Книга: На штурм будущего! Спецназ «попаданцев»



На штурм будущего! Спецназ «попаданцев»

Сергей Артюхин

НА ШТУРМ БУДУЩЕГО!

Спецназ «попаданцев»

11 января 1946 года. СССР, Кубинка

Никита Голенко чувствовал себя мальчишкой, получившим долго ожидаемую игрушку. Новый танк, который демонстрировался высочайшей комиссии, включавшей в себя в том числе и Сталина с Рокоссовским, слушался молодого гвардии капитана просто до невозможности легко. Натренированный экипаж, с которым Никита воевал еще под Кенигсбергом, управлял пятьюдесятью двумя тоннами смертельного железа настолько виртуозно, что постороннему наблюдателю могло показаться, будто перед ним не тяжелый танк, а легкая БРДМ.

А Голенко чувствовал восторг сродни тому, что испытывают летчики на своих крылатых машинах высоко в небе. Влюбленность Никиты в танк, возникшая «с первого взгляда», порою даже вызывала вспышки ревности у его невесты.

Но молодой капитан не мог с собою ничего поделать. По сравнению со всеми остальными танками Т-1000 выглядел… ну как гоночный автомобиль в сравнении со сломанной телегой.

Сдвинутая назад башня была странной клиновидной формы — приплюснутой и угловатой, но в то же время зализанной. И вместе с длинной стодвадцатидвухмиллиметровой пушкой, спаренной с пулеметом, и торчащим в дистанционно управляемой турели КПВТ придавала танку устрашающий вид. Могучий двигатель, необычно установленный спереди, давал возможность громаде стали быть исключительно подвижной, полуавтоматический затвор и механизм заряжания с электроприводом, по типу морских артиллерийских установок, позволяли развивать скорострельность пушки до шести-восьми выстрелов в минуту, а система управления огнем превращала даже не слишком тренированного танкиста в снайпера…

И пока гвардеец развлекался, заставляя тяжеленную машину выделывать различные трюки, наблюдавшие за демонстрацией люди что-то оживленно обсуждали.

— Ну вот, Лаврентий Георгиевич, а вы говорили, что не справимся! — Сталин разгладил встопорщившиеся от мороза усы и вернул руку в карман.

— Ну, Иосиф Виссарионович, я сказал, что этого у нас не получится настолько быстро. Кто ж знал, что наши ученые, конструкторы и инженеры способны на подобное, — Ледников, улыбнувшись, развел руками.

— Ну, не только наши, — недовольно пробурчал вождь, пытаясь плотнее закутаться в шубу. — Без немецких, как вы их называете, «вундервафель», ничего бы у нас не вышло. Не так скоро. Точнее говоря, насчет этих красавцев я ни секунды не сомневаюсь, — Сталин махнул рукой в сторону полигона. — А вот управляемые ракеты и реактивные самолеты… На год-другой больше мы бы потратили.

— Что непозволительно, — отметил молчавший до того Рокоссовский. — Альянс наглеет с каждым днем. Япония на грани краха, у американцев уже тысячи тяжелых бомбардировщиков, и они продолжают пытаться создать атомную бомбу.

— Ну, в настырности им отказать точно нельзя, несмотря на смерть или побег всех своих разработчиков, а также несколько абсолютных неудач с запуском реакции, за что надо отдельно поблагодарить Лаврентия Павловича, — Ледников отвесил легкий поклон в сторону Берии, вызвав на лице присутствующих легкое подобие улыбок. — Они с неизменным упрямством тратят деньги на два проекта: атомной бомбы и антигравитационного двигателя.

— За последнее, впрочем, надо тоже поблагодарить товарища Берию, — коротко хохотнул Сталин, замолкнув, впрочем, при виде приближающегося Устинова.

— Вот скажитэ мнэ, товарищ министр, — обратился к нему вождь, едва тот подошел, — сколько таких вот красавцев может сдэлать промышленность для Совэтской Армии к осени слэдующего года? — вновь заговорив с акцентом, поинтересовался вождь у Устинова.

Тот, подумав несколько секунд, довольно-таки уверенно ответил:

— Благодаря всеобъемлющей подготовке почти всех наших танковых заводов к выпуску именно этого танка, то за восемнадцать месяцев, начиная с февраля нынешнего года, Красная Армия получит почти восемь тысяч образцов данной техники.

— Сорок танковых бригад и двадцать танковых же дивизий, — удовлетворенно кивнул Ворошилов. — Размажем американских империалистов в ноль, пусть только сунутся.

— Не стоит все же забывать, Клим, что нам еще боэвыэ машины пехоты дэлать и зенитные установки. Кстати, товарищ Устинов, как продвигаэтся запуск в производство С-75?

— Заканчиваем решение последних проблем на некоторых предприятиях. А производство двигателей уже начато.

— Хорошо. Подготовьте к пятнадцатому числу полный доклад о наших ракэтных успехах. И еще о самолетах. Сколько уже поступило в войска и сколько поступит к весне следующего года.

— Конечно, товарищ Сталин. Все сделаю.

Проводив отошедшего министра вооружений взглядом, вождь повернулся к Ледникову и, улыбаясь, сказал:

— Через год вся Советская Армия будет как Особая. А еще через год — нам будут не страшны ни американцы, ни англичане, ни японцы, ни они все, вместе взятые…

12 января 1946 года. США, Чикаго

— Господа, рад приветствовать вас всех. Располагайтесь поудобнее, нам предстоит долгая беседа, — высокий худощавый джентльмен обвел рукой небольшой зал на вершине небоскреба. Несколько одетых в костюмы людей занимали кресла и диваны, не забывая прихватить со столиков фужеры с напитками.

— Здесь и сегодня нам с вами предстоит обозначить решение проблемы Советского Союза.

— Нам бы для начала еще с Японией закончить, — проворчал пожилой человек, не расстегнувший ни единой пуговицы костюма и не ослабивший галстук и всем своим видом демонстрирующий неодобрение.

— Японии крышка, и вы знаете это не хуже, чем остальные, — хозяин небоскреба и нескольких окружающих этот самый небоскреб зданий недовольно нахмурился. — Да, у нас с ними вышла некоторая задержка из-за этого дурацкого токсина, которым они атаковали Сан-Франциско, но небольшая демонстрация возможностей наших стратегических бомбардировщиков и химической промышленности быстро привела их в чувство. А их экономика более не способна тягаться с нашей. На прошлой неделе они потеряли последний авианосец. А у нас, позволю себе напомнить, на пару с английскими друзьями этих самых авианосцев пятьдесят четыре штуки. Из которых семь — класса «Мидуэй». Если япошки еще подергаются, то им же хуже.

— Ну да, мы почти закончили с их флотом, вышвырнули с Тихого океана, из Австралии и Индонезии, но, позволю напомнить, они все еще обладают огромной армией в Китае и на собственных островах! — огрызнувшись, пожилой человек залпом осушил свой бокал.

— Наша армия раскатает их в тонкий блин. У Империи уже сейчас огромнейшие проблемы с удержанием под контролем китайского населения. Там действуют целые армии партизан, с которыми японцы не способны справиться. В Бирме для них все кончено, в Сиаме и на Филиппинах — тоже. Максимум через год они капитулируют.

— Ага, а потом догонят и капитулируют еще раз. Они нас так откапитулируют, что мы ходить будем враскоряку. Вы что, совершенно не имели с ними дело? Да они скорее сдохнут всей нацией, чем сдадутся!

— Если через год они все еще будут сражаться, мы именно это им и обеспечим. Хватит одного налета наших армад с использованием последних изобретений наших химиков. Заодно проверим, как эта тактика работает. Проведем, так сказать, тест перед настоящим применением.

— Вы предлагаете использовать против Сталина именно химию? — вступил в разговор жирный коротышка, ставший со времени встреч в Лондоне еще толще.

— Это выглядит логичным вариантом, — высокий джентльмен пожал плечами.

— Ну да. А еще очень логичным выглядело натравить Гитлера на СССР и хорошенько на этом нажиться. Затем логичным стало дать русским заполучить Германию и почти всю Европу — на чем я, кстати, потерял огромные деньги! — коротышка начал заводиться.

— Как будто вы их не отбили за последние пару лет, причем с десятикратной прибылью, — послышалась реплика от еще кого-то из присутствующих.

— А что у нас еще выглядело логичным? Ах да, быстренькая победа над желтопузыми! А потом? Точно! Вбухивание денег в атомный проект! И в антигравитацию! Сколько мы все на это потратили? Десятки миллиардов! А что получили? Пшик! Дырку от бублика!

То, что лично его дырка от бублика и пшик составляли почти десять миллиардов долларов из бюджетных денег, коротышка решил не упоминать.

— Да на эти деньги мы бы уже давно построили в несколько раз больше бомбардировщиков и вбомбили бы большевиков и их новых немецких дружков в каменный век! А сейчас мы не имеем ни куска достоверной информации о том, что происходит в Союзе. Та тонкая струйка сведений, поступающих нам оттуда, не дает достаточных данных для хотя бы более-менее приличного анализа. И вы хотите в это лезть? Не боитесь кончить, как Гитлер и его дружки?

— Ну, Мюллер, насколько я знаю, чувствует себя неплохо, — снова последовала реплика «из зала».

— Потому что он пошел на сделку с дьяволом! Или вы тоже побежите к коммунякам, едва запахнет жареным?

— Ладно, ладно, возьмем другой пример. Целая толпа наци скрылась в Южной Америке…

— Да, скрылась. Альверде им это позволил только потому, что они притащили с собою кучу денег, золота и ученых! И живут эти наци не слишком хорошо!

— Но живут же, — хозяин здания снова обратил на себя внимание. — Кроме того, что вы предлагаете? Не трогать Советы? Мы и так дали им целую кучу времени. Да, вы были правы, надо было тогда, в Лондоне, принимать другое решение. Но кто же знал, что Бек и его ублюдская команда успеют раньше наших людей?

— Я предлагаю не спешить! Нам нужно, нужно просто до чертиков, очень нужно, нужно и еще раз нужно, — коротышка едва не сорвался на визг, — получить больше данных! Потому что лично мне кажется, что лезть против коммунистов вот так, без тщательного анализа, — самоубийство!

— А не лезть — еще более верное самоубийство! — Высокий джентльмен грохнул фужером об стол, расколов несчастную посуду на множество частей. — Если дать русским еще времени — вот тогда мы можем даже и не пытаться. В пятидесятых они уйдут в отрыв, и все. Продемонстрировать вам динамику их роста? Да через десять лет мы не спрячемся даже и у Альверде. Мы не сможем спрятаться нигде!

— Я полагаю, что наш коллега не утверждает, что не надо воевать с русскими, — снова заговорил пожилой мужчина. — Он лишь говорит о том, что надо это делать с умом. Ваше предложение о раскачке ситуации на их территориях с помощью национализма не сработало. Наша пропаганда наталкивается на банальный рост жизненного уровня населения. Это быдло помнит, что было всего несколько лет назад и что есть сейчас. Чтобы ваши методы сработали, нам нужно как минимум два десятилетия. А их у нас нет. У нас нет даже четверти этого срока. Но лезть в пещеру к дракону вот так, сломя голову… С абсолютной уверенностью я могу заявить, что это вернейший способ подписать себе смертный приговор.

— Я уверен в нашей авиации.

— Да мы все в ней уверены. Вот только войны не выигрываются в воздухе. Земля считается захваченной тогда, когда над ней висят яйца твоего пехотинца, — и не ранее. А с этим будут проблемы — что русские прекрасно доказали в своей последней войне. Да и немцы тоже не слабые вояки. Где будем брать пушечное мясо? Если помните, предполагалось, что оным будут русские, немцы и прочие европейцы, вроде лягушатников или итальяшек. А теперь это самое пушечное мясо будет против нас…

— Вы абсолютно правы. Ошибаетесь только в одном. Да, авиация не может выиграть войну. Обычно. Вот только наша авиация сможет за несколько недель угрохать половину населения Советов. И Европы. Да вообще всех. Если мы разрешим использовать химическое оружие.

В комнате воцарилось молчание. Пожилой джентльмен подошел к окну и посмотрел на вечерний город. Тот горел тысячами огней, подавляющих тьму на улицах. Но тьму здесь, наверху…

— А вы не боитесь, что русские применят в ответ на это симметричные меры?

— У них практически отсутствует дальняя авиация. Чем они будут доставлять бомбы? Полусотней самолетов? Да мы их посбиваем за пару-другую дней. К тому же после нашей же первой операции им должно стать понятно, что если они не сдадутся и не откажутся от своего красного варварства, то им конец. Крышка. Потому что мы не будем применять отраву против их войск. Зачем? Это неэффективно — что доказано еще тридцать лет назад, во время Первой мировой. Мы будем бомбить их города. Согласитесь, это очень эффективное средство. Сколько жителей осталось в Хиросиме и Нагасаки после нашего «налета мести»? Пять процентов? Десять? Просто подставьте вместо «Хиросима» или «Нагасаки» что-нибудь другое. Например, «Берлин», «Москва», «Ленинград». Да русские после второго, максимум третьего налета прибегут капитулировать. И если вы считаете, что это будет не так — мы можем проверить метод на япошках.

— Не знаю, — покачав головой, пожилой мужчина вернулся в кресло.

— Мы сделаем все возможное, чтобы получить больше информации о состоянии дел в Союзе. Более того, я даже предлагаю вам заняться решением этой проблемы, — обратился хозяин небоскреба к коротышке. — Делайте все, что считаете нужным.

Жирдяй нехотя кивнул. Худощавый джентльмен подошел к столику с вином и, налив себе немного в новый фужер, залпом выпил дорогущий напиток. После чего повернулся к остальным:

— Мы должны решить со сроками и методами сегодня. Не завтра. Сегодня. Нам нужна война. Нам нужна победа в этой войне. Нам нужен коллапс коммунизма. Нам нужен мир. И мы получим все, что хотим.

Все… или ничего…

15 января 1946 года. Москва, Кремль

— Таким образом, основным штурмовиком советской авиации на сегодняшний день является Су-8М, — главком ВВС Новиков с удовольствием посмотрел на появившуюся на экране железную птицу.

Русский штурмовик выглядел весьма и весьма внушительно. Обладая мощнейшим вооружением (включавшим в себя в том числе и шестиствольную тридцатимиллиметровую пушку-монстра, вытребованную лично Сталиным, не пожелавшим слушать разговоры об ее избыточной силе), советский самолет обладал лучшим среди своих собратьев бронированием и шестисоткилометровой скоростью.

— На данный момент пятнадцать штурмовых авиаполков полностью перевооружены на данный образец боевой техники. К осени сорок седьмого года количество оснащенных Су-8М полков должно достигнуть двадцати пяти. Летчики оснащаемых частей со всем возможным рвением обучаются использованию нового самолета и уже скоро будут способны успешно применять его для выполнения боевых задач! — Главком всем своим видом выражал уверенность.

— Теперь о нашей истребительной авиации. Основным вооружением этого рода авиации станет МиГ-15. — Щелчок проектора явил на экране зрителям самолет необычных форм, в котором опытный наблюдатель узнал бы усовершенствованный МиГ-15бис. — Поставки в войска уже идут, самолет активно осваивается личным составом. Сильнейшее вооружение данного образца авиатехники, а именно две ракеты и две пушки, при высоких скоростных характеристиках позволяет с абсолютной уверенностью говорить о качественном превосходстве над вероятным противником.

Последовал еще один щелчок. Демонстрируемый самолет выглядел значительно красивее всех показанных ранее.

— Всепогодный ночной дальний истребитель-перехватчик, Ла-200. Высокая мощь стратегической авиации вероятного противника и активно применяемые им против Японии методы ковровых бомбардировок, в том числе и ночных, определяют необходимость данного самолета как высочайшую. Первая партия должна поступить в войска в феврале. — Новиков замолк. Подойдя к столику, он сделал глоток из стоящего на краю стакана.

— В качестве дальнего всепогодного перехватчика на вооружение Советских ВВС принимается Су-9. — Возникшая на экране машина выглядела невероятно футуристично и буквально завораживала своим внешним видом. Самолет, спроектированный советскими специалистами с помощью переехавших в Союз немецких конструкторов, был основан на проекте «Хейнкель Не 1079В» и чем-то напоминал американские стелс-машины будущего.

— И, наконец, бомбардировочная авиация. Вне всякого сомнения, лучшего бомбардировщика, чем Ил-28, в мире нет. И еще долго не будет. Сочетание высокой скорости, мощного оборонительного вооружения и большой бомбовой нагрузки делает его одним из наших лучших самолетов. Согласно установленному плану к осени сорок седьмого года количество данных самолетов в войсках достигнет, — главком ВВС сделал паузу, — двухсот пятидесяти единиц. Краткие обзоры данных образцов и их тактико-технические характеристики имеются в разделе «Авиация» общего доклада, страницы с сорок второй по шестьдесят первую.

