Book: Искусство самовыражения

Колин Хувер

Искусство самовыражения

Искусство — 1

Оригинальное название: Colleen Hoover « Slammed » 2012

Коллин Хувер « Искусство самовыражения » 2012

Перевод: Анастасия Харченко

Редактор: Елена Малеванная

Обложка : Ксения Левченко

Отдельное спасибо за перевод стихов Светлане Богданец!

Переведено специально для групп ы : http://vk.com/bookreads

Любое копирование без ссылки

на переводчика и группы ЗАПРЕЩЕНО !

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Аннотация

После внезапной смерти отца, Лэйкен должна собрать все свои силы в кулак и стать опорой для семьи, чтобы предотвратить крушение их мира. Внешне она кажется жизнерадостной и сильной, но внутри – девушка теряет надежду.

Встречайте Уилла Купера: привлекательного 21-летнего нового соседа с интригующей страстью к поэзии и уникальным чувством юмора. Не успели молодые люди познакомиться, как между ними возникла сильная эмоциональная связь, возвращающая Лэйкен к жизни.

Но вскоре после их первого романтического свидания, поражающее до глубины души открытие сводит отношения Лэйкен и Уилла на нет. Ежедневные встречи становятся невыносимо мучительными, пока пара пытается найти баланс между чувствами, которые притягивают их друг к другу, и секретом, разверзнувшим между ними пропасть.

Коллин Хувер

Искусство самовыражения

Искусство — 1

Книга посвящается группе « The Avett Brothers », за то, что дали мне мотивацию «решить, кем быть, и быть им».

Благодарности

Спасибо Эбигейл Эн с « Poetry Slam , Inc .»за что, что отвечала на все мои сообщения со скоростью света. Дольфусу Рамсеру с « Ramseur Records» за разрешение использовать тексты песен « The Avett Brothers »в каждой главе этой книги. Моим сестрам Лин и Мерфи за честную дележку всех превосходных компонентов отцовского ДНК. Моей маме Вэнной, что полюбила «Загадочного Боба» и поощряла мою страсть. Моему прекрасному мужу и детям, что не жаловались четыре недели, которые я не стирала и не мыла посуду, поскольку запиралась в своей спальне. Джессике Бенсон Спаркс за доброе сердце и желание помочь мне преуспеть. И последнее, но не менее важное, спасибо моему «тренеру по жизни» Стефани Кохен за то, что ты чертовски классная!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

… в таком нигде, как я сейчас, никто еще не был на свете.

Дай то, что моему «нигде» поможет называться «где-то»

—The Avett Brothers, Salina

Глава первая

Мы с Келом загружаем последние две коробки в Ю-ХОЛ.

Я захлопываю дверцы заднего отсека и закрываю его на щеколду, запирая восемнадцать лет воспоминаний: все касающиеся отца.

Прошло уже шесть месяцев со дня его смерти.

Достаточно давно, чтобы мой девятилетний брат, Кел, перестал плакать каждый раз, когда мы говорим о нем, но достаточно недавно, чтобы нам все еще приходилось решать финансовые проблемы, которые неизбежны, когда в семье только один родитель. Семья, которая больше не может себе позволить жить в Техасе, в единственном доме, который я когда-либо знала

— Лэйк, перестань ходить такой угрюмой, — говорит мама и передает мне ключи от дома. — Я уверена, что ты полюбишь Мичиган.

Она никогда не называет меня тем именем, которое дала при рождении. Родители девять месяцев провели за спорами о том, как меня назвать. Маме нравилось имя Лэйла, в честь песни Эрика Клэптона. Папа обожал имя Кеннеди, в честь Кеннеди.

— Не важно, какой Кеннеди, — говорил он. — Я их всех люблю!

Мне было три дня отроду, когда работники больницы заставили их, наконец-то, принять решение. Они договорились, что возьмут первые три буквы обоих имен и сошлись на Лэйкен, но никто из них никогда меня так не называл.

Я спародировала мамин голос:

— Мам, хватит ходить такой веселой! Я возненавижуМичиган.

У этой женщины всегда был талант читать нотации одним лишь взглядом. Вот и сейчас она одарила меня именно им.

Я поднимаюсь по ступенькам на крыльцо и вхожу внутрь дома, чтобы пройтись по нему напоследок, прежде чем закрыть дверь навсегда. Все комнаты пугающе пусты. Такое впечатление, будто я хожу совсем по чужому дому, а не тому, где жила с самого рождения. Последние шесть месяцев здесь царил круговорот негативных эмоций. Переезд из этого дома был неминуем, я это прекрасно понимаю. Просто, я ожидала, что он случиться после окончанияшколы.

Я стою в уже не нашей кухне и неожиданно замечаю пластмассовую пурпурную заколку для волос, валяющуюся под шкафчиком, на том месте, где раньше стоял холодильник. Я поднимаю ее, сдуваю пыль и пропускаю пару раз между пальцами.

— Они отрастут, — говорит папа.

Мне было пять лет. Мама оставила свои ножницы на тумбочке в ванной. Вероятно, я сделала то, что делает большинство детей в этом возрасте, подстригла себе волосы.

— Мамочка очень разозлится на меня, — плакала я.

Мне казалось, что если я подстригу волосы, они тут же снова вырастут и никто не заметит. Я отрезала довольно приличный кусок от челки и сидела рядом с зеркалом приблизительно час, в ожидании, когда они отрастут. Подняв с пола ровные каштановые локоны, я начала раздумывать, как бы прикрепить их обратно к голове, а потом расплакалась.

Когда в ванную зашел папа и увидел, что я натворила, то лишь рассмеялся и сгреб меня в свои объятия, а затем посадил на столешницу.

— Мамочка не заметит, Лэйк. — пообещал он, доставая что-то из туалетного шкафчика. — Так случилось, что у меня оказался здесь кусочек волшебства.

Он раскрыл ладонь и показал пурпурную заколку.

— Пока она будет у тебя в волосах — мамочка ни за что не узнает.

Он расчесал оставшиеся волосы и прицепил заколку. Затем, он развернул меня, чтобы я могла посмотреть на себя в зеркало.

— Видишь? Как новенькие!

Я вгляделась в наше отражение и почувствовала себя самой счастливой девочкой на земле. Разве у кого-нибудь еще есть отец с волшебными заколками?

Я носила ее каждый день на протяжении двух месяцев и мама ни разу ничего не сказала. Теперь, когда я оглядываюсь на прошлое, я практически уверена, что он рассказал ей о том, что я сделала. Но когда мне было пять, я верила в магию.

Я больше похожа на маму, чем на него. Мы обе среднего роста. После вторых родов она не может натянуть мои джинсы, но остальной одеждой мы делимся между собой. У обеих каштановые волосы, которые, в зависимости от погоды, становятся то ровными, то волнистыми. Ее глаза более глубокого изумрудного оттенка, чем мои, хотя, не исключено, что это из-за ее бледной кожи, которая делает их более заметными.

Во всем остальном, я была копией папы. У нас было одинаковое ироничное чувство юмора, схожие характеры, та же страсть к музыке и идентичный смех. У Кела другая история. Он взял от отца внешность: русые волосы и мягкие черты лица. Для девятилетнего он не сильно развит физически, но его личностные качества полностью восполняют этот пробел.

Я прошла к раковине и включила кран, смывая тринадцатилетний слой грязи, собравшийся на заколке для волос. Кел вошел в кухню, идя задом наперед, как раз в тот момент, когда я вытирала руки об джинсы. Он странный ребенок. Но я все равно безумно люблю его. Он придумал игру, которую назвал «день наоборот», во время которой ходит задом наперед, говорит все наоборот и даже начинает трапезу с десерта.

Думаю, учитывая большую разницу в возрасте и отсутствие других братьев или сестер, ему просто пришлось найти способ развлекать себя самостоятельно.

— Поторапливаться говорит Лэйкен мама, — сказал он, переставив все слова.

Я кладу заколку в карман джинсов и направляюсь к двери, запирая свой дом в последний раз.

Следующие несколько дней мы с мамой поочередно сидели за рулем моего джипа и Ю-ХОЛА, лишь дважды останавливаясь в отеле, чтобы поспать. Кел сидит то со мной, то с мамой, но в последний день решил остаться со мной в Ю-ХОЛЕ. Мы завершаем нашу дорогу изнурительной девятичасовой ночной поездкой, лишь однажды остановившись на короткий перерыв. Чем ближе мы к Ипсиланти, нашему новому городу, тем больше я начинаю осматриваться вокруг и замечаю, что, хотя сейчас только сентябрь, подогрев в моей машине уже включен. Мне определенно нужно сменить гардероб по погоде.

Когда я делаю последний, правый, поворот на нашу улицу, мой ДжиПиЭс тут же информирует, что я «достигла своей цели».

— Моя цель, — вслух смеюсь я своим мыслям. Да что может знать этот навигатор?

Улица, на которой мы собираемся поселиться, не очень длинная, по ее бокам выстроились около восьми одноэтажных кирпичных домов. На подъездной дорожке одного из них виднеется баскетбольное кольцо, и это дает мне надежду, что у Кела может появиться друг для игр. Честно говоря, район довольно приличный. Газон аккуратно подстрижен, тротуары чистые, но здесь слишком много бетона. СЛИШКОМ много. Я уже скучаю по дому.

Новый землевладелец присылал нам фотографии дома, так что я быстро узнала какой из них наш. Он маленький. Действительномаленький. В Техасе у нас был дом-ранчо, простирающийся на несколько акров земли. Незначительное количество земли вокруг этогодома — это почти ничто, кроме бетона, маленького садика и гномов.

Входная дверь открылась, и я увидела мужчину в возрасте, который, скорее всего, является хозяином нашего нового дома. Он вышел наружу и помахал нам. Я проехала примерно на сорок метров дальше от дома, чтобы въехать задом на подъездную дорожку; тогда задний отсек фургона окажется у двери. Перед тем, как поставить машину на парковку, я протягиваю руку и встряхиваю Кела, чтобы тот проснулся. Он отключился еще в Индиане.

— Кел, проснись, — шепчу я. — Мы достигли нашей цели.

Он вытянул ноги и зевнул, затем прислонился лбом к окну, чтобы посмотреть на наш новый дом.

— Эй, смотри, там ребенок во дворе! — говорит он. — Как думаешь, он тоже живет в нашем доме?

— Не советую ему, — отвечаю я. — Но он, должно быть, наш сосед. Давай выпрыгивай и познакомься, пока я ставлю фургон.

Когда Ю-ХОЛ наконец-то оказывается на стоянке, я ставлю рычаг на парковку, закрываю окна и вынимаю ключ из зажигания.

Рядом мама паркует мой джип. Я наблюдаю, как она выходит и приветствует владельца дома. Я сползла вниз по сидению, закинула ноги на приборную панель и отклонив голову назад, начала наблюдать, как Кел и его новый друг дерутся на улице с помощью воображаемых мечей. Мне завидно. Я завидую тому факту, что он так легко привык к мысли о переезде, и теперь я приняла на себя роль вредного и злобного ребенка.

Он расстроился, когда мама впервые заговорила об отъезде сюда. По большей части потому, что у него появилась своя маленькая компания. У него были ребята, по которым он будет скучать, но в возрасте девяти лет, ваши лучшие друзья, обычно, воображаемые, и живут по другую сторону Атлантического океана. Мама легко его покорила, пообещав, что он сможет записаться в команду по хоккею, о чем он мечтал еще в Техасе. Живя на юге, в сельской местности, довольно трудно заняться таким видом спорта. После того, как она согласилась, он был позитивно настроен по поводу Мичигана, можно сказать, даже ждал переезда.

Я понимаю, почему нам пришлось это сделать. Папа обеспечивал нам приличную жизнь, управляя малярной мастерской. Мама периодически работала медсестрой, когда это было необходимо, но, по большей части, проводила время дома, с нами. Примерно через месяц после его смерти, она нашла себе полноценную работу. Я видела, что стресс от смерти отца негативно влияет на нее, как и тот факт, что она — новая глава семьи.

Однажды, после ужина, она объяснила нам, что зарабатывает недостаточно, чтобы оплачивать счета и ипотеку. Есть одна работа, за которую ей будут больше платить, но нам придется переехать. Ее предложила старая школьная подруга, Бренда. Они вместе росли на родине моей матери, Ипсиланти, рядом с Детройтом. Зарплата там была больше, чем на любой работе, которую можно было найти в Техасе, так что, у нее просто не было выбора. Я ее не виню за это. Мои бабушка и дедушка уже мертвы, а больше у нее никого нету, кто мог бы помочь. Я все понимаю, но от этого не легче.

— Лэйкен, ты покойница! — кричит Кел в открытое окно и делает выпад воображаемым мечом мне в шею. Он ждет, когда я сползу вниз, но я просто закатываю глаза.

— Я проткнул тебя. Ты должна была умереть! — говорит он.

— Поверь мне, я уже мертва, — бурчу я, открываю дверь и спрыгиваю вниз.

Плечи Кела поникли, и он уставился вниз на бетонную плитку, прижав воображаемый меч к бедру. Новый друг Кела стоит позади и выглядит таким же огорченным, заставляя меня сразу же пожалеть о своем срыве на них из-за плохого настроения.

— Я уже мертва, — говорю я, прилагая все усилия, чтобы звучать устрашающе, — потому что я зомби!

Они начали кричать. А я вытянула вперед руки, наклонила голову и издала булькающий звук.

— Мозги! — промычала я и начала обходить Ю-ХОЛ на прямых ногах. — Мозги!

Я медленно обхожу спереди грузовик, все еще вытянув руки перед собой, когда замечаю, что кто-то держит моего брата и его нового друга за воротники их футболок.

— Поймал! — кричит незнакомец, не выпуская мальчиков.

Он выглядит на пару лет старше меня и гораздо более высоким. «Сексуальный» — так бы описали его большинство девушек, но я не большинство. Мальчишки мечутся из стороны в сторону и его мышцы напрягаются под кофтой, пока он, собирая все силы, удерживает их.

В отличие от меня и Кела, по этим двоим легко понять, что они братья.

Кроме очевидной разницы в возрасте, они очень похожи. У обоих, гладкая кожа, оливкового цвета, черные, как смоль, волосы, и даже стрижка одинаковая. Он рассмеялся, когда Кел освободился и начал резать его своим «мечом», посмотрел на меня и сказал одними губами: «Помоги». Тут я поняла, что все еще стою в позе зомби. Моим первым побуждением было снова забраться в Ю-ХОЛ и прятаться на полу до конца своей жизни. Я еще один раз выкрикиваю «Мозги» и кидаюсь вперед, делая вид, что собираюсь укусить младшего мальчика за макушку, хватаю Кела с его другом и начинаю щекотать, пока они не сползают на бетонную дорожку.

Когда я выпрямляюсь, старший из братьев протягивает мне руку.

— Привет, я Уилл. Мы из дома напротив.

Я отвечаю на рукопожатие.

— Меня зовут Лэйкен. И, думаю, я живу здесь, — я оглянулась на дом позади себя.

Он улыбается. Наше рукопожатие затягивается, поскольку никто из нас не может придумать, что сказать. Ненавижу такие неловкие моменты.

— Ну, добро пожаловать в Ипсиланти, — сказал он, забирая от меня руку и засовывая ее в карман своей кофты. — Откуда вы приехали?

— Техас? — ответила я. Сама не знаю, почему это прозвучало как вопрос. Я даже не могу понять, почему я обдумываю, почему это прозвучало как вопрос. Я даже не могу понять, почему я обдумываю, почему я обдумываю… я растерялась. Должно быть, это из-за недостатка сна за последние три дня.

— Техас, а?

Он качается вперед и назад на своих пятках. Неловкость ситуации только возрастает, когда я не отвечаю. Он смотрит вниз на своего брата и наклоняется, чтобы схватить его за лодыжки.

— Мне надо отвезти этого малыша в школу, — говорит он и подсаживает брата себе на плечи. — Ночь обещает быть холодной. Вам лучше максимально разгрузиться за сегодня. Если вам понадобится помощь, дайте мне знать. Мы вернемся домой около четырех.

— Конечно, спасибо, — говорю я, и они уходят к своему дому.

Я все еще наблюдаю за ними, когда Кел пинает меня в солнечное сплетение. Я падаю на колени и хватаюсь за живот. Затем, Кел запрыгивает на меня сверху, и я окончательно распластываюсь на земле. Вновь смотрю на другую сторону улицы и замечаю, что Уилл наблюдает за нами, пока закрывает дверь за братом и идет к водительскому сидению. Он помахал нам на прощание и сел в машину.

Разгрузка всех коробок и мебели заняла у нас большую часть дня. Наш домовладелец помог отнести в дом большую мебель, которую мы с мамой не могли поднять самостоятельно. Мы слишком устали, чтобы взяться за разгрузку джипа, потому договорились оставить его на завтра. Я немного разочарована, когда Ю-ХОЛ полностью опустел; у меня больше нет предлога, чтобы обратиться к Уиллу за помощью.

Как только мы собрали и застелили мою кровать, я взялась за коробки с моим именем. Распаковала почти все, когда заметила, что мебель в моей комнате отбрасывает тени на стены. Выглянула из окна и увидела, что солнце уже садиться. Либо дни тут гораздо короче, либо я потеряла счет времени.

Я пошла на кухню и стала наблюдать, как мама и Кел расставляют по полочкам посуду. Я запрыгнула на один из шести высоких стульев у барной стойки, которая, по совместительству, являлась нашим обеденным столом, поскольку специально отведенной комнаты для трапез в доме не было. Их вообще здесь мало.

Когда вы проходите через двери в дом, то оказываетесь в маленьком коридоре, ведущим в гостиную. Она отделяется от кухни только окном с правой стороны и коридором с левой. Пол в доме сделан из жесткого дерева, но в гостиной он, хотя бы, накрыт бежевым ковром.

— Здесь так чисто, — говорит мама, продолжая вытаскивать посуду из коробок. — Я не заметила ни единого таракана.

В Техасе насекомых было больше, чем травы. Только и делаешь, что отмахиваешься от мух, да убиваешь ос.

— Думаю, это единственный плюс Мичигана, — отвечаю я. Я открываю коробку пиццы и начинаю выбирать лучший кусочек.

— Единственный? — она подмигивает мне. Наклонившись к стойке, хватает пепперони и закидывает себе в рот. — Думаю, у нас есть как минимум два.

Я делаю вид, что не понимаю о чем она.

— Я видела, как ты разговаривала с тем парнем утром, — говорит она и улыбается.

— Ой, мам, я тебя умоляю, — отвечаю я максимально равнодушно. — Я уверена, тебе известен тот факт, что мужские особи населяют не только Техас.

Я иду к холодильнику и хватаю бутылку с водой.

— Что значит «анселяют»? — спрашивает Кел.

— Населяют, — поправляю я.

— Это значит занимать, обитать, находиться, пребывать, заселять, жить.

Мои подготовительные курсы к вступительным экзаменам давали свои плоды.

— А, вроде как мы анселяем Ипсиланти? — говорит он.

— Населяем, — вновь исправляю я.

Я доедаю свой кусочек пиццы и делаю еще один глоток воды.

— Ребята, я устала и иду ложиться в кровать.

— Хочешь сказать, что идешь населятьсвою спальню? — спрашивает Кел.

— Ты быстро учишься, маленький кузнечик, — я нагнулась и поцеловала его в макушку, а затем направилась в свою комнату.

Так хорошо наконец-то свернуться в клубочек под одеялом. Хоть кровать осталась старой. Я закрываю глаза и пытаюсь представить, что нахожусь в своей бывшей спальне. Бывшей, теплойспальне. Мое покрывало и подушка заледенели, потому я натягиваю одеяло на голову, чтобы хоть как-то согреться. Делаю себе примечание: утром, первым делом, найти термостат.

Именно это я собираюсь сделать, как только слезаю с кровати и становлюсь голыми ногами на ледяной пол. Я достала свитер из шкафа и натягиваю его сверху на майку, а затем роюсь в поисках носков. Бесполезное дело. На цыпочках иду по коридору, стараясь никого не разбудить и как можно меньше дотрагиваться всей стопой к холодному дереву. Проходя мимо комнаты Кела, замечаю на полу его домашние тапочки с Дарт Вейдером. Тихо вхожу внутрь и надеваю их и, с облегчением, направляюсь на кухню.

Я осматриваюсь вокруг в поисках кофеварки, но не могу найти ее. Затем, я вспоминаю, что она запрятана в коробках в джипе, что довольно печально, поскольку придется идти на улицу. А там до абсурда холодно.

Куртку найти негде. В сентябре в Техасе они не были нужны. Я хватаю ключи и решаю пробежаться к джипу. Открыв входную дверь, я замечаю какую-то белую субстанцию по всему саду. Через секунду, до меня доходит что это. Снег? В сентябре? Я наклонилась и зачерпнула его, чтобы изучить. Не то чтобы в Техасе не бывало снега, но там он совсем другой. Там — это маленькие твердые кусочки льда. В Мичигане же снег такой, каким я его и представляла: пушистый, мягкий и холодный! Я быстро бросаю его и вытираю руки об свитер, а затем иду к джипу. Далеко пройти не удалось. В ту секунду, как домашние тапочки с Дартом Вейдером коснулись посыпанной снегом земли, джип исчез из моего поля зрения. Я лежу на спине, уставившись на ясное голубое небо. Я тут же почувствовала боль в правом плече и поняла, что приземлилась на что-то жесткое. Повернувшись, достаю из-под себя садового гнома; половина его красной шапочки отломалась и разбилась на кусочки. Он ухмылялся, глядя на меня. Я застонала, подняла гнома здоровой рукой и отвела ее назад, готовясь закинуть его куда подальше, когда кто-то остановил меня:

— Плохая идея!

Я тут же узнаю голос Уилла, мягкий и успокаивающий, как у моего отца, но, в то же время, в нем чувствуется авторитет. Я чуть приподнимаюсь и вижу, как Уилл идет в мою сторону.

— Ты в порядке? — смеется он.

О, нет. Я даже не успела еще посмотреть на себя в зеркало. Я тут же смутилась, но изо всех сил постаралась этого не выказать.

— Я почувствую себя гораздо лучше, когда выброшу эту чертову штуку, — говорю я, неудачно пытаясь подняться на ноги.

— Не следует этого делать, гномы приносят удачу, — говорит он и наклоняется ко мне. Забирает гнома из моих рук и аккуратно ставит его на покрытый снегом газон.

— Ну да, — в моем голосе слышится сарказм. Я потираю свою рану на плече, на моем свитере формируется ярко-красный круг. — Какая удача!

Уилл перестает смеяться, как только замечает кровь.

— Боже, прости меня. Я бы не смеялся, если бы знал, что ты ранена.

Он наклонился, взял меня за здоровую руку и помог встать.

— Тебе следует наложить повязку.

— На данный момент, я понятия не имею, где ее искать, — отвечаю я, ссылаясь на кучу запакованных коробок, которые мы не успели разобрать.

— Тебе придется пойти со мной. Я поищу на кухне.

Он снимает крутку и накидывает мне на плечи, и пока мы идем через улицу — держит меня за руку.

Чувствую себя жалкой — я вполне в состоянии идти сама. Тем не мене, я не спорю, да простят меня все феминистки. Я опустилась до уровня девицы в бедственном положении.

Зайдя на кухню, сняла куртку и положила ее на спинку дивана. Внутри темно, из чего я делаю вывод, что все еще спят. Его дом просторнее нашего. Внешне они одинаковы, но гостиная, кажется чуть больше. Слева от нее большое окно с подоконником и подушками на нем. На стене напротив кухни висят семейные фотографии. Большая часть из них с Уиллом и его младшим братом, и всего парочку с родителями.

Пока он ищет повязку, я рассматриваю их. Мальчики, должно быть, пошли в отца. На самой недавней фотографии, которой явно уже пару лет, он обнимал их для импровизированного кадра. У него черные волосы с проседью и густые усы, подчеркивающие широкую улыбку. Черты лица схожие с Уиллом. У обоих в глазах написан смех, когда они улыбаются, открывая идеальные белые зубы. От вида матери Уилла захватывает дух. У нее длинные светлые волосы и, если судить по картинке, она высокая. Не похоже, чтобы какие-то черты ее лица передались мальчикам. Возможно, у Уилла ее характер. Все эти фотографии доказывают одну большую разницу между нашими домами — этот, действительно, дом.

Я захожу на кухню и сажусь за прилавок.

— Надо промыть ее перед тем, как накладывать повязку, — говорит он, подкатывая рукава и поворачивая кран. На нем бледно-желтая рубашка на кнопочках, которая просвечивается под кухонным светом, показывая края его футболки. У него широкие плечи, а рукава обтягивают мышцы рук. Макушкой он достает до стенных полочек. Я сравниваю наши кухни и прихожу к выводу, что он выше меня примерно на пятнадцать сантиметров. Я разглядываю, рисунок на его галстуке, который он перекинул через плечо, чтобы не намочить, когда он выключает воду и направляется ко мне. Мое лицо покраснело, когда я беру мокрую салфетку из его рук, вовсе не гордясь тем, сколько внимания я уделила его телу.

— Все нормально, — говорю я, опуская край свитера и оголяя плечо. — Я сама справлюсь.

Когда я вытерла всю кровь с раны, он открыл пакетик с повязкой.

— Итак, что же ты делала на улице в пижаме в семь часов утра? — спросил он. — Вы все еще разгружаетесь?

Я покачала головой и выкинула салфетку в мусорное ведро.

— Кофе.

— Кофе? Видимо, ты не ранняя пташка.

Это прозвучало больше как утверждение, а не вопрос.

Он придвинулся ближе, чтобы наложить повязку, и я почувствовала его дыхание на своей шее. Я потерла руки, чтобы скрыть мурашки, что побежали по коже. Он прикладывает ее к плечу и разглаживает.

— Ну вот. Как новенькая, — говорит он.

— Спасибо. Кстати, вообще-то, яранняя пташка, — говорю я. — Но послетого, как выпью кофе.

Я встаю и оглядываюсь через плечо, якобы разглядывая повязку, а, на деле, обдумывая следующий ход. Я уже поблагодарила его. Я могу развернуться и уйти, но это кажется грубым жестом после того, как он помог мне. Но если я просто продолжу стоять здесь, в ожидании, пока он начнет разговор, то буду выглядеть глупо из-за того, что неушла.

Даже не знаю, почему я вообще так серьезно обдумываю такие вещи, когда он рядом. Он просто еще один житель планеты! Когда я повернулась, он уже стоял за стойкой и наливал кофе в чашку, затем подошел ко мне и поставил ее рядом.

— Сливки, сахар?

Я качаю головой.

— Я люблю черный. Спасибо, — взяла чашку и сделала глоток.

Уилл облокотился на стойку и стал наблюдать за мной. Его глаза того же темно-зеленого цвета, как и у его матери. Видимо, что-то ему все же передалось от нее. Он улыбнулся и разорвал наш зрительный контакт, посмотрев на часы.

— Мне надо идти, брат ждет в машине и мне пора на работу, — говорит он. — Я провожу тебя домой. Можешь взять чашку с собой.

Перед тем, как сделать последний глоток, я осматриваю ее и замечаю крупный текст, выведенный на одной из сторон. « Лучший Папа В Мире». Точно такую же чашку использовал мой отец.

— Я в норме, — говорю, направляясь к двери. — Я еще не разучилась ходить и все-такое.

Он выходит со мной на улицу и закрывает дверь позади, настояв, чтобы я взяла с собой его куртку. Накинув ее на плечи, поблагодарила и начала переходить улицу.

— Лэйкен! — кричит он, когда я собралась зайти внутрь своего дома. Поворачиваюсь к нему и вижу, что он стоит на подъездной дороге.

— Да прибудет с тобой сила! — смеется он и запрыгивает в машину, выезжая задним ходом. А я продолжаю стоять на месте и пялиться на свои тапочки с Дартом Вейдером. Классика.

Кофе помогло. Я включаю термостат и, ближе к ланчу, дом начинает отогреваться. Мама и Кел уехали на встречу с компанией, предоставляющей коммунальные услуги, чтобы переписать все документы за дом на ее имя, а меня оставили наедине с оставшимися коробками и теми, что в джипе.

Я распаковала парочку и решила, что уже самое время для душа. Я практически уверена, что заработала себе статус девушки с изюминкой, не прошло и трех дней.

Я вылезла из душа и обернулась в полотенце; затем расчесала и высушила волосы. Когда закончила с этим, то направила фен на запотевшее зеркало, делая круг, в котором можно рассмотреть себя и наложить макияж. Я заметила, что мой загар начал светлеть. Тут сильно не позагораешь, так что мне придется привыкнуть к более бледному цвету лица. Я вновь расчесалась и собрала волосы в хвостик, на губы нанесла блеск, и накрасила ресницы тушью. Я отказалась от румян, так как, похоже, в них больше нет смысла. Учитывая погоду и короткие встречи с Уиллом, мои щеки всегда красные. Я обыскала свой гардероб и нашла кофточку с длинными рукавами, которую тут же надела, вслед за джинсами и носками, которые не могла найти утром. Единственную пару обуви, что я нашла, и которая подходила погоде, были черные ботинки. Я влезла в них и застегнула поверх штанины.

Пока я была в душе, мама и Кел успели приехать и снова уехать. Зато оставили записку, в которой говорилось, что они едут в город к маминой подруге, Бренде, чтобы вернуть грузовик. На прилавке лежат двадцать долларов, ключи от машины и список нужных продуктов. Я хватаю их и направляюсь к джипу, на этот раз, достигнув его без приключений. Я завела машину и тут поняла, что понятия не имею куда ехать. Я ничего не знаю про этот город и, тем более, куда мне сворачивать с собственной улицы. В саду Уилла я вижу его младшего брата и ставлю машину параллельно обочине, опуская водительское окно.

— Эй, подойди на секунду! — кричу я ему.

Он смотрит на меня и мешкает с мгновение, может, он думает, что я снова превращусь в зомби, подходит к машине, но останавливается в метре от нее.

— Как мне доехать до ближайшего продуктового магазина? — спрашиваю я.

Он закатывает глаза.

— Ты серьезно? Мне же девять.

Ладно. Итак, его сходство с братом дальше внешности не заходит.

— Ну, спасибо за ничего, — говорю я. — В любом случае, как тебя зовут?

Он озорно улыбнулся и крикнул:

— Дарт Вейдер! — засмеялся и побежал в противоположную от машины сторону.

Дарт Вейдер? И тут до меня дошло значение его ответа. Он смеется с тапочек, в которых я была утром. Подумаешь, велика беда. Что действительно важно, так то, что Уилл, должно быть, говорил с ним обо мне. Я ничего не могу с собой поделать, и пытаюсь представить разговор между ними, и что Уилл думает обо мне. Еслион вообще думает обо мне. По какой-то причине, я слишком часто о нем думаю, что меня не радует. Я продолжаю гадать, сколько ему лет, какие у него цели в жизни, свободенли он.

К счастью, в Техасе у меня не остался какой-нибудь парень. Я ни с кем не встречалась уже примерно год. Между школой, работой, и помощью Келу с его спортивными соревнованиями, у меня не оставалось времени на парней. Раньше я была постоянно занята, а теперь мне абсолютно нечего делать.

Я открыла бардачок и достала ДжиПиЭс-навигатор.

— Плохая идея, — говорит Уилл.

Я поднимаю глаза и вижу, как он идет к машине. Я изо всех сил пытаюсь подавить улыбку, которая невольно расплывается на моем лице.

— Что именно? — спрашиваю я, поставив ДжиПиЭс на держатель и включив прибор.

Он наклонился к окошку и скрестил руки.

— В городе идет реконструкция. Ты потеряешься из-за этой штуки.

Я собираюсь ответить, как вдруг рядом паркуется Бренда с моей мамой. Она опускает свое окошко и из него высовывается мама.

— Не забудь стиральный порошок, не помню, записала ли я его. И сироп от кашля. Думаю, я заболела чем-то.

Кел выпрыгивает из машины, бежит к брату Уилла и приглашает его зайти в гости.

— Можно? — спрашивает он.

— Конечно, — отвечает Уилл, открывая пассажирскую дверь моей машины. — Я скоро вернусь, Колдер. Я поеду с Лэйкен в магазин.

Он что? Я удивленно смотрю в его сторону, пока он пристегивается.

— Я не очень хорош в объяснениях направления на словах. Не возражаешь, если я составлю тебе компанию?

— Думаю, нет, — смеюсь я.

Я вновь посмотрела на Бренду и маму, но они уже заехали на подъездную дорожку. Завожу машину и внимательно слушаю указания Уилла по передвижению по нашему кварталу.

— Итак, твоего брата зовут Колдер? — спрашиваю я, делая робкую попытку завести светскую беседу.

— Первый и единственный. Родители годами пытались завести ребенка, после моего рождения. Колдер родился, когда такие имена, как «Уилл» уже были не в моде.

— Мне нравится твое имя, — говорю я. О чем тут же сожалею. Звучит, как дерьмовая попытка флирта.

Он рассмеялся. Мне нравится его смех. Я ненавижу, что мне нравится его смех.

Я поражена, когда он убирает волосы с моего плеча и касается шеи. Его пальцы поддевают край моей кофты, и он мягко оголяет плечо.

— Тебе вскоре понадобится новая повязка.

Он вернул кофту на место и погладил меня. Моя шея горит после его прикосновений.

— Напомни мне купить их в магазине, — говорю я, пытаясь доказать, что его присутствие и действия не возымели на меня никакого эффекта.

— Итак, Лэйкен, — он делает паузу, глядя позади меня на коробки, по-прежнему занимающие все заднее сидение. — Расскажи мне про себя.

— Эм, нет. Это так банально, — говорю я.

— Ладно, — смеется он. — Я сам тебя разгадаю.

Нклоняется вперед и достает мой плеер. Его движения такие плавные, будто он репетировал их годами. Я завидую. Лично я никогда не славилась своей грациозностью.

— Знаешь, музыкальные предпочтения могут многое сказать о человеке.

Он достает диск и смотри на название.

— «Дерьмо Лэйкен»? — он громко смеется. — А «дерьмо» здесь описательное или притяжательное?

— Я не люблю, когда Кел трогает мое дерьмо, ясно? — выхватываю диск из его рук и запихиваю в плеер.

Когда из динамиков, на полной громкости, послышались звуки банджо, я тут же смутилась. Я из Техаса, но не хочу, чтобы он заблуждался на счет кантри-музыки.

Если и есть что-то, из-за чего я не скучаюпо Техасу, так это кантри-музыка. Я вытягиваюсь и делаю громкость ниже, но он хватает меня за руку, в знак возражения.

— Сделай громче, я знаю их, — говорит он, а его рука накрывает мою. Мои пальцы все еще держат регулятор громкости, так что я возвращаю ее к той, что была. Не может быть, чтобы он знал их. Я понимаю, что он блефует; на этот раз, это его дерьмовая попытка флирта.

— Да неужели? — говорю, давая ему понять, что заметила блеф. — И кто же это?

— Это «The Avett Brothers», — говорит он.

— Я бы сказал, что это «Габриэлла», но, думаю, что это конец одной из их песен о «Милых девушках». Мне нравится концовка этой, когда они делают проигрыш на электрогитаре.

Его ответ удивляет меня. Он действительнознает их.

— Тебе нравятся «The Avett Brothers»?

— Я их обожаю! Они выступали в прошлом году в Детройте. Лучшее живое представление, какое я когда-либо видел, — говорит он.

Меня накрывает волной адреналина, когда я смотрю на его руку, все еще державшую мою. Мне нравится это, и потому я злюсь на себя. У меня и раньше парни вызывали бабочек в животе, но, обычно, я имела больше контроля над своей восприимчивостью к таким прикосновениям. Он замечает, что я смотрю на наши руки, и отпускает меня, потирая ладонь об штанину. Это похоже на нервный жест и мне стало любопытно, разделяет ли он мое беспокойство.

Я предпочитаю слушать музыку, которую не каждый знает. Редкий случай, когда встречаю кого-то, кто знает хотя бы половину групп, которые мне нравятся. Тем не менее, «The Avett Brothers» мои самые любимые. Мы с отцом могли ночами сидеть и петь вместе некоторые из их песен, пока он подыгрывал на гитаре. Однажды, он дал мне их описание, довольно интересное.

Он сказал:

— Лэйк, ты знаешь, что группа может считаться талантливой, когда их несовершенствоопределяет совершенство.

В конце концов, я поняла его слова, когда начала действительно прислушиватьсяк ним. Ломаные звуки банджо, мгновенные страстные всплески гармонии, голоса, то мягкие, то переходящие на крик. Все это, плюс характер и правдоподобность их песен.

После смерти отца, мама дала мне ранний подарок, который он собирался подарить мне на восемнадцатилетние — два билета на их концерт. Я расплакалась, думая о том, как сильно мой отец, должно быть, хотел лично дать их мне. Я знала, он бы предпочел, чтобы их использовали по назначению, но я не могла. Концерт был через неделю после его смерти, и я понимала, что не смогу им насладиться. Не так, как если бы он был со мной.

— Я тоже их обожаю, — неуверенно говорю я.

— Когда-нибудь видела их игру вживую? — спрашивает Уилл.

Я не знаю почему, но в продолжение разговора, я рассказываю ему все о своем отце. Он внимательно слушает, перебивая лишь для того, чтобы сказать, где и когда повернуть. Я рассказываю ему о нашей страсти к музыке, как отец неожиданно умер от сердечного приступа, о своем восемнадцатом дне рождении и о концерте, на который мы так и не попали. Я не знаю, почему я продолжаю говорить и никак не могу заткнуться. Я никогда не делилась информацией так свободно, еще и с парнем, которого едва знаю. Я все еще рассказываю, когда понимаю, что ты доехали до парковки перед магазином.

— Ого, — говорю я, посмотрев на часы. — Это была самая короткая дорога к магазину? Она заняла двадцать минут.

Он подмигивает мне и открывает дверь.

— Вообще-то, нет.

Он явно флиртует. И у меня определенно запорхали бабочки в животе.

Падающий снег начал смешивать со слякотью, по которой мы ступали, направляясь в магазин.

— Беги, — говорит он и берет меня за руку, придавая ускорения.

Когда мы заходим внутрь, то смеемся до нехватки воздуха, стряхивая мокрый снег с одежды. Я снимаю куртку и начинаю ее обтряхивать, когда он проводит рукой по моему лицу, убирая намокший локон, что прилип к щеке. Его рука холодная, но в тот момент, когда его пальцы коснулись кожи, я забываю о морозной температуре, и мое лицо начинает гореть. Его улыбка сходит с губ, и мы просто смотрим друг другу в глаза. Я все еще пытаюсь привыкнуть к реакции, которую он у меня вызывает. Малейшее касание, простейший жест, а вызывает такие чувства. Я прочищаю горло и отвожу взгляд, хватая стоящую рядом корзинку, и передаю ему список продуктов.

— У вас всегда идет снег в сентябре? — спрашиваю, пытаясь показаться равнодушной к его прикосновению. Он вешает свою куртку на одну сторону корзинки.

— Нет, снегопад не продлится больше пары дней, максимум недели. Чаще всего, снег не начинает идти раньше октября, — говорит он. — Тебе просто везет.

— Везет?

— Ага. У нас редко такие холода. Ты как раз вовремя.

— Хм. Я думала, вы ваще все ненавидите снег. Он идет большую часть года?

— Ваще? — смеется он.

— Что такое?

— Ничего, — говорит он с улыбкой на лице. — Просто я никогда не слышал, чтобы кто-то говорил «ваще» в реальной жизни. Так мило. И так по южному.

— Ой, прости, — смеюсь я. — С этого момента, я буду говорить как вы, янки, и тратить воздух на такие слова, как «вообще».

Он улыбается и легонько пихает меня в плечо.

— Не надо. Мне нравится твое произношение. Оно идеально.

Не могу поверить, что я действительно стала одной из тех девушек, что падают в обморок из-за парней. Ненавижу таких. Я начала внимательней рассматривать его лицо, чтобы найти изъян. Не могу. Все в нем идеально.

Мы находим большинство продуктов из списка и направляемся к кассе. Он запрещает мне перекладывать их на конвейер, так что я просто отхожу и смотрю, как он вытаскивает вещи из корзинки. Последней он достает коробку с повязками, а я даже не заметила, как он их брал. Когда мы выезжаем с парковки, Уилл говорит мне повернуть в противоположную сторону от той, откуда мы приехали. Мы проехали примерно две улицы, когда он говорит мне свернуть влево, на нашу. Дорога в ту сторону заняла двадцать минут, а обратно — меньше минуты.

— Класс, — смеюсь я и паркуюсь на своей подъездной дорожке. Я понимаю, что он сделал и что, под конец дня, его флирт совершенно очевиден. Я глушу двигатель, вынимаю ключи и хватаю свой кошелек. Уилл уже обошел джип и я нажимаю кнопку, чтобы открыть багажник, выхожу из машины и иду к нему, ожидая, что он сам возьмет продукты. Вместе этого, он просто стоит там, с поднятой дверцей багажника, и смотрит на меня. Сделав лицо настоящей южанки, я кладу руку ему на грудь и говорю:

— Вау! Я бы никогда не нашла магазин без Вашей помощи. Большоеспасибо за Ваше гостеприимство, сэр.

Я ожидала, что он рассмеется, но он просто стоял и смотрел на меня.

— Что? — нервно спросила я.

Он делает шаг в мою сторону и нежно касается свободной рукой моего подбородка. Я шокирована собственной реакцией, тем, что я позволяю этому случится. Он пару секунд изучает мое лицо, и мое сердце громко забилось в груди. Я думала, он собирается поцеловать меня.

Пытаюсь успокоить дыхание, пока смотрю на него. Он придвигается еще ближе, убирает руку с моего подбородка и перемещает ее на затылок, наклоняя мою голову к себе. Его губы нежно касаются моего лба, задержавшись там на несколько секунд. Затем, он убрал руки и сделал шаг назад.

— Ты такая милая, — говорит он, потянувшись к багажнику и хватая четыре кулька за раз, затем идет к дому и ставит их у входа. Я замерла на месте, пытаясь осознать последние пятнадцать секунд моей жизни. Что это было? Почему я просто стояла и позволила ему это сделать? Несмотря на все возражения, я понимаю, практически чувствуя себя жалкой, что испытала только что самый страстный поцелуй, который когда-либо получала от парня. И он был в долбанный лоб!

Когда Уилл тянется к багажнику за следующим кульком с продуктами, из дома выбегают Кел, Колдер и мама.

Мальчишки перебегают через улицу, чтобы посмотреть спальню Колдера. Уилл вежливо протягивает руку маме, когда она подходит к нам.

— Вы, должно быть, мама Лэйкен и Кела. Я Уилл Купер. Наш дом напротив.

— Джулия Кохен, — отвечает она. — Ты старший брат Колдера?

— Да, мэм. Старший на двенадцать лет.

— Значит, тебе… двадцать один? — она поворачивается ко мне и подмигивает.

О нет, она пытается смутить меня. Я стою позади Уилла и пользуюсь случаем, чтобы вернуть ей ее коронный взгляд. Она просто улыбается.

— Ну, я рада, что Келу и Лэйк удалось так быстро найти друзей, — говорит она.

— Я тоже, — отвечает он.

Она поворачивается и направляется внутрь, но специально пихает меня плечом, когда проходит мимо. Хоть она ни слова не произнесла, я знаю, что она имела в виду; она одобряет.

Уилл достает последние два кулька.

— Лэйк? Мне нравится.

Он передает мне кульки и закрывает багажник.

— Итак, Лэйк, — он облокачивается на машину и складывает руки на груди. — Мы с Колдером едем в Детройт в пятницу. Нас не будет до вечера воскресения, семейные дела, — говорит он, махнув рукой. — Я хотел узнать, есть ли у тебя какие-нибудь планы на завтрашний вечер, до моего отъезда?

Это первый раз, когда кто-то обращается ко мне по имени «Лэйк», кроме отца и мамы. Мне это нравится. Я тоже облокачиваюсь на машину и смотрю ему в глаза. Я пытаюсь сохранить спокойный вид, но внутри меня все кричит от восторга.

— Хочешь, чтобы я призналась, что у меня нет здесь никакой личной жизни и мои дни полностью свободны?

— Отлично. Тогда, это свидание. Я заеду за тобой в полвосьмого.

Он тут же разворачивается и идет к своему дому. Тут до меня доходит, что это был не настоящий вопрос, а я не давала четкого согласия.

Нужно совсем немного

Чтобы узнать меня

Ты слышишь сейчас мой голос?

Это и есть я .

—The Avett Brothers, Gimmeakiss

Глава вторая

Весь следующий день я занимаюсь тем, что выбираю наряд, но не могу найти ничего чистого или подходящего. У меня мало зимних кофт, большинство я уже одевала на этой неделе. Останавливаю свой выбор на фиолетовой, с длинными рукавами, и нюхаю ее, решая достаточно ли она чистая. На всякий случай, я побрызгала ее духами. Затем я почистила зубы, подправила макияж, вновь почистила зубы, и распустила хвостик. Завив несколько локонов, я достала серебряные сережки из ящика. В этот момент, кто-то постучал в дверь ванной.

Внутрь зашла моя мама, держа в руках стопку полотенец. Она открыла шкафчик рядом с душем и положила их туда.

— Куда-то уходишь? — спрашивает она. Мама садиться на край ванной, а я продолжаю прихорашиваться.

— Да, куда-то, —я стараюсь скрыть улыбку, пока надеваю сережки. — Если честно, то я понятия не имею, что мы будем делать. Я даже согласия на свидание не давала.

Она встает и идет к двери, а затем облокачивается на дверную раму и смотрит на мое отражение в зеркале. Она так постарела после смерти отца. Раньше, ее ярко-зеленые глаза и гладкая фарфоровая кожа просто захватывали дух. Теперь, на ее щечках четко выделялись скулы и впадины. Под глазами появились темные круги, которые только подчеркивали изумрудный цвет радужки. Она выглядела усталой. И грустной.

— Ну, тебе уже восемнадцать. Тебе на всю жизнь хватит моих советов по поводу свиданий, — говорит она. — Но, на всякий случай, я быстро их повторю. Не заказывай ничего с луком или чесноком, никогда не оставляй свой напиток без присмотра и всегдапредохраняйся.

— Фу, мам! — я закатила глаза. — Ты же знаешь, что я знаю правила, и знаешь, что мне не нужно беспокоиться о последнем пункте. Пожалуйста, не надо Уиллу повторять свои правила. Обещаешь?

Я заставлюее пообещать.

— Итак, расскажи мне о Уилле. Он работает? Учиться в колледже? Какие у него цели в жизни? Он серийный убийца? — Она говорит это с такой серьезностью.

Я прохожу по короткому коридору из ванной в спальню и нагибаюсь в поисках своих ботинок. Она следует за мной, и садиться на кровать.

— Мам, честно, я ничего о нем не знаю. Я даже не знала, сколько ему лет, пока он сам не сказал тебе.

— Это хорошо, — говорит она.

— Хорошо? Что хорошего в том, что я ничего о нем не знаю? Я пробуду с ним наедине не один час. Он действительно может оказаться серийным убийцей.

Я хватаю свои ботинки и иду к кровати, чтобы влезть в них.

— Это дает тебе кучу тем для разговора. Для этого и существуют первые свидания.

— Разумно.

Пока я росла, мама и вправду делилась со мной отличными советами. Она всегда знала, что я хотела услышать, но говорила мне лишь что, что я должнауслышать. Мой папа был ее первым парнем, и мне всегда было интересно, откуда она знает столько всего о свиданиях, парнях и отношениях. Она была только с одним человеком, и это был ее единственный жизненный опыт. Видимо, она — исключение из правил.

— Мам? — зову я, застегивая ботинки. — Я знаю, что тебе было только восемнадцать, когда ты познакомилась с папой. Я хочу сказать, это довольно ранний возраст, чтобы повстречать человека, с которым проведешь всю оставшуюся жизнь. Ты когда-нибудь жалела о своем выборе?

Она не спешит с ответом. Вместо этого, она откидывается на мою кровать и кладет руки себе под голову, пока обдумывает мой вопрос.

— Я никогда об этом не жалела. Сомневалась? Конечно. Но никогда не жалела.

— А есть разница? — спрашиваю я.

— И большая. Сожаление нерезультативно. Это оглядывание на прошлое, которое уже невозможно изменить. Сомненияже могут предотвратить сожаления в будущем. Я многое ставила под вопрос в наших отношениях с твоим папой. Людям свойственны спонтанные решения, основанные на сердечных чувствах. Отношения — это гораздобольшее, чем просто любовь.

— Поэтому ты всегда мне говорила думать головой, а не сердцем?

Мама присела и взяла меня за руки.

— Лэйк, хочешь настоящий совет, не касающийся еды, которую стоит избегать?

Неужели она что-то скрывала от меня?

— Конечно, — отвечаю я.

Из ее голоса пропали нотки родительского авторитета, и я начала подозревать, что этот разговор не столько в духе мамы-дочки, а, скорее, чисто женский. Она садится по-турецки и смотрит на меня.

— Существуют три вопроса, на которые должна утвердительно ответить каждая женщина прежде, чем связать себя с мужчиной. Если хоть на один из них ответ отрицательный — беги от него так быстро, как только можешь.

— Это просто свидание, — смеюсь я. — Сомневаюсь, что мы будем чем-либо связывать себя.

— Знаю, Лэйк. Но я серьезно. Если ты не можешь ответить положительно на эти три вопроса, то не стоит тратить время на отношения.

Я открыла рот, чтобы возразить, но поняла, что только подтверждаю тот факт, что я ее ребенок. Манеры у нас схожие. Больше я не перебивала.

— Всегдали он относиться к тебе с уважением? Это первый вопрос. Второй — если через двадцать лет он не измениться и останется точно таким же человеком, будешь ли ты все ещехотеть выйти за него замуж? И, наконец, вдохновляет ли он тебя на то, чтобы стать лучше? Если ты найдешь кого-то и сможешь ответить «да» на все три, то знай — перед тобой хороший парень.

— Вау, сильные вопросы, — я делаю глубокий вдох и раздумываю над ее мудрым советом. — А ты могла ответить «да» на них? Когда была с папой?

— Конечно, — без затруднений отвечает она. — Я была уверена в каждой секунде, проведенной с ним.

При этих словах, в ее глазах отразилась печаль. Она любила моего отца. Я начала жалеть, что подняла эту тему. Я обвила ее руками и крепко обняла. Мы так давно этого не делали, что во мне начало возрастать чувство вины. Она поцеловала меня в макушку, отодвинулась и улыбнулась.

Я встала и разгладила руками складки на кофте.

— Ну? Как я выгляжу?

— Как сформировавшаяся женщина, — вздыхает она.

На часах уже полвосьмого, потому я спускаюсь в гостиную, хватаю куртку, которую вчера одолжила у Уилла по его настоянию, а затем выглядываю в окно. Он как раз закрывал дверь дома, поэтому я вышла на улицу и остановилась на подъездной дорожке. Он открыл дверь машины, поднял взгляд и заметил меня.

— Ты готова? — кричит он.

— Да!

— Ну, тогда пошли!

Я не двигаюсь с места. Просто стою со скрещенными на груди руками.

— Что ты делаешь? — он поднял руки вверх в защитном жесте и рассмеялся.

— Ты сказал, что заедешь за мной в полвосьмого. Я жду, пока ты заедешь!

Уилл ухмыльнулся и залез в машину. Отъехав от своего дома, он подъехал к моему так, чтобы пассажирская дверь оказалась с моей стороны. Он выскочил из машины и открыл ее передо мной. Перед тем, как сесть, я внимательно осмотрела его. На нем свободные джинсы и черная обтягивающая рубашка. Посмотрев на его руки, я вспомнила, что нужно вернуть куртку.

— Кстати об этом, — начала я, передавая ее Уиллу. — Я купила это для тебя.

Он берет куртку и одевает на себя.

— Вау! Она даже пахнет, как я, — смеется он.

Он подождал, пока я сяду внутрь, и закрыл за мной дверь. Пока он обходил машину, я учуяла запах… сыра. Не старый и несвежий, как раз наоборот. Чеддер, возможно. В животе заурчало. Мне стало любопытно, где же мы будет ужинать.

Когда Уилл занял водительское место, то потянулся назад и достал кулек.

— У нас нет времени, чтобы поесть, потому я сделал нам сыр на гриле, — он передал мне сэндвич и бутылку лимонада.

— Ух, ты. Хорошее начало, — говорю я, глядя на еду в своих руках. — А куда именно мы так спешим? — я открываю бутылку. — Явно не в ресторан.

Он разворачивает пакетик с сэндвичем и кусает его.

— Это сюрприз, — говорит он, с полным ртом. Свободной рукой он заводит машину и едет по дороге, не переставая жевать. — Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты обо мне, поэтому сегодня я хочу показать тебе кто я.

— Ну, я заинтригована, — говорю я. Это и вправдутак.

Мы одновременно заканчиваем нашу трапезу, и я кладу мусор обратно в кулек, а его — на заднее сидение. Я пытаюсь придумать, что сказать, чтобы нарушить тишину, потому спрашиваю его о семье.

— А кто твои родители?

Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.

— Я не очень хорош в светских беседах, Лэйк. Мы можем поговорить об этом позже. Давай сделаем эту поездку более интересной, — говорит он и расслабляется на своем сидении.

Поездку, а не разговор. Я прокручиваю в голове его слова и очень надеюсь, что просто не поняла его намек. Он рассмеялся, когда увидел нерешительность на моем лице, и тут его осеняет, как я могла понять только что сказанное.

— Лэйк, нет! — смеется он. — Я просто хотел предложить поговорить о чем-то еще, кроме стандартных клише.

Я облегченно выдохнула. А я-то думала, что нашла его недостаток.

— Хорошо, — смеюсь я.

— Я знаю одну игру, в которую мы можем поиграть. Она называется «Что ты предпочтешь». Играла раньше?

Я покачала головой.

— Нет, но я бы предпочла, чтобы ты начал.

— Ладно, — он прочистил горло и замолчал на пару секунд. — Ладно, ты бы предпочла провести остатоксвоей жизни безрук или с ними, но без возможности их контролировать?

Что за черт? Я могу откровенно признаться, что у меня еще никогда не было такого необычного начала свидания. Тем не менее, это приятная неожиданность.

— Ну… — я замялась. — Думаю, я бы предпочла прожить остаток жизни с руками, которые не могу контролировать.

— Что? Серьезно? Но ты же не сможешь их контролировать! — говорит он, хлопая руками по машине. — Они могут метаться из стороны в сторону и постоянно бить тебя по лицу! Или хуже, ты можешь взять в руки нож и зарезать себя!

— Не знала, что тут есть правильные и неправильные ответы, — говорю я.

— Ты полный профан! — издевается он. — Твоя очередь.

— Ладно, дай-ка подумать.

— Твой вопрос должен быть уже готов!

— Господи, Уилл! Я едва ли что-то знаю об этой игре. Более того, узнала о ней тридцать секунд назад. Дай мне секунду на размышления.

Он потянулся и сжал мою руку.

— Я шучу.

Он переместил свою руку под мою, и наши пальцы переплелись. Мне нравилось, как легко и непринужденно вышел у него этот жест. Впечатление, будто мы годами уже держимся за руки. Мне оченьнравилось, что мы держимся за руки.

— Ладно, я придумала. Ты бы предпочел писать на себя один раз в любой момент дня, или на кого-то другого?

— Зависит от того, на кого я буду это делать. Могу ли я писать на людей, которые мне не нравиться? Или это будут случайные люди?

— Случайные.

— Писать на себя, — говорит он без всяких сомнений. — Моя очередь. Ты бы предпочла быть ростом сто двадцать сантиметров или два метра?

— Два метра.

— Почему?

— Ты не можешь спрашивать почему, — говорю я. — Так, посмотрим. Ты бы предпочел ежедневно выпивать на завтрак галлон свиного жира или лучше бы ежедневно ел два килограмма попкорна на ужин?

— Два килограмма попкорна.

Мне нравилась наша игра. Мне нравилось, что он не пытался впечатлить меня ужином. Мне нравилось, что я понятия не имею, куда мы едем. Мне даже нравилось, что он не сделал комплимент по поводу моего внешнего вида, хотя с этого стандартно начинались все свидания. Пока, мне все нравилось в нашем сегодняшнем вечере. Насколько я могу судить, мы можем кататься еще около двух часов, просто играя во «Что ты предпочтешь» — и это были бы самые веселые две часа, которые я проводила на свиданиях.

Но мы этого не сделали. В конце концов, мы достигли нашей цели, и я моментально напряглась, когда увидела название заведения.

Клуб ДЕВ9ТЬ

— Эм, Уилл? Я не танцую.

Надеюсь, он проявит сочувствие.

— Эм, ятоже.

Мы вышли из машины и встали возле нее. Не уверена, кто потянулся первым, но наши руки вновь нашли друг друга в темноте и он повел меня к входу в здание. Подойдя чуть ближе, я увидела объявление на двери:

Закрыто на Слэм

По четвергам

С 8:00 — без разницы

Вход бесплатный

Плата за слэм:3$

Уилл открыл дверь без чтения объявления. Я начала говорит, что клуб закрыт, но он, похоже, знал, что делает. Мы зашли в зал и тишину нарушил крик толпы. Справа от нас находиться пустая сцена, под ней танцпол, заставленный столиками и стульями. Место полностью забито. Я смотрю на передний столик и вижу группку юных подростков, на вид им около четырнадцати. Уилл поворачивается налево и идет к дальнему столику с диванчиком, полузакрытого типа.

— Здесь поспокойнее, — говорит он.

— А какие возрастные ограничения у клуба? — спрашиваю я, глядя на детишек, которые тут не к месту.

— Ну, сегодня это не клуб, — он быстро садиться на диван.

Наш столик, в форме полумесяца, стоит прямо напротив сцены, поэтому я продвигаюсь к серединке дивана, чтобы занять место с лучшим видом. Уилл садиться прямо рядом со мной.

— Сегодня ночь слэма, — говорит он. — Каждый четверг они закрывают клуб, а люди приходят, чтобы поучаствовать в слэме.

— И что это такое?

— Поэзия, — говорит он, улыбаясь мне. — В этом весь я.

Он вообще настоящий? Сексуальный парень, который вызывает у меня смех илюбит поэзию? Кто-нибудь, ущипните меня. Или не надо; я предпочту не просыпаться.

— Говоришь, поэзия? Люди сами пишут или зачитывают работу других поэтов?

Он отклоняется назад и смотрит на сцену. Я вижу страсть в его глазах, когда он говорит об этом:

— Люди поднимаются туда и открывают всем свое сердце, просто используя слова и движения тела, — рассказывает он. — Это удивительно. Здесь ты никогда не услышишь Дикинсон или Фроста.

— Это вроде как соревнования?

— Сложно сказать и так. У каждого клуба свои правила. Обычно, во время слэма, из зала выбираются случайные люди в качестве судей, они будут оценивать каждое представление. Тот, кто набирает больше всего очков к концу вечера — победитель. По крайней мере, такие правила этого клуба.

— Итак, ты читаешь слэм?

— Периодически. Иногда я сужу, иногда просто смотрю.

— Ты будешь сегодня выступать?

— Не-а. Сегодня я просто зритель. У меня нет ничего готового.

Я разочарована. Было бы классно посмотреть, как он выступает на сцене. Я все еще не понимаю что такое слэм-поэзия, но мне очень интересно увидеть любоеего представление.

— Лентяй, — говорю я.

— Хочешь что-нибудь выпить?

— Конечно. Я возьму шоколадное молоко.

— Шоколадное молоко? Серьезно?

— Со льдом.

— Ладно, — он встает с дивана. — Будет тебе шоколадное молоко со льдом.

— Пока его нет, на сцене появился ведущий эмси, чтобы раскачать толпу. Наше место было в самом конце зала, совершенно безлюдное, потому я чувствовала себя глупо, крича вместе с остальной толпой «Да!». Я села поглубже и решила оставаться просто зрителем на всю оставшуюся ночь.

Эмси объявил, что самое время выбрать судей, и вся толпа завопила, почти все хотели быть избранными. Они выбрали случайную пятерку людей и посадили за судейский стол. Когда Уилл подошел к столику с нашими напитками, эмси сказал, что пора выбрать «жертву».

— Что за жертва? — спрашиваю я, когда он передает мне стакан.

— Жертва…Так они называют человека, который должен подготовить судей, — говорит он, вновь садясь на диван. Каким-то образом, он умудрился придвинуться ко мне еще ближе, чем в прошлый раз.

— Кто-то представляет свою работу, но не участвует в соревнованиях, так что судьи могут наловчиться с оцениванием.

— Так они могут вызвать любого человека? Что если они выберут меня? — я внезапно разнервничалась.

— Ну, думаю, ты должна была подготовиться, — он улыбается мне.

Он делает глоток от своего напитка, облокачивается на спинку дивана и находит в темноте мою руку. На этот раз, наши пальцы не переплетаются. Вместо этого, он кладет мою руку себе на ногу и начинает водить пальцами по контуру моего запястья. Он нежно обводит каждый мой пальчик, двигаясь по линиям и изгибам всей моей руки. Его касания действуют на меня как электрические импульсы, проникающие сквозь кожу.

— Лэйк, — тихо говорит он, продолжая плавно водить пальцами по моей руке. — Я не знаю, что в тебе такого…но ты мне нравишься.

Его пальцы проскальзывают между моими, и он возвращает свое внимание к сцене. Я делаю глубокий вдох и тянусь свободной рукой за шоколадным молоком, одним глотком осушив весь стакан. Лед приятно холодил мои губы. Я остыла.

Они вызвали на сцену молодую девушку, на вид лет двадцати пяти. Она будет представлять свой кусочек, под название « Голубой свитер». Свет сделали менее ярким и направили на нее луч. Она берет микрофон и делает шаг вперед, опустив взгляд в пол. В зале наступает тишина и единственный звук — это ее дыхание, усиленное через динамики.

Она поднимает руку к микрофону, взгляд все еще опущен, и начинает стучать по нему пальцами, имитируя сердцебиение. Я поняла, что перестала дышать, когда она начала зачитывать свой кусочек.

Бум Бум…

Бум Бум…

Бум Бум…

Ты это слышишь?

(ее голос задержался на слове «слышишь»)

Это звук моего сердцебиения…

( она вновь стучит по микрофону)

Бум Бум…

Бум Бум…

Бум Бум…

Ты это слышишь? Это звук твоегосердцебиения.

(Она начала говорит быстрее и гораздо громче, чем раньше)

Это был первый день октября. На мне был голубой свитер, знаешь, тот, который я купила в Дилларде? Тот, который сделан из трикотажа , двойной кройки, с дырками в конце рукавов , чтобы я могла продеть в них свои пальцы , когда на улице холодно, но мне не хочется надевать перчатки ? Это был тот же свитер, который, по твоим словам, заставлял мои глазавыглядеть, как отражение звезд в океане .

Ты сказал той ночью, что будешь любить меня всегда

Но, парень

Любил ли ты хоть иногда?!

На этот раз, это был первый день декабря .На мне был голубой свитер, знаешь, тот, который я купила в Дилларде ? Тот, который сделан из трикотажа , двойной кройки, с дырками в конце рукавов , чтобы я могла продеть в них свои пальцы , когда на улице холодно, но мне не хочется надевать перчатки ? Это был тот же свитер, который, по твоим словам, заставлял мои глаза выглядеть, как отражение звезд в океане .

Я сказала тебе, что у меня трехнедельная задержка

Ты сказал , что это судьба , спасибо за поддержку

Ты сказал той ночью, что будешь любить меня всегда

Но, парень

Любил ли ты хоть иногда?!

Это был первый день мая. На мне был голубой свитер, только, на этот раз, двойная трикотажная кройка была сношена и прочность каждой нити поддавалась испытанию , поскольку они туго обтягивали мой растущий живот .

Знаешь, тот , который я купила в Дилларде ? Тот, который с дырками в конце рукавов , чтобы я могла продеть в них свои пальцы , когда на улице холодно, но мне не хочется надевать перчатки ? Это был тот же свитер, который, по твоим словам, заставлял мои глазавыглядеть, как отражение звезд в океане .

ТОТ ЖЕ свитер, что ты СОРВАЛ с моего тела и толкнул меня на пол,

Называя меня шлюхой

Говоря мне, что больше не любишь

И, после этого, ушел .

Бум Бум…

Бум Бум…

Бум Бум…

Ты это слышишь? Это звук моего сердцебиения.

Бум Бум…

Бум Бум…

Бум Бум…

Ты это слышишь? Это звук твоегосердцебиения.

(затем последовала долгая тишина, она приложила руку к животу, а слезы ручьем стекали по ее лицу)

Ты что-то слышишь? Не говори, что да.

Ведь в моем лоне тишина.

Потому что ты

СОРВАЛ

МОЙ

СВИТЕР!

Включили свет и зрители взорвались аплодисментами. Я делаю глубокий вдох и смахиваю слезы, накатившиеся на глаза. Я очарована ее способностью гипнотизировать весь зал такими сильными словами. Просто словами. Я тут же пристрастилась к слэму и хочу услышать еще. Я по-прежнему неподвижна, когда Уилл приобнимает рукой мои плечи и откланяется со мной на спинку дивана. Возвращая меня к реальности.

— Ну? — спрашивает он.

Я принимаю объятия и кладу голову ему на плечо. Мы оба смотрим поверх толпы и он опускает свой подбородок мне на голову.

— Это было невероятно, — прошептала я. Его руки касаются моего лица, нежно наклоняя меня, чтобы Уилл мог провести губами по моему лбу. Я закрываю глаза и гадаю, сколько еще можно испытывать мои эмоции. Три дня назад я была опустошена, опечалена и отчаянна. Сегодня, я впервые за полгода проснулась счастливой. Чувствую себя уязвимой. Я пытаюсь скрыть свои эмоции, но меня преследует чувство, будто все знают что я думаю и чувствую, и мне это не нравится. Не люблю быть открытой книгой. Чувство, будто я на сцене, открываю ему свое сердце, и это чертовски меня пугает.

Мы все так же продолжаем сидеть в объятиях, пока еще парочка людей представляют свои работы. Поэзия такая же обширная и напряженная, как и зрители. Я никогда не плакала и не смеялась в таком количестве. Эти поэты могли окунуть вас в совершенно новый мир, заставить рассматривать все с совершенно другой стороны. Будто вы мать, которая потеряла ребенка, или мальчик, который убил своего отца, или нудный мужчина, который впервые накурился и съел пять тарелокбекона. Я чувствую какую-то связь с этими поэтами и их историями. Даже больше, я чувствую глубокую связь с Уиллом. Не могу представить, что он достаточно смел, чтобы забраться на эту сцену и оголить свою душу, как делают остальные люди. Я должна это увидеть. Я должнаувидеть, как он это делает.

Эмси в последний раз дает возможность записаться в исполнители.

— Уилл, ты не можешьпросто привести меня сюда и не выступить. Пожалуйста, прочитай один? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста?

Он откидывает голову назад.

— Лэйк, ты меня убиваешь. Как я уже сказал, у меня нет ничего нового.

— Тогда, прочитай старое, — предлагаю я. — Или все эти люди заставляют тебя нервничать?

Он наклоняет ко мне голову и улыбается.

— Не все. Только однаиз них.

Внезапно, я почувствовала желание поцеловать его. Я временно подавляю его и продолжаю уговаривать. Сложив руки вместе, я опираюсь на них подбородком.

— Не заставляй меня умолять.

— Ты уже это делаешь! — смеется он. — Ладно, ладно. Но я тебя предупреждаю, ты сама напросилась.

Он достает свой кошелек из кармана как раз тогда, когда эмси объявляет второй раунд... Он встает и поднимает в воздух три доллара.

— Я участвую!

Эмси прикрывает рукой глаза, щурясь на зрителей, чтобы увидеть, кто подал голос.

— Леди и Джентльмены, встречайте мистера Уилла Купера, собственной персоной! Так мило с твоей стороны, что ты наконец-то присоединился к нам, — с иронией говорит он в микрофон.

Уилл пробил себе путь через толпу и запрыгнул на сцену, становясь ровно посредине светового луча.

— Как называется кусочек, который ты представишь нам сегодня, Уилл? — спрашивает эмси.

— Смерть, — он смотрит мимо толпы, прямо на меня. Улыбка в его глазах моментально испаряется, когда он начинает выступление.

Смерть. Единственная неминуемая вещь в жизни.

Люди не любят говоритьо смерти потому

Что это грустно.

Они не хотят представлять , как жизнь продолжится без них,

Все люди, которых они любили, будут какое-то время скорбеть

Но продолжать дышать.

Они не хотят представлять, как жизнь продолжится без них ,

Их дети будут по-прежнему расти

Поженятся

Постареют…

Они не хотят представлять , как жизнь продолжится без них,

Все их материальное имущество продадут

На их медицинской папке поставят печать «закрыто»

Их имя останется лишь воспоминаниему всех, кого они знали.

Они не хотят представлять , как жизнь продолжится без них, так что, вместо

того, чтобы смириться и жить дальше , они дружно избегают этой темы,

Надеясь и молясь , что она, каким-то образом ,

Пройдет мимо них.

Забудето них,

Перейдет к следующему в списке.

Нет, они не хотят представлять, как жизнь продолжится…

Без них.

Но смерть

Не

Забывает.

Вместоэтого, смерть встречает их при полном параде ,

Замаскировавшаясяпод фуру

Скрывающуюся за облаком тумана.

Нет.

Смерть о них не забывает .

Если бы только они приготовились , смирились с неизбежным , раскрыли свои

планы , поняли, что на повестке дня не только их жизни.

Я официально считаюсь взрослым с девятнадцати лет, но я все еще чувствую себя

Гораздо старше

Просто девятнадцати.

Неподготовленный

И потрясенный

Неожиданно получив всю жизнь семилетнего мальчика

В свои руки

Смерть. Единственная неминуемая вещь в жизни .

Уилл выходит за грани луча и спрыгивает со сцены, даже не посмотрев на свои оценки. Я неожиданно замечаю за собой надежду, что он потеряется по дороге к нашему столику и у меня будет время, чтобы переварить все это. Я не знаю, как на это реагировать. Я не знала, что это его жизнь. Что Колдер — вся его жизнь. Я в восторге от его выступления, но опустошена словами. Я вытираю слезы обратной стороной ладони. Не знаю плачу ли я из-за потери его родителей, из-за ответственности, что принесла эта потеря, или от простого факта, что он говорил правду. Он рассказывал о той стороне смерти и потери, о которой никогда не задумываешься, пока не становится слишком поздно. О той стороне, что мне, к сожалению, довольно знакома. Уилл, за которым я наблюдала, когда он взбирался на сцену, уже не тот Уилл, который возвращается ко мне. Я запутанная, смущена, но больше всего — я захвачена врасплох. Он прекрасен.

Он замечает, что я смахиваю слезы с глаз.

— Я тебя предупреждал, — он улыбается, и садиться на диван.

Потянувшись за напитком, Уилл делает глоток, помешивая кубики льда соломкой. Я понятия не имею, что можно сказать. Он полностью открылся, прямо передо мной.

Эмоции берут контроль над действиями. Я потянулась вперед и взяла его за руку. Он поставил свой стакан обратно на стол. Уилл посмотрел на меня и улыбнулся, потянувшись к моему лицу и проведя по контуру щеки. Я не могу понять нашу связь. Все происходит так быстро. Я поворачиваю его руку и нежно целую в ладонь, при этом наши взгляды прикованы друг к другу. Внезапно, мы оказались единственными людьми в зале; все звуки исчезают вдали.

Он обхватывает руками мое лицо, и я закрываю глаза. Я чувствую его дыхание, когда он наклоняется ко мне. Когда наши губы соприкасаются, он мешкает. Уилл медленно целует мою нижнюю губу, а затем верхнюю. Его губы теплые и все еще влажные от напитка. Я пытаюсь ответить на поцелуй, но он отклоняется. Я открываю глаза и вижу его улыбающееся лицо, а руки нежно поглаживают мои щеки.

— Терпение, — шепчет он. Вновь наклонившись, он целует меня в щеку. Затем, он двигает губы ко второй щеке, и вновь целует. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, пытаясь побороть переполняющее желание обхватить его руками и поцеловать. Не знаю, откуда у него столько самообладания. Он прижимается ко мне лбом и переплетает наши пальцы. Мы открываем глаза и смотрим друг на друга. В этот момент, я наконец-то поняла, почему мама выбрала свою судьбу в возрасте восемнадцати лет.

— Вау, — я выдыхаю.

— Да уж, — соглашается он. — Вау.

Мы еще на пару секунд задерживаем друг на друге взгляд, но затем нам помешал очередной взрыв толпы. Они объявляют об отборе для следующего раунда, когда Уилл хватает меня за руку и шепчет:

— Пошли.

Пока я выбираюсь из нашего укромного местечка, у меня появляется чувство, будто мое тело может выйти из-под контроля в любой момент. Я никогда не испытывала ничего подобного тому, что только что случилось. Никогда.

Мы отошли от столика, держась за руки, проходя к парковке через продолжающую расти толпу. Я не осознавала, насколько тепло мне было, пока холодный воздух Мичигана не коснулся моей кожи. Он будто оживляет. Или дело во мне. Не могу точно сказать. Я знаю только, что мечтаю о том, чтобы последние два часа моей жизни могли бы повторятся вечно.

— Не хочешь остаться? — спрашиваю я.

— Лэйк, ты провела последние дни в дороге, а потом разгружая вещи. Тебе надо поспать.

— Хорошая идея, — зеваю я.

Уилл открывает передо мной дверь, но прежде чем я успеваю сесть, он обхватывает мою талию и прижимает меня в крепком объятии. Он проводит руками по моим волосам, а я вдыхаю его запах. Мне хочется прижать его еще сильнее, но это невозможно. Так мы и стоим следующие несколько минут, наслаждаясь моментом. Я всегда была такой осторожной. Эта новая сторона, которую открыл во мне Уилл, не была мне ранее известна.

В конце концов, мы отходим друг от друга и садимся в машину. При выезде с парковки, я приложила голову к окну и начала наблюдать в боковое зеркало, как клуб становиться все меньше и меньше.

— Уилл? — шепчу я, не поворачивая головы от исчезающего позади нас здания. — Спасибо за это.

Он берет мою руку в свою, и я засыпаю с улыбкой на лице.

Просыпаюсь я, когда мы уже подъехали к моему дому, и он открыл дверь с моей стороны. Уилл потянулся вперед и взял меня за руку, когда я выходила из машины. Не помню, когда я последний раз засыпала в движущемся транспорте. Уилл был прав, я действительноустала. Потерев глаза и вновь зевнув, я и он направились к входу в мой дом. Уилл обхватил руками мою талию, а я закинула свои ему на плечи, и мы вновь обнялись. На этот раз, он сжал меня сильнее и придвинул еще ближе к себе. Наши тела идеально друг другу подходят.

— Лэйк, я уже скучаю по тебе, — шепчет он в мое ухо. Когда его теплое дыхание коснулось моей кожи, по телу побежали мурашки. Не могу поверить, что мы познакомились всего три дня назад; такое впечатление, будто мы вместе уже много лет.

— Только подумай, тебя не будет целых три дня. Столько же времени, сколько мы знакомы.

Я думала, что это невозможно, но он прижимает меня еще ближе.

— Это будут самые долгие три дня в моей жизни, — говорит он.

Зная свою мать, могу с уверенностью сказать, что у нас есть зрители, поэтому я радуюсь, когда наш последний поцелуй — это всего лишь быстрый чмок в щечку. Он медленно поворачивается в сторону своей машины, его пальцы выскальзывают из моих и, в конце концов, я его отпускаю. Мои руки опускаются по бокам, и я просто продолжаю стоять и смотреть, как он уходит к машине. Он заводит ее и опускает окно.

— Лэйк, у меня довольно длинный путь домой, — смеется он. — Как на счет поцелуя на дорогу?

Я иду к машине и наклоняюсь к окну, ожидая еще один поцелуй в щеку. Вместо этого, он кладет руку на заднюю часть моей шеи и нежно наклоняет к себе. Стоило нашим губам встретиться, как мы тут же их приоткрываем. На этот раз, никто из нас не останавливается. Я продвинулась глубже через окно и пробежалась пальцами по волосам на его затылке, пока мы продолжаем наш поцелуй. Мне понадобились все мои силы, чтобы не открыть дверь машины и не устроится на его коленках. Эта дверь больше похожа на баррикаду.

Мы наконец-то останавливаемся: наши губы все еще касаются друг друга, поскольку мы оба не решаемся отодвинуться. Наше дыхание, от холодного воздуха, превращается в маленькие туманные облачка.

— Черт, — шепчет он. — С каждым разом все лучше и лучше.

Я быстро чмокнула его в губы. Он последовал моему примеру. Мы продолжаем в том же духе, пока я не начинаю смеяться.

— Увидимся через три дня, — улыбаюсь я. — Будь аккуратен по дороге домой, — я целую его в последний раз и отхожу от окна.

Он выезжает задом и едет к своему дому. Я хочу побежать за ним и вновь поцеловать, чтобы подтвердить его теорию. Вместо этого, я борюсь с искушением и поворачиваюсь, чтобы зайти внутрь дома.

— Лэйк!

Я оборачиваюсь и вижу, как он закрывает дверь машины и бежит через улицу. Может, я что-то оставила? Я жду, пока он объяснится, но он просто продолжает с улыбкой идти ко мне.

— Я забыл кое-что тебе сказать, — он вновь обвивает меня руками. — Ты прекрасно выглядишь.

Уилл целует меня в макушку, освобождает от объятий и идет к своему дому.

Может, я была неправа раньше — когда думала, что мне нравится, что он не делал мне комплиментов сегодня. Я определенно ошибалась. Когда он доходит до своей двери, то оборачивается и улыбается перед тем, как зайти внутрь.

Как я и думала, мама сидит с книгой на диване, делая незаинтересованный вид, когда я вхожу внутрь.

— Ну, как все прошло? Он оказался серийным убийцей? — спрашивает она.

Мне не удается сдержать улыбку. Я иду к дивану напротив нее и падаю на него, словно тряпичная кукла, а затем вздыхаю.

— Ты была права, мам. Я люблюМичиган.

Г лядя на тебя, лишь одно я сказать могу

милая, все наши шансы равны нулю

видишь, все против нас на этой планете

почти все романы кончаются так, как этот

—The Avett Brothers, I Would Be Sad

Глава третья

Утром понедельника я проснулась более нервной, чем ожидала. Мой разум был занят мыслями о Уилле и я совсем забыла о предстоящем конце света. Или, скорее, о своем первом дне в новой школе.

На выходных у нас с мамой наконец-то выдалось время, чтобы сходить по магазинам за подходящей для местной погоды одеждой. Я надела на себя наряд, который подготовила прошлым вечером, и скользнула в новые зимние ботинки. Волосы оставила распущенными, но, на всякий случай, натянула на запястье резинку. Я знаю, что к концу дня они начнут мне мешать.

Закончив в ванной, я направляюсь на кухню и хватаю свою сумку вместе с расписанием занятий с барной стойки. Вчера мама пошла на ночную смену в госпиталь, такова ее новая работа, и я согласилась отвезти Кела в школу.

Когда мы жили в Техасе, я с братом ходила в одну школу. Если честно, то все, кто жил в непосредственной близости к нашему городку, ходили в одну школу. А здесь их так много, что мне пришлось распечатать карту района. Просто чтобы убедиться, что я везу его в правильное место.

Когда мы подъехали к зданию, Кел тут же замечает Колдера, и выпрыгивает из машины, даже не попрощавшись. На него посмотришь, так и жизнь покажется легкой.

К счастью, его школа всего в паре кварталов от моей. У меня еще оставалось время, чтобы спокойно найти кабинет, где у меня занятие. Я въехала на стоянку возле, как предполагалось, массивного здания, в поисках свободного места. Нашла одно, но оно было максимально далеко от входа и возле него топтались десятки студентов.

Я замешкалась при выходе из машины, но затем поняла, что никто не обращает на меня внимания. Все совсем не как в фильмах, когда новенькая открывает дверь своей машины и ступает на газон школы, а все остальные останавливаются, чтобы попялиться на нее. Вовсе нет. Более того, я чувствую себя невидимкой, и мне это нравится.

Я просидела алгебру и мне не задали домашнего задания, что хорошо. Мне хотелось бы провести весь вечер с Уиллом. Когда я проснулась, то обнаружила от него записку на джипе. Все, что в ней говорилось, это: « Не могу дождаться, когда увижу тебя. Вернусь к четырем. Я так соскучился»

Осталось семь часов и три минуты.

История прошла так же легко. Учитель рассказывал нам о Пунической войне, которую я уже проходила в прошлой школе. Мне трудно сосредоточится, так как я буквально отсчитываю минуты до конца. Голос у преподавателя очень монотонный. А когда меня ничего не интересует, у моего разума есть привычка впадать в транс. Мои мысли продолжают вертеться вокруг Уилла. Я методично записываю какие-то факты, изо всех сил пытаясь сосредоточится, когда кто-то похлопал меня по спине:

— Эй, покажи мне свое расписание, — указывает девочка позади.

Я незаметно достаю его из сумки, отвожу руку за спину и быстро бросаю ей на парту.

— Ой, да ради Бога! — говорит она громче. — Мистер Ханушек наполовину слепой и едва слышит. Не беспокойся о нем.

Я подавила смешок и повернулась к ней, пока мистер Ханушек писал что-то на доске.

— Я — Лэйкен.

— Эдди, — отвечает она.

Я вопросительно посмотрела на нее, и девушка закатила глаза.

— Знаю, — прошептала она. — Это семейное имя. Но если ты будешь называть меня Эдди — Спагетти — я надеру тебе задницу! — погрозила она.

— Буду иметь в виду, — рассмеялась я.

— Круто, у нас совместный третий урок, — говорит она, рассматривая мое расписание. — Кабинет чертовски сложно найти. Задержись после урока, и я покажу тебе где он.

Эдди наклонилась вперед и что-то записала, ее ровные светлые локоны качнулись вперед вместе с ней. Они асимметрично обрамляли ее подбородок. Каждый ноготок ее руки был накрашен разными цветами, а на запястьях, при каждом движении, гремели около пятнадцати браслетов. На внутренней стороне левого запястья виднелась татуировка с маленьким контуром черного сердца.

Когда прозвенел звонок, я встала и Эдди передала мне расписание. Она полезла в карман моей куртки и достала телефон, быстро нажимая на кнопки с цифрами. Я посмотрела на листок, который она мне вернула; теперь на нем записан адреса вэб-сайтов и номера телефонов; зелеными чернилами. Эдди заметила мой взгляд и ткнула в первый адрес странички.

— Это я на фейсбуке, но если не сможешь найти, я так же есть на твиттере. Даже не спрашивай меня про ник на майспейс, это дерьмо такое отстойное, — говорит она с неожиданно серьезным видом.

Затем, она указала на номера.

— Это номер моего мобильного, это домашнего, а это номер «Пиццерии Гетти».

— Ты там работаешь?

— Нет, просто они делают отличную пиццу.

Она прошла мимо и я поплелась за ней, чтобы забрать телефон.

— Я только что скинула себе звонок, так что у меня теперь тоже есть твой номер. Ах да, перед следующим уроком ты должна зайти к секретарше.

— Зачем? Ты же сказала идти за тобой, — я не поспевала за ходом мысли своей новой подруги.

— Они посадили тебя в секции «Б» в кафетерии. Я в секции «А». Поменяй секцию, встретимся на третьем уроке.

И она просто взяла и ушла.

***

Офис администрации был всего двумя дверями левее. Секретарша, миссис Алекс, умудрилась сделать закатывание глаз новым видом искусства, пока писала «обновления» в моем новом расписании. Прозвонил уже второй звонок к третьему уроку.

— Не подскажете, где проходит факультативное занятие по английскому? — спросила я перед тем, как уйти.

Она дала мне длинное и запутанное описание дороги, предполагая, что я знаю где «Коридор А» и «Коридор Д». Я терпеливо ждала, пока она закончит, а затем вышла за дверь лишь с возросшим недоумением.

Я побродила по трем разным коридорам, зашла в два не своих класса и нашла кладовку уборщика. Обогнув угол, я наконец-то увидела «Коридор Д» и почувствовала облегчение. Положив сумку на пол, я зажала листок с расписанием между губ и сняла резинку со своего запястья. Еще не было даже десяти утра, а мне уже понадобилось поднять волосы вверх. День уже испорчен. Я собрала их в пучок и дважды пропустила через резинку.

— Лэйкен?

Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда я услышала его голос. Обернувшись, я увидела Уилла, на его лице было написано недоумение. Я взяла расписание в руки и улыбнулась, тут же обняв его.

— Уилл! Что ты здесь делаешь?

Он тоже приобнял меня, но лишь на секунду, а затем его руки сомкнулись на моих запястьях, отодвигая их от себя.

— Лэйк, — неуверенно начал он. — Где…Что ты здесь делаешь?

Я вздыхаю и прижимаю расписание к его груди.

— Пытаюсь найти этот глупый факультатив, но потерялась, — ною я. — Помоги мне!

Он делает шаг назад и упирается в стену.

— Лэйк, нет… — он вернул мне расписание, даже не взглянув.

Он вовсе не рад меня видеть. Он в ужасе! Уилл отвернулся и сложил руки за головой.

Никак не могу понять его реакцию. Просто стою на месте и жду каких-то объяснений, когда до меня доходит. Он тут, чтобы увидеться со своей девушкой! Девушкой, о которой забыл упомянуть. Я резко поднимаю сумку и начинаю двигаться к выходу, когда он схватил меня и заставил остановиться.

— Куда ты идешь? — требовательно спросил он.

Я закатила глаза и коротко вздохнула.

— Я все понимаю, Уилл. Понимаю. Оставлю тебя одного, пока твоя девушка не увидела нас, — изо всех сил пытаясь сдерживать слезы, я вырываюсь из его хватки и отворачиваюсь.

— Девуш… нет. Нет, Лэйк. Не думаю, что ты поняла.

Послышался слабый звук приближающихся к «Коридору Д» шагов. Я повернула голову и увидела еще одного студента, неспешно идущего к нам.

— Фух, а я-то думал, что опоздал, — говорит он, заметив нас. Парень остановился возле входа в класс.

— Ты и опоздал. Хавьер, — отвечает Уилл, открывая перед ним дверь и кивая, чтобы тот заходил. — Хави, я буду через пару минут. Скажи остальным, что у них есть пять минут, чтобы повторить материал перед экзаменом.

Уилл закрывает за ним дверь, и мы вновь оказались наедине.

Такое чувство, будто весь воздух напрочь вышибло из моих легких. В груди начинает зарождаться жгучее давление, появившееся вместе с пониманием происходящего. Не может быть. Это невозможно. Какэто возможно?

— Уилл, — прошептала я, не в силах полностью выдохнуть слова. — Пожалуйста, только не говори, что…

Его лицо покраснело, а в глазах появилось презрение. Он нервно прикусил нижнюю губу. Отклонив голову назад, Уилл уставился в потолок, устало потирая ладонями лицо. Он начал мерить шагами дорогу от класса к шкафчикам. С каждым шагом я замечала отблеск карточки его факультета, качающейся взад и вперед на его шее. Уилл хлопнул ладонями по шкафчикам и прижался лбом к металлу.

— Как я мог этого не предвидеть? — он опустил руки и повернулся ко мне. — Ты все еще в средней школе?

Я так устал от желания

и от вечного ожидания.

И с каждым днем все ужасней,

похоже, что все напрасно.

—The Avett Brothers, Ill With Want

Глава четвертая

Уилл поворачивается и прислоняется спиной к шкафчику. Ноги скрещены, руки сложены на груди, а глаза смотрят в пол. Происходящее настолько меня шокирует, что я едва стою на ногах. Я подхожу к стенке напротив и прислоняюсь — мне нужна опора.

— Я? Как же не всплыл тот факт, что ты учитель? Какты можешь быть учителем? Тебе всего-то двадцать один.

— Лэйкен, послушай, — начал он, полностью игнорируя мои вопросы.

Он больше не назвал меня Лэйк.

— Видимо, между нами произошло большое недоразумение. — Он не смотрит мне в глаза, пока говорит. — Нам нужно это обсудить, но сейчас определенно не самое удачное время.

— Согласна, — отвечаю я. На самом деле, мне много чего еще хочется сказать, но я не могу. Боюсь, что заплачу.

В этот момент дверь кабинета Уилла открывается и появляется Эдди. Я эгоистично молюсь, чтобы оказалось, что она тоже потерялась. Это не можетбыть мое факультативное занятие.

— Лэйкен, а я как раз собиралась искать тебя, — она улыбается. — Я заняла тебе место.

Затем она посмотрела на Уилла и поняла, что прервала наш разговор.

— Ой, простите, мистер Купер. Я не знала, что вы здесь.

— Все в порядке, Эдди. Я просто обсуждал с Лэйкен ее расписание, — говорит он, подходя к кабинету и придерживая дверь для нас обеих.

Я неохотно следую за Эдди, обхожу Уилла и направляюсь к единственному свободному месту в комнате; точно напротив учительского стола. Не знаю, как я должна успешно высидеть здесь целый час. Стены никак не перестанут танцевать в глазах, пока я отчаянно пытаюсь сфокусироваться, потому я просто закрываю их. Мне нужна вода.

— И кто это красотка? — Спросил парень, которого я знаю под именем Хавьер.

— Замолчи, Хави! — Рявкнул Уилл, идя к своему столу и поднимая стопку бумаг.

            — Остыньте, мистер Купер! Я просто сделал ей комплимент. Она горячая! Только посмотрите на нее! — Говорит он, откидываясь на стуле и откровенно пялясь на меня.

— Хави, вон отсюда! — Уилл указал в сторону двери.

— Мистер Купер! Господи! Что сегодня с вашим настроением? Как я и сказал, я просто…

— Как яи сказал, вон отсюда! Ты не будешь проявлять неуважение к девушкам на моих занятиях!

Хави резко встает и хватает книги.

— Ладно! Пойду проявлять к ним неуважение в коридоре!

После того, как за ним закрылась дверь, в кабинете повисла полная тишина, если не считать далекого тиканья часов над доской. Я не оборачиваюсь, но чувствую большинство взглядов находящихся в аудитории на себе, они ждут хоть какой-то реакции. М-да уж, теперь мне нелегко будет влиться в коллектив.

— Ребята, у нас новая ученица, знакомьтесь — это Лэйкен Кохен, — начинает Уилл, пытаясь снять напряжение. — Смотр окончен. Уберите свои тетради.

— Вы не собираетесь дать ей шанс представиться? — спрашивает Эдди.

— В другой раз. — Уилл поднимает вверх стопку бумаг. — А сейчас у нас тест.

Я рада, что он не заставил меня становиться перед классом и рассказывать о себе. Это последнее, на что я сейчас способна. Такое впечатление, что у меня в горле застрял клубок шерсти, и я никак не могу его проглотить.

— Лэйк, — он замешкался, а затем прочистил горло, поняв свой промах. — Лэйкен, если тебе есть над чем сейчас поработать, то не стесняйся. Все остальные пишут тест по теме, которую мы проходили.

— Я лучше возьмусь за тест.

Мне надо сосредоточиться хоть на чем-нибудь.

Уилл передал мне листок и все то время, что у меня есть на его завершение, я отчаянно стараюсь сосредоточиться на представленных вопросах, надеясь впасть во временное забвение от моей новой реальности.

Тем не менее, я довольно быстро отметила все ответы, но продолжала стирать их и обводить заново, просто чтобы избавиться от нужды понять очевидное; что парень, в которого я влюбилась, мой учитель.

Когда прозвенел звонок на перемену, я подождала, пока все остальные ученики подойдут к столу Уилла и отдадут свой тест. Эдди положила листок и направилась к моей парте.

— Эй, ты поменяла секцию в столовой?

— Да.

— Отлично. Я займу тебе место, — говорит она и поворачивается, чтобы уйти.

Эдди останавливается у стола Уилла и он поднимает на нее глаза. Моя новая знакомая достала красную баночку из своей сумочки и высыпала на стол горсть мятных конфеток.

— Альтоидс[1], — отвечает она на его недоуменный взгляд. — Это только мое предположение, — шепчет девушка достаточно громко, чтобы я разобрала. — Но я слышала, что альтоидс творят чудеса с похмельем.  — Она подвигает конфетки к нему.

И опять, Эдди просто ушла.

Теперь мы с Уиллом остались одни в кабинете. Мне очень нужно с ним поговорить. У меня столько вопросов, но я знаю, что сейчас все еще неподходящее время. Я беру свой листок и отношу к нему на стол, кладя поверх других.

— Мое настроение настолько очевидно? — спрашивает он, продолжая смотреть на альтоидс.

Я хватаю две конфетки и ухожу из комнаты, так и не ответив.

 Бродя по коридорам в поисках кабинета, где будет мой четвертый предмет, я заметила туалет и быстро забежала внутрь. Я решила повести остатки перемены и весь ланч в кабинке. Чувствую себя виноватой, зная, что Эдди ждет меня, но я не хочу никого сейчас видеть. Вместо этого, я провожу все время за чтением и перечитыванием настенных надписей, стараясь изо всех сил пережить оставшийся день и не заплакать.

Последние два занятия прошли в полной прострации. К счастью, никто из учителей не горел желанием послушать мой краткий рассказ «о себе».  Я ни с кем не разговариваю, и никто не разговаривает со мной. Даже не знаю, задали ли мне домашнее задание. Мой мозг пытается переварить всю сложившуюся ситуацию.

Я иду к своей машине и начинаю рыться в сумке в поисках ключей. Достав, пытаюсь всунуть их в замок, но мои руки так сильно трясутся, что ключи выпадают.

Когда я запрыгиваю в машину, то не трачу времени на раздумья, а сразу завожу ее и еду домой. Единственное, о чем я хочу сейчас думать, это моя кровать.

Заехав на подъездную дорожку, я вынимаю ключ из зажигания. Не хочу пока встречаться с Келом или мамой, потому откидываю назад сидение и закрываю глаза руками, дав волю слезам.  Я снова проигрываю все произошедшее в своей голове. Как я могла провести с ним столько времени и не узнать, что он учитель? Как нечто столь важное, как профессия, не затрагивалось в наших разговорах? Или, еще лучше, как я могла столько болтать и не упомянуть, что все еще учусь в школе? Вся эта ситуация меня дико злит. Я так много рассказала ему о себе. Такое чувство, что этого я и заслуживаю за то, что наконец-то опустила свой барьер.

Я вытерла глаза рукавами, пытаясь скрыть слезы. С каждым разом мне это удается все лучше и лучше. Шесть месяцев назад у меня даже не было повода для слез. Моя жизнь в Техасе была простой. Я жила обыденно, у меня были замечательные друзья, любимая школа и даже любимый дом. Я много плакала после смерти отца, пока не поняла, что мама и Кел не смогут жить дальше, пока этого не сделаю я.

Я усиленно старалась брать активное участие в жизни Кела. Наш отец был его лучшим другом по совместительству, и я подозревала, что утрата Кела больше, чем у всех нас.  Ходила с ним на бейсбол, занятия по каратэ и даже в клуб юных скаутов; всем этим занимался с ним папа. Это дало мне и братцу иллюзию занятости, и горечь потери потихоньку начала ослабевать.

До сегодняшнего дня.

В реальность меня вернул стук в окно. Я не хочу подавать знак, что услышала. Никого не хочу видеть, ни с кем не хочу разговаривать. Я повернулась и увидела, что там кто-то стоит; различимы были только торс и… значок преподавателя.

Я опустила солнцезащитный щиток и убрала тушь под глазами. Обратив внимание на окно с водительской стороны, я нажала на кнопку автоматической разблокировки и сфокусировалась на разбитом садовом гноме, который смотрел на меня в ответ с самодовольной усмешкой.

Уилл садится на пассажирское сидение и закрывает за собой дверь. Отклонившись назад, он вздохнул, но так ничего и не сказал. Не думаю, что кто-то из нас знает, что можно сказать в такой ситуации.

Когда он наконец-то заговорил, я обратила на него свой взгляд. Ноги он задрал на приборную панель, сам замер на сидении, а руки сложил на груди. Взгляд его направлен прямиком на записку, которую он написал мне сегодняшним утром — я забыла убрать ее. Видимо, он все-таки успел добраться ко мне к четырем…

— О чем ты думаешь? — спросил он.

Я выпрямилась и повернулась к нему, подняв ногу на сидение и обняв ее руками.

— Я чертовски запуталась, Уилл. Я не знаю, что мне думать!

Он вздохнул и отвернулся к окну.

— Прости. Это моя вина, — говорит он.

— Это ничья вина, — не соглашаюсь я. — Чтобы это была чья-то вина, должно существовать осознанное решение. Ты не знал, Уилл.

Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

— В том-то и дело, Лэйк. Я долженбыл знать. У меня такая профессия, которая требует держаться правил этикета не только на занятии, они действуют на все аспекты моей жизни. Я не знал, потому что плохо делал свою работу. Когда ты сказала, что тебе восемнадцать, я просто предположил, что ты уже учишься в университете.

            — Мне исполнилось восемнадцать всего две недели назад, — отвечаю я. Не знаю, почему мне захотелось прояснить этот момент. После сказанных слов я поняла, что это звучит так, будто я перекладываю вину на него. Уилл и так уже винит себя; ему только моей злости не хватало. Никто из нас не мог предвидеть эту ситуацию.

— Я практикующий студент, — начинает он свое объяснение. — Вроде как.

— Вроде как?

            — После смерти родителей я с головой погрузился в учебу. У меня было достаточно кредитов, чтобы закончить семестр раньше. Поскольку школа для меня так быстро закончилась, они предложили мне годовой контракт. У меня осталось три месяца практики. После этого, я подписываю контракт до июня следующего года.

Я внимательно слушала все, что он говорил. Но, на самом деле, все, что я слышала, было: « Мы не можем быть вместе…бла-бла-бла… мы не можем быть вместе»

— Лэйк, мне нужна эта работа. Я стремился к этому три года. Мы разорены. Родители оставили после себя кучу долгов и мне нужно оплачивать обучение в колледже. Я не могу сейчас уволиться.

Он думает, я прошу его бросить работу?

— Уилл, я понимаю. Я бы никогда не поставила под угрозу твою карьеру. Ты много работал, чтобы получить эту должность. Было бы глупо отбросить все это ради кого-то, кого ты знаешь всего три дня.

— Я и не говорю, что ты просишь меня об этом. Просто хочу, чтобы ты понимала, почему я так поступаю.

— Понимаю, — говорю я. — Было бы нелепо предполагать, что между нами происходит нечто стоящее риска.

Его взгляд вновь возвращается к записке на лобовом стекле, и он колеблется:

— Мы оба знаем, что это не так.

 Его слова заставили меня вздрогнуть, потому что, в глубине души, я знаю — он прав. Что бы с нами не происходило, это больше, чем просто увлечение. В данный момент я не знаю, как это — быть с разбитым сердцем? Если это хотя бы на один процент больнее, чем мне сейчас, то я отказываюсь от любви. Оно того не стоит.

Я пытаюсь остановить вновь наворачивающиеся слезы, но все тщетно. Он убрал ноги с приборной панели и прижал меня к себе. Я уткнулась лицом в его рубашку, а он обвил меня руками и начал мягко поглаживать спину.

— Мне так жаль, — говорит он. — Хотел бы я, чтобы была хоть какая-то возможность изменить все. Но я должен поступать правильно, ради Колдера. Я не знаю, что мы будем делать дальше. Возможно, понадобиться переезд.

— Переезд? — Я внезапно запаниковала от мысли, что могу потерять его. — Но…Что если ты поговоришь со школьным советом? Скажешь, что мы не знали. Спросишь, какие у нас есть варианты… — хватаюсь я за последнюю соломинку. Но понимаю, что ни при каких условиях наши отношения не возможны.

            — Не могу, Лэйк. — Говорит он тихо. — Это не сработает. Не можетсработать.

Мы слышим хлопанье двери и видим бегущих по дороге Колдера и Кела. Тут же сев ровно, мы возвращаем на место наши сидения. Отклонив голову назад, я закрываю глаза, пытаясь придумать лазейку в нашей ситуации. Должна быть хотя бы одна.

 Когда мальчики перешли дорогу и зашли в дом Уилла, он поворачивается ко мне.

— Лэйкен? – говорит он серьезным голосом. — Я должен еще кое что с тобой обсудить.

Господи, что еще? Что еще может быть актуальным на данный момент?

           — Мне нужно, чтобы ты сходила завтра в административный офис. Я хочу, чтобы ты отписалась от моих занятий. Не думаю, что нам стоит находиться поблизости друг с другом.

Я чувствую, как кровь приливает к моему лицу. Ладошки вспотели, а машина постепенно становится слишком тесной для нас двоих. Он действительно имеет в виду то, что сказал. Все, что было между нами до этого, кончено. Он собирается полностью вычеркнуть меня из своей жизни.

— Почему? — я прилагаю усилия, чтобы скрыть боль в своем голосе.

Он прочистил горло.

— Я прошу тебя об этом не потому, что избегаю. Просто то, что происходит между нами, неприемлемо. Мы должны держаться подальше друг от друга.

Держаться подальше? Мое сердце ухает вниз, а меня охватывает гнев.

— Неприемлемо? Держаться подальше? Да ты живешь через дорогу от меня!

Он открывает дверь и выходит из машины. Я делаю то же самое, хлопнув ею напоследок.

— Мы оба достаточно взрослые, чтобы знать, что приемлемо, Уилл. Ты единственный, кого я здесь знаю. Пожалуйста, не проси меня делать вид, будто я даже тебя не знаю, — молила я.

— Да ладно, Лэйк! Ты несправедлива. — Его тон соответствовал моему, и я поняла, что задела его за живое.  — Я не могу сделатьэто. Мы не можем быть простодрузьями. Это единственный вариант, который у нас есть.

Никак не могу унять чувство, будто мы проходим через ужасный разрыв, а мы ведь даже не пара. Я так зла на него. И на ситуацию в целом. Не могу разобраться, расстроена ли я из-за происходящего сегодня, или из-за всего, что произошло за этот год.

Единственное, в чем я точно уверенна, это то, что впервые за последнее время я чувствовала себя счастливой только с Уиллом. И слышать, как он говорит, что мы даже друзьями быть не можем, действительно больно. Меня пугает возвращение к той, кем я была последние шесть месяцев; кем-то, кем я не горжусь.

Я открываю дверь машины и хватаю сумочку и ключи.

— Значит, либо все, либо ничего, так? Учитывая, что никакого « все» и быть не может! — Я снова хлопаю дверью и направляюсь к дому. — Завтра, к третьему уроку, ты избавишься от меня! — говорю я, и специально пинаю ногой садового гнома.

Я захожу в дом и с такой силой кидаю ключи на кухонную стойку, что они проезжают и падают на пол. Я становлюсь на носочки и резко выскальзываю из ботинок, как раз когда приходит моя мать.

— Что это было? — спрашивает она. —  Ты только что кричала?

— Ничего, — отвечаю я. — Вот что это было. Абсолютно ничего! — я хватаю ботинки и иду в свою комнату, хлопая дверью позади, закрывая ее на замок.

Подойдя к корзинке с одеждой, я выбрасываю ее содержимое на пол, и начинаю копошиться в этой куче, пока не нахожу нужное. Моя рука скользнула в карман джинсов, и я достаю пурпурную заколку. Затем, я иду к кровати, убираю покрывало и падаю сверху. Крепко сжав кулак с заколкой, я подношу руки к лицу и плачу, пока не проваливаюсь в сон.

Когда я проснулась. На дворе уже полночь. С мгновение я просто лежу, надеясь прийти к заключению, что все это было просто плохим сном, но это не так. Когда я убрала одеяло, моя заколка выпала из руки и приземлилась на пол. Этот маленький кусочек пластмассы  такой старый, что, должно быть, покрашен свинцовой краской. Я вспомнила, как папа дал ее мне, и все печали и страхи исчезли в мгновение, стоило ему прикрепить заколку к моим волосам.

Я нагнулась и подняла ее с пола, надавив на центр, чтобы открыть. Убрав челку в сторону, я нацепила ее на себя. Ждала какого-нибудь магического эффекта, но, естественно, боль никуда не ушла. Я сняла заколку, швырнула в противоположную часть комнаты и залезла обратно в постель.

Повторяю себе,

Все будет прекрасно,

Всех не сделать счастливыми

Ежечасно.

—The Avett Brothers, Paranoia in B flat Major

Глава пятая

Мой пульс быстро бьется, отдавая в виски, когда я встаю с кровати. Я отчаянно нуждалась в собственнойкоробочке альтоидсов. Все тело ломит от часов рыданий и прерывающегося сна.

Я быстро налила себе чашку кофе и села у барной стойки, молча попивая его и дрожа от мысли о предстоящем дне.

Скоро проснулся Кел, он пришел ко мне в пижаме и домашних тапочках с Дартом Вейдером.

— Доброе утро, — сонно приветствует он, и достает чашку из фильтра для посуды. Кел подошел к кофейнику и собрался налить кофе в « Лучшего Папу в Мире».

— И что это ты делаешь? — спрашиваю я.

— Эй, ты не одна тут, у кого была неудачная ночь. — Брат садиться на противоположную от меня табуретку. — Четвертый класс — это тебе не шутки. Я потратил два часа на домашнюю работу, — говорит он, поднося чашу к губам.

Я забираю ее у него из рук и переливаю содержимое в свою кружку, а затем бросаю чашку в мусорную корзинку. Пройдя к холодильнику, я беру сок и ставлю перед Келом.

Он закатил глаза и продырявил пачку, поднося ее ко рту.

— Ты видела, что нам привезли остальные наши вещи вчера? Наконец-то мамин мини-фургончик с нами. Мы должны были сами все распаковать, знаешь ли, — говорит он, очевидно, пытаясь пробудить во мне совесть.

— Иди, одевайся. Выезжаем через полчаса.

***

Стоит мне подъехать к школе Кела, как снова пошел снег. Надеюсь, Уилл был прав, и тот скоро закончится. Ненавижу снег. Ненавижу Мичиган.

Когда я подъезжаю к своейшколе, то сразу же направляюсь в административный офис. Миссис Алекс как раз включала свой компьютер, когда заметила меня и покачала головой.

— Дай угадаю, теперь ты хочешь поменять место за ланчем на сектор «С»?

Надо было мне принести ей кофе Кела.

— Вообще-то, мне нужен список факультативов, идущих на третей паре. Хочу поменять предмет.

Она вопросительно посмотрела на меня.

— Разве ты не ходишь на занятия по поэзии к мистеру Куперу? Это один из самых популярных факультативов.

— Да, он самый, — подтверждаю. — Я хочу отказаться от него.

— Ну, у тебя есть время до конца недели, потом я передам твое расписание директору, — говорит она, хватая бумажку и передавая ее мне.

— Какой предмет ты хочешь?

Я смотрю на лист факультативов, где еще есть места:

Ботаника

Русская литература

Выбор не велик.

— Я возьму русскую литературу за две тысячи, Алекс.

Она закатывает глаза, а затем поворачивается и вводит новую информацию в компьютер. Видимо, ей к такому не привыкать. Она дает мне очередное «новое» новое расписание и желтый формуляр.

— Пусть мистер Купер подпишет это, а затем принеси мне форму — до третей пары — и все будет готово.

— Супер, — бормочу я у выхода из офиса.

Когда мне удается успешно найти кабинет Уилла, я с облегчением замечаю, что дверь закрыта, а свет выключен. В мои планы на сегодня не входила встреча с ним, потому я решила взять дело в собственные руки. Я полезла в сумку и, достав ручку, прислонила желтый  листок к двери. Только я начала выводить имя Уилла, как услышала:

— Плохая идея.

Я обернулась и увидела его, стоящего позади меня с ключами в руках и черной сумкой, ремень которой перекинут через плечо. В моем животе все переворачивается, когда я смотрю на него. На нем штаны цвета хаки и черная рубашка с закатанными рукавами. Цвет галстука идеально подходит цвету зеленых глаз, из-за чего мне трудно отвести взгляд. Он выглядел так… профессионально.

Я отошла, когда он прошел мимо меня и вставил ключ в дверь. Войдя внутрь и включив свет, Уилл положил свою сумку на стол. Я все еще стояла в проходе, и он кивнул мне, чтоб я зашла.

Я шлепнула листком по столу.

— Ну, тебя не было, и я решила избавить тебя от проблемы, — сказала я, оправдывая свои действия.

Уилл взял формуляр и скривился.

— Русская литература? Ты выбрала это?

— Либо это, либо ботаника, — не дрогнув ответила я.

Уилл выдвинул стул и сел. Разгладив листок, он схватил ручку и прижал ее в том месте, где должна стоять подпись. Далее, он замешкался на мгновение, и положил ручку, так и не подписав.

— Я много думал об этом прошлой ночью…на счет того, что ты сказала. Это не честно с моей стороны — просить тебя уйти с занятий только потому, что мне некомфортно. Мы живем в пяти метрах друг от друга; наши братья становятся лучшими друзьями. Эти занятия могут принести нам пользу: помогут понять, как вести себя, когда мы рядом. Как нам отвыкнуть друг от друга… Кроме того, — он достал бумаги из своей сумки и кинул на стол. — Ты с легкостью справляешься с предметом.

Я посмотрела на тест, который мы вчера проходили, внизу стояла оценка — 100 баллов.

— Я ничего не имею против перехода на другой факультатив. Понимаю, почему ты этого хочешь.

— Спасибо, но, думаю, хуже уже быть не может, поэтому, со временем нам должно стать только легче, так?

— Так, — соврала я. Он абсолютно неправ. Находиться рядом с ним всегда будет трудно. Даже если бы я сегодня вернулась в Техас — мне бы все равно казалось, что мы находимся слишком близко друг к другу. Тем не менее, я так и не придумала достаточно разумный аргумент для совести, чтобы убедить себя сменить факультатив.

Он смял мой формуляр и кинул в мусорную корзинку. Бумажка не долетела и упала в паре сантиметров от цели. Я подняла ее, когда направлялась к двери, и выкинула.

— Значит, увидимся на третей паре, мистер Купер.

Уходя, я заметила уголком глаза, что он нахмурился.

По какой-то причине, я почувствовала облегчение. Мне претила мысль о нашем вчерашнем расставании. И хоть я сделала бы все, чтобы найти выход из той неловкой ситуации, в которой мы оказались, Уилл все равно находил способы избавить меня от неприятностей.

— Что с тобой случилось вчера? — спросила Эдди, когда мы встретились на второй паре. — Снова потерялась?

— Ага, прости. Были некоторые проблемы с администратором.

— Тебе стоило написать мне, — поддела она меня, голос сочился сарказмом. — Я беспокоилась о тебе.

— Ох, прости, милая.

— Милая? Ты пытаешься отбить у меня девушку?

Парень, которого я еще не встречала, обнял Эдди за талию и поцеловал в щеку.

— Лэйкен, это Гевин, — сказала она. — Гевин, это Лэйкен, твоя соперница.

У Гевина были точно такие же светлые волосы, как у Эдди, разве что короче. Они могли сойти за брата и сестру, хоть его глаза были орехового цвета, а у нее — голубые. На нем были надеты черная толстовка и джинсы. Когда он убрал руку с плеча Эдди, чтобы пожать мою, я заметила татуировку в виде сердца на его запястье…точно такое же, как у Эдди.

— Я много о тебе слышал, — говорит он, протягивая руку.

Я задумчиво разглядываю его, задаваясь вопросом, что же он мог услышать.

— На самом деле, это не так, — признается он, улыбаясь. — Я вообще ничего о тебе не слышал. Просто, обычно так говорят при знакомстве.

Он поворачивается к Эдди и снова чмокает в щеку.

— Увидимся на следующей паре, солнце. Мне пора на занятие.

Завидую им черной завистью.

Мистер Ханушек заходит в кабинет и объявляет о тестировании по теме, которую мы только что прошли. Я не спорю, когда он дает мне листочек, и вся оставшаяся пара проходит в тишине.

***

Пока мы с Эдди протискиваемся сквозь толпу студентов, мой живот скручивает все больше и больше. Я уже жалею о том, что не пошла на русскую литературу. Как мы только могли подумать, что это облегчит нам жизнь? Я не знаю.

Мы подошли к классу Уилла, он придерживает дверь, приветствуя учеников.

— Мистер Купер, вы лучше выглядите сегодня. Хотите конфетку? — интересуется Эдди, когда мы проходим мимо.

В класс зашел Хави и, злобно посмотрев на учителя, сел на свое место.

— Всем доброе утро, — говорит Уилл, закрывая за собой дверь. — Вы хорошо справились со вчерашним тестом, молодцы. Элементы поэзии довольно скучная тема, потому я знаю, что вы все рады от нее отделаться. Следующая тема, которую мы будем обсуждать весь семестр, это артистическая поэзия[2], которая куда интересней. Артистическая поэзия состоит из традиционной, но с добавлением некоторых элементов; настоящего артистизма.

— Артистизма? — презрительно спрашивает Хави. — Вы имеете виду, как в фильме о мертвых поэтах? Где надо было читать написанную ими фигню перед всем классом?

— Не совсем, — отвечает Уилл. — Это обычная поэзия.

— Он говорит про слэм. — Говорит Гевин. — Как то, чем они занимаются в Клубе Дев9ть по вторникам.

— Что такое слэм? — спросила заинтригованная девочка в конце комнаты.

Гевин повернулся к ней:

— Это очень круто! Мы с Эдди иногда ходим посмотреть. Вы должны сами увидеть, чтобы действительно понять, — добавляет он.

— Это один из вариантов артистической поэзии. — Говорит Уилл. — Кто-нибудь еще ходил на слэм?

Еще пару студентов поднимают руки. Я — нет.

— Мистер Купер, покажите им. Прочитайте одну из ваших работ, — просит Гевин.

Я вижу нерешительность на его лице. Знаю по личному опыту — он не любит принудительно оказываться в центре внимания.

— Вот что я вам скажу, давайте договоримся. Если я прочитаю один из своих кусочков, все должны согласиться сходить хотя бы на один вечер слэма в Клуб Дев9ть в этом семестре.

Никто не спорит. Я хочу отказаться, но для этого надо поднять руку и заговорить. Потому, я не спорю.

— Никто не против? Тогда, хорошо. Я прочитаю вам один коротенький стих. Помните, вся суть слэма в поэзии иартистизме.

Уилл становиться в центре класса и смотрит на учеников. Он встряхнул руками и потянул голову вправо и влево, чтобы расслабиться. Затем, он прочистил горло — не так, как люди делают, когда нервничают; а так, как когда собираются закричать.

Ожидания, признания, сомнения текут из меня

Подобно кровавым рекам из мертвого человека,

Как простыни красные, смятые ,

В чистой комнате на кровати

Трудно дышать

Поражение –

Вот исход моего положения .

Этому дикому чувству подвластна,

Лишь часть моей души несчастной

Брошенной на произвол,

В этой дыре , продолбанной мной .

Я пленник открытой клетки ,

На дне пекла .

Свободному , но неприкаянному ,

Ничто не мешает ему,

Открыть эту чертову дверь,

Без ключей.

Но нетже.

Бунтарь не ищет легких путей!

В комнате воцарилась мертвая тишина. Никто не разговаривает, никто не двигается, никто не аплодирует. Все трепещут в благоговении. Ятрепещу в благоговении. И он хочет, чтобы я забылао нас? После такого?

— Ну вот, — говорит он, будто ничего и не произошло, и вновь садится за свой стол. Вся остальная пара проходит в обсуждении слэма. Я изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на его дальнейших объяснениях, когда он углубляется в подробности, но все это время моя голова была занята мыслями о том, что он намеренно не встречается со мной взглядами. Ни единого раза.

***

Наступило время ланча, мы с Эдди поставили подносы на столик и заняли свои места. Я заметила парня, который сидит на пару рядов выше меня на занятиях Уилла, он как раз направлялся к нам. На его левой руке балансировали два подноса, а на правой висел рюкзак с торчащей пачкой чипсов. Он сел напротив меня и вывалил свою добычу на поднос. Когда миссия завершена, он достает двухлитровую бутылку колы из рюкзака и ставит перед собой. Открыв ее, парень делает долгий глоток. Затем, он посмотрел на меня, и поставил бутылку на место, вытирая рот рукавом.

— Эй, новенькая, ты будешь пить свое шоколадное молоко?

Я киваю.

— Именно для этого я его и взяла.

— А что на счет булочки? Будешь ее есть?

— Она тоже здесь не без причины.

Он пожал плечами и потянулся к подносу Гевина, забирая его булочку, как раз когда парень оборачивается и шлепает его по руке, но уже слишком поздно.

— Господи, Ник! Ты никак не набереш десять килограмов к пятнице. Сдавайся! — крикнул Гевин.

— Девять, — ответил Ник с полным ртом.

Эдди взяла свою булочку и кинула через стол. Ник поймал ее в воздухе и подмигнул.

— Вот твоя девушка верит в меня.

— Он занимается тяжелой атлетикой, — пояснила мне Эдди. — Парень должен набрать к пятнице девять килограмм, чтобы успешно сдать предмет, но пока без особых успехов.

После этого, я хватаю свою булочку и кидаю на поднос Ника. Он и мне подмигнул, а затем обмазал ее маслом.

Я благодарна Эдди за то, что с такой легкостью приняла меня в свою компанию. Не то чтобы у меня был выбор, скорее, она меня принудила. В Техасе, в моем классе учились двадцать один человек.

У меня были друзья, но учитывая скудность выбора, я никогда их не считала своими лучшимидрузьями. Я часто тусовалась со своей подругой Керрис, но после переезда даже не разговаривала с ней. Из того, что я пока знаю об Эдди, она довольно интригующая персона, что вызывает у меня надежду на более близкое знакомство.

— Итак, как давно вы с Гевином встречаетесь? — Спросила я ее.

— С десятого класса. Я сбила его на своей машине. — Она посмотрела на него и улыбнулась. — Это была любовь с первого удара. А ты что скажешь? У тебя есть парень?

Хотела бы я рассказать ей о Уилле. О том, как мы познакомились, как я тут же почувствовала к нему такое влечение, какое никогда прежде не испытывала к парню. Я хотела рассказать ей о нашем первом свидании, и как вся ночь прошла под ощущением, будто мы знакомы давным-давно. О поэзии, поцелуе…обо всем. Но больше всего мне хотелось поведать ей о нашей встрече в коридоре, когда поняли, что мы вовсе не вершители наших судеб. И о том, как мне больно знать, что я не могу с ним разговаривать. Но я понимаю, что нельзя. Никому нельзя рассказывать. Вместо этого, я просто отвечаю:

— Нет.

— Серьезно? Нет парня? Ну, мы можем это исправить.

— Не нужно. Это не ошибка, чтоб ее исправлять.

Эдди рассмеялась и повернулась к Гевину, чтобы обсудить возможных поклонников для ее новой, одинокой подруги.

***

Наконец-то наступил конец школьной недели; я с небывалым облегчением выехала с парковки. Хоть он и живет напротив меня, я чувствую себя менее уязвимой дома, чем в двух метрах от него в классе. Он успешно избегал зрительного контакта всю неделю. Не то чтобы я старалась изо всех сил поймать хотя бы мимолетный взгляд в мою сторону. Я буквально пялилась на него.

Я собиралась рассказать маме обо всем случившемся. Просто пока не было подходящего момента. Она уже не первую неделю уходит на работу до обеда и на всю ночь, потому нам не представилось шанса поговорить о Уилле.

Пока ехала домой, я придумывала обходные пути, чтобы лучше сформулировать свой план провести выходные дома. Он назывался «Кино и фастфуд».

Пройдя через входные двери, я обнаружила маму за столиком на кухне. По ее суровому взгляду стало понятно, что она не особо рада меня видеть. Я зашла на кухню и положила сумку с фильмами и едой на барную стойку перед ней.

— Я собираюсь провести выходные с Джонни Деппом, — сказала я, пытаясь изобразить неведение о ее настроении.

Она не улыбнулась.

— Я сегодня забирала Колдера со школы, — начала она. — Он затронул одну очень интересную тему.

— Правда? У тебя простуженный голос, мам. Заболела? — Я пыталась казаться равнодушной, но по ее тону было понятно, что на самом деле она хочет сказать: «Я узнала кое-что от маленького друга твоего брата, а должна была— от тебя.»

— Ничего не хочешь мне сказать? — Она впилась в меня взглядом.

Я сделала глоток воды и села на табурет. Я собиралась поговорить с ней обо всем сегодня, но, похоже, что разговор произойдет прямо сейчас.

— Мама. Клянусь, я собиралась тебе рассказать…

— Он работает учителем в твоей школе, Лэйк! — Она закашлялась и схватила коробку салфеток, вставая из-за стола. Вернув самообладание, она понизила голос и продолжила говорить, опасаясь излишнего внимания одних девятилеток, которые исчезли из нашего поля зрения.

— Тебе не кажется, что стоило упомянуть об этом до того, как я позволила тебе пойти с ним на свидание?

— Я не знала! Онне знал! — сказала я защитным тоном.

Она наклоняет голову и закатывает глаза, будто я обидела ее.

— Что ты делаешь, Лэйк? Ты разве не понимаешь, что он сам растит своего младшего брата? Это может испортить ему…

В этот момент мы обе переводим взгляд на дверь, услышав машину Уилла. Я быстро бегу к двери, пытаясь перекрыть маме путь, чтобы самой все объяснить. Она отталкивает меня и мне остается только следовать за ней, не прекращая умолять:

— Мама, пожалуйста, дай мне все объяснить! Пожалуйста.

Она как раз ступила на тропинку к его дому, когда Уилл заметил, что мы направляемся к нему с воинственным видом. Сперва он улыбается маме, но улыбка быстро исчезает, когда он замечает меня позади. Он тут же догадался, что это не просто дружеский визит.

— Джулия, прошу вас. Можем мы зайти в дом и поговорить об этом?

Она молча промаршировала к его двери и зашла внутрь.

Уилл вопросительно посмотрел на меня.

— Твой брат упомянул при ней, что ты учитель. А я не успела с ней поговорить об этом.

Он вздохнул, и мы проследовали за мамой.

Это впервые, когда я оказалась в его доме с тех пор, как узнала о смерти родителей. Ничего не изменилось, но, в то же время, изменилось все. В тот день, когда я сидела за его барной стойкой, я подумала, что все в доме принадлежит его родным; что жизнь Уилла совсем не похожа на мою. Теперь, когда я внимательно осмотрелась, то увидела все в другом свете. Все здесь пропитано ответственностью. Зрелостью.

Моя мама замерла на диване. Уилл тихо прошел к кушетке напротив и сел на край. Он наклонился вперед и хлопнул руками, опершись локтями на колени.

— Я все объясню. — Сказал он серьезным голосом, полным уважения.

— О, я знаю. — Ответила она ровным тоном.

— По существу, всему виной то, что я делал слишком много предположений. Я думал, она старше. Она выгляделастарше. Когда Лэйкен сказала, что ей восемнадцать, я предположил, что она уже в колледже. Сейчас только сентябрь, большинство учеников еще несовершеннолетние, когда переходят в выпускной класс.

— Большинство. Ей исполнилось восемнадцать всего две недели назад.

— Да, я… теперь я это знаю, — запнулся он, посмотрев на меня. — Она не ходила в школу в первую неделю вашего приезда, и я снова самостоятельно сделал выводы. Почему-то, мы никогда не поднимали эту тему, когда были вместе.

Мама вновь закашлялась. Мы с Уиллом ждем, но кашель только усиливается. Она встает и делает пару глубоких вдохов. Я бы подумала, что у нее приступ паники, если бы не знала, что мама простудилась. Уилл пошел на кухню и вернулся со стаканом воды. Мама делает глоток и поворачивается к окну в гостиной, которое выходит в сад. Снаружи гуляли Кел и Колдер, я слышала их смех. Мама прошла к двери и открыла ее.

— Кел, Колдер! Хватит валяться посреди улицы!

У нее начался новый приступ кашля. Она закрыла дверь и обернулась к нам.

— Скажи мне, когда вы затронулиэту тему? — спросила она, глядя на нас обоих.

Я не могу ей ответить. Почему-то в присутствии этих двоих я чувствую себя ребенком. Двое взрослых, выясняющие отношение при маленькой девочке. Вот как это выглядит.

— Мы не знали, пока она не пришла на мое занятие, — ответил Уилл.

Мама смотрит на меня с открытым ртом.

— Ты ходишь на его занятия? — Она переводит взгляд на Уилла и повторяет: — Она ходит на твои занятия?

Господи, из ее уст это звучит так ужасно. Мама встает и начинает быстро ходить по комнате. Мы с Уиллом дали ей время все обдумать.

— Хотите сказать, что вы оба не имели ни малейшегопонятия об этой детали до первого дня в школе?

Мы синхронно кивнули.

— Ну, и что теперь?! — Она уткнулась руками в бока. Мы с Уиллом молчим, надеясь, что вдруг, магическим образом, появиться какое-нибудь решение нашей проблемы, которое мы ищем неделями.

— Ну, мы с Лэйк работаем изо всех сил, чтобы это не всплыло, — ответил он, наконец.

Она гневно посмотрела на него.

— Лэйк? Ты зовешь ее Лэйк?!

Он уставился в пол и прочистил горло.

Мама вздохнула и села рядом с Уиллом.

— Вы оба должны понять всю сложность этой ситуации. Я знаю свою дочь, ты ей нравишься, Уилл. Очень. И если это хоть на долю взаимно, ты сделаешь все, чтобы держаться от нее подальше. Это означает отсутствие кличек. Ваши отношения подвергают опасности твою карьеру, и еерепутацию.

Она пошла к двери и открыла ее для меня. Мама не давала нам возможности на приватный разговор.

Мимо нас пробежали Кел и Колдер, и поднялись в комнату последнего. Мама посмотрела им вслед.

— Все это никак не должно повлиять на мальчиков, — сказала она, вновь обратив внимание на Уилла. — Предлагаю разобраться со всем сейчас, чтобы общение между тобой и моей Лэйк было минимальным.

— Конечно. Я полностью согласен, — сказал он.

— По утрам я отсыпаюсь. Если хочешь отвозить их в школу, я или Лэйк можем забирать их после уроков. Похоже, им все равно, в каком доме играть.

— Хорошая идея. Спасибо.

— Он хороший паренек, Уилл.

— Правда, Джулия, все нормально. Я не видел Колдера таким счастливым уже… — его голос сходит на нет, и предложение остается незаконченным.

— Джулия? Вы собираетесь сообщать об этом школьной дирекции? То есть, я полностью пойму, если вы решите, что так надо. Мне просто хотелось бы заранее подготовиться…

Она посмотрела на него, затем задержала взгляд на мне, и сказала:

— Но ведь сейчас ничего такого не происходит, о чем мне следовало быим сообщить, не так ли?

— Нет. Клянусь, — быстро вставляю я. Мне хотелось, чтобы Уилл посмотрел и увидел сожаление в моих глазах, но он этого не сделал. Стоило ему закрыть за нами дверь, как я перестала сдерживаться:

— Зачем ты это сделала?! — Закричала я. — Ты даже не дала мне возможности все объяснить!

Я без оглядки ринулась через улицу и пошла в свою комнату, чтобы посидеть в одиночестве, пока мама не уйдет на работу.

***

— Лэйкен, у нас есть Кул-Эйд[3]?

Кел замер в дверном проеме, с головы до ног покрытый снегом.

Это не самый странный вопрос, который мне приходилось от него слышать, потому я молча хватаю пакетик грейпфрутового сока из шкафчика и передаю ему.

— Не фиолетовый, нам нужен красный! — указывает он. Я поменяла на тот, который он сказал.

— Спасибо!

Я закрываю за ним дверь, беру полотенце и кладу его на пол у входа. Еще нет девяти утра, а Кел и Колдер играют в снегу уже около двух часов.

Вновь присаживаюсь на табуретку и допиваю свое кофе, уставившись на груду фастфуда, который мне больше не хочется есть. Мама вернулась около восьми утра и тут же направилась в постель, где и будет оставаться до двух. Я все еще злюсь на нее, и желания мириться у меня нет. Потому, у меня осталось еще около пяти часов, прежде чем вновь закроюсь у себя в комнате. Я хватаю со столика фильм и, несмотря на отсутствие аппетита, плитку шоколада. Если и есть мужчина, который может отвлечь меня от Уилла, то это определенно Джонни Депп.

На середине фильма в гостиную врывается братец, все еще покрытый снегом и слякотью, и, схватив за руку, начинает тащить меня из дома.

— Кел, остановись. Я не собираюсь выходить на улицу! — отрезала я

— Ну пожалуйста! Хотя бы на минутку. Ты должна увидеть снеговика, которого мы сделали!

— Ла-а-адно. Дай хотя бы обуться.

Стоило мне надеть ботинки, как Кел вновь схватил меня и потянул из дома, но я не сопротивляюсь. Мне пришлось закрыть глаза на пару секунд, пока не привыкла к отражающему солнечный свет снегу.

— Он там, — услышала я слова Колдера, но обращался паренек не ко мне. Я подняла глаза и увидела, как он ведет за собой своего старшего брата, точно как меня - Кел. Нас обоих подвели к задней части джипа, где мы остановились в паре сантиметров друг от друга, непосредственно перед жертвой.

Теперь я знаю, зачем был нужен красный Кул-Эйд. Перед нами предстал мертвый снеговик, валяющийся на земле под моей машиной. Его глаза сделаны из маленьких кусочков веточек, изображающие мрачное выражение на его лице. Руки сделаны из двух тонких палок, вставленных по бокам; одна из них сломана, наполовину засунута под мое заднее колесо. Голова и шея обрызганы красным Кул-Эйдом; дорожка из капелек ведет к луже ярко-красного снега, недалеко от снеговика.

— Он попал в ужасную автокатастрофу. — Сказал Кел серьезным голосом, а затем они с Колдером залились хохотом.

Мы с Уиллом переглянулись и, впервые за неделю, он мне улыбнулся.

— Ух ты. Мне срочно нужна камера, — говорит он.

— Я возьму свою, — побежала я в дом.

Так вот, какими дальше будут наши отношения? Беседы под ложными предлогами перед нашими братьями, избегая друг друга в общественных местах? Ненавижу это «отвыкание».

Вернувшись вместе с камерой, я делаю пару фотографий мальчиков, осматривающих место преступления.

— Кел, пошли теперь убьем снеговика под машиной Уилла, — сказал Колдер, прежде чем они кинулись через улицу.

Напряжение между нами начало нарастать. Мы с Уиллом пялимся на жутковатого снеговика, не зная, что еще делать. В конце концов, он посмотрел в сторону своего дома, на наших братьев.

— Мальчикам повезло, что они есть друг у друга, — тихо сказал он.

Я проанализировала эту фразу и задумалась, есть ли в ней подтекст или это просто констатация факта.

— Да, повезло, — соглашаюсь я.

Мы оба стоим и смотрим, как они катают снежные шарики, когда Уилл делает глубокий вдох и вытягивает руки вверх.

— Ну, нам лучше вернуться внутрь, — говорит он, поворачиваясь.

— Уилл, подожди. — Он оборачивается и засовывает руки в карманы, но ничего не говорит.

— Прости за вчерашнее. За маму, — говорю я, уставившись на землю между нами. Не могу смотреть ему в глаза по двум причинам: первая — снег все еще ослепляет меня; вторая — это все еще приносит боль.

— Все нормально, Лэйкен.

Имы снова перешли на официальное полное имя.

Он смотрит на землю, где «кровь» окрасила снег, и пинает ее ногой.

— Она просто ведет себя как любящая мать. — На его лице написана печаль. — Не злись на нее. Тебе повезло, что она у тебя есть.

Он поворачивается и направляется к дому. На меня накатывает чувство вины, подумав о том, каково им — двое против всего мира. А я тут стою и жалуюсь на единственного родителя, оставшегося у нас четверых. Мне стыдно, что я затронула эту тему. И еще более стыдно о того, что я злилась на маму за то, что она сделала. Это моя вина, что я не рассказала ей раньше. Уилл прав, как обычно. Мне действительно повезло, что она у меня есть.

***

Во время полдника я услышала звук включенной воды из маминой спальни, потому я подогрела ей остатки еды из холодильника, и заварила чай. Поставив их у ее обычного места за барной стойкой, я сажусь и жду ее. Когда мама наконец-то выходит в коридор и видит еду, то слегка улыбается мне и занимает свое место за столиком.

— Это знак примирения или ты отравила мою еду? — спрашивает она, разглаживая салфетку на коленях.

— Сперва тебе придется ее съесть, чтобы узнать.

Она с подозрением поглядывает на меня и пробует свой ланч. Прожевав, она пробует еще один кусочек , предварительно неудачно попытавшись изобразить предсмертные конвульсии.

— Мам, извини. Я должна была рассказать обо всем раньше. Думаю, я просто слишком расстроилась…

Она смотрит на меня с сожалением, потому я отворачиваюсь, неожиданно заинтересовавшись тарелками.

— Лэйк, я знаю, что он очень тебе нравится, правда. Мне он тоже нравится. Но, как я сказала вчера, ваши отношения невозможны. Пообещай мне, что не будешь делать глупостей.

— Клянусь. Он ясно дал мне понять, что ничего от меня не хочет, так что тебе не о чем беспокоится.

— Надеюсь, что так, — говорит она, доедая.

Я заканчиваю с мытьем посуды и возвращаюсь в гостиную, чтобы продолжить свое свидание с Джонни.

Вновь твое сердце молвит "нет"

За что мне это? Дай ответ.

Ведь чувств прилив несет надежду,

И я душой силен как прежде.

— The Avett Brothers, Living of Love

Глава шестая

Следующие три недели пролетели быстро. Домашняя работа стала более напряженной, как и обстановка на уроках Уилла. Мы не разговаривали с того дня, как умер снеговик. Зрительный контакт между нами тоже отсутствовал. Он избегал меня как чуму.

Я не очень хорошо приспосабливалась к Мичигану. Возможно, ситуация с Уиллом только усугубила сложность переезда. Все, чего мне хочется, так это спать. Думаю, это потому, что чувства не приносят той боли, когда ты спишь.

Эдди продолжала предлагать возможных кандидатов на роль моего парня, но я отвергала всех. В конце концов, она поменялась местами с Ником на уроке Уилла, в надежде, что между нами зародится некое влечение.

Не зародиться.

— Эй, Лэйкен, — улыбнулся Ник, присаживаясь за новое место рядом со мной. — Я приготовил для тебя еще одну. Хочешь послушать?

За последнюю неделю мне пришлось вынести от него по меньшей мере три шутки в день о Чаке Норрисе. Он ошибочно считает, что раз я родом из Техаса, то должна быть одержимой фильмом « Крутой Уокер»

— Конечно. — Я бросила попытки лишить его этой привилегии, бесполезно.

— Чак Норрис зарегистрировался на почте. Его адрес звучит так: [email protected]

У меня уходит секунда, чтобы понять суть. Обычно я быстро понимаю шутки, но в последнее время мой разум тормозит, и по серьезным причинам.

— Смешно, — безразлично ответила я, чтобы удовлетворить парня.

— Чак Норрис досчитал до бесконечности. Дважды.

Хоть у меня и не было настроения для смеха, я все же хихикнула. Ник раздражал меня, не то чтобы его это волновало.

Когда Уилл зашел в класс, его взгляд тут же остановился на Нике. Хоть он продолжал избегать моего взгляда, мне нравилось представлять, что внутри него бушует ревность. Я мысленно поставила себе цель обращать больше внимания на Ника, когда Уилл будет входить в кабинет. И в то же время ненавидела это желание; желание заставить Уилла ревновать. Я знаю, что должна остановиться, пока Ник не сделает неверного вывода, но не могу. У меня было чувство, что это единственный аспект данной ситуации, над которой я имею хоть какую-то власть.

— Достаньте свои тетради, сегодня мы будем творить поэзию, — сказал Уилл, заняв место за столом. Пол класса застонало. Я услышала, как Эдди захлопала в ладоши.

— Можем ли делать это в паре? — спросил Ник, подвигая свою парту ко мне.

Уилл сердито посмотрел на него.

— Нет.

Парень пожал плечами и вернул парту на место.

— Каждый из вас должен написать короткую поэму, которую вы зачитаете завтра перед классом.

Я начинаю делать заметки по заданию, не глядя на Уилла, пока тот говорит. Остаться в его классе было плохой затеей. Я не могу сосредоточиться на том, что он рассказывает. Лишь гадаю, что происходит в его голове, думает ли он о нас, чем он занимается у себя дома по ночам. Даже вне школы, он — все, о чем я могу думать. Я заметила за собой привычку смотреть на другую часть улицы каждый раз, как выпадает возможность. По правде, даже если бы я поменяла занятия, наверное, разницы бы никакой не было. Я просто бы бежала домой, обгоняя его у порога, чтобы понаблюдать из окна, как он паркуется у дома. Это игра, в которую я играю сама с собой, такая изнурительная. Хотела бы я освободиться от его хватки. Похоже, Уилл довольно успешно справляется с нашим расставанием.

— Вам нужно начать хотя бы с десяти предложений для завтрашней презентации. Мы можем продлить это задание на следующие пару недель, чтобы у вас было с чем выступать на слэме. И не думайте, что я забыл. Пока никто из вас не появлялся в клубе. Мы ведь договорились.

Весь класс начал возражать.

— Мы не так договаривались! Вы сказали, что мы просто должны посмотреть. А теперь мы должны и выступать? — спросил Гевин.

— Нет. Ну, формальнонет. Каждый должен посетить один слэм. Вы не обязаны выступать, я просто хочу, чтобы вы посмотрели. Тем не менее, есть шанс, что вас выберут в качестве жертвы, потому никому не помешает подготовить что-нибудь.

Несколько студентов одновременно поинтересовались, что значит жертва.Уилл объяснил им значение термина и что выбрать могут любого. Следовательно, он хочет, чтобы все подготовили кусочек перед вечером посещения, просто на всякий случай.

— Что, если мы хотимвыступить? — спросила Эдди.

— Я скажу, что. Давайте заключим еще одну сделку. Кто бы ни зачитал свой слэм — он будет освобожден от экзамена в конце года.

— Круто, я в деле, — сказала Эдди.

— Что, если мы не пойдем? — спросил Хави.

— Тогда вы пропустите нечто великолепное. И получите незачет, — ответил Уилл.

Хави закатил глаза и застонал.

— Итак, о чем мы можем написать? — поинтересовалась Эдди.

Уилл стал перед столом и сел на него, всего в паре дюймов от меня.

— Здесь нет правил, можно писать обо всем, что угодно. О любви, еде, своем хобби, о чем-то значительном, что случилось в вашей жизни. Можете написать о том, как вы ненавидите своего преподавателя по Поэзии. Пишите о чем угодно, главное — чтобы вам это нравилось. Если зритель не почувствует ваших эмоций, они не прочувствуют и вас — а это никогда не приводит к хорошему, поверьте. — Сказал он так, будто знает по личному опыту.

— Как на счет секса? Можем ли мы писать о нем? — спросил Хави. Очевидно, что он пытается вывести Уилла из себя. Но тот совершенно спокоен.

— О чем угодно. Только если это не приведет к ссоре с родными. К концу недели я пришлю вам домой документ для подписи родителей, с разрешением идти на слэм.

— А если нас не пустят? То есть, это жеклуб. — Спросил ученик в конце комнаты.

— Я пойму, если они будут сомневаться. Если чьи-то родители почувствуют неуверенность, я сам поговорю с ними. Также, я не хочу, чтобы у кого-то возникли проблемы с тем, как добраться туда. К клубу долго ехать, и, если это проблема, я могу взять школьный автобус. Какими бы ни были преграды, мы справимся. Я очень люблю слэм и, как ваш учитель, думаю, было бы неправильно лишать вас возможности испытать его самостоятельно. На все вопросы по поводу требований от вас в этом семестре я отвечу в течение этой недели. А пока, давайте вернемся к сегодняшнему заданию. У вас есть целый урок, чтобы закончить ваше произведение. Презентацию работ начнем завтра. Приступайте.

Я открыла блокнот и оставила его лежать на парте. У меня не было ни малейшей идеи, о чем писать, потому я просто уставилась на него. В последнее время моя голова была занята лишь Уиллом, но я ни за что не буду писать поэму о нем.

К концу урока на моем листке было написано лишь имя. Я взглянула на сидящего за столом Уилла, прикусившего уголок своей нижней губы. Его глаза были сосредоточены на моей парте, на поэме, которую мне еще нужно будет написать. Он поднял взгляд и заметил, что я наблюдаю за ним. Это наш первый зрительный контакт за последние три недели. К моему удивлению, он не отвернулся. Если бы он только знал, как это прикусывание губы влияло на меня, Уилл бы перестал это делать. Напряжение в его глазах заставило меня покраснеть, а в комнате стало неожиданно жарко. Но момент нарушил звонок с урока. Он встал и подошел к двери, открыв ее для студентов. Я тут же спрятала блокнот и закинула сумку на плечо. Уходя из класса, я опустила взгляд в пол, но почувствовала, что он разглядывает меня.

Стоило мне подумать, что он забыл меня, как Уилл тут же вытворяет что-нибудь этакое. Остаток дня я провожу в тишине, размышляя над его действиями. В конце концов, я пришла к единственному выводу: он так же растерян, как и я.

***

Теплое солнце, опаляющее мое лицо, принесло облегчение, пока я шла к джипу. Погода была безумно холодной, как для начала октября. По прогнозу погоды сказали, что у нас будет двухнедельная передышка от снега, прежде чем начнется зимний сезон. Я вставила ключ в зажигание и повернула его.

Ничего не произошло.

Класс, мой джип не заводится. Понятия не имею, что делаю, но я открыла капот и посмотрела внутрь. Кучка проводов и метала — вот и все, что я понимаю в механике. Зато я знаю, как выглядит аккумулятор, потому, взяв из багажника лом, постучала по нему. После неудачной попытки вновь завести машину, я начинаю стучать сильнее, пока не начинаю дубасить аккумулятор от сильного разочарования.

— Плохая идея.

Уилл подошел ко мне, через плечо у него был перекинут ремешок сумки — так он больше походил на учителя, чем на самого себя.

— Ты ясно дал мне понять, что считаешь большинство моих идей — плохими, — сказала я, вновь сосредоточившись на том, что находилось под капотом.

— Что не так, не заводиться? — он наклонился под капот и начинал возиться с проводами.

Не понимаю, что он делает. В один день он утверждает, что не хочет говорить со мной, в следующую минуту он пялиться на меня на занятии, а теперь он под моим капотом, пытается помочь. Я не фанат непоследовательности.

— Что ты делаешь, Уилл?

Он выпрямляется и склоняет голову в бок.

— А на что похоже? Пытаюсь понять, что не так с твоим джипом. — Он подошел к водительскому сидению и залез внутрь, собираясь включить зажигание.

Я подошла к двери.

— Я имею в виду, почемуты это делаешь? Ты четко дал понять, что не хочешь со мной общаться.

— Лэйкен, ты ученица, застрявшая на парковке. Я же не могу просо сесть в машину и уехать.

Его сравнение, хоть и осторожное, ранит меня. Он понял, что скудно выразился, вздохнул, и вновь вернулся к капоту.

— Послушай, я не это хотел сказать, — он вновь завозился с проводами.

Я наклоняюсь под капот, рядом с ним, пытаясь придать себе равнодушный вид.

— Просто мне очень тяжело, Уилл. Ты так легко справился с этим. А для меня это нелегко. Наши отношения — все, о чем я могу думать.

Уилл крепко схватил край капота и повернул ко мне голову.

— Ты думаешь, мне легко? — прошептал он.

— По крайней мере, похоже, что так.

— Лэйкен, ничего из этого не было легким. Для меня это ежедневная борьба: идти на работу, зная, что именно она причина нашего расставания. — Он отворачивается от машины и облокачивается на нее. — Если бы не Колдер, я бы уволился в тот же день, как увидел тебя в коридоре. Сделал бы перерыв на год… подождал бы, пока ты выпустишься, и я смог бы вернуться. — Он обернулся ко мне и понизил голос. — Поверь, я уже обдумал все возможные сценарии. Как ты думаешь, я себя чувствую, зная, что я причина твоей боли? Причина, из-за которой ты такая грустная?

Искренность в его голосе удивляет меня. Я понятия не имела. За последние пару недель я убедила себя, что вообще никогда ему не нравилась.

— М-мне жаль. Я просто считала…

Уилл обрывает меня на середине предложения и поворачивается к машине.

— С твоим аккумулятором все в порядке, похоже, проблема в генераторе.

— Машина не заводиться? — спросил Ник, подойдя к нам, объясняя внезапное настороженное поведение Уилла.

— Не-а. Мистер Купер считает, что мне нужен новый генератор.

— Фигово, — говорит он, заглянув под капот. — Хочешь, я подвезу тебя домой?

Я начала отказываться, но Уилл перебил.

— Было бы очень мило с твоей стороны, Ник. — Сказал он, закрыв капот.

Я быстро посмотрела на Уилла, но он проигнорировал мой молчаливый протест. Парень просто ушел, оставив меня с Ником и без другого выбора как добраться домой.

— Я там припарковался, — сказал мой новый шафер и повел к своей машине.

— Дай только я свои вещи заберу. — Я потянулась за сумкой и начала шарить рукой в поисках ключа от машины, но его нет в зажигании. Должно быть, Уилл случайно забрал их. Я оставила дверь незапертой, на тот случай, если у него их нет. Не хочу добавлять еще слесаря к списку своего монтажного долга.

— Вау. Клеевая тачка, — говорю я, подойдя к маленькой, черной спортивной машине. Не знаю, что это за модель, но на ней нет ни капельки грязи.

— Это не моя, — говорит он, скользнув внутрь. — Папина. Он дает мне поездить на ней, когда уезжает в командировки.

— Все равно клевая. Не против, если мы заедем в школу «Чапмэн»? Я должна забрать брата.

— Без проблем, — ответил он, выезжая с парковки. — Итак, Новенькая. Все еще скучаешь по Техасу?

Хоть прошел уже месяц, он все еще звал меня новенькой.

— Да. — Коротко ответила я.

Он еще пару раз пытался завести светскую беседу, но я относилась к его вопросам как к риторическим, даже если они не были таковыми. Не могу перестать думать о том, что сказал Уилл, пока Ник не прервал нас. До парня наконец дошло, что я не в настроении для болтовни, потому он включил радио.

Мы подъехали к школе Кела и вышли из машины, чтобы братец мог увидеть меня, поскольку я не на джипе. Тот быстро заметил нас и подбежал ко мне с Колдером.

— Эй, а где твой джип?

— Не завелся. Залезай, Ник подвезет нас домой.

— О. Ну, Колдер сегодня должен был поехать с нами.

Я открыла дверь, и парочка быстро запрыгнула на маленькие задние сидения. Тут же послышались охи и ахи с их стороны. Оставшаяся часть поездки прошла за сравнением машины Ника с трансформерами.

По приезду, Кел и Колдер выскочили из машины и забежали в дом. Я поблагодарила Ника и последовала за мальчиками, но услышала, что Ник вновь открыл дверь машины.

— Лэйкен, подожди, — крикнул он.

Черт. А я так надеялась, что пронесет. Когда я повернулась, то увидела его у тропинки к дому, парень явно нервничал.

— Эдди, Гевин и я собираемся пойти в «Гетти» в конце недели. Хочешь с нами?

Я определенно должна была перестать флиртовать с Ником. Чувствую себя виноватой, прекрасно зная, что давала ему ложную надежду.

— Не знаю. Надо у мамы спросить. Я дам тебе знать завтра, ладно? — я вижу, как его глаза наполняются предвкушением. Хотела бы я взять себя в руки и отказать ему.

— Ага, завтра. Увидимся! — Ник сел в машину и уехал.

Когда я захожу в дом, то обнаруживаю за барной стойкой Кела и Колдера, оба делают домашнее задание.

— Колдер, ты теперь живешь с нами или как?

Он посмотрел на меня своими большими, зелеными, как у Уилла, глазами.

— Я могу пойти домой, если хочешь.

— Нет, я пошутила. Мне нравится, что ты здесь, тогда эта маленькая рептилия не пристает ко мне. — Я сжала плечо Кела и прошла на кухню, чтобы взять попить.

— Итак, этот Ник, ты с ним встречаешься? Я думал, что мой брат будет твоим парнем.

Я подавилась соком, Колдер взял мне врасплох своей наблюдательностью.

— Нет, я не встречаюсь ни с одним из них. Мы с твоим братом просто друзья, Колдер.

— Но, Лэйкен, — Кел озорно улыбнулся другу. — Я видел, как вы целовались в ту ночь, когда поехали на свидание. У подъездной дороги. Я смотрел из окна своей спальни.

Мое сердце скачет, чуть ли не до горла. Я подхожу к ним и твердо упираюсь руками в барную стойку.

— Кел, никогда не повторяй то, что только что сказал, слышишь?

Его глаза расширились, они с Колдером отклоняются назад на стульях, а я наклоняюсь над стойкой.

— Я серьезно. Ты видел не то, что думаешь. У Уилла будут неприятности, если ты повторишь то, что сказал. Ясно?

Оба кивнули, и я вышла из комнаты. Достав блокнот из сумки, и кинув его на кровать, я упала рядом и начала делать домашнее задание, но ничего не выходило. Все мысли приводили к Уиллу и это отвлекало меня. Хоть я и ненавижу мысль о том, что мы не можем быть вместе, тот факт, что его могут уволить, ненавистен мне еще больше. Ему нужна эта работа. Уилл был всего на год старше, когда его родители умерли, и, по существу, он сам стал родителем. Чем больше я об этом думала, чем сильнее меня охватывало чувство вины за то, что была с ним так жестока за его решения. Боль от нашего расставания блекнет на фоне того, через что проходит Уилл. С каждым днем я все меньше и меньше чувствую себя его ровесницей, больше — ученицей.

Я решила поработать над поэмой, которую так и не начала, но прошло полтора часа, а я продолжаю пялиться на пустой лист. Тут заходит моя мать.

— Где твой джип?

— О, забыла сказать. Он не заводился, проблема с генератором или что-то такое. Он припаркован у школы.

— Как ты могла забыть об этом? — Очевидно, она разозлилась.

— Прости. Ты спала, когда я приехала домой. Я знаю, что ты приболела, потому не хотела будить.

Она вздохнула и села на мою кровать.

— Не знаю, когда у меня получиться починить ее. Я буду работать следующие пять дней. Не против оставить ее у школы на пару дней, пока я не разберусь с ней?

— Я спрошу завтра. Не думаю, что они даже заметят ее присутствие.

— Хорошо. Ну, мне пора на работу. — Она встает и уходит.

— Стой. Твоя смена начнется только через пару часов.

— Мне приходиться работать сверхурочно. — Она закрыла дверь, оставив меня в сомнениях над честностью ее ответа.

***

Я сушила волосы после принятия душа и тут услышала звонок в дверь. Выключив фен, я с мгновение прислушивалась, и он вновь зазвонил.

— Кел, открой дверь! — крикнула я. Собрав мокрые волосы в пучок, дважды прокрутив их на макушке, я одела майку. В дверь вновь зазвонили.

— Кел! — вновь крикнула я, спеша к входной двери. Я посмотрела в глазок и увидела Уилла, его руки были сложены и он дрожал. Мое сердце пропустило удар от его вида, и я тут же повернулась, чтоб посмотреть на себя в зеркало у входа. Естественно, я выгляжу так, будто только что вылезла из душа. Хорошо хоть не надела домашние тапочки Кела. Черт. Почему меня вообще это волнует?

Я открыла дверь и кивнула, чтобы тот проходил. Он прошел внутрь достаточно, чтобы я могла закрыть дверь, но дальше идти не захотел.

— Мне просто нужен Колдер. Время мыться.

Его руки все еще были скрещены, а речь — краткой. Я принимаю это как знак, что не дождусь от него сейчас никаких признаний, потому прошу подождать секунду и иду звать Колдера.

Я проверила комнату Кела, мамину, и даже свою, на чем мой выбор закончился.

— Их здесь нет, Уилл. — Говорю я, вернувшись в гостиную.

— Ну, должны быть. У меня дома их тоже нет. — Он прошел по коридору и проверил комнаты, не переставая звать их. Я открыла дверь во внутренний дворик, включила наружный свет и быстро осмотрела маленький сад.

— Здесь их тоже нет, — говорю я, когда мы вновь встречаемся в гостиной.

— Я еще раз посмотрю у себя.

Уилл переходит через улицу и я следую за ним. Снаружи темно и температура упала на несколько градусов. Мое беспокойство растет, пока я иду к дому Куперов. Знаю, что Кел и Колдер не будут гулять на улице в такое время. Если они не в одном из домов, то я понятия не имею, где они могут быть.

Уилл быстро пробежался по дому. Мне неудобно входить внутрь, поскольку меня никогда не приглашали дальше кухни, потому я осталась ждать у входа.

— Их нет, — говорит он, не в силах скрыть неуверенность в голосе. Я ахаю и подношу руки ко рту, полностью осознавая серьезность ситуации. Уилл увидел страх в моих глазах и обвил меня руками.

— Мы найдем их. Они просто где-то играют. — Кратко убеждает он меня и отпускает, вновь направившись к входной двери. — Проверь задний двор; встретимся у входа, — сказал он.

Мы оба зовем мальчиков, в моей груди зарождается паника. Это напомнило мне о временах, когда меня оставляли сидеть с Келом. Ему было четыре и я думала, что потеряла его — я обыскивала дом на протяжении двадцати минут, пока не выдержала и не позвонила матери. Она тут же вызвала полицию, которая приехала через пару минут. Они все еще искали, когда она наконец-то добралась до дома — меня ранила паника в ее глазах, и мы обе заплакали. После пятнадцати минут поисков, офицер нашел Кела спящим на сложенных полотенцах в ванной. Должно быть, он прятался от меня и заснул.

Я надеялась на то же облегчение, пока обыскивала двор Уилла, но так и не нашла их. Я обошла дом и увидела Уилла, стоящего у подъездной дорожки и смотрящего в машину. Когда он увидел, что я бегу к нему, то поднял палец ко рту, дав понять, чтобы я была тихой. Я глянула на заднее сидение и обнаружила свернувшихся калачиком Кела и Колдера, их руки и пальцы сложены вместе, изображая пистолеты; оба спали.

Я выдохнула с облегчением.

— Они были бы ужасными стражами, — прошептал он.

— О да, без сомнений.

Мы оба продолжали стоять и смотреть на наших младших братьев. Уилл приобнял меня рукой и быстро сжал плечо. Его объятия не длились долго, потому я знаю, что это не более жеста обозначающего облегчение, что наши братья в безопасности.

— О, пока ты не разбудила их, у меня есть кое-что для тебя внутри. — Он двинулся к своему дому, и я последовала внутрь на кухню.

Мое сердцебиение все еще отдается в груди, хоть я и не могу отличить, последствие ли это поисков наших братьев, или просто присутствие Уилла.

Он что-то достал из сумки и передал мне.

— Твои ключи, — говорит он, уронив их мне на ладонь.

— О, спасибо, — говорю я слегка разочаровано. Не знаю, чего я от него ожидала, но мечтала, о заявлении об увольнении.

— Она уже работает. Завтра ты сможешь самостоятельно доехать домой. — Он прошел к дивану и сел.

— Что? Ты починил ее?

— Ну, не совсем я. У меня есть знакомый, который смог поменять генератор днем.

Мне вновь пришло в голову то сравнение, что он использовал на парковке. Почему-то я сомневаюсь, что он бы менял генератор любому другому ученику.

— Уилл, ты не обязан был это делать, — говорю я, присаживаясь рядом. — Тем не менее, спасибо. Я отдам тебе деньги.

— Не беспокойся об этом. Вы мне очень помогли с Колдером; это меньшее, что я могу сделать.

И вот опять, я не знаю, что сказать. Ощущения как в первый день, когда я стояла у него на кухне, обдумывая следующий шаг, после того как он наложил мне повязку. Знаю, что мне следует встать и уйти, но мне нравиться быть здесь, рядом с ним. Даже если я вновь оказываюсь в долгу перед ним. Я наконец нахожу в себе силы, чтобы заговорить:

— Итак, мы можем закончить наш ранний разговор?

Он подвинулся на диване и закинул одну ногу на кофейный столик.

— Зависит от того, придумала ли ты выход из ситуации.

— Ну-у-у, нет, — отвечаю я, хоть возможное решение крутиться у меня в голове. Я упираюсь головой в спинку дивана и смиренно предлагаю свою идею.

— Полагаю, наши чувства становятся все… сложнее. — Я замолкаю на мгновение. Не уверена, как он отреагирует на мое предложение, потому стараюсь обрушить на него идею со всей осторожностью.

— Я не против сдать G.E.D.[4]

— Глупость, — сказал он, сердито посмотрев не меня. — Даже не думай об этом. Ты ни за что не уйдешь из школы, Лэйк.

И я снова Лэйк.

— Это было просто предложение.

— Дурацкое предложение.

Мы оба молча задумались, но никто так и не пришел к выходу из положения. Моя голова все еще покоится на спинке дивана, и я наблюдаю за ним. Руки парня сложены за головой, взгляд направлен в потолок. Челюсть напряжена, и он рассеяно хрустит костяшками пальцев.

Уилл переодел свой костюм учителя. Вместо него, на нем простая, белая обтягивающая футболка и серые спортивные штаны, которые почти идентичны с теми, что надеты на мне. Впервые за вечер я заметила, что его волосы мокрые. Я не была так близка с ним неделями; уже даже начала забывать, как он пахнет. Я вдыхаю запах его лосьона после бритья. Он напоминает мне о запахе воздуха в Техасе, как раз перед дождем. Если бы у грома был запах, в моем представлении, Уилл пах бы именно так.

Чуть ниже его левого уха я замечаю остаток от крема для бритья. Моя рука инстинктивно тянется к шее, и я смахиваю его. Парень вздрогнул и повернулся ко мне; в свою защиту я подняла палец, показывая причину моего прикосновения. Он потянул мою руку к себе и вытер палец об свою футболку.

Наши руки покоятся на его груди, а мы продолжаем смотреть друг на друга в тишине. Моя ладонь находится прямо над его сердцем, и я ощущаю его быстрое сердцебиение. Знаю, что мы поступаем неправильно, но чувствуется совсем наоборот.

Он позволяет мне оставить руку на своей груди, которая двигается вверх и вниз, в ритм с его дыханием. Взгляд у него точно такой же, какой был сегодня в классе. Правда, на этот раз, моя физическая реакция куда более напряженная, у меня едва хватает сил на преодоление желания наклониться и поцеловать его. Я хотела поговорить с ним об этом на протяжении всего месяца. Мне все еще есть, что сказать, прежде чем он снова начнет делать вид, что я не существую. Боюсь, что стоит мне выйти из его дома, как одиночество вернется. Я решаюсь сказать ему то, что хотела на протяжении многих недель:

— Уилл? — прошептала я. — Я подожду тебя… до своего выпуска.

Он выдыхает и закрывает глаза, погладив пальцем мою руку.

— Это долгий срок, Лэйк. Многое может случиться за год. — Его пульс увеличивается под моей ладонью.

Не знаю, что на меня нашло, но я наклонилась и повернула его лицо к себе. Мне просто нужно, чтобы он посмотрел на меня.

Уилл избегает моего взгляда. Вместо этого, его глаза сосредотачиваются на ладонях, медленно движущихся вверх по моей руке. Ко мне вернулись те же ощущения, что охватили меня в ночь нашего первого поцелуя. Я так скучала по его прикосновениям.

Я наблюдаю, как его рука поднялась до моего плеча. Он скользнул пальцами под шлейки моей майки, продолжая исследовать края моего тела. Его движения плавные и постепенные; он опустил ноги со столика и повернулся ко мне. На его лице можно прочитать множество противоречивых чувств, когда он склоняется и прижимается губами к моему плечу. Я кладу свою руку поверх его и глубоко вдыхаю. Его дыхание становиться более тяжелым, а губы переходят от плеча к шее. Комната начинает вращаться, и я закрываю глаза. Его губы продолжают путь к моему подбородку, все ближе ко рту. Когда я почувствовала, что он отодвигается, то открыла глаза и встретилась с ним взглядом. В глазах Уилла написана легкая нерешительность, но затем его губы накрывают мои.

В прошлом его поцелуи были очень нежными и легкими. Сейчас же, за ним скрывается иной голод; Уилл скользнул руками под футболку и схватил меня за талию. Я отвечаю на поцелуй с той же лихорадочной страстью. Пробежавшись руками по его волосам, я притянула его к себе и легла на спину. Как только его тело начинает нависать над моим, он прерывает поцелуй и садиться обратно.

— Мы должны остановиться, — сказал он. — Мы не можем так поступать. — Уилл зажмурился и отклонил голову на спинку дивана.

Я сажусь и, игнорируя его возражения, скольжу руками по его шее к волосам. Прижавшись губами к нему, я пересаживаюсь на его колени. Руки парня тут же обвили мою талию, и он придвинул меня ближе к себе, возвращая поцелуй даже с большим напряжением, чем до этого. Он прав; с каждым разом они все лучше и лучше.

Мои руки находят край его футболки, и я поднимаю ее. Наши губы на мгновение отдаляются, когда я стянула его футболку через голову. Я кладу руки на его грудь и обвожу ими контуры его мышц, продолжая поцелуй. Он схватил меня за руки и опустил на диван. Я жду, пока он вернуться к моим губам, но, вместо этого, он отталкивается от меня и встает.

— Лэйкен, вставай! — приказывает он, хватая меня за руки и поднимая на ноги.

Я повинуюсь, по-прежнему под действием мгновения, не в состоянии отдышаться.

— Это… это не должно происходить! — Уилл тоже старается вернуть размеренное дыхание. — Я твой учитель. Все поменялось, мы не можем вести себя так.

Умеет же он портить момент. Мои колени так ослабли, что я села обратно на диван.

— Уилл, я никому не скажу. Клянусь.

Я не хочу, чтобы он жалел о том, что только что произошло. Всего на мгновение мне показалось, что мы вернулись на свои места. И вот, секунду спустя, я вновь в недоумении.

— Прости, Лэйкен, но это неправильно, — говорит он, меряя шагами пол. — Нам обоим это не на пользу. Тебеэто не на пользу.

— Ты не знаешь, что хорошо, а что плохо для меня, — отрезала я. Вновь защитная позиция.

Он прекращает шагать и поворачивается ко мне.

— Ты не будешь ждать меня. Я не дам тебе отказаться от того, что должно быть лучшим годом в твоей жизни. Мне пришлось вырасти слишком быстро, и я не хочу забирать это и у тебя. Это не честно. Я не хочу, чтобы ты ждала меня, Лэйкен.

Изменение в его поведении и звучание моего полного имени привело к тому, что воздух просто исчез из комнаты. У меня началось головокружение.

— Я не собираюсь ни от чегоотказываться, — послышался мой слабый ответ. Я бы закричала, будь у меня достаточно сил.

Он хватает свою футболку и надевает, все больше отдаляясь от меня. Пройдя к противоположной части гостиной и схватив спинку дивана, он склонил голову между плеч.

— Моя жизнь — это сплошная ответственность. Я воспитываю ребенка, ради Христа! Я не смогу ставить твои потребности на первое место. Черт, да даже на второе! Ты достойна лучшего, чем третье.

Я встаю и иду к нему, присаживаясь на колени рядом с ним на диване, а затем кладу свои руки поверх его.

— Твои обязанности должныбыть превыше всего, и именно потому я хочу подождать тебя, Уилл. Ты хороший человек. То, что ты принимаешь за свой недостаток — и есть причина, по которой я влюбилась в тебя.

Мои последние слова вырвались, будто я потеряла остатки контроля над собой. Тем не менее, я не жалею о сказанном.

Он вытащил свои руки и крепко взял меня за лицо, глядя прямо в глаза.

— Ты невлюбилась в меня. — Говорит он, будто это приказ. — Ты не можешьвлюбиться в меня.

Его лицо и челюсть напряглись. Я чувствую, как на мои глаза накатываются слезы. Он отпустил меня и подошел к двери.

— То, что сегодня произошло… — он указал на диван. — Это не может больше произойти. И не произойдет.

Впечатление, будто себя он пытается убедить в этом больше, чем меня.

Он вышел наружу и хлопнул за собой дверью, оставив меня одну в гостиной. Мои руки хватаются за живот, а тошнота увеличивается. Боюсь, если я не возьму себя в руки, то у меня не хватит сил, чтобы встать и уйти. Я вдыхаю через нос и выдыхаю через рот, начиная считать от десяти до нуля.

Этому методу я научилась в детстве у отца. У меня часто бывали, как это называли мои родители, «эмоциональные срывы». Папа обнимал меня и сжимал так сильно, как только мог, и мы начинали обратный отсчет. Иногда я устраивала истерики просто, чтобы он обнял меня. Я бы все отдала сейчас за папины объятия.

Входная дверь открылась, и внутрь вошел Уилл со спящим Колдером на руках.

— Кел проснулся и пошел домой. Тебе тоже пора идти, — тихо сказал он.

Я чувствую себя полностью униженной. Мне стыдно за то, что произошло между нами и за тот факт, что он заставил меня почувствовать себя отчаянной; слабеенего. Я хватаю ключи со столика и поворачиваюсь к двери, остановившись рядом с ним.

— Ты мудак. — Я повернулась и ушла, хлопнув за собой дверью.

Добравшись до своей спальни, я рухнула на кровать и заплакала. Ко мне наконец пришло вдохновение для поэмы; хоть она будет и негативного содержания. Я взяла ручку и начала писать, одновременно смахивая капельки слез с бумаги.

Тебе не быть мной,

Радуйся этому.

Я вижу боль,

Я не чувствую боль.

Я похож на Железного Дровосека

The Avett Brothers, Tin Man

Глава седьмая

Если верить Элизабет Кюблер-Росс, существует пять стадий принятия смерти любимого человека: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие.

В последнем семестре восьмого класса я ходила на занятия по психологии. Мы как раз обсуждали четвертую стадию, когда в кабинет зашел бледный как приведение директор.

— Лэйкен, можно тебя в коридор, пожалуйста?

Директор Басс был приятным мужчиной. С пухлым животом, с пухлыми ручками, с пухлыми местами, о возможной пухлости которых ты даже не подозревал. Это был непривычно холодный день для Техаса, но вы бы ни за что не догадались об этом, глядя на пятна от пота под его подмышками. Он был из тех директоров, что сидели в своих кабинетах, а не бродили по коридорам. Он никогда не отправлялся на поиски неприятностей, просто ждал, пока они сами придут к нему. Так почему он был здесь?

Внизу моего живота зародилось неприятное предчувствие; я встала и медленно вышла из кабинета. Он не смотрел мне в глаза. Я помню, как взглянула на его лицо, и директор Басс тут же опустил голову. Он сочувствовал мне. Но почему?

В коридоре меня ждала мать, тушь оставила длинные черные полосы на ее щеках. По ее глазам я сразу поняла, почему она здесь. Почему оназдесь, а моего отца нет.

— Как? — заплакала я. Она обвила меня руками и начала оседать на пол. Вместо того, чтобы поддержать ее, я тоже упала вниз. В этот день мы пережили свою первую стадию на полу в коридоре моей школы: отрицание.

***

Гевин готовится представить свой стих. Он стоит перед классом, листочки с записями трясутся в его руках. Парень прочистил горло, чтобы начать читать.

Я игнорирую Гевина и сосредотачиваюсь на Уилле; мне любопытно, неужели пять стадий подходят только под смерть любимого человека? А под смерть частички твоей жизни? Если так, то я определенно прямо на середине второй стадии: гнева.

— Как называется твое произведение, Гевин? — спрашивает Уилл. Он сидит за столом и делает заметки по выступлению учеников. Меня раздражает его внимательность, сосредоточенность на всем, кроме меня. Меня раздражает его способность заставить меня чувствовать себя большой, невидимой пустотой. Меня раздражает, как он замолкает, чтобы погрызть кончик ручки. Только вчера эти самые губы, сомкнувшиеся на кончике отвратительной красной ручки, целовали мою шею вдоль и поперек.

Также быстро, как мысль о поцелуе закралась в мою голову, я отбрасываю ее. Не знаю, как долго это займет, но я намерена вырваться из его хватки.

— Эм, если честно, я никак его не называл, — ответил Гевин. Он предпоследний, кто зачитывает свою работу. — Думаю, вы можете называть его «Предварительное предложение».

— Отлично, начинай, — отдает приказ Уилл учительским тоном, который тоже меня раздражает.

— Кхм-хм, — Гевин прочистил горло. Его руки еще больше затряслись, и он начал читать:

Один миллион пятьдесят одна тысяча двести минут

Примерно столько я люблю тебя.

Столько я думал о тебе,

Столько я волновался о тебе,

Столько я благодарил Бога за тебя,

Столько я благодарил каждое божество во Вселенной за тебя,

Один миллион

Пятьдесят одна тысяча

И

Две

Сотни

Минут…

Один миллион пятьдесят одна тысяча двести раз.

Столько ты заставляла меня улыбаться

Столько ты заставляла меня мечтать

Столько ты заставляла меня верить

Столько ты заставляла меня познавать

Столько ты заставляла меня обожать

Столько ты заставляла меня ценить

Мою жизнь

Гевин прошел к концу комнаты, где сидит Эдди, стал на колено перед ней и дочитал последние строки своей поэмы.

И именно через один миллион пятьдесят одну тысячу и двести минут с этого момента , я сделаю тебе предложение и попрошу прожить со мной все остальные минуты твоей жизни .

Лицо Эдди сияет от радости, она наклоняется и обнимает его. Класс разделился: мальчики застонали, девочки умиленно ахнули. Я просто кручусь на месте, ожидая последнего выступления на сегодняшний день: моего.

— Спасибо, Гевин, можешь занять свое место. Хорошая работа.

Уилл не поднимает взгляда от своих заметок, когда вызывает меня для чтения поэмы. Его голос тихий, полный трепета, когда он называет мое имя:

— Лэйкен, твоя очередь.

Я готова. Уверена в своем кусочке. Он короткий, но по смыслу. Я уже запомнила его, потому оставляю текст на парте и становлюсь в центре комнаты.

— У меня вопрос. — Мое сердце начинает биться с бешеной скоростью, когда до меня доходит, что я впервые обратилась к Уиллу при всех с того момента, как вошла в этот помещение. Он мешкает, будто не может решить, стоит ли ему дать мне его задать. Затем он коротко кивает. — Что, если поэзия без рифмы?

Не знаю, что он думал я спрошу, но выглядит парень так, будто он очень обрадовался, что мой вопрос был таким.

— Это нормально. Помните, искусство не знает правил. — Его голос слегка ломается при ответе. Я вижу по его лицу, что он еще не забыл о случившемся между нами вчера. Все к лучшему.

— Хорошо. Тогда ладно, — я заикаюсь. — Моя поэма называется «Подлый». — Я осматриваю кабинет и гордо, от всего сердца зачитываю свою работу.

Если верить словарю…

Иесли верить мне …

Существует более тридцати различных значений и замен слову

подлый.

(Я быстро выкрикиваю следующие слова; весь класс дернулся — включая Уилла)

Чудак, придурок, ненавистник, сволочь, лох, варвар, дегенерат, выродок, недобрый, резкий, злой, бессердечный, ужасный, опасный, безжалостный, тираничный, злорадный, порочный, жестокий, едкий, брутальный, черствый, развратный, злобный, мучительный, непримиримый, враждебный, пагубный, бесчеловечный, чудовищный, глупый, неумолимый.

И мое любимое — мудак .

Я смотрю на Уилла, а затем возвращаюсь на свое место. Он сидит с красным лицом и сцепленными зубами. Эдди начинает хлопать первой, а затем подхватили и остальные девочки. Я складываю руки на груди и упираюсь взглядом в парту.

— Ничего себе, — говорит Хави. — Кто так тебя взбесил?

Прозвенел звонок, и ученики начали уходить. Уилл не произнес ни слова. Я собираю вещи в сумку, но когда кабинет почти опустел, ко мне вдруг подбежала Эдди.

— Ты уже поговорила с мамой? — спрашивает она.

— С мамой? О чем?

Понятия не имею, о чем она толкует.

— О свидании. Ник же пригласил тебя вчера? Ты сказала, что надо спросить у мамы.

— Ах, ты об этом.

Это было вчера? А кажется, что вечность тому назад. Я быстро стрельнула взглядом в сторону Уилла и увидела, что тот наблюдает за мной, ожидая ответ. Лицо у него каменное. В это мгновение я пожалела, что его выражение так трудно читать. Потому останавливаюсь на варианте, что это все ревность.

— Да, конечно. Скажи Нику, что я с радостью пойду, — вру я, продолжая смотреть на Уилла. Он хватает ручку и бумаги, открывает один из ящичков, и складывает их туда, закрывая с громким хлопком. Звук пугает Эдди и она подпрыгивает, разворачиваясь, чтобы посмотреть на него. Он вполне осознает, что обратил на себя лишнее внимание, потому встает и, игнорируя нас, начинает стирать мел с доски. Эдди вновь поворачивается ко мне.

— Отлично! О, и мы выбрали четверг, так что, после «Гетти», мы можем пойти на слэм. У нас осталось лишь пару недель и все хотят побыстрее разобраться с заданием. Хочешь, чтобы мы за тобой заехали?

— Эм, да, конечно.

Эдди радостно захлопала в ладоши и поскакала из кабинета. Уилл продолжает стирать уже чистую доску, когда я начинаю идти к выходу.

— Лэйкен, — говорит он с твердостью в голосе.

Я замираю у двери, но не оборачиваюсь.

— Твоя мама работает по четвергам. Ко мне всегда приходит сиделка, поскольку мне нужно идти на слэм. Просто отправь Кела ко мне, прежде чем уйдешь. Ну, знаешь, до твоего свидания.

Я не отвечаю. Просто выхожу за дверь.

Обед проходит в неловкой обстановке. Эдди уже оповестила Ника о моем согласии пойти с ними, потому все кинулись обсуждать наши планы. Все, кроме меня. Не считая периодических кивков и бормотания в знак согласия, я молчу. У меня нет аппетита, потому Ник съедает большую часть моей еды. Я размазываю рисовый пудинг ложкой по подносу, оставляя пятна от кетчупа тут и там. Это напоминает мне об останках убитого снеговика у моего дома. В течение нескольких дней, каждый раз, когда я сдавала назад, мои шины скользили по заледеневшему телу. Я задумываюсь, так же тихо бы ездил мой джип, если бы я переехала Уилла? Просто случайно наехала бы на него, а затем поехала бы дальше.

— Лэйкен, ты так и будешь его игнорировать? — спрашивает Эдди.

Я поднимаю голову и вижу Уилла, стоящего позади Ника, и смотрящего на ту кашу, что я сделала на своем подносе.

— Что?

— Мистер Купер хочет видеть тебя, — говорит она, указав головой в его сторону.

— Спорим, ты в беде из-за того, что сказала «мудак» на уроке? — веселится Ник.

Я прижимаю руку к горлу, боясь, что оно сейчас взорвется. Что он делает? Почему он просит меня перед всеми пойти с ним? Совсем с ума сошел?

Я отодвигаю стул и оставляю поднос на столе, разглядывая парня с осторожностью. Купер выходит из столовой и направляется к своему кабинету, а я плетусь следом. Дорога долгая. Долгая, неловкая, напряженная и тихая.

— Нам нужно поговорить, — он закрывает дверь за собой. — Сейчас же.

Я не знаю, «Уилл» ли разговаривает со мной сейчас. Не понимаю, с какой из его сторон сейчас общаюсь. Стоит ли мне повиноваться или ударитьего. Далеко от двери я не отхожу. Сложив руки на груди, я всем лицом стараюсь изобразить раздражение.

— Так говори!

— Черт возьми, Лэйк! Я тебе не враг. Перестань ненавидеть меня.

О, это Уилл.

Я подбегаю к нему и начинаю рассерженно размахивать руками.

— Перестать ненавидетьтебя? Подумай еще раз своей чертовой головой! Вчера ты сказал, чтобы я перестала любить тебя, сегодня говоришь, чтобы я перестала ненавидетьтебя? Вначале ты говоришь, что не хочешь, чтобы я ждала тебя, затем ведешь себя как незрелый мальчишка, когда я соглашаюсь погулять с Ником! Ты хочешь, чтобы я вела себя так, будто не знаю тебя, а затем забираешь меня из столовой перед всеми! Между нами постоянно стоит баррикада, будто мы становимся другими, и это изнуряет! Я никогда не знаю, когда ты Уилл, а когда мистер Купер, и я понятия не имею, когда я должна быть Лэйкен, а когда Лэйк.

Я устала играть в его головоломки. Так устала.

Я падаю за парту, за которой сижу на его занятиях. Он стоит передо мной без всякого выражения — его невозможно прочитать. Руки он засунул в карманы, а сам прислоняется к доске.

Затем он медленно обходит меня и садится за парту позади. Я продолжаю смотреть вперед, а он наклоняется, достаточно близко, чтобы прошептать мне на ухо. Мое тело напрягается, когда он говорит:

— Я не думал, что это будет так сложно.

Мне не хочется давать ему удовольствие видеть мои слезы, что текут по щекам.

— Прости за то, что сказал тебе раньше, о четверге. Но, по большей части, я был честен. Тебе нужен кто-то, кто присмотрит за Келом, и я сам сделал посещение слэма обязательным. Но мне не стоило так реагировать. Потому я и попросил тебя придти, чтобы извиниться. Больше такого не случится, обещаю.

Вдруг дверь в кабинет распахнулась, и Уилл вскочил со стула. Эдди с любопытством посматривала на нас с дверного проема. В руках у нее была моя сумка, которую я оставила в столовой. Я не могу спрятать слезы, которые все еще текут из моих глаз, потому просто отворачиваюсь. Мы с Уиллом ничего не успели сделать, чтобы скрыть царившее напряжение.

Эдди поднимает ладони вверх и аккуратно ставит мою сумку на парту рядом с дверью. Затем она начинает пятиться и шепчет: «Виновата… продолжайте» и закрывает за собой дверь.

— Просто отлично, — пробормотал он.

— Не обращай внимания, — говорю я, вставая и направляясь к своим вещам. — Если она спросит меня об этом, я просто скажу, что ты был недоволен, что я сказала «мудак». И придурок. И идиот. И ублюд…

— Спасибо, я понял! — оборвал он.

Я уже положила ладонь на ручку, когда парень вновь меня позвал. Я замираю.

— Я также хотел извиниться… за вчерашнее.

Я поворачиваюсь к нему.

— Жалеешь, что дал этому случиться? Или жалеешь о том, как это остановил?

Он наклоняет голову и пожимает плечами, будто не понимает суть вопроса.

— О всем. Это не должно было случиться.

— Ублюдок, — заканчиваю я.

***

Двигатель моего джипа издает знакомое мурчание, когда я завожу его, и это тоже меня бесит. Я ударяю кулаками о руль, желая о стольких вещах. Хотела бы я не знакомиться с Уиллом в первую неделю после нашего переезда. Было бы намного легче, если бы я впервые встретилась с ним на занятии. Или, еще лучше, хотела бы я никогда не переезжать в Ипсиланти. Хотела бы, чтобы папа был жив. Хотела бы, чтобы мама перестала скрытничать о своей работе сверхурочно. Хотела бы я, чтобы Колдер не проводил каждый день в нашем доме. Он слишком напоминал мне о Уилле. Хотела бы я, чтобы Уилл никогда не чинил мой джип. Ненавижу, что он такой внимательный. Было бы куда легче ненавидеть его, если бы он действительнобыл тем, кем я его назвала сегодня. Господи, не могу поверить, что я вправду назвала его такими словами. Стоп, никакого сожаления.

***

Я забираю мальчиков после школы и везу нас домой. Приезжаем мы раньше Уилла, но сегодня я не собираюсь высматривать его в окне.

— Мы будем у Колдера, — кричит Кел, хлопая дверью джипа.

Хорошо.

Выйдя из машины, я слышу, как мама разговаривает с кем-то в спальне. Я замираю у двери. Слышно только ее голос из чего понятно, что разговор по телефону. Обычно я бы ни за что не стала бы подслушивать. И все же, ее поведение в последнее время заслуживает некой реакции. Или, может, моеповедение заслуживает некого восстания. В любом случае, я прижимаюсь ухом к двери.

— Я знаю. Знаю. Я скоро расскажу им, — шепчет она. — Нет, думаю, будет лучше, если я сделаю это сама… Конечно. Я тоже тебя люблю, солнце.

Она вешает трубку. Я тихо крадусь в свою спальню и проскальзываю за дверь. Закрыв ее, я оседаю на пол.

Прошло семь месяцев. Ей понадобилось семь месяцев, чтобы пережить это. Она ведь не может с кем-то уже встречаться, но ее слова по телефону были предельно ясными. Я вновь на первой стадии: отрицание.

Как она могла? И, кто бы ни был этот мужчина, он уже хочет нам представиться? Мне он уже не нравится. Какая наглость! Как она могла ругать Уилла, когда ее действия такие же плачевные, если не хуже? Первая стадия проходит моментально. Я вновь на второй: гнев.

И все же, я решаю не поднимать эту тему сейчас. Мне нужно узнать побольше, прежде чем предъявлять ей обвинения. Я хочу взять верх в этой ситуации, а для этого нужно немного поразмыслить.

— Лэйк? Ты вернулась? — Она стучит в мою дверь. Мне приходиться подвинуться вперед и встать на ноги, чтобы убраться с дороги, пока она не открыла ее. Она зашла как раз, когда я вставала, на что мама удивленно приподняла бровь.

— Что ты делаешь?

— Растягиваюсь. Спина очень болит.

Она на это не купилась, потому я свожу сзади руки и вытягиваю их вверх, наклоняя туловище вперед.

— Выпей аспирин, — говорит она.

— Ага, хорошо.

— Сегодня ночью я работаю, но у меня достаточно времени, чтобы отоспаться, потому сейчас я собираюсь прилечь. Можешь посмотреть, чтобы Кел помылся, прежде чем лечь спать?

— Конечно.

Мы обе начинаем двигаться по коридору.

— Мам, подожди.

Она оборачивается, ее ресницы прикрывают налитые кровью глаза.

— Я собираюсь погулять в четверг. Ты не против?

Она смотрит на меня с подозрением.

— С кем?

— Эдди, Гевином и Ником.

— С тремя парнями? Ты никуда не пойдешь.

— Нет, Эдди девочка. Она моя подруга. А Гевин — ее парень, и у нас двойное свидание. Я иду с Ником.

Ее взгляд немного смягчается.

— О, тогда ладно. — Она улыбается и открывает дверь в свою спальню.

— Стой. Я работаю в четверг. С кем останется Кел?

— У Уилла сиделка по четвергам. Он уже согласился, чтобы Кел остался у них.

С мгновение она казалась довольной, но не дольше.

— Уилл нанял сиделку? Чтобы посмотреть за Келом? Чтобы ты могла пойти на свидание?

Черт. Я не понимала, как это будет смотреться со стороны.

— Мам, прошла уже не одна неделя. Мы с ним были всего на одном свидании. Все кончено.

Она смотрит на меня с любопытством.

— Хм-м-м… — мама возвращается в комнату, все еще недовольная ответом.

Ее подозрительность приносит мне некое удовлетворение. Она думает, я что-то скрываю. Теперь мы квиты.

***

— Я не пойду на третью пару, — говорю я Эдди при выходе из кабинета истории.

— Почему?

— Не в том состоянии. Голова болит. Думаю, я посижу во дворике и подышу свежим воздухом.

Она пожимает плечами, и мы начинаем расходиться.

— Лэйкен, — вдруг хватает Эдди меня за руку. — Это как-то связано с тем, что случилось за ланчем? С мистером Купером? Все в порядке?

Я успокаивающе улыбаюсь ей.

— Да, все нормально. Мистер Купер просто попросил в будущем воздержаться от такого красочного выбора слов на его занятиях.

Она поджимает губы и уходит с тем же недовольным лицом, какое было вчера у моей мамы.

Во дворе пусто. Думаю, другим ученикам просто не нужна передышка от учителя, в которого они тайно влюблены. Я сажусь на лавочку и достаю из кармана телефон. Ничего. С момента переезда я лишь раз говорила с Керрис. Она была моей близкой подругой в Техасе, но у неебыла другая лучшая подруга. Странно, когда у твоего лучшего друга есть друг получше. Я дошла до вывода, что была слишком занята для друзей, но, возможно, дело в другом. Может, я просто плохой слушатель. Может, я не тот человек, с кем хочется делиться.

— Не против, если я присоединюсь?

Я поднимаю голову, а Эдди садится на лавочку напротив.

— Страдать, так вместе. — Говорю я.

— Страдать? И чего страдаем? У тебя завтра свидание. И ты моя лучшая подруга, — говорит она.

Лучшая подруга. Возможно. Надеюсь.

— Как думаешь, Уилл не отправится на наши поиски?

Она склоняет голову.

— Уилл? Ты имеешь в виду мистера Купера?

Боже, я только что назвала его Уиллом. Она и так что-то подозревает. Я улыбаюсь и говорю первое, что пришло в голову:

— Ага, мистер Купер. В прошлой школе мы называли учителей по имени.

Она не отвечает. Эдди просто начинает сдирать с лавочки краску своим голубым ноготком. Девять ногтей зеленые и лишь один голубой.

— Я собираюсь кое-что сказать, — говорит она спокойным голосом. — Может, я чего-то не понимаю, может, нет. Но чтобы я ни сказала, не перебивай меня.

Я киваю.

— Мне кажется, произошедшее вчера за ланчем было больше, чем просто выговором за ненадлежащее использование слов. Я не знаю, насколько больше, и, если честно, это не мое дело. Я просто хочу, чтоб ты знала — ты всегда можешь поговорить со мной. Если нужно. Я никому ничего не расскажу. Мне и некому, кроме Гевина.

— Некому? А лучшим друзьям? Братьям, сестрам? — я надеюсь таким образом сменить тему.

— Не-а. Он все, что у меня есть, — говорит она. – Ну, фактически. Если хочешь знать правду, то у меня семнадцать сестер, двенадцать братьев, шесть мам и семь пап.

Я не могу разобрать, шутит ли она, потому не смеюсь, на всякий случай.

— Я приемный ребенок. Это мой седьмой дом за девять лет.

— О, мне жаль. — Я даже не знаю, что еще сказать.

— Не стоит. Я провела с Джоелем четыре года из девяти. Он — мой приемный отец. Мы с ним сработались. Я довольна. Он получает чеки.

— А из твоих двадцати девяти братьев и сестер есть родные?

Она смеется.

— Черт, а ты внимательная. И нет, я единственный ребенок. Рожденная матерью с жаждой к дешевому крэку и дорогим детишкам.

Эдди видит, что я не понимаю.

— Она пыталась продать меня. Не волнуйся, я никому не была нужна. Или она просто слишком завышала цену. Когда мне было девять, мама пыталась втюхать меня одной даме на парковке «Волмарта». Рассказала ей трогательную историю о том, как ей не по силам меня обеспечивать, бла-бла-бла, и предложила дамочке сделку. Сто баксов — стартовая цена. Не впервые она пыталась это провернуть перед моими глазами. Мне это наскучило, потому я посмотрела прямо на леди и спросила: «У вас есть муж? Могу поспорить, он сексуален!». Мама дала мне пощечину за то, что испортила сделку. И оставила меня на парковке. Дамочка отвела меня в полицейский участок и оставила там. Это был последний раз, когда я видела свою мать.

— Господи, Эдди… это нереально.

— Ага, так и есть. Только это моя реальность.

Я ложусь на скамейку и смотрю в небо. Она делает то же самое.

— Ты сказала, что Эдди — семейное имя. Какой именно семьи?

— Не смейся.

— А если мне будет смешно?

Она закатила глаза.

— Как-то мы с моей первой приемной семьей смотрели фильм. «Эдди Иззард». Мне показалось, что у нас похожий нос. Я смотрела фильм миллион раз, притворяясь, что он мой отец. После этого, я попросила называть меня Эдди. Пыталась стать Иззард, но оно не прижилось.

Мы рассмеялись. Я сняла куртку и накинула на себя, просунув руки, чтобы согреть те части тела, что были слишком долго на холоде. Я закрываю глаза.

— У меня были замечательные родители, — вздыхаю я.

— Были?

— Папа умер семь месяцев назад. Мама решила переехать сюда, якобы по финансовым причинам, но теперь я не уверена, что это правда. Она уже встречается с кем-то другим. Так что да, «замечательные» на данный момент в прошедшем времени.

— Фигово.

Мы обе лежим и размышляем о наших положениях. Мое бледнело на ее фоне. На фоне того, что ей довелось видеть на своем веку. Келу сейчас столько же, сколько было Эдди, когда ее отдали на попечение приемной семьи. Даже не знаю, как она живет такой счастливой, полной жизнью. Мы молчим. Это уютная тишина. Вот оно как, иметь лучшую подругу?

Через некоторое время она приподнимается и, зевнув, тянет вверх руки.

— Помнишь, я сказала про Джоеля — что для него я чек? Это не так. Он действительно классный мужик. Иногда, когда дело доходит до серьезных тем, меня с моим сарказмом заносит.

Я понимающе улыбаюсь.

— Спасибо, что прогуляла со мной, мне это вправду было нужно.

— Спасибо, что нуждалась в этом. Видимо, я тоже. А на счет Ника? Он хороший парень, но не для тебя. Я перестану вечно его навязывать. Но ты все равно должна пойти с нами завтра.

— Знаю. Если я этого не сделаю, меня найдет Чак Норрис и надерет мне зад. — Я накидываю на себя куртку, и мы направляемся к двери и дальше по коридору.

— Итак, если «Эдди» ты сама придумала, какое же твое настоящее имя? — спрашиваю я, пока мы не разделились. Она улыбается и пожимает плечами.

— Сейчас это Эдди.

Что я считаю дружбой?

Если вы сумеете оставить меня в покое,

когда одиночество— все, что мне нужно.

— The Avett Brothers, The Perfect Space

Глава Восьмая

— Где мама? — Спрашиваю я у Кела. Он сидит за барной стойкой и делает домашнее задание.

— Она только что завезла нас с Колдером. Сказала, что вернется через пару часов. И чтобы ты заказала пиццу.

Если бы я пришла домой на пару минут раньше, то последовала бы за ней.

— А она не упомянула, куда собирается? — Уточняю я.

— Можешь попросить их на этот раз полить пепперони соусом?

— Куда она поехала?

— А нет, подожди. Скажи им сперва положить пепперони, потом сыр, а затем уже полить соусом.

— Кел, черт возьми! Куда она поехала?

Его глаза расширились, и он спрыгнул со стула и попятился к входной двери. Мальчишка стукнулся об нее плечами, быстро надевая ботинки. Я никогда раньше не ругала его.

— Знаю я не. Колдеру к иду я.

— Вернись к шести. Я закажу тебе пиццу.

Первым делом я решаю разобраться со своей домашней работой. Мистер Ханушек может быть наполовину слепым и глухим, но он полностью восполняет это громкой диктовкой задания. Через час я ее заканчиваю. На часах всего полпятого.

Я решила воспользоваться возможностью и поиграть в детектива. Что бы она ни задумала, с кем бы она ни была, я решительно настроена все узнать. Обыскала кухонные ящички, шкафчики, гардеробную в коридоре. Ничего. Я никогда раньше не вламывалась в комнату родителей. Никогда. Нынешний год определенно посвящается разнообразным начинаниям, потому я сама себя впускаю внутрь и закрываю за собой дверь.

Все тут выглядит так же, как и в их старой спальне. Та же мебель, тот же бежевый ковер. Если бы не недостаток пространства, я бы едва смогла заметить разницу между этой комнатой и той, где жил мой отец. Сперва я прохожусь по очевидным местам; шкафчик с нижним бельем. Но ничего там не нахожу. Я передвигаюсь к краю кровати и открываю ящик в ее тумбочке. Крем для глаз, ручка, лосьон, книга, записка…

Записка.

Я достаю ее из ящика и раскрываю. Написано черными чернилами посредине странички. Это поэма.

Джулия,

Придет день

И я стану рисовать тебе мир

Где не выцветают улыбки

Где не умолкает смех

Он будет повсюду

Яркий

Словно блики

На фотоснимке

Я буду рисовать на закате

Пока солнца лучи

Еще гладят тебя

Лежащую на кровати

В этом платье

Когда исчезнет твоя улыбка

Я нарисую ее

Поверх

Печального лика

Я буду рисовать до рассвета

И ты встанешь

Словно солнце

С улыбкой сонной

На устах

Нежных и кротких

И увидишь мир

Нарисованный

На твоем подбородке.

Жалкое подобие стиха. Мир, нарисованный на твоем подбородке? Кто бы это ни написал, он мне не нравится. Ненавижу. Я складываю записку и кладу на место.

Позвонив в Гетти, я заказываю две пиццы. Когда я вешаю трубку, у дома как раз паркуется мама. Прекрасное время для душа. Я запираюсь в ванной прежде, чем она заходит внутрь. Не хочу видеть выражение ее лица. Влюбленное.

***

— Какого черта? — Спрашивает мама, открыв одну коробку с пиццей.

— Эта Кела. В ней все наоборот, — говорю я. Она закатывает глаза и придвигает к себе вторую пиццу. Я съеживаюсь от того, как ее глаза осматривают каждый кусочек, будто она пытается найти самый вкусный. Это же все кусочки одной пиццы!

— Да выбери уже, наконец! — Резко говорю я.

Она вздрагивает.

— Господи, Лэйк. Ты сегодня кушала? Не жадничай. — Она берет кусочек и кидает мне. Я кладу его на тарелку и плюхаюсь на стул у столика. В этот момент в комнату вбегает Кел, задом наперед.

— Здесь уже пицца? — Спрашивает он и спотыкается об ковер, приземляясь на пятую точку.

— Ради Бога, Кел, повзрослей уже! — Огрызаюсь я.

Мама кидает на меня сердитый взгляд.

— Лэйк! Да что с тобой такое? Ты хочешь о чем-то поговорить?

Я толкаю свою тарелку через стол и встаю. У меня нет сил и дальше притворяться.

— Нет, мама! Мне не о чем говорить. Я не хранюсекретов!

Она тихо ахает. Вот и все — она знает, что я знаю.

Я жду, что мама начнет защищаться, кричать, ссориться, пошлет меня в комнату. Хоть что-нибудьсделает. Разве не это происходит, когда ситуация в разгаре? Кульминация?

Вместо этого она просто отворачивается и берет тарелку для Кела, кладя на нее кусочки пиццы-наоборот.

Я топаю в свою комнату и хлопаю за собой дверью. Одному Богу известно, сколькими дверями я хлопала с момента, как мы переехали. Я то и дело вхожу и выхожу из комнат в дурном настроении из-за кого-то. Уилл самовыражается поэмами, а я — хлопаньем дверей.

***

Будильник мигает красным, когда я просыпаюсь. Должно быть, ночью отключали электричество. Солнце в такую рань обычно ясное, потому я хватаю телефон для проверки времени и, естественно, обнаруживаю, что мы проспали. Я выпрыгиваю из кровати, в мгновение ока одеваюсь, чищу зубы и собираю волосы в дульку. Краситься нет времени. Я бужу Кела и поторапливаю, чтобы он быстрее одевался, пока собираю листки с домашним заданием. На кофе тоже нет времени.

— Но утром я езжу в школу с Колдером, — ноет братец, пока мы надеваем куртки.

— Не сегодня. Мы проспали.

Как оказалось, мы такие не одни; машина Уилла все еще припаркована у дома. Супер! Я не могу просто уехать, не разбудив его.

— Кел, иди постучись и разбуди их.

Он перебегает дорогу и стучит в дверь, а я запрыгиваю в джип и завожу его. Включив на полную подогрев и схватив скребок, я начала убирать иней с окон. Когда Кел возвращается, я уже расправляюсь с последним.

— Мне никто не открыл. Думаю, они еще спят.

Черт. Я передаю скребок брату и говорю садиться в джип, а сама направляюсь к дому Уилла. Кел уже попытал счастья с входной дверью, потому я обхожу дом к той стороне, на которую выходят окна. Не знаю, которое из них Уилла, потому стучу во все три, чтобы хоть кого-то да разбудить.

Когда я возвращаюсь к входу, Уилл открывает входную дверь, прикрывая глаза от солнца, полуголый. Мои руки когда-то касались этих кубиков. Я заставляю себя отвернуться.

— Электричество отключили. Мы проспали, — говорю я ему. «Мы» звучит странно. Будто я намеренно делаю нас командой.

— Что? — Сонно говорит он, потирая лицо. — Который час?

— Почти восемь.

Он тут же приободряется.

— Черт! — Что-то вспомнил Уилл. — У меня совещание на восемь!

Он убегает в дом, но оставляет дверь открытой. Я просовываю голову внутрь, но не осмеливаюсь переступить через порог.

— Хочешь, чтобы я отвезла Колдера в школу? — Кричу я ему вслед.

Уилл выглядывает из коридора.

— А ты согласна? Можешь? Ты не против? — Он немного безумен. Парень надел галстук, но забыл про рубашку.

— Не против. Где его комната? Я разбужу его.

— О, да, было бы отлично. Спасибо. Первая слева. Спасибо. — Он вновь исчезает из виду.

Я иду в комнату младшего Купера и пытаюсь растрясти его.

— Колдер, я везу тебя в школу. Тебе нужно одеться.

Я всячески помогаю ему, пока мальчишка собирается, то и дело замечая метающегося из стороны в сторону Уилла. В конце концов, слышится звук захлопнувшейся входной двери, а затем и дверцы машины. Он уехал. Я в его доме. Как неловко.

— Готов, приятель?

— Я голоден.

— Ах да. Еда. Дай-ка я взгляну, — я копаюсь в шкафчиках на кухне Уилла. Консервные банки расставлены по этикеткам. Изобилие макаронных изделий. Думаю, это легко приготовить. Все так чисто. Не как у большинства двадцатиоднолетних парней. Я замечаю парочку поп-тартс[5] над холодильником и хватаю один для Кела и Колдера.

***

Я на полчаса опоздала на первую пару, потому решаю отсидеться в джипе. Это уже вторая пара за два дня. Да я становлюсь настоящей бунтаркой.

Я занимаю свое место в кабинете истории, и Эдди усаживается за мной.

— Ты прогуляла математику и не позвала меня с собой? — Шепчет она.

Я поворачиваюсь, и она вытягивает шею и надувает губки.

— А, так ты проспала.

Макияж. Забыла взять с собой косметичку. Эдди лезет в сумку и достает свою. Она читает мои мысли. Разве это не фишка лучших подруг?

— Моя спасительница, — говорю я, взяв ее и развернувшись. Решаю достать помаду, тушь и зеркальце. Быстро нанеся косметику, я возвращаю ей косметичку.

По пути на третью пару Уилл встречается со мной взглядом и произносит одними губами: «спасибо». Я улыбаюсь и пожимаю плечами, давая ему понять, что это не проблема. Проходя мимо, Эдди щипает меня за руку, давая мнепонять, что заметила наш немой обмен фразами.

Взглянув на Уилла, вы бы ни за что не догадались, что он собрался меньше чем за три минуты. Его черные брюки выглажены, белая рубашка заправлена. Его галстук… о боже, галстук. Я не сдержала смешок, и он оглянулся в мою сторону. Должно быть, парень не заметил, что утром надел его первым; галстук едва заметен под белой тканью. Я дергаю за воротник своей рубашки и указываю на него. Уилл опускает взгляд и щупает свою грудь на наличие галстука. Он смеется, поворачивается к доске и исправляет недостаток своего внешнего вида. Остальные ученики продолжали занимать свои места и болтать, но я знаю, что Эдди заметила случившееся. Я чувствовала, как ее взгляд прожигает мне дырку в спине.

***

За ланчем Ник плюхается на место рядом со мной. Эдди — напротив меня. Я ожидала от нее многозначительных взглядов, но нет, она ведет себя так же буйно, как всегда. Девушка уже знает слишком многое. Боюсь, она может себе надумать большее, чем есть на деле. Я опоздала в школу; Уилл определенно одевался в спешке. У нее есть все права, чтобы атаковать меня вопросами, но Эдди молчит. Я уважаю ее за это — за уважение ко мне.

— Новенькая, когда тебя забрать? — Спрашивает Ник, сбивая в кучу свою еду.

— Не знаю. Кто за рулем?

— Я, — отвечает Гевин.

Ник взглянул на него.

— Вот уж нет, парень. Мы берем машину моего отца. Так я и поехал на этом Монте Кар-но.[6]

— Монте Кар-но? — Я тоже поворачиваюсь к Гевину.

— Моя тачка, — отвечает он.

— Какой у тебя адрес, Лэйкен? — Спрашивает Эдди. Я шокирована, что она не узнала его при нашей первой встрече.

— О, я знаю, где она живет, — встревает Ник. — Как-то подвозил ее домой. На той же улице, что и мистер Купер. Заедем за ней последней.

Откуда Ник это знает? Я краснею и опускаю взгляд в поднос, где копаюсь в своем пюре, якобы не замечая пронизывающего взгляда Эдди.

***

Ник и Гевин заняли передние сидения, потому я сажусь на заднее с Эдди. Она дружелюбно улыбается мне. Девушка не собирается давить на меня. Я облегченно выдыхаю.

— Лэйкен, нам нужна твоя помощь, — говорит Гевин. — Можешь рассудить нас?

— Люблю диспуты. Выкладывай, — говорю я, застегивая ремень безопасности.

— Ник считает, что в Техасе сплошные торнадо. Говорит, что там не бывает ураганов, поскольку нет пляжей. Объясни ему.

— Ну, он ошибается в обоих случаях.

— Не может быть, — говорит Ник.

— В Техасе бываютураганы, — говорю я. — Ты забыл о маленьком районе, известном как «Мексиканский залив». Но там нет торнадо.

Оба замолкают.

— Там определенно есть торнадо, — Гевин поворачивает голову.

— Не-а, — говорю я. — Торнадо не бывает, Гевин. Просто Чак Норрис ненавидит парки для трейлеров.

За этим следует мгновение тишины, а затем все разразились смехом. Эдди придвигается ближе ко мне и прижимает ладонь к моему уху.

— Он знает.

Я задерживаю дыхание, мысленно проигрывая разговоры, которые могли бы дать мне подсказку, о ком идет речь.

— Ктознает? И что он знает? — Наконец, спрашиваю я.

— Ник. Он знает, что не интересует тебя, и нормально к этому относится. Никакого давления. Сегодня мы все просто друзья.

Я чувствую облегчение. Такоеоблегчение! Я уже думала, как буду отшивать его.

***

Не считая вчерашней, я никогда раньше не пробовала пиццу из Гетти. Райское наслаждение. Нам пришлось заказать две, поскольку Ник собирался съесть одну самостоятельно. Я не думала о злости на свою мать. Даже о Уилле не думала (так много). Я развлекаюсь. Мне весело.

— Гевин, назови свой самый глупейший поступок. — Просит Ник.

Мы все затихаем при этом.

— Я могу назвать лишь один? — Спрашивает он.

— Толькоодин. Глупейший, — отвечает Ник.

— Хм-м… Думаю, это тот раз, когда я навестил своих бабушку с дедушкой на их ранчо за Ларами, Вайоминг. Мне срочно нужно было воспользоваться туалетом. Не то чтобы это была проблема, я же парень. Мы можем справлять нужду где угодно. Но беда в том, что это была мояочередь.

— Для чего? — Спрашиваю я.

— Победить спор. Братья постоянно брали меня на слабо, заставляя делать разные глупости. Сперва делали они, а затем я. Но я был младше их на пару лет, потому им всегда удавалось меня обхитрить. В тот день они сказали, что мои резиновые сапоги слишком влажные, потому я должен надеть походные ботинки. Они, естественно, надели сапоги. Ну, и поспорили, что мы пописаем на электрический забор.

— Но ты не посмел, — засмеялась Эдди.

— О, просто подожди, малышка. Дальше — лучше. Они пошли первыми, и теперь-то я знаю, что резина поглощает электроэнергию, потому они ничего не почувствовали. Мне, с другой стороны, так не повезло. Меня сбило с ног, и я плакал, пытаясь встать, а затем еще и споткнулся. Я упал вперед и уткнулся ртом в забор. Слюну и электричество тоже лучше не совмещать. Меня так долбануло, что язык начал набухать, и братья запсиховали. Оба кинулись домой за родителями, а я продолжал лежать, без возможности двинуться, с членом, торчащим из ширинки.

Мы с Эдди и Ником смеялись так громко, что на нас начали посматривать другие посетители. Эдди смахнула слезы, и Гевин сказал, что теперь ее очередь.

— Думаю, когда я наехала на тебя на машине, — говорит Эдди.

— Придумай что-нибудь еще, — говорит он.

— Что? Это все! Это мой самый глупый поступок.

— Как на счет того, что было послетвоего наезда? Расскажи им, — посмеивается он.

— Мы влюбились. Конец. — Она определенно смущена последствиями аварии.

— Ты должна нам рассказать, немедленно, — вставляю я.

— Ладно. Это случилось на второй день после того, как я получила права. Джоель разрешил мне поехать в школу на его машине, потому я была супер-осторожна. Сосредоточена. Когда он учил меня водить, то обращал особое внимание на то, как я паркуюсь. Он ненавидит людей, которые паркуются дважды. Вообще-то, я знала, что он заставит кого-то подвезти его до парковки, просто чтобы проверить, как я паркуюсь, потому мне хотелось сделать все идеально. На этом я и была сосредоточена. И мне не понравилось, как я припарковалась с первого раза.

— И со второго, третьего или четвертого раза, — сказал Гевин.

Эдди ухмыльнулась.

— Потому, на пятыйраз, я настроилась сделать все правильно. Я максимально сдала назад, чтобы встать получше, и тогда-то все и случилось. Удар. Я обернулась и никого не увидела, потому запаниковала, думала, что врезалась в машину рядом или что-то в этом духе. Я продолжала сдавать назад, а затем поехала дальше, в поисках места поудачнее, чтобы осмотреть машину на предмет повреждений. Заехала в следующее парковочное место и вышла. Тогда-то я его и увидела.

— Ты… тащилаего за собой? — Спросила я, пытаясь сдержать смех.

— Более двухсот ярдов. После того, как я сбила его первый раз, то продолжала сдавать, и его штанина застряла в бампере. Я сломала ему ногу. Джоель так волновался, что они подадут на нас в суд, что заставил меня каждый день приносить ему еду в больницу. Тогда мы и влюбились.

— Повезло, что ты не убила его, — говорит Ник. — Тебя бы засадили и обвинили в непредумышленном убийстве. А бедный Гевин покоился бы сейчас в десяти футах под землей.

— В шестифутах! — Смеюсь я.

— Я бы с радостью послушала твою глупую историю, Лэйкен, но с этим придется подождать. А то мы опоздаем, — говорит Эдди, выбираясь из-за стола.

***

По пути на слэм Эдди достает сложенный лист бумаги из заднего кармана джинсов.

— Что это? — Интересуюсь я.

— Моя поэма. Я хочу сегодня зачитать слэм.

— Серьезно? Ого, ну ты и храбрая.

— Да не очень-то. Когда мы пошли с Гевином в первый раз, я пообещала себе сделать это до того, как мне исполнится восемнадцать. Мое день рождение на следующей неделе. Когда мистер Купер сказал, что мы можем избежать экзамена, если выступим, я приняла это как знак свыше.

— Я просто скажу, что выступил, а мистер Купер и не узнает. Сомневаюсь, что он будет там, — говорит Ник.

— Нет, — качает головой Гевин. — Будет. Он всегда там.

Чувство пустоты в моем животе возвращается, несмотря на плотный ужин. Я глажу руками штаны и сосредотачиваюсь на звезде за окном. Подожду, чтобы присоединиться к разговору, когда они сменят тему.

— Мда, Вона серьезно ранила его, — говорит Ник.

Я наклоняю голову в его сторону. Эдди видит, что я заинтересовалась, и складывает листочек.

— Его бывшая, — говорит она. — Они встречались во время своих последних двух лет в школе. Вот это была парочка! Королева выпускного, звезда футбола…

— Футбола? Он играл в футбол? — Я в шоке. Это так не похоже на Уилла.

— О да, он считался лучшим защитником три года подряд, — встревает Ник. — Мы перешли в девятый класс, а он — в одиннадцатый. Думаю, он был хорошим парнем.

— Не могу сказать того же о Воне, — говорит Гевин.

— Почему? Та еще стерва? — Спрашиваю я.

— Честно говоря, в школе она не была такой уж плохой. Стала после того, как они выпустились. Когда его родители… — голос Эдди сходит на нет.

— Что она сделала? — Знаю, голос у меня слишком заинтересованный.

— Бросила его. Через две недели после смерти его родителей из-за автокатастрофы. У него была футбольная стипендия, но он потерял ее, переехав домой, чтобы заботиться о младшем брате. Вона всем рассказала, что не собирается выходить замуж за недоучку без высшего образования с ребенком. Вот такие дела. Он потерял родителей, девушку, бюджетное место в колледже истал опекуном всего за две недели.

Я вновь поворачиваюсь к окну. Не хочу, чтобы Эдди заметила накатившие слезы. Это многое объясняет. Почему он боится лишить меня всего, как лишили его. Все это время я думала, что его чувства просто не столь сильны, как мои к нему. Может, я ошибалась. Я выбываю из разговора и забываюсь в снеге, падающем на пути в Детройт.

— Вот, — шепчет Эдди, положив что-то мне на колени. Салфетку. Я сжимаю ее руку в знак благодарности, а затем вытираю слезы.

Ты выходишь на сцену и снова

Свою грудь раскрываешь настежь

Они смотрят, как мы истекаем кровью

Это и есть искусство , по - вашему ?

— The Avett Brothers, Slight Figure of Speech

Глава девятая

Когда мы заходим в здание, я тут же начинаю искать глазами Уилла. Ник и Гевин ведут нас к столику на первом этаже, более приближенному к зрителям, чем тот, где сидели мы с мистером Купером. Жертва уже выступила и они готовы ко второму раунду. Эдди идет к столику судей, платит, и возвращается.

— Лэйкен, пошли со мной в уборную, — говорит она, стаскивая меня со стула.

Зайдя в туалет, она сразу же прижимает меня к раковине и становится передо мной, уперевшись руками в мои плечи.

— Долой уныние, девочка моя! Мы приехали веселиться. — Она лезет в сумочку и достает косметичку. Смочив большой палец под краном, она стирает тушь из-под моих глаз и начинает наносить косметику, придирчиво вглядываясь мне в лицо. Эдди очень сосредоточена на задании. Никто никогда не делал мне макияж. Она достает расческу и двигает меня вперед, расчесывая волосы. Чувствую себя тряпичной куклой. Девушка поворачивает меня спиной к себе и начинает что-то творить, ее пальчики крутят и тянут за мои локоны. После этого Эдди отходит и улыбается, будто любуясь своим достижением.

— Ну вот.

Она поворачивает меня к зеркалу и моя челюсть отваливается на пол. Не могу поверить. Я… симпатичная. Мои волосы собраны в свободную французскую косу, покоящуюся на плече. Мягкие янтарные тени делают акцент на мои глаза. Мои губы накрашены, но не слишком ярко. Я выгляжу как моя мать.

— Вау! Эдди, у тебя талант.

— Знаю. Девять лет с двадцатью девятью братьями и сестрами просто обязаны научить парочке трюков.

Она выталкивает меня из уборной, и мы идем обратно к столику. Когда мы подходим, я останавливаюсь. Эдди тоже замирает, поскольку она держала меня за руку, неожиданно дернувшуюся назад. Проследив за моим взглядом, девушка обнаруживает у нашего столика Хави… и Уилла.

— Похоже, у нас прибавление, — говорит она и подмигивает. Эдди пытается потянуть меня вперед, но я противлюсь. Мои ноги прижаты к полу.

— Эдди, все не так. Я не хочу, чтобы ты так думала.

Она поворачивается ко мне лицом и берет меня за руки.

— Я ничегоне думаю, Лэйкен. Но, если это действительно нетак, то это бы объяснило очевидное напряжение между вами двумя, — говорит она.

— Это только для тебя оно очевидно.

— И так и останется, — говорит она, потянув меня за собой.

Когда мы доходим до столика, все четыре пары глаз сосредотачиваются на мне. Я хочу сбежать.

— Черт, ты шикарно выглядишь, — сказал Хави.

Гевин сердито посмотрел на него, а затем улыбнулся мне.

— Эдди и до тебя добралась, не так ли? — Он обхватывает руками ее талию и прижимает к себе, оставляя меня обороняться самостоятельно.

Ник выдвигает для меня стул, и я присаживаюсь. Затем посмотрела на Уилла и он одарил меня полуулыбкой. Я знаю, что это значит. Он считает меня симпатичной.

— Итак, у нас появилось еще четыре исполнителя для первого раунда. Следующий выступает под именем Эдди. Где он?

Я смотрю на Эдди, она закатывает глаза и встает.

— Я — она!

— О, виноват. Вот она. Поднимайтесь на сцену, мисс Эдди!

Она быстро целует Гевина и запрыгивает на сцену, от ее улыбки так и веет уверенностью. Все, кроме Уилла, садятся. Хави занимает место слева, а единственный свободный стул — справа от меня. Уилл мешкает, но потом все же подходит и садится.

— Что ты прочитаешь нам, Эдди? — спрашивает ведущий.

Она наклоняется к микрофону и говорит:

— Розовый шарик.

Как только ведущий уходит со сцены, Эдди расслабляется и становится на нужное место.

Меня зовут Оливия Кинг

Мне пять лет.

Моя мама купила мне воздушный шарик. Я помню тот день, когда она зашла в дом с ним. Волнистая, соблазнительная розовая лента струилась по ее руке, обвязанная вокруг запястья . Она улыбалась , когда развязывала ленту и обвязывала вокруг моей руки.

«Держи, Ливи, это тебе».

Она звала меня Ливи.

Я была так счастлива . У меня никогда раньше не было шарика . То есть, я только видела их обвязанными вокруг запястий других детей, гуляющих по парковке Волмарта , но даже и не смела мечтать , что у меня будет собственный .

Мой собственный розовый шарик.

Я так радовалась ! Так восторгалась ! Так восхищалась ! Не могла поверить , что мама купила мне что-то! Она никогда раньше мне ничего не покупала! Я играла с ним часами . Он был полон гелия , потому танцевал , качался и плыл , пока я тащила его за собой, из комнаты в комнаты , думая, в какие места еще его сводить. В места, где шарик никогда не бывал ранее. Я отвела его в ванную , туалет , прачечную , кухню , гостиную . Я хотела, чтобы мой новый друг увидел все , что видела я! И отвела его в мамину спальню !

Мамину

Спальню?

Куда мне было запрещенозаходить?

С моим розовым

шариком…

Я закрыла уши, когда она начала кричать на меня, стирая улики со своего носа ! Она ударила меня по лицу и сказала, что я очень плохая ! Как плохо я себя веду ! Как я никогда не слушаюсь! Она вытолкнула меня в коридор и хлопнула дверью, запираясь вместе с моим розовым шариком. Я хотела его обратно! Он был моим лучшим другом! Не ее! Розовая лента все еще была обвязана вокруг моего запястья , так что я тянула и тянула , пытаясь забрать у нее своего нового лучшего друга.

И

Он

Лопнул.

Меня зовут Эдди

Мне семнадцать лет.

Мое день рождениена следующей неделе. Великое восемнадцатилетие. Мой приемный отец купит мне те ботинки, которые я давно хотела. Уверена, друзья отведут меня куда-то поесть. Мой парень купить мне подарок, может, даже отведет в кино. Я получу милейшую маленькую карточку от своего соцработника, который пожелает мне счастливого совершеннолетия и проинформирует, что я переросла систему опеки.

Я хорошо проведу время. Знаю, что так и будет.

Но одно я знаю точно.

Лучше мне не дарить никаких

Гребаных розовых шариков!

Когда толпа начинает хлопать ей, Эдди наслаждается моментом. Она подпрыгивает на сцене, хлопая вместе со зрителями, забывая о мрачном стихотворении, которое только что нам прочитала. Она в своей стихии. Мы хлопаем ей стоя, и она возвращается к столику.

— Это было так клево, — визжит она. Гевин обнимает ее и отрывает от земли, целуя в щеку.

— Умница, — говорит он, когда они присаживаются на свои места.

— Эдди, это было замечательно, ты освобождена от экзаменов, — говорит Уилл.

— Это было так легко! Лэйкен, серьезно, ты должна зачитать свой стих на следующей неделе. Ты никогда раньше не сдавала годовой экзамен мистеру Куперу. Поверь, в нем веселого мало.

— Я подумаю, — отвечаю я. Глядя на нее, действительно кажется, что это легко.

Уилл смеется и наклоняется вперед.

— Эдди, ты тоженикогда не сдавала мне годовой экзамен, я преподаю всего два месяца.

— Ну, я уверена, что он отстойный, — смеется она.

Ведущий вызывает на сцену следующего исполнителя и за столом наступает тишина. Нога Хави постоянно задевает мою. Что-то в нем пугает меня. Может, это очевидный фактор страха. Во время представления я отодвигаюсь от него все дальше и дальше, пока не остается места, но он как-то продолжает приближаться ко мне. И стоило мне собраться врезать ему, как Уилл подвинулся и прошептал мне на ухо:

— Давай поменяемся местами.

Я вспрыгиваю, и он быстро проскальзывает на мое место, а я на его. Я молча благодарю его взглядом. Хави выпрямляется и злобно поглядывает на Купера. Очевидно, что эти двое не испытывают друг к другу теплых чувств.

К началу второго раунда все за нашим столом смешались с толпой. Я замечаю Ника у бара, он болтает с какой-то девушкой. Хави, в конце концов, надоедает, и он оставляет меня и Уилла за столом с Гевином и Эдди.

— Мистер Купер, вы видели…

— Гевин, — перебивает он. — Ты не обязан называть меня здесь мистером Купером. Мы же вместе учились в школе.

Лицо Гевина озаряется озорной улыбкой. Он пихает Эдди и они улыбаются Уиллу.

— И нам можно называть тебя…

— Нет! Нельзя! — Вновь перебивает Уилл. Он покраснел.

— Я что-то упустила? — Я перевожу взгляд с Уилла на Гевина.

Последний наклоняется на столу и упирается локтями в колени.

— Видишь ли, Лэйкен, примерно три года тому назад…

— Гевин, я тебя завалю на экзамене. И твою девушку тоже.

Теперь все смеются, но я все равно в недоумении.

— Три года назад наш Утенок решил начать войну приколов с восьмиклассниками.

— Утенок? — спрашиваю я. Взглянув на Уилла, я увидела, что он зарылся лицом в ладони.

— И вскоре всем стало известно, что Уилл, то есть Утенок, стоял за всеми приколам. Мы страдали от рук этого человека. — Гевин смеется и указывает на парня. — И мы решили, что с нас достаточно. И придумали собственный план, известный как «Месть Утенка».

— Гевин, черт возьми! Я знал, что это был ты! Знал! — говорил Уилл.

Тот рассмеялся.

— Уилл был известен тем, что любил вздремнуть днем у себя в машине. Особенно во время истории с мистером Ханушком. И, в один прекрасный день, мы последовали за ним на парковку и подождали, пока он не отключится и не отправится в страну сновидений. У нас ушло примерно двадцать пять катушек клейкой ленты, чтобы заклеить его снаружи. К тому времени, как он наконец-то проснулся, его машина обклеена шестью слоями клейкой ленты. Его крики и стуки в дверь преследовали нас до самой школы.

— О боже! Как долго ты там просидел? — спрашиваю я Уилла. Даже не мешкаю с тем, чтобы обратиться к нему. Мне нравится, что мы вновь общаемся, даже если только в качестве друзей. Это хорошо.

Он приподнимает бровь при ответе:

— В этоми вся соль. История с мистером Ханушком была на второй паре. А меня не доставали из машины, пока папа не позвонил в школу, пытаясь найти меня. Не помню, сколько было тогда на часах, но на улице уже стемнело.

— Ты провел там почти двенадцать часов?!

Он кивает.

— А как же ты ходил в туалет? — спрашивает Эдди.

— Эта тайна умрет со мной, — смеется он.

Мы сможем это сделать. Я наблюдаю, как Уилл общается с Эдди и Гевином; они все смеются. Раньше я не думала, что это возможно — дружба между нами. Но прямо сейчас, сидя с ними, я изменила свое мнение.

Ник возвращается к нашему столу с кислым выражением лица.

— Я плохо себя чувствую. Мы можем уже уходить?

— Сколько ты съел, Ник? — спрашивает Гевин, вставая со стула.

Эдди смотрит на меня и кивает головой в сторону выхода, намекая, что пора идти.

— Увидимся завтра, мистер Купер, — говорит она.

— Ты уверена в этом, Эдди? — спрашивает Уилл. — Вы со своей подругой не собираетесь снова подремать во дворе?

Она оглядывается на меня и прижимает ко рту ладонь, разрываясь между ахом и смехом. Пока они уходят, мы с Уиллом встаем.

— Просто оставь Кела у меня дома, — говорит он, когда все отходят на достаточное расстояние, чтобы не услышать разговор. — Завтра я отвезу его в школу. Все равно мальчики уже, наверняка, спят.

— Ты уверен?

— Да, все нормально.

— Ладно, спасибо.

Мы оба просто стоим, не зная, как расстаться. Он отходит с моего пути.

— Увидимся завтра, — говорит он. Я улыбаюсь и плетусь мимо него, чтобы догнать Эдди.

***

— Мам, ну пожалуйста! Пожалуйста? — умоляет Кел.

— Кел, вы и так провели ночь вместе прошлойночью. Уверена, его брат хочет провести с ним немного времени.

— Нет, не хочет, — говорит Колдер.

— Видишь? Клянусь, мы будем сидеть в комнате.

— Ладно. Но учти, Колдер, завтра мне нужно, чтобы ты ночевал в своем доме. Я веду Лэйк и Кела на ужин.

— Да, мэм. Я пойду, скажу брату и возьму свои вещи.

Кел и Колдер выбегают за дверь. Я ерзаю на диване и расстегиваю ботинки. Должно быть, это будет тот самый ужин; великого знакомства. Я решаю еще чуть надавить на нее.

— И куда мы пойдем?

Она подходит к дивану, и садиться, хватая пульт от телевизора.

— Без разницы. Может, просто поедим дома. Не знаю. Я просто хочу провести время с вами. Втроем.

Я снимаю ботинки и беру их в руки.

— Втроем, — бормочу я по пути в свою комнату. Я продолжаю думать об этом, закидывая обувь в шкаф и ложась на кровать. Когда-то было «вчетвером». Затем стало «втроем». Теперь, меньше, чем через семь месяцев, она вновь меняет нас на «вчетвером».

Кем бы он ни был, он никогда не будет считаться с Келом и мной. Она понятия не имеет, что я знаю о нем. Она даже не знает, что я уже окрестила его и ее как «двое них», а нас с Келом «двое нас». Разделяй и властвуй. Это новый девиз моей семьи.

Мы прожили в Ипсиланти уже месяц, и каждый пятничный вечер я проводила у себя в комнате. Я хватаю телефон и пишу Эдди сообщение, надеясь, что они с Гевином не будут против третьего колеса на их кино-свидании.

Ответ приходит через пару секунд, давая мне полчаса на то, чтобы собраться. Времени недостаточно, чтобы полностью насладиться душем, потому я иду в ванную и накладываю макияж. Наша почта лежит на тумбочке рядом с раковиной, я поднимаю ее и просматриваю. Все три конверта имеют большие красные почтовые штампы. «Переслано на новый адрес» написано поверх нашего техасского адреса.

Восемь месяцев. Еще восемь месяцев и я вернусь домой. Я подумываю повесить себе на стену календарь, чтобы начать отсчет дней. Кинув конверты на тумбочку, я замечаю, что один свалился на пол. Подняв его, я обращаю внимание на цифры в верхнем правом уголке.

$178,343.00

Это извещение из банка. Наш счет. Схватив оставшуюся почту, я бегу в свою комнату и закрываю за собой дверь.

Посмотрев на дату на банковском извещении, я просмотрела остальные конверты. Один из них из ипотечной компании, и я решаю открыть его. Это счет за страховку. За наш дом в Техасе, который, якобы продали. Господи, я хочу убитьее. Мы не банкроты! Мы даже не продали наш дом! Она оторвала нас с братом от единственного дома, чтобы мы познакомились с каким-то парнем? Ненавижу ее. Мне нужно выбраться отсюда, пока я не взорвалась. Я хватаю телефон и кидаю конверты себе в сумочку.

— Я ухожу, — кричу по пути через гостиную к выходу.

— С кем? — спрашивает мама.

— Эдди. Мы идем в кино. — Я отвечаю коротко и мило, чтобы она не заметила ярость за моим голосом. Все мое тело трясется от гнева. Я просто хочу уйти и все обдумать прежде, чем нападать на нее.

Она подходит ко мне и выхватывает телефон из рук, начиная нажимать на кнопки.

— Какого черта ты делаешь? — кричу я, выхватывая его обратно из ее хватки.

— Я знаю, что ты задумала, Лэйк! Не обманывай меня!

— И что же я задумала? Очень хотелось бы узнать!

— Вчера вы с Уиллом оба отсутствовали. Он нанял няню. Сегодня его брат заявляет, что остается у нас, а через полчала ты уходишь? Ты никуда не пойдешь!

Я забрасываю телефон в сумку и вешаю ее себе на плечо, направляясь к двери.

— Вообще-то, пойду! С Эдди. Можешь посмотреть, как я ухожу с Эдди. А затем, как я буду возвращаться с Эдди. — Я выхожу за дверь, и она следует за мной. К счастью, подруга как раз паркуется у дома.

— Лэйк! Немедленно вернись! Нам нужно поговорить, — кричит она с входа.

Я открываю дверь машины Эдди и поворачиваюсь к ней.

— Ты права, мама, но, мне кажется, это тебенужно поговорить. Я знаю, почему мы завтра ужинаем вместе! Я знаю, почему мы переехали в Мичиган! Я все знаю! Так что не смей говорить со мнойо том, что я что-то скрываю!

Я не дожидаюсь ее ответа, просто сажусь на заднее сидение и хлопаю дверью.

— Забери меня отсюда. Быстрее, — говорю я Эдди.

Мы выезжаем, и я начинаю плакать. Не хочу сюда возвращаться. Никогда.

***

— На, выпей это. — Эдди толкает еще одну банку с содовой через стол, а затем они с Гевином смотрят, как я пью и плачу. Мы остановились в Гетти, потому что Эдди сказала, что их пицца единственное, что может мне сейчас помочь. Но мне кусок в горло не лезет.

— Простите, я не хотела испортить ваше свидание, — говорю я обоим.

— Ты и не испортила. Не так ли, малыш? — Эдди поворачивается к Гевину.

— Вовсе нет. Это внесло новизну в нашу повседневную жизнь, — говорит он, засовывая пиццу в коробку, чтобы забрать ее с собой.

Мой телефон снова завибрировал. Мама звонит уже в шестой раз, потому я выключаю его и кидаю в сумку.

— Мы еще успеваем на фильм? — спрашиваю я.

Гевин смотрит на часы и кивает.

— Да, если ты действительно хочешь сходить.

— Хочу. Мне нужно хоть ненадолго перестать думать об этом.

Мы оплачиваем счет и направляемся в кинотеатр. Хоть там и не Джонни Депп, в данный момент мне подойдет любой актер.

Этот день — ее последний,

В ее жизни — пусто.

Она живет в неведении

Радостная, грустная.

Но не знает никто, поверьте,

Что готовит канун нашей смерти.

— The Avett Brothers, Die Die Die

Глава десятая

Через пару часов мы паркуемся у моего дома. Я еще какое-то время сижу в машине, делаю глубокие вдохи, готовясь к приближающейся ссоре.

— Лэйкен, позвони мне позже. Я хочу знать все подробности. Удачи, — говорит Эдди.

— Спасибо, позвоню. — Я выхожу из машины и иду к двери, а они уезжают. Когда я захожу внутрь, то обнаруживаю маму на диване. Она слышит звук закрывающейся двери и подпрыгивает. Жду, что она продолжит кричать, но вместо этого мама кидается ко мне и обнимает за шею. Я замираю.

— Лэйк, мне так жаль. Я должна была тебе рассказать. Мне так жаль. — Плачет она.

Я отодвигаюсь от нее и сажусь на диван. Весь стол завален салфетками. Она много плакала. Хорошо, она должначувствовать себя плохо. Даже ужасно.

— Мы с папой собирались сказать тебе до его…

— С папой? Ты встречалась с ним еще до смертипапы? — Я встаю и начинаю мерить шагами пол. — Мама! Как долго это продолжается? — кричу я. И снова плачу.

Я смотрю на нее, ожидаю, что она начнет защищаться, объяснять свое омерзительное поведение, но она просто смотрит на стол перед собой.

Мама подается вперед и склоняет голову.

— С кемвстречалась? Что, по-твоему, происходит?

— Не знаю с кем! С тем, кто написал тебе поэму из твоей тумбочки! С тем, с кем ты виделась каждый раз, когда у тебя были дополнительные рабочие часы. С тем, кому ты говорила «я люблю тебя» по телефону. Я не знаю кому, и меня не очень-то это заботит!

Она подходит и кладет руки мне на плечи.

— Лэйк, я ни с кемне встречаюсь. Ты все не так поняла. Все.

Вижу, что она говорит правду, но я все еще не получила ответов.

— А как же записка? И письма из банка? Мы не банкроты, мам. И ты не продавала дом! Ты соврала нам, чтобы приехать сюда. Если это не из-за какого-то мужчины, то почему? Почему мы здесь?

— О Боже, Лэйк. Я думала, ты знаешь. Я думала, ты поняла. — Она садиться на диван.

— Видимо, нет, — я злюсь. Не понимаю, что могло быть такого важного в Мичигане, что ей пришлось забрать нас от нашей жизни. — Так скажи мне.

— Сядь, пожалуйста.

Я повинуюсь и жду, пока она все объяснит. Мама надолго замолкает, собирается с мыслями.

— Записка от твоего отца. Он дурачился. Одной ночью он обрисовал мне лицо и оставил эту записку на подушке. Я сохранила ее. Я любила твоего отца, Лэйк. Я оченьза ним скучаю. И никогда бы так с ним не поступила. Никого другого у меня нет.

Она честна со мной.

— Тогда почему мы переехали сюда, мам? Почему ты заставила нас переехать?

Она делает глубокий вдох и берет меня за руку. От ее взгляда мое сердце вздрогнуло. Тот же взгляд у нее был ранее в этом году, в коридоре, когда она пришла, чтобы рассказать новости об отце. Она делает еще один глубокий вдох и сжимает мою руку.

— Лэйк, у меня рак.

***

Отрицание. Я определенно на стадии отрицания. И гнева. Осмысление? Да, это тоже. У меня три стадии одновременно. Может, даже все пять. Я не могу дышать.

— Мы собирались все рассказать тебе с отцом. Но после его смерти вы были так разбиты. Я не могла себя заставить поговорить об этом. Когда мне стало хуже, я захотела переехать сюда. Бренда умоляла меня, сказала, что поможет о вас заботиться. Это с ней я говорила по телефону. В Детройте есть доктор, специализирующийся на раке легких. К нему я и ходила.

Рак легких. У этого есть название. Что делает ситуацию еще более реальной.

— Я собиралась все рассказать тебе и Келу завтра. Пришло время вам узнать, чтобы мы могли приготовиться.

Я забираю от нее руки.

— Приготовиться… к чему, мам?

Она обнимает меня и вновь начинает плакать. Я отталкиваю ее.

— Приготовиться к чему, мама?!

Точно как директор Басс, она тоже не может смотреть мне в глаза. Она мне сочувствует.

Не помню, как я вышла из дома и перешла улицу. Знаю только одно — сейчас полночь и я колочу в дверь Уилла.

Когда он открывает ее, то не задает никаких вопросов. Он видит по моему лицу, что я просто нуждаюсь в нем. Хоть на короткое время. Уилл обнимает меня за плечи и затаскивает внутрь, закрывая за нами дверь.

— Лэйк, что случилось?

Я не могу ответить. Я не могу дышать. Уилл успевает подхватить меня как раз, когда я начинаю оседать на пол и плакать. И точно как в школьном коридоре с моей мамой, он тоже оседает со мной на пол. Парень упирается подбородком мне в голову, гладит мои волосы и дает выплакаться.

— Расскажи, что случилось, — шепчет он наконец.

Я не хочу этого произносить. Если я скажу это вслух, то ситуация станет реальной. Она и такреальна.

— Она умирает, Уилл, — вставляю я между всхлипами. — У нее рак.

Он обнимает меня крепче, поднимает и несет в свою спальню. Положив на кровать, он укрыл меня одеялами. В этот момент позвонили в дверь. Уилл целует меня в лоб и уходит.

Я слышу, как мама говорит, когда он открывает дверь, но не слышу что. Голос Уилла низкий, но его слова можно разобрать.

— Пусть она останется, Джулия. Сейчас она нуждается во мне.

Они перебрасываются еще парой фраз, которые я не могу расслышать. В итоге он закрывает дверь и возвращается в спальню. Забравшись в кровать, он обнимает меня рукой и держит, пока я плачу.

Часть вторая

Какая разница, что будет завтра?

Что такого в завтра

Чего нет в послезавтра?

— The Avett Brothers, Swept Away

Глава одиннадцать

Окно находиться не на той стороне комнаты. Сколько времени? Я протягиваю руку через кровать и тянусь к телефону на тумбочке. Но моего телефона там нет. Как и тумбочки. Я сажусь на кровати и тру глаза. Это не моя комната. Когда воспоминания о вчерашнем возвращаются, я ложусь обратно и натягиваю на голову одеяло, мечтая, чтобы все они исчезли.

***

— Лэйк.

Я вновь просыпаюсь. Солнце уже не светит так ясно, но комната все еще не моя. Я крепче натягиваю одеяло на голову.

— Лэйк, проснись.

Кто-то стягивает его с меня. Я стону и хватаю его еще крепче. Вновь мечтаю, чтобы все исчезло, но мой мочевой пузырь не дает покоя. Я откидываю одеяло и вижу Уилла, сидящего на краю кровати.

— А ты действительно неранняя пташка, — говорит он.

— Туалет. Где у тебя туалет?

Он показывает в конец коридора. Я спрыгиваю на ноги и молюсь, чтобы успеть. Я бегу к унитазу и сажусь, но чуть не падаю. Седушка поднята.

— Ох уж эти парни, — бормочу я, опуская ее.

Когда я выхожу из туалета, Уилл уже переместился к столику на кухне. Он улыбается и ставит чашку кофе возле пустого стула рядом. Я сажусь и беру горячий напиток.

— Который час? — спрашиваю я.

— Полвторого.

— О. У тебя очень удобная кровать.

— Похоже на то, — он улыбается и пихает меня в плечо.

Мы пьем кофе в тишине. Комфортнойтишине.

Уилл забирает у меня пустую чашку и моет ее прежде, чем положить в посудомойку.

— Я отвезу Кела и Колдера на утренник, — говорит он, включая ее. — Мы уезжаем через пару минут. Скорее всего, после этого мы где-то пообедаем и вернемся к шести. Это даст тебе время, чтобы поговорить с мамой.

Мне не нравится, как он вставляет последнее предложение, будто я подвластна его манипуляциям.

— Что, если я не хочу говорить? Вдруг я хочу на утренник?

Он облокачивается на столик и наклоняется ко мне.

— Тебе не нужно смотреть фильм. Тебе нужно поговорить с мамой. Пошли.

Он хватает свои ключи и куртку, а затем направляется к двери. Я отклоняюсь на спинку стула и складываю руки на груди.

— Я только проснулась. Кофеин еще не подействовал. Можно я останусь тут ненадолго?

Я вру. Просто хочу, чтобы он ушел, чтобы я могла пойти и свернуться в его удобной кровати.

— Ладно. — Он идет ко мне, наклоняется и целует в макушку. — Но не на весь день. Ты должна с ней поговорить.

Он надевает куртку и уходит, закрывая за собой дверь. Я подхожу к окну и смотрю, как Кел с Колдером запрыгивают в машину, а затем они уезжают.

Я бросаю взгляд на свое жилье. Именно жилье, а не дом. Знаю, что мама внутри, всего в паре метров. Понятия не имею, что ей сказать, если пойду туда. Я решаю отложить это на потом. Мне не нравится, что я так зла на нее. Знаю, это не ее вина, но больше мне винить некого.

Я замечаю, что кто-то мне ухмыляется. Просто гном. Гном, с разбитой красной шляпой и уродливой маленькой ухмылочкой. Будто он знает. Знает, что я здесь, слишком напуганная, чтобы идти туда. Он преследует меня. Только я собралась задвинуть штору и дать ему выиграть, как замечаю, что кто-то паркуется у нашего дома. Эдди.

Я открываю входную дверь Уилла и машу ей, когда она выходит из машины.

— Эдди, я тут!

Она смотрит на меня, затем вновь на мой дом, затем вновь на меня, с совершенно недоумевающим выражением. Но все же идет ко мне.

Класс. Что я только что наделала? Как я объясню ей это?

Я уступаю ей дорогу и приоткрываю дверь. Девушка с любопытством осматривает гостиную.

— Ты в порядке? Я звонила тебе раз сто! — говорит она, падая на диван. Забросив ноги на кофейный столик, она снимает ботинки. — Чей это дом?

Мне не нужно отвечать. Семейный портрет, висящий рядом с ней, делает это за меня.

— О. — По крайней мере, это все, что она сказала. — Ну? Что случилось? Она сказала, кто он? Ты знаешь его?

Я иду к дивану, переступаю через ее ноги, и сажусь рядом.

— Эдди? Ты готова услышать мою версию самой большой глупости, которую я когда-либо делала?

Она приподнимает брови и ждет, пока я выскажусь.

— Я была не права. Она ни с кем не встречается, мама больна. У нее рак.

Эдди ставит ботинки рядом с собой и вновь забрасывает ноги на стол, откидываясь на спинку. На ней надеты два совершенно разных носка.

— Черт, это нереально, — говорит она.

— Ага, еще как. Но это моя реальность.

С мгновение она просто сидит, уставившись на свои черные ногти. Вижу, она не знает, что сказать. Вместо этого, девушка двигается по дивану и обнимает меня, а затем вспрыгивает на ноги.

— Итак, что у мистера Купера есть выпить? — Она идет на кухню и открывает холодильник. Схватив два стакана и наполнив их льдом, она возвращается в гостиную и наливает содовую.

— Не нашла вина. Он такой зануда, — говорит она, передавая мне напиток. — И, какой у нее прогноз?

Я пожимаю плечами.

— Не знаю. После того, как она мне сказала, я ушла. Но звучит не очень хорошо. У меня не хватало сил встретиться с ней.

Я поворачиваю голову к окну и снова смотрю на наш дом. Знаю, это неизбежно. Знаю, что должна поговорить с ней; просто мне хочется еще хотя бы день прожить в нормальной обстановке.

— Лэйкен, ты должна с ней поговорить.

Я закатываю глаза.

— Ты говоришь прямо как Уилл.

Она делает глоток и возвращается к кофейному столику.

— Кстати о Уилле.

Началось.

— Лэйкен, я изо всех сил стараюсь не лезть не в свое дело. Правда. Но ты в его доме! В той же одежде, в которой я подвозила тебя прошлой ночью. Если ты не отрицаешь, что что-то происходит, мне придется предположить, что ты признаешьэто.

Я вздыхаю. Она права. С ее точки зрения кажется, что происходит даже больше, чем на деле. У меня нет выбора, я должна быть честной с ней или она подумает о нем худшее.

— Ладно. Но, Эдди, ты должна…

— Клянусь. Даже Гевину.

— Хорошо. Ну, я встретила его в первый день переезда. Между нами что-то возникло. Он пригласил меня на свидание, я согласилась. Мы отлично провели время. Поцеловались. Наверное, это была самая лучшая ночь в моей жизни. Это былалучшая ночь в моей жизни.

Теперь она улыбается. Я мешкаю, прежде чем продолжить. Она видит по языку моего тела, что у нашей истории нет счастливого конца, и улыбка испаряется.

— Мы не знали. До первого дня в школе, я не знала, что он работает учителем. А он не знал, что я еще школьница.

Она встает.

— Коридор! Вот что происходило в коридоре!

Я киваю.

— Боже мой. И он порвал с тобой?

Я вновь киваю. Она падает на диван.

— Черт. Какой отстой.

Я снова киваю.

— Но ты здесь. Ты осталась на ночь, — она ухмыляется. — Он не выдержал, не так ли?

Я качаю головой.

— Все не так. Я была расстроена, и он позволил мне остаться здесь. Ничего не произошло. Он просто вел себя как друг.

Она сгорбила плечи и надула губки, давая понять, что надеялась на свой вариант развития событий.

— Всего один вопрос. Твоя поэма. Она была о нем, не так ли?

Я киваю.

— Круто, — смеется она.

Затем девушка притихла, но ненадолго.

— Последний вопрос. Клянусь. Правда.

Я смотрю на нее, давая понять, что все нормально.

— Он хорошо целуется?

Я улыбаюсь. Не могу сдержаться.

— О господи, он чертовски горяч!

— Знаю! — она хлопает в ладоши и подпрыгивает на диване.

Наш смех улетучивается, возвращая к реальности. Я поворачиваюсь и смотрю в окно, на наше жилье через дорогу, а она несет чашки к раковине. Когда Эдди возвращается в гостиную, то хватает меня за руку и поднимает с дивана.

— Пошли, мы идем говорить с твоей мамой.

Мы? Я не спорю. Есть в Эдди что-то такое, внушающее желание не спорить.

Паранойя надо мной нависла…

Когда в глазах моих увидишь ты однажды

Отсутствие здравомыслия,

Будешь ли любить меня так же?

—The Avett Brothers, Paranoia in B Flat Major

Глава двенадцатая

Эдди никогда раньше не бывала у меня дома. Но вы бы об этом ни за что не догадались, глядя как она уверенно заходит через входную дверь. Она продолжает тащить меня за собой, даже когда мы оказываемся внутри. Мама сидит на диване, с улыбкой посматривая на несущуюся к ней незнакомку, тянущую за собой ее разгневанную дочь. Должна признать, удивление на лице мамы не может не радовать.

Эдди пихает меня на диван и давит на плечи, пока я не сажусь рядом с мамой. Девушка занимает место за кофейным столиком, прямо напротив нас, спина прямая, подбородок поднят высоко. Она у нас за главную.

— Я Эдди, лучшая подруга вашей дочери, — говорит она маме. — Ну вот, а теперь, когда мы все знакомы, давайте перейдем к делу.

Мама смотрит на меня, потом опять на Эдди, и не отвечает. Мне, честно говоря, тоже нечего сказать. Не знаю, к чему подруга ведет, потому все, что я могу сделать, это позволить ей продолжить.

— Джулия, верно? Вас так зовут?

Мама кивает.

— Джулия, у Лэйкен есть вопросы. Множество вопросов. У вас — ответы. — Эдди смотрит на меня. — Лэйкен, ты спрашиваешь, твоя мама отвечает. — Она посмотрела на нас одновременно. — Вот так мы будем вести переговоры. Вопросы есть? Ко мне, имеется в виду.

Мы с мамой качаем головами. Девушка встает.

— Тогда ладно. Мое дело сделано. Позвони мне позже.

Эдди переступает через столик и направляется к выходу, но вдруг разворачивается и возвращается к нам. Она обвивает руками шею моей матери. Та смотрит на меня широко распахнутыми глазами, а затем обнимает в ответ. Эдди продолжает сжимать шею моей матери непривычно долгое время, но, наконец, отпускает. Она улыбается нам, опять перепрыгивает через столик и выходит через дверь. И она ушла. Вот так просто.

Мы обе сидим в молчании, пялясь на входную дверь — недоумевая, что именно не так с Эдди. Или, скорее, что с ней так. Трудно сказать. Я оглядываюсь на маму, и мы обе смеемся.

— Вау, Лэйк. Ты умеешь выбирать друзей.

— Знаю. Она невероятная, правда?

Мы устраиваемся на диване, мама тянется, и хлопает по моей руке.

— Лучше сделать, как она сказала. Задавай вопрос, а я отвечу так подробно, как смогу.

Я решаю не тянуть резину.

— Ты умрешь?

— Разве не все умрут? — отвечает она.

— Это вопрос. Ты должна просто отвечать.

Она вздыхает, будто мешкает, не особо желая отвечать.

— Возможно. Должно быть, — признает она.

— Когда? Насколько все плохо?

— Лэйк, может, мне стоит сначала объяснить. Я дам тебе подробное объяснение, с чем мы имеем дело.

Она встает и идет на кухню, занимая место у барного столика. Она показывает мне сесть с ней и хватает ручку с листком бумаги, а затем начинает что-то записывать.

— Есть два вида рака легких. Мелкоклеточный и немелкоклеточный. К сожалению, у меня мелкоклеточный, который быстрее развивается. — Она рисует диаграмму. — Мелкоклеточный рак также может быть ограниченным или расширенным. — Она указывает на нарисованную пару легких. — Мой был ограниченным. Что значит, он сохранялся в этой части. — Она обводит нужную часть легких и ставит точку. — Здесь они нашли опухоль. Симптомы появились за пару месяцев до смерти твоего отца. Он заставил меня пойти на биопсию и тогда мы обнаружили, что она злокачественная. Мы искали подходящего доктора и решили, что лучше всего будет найти его в Мичигане — Детройт. Он специализировался на МРЛ[7]. Мы решили переехать еще даже до смерти твоего папы. Мы…

— Мам, помедленнее.

Она кладет ручку.

— Мне нужна минутка. Боже, впечатление, что я на уроке сижу.

Я кладу голову на руки. У нее были месяцы на обдумывание ситуации. И говорит она так, будто учит меня, как испечь торт!

Мама спокойно ждет, пока я встаю и иду в ванную. Плеснув воды на лицо, я смотрю на свое отражение в зеркале. Выгляжу ужасно. Я не смотрела на себя с тех пор, как ушла прошлой ночью с Гевином и Эдди. Тушь размазана под глазами. Они выглядят опухшими. На голове бардак. Я смываю макияж и расчесываю волосы, прежде чем вернуться на кухню и вновь слушать рассказ о том, как она умрет.

Мама поднимает голову, когда я возвращаюсь, и я киваю, давая ей добро на продолжение.

— Через неделю после того, как мы решили переехать в Мичиган, поближе к доктору, твой отец умер. Я была так поглощена горем, его смертью, похоронами и всем остальным, что пыталась вытеснить из головы то, что происходило со мной. Я не ходила к доктору три месяца. Клетка превратилась из ограниченной в расширенную.

Она отворачивается, явно устыдившись. Ее голос становиться тише.

— Я винила себя в сердечном приступе мужа. Знала, что к этому привел стресс от диагноза. — Она встает и проходит в гостиную, чтобы выглянуть в окно.

— Почему ты мне не сказала? Мам, я бы помогла тебе. Ты не должна была справляться со всем в одиночку.

— Теперь я это знаю. Но у меня была стадия отрицания. Я злилась. Надеялась на чудо, наверное. Не знаю. Дни стали неделями, затем месяцами. И теперь мы здесь. Три недели назад я вновь пошла на химиотерапию.

— Это же хорошо, так? Если тебе назначили химиотерапию, значит, есть шанс избавиться от опухоли.

Она качает головой.

— Это не для борьбы с ней, Лэйк. А чтобы уменьшить мою боль. Это все, что они могут пока сделать.

Я опускаю голову на руки и плачу. Удивительно, как много слез может излить один человек. Как-то ночью, после смерти отца, я плакала так много, что у меня началась паранойя, что я приношу вред своим глазам, и я решила загуглить этот вопрос. Я вбила «может ли человек слишком много плакать?». Как оказалось, все в итоге засыпают и перестают плакать, чтобы дать своему телу отдых. Так что нет, плакать слишком много нельзя.

Я хватаю салфетку и делаю пару глубоких вдохов, пытаясь сдержать оставшиеся слезы. Меня уже тошнит от них.

Я чувствую, как меня обхватывают мамины руки, потом поворачиваюсь и обнимаю ее в ответ. Мое сердце болит за нее. За нас. В конце концов, она начинает кашлять и отворачивается. Я смотрю за ней, пока она кашляет, хватая ртом воздух. Она выглядит такой больной. Как я не заметила? Ее щеки стали впалыми. Волосы — тонкими. Я едва узнаю ее. Я была так сосредоточена на своем несчастье, что даже не заметила, как моя родная мать исчезала на моих глазах.

Она прокашлялась и вернулась на свое место у стола.

— Мы расскажем Келу сегодня. Бренда приедет в семь, хочет быть здесь, поскольку вскоре станет его опекуном.

Я смеюсь. Она же шутит. Верно?

— В смысле его опекуном?

— Лэйк. Ты все еще школьница, скоро пойдешь в колледж. Я не жду, что ты все бросишь. Я не хочу, чтобы ты это делала. У Бренды это будет не первый ребенок. Она хочет этим заниматься. Она нравится Келу.

Я через многое прошла за этот год. Но это мгновение, эти слова, которые только что сорвались с ее губ — я никогда не была в такой ярости.

Я встаю и хватаю спинку стула, кидая его на пол с такой силой, что сидение начинает отваливаться. Она вздрагивает, когда я кидаюсь к ней, указывая пальцем ей в грудь.

— Она НЕполучит Кела! Ты не отдашь ей МОЕГОбрата! — я кричала так громко, что мое горло заболело.

Она попыталась успокоить меня, положив руки на мои плечи, но я уворачиваюсь.

— Лэйк, прекрати! Остановись! Ты все еще учишься в школе! Ты еще даже не поступила в колледж, чего ты от меня хочешь? У нас больше никого нет, — она идет за мной, пока я направляюсь к выходу. — У меня больше никого нет, Лэйк, — кричит она.

Я открываю дверь и разворачиваюсь к ней, игнорируя ее слезы и продолжая кричать.

— Ты не расскажешь ему сегодня! Ему не стоит пока знать об этом. В твоих интересах ему ничего не говорить!

— Мы должны ему сказать. Он должен знать, — говорит она. Теперь она идет за мной по тропинке от дома. Я продолжаю шагать.

— Мама, иди домой! Просто иди! С меня хватит этих разговоров! И если ты хочешь еще когда-нибудь меня увидеть, то НЕ РАССКАЖЕШЬ ЕМУ!

Я слышу, как ее всхлипы стихают, закрывая дверь в гостиную Уилла за собой. Я бегу в его спальню и бросаюсь на кровать. Я не просто плачу; я всхлипываю, вою, кричу.

***

Я никогда не употребляла наркотики. Если не считать глотка маминого вина, когда мне было четырнадцать, я даже никогда не пила алкоголь. Не то чтобы я сильно боялась или была слишком правильной. Если честно, мне просто никогда ничего из этого не предлагали. Я никогда не ходила на вечеринки в Техасе. Никогда не проводила ночь с кем-то, кто бы попытался уговорить меня на нелегальный поступок. Честно, я никогда не оказывалась в ситуации, где могла бы поддаться давлению сверстников. Пятничные вечера я проводила на футбольных матчах. По субботам папа брал нас в кино, а потом вез на ужин. В воскресение я делала домашнее задание. Такова была моя жизнь.

Было одно исключение, когда у двоюродной сестры Керрис была свадьба, и она меня пригласила. Мне было шестнадцать, она только что получила водительские права, и церемония только что закончилась. Мы остались допоздна, чтобы помочь прибраться. Очень классно провели время. Пили пунш, доедали остатки торта, танцевали, пили еще пунш. Довольно быстро мы поняли, что кто-то долил в него коньяк, поскольку нам было слишком весело. Я не помню, как много мы его выпили. Слишком много, чтобы остановиться, когда мы заметили, что пьяны. Мы не думали дважды, залезая в машину, чтобы поехать домой. Нам удалось проехать милю, прежде чем она вильнула и врезалась в дерево. Я поцарапала кожу над глазом, а подруга сломала руку. В итоге, мы были в порядке. Кстати говоря, машина была вполне в приемлемом состоянии. Но вместо того, чтобы поступить разумно и дождаться помощи, мы развернулись и поехали обратно, чтобы позвонить папе. Проблемы, в которые мы вляпались на следующий день, уже совсем другая история.

Но было одно мгновение, как раз перед тем, как мы врезались в дерево. Всю дорогу мы смеялись с того, как она произносила слово «пузырек». Мы произносили его вновь и вновь, пока машина не начала съезжать с дороги. Я видела дерево и знала, что мы вот-вот в него врежемся. Но время будто бы замедлилось. Оно могло быть в пяти миллионах футов от нас. Вот как много времени ушло на то, чтобы действительно в него врезаться. Единственный, о ком я думала, был Кел. Единственный. Я не думала о школе, мальчиках, колледже, который я пропущу, если умру. Я думала о Келе, и о том, что он единственный, кто мне важен. Единственный, кто имел значение за секунду до того, как я чуть не умерла.

***

Я вновь заснула в кровати Уилла. Знаю это потому, что когда я открыла глаза, то больше не плакала. Видите? Люди не могут плакать вечно. Все в итоге засыпают.

Я ожидаю, что слезы вернутся, стоит туману в моей голове развеяться, но, вместо этого, я чувствую себя мотивированной, обновленной. Будто участвую в какой-то миссии. Я встаю с кровати и чувствую странную потребность прибраться. И спеть. Мне нужна музыка. Я направляюсь в гостиную и немедленно нахожу то, что искала. Стереосистему. Мне даже не нужно искать музыку, когда я ее включаю, там уже играет диск «The Avett Brothers». Я ставлю свою любимую песню, делаю ее погромче, и берусь за дело.

К сожалению, дом Уилла на удивление чист, учитывая, что в нем обитают две особи мужского пола, потому мне приходится приложить много усилий на поиски, чем бы себя занять. Первым делом я нахожу ванную, что хорошо. Я знаю, что девятилетние не очень хорошо целятся, потому начинаю оттирать туалет, пол, душ, раковину. Все чисто.

Дальше я перехожу в спальни, где все кладу на места, застилаю кровати… дважды. Затем я иду в гостиную, где убираю пыль и прохожусь пылесосом. Я мою полы в ванной и протираю каждую возможную поверхность. В итоге я оказываюсь у кухонной раковины, где мою единственную грязную посуду в доме — наши с Эдди стаканы.

Уже почти семь, когда я слышу приближение машины Уилла. Он и мальчики заходят в дом и останавливаются, увидев меня на полу его гостиной.

— Что ты делаешь? — спрашивает Колдер.

— Расставляю в алфавитном порядке, — отвечаю я.

— Что именно? — интересуется Уилл.

— Все. Вначале фильмы, потом музыку. Колдер, я расставила книги в твоей комнате. И твои игры, но некоторые из них начинались с цифр, потому их я поставила в начале. — Я указываю на кучку рядом со мной. — Это рецепты. Я нашла их на холодильнике. Их я расставила по категориям; говядина, баранина, свинина, курица. Затем я растасовала их по…

— Мальчики, идите к Келу. Скажите Джулии, что вы вернулись, — сказал Уилл, продолжая смотреть на меня.

Мальчики не двигаются. Они просто пялятся на карточки с рецептами передо мной.

— Сейчас же! — кричит Уилл. Оба быстро отворачиваются и идут к двери.

— У тебя очень странная сестра, — слышу я слова Колдера.

Уилл садится на диван, а я продолжаю раскладывать карточки в алфавитном порядке.

— Ты же учитель, — говорю я. — Мне стоит класть «Суп с запеченной картошкой» к картошке или к супу?

— Остановись, — говорит он. Вид у парня угрюмый.

— Я не могу остановиться, дурачек. Я еще не закончила. Если остановлюсь сейчас, ты не будешь знать, где искать… — Я хватаю первую попавшуюся карточку с пола. — «Вяленого цыпленка»? — Вот именноего. Я бросаю карточку в кучу.

Уилл оглядывает гостиную, затем встает и идет на кухню. Я вижу, как он проводит пальцем по плинтусу. Хорошо, что я позаботилась о нем. Он идет по коридору и возвращается через пару минут.

— Ты разложила мои вещи в шкафу по цветам?

Он не улыбается. Я думала, Уилл будет счастлив.

— Уилл, это было не трудно. Ты носишь футболки всего трех разных цветов.

Он пересекает комнату и наклоняется; выхватывая карточки, которые я разложила по стопкам.

— Уилл! Стой! Я потратила на это так много времени! — Я быстро выхватываю их обратно из его рук.

Наконец, он бросает их на пол и хватает меня за запястья, пытаясь поднять на ноги, но я начинаю пинать его.

— Отпусти! Я… не… закончила!

Он отпускает, и я падаю на пол. Я хватаю рецепты и начинаю вновь распределять их по кучкам. Уилл все испортил, надо начинать сначала. Даже не могу найти карточки с «говядиной». Я переворачиваю две карточки, лежащие картинкой к низу, но…

— Какого черта! — кричу я. Внезапно, меня с ног до головы окатывают водой.

Я поднимаю голову и вижу нависающего надо мной Уилла с пустым кувшином в руке. Я бросаюсь вперед и начинаю бить его по ногам. Тот отступает, но я продолжаю бить, пытаясь встать с пола.

Какого черта он это сделал? За это кто-то получит по лицу. Я встаю и пытаюсь дать ему пощечину, но он уворачивается, хватает мою руку и заводит мне за спину. Я замахиваюсь на него второй, а он пихает меня в коридор, а затем в ванную. В следующий момент его руки оказываются вокруг меня. Уилл поднимает меня, отодвигает душевую занавесь и пихает меня внутрь. Я все еще пытаюсь ударить его, но у парня руки длиннее. Он прижимает меня к стене одной рукой, а другой поворачивает вентиль. Ручеек ледяной воды бьет мне в лицо. Я ахаю.

— Придурок! Козел! Мудак!

Он продолжает держать меня и поворачивает второй вентиль, пока не пошла теплая вода.

— Прими душ, Лэйкен! Прими чертов душ! — Он отпускает меня и хлопает за собой дверью.

Я выпрыгиваю из душа; вся моя одежда намокла. Пытаюсь открыть дверь ванной, но не могу, поскольку он держит за ручку с другой стороны.

— Выпусти меня, Уилл! Сейчас же! — Я стучу в дверь и пытаюсь повернуть ручку, но не выходит.

— Лэйкен, — спокойно отвечает он с той стороны. — Я не выпущу тебя из ванной, пока ты не снимешь одежду, примешь душ, помоешь волосы и успокоишься.

Я показываю ему средний палец. Конечно, он не может меня видеть, но все равно приятно. Я снимаю мокрую одежду и кидаю ее на пол, надеясь, что она испачкается. Затем запрыгиваю в душ. Теплая вода приятно стекает по коже. Я закрываю глаза и даю ей промочить мои волосы, а затем стечь по лицу.

Черт. Уилл прав. Снова.

***

— Мне нужно полотенце! — кричу я, проведя в душе добрых полтора часа. У Уилла есть крепитель для душа, который можно регулировать. Я включила его и установила так, чтобы вода попадала на заднюю часть моей шеи. Это действительно убирает напряжение.

— На раковине. Как и твоя одежда, — кричит он снаружи.

Я отодвигаю занавеску и обнаруживаю полотенце на том месте, где он сказал. И одежду. Моюодежду. Которую он определенно забрал из моего дома и как-то оставил в ванной. Покая была в душе.

Я выключаю воду и начинаю вытираться. Затем делаю из полотенца тюрбан и одеваюсь.

Он принес мне пижаму. Может, это значит, что я вновь буду спать в его удобной кровати. Я мешкаю, поворачивая ручку и предполагая, что она вновь не откроется, но на этот раз все получилось.

Когда он слышит открытие дверцы, то вскакивает с дивана и бежит ко мне. Я прижимаюсь к стене, боясь, что он отправит меня обратно в ванную, но Уилл лишь обхватывает руками мою талию и обнимает.

— Прости, Лэйк. Мне жаль, что я так поступил. Но ты терялаконтроль.

Я обнимаю его в ответ. Само собой.

— Все нормально. У меня, вроде как, был неудачный день.

Он отодвигается от меня и кладет руки на плечи.

— Так мы друзья? Ты не собираешься вновь пытаться избить меня?

— Друзья, — неохотно говорю я. Это последнее, кем я хочу быть с ним на данный момент. Его другом. — Как прошел утренник? — спрашиваю я, идя по коридору.

— Ты поговорила с мамой? — игнорирует он мой вопрос.

— Господи. Любишь менять тему?

— Ты поговорила с ней? Пожалуйста, только не говори, что провела весь день за уборкой. — Он заходит на кухню и достает из ящика два стакана.

— Нет. Не весьдень. Мы поговорили.

— И?

— И… у нее рак, — откровенно отвечаю я.

Он смотрит на меня и хмурится. Я закатываю глаза и облокачиваюсь на стол, хватаясь руками за голову. Пальцы задевают мой «тюрбан». Я отодвигаюсь от столика, убираю полотенце и наклоняю голову вперед, расчесывая запутавшиеся локоны.

Закончив с ними, я резко откидываю голову назад, и в этот момент Уилл отводит глаза от меня, сосредоточившись на своей чашке, полной молока. Я делаю вид, что не замечаю, как он проливает его, и продолжаю разбираться со своими волосами, пока он вытирает молоко тряпкой.

Затем парень достает что-то вместе с ложкой из ящика. Он делает мне шоколадноемолоко.

— С ней все будет в порядке? — спрашивает он.

Я вздыхаю. Вот неугомонный.

— Нет. Скорее всего, нет.

— Но она лечится?

Мне удалось прожить целый день, не думая об этом. Я была в уютном оцепенении с того момента, как очнулась от сна. Знаю, это его дом, но мне снова начинает хотеться, чтобы он ушел.

— Она умирает, Уилл. Умирает. Через год она, скорее всего, уже будет мертва, может даже раньше. Они просто делают химиотерапию, чтобы ей было не так больно. Пока она умирает. Потому что она умрет. Потому что она умирает. Вот. Это ты хотел услышать?

Выражение его лица смягчается, и он ставит передо мной молоко. Он хватает пригоршню льда из холодильника и роняет мне в чашку.

— Со льдом.

Уилл хорош в смене темы, и даже еще лучше в игнорировании моих ехидных замечаний.

— Спасибо. — Я глотаю свое шоколадное молоко и замолкаю. Такое чувство, будто он, каким-то образом, только что выиграл наш спор.

***

«The Avett Brothers» все еще бренчат на заднем плане, когда я допиваю свое молоко. Я иду в гостиную и ставлю песню на повтор. Лежу на полу и пялюсь в потолок, вытянув руки над головой. Это расслабляет.

— Выключи свет, — говорю я ему. — Я хочу просто послушать музыку.

Он повинуется, и я чувствую, как Уилл ложится рядом со мной. Пляшущий зеленый луч от звуковых волн на стерео освещает стены, пока группа дает жару.

Мои мысли ускользают вслед за музыкой, пока мы лежим без всяких движений. Когда песня заканчивается и начинает играть заново, я рассказываю ему то, что действительно у меня на уме.

— Она не хочет, чтобы я растила Кела. Она отдаст его Бренде.

Это единственная фраза, произнесенная за тот час, что мы лежали на полу. Он находит мою руку в темноте и сжимает. Он держит ее; а я позволяю ему быть просто моим другом.

***

Включается свет, и я немедленно прикрываю глаза. Мы все еще лежим посреди комнаты на полу. Я сажусь и вижу рядом с собой Уилла, вполне себе спящего.

— Привет, — шепчет Эдди. — Я стучалась, но никто не ответил. — Она проходит через входную дверь и садится на диван. Девушка смотрит на посапывающего Уилла, растянувшегося на полу гостиной.

— Это же субботний вечер, — она закатывает глаза. — Я же говорила, что он зануда.

— Что ты здесь делаешь? — смеюсь я.

— Решила тебя проведать. Ты не отвечала на звонки и не писала мне целый день. У твоей мамы рак и ты решила послать все технологии куда подальше? Как-то бессмысленно.

— Я понятия не имею, где мой телефон.

Мы обе с мгновение пялимся на Уилла. Он действительно громко храпит. Должно быть, мальчики его изнурили.

— Итак, видимо, дела с твоей мамой прошли не так уж гладко? Раз ты здесь, спишь на чертовом полу. — Кажется, она злиться, что мы не занимались чем-то более интересным.

— Нет, мы поговорили.

— И?

Я встаю и растягиваюсь, прежде чем сесть с ней на диване. Эдди уже сняла ботинки. Видимо, долгая жизнь без постоянного местожительства придает чувство домашнего уюта в любом месте. Я подбираю под себя ноги и ложусь на ручку дивана, поворачиваясь к ней лицом.

— На прошлой неделе, во дворике, когда ты рассказывала мне о своей маме и о том, что случилось, когда тебе было девять…

— К чему ты это вспомнила?

— Ну, я радовалась. Я так радовалась, что ничего подобного никогда не случится с Келом. Я так радовалась, что у него есть возможность прожить нормальную жизнь для девятилетнего мальчика. Но теперь… будто Бог закрыл на нас глаза. Почему оба? Разве моего папы было недостаточно? Будто к нам пришла смерть и врезала кулаком в лицо.

Эдди отрывает взгляд от Уилла и смотрит на меня.

— Не смерть тебя ударила, Лэйкен. А жизнь. Жизнь случается. Дерьмо случается. И довольно часто. Со многимилюдьми.

Я не вдаюсь в ужасные подробности. Мне слишком стыдно признавать, что даже моя собственная мать не желает, чтобы я растила ее ребенка.

Уилл ерзает на полу.

Эдди наклоняется, обнимает меня, и хватает свою обувь.

— Наш учитель просыпается, мне лучше уйти. Я просто хотела тебя проведать. О, и найди свой телефон, — говорит она, направляясь к двери.

Я смотрю ей вслед. Она была в комнате три минуты, а ее энергия уже меня заразила. Я поворачиваюсь и смотрю, как Уилл садится на полу. Он так смотрит на меня, будто сейчас сделает выговор.

— Какого черта она здесь делала?

Он может быть очень пугающим, когда хочет.

— Навещала, — бормочу я. — Проведывала меня. — Может, если я сделаю вид, что это пустяк, то и он так подумает.

— Лэйкен, черт тебя подери!

Не-а. Он думает, что это имеет большое значение.

Он отталкивается от пола и вскидывает руки в воздух.

— Ты что, специально пытаешься сделать так, чтобы меня лишили работы? Ты настолько эгоистична, что тебе нет дела до чужихпроблем? Ты хоть представляешь, что случится, если она расскажет, что ты провела здесь ночь? — В его голове вспыхивает лампочка, и он делает шаг в мою сторону. — Она знает, что ты провела здесь ночь?

Я сжимаю губы в тугую, тонкую линию и опускаю взгляд на свои колени, избегая его глаз.

— Лэйкен, что ей известно? — его голос стал на тон ниже. Уилл видит по языку моего тела, что я рассказала ей все.

— Господи, Лэйкен. Иди домой.

***

Мама уже в постели. Кел и Колдер сидят на диване и смотрят телевизор.

— Колдер, твой брат хочет, чтобы ты пошел домой. У нас с Келом на завтра планы, потому нас не будет целый день.

Колдер хватает свою куртку и направляется к выходу.

— Увидимся, Кел! — Он надевает ботинки и уходит.

Я прохожу в гостиную и падаю на место рядом с Келом. Схватив пульт и начав переключать каналы, я пытаюсь выкинуть из головы тот факт, что только что вывела Уилла из себя.

— Где ты была? — спрашивает братец.

— С Эдди.

— Чем занимались?

— Катались по округе.

— Почему ты была дома у Колдера, когда мы вернулись из кино?

— Уилл заплатил мне, чтобы я у них убралась.

— Почему мама грустная?

— Потому что. У нее недостаточно денег, чтобы платить мне за уборку еедома.

— Зачем? Наш дом не грязный.

— Хочешь пойти завтра покататься на коньках?

— Да!

— Тогда перестань задавать столько вопросов.

Я выключаю телевизор и отсылаю Кела в кровать.

Залезая в собственную, я ставлю будильник на шесть утра. Хочу убраться из этого дома до пробуждения мамы.

Мы с Келом проводим все воскресение за растрачиванием всех моих сбережений. Я отвожу его в кафе на завтрак, где мы заказываем по два экземпляра каждого блюда в меню. Мы идем кататься на льду и делаем это так отстойно, что решаем не оставаться там надолго. Мы обедаем в фаст-фуд ресторане внутри аркады, где сидим не один час. После, я отвожу его на послеполуденный фильм, во время которого у нас был второй обед, состоящий из еще большего количества фаст-фуда. Я бы сводила его на десерт, но он уже жалуется, что его живот сейчас лопнет.

К тому времени, как мы возвращаемся домой, мама уже на работе. И это вовсе не случайно. Я принимаю душ, выбираю нам одежду для школы и отношу грязное белье в стирку. Я так устала, что могу уснуть без всяких подавляющих мыслей.

Грязные фразочки,

словно выстрелы.

Все неудачники

верят слухам.

Я пытаюсь выстоять,

лишь бы хватило духу.

—The Avett Brothers, All my mistakes

Глава Тринадцатая

— Я приготовил для тебя еще одну, — говорит Ник, занимая свое место утром понедельника.

Если я еще раз услышу очередную шутку про Чака Норриса, я буквально взорвусь.

— Давай не сегодня, у меня голова болит, — отвечаю я.

— Знаешь, как Чак Норрис справляется с головной болью?

— Ник, я серьезно. Заткнись!

Он встает и поворачивается к бедняге справа.

Уилла нет. Класс ждет его минут пять, не зная, чем себя занять. Видимо, опоздания не в его стиле.

Хави встает и собирает книги.

— Правило пяти минут, — говорит он, выходя за дверь. Но тут же возвращаясь с Уиллом позади.

Он закрывает дверь и идет к своему столу, кладя на него кипу бумаг. Сегодня он на грани, и это очевидно для всех. Он передает первому ученику каждого ряда маленькую стопку бумаг и передает всем назад, включая меня. Я смотрю на свои бумаги — примерно десять листков, скрепленных вместе. Я начинаю перелистывать их и узнаю на одной страничке поэму Эдди о розовом шарике. Должно быть, это все поэмы, написанные учениками. Другие мне незнакомы.

— Некоторые из присутствующих читали слэм в этом семестре. Я это ценю. Знаю, для этого нужна немалая храбрость. — Он поднимает свою копию коллекции поэм.

— Это ваши поэмы. Некоторые были написаны учениками из других моих классов, некоторые из этого. Я хочу, чтобы вы их прочитали. После этого, оцените их. Напишите число от нуля до десяти — максимальная оценка. Будьте справедливы. Если она вам не нравится, поставьте низкий балл. Мы пытаемся выбрать лучшую и худшую. Напишите балл в правом уголке каждой странички. Начинайте. — Он садиться за стол и наблюдает за классом.

Мне не нравится это задание. Оно кажется несправедливым. Я поднимаю руку. Зачем я поднимаю руку? Он смотрит на меня и кивает.

— В чем смысл этого задания? — спрашиваю я.

Он медленно обводит глазами учеников.

— Лэйкен, задай свой вопрос снова после того, как все закончат.

Он ведет себя странно.

Я начинаю читать первую поэму, когда Уилл хватает два листочка со своего стола и проходит мимо меня. Я оглядываюсь в тот момент, когда он кладет листочек на парту Эдди. Она поднимает его и хмурится. Уилл возвращается к переду, роняя второй листочек на мою парту. Я поднимаю его и смотрю. Это записка о задержании после уроков.

Я оглядываюсь на Эдди, но она просто пожимает плечами. Я скатываю свой листочек в шарик и кидаю через весь кабинет в мусорную корзину у двери. Попала.

Через полчаса ученики начинают заканчивать свое оценивание. После Уилл забирает листки и просчитывает баллы на калькуляторе. Когда последние баллы были подсчитаны, он пишет финальные числа на куске бумаги, идет к переду стола и садиться.

Уилл поднимает листочек в воздух и трусит им.

— Все готовы услышать, какие поэмы посчитали самыми отстойными? Какие получили высшие баллы? — он улыбается, пока ждет ответа.

Все молчат. Кроме Эдди.

— Некоторые из нас, кто писал эти поэмы, не хотятзнать, сколько баллов они заработали. Я уверена, что не хочу.

Уилл делает пару шагов в ее сторону.

— Если тебя не заботит, скольких баллов она достойна, то зачем ты написала эту поэму?

Девушка с мгновение молчит, обдумывая вопрос Уилла.

— Кроме того, что хотела быть освобожденной от вашего экзамена? — спрашивает она.

Он кивает.

— Думаю, мне просто было что сказать.

Уилл смотрит на меня.

— Лэйкен, задай свой вопрос снова.

Мой вопрос. Я пытаюсь вспомнить, что я спрашивала. Ах да, в чем смысл?

— В чем смысл этого задания? — настороженно спрашиваю я.

Уилл держит бумажку перед собой, содержащую подсчитанные баллы, и рвет ее посередине. Он тянется за спину и берет стопку поем, которые все оценили, и выкидывает в мусор. Парень идет к доске и начинает что-то писать. Когда он заканчивает, то отходит в сторону.

« Смысл не в оценке ; смысл в поэзии .»— Аллан Вулф

Класс замолкает, пока мы вникаем в слова, написанные на доске. Уилл позволяет тишине затянуться, прежде чем продолжить.

— Не важно, что кто-то другой думает о ваших словах. Когда вы на сцене — вы делитесь кусочком своей души. Вы не можете оценить это в баллах.

Звенит звонок. В любой другой день, ученики бы выскочили за дверь. Никто не двинулся; мы все просто пялимся на слова на доске.

« Смысл не в оценке ; смысл в поэзии .»— Аллан Вулф

— Завтра будьте готовы понять, почему вам важно писать поэзию, — говорит он.

Наступил момент, посреди всего остального, что творилось в моей голове, когда я забыла, что он Уилл. Я слушала его как учителя.

Хави первый, кто встает, и вскоре за ним следуют остальные ученики. Уилл стоит лицом к столу, спиной ко мне, когда Эдди проходит мимо с листочком о задержании после уроков в руках. Я уже и забыла, что он вручил нам его. Она подмигивает мне, и останавливается у его стола.

— Мистер Купер? — она говорит с уважением, но преувеличенным. — Насколько я понимаю, задержание начинается на последней паре, ровно в 15.30. Естественно, я хочу, как, уверена, и Лэйкен, быть пунктуальной, чтобы мы могли отработать наше вполне заслуженное задержание с должной осмотрительностью. Не могли бы вы быть так добры, и поделиться с нами местом, в котором будет происходить данное задержание?

Уилл даже не смотрит на нее, когда идет к двери.

— Здесь. Только вы двое. В 15.30.

И он ушел. Вот так вот.

Эдди начинает хохотать.

— Что ты с ним сделала?

Я встаю и иду с ней к двери.

— О, не только я, Эдди. Мы обе.

Она разворачивается с широко распахнутыми глазами.

— О боже, он знает, что я знаю? Что он скажет по этому поводу?

Я пожимаю плечами.

— Думаю, узнаем в 15.30.

***

— Задержание? Утенок выписал вам задержание? — смеется Гевин.

— Господи, ему срочно нужна девушка, — говорит Ник.

Его комментарий вызывает у Эдди смех, и из ее рта начинает брызгать молоко. Я взглядом прошу ее прекратить.

— Не могу поверить, что вам выписали задержание, — говорит Гевин. — Но вы не знаете точно, за что оно, так? За прогуливание? Я хочу сказать, он ведь уже упоминал об этом на слэме на прошлой неделе, и не выглядел слишком сердитым.

Я знаю, за что задержание. Ну, практически уверена, что знаю. Он хочет убедиться, что Эдди можно доверять. Но я не уверена, потому вру.

— Он сказал, это за то, что мы не сделали задание, которое должны были делать в день нашего прогула.

Гевин поворачивается к Эдди.

— Но, насколько я помню, ты его сделала.

Эдди смотрит на меня, отвечая Гевину.

— Видимо, я его потеряла, — она пожимает плечами.

***

Мы с Эдди встречаемся за дверью в кабинет Уилла ровно в 15.30.

— Знаешь, чем больше я об этом думаю, тем отстойней кажется ситуация, — говорит Эдди. — Почему он не мог просто позвонить мне, если хотел поговорить о том, что мне известно? У меня были планы на сегодня.

— Может, нас надолго не задержат, — говорю я.

— Ненавижу задержания. Это так скучно. Я бы лучше полежала с тобой на полу Уилла, чем просидела его, — говорит она.

— Давай приложим усилия, чтобы сделать задержание веселым.

Она поворачивается, чтобы открыть дверь, но мешкает, затем оборачивается ко мне лицом.

— Знаешь, ты права. Давай повеселимся. Я практически уверена, что задержат нас на час. Представляешь, как много шуток о Чаке Норрисе мы можем придумать за час?

Я улыбаюсь ей.

— Не так много, как смог бы Чак Норрис.

Она открывает дверь в кабинет.

— Добрый день, мистер Купер, — говорит Эдди, залетая внутрь.

— Садитесь, — говорит он, стирая цитату о поэзии с доски.

— Мистер Купер, вы знаете, что сидения поднимаются, когда Чак Норрис заходит в комнату? — спрашивает она.

Я смеюсь, следуя за ней к нашим местам. Вместо того, чтобы занять два в первом ряду, она идет в конец комнаты и придвигает две парты вместе. Мы сидим так далеко от учителя, как только возможно.

Уилл не смеется. Даже не улыбается. Он сидит на свое месте и сердито смотрит на нас, пока мы хихикаем; как школьницы.

— Послушайте, — говорит он, вставая и приближаясь к нам. Парень опирается на окно и складывает руки на груди. Он пялится в пол, будто пытается придумать, как бы получше начать разговор.

— Эдди, мне нужно знать, что у тебя на уме. Я знаю, что ты была в моем доме. Ты знаешь, что Лэйкен провела у меня ночь. Знаю, она рассказала тебе о нашем свидании. Мне просто нужно знать, что ты собираешься с этим делать; если вообще что-либособираешься с этим делать.

— Уилл, я уже сказала тебе, — говорю я. — Она ничего никому не расскажет. Нечего рассказывать.

Он не смотрит на меня. Продолжает глядеть на Эдди, ожидая ее ответа. Думаю, моего недостаточно.

Не знаю, то ли от нервов, то ли от того, что последние три дня были самыми странными в моей жизни, но я начинаю смеяться. Эдди вопросительно смотрит на меня, и не может сдержаться. Девушка тоже начинает смеяться.

Уилл раздраженно вскидывает руки в воздух.

— Что? Что такого смешного, черт возьми? — Он начинает злиться.

— Ничего, — говорю я. — Просто это странно. Ты отправил нас на задержание, Уилл. — Я вдыхаю и пытаюсь взять себя в руки. — Ты не мог просто, скажем, зайти ко мне вечером? Поговорить с нами потом? Почему ты нас задержал?

Он ждет, пока наш смех схлынет, прежде чем продолжить.

— Это была первая возможность поговорить с вами обеими. Я не спал всю ночь. Я даже не был уверена, будет ли у меня работа, на которую стоит приходить сегодня. — Он смотрит на Эдди. — Если это выйдет наружу, если кто-нибудь узнает, что ученица спала в моей кроватисо мной, меня уволят. Меня вышвырнут из колледжа.

Эдди выпрямляется, поворачивается ко мне и улыбается.

— Ты спала в его кроватис ним? Ты скрываешь жизненно важную информацию. Ты не рассказывала мне этого, — она смеется.

Он вновь идет к переду комнаты и падает на свой стул. Он наклоняется к столу и кладет голову в руки. Все идет не так, как он планировал.

— Ты спала в его кровати? — шепчет она, достаточно тихо, чтобы Уилл не услышал.

— Ничего не было, — говорю я. — Как ты и говорила, он такой зануда.

Эдди снова смеется, и я тоже не сдерживаюсь.

— Вам смешно? — говорит Уилл со своего места. — Для вас это просто шутка?

Я вижу по его глазам, что мы наслаждаемся нашим задержанием куда больше, чем должны были. Тем не менее, Эдди это не смущает.

— Вы знали, что у Чака Норриса нет чувства юмора? Как-то оно пыталось его рассмешить, и он вырвал его, — говорит она.

Уилл пораженно кладет голову на стол. Мы с Эдди переглядываемся, и наш смех стихает, поскольку мы уважаем его попытки завести с нами серьезный разговор.

Эдди вздыхает и выпрямляется.

— Мистер Купер? — говорит она. — Я ничего не расскажу. Клянусь. В любом случае, это не так уж важно.

Он поднимает на нее взгляд.

— Это важно, Эдди. Это я и пытаю вбитьв ваши головы. Если вы не будете относиться к этому, как к чему-то важному, то станете вести себя беспечно. Что-то может выйти наружу. У меня слишком многое стоит на кону.

Мы обе вздыхаем. Энергия в комнате мгновенно испаряется. Кажется, будто все веселье нашего задержания всосала в себя черная дыра. Эдди тоже это чувствуется, и пытается исправить ситуацию.

— А вы знаете, что Чак Норрис любит, чтобы у него на кону стоял… — Эдди не успевает закончить предложение, поскольку Уилл больше не выдерживает. Он бьет кулаками по столу и встает. Мы с Эдди перестаем смеяться. Я смотрю на нее широко распахнутыми глазами и качаю головой, давая понять, что Чаку Норрису нужно отступить.

— Это ну шутка, — говорит он. — Это очень важно! — Он тянется и достает что-то из своего ящика, а затем быстро идет к нашему месту в конце комнаты. Он бросает картинку на место, где соединяются наши парты, и переворачивает ее. Это фотография Колдера.

Он указывает на нее пальцем и говорит:

— Этот мальчик. Этот мальчик очень важен.

Он делает шаг назад и хватает парту, переворачивая ее, чтобы смотреть на нас, когда садиться за нее.

— Не думаю, что мы тебя понимаем, Уилл, — говорю я, переглядываясь с Эдди. Она согласно качает головой. — Какое отношение имеет Колдер к тому, что Эдди знает?

Он делает глубокий вдох и наклоняется над партой, чтобы забрать фотографию. Я вижу по его глазам, что его воспоминания не из приятных. Он кладет фото на свою парту и откидывается на стуле, складывая руки на груди.

— Он был с ними… когда это случилось. Он смотрел, как они умирали.

Я ахаю. Мы с Эдди уважительно молчим и ждем продолжения. Я начинаю чувствовать, что это разговор не из простых.

— Нам сказали, это чудо, что он выжил. Всю машину смяло. Когда на месте происшествия появился первый человек, Колдер все еще был прикреплен поясом к тому, что осталось от заднего сидения. Он кричал имя нашей матери, пытаясь заставить ее обернуться. Ему пришлось сидеть там целых пять минут в одиночестве, и смотреть, как они умирают.

Уилл прочищает горло. Эдди тянется под стол, хватает меня за руку и сжимает ее. Никто из нас не произносит ни слова.

— Я сидел с ним в больнице, пока он приходил в себя, целых шесть дней. Ни на минуту не оставлял его… даже ради похорон. Когда приехали мои бабушка с дедушкой, чтобы забрать его к себе домой, он заплакал. Колдер не хотел уходить. Хотел остаться со мной. Он умолял меня взять его с собой в кампус. У меня не было ни работы, ни страховки. Мне было девятнадцать. Я ничего не знал о том, как растить ребенка… и я дал им забрать его.

Уилл встает и подходит к окну. Какое-то время он ничего не говорит, просто смотрит на медленно пустеющую парковку. Он поднимает руки к лицу и будто смахивает что-то с глаз. Если бы здесь не было Эдди, я бы его обняла.

В конце концов, он вновь поворачивается к нам.

— Колдер ненавидел меня. Он так злился, что не отвечал на мои звонки днями. Я был посреди футбольного матча, когда начал задумываться над своим выбором. Я изучал мяч в своих руках, пробегаясь пальцами по коже, по буквам бренда, напечатанного сбоку. Этот вытянутый, сфероидной формы шар, который даже фунта не весил. Я выбирал этот глупый кожаный шар в моих руках вместо собственной крови и плоти. Я ставил себя, свою девушку, стипендию… я ставил все превыше этого маленького мальчика, которого любил больше всего на свете. Я уронил мяч и ушел прямо с поля. Я добрался до своих бабушки с дедушкой в два часа ночи и схватил Колдера прямо с кровати. Этой ночью я привез его домой. Они умоляли меня этого не делать. Говорили, что для меня это будет слишком сложно, и я не смогу дать ему то, что нужно. Я знал, что они были не правы. Знал, что все, что действительно нужно Колдеру — это я.

Он поворачивается и медленно идет к парте перед нами и кладет руки по обе ее стороны. Уилл смотрит на нас двоих, по нашим лицам текут слезы.

— Я провел последние два года своей жизни, пытаясь убедить себя, что принял правильное для него решение. Так что, моя работа? Моя карьера? Жизнь, которую я пытаюсь выстроить для этого мальчика? Это оченьважно. Это очень важнодля меня.

Он спокойно возвращает парту на место в проходе и направляется в начало комнаты, хватая свои вещи и покидая кабинет.

Эдди встает, идет к столу Уилла и хватает коробку салфеток. Она приносит ее и плюхается на свое место. Я достаю салфетку, и мы обе вытираем глаза.

— Господи, Лэйкен. Как ты это делаешь? — спрашивает она.

Она сморкается и хватает еще одну салфетку из коробки.

— Что делаю? — Я хлюпаю и продолжаю вытирать слезы с глаз.

— Как ты не влюбляешьсяв него?

Мои слезы потекли с новой силой. Я хватаю еще одну салфетку.

— Я в него не влюблена. Я очень сильно в него не влюблена!

Она смеется и сжимает мою руку, пока мы добровольно отсиживаем наше очень даже заслуженное задержание.

И я знаю, что нужен тебе в соседней комнате

Но я парализован здесь.

-The Avett Brothers, 10,000 words

Глава Четырнадцатая

У меня никогда не было секса. Я была близка к этому однажды, но в последнюю минуту струсила. Моими самыми долгими отношениями были с парнем, которого я встретила перед своим семнадцатилетием.

У Керриса был брат, который учился в колледже, и он привел домой друга на весенние каникулы два лета назад. Его звали Сет, и ему было восемнадцать. Мне казалось, что я любила его. На деле, мне просто нравилось, что у меня есть парень. Он учился в Университете Техаса, который находился в добрых четырех часах езды.

Мы были вместе около шести месяцев. Часто болтали по телефону и в интернете. На тот момент мне стукнуло семнадцать, и мы часто это обсуждали, потому я решила, что была готова к сексу с ним. В ту ночь мой комендантский час растянулся до полночи, потому он снял номер в отеле, а маме мы сказали, что идем в кино.

Когда мы добрались до отеля, мои руки трусились. Я знала, что передумала, но была слишком напугана, чтобы признаться ему в этом. Он вложил в это столько усилий. Даже привез свои простыни и одеяла из дому, чтобы обстановка была более интимной.

Мы долго целовались на кровати, а затем он снял мою футболку. Его руки опускались к моим штанам, когда я начала плакать. Парень немедленно остановился. Никогда не давил на меня, никогда не давал почувствовать себя виноватой из-за того, что я передумала. Он просто поцеловал меня и сказал, что это нормально. Вместо наших планов, мы остались в кровати и стали смотреть фильмы.

Семью часами позже мы наконец проснулись. Оба перепугались до чертиков. Никто не знал где мы, наши телефоны были выключены всю ночь. Я знала, что мои родители безумно волновались. Он был слишком напуган, чтобы встретиться с ними со мной, желая быть где угодно, только не там. Я знала, что они захотят поговорить; чтобы я рассказала им, где была. Я ненавидела разборки.

***

Я стаю перед своим джипом, глядя на садового гнома из нашего дома, который не был нашим домом. Уже знакомое глубокое чувство тревоги снова зародилось внизу моего живота. Знаю, мама захочет все обсудить. Рак. Кела. Она хотела устроить разборки, а я хотела спрятаться.

Я медленно иду ко входной двери и поворачиваю ручку, желая, чтобы кто-то держал ее с другой стороны, мешая мне войти. Она, Кел и Колдер сидят у бара.

Они вырезают тыквы. Она не сможет обсуждать это сейчас. Хорошо.

— Привет, — говорю я, ни к кому конкретно не обращаясь, проходя через входные двери. Она никак не признает мое присутствие.

— Привет, Лэйкен. Зацени мою тыкву! — говорит Кел, поворачивая ее лицом ко мне. Ее глаза и рот выглядят как три большие «Х», и он прибил пакет конфет к боку ее лица.

— Она делает кислое лицо. Потому что съела кислые скиттлз, — говорит братец.

— Креативно, — отвечаю я.

— Посмотри на мою, — говорит Колдер, поворачивая тыкву. Вместо лица у нее просто куча огромных дыр.

— О… что это? — спрашиваю я.

— Это Бог.

Я недоуменно наклоняю голову.

— Бог?

Колдер смеется.

— Да, Бог. — Он смотрит на Кела и они говорят в унисон. — Потому что он «святой».

Я закатываю глаза и смеюсь. По правде, при виде тыквы, моей первой реакцией было: «Пресвятые угодники!».

— Вы двое нашли друг друга.

Я смотрю на маму, она наблюдает за мной, пытаясь разгадать мое настроение.

— Привет, — говорю я, на этот раз обращаясь конкретно к ней.

— Привет, — она улыбается.

— Итак, — я надеюсь, что она поймет двойной смысл за моими словами. — Ты не против, если мы простоповырезаем тыквы сегодня? Ничего, если это все, что мы будем делать? Просто повырезаем тыквы?

Она улыбается и возвращает свое внимание к тыкве перед собой.

— Конечно. Но мы не можем вырезать тыквы каждый вечер, Лэйк. В конце концов, нам придется перестать вырезать тыквы.

Я хватаю одну из ничейных тыкв с пола и ставлю ее на столик, занимая соседний стул, когда кто-то стучит в дверь.

— Я открою, — кричит Колдер, побежав к двери.

Мы с мамой поворачиваемся ко входу, когда он открывает. Это Уилл.

— Привет, дружок. Ты теперь и гостей тут встречаешь? — спрашивает Уилл.

Колдер хватает его руку и затягивает внутрь.

— Мы вырезаем тыквы на Хэллоуин. Пошли, Джулия и для тебя одну купила. — Он тянет Уилла через гостиную и на кухню.

— Нет, все нормально. Я вырежу свою в другой раз. Просто хотел забрать тебя домой, чтобы они могли немного посидеть в кругу семьи.

Мама выдвигает свободный стул с другой стороны от себя.

— Присаживайся, Уилл. Мы сегодня просто вырезаем тыквы. На этом все. Просто вырезаем тыквы.

Тыква Колдера уже готова, и он ставит ее на стол перед стулом Уилла.

— Тогда ладно. Видимо, мы будем вырезать тыкву, — говорит он.

Колдер передает ему нож, и мы все садимся у бара… и просто вырезаем тыквы.

Кел провоцирует первый неловкий момент, спрашивая, почему я так поздно вернулась со школы. Мама наблюдает за мной, ожидая ответа, пока Уилл просто режет тыкву, не поднимая голову.

— Нам с Эдди выписали задержание, — говорю я.

— Задержание? За что? — спрашивает мама.

— Мы прогуляли занятие на прошлой неделе, заснули во дворике.

Она приносит на стол ковшовую норию и смотрит на меня, явно разочарованная.

— Лэйк, почему ты это сделала? Какой урок ты прогуляла?

Я не отвечаю. Сжимаю губы и киваю головой в сторону Уилла. Мама смотрит на него, и он отрывает взгляд от тыквы.

Парень пожимает плечами.

— Она прогуляла мой урок! Что я должен был делать? — он смеется.

Мама встает и хлопает его по спине, поднимая свою книгу с телефонными номерами.

— За это я куплю тебе ужин.

***

Вечер выдался невероятным. Все ели пиццу, болтали, смеялись, включая мою мать. Хорошо слышать ее смех. Я вижу, что она изменилась. Думаю, сказав мне, что она больна, ей удалось облегчить груз своего стресса. Я вижу по ее глазам, что она стала более непринужденной.

Мы слушаем, как Кел и Колдер рассказывают, кем хотят быть на Хэллоуин. Колдер никак не может решиться между Трансформером и птичкой из игры «Энгри бердс». Кел так ничего пока себе и не придумал.

Я убираю остатки тыквы с пола и мою тряпку в раковине. Затем кладу локти на столик и упираюсь подбородком в ладони, наблюдая за ними. Скорее всего, это последний раз, когда моя мама вырезает тыквы. В следующем месяце будет последний раз, когда она празднует День Благодарения. После у нее будет последнее Рождество. Но она просто сидит и болтает с Уиллом о планах на Хэллоуин, посмеиваясь. Хотела бы я заморозить время на этом мгновении. Хотела бы я просто всегда вырезать тыквы.

***

Уилл и Колдер уходят, а мама удаляется в свою комнату, чтобы приготовиться к смене на работе. Я заканчиваю убирать на кухне и собираю мешки с тыквенными отбросами. Затем несу их к обочине в конце подъездной дорожки, когда Уилл выходит со своим мусорным пакетом.

Он идет к концу своей дорожки, когда вдруг замечает меня. Парень улыбается и поднимает крышку, выкидывая мешок в мусорный контейнер.

— Привет, — говорит он, пряча руки в карманы куртки и идя ко мне.

— Привет, — отвечаю я.

— Привет, — снова говорит он. Уилл проходит мимо меня и садится на бампер моего джипа.

— Привет, — повторяю я, облокачиваясь на джип рядом с ним.

— Привет.

— Перестань, — смеюсь я.

Мы оба ждем, пока другой заговорит, но в итоге просто сидим в неловкой тишине. Ненавижу неловкую тишину, потому нарушаю ее.

— Мне жаль, что я рассказала Эдди. Она слишком умна. Она догадалась обо всем и думала, что между нами происходит больше, чем есть на деле, потому мне пришлось рассказать ей правду. Я не хотела, чтобы она была плохого мнения о тебе.

Он отклоняет назад голову и смотрит на небо.

— Я доверяю твоим суждениям, Лэйк. Я даже доверяю Эдди. Просто хотел, чтобы она знала, почему эта работа так для меня важна. Или, может, я говорил все это, чтобы тызнала, почему она так важна.

Мой разум слишком устал, чтобы анализировать его комментарий.

— В любом случае, я знаю, что тебе было трудно… рассказывать нам обо всем этом. Спасибо.

Мы наблюдаем, как мимо проезжает машина, и паркуется у соседнего дома. Из нее выходит женщина с двумя девочками. Все несут тыквы.

— Знаешь, я не знакома ни с одним человеком на этой улице, кроме тебя и Колдера.

Он направляет взгляд на дом, в который только что вошли три человека.

— Это Эрика. Она была замужем за Гасом около двадцати лет, кажется. У них две дочки, обе подростки. Старшая иногда сидит с Колдером, когда меня нет. Пара справа от нашего дома живет здесь дольше всех, Боб и Мелинда. Их сын пошел в армию. Она все еще приносит нам соседские гостинцы каждую неделю. А вот в том? — он указывает на конец улицы. — Там живет хозяин вашего дома. Его зовут Скотт. Он владелец всех шести домов на улице. Он хороший парень, но его арендаторы приходят и уходят. Это все, кого я знаю.

Я смотрю на дома, идущие вдоль по улице. Они такие одинаковые, и я пытаюсь найти отличия между семьями внутри них. Я задумываюсь, прячут ли онисвои секреты? Влюбляются ли они? Или уже разлюбили? Счастливы ли? Печальны? Напуганы? Разбиты? Одиноки? Ценят ли они то, что имеют? Ценят ли Гас и Эрика свое здоровье? Ценит ли Скотт свой дополнительный доход от аренды? Потому что каждый кусочек этих мгновений, каждый последний кусочек мимолетен. Ничто не вечно. Единственное, что есть у всех нас общего, это неизбежность. Все мы в конце умрем.

— Была еще одна девочка, — сказал Уилл. — Она когда-то переехала в дом на этой улице. Я все еще помню тот момент, когда увидел, как она паркует свой Ю-Хол. Она выглядела такой уверенной в этой штуке. Грузовик в сотню раз больше нее, и она все равно паркует его без всякой помощи. Я смотрел, как она закидывает ногу на приборную доску, будто вождение Ю-Хола было для нее обычным делом. Легкотней. Мне нужно было идти на работу, но Колдер уже перебежал дорогу. Он дрался на воображаемых мечах с маленьким мальчиком из грузовика. Я собирался просто крикнуть, чтобы он садился в машину, но было что-то такое в этой девочке. Она наблюдала, как ее брат играет с Колдером, но ее выражение было далеким. Я стоял рядом с грузовиком и смотрел на нее. Пялился, пока она сидела с самым грустным выражением в глазах. Я хотел знать, о чем она думала, что происходило в ее голове. Что так опечалило ее? Я так сильно хотел обнять ее. Когда она наконец вышла из Ю-Хола, и я представился ей, мне понадобились все силы, чтобы отпустить ее руку. Я хотел держаться за нее вечно. Хотел дать ей знать, что она не одна. Какую бы ношу она не несла, я хотел нести ее за нее.

Я кладу голову на его плечо, и он обнимает меня рукой.

— Хотел бы я, Лэйк. Хотел бы я забрать это все. К сожалению, все в жизни работает не так. Оно так просто не уйдет. Вот что пытается сказать тебе мама. Ей нужно, чтобы ты это приняла, и чтобы Кел тоже все узнал. Ты должна дать ей возможность.

— Знаю, Уилл. Я просто не могу. Еще нет. Я не готова с этим справляться.

Он прижимает меня к себе и обнимает.

— Ты никогда не будешь к этому готова, Лэйк. Никто не может к этому приготовиться.

Он отпускает меня и уходит. Уилл снова прав, но на этот раз мне все равно.

***

— Лэйк? Я могу войти? — говорит мама по другую сторону двери в мою спальню.

— Открыто, — отвечаю я.

Она заходит. На ней надета форма поликлиники. Она садиться ко мне на кровать, пока я продолжаю писать в блокноте.

— Что пишешь? — спрашивает она.

— Стих.

— Для школы?

— Нет, для себя.

— Не знала, что ты пишешь стихи, — говорит она, пытаясь заглянуть мне за плечо.

— Не совсем. Если мы прочитаем наши стихи в «Клубе Дев9ть», нас освободят от экзамена. Я подумываю написать один, но не знаю… Мысль о том, чтобы подняться на сцену перед всеми теми людьми вызывает у меня мурашки.

— Расширяй свои границы, Лэйк. Они для этого и существуют.

Я переворачиваю поэму вверх ногами и сажусь.

— Итак, что случилось?

Она улыбается и тянется к моему лицу, чтобы заправить локон за ухо.

— Ничего такого, — отвечает она. — У меня просто было пару минут до того, как отправиться на работу. Я хотела дать тебе знать, что это моя последняя ночь. После сегодня я работать не буду.

Я нарушаю наш зрительный контакт и наклоняюсь вперед за ручкой. Накрываю ее колпачком и закрываю блокнот, пряча оба предмета в сумку.

— Я все еще вырезаю тыквы, мам.

Она медленно вздыхает и встает. Помешкав, мама выходит за дверь.

Я всегда буду двигаться в такт земле под моими ногами.

Если я потеряю свой путь, я взгляну на небо.

И когда черный плащ все скроет вокруг меня

Я готов буду сдаться,

Я готов буду помнить,

Что я не один здесь,

Мы вместе.

Если я проживу эту жизнь, что подарена мне,

Я не буду бояться смерти.

— The Avett Brothers, Once and Future Carpenter

Глава Пятнадцатая

Уилл заходит в кабинет с маленьким проектором. Он ставит его на стол и начинает подключать к ноутбуку.

— Что мы будем делать сегодня, мистер Купер? — спрашивает Гевин.

Уилл продолжает настраивать проектор, отвечая юноше:

— Я хочу показать, почему вам стоит писать стихи. — Он тянет шнур за стол и вставляет его в розетку на стене.

— Я знаю, почему люди пишут стихи, — говорит Хави. — Потому что они кучка эмоциональных придурков, которым больше нечего делать, кроме как ныть о бывших подружках и мертвых собаках.

— Ты не прав, Хави, — говорю я. — Это называется кантри-музыкой.

Все смеются, включая Уилла. Он садиться за стол и включает ноут, глядя на Хави.

— И что? Если кто-то почувствует себя лучше, написав стих об их мертвой собаке, то замечательно. Хави, что, если бы какая-то девушка разбила тебе сердце, и ты бы решил самовыразиться с помощью ручки и бумаги? Это твое дело.

— Правда, — сказал парень. — Люди вольны писать все, о чем захотят. Но вот что меня беспокоит, что, если человек, который пишет, не хочет переживать это заново? Что, если какой-то парень читает слэм об ужасном расставании, а затем он берет себя в руки и движется дальше по жизни? Он влюбляется в другую девушку, но теперь в ЮТубе есть видео с ним, толкающим печальные строчки о своем разбитом сердце. Это отстойно. Если вы читаете стих, или хотя бы пишете, когда-нибудь, вам придется пережить его заново.

Уилл перестает крутиться над проектором и встает, поворачиваясь к доске. Он хватает кусок мела и что-то записывает, а затем отходит.

«Братья Аветт»

Уилл указывает на имя на доске.

— Кто-нибудь из вас слышал о них?

Он смотрит на меня и слегка покачивает головой, показывая, что не хочет, чтобы я подавала голос.

— Что-то знакомое, — сказал кто-то в конце комнаты.

— Ну, — говорит он, шагая по кабинету. — Они известные философы, которые говорят и пишут очень мудрые слова, пищу для размышлений.

Я пытаюсь подавить смешок. Хотя, по большей части он прав.

— Однажды их спросили об этом. Думаю, они занимались чтением. Кто-то задал им вопрос об их стихах, и было ли им трудно переживать каждое слово на каждом выступлении. Они ответили, что хоть уже и вышли за рамки тех событий или забыли о том человеке, который вдохновил их, это не значит, что их слушатели не находится в состоянии, в котором они были тогда. И что? Подумаешь, сердечная боль, о которой ты писал в прошлом году, не является тем, что ты чувствуешь на сегодняшний день. Это может быть именно тем, что чувствует человек на переднем ряду. Ваши нынешние чувства, и люди, до которых вы можете дотянуться словами, написанными пять лет назад — ради этого стоит писать стихи.

Он переворачивает проектор, и я сразу узнаю появившиеся на стене слова. Это кусочек, который он читал на слэме на нашем свидании. Его кусочек о смерти.

— Видите это? Я написал этот стих два года назад, после смерти моих родителей. Я был зол. Мне было больно. Я написал в точности то, что чувствовал. Когда я читаю его сейчас, то не испытываю тех же эмоций. Жалею ли я о его написании? Нет. Потому что есть шанс, что прямо в этой комнате сидит кто-то, к кому могут относиться эти слова. Для них они могут что-то значить.

Он передвигает мышку, и проектор приближается, подчеркивая строчку из его стиха.

Люди не любят говорить о смерти,

Ведь это грустно .

— Никогда не знаешь, ведь кто-то в этой комнате может относиться к этим строчкам. Разговоры о смерти делают вас грустными? Конечно. Смерть — отстой. Это не веселая тема для обсуждений. Но, иногда, вам нужнопоговорить об этом.

Я знаю, что он делает. Складываю руки на груди и сердито смотрю на него, а он — на меня. Оглянувшись на компьютер, Уилл подчеркивает еще одну строчку.

Если бы только они приготовились, смирились с неизбежным , раскрыли свои планы ,

— Как на счет этой? Мои родители не были готовы к смерти. Я был золна них за это. На мне остались счета, долги и ребенок. Но что, если бы они могли предупредить меня? Воспользоваться шансом, обсудить это, рассказать о своих планах? Если бы разговоров о смерти не было так легко избежать, пока они были живы, мне, возможно, не было бы так трудно после их смерти.

Он смотрит прямо на меня, увеличивая следующую строчку.

Поняли , что на повестке дня не только их жизни.

— Все предполагают, что у них в запасе есть хотя бы еще один день. Если бы мои родители догадывались, что вскоре с ними случится, они бы сделали все в своих силах, чтобы подготовить нас. Все. Дело не в том, что они не думали о нас, они просто не размышляли о своей смерти.

Он подчеркивает последнюю строчку своего стиха.

Смерть. Единственная неминуемая вещь в жизни …

Я смотрю на фразу и читаю ее. Зачем перечитываю вновь. И вновь, и вновь, и вновь. Я читаю ее до конца урока, пока все остальные не уходят. Все, кроме Уилла.

Он сидит за столом, наблюдает за мной. Ждет, пока я пойму.

— Я понимаю, Уилл, — шепчу я наконец. — Понимаю. В первой строчке, когда ты сказал, что смерть была единственной неминуемой вещью в жизни… ты подчеркнул слово «смерть». Но когда ты повторил ее в конце поэмы, ты подчеркнул уже слово «жизнь». Ты делаешь акцент на жизни в конце. Я понимаю, Уилл. Ты прав. Она не пытается подготовить нас к своей смерти. А к своей жизни. Тому, что от нее осталось.

Он наклоняется вперед и выключает проектор. Я хватаю свои вещи и иду домой.

***

Я сижу на краю маминой кровати. Она заснула по центру. Больше у нее нет своей стороны, теперь, когда она спит одна.

На ней все еще форма клиники. Когда она проснется и снимет ее, это будет в последний раз. Я задумываюсь, не потому ли она не сняла ее, тоже это понимая.

Я смотрю за ритмом ее тела, когда она дышит. С каждым вдохом я слышу усилие ее легких в груди. Усилие легких, которые подвели ее.

Я тянусь и глажу ее волосы. После этого пару волосинок остаются на моих пальцах. Я убираю руку и медленно наматываю их на палец, направляясь в свою комнату и поднимая с пола заколку для волос. Я открываю ее и кладу волосинки, затем закрываю. Кладу заколку под подушку и возвращаюсь в мамину комнату. Я ложусь на кровать рядом с ней и обнимаю ее. Она находит мою руку и мы переплетаемся пальцами, общаясь, но не произнося ни единого слова.

" "

— The Avett Brothers, COMPLAINTE D'VN MATELOT MOURANT

Глава Шестнадцать

После того, как мама засыпает, я бегу в продуктовый. Любимая еда Кела — базанья. Раньше он так называл лазанью, потому мы все еще зовем ее базаньей. Я беру все, что мне нужно для блюда, возвращаюсь домой и начинаю готовить.

— Пахнет базаньей, — говорит мама, выходя из своей спальни. Сейчас она в домашнем костюме. Должно быть, она сняла свою форму поликлиники в последний раз.

— Ага. Я подумала, что Келу сегодня не помешает его любимое блюдо. Ему оно ой как понадобиться.

Она идет к раковине и моет руки, прежде чем начать помогать мне укладывать слои лапши.

— Ну, я так понимаю, что мы, наконец, перестали вырезать тыквы? — спрашивает она.

— Да, — отвечаю я. — Все тыквы уже вырезаны.

Она смеется.

— Мам? Пока он не пришел, нам нужно поговорить. На счет того, что с ним будет дальше.

— Я хочу, Лэйк. Я хочупоговорить об этом.

— Почему ты не хочешь, чтобы он остался со мной? Думаешь, я не справлюсь? Что из меня не выйдет хорошая мать?

Она кладет последний слой лапши, и я покрываю его соусом.

— Лэйк, я вовсе так не считаю. Я просто хочу, чтобы у тебя была возможность прожить собственную жизнь. Я провела последние восемнадцать лет, воспитывая тебя, обучая всему, что знаю. Это должно быть временем, когда ты будешь совершать ошибки. А не растить ребенка.

— Но иногда жизнь не идет в хронологическом порядке, — говорю я. — Ты этому яркий пример. Если бы все было так просто, ты бы не умирала молодой. Дожила бы лет так до семидесяти семи или около того. В основном, люди умирают именно в этом возрасте.

Она смеется и качает головой.

— Серьезно, мам. Я хочу его. Я хочувоспитывать его. Он захочет остаться со мной, ты же это знаешь. Ты должна дать нам выбор. Во всем этом он у нас отсутствовал. Дай нам его хотя бы в этот раз.

— Ладно, — говорит она.

— Ладно? Ладно, ты подумаешь об этом? Или ладно, ладно?

— Ладно, ладно.

Я обнимаю ее. Я обнимаю ее сильнее, чем обнимала когда-либо раньше.

— Лэйк? Ты размазываешь по мне соус для базаньи.

Я отодвигаюсь и понимаю, что все еще держу в руках кухонный шпатель, и с него капает ей на спину.

***

— Почему ему нельзя зайти? — спрашивает Кел, когда я паркуюсь у дома и отсылаю Колдера домой.

— Я уже сказала. Маме нужно с нами поговорить.

Мы заходим внутрь, и мама ставит базанью в духовку.

— Мам, знаешь что? — говорит Кел, вбегая в кухню.

— Что, милый?

— У нас в школе будет костюмированный конкурс на Хэллоуин. Победителю дадут пятьдесят баксов!

— Пятьдесят баксов? Вау! Ты уже решил, кем хочешь одеться?

— Еще нет. — Он идет к бару и скидывает свой рюкзак.

— Твоя сестра сказала тебе, что у нас сегодня будет серьезный разговор?

— Да. Хотя, можно было и не говорить. У нас же сегодня базанья.

Мы с мамой смотрим на него в недоумении.

— Каждый раз, когда у нас базанья, это признак плохих новостей. Вы готовили базанью, когда умер дедушка. Вы готовили базанью, когда умер папа. Вы готовили базанью, когда мы переезжали в Мичиган. Вы готовите базанью прямо сейчас. Либо кто-то умирает, либо мы снова перебираемся в Техас.

Мама смотрит на меня широкими глазами, сомневаясь, не рано ли мы начали. Кел завел тему раньше, чем мы планировали. Она идет к нему и садиться рядом. Я следую маминому примеру.

— Ты очень наблюдательный, это точно, — говорит она.

— Так какой из вариантов? — спрашивает он, поднимая на маму глаза.

Она кладет руки по обеим сторонам его лица и поглаживает его.

— У меня рак легких, Кел.

Он немедленно обхватывает ее руками и обнимает. Мама гладит его по затылку, но мальчик не плачет. Они оба молчат долгое время, все ждут, пока он заговорит.

— Ты умрешь? — наконец, спрашивает он. Его голос приглушен, поскольку голова братишки уткнулась в ее рубашку.

— Да, милый. Но не знаю когда. До того момента, мы будем проводить вместе много времени. Я ушла с работы сегодня, чтобы проводить с тобой каждую минуту.

Я не знала, как он отреагирует. Будучи всего девятилетним мальчишкой, он, наверное, не сможет осознать всю правду реальности, пока она не умрет. Смерть нашего отца была неожиданной и внезапной, что, естественно, вызвало более драматическую реакцию с его стороны.

— Но что будет, когда ты умрешь? С кем мы будем жить?

— Твоя сестра уже взрослая. Ты будешь жить с ней.

— Но я хочу остаться здесь, с Колдером, — говорит он, поднимая голову от ее рубашки и глядя на меня. — Лэйкен, ты собираешься забрать меня с собой в Техас?

Вплоть до этой секунду, у меня были все намерения вернуться в Техас.

— Нет, Кел. Мы останемся здесь.

Он вздыхает, впитывая всю полученную информацию.

— Ты боишься, мам? — спрашивает он ее.

— Больше нет, — отвечает она. — У меня было много времени, чтобы смириться с этим. Вообще-то, я везучая. В отличие от твоего отца, я, по крайней мере, была предупреждена. Теперь у меня есть шанс провести с вами больше времени дома.

Он отпускает маму и кладет локти на столик.

— Лэйкен, пообещай мне кое-что.

— Ладно.

— Больше никогда не готовь базанью.

Мы все смеемся. Мы все смеемся. Мы с мамой пережили один из самых трудных моментов в нашей жизни, и мы смеемся. Кел великолепен.

***

Двумя часами позже, у нас готова огромная тарелка с базаньей, хлебные палочки и салат. Мы никак не сможем все это съесть.

— Кел, почему бы тебе не посмотреть, поели ли уже Колдер с Уиллом, — говорит мама, разглядывая со мной стол с едой. Кел выбегает за дверь.

Она ставит еще две тарелки на стол, пока я наливаю всем чай.

— Нам нужно поговорить с Уиллом, не сможет ли он помочь с Келом, — говорю я ей.

— С Уиллом? Почему?

— Потому что с этого момента я хочу возить тебя на твое лечение. Слишком много всего легло на плечи Бренды. Я могу периодически пропускать школу или мы можем ходить после уроков.

— Ладно, — говорит она, пока мы заканчиваем накрывать на стол.

Кел и Колдер вбегают через парадную дверь, через мгновение за ними проходит Уилл.

— Кел сказал, что у нас сегодня базанья? — неуверенно спрашивает он.

— Да, сэр, — говорит мама, накладывая ее на тарелки.

— Что такое базанья? Лазанья Болоньезе?

Вид у него напуганный.

— Это базанья. И это последний раз, когда мы ее готовим, потому тебе бы лучше насладиться ею, — говорит она.

Уилл проходит к столу и ждет, пока мы с мамой сядем, прежде чем сесть самому.

Мы передаем по кругу хлебные палочки и салат, пока наши тарелки не полнятся едой. И точно как прошлым вечером, Кел первый, кто накаляет обстановку.

— Колдер, моя мама умирает.

Уилл смотрит на меня, и я одаряю его полуулыбкой, давая знать, что мы поговорили.

— Когда она умрет, я буду жить с Лэйкен. Точно как ты с Уиллом. Мы как будто одинаковые. Все наши родители будут мертвы, и мы будем жить с нашим братом и сестрой.

— Круто. Просто улет, — говорит Колдер.

— Колдер! — кричит Уилл.

— Все нормально, — говорит мама. — Это действительно улет, с точки зрения девятилетнего.

— Мам, — говорит Кел. — А что на счет твоей спальни? Я могу ее забрать? Она больше моей.

— Нет, — отвечаю я. — В ней есть ванная. Спальня будет моей.

Кел выглядит пораженным. Но я не даю слабину. Спальня с ванной будут моими.

— Кел, можешь забрать мой компьютер, — вставляет мама.

— Клево!

Я смотрю на Уилла, надеясь, что этот разговор не смущает его, но он смеется. Это именно то, на что он надеялся. Принятие.

За ужином мы обсуждаем, что случится в следующие несколько месяцев, и договариваемся за сидение с Келом и Колдером, пока мама будет на лечении. Уилл согласился забирать Кела в любое время, когда будет нужно, и сказал, что будет продолжать возить детей в школу. Я буду забирать их каждый день по пути домой, если не буду на лечении с мамой. Она заставила Уилла согласиться позволить ей готовить им ужин каждый день, в ответ на его помощь. Весь вечер прошел удачно. Меня преследовало ощущение, будто мы дружно утерли нос смерти.

— Я устала, — говорит мама. — Мне нужно принять душ и пойти спать.

Она идет на кухню, где Уилл моет посуду. Она обхватывает рукой его талию и обнимает сзади.

— Спасибо, Уилл. За все.

Он поворачивается и обнимает ее в ответ.

Когда она проходит мимо меня, то намеренно пихает меня плечом. Ей не нужно произносить вслух, я и так знаю, на что она намекает — мама одобряет мой выбор. Снова. Жаль, что ее слово не в счет.

Я протираю стол и иду к раковине, чтобы выжать тряпочку.

— В четверг у Эдди день рождение. Не знаю, что ей подарить.

— Ну, я знаю, чего тебе не стоитей дарить, — говорит он.

— Поверь, я знаю, — смеюсь я. — Кажется, Гевин собирается куда-то сводить ее в четверг. Может, я устрою ей что-нибудь в пятницу.

— О, кстати о пятнице. Вам не нужно будет, чтобы я последил за Келом? Я забыл, что нам с Колдером нужно в Детройт на этих выходных.

— Нет, все нормально. Семейная встреча?

— Да. Мы приезжаем к бабушке с дедушкой раз в месяц на выходных. Что-то типа перемирия, которое мы придумали после того, как я украл братишку посреди ночи.

— Справедливо, — говорю я. Я тянусь через раковину и отсоединяю слив.

— Так тебя не будет на слэме в четверг? — спрашивает он.

— Нет. Но мы можем присмотреть за Колдером вечером. Просто пошли его к нам после школы.

Он кладет последнюю тарелку на полку и вытирает руки об полотенце.

— Довольно странно, не так ли? Как все сработало? Ваш переезд сюда? Дружба Кела с Колдером, когда он больше всего нуждался в лучшем друге? Что он воспринял новости о твоей маме так спокойно? Все сработало.

Он поворачивается ко мне и улыбается.

— Я горжусь тобой, Лэйк. Ты сегодня хорошо справилась. — Он целует меня в лоб, чуть задержавшись, а затем идет в гостиную.

— Колдеру все еще нужно принять душ, так что, нам пора идти. Увидимся завтра, — говорит он.

— Да. Увидимся.

Я вздыхаю, думая о единственной вещи, которая непришла ему в голову. О единственной важной вещи, которая несработала; я думаю о нас.

Я начинаю свыкаться с этим. Что мы не будем вместе. Что мы не можембыть вместе. Особенно в последние два вечера, что он провел здесь. Кажется, будто я, наконец-то, пережила его. Определенно еще бывают неловкие моменты, но не такие, которые мы не сможем преодолеть. На дворе всего лишь октябрь, и он будет моим учителем до июня. Восемь долгих месяцев. Когда я смотрю на изменения своей жизни за последние восемь месяцев, то не могу предугадать, какой будет моя жизнь через восемь месяцев от сегодня. Когда я ложусь и закрываю глаза, то принимаю решение. Уилл больше не будет моим приоритетом. Первой я ставлю маму, вторым Кела и третьей жизнь.

Наконец-то. У него больше нет власти надо мной.

***

— Эдди, милая, можешь взять мне шоколадное молоко? Я забыл. — Гевин смотрит на Эдди щенячьими глазами. Она закатывает глаза и встает. Стоит ей покинуть столик, он поворачивается к нам и начинает шептать:

— Завтра вечером. В Гетти. В шесть часов. Принесите розовый шарик. И после мы поедем на слэм.

— Гевин, ты с ума сошел? Это не смешно, она взбесится, — шепчу я.

— Просто доверься мне.

Девушка вернулась к столику с шоколадным молоком.

— Держи, милый. Ты должен мне пятьдесят центов.

— Я должен тебе свое сердце, — говорит Гевин, когда она передает ему молоко.

Она легонько стукает его по голове.

— Ой, не будь тряпкой. Ты такой нюня, — говорит Эдди, прежде чем поцеловать его в щеку.

***

Я неохотно захожу в пиццерию «Гетти» с розовым шариком в руке. Гевин и Ник сидят за столиком в конце зала. Он показывает мне жестом присоединиться к ним. Как же много розовых шариков. Она взбесится.

Гевин хватает мой шарик и пишет на нем что-то черным маркером.

— Вот, — говорит он, передавая мне кучку шариков. — Возьми их и иди к уборной. Я заберу тебя, когда придет время, она скоро появится.

Он пихает меня в сторону уборной, прежде чем у меня появляется шанс воспротивиться. Я стою в углу коридора между мужским туалетом и кладовкой уборщика. Я поднимаю взгляд на шарики, и тогда замечаю имена, написанные на каждом из них.

Через мгновение ко мне подходит мужчина в возрасте.

— Ты Лэйкен? — спрашивает он.

— Да, — отвечаю я.

— Я Джоель, приемный отец Эдди.

— О, здравствуйте.

— Гевин хочет, чтобы ты подошла к входу и передала мне шарики. Эдди уже пришла. Она думает, что я в уборной, так что ни слова про них.

— Эм, ладно. — Я передаю ему шарики и иду обратно к столику.

— Лэйкен! Ты пришла! Ребята, это так мило, — говорит Эдди. Она начинает садиться за стол, когда Гевин вытаскивает ее обратно.

— Мы пока не садимся за еду. Нам нужно выйти наружу.

— На улицу? Но там холодно.

— Пошли, — говорит он, подталкивая ее к двери.

Мы все следуем за Гевином наружу и становимся рядом с Эдди. Я смотрю на Ника, но он лишь пожимает плечами, подразумевая, что тоже понятия не имеет, что происходит. Гевин достает из кармана клочок бумаги и становится перед Эдди.

— Милая, это письмо написал не я. Но меня попросили его прочитать.

— Эдди смотрит на нас и улыбается, пытаясь узреть намек в наших выражениях. Мы ей подсказать не можем, так как сами ничего не знаем.

« Это было 4-е июля, День Независимости. Тебе было четырнадцать. Ты ворвалась через двери и пошла прямиком к холодильнику, говоря мне, что хочешь спрайт. У меня его не было. Ты сказала, что все нормально, и взяла Доктор Пеппер. Ты напугала меня до чертиков. Я сказал служащей, что не могу оставить тебя. У меня никогда раньше не жил подросток. Она ответила, что найдет тебе место на следующий день, что мне нужно просто оставить тебя на ночь.

Я так нервничал. Не знал, что сказать четырнадцатилетней девочке. Не знал, что им нравится, какие телешоу они смотрят. В этом я был полным невежеством. Но ты облегчила мне работу по максимуму. Ты так волновалась, чтобы мне было удобно.

Позже, тем же вечером, когда снаружи стемнело, мы услышали салют. Ты схватила меня за руку, стащила с дивана и вытащила на улицу. Мы лежали на траве в саду и смотрели на небо. Ты не затыкалась. Рассказывала мне все о своей прошлой семье, и семье до них. Ты все время болтала, а я слушал. Слушал маленькую девочку, переполненную жизнью. Настолько переполненную и восторженную жизнью, которая так отчаянно пыталась сбить ее с ног».

Эдди ахает, когда видит Джоеля в окне ресторана с десятками розовых шариков. Он выходит наружу и становиться рядом с Гевином. Тот продолжает читать письмо.

« Я никогда не мог многого тебе дать. Кроме как научить тебя, в конце концов, парковаться, я ничего особого не сделал. Но ты научила меня большему, чем можешь себе представить. И на этот, очень особенный, день рождения, на твой восемнадцатый день рождения— ты больше не принадлежишь штату Мичиган. И, соответственно, официально, ты больше не принадлежишь мне. Ты больше не принадлежишь ни одному человеку, который когда-либо имели право на тебя и твое прошлое».

Джоель начинает зачитывать имена вслух, отпуская один за другим шарики. Эдди плачет, и мы все смотрим, как шарики медленно исчезают во мраке. Он продолжает отпускать их, пока все 29 братьев и сестер, и все 13 родительских имен были зачтены и отпущены.

В его руке все еще остался один розовый шар. Спереди на нем большими черными буквами написано « ПАПА».

Гевин складывает письмо и делает шаг назад, пока Джоель идет к Эдди.

— Надеюсь, на свое день рождение ты примешь этот подарок, — говорит он, вручая ей шар. — Я хочу быть твоим папой, Эдди. Хочу быть твоей семьей на остаток жизни.

Девушка обнимает его, и они плачут. Остальные медленно заходят внутрь «Гетти», чтобы они могли наедине насладиться моментом.

— О мой бог, мне нужна салфетка, — я шмыгаю и ищу что-то, чем промокнуть глаза. Я хватаю салфетки со стола и оглядываюсь на Ника и Гевина. Оба плачут. Я беру еще пару салфеток для них, и мы идем к нашему столику.

Если меня убьют,

не нужно готовить месть.

Один мертвец уже есть,

И этого хватит.

—The Avett Brothers, Murder in the City

Глава Семнадцать

Я могу честно сказать, что чувствую, будто пережила все пять стадий принятия смерти в каждом аспекте своей жизни.

Я приняла смерть моего отца. Еще за много месяцев до нашего переезда в Мичиган. Я приняла судьбу моей матери. Понимаю, она еще даже не умерла, и что стадии принятия вновь будут мною переживаться, когда это случится. Но я знаю, что будет уже не так трудно.

Я смирилась с жизнью в Мичигане. Песня, которую я слушала на повторе дома у Уилла, называлась «Груз Лжи». В нескольких строчках говорится:

« Груз лжи потянет тебя на дно, последует за тобой в каждый город,

Поскольку что бы ни случилось там, произойдет с тобой и тут.»

Каждый раз, когда повторялась песня, все, что я слышала, была часть о лжи — как она тянет тебя на дно. Сегодня, когда я еду на своем джипе в Детройт, я знаю реальное значение этих слов. Они касаются не только лжи. Но и жизни. Ты не можешь просто сбежать в другой город, другое место, другой штат. От чего бы ты ни бежал — оно останется с тобой. Пока ты не найдешь способ бороться с этим.

От чего бы я ни надеялась сбежать обратно в Техас, в конце концов, оно найдет способ догнать меня. И вот я здесь, в Ипсиланти, Мичиган. Где и останусь. И я не против.

Я смирилась с ситуацией с Уиллом. Я вовсе не виню его за его выбор. Конечно, я фантазировала, как он оторвет меня от земли, скажет, что ему не нужна карьера, когда у него есть любовь. Но реальность такова — если бы он поставил чувства ко мне на первое место, было бы трудно смириться, что он с такой легкостью может отбросить вещи, которые были для него важнее всего. Это бы многое сказало о его характере. Потому я не виню его, а уважаю. И когда-нибудь, когда я буду готова, я поблагодарю его.

***

Я паркуюсь у клуба около половины девятого. У Гевина был сюрприз для Эдди, поэтому они поехали в обход, сказав, что опоздают. Почти все парковочные места, на удивление, заняты, потому мне приходиться занять место в конце здания. Когда я выхожу из машины, то делаю глубокий вдох и морально готовлюсь. Не знаю, когда конкретно я приняла решение выступать сегодня, но меня уже терзают сомнения.

В моей голове крутятся мамины слова, пока я направляюсь к входу: «Расширяй свои границы, Лэйк. Для этого они и существуют.»

Я могу это сделать. Это просто слова. Повтори их, и дело сделано. Все просто.

Я захожу несколькими минутами позже. Жертва уже готова к выступлению, потому что внутри так тихо, что слышно, как муха летает. Я тихо проскальзываю внутрь и иду в конец комнаты. Не хочу обращать на себя внимание, потому сажусь за пустой столик. Я достаю телефон, чтобы выключить звук, и пишу Эдди, чтобы дать знать, где я сижу. Тогда это и случается; я слышу его.

Уилл стоит перед микрофоном на сцене, выступая со своим стихотворением, в качестве жертвы.

Когда-то я любил Океаниду.

Всю ее без остатка.

Ее коралловые рифы , ее пенистые шапки , ее шумные волны , разбивающиеся о скалы , ее пиратские легенды и русалочьи хвосты

Потерянные сокровища, и охраняемые в ночи…

И ВСЕХ

Ее рыб

В море

Да, когда-то я любил Океаниду

Всю ее без остатка

То, как она пела мне на ночь , когда я ложился спать

Как старалась разбудить .

Но вскоре я не мог не осудить

Ее байки , ее ложь , обманчивые глаза

Я бы осушил ее до дна,

Если бы захотел .

Когда-то я любил Океаниду.

Всю ее без остатка

Ее коралловые рифы, ее пенистые шапки , ее шумные волны , разбивающиеся о скалы , ее пиратские легенды и русалочьи хвосты

Потерянные сокровища, и охраняемые в ночи …

И ВСЕХ

Ее рыб

В море

И если ты когда-нибудь пробовал управлять парусной лодкой в шторм , то понимаешь , что ее пенистые шапки — твои враги . Если ты когда-нибудь пытался доплыть до берега , когда ногу схватила судорога , и только что съеденный обед тянет вниз своим весом , а ее шумные волны выбивают из тебя весь воздух , наполняя легкие водой , пока ты размахиваешь руками, пытаясь привлечь внимание , но твои друзья

Просто

Машутв ответ?

И если ты с детства мечтал о том, как в один прекрасный день у тебя будет свой пиратский корабль, своя команда, а все русалки

Будут любить

Только

Тебя?

Ну, тогда ты понимаешь

Как и я, в конце концов …

Что все хорошее в ней

Все ее красоты

Ненастоящие .

Это позерство .

Потому, оставь себе свою Океаниду

А я выбираю Озеро *

Воздух. Или вода. Не знаю, что мне нужно. Я выскальзываю из-за стола и направляюсь к входной двери, но затем резко поворачиваю в уборную. Мне просто нужна тишина.

Когда я открываю дверь, то вижу, что все кабинки пусты. Я выбираю самую большую. Закрываю за собой и прислоняюсь к двери.

Это действительно только что произошло? Как он узнал, что я здесь буду? Нет, он не знает. Я сказала, что не приду. Он не рассчитывал, что я это услышу. Но даже так, он написалэто. Сам же говорил, что пишет то, что у него на душе. Боже, он любитменя. Уилл Купер влюбленв меня.

Я давно знала, что он чувствует ко мне. Я вижу это по тому, как он смотрит на меня. Но услышать эти слова и эмоции, скрытые за ними… как он произнес мое имя. Как я могу с ним встретиться после этого? Не могу. Он все еще не знает, что я здесь, потому мне просто нужно уехать. Я должна уехать до того, как он увидит меня.

Я открываю дверь и осматриваю местность, но никого не вижу. К счастью, на сцену забрался следующий поэт, и взгляды большинства были направлены не него. Я выскользнула в коридор и покинула здание.

— Лэйкен! Смотри, что Гевин подарил мне! — Эдди пробирается внутрь, отводя волосы назад, чтобы я посмотрела на ее уши.

— Эдди, мне нужно уйти.

Ее улыбка испаряется.

— Я позвоню тебе позже. — Я прохожу мимо, даже не посмотрев на серьги. — Ты меня не видела! — Кричу я через плечо.

Я обхожу здание и врезаюсь в Хавьера, заходящего за угол. Господи ты боже мой! Тут что, весь класс собрался? Кто-то да ляпнет, что видел меня. Я не хочу, чтобы Уилл знал, что я видела его.

— Эй, куда ты так спешишь? — спрашивает он, когда я прохожу между ним и стеной.

— Мне нужно идти. Увидимся завтра. — Я быстро ухожу. У меня нет времени на болтовню. Я просто хочу сесть в джип и уехать отсюда как можно скорее.

— Подожди, я провожу тебя до машины, — говорит он, догоняя меня.

— Все нормально, Хави. Иди внутрь, все уже началось.

— Лэйкен, мы в Детройте. Ты припарковалась за клубом. Я провожу тебя до машины.

— Ладно, но шагай быстро.

— К чему такая спешка? — спрашивает он, когда мы отходим от здания.

— Я просто устала. Мне нужно поспать, — говорю я, замедляясь, зная, что Уилл меня уже не увидит.

— Недалеко отсюда есть кафе. Не хочешь выпить кофе? — спрашивает он.

— Нет, спасибо. Мне не нужен кофеин, мне нужен здоровый сон.

Он молчит, пока мы идем в конец парковки к моему джипу. Я тянусь вниз, чтобы достать ключи из…черт! Моя сумочка. Я оставила сумку на столе.

— Черт! — говорю я, пнув землю под ногами. Задеваю камешек, и он ударяется об дверь джипа.

— Что такое? — спрашивает Хави.

— Сумочка. Я оставила сумку и ключи внутри. — Я складываю руки на груди и облокачиваюсь на джип.

— Не велика беда. Зайдем внутрь и заберем.

— Нет, я не хочу. Ты не против, сходить за ней для меня? — я улыбаюсь ему, надеясь, что этого будет достаточно.

— Лэйкен, тебе не стоит оставаться здесь в одиночку.

— Ладно. Я напишу Эдди, чтобы она принесла. У тебя есть телефон?

Он хлопает по карманам.

— Нет, он в машине. Пошли, я возьму его. — Говорит Хави, потянувшись за моей рукой и поведя меня к своему грузовику.

Он открывает дверь и тянется за телефоном.

— Разрядился, — говорит он, поставив мобильный на зарядку. — Дай ему пару минут, чтобы подзарядиться, тогда сможешь позвонить ей.

— Спасибо, — говорю я, опираясь на грузовик и ожидая.

Он становиться рядом со мной.

— Снова снег пошел, — говорит Хави, смахивая что-то с моей руки.

Я поднимаю голову и вижу белые снежинки, выделяющиеся на фоне черного неба. Видимо, мы вскоре, наконец, увидим, на что похожа зима в Мичигане.

Я поворачиваюсь лицом к Хави. Только собираюсь спросить его что-то о зимних шинах, но вопрос тут же вылетает у меня из головы, когда его руки берут мое лицо и его язык пытается пробраться ко мне в рот. Я отворачиваюсь и толкаю его в грудь. Когда он чувствует мое сопротивление, его лицо отдаляется от моего, но его тело все еще прижато ко мне, вдавливая меня в холодный металл грузовика.

— Что? — улыбается он. — Я думал, ты хотела, чтобы я поцеловал тебя.

— Нет, Хави. — Я все еще отпихиваю его, но парень не двигается.

— Да ладно, — говорит он с наглой ухмылкой на лице. — Ты не оставляла ключивнутри. Ты хочешьэтого. — Он накрывает мои губы своими, и мой пульс ускоряется. Но не так, как когда меня целует Уилл. На этот раз это в духе «борись или беги». Я пытаюсь закричать, но его руки так сильно прижимают мое лицо к своему, что я даже вдохнуть не могу. Я пытаюсь подвинуться, но он использует свое тело, чтобы придавить меня к грузовику, делая для меня невозможным освободиться.

Я закрываю глаза. Думай, Лэйкен. Думай.

Стоит мне собраться укусить его губу, как Хави отодвигается. Но он все продолжает пятиться назад. Кто-то оттаскивает его от меня. Он падает на руки и ноги, и Уилл садиться на него сверху, хватая парня за рубашку, и бьет кулаком прямо в челюсть. Хави падает, но перекатывается и отталкивается от земли, из-за чего Уилл спотыкается назад.

— Перестаньте! — кричу я.

Уилла сбило на землю, и Хави нанес ответный удар. Я боюсь, что он снова его ударит, потому кидаюсь между ними, когда парень выбрасывает удар прямо мне в спину, целясь в Уилла. Я падаю вперед и приземляюсь на Купера. Пытаюсь восстановить дыхание, но из меня выбило весь воздух. Я не могу вдохнуть.

— Лэйк, — говорит Уилл, скатывая меня на землю рядом с ним. Тем не менее, его беспокойство мимолетно, оно быстро сменяется на гнев. Он хватает ручку соседней машины и начинает подниматься.

— Я не хотел тебя ударить, — говорит Хави, подходя ко мне.

Я на земле, потому не вижу, что происходит дальше, но слышу удар, ноги Хави больше не стоят на земле. Я поднимаю глаза как раз в тот момент, когда Уилл наклоняется над парнем и наносит еще один удар.

— Уилл, слезь с него! — кричит Гевин. Он оттаскивает парня, и оба падают на землю.

Эдди спешит ко мне и помогает принять сидячее положение.

— Лэйкен, что случилось?

Она обхватывает меня рукой, а я держусь за грудь. Знаю, меня ударили в спину, но впечатление, будто мои легкие твердеют. Я пытаюсь вдохнуть, но не могу ей ответить.

Уилл выдирается из хватки Гевина и встает. Он идет ко мне и берет меня за руку, пока Эдди отходит с дороги. Парень поднимает меня и кладет мою руку себе на плечо, обхватывая мою талию и начиная идти вперед.

— Я везу тебя домой, — все, что он говорит.

— Подожди, — кричит Эдди, огибая нас. — Я нашла твою сумочку.

Я тянусь и забираю ее, пытаясь улыбнуться. Ее рука поднимается к уху, имитируя телефон, и она одними губами произносит: «позвони мне».

Уилл помогает мне сесть в его машину, и я осторожно откидываюсь на спинку сидения. Мои легкие наполнились воздухом, но каждый вдох можно сравнить с ударом ножа в спину. Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на вдохах и выдохах через нос, пока мы едем домой.

Никто из нас не говорит. Я — потому что не могу. Уилл — потому что… не знаю, почему. Мы едем в тишине, пока не доезжаем до границы Ипсиланти.

Уилл резко сворачивает к обочине и ставит машину на парковку. Он бьет по рулю и выходит, стукнув дверью. Его силуэт освещается фарами, пока он отходит от машины, непрестанно пиная землю и выкрикивая ругательства. Наконец, он останавливается и, сгорбившись, упирается руками в боки. Его голова откидывается назад, и он смотрит на небо, давая снегу упасть на свое лицо. Так он стоит долгое время, пока не возвращается в машину, садиться и спокойно закрывает дверь. Он заводит двигатель, и мы продолжаем нашу молчаливую поездку.

Я могу ходить, мое дыхание нормализовалось, а нож в спине сменился, скорее, на комок. Несмотря на все, Уилл все равно помогает мне пройти до дома.

— Ложись на диван, я принесу лед, — говорит он.

Я делаю, как велено. Я ложусь на диван животом вниз и закрываю глаза, гадая, что же сегодня произошло.

Я чувствую его руку на диване, когда он присаживается рядом.

— Уилл! — я ахаю, открыв глаза и увидев его лицо. — Твой глаз. — По его шее идет кровавый след из пореза над глазом.

— Все нормально. Я в порядке, — говорит он, наклоняясь надо мной. — Ты не против? — спрашивает он, схватив край моей футболки.

Я качаю головой.

Он задирает мне футболку на спине, и я чувствую, как к моей коже прижимается что-то холодное. Он кладет пакетик льда на мою рану. Затем встает и открывает входную дверь, закрывая ее по уходу.

Он ушел. Просто ушел, не сказав ни слова. Я еще с пару минут лежу, ожидая его быстрого возвращения, но нет.

Я перекатываюсь на бок и позволяю пакету свалиться с дивана. Пока я поправляю футболку и готовлюсь встать, дверь распахивается и вбегает мама.

— Лэйк? Милая, ты в порядке? — Она обхватывает меня руками. Уилл идет позади нее.

— Мама, — слабо говорю я, обнимая ее в ответ, и начинаю плакать.

***

— Все нормально, мам, серьезно, — говорю я, пока она укутывает меня в одеяло на кровати, спрашивая, как моя спина, уже в сотый раз за последние десять минут, что я провела дома.

Она улыбается и гладит меня по волосам. Вот, почему я буду скучать больше всего. Как она гладит мои волосы и смотрит на меня с такой любовью в глазах.

— Уилл сказал, тебя ударили в спину. Кто?

Я кривлюсь, пытаясь оттолкнуться от подушки.

— Хави. Он из моего класса. Он пытался ударить Уилла, но я встряла между ними.

— Почему он пытался ударить Уилла?

— Потому что Уилл ударил его. Хави проводил меня до джипа, когда я ушла из клуба. Он думал, я хотела, чтобы он меня поцеловал. Я пыталась оттолкнуть его… не могла заставить его остановиться. Следующее, что я помню, Уилл сидит на нем и бьет по лицу.

— Это ужасно, Лэйк. Мне жаль, — говорит она, наклоняясь вперед и целуя меня в лоб.

— Все нормально, мам. Я в порядке. Мне просто нужно поспать.

Она снова гладит меня по голове, прежде чем встать и выключить свет.

— Что на счет Уилла? Что он будет делать? — спрашивает она, прежде чем закрыть дверь.

— Не знаю, — отвечаю я. Вначале я подумала, что ее вопрос относиться к Хавьеру. Но после того, как она закрывает дверь, я понимаю, что она спрашивает о его работе.

После этого я еще не один час лежу без сна, обдумывая сложившуюся ситуацию. Мы не были на территории школы. Он защищал меня. Может, Хави ничего не скажет. Но первый удар, все же, нанес Уилл. И третий. И четвертый. И, скорее всего, нанес бы пятый, если бы не вмешался Гевин. Я пытаюсь вспомнить каждую мелкую деталь, в случае, если меня попросят завтра оправдывать его действия.

***

На следующий день я просыпаюсь и обнаруживаю Кела с Колдером на кухне, они едят мюсли.

— Привет. Брат не смог нас сегодня отвезти в школу. Сказал, ему нужно кое-что сделать.

— Что именно?

Колдер пожимает плечами.

— Не знаю. Он привез твой джип утром. Затем снова уехал.

Ложка фруктовых хлопьев попадает ему прямиком в рот.

***

Я едва могу высидеть первые два урока. Второй урок мы проводим с Эдди, передавая друг другу записки. Я рассказала ей все, что случилось прошлой ночью. Все, кроме стиха Уилла.

Впечатление, будто я плыву, направляясь на третий урок. Почти как в моих снах, когда я нависаю над собой, наблюдая, как иду куда-то. Будто я не контролирую собственные действия, лишь наблюдаю за их развитием. Эдди открывает дверь и заходит первой. Я медленно плетусь за ней через проход. Уилла еще нет. Как и Хавьера. Я вдыхаю и сажусь за свое место. Шум от разговора одноклассников быстро прерывается треском селекторной связи.

— Лэйкен Кохен, пожалуйста, зайдите в офис администрации.

Я немедленно разворачиваюсь и смотрю на Эдди. Она слабо улыбается и поднимает палец вверх. Девушка так же нервничает, как и я.

В офисе находиться еще пару людей, когда я захожу. Я узнаю директора Мерфи, разговаривающего с двумя мужчинами, которых не узнаю. Когда он замечает меня, то кивает и жестом указывает следовать за ним. Когда я вхожу в кабинет, то вижу Уилла, сидящего за столом со сложенными руками. Он не поднимает на меня взгляд. Плохой знак.

— Мисс Кохен, пожалуйста, присаживайтесь, — говорит мне мистер Мерфи, занимая место во главе стола, напротив Уилла.

Я выбираю ближайший ко мне стул.

— Это мистер Чоризо, отец Хавьера, — говорит директор, указывая на мужчину, которого я не узнала.

Мистер Чоризо сидит напротив меня. Он слегка привстает и протягивает через стол руку для рукопожатия.

— Это офицер Вентурелли, — представляет он второго мужчину.

Он следует примеру и тоже жмет мне руку.

— Уверен, вы знаете, почему вас вызвали. Насколько мы понимаем, вчера был один инцидент, включающий в себя мистера Купера, случившийся не на территории школы, — говорит он, делая паузу на случай, если я хочу возразить. Но нет. — Мы были бы благодарны, если бы вы рассказали нам свою версию случившегося.

Я уголком глаза смотрю в сторону Уилла, и он слабо кивает мне, давая понять, что хочет, чтобы я сказала правду. Так я и делаю. На протяжении пятнадцати минут я объясняю каждую деталь произошедшего прошлой ночью. Кроме стиха Уилла.

Когда я заканчиваю с подробностями и отвечаю на все вопросы, меня освобождают, чтобы я вернулась на урок. Когда я встаю, меня зовет мистер Чоризо.

— Мисс Кохен?

Я поворачиваюсь и смотрю на него.

— Я просто хотел сказать, что мне жаль. Прошу прощение за своего сына.

— Спасибо, — отвечаю я. Я разворачиваюсь и возвращаюсь в кабинет.

У Уилла сегодня замена. Женщина уже в возрасте, я видела ее раньше в коридорах, так что, должно быть, она тоже здесь преподает. Я тихо занимаю свое место. Я не могу думать ни о чем, кроме Уилла, и не стану ли я причиной, по которой он потеряет работу.

Когда звенит звонок, ученики начинают разбегаться, и я поворачиваюсь к Эдди.

— Что произошло? — Спрашивает она.

Я рассказываю ей и жалуюсь, что до сих пор ничего не знаю. Я задерживаюсь за дверью кабинета, ожидая возвращения Уилла, но он так и не приходит. Во время четвертого урока я понимаю, что нахожусь не в том состоянии, чтобы воспринимать информацию, потому даю себе отбой на остаток дня.

Когда я сворачиваю на нашу улицу, то вижу машину Уилла. Я паркуюсь на обочине и даже не забочусь о том, чтобы подъехать к дорожке у дома. Я выключаю двигатель и быстро перебегаю улицу. Как только я собираюсь постучать, дверь открывается и на пороге оказывается Уилл, его сумка висит на плече, на парне надета куртка.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он с удивлением на лице.

— Я увидела твою машину, — начинаю я. — Что случилось?

Он не приглашает меня зайти. Вместо этого он выходит наружу и закрывает за собой дверь.

— Я ушел. Теперь наш контракт считается недействительным, — говорит он, направляясь к машине.

— Но у тебя осталось всего лишь восемь недель педагогики! Это была не твоя вина, Уилл. Они не могут так поступить!

Он качает головой.

— Нет, ты не поняла. Меня не уволили. Мы просто решили, что будет лучше, если я закончу практику в другой школе, подальше от Хавьера. У меня встреча с моим научным руководителем через полчаса, туда я и направляюсь.

Он открывает дверь машины и снимает сумку и куртку, кидая их на пассажирское сидение.

— Но как же твоя работа? — спрашиваю я, хватаясь за дверь, не желая, чтобы он ее закрыл. У меня накопилось так много вопросов. — Так у тебя теперь не будет зарплаты? Что ты будешь делать?

Он улыбается и выходит из машины, кладя руки мне на плечи.

— Лэйкен, успокойся. Я разберусь. Но сейчас мне нужно идти. — Он снова садиться внутрь, закрывает дверь и опускает окно. — Если я не вернусь домой вовремя, можно Колдер останется у вас после школы?

— Конечно, — говорю я.

— Завтра мы отправляемся к бабушке с дедушкой достаточно рано, можешь убедиться, что он не будет есть сахар? Ему нужно пораньше лечь спать, — говорит он, медленно выезжая с подъездной дорожки.

— Конечно.

— И еще, Лэйкен? Успокойся.

— Конечно, — снова повторяю я.

И он уходит. Вот так вот.

Ручка дверная щелкнула,

Шаги беззвучные по полу.

Одежду не нужно снимать,

То, что мог, я успел уже взять.

Ты любовь создала, говорят,

Что мне делать с ней, я хочу знать?

—The Avett Brothers, Laundry Room

Глава Восемнадцать

Оставшуюся часть дня я провожу, помогая маме убираться. Это отвлекает меня от разных мыслей. Она не спрашивает, почему я не в школе. Думаю, теперь такие примитивные мелочи она оставляет на мой суд. Когда приходит время забирать Колдера и Кела, Уилла все еще нет дома. Я привожу обоих мальчишек домой, и мы начинаем новую дискуссию по поводу костюмов на Хэллоуин.

— Я уже знаю, кем хочу быть, — сказал Кел маме.

Она складывает одежду в гостиной. Положив полотенце на спинку дивана, она смотрит на сына.

— И кем ты будешь, милый?

Он улыбается ей.

— Твоим раком легких, — говорит он.

Она так привыкла к фразам, вылетающим из уст Кела, что уже не обращает внимания.

— Да? А такое продается в «Уолмарте»?

— Не думаю, — говорит он, хватая бутылку с водой из холодильника. — Может, ты могла бы сшить его. Я хочу быть легким.

— Эй, — говорит Колдер. — А можно я буду вторым легким?

Мама смеется, хватая ручку и бумагу со стола, и садится.

— Ну, судя по всему, нам бы лучше быстрее разобраться, как сшить пару раковых легких.

Кел и Колдер сбиваются в кучу рядом с ней и начинают выкрикивать идеи.

— Мам, — говорю я без всяких эмоций. — Даже не думай.

Она поднимает голову от своего наброска и улыбается мне.

— Лэйк, если мой малыш хочет быть раковым легким на Хэллоуин, тогда я должна убедиться, что он будет лучшим раковым легким с опухолью.

Я закатываю глаза и присоединяюсь к ним за столом, записывая то, что нам понадобится.

***

После того, как мы возвращаемся из магазина с нужным материалом для костюмов раковых легких, Уилл паркуется у дома.

— Уилл! — Колдер бежит через улицу и хватает его за руку, ведя в сторону нашего дома. — Ты должен это увидеть!

Уилл помогает маме, а я хватаю вещи из багажника, и мы все направляемся внутрь.

— Угадай, кем мы будем? На Хэллоуин? — Колдер подпрыгивает, стоя на кухне, указывая на вещи на полу.

— Эм…

— Раком Джулии! — восхищенно говорит Колдер.

Уилл поднимает брови и смотрит на маму, которая возвращается из спальни со швейной машинкой.

— Мы живем лишь однажды, ведь так? — Она ставит ее на столик.

— Она разрешила нам сделать опухоль для легких, — говорит Кел. — Хочешь сделать одну? Я дам тебе сделать самую большую.

— Эм…

— Кел, — говорю я. — Уилл и Колдер не могут нам помочь, их не будет в городе на выходных. — Я несу два кулька к столу и начинаю раскладывать их.

— Вообще-то, — отвечает Уилл, хватая другие кульки с пола. — Это было до того, как я узнал, что мы будем делать рак легких. Думаю, нам стоит перенести наш отъезд.

Колдер бежит к Уиллу и обнимает его.

— Спасибо, Уилл. Им все равно нужно будет в процессе измерить меня. Я сильно вырос.

И снова, уже третий раз за неделю, мы были одной большой, счастливой семьей.

***

Большинство нарисованных деталей мы уже вырезали, настало время измерить мальчиков.

— Где твоя сантиметровая лента? — спрашиваю я маму.

— Не знаю, — говорит она. — Не уверена, что она у меня вообще есть.

— У Уилла есть, можем позаимствовать, — говорю я. — Уилл, можешь принести?

— У меня есть рулетка? — спрашивает он.

— Да, в твоем швейном наборе, — говорю я.

— У меня есть швейный набор?

— Он в твоей прачечной. — Не могу поверить, что он этого не знает. Я лишь раз убиралась в его доме, и уже знаю лучше него, где что лежит? — Он рядом со швейной машинкой, на полке позади выкройки твоей мамы. Я положила их в хронологическом порядке, в соответствии с их но… не важно, — говорю я и встаю. — Легче просто показать тебе.

— Ты сложила его выкройку в хронологическом порядке? — недоуменно спрашивает мама.

Я поворачиваюсь к ней спиной, направляясь к двери.

— У меня был плохой день.

Мы с Уиллом переходим улицу, и я пользуюсь возможностью спросить, как дела с его стажировкой. Не хотела спрашивать его перед Колдером, так как не знала, рассказывал ли он ему что-либо.

— Меня ударили по ладошке, — говорит он, когда мы заходим внутрь. — Они сказали, раз я защищал другую студентку, то, на деле, у них нет ко мне претензий.

— Это хорошо. А что со стажировкой? — говорю я, пока мы проходим на кухню и в прачечную, где я хватаю швейный набор.

— Ну, тут все немного сложнее. Единственные свободные места, которые у них были, в Ипсиланти, но все с обучением младших классов. Я же настроен на старшие, потому они направили меня в школу в Детройте.

Я замираю и смотрю на него.

— Что это значит? Вы переезжаете?

Он видит беспокойство на моем лице и смеется.

— Нет, Лэйк, мы не переезжаем. Это всего на восемь недель. Хотя мне много придется ездить туда-сюда. Вообще-то, я собирался позже поговорить с тобой и твоей мамой об этом. Я не смогу отвозить мальчишек в школу или забирать их. Я часто буду отсутствовать. Знаю, не лучшее время, чтобы просить тебя о помощи…

— Перестань. — Я хватаю рулетку и собираю все обратно в коробку. — Ты же знаешь, что мы поможем.

Уилл идет за мной, когда я выхожу в прачечную и ставлю швейный набор рядом со швейной машинкой. Моя рука задевает выкройку, которая аккуратно сложена в хронологическом порядке, и я вспоминаю свою алфавитную уборку на прошлой неделе. Возможно ли, что у меня была недолгая потеря разума? Я качаю головой и тянусь к выключателю, а затем врезаюсь в Уилла. Он опирается на дверную раму, прислонив голову к стене. Сейчас темно, поскольку я выключила свет, но его лицо слегка освещается светом с кухни.

По мне проходит волна тепла, но я пытаюсь не греть надежду. У него снова этот взгляд…

— Прошлой ночью, — шепчет он. — Когда я увидел, как Хави целовал тебя… — Его голос сходит на него, и он молчит с мгновение. — Я думал, что ты отвечала на поцелуй.

Трудно сосредоточиться, когда он в такой близости от меня, но я стараюсь изо всех сил, чтобы обдумать его признание. Если он думал, что я позволяю этому случиться, почему он оттолкнул от меня Хави? Почему ударил его? Затем до меня доходит. Уилл не защищалменя прошлой ночью, он ревновал.

— О, — все, что я могу выдавить.

— Я не знал историю целиком вплоть до этого утра, когда ты рассказала свою версию, — говорит он, продолжая перекрывать мне путь; заставляя меня стоять в темноте. — Господи, Лэйк. Знала бы ты, как я разозлился. Я так сильно хотел его ударить. А теперь? Когда я знаю, что, на самом деле, он причинял тебеболь, я хочу убитьего. — Он отворачивается от меня и облокачивается спиной к раме.

Я думаю о прошлой ночи, об эмоциях, которые, должно быть, испытывал Уилл. Сначала исповедоваться о своей любви ко мне на сцене, а потом думать, что я целовалась с Хави. Не удивительно, что он так злился по дороге домой.

Он все еще перекрывает мне дорогу. Не то чтобы я планировала куда-то сбежать. Все мое тело напряглось, не зная, что он скажет или сделает. Я пытаюсь расслабиться и выдыхаю. Мое дыхание так резко ускорилось за последнюю минуту, что легкие снова начинают болеть, а в спине будто вяжутся узлы.

— Как ты… — я запинаюсь. — Как ты узнал, что я там была?

Он поворачивается ко мне лицом, кладя обе руки по сторонам прохода. Его рост и то, как он заблокировал меня, пугают, но в очень приятном смысле.

— Я видел тебя. Когда я закончил свой стих, то увидел, как ты уходила.

Колени начинают подводить меня, потому я хватаюсь за сушилку позади, для поддержки. Он знает, что я видела его выступление. Почему он говорит мне об этом? Я изо всех сил стараюсь подавить надежду, но, может, раз он теперь не учитель, мы можем наконец быть вместе. Может, он это пытается мне сказать.

— Уилл, значит ли это…

Он делает шаг ко мне, не оставляя между нами пространства. Его пальцы задевают щеку, пока он изучает мое лицо. Я кладу ладони на его грудь, и он обнимает меня, прижимая к себе. Я пытаюсь сделать шаг назад, чтобы закончить свой вопрос, но его тело прижимает меня к сушилке.

Стоит мне снова попытаться задать вопрос, как он подносит свои губы к моим. Я тут же прекращаю сопротивляться и позволяю ему поцеловать меня. Все мое тело слабеет, руки падают по бокам, и я роняю рулетку на пол.

Он берет меня за талию и поднимает, посадив на сушилку. Теперь наши лица на одном уровне. Он целует меня так, будто пытается наверстать упущенное за весь месяц украденных поцелуев. Я не могу сказать, где заканчиваются мои руки и начинаются его, пока мы оба судорожно тянемся друг к другу, наши ладони исследуют чужие тела. Я цепляюсь ногами за его талию и тяну его к своей шее, чтобы сделать вдох. Все чувства, которые у меня к нему были, спешно возвращаются. Я пытаюсь сдержать слезы, осознавая, как же я его люблю. Боже, я люблюего. Я влюблена в Уилла Купера.

Я больше не пытаюсь контролировать свое дыхание — бесполезно.

— Уилл, — говорю я, пока он изучает мою шею своими губами. — Значит ли это… значит ли это, что нам больше не нужно… притворяться? — Я дышу так громко, что едва могу сформировать четкое предложение. — Мы можем быть… вместе? Раз ты теперь… раз ты теперь мне не учитель?

Его руки ослабляют хватку на моей спине, а губы медленно закрываются, и он отодвигается от моей шеи. Я пытаюсь снова придвинуть его к себе, но Уилл сопротивляется. Он кладет руки на мои ноги и убирает их со своей талии, отступая назад и облокачиваясь на стену позади, избегая моего взгляда.

Я вцепляюсь руками в края сушилки и резко соскальзываю с нее.

— Уилл? — говорю я, делая шаг вперед.

Свет из кухни создает тень на его лице, но я вижу челюсть парня — она сжата. Его глаза полны стыда, пока он виновато смотрит на меня.

— Уилл? Ответь. Правила еще в силе?

Ему не нужно отвечать — я и так вижу по его реакции, что да.

— Лэйк, — тихо говорит он. — У меня был момент слабости, прости.

Я толкаю его в грудь.

— Моментслабости? Вот как ты это называешь? Моментслабости? — кричу я. — Что ты собирался сделать, Уилл? Когда ты собирался перестать целоваться со мной и выпихнуть из своего дома, в очереднойраз? — Я разворачиваюсь и выбегаю из прачечной, проходя через кухню.

— Лэйк, постой. Мне жаль. Мне очень жаль. Это больше не повторится, клянусь.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему.

— Ты чертовски прав! Я наконец-тосмирилась с этим, Уилл. После целого месяца пыток, я наконецсмогла снова находиться с тобой в одном помещении. А затем ты делаешь это! Я больше так не могу, — кричу я. — То, как ты охватываешь мой разум, когда мы не вместе? У меня больше нет на это времени. У меня есть более важные вещи для размышлений, чем твои маленькие моментыслабости.

Я пересекаю гостиную и открываю входную дверь, замирая.

— Принеси мне рулетку, — спокойно говорю я.

— Ч-что? — спрашивает он.

— Она на полу! Принеси мне чертову рулетку!

Его шаги затихают, пока он идет в прачечную. Там он забирает рулетку и приносит мне. Когда он кладет ее мне в руку, то сжимает ладонь.

— Не делай меня плохим парнем, Лэйк. Пожалуйста.

Я выдергиваю у него свои руки.

— Ну, ты определенно уже не мученик.

Я разворачиваюсь и ухожу, хлопая за собой дверью. Пересекаю улицу и не оглядываюсь, чтобы посмотреть, наблюдает ли он за мной. Теперь мне плевать.

Я замираю у нашего порога и делаю глубокий вдох, вытирая глаза. Затем открываю входную дверь в наш дом, натягиваю улыбку на лицо и помогаю маме сделать ее последние костюмы на Хэллоуин.

Разве я не такой,

Ничем я не отличаюсь,

От тех, кто болтают о том

Чего и вовсе не знают.

-The Avett Brothers, 10,000 words

Глава Девятнадцать

В конце концов, Уилл и Колдер все же уехали. Большую часть субботы и воскресения мы с мамой проводим за тем, что наносим последние штрихи на костюмы. Я рассказываю ей о новом графике Уилла, и что нам придется больше ему помогать. Какой бы злой я ни была, я не хочу срываться на Колдере и Келе. Когда Уилл возвращается домой в воскресение, я даже не замечаю; потому что мне наплевать.

***

— Кел, позови Колдера и скажи, что он может зайти и надеть свой наряд, — говорю я, вытаскивая брата из постели. — Уиллу все равно нужно уехать пораньше. Он может приготовиться к празднику и у нас.

Сегодня Хэллоуин, день раковых легких. Кел бежит на кухню и хватает телефон.

Я принимаю душ и заканчиваю свои приготовления, затем бужу маму, чтобы она посмотрела на окончательный результат. Когда она полностью оделась, Кел и Колдер просят ее закрыть глаза. Я веду ее в гостиную и останавливаю перед мальчиками.

— Стойте! — говорит Колдер. — А как же Уилл? Ему тоже нужно нас увидеть.

Я спешно веду маму обратно в коридор и бегу к входной двери, чтобы обуться и выйти наружу. Он как раз выезжает с подъездной дорожки, и я машу, чтобы он остановился. Я вижу по его лицу, он надеется, что я простила его. Я тут же разрушаю все ложные надежды.

— Ты все еще козел, но твой брат хочет, чтобы ты увидел его в костюме. Зайди на секунду. — Я возвращаюсь в дом.

Когда Уилл заходит, я ставлю его с мамой перед мальчиками и приказываю им открыть глаза.

Кел правое легкое, Колдер — левое. Набитая ткань имела такую форму, что их головы и руки проходили через маленькие дыры, она также доходила до их талии, чтобы ноги могли свободно двигаться. Мы покрасили материал, чтобы показать мертвые зоны то тут, то там. В разных местах из легких выступали большие комки — опухоли. Следует долгая пауза, прежде чем Уилл и мама высказывают свою реакцию.

— Отвратительно, — говорит Уилл.

— Гадость, — добавляет мама.

— Мерзость, — говорю я.

Мальчики дают друг другу «пять». Или, скорее, легкие дают друг другу «пять». После того, как мы делаем с ними фото, я усаживаю их в джип и подкидываю пару легких в школу.

***

Еще не прошла даже половина второго урока, когда мой телефон начинает вибрировать. Я достаю его из кармана и смотрю на номер. Это Уилл. Уилл никогдамне не звонит. Я предполагаю, что он пытается извиниться, потому засовываю телефон обратно в куртку. Он снова вибрирует. Он снова звонит. Я поворачиваюсь и смотрю на Эдди.

— Уилл продолжает мне названивать, мне стоит взять трубку? — спрашиваю я. Не знаю, почему я ее спрашиваю. Может, у нее есть в запасе мудрый совет.

— Не знаю, — говорит она.

« А может и нет».

На его третью попытку я нажимаю «ответить» и прикладываю телефон к уху.

— Да? — шепчу я.

— Лэйкен, это я. Слушай, тебе нужно поехать в школу к мальчикам. Там случился какой-то инцидент, а я не могу дозвониться до твоей мамы. Я в Детройте и не могу подъехать.

— Что? С кем? — шепчу я.

— С обоими, думаю. С ними все нормально; их просто нужно забрать. Езжай! Позвони потом.

Я тихо извиняюсь перед учителем и ухожу с урока. Эдди следует за мной.

— Что случилось? — спрашивает она, когда мы выходим в коридор.

— Не знаю. Что-то с Келом и Колдером, — говорю я.

— Я еду с тобой, — твердо отвечает Эдди.

***

Когда мы приезжаем в школу, я забегаю внутрь. У меня проблемы с дыханием и я на грани истерики, когда мы находим кабинет директора. Кел и Колдер сидят снаружи.

Казалось, мои ноги не могут двигаться достаточно быстро, когда я бегу к ним и обнимаю.

— Вы в порядке? Что случилось?

Оба пожимают плечами.

— Мы не знаем, — говорит Кел. — Нам просто сказали, что мы должны сидеть здесь до приезда родителей.

— Мисс Кохен? — зовет кто-то позади меня. Я поворачиваюсь и вижу стройную женщину с рыжими волосами, смотрящую на меня. Она одета в черную юбку-карандаш и белую рубашку. Она больше похожа на библиотекаря, чем на директора. Женщина делает жест рукой в сторону своего кабинета, и мы с Эдди следуем за ней.

Она садится за свой стол, кивая на стулья перед собой. Мы с Эдди садимся.

— Я мисс Брилл. Директор школы Чепмен. Директор Брилл.

Манера ее речи, как в суде, и ее строгая поза мгновенно отворачивают меня. Мне она уже не нравится.

— Родители Колдера к нам присоединятся? — спрашивает она.

— Родители Колдера мертвы, — отвечаю я.

Она ахает, затем пытается скрыть свою реакцию, садясь еще ровнее.

— Ох, верно. Прошу прощения, — говорит она. — А его брат? Он живет с братом, так ведь?

Я киваю.

— Он в Детройте и не может приехать. Я сестра Кела. В чем суть проблемы?

Женщина смеется.

— А разве не очевидно? — она указывает на окно кабинета, выходящее на них.

Я смотрю на мальчиков. Они играют в камень-ножницы-бумага и смеются. Я знаю, что она имеет в виду их костюмы, но эта женщина уже потеряла мое уважение из-за своего поведения, потому я продолжаю играть недоумение.

— Разве камень-ножницы-бумага против школьных правил? — спрашиваю я.

Эдди смеется.

— Мисс Кохен, они нарядились раковыми легкими! — Она осуждающе качает головой.

— А я думала, что они — гнилая фасоль, — говорит Эдди.

Мы обе прыскаем со смеху.

— Мне не кажется, что это смешно, — говорит директор Брилл. — Они отвлекают других учеников! Это очень грубые и вызывающие наряды! Не знаю, кто посчитал это хорошей идеей, но вы должны забрать их домой и переодеть!

Мой взгляд возвращается к мисс Брилл, я медленно поворачиваюсь и наклоняюсь вперед, кладя руки на ее стол.

— Директор Брилл, — спокойно говорю я. — Эти костюмы были сделаны моей мамой. Моей мамой, у которой четвертая степень мелкоклеточного рака легких. Моей мамой, которая уже никогда не увидит, как ее маленький мальчик празднует Хэллоуин. Моей мамой, у которой, скорее всего, год будет полон «последних» событий. Последнее Рождество. Последнее день рождение. Последняя Пасха. И если Бог позволит, последний День матери. Моей мамой, которая, когда ее девятилетний сынишка спросил, может ли он быть ее раком на Хэллоуин, осталась с единственным выбором — сделать ему лучший костюм рака легких с опухолями. Так что, если вы считаете это грубым, я предлагаю вам самой отвезти их домой и сказать это моей матери в лицо. Адрес давать?

Директор Брилл сидит с открытым ртом и качает головой. У нее нет слов. Я встаю, и Эдди следует за мной на выход. Я резко останавливаюсь и разворачиваюсь, чтобы вернуться в кабинет.

— И еще кое-что. Конкурс нарядов? Надеюсь, все будет оценено по-честному.

Эдди смеется, и я захлопываю за нами дверь.

— Что происходит? — спрашивает Кел.

— Ничего, — говорю я. — Можете возвращаться в класс. Она просто хотела узнать, где мы достали материал для ваших костюмов, чтобы одеться геморроем в следующем году.

Мы с Эдди пытаемся сдержать смех, пока мальчики возвращаются на урок. Мы направляемся на улицу, и стоило открыть дверь, как мы взрываемся хохотом. Мы смеемся так сильно, что у нас текут слезы.

Когда мы возвращаемся в джип, я обнаруживаю на телефоне шесть пропущенных вызовов от мамы и два от Уилла. Я перезваниваю им и заверяю, что разобралась с ситуацией, не размениваясь на подробности.

Несколькими часами позже я подбираю мальчишек со школы, они резво запрыгивают в машину.

— Мы победили! — кричит Колдер, устраиваясь на заднем сидении. — Мы оба выиграли! Каждому вручили по пятьдесят долларов!

И я заперся в доме своем одиноком,

Я читаю, пишу, вновь читаю и думаю,

Причины ищу. Я опять пропущу,

Весну, осень, лето и время снегов.

Остановится запись, прокрутится вновь,

Окна заперты плотно на все задвижки,

Пес приходит к тебе, пес уходит назад,

Бодрит кофеин, алкоголь расслабляет,

Что я имею?— не знаю, не знаю…

Я слишком занят, чтоб это оставить,

Вот я уверен, вот я растерян,

То на дно опускаюсь, то ввысь взлетаю,

Это уж слишком— я знаю, я знаю,

Мир снаружи просто живет и живет и живет и живет и живет и живет…

—The Avett Brothers, Talk on Indolence

Глава Двадцать

Следующие две недели проходят незаметно. Эдди помогает присматривать за мальчиками до приезда Уилла домой в те дни, когда я вожу маму на лечение. Уилл уезжает каждое утро в 6:30 и не возвращается домой до 17:30. Мы не видимся друг с другом. Я об этом позаботилась. Если дело касается Кела и Колдера, то мы общаемся через сообщения и звонки по телефону. Мама пыталась выудить из меня информацию, желая узнать, почему он больше не заходит к нам. Я вру и говорю, что он занят на новой стажировке.

За последние два месяца он заходил к нам в гости лишь раз. Это был единственный раз, когда мы поговорили, после инцидента в прачечной. Он приходил, чтобы сказать, что ему предложили работу в средней школе, начинающуюся с января.

Я рада за него, но радость горькая. Я знаю, как важна работа для него и Колдера, но я также знаю, что это значит для меня и него. В глубине души, часть меня молча считала дни до конца его стажировки. Вот он настал, но Уилл уже подписал новый контракт. На самом деле, это подтвердило ситуацию в наших отношениях. Подтвердило, что они закончены.

Мы наконец поставили на продажу дом в Техасе. Маме удалось сохранить почти 180,000 долларов с папиной страховки. За дом пока не заплатили, но когда все закончится, мы получим очередной чек с продажи. Большую часть ноября мы проводим с мамой за тем, что сосредотачиваемся на наших финансах. Мы отложили деньги на колледж и она открыла сберегательный счет для Кела. Мама также оплатила все неуплаты на кредитных карточках и переписала их со своего имени, при этом проинструктировав меня никогда не открывать свою. Как она сказала, они будут преследоватьменя до смерти.

***

Сегодня четверг. Последний день школы для всех округов; включая округ Уилла. Сегодня нас отпустили пораньше, потому я забираю Колдера домой с нами. Обычно по четвергам он ночует у нас, пока Уилл на слэме.

Я не была в клубе «Дев9ть» с той ночи, как Уилл прочитал свой стих. Теперь я понимаю, что имел в виду Хави на занятии — о переживании сердечной боли. Потому я не хожу туда. Я достаточно ее пережила, на всю жизнь хватит.

Я кормлю мальчиков и отправляю их в постель, а затем направляюсь в комнату мамы для нашей ночной болтовни.

— Закрой дверь, это для Кела, — шепчет она.

Она запаковывает подарки на Рождество. Я закрываю за собой дверь и сажусь с ней на кровать, чтобы помочь запаковывать.

— Что планируешь на зимние каникулы? — спрашивает мама.

К этому моменту она уже потеряла все свои волосы. Но мама отказалась от парика — сказала, что он вызывал ощущение, будто у нее на голове заснул попугай. Тем не менее, она все равно красавица.

Я пожимаю плечами.

— То же, что и ты, наверное.

Она хмурится.

— Ты пойдешь завтра на выпускной Уилла с нами?

Он прислал нам приглашения две недели назад. Думаю, каждый выпускник приглашает определенное количество гостей, и его бабушка с дедушкой единственные, кого он пригласил кроме нас.

— Не знаю, я пока не решила.

Она перевязывает коробку лентой с бантиком и отставляет ее в сторону.

— Тебе стоит пойти. Что бы между вами ни случилось, ты все равно должна пойти. Он был с нами в трудные моменты, Лэйк.

Я не хочу признаваться, что не хочу идти, поскольку не знаю, как теперь находиться с ним рядом. Та ночь в прачечной, когда я на одно мгновение подумала, что мы наконец можем быть вместе; я никогда не чувствовала себя в таком приободренном настроении. Это было самое великолепное чувство, которое я когда-либо испытывала, наконец свободно любить его. Но это было не по-настоящему. Одна минута искреннего счастья и боль в сердце, последовавшая мгновением после, нечто, чего я никогда не хочу снова испытывать. Я устала скорбить.

Мама убирает обертки с коленей и тянется ко мне, чтобы обнять. Я не осознавала, что показываю свои эмоции.

— Прости, но, думаю, что могла дать тебе ужасный совет, — говорит она.

Я отодвигаюсь и смеюсь.

— Это невозможно, мам. Ты не знаешь, как делать что-либо ужасно.

Я поднимаю коробку с пола и кладу себе на колени, хватая уже отрезанную бумагу, чтобы завернуть ее.

— Но так и есть. Всю твою жизнь я твердила, чтобы ты думала головой, а не сердцем, — говорит она.

Я тщательно загибаю вверх края и хватаю рулон бумаги.

— Это не хороший совет, мама. А отличный! Этот совет помог мне прожить последние пару месяцев. — Я отрываю кусок скотча и приклеиваю к краю пакета.

Мама убирает у меня из рук коробку прежде, чем я заканчиваю оборачивать, и ставит рядом с собой. Она берет меня за руки и поворачивает к себе.

— Я серьезно. Ты так много думаешь головой, что полностью игнорируешь свое сердце. Должен быть баланс. Тот факт, что вы оба позволяете внешним проблемам поглотить себя, испортит любой шанс на ваше счастье в будущем.

Я недоуменно качаю головой.

— Ничто меня не поглощает, мам.

Она трусит мои руки, будто до меня не доходит.

— Я, Лэйк. Япоглощаю тебя. Ты должна перестать так много беспокоиться обо мне. Иди, живи своей жизнью! Я пока не умерла, знаешь ли.

Я пялюсь на наши руки, впитывая ее слова. Я действительно много сосредотачивалась на ней. Но это ей и нужно. Что нам обеим нужно. У нее осталось не так много времени, и я хочу пробыть с ней каждую оставшуюся секунду.

— Мам, я нужна тебе. Больше, чем нужна Уиллу. Кроме того, он сделал свой выбор.

Она отводит глаза и отпускает мои руки.

— Нет, не сделал, Лэйк. Он сделал то, что считаллучшим выбором для себя, но он ошибается. Вы оба ошибаетесь.

Я знаю, она хочет видеть меня счастливой. У меня не хватает храбрости сказать, что между нами все кончено. Он сделал свой выбор в ту ночь, в прачечной, когда отпустил меня. У него свои приоритеты, и на данный момент, я не одна из них.

Она берет коробку, которую я оборачивала, и ставит перед собой, снова ее оборачивая.

— В ту ночь, когда я сказала тебе о своем раке, и ты побежала домой к Уиллу? — ее голос смягчается. Она прочищает горло, все еще избегая моих глаз. — Мне нужно рассказать тебе, что он тогда сказал мне у двери.

Я помню разговор, о котором она говорит, но я не слышала их слов.

— Когда он ответил на звонок, я сказала, что ты должна вернуться домой. Что нам нужно поговорить об этом. Он посмотрел на меня с болью в глазах. И сказал: «Позволь ей остаться, Джулия. Сейчас ей нужен я». Лэйк, ты разбила мне сердце. Что ты больше нуждалась в нем, чем во мне. Как только слова сорвались с его губ, я поняла, что ты выросла… что я больше не была твоим всем. Уилл видел это. Он видел, как ранили меня его слова. Когда я отвернулась, чтобы вернуться домой, он последовал за мной в сад и обнял меня. Он сказал, что никогда не отберет тебя у меня. Сказал, что отпустит тебя… позволит сосредоточиться на мне и на оставшемся у меня времени.

Она кладет завернутый подарок на кровать. Мама двигается ко мне и снова берет меня за руку.

— Лэйк, он не забыл тебя. Он не выбрал новую работу вместо тебя… он выбрал новую работы вместо нас. Уилл хотел, чтобы ты провела больше времени со мной.

Я делаю глубокий вдох, переваривая все, что открыла мне моя мать. Права ли она? Он правда достаточно меня любит, чтобы отпустить?

— Мам? — Мой голос едва слышно. — А что, если ты не права?

— А что, если права, Лэйк? Ставь под вопрос все. Что, если он хочетвыбрать тебя? Ты никогда не узнаешь, если не скажешь ему о своих чувствах. Ты полностью закрылась от парня. Даже не дала ему шансавыбрать тебя.

Она права, не дала. Я полностью закрылась с ночи в прачечной. Может, ему просто нужно знать, что все в порядке. Я должна дать ему понять, что он может любить меня.

— Полвосьмого, Лэйк. Ты знаешь, где он. Иди, и скажи ему, что ты чувствуешь.

Я не двигаюсь. Мои ноги кажутся ватными.

— Иди! — смеется она.

Я спрыгиваю с кровати и бегу в свою комнату. Мои руки дрожат, а мысли смешались вместе, пока я натягиваю на себя штаны. Следом надеваю фиолетовую футболку, которую надевала на наше первое и единственное свидание. Я иду в ванную и исследую свое отражение.

Чего-то не хватает. Я бегу к себе в комнату и тянусь под подушку, доставая фиолетовую заколку. Затем открываю ее, убираю пряди маминых волос и кладу их в коробку с украшениями. Я возвращаюсь в ванную и зачесываю свои локоны набок, и прикрепляю заколку на место.

21.

Не говори мне, что все бессмысленно.

Для меня слышать это— убийственно!

Я сделаю все, что в моих силах,

Чтобы быть с тобой, милая.

Ты же этого хочешь, признайся,

Чувств своих скрыть не пытайся.

И все мои планы пусть прахом идут,

Я ради тебя одной изменюсь!

—The Avett Brothers, If it’s the Beaches

Глава Двадцать один

Когда я захожу в клуб, то не останавливаюсь, чтобы поискать его. Я знаю — он здесь. Я не даю себе времени, чтобы повторно все обдумать, направляясь с ложной уверенностью к переду зала. Эмси объявляет баллы прошлого исполнителя, когда я поднимаюсь на сцену.

Он догадывается, что стоит отойти, когда я хватаю у него микрофон и поворачиваюсь к публике. Свет такой яркий, что я не вижу лиц. Я не вижу Уилла.

— Я бы хотела прочитать кусочек своего стиха, — говорю я в микрофон. Мой голос звучит уверенно, но сердце готово выпрыгнуть из груди. Пути назад больше нет. Я должна это сделать. — Знаю, я действую не по стандартному протоколу, но это срочно, — говорю я.

Из зала слышится смех. Ропот толпы громкий, он заставляет меня окаменеть от мысли, что я сейчас сделаю. Я начинаю сомневаться и поворачиваюсь к эмси, но он пихает меня обратно и кивает, чтобы я начинала.

Я ставлю микрофон в держатель и подстраиваю его под свой рост. Затем закрываю глаза и делаю глубокий вдох, прежде чем начать.

— Три доллара! — кричит кто-то из зрителей.

Я открываю глаза и понимаю, что еще не заплатила. Я начинаю яростно копаться в карманах и достаю пятидолларовую банкноту, и передаю ее эмси.

Затем возвращаюсь к микрофону и закрываю глаза.

— Мой стих называется…

Кто-то хлопает меня по плечу. Я открываю глаза и поворачиваюсь, чтобы увидеть эмси с двумя однодолларовыми купюрами.

— Твоя сдача, — говорит он.

Я беру деньги и сую обратно в карман. Он все еще стоит.

— Уйди! — шепчу я сквозь сцепленные зубы.

Он что-то бормочет и уходит со сцены.

И снова я поворачиваюсь к микрофону и начинаю говорить:

— Мой стих называется «Знание», — говорю я в микрофон. Мой голос дрожит, потому я делаю несколько глубоких вдохов. Я лишь надеюсь, что смогу его вспомнить, я переписала пару строк по пути сюда. Я вдыхаю последний раз и начинаю.

В этом году я узнала .

Понемногу ото всех.

От моего младшего брата …

От братьев Аветт …

от мамы , от лучшей подруги , от учителя , от отца

и

от мальчика.

Мальчика, которого я серьезно, крепко, безумно, невероятно, и неоспоримо люблю …

В этом году я узнала

От девятилетнего ,

Что это нормально , проживать жизнь

Немного наоборот .

И как смеяться

С того, что считалось

Трагичным .

В этом году я узнала

От Группы !

Как снова находить чувство чувства .

Как решать , кем быть

И быть им.

В этом году я узнала

От пациентки с раком

И все еще узнаю много всего

Как ставить все под вопрос ,

Никогда ни о чем не жалеть,

Расширять свои границы

Потому что для этого

Они и существуют

Как находить баланс между головой и сердцем.

А затем

Я узнала как …

В этом году я узнала

От Приемного Ребенка,

Как смириться со сложившейся ситуацией

И быть благодарной , что она вообще сложилась.

Я узнала, что семья

Не определяется по крови .

Иногда твоя семья,

Это твои друзья .

В этом году я узнала

От учителя,

Что смысл не в оценке,

Смысл в поэзии …

В этом году я узнала

От отца ,

Что герои не всегда непобедимы ,

И что магия

Скрыта во мне …

В этом году я узнала

от мальчика.

Мальчика, которого я серьезно, крепко, безумно, невероятно, и неоспоримо люблю …

Самую важную вещь из всех …

Делать акцент

На жизни .

Чувство, охватывающее тебя, когда ты перед публикой? Все эти люди жаждут твоих слов, желают хоть мельком заглянуть тебе в душу… это возбуждает. Я пихаю микрофон обратно в руку эмси и сбегаю со сцены. Оглядываюсь вокруг, но нигде его не вижу. Смотрю на столик, где мы сидели на первом свидании, но он пуст. Я понимаю это после того, как стояла там, ожидая быть скинутой с ног… что его здесь нет. Я разворачиваюсь, осматривая комнату во второй раз. В третий раз. Его нет.

То же мимолетное чувство, появившееся у меня на сцене, на его сушке, за столиком в задней части зала — оно исчезло. Я не смогу это повторить. Я хочу бежать. Мне нужен воздух. Мне нужно почувствовать мичиганский воздух на своем лице.

Я распахиваю дверь и делаю шаг наружу, когда голос, усиленный микрофоном, останавливает меня на полпути.

— Это плохая идея, — говорит он. Я узнаю его голос и эту повторяющуюся фразу.

Я медленно поворачиваюсь к сцене. Там стоит Уилл, держа микрофон между ладонями, глядя прямо на меня.

— Ты не должна уходить, пока не услышишь свои оценки, — говорит он, кивая на судейский стол. Я следую за его взглядом на судей, которые повернулись в своих стульях. Глаза всех четырех сомкнулись на мне; пятый стул пуст. Я ахаю и понимаю, что Уиллбыл пятым судьей.

Так он виделменя. Он смотрел, как я читала свой стих.

Мне кажется, будто я снова парю, направляясь в центр комнаты. Все хранят молчание. Я оглядываюсь, все взгляды направлены на меня. Никто не понимает, что происходит. Даже яне уверена, что понимаю, что происходит.

Уилл смотрит на эмси, стоящего рядом.

— Я бы хотел прочитать свой стих. Это срочно, — говорит он.

Эмси пятится и кивает Уиллу. Он поворачивается ко мне лицом.

— Три доллара, — кричит кто-то из толпы.

Уилл смотрит на эмси.

— У меня нет с собой денег. — Говорит он.

Я немедленно достаю два доллара сдачи из кармана и бегу к сцене, стукая ими перед ногами эмси. Он рассматривает предложенные ему деньги.

— Все еще не хватает доллара, — говорит парень.

Тишина в комнате нарушается несколькими стульями, выдвигаемыми из-за столов. Слышится тихий грохот, пока люди идут ко мне. Я окружена, меня пихают и толкают в разных направлениях, а толпа становится все плотнее. Рассеивается она так же быстро, и тишина медленно возвращается, когда все садятся на свои места. Я обращаю свой взгляд на сцену, на которой возлежат десятки долларовых купюр. Мои глаза следуют за 25-ю центами, скатывающимися со сцены и падающими на пол. Они крутятся и переворачиваются, останавливаясь у моих ног.

Эмси сосредоточен на кипе денег перед ним.

— Ла-а-адно, — говорит он. — Думаю, этого хватит. Как называется твой стих, Уилл?

Уилл подносит микрофон ко рту и находит меня в толпе.

— «Лучше, чем третье», — говорит он.

Я встретил девушку на Ю-Холе.

Красивую девушку

И влюбился в нее.

Сильно .

К сожалению, иногда наш путь преграждает жизнь.

Жизнь определенно преградила мой путь.

Весь мой чертов путь,

Жизнь преградила дверь стопкой деревянных палок средней толщины , прибитых вместе и прикрепленных к пятнадцатидюймовой бетонной стене за рядом твердых стальных стержней , прикрученных к титановой раме , и не важно , как сильно я пытался ее пробить …

Она

Не

Поддается.

Иногда жизнь не поддается .

Она просто преграждает весь твой чертов путь.

Она препятствовала моим планам , мечтам , желаниям , нуждам , потребностям .

Она препятствовала этой красивой девушке

В которую я так сильно влюбился .

Жизнь пытается указать, что лучше для тебя,

Что должно быть важнее всего для тебя

Что должно идти первым

Или вторым

Или третьим .

Я так сильно пытался держать все организованным в алфавитном порядке , сложенным в хронологическом порядке , все на своих идеальных местах , на идеальных местах .

Я думал, этого и хотела от меня жизнь.

Что это ей и было от меня нужно .

Верно?

Держать все под контролем ?

Иногда, жизнь встает у тебя на пути .

На всем твоем чертовом пути .

Но не потому, что хочет, чтобы ты просто сдался и отдался под ее контроль . А потому, что хочет, чтобы ты преодолел ее и отправился дальше .

Жизнь хочет, чтобы ты боролся .

Научился делать ее своей .

Хочет, чтобы ты взял топор и разрубил дерево .

Хочет, чтобы ты взял кувалду и пробил бетон .

Хочет, чтобы ты взял факел и расплавил металл и сталь , пока не сможешь потянуться и схватить ее.

Хочет, чтобы ты схватил все организованное в алфавитном порядке , сложенное в хронологическом порядке, последовательное. Хочет, чтобы ты перемешал их вместе ,

взболтал,

смешал.

Жизнь не хочет, чтобы ты позволил ей говорить , что твой младший брат должен быть единственным , что идет на первом месте.

Жизнь не хочет, чтобы ты позволил ей говорить , что твоя карьера и учеба должна быть единственным , что идет на втором месте.

И жизнь определенно не хочет,

чтобы я позволил ей говорить

Что девушка , которую я встретил

Красивая, сильная, невероятная, неунывающая девушка

В которую я так сильно влюбился

Должна идти только на третьем месте.

Жизнь знает .

Жизнь пытается сказать мне

Что девушка , которую я люблю ,

В которую я влюбился

Так сильно ?

Для нее есть место на первом .

Я ставлю ее первой.

Уилл опускает микрофон и спрыгивает со сцены, чтобы подойти ко мне. Я так долго училась отпускать его, вырываться из его хватки на мне. Ничто не сработало. Ни черта не сработало.

Он берет мое лицо в свои руки и смахивает мои слезы подушечками пальцев.

— Я люблю тебя, Лэйк, — он улыбается и прижимается ко мне лбом. — Ты заслуживаешь быть на первом месте.

Все другое в комнате испаряется; единственный звук, который я слышу, это падение стен, которые я выстроила вокруг себя.

— Я тоже тебя люблю. Очень сильно, — говорю я. Он подносит свои губы к моим, и я закидываю руки ему на шею, отвечая на поцелуй. Конечно, я отвечаю на поцелуй.

Конец.

И я подумал

Что смогу что-то получить

Из этого

Не зря мне говорили родители

Любая потеря

Делает тебя сильнее

Делает тебя сильнее

—The Avett Brothers, When I drink

Эпилог

Я обхожу гостиную, перескакивая через кучу игрушек, собирая оберточную бумагу и пихая ее в мешок.

— Всем понравились их подарки? — спрашиваю я.

— Да! — кричат в унисон Кел и Колдер. Я собираю остатки бумаги и завязываю концы мусорного мешка, направляясь наружу, чтобы выкинуть его.

Когда я иду к обочине, из своего дома выходит Уилл и бежит ко мне.

— Давай я понесу, солнце, — говорит он, забирая мешок из моих рук и неся его к обочине. Он возвращается и обнимает меня, уткнувшись лицом мне в шею.

— Счастливого Рождества, — говорит он.

— Счастливого Рождества, — отвечаю я.

Это наше второе Рождество вместе. Первое без мамы. Она умерла в сентябре этого года, почти через год после нашего переезда в Мичиган. Было тяжело. Оченьтяжело.

Когда кто-то близкий тебе умирает, воспоминания о них болезненны. Они перестают приносить столько боли только после пятой стадии принятия смерти; когда воспоминания становятся позитивными. Когда ты перестаешь думать о смерти человека, и вспоминаешь все чудесные моменты из их жизни.

Присутствие Уилла рядом сделало это выносимым. После выпуска он подал заявление, чтобы получить степень магистра по педагогике. Он все-таки не принял работу в школе. Вместо этого он жил за счет студенческого кредита еще целый семестр до моего выпускного.

Уилл берет меня за руку, и мы возвращаемся в дом. Количество игрушек, сваленных на полу в моей гостиной, поражает.

— Я сейчас вернусь, последняя ходка, — говорит Уилл, собирая кучу вещей Колдера и выходя через дверь. Это уже его третий поход через улицу, чтобы перенести все новые игрушки Колдера в их дом.

— Кел, это не может быть все твое, — говорю я, осматривая гостиную. — Начинай собирать их и отнеси в свободную спальню. Мне нужно пропылесосить. — По полу разбросаны небольшие остатки подарочного хаоса.

Закончив пылесосить, я собираю шнур и прячу пылесос в шкафу в коридоре. Уилл проходит через входные двери с двумя подарочными мешками в руке.

— О нет. Как мы могли забыть о них? — спрашиваю я прежде, чем позвать мальчишек в гостиную.

— Это не для мальчиков. Они для тебя и Кела. — Он идет к дивану и указывает Келу присесть рядом.

— Уилл, тебе не обязательно было делать это. Ты уже подарил мне билет на братьев Аветт, — говорю я, устраиваясь на диване.

Он передает нам мешки и целует мен в лоб.

— Это не я. Они не от меня.

Он берет руку Колдера и они тихо выскальзывают за дверь. Я смотрю на Кела и он пожимает плечами.

Мы одновременно срываем ткань с мешков и достаем наши конверты. «Лэйк» написано спереди почерком моей матери.

Мои руки слабеют, когда я достаю бумажку из конверта. Я пробегаюсь руками по глазам и смахиваю слезы, открывая письмо.

Моим крошкам,

С Рождеством! Простите, если эти письма застали вас врасплох. Просто мне так много нужно вам еще сказать. Знаю, вы думали, что я больше не дам вам советов, но я не могла оставить вас, не повторив несколько вещей на письме. Они могут не касаться вас на данный момент, но когда-нибудь будут. Я не смогла быть рядом всегда, но я надеюсь, что смогут мои слова.

— Не переставайте делать базанью. Базанья— это хорошо. Дождитесь дня без плохих новостей и приготовьте чертову базанью.

— Найдите баланс между головой и сердцем. Надеюсь, ты обрела его, Лэйк, и сможешь помочь разобраться Келу, когда он достигнет этого момента.

— Расширяйте свои границы, для этого они и существуют.

— Я краду этот фрагмент у твоей любимой группы, Лэйк. «Всегда помните, ничто так не стоит разделения, как любовь, которая позволяет нам разделить наши имена.»

— Не воспринимайте жизнь слишком серьезно. Врежьте ей по лицу, когда она заслуживает хорошего удара. Смейтесь с нее.

— И смейтесь много . Не проживайте день, не рассмеявшись хотя бы раз.

— Никогда не судите других. Вы оба хорошо знаете, как неожиданные события могут изменить человека. Всегда держите это в голове. Никогда не знаешь, что кто-то испытывает в их собственной жизни.

— Ставьте под вопрос все. Вашу любовь, религию, ваши страсти. Если у вас нет вопросов, вы никогда не найдете ответов.

— Будьте благосклонны. Ко всему. Людским различиям, их общим чертам, их выбору, их личностям. Иногда нужно разнообразие, чтобы собрать хорошую коллекцию. То же относится и к людям.

— Выберете себе цели, но не слишком много.

— Будьте непредвзятыми; только так что-то новое может попасть в вашу жизнь.

— И последнее, но не менее важное, ни в коей мере. Никогда ни о чем не жалейте.

Спасибо вам обоим за лучшие годы моей жизни.

Особенно за последний.

Люблю,

Мама

[1][1] Альтоидс – бренд мятных конфеток.

[2] Артистическая поэзия отличается от обычной тем, что зачитывается перед зрителями с добавлением элементов артистизма.

[3] Kool-Aid – фруктовый ароматизированный напиток, продается в виде порошка, который заливается водой.

[4] General Educational Development– тесты, позволяющие получить аттестат, не заканчивая среднюю школу.

[5] «Поп-тартс»— название популярного печенья, наиболее популярный бренд компании Kellogg. Сладкая двухслойная начинка «Поп-тартс» обёрнута тонким слоем печёного теста.

[6] Car-no (не машина).

[7] Мелкоклеточный рак легкого