Таня стала разбирать отдельные слова.
— Мы злые волшебницы! — слышалось ей — Мы неумолимые ведьмачки! Дрожите те, кто когда-то издевался над нами! Берегитесь, кто был нашим другом и изменил нам! О, мы умеем отомстить так, что у них кровь застынет в жилах!
Еще миг — и голоса запорхали вокруг девочки, словно бабочки вокруг лампы.
— Девочка, иди к нам! — звали они Таню — У нас не заскучаешь. Хочешь, мы изберем тебя своей королевой? И будешь ты самой красивой и беспощадной королевой на свете! И беда тем, кто издевался над тобой! Назови их имена, девочка!
— Нет! — воскликнула Таня — Никогда!
В тот же миг голоса исчезли. А Таня увидела себя уже на лесной опушке. Посреди опушки стоял небольшой домик на длинной журавлиной ноге. Некоторое время домик покачивался, будто хотел сохранить равновесие. Наконец повернулся к Тане окнами. Тихо заскрипели двери.
— Пожалуйста, девочка — послышался приветливый голос — заходи, мы давно тебя ожидаем.
В небольшой горнице сидела худощавая женщина с шитьем в руках. Она улыбнулась маленькой гостье и показала на скамью рядом с собой.
По комнате бойко порхала сорока. Она мельком склюнула что-то со стола, полетала вокруг хозяйки и уселась Тане на плечо.
— А вот и наша Таня! — радостно застрекотала она — Вот я и с ней! Она, конечно, останется у нас. Одиночество — это замечательно! Особенно когда есть такой товарищ, как я…
Женщина перекусила нить, мягко посмотрела на птицу.
— Хвастун ты — сказала она — но действительно, девочка, оставайся с нами. Здесь тебе будет хорошо и спокойно.
Таня оглянулась.
В комнате было чисто и уютно. На стенах висели фотокарточки и вырезки из старых цветных журналов. На полу лежали домотканые дорожки. По углам висели снопы дикого мака, мяты, тысячелистника. За единственным окном шумел нетронутый лес.
— Не знаю… — нерешительно сказала Таня. Почему-то эта женщина ей нравилась — А вы кто?
Женщина подняла на Таню внимательные, немного грустные глаза.
— Я такая же волшебница, как и Ядвига Олизаровна — сказала она — но не бойся, я добрая волшебница. Помогаю путникам, вещую их судьбу.
— А я не даю ей грустить — вмешалась сорока — я веселая, со мной не заскучаешь.
Женщина кивнула головой и задумалась.
— Конечно, нет-нет, да и вспомнишь тех, от кого ушла в это одиночество — продолжала она — вот посмотри-ка сюда. Женщина подвела Тане к большой фотокарточке, на которой была изображена группа мальчиков и девочек. В нижнем углу стояла надпись: «Третий класс Староивановской семилетней школы» — Видишь эту девочку в последнем ряду? Это я.
Таня долго рассматривала фотокарточку. Девочка была некрасивой с лица, имела светлые бровки и испуганные, обиженные глаза.
— А кто тот мальчик, который, кажется, вам что-то говорит? — спросила она.
— Это Петька Чередник — ответила женщина и грустно улыбнулась — он, наверное, был чуть ли не слабей меня. Но здесь толкнул так, что я едва не вылетела за кадр. Не хотел, ишь, Петька Чередник, чтобы даже на фотокарточке я стояла рядом с ним — женщина тихо вздохнула — а уж о том, чтобы стоять рядом с теми, кто в первом ряду — об этом я даже не мечтала.
— Я тоже стою на фотокарточке в последнем ряду — созналась Таня — и тоже в третьем классе.
Волшебница мягко обняла Таню за плечи.
— Вот таким было мое детство — сказала она — нет, я вовсе не обижаюсь на Петьку Чередника или кого-то другого. Но и издевательств над собой тоже стерпеть не могла — она опять взялась за шитье — и не думай, пожалуйста, что здесь скучно. Я много чего умею, разбираюсь в лекарственных растениях, понимаю птичьи голоса. А тому, кто в этом что-то смыслит, скучать не придется.
И все же из груди доброй волшебницы вырвался вздох.
— Так что одиночество — не такая уж плохая вещь. Особенно если рядом с тобой маленький товарищ — собачка, белочка или олененок.
— Сорока намного лучше — авторитетно произнесла сорока — оставайся с нами, Таня!
— Очень вам благодарна — сказала Таня — я подумаю. И, если не будет другого выхода, я…
Внезапно все вокруг задрожало и исчезло. Перед Таней стоял Аристарх.
— Выпей это — сказал он и протянул девочке кружку — выпей — и все забудешь. А теперь пошли. Тебя ждут.
Так что неизвестно, чем бы это все закончилось для Тани, если бы ей на помощь не пришли Василь со Степаном.
Но Таня об этом ничего уже не помнила. Поэтому она повторила:
— Да, я спала.
— И ни с кем не воевала? — спросил Василь и опять засунул руку в сумку с черешнями — А может, ты от кого-то убегала?
— Нет — сказала Таня — Я не воевала и не убегала.
— Ну и ну — разочарованно сказал Василь — слышишь, Степа, чем она там занималась? Она спала. Да я бы на ее месте умер со скуки!
Если по совести, Степан тоже не очень поверил ее словам. Однако ни о чем не расспрашивал. Лишь время от времени внимательно посматривал на девочку. Что-то загадочное появилось в ее лице. Конечно, это можно было объяснить: два дня проведенных у бабы-яги, наверное, бесследно не проходят.
— Может, ты что-то от нас скрываешь? — опять взялся за расспросы Василь — Может, с тобой случилось что-то такое, чему обычные люди не поверят? Так ты не стесняйся, скажи. Как бы там ни было, а нам тоже хорошо известно, на что способна эта злая старушенция.
Таня отрицательно покачала головой.
— Ничего со мной не случилось. Хотя… может, и случилось. Раньше я думала, будто Ядвига Олизаровна очень злая. А теперь я убеждена, что это не совсем так. Я думаю, что она только притворяется злой.
Василь удивленно уставился глазами на девочку.
— Степа, слышишь, что она говорит? Она говорит, что баба-яга замечательный человек. Эх! А мы же, можно сказать, жизни свои отдавали! И за кого, спрашивается?
И возмущенный Василь выстрелил косточкой в направлении очередного шороха.
— Ой! — внезапно вырвалось у Тани.
Из кустов внезапно появился Аристарх. Вид у него был так грозен и решителен, что ребят как током подбросило с земли.
Степан мигом одел свой шлем. Василь не успел — черная лохматая торпеда сбила его с ног.
— Это тебе за погреб! — зашипел Аристарх, становясь Василю на грудь — Ни с места! — предупредил он, увидев, что Степан наклонился за палкой — Не двигайся, иначе ему будет лишь хуже! А мне, собственно, терять ничего.
Степан окоченел: острые когти Аристарха остановились в нескольких сантиметрах от лица Василя.
— Так-то будет лучше — заметил Аристарх — а теперь давайте поговорим, как разумные существа. Значит, так: я его — он кивнул на Василя — отпускаю, а вы мне за это немедленно приносите есть. Ну как, согласны?
— Согласны! — спешно вымолвил Степан — Мы принесем все, что угодно, только спрячь когти!
— Это можно — согласился Аристарх — и смотри мне, не забудь перелить молоко в миску!
Ел Аристарх, лишь ушами трещало. Все же ломоть хлеба и кусок ветчины отложил в сторону, и попросил у Тани платок.
— Хозяйка тоже не может сидеть на одной травке — сказал он и завернул хлеб и ветчину в платок — Что ж, бывайте здоровы!
Следующим утром Степан выгонял корову в череду не сам. Рядом с ним шли Василь и Таня.
— Теперь мы должны везде быть вместе — сказал Василь — потому что кто знает, чего от него можно еще ожидать!
Конечно, он имел в виду Аристарха.
На обратном пути они услышали какой-то непонятный шум, который доносился из Чертова яра. Ребята крепче сжали в руках палки. И не зря — через минуту из яра вылез Аристарх. Из его рта торчало несколько стеблей крапивы.
Увидев детей, Аристарх с отвращением выплюнул крапиву.
— Ну и жалит же, проклятая — сказал он — а вы чего таращились на меня? Что, никогда не видели работящего кота?
— Не видели — сознался Степан.
— Так посмотрите. А все из-за вас!
— Почему это из-за нас?
— Потому что после вас лак в СТУПе пошел трещинами. Стоит кому-то из людей без разрешения хозяйки забраться в СТУПу, как он сразу трескается. А с трещинами она не полетит.
— А крапива зачем?
— Новый лак нужен.
— Из крапивы? — удивился Степан.
— Не только. Но крапивы надо больше всего. Внушительную копну. Или даже две — и Аристарх тяжко вздохнул — Это ж столько времен уйдет! Недели две, не меньше. А еще канупера надо, тысячелистника, кошачьей мяты. Слушайте, а почему бы вам мне не помочь? — неожиданно предложил Аристарх — Почему бы вам самим не натягивать крапивы вон туда? — он кивнул в сторону одинокого домика.
— Ха — сказал Василь — Поищи дураков в другом месте.
Вчерашнее поражение, похоже, нисколько на него не повлияло. Вообще Васька был человек исключительно храброй. И каждое поражение лишь добавляло ему сил.
— При чем тут дураки? — обиделся Аристарх — Я вам дело предлагаю. Чем быстрее мы полакируем СТУПу, тем быстрее улетим.
Дети переглянулись между собой, их это устраивало. Слишком уж мала радость — целый день не сбрасывать шлем.
— Мы бы помогли — сказал Степан — только же вам нельзя верить.
— Отчего это нельзя?
— Потому что вы опять устроите какую-то ловушку.
Аристарх покачал головой.
— Сейчас нам не до ловушек. И вообще я теперь против того, чтобы держать вас в погребе или еще где-то. Кто же тогда мне будет еду приносить? А готовить самим у нас нет времени. И вообще…
— Ну, ладно — сказал Степан — допустим, что тебе мы поверили. Но есть еще и твоя хозяйка…
Аристарх оглянулся, чтобы убедиться, не следит ли за ним Ядвига Олизаровна. Тогда шастнул в яр и через какую-то минуту уже стоял возле детей.
— Я знаю, что вы надежные ребята — сказал он и опять оглянулся — и то, что я вам скажу, останется между нами. Дело в том, что моя хозяйка сейчас немощна, как ребенок, ее колдовских сил хватает лишь на то, чтобы замаскировать СТУПу. Так что бояться вам ничего. Можете смело ходить до той поры, пока лак на СТУПе не засохнет. А это случится не ранее, чем через месяц.
— А потом?
— Потом видно будет. Но не думаю, что хозяйка будет за вами охотиться. Ученица может быть послушной лишь тогда, если ее захватить внезапно.
Дети задумались. Как знать, может, Аристарх и не обманывает.
А Ядвига Олизаровна и действительно чувствовала себя так, как чувствует каждая старая женщина. Она медленно ходила от печи к столу с травами, часто садилась на лаву и отдыхала.
В печи горел огонь. В этот раз он был настоящим. На нем стояло несколько горшков с зельем.
— И где того Аристарха носит? — пробурчала она и выглянула в окно. Но оно было слишком грязным, чтобы в нем что-то разглядеть. А мыть его никогда, потому что и без того работы было больше, чем достаточно.
Внезапно со двора донеслись какие-то звуки. Ядвига Олизаровна с трудом поднялась с лавки и вышла на крыльцо.
Во двор, настороженно оглядываясь, друг за другом входили вчерашние пленники. На головах у них были хоккейные шлемы, а на плечах — мешки с крапивой. Впереди с несколькими стеблями во роту шел Аристарх. Он выплюнул свою ношу неподалеку от крыльца и сказал:
— Вытряхивайте сюда. Ого, сколько вышло! Я бы и за неделю не справился.
— Что это значит? — суровым голосом поинтересовалась Ядвига Олизаровна. Единственное, что, кажется, осталось от бывшей бабы-яги — ее суровый голос.
— Это значит, что они решили нам помочь — объяснил Аристарх.
Баба-яга сердито глянула на детей.
— Мне их помощь не нужна — отрезала она.
— Зато нужна мне — возразил Аристарх — думаешь, легко носить крапиву во рту?
Ядвига Олизаровна на это ничего не ответила. Она набрала охапку крапивы и пошла к хате. Но около крыльца баба-яга нерешительно остановилась: в трухлявых ступенях было немало дыр, а большая охапка мешала ей смотреть под ноги.
— Бабушка, подождите! — воскликнула Таня. Она подбежала к Ядвиге Олизаровне и, поддерживая ее за локоть, помогла выбраться на крыльцо.
Аристарх, глядя им вслед, сокрушенно покачал головой:
— Совсем обессилела моя хозяйка. Эх, и когда уже мы починим ту СТУПу!
Оказывается, крапиву и другие травы следует собирать лишь тогда, когда на них будет лежать роса. Но, поскольку она уже высохла и к тому же солнце поднялось довольно-таки высоко, то дети спрятались в тени у реки. Рядом с ними сидел Аристарх. Вид у него был мирный и даже, как показалось Степану, благодарный.
— Молодцы — бормотал он — я и не надеялся, что человеческие дети способны на такое.
И все же ребята на всякий случай не сбрасывали шлемов. Они даже купались в них.
— Хорошо вы, люди, живете — продолжал Аристарх — и хаты у вас хорошие. Чистые, опрятные. Я, признаюсь вам, не отказался бы хоть немного пожить в такой. Да и хозяйка моя тоже.
— Чего же тогда вы не уберете у себя? — спросил Василь — К вашему домику и подойти страшно!
— А зачем? Все равно мы вскоре отсюда выберемся. Да и времени нет.
Молчала одна лишь Таня. Она о чем-то думала.
— Давайте знаете, что сделаем? — наконец сказала она — Давайте все же поможем Ядвиге Олизаровне!
— Нужна ей твоя помощь! — возразил Василь — Она же ясно сказала.
— Ну и что с того? Она, может, из гордости это сказала. А в действительности помощь ей нужна даже больше чем другим. Потому что у каждого хоть кто-то да есть. А она — одна-одинешенька во всем мире. Никто ни улыбнется ей, ни слова доброго не скажет.
— Очень ей нужны твои улыбки!
— А вот и очень — с вызовом сказала Таня — Ты… ты ничего об этом не знаешь, вот и молчи. Хорошо тебе при папе с мамой… А другие…
И глаза Тани наполнились слезами.
Василь в ответ лишь руками развел. Ну и Танька! Уж и рта не дает раскрыть.
— Вообще-то Таня правильно говорит — заметил Степан — ты, Василь, как хочешь, а я с ней согласен. Надо помогать.
— Да я же просто так… — смутился Василь — разве я не видел, какие там ступени? А я, между прочим, свои ступени сам отремонтировал. И ничего, держатся. Отец даже похвалил за это.
— Там еще двери висят на одной завесе — вспомнил Степан — а у нас, кажется, есть лишние завесы.
— А я бы окна помыла — сказала Таня — Я люблю мыть окна. И в хате бы побелила.
— Все это лишь разговоры — сказал Василь — а вот согласиться ли Ядвига Олизаровна?
— Что ты скажешь? — спросил Степан у кота.
Тот в задумчивости забарабанил по земле обрубком хвоста.
— Кто ее знает — наконец сказал он — однако, думаю, стоит попробовать.
— Так чего ж мы тогда сидим? — поднялась Таня. И тут ее взгляд остановился на грязной, взъерошенной шерсти Аристарха — Слушай, а почему бы заодно и тебя не причесать? — спросила она.
От тех слов Аристарх подпрыгнул, как обожженный.
— Что-о? — воскликнул он — Меня, заслуженного, боевого, колдовского кота — и причесывать? Э, нет, дудки! Может, еще и купаться предложите?
— А действительно, почему бы тебе не искупаться? — сказал Степан.
— Ну, знаешь… — только и нашел что на это ответить Аристарх — Ты лучше сам подумай: зачем мне эти ваши причесывания и купания? Я же особенный кот! Для меня репьи все равно, что награда за боевые заслуги.
— Оно-конечно так — заметила Таня — Но разве самому не приятно быть чистым и опрятным? Вот моя Мурка, например.
— Ты уже во второй раз о ней вспоминаешь — сказал Аристарх — вот лучше взяла бы, да и познакомила меня с ней, чем забивать себе голову всевозможным причесыванием. Я, конечно, кот-одиночка, однако иногда даже мне хочется пообщаться с себе подобными.
— Почему бы и нет — охотно согласилась Таня — Могу хоть сейчас вас познакомить. Хочешь?
— Не имею ничего против — согласился Аристарх.
Он шел следом за Степаном и продолжал, ни к кому в частности не обращаясь:
— Да-да, с подобными себе. Хотя, если пошевелить мозгами, какие они подобные? Так, лишь внешне. Сидят себе дома с утра до ночи и с ночи до утра. Что они вообще видели в этой жизни? Решительно ничего. Представляю, как сейчас эта Мурка разинет рот от удивления и зависти. Да-да, от зависти! Кому-кому, а уж мне есть о чем рассказать. Да такое, что им даже не снилось!
Однако рассказа не вышло. Стоило Аристарху увидеть Мурку, как он остановился словно вкопанный. Заслуженный колдовской кот долго и не мигая смотрел на домашнюю кошку, потом крепко зажмурился, словно от ослепительного сияния.
Мурка сидела посреди тропы и умывалась. Правда, увидев Аристарха, сначала удивилась так, что ее белая блестящая шерсть стала дыбом.
Но это продолжалось лишь несколько секунд. Придя в себя, Мурка окинула придирчивым взглядом лохматую голову Аристарха, растрепанную шерсть на спине и боках, особенно долго рассматривала обрубок хвоста, что был сплошь покрыт репьями и другими, неизвестно какими колючками. Потом презрительно фыркнула и опять занялась туалетом. Движения ее были плавными, замедленными, и там, где она притрагивалась своим маленьким розовым язычком, мех начинал переливаться под солнцем мягким шелковым сиянием.
Покончив с туалетом, Мурка еще раз окинула укоризненным взглядом сникшего Аристарха, что-то коротко ему мяукнула и направилась прочь, неслышно переступая по тропе грациозными ножками в ярко-рыжих чулочках. Затем легко, словно пушинка, прыгнула на крыльцо и исчезла за дверью.
Аристарх провел ее заколдованным взглядом.
— Невероятно — вырвалось из его горла — неземное видение. А я… Эх!
И понуро побрел со двора.
Степан догнал его и спросил:
— Ты чего вдруг такой стал? Может, Мурка что-то сказала?
— Сказала — подавленно ответил Аристарх — она сказала, что ей стыдно за кошачий род. Конечно, кто я для нее? Нечесаный бродяга, и только. А она такая… даже слов не хватает. Зачем ей разводить со мной болтовню? Стоит лишь посмотреть на мой хвост — Аристарх вернулся к Степану и умоляющим голосом попросил — Слушай-ка, Степан, причесал бы ты меня хоть немного. А то стыдно смотреть в глаза себе подобным.
Степан едва сдержал улыбку.
— Вот видишь — заметил он — а еще упирался. Ну что же, сейчас я сделаю из тебя настоящего красавца.
Аристарх с сомнением посмотрел на него.
— А ты сумеешь?
— Еще бы! — ответил Степан и вытянул из кармана расческу — за минуту ты сам себя не узнаешь.
Однако превратить Аристарха в красавца оказалось не таким уж легким делом. То ли шерсть у него слишком свалялась, или расческа оказалась никудышней — но после двух или трех прикосновений из нее вылетели все зубчики.
— Здесь, видимо, поможет разве что скребница — заметил Василь, когда и его расческа отправилась в мусорку.
Степан сбегал в хлев и вернулся с тяжелой железной скребницей, которой время от времени расчесывали корову Зорьку. Он плотно прижал ее к Аристарховой спине и потянул к себе.
Шерсть и не думала поддаваться. Скребница увязла в ней, будто плуг в каменистой земле.
Тогда Степан дернул скребницу что был сил.
Горемычный Аристарх жалобно мяукнул. На его глазах выступили слезы.
— Что, больно? — сочувственно спросил Степан.
— М-мм… — мурлыкнул кандидат в красавцы.
— Может, не надо?
— Скуби, Степа, Скуби! — сказал Аристарх, смахивая лапой непрошеную слезу — Скуби, не бойся. Я теперь все выдержу!
На счастье Аристарха, в эту минуту подоспела Таня.
Она увидела как страдает Аристарх, как Степан с Василем вытирают мокрые волосы, и сплеснула руками.
— Да разве же так можно? — воскликнула она — Он вам что — корова?
Аристарх хлюпнул носом и неодобрительно скосил глаза на Степана.
— Вот видишь. Эх ты, а еще обещал сделать из меня красавца!
— Он и хотел так сделать — заметила Таня — только не знал, как это делается.
— А ты знаешь?
— Знаю.
Таня вынула из своих волос гребень и стала осторожно причесывать им растрепанную кошачью шерсть.
— Вот как надо — приговаривала она — одну ворсинку, другую. Ну как — не больно?
— Нет — довольно мурлыкнул Аристарх — совсем не то, что у этих живодеров. Продолжай, пожалуйста, в том же духе.
Василь смотрел-смотрел и наконец не выдержал.
— Так ты его и до Нового года не причешешь — сказал он — может, ему все же лучше искупаться?
Из Аристархова горла вырвался панический стон. Похоже, колдовской кот больше всего боялся купаться.
— А без этого нельзя? — спросил он.
— Видимо, нет — ответил Степан — сам видишь, столько из тебя шерсти лезет. Чего доброго, еще и лысым станешь. А вот искупаешься — и шерсть сразу же сделается пушистой.
— Как у Мурки?
— Даже еще пушистее.
Аристарх вздохнул, как перед прыжком с десятого этажа.
— Может… может, сначала пойдем к хозяйке? При ней я и искупаюсь. А она, если что-то случится…
— Что же, можно — согласилась Таня — и пока ребята тебя будут купать, я печь побелю. Кстати, там я и котелок видела. Добрый котелок, как раз для тебя.
Через какой-то час из Горобцов в направлении одинокого домика отправилась колонна. Василь шел впереди. Он вел тяжело нагруженный велосипед. На руле покачивалось ведро, в которое Таня положила чугунок с мелом, щетки и тряпки. На багажнике ребята примостили несколько обрезок досок и тюк с провизией.
Степан нес горшок с молоком. Аристарх шел рядом с ним и все время предупреждал:
— Гляди не споткнись.
На его лапе висел узелок с мылом и полотенцем.
Ядвига Олизаровна, как и до того, встретила ребят не очень радушно. В ее глазах проглядывала настороженность. Лишь тогда, когда следом за ребятами во двор вошла Таня, лицо бабы-яги посветлело.
— Ну, говорите, с чем пришли? — спросила она — Только быстрее, а то мне некогда.
— Они решили нам помочь — сказал Аристарх — Окна помыть, печь побелить.
— Если вы, конечно, не возражаете — добавила Таня — вот видите — я и мел взяла, и щетки тоже.
— А это зачем? — баба-яга показала на доски.
— Как зачем? — подал голос Василь — Ступени надо отремонтировать? Надо. А потом я прибью к дверям петлю.
Ядвига Олизаровна покачала головой.
— И надо же до такого додуматься. Да стоит мне лишь сказать, что нужно — и рядом с этой хатой вырастет настоящий дворец! С бассейном и мраморной лестницей, со слугами и верблюдами.
— Дворец — это хорошо — ответила Таня — но от этого в хате чище не станет, правда?
— Показуха все эти ваши дворцы — и себе буркнул Василь — очковтирательство.
Ядвига Олизаровна бросила быстрый взгляд на Василя.
— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
— А что же здесь не понятного? Это когда руки помыл с мылом, а уши все равно грязные.
Ядвига Олизаровна не выдержала и засмеялась.
— Делайте, что хотите — сдалась она.
— А я буду купаться — объявил Аристарх — хоть несколько дней поживу нормальным котом. Что ты на это скажешь?
Ядвига Олизаровна лишь руками развела.
— О! Они уже и тебя уговорили!
Работа закипела. Таня подмела пол, сняла метелкой паутину и принялась белить.
Василь возился с дверями. Гвозди он держал во рту — они торчали как кошачьи усы.
Степан принес от реки два ведра воды и вылил ее в котелок. Третье ведро он поставил на огонь. Аристарх ходил следом за новым товарищем и тяжко вздыхал.
Ядвига Олизаровна направилась к своей СТУПе. Где и находилась, никто не знал, потому выйдя за ворота что баба-яга сразу же растворялась в воздухе.
Но, видимо, ей там не очень работалось, потому что она раз за разом возникала во дворе.
— Как дела? — интересовалась она у Степана.
— Нормально — ответил тот — сейчас нагреется вода и можно будет купаться.
От тех слов Аристарх вздрагивал и уныло посматривал в сторону сиреневых кустов.
— Обязательно с мылом? — уже в который раз интересовался он.
— Обязательно.
— А без него нельзя?
— Нельзя. Без мыла не отмоешься.
— Ну-ну — то ли одобрительно, то ли неодобрительно говорила Ядвига Олизаровна и пошла к хате. По пути она осторожно обходила Василя, который рьяно вымахивал молотком перед дверями.
— Да снял бы ты тот шлем — наконец не удержалась она.
Василь ее послушал. И ничего с ним не случилось.
После третьего возвращения баба-яга осталась насовсем.
— Дай-ка и я попробую — сказала она Тане и взяла щетку — восемьдесят лет как не белила.
— Ой, как у вас замечательно выходит! — воскликнула Таня через несколько минут — Точь-в-точь как у моей бабушки. А может, и лучше.
Ядвига Олизаровна от такой похвалы расцвела. Все же спросила:
— Ты правду говоришь?
— Честное пионерское! — поклялась Таня.
Со двора долетело отчаянное кошачье мяуканье. Видимо, в глаза Аристарху попало мыло. В конечном итоге визг стих, и вскоре вместо него послышалось довольное мурлыканье.
Работа продолжалась до позднего вечера. Конечно, с перерывом на обед, во время которого отметился Аристарх.
Ядвига Олизаровна, похоже, махнула рукой на свою СТУПу. Она с Таней белила хату изнутри.
Степан и Василь размахивали щетками с внешней стороны.
Безработным оказался лишь один Аристарх. Он сидел на солнце, как сказочный черный одуванчик, и завистливыми глазами наблюдал за тем, как на все стороны разлетаются молочные брызги, смотрел на измазанные мелом мальчишеские лица и нудным голосом клянчил одно и то же:
— Дайте и мне попробовать. Я тоже хочу белить.
— Тебе нельзя — безжалостно отвечал Степан — еще, чего доброго, загрязнишься. И тогда опять придется мыться с мылом.
Аристарх на миг замолкал и отходил подальше. Потом не выдерживал и опять брался за свое.
В конце концов, и для него нашлось достойное занятие. Василь между прочим научил кота пускать мильные пузыри, поэтому остаток дня Аристарх, сидя, чтобы не загрязниться, на Степановой куртке, размешивал соломинкой густой мильный раствор и выдувал десятки разноцветных шариков. Пузыри переливались радужными красками, легкими стайками летали по дворику, лопались, Аристарх восторженно мяукал и с энтузиазмом брался за дежурную партию. Он настолько увлекся новой игрой, что даже не сразу услышал, как Таня созывала всех на полудник.
Под вечер одинокую хату невозможно было узнать. Маленькие окошки весело мигали на мир прозрачными оконными стеклами. Двери отворялись легко и без скрипа. Стены белели так, что лунной ночью хату можно было принять за громадный белый цветок.
Еще разительнее изменилась хата изнутри. Комната стала светлее и от того будто стала просторнее. Печь так и просилась, чтобы в ней пылал настоящий огонь, а на нем что-то булькало и вкусно шипело.
Лава и стол были выскоблены до янтарного цвета. В одном углу стоял топчан. Он был застелен старым, но еще достаточно опрятным покрывалом. Из-под топчана выглядывала метла бабы-яги.
В противоположном углу на охапке сена лежала цветная подстилка. И на той подстилке, как будто главный экспонат какой-то всемирно известной выставки, сидел Аристарх. Он боялся зевнуть. Он боялся даже пошевелиться, чтобы случайно не загрязнить свою чистую шелковистую шерсть. Степан где-то раздобыл обломок зеркала, и теперь Аристарх не отрываясь рассматривал свое отражение. Смахивало на то, что оно ему чрезвычайно нравилось.
Ядвига Олизаровна сидела за столом. Она, казалось, даже светилась изнутри добротой и благодарностью. Теперь баба-яга смахивала скорее на старенькую бабушку, к которой неожиданно приехали любимые внуки. И она вот-вот поднимется из-за стола, направится в каморку и вернется оттуда со всевозможными вареньями, повидлами и другими невероятно вкусными сладостями, которые бабушки умеют готовить лишь для любимых внуков.
Однако никаких сладостей, никакого печенья и варения у Ядвиги Олизаровны не было. Поэтому дети еще немного посидели и начали прощаться.
Около порога Василь в последний раз поглядел на метлу, которая выглядывала из-под топчана, и вздохнул.
— Вот бы на ней полетать — прошептал он Степану — на самолете я летал, с дерева летал, а вот на метле еще не приходилось.
Мурка сидела на крыше своей хаты. Она мечтательно смотрела на усеянное звездами небо, ей хотелось, чтобы у нее выросли крылья.
Мысли о крыльях так ее захватили, что она даже не услышала как на крышу вскарабкался Аристарх. А может, сделала вид, будто ничего не услышала. Поэтому гостю пришлось несколько раз извиняюще мурлыкнуть, чтобы прекрасная мечтательница обратила на него свое внимание.
— Доброй вам ночи — сказал Аристарх и учтиво склонил свою тяжелую голову — вот я и пришел.
Мурка измерила Аристарха взглядом с головы до хвоста и снова перевела свой замечтавшийся взгляд к небу.
— Простите за компанию — сконфуженно промямлил Аристарх и нерешительно затоптался край крыши — Я, кажется, пришел несвоевременно, да?
— Вы любите летать в мыслях? — неожиданно спросила Мурка — Чего же вы там стоите, идите, садитесь рядом!
— Весьма благодарен — застенчиво ответил Аристарх — Мысленно? Не знаю, как-то не задумывался над этим. А вот в действительности летать приходится часто. Хозяйка моя, знаете, прокладывает курс, а я устроюсь позади и хроп… простите, лечу.
Мурка передернула своим пушистым хвостиком.
— Я вовсе не то имею ввиду — промуркотела она нежным и, как готов был поклясться Аристарх, неземным голоском — Я о том, чтобы самому летать. Вот так — Мурка взмахнула передними лапками будто крыльцами, и Аристарху даже дыхание перехватило — такой она показалась ему легкой и волшебной — И лететь, лететь, лететь. И, чтобы маленькая беззащитная лапка была в лапе надежного и мужественного товарища. Ах! — вздохнула она — Наверное, этого никто, никто не поймет!
— Зря вы так — возразил Аристарх, холодея от мысли, что даже познакомиться как следует еще не успел, а уже осмеливается возражать такой красавице — Я, конечно, извиняюсь, и если что-то нужно — вот вам моя лапа. И не беспокойтесь, она достаточно-таки крепка. Бывало, как заеду по затылку!
— Ах — отвечала на то Мурка неземным голосом — Вам бы все о затыльниках. Ну что они перед этим, этим… — она тыкнула лапкой в звездное небо — Крылья мне нужны, крылья! Хотя бы на одну ночь! А вам нравится хоровое пение?
— Хоровое пение? — переспросил Аристарх, который отродясь не слыхал о таком — Я, знаете, тоже как-то над этим не задумывался.
Наконец, Мурке надоело созерцать звезды, и она перевела свой взгляд на пришельца.
— Вот теперь вы мне нравитесь. Теперь вы имеете вовсе не такой вид, как днем — промуркотела она одобрительно — Именно таким я вас и представляла. Вот выходите вы на сцену — величественный, мужественный и благородный. И на шее бантик. А в зале — коты, коты, коты…
— А что я на той сцене буду делать? — поинтересовался Аристарх.
Волшебная Мурка наградила его длинным, загадочным взглядом.
— Ничего особенного. Будете ожидать меня, и все. А потом выхожу я. Мы становимся рядом, легким поклоном приветствуем зрителей и начинаем петь. Ну, хотя бы эту…
Мурка приложила лапку к своему белоснежному горлышку, мечтательно закатила под лоб глаза и затянула:
— Няу-ау-а… Чего же вы молчите? Подпевайте! А-у-а-а…
— Мяу!!! — гаркнул неопытный в хоровом пении Аристарх.
Мурку словно ветром сдуло с крыши. И только через несколько минут в слуховом окошке появилась ее головка.
— Разве же так можно? — страдальческим голосом простонала она — Верите, мое сердце едва не разорвалось от ужаса!
— Я извиняюсь — в замешательстве промуркотел Аристарх — Но не могу понять, почему вы… почему я вас так напугал.
— Ах, что здесь понимать? — укоризненно отозвалась Мурка и села на прежнее место — В прошлом году приехали к нам какие-то курортники. С ними приехал пес Буян. Таких ужасных и невоспитанных псов мир еще не видел. Знаете, к чему я веду?
— Нет — вынужден был признать Аристарх.
— До к тому, что голос у него такой, как только что был у вас.
Аристарх от стыда готов был провалиться сквозь крышу.
— Извините… но я не знал… я никогда еще не пел.
— Оно и видно. Вы совсем умеете владеть своим голосом. Вы, видимо, даже представления не имеете, как оно делается.
— Не имею — послушно согласился Аристарх.
— То-то и оно. Но это не страшно, я вас научу — пообещала Мурка — А теперь пошли. Нам пора.
Они выбрались на улицу и направились в противоположный угол Горобцов. Мурка почему-то прижималась к заборам, часто и настороженно оглядывалась во все стороны. И все же продолжала свою мысль:
— Да, так! Вы даже не представляете, какой вам подарен голос. Вы цены ему не знаете!
Неожиданно она остановилась и начала к чему-то прислушиваться.
— Идите сюда! — встревоженным шепотом позвала она Аристарха — Держитесь ближе к заборам! Здесь знаете сколько тех собак развелось? Просто ужас! И самый страшный среди них Буян. На горе всем котам, он решил навсегда поселиться в Горобцах. Даже ходят слухи, что он бывший волкодав. Вы даже не представляете, как я боюсь бывших волкодавов.
— Вот отчего вы идете так осторожно! — загорланил Аристарх — Извините, может, я опять вмешиваюсь не в свое дела, но… Хотите, чтобы собаки обходили вас десятой дорогой?
Мурка предостерегающе приложила лапку к устам.
— Тсс. Не разговаривайте так громко — сказала она и улыбнулась. — Конечно, не хочу!
— Почему? — оробел Аристарх.
— Кому понравиться, что его обходят десятой дорогой. Это значит, что он или слеп, или ужасно некрасив. А я разве такая?
— Что вы — пылко отрицал Аристарх — Как вы только можете наговаривать такое на себя! Вы… вы самая красивая во всем мире! Все другие перед вами — тьфу, и ничего больше!
Мурка поблагодарила его длинным взглядом своих лучезарных глаз.
— Вот и мне не хочется, чтобы меня обходили десятой дорогой — сказала она — даже такие невоспитанные существа, как наши собаки. Погодите, что вы затеяли?
Но Аристарх уже стоял посреди улицы и горланил:
— Эй, собаки! Где вы, трусливые головы? А ну, выходите со дворов!
Безумный собачий лай взлетел над сонным селом. Со всех усюд на призыв Аристарха стали сбегаться разнокалиберные собаки с ощетинившимися загривками. Как — им, законным хозяевам ночных Горобцов, бросает вызов какой-то там мерзкий кот?
Мурка, увидев такой ужас, молнией мелькнула на вершочек ближайшего дерева.
— Лезьте сюда! — промяукала она тонким, дрожащим голосом — Здесь они нас не достанут. Ой горе, что же вы задумали?
Но Аристарх в ответ лишь взмахнул ей обрубком хвоста и на всякий случай оберегая спину прижался к забору.
Первые, мелкие собаки, углядев такого здоровенного муркета, затормозили так, что аж пыль поднялась. Они начали делать вид, будто попали сюда чисто случайно. Они были не против того, чтобы немедленно повернуть назад, но сделать этого уже не могли. На них все больше нажимали другие собаки. Мало-помалу ощетинившаяся стая подступала все ближе и ближе к одинокому коту. Во главе стаи был бывший волкодав Буян.
— Сегодня мы с вами немного развлечемся — густым басом рычал Буян — А ну, заходите с боков, отрезайте путь к побегу!
— Ближе подходите, ближе — подбадривал их Аристарх — Подходите, не бойтесь!
Каждая клеточка его сильного тела дрожала в предчувствии боя. Вот сейчас он покажет волшебной Мурке, на что способен верный, преданный кот!
— Что же, пора, видимо, начинать — сказал он сам себе, когда собачья стая во главе с Буяном очутилась на расстоянии одного прыжка.
Драка была короткой и беспощадной. Над заборами высоко поднялась густая пыль. Во все стороны полетели клоки шерсти. Собаки и Аристарх сплелись в клубок.
Но через какую-то минуту злостный лай ночных хозяев перешло в растерянный скулеж. Еще миг — и стая, обгоняя собственные голоса, ринулась наутек. На поле битвы остался лишь бывший волкодав. Собственно, он тоже бы с радостью дал стрекача вслед за другими, однако победитель крепко держал его за уши. Встряхивая пса при каждом слове, Аристарх втемяшивал ему основы уважения и любви к ближним.
— А ну, посмотри-ка наверх — говорил он — Видишь на дереве ту замечательную белую кошечку?
— Вижу-вижу — с готовностью ответил Буян.
— Так-вот, запомни сам и передай другим: я не требую, чтобы ваше придурковатое племя обходило ее десятой дорогой. Но когда хоть один из вас гавкнет на нее или хотя бы оскалит зубы — будет иметь дело со мной. Запомнил?
— Да-да — встряхивал головой Буян и щелкал зубами.
— А теперь прочь отсюда! И, чтобы духу твоего больше здесь не было!
Главный ночной хозяин, а заодно и бывший волкодав, мигом растворился в темноте.
Аристарх помог Мурке слезть с дерева.
— Вот теперь все будет в порядке — сказал он — от сегодня никто вас и когтем не зацепит. Можете ходить, где вам только заблагорассудится.
— Я и сейчас не могу поверить в то что произошло — дрожащим голосом созналась Мурка — я догадывалась, какой вы сильный и храбрый, но, чтобы вот так. Спасибо вам, что защитили бедную кошку! Ах, если бы вы мне еще и крылья достали!
— К сожалению не могу — сникнув сознался Аристарх — не выпало мне распоряжаться крыльями.
— Жаль — вздохнула Мурка — а мне так хотелось бы хоть раз в жизни поймать летучую мышь!
— А куда мы идем? — наконец поинтересовался Аристарх.
— Ой! — ойкнула Мурка — Я и забыла вам об этом сказать. А все через переживания. Мы идем на репетицию сельского хора. У нас, горобцовских кошек, знаете какие голоса? О! Когда на нас находит вдохновение, то даже люди бросают свои дела и выбегают на улицу.
— Может быть — уважительно согласился Аристарх — И все равно такого голоса как ваш, нет, видимо, во всем мире.
И опять Мурка подарила ему длинный взгляд своих лучезарных глаз.
Но их уже ожидали. Два десятка котов и кошек степенно сидели на крыше старой колхозной конюшни. Они поодиночке пробовали голоса и взволнованно поправляли разноцветные бантики на своих шеях.
— А зачем им те веревки? — удивился Аристарх — Мышей петлей ловить, что ли?
— Ах, вы упрямо не желаете понять, с кем имеете дело — вздохнула Мурка и укоризненно покачала своей волшебной головкой. Потом достала из котомки белую в синий горошек тесьму и тоже старательно вывязала ее на своей шейке — Мы же не какие-то там коты-бездельники, мы участники талантливого хорового коллектива. А вон тот, с палочкой — наш руководитель и главный дирижер, Мушкетон Васильевич.
У Мушкетона Васильевича были жидкие, стертые уже зубы, лысина на голове и вдохновенное выражение на роже. Он беспрестанно откашливался, успокоительно проводил по горлу лапой и напевал о себе: «Ля-ля… кг-мм… до-ре-ми, ля-а»!
— Сколько можно ожидать? — размахивая дирижерской палочкой, как простой тростью, спросил он.
— Ах, Мушкетон Васильевич — отозвалась на это Мурка и закатила глаза под лоб — все бы вам упрекать. Вам же безразлично, что меня сегодня едва не поймали те разбойники во главе с Буяном!
Мушкетон Васильевич ужаснулся.
— Что вы говорите! — воскликнул он — Это была бы потеря для всех нас! Эх, нет на них никакой управы, вот что я вам вынужден сказать. Никакой. И куда только люди смотрят?
— Ошибаетесь — возразила Мурка и указала на Аристарха — Есть теперь на них управа! Мой новый друг только в жестоком бою победил сразу всех собак! Он взял с них слово чести, что они не будут нас трогать!
От такой новости Мушкетон на миг остолбенел.
— Неслыханно! — наконец заорал он — Кот расправился с собаками? Нет, этого не может быть!
— И все же это чистая правда — сказала Мурка — Слово чести, правда!
— Невероятно. Какую же для этого нужно иметь силу, мужество и отвагу! Я убежден, мой юный друг, что и голос ваш должен отвечать этим героическим качествам. Да-да, должен!
— Правду говоря — неуверенно начал Аристарх. Однако перехватил предостерегающий взгляд Мурки и смолк.
— У него исключительные голосовые данные — закончила Мурка за своего нового приятеля — выразительные, громкие. Поверьте, даже мурашки по спине бегут.
— О! — воскликнул Мушкетон Васильевич — Именно этого нам и не хватало! Юный мой друг, спойте что-то для начала. Хотелось бы, знаете, иметь о вас определенное представление. Ну, как — сможете?
— От чего ж — согласился Аристарх.
— Вот и замечательно! Внимание! — воскликнул Мушкетон Васильевич и дирижерской палочкой постучал по голове ближайшего котенка — Прошу внимания. И, раз!
Позабавившийся Аристарх гаркнул точь-в-точь так, как недавно на Муркиной крыше. Следствие оказалось таким же. Даже больше — внизу, на конюшне, встревоженно захрапели и забили копытами кони.
Не абы как перепуганные участники горобцовского хора вскарабкивались на крышу поодиночке. Не было лишь главного дирижера. После длительных поисков его нашли под стеной конюшни, где он лежал без сознания. Придя в себя, Мушкетон Васильевич обвел встревоженных участников хора мутным взглядом и вдруг кинулся Аристарху на шею.
— Неслыханно! — пронзительно завизжал главный дирижер — Невероятно! Уважаемый юноша, если мне придется когда-то передать свою дирижерскую палочку — считайте, что она в ваших лапах. Какой голос! Мама родная, какой глубины и выразительности бас! Пойдем, друг мой. Нас ожидают славные дела!
И, придерживая поперек, главный дирижер первым поцарапался на крышу.
Потом началась репетиция.
Торжественным и почтенным голосом, будто они находились в большом зале, Мушкетон Васильевич объявил:
— Жанровая зарисовка.
Затем поднял дирижерскую палочку, и в тот же миг звонкие кошачьи голоса дружно взлетели к звездному небу:
До-ре-ми-фа-мняу-си…
— Стойте! — воскликнул Мушкетон Васильевич — Это мы уже проходили. А вот вам, дорогой мой юноша, сейчас предстоит выполнить ответственную партию. Представьте-ка себе хозяина, у которого еженощно что-то исчезает из каморки. Тот хозяин имеет большую выдержку, но, в конце концов, и у него пропадает терпение. Поэтому он глубоким и преисполненным трагизму голосом, спрашивает…
Главный дирижер старческой скороговоркой пронявкал то, что должен был спросить хозяин, и опять взмахнул палочкой.
До-ре-ми-фа-мняу-си… — отозвался хор.
— Что украли, принесить… — трагическим голосом гаркнув Аристарх.
На это Мурка игриво-виноватым голосом пропела — Я украла колбасу…
А кошачий хор согласованно поклялся — Что осталось, принесу…
— Невероятно! — в восторге мяукал Мушкетон Васильевич — Какой голос! Мечта, а не голос!
О, что это была за ночь! Самая лучшая в Аристарховой жизни.
Еще спросонья Степан почувствовал какую-то непонятную тревогу. Ему казалось, будто в хате что-то пропало. Или кто-то. Но кто именно?
Он проснулся и начал прислушиваться. Вон во дворе загудел мотоцикл. То отец поехал на работу. Следовательно, с ним ничего не случилось.
Вот зазвенела ведром мама. Значит, и с мамой все в порядке.
Сам он лежит вот тут, в постели. Поэтому кого еще не хватает?
И здесь он вспомнил: куда-то пропал Шурхотун. Вчера перед сном Степан звал его, звал — и так и не дозвался.
Он поднялся на кровати и в пол голоса спросил.
— Эй, Шурхотун, где ты?
Однако ответа, как и вчера, не было. Задумавшись над тем, куда бы мог деться домовой, Степан вышел из хаты на крыльцо.
— Доброе утро! — послышалось внезапно.
Под разлогим кустом сирени сидел Аристарх и старательно умывался. Он скосил глаза на Степана и поинтересовался:
— У вас случайно не найдется какой-то красочной ленты для бантика?
— Бантика? — переспросил Степан — Какого бантика?
— Вот такого — ответил Аристарх и сделал вид, будто завязывает вокруг своей шеи галстук.
— Поищи, пожалуйста — добавил кот — тот бантик мне очень нужен.
— Сейчас посмотрю — ответил Степан.
В каморке он разыскал старую наволочку, куда мама складывала всякие ненужные уже пояса, лоскутки материи, ленты.
— Выбирай сам — предложил он Аристарху, вынося все это на крыльцо — Может, что-то понравится.
Аристарх долго рылся в наволочке.
— Кажется, то, что нужно — наконец решил он и вытянул из наволочки белый, в синих шахматных клеточках, пас. Затем вывязал его на шее и спросил у Степана — ну как — идет или так себе?
Степан лишь пожал плечами.
— Я в этом мало что смыслю — признал он — а для чего этот бантик тебе нужен?
— Для одного дела — уклончиво ответил Аристарх — Как тебе кажется, не пора ли взять надо мной шефство? Неси-ка сюда молоко и все другое.
— Для чего его выносить? Пошли-ка лучше в хату.
Аристарх осторожно, с нескрываемым опасением вошел в сени. На кухне он скромно присел у порога, оглянулся, втянул носом воздух и глотнул слюну.
— Вкуснота которая! — восторженно прошептал он — Эх, живут же люди! А это у вас что? — продолжал кот и вдруг засунул носа в помойное ведро. Степан и слова не успел сказать, как Аристарх выхватил оттуда несколько куриных косточек.
— Ну, знаешь! — возмутился Степан — Я хотел тебе приготовить нормальный человеческий завтрак, а ты…
— А я и с ним справлюсь — успокоил его Аристарх и опять заглянул в ведро — Не сомневайся, кто-кто, а я свой аппетит хорошо знаю.
— С хлебом будешь завтракать или так? — спросил Степан, бегая от плиты к столу.
— И хлеб давай — великодушно кивнул Аристарх.
— Только рожу сначала вымой — заметил Степан — и лапы тоже. Ничего с такими лапами садиться за стол.
— Да вымою я, вымою — спохватился Аристарх — И чего ты ко мне с ними пристал?
В одно мгновение он справился с завтраком, довольное мурлыкнул и свернулся калачом на стуле.
— Не жизнь, а сказка — сделал он вывод — эй, а зачем же мыть тарелки? Дай-ка я их лучше вылижу!
— Еще чего захотел — невольно улыбнулся Степан кошачьему корыстолюбию — тарелки принято мыть, а не вылизывать.
— Странные какие-то у вас порядки — заметил Аристарх — Это ж только подумать — столько добра пропадает зря.
Степан наконец справился с посудой и подсел к Аристарху.
— Я хочу тебя о кое о чем спросить — начал он — тебе ничего не известно о домовых?
— Как раз наоборот — сказал Аристарх — А зачем тебе эта бородатая комашня?
— Мне кажется, что с Шурхотуном что-то случилось. С нашим домовым. Слышал о таком?
Аристарх пошевелил усами.
— Как бы тебе сказать. Думаю, что его, видимо, уже нет.
У Степана перехватило дыхание.
— Как это — нет?
— Очень просто. Хозяйка его куда-то занесла. За то, что он нарушил основную заповедь домовых: не помогать людям бороться с нами, нечистой силой. Вне своего двора домовые живут очень недолго. Так что не знаю. Ничего утешительного сказать не могу.
Пораженный этой новостью, Степан не отводил взгляда от заметно сникшего Аристарха. Вдруг, не говоря ни слова подхватился, опрометью ринулся к своей комнате и спрятал лицо в подушку.
Значит, Шурхотуна нет. Он погиб. Погиб, чтобы спасти его, Степана.
Аристарх неслышно проскользнул в комнату. Осторожно дотронулся к Степанову плечу.
— Что с тобой? — спросил он.
— Ничего — дернул Степан плечом — Оставь меня одного.
— Тебе его очень жаль, да?
Степан не ответил.
— Эх ты — тяжко вздохнул Аристарх — Думаешь, мы сюда развлекаться прилетели, да? Нет, у нас есть задание. И, если мы его не выполним, нам придется ой как не сладко!
— Так почему же тогда ты сидишь? — глухим голосом отозвался Степан — Беги выполняй его! Хватай меня, хватай Таню. Вам этого хотелось?
— Так-таки и хватай — невесело улыбнулся Аристарх — Думаешь, легко такое делать впервые?
— Как — впервые? Ты же говорил…
— Мало что я говорил! Если хочешь знать, мы с хозяйкой еще никогда этим не занимались. Она производила другую работу. А что ж это за баба-яга, которая не украла хотя бы одного ребенка? — Аристарх помолчал — Если б ты лишь знал, как нам хотелось, чтобы люди издевались над нами, выгоняли с хаты. Тогда все было бы проще. А вы накормили нас, помогли, наговорили столько хороших слов. И мы уже не смогли сделать то, что от нас требовалось. О, то могучая сила — добро! Но и вернуться ни с чем тоже не можем. Нам с хозяйкой еще не надоело жить. Но, к счастью, мы узнали о предательстве Шурхотуна.
— Он не изменник — возразил Степан.
— Может быть — согласился Аристарх — однако у нас на такие вещи смотрят иначе. Поэтому мы и договорились, что на ведьмовском совещании будем говорить, будто не справились с заданием через предательство Шурхотуна. А Шурхотун… Вместо него пошлем другого.
— Не надо — сказал Степан — Не надо мне другого.
В комнате воцарилась молчанка.
— А каким будет ваше наказание? — наконец спросил Степан.
Аристарх пожал плечами.
— Трудно сказать — задумчиво сказал он — Знаю лишь, что самое легкое из всех наказаний — изгнание. В таком случае мы с хозяйкой потеряем всю колдовскую силу. А кому, скажи пожалуйста, нужна старая, немощная бабушка, над которой, кстати, люди издевались еще тогда, когда она была молодой и почти здоровой? Кому нужен худой, лишаистый кот? Где он приклонит голову, кто его будет кормить, а?
— Глупости ты плетешь! — воскликнул Степан и поднялся с кровати — Неужели ты думаешь, что в этом доме тебе не найдется места?
— Как знать, как знать — задумчиво ответил Аристарх — В это мне трудно поверить. Да и не обо мне, вообще, идет речь, а о моей хозяйке. Куда ей деться?
— Ну… — нерешительно начал Степан — Для нее тоже можно было бы что-то придумать.
— Вот-вот, именно «что-то» — фыркнул кот — А я же говорил о самом легком из наказаний, которые нас ожидают. О более тяжелых я даже думать боюсь. Вот и посоветуй, как нам быть…
— Не знаю — растерянно признал Степан.
— Так и помолчи, если не знаешь — уколол Аристарх — И без того на сердце… — он лишь лапой взмахнул — Лучше давай поговорим о чем-то другом.
Степан надолго задумался. Чем бы помочь Аристарху? Как бы его утешить?
— Еще молока не хочешь? — наконец догадался он.
— Эх! — отозвался огорченный Аристарх — После таких невеселых разговоров даже молоко в горло не полезет. Впрочем, неси-ка его сюда. И все другое тоже неси. Хотя бы наемся напоследок. Будет потом о чем вспомнить.
После второго завтрака Аристарх, кажется, немножечко повеселел. Но не совсем.
— Замечательная все же штука — жизнь — заметил он, возвращая миску Степану — Вот только мне в этой жизни не очень повезло. Ну почему, почему я родился таким себе пушистым и игривым котеночком, которого все бы ласкали, который по ночам преспокойно носился бы по крышам и распевал всевозможные «до-ре-ми-фа-мняу»? Так нет, выпала мне судьба родится худющим долговязым выродком. К тому же ребра сломали, ухо и хвоста надорвали! Ну почему, почему, Степан, эта замечательная жизнь бывает порою такой несправедливой, а?
Степан сникнув промолчал. В голову не приходило ничего такого, что бы могло хоть немножко утешить Аристарха. Может, предложить ему еще один завтрак?
Когда безутешный, хотя и сытый Аристарх направился к одинокому дому, Степан уселся на крыльце и задумался.
Оказывается, не так уж и сладко живется Ядвиге Олизаровне и Аристарху! Одно лишь название — колдуны. А в действительности — ни тебе крыше над головой, ни верных друзей. Даже добрые поступки не для них.
И законы у них какие-то не такие, как у людей. Жестокие, несправедливые. Он, Степан, ни за что бы не согласился мириться с такими законами.
Жаль их. Но и Шурхотуна тоже жаль. Надо бы посоветоваться с Таней и Василем. Втроем, возможно, и удастся что-то и придумать.
Ближайшей была хата бабы Марии. Поэтому Степан и направился к ней. Но еще с улицы увидел, что там что-то случилось. В хлеву пронзительно верещал голодный кабанчик. У порога похаживали грустные куры. Они все еще надеялись, что кто-то бросит им горсть зерна.
Однако никого из хаты не выходил. Более того, ставни — и те были закрыты. В Степаново сердце закралась тревога.
— Есть кто-то дома? — громко спросил он и толкнул двери сеней.
В сумерках Степан не сразу разглядел бабу Марию. Она лежала в постели и осторожно поглаживала разбухшую, перевязанную у косточки ногу.
— Принес бы ты, Степанку, кружечку воды — хилым голосом прошамкала баба Мария.
Степан пулей сбегал к колодцу. На обратном пути открыл ставни, и в комнате сразу посветлело.
Баба Мария с усилием сделала несколько глотков. Тогда смочила полотенце и положила его на лоб.
— Спасибо тебе, Степанку, — благодарно улыбнулась она — Совсем раскисла я сегодня. Да еще ногу угораздило подвернуть. Болит, хоть криком кричи.
— Может, сбегать в больницу? — вскочил Степан.
— Да уже не надо. Таня туда еще на рассвете направилась. Вот-вот должна вернуться. Ты бы лучше, если твоя ласка, покормил бы кур и кабанчика. Слышишь, что с ним творится? А мне даже пошевелиться невмоготу.
Степан бросил курам две горсти зерна, налил воды. Тогда побежал к хлеву.
— Может, вам еще что-то нужно? — спросил он, когда вернулся в комнату.
— И на том спасибо, сынок — баба Мария сделала болезненную гримасу — больше ничем мне не поможешь. Лучше иди поиграйся, чем здесь сидеть. А Тане я обязательно передам, что ты заходил.
Около Степановых ворот стоял основательно нагруженный велосипед. На багажнике был прикреплено десяток кирпичей. На руле покачивался узелок с мастерком и другим инструментами каменщика. Сам хозяин велосипеда раздраженно ходил вдоль забора.
— Где тебя носит? — насел он на Степана — Мы же договорились дымоход починить!
Ребят встретил один Аристарх. Он сидел на крыше, замечтавшись смотря в сторону Горобцов что-то себе мурлыкал. Когда гости вошли во двор, он спрыгнул просто с крыши и известил:
— Хозяйки нет дома. Она хозяйничает у СТУПы.
Впрочем, как только друзья взялись разгружать велосипед, Ядвига Олизаровна возникла из воздуха.
— Что вы задумали в этот раз? — поинтересовалась она.
— Дымоход отремонтируем — сказал Василь — А то у вас дым идет не в дымоход, а в хату.
— А ты умеешь?
Василь даже обиделся.
— Чего здесь не уметь? В прошлом году я у дядьки научился. Вон и Степан пусть скажет.
— Да верю тебе, верю — улыбнулась Ядвига Олизаровна — А где же Таня? Почему ее нет с вами?
— У нее баба заболела — объяснил Степан — Да еще и ногу подвернула. Вот Таня и побежала за врачом.
— Горемычная девочка — вздохнула баба-яга — Все сама и сама. Достается ей.
— Отчего это сама? — возразил Степан — Я сегодня им воды на целый день наносил, кур покормил и поросенка. А больше там делать ничего.
Лицо Ядвиги Олизаровны немного посветлело.
— Молодец — похвалила она Степана — Ну ладно, работайте. Не буду вам мешать. У меня тоже работы немало.
Но в этот раз Ядвига Олизаровна пропадала возле своей СТУПы недолго. Не успели ребята и замес сделать, как она опять появилась во дворе. Баба-яга уселась на починенных ступенях и задумалась. Видно, что-то не давало ей покоя. Наконец она обратилась к Аристарху:
— Ты остаешься на хозяйстве. А я, наверно, пойду посмотрю, что там случилось с бабой Марией. Может, помогу чем.
— Так врач, видимо, уже пришел — заметил Степан — А у него знаете какие лекарства? Ого!
— Мои тоже не хуже — ответила Ядвига Олизаровна — Вы только не носитесь тут вокруг хаты и главное — не трогайте метлу. Иначе не оберетесь беды.
После этого она положила в узелок какие-то травы и направилась в село. Почему-то ей казалось, будто Таня требует помощи.
А Таня и действительно помощь была нужна, как никогда.
Врача на месте не оказалось. Собственно, в больнице было несколько врачей, и все какие-то не такие — тот зубы лечит, тот ухо-горло-нос. А вот нужного ей опытного Михаила Алексеевича вызывали в областной центр, и вернется он не раньше, чем через два дня.
Таня написала ему записку и побежала домой. В душе Таня надеялась, что бабушке уже стало легче и она как-то переждет эти два дня.
Но бабе Марии, напротив, стало еще хуже. Лицо ее покрылось большими пятнами. Она, казалось, вовсе не дышала. И только тогда, когда Таня ее позвала, баба Мария медленно открыла глаза.
— Вот и оттоптала я свой ряст — едва слышно прошептала она — видимо, придется тебе, сиротинка моя, оставаться одной на этом свете.
— Бабушка, не надо! — с ужасом воскликнула Таня — Не говори так! Живи еще много-много лет!
Но баба Мария уже опять закрыла глаза. Лишь по отрывочному дыханию можно было догадаться, как ей тяжело.
Таня кинулась на улицу. Она хотела кого-то позвать на помощь. Однако на дверях Степаново хаты висел замок. Никого не было дома и у Василя.
Что делать дальше, Таня не знала. Она вернулась назад, присела около бабушкиной кровати и безутешно зарыдала.
В этот миг тихонько скрипнули двери сеней, и на пороге появилась Ядвига Олизаровна.
— Не плач, Таня — мягким голосом сказала она — Вдвоем мы что-то да придумаем. А пока что вскипяти воды.
Ядвига Олизаровна приблизилась к больной и положила ладонь ей на чело.
— Эге, доченька моя, да это у тебя серьезно! — встревоженно воскликнула она — Но ничего, все будет хорошо. Я знаю, что делать.
«Почему Ядвига Олизаровна называет мою бабушку доченькой? — удивлялась Таня в то время, когда ее руки проворно разжигали огонь в плите — Бабушка же кажется намного старее, чем она».
Вскоре закипел чайник. Ядвига Олизаровна достала из шкафа глиняную миску, перелила в нее кипяток, добавила клок травы и опять поставила на огонь.
— Может, мне еще что-то сделать? — спросила Таня.
Ядвига Олизаровна удивленно оглянулась на нее. Казалось, она совсем забыла о присутствии девочки.
— Теперь я и без тебя справлюсь, Таню — ответила она и ободрительно улыбнулась — ты бы лучше пошла немного погуляла. Нечего в твоем возрасте выслушивать всевозможные старушечьи заклинания.
Таня послушно вышла из комнаты, села на ступенях. И неожиданно для самой себя крепко заснула. Через минуту чьи-то руки осторожно подняли девочку. Это Ядвига Олизаровна перенесла ее в хату и положила на кровать.
— Намучалась она со мной — виновато откликнулась баба Мария — всю ночь не спал бедный ребенок. А мне, кажется, стало немного легче — и она попробовала подняться.
— Лежи-лежи — приказала Ядвига Олизаровна — рано еще тебе вставать.
— Так хозяйство ж без присмотра — попробовала протестовать баба Мария — какое никакое, а присмотра все же требует. Да и обед готовить надо.
— Никуда оно не денется, твое хозяйство — заметила Ядвига Олизаровна — вот вылечу тебя, голубка, и станешь опять как молодая. И ноги вылечу, и прострелы. Тогда и угостишь своим обедом. А пока что лежи. Спи.
Когда баба Мария заснула, Ядвига Олизаровна подошла к выцветшей фотокарточке, которая висела на стене у окна, и долго рассматривала портрет маленькой девочки с перепуганными глазками.
— И никто не догадается, что это я — прошептала она — я бы и сама не догадалась, если б не знала — тогда помолчала и немного погодя добавила — а Таня, кажется, похожа на меня.
Два дня и две ночи не отходила Ядвига Олизаровна от бабы Марии. Она неутомимо растирала ее спину какими-то благоухающими мазями, поила отварами, ставила компрессы. И все не позволяла подниматься с кровати.
— Лежи-лежи — повторяла она — пусть оно лучше исчезнет, это хозяйство. Здоровье куда важнее.
Однако хозяйство и не думало никуда исчезать. Таня легко с ним справлялась.
Немало помогал ей и Степан. Он рубил дрова, носил воду, при потребности бегал в хозяйственный магазин.
Даже Василь и тот, возвращаясь от одинокого домика, несколько раз стукнул молотком по воротам бабы Марии — прибивал ослабшие петли. После этого кивнул в сторону окна, за которым виднелась фигура Ядвиги Олизаровны.
— Передай ей, пусть спокойно топит свою печь — сказал он — все сделано по высшему классу.
— Да ты заходи — упрашивала его Таня.
— Еще чего — пробурчал Василь — стану я заходить к какой-то девочке. О, у вас доски ели держатся! А ну, беги за гвоздями!
Не скучала и баба Мария. Ядвига Олизаровна неутомимо расспрашивала больную о ее детских годах и о тех, кто тогда жил рядом с ней. Особенно она интересовалась Петром Кравчуком — соседом, который жил немного выше по улице. И хотя баба Мария уж и забыла, каков он на вид, однако и до этого времени помнила его добрые руки и веселые шутки. А еще она в детстве от кого-то слышала, будто Петр Кравчук был единственным, кто очень убивался за тетей Катрей.
Услышав об этом, Ядвига Олизаровна внезапно побледнела.
— Что с вами? — обеспокоилась баба Мария — Вам плохо?
— Ничего. Мне уже лучше — прошептала Ядвига Олизаровна — Рассказывай дальше, прошу тебя!
Скучал разве что один Аристарх. Днем он ни на шаг не отходил от ребят, подносил им доски, раствор и поедал все, что они с собой приносили. А вечером кот карабкался на крышу и тоскливым взглядом всматривался в такие близкие и в то же время такие недосягаемые для него Горобцы. Порой ему мерещилось, что там, на крыше хаты бабы Марии, сидит Мурка и тоже смотрит в его сторону.
Однако Ядвига Олизаровна приказала ему стеречь дом, а ослушаться ее Аристарх и в мыслях не имел. Поэтому он, опершись спиной о новый дымоход, часами сидел на крыше и грустным голосом напевал:
До-ре-ми-фа-мняу-си,
Что накрали, принесить…
На третье утро Ядвига Олизаровна с облегчением вздохнула и сказала бабе Марии:
— Вот теперь можешь вставать.
Баба Мария осторожно сползла из кровати и с опасением ступила на больную ногу. По тому ступила сильнее, наконец топнула и удивленно заметила:
— Кажется, уже не болит. И правда, хоть в танец иди.
Она перевела взгляд на Ядвигу Олизаровну, и в ее глазах появились слезы.
— Не знаю, как и благодарить тебя.
— А никак — ответила на то баба-яга — и чего это ты стоишь, как вопросительный знак? Что, палку ищешь? Так она же тебе больше не нужна!
— Как это — не нужна? — удивилась баба Мария — Без нее я шагу не ступлю.
— А ты попробуй, попробуй — загадочно улыбаясь, подзуживала ее Ядвига Олизаровна — Ну, смелее!
Баба Мария заранее закусила уста от неминуемой, как ей казалось, боли и начала медленно выпрямляться. Через какой-то миг в ее глазах промелькнули первые признаки удивления: боли не было.
— Давай-давай — подбадривала ее Ядвига Олизаровна — еще немножечко, еще.
Баба Мария начала выпрямляться быстрее. И чем больше она это делала, тем выразительнее на ее лице отражались удивление, радость и даже испуг.
Наконец она распрямилась на весь рост, ощупала поперек и, с набожностью, глядя на Ядвигу Олизаровну, сказала:
— Вот… ровно стою. Неужели это мне не снится? Я — стою. Какое счастье!
Через минуту баба Мария пришла в себя. Однако, видимо, не совсем, потому что взамен того, чтобы смеяться, почему-то заплакала. Не иначе как из радости.
Не меньше больной был поражен и опытный врач Михаил Алексеевич. Он только вернулся из областного центра и сразу же поспешил к бабе Марии.
Хотя сначала Михаил Алексеевич не очень удивлялся. Он нажимал на больную ногу то в одном, то в другом месте и невнимательно выслушивал восхищенный рассказ бабы Марии о том, какая Ядвига Олизаровна волшебница.
— Да-да, конечно — поддакивал он — Нет, здесь вроде бы все в порядке. Да-да, конечно, народная медицина еще не исчерпала своих возможностей.
Но когда после осмотра баба Мария проворно обогнала Михаила Алексеевича, чтобы открыть перед ним дверь — опытный врач выдал что-то похожее на кудахтанье и уставился на нее потрясенным взглядом.
— Это… это что такое? — наконец спросил он и, словно дуло пистолета, наставил перед собой указательный палец.
— Где? — спросила баба Мария и испугано повела глазами в направлении докторского пальца.
Палец указывал на ее поясницу.
— Это все она. Ядвига Олизаровна. Это ее волшебные руки! — взволнованно объяснила баба Мария.
— Невероятно — прошептал врач — с ума можно сойти. Сказали бы мне, что эту болезнь можно вылечить — отродясь бы не поверил!
Внезапно врач кинулся к Ядвиге Олизаровне и принялся с уважением целовать ее темные, костлявые руки.
— Да вы же медицинский гений! — восторженно приговаривал он при этом — Вы же академик, вам же цены нет! Откуда вы взялись в наших Горобцах, волшебница такая? Да о вас же должен знать весь мир! Нет, невероятно!
От таких пылких похвал Ядвига Олизаровна покраснела, как молодая пиония. Или школьница, которая впервые в жизни получила таинственное послание. Она попробовала было вырвать свою руку, однако это ей не удалось. Пятидесятилетней Михаил Алексеевич все еще оставался сильным мужчиной.
— Ну вы же врач — стесняясь, уговаривала его Ядвига Олизаровна — разве можно же так… вот так…
— Можно! — рьяно воскликнул Михаил Алексеевич — И не только можно, но и нужно! Я двадцать лет лечу Марию Сидоровну. Двадцать лет — и без результата. А я, знаете, не последний из врачей — Михаил Алексеевич с достоинством выпятил грудь — Ко мне даже профессора приезжают за советом. Но такого… такого… Мария Сидоровна, станем перед ней на колени! Да-да, на колени!
Ядвиге Олизаровне наконец удалось освободить свою руку.
— Ну, знаете — смущенно улыбаясь, говорила она — мне еще ни разу не целовали рук.
Неожиданно она смолкла и начала всматриваться в Михаила Алексеевича каким-то странным взглядом.
— Скажи-ка — спросила она почему-то сразу охрипшим голосом — скажи, не приходишься ли ты родней Петру Кравчуку?
— Что? — эхом отозвался врач — Ах, да. Моего деда действительно звали Петром. И фамилия его действительно была Кравчук. А вы что — его знаете?
— Как две капельки — прошептала Ядвига Олизаровна, с неописуемой болью и нежностью, глядя на озадаченного врача. — Вылитый Петрусь. Ой, что же это я! Прощайте!
И не успел никто прийти в себя, как ее уже не было в хате.
Первым опомнился Михаил Алексеевич.
— Да что же это такое… — неизвестно на кого возмутился он — такой талант, а я…. не сказала даже, где живет.
Он опрометью вылетел на крыльцо, обвел взглядом двор, выглянул за ворота.
— Ядвига Олизаровно! — звал он.
— О-о-о! — отозвался на тот призыв бывший волкодав Буян.
И больше никто.
Ядвига Олизаровна, не разбирая дороги, быстро шла в направлении одинокой хаты. Она в то же время и плакала, и улыбалась, и ругала себя.
— Ну, совершенно расклеилась! — жалилась она неизвестно кому — А еще сердитая баба-яга. Нет, это же надо такое: внук самого Петрика — и руки мне обцеловывает. Будто какой-то святой. Вот они, слезы… как в моем Катрином детстве. Но что это я — они же совсем другие. Это слезы радости. Ну зачем, зачем я сюда прилетела, зачем? А, все равно! Ради лишь одного такого дня можно пойти на все!
Когда Ядвига Олизаровна ворвалась во двор, Таня именно посыпала белым речным песочком дорожку от ворот к крыльцу. Степан с Василем облизывали поцарапанные, побитые молотком пальцы.
Кот Аристарх, увидев свою хозяйку в таком состоянии, выгнул спину горбом и на всякий случай оглянулся в сторону бузиновых кустов.
— Что это с тобой? — спросил он — Ты же сама на себя не похожа!
— А, все равно! — воскликнула Ядвига Олизаровна — Это даже к лучшему!
Она подбежала к Тане, крепко прижала ее к себе и, вытирая рукавом слезы, добавила:
— Пусть сегодня и на нашей улице будет праздник! Должен он, наконец, когда-то прийти и к нам, правильно я говорю, Аристарх? Эх, мальчики мои дорогие, вы даже не представляете себе, какое это огромное, невероятное счастье — быть просто человеком!
— Ой, бабушка, ты же меня задушишь! — вскрикнула Таня и крепко охватила шею Ядвиги Олизаровны — Ой, какая же ты у нас сейчас хорошая! Если бы ты только знала, какая ты у нас хорошая!
— Что?
Ядвига Олизаровна осторожно, словно хрустальную вазу, поставила девочку на землю.
— Что ты сказала? — недоверчиво спросила она — Ребята, я правильно услышала?
Степан в знак согласия кивнул головой. Да, Таня говорила чистую правду. Перед ними стояла красивейшая из бабушек. Во всяком случае, в их Горобцах такой еще не было.
А Василь поколупал ботинком в земле, зачем-то зафутболил камень и признал:
— Хотел бы я иметь такую бабушку.
— Опоздал — возразила Таня — мы уже пригласили ее к себе.
Ядвига Олизаровна охватила руками детские головы.
— Ох, вы, малыши мои — тронуто сказала она — если б вы только знали, сколько радости вы мне доставили. Ну, как их отблагодарить за все это? — обратилась она к Аристарху.
Тот задумчиво почесал лапой за ухом.
— Не могу понять, почему оно так выходит — откликнулся он по паузе — Сделают тебе добра, допустим, на кружку молока — а тебе обязательно хочется расплатиться за десять.
— Кому что, а курице просо — улыбнулась Ядвига Олизаровна — как же мне отблагодарить вас за все, что вы мне сделали?
— Ну, что ты, бабушка! — возразила Таня — Зачем нас благодарить? Мы же просто так помогали, от чистого сердца.
— Оно, оказывается, есть еще и у меня — заметила Ядвига Олизаровна — Эх, так тому и быть!
И баба-яга решительным шагом направилась к хате.
Дети переглянулись между собой.
— Что с ней? — спросила Таня.
— Кажется, она что-то задумала — выразил догадку Василь — Но что именно? Ты не знаешь, Аристарх?
— Я знаю столько же, сколько и ты — ответил тот.
В эту минуту баба-яга опять появилась на крыльце. В ее руках дрожала метла.
— Эх, так тому и быть! — бодро повторила она — Ну, кто хочет первым на нее сесть?
— Я! — вырвалось у Василя — А вообще… здесь Танька должна быть первой.
— Таня, а не Танька — поправила его Ядвига Олизаровна — хотя в остальном ты прав.
Таня с опасением протянула руку к метле. Самая обычная метла. Деревянное древко. Вербовые прутья крепко перевязаны нейлоновой с виду бечевкой. Даже странно, что она может летать.
— Но… я не знаю, как на нее садятся — нерешительно отнекивалась Таня.
— Здесь и знать нечего — ответила баба-яга — садись, как тебе удобно. Можешь даже ложиться на нее. Главное — ничего не бойся. Э, нет, за руку, чур, не хвататься! — смеясь, предостерегла она и отошла на два шага — А то, чего доброго, полечу вместе с тобой.
— А сколько в ней конских сил? — поинтересовался Василь.
— Для тебя хватит — успокоил его Аристарх.
Таня осторожно присела на конец древка и крепко закрыла глаза. Она все ожидала, что вот-вот должно случиться что-то страшное.
— Не бойся, дитятко — подбадривала ее баба-яга — ну-ка, смелее!
Когда Таня осмелилась открыть глаза, оказалось, что метла застыла в метре над землей. Она слегка покачивалась, словно размышляла, стоит ли ей вообще лететь, а если лететь, то в какую сторону.
Сидеть на метле было очень удобно. Точь-в-точь, как на широкой скамье, да еще и со спинкой.
«И вовсе не страшно — подумала Таня — можно даже подняться немного выше».
В тот же миг метла послушно поднялась на полметра.
Таня сделала еще один круг и оглянулась. Оказывается, она и не заметила, как взлетела достаточно-таки высоко. Внизу, задрав головы, за ней внимательно наблюдали Степан, кот Аристарх и бабушка. Отныне Таня даже мысленно называла Ядвигу Олизаровну бабушкой. Одному лишь Василю не терпелось. Он топтался на месте, как привязанный конь, и угрожал ей кулаком. Вероятно, его терпение уже исчерпалось.
Метла, все так же послушно выполняя ее команду, опустилась на траву перед крыльцом.
— Ну, как там? — спросил Василь. Таня не успела и уст раскрыть, как он уже держался за древко, как за конскую гриву.
— Пошла-а! — воинственное заорал Василь.
В тот же миг случилось неожиданное. Метла, словно вспугнутая птица, рванула с такой скоростью, будто ее кто-то выдернул из-под Василя. А парень так и замер раскорякой. Лишь переводил пораженный взгляд то на метлу, что уже терялась в высоте, то на то место, где она только что была, то на Аристарха, что, ухватившись от смеха за живот катался по траве.
— Что это с ней? — спросил обездоленный всадник Ядвигу Олизаровну — Белены объелась, что ли?
— То же она сейчас думает о тебе — с хохотом объяснил Аристарх.
Ядвига Олизаровна тоже не удержалась и улыбнулась.
— Нельзя так сразу — сказала она Василю — надо сначала взлетать медленно, как это только что сделала Таня. Надо хоть немного привыкнуть друг к другу, а уже тогда переходить на любую скорость.
Тем временем метла сделала широкий разворот и приземлилась рядом с Василем. Парень боком присел на нее и вопросительно посмотрел на Ядвигу Олизаровну.
— Так можно?
— Можно — ответила баба-яга — а теперь летай, сколько тебе угодно.
Последнее, что они услышали, был нетерпеливый возглас Василя: «Быстрее, ну быстрее же»! — и метла, словно выпущенная из лука громадная стрела, сорвалась с места и исчезла за тучами.
— А он не может долететь аж до Луны? — тревожилась Таня.
— Не бойся, туда он не доберется — успокоила ее Ядвига Олизаровна — у меня с метлой установлена двусторонняя связь.
И правда, через какую-то минуту метла почти с реактивным свистом выхватилась из туч и рванула к земле.
— Разбойник, куда его не брось, разбойником и остается — добавил Аристарх — как хорошо, что люди еще не изобрели чего-то наподобие метлы! А то не знал бы, в какую сторону убегать. Теперь, Степане, твоя очередь. Эй, да что это с тобой?
— Ничего особенного — ответил Степан, заставив себя улыбнуться — не обращай внимания.
Аристарх пристально посмотрел ему в глаза и спросил:
— Видимо, Шурхотуна вспомнил, да?
Удовлетворенные полетами на метле, дети заспешили домой. Вместе с ними направился и Аристарх. В его лапе была зажата белая, в шахматную клеточку, лента.
Ядвига Олизаровна радушно помахала им рукой и сразу растворилась в воздухе. Наверное, опять направилась к СТУПе.
Когда все перебрались через яр, Аристарх внезапно остановился.
— До свидания — сказал он — Дальше нам не по пути.
— Почему не по пути? — удивился Степан — Ты что — уже и молока не хочешь?
— Да — невнимательно ответил Аристарх — То есть, нет — поспешно поправился он — Короче, я бы с огромным удовольствием выпил бы кружку другую молока, но некогда. Хотя, налей, пожалуйста, его в миску и поставь около порога. На обратном пути я обязательно в нее загляну. И еще одно — Аристарх умоляющее посмотрел на Таню — Не могла бы ты завязать мне бантик? Только не какой-то там простой, а такой, знаешь…
— Зачем тебе тот бантик? — поинтересовался Василь.
— Сегодня у нас дежурная репетиция.
— О! Ну и что с того?
— А то, что на нее нужно приходить с бантиком на шее.
— Надо же такое — заметил Василь — сам величиной с теленка — и бантик.
— Какое это имеет значение, теленок я или нет? Главное, чтобы в душе я был настоящим котом.
Василь недоверчиво уставился на Аристарха.
— А ты того… ты порой не влюбился? — поинтересовался он.
Аристарх лишь фыркнул в ответ.
— До чего же ты грубый человек! Даже если я и влюбился — что с того? И которое тебе до этого дело? Неужели такому уважаемому, как я, коту запрещается часик другой посидеть на крыше и попеть свои любимые песни?
— Вот-вот! — бойко подхватил Василь — У него уже, видите ли, любимые песни завелись! Не от Мурки ли научился?
Аристарх на ежился.
— Еще одно слово — медленно начал он — и я за себя не отвечаю…
Василь смолк и отошел на всякий случай подальше. Было видно, что Аристарх шутить не собирается.
Когда Степан наконец добрался домой, родители уже заканчивали ужинать.
— Где тебя носит целыми днями? — разгневано спросила мама — Хочешь, чтобы я взялась за хворостину?
— Я… — начал было Степан, однако неожиданно за него заступился отец.
— Ну зачем ты так говоришь — укоризненно заметил он матери — они же не бездельничают, как некоторые. Сегодня утром я проезжал неподалеку от леса и видел, как они работали. Ничего не скажешь, молодцы ребята!
— Да разве я против — уже спокойнее продолжала мама — Я о другом. Меня тревожит, что он совсем перестал есть. Все коту своему отдает.
— И ничего не все — возразил Степан — если хочешь знать, мы вместе с ним…
— О! — в отчаянии воскликнула мама — Они, кажется, уже приучились хлебать из одной миски!
Отец рассмеялся. Видимо, представил себе, как это у них выходит.
Внезапно он посерьезнел и сказал:
— Немного не забыл. Михаил Алексеевич задал на правлении вопрос о том, что Ядвиге Олизаровне надо построить в Горобцах хату.
Степана подбросило со стула словно пружиной.
— Ядвиге Олизаровне? Хату?
— Да, именно хату — подтвердил отец — Грех, мол, такого врача выпускать из нашего села. Поэтому передай ей, что на зиму может перебираться в Горобцы.
— Ура-а! — заорал Степан — Вот здорово!
— Ты куда? — спросила мама и ловко ухватила сына за воротник — А ужинать кто будет?
— Ну, как ты не понимаешь? Это ж такая новость! Я расскажу о ней Василю и Таня! А потом бегаем к Ядвиге Олизаровне.
— Успеется — голосом, который не терпел возражений, заметила мама — Пока не поужинаешь как следует — никуда и шагу не ступишь. И что это за манера такая — бежать со двора, на ночь глядя?
Пришлось сесть за стол. А после ужина отец включил телевизор. Как раз демонстрировали интересный мультфильм, и Степан подумал, что ничего не случится, когда об этой новости друзья узнают немного погодя.
Но немного погодя оказалось, что Василь еще не вернулся с центральной усадьбы. Тани тоже не было дома. Она побежала к Ядвиге Олизаровны.
— Ну разве ж так можно? — роптала баба Мария — Старой женщине — и жить неизвестно где, есть неизвестно что. Разве у нас мало места? Поэтому я и сказала Тане: беги за Ядвигой Олизаровной и без нее не возвращайся. А у тебя какие-то дела?
— Да… я потом зайду — ответил Степан и быстрее побежал домой, потому что по третьей программе вот-вот должен начаться еще один интересный мультфильм. А о том, что Ядвиге Олизаровне собираются построить хату, можно рассказать и завтра утром.
Когда Таня добралась до одинокой хаты, солнце уже пряталось за лесом. Однако она не боялась возвращаться. Баба Мария сказала, что сегодня взойдет полный месяц, поэтому будет светло. Да и не одна она будет возвращаться, а с Ядвигой Олизаровной.
Таня зашла во двор, закрыла за собой отремонтированную ребятами калитку и позвала:
— Бабушка!
Ей никто не ответил. Таня собиралась позвать еще раз, но в этот миг ее взгляд остановился на метле, которая была прислонена возле крыльца к стене.
Метла будто ожидала ее взгляд. Она сразу же качнулась, поднялась в воздух и подлетела к Тане. Девочка провела ладонью по теплому еще древку. Метла трепанулась и закачалась оживленнее. Она словно упрашивала Таню: садись, покатаю!
«А что, если я действительно немного покатаюсь? — невольно подумалось девочке — Конечно, трогать чужое без разрешения нельзя, но я совсем-совсем немного. Покатаюсь во дворе и поставлю назад».
Таня присела на древко и мысленно отдала команду сделать один круг.
Однако метла неожиданно рванулась вверх. Вот она поравнялась с дымоходом, потом с наивысшим деревом. Вот уже земля осталась далеко внизу, а метла, не обращая внимания на команды, продолжала вздыматься выше и выше.
Таню окутал ужас. Она хотела закричать, позвать на помощь Ядвигу Олизаровну, однако уста почему-то перестали ее слушаться.
А метла тем временем сравнилась с жидкими тучками. Тогда развернулась острием в сторону полного месяца, что только выкатился из-за горизонта — и полетела, помчалась, с каждой секундой, увеличивая свой и без того стремительный полет.
Ветер злорадно свистел в ушах, стало холодно — а метла летела себе и летела. Земля внизу растаяла, растворилась в серебристых сумерках, и только немногочисленные огоньки указывали, где она находилась.
Таня уже и рук не чувствовала от холода, зубы выбивали непрестанную дробь, а метла летела и летела неизвестно куда.
Наконец она начала медленно снижаться. Далеко впереди показался высокий холм без единого кустика на вершине. На нем беспорядочно суетилось огромное количество огоньков. Что-то подсказало Таня, что это и есть та Лысая гора, куда летом, в ночь полного месяца, собираются на свои игрища ведьмы.
Огоньки с каждой минутой приближались, увеличивались в размерах. Внезапно дикий грохот и рев, словно буря, налетели на Таню. Вокруг нее, словно в страшном сне, замигали разинутые пасти, тускло заблестели вытаращенные безумные глаза. В тот же миг над Лысой горой прогремел чей-то оглушительный голос:
— Берегись! Между нами человек!
Наконец Ядвига Олизаровна закончила покрывать СТУПу лаком. Она направила на нее ладони, что-то сказала непонятной скороговоркой — и СТУПа, послушно поднявшись над землей, растворилась в воздухе. А Ядвига Олизаровна присела на траву и задумалась о том, что не сегодня-завтра придется покидать эту землю, где ей с Аристархом неожиданно пришлось испытать столько добра.
Она так задумалась, что не обратила внимания на упавший, отдаленный голос девочки, который донесся от одинокого домика. Через некоторое время Ядвига Олизаровна поднялась с земли и медленно пошла лугом, ласкающе притрагиваясь рукой к головкам уже покрытых росой цветов.
«Вот и все — устало подумала она, когда зашла в хату — жаль, очень жаль».
Света зажигать она не стала. Глаза бабы-яги видели ночью не хуже, чем днем. К тому же, взошел полный месяц.
Ядвига Олизаровна пошла было к постели, и вдруг застыла, как вкопанная, ей показалось, будто в комнате чего-то не хватает. Но чего — понять не могла.
На всякий случай она зажгла огонек и внимательно обвела взглядом комнату. Здесь вроде бы все стояло на своих местах. Кружечки, миски, снопы трав.
Тогда она вышла в сени, выглянула на двор. И вдруг ее словно морозом осыпало: в дворе не было метлы!
Ядвига Олизаровна дважды обошла вокруг подворья. Потом направилась туда, где над землей покачивалась невидимая СТУПа. Однако метлы не было и там.
Ядвига Олизаровна опрометью ринулась к хате, развела в печи огонь, заполнила горшок лишь ей известными травами и, когда вода закипела, перенесла горшок на стол. Потом взялась над ним колдовать.
Через минуту пар, что столбом поднялся из горшка, засветился изнутри. В том свете появилось изображение какой-то девочки. Присмотревшись, Ядвига Олизаровна узнала в ней Таню.
Вот девочка зашла на двор, оглянулась, и ее уста что-то вымолвили. Ядвига Олизаровна догадалась, что Таня позвала ее. Потом от стены оттолкнулась метла. Покачиваясь, она подплыла к девочке.
Ядвиге Олизаровне перехватило дыхание. Этой ночью, да, именно этой ночью, когда в небе всходил полный месяц, никому из людей ни в коем случае нельзя было притрагиваться к метле!
Застывшими глазами Ядвига Олизаровна следила за тем, как Таня присела на держак, как метла опрометью рванулась вверх и направилась в направлении Лысой горы…
Бычьи, собачьи и гадючьи глаза дружно уставилась на Таню. Толпа качнулась и разъяренно загудела.
— Эй, погодите! — воскликнуло вдруг кривобокое чудовище со свиным рылом — Да она же верхом на метле! И метла эта принадлежат нашей Ядвиге Олизаровне!
Все заглушил злорадный хохот. Какой-то высохший скелет в восторге хлопнул клешнями по коленям:
— Вот так Олизаровна! Это ж надо — в такую ночь прислать нам в подарок человеческого ребенка!
— А сама даже не дотронулась до нее — заметило чудовище со свиным рылом — Смотрите — у нее все человеческое, ничего нашего и близко нет!
— Нет — так будет! — протрубило конское туловище на слоновых ногах — Для начала прикрутим ей совиную голову. А вместо рук приладим лягушачьи лапки. Ну-ка, за работу!
Толпа захохотала и кинулась на Таню. Кто-то сбил ее с ног, чьи-то ледяные когти сомкнулись на шее…
И в этот миг словно вихрь налетел на Лысую гору.
— Остановитесь! — раздался голос Ядвиги Олизаровны — Отойдите от нее!
Ее СТУПа с разгона врезалась в толпу. Послышался треск, стоны, громкие проклятия. Конское туловище на слоновых ногах улетело далеко в сторону и покатилось по склону, подминая, будто дорожный каток, под себя всех, кто попадался на его пути.
— Ты что — угорела? — потирая бока, поинтересовалось туловище — думаешь, если старшая ведьма, то все разрешено, а?
— Отойдите от ребенка — повторила Ядвига Олизаровна — все отойдите.
Она осторожно взяла на руки обессиленную Таня и перенесла ее к СТУПе.
— Эй, да она с этой девочкой собирается от нас удрать! — загугндосило конское туловище, когда СТУПа начала подниматься в воздух — Не бывать этому!
— Не бывать! — подхватила толпа и кинулся вслед за СТУПой — Держи ее! Держи, пока не разогналась!
Клыки и челюсти с хрустом впивались в деревянные борта, костлявые пальцы хищно хватали воздух, держаки метел, словно копья, ударялись в СТУПу. Но Ядвига Олизаровна ловко уклонялась от тех ударов, и сама изо всех сил дубасила метлой по рожам, клешням и мордам.
— Таня, наклонись! — крикнула она.
Однако было уже поздно. Над головой у девочки что-то громыхнуло, и дикая, нестерпимая боль пронизала Таню насквозь. Она вскрикнула и потеряла сознание.
Опомнилась Таня в одиноком домике.
За окном светало. Ядвига Олизаровна хозяйничала около печи. Отблески огня падали на ее исхудавшее лицо.
— Проснулась, дитя мое? — спросила она, едва девочка открыла глаза — Больно тебе, да?
— Очень — созналась Таня, у нее нестерпимо пекло внутри, голова, казалось, вот-вот расколется.
— Потерпи, дитятко — сказала баба-яга — потерпи еще немножечко — Она процедила через марлю стакан какого-то отвара и дала Таня выпить — сейчас станет легче.
— Мне так стыдно за ту метлу… — с усилием вымолвила Таня — прости, если можешь.
Ядвига Олизаровна погладила девочку по голове.
— Здесь нет твоей вины — сказала она — все это случилось через мою проклятую забывчивость. Этой ночью надо было прятать метлу подальше, а я оставила ее почти на дороге. А без меня она знает лишь один путь — на Лысую гору. Ну, ладно, чего уж там жалеть! Главное, чтобы с тобой ничего не случилось.
Таня вдруг поднялась на кровати.
— Ой, я же забыла о своей бабушке! А она, видимо, так волнуется, так волнуется!
— Лежи-лежи — успокоила девочку Ядвига Олизаровна — я уже ей передала, что ты ночуешь у меня. Так что спи спокойно. Все будет хорошо.
Однако Таня показалось, будто Ядвига Олизаровна чего-то не договаривает.
Сквозь сон Степан почувствовал, как ему защекотало в носу. Будто кто-то провел под ним травиной.
Он чихнул и проснулся.
— На здоровье! — неожиданно раздался около уха чей-то бодрый голос.
Степан скосил глаза и увидел крошечного дедушку, который примостился на краешке подушки.
— Шурхотун! — воскликнул Степан — Ты вернулся? Ядвига Олизаровна тебя отпустила?
Шурхотун часто-часто закивал головой.
— Да, отпустила. До этого времени не могу в это поверить. И как только мое сердце выдержало, как оно не разорвалось? Ну, думаю, загорится наша хата — а я здесь. Ну, думаю, налетит на нее ураган — а я опять здесь.
— Где это — здесь? — не понял Степан.
— То есть там — исправился Шурхотун и неопределенно махнул рукой — а ты поспи еще немного, поспи — зашептал спешно домовой — это я так, на радостях тебя разбудил. Да и никогда мне, надо проверить, все ли здесь в порядке.
Шурхотун прыгнул с кровати и озабоченно потупотел к буфету. А через какую-то минуту шаги домового вторили уже из сеней, потом с чердака. Они были легкими, почти неслышными. Они быстрее смахивали на тихий-тихий шорох. Раньше, когда Степан засыпал или просыпался, он не раз слышал этот шорох. Но не обращал на него никакого внимания. Разве что иногда думал, будто это ветер пошевелил где-то бумажкой или закачалась на окне занавеска.
Но отныне Степан точно будет знать, в чем здесь дело.
Парень с облегчением вздохнул и опять закрыл глаза. Но через несколько минут послышались уже другие шаги, и в окне появилась стриженая Василева голова.
— Спишь? — с упреком спросил он — А здесь тебя Аристарх ждет не дождется.
Степан впопыхах оделся и выбежал из комнаты.
Аристарх сидел у крыльца, и вид у него был какой-то подавленный, невеселый. Перед ним стояла полная миска молока, однако кот даже не посмотрел на нее.
— Несчастье случилось, Степан — тоскливо сказал Аристарх — страшное которого нельзя и представить…
И он рассказал о том, что произошло на Лысой горе.
— Теперь хозяйка отрезала все пути — закончил он — вот какие дела. Отступать дальше никуда. Придется отвечать за все. — он шмыгнул носом и подмигнул Степке, хотя на его писке все еще отражались тревога и испуг — ничего, нас голыми руками не возьмешь. Мы еще кой-кому покажем свои когти.
Друзья долго сидели молча. Думали.
— Ну, Танька! — досадливо воскликнул Василь и двинул кулаком по колену — Кто ее просил хвататься за метлу, а?
Ему никто не отвечал. Да и что можно было на это ответить?
— А с вами обязательно должно случиться что-то самое страшное? — спросил немного погодя Степан у Аристарха — Может, как-то оно обойдется?
— Вряд ли — вздохнул Аристарх — ты даже не представляешь, на что они способны.
Первым поднялся Василь.
— Так чего же мы здесь сидим? — спросил он — Может, там… с Ядвигой Олизаровной… а мы здесь в холодке.
— И правда — всполошился Аристарх — Бежим!
К счастью, в одиноком домике пока что было все в порядке. Таня лежала на топчане и осторожно поглаживала раненное плечо, словно уговаривая его не болеть. Ядвига Олизаровна сидела у девочки в ногах, привычно перебирала травы и о чем-то рассказывала.
Василь ворвался в комнату. Еще с порога начал:
— Ну, Танька! Взять бы сейчас хорошую ломаку и пройтись по тебе! Ты представляешь, что натворила, а?
— Представляю — виновато прошептала девочка, и на ее глазах появились слезы — теперь я хорошо это представляю.
Ядвига Олизаровна посмотрела на Василя куда приветливее чем всегда. Однако это не помешало сделать замечание:
— Когда заходишь в чужую хату, не мешало бы и поздороваться.
Василь на миг смутился. Но лишь на миг.
— Доброго утра — сказал он — но это я вам говорю, а не ей… ее это не касается.
— Будет тебе выеживаться — поневоле улыбнулась Ядвига Олизаровна — что было, того не вернешь.
— А думаю вот о чем — озабоченно продолжал Василь — как я понял, вы обязаны везде делать плохо. Правильно?
— Допустим, ты правильно понял — ответила Ядвига Олизаровна и пристально посмотрела на парня — Но почему ты об этом вспомнил именно сейчас?
— А вот почему. Если вы должны везде делать плохо, то, может, вам ничего не будет и за Лысую гору? Главное, что сделали плохо, а где — это не суть важно. Правильно?
— А что… — медленно начал Аристарх, и у него запылали глаза — кажется, в этом что-то есть. Нет, ты замечательно придумал! Дай я тебя обниму за это!
— Эх, защитнички вы мои — благодарно улыбнулась Ядвига Олизаровна — К сожалению, не все равно. Вовсе не все равно.
— Ой! — вдруг воскликнул Степан — Я же забыл вам сказать.
И он сообщил о том, что в Горобцах для Ядвиги Олизаровны вскоре будет построена хата.
Баба-яга выслушала его, не проронив и слова. Лишь все ниже и ниже наклоняла свою седую голову. Неожиданно поднялась и спешно вышла из комнаты.
Она не возвращалась долго. Аристарх несколько раз подходил к порогу, но не осмеливался его переступить. Наконец посмелел и выглянул в сени.
— Сидит на крыльце и плачет — спешно притворив двери сообщил он — странные вы существа, люди — продолжал кот по паузе — то ли радость у вас, то ли горе — скорее в плач. Да, когда бы мне сообщили такое, я бы… я бы…
— Ну и что бы ты сделал? — спросил Василь.
Аристарх задумался.
— Не знаю — в конечном итоге ответил он — но ни в коем случае не плакал бы.
Наконец Ядвига Олизаровна вернулась в комнату.
— Передай им — сказала она Степану — передай им всем, что я этого никогда не забуду.
— Это правда — подтвердил Аристарх — И теперь мы будем биться с тройной силой. Теперь мы знаем, что на нас ожидают.
— Да — согласилась баба-яга — теперь мы об этом знаем. А теперь, дорогие мои, надо перевезти Таня домой. А то, чего доброго, баба Мария растревожиться не на шутку.
Таня вынесли на улицу и осторожно посадили на багажник. Василь, как хозяин, собрался было вести велосипед, однако в последний момент раздумал.
— Вот еще! Стану я возить всевозможных вредных девочек — пробурчал он и передал руль Степану — тяни ее сам.
И опять два дня и две ночи Ядвига Олизаровна не выходила из хаты бабы Марии, ее очень и очень тревожило плечо девочки. Оно заживало слишком медленно. Потому, что вы там не говорите, а укусы, нанесенные злыми колдунами, намного опаснее обычных.
Конечно, обо всем, что случилось на Лысой горе, ни парни, ни тем более Ядвига Олизаровна не говорили никому. Но поскольку болезнь Тани нужно было как-то объяснить, то сообразительный Василь распустил по Горобцам слух, будто девочку укусила ядовитая гадюка. А поскольку ни в самих Горобцах, ни вокруг, никто о ядовитых гадюках и не слышал, то Василь был вынужден объяснять всем и каждому, будто гадюка каким-то образом добралась из пустынь Средней Азии, а может, и из самой Африки.
В эти дни самым счастливым, видимо, существом в Горобцах был Аристарх. Благодаря щедрым завтракам, обедам, полдникам и ужинам (в которых далеко не последнюю роль играло молоко), кот значительно потолстел. Где пропадал Аристарх по ночам, никто из детей, конечно, не знал, но дни он проводил на задворках хаты бабы Марии, в малиннике. Аристарх выцыганил у Василя старенький транзистор и теперь непрестанно крутил колесико настройки, мурлыкая себе ту мелодию, которая доносилась из приемника. Аристарх усиленно развивал в себе музыкальный слух и выразительность выполнения.
Рядом с Аристархом обычно сидела Мурка. Время от времени она предостерегающий поднимала лапку.
— Нет-нет, в этом месте вы фальшивите. Мурлыкать надо вот так…
И показывала, как именно. Аристарх послушно, словно первоклассник, повторял за ней.
Но, к сожалению, все имеет свой конец. На четвертый день Аристархова голова появилась в окне Степановой комнаты. По ее виду нетрудно было догадаться что случилось что-то чрезвычайное.
— Я пришел попрощаться — сказал Аристарх — нас вызывают на Лысую гору.
Степан почувствовал, как у него больно сжалось сердце.
— Слушай — начал он — а зачем вам вообще лететь туда? Что они вам за это сделают? Ничего.
Аристарх уныло покачал головой.
— В таком случае они прилетят сюда. И тогда здесь поднимется такое, что и сказать страшно! А зачем вам эта неприятность? Нет, мы с хозяйкой твердо решили лететь. Ничего людям расплачиваться за нас. Сами заварили кашу — сами и будем отвечать.
— Тогда… может, вам надо чем-то помочь? — по паузе спросил Степан — Ты не стесняйся, скажи. Все, что здесь есть — твое.
— Да нет, спасибо — поблагодарил Аристарх — не надо ничего. Разве что… Понимаешь, я хотя и колдовской кот, но против их гипнотического облучения, видимо, не устою.
— Тебе нужен шлем? — догадался Степан, и, не ожидая ответа, ринулся в глубину комнаты — Вот, возьми. Может, и Ядвиге Олизаровне тоже надо? Так я спрошу у Василя.
— Он ей ни к чему — сказал Аристарх — она сама кого угодно облучит.
— Так, может, выпьешь на дорогу молока? — спросил Степан.
— О — повеселел Аристарх — Это дело!
Около одинокой хаты собралось много разнообразного народа. У ворот стояла СТУПа. Она была готова к отлету. Степану невольно пришло на мысль, если бы над ней был еще и винт, то она, несомненно, смахивала бы на современный вертолет.
Таня со слезами на глазах что-то говорила Ядвиге Олизаровне. Баба-яга ежеминутно прижимала ее головку к груди.
— А эти почему слоняются под ногами? — спросил Василь и ткнул пальцем на полтора десятка котов, кошек и котят, что с подавленным видом слонялись по всем усюдам.
Аристарх укоризненно покачал головой.
— Эх, Василь, Василь! — сказал он — Каким ты был, таким и остался. Пора бы уже догадаться, что это мои ближайшие родственники по крови. С ними я провел самые счастливые часы в своей жизни. Не так ли, Мушкетон Васильевич?
Облезлый котяра в знак согласия склонил голову и важно пригладил жидкие, обожженные на каком-то огне усы. Затем поманил Аристарха в конец двора.
— Дорогой мой юноша — печально и в то же время торжественно начал он — жаль, чрезвычайно жаль, что вы покидаете наше общество. Поэтому прошу выслушать меня на прощание со всем вниманием, на которое вы только способны.
— Слушаю вас — Аристарх учтиво склонил голову — Слушаю вас очень внимательно. Я еще никогда не был таким внимательным, поверьте мне!
— Как вам известно, у нас замечательный хор — вел далее Мушкетон Васильевич — таких исполнителей кошачьих песен вряд ли где найдешь. Вот лишь с названием нам не очень повезло. Ну, подумайте сами, куда это годится — горобцовский кошачий хор?
— Правда — подтвердил Аристарх — это действительно никуда не годится.
— Ха! Стыд один, а не название! Это же надо — горобцовский кошачий хор! А участники его, выходит, воробьята, что ли? Поэтому посоветовались между собой решили, что от сегодня будем именоваться кошачьим хором имени Аристарха. А члены его — аристарховцами. И даем кошачье слово чести, что никогда и нигде не постыдим этого высокого, честного имени!
И здесь Аристарх почувствовал, что не только у людей может щипать в глазах.
— Благодарю вас, дорогой учитель — растроганно сказал он — благодарю и вас, дорогие мои друзья!
И он низко уклонился котам.
— А я лично буду ожидать вашего возвращения — сказала Мурка — Всегда! Ежедневно, ежеминутно!
— О-о! — вырвалось из глубины Аристарховой души — Я об этом даже думать не смел! — Он взял лапку Мурки и крепко прижал к своей счастливой морде — Неужели мне это не снится? Неужели это правда?
— Правда — искренне подтвердила Мурка — Честное слово, правда!
— Извините, дорогой юноша — вмешался главный дирижер — нам с Муркой ужасно никогда. Мы должны подготовиться к выполнению прощальной серенады.
Аристарх вернулся к ребятам с какой-то торжественной печалью в глазах. Он пристально всматривался в их лица, будто хотел что-то в них прочитать. Наконец сказал:
— Обещайте мне, что, когда вам придется встретить немощного, лишаистого кота — вы обогреете его, накормите и приголубите. Может случиться, что это буду я.
— Обещаем — заверил его Степан.
— Обещайте мне — вел далее Аристарх — что, если вам случиться встретить маленького жалкого котенка — вы не станете футболить его ногами или выкручивать уши. Не хотел бы я, чтобы он повторил мой путь.
— Можешь быть спокойным — заверил Степан — мы его и пальцем не зацепим.
А Василь, недолго думая, прибавил:
— Ну и дурак же ты, Аристарх! Очень нам нужно футболить всевозможную комашню.
Аристарх в отчаянии возвел глаза к небу.
— И где тебя только воспитывали? — простонал он — Дурак, комашня. Эх, до чего только может дойти человек, до чего докатиться! Страшно даже подумать, что из него вырастет!
Он снял с шеи транзистор и с нескрываемым сожалением протянул Василю:
— Возьми свое радио. Жалко, что такая замечательная вещь и попала в руки лоботряса.
Василь на те слова лишь улыбнулся и отвел лапу с транзистором в сторону.
— Можешь оставить его себе — сказал он — чтобы не думал потом, будто все это тебе лишь приснилось.
— Вот спасибо! — воскликнул утешенный Аристарх — Вот так подарок, вот так Василь! Оказывается, что и под внешностью такого лоботряса иногда может биться чуткое и благородное сердце!
Ядвига Олизаровна в последний раз расцеловала зареванную Таня, потом по очереди прижала ребят и забралась в СТУПу. Аристарх вскочил следом.
— Прощайте, дорогие мои! — звала Ядвига Олизаровна — Хотя мне так хочется сказать: до встречи! До скорой встречи!
Аристарх тоже помахал лапой. Потом механически покрутил ручку транзистора — из приемника неожиданно грянул прощальный марш.
— Ня-ав-а-у-а-а! — дружно взвизгнула полтора десятка аристарховцев.
— У нас этот марш выполняют для самых дорогих гостей! — заорал Василь, перекрикивая гром музыки и кошачий вопль. — Слышишь — для самых дорогих!
Аристарх в знак согласия склонил голову.
СТУПа медленно, будто неохотно, начала подниматься вверх.
С каждой минутой она уменьшалась в размерах. Наконец превратилась в маленькую черную точку.
Вскоре исчезла и она.
Лишь с синего, чистого неба все еще долетал торжественный и немножечко грустный марш.
Горобцы, кажется, вымерли.
Участники хора Аристарха, словно сновиды, с утра до ночи слонялись улицами. Мурка не слезала с крыши. Она, похоже, совсем отказалась от еды.
Даже собаки — и те перестали лаять.
— Как там наша бабушка? — по сто раз на день спрашивала Таня, и ее грустный взгляд останавливался на кровле далекого домика, который стоял на опушке леса.
— И чего бы я так переживал? — притворно бодрым голосом отзывался Василь — И они же там… ого-го! Вот увидишь, ничего с ними не случиться. Вот увидишь!
— Если бы можно было их еще хоть бы раз увидеть — вздохнула Таня — но, видимо, этого уже никогда не будет. Они, видимо, улетели навсегда.
Степан мрачно отмалчивался. Лишь теперь он понял, каким дорогим для него стал Аристарх.
Сегодня, как и всегда, друзья встретились у реки. Они вволю наплавались и теперь грелись под солнцем.
— Пятый день как о них ничего не слышно — будто сама к себе отозвалась Таня.
— Ну и что с того? — ответил на это Василь — Вот еще! Вечно бы ей паниковать.
Однако в этот раз в его голосе уже не слышалось былой уверенности.
Внезапно в кустах что-то зашуршало, и на берег вышел здоровенный черный кот с хоккейным шлемом на голове.
— Аристарх! — заорал Степан. Он кинулся к коту и, не удержавшись, обнял его с такой силой, что тот аж кавкнув.
— О! — выкрикивал Василь — О! А я что вам говорил? А вы не верили!
Да, это был Аристарх. Но какой он имел жалкий вид! Раскосмаченный, истощенный, весь в шишках и царапинах, он более смахивал на тень того Аристарха, с которым ребята попрощались пять дней тому.
Еще больше пострадал хоккейный шлем. На нем вообще не было целого места.
— Досталось же тебе — сочувственно заметил Степан, когда радость от встречи немного улеглась.
Аристарх что-то мяукнул и потерся головой о его колено. Кот и не скрывал, как он счастлив, что вернулся. Лучезарными глазами смотрел он на друзей и мурлыкал, словно трактор, который впервые вышел в поле.
— Ну, рассказывай, как вы там жили — потребовал Василь — Видимо, хорошенько им дали, а?
— Мяу — ответил Аристарх.
— Что? — не понял Василь — Что ты сказал?
— Мяу — повторил кот.
В его глазах появился испуг. Видимо, он и сам не ожидал, что вместо человеческой речи из его горла вылетит мяуканье. Он напряг горло что было сил, однако оттуда, как и раньше, вырывалось лишь мяуканье. Наконец, кот в отчаянии махнул лапой и низко опустил свою косматую голову.
— У него отобрало язык — первым догадался Василь.
— Мяу — подтвердил кот — Ня-ав!
Какой-то миг Степан молчал. Тогда сказал:
— Ну и что? Подумаешь — язык отобрало! Зато он вернулся. И главное — понимает нас! Я правильно говорю, Аристарх?
Кот утвердительно качнул головой.
— Ну вот, видите. А разговаривать. Подумаешь! Как-то научимся.
— Правду говоришь — согласился Василь — выучим азбуку Морзе. Или мы будем спрашивать, а ты будешь отвечать. Согласен — мяукнешь один раз. Не согласен — дважды.
— Мяу — ответил Аристарх и опять прижался телом к Степановой ноге.
— А где бабушка? — подала голос Таня, которая до этого времени молчала — Что с ней?
Аристарх повел взглядом в сторону дороги, над которой склонился разлапистый бересток.
Под берестком сидела старенькая бабушка. Она прислушивалась к детским голосам, и на ее морщинистом лице играла мягкая улыбка.