— Спасибо, товарищ Новиков, за доклад, — поднявшийся Сталин знаком отправил главкома обратно за стол. — Таким образом, товарищи члены Центрального Военного совета, вы теперь имеете представление о новых возможностях советской авиации. Через год-полтора наши ВВС в сочетании с оснащенными зенитными ракетами силами ПВО смогут отразить любую атаку наших потенциальных противников. И полторы тысячи их «Конвэйров»[1] им не помогут. А значит, все будет решаться на море и на земле. Константин Константинович, — вождь сделал приглашающий жест.



Поднявшийся из-за стола Рокоссовский стремительным шагом прошел к месту докладчика.

— Последние испытания танка Т-1000 завершены. Именно он станет основной ударной силой наших сухопутных войск. Являясь боевым средством нового поколения, он формально относится к так называемым тяжелым танкам. Однако в подлинном смысле он таковым не является, обладая великолепной подвижностью и гораздо более широким кругом задач. Поэтому было принято решение о выделении отдельного, нового класса танков, отражающего изменившиеся реалии. Этот класс — основные боевые танки, способные с успехом выполнять задачи как средних, так и тяжелых танков и обладающие преимуществами обоих.

Танк Т-1000 — именно такой, и, согласно данным, имеющимся в нашем распоряжении, ничего даже близко подобного нет ни у кого. Более того, ни американцы, ни англичане, ни японцы не занимались серьезным решением вопросов танкостроения. Новейший английский танк — «Чариотир» — на самом деле приблизительно равен лишь модернизированному Т-34 и проигрывает по всем параметрам — как количественным, так и качественным — танку Т-1000. А самый многочисленный танк английской армии — «Крестоносец» — проигрывает по всем параметрам даже и не модернизированному Т-34.

Поэтому еще в процессе разработки было принято решение о масштабном выпуске Т-1000 как главной ударной силы Сухопутных войск СССР. Была проведена большая подготовительная работа — как в войсках, так и на заводах. В частности, двигатель, пулеметы и орудие были готовы значительно раньше, чем остальные части танка — трансмиссия, корпус, башня, система заряжания и прочие. Поэтому, учитывая всевозрастающую опасность военного конфликта с Союзниками, их производство было начато до принятия на вооружение всего комплекса Т-1000.

Благодаря этому решению уже к осени сорок седьмого года мы сможем полностью переоснастить тридцать танковых бригад и сорок две мотострелковые дивизии. Все присутствующие могут ознакомиться с обзором характеристик как данной машины, так и представленных мною в дальнейшем в соответствующем разделе доклада.

— Новому времени нужен новый танк, а новому танку — новое имя, — негромкий голос Сталина прервал маршала на полуслове. — Особенно учитывая тот факт, что Т-1000 — совершенно иная машина, чем ее предшественники. Есть мнение назвать танк именем маршала Рокоссовского. Скажем, Р-45?

— Поддерживаю, — разрезал тишину кабинета мощный голос Ворошилова.

— Почему нет? Товарищ Рокоссовский — заслуженный военачальник, уважаемый коммунист. Я тоже не вижу в этом ничего плохого, — высказал свое согласие Микоян.

— Ну вот и решили, — довольно склонил голову вождь после еще нескольких реплик. — Продолжайте, Константин Константинович.

— Согласно как анализу экспертов, так и имеющемуся боевому опыту, танку необходима поддерживающая машина, уничтожающая танкоопасные цели и, учитывая ограниченность наших ресурсов, выполняющая также и функции ближней ПВО.

Щелчок проектора продемонстрировал собравшимся образец бронетехники, весьма и весьма похожий на «Шилку».

Вот только выглядело сие изделие советского военпрома как-то… ну более грозно, что ли. Все-таки, учитывая уроки далекого будущего, «Ежа» — как назвали здесь «Шилку» — гораздо лучше забронировали, фактически превратив в средний танк. Да и двадцать три миллиметра калибра орудий поменяли на тридцать…

Ледников, сидя, как обычно, в углу кабинета Сталина, с удовольствием рассматривал фотографии будущей основы армий Союза и отчеты об испытаниях.

Вот тяжелая БМП, вот легкий БТР… или вот вертолеты для мобильной пехоты — отличная штука. Не Ми-8 последних модификаций, но уже и не первые уродцы… Мысли маршала прервал общий выдох — большая часть присутствующих о «Граде» не знала. И их, мягко говоря, очень радовало увиденное сейчас на экране.

Ледников усмехнулся: видели бы эти товарищи, на что способна батарея «Смерчей», они бы и не так поохали. Всего шесть машин, способных на превращение всмятку дивизии…

Найдя фотографию новенького Р-45, маршал улыбнулся. Отдаленно похожий на израильскую «Меркаву», танк, ставший развитием еще довоенного проекта — А-44, — был прекрасен. И обеспечивал великолепную, по нынешним меркам, защиту экипажу. Ведь если Т-1000 можно выпускать в неделю десятками, если не больше, то подготовить танкистов, которым предстоит им управлять, — гораздо более сложная и долгая задача. А опыт, который бойцы приобретут в случае своего выживания, гораздо ценнее, чем груда смертоносного железа.

Так что через полтора года американцам не поможет ничто. В принципе, уже и сейчас им нечего ловить — испытания первых баллистических ракет давно закончились, достаточное их количество в войсках, работа ведется уже над межконтинентальными красавицами. На вооружении состоят пятьдесят стратегических бомбардировщиков Ту-4 — сделанный в плотном сотрудничестве с немцами самолет на основе схемы «летающего крыла» — «Хортен 18» или как-то так.

Ну а первую атомную бомбу ребята Лаврентия Павловича рванули еще в сорок четвертом…

Все же сотрудничество с немцами дало обеим сторонам весьма приличные бонусы. Одни доведенные до ума реактивные движки и ракетные технологии чего стоят.

Даже те самолеты, что полчаса назад демонстрировал Новиков, — они далеко не аналоги своих тезок из прошлой истории. Аэродинамика получше, двигатели помощнее, ракетное вооружение есть, электроника, опять же, повыше классом.

Да и с флотом тоже неплохо получилось. Вот сейчас нам Кузнецов об этом и расскажет…

Главный моряк начал неожиданно:

— На данный момент Военно-морской флот Советского Союза откровенно слаб и не готов к открытому противостоянию с флотами вероятного противника. — Кузнецов замолк на несколько секунд, дожидаясь, когда затихнут возмущенные голоса.

— Однако в нынешнем году ожидается вступление в строй двух тяжелых ракетных крейсеров класса «Кронштадт» и окончание модернизации двух линейных кораблей двадцать третьего проекта. Благодаря этому при удачном стечении обстоятельств советский флот значительно увеличит свою боеспособность и сможет играть определенную роль в потенциальном конфликте. Но, даже учитывая вступление к осени сорок седьмого года в строй еще одного ТРК класса «Кронштадт» и целых двух авианосцев, активные действия наших ВМС в Мировом океане будут исключительно затруднены. Превосходство союзных флотов США и Великобритании слишком велико — пятьдесят четыре авианосца и двадцать девять линкоров. При этом в следующие два года ожидается вступление в строй еще трех авианесущих и одного линейного корабля. — Тихо сидевший в углу Ледников наблюдал кислые выражения на лицах членов Военного совета.

— Все, что может противопоставить Советский Союз подобному превосходству, — это ракеты. Как следствие, не имея возможности тратить ресурсы на большие корабли, нами развернута программа строительства катеров с ракетным вооружением. На данный момент в составе флота уже находится тридцать один катер и еще двадцать будет построено в следующие два года.

— Перетопим америкашек, как котят, — снова не удержался от реплики Ворошилов.

— Эти меры лишь позволяют нам защитить свое побережье, не давая возможности активных наступательных операций, — не согласился морской главком. — Именно поэтому советский флот в приближающемся конфликте должен будет действовать в тесном сотрудничестве с немецкими ВМС и активно использовать подводные лодки и их возможности.

Имеющиеся данные позволяют утверждать, что именно подводный флот — наша основная сила. В этом сегменте мы не уступаем флотам Америки и Англии, а если учитывать немецкий подводный флот — то даже и превосходим.

— Еще бы не превосходили! Выкидываем в трубу миллиарды рублей. Лучше бы танков еще сделали, — ворчание министра обороны не осталось незамеченным.

— Товарищ Тимошенко, танков у нас хватает — на земле армии Советского Союза равных нет во всем мире. Но, чтобы по-настоящему проучить англосаксов, нам нужно стать если не сильнее, то хотя бы сопоставимыми с ними на воде, — Кузнецов пожал плечами.

— Американцы делают авианосцы с такой скоростью, словно пекут пирожки. За то время, что мы и немцы строим пять авианосцев, они строят тридцать. Мы их так никогда не догоним.

— Именно поэтому мы сместили акцент на ракетные катера и подводный флот. Советские конструкторы совместно с немецкими (хотя, по правде говоря, это скорее немецкие совместно с советскими… а еще точнее — немецкие с небольшой помощью советских) разработали замечательные проекты подводных лодок. Строительство идет ударными темпами, что позволяет нам надеяться, что к осени сорок седьмого года мы будем обладать достаточными силами для срыва десантных операций англо-американского альянса.

— А смогут ли совэтскиэ военно-морскиэ силы обэспэчить высадку Совэтской Армии на бэрэгах Великобритании? — неожиданный вопрос Сталина не застал Кузнецова врасплох.

— При устойчивом превосходстве советской авиации в небе над Ла-Маншем — да.

— А без такового?

— Маловероятно. Это в принципе возможно — все же Ла-Манш не Атлантический океан, но в таком случае я гарантий дать не смогу, товарищ Сталин.

Вождь задумчиво посмотрел на карту. Затем, словно что-то решив, негромко сказал:

— Превосходство в воздухе у вас будет. И на море тоже.

На лицах сидящих отразилось удивление.

— Вы рассмотрите такой вот вариант. Плывет себе по океану авианосная эскадра. Даже, можно сказать, флот. Линкоры, авианосцы, тяжелые и легкие крейсеры, эсминцы. И вот на радарах появляется несколько отметок — вражеские самолеты. Отметок немного — скажем, штук пятнадцать.

Ледников начал догадываться, к чему клонит глава СССР. Тот продолжал:

— Скажите, товарищ Кузнецов, вот что вы будете делать, как командующий эскадрой?

Главком, не задумавшись ни на секунду, ответил:

— Несомненно, прикажу дежурной группе самолетов сблизиться с противником. Объявлю боевую тревогу.

— На каком расстоянии ваши самолеты должны будут вступить в бой?

Кузнецов, не понимая подоплеку вопроса, собрался было отвечать, когда Сталин сказал:

— Мы применим специальные боеприпасы для уничтожения англо-американского флота. — В главном кабинете страны повисла тишина. Неожиданно высказался Ворошилов:

— А что, мне нравится! Одна бомба — а потом наши подлодки добивают противника. Несколько раз повторим, после чего будем контролировать океан. Прекрасная задумка, товарищ Сталин!

— В принципе, это действительно логичное решение. Тем более что наши ТРК и авианосцы после этого смогут добить остатки флотов Союзников, — командующий советскими военно-морскими силами несколько неуверенно закончил предложение.

— А пока, товарищ Кузнецов, расскажите-ка товарищам членам Центрального Военного совета о наших замечательных кораблях.

Переведя дух, главком знаком попросил включить на проекторе следующее изображение.

— Корабли проекта «двадцать три» после модернизации получат усовершенствованную систему противовоздушной обороны, включающую в себя шестиствольные тридцатимиллиметровые автоматы и зенитные управляемые ракеты ближнего радиуса действия. В составе наступательного вооружения появятся противокорабельные ракеты. В то же время значительно сократится количество артиллерии как главного калибра, так и вспомогательной. По нашим оценкам, боеспособность модернизированного корабля возрастет как минимум на сто пятьдесят процентов.

— Неплохо, но явно недостаточно, — проворчал Сталин.

— Вполне возможно, что эта цифра окажется значительно серьезней. Просто мы не имели пока возможности боевых испытаний наших ракет. Но если зенитное вооружение и в боевых условиях будет работать не хуже, чем на полигонах, то модернизированные суда класса «Советский Союз» значительно повысят свою устойчивость в обороне. В то же время противокорабельные ракеты превращают линкор в действительно опасное оружие, позволяя ему уничтожать противника без особого риска.

— Как будто раньше линкоры были безобидны, — снова высказался вождь, чья любовь к могучим артиллерийским монстрам была общеизвестна.

— Безобидными их, конечно, не назовешь. Однако они серьезно уступали и уступают авианосцам. А после модернизации наши линкоры способны справиться с авианесущими кораблями, что до проведения таковой было очень и очень затруднительно. — Все же главком до сих пор вполне обоснованно считал, что лучше строить авианосцы вместо линкоров и тяжелых крейсеров. И не боялся отстаивать свое мнение.

— Ладно, чего уж там. Давайте про «Кронштадт», товарищ Кузнецов.

Очередной щелчок проектора явил на экране могучий корабль, который выглядел несколько… необычно.

— Тяжелый ракетный крейсер «Кронштадт». Является развитием соответствующего проекта артиллерийского крейсера. Проект был значительно переработан. Основным достоинством корабля является значительное количество противокорабельных ракет — тридцать две единицы. Из-за столь большого количества ракетного вооружения нам пришлось отказаться от двух башен артиллерии главного калибра. Однако благодаря некоторой помощи Франции последняя башня была создана четырехорудийной, что позволяет говорить о необходимом балансе в наступательном вооружении. ПВО, как и на кораблях двадцать третьего проекта, представлена универсальной артиллерией, шестиствольными автоматами и некоторым количеством зенитных ракет. — Главком замолк и вопросительно посмотрел на вождя. Тот, уже успев раскурить потухшую было трубку, довольно кивнул, после чего обратился ко всем присутствующим:

— Пожалуй, что и хватит о флоте. Информацию о наших других кораблях вы можете найти на соответствующих страницах доклада. У нас еще много важных проблем на повестке дня. Товарищ Молотов, расскажите Совету о текущей международной обстановке и наших ее оценках.

Поднявшийся из-за стола министр иностранных дел Советского Союза спокойно прошествовал к месту докладчика. Разложив листки бумаги из принесенной с собою папки, он с абсолютно спокойным видом и каменным лицом после краткого вступления обрушил на присутствующих небо.

— Максимум через полгода Советский Союз будет находиться с Японской империей в состоянии войны. И хотя окончательные сроки будут определены позднее, в том числе и руководителями наших армии и флота, политическое решение принято.

Тимошенко удивленно вскинул голову. Все же министру обороны надо бы знать о таких вещах. Нет, товарищ Сталин поручал начать разработку плана по вторжению еще пару лет назад, да и недавно просил поподробнее заняться этим вопросом, но все же на повестке дня американцы и их верные друзья с островов…

— Это решение было принято буквально на днях высшей сессией Центрального Военного совета, — Молотов продолжал как ни в чем не бывало, — и основано на множестве причин. Одной из таковых является недавнее повторное использование японской армией биологического оружия в Калифорнии — то есть фактически использование оружия массового поражения. Несмотря на то что применение японцами биологического оружия принесло нам лишь политические дивиденды — в частности, поставки антибиотиков в США в сорок третьем и сорок четвертом годах значительно увеличили популярность Советского Союза среди американского пролетариата и позволили нам досрочно расплатиться за «ленд-лиз», — существует большая опасность того, что Япония попытается применить биологическое оружие и против нас.

— Ну-ну, пусть попробуют, — сегодня Ворошилов был довольно активен, — разом превратим их островки в стеклянную пустыню.

— Что тем не менее не является для нас допустимым. Кроме того, Советскому Союзу нужны Маньчжурия и Корея, и не нужна Япония в качестве непотопляемого авианосца американцев. У них и так уже есть один.

— Ну, насчет непотопляемости можно теперь и поспорить, — небольшая шуточка Берии, сказанная им с хитрой усмешкой, подняла присутствующим настроение.

— Однако в любом случае Советский Союз не будет продлевать Пакт о нейтралитете, о чем не преминул сообщить некоторое время назад. Советское руководство не считает более необходимым соблюдать нейтралитет. И, как мы надеемся, у наших армии и флота не возникнет проблем с приведением японских коллег к порядку. — После этих слов Молотов улыбнулся, вызвав очередной взрыв смеха в кабинете.

Ледников, наблюдая за веселящимися людьми, покачал головой. В той истории Советский Союз размазал Японию без особых проблем. По идее, сейчас все должно пройти еще легче…

1 февраля 1946 года. Бразилия, Рио-де-Жанейро

Сидя на подоконнике в своем кабинете на одном из верхних этажей недавно построенного здания Верховного правительства Южно-Американской Федерации, президент Альверде наслаждался прекрасной сигарой, столь же прекрасным видом и восхитительным чувством хорошо выполненной работы.



Прошедший утром парад в честь очередной годовщины создания ЮАФ зарядил генерала энергией. Картина десятков тысяч солдат, марширующих как единый механизм, сотен самоходок и танков, ползущих по улицам прекрасного города, десятков самолетов, летящих в небесах сплошным строем, — все это наполняло гордостью даже его сердце циника. Чего уж говорить о простых бразильцах?

Президент усмехнулся. Теперь правильнее говорить «южноамериканцах».

— А ведь отличную работенку мы провернули, а, Жозе? — обратился генерал к своему лучшему другу, министру обороны и по совместительству вице-президенту ЮАФ генералу Гаспару.

— Надеюсь, ты вполне осознаешь, что большая часть этого хлама, — Гаспар махнул рукой в направлении окна, — ничего не стоит?

ТБ-3, Ju-87, Ju-88 и прочие устаревшие самолеты были успешно проданы Бразилии Советским Союзом и Германской Демократической Республикой. Сотни «чаек», «ишаков», «худых» и всяких «мигов» достались Альверде почти за бесценок.

Что его вполне устраивало. Лучше такая авиация, чем никакой. Кроме того, на вооружении ЮАФ теперь состояло почти четыре сотни девятых «яков». Не считая элитных полков с «мустангами».

Все это «богатство» генерал использовал с умом. Особенно он гордился использованием ситуации со Штатами. После того как в начале сорок третьего в США разразились эпидемии, он предложил Рузвельту перенести часть производств на территорию дружественной Бразилии. И даже приплатил немецкими деньгами. Ну и каучуком, в том числе гарантиями поставок. Плюс пообещал выставить Экспедиционный корпус. Один фиг, тот не успел в Европу… зато всласть повоевал на Тихом океане.

Честно говоря, Жозе не слишком надеялся на согласие фэдээра. Но тот неожиданно согласился. Похоже, обрадовался появлению некоторого количества пушечного мяса.

И хотя много производств и станков Бразилия не получила — это все равно было на порядок больше того, на что ее президент мог рассчитывать еще за полгода до того момента.

На радостях Альверде увеличил размер корпуса до сотни тысяч солдат, пошедших в бой во второй половине сорок четвертого, когда благодаря Советам американцы неплохо так поправили свое положение. За имеющиеся в его распоряжении полтора года президент ЮАФ (которая, кстати, аккурат в сорок третьем и образовалась) вместе со своим главным помощником успел многое — особенно в плане подготовки войск. Все-таки чем Бразилия никогда не была бедна, так это джунглями. Да и гор хватало…

Результатом их усилий стало блестящее выступление бразильцев в Индонезии, где японцам досталось весьма чувствительно. Едва не танцующие от радости американцы (еще бы, на самые жаркие участки можно отправлять других) отправили корпус в Австралию, на северном побережье которой накал боев вполне мог сравниться с мясорубкой Восточного фронта. Только было чудовищно жарко, а не холодно.

Но, несмотря на приличные потери, Альверде продолжал слать войска на Тихий океан. Для народа причина была очевидна — японцы применили биологическое оружие против США. И против Бразилии. И хотя, вообще-то, до конца сорок пятого твердых доказательств не было ни у тех, ни у других (особенно понятно это было для Бразилии, применять против которой биологическое оружие японцы даже и не планировали, а вся истерия была делом рук отдела пропаганды Министерства обороны, где обреталось достаточное количество выходцев из ведомства Геббельса), но убежденности СМИ людям вполне хватало.

Генерал же слал на фронт людей вовсе не из-за этого. Просто он прекрасно понимал, что японцы обречены. И им крышка — если не от США, то от русских. А те прекрасно помнили обещания, данные им главой Бразильского государства.

А потому после американо-японской войны вполне можно было бы ожидать советско-американскую.

И отсидеться в стороне не получится. Придется воевать. А для того чтобы воевать более-менее успешно, войскам нужен опыт.

Вот именно поэтому через стотысячный Экспедиционный корпус прошло почти триста пятьдесят тысяч человек. И хотя генералу было жаль погибших парней, это не мешало ему трезво оценивать полезность сего мероприятия. По окончании войны у него будет полмиллиона солдат с боевым опытом, что уже дает некоторые надежды на выживание.

Да и наличие героев стране никогда не помешает. Вот маршал Дутра, например. Жаль, конечно, что храбрый военачальник погиб от пули японского снайпера, но дело его будет жить в веках!

Вспомнив свою речь на похоронах, Альверде улыбнулся еще шире. Улыбнулся той самой улыбкой, от которой трепетали сердца горячих женщин Южной Америки. Отрастивший себе элегантную испанскую бородку, высокий худощавый президент с белозубой улыбкой и внешностью настоящего мачо мог даже и на честных выборах собирать большинство голосов. По крайней мере, женских точно.

— Гаспар, ну чего ты придираешься? Чем тебе не нравятся наши самоходки? Вон они как замечательно себя проявили — все-таки «Хетцер», с которой они были срисованы, была весьма серьезной машиной.

— Да я не о самоходках. Меня больше наши ВВС интересуют. На хрена ты взял «чайки», Жозе? Какой от них толк в нынешних войнах?

— Так они и не воюют. Часть — для курсантов. Часть — переоборудуются в корректировщики. А часть — на нужды сельского хозяйства. К тому же почти бесплатно взяли — дешевле только воздушные шары.

— Все равно зря. Лучше б доплатили и взяли еще пару десятков «яков» — все пользы было бы больше, — вице-президент недовольно дернул щекой.

— Да ну тебя, Жозе. Вечно ты всем недоволен. Будут тебе «яки». А вообще, мне американцы пообещали еще сто шестьдесят «мустангов» к июлю. И почти три сотни «аэрокобр». С бонусом в виде обслуживающей техники и запчастей. И тоже почти бесплатно. Так что не парься. Для всего найдется свое место, — отойдя от окна, Альверде направился к бару с дорогущим вином — подарком самого Сталина. Распахнув дверцу, глава большей части Южной Америки придирчиво начал выбирать сегодняшнюю жертву.

После длительных раздумий генерал выбрал, наконец, неизвестное ему вино с непроизносимым названием из далекой Грузии.

Жестом пригласив друга за стол, президент с наслаждением развалился в кресле.

Все еще недовольный Гаспар неторопливо разлил вино по бокалам.

— За нашу дорогую страну! За ее процветание и счастье! — Этот тост всегда произносился Альверде в первую очередь. Нежный звон двух хрустальных емкостей все же поднял настроение накуксившемуся вице-президенту.

— Жозе, как ты всегда умудряешься выводить любой спор в другое русло? Вот постоянно этому удивляюсь, хотя знаком с тобой уже бог знает сколько лет. — Министр обороны откинулся в своем кресле, почти точно повторив позу своего друга.

Хмыкнувший президент согласно кивнул, но ничего не ответил. Затем, через несколько минут тишины и смакования прекрасного напитка, неожиданно сказал:

— Да мы и не спорили-то, Жозе. Просто подумай, сколько мы всего сделали для родной страны. Бразилия уже совсем не та, что была всего пять лет назад. У нас сильная армия с боевым опытом, набирающая обороты промышленность, людям становится легче жить. Сколько мы запустили электростанций за последние годы? Да только ГЭС у нас три штуки!

А малый бизнес? Благодаря нашей программе стимулирования производство одежды возросло на порядок!

Да и в сельском хозяйстве, в автомобилестроении — у нас не просто подвижки, у нас чудовищные прыжки вперед. Если все будет идти так, как идет… ну хотя бы еще лет десять, то после этого наша страна уже никогда не вернется в прежние времена и прежнее состояние! — Постепенно повышающий голос президент вскочил из-за стола, потрясая руками, словно на митинге.

— У нас еще полно проблем, Жозе, — несколько охладил пыл генерала Гаспар.

— Да я и не спорю. Но ты просто сравни, что у нас было тогда, когда мы только пришли к власти, и что есть сейчас. Да одно образование чего стоит!

— Так я и не спорю, друг. Наши социальные программы показывают отличные результаты… но не забывай, что у нас, скорее всего, не будет десяти лет. Боюсь, у нас не будет даже пяти, — Гаспар пожал плечами.

Альверде ненадолго задумался. Затем неожиданно сказал:

— Согласен. Пяти лет у нас нет. Если хорошенько подумать, то у нас вряд ли больше трех.

— Ты окончательно решил, на чьей мы будем стороне?

— А ты как думаешь? Русских — тут без вариантов.

Гаспар не выглядел удивленным. Он и сам, наверное, принял бы подобное решение. Президент ЮАФ тем временем продолжал:

— После того как Германия сдалась, русские заполучили могучего союзника. Учитывая тот факт, что Мюллер сдал большевикам подавляющее большинство нацистов, а мы выдали единственного успешно смывшегося к нам из их верхушки Бормана — денацификация там проведена более чем успешно. А после некоторых шуточек советского руководства, то ли купившего правителей Германии на корню, то ли запугавшего их до полусмерти, немец с русским братья на века.

— Ну, к нам вроде как примчалось довольно много господ с эсэсовским прошлым.

— Да не так уж и много. Меньше, чем в Аргентину тогда, — Альверде неопределенно махнул рукой. — Нет, мы, конечно, свое взяли. И инженеров нам досталось, и ученых, и фабрикантов с деньгами. Но русские-то получили на порядок больше.

— Да скорее даже не на порядок, а на порядки уже, — прокомментировал Гаспар. — Нам еще повезло, что успели перехватить Бора.

— Да, кстати, как у него дела?

— Работает потихоньку. Вроде как доволен всем.

Осенью сорок первого года, спасаясь от нацистов, известнейший датский физик Нильс Бор на год раньше, чем должен был, сбежал из родной страны. Сбежал с помощью бразильского посла — через Швейцарию в Португалию и далее в Бразилию. Неожиданно тепло встреченный, он практически сразу же получил гражданство и кафедру в университете. Проработав год, он, после капитуляции Германии, уже собирался было возвращаться домой, но оставил эти намерения после начавшегося массового исчезновения коллег в зоне безграничной власти Советов.

Начавшаяся же в сорок третьем в США эпидемия закрепила желание физика остаться в Рио. Да и созданные для нового «Центра Бора» условия, мягко говоря, внушали.

— Вот и отлично. Пускай работает. У нас слишком мало достойных ученых, а с мировым именем — и того меньше. Вот пускай господин Бор и создаст нам физическую школу. Ладно, вернемся к нашим баранам. — Глава Федерации налил себе еще вина.

— Так вот, мы будем на стороне Советов и Сталина. Я больше чем уверен, что у него уже есть и ядерная бомба, и средства ее доставки, — сказал Альверде и после паузы добавил: — Вполне возможно, что даже и ракетные средства доставки.

— Да ладно. Это нереально. — Вице-президент, собравший под своим крылом весь научный и промышленный потенциал Федерации, прекрасно осознавал трудности, которые необходимо было преодолеть для создания ракетного оружия.

— Еще как реально. Даже в той истории немцы к сорок пятому умудрились создать нехилый такой задел в этих технологиях — они даже зенитные управляемые ракеты создали. И достижениями ученых Рейха потом вовсю пользовались как русские, так и американцы. А теперь представь, на что они способны, имея целую кучу технологий будущего — хотя бы знают, куда двигаться, — и фактически объединенные с Советами промышленные и научные мощности, — Альверде несильно стукнул кулаком по столу, — а еще несколько лет спокойной жизни, чтобы всем этим воспользоваться.

Гаспар промолчал.

— Ладно, нам еще пока надо закончить с Японией. А потом уже думать о Третьей мировой.

— Президентэ, согласно договоренности с американцами, наши войска скоро можно будет отводить из Вьетнама. Скоро как раз срок выйдет.

— Это еще не факт. У меня завтра встреча с американским послом. И на ум приходит только одна причина, ради которой ему так сильно хочется со мною встретиться.

— Наш корпус.

— Вот именно. Наши парни продемонстрировали, что они могут воевать не хуже вечно зазнающихся янки. Про это даже Паттон высказывался. И теперь, когда американским войскам предстоят не самые простые операции — напомню, скоро должна начаться высадка на Окинаву, — союзникам ну очень не хочется нести потери в одиночку. Им же еще с русскими воевать.

— Да ладно тебе, Жозе. Не думаю, что лишние потери в несколько тысяч солдат могут что-то серьезно для американцев изменить. В войне с русскими разменной монетой будут дивизии, если не корпуса и не армии. Вспомни про то, как они воевали тогда. Один Сталинград стоил русским и немцам больше войск, чем американцы потеряли за всю войну против Японии. Так что плюс-минус несколько тысяч… — Гаспар покачал головой. — А вот для нас эти самые несколько тысяч могут стать серьезной потерей.

Раз уж мы будем на стороне Советов, то вполне очевидно, что нам так или иначе придется воевать против янки. И здесь несколько тысяч подготовленных солдат могут сыграть серьезную роль в нашей обороне. Особенно если вспомнить, что все силы американцы против нас бросить не смогут.

— Ты не прав, друг мой. Американцы и так понесли серьезные потери в этой войне.

— Так это из-за биологического оружия япошек, а не из-за боевых действий.

— Естественно. Но это не отменяет того факта, что потери велики. И лишние несколько тысяч смертей, не подрывая собою американскую военную мощь, наносят очередной удар по рейтингу президента. И на следующих выборах — хлоп, и следующий президент, — Альверде ухмыльнулся. — А теперь представь, что я смогу выпросить у Трумэна за нашу помощь. Достаточное количество приятных бонусов.

— Это если только японцы не рискнут с биологическим оружием еще разок, — Гаспар с сомнением посмотрел на генерала.

— Их серьезнейшей ошибкой было применить ботулотоксин в Сан-Франциско. До этого у американского правительства не было достаточного количества доказательств, чтобы уличить Империю в применении оружия массового поражения. А после этой глупости у американцев развязаны руки — что они и не замедлили продемонстрировать на примере Хиросимы и Нагасаки. Определенно, этим городам не везет, — президент ЮАФ захохотал.

— Так что теперь японцы не рискнут повторить свой занимательный опыт, — добавил Альверде после того, как отдышался.

— Ладно. Чего будем просить?

— Стандартный набор: станки, грузовики, самолеты. На сей раз затребую у США сразу сотни полторы «мустангов» последних модификаций сверх обещанного.

— Так они тебе их и дадут, — мотнул головой Гаспар.

— Естественно. Но — проси больше, дадут столько, сколько надо. Так что штук семьдесят-восемьдесят я выторговать смогу. И мощь нашей авиации сразу же неплохо так возрастет.

— Ага. Грядет век реактивной авиации, Жозе. И всю эту «мощь», — Гаспар продемонстрировал руками жест «кавычки», — можно будет выбрасывать на свалку.

— Не всю, совсем не всю. В Корее английские «Си Фьюри» умудрялись сбивать пятнадцатые «миги». А учитывая, что и у англичан, и у американцев реактивные самолеты до сих пор в единичных экземплярах… — Альверде покачал головой. — И еще. Скоро у меня встреча с Резановым. Вот и надавлю на него. Пускай Сталин подгонит нам еще несколько сотен «яков» и, наконец, поставит дружественному государству «лавочкиных». А то что же это получается: нам с голым задом против американцев воевать? Не пойдет…

— Так русские вроде бы уже пообещали поставки?

— Этого мало, друг мой, чертовски мало. Ну продаст нам дядюшка Джо еще четыре сотни «яков». Капля в море. А наши авиационные заводы пока не способны производить приличную авиатехнику.

— Да ладно. Наша версия «Фокке-Вульфа» не так уж и плоха, — не согласился вице-президент.

— Она лучше русских «ишаков», это уж точно. Но не более того. Я пытался выбить из американцев лицензию на «мустанг», но ведь не дают, гады. — Вставший из-за стола Альверде раздраженно крутанул глобус в углу своего кабинета.

— Предлагают торговаться с британцами насчет «Си Фьюри». — Лицо президента Федерации приобрело задумчивое выражение.

— А если потребовать у Трумэна помимо поставок техники еще и надавить на Британию? Как думаешь, прокатит такой вариант?

— Почему нет? Попробовать никогда не вредно, — кивнул Гаспар.

— Да с этим Трумэном вечно все не так. И чего его русские не пристрелили, когда он был еще никем? Ведь знали же, что эта скотина против них…

— Предпочли известное зло неизвестному. А так, может быть, к власти пришел бы еще более ярый антикоммунист.

— Тоже верно… Ладно, у нас сегодня в программе еще награждение полковника Сезарро и его ребят. Парни только с войны, так что негоже опаздывать на такое мероприятие.

— Я слышал, там будет Мария. Пора тебе уже к ней подкатить. Ты же президент как-никак. А президенту полагается первая леди… тем более что девушка к тебе явно неравнодушна.

— Жозе, ты бы не забывался, а?

— Ой-ой, ну простите, президентэ. Я не хотел ранить ваши нежные чувства, — улыбающийся Гаспар увернулся от дружеского захвата и добавил: — Нам еще на церемонию, не забыл?

— У-у, я ж тебе еще припомню! — Альверде погрозил другу кулаком.

— Конечно-конечно, мой дорогой генерал. Жду не дождусь.

— Ух я тебе счас…

Сидящий в приемной Рейнальдо несколько минут спустя с удивлением наблюдал за направляющимися к дверям весело переругивающимися и пихающимися высшими лицами Южно-Американской Федерации…

15 февраля 1946 года. СССР, город Будущее

Илья Кравченко с наслаждением вдохнул морозный сибирский воздух. После почти суток беспрерывной работы хотелось вот так просто подышать свежим воздухом и ни о чем не думать.

Но это не особо получалось, несмотря на прекрасный вид на высокие ели, образующие почти идеальные аллеи в одном из парков наукограда. После того как товарищ Сталин принял логичное решение по созданию советской «Кремниевой долины» (только не в единственном экземпляре, а сразу в пяти… и это те, о которых Илья знал), руководителю Бюро Особых Технологий стало как-то не до отдыха. Количество требующих постоянного внимания проблем росло как снежный ком. И если в ядерной энергетике львиную их долю брал на себя Берия, то с остальными направлениями научной мысли…

Грустно вздохнув, ученый покачал головой. Нет, помощь была огромная — и от Устинова, и от Кагановича, но в общем и целом напрягаться приходилось так, что мама не горюй. Выпуск транзисторов и прочей электроники, мирные ядерные технологии — воспоминания о том, сколько усилий потребовалось для создания реактора на тории как более безопасного варианта, отозвались дрожью по всему телу.

А ведь это все лишь самые крупные проекты. К примеру, существовала проблема станкостроения — важнейшая и требующая обязательного решения, но не самая приоритетная для высшего руководства. А потому кто будет решать все эти вопросы? Правильно, товарищ Кравченко. Получил Сталинскую премию — будь добр отработать по полной. Ах, даже два раза получил? Три? Ну, тогда уж извини, дружок, работать тебе, как рабу на галерах…

И приходилось раз за разом решать одну проблему за другой, искать решения в технических вопросах, причем зачастую такие решения, которые еще несколько лет назад самому бы показались извращенством в чистом виде.

Вот взять то же станкостроение. Товарищ Сталин посчитал, что промышленности «очэнь нужен замэчательный станок 16К20». Желательно в модификации с ЧПУ, то бишь с числовым программным управлением. Логичный вопрос: «Какое, к черту, ЧПУ, когда нормальных компьютеров пока даже и близко нет?» — натыкался на пожимание плечами и коронное «совэтскому народу очэнь нужно такоэ оборудованиэ, так что вы уж решитэ вопрос». Хорошо еще, что тогда удалось договориться о том, что пока станок будет создаваться как полуавтомат, но с закладкой под дальнейшую модернизацию. Но даже это решение стоило невероятных трудов. Вон только недавно и закончили…

А альтернативная энергетика? Уж очень товарищу Сталину понравилась идея о снижении зависимости страны от ископаемого топлива. Ветряные и солнечные электростанции ему подавай. Вот и мучайся, чтобы они стали рентабельными. А как, если всего этого удалось добиться только к первой четверти двадцать первого века? Слава богу, удалось отговорить и от этого волюнтаризма.

Илья грустно вздохнул. Что-что, а ставить сверхвысокие цели в Стране Советов и вправду умели. Как и требовать их достижения.

Хорошо, что хоть в фундаментальной науке все двигалось по накатанной. Математика, теоретическая физика и иже с ними хотя бы не требовали невероятных производственных потенциалов для того, чтобы развиваться. Несколько учебников способны были дать СССР достаточно, чтобы быть далеко впереди всей планеты. Вон взять хотя бы доказательство гипотезы Пуанкаре или другие подобные задачки. Теперь вся планета знает, что «ученые советского строя — самые ученистые ученые в ученом мире». Нет, советская наука и так была полна талантливейшими людьми — к примеру, Колмогоров и без всяких решений из будущего был гениален, но теперь, после того как Сталин наградил его несколькими доказательствами…

Хотя если даже вспоминать не про теории, а про прикладные исследования, то и здесь похоже, что отрыв достигает уже десятилетий. Сверхпроводимость, лазеры, медицина…

Вспомнив про медицину, Илья порадовался, что хоть с ней у него почти отсутствуют проблемы. А вот некоторым врачам из пришельцев не так повезло.

И ладно бы им пришлось заниматься производством антибиотиков. А то ведь, как только товарищ Сталин узнал про применение бактериофагов как альтернативы, им привалило работы лет на десять-двадцать вперед. Если не больше. Советский Союз изо всех сил строил новую промышленность, стремясь увеличить отрыв от конкурентов. И в области медицины за этой несложной формулировкой скрывалась целая бездна проблем.

Новая фармахимия, трансплантология, операции на сердце. Плюс реабилитация и поддержка генетики, развитие иммунологии, психотропные вещества, важнейшая для «кремлевского старца» профилактика инсультов и реабилитация после них… всего было не перечесть.

А эта якутская бактерия, продлевающая жизнь? Как только Берия узнал об этой штуке, то засекретил все так, что Илья до сих пор удивлялся, что может вот так вот свободно ходить по улицам. Не без ненавязчивого сопровождения, конечно, но все же.

А там и дел-то было, что статья про интенсивные исследования свойств бактерии, найденной в Якутии, на Мамонтовой горе, на левом берегу речушки Алдан. Сам Кравченко про это не знал — он же не медик, в конце концов. А информации в базах данных столько, что в ее распечатках вполне можно утонуть.

Вспомнив эпопею с полетевшей материнкой одного из компов, на винте которого, как выяснилось, хранилась уникальная информация, не успевшая в распечатку, Илья аж похолодел. Когда приставленный особист уже начал угрожать «вредительством», «саботажем» и еще черт знает какими разделами советского Уголовного кодекса, ученый думал, что вот и все, картина Репина «Приплыли». Хорошо еще, что информацию все же вытащили. Там-то как раз эта статья и обреталась.

После этого инцидента все работы были прекращены до тех пор, пока содержимое баз данных не было снова распечатано дважды (во избежание упущений) и не продублирована еще и после этого неизвестное Кравченко число раз.

Что началось после того, как верхи узнали про бактерию и ее свойства, словами не передать. Илья, едва не вылетевший в трубу, неожиданно оказался на коне. Хотя правильнее было бы сказать даже, что не на коне, а на тираннозавре. Потому как винт все-таки он спас, а материнка сгорела не по его вине, а из-за какой-то неисправности то ли с источником питания, то ли со стабилизатором напряжения. В общем, состоялось «награждение непричастных и наказание невиновных». Насчет последнего, правда, Кравченко уверен не был — просто со своего места полетел руководитель какого-то завода. Причем вроде даже как бы не в ГУЛАГ полетел.

Но теперь, когда целая армия ученых от медицины исследовала странную бактерию, у Кравченко как-то почаще стало получаться убеждать Сталина в правильности некоторых решений. Вроде той же схемы «снежка в аду», по которой в будущем будет собираться советский термоядерный реактор. А то Курчатов уже начал было толкать идею про токамак.

— Илья Петрович? — отвлек ученого от мыслей помощник.

Нехотя оторвав взгляд от прекрасных картин заснеженных аллей, Кравченко повернулся.

— Звонят из Москвы, от Устинова. Что-то не так с опытной партией новых ЭВМ, требуется ваше участие.

Тяжело вздохнув, Илья неторопливо отправился в здание…

«ВЕЛИКИЙ РАССВЕТ. ПАМЯТИ ИЛЬИ ПЕТРОВИЧА КРАВЧЕНКО ПОСВЯЩАЕТСЯ»

«Правда» от 10 февраля 2010 года

Невероятный экономический и культурный рост, начавшийся в Советском Союзе в начале тридцатых годов двадцатого столетия и не закончившийся до сих пор, получив название «Великий подъем» (в американской историографии распространен также термин «Greatest Jump», т. е. «Величайший прыжок»), можно объяснять сразу несколькими факторами.

Очевидно, что сама по себе коммунистическая система — система, в которой нет эксплуатации человека человеком, несет в себе гораздо больше положительных черт, чем какая-либо другая. Естественно, что даже в состоянии «личинки», «гусеницы», еще не превратившейся в бабочку — социализме, — такая система значительно эффективнее капитализма даже в высшей стадии его развития.

Этот главный фактор, дополненный руководителем огромного масштаба — Иосифом Виссарионовичем Сталиным, — послужил основой, скелетом, на которых выстраивалось будущее Советского Союза и всей коммунистической системы.

Победоносная для СССР Вторая мировая война также дала огромный толчок для развития. Сложившееся по ее окончании фактическое объединение промышленных и научных сил СССР, Германии и других стран привело к огромным успехам и настоящим прорывам в научно-техническом прогрессе.

Успехи советской науки, заложенные и предопределенные еще при Ленине — при принятии программы ликвидации безграмотности, — потрясали тогдашний научный мир, заставляя самых разных людей в самых разных частях земного шара поверить в осуществление вековечной мечты человечества о счастье и гармонии. Город Будущее, задуманный молодым комсомольцем Ильей Кравченко и строившийся еще в середине тридцатых годов как первый образец истинно коммунистического общества, город, в котором для ученых и инженеров впервые был создан настоящий Эдем, дал миру столько научных идей и открытий, сколько до того не знало человечество. И какие из этих открытий более важны, сейчас сказать уже практически невозможно.

Генетика, электроника, физика, ядерные технологии, медицина, биология, химия, космос — этот список можно продолжать до бесконечности. И практически за каждой позицией в этом списке будет стоять фамилия Кравченко.

«Блестящий ученый, прекрасный инженер и великолепный руководитель». Это слова Иосифа Виссарионовича Сталина об этом, тогда еще относительно молодом человеке, определившем развитие науки на много лет вперед. Пламенный коммунист, фанатик науки и прекрасный организатор, Илья Петрович Кравченко не покладая рук работал ради ускорения научно-технического развития и успеха дела коммунизма во всем мире. Его идеи, многие из которых обрели свое воплощение много лет и даже десятилетий спустя после их появления (а некоторым из них обрести свое воплощение еще только предстоит), дали небывалый толчок развитию нашего государства и человечества в целом.

Честно говоря, очень сложно, почти невозможно сказать, какое из его научных достижений более важно. Было ли это создание атомно-силового микроскопа и фактическое основание нового направления инженерного дела — нанотехнологий, сегодня присутствующих везде, вокруг и внутри нас?

Или, быть может, самое важное — это «схема Кравченко» — принципиальная схема работы термоядерного реактора, в строительстве первого из которых Илья Петрович также принимал живое участие и успех этого проекта во многом именно его заслуга? А ведь ТЯЭС решили энергетические проблемы человечества на многие столетия вперед.

Или создание первого микропроцессора, чья принципиальная схема опять-таки заслуга этого выдающегося ученого? И хотя сегодняшний мозг квантовых ЭВМ совсем не похож на своего далекого предка, корни все равно лежат в МП-1…

Как бы то ни было, сегодня вокруг нас почти везде есть изделия и вещи, первые образцы которых были созданы Ильей Петровичем Кравченко или при его непосредственном участии. Даже микроволновая печь, выручающая хозяек и холостяков на кухне, — дело именно его рук.

Но все его открытия и изобретения меркнут перед его уникальной работой — серией статей о развитии государственного и общественного строя. Статей, в которых он убедительнейшим образом обосновал, почему руководство государством должно вестись именно с точки зрения научных обоснований, четких формулировок и доказательств. Статей, в которых он также показал, что единственный путь к победе коммунизма лежит в совершенствовании человека.

Сегодня это для нас является естественным — заниматься творчеством, спортом, саморазвитием и самообразованием. Но тогда вопрос стоял совсем иначе. Казалось, что победить животные человеческие инстинкты, тягу к лени, безделью, ненужной роскоши и безудержному потреблению — невозможно. Илья Петрович Кравченко доказал, что это не так.

Причем доказал он это не только в своих работах. Он доказывал это всей своей жизнью — яркой и запоминающейся.

Его трагичная гибель в катастрофе стала огромной потерей для всего мира. Десять лет мы живем без этого авторитета, принимавшего множество судьбоносных для науки Советского Союза — и всего мира! — решений. Десять лет без этого светлого человека, вдохновлявшего тысячи и миллионы людей в науке, творчестве, жизни…

Что же, завтрашнее открытие Университета Новых Технологий имени И. П. Кравченко — достойное почтение памяти этого великого ученого. Ломоносов, Менделеев, Колмогоров, Курчатов, Кравченко… История не забывает великие имена.

И И. П. Кравченко по праву занимает свое место в этом ряду.

22 февраля 1946 года. Москва, Кремль

— Товарищ маршал, так ви считаете, что американцы уже сэйчас начинают готовиться к войне с нами? — Вопрос Сталина не застал Ледникова врасплох. Пожав плечами, главный советник вождя ответил как хорошо подготовившийся к экзамену студент:

— Да. И считаю я так по множеству причин. Американцы, как, впрочем, и англичане, значительно сокращают свои кораблестроительные программы. И вместо авианосцев и линкоров начинают производить танки.

— Но вэдь их танки ничто по сравнэнию с нашими машинами, не так ли, Константин Константинович? — повернулся глава СССР к своему будущему преемнику.

— Это так, товарищ Сталин. На данный момент Великобритания начинает масштабное производство танков «Чариотир» с восьмидесятитрехмиллиметровым орудием, а США, в свою очередь, — танков «Шерман», с семидесятишестимиллиметровой пушкой. Как упоминалось в недавнем докладе, и тот и другой могут лишь приблизительно сравниться с модернизированным Т-34 и ни в какое сравнение не идут с Т-1000. — Маршал как-то даже стеснялся, что танк назвали его именем, и в разговорах упорно упоминал его экспериментальный индекс. — Но хотя эти машины и проигрывают нашим, их много. Очень. А будет еще больше. Вполне возможно, что десятки тысяч. И, как вы понимаете, товарищ Сталин, это вряд ли нужно Альянсу для победы над Японской империей, у которой танков-то почти и нет.

— Кроме того, позволю себе заметить, — добавил Ледников, — данные разведки вполне однозначно говорят о том, что в США подходят к завершению работы по созданию тяжелого танка с девяностомиллиметровой пушкой. Вот эта штука будет уже представлять некоторую угрозу для нас. Плюс их пехотные части пересаживаются на грузовики и броневики и становятся мотопехотными. И это тоже вряд ли делается АДА для войны в Китае или на островах.

— Что же ви предлагаете? Перевести часть гражданской промышленности на выпуск военной техники? Перебросить ресурсы из жилищного строительства на укрепленные районы?

— Я с этим согласиться не могу, — сразу же отрицательно покачал головой Маленков. — Наши темпы в этой области и так не слишком велики. Наоборот, хотелось бы некоторого увеличения доли получаемого ею материального обеспечения. Другим вариантом является снижение скорости строительства заводов товаров народного потребления — а это тоже неприемлемо. Как и уменьшение производства ТНП. Советский человек должен жить лучше, чем американец, англичанин или кто-либо еще. Вы об этом говорили в своем последнем выступлении, товарищ Сталин.

— Товарищи маршалы?

— Если честно, мне кажется, что мы вполне справимся с Альянсом имеющимися силами, — пожал плечами Ледников, про себя слегка удивившегося определению «не слишком велики». После введения в строй нескольких десятков кирпичных заводов и даже большего количества фабрик, производящих железобетонные конструкции, жилые дома и инфраструктура строились в таких количествах, что вся страна казалась одной огромной стройкой. — Учитывая, что в современной войне укрепрайоны не слишком эффективны, то дополнительно перебрасывать что-то на их строительство я необходимым не вижу.

— То есть ви предлагаете не делать ничего? — Вождю явно не нравилась такая постановка вопроса.

— Нет, ну почему же. Мы должны выполнять план по перевооружению согласно графику. Все равно они не полезут раньше окончания разборок с Японией. Единственно, надо бы увеличить количество учений и подготовить войска морально. А в основном наша армия к отражению угрозы готова.

— И надо определить основные направления ударов, — добавил Рокоссовский. — Хотя на данный момент это и так более-менее ясно — целями будут север Ирана, Болгария и Кавказ, потому как Турцию они уже, похоже, уломали, и Югославия с Германией из оккупированной ими Италии. Плюс высадка в Европе тоже наверняка будет — единственный вопрос, где. Вполне возможно, что и во Франции.

— Франция — это навряд ли, — заметил Молотов. — Петен не дурак. После ухода немцев с севера страны он выглядит человеком, спасшим страну от уничтожения путем вовремя предложенного сотрудничества. Причем спас он ее благодаря нам. И Альянс не рискнет ввязывать в войну против себя еще и французов. Те и так объявили о своем дальнейшем нейтралитете и неучастии в каких-либо военных блоках.

— Ну, де Голль это правительство не признает. Трумэн вполне может вторгнуться во Францию «для восстановления демократии». Или еще какой-нибудь повод придумает, — не согласился с главой МИДа Рокоссовский. — Не стоит забывать, что Франко тоже на стороне союзников. Соответственно, если они выберут вторжение в республику, она будет зажата с трех сторон. И, кстати сказать, многие французы будут рады «англо-американским освободителям». Так что этот вариант тоже надо рассматривать.

— То есть ви считаете, что надо оставить все как есть и просто сосредоточиться на выполнении уже поставленных задач. И для успеха нам нужно лишь узнать, откуда и куда ударят войска Альянса? — вождь, склонив голову, внимательно посмотрел на маршала. Тот кивнул.

Ледников, отпив из стакана сока, задумчиво отметил:

— Все равно у них нет шансов. Даже с их точки зрения это должно быть понятно. Я не совсем понимаю, на что они рассчитывают. Даже при успехе их операций на юге и в Европе они лишь незначительно приблизятся к нашим границам. Не говоря уже о вторжении непосредственно на территорию Советского Союза. — Подойдя к карте, Лаврентий Георгиевич указкой провел линию через Центральную Европу. — Даже для этого им придется угрохать туеву хучу войск. Да, у наших новоявленных союзников количество танковых соединений невелико. Но пехота-то никуда не делась. Даже без нашей помощи немцы и остальные способны доставить очень много неприятностей Альянсу. А если добавить еще и наши войска… — Маршал пожал плечами.

— Они переоценивают значение тяжелых бомбардировщиков, предполагая, что их чудовищное преимущество в этом роде ВВС способно переломить ход любого конфликта, — высказал мнение Рокоссовский.

— Кажэтся, кто-то будэт очэнь разочарован… — Хитрая улыбка пожилого усатого человека с неизменной трубкой в руках не обманула людей в его кабинете. Сквозь эту добродушную улыбку явно проглядывал оскал почуявшего добычу волка…

23 февраля 1946 года. Москва, Красная площадь

Парад в День Советских войск и Военно-морского флота на главной площади страны подходил к концу, когда перед восторженными зрителями появился монстр. На вид не менее восторженные корреспонденты иностранных газет — особенно англо-американских — принялись щелкать фотоаппаратами со скоростью авиационного пулемета.

— По Красной площади проходит основной тяжелый танк Советской Армии — седьмая модель танка «Иосиф Сталин». — Голос комментатора, казалось, лишь подстегнул журналистов и «журналистов», многочисленные вспышки чьих фотоаппаратов сливались в одну.

Десять чудовищ, по шестьдесят три тонны стали каждое, всем своим видом внушали страх. И были, собственно, для этого и продемонстрированы — одна из последних попыток образумить воинствующих империалистов Запада.

При этом, как ни странно, ни одного Р-45 на параде не было. И в газетах про это произведение советского танкопрома тоже не писали — в отличие от того же ИС-7.

— Джон! — Наклонившийся к уху своего соседа человек выглядел как настоящий джентльмен. Не хватало разве что котелка. — Джон, нам нужно достать как можно больше информации об этом танке.

— Сомневаюсь, что это будет возможно.

— Попробуем купить полсотни таких, для борьбы с японцами, — джентльмен не сдавался.

— Не пройдет. Сталин за свои Т-34 дерет нереальные деньги, и то согласился нам их продавать с большим скрипом. Это, — собеседник джентльмена, высокий блондин с американским акцентом, показал на ползущих по площади красавцев рукой, — не продаст. Или снимет с нас последние штаны. И даже на этих условиях — не продаст.

В это время высоко в небе правильным строем прошло несколько десятков Ла-9.

Посмотревший на них блондин ухмыльнулся.

— Лучше вот о чем подумай. Эти самолеты — лучшее, что есть у большевиков. Последние модификации нашего «мустанга» и вашего «Си Фьюри» — лучше. И у нас их на порядок больше. Как и опытных пилотов. А превосходство в воздухе равно превосходству на земле. Так что умолять красного медведя продать нам полсотни железок за чудовищные деньги мы не будем. Достать документацию — это всегда пожалуйста. Разведка у нас, в конце концов, должна отрабатывать свое содержание.

И, отвернувшись от британского коллеги, американец продолжил смотреть на проходящие войска.

8 марта 1946 года. СССР, г. Будущее, Центр Специальных разработок

Глубоко вздохнув, Владимир отодвинул бумаги и встал из-за стола. Потянулся, разгоняя кровь, и подошел к окну. На улице шел снег, укрывая белым покрывалом только-только очищенный двор.

«Хорошо, что все-таки заставил себя встать пораньше и поменял прохудившееся колесо», — мелькнула в голове подполковника мысль.

«А то сейчас троллейбуса дожидаться… малоприятно. Теперь надо бы не забыть еще в ателье заехать». — На лице новоявленного мужа появилась улыбка, стоило ему представить выражение лица любимой женщины, когда она получит подарок.

Мельком взглянув на часы, Антонов направился к двери, решив, что в праздник можно уйти и пораньше. Тем более что он вообще не обязан был сегодня работать. И не только не обязан — честно говоря, для похода на работу пришлось провести самому с собой воспитательную беседу. Все-таки создание Корпуса Специального Назначения — это не работа на один день. Да, можно обучить человека некоторым важным вещам за неделю и еще большему — за месяц. А уж за три года…

Но ведь надо же еще и разработать специальное снаряжение, создать организационную структуру и специальные правила — да полно всего. И вот это-то как раз простым и не было.

Вот и приходилось работать в выходные и праздники. Потому как даже не слишком сведущему человеку было понятно, что надвигается буря. Еще максимум год, от силы два — и разверзнется ад. Ни американцы, ни британцы не готовы согласиться с создавшимся положением вещей. Большая часть Евразии под контролем Сталина — этого они не допустят. А значит, будут пытаться всеми силами помешать. Вплоть до войны. А поскольку других средств у них уже не остается…

Сняв с вешалки полушубок и шапку, Владимир посмотрел на оставляемый кабинет. Взгляд последовательно прошелся по комнате, охватив массивный дубовый стол с несколькими телефонами и печатной машинкой, шкафы с бумагами, радиоприемник, парочку картин и портрет Сталина. Глаза офицера зацепились за «уголок отдыха», состоявший из двух глубоких кресел, дивана и журнального столика.

На последнем лежала купленная еще утром перед работой, но так и не прочитанная газета — «ОбЗарПресс». Это несколько страхолюдное название расшифровывалось достаточно просто: «Обзор зарубежной прессы».

Владимир весело улыбнулся, вспомнив свою реакцию, когда первый раз увидел сие печатное издание.

Газета, являвшаяся воплощением еще одной из идей будущего, взятой вождем на вооружение, очень хорошо помогала направлять сознание граждан Страны Советов в нужную сторону. Новая тактика — никакого вранья. Только правда. Правильно подобранная, конечно, — но это же такая мелочь, верно?

Перепечатываемые «Обзором» статьи всяческих «таймсов», «гардианов» и иже с ними давали советскому человеку вполне четкое представление, что думает о нем зарубежное «общественное мнение». Отличная профилактика от либерастии и прочих подобных заболеваний.

Впрочем, «ОбЗарПресс» перепечатывал не только негативные статьи. Дружелюбных тоже хватало. Что, в общем-то, не уменьшало эффекта.

Подойдя к столику, подполковник поднял газету и положил в глубины своего дипломата, к бумагам. Секунду постоял, раздумывая, не забыл ли чего. Однако стоило офицеру вновь направиться к двери, как один из стоящих на столе телефонов громогласно зазвонил.

Чертыхнувшись, Владимир поднял трубку, буркнув:

— Антонов.

— Так и знала, что найду тебя на работе, — грустно заключил нежный голос на другом конце провода.

— Я это, уже домой собирался. — Мгновенно появившееся чувство счастья от любимого голоса разом сняло копившееся весь день раздражение.

— Ну да. Только чуть-чуть посидишь еще и пойдешь, — саркастично заметила жена бравого диверсанта.

— Да нет, родная, я уже выходил, когда ты позвонила. Правда!

Видимо, в голосе мужа чувствовалась искренность, поскольку, хихикнув, Настя сказала:

— Ладно-ладно. Верю. Значит, когда тебя ждать?

— Ну, сейчас вот спущусь, машину прогрею, в магазин заеду. Полчаса, наверное, может, чуть больше.

Несколько секунд помолчав, самая любимая для Антонова женщина в мире коротко заявила в стиле доктора Шпака из «Ивана Васильевича»:

— Жду, — и положила трубку.

Пару минут спустя подполковник уже находился в своем авто — «Охотнике», которое любой знающий человек сразу бы признал донельзя похожим на его англоязычного тезку «Хантера» из двадцать первого века.

Заведя двигатель и дав машине прогреться, офицер направил своего железного коня на выход. Выруливая из гаража, Владимир кивнул на прощание охраннику и аккуратно нажал на газ.

На дороге было пустынно-все-таки вечер праздничного дня, да и автомобилей у людей пока не так уж и много. К тому же дороги в Будущем строились на вырост, и редкие машины терялись посреди всего этого великолепия.

Притормозив на светофоре у Центра Электроники и Вычислительной Техники, Владимир заметил длинного нескладного человека в пальто, стоящего у крыльца и без особой надежды смотрящего на изредка проезжающие машины.

Несмотря на сумерки, снег и приличное расстояние, офицер все же понял, что это один из его давнишних знакомых — Илья Кравченко, руководитель ОсТехБюро. Мысленно пожелав тому удачи в его занятиях, Антонов рванул «Охотника» с места, едва зажегся зеленый цвет. Ателье скоро закрывалось, и опаздывать было никак нельзя.

Подполковник влетел за подарком всего за несколько минут до появления на двери таблички «Закрыто». Отдышавшись, он неторопливо прошествовал к разочарованно глядевшей на него служащей и, вежливо поздоровавшись, предъявил квитанцию.

Та, изначально явно настроенная враждебно — а как же, не уйдешь теперь пораньше, и это в женский праздник-то, — сразу изменила отношение, когда узнала, кто перед ней стоит.

— Ой, а вы тот самый Владимир Антонов? — восторженно спросила девушка.

— Это смотря какой именно Антонов вам нужен, — улыбаясь, заметил офицер.

— Точно, вы, — безапелляционно заявила служащая.

— Я — это точно я, — согласился Владимир.

— А правда, что вы с самим Лисовым служили?

Подполковник усмехнулся, уже предвидя реакцию Ильича на подобную славу и успех в маленьком сибирском городке.

Получивший за какую-то операцию, закончившуюся, похоже, блестящим успехом, авторство песен Высоцкого в виде приятного дополнения к очередному ордену, тезка Антонова все никак не мог привыкнуть к тому, что первым вопросом после называния фамилии обычно становилось: «А вы не родственник того самого?» И, во избежание многочисленных ликований, частенько заявлял, что «просто однофамилец». А ведь скоро Лисова переведут из Центра подготовки под Киевом сюда, в Сибирь. И отмазываться станет точно сложнее — Будущее-то пока не многомиллионный город.

Наконец, отбившись от набежавших женщин несколькими автографами и обещанием заходить почаще, офицер пулей вылетел из ателье, сжимая в руках пакет с чем-то невесомым и очень дорогим. Сидя в машине, Владимир с улыбкой провел пальцем по фотографии смеющейся Насти. Жена будет довольна подарком.

«ТРИУМФ СОВЕТСКОЙ ЭКОНОМИКИ»

Выдержки из статьи газеты «Франс Пресс», «Обзор зарубежной прессы» от 7 ноября 1987 года

…Корни успеха советской системы следует искать в целенаправленности политики СССР, в жесткой структурированности и организации всей экономики страны и, несомненно, в кадровой политике…

…Первая индустриализация, прошедшая в Советском Союзе в тридцатых годах, превратила аграрную и отсталую страну в промышленного гиганта, не уступающего в своей мощи Германии, имевшей великолепно подготовленное и квалифицированное население, а также сильнейшую промышленность, качественно являвшуюся лидером во множестве отраслей…

…Почему же стал возможен столь потрясающий рост советского ВВП?

Кажется очевидным тот факт, что вся административная система СССР превращала его в по сути своей огромную корпорацию. И, как любая крупная корпорация, Советский Союз имел возможность осуществлять значительные инфраструктурные проекты и не бояться долгосрочных вложений.

Сюда, к примеру, стоит отнести огромные инвестиции в образование, науку и здравоохранение — до сих пор Союз больше всего ресурсов вкладывает именно в эти направления.

Программа ликвидации безграмотности, предпринятая Советами, дала фантастические результаты — если до революции неграмотным было около 90 % населения Российской империи, то уже к шестидесятым годам процент таковых составлял лишь незначительную величину, позволяющую не учитывать ее в расчетах.

Само по себе быстрое развитие образования и здравоохранения как фактор экономического роста не являлось советским открытием. К примеру, известны успехи в этом направлении США и Германии в XIX — начале XX века. Однако скорость и масштаб сдвигов в развитии этих отраслей были и остаются беспрецедентными и явились во второй половине XX века образцом для многих государств мира.

Следует также отметить, что невероятной, даже уникальной, была высокая доля производственного накопления в валовом внутреннем продукте, которая позволила быстро наращивать объем производственных фондов на высоком техническом уровне.

Также благодаря широким геологоразведочным работам, невероятно успешным и продуктивным (например, большинство сибирских нефтяных месторождений было открыто именно в конце сороковых — начале пятидесятых годов), была подготовлена мощнейшая сырьевая база для развития всех отраслей экономики.

…Эффект проявился довольно быстро — феноменальные результаты системы Сталина означились уже к середине и концу сороковых годов, подаривших СССР так и не отданное им первенство в ядерной отрасли, ракетных технологиях, реактивной авиации, электронике, медицине и множестве других отраслей знания…

Вторая индустриализация, начало которой многие исследователи соотносят с победой над гитлеровской Германией и начавшимся фактическим слиянием двух мощнейших экономик мира, еще сильнее подстегнула развитие советского государства. Выросшая за счет побежденной Европы, мощь Советов была направлена на перевооружение производств на основе последних достижений науки и техники. Этот этап индустриализации закончился уже в середине пятидесятых годов, подготовив СССР к «третьей волне» — становлению безоговорочным лидером по всем экономическим показателям…

…Ко второй половине 1950-х годов стали проявляться дополнительные благоприятные факторы для развития экономики: усиление внимания к развитию сельского хозяйства, быстрое улучшение условий труда, более благоприятная социально-политическая обстановка, значительное сокращение военных расходов и, безусловно, стремительный рост уровня жизни населения.

Так, уже к середине пятидесятых годов уровень потребления основных продуктов питания в СССР, в том числе высококачественных (таких, как мясо, молоко, сахар, овощи и бахчевые культуры), достиг уровня наиболее развитых стран мира. Недоедание, бывшее еще весьма распространенным в 1930-х и даже 1940-х годах, было ликвидировано. В несколько раз выросло потребление наиболее дорогих видов тканей, кожаной обуви. Увеличились продажи (и, соответственно, производство) товаров культурно-бытового назначения, достигнув довольно высокого уровня, по многим позициям опережающего аналогичные показатели ГДР (часы, радиоприемники, холодильники, телевизоры, мопеды, швейные машины).

В 7 раз (!) выросла сдача жилой площади (и это без учета домов, возводимых собственными силами населения), достигнув, в переводе на душу населения, лидерских позиций. Впервые многие миллионы людей получили отдельное комфортабельное жилье, было покончено с бараками.

Концентрированным выражением указанных и других мер по повышению уровня жизни населения (таких, например, как улучшение здравоохранения) стал стремительный рост продолжительности жизни населения — до 75 лет, что стало наивысшим показателем в мире на тот момент. Без преувеличения можно сказать, что за 1950-е годы с точки зрения уровня жизни населения появилась новая страна, свободная от нищеты и, по мировым меркам, весьма обеспеченная…

…Огромные экономические и социальные достижения позволяют назвать конец сороковых — начало и середину пятидесятых годов эпохой зарождения «советского экономического чуда»…

Стоит отметить, что огромную роль в успехе «третьей волны индустриализации» сыграла великолепная система контроля, созданная Иосифом Сталиным при помощи его лучших ученых — таких, как Кравченко, Колмогоров и мн. др. Основанная на тысячах (14 724 на 1956 год) математически обоснованных показателей, эта система позволяла с феноменальной точностью реагировать на изменения экономической ситуации, замечать негативные тенденции еще только на стадии их формирования и принимать выверенные и сбалансированные управленческие решения.

…Все это позволило Советскому Союзу наращивать темпы экономического развития, с преобладанием именно интенсивных факторов роста…

Что, в свою очередь, дало возможность Советам совершить гигантский, невообразимый скачок в общественном и экономическом развитии, превратившем государство Сталина в лидера мировой экономики…

1 июля 1946 года. Приморье, расположение 5-й гвардейской танковой бригады

На советских границах с территориями Японской империи уже несколько месяцев скапливались войска. Десятки бригад и многочисленные дивизии все прибывали и прибывали, с каждым днем увеличивая мощь предстоящего удара.

Никита Голенко, с любовью похлопав свой Р-45 по стальному боку, отправился на политинформацию. С недавних пор он вернулся в расположение родной бригады, включенной в состав 1-го Дальневосточного фронта.

Выслушав лекцию, посвященную на этот раз военным преступлениям японских милитаристов и ответным деяниям войск АДА, офицер отправился спать.

Однако спать ему лечь не удалось — по дороге его перехватил старый друг, знакомый еще по танковому училищу.

— Никита, ты? Сколько лет! — Невысокий, но удивительно сильный для своих размеров татарин, вынырнув словно из ниоткуда, полез обниматься.

— Ринат, как сам? Я ж о тебе ничегошеньки с самого выпуска не слышал! — Голенко, признавший в человеке однокашника, был очень рад видеть товарища живым и невредимым.

— Да отлично все! Единственно, меня немчура в Румынии так жахнула, что я в госпитале чуть ли не полгода провалялся, а потом так в бою и не повелось побывать, — друг пожал плечами. — Но вот недавно сюда перевели, — я на стрельбах лучшие результаты в нашей дивизии показал, и мне сказали, что раз я так из «тридцатьчетверки» луплю, значит, и из новой машины буду не хуже! — Старые знакомые весело рассмеялись.

— И как тебе тут?

— Хорошо. Как сыр в масле катаюсь. Правда, к своей «Рыси» никак привыкнуть не могу, — татарин покачал головой.

— А чего так? Это же сказка, а не танк.

— Ага. Я вот только одного не пойму: чего у него двигун спереди-то? Он как нагреется, целиться неудобно. И выглядит странно.

Никита едва не обиделся за такие слова о своей любимице.

— А вам чего, на переучивании не рассказывали, для чего такие штуки?

— Да не особо. Хотя… ну ты ж меня знаешь — я лучше погуляю с красивой девушкой лишний раз, чем на нудных лекциях сидеть, — Ринат смущенно улыбнулся.

— Эх, товарищ Бусаев! — капитан погрозил другу пальцем. — Переднее расположение МТО выбрано для уменьшения вероятности поражения экипажа в случае поражения танка. Потому как советское руководство считает, что в современной войне выучка экипажа зачастую значит больше качества техники. И опытные танкисты — гораздо ценнее их танка! — Увидев смеющиеся глаза товарища, Никита понял, что его просто подкалывают.

— Ах ты ж!.. — Схватить однокашника у Голенко не получилось. Тот был не только сильный, но и верткий.

— Вы, товарищ капитан, мне прямо политинформацию читать чуть не начали, — татарин никак не давался. Наконец, сделав обманное движение, офицеру удалось зацепить приколиста и вместе с ним рухнуть на траву. Весело хохоча, старые друзья поборолись еще несколько минут, после чего изменили курс, направляясь в магазин. Отметить встречу — святое дело…

К началу июля превосходство Советской Армии над Императорской превратилось из существенного в абсолютное. И если в количественном отношении разница была не так уж и велика, то в технике…

Восемь тысяч танков, в том числе и сверхновых ИС-7 и Р-45, против девяти сотен безнадежно устаревших жестянок, тридцать тысяч орудий и РСЗО против шести тысяч стволов японцев, многократное превосходство в самолетах…

А если добавить сюда еще и тот факт, что русские солдаты были обучены и снаряжены на порядок лучше, то результат очередной войны становился очевиден.

Единственной действительно серьезной проблемой назначенного на Дальний Восток командующим маршала Василевского, прибывшего туда еще в марте, был вопрос скрытного сосредоточения такой массы войск и организация их снабжения. Ведь для достижения поставленной задачи удар должен быть неожиданным. Уж очень не хотелось руководству СССР иметь войну с АДА уже сейчас — а именно это вполне может случиться при затягивании советско-японского конфликта. С другой стороны, вопрос это был хоть и трудный, но вполне решаемый.

А вот Малиновскому приходилось несколько сложнее. Должный обеспечить освобождение Корейского полуострова, Сахалина, Курил и Хоккайдо, он работал сутками. И если с Кореей и Сахалином все было более-менее ясно, то десант на Хоккайдо явно должен был встретить серьезное сопротивление.

Родион Яковлевич, конечно, понимал, что, имея подобное превосходство в силах, вопрос о победе даже не стоит. А вот вопрос о потерях среди советских солдат…

Да и японский флот еще не был окончательно уничтожен британо-американским альянсом — и вполне мог преподнести неприятный сюрприз. «Ямато», к примеру, все еще не утопили.

И наличие во Владивостоке переброшенных Северным морским путем четырех тяжелых кораблей, в том числе и авианосца, проблему не решало. Особенно если учитывать тот факт, что Кремль требовал не использовать ракетное оружие без крайней необходимости, которой признавался лишь конфликт с союзническим флотом.

Вот и приходилось продумывать план действий до мельчайших деталей, работая днем и ночью буквально на износ. И очень скоро мир увидит результаты сего труда.

5 июля 1946 года

Выход советских войск на позиции был произведен настолько хорошо, насколько это вообще возможно. Поэтому, когда на рассвете артиллерия нанесла свой первый удар, Квантунская армия была к нему не готова. Абсолютно.

5-я гвардейская танковая бригада и двигающаяся вместе с ней 114-я мотострелковая дивизия, сопровождаемые двойным огненным валом, долгое время вообще не встречали никакого сопротивления — чудовищный удар «бога войны» превратил местность в мертвую пустыню. На других участках фронтов было похуже, но и там в донесениях докладывалось, что «сопротивление носит спорадический характер, оборона противника дезорганизована».

Вот так и получилось, что первый бой в этой войне гвардии капитан Голенко провел уже ближе к вечеру, когда его несколько оторвавшийся от своих танк случайно налетел на одну из отступающих частей японцев. Первым увидев выезжающую из-за поворота жестянку «Чи-Ха», Никита едва ли не на одних рефлексах выпустил в нее очередь из КПВТ. Танкетка задымилась, после чего из нее выскочил человек в форме Императорской армии, получивший свое уже из спаренного с пушкой пулемета.

Коротко приказав роте догонять, Никита ускорил свою «рысь», стремясь вылететь перед ошеломленными японцами быстрее, чем они сообразят, что происходит.

За поворотом, однако, оказалось всего три относительно целых «чихающих», походя уничтоженных мощнейшим орудием советского хищника.

Японская пехота, обреченно лупящая по Р-45 из винтовок, в отличие от экипажей творений «Мицубиси» имела некоторые шансы на выживание — все-таки солдат противника было много, и они вполне могли бы попробовать обойти машину Голенко с фланга или удрать. Вот только русский танк был здесь не в одиночестве, а самураи отступать не собирались.

Так что все закончилось достаточно быстро — еще несколько появившихся на месте единиц бронетехники поливали огнем залегшую пехоту японцев, дожидаясь подхода взвода «ежей». А двенадцать тридцатимиллиметровых стволов в дополнение к нескольким крупнокалиберным орудиям и многочисленным пулеметам поставили жирную точку на еще одной части отступающей в беспорядке армии.

Сутки спустя закрепившийся на перерезанной дороге несколькими километрами южнее места боя Никита узнал, что поучаствовал в окружении целой дивизии, оборонявшей границу у Корейского полуострова. Одной из десятка окруженных и уничтоженных в первые же дни войны.

Разгром Квантунской группировки японских войск стремительно становился реальностью.

12 июля 1946 года. Вашингтон, Белый дом

— Насколько все это серьезно?

— Более чем, господин президент. Советы громят японцев, как детей. Те пытаются сопротивляться, но это именно попытки, ничего больше. Фактически большевики уже выиграли — выдвигающиеся из глубины Маньчжурии соединения ничем не могут помочь передовым частям и уничтожаются одно за другим, — генерал Маршалл показал на карте рубежи, занятые Советской Армией. — Если честно, сэр, это блестящая операция. Великолепно задуманная и исполненная. Одновременный удар по нескольким направлениям — и к исходу шестых суток большая часть японских сил окружена или уничтожена. А этот удар через Гоби и Хинганский хребет… это просто нечто.

Сидящий в кабинете генерал Макартур негромко добавил:

— И командование Квантунской армии ничего не может с этим сделать, японцев попросту раскатывают в тонкий блин. Укрепленные районы тоже бессильны — их обходят, блокируют, а потом авиацией и артиллерией сравнивают с землей.

Гарри Трумэн, нервно расхаживающий по Овальному кабинету, внезапно остановился и, вплотную подойдя к командующему всей американской армией, спросил:

— Сколько продержится Империя?

Генерал пожал плечами:

— Сложно сказать. Учитывая нынешнюю скорость продвижения русских частей — в Маньчжурии максимум две недели. Сахалин уже полностью захвачен, на Курильские острова высаживаются десанты.

— А японский флот?

— Благодаря нам — не способен им помешать. Кроме того, большевики активно используют парашютистов, а в воздухе у них полное превосходство.

Президент выругался. Затем, о чем-то подумав, спросил:

— А Корея, сколько им понадобится для ее занятия?

— Максимум еще несколько суток, сэр, — ответил Маршалл, посмотрев на Макартура.

— Несколько суток? — побледневший Трумэн удивленно повернулся.

— Три дня назад Советы захватили город Ванцин, прикрывавший подступы к Гирину и северным районам Кореи. А ко вчерашнему вечеру они заняли города Юки и Расин как раз на севере полуострова. Плюс захватили базу в Сейсине. В сумме это фактически полностью разрушает оборону Квантунской армии на приморском направлении.

— И еще высадили многочисленные морские и воздушные десанты в ряде корейских портов и городов, — добавил Макартур.

— И как нам на это реагировать? — президент США уныло посмотрел на своих лучших военачальников. — С одной стороны, Сталин громит япошек, чему рукоплещут все эти газетенки. С другой стороны, он отодвигает границы от своих промышленных центров еще дальше. Ему понадобилась неделя, чтобы фактически поставить японцев на колени! А мы бьемся с этими макаками уже пятый год!

— Именно поэтому им и понадобилась всего неделя. Императорская армия понесла большие потери в боях с нашими войсками и серьезно этим ослаблена, — заметил Макартур. — Большевики выбрали отличный момент, чтобы вступить в войну. И надо помнить, что они к ней готовились несколько лет. А мы теперь наблюдаем результат.

— Наши войска смогут высадиться в Корее?

— Вовремя — нет, господин президент. Это практически невозможно, — отрицательно мотнул головой Маршалл.

— Так что же нам остается? Сидеть и смотреть, как Советы забирают себе все барыши, после того как мы несколько лет кровью своего народа их завоевывали?

Генералы посмотрели друг на друга и синхронно пожали плечами. Отвечать на этот вопрос им не хотелось.

14 июля 1946 года. Москва, Кремль

— Таким образом, товарищ Сталин, Квантунская армия находится в агонии. Ее командование полностью потеряло управление войсками. Курильские острова наши. Сахалин наш. Корея полностью освобождена. В течение нескольких суток мы закончим с Маньчжурией. Полчаса назад мы получили подтверждение от маршала Василевского, что император Пу И схвачен, — Рокоссовский закончил краткий доклад и выжидательно посмотрел на вождя.

Тот, улыбаясь, повернулся к остальным членам Центрального Военного совета:

— Полагаю, нас всэх можно поздравить, товарищи. Совэтские армия и флот в очередной раз продэмонстрировали, что способны выполнить любую задачу.

В кабинете послышались радостные возгласы, не успевшие перерасти во что-то большее. Сталин продолжил:

— Но останавливаться на достигнутом наши войска нэ будут. На днях намечаэтся высадка на остров Хоккайдо. И здэсь Советское руководство ждет от армии не меньших успехов, чем в Маньчжурии или Корее.

Рокоссовский кивнул и коротко ответил:

— Не подведем, Иосиф Виссарионович.

— А что говорят наши заокеанские друзья? — вождь с интересом посмотрел на Молотова. Тот, невозмутимо поправив очки, спокойно сказал:

— Бесятся, товарищ Сталин. Но внешне изображают радость, что мы им помогаем. Один Альверде более-менее честен.

— А именно?

— По словам Резанова, президенту не нравится мысль о скором окончании войны с Японией.

— И почему же?

— Он наживается вовсю. Британцы построили ему завод по производству новейших истребителей, американцы, опять же, помогают строить промышленность. Но Альверде прекрасно понимает, что все это кончится, как только он перестанет быть нужным.

— И все? Мы вроде как его не обижаем, — Ворошилов недоуменно посмотрел на министра иностранных дел.

— Именно. Но он прекрасно осознает, что как только кончится война с Японией, начнется война с нами или, по крайней мере, подготовка к ней. И президент не чувствует, что Федерация готова ввязаться в такой конфликт. И просит, чтобы мы предоставили ему еще три сотни Ла-9 в обмен на золото и каучук. Помимо «лавочкиных» также просит предоставить ему другие самолеты, Т-34 старых модификаций и крупнокалиберные минометы. Общий список у меня с собой, — Молотов показал на лежащую перед ним папку.

— Если честно, то товарищем Альверде можно восхищаться, — покачав головой, заметил Микоян. — Прийти к власти в далеко не самой богатой стране и за несколько лет превратить ее в уважаемого игрока на мировой арене. Но, как мне кажется, его армия в любом случае вряд ли будет способна тягаться с англо-американскими частями…

— Константин Константинович, а что вы думаете по этому вопросу? — Сталин бросил на военачальника любопытный взгляд.

— Конечно, сейчас его армия недостаточно сильна для боя с США и Великобританией один на один. Но тут надо учитывать множество факторов, Иосиф Виссарионович. Во-первых, несмотря на численное преимущество англо-американцев во всех родах войск, генерал Альверде добился очень хорошего уровня подготовки своих солдат. Наша наблюдательная группа отметила высочайшую интенсивность тренировок и боевой учебы в частях южно-американской армии, прекрасную организацию передачи боевого опыта от воевавших солдат и офицеров, — Рокоссовский приостановился и, сделав глоток воды, попросил развернуть карту Южной Америки.

— Кроме того, на данный момент ЮАФ имеет фактический военный союз с Парагваем, Колумбией, Эквадором и Чили. Суммарно это обеспечивает ее безопасность с большинства направлений. Кроме того, уже сейчас активно строится новая столица Федерации вдали от побережья — в частности, комплекс правительственных зданий уже готов и в случае необходимости Альверде и военное руководство исчезнет из Рио молниеносно. — Маршал сделал паузу, увидев, что слово просит Ледников. Вождь кивком дал тому высказаться:

— Следует помнить, что основные производственные мощности, возводимые в ЮАФ, возводятся в глубине континента. И организованные Альверде войска народного ополчения, «герильяс», активно обучаются ведению партизанских действий. Очевидно, что генерал не дурак и прекрасно понимает, что в открытом бою ему не выстоять. Но он надеется продержаться достаточно, чтобы мы проделали основную работу. — Ледников встал и, подойдя к карте, ткнул отобранной у Рокоссовского указкой в несколько точек.

— Президент строит замаскированные в джунглях аэродромы — а это обеспечит их живучесть. И, несмотря на то что фактически авиапромышленность Федерации глубоко вторична, он добился приличных размеров и качества своих ВВС. Поставляемые ему американцами, англичанами, нами и немцами самолеты — не самые последние модели. Ну, кроме двух сотен «мустангов» и аналогичного количества «Си Фьюри» и Ла-9. Но у него, включая «Фокке-Вульфы» собственного производства, их уже несколько тысяч.

— Большинство из которых — проданные нами же «ишаки» и прочее старье, — ядовито отметил Ворошилов.

— Вот в том-то и дело, что нет. Как докладывал майор Стольнин, значительная часть устаревших самолетов отправляется в Парагвай и другим союзникам Федерации. А ВВС ЮАФ получают все больше и больше современных моделей. Альверде хочет максимально затруднить американцам вторжение — заставить их тратить время на что угодно, но только не на оккупацию его территорий.

— Да кому он нужен, его оккупировать. Свергнут, посадят марионетку — и вперед, — послышалась реплика уже от Молотова.

— И снова нет! — Ледников щелкнул пальцами. — Он предусмотрел и это, потрудившись создать образ отца нации, и увеличил свою популярность до небес. Его даже в Аргентине обожают — чего уж говорить про Бразилию и Уругвай. Причем, что характерно, обожают разные слои населения. А значит, американцам придется серьезно напрягаться и воевать в открытом бою, чтобы его победить. Они смогут, сомнений никаких, но потратят столько сил, что это будет попросту невыгодно. Особенно в свете конфликта с нами.

Хотя, если честно, армия ЮАФ весьма внушает. У нее почти нет танков, но зато имеется несколько тысяч самоходок — причем весьма удачных, хочу заметить. Артиллерия тоже неплохая, множество автомобилей. Альверде создал хоть и относительно небольшие, но зато исключительно мобильные и хорошо вооруженные силы. Опять же, основное стрелковое оружие его армии — автоматическая винтовка. В отличие от тех же американцев с «Гарандом».

— То есть победить он США не победит. Но крови в случае необходимости у них выпьет прилично, — подвел итог Сталин.

— Именно так. Поэтому-то я и считаю, что нам нужно поставить ему то, что он просит. Против нас он это все равно не использует. Зато отвлечет на себя на процент-другой больше сил Альянса, — закончив свою речь, Ледников вернулся на место.

— Что ж, полагаю, ми вполне можем удовлэтворить просьбу нашего латиноамериканского друга. Вячеслав, — вождь повернулся к Молотову, — подготовь проект договора.

— Сделаем, товарищ Сталин, — кивнул министр.

— И еще. Нам же нэ жалко помочь хорошим людям, ведь так, товарищи? — знаменитая улыбка с прищуром тигриных глаз продемонстрировала сидящим в кабинете хорошее настроение его хозяина.

— Конечно, нет! Надо помочь им сбросить ярмо империалистов, — громче остальных прозвучал голос Ворошилова.

— И мнэ пришла в голову такая мысль: а почему бы нам нэ организовать кредит Южно-Американской Федерации? И не дать им немножко наших замэчательных тяжелых танков, — и, увидев несогласие на лицах одновременно Рокоссовского и Ледникова, вождь пояснил: — Из тех, что постарше, — у нас вэдь сохранились еще пока ранние модели танка ИС?

— В резерв выведено почти пять сотен штук, товарищ Сталин. Остальные поставлены в войска союзников.

— И этого хватит с лихвой. И можно добавить товарищу Альверде нэмножко наших легких танков — тоже устаревших. Раз у нэго основная ставка на мобильность и подвижность — вот ми ему этого и добавим.

— Такими темпами он скоро и в одиночку навешает американцам, — негромко пробормотал сидящий рядом с Ледниковым Жуков. Увидев, что тот заинтересованно повернулся, прославленный военачальник добавил:

— Утрирую, конечно, но суть верно отразил. США больно, ой больно будет кушать генерала.

— Не жалко будет, если подавятся, — заметил Лаврентий Георгиевич и вновь попросил слова: — Товарищ Сталин, я все же хотел бы озвучить предложение. Или, точнее, мнение.

Глава СССР и члены Центрального Военного совета с интересом посмотрели на заговорившего полководца.

— Все мы знаем, что конфликт с Америкой и Великобританией практически неизбежен. И мы также должны отдавать себе отчет в том, что, несмотря на наше некоторое техническое превосходство и приличное тактическое, война с этим противником легкой не будет. Более того, она будет невероятно тяжелой — если мы захотим довести дело до логического конца.

В лучшем кабинете Московского Кремля воцарилась абсолютная тишина. Ледников продолжил:

— Экономика АДА даже после всех бед войны очень сильна. Население — многочисленно. Армия и флот — огромны. И они не сдадутся. А кардиналы, правящие из тени, — тем более. Смириться с потерей власти над миром, когда она была так близка, — на это они никогда не пойдут.

Казалось, что вокруг огромной фигуры медленно говорящего Ледникова сгущалась тьма.

— А потому во избежание жертв среди населения Советского Союза и союзных нам государств я предлагаю закончить эту войну сразу после ее начала.

Сталин, еще в начале этой речи маршала понявший, к чему тот клонит, с интересом наблюдал за реакцией членов ЦВС. Рокоссовский понял смысл монолога только сейчас и также ожидал окончания.

— И как это? — прозвучавший вопрос Ворошилова нисколько не разрядил обстановку.

— Я предлагаю нанести массированный ядерный удар по территории США.

Двумя часами позже в кабинете Сталина помимо хозяина остался лишь Берия. Прошло уже десять минут, как за последним посетителем захлопнулась дверь, но за все это время вождь не проронил ни слова. Министр внутренних дел терпеливо ожидал разговора, не пытаясь начать его сам. Наконец, задумчивый Сталин отвернулся от окна и неторопливо произнес, покачивая головой:

— Горяч. Умен, хладнокровен — но горяч.

— Учитывая, что его брата фактически убили американцы, я удивляюсь, что товарищ Ледников сдерживался так долго, — Берия пожал плечами. — Хотя, Иосиф Виссарионович, должен заметить, что вся эта ненависть к англосаксам у него частенько прорывалась наружу. Эпизодически, конечно, но все же. Можно вспомнить довольно много различных высказываний Лаврентия Георгиевича, это подтверждающих.

— Смерть брата — это еще не все, — не согласился Сталин. — Надо помнить, что, по всей вероятности, американцы собирались нанести масштабный удар по России. И не потому, что Россия им угрожала, нет. А потому, что отказывалась делиться ресурсами задешево. И с этой точки зрения предложение маршала выглядит логичным. Зачем нам ждать, пока тигр окончательно заматереет и нападет, если можно с легкостью устранить его гораздо раньше, чем он начнет представлять опасность?

— Но, Иосиф Виссарионович, вы же сами не согласились с концепцией маршала Ледникова? — Берия недоуменно посмотрел на вождя.

— И я этого не отрицаю — и свое мнение пока менять не намерен. Но, отказываясь от нанесения масштабного ядерного удара, я все же склоняюсь к тому, что в случае необходимости возможно использование специальных боеприпасов. Просто мне ближе позиция маршала Жукова — ограниченный удар по военным базам Альянса. — Вождь отодвинул кресло и, устроившись поудобнее, с сожалением посмотрел на недоступную теперь для него трубку — курить ему запретили врачи. — Такой подход, Лаврентий, нанесет врагу серьезный урон и в то же время не так сильно озлобит его пролетариат, как уничтожение городов.

— Логично, Иосиф Виссарионович.

— Но мне все же не хочется раскрывать такой козырь. У нас всего пятьдесят две бомбы всех типов. Отрыв слишком мал, — Сталин недовольно покачал головой, демонстрируя свое отношение к сему прискорбному факту.

— Так ведь у американцев до сих пор не получилось запустить реакцию?! У них даже и одной-то бомбы нет, не говоря о серийном производстве!

— Вот именно. И если мы не применим специальные боеприпасы — они сдадутся. Сенат уже недоволен, что огромные деньги уходят в никуда. Еще годика три-четыре, и они прикроют «Манхэттен». И Советский Союз уйдет в отрыв. Но если мы применим ядерное оружие — вот тут они уже точно не остановят исследования. И вечно саботировать их работу не смогут даже и твои люди, Лаврентий. Что рано или поздно приведет к появлению атомной бомбы и у них. А оно нам надо?

Берия кивнул, соглашаясь с мнением вождя. Но все же вставил реплику:

— А если Альянс применит химическое оружие? Или биологическое?

— Вот тогда и рассмотрим этот вопрос, — Сталин махнул рукой, заканчивая дискуссию. — А я все же надеюсь, что они еще не окончательно потеряли разум.

Лидер СССР, бывало, ошибался… зачастую потому, что был слишком логичен и подвержен здравому смыслу…

22 июля 1946 года. Вашингтон, Белый дом

— Русские вчера ЧТО сделали? — Трумэн буквально прошипел вопрос.

— Высадились на Хоккайдо, сэр, — спокойно повторил генерал Маршалл. — Теперь, как я полагаю, вы осознаете необходимость немедленных действий.

— Но мы не готовы!!!!

— И никогда не будем, господин президент. Но факт в том, что сейчас у нас лучшие шансы, которые мы когда-либо в ближайшем будущем сможем заполучить.

— Вы уверены? — американский главнокомандующий недоверчиво посмотрел на генерала.

— Да, сэр. Более того, я даже думаю, что у нас есть неплохой шанс победить относительно бескровно.

— В смысле?

— Советы не ждут нашей атаки… Хотя нет, я неправильно выразился, — поправил себя Маршалл. — Естественно, Сталин ждет нашего нападения. Но он считает, что мы не нападем, пока не закончится война с Японией. Более того, разведка убеждена, что русские не будут готовы к полномасштабной войне с нами до осени сорок седьмого года.

Нервно расхаживающий по Овальному кабинету Трумэн неожиданно рявкнул:

— А мы что, по-вашему, готовы уже сейчас?!

Удивленный сильной реакцией президента, хозяин Пентагона тем не менее уверенно ответил:

— Для приведения в действие нашего плана — абсолютно. — И после секундной паузы добавил: — Сэр.

— Но ведь наша стратегия как раз и рассчитана на сорок седьмой год! И до этапа атаки на Союз срок больше года! Года, черт побери!

— На самом деле нет, мистер президент. Тот план, который вы подписывали, как раз и был рассчитан на середину сорок шестого года. На август.

Сказать, что Трумэн удивился, — значит не сказать ничего.

— То есть как? Я отчетливо помню даты в этом документе — все-таки в этом кабинете пока еще не каждый день решаются вопросы объявления войны одной из мощнейших держав мира.

— Я и не говорю, сэр, что в нашем плане значилась другая дата.

— Ничего не понимаю, — американский президент недоуменно посмотрел на генерала. — Вы же сами сказали, что вторжение готовилось на сорок шестой, а не на сорок седьмой?

— Я поясню. В планах «Августовской бури» специально поставлен не тот год.

— То есть как? Зачем?

— ФБР полагает, что в наших рядах имеется высокопоставленный шпион. Причем имеются серьезные подозрения, что этот самый предатель — из вашей администрации, господин президент. И срок, на который официально, так сказать, готовилась «Буря», предназначен для введения Сталина в заблуждение.

— Но мне-то почему не сказали?

Генерал Маршалл отвел глаза и пожал плечами. А затем изменил тему разговора:

— Наша стратегия будет заключаться в одновременном мощном ударе по нескольким направлениям. Во-первых, наша итальянская группировка нанесет удар в Югославии. Это вспомогательный удар. И главные удары — сильнейшая бомбардировка кавказских и румынских нефтепромыслов. Одновременно с этим наши войска перейдут в наступление в Иране, в Китае и с турецкими союзниками на Кавказе и в Болгарии.

— Вы сошли с ума!!! Это все будет бесполезно! Русские не будут сдаваться. Это же понятно любому идиоту с улицы!

— Мы их вынудим, нанеся чудовищный удар по экономике.

— Разбомбив три завода? — съязвил Трумэн, нервно расхаживая по кабинету.

— Мы нанесем удар по нефтедобыче и нефтепереработке. И по электростанциям. Без нефти и электричества их способность к сопротивлению упадет. А если этого окажется недостаточно, то в ход пойдет план «Запах», — Маршал даже на секунду не поколебался, прямо заявляя о намерении применить химическое оружие против мирных городов.

— Я этот план не одобрю. Ни за что, — американский президент отрицательно покачал головой. — Я еще не спятил. Немцы и русские смогут ответить аналогичными мерами. Что является неприемлемым вариантом.

— Не смогут. Наше превосходство в авиации слишком велико. Даже если предположить, что каждый их самолет прорвется к территории США — что само по себе уже невероятно, — то даже в этом случае ущерб будет несопоставим.

— То есть вы считаете смерть тысяч наших граждан приемлемой? — Трумэн гневно посмотрел на генерала, словно не верил услышанному.

— Применение Японией оружия массового поражения уже нанесло нам приличный ущерб. Этот, согласно нашим экспертам, будет значительно меньше. Америка выдержит.

— Вы сошли с ума! — с ужасом произнес Трумэн, глядя на главу Пентагона. — Генерал, вы действительно предлагаете мне принять смерть тысяч мирных американцев на территории Соединенных Штатов как неизбежный факт?

— Сэр, в любом случае это маловероятный сценарий. Мы же не будем требовать от Сталина капитуляции. Мы просто подвинем его из Европы. А добьем уже потом, — Маршалл в очередной раз пожал плечами. — Тотальная война Сталину не нужна. По крайней мере, сейчас. Он предпочтет выждать и получше подготовиться — а поэтому отступит.

— А жизни миллионов наших солдат стоят этого риска?

— Сэр, я еще раз повторюсь: планируется ограниченный конфликт. Мы уничтожим пару десятков советских дивизий, нанесем сильный удар по промышленности — большего не понадобится. Аналитики и разведка единодушны в этом вопросе, — и, видя, что президент колеблется, генерал выложил свой последний козырь: — А для вразумления коммунистов наша авиация нанесет два чудовищной силы бомбовых удара по японским городам. Киото подвергнется химической атаке, а Токио — обычной бомбовой. После обеих выживут единицы. Примерив ситуацию на себя, русские будут вынуждены пойти на компромисс.

— Черт возьми, надеюсь, вы правы, Джордж. Потому что я боюсь даже представить, что будет, если в ваши рассуждения вкралась ошибка, — все еще не уверенный в ответе президент подошел к окну.

Третья мировая война стала еще на шаг ближе.

29 июля 1946 года. Передовица газеты «Правда»

«Уже не война».

«Это уже не война — это преступление». Именно так выразился товарищ Сталин о событиях последних дней, разыгравшихся на Японских островах.

И наш великий вождь прав. Это немыслимое, чудовищное злодеяние, не несущее в себе никакой военной цели, является актом устрашения — и не чем иным. Уничтожение до основания двух густонаселенных городов — а именно Токио и Киото, причем один из них был уничтожен с применением химического оружия, является актом военного преступления, в чем нет никаких сомнений.

Японская империя более не способна сопротивляться объединенным силам свободного мира. Это стало ясно сразу же после начала победоносной операции советских войск по принуждению милитаристов к миру. Однако этот акт доброй воли Советского правительства был встречен с негодованием в высших эшелонах государственной власти стран АДА.

Речь господина Черчилля, произнесенная им на прошлой неделе в Гарварде, была преисполнена фашистских намеков и теорий. И вот что сказал по этому поводу наш великий учитель товарищ Сталин:

«Следует отметить, что господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Господин Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира. Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы как единственно полноценная нация должны господствовать над другими нациями. Английская расовая теория приводит господина Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные, должны господствовать над остальными нациями мира».

И в доказательство этих намерений, явно отдающих фашизмом, как верно отметил товарищ Сталин, милитаристы, теперь уже из АДА, нанесли показательные удары по гражданскому населению Японии. Причем нанесли их в условиях абсолютного превосходства на море, земле и в воздухе, в условиях, когда капитуляция Империи неизбежна и ожидается со дня на день.

Все мы, все советские люди, до глубины души возмущены этим варварским актом, актом военного преступления. Но также возмущены и люди из Европы — из Бельгии и Голландии, Франции и Югославии, Румынии и Германии, других стран. Есть также множество недовольных такими действиями военного и политического руководства АДА и в Соединенных Штатах, и в Великобритании.

Прогрессивная общественность всего мира выражает свое глубокое возмущение подобным преступлением и требует наказания виновных.

Советский Союз, как сказал в своем выступлении министр иностранных дел СССР В. Молотов, рассчитывает на то, что подобного более повторяться не будет.

Люди устали от долгих лет войны. Миру нужен мир.

2 августа 1946 года. Корея, Сеул

Мягко ступающий по толстому ковру невысокий человек в военной форме выглядел властно, несмотря на цель своего пребывания во дворце Кёнбоккун. Два его спутника выглядели значительно менее важно, хотя и командовали японским флотом и армией.

Прибывший на подписание капитуляции Хирохито — немыслимое дело! — согласился на это лишь после повторной бомбардировки Токио, окончательно сровнявшей город с землей. Сдача Советам выглядела с этой точки зрения «плевком престижа» в лицо Альянсу.

Со стороны СССР документы подписывал Василевский, подчеркивая роль армии в разгроме Квантунской группировки. А представителей АДА не пригласили. Действительно, зачем?

Сказать, что американцы были в бешенстве, — значит ничего не сказать. Трумэн, поняв, какую подлянку устроила ему Империя в последние дни своего существования как независимого государства, последовательно наорал на генералов, адмиралов, госсекретаря, вице-президента, главу недавно созданного ЦРУ и на министра обороны. А потом сутки не принимал вообще никого, осознав, что извечный русский вопрос «Кто виноват и что делать?» внезапно во всей красе развернулся перед правительством Альянса.

Капитулировав перед СССР, Япония пустила советские войска на свою территорию, обезопасив себя тем самым от налетов англо-американской авиации. Попытка попугать Союз ничем не закончилась — в ответ на угрозы послов Молотов невозмутимо пожал плечами и заметил, что японский народ, безусловно, имеет право выбирать, кто будет следить за порядком на его земле. А после уничтожения десятков, если не сотен, тысяч мирных жителей авиацией АДА этот самый выбор в пользу Советского Союза выглядит вполне объяснимым.

И сегодня, когда последние подписи на документе были уже поставлены, японский император прибыл в один из красивейших дворцов Сеула с просьбой к Советскому правительству.

— Мы, естественно, окажем помощь японскому народу в восстановлении пострадавшей экономики. Но военные преступники из правительства Империи, ее армии и флота должны быть наказаны. В этом, полагаю, у нас нет никаких разногласий? — Василевский, тщательно проинструктированный Молотовым и Сталиным, на что можно соглашаться, а на что нет, внимательно смотрел на главу Японии.

— Тот список, что мы получили… выглядит справедливым, — несмотря на поражение, император говорил ровно и гордо.

— Я надеюсь, у вас нет никаких сомнений в том, что устроители зверств в Нанкине и других местах, экспериментов над людьми и прочих актов чудовищных злодеяний заслуживают суда? — маршала несколько покоробила заминка императора.

— Нет, что вы! Но ведь военные преступники есть не только в Японии.

— Полностью согласен. Но Сиам находится в зоне оккупации Атлантического альянса, и там будет осуществляться их трибунал.

— Я не имел в виду Сиам, — мрачно отметил Хирохито.

— Нацисты и их приспешники свое уже получили, — удивленно сказал Василевский.

— Я имею в виду, что, согласно заявлениям Советского правительства, уничтожение городов химическим оружием является преступлением.

— По одному шагу за раз. Но каждого преступника рано или поздно настигнет возмездие, — советский полководец уверенно улыбнулся.

Искра надежды вспыхнула в глазах японского императора.

Разгром миллионной армии за неделю давал понять, что АДА ждут нелегкие времена в том случае, если он рискнет полезть в петлю.

Ни Василевский, ни Хирохито, ни Сталин, ни кто-либо еще на континенте не знал, что процесс уже начался. Петля приближалась к шеям преступников Альянса так же неотвратимо, как и к преступникам Японии. Просто она была несколько дальше.

10 августа 1946 года. Голландская Социалистическая Республика, Амстердам

— Леня? Здорово, когда вернулся? — направлявшийся в столовую офицер был остановлен криком сослуживца.

Повернувшись, Васильев увидел старого друга — командира батальона Терентия Шимазина.

— И вам не болеть, товарищ майор.

Видимо, тон гвардейца был не слишком радостным, потому как улыбающийся Терентий насупился и серьезно спросил:

— Ты чего такой серьезный? Случилось чего?

— Да не, в порядке все. Просто у сестры ребенок заболел, вот, подзадержался на Родине. А то ты ж знаешь, у нее муж в сорок четвертом того… — Леонид отвел глаза.

— Так у тебя ж отпуск до двенадцатого?

— Не-а, завтра заканчивается. Просто хотелось немножко дольше в Арнеме побыть, — грустно вздохнул Васильев.

Шимазин понимающе усмехнулся. Он вообще в последнее время стал делать значительные успехи в области «постоянства» — менял девушек не раз в две недели, а раз в два месяца. А последняя так и вообще была у него уже почти полгода. И как подозревали сослуживцы, скоро вполне мог наступить прорыв «линии фронта» — и товарищ майор решит остепениться.

— Да ладно тебе, скучно будет — позвонишь. Или напишешь, — все же до «прорыва» было еще пока далеко. — И чего ты в ней нашел? Дите еще, худая как не знаю что. Танцует она, конечно, уууу, — офицер поднял большой палец вверх, — эт да. Думаешь, станет звездой Голливуда?

— Дурак ты, Терентий, и шутки у тебя дурацкие, — Васильев неодобрительно покачал головой.

— Да ладно тебе, не кисни. Все будет хорошо. Хотя по виду твоему не скажешь. Ты чего такой помятый?

— А того, что подняли сегодня в четыре утра, пожрать ничего не успел, весь день бегаю как наскипидаренный. И только собрался чуток передохнуть — как тут ты еще.

— А, так ты кушать топал? Давай я с тобой. По дороге расскажу.

— Чего расскажешь-то? — поинтересовался Леонид, уже возобновив свой путь к храму еды.

— Нам новые игрушки привезли.

— В смысле?

— Офицерам и всяким танкистам да летунам вместо ТТ теперь новые «пушки» выдают.

— Да? И как?

— «Оружие персональной обороны». Уж точно не ротной, ха-ха. А вообще — что-то среднее между пистолетом и автоматом. Нашему полку пока не выдали, на днях будут. На вид штука хорошая, хотя странновато выглядит, — ПП, внешне сильно напоминающие израильские «Узи» и чешские Sa 23, и вправду были не слишком обычны для советских офицеров, — только один фиг, если какая заварушка, мы с тобой опять за автоматы возьмемся. Но остальным может и пригодится, — Шимазин пожал плечами.

— Какая еще заварушка? — Васильев насторожился. — Японцы же капитулировали?

— А про Альянс ты не забыл? — иронично посмотрел на сослуживца Шимазин.

— Да ладно! Там же не идиоты сидят. Они чего, не видят, что мы их уделаем? Они вон с япами боролись сколько, а мы их за неделю к ногтю прижали, — не согласился Леонид.

— Идиоты не идиоты, но ты последний месяц по Союзам да Арнемам гостил, а мы, неусыпно несущие свою службу здесь, на передовой самого передового строя на земле, — Терентий хохотнул получившемуся каламбуру, — должны видеть и понимать больше, чем простые советские люди.

После этой фразы, введшей Васильева в ступор, комбат заржал как лошадь, вызывая недоуменные взгляды проходящих мимо людей.

— Это сейчас что такое было? Кто вы такой и что сделали с майором Шимазиным?

— Ой, не могу, ты бы видел сейчас свою рожу, нет, правда. А всего-то и стоило, что немножко процитировать своего замполита.

— Хватит фигней страдать, Терентий. Правда. Тут что, какие-то слухи ходят? — уже серьезно спросил Леонид.

Вечно зубоскалящий офицер убрал с лица улыбку и уже совсем другим тоном заметил:

— Если б только слухи. У нас же недалеко аэродром летунов. Ну вот, я там пару ребят знаю — совместный футбол, баскетбол — ну все такое, выпивали пару раз. Так вот, последнее время наши заморские друзья повадились постоянно нарушать воздушные границы.

— Чьи? Голландские?

— Если бы. Почти всех стран, входящих в этот наш Евразийский союз. Просто Россия далеко, ее границы особо не понарушаешь, а тут — гуляй не хочу. И их газеты… Ты «ОбЗарПресс» читаешь?

— Ну да, временами.

— Заметил, последнее время они как с цепи сорвались? Нас таким дерьмом поливают, что есть у меня — и не только у меня — сильное предчувствие, что все это неспроста.

— Думаешь, полезут? — поинтересовался Васильев, заходя в помещение гарнизонной столовой.

— Ага. Ты вспомни, как немцы перед войной действовали. Точно так же. Да и с торговыми делами — позавчера англичане задержали наш корабль. Уж под каким предлогом — не знаю, но это ведь далеко не первый случай. Чувствуется проторенная дорожка.

— Неверной дорогой идут товарищи, — перефразировал классика Леонид.

— Вот-вот. Ладно, ты чего будешь? Я себе мясо по-царски возьму. Нам нового повара прислали — вот это мастер! — Шимазин с интересом уставился в меню, одновременно с удобством устраиваясь за накрытым белоснежной скатертью столом.

— Советуешь?

— Ага. Ты, кстати, его знаешь. Помнишь Ваську Терехина? Так это его брат. Готовит — пальчики оближешь.

Еще пятнадцать минут спустя два офицера с аппетитом уплетали обед, рассказывая друг другу о событиях прошедшего месяца. Отсчет последних мирных дней стартовал.

15 августа 1946 года. Южно-Американская Федерация, Рио-де-Жанейро

Генерал Альверде задумчиво рассматривал собравшуюся в порту толпу. Количество людей было просто огромно — казалось, что весь город отправился к берегу на встречу с возвращающимися из Азии войсками.

Из-за шума заготовленная речь так и норовила исчезнуть из головы президента, заставляя его вновь и вновь пробегать глазами по листку с основными тезисами.

Но, помимо гомона толпы, была еще одна причина, отвлекающая харизматичного лидера Федерации, — шестое чувство и пятая точка одновременно чувствовали сгущающиеся над планетой свинцовые тучи очередного шторма войны. Еще недавно средний фон англо-американских газет, где встречались как положительные статьи о Советском Союзе, так и отрицательные, постоянно темнел. А после речи Черчилля в Гарварде, являвшейся почти точной копией Фултонской (с поправками на изменение обстановки, конечно, но все же), эти изменения стали нарастать как снежный ком, превращая серые полутона в откровенно черные.

И это пугало, поскольку начинало казаться, что война уже на пороге. И будет не через год, а вот-вот, буквально сейчас. Что, конечно же, устраивать ЮАФ не могло.

Если честно, то Альверде вообще бы отказался от войны и попытался бы отсидеться в сторонке. Но это с некоторых пор невозможно. Вступления в очередную бойню потребуют обе стороны. И обе не потерпят отказа.

— Жозе, — голос друга отвлек президента от мрачных мыслей, вернув в реальность, — по-моему, тебе пора, — и Гаспар указал на выстроившихся на пирсе солдат прибывшей с далеких берегов Окинавы 7-й гвардейской бронетанковой дивизии.

Благодарно кивнув своему вице-президенту, генерал одернул китель и, поправив берет, широкими шагами вышел на трибуну.

Толпа, увидев своего кумира, взвыла от восторга.

Дождавшись, пока страсти несколько утихнут, Альверде улыбнулся и громко сказал:

— Мои дорогие сограждане! Друзья! Я рад видеть вас всех здесь сегодня, в этот прекрасный день! — простые слова вызвали очередной всплеск народной радости.

— Но мы собрались чествовать не меня. Мы собрались, чтобы отдать дань уважения героям, вернувшимся с битвы за свободу. Храбрым воинам, сражавшимся вдали от дома за мир. Бившихся за него с отвагой и мужеством, достойным величайших! — развернувшись, генерал указал на ровный строй солдат и офицеров. — И я хочу сказать, что наш народ всегда будет готов постоять за себя и за мир! Потому что достоин этого! Ура героям!

— Уррраааа!! — рев толпы, ее энтузиазм и энергия били через край.

Альверде простер над людьми руки, словно волшебник добившись тишины.

— А теперь я хочу, чтобы мы все вспомнили о тех тысячах борцов, которым уже не суждено вернуться домой к своим женам и невестам, детям и родителям. О тех, что пали на полях сражений, защищая свои дома. — Тишина, воцарившаяся на площади, казалась еще более торжественной в сравнении с тем шумом, что был здесь же еще пару минут назад.

— И в память о погибших в боях за правое дело соотечественниках мы должны немножко помолчать, — и отец наций Южно-Американской Федерации склонил голову, предварительно сняв берет театральным жестом.

Гаспар, наблюдавший за речью друга, едва не захлопал. «Нет, Жозе и в юности умел поговорить, но так… Мой дорогой друг растет над собой. Как сказал бы Станиславский — верю. Полностью и безоговорочно верю».

Тем не менее речь друга не спасала от тягостных раздумий. Щелканье метронома, отсчитывавшего минуту тишины, навевало не самые приятные мысли, словно символ последних уходящих секунд относительного спокойствия. Бразильскому министру обороны с каждым днем становилось все страшнее — ибо не увидеть приближающийся шторм мог только совсем ничего не понимающий в политике человек.

И, как назло, прибытие последних тридцати тысяч солдат из Японии вновь откладывалось, на сей раз на неделю. А ведь несколько бригад обученной пехоты были бы совсем не бесполезны для обороны огромных территорий Федерации.

Альверде, продолживший свою речь, краем глаза увидел мрачное выражение лица старого товарища и довольно резко закончил свое выступление, призвав народ порадоваться миру, пока не поздно. После чего, заявив, что героям стоит отдохнуть, и вручив нескольким солдатикам заслуженные награды, отбыл восвояси.

— Думаешь, скоро? — вопрос президента, прозвучавший в тишине его лимузина, не требовал дополнительных пояснений. Гаспар, еле заметно кивнув, промолчал.

Глава ЮАФ задумался и после недолгой паузы уточнил:

— До весны дотянем?

На сей раз министр обороны ответил довольно уверенно:

— Вряд ли. В лучшем случае — поздняя осень.

— Они же не полезут на русских зимой? — Альверде, не согласный с мнением друга, отрицательно качнул головой.

— Если они в достаточной степени глупы, чтобы ввязаться в войну со Сталиным, то этого хватит. Я надеялся, что после относительно быстрого поражения немцев Альянсу хватит мозгов не лезть в Россию. А оказалось, что это вызвало обратный эффект. Отшибло последние остатки разума, — Гаспар невесело усмехнулся. — Их даже разгром японцев советскими танковыми армиями не вразумил. Скорее раззадорил.

— С этим точно не поспоришь. — Президент вспомнил недавнюю встречу с американским послом. — Они убедили себя, что поставили Японию на грань поражения, а русские лишь только ее добили. И новые русские танки их не пугают.

— У них есть «Першинг» и способности производить его в больших количествах. Думают, что он не хуже последних «тридцатьчетверок» или чего у русских там уже на вооружении, — пожал плечами генерал Гаспар. — Плюс огромное количество самолетов. Десятки тысяч. Вот и считают, что этого хватит.

— А может, еще не поздно? Сменим сторону? — Альверде внимательно посмотрел на друга.

— Атомная бомба, — просто ответил тот. — У Сталина есть, у Трумэна нет.

Президент устало вздохнул и посмотрел в окно летящего по Рио к его резиденции авто. Вид веселых людей на улицах вызывал грусть.

— Сколько их погибнет, Жозе? — этот вопрос Альверде задал скорее себе, чем своему министру обороны.

— Много. Очень много, — тем не менее ответил генерал. — Но мы будем на стороне победителей.

— Главное, чтобы победа не стала пирровой, Жозе. В любом случае у нас есть пара козырей, о которых янки не подозревают. — И, помолчав, Верховный Главнокомандующий ЮАФ добавил: — Надеюсь, что мы не ошиблись, сдернув Бразилию с прежнего пути. Может, лучше было бы не дергаться?

— И пустить себе пулю в лоб? Мы с тобой вместе выбрались из фавел, Жозе. Хуже, чем там, уже не будет. И если бы не вмешались — вся страна превратилась бы в одну большую фавелу. Поскольку Варгас полез бы в войну на стороне США. Причем полез бы, не имея ни серьезных войск, ни экономики. И это был бы конец. Я не знаю, сколько у Сталина бомб, но нам много и не надо. А сейчас у нас неплохой шанс выжить. И не просто выжить, но и победить.

— Я молюсь Господу, чтобы ты был прав, дружище. Поскольку без его помощи нам будет не просто тяжело…

Радующиеся солнечному дню жители Рио-де-Жанейро не знали, что их городу оставалось существовать не так уж и долго…

22 августа 1946 года. Великобритания, авиабаза Королевских ВВС «Святой Моган»

С самого утра база стратегической авиации Альянса выглядела разворошенным ульем. Постоянно подъезжали и отъезжали грузовики, генералы орали что-то в трубки телефонов, пытаясь перекричать шум десятков авиадвигателей, кружили высоко в небесах эскадрильи истребителей.

На фоне множества других офицеров капитан Джеймс Стэплтон выглядел на редкость спокойным. Его стальная ласточка уже была тщательно проверена, заправлена и загружена боеприпасами и только лишь дожидалась команды на взлет.

Несмотря на внешнюю расслабленность, командир одной из многочисленных «Суперкрепостей» был предельно собран и сконцентрирован. А иначе и быть не могло — в отличие от множества сослуживцев, капитан полагал, что легкой победы Альянсу не светит.

Выруливая на взлетную полосу, Джеймс быстренько совершил традиционный ритуал, помогавший ему выживать вот уже несколько лет — сначала в небе над Европой, потом над далекой Японией. Последовательно поцеловав фотографию жены и крест, капитан размашисто перекрестил штурвал и произнес:

— Спаси и сохрани. — Голос офицера неожиданно дрогнул. Он вдруг осознал, что, несмотря на многолетний боевой опыт, ему страшно. Видимо, потому, что Сталин выглядел опаснее Хирохито и Гитлера, вместе взятых.

Наконец, многотонная «Суперкрепость» заняла свой эшелон рядом с десятками своих сестер. Темнеющее небо наблюдало, как сотни английских и американских самолетов, набирая высоту, направляются в сторону континентальной Европы, жители которой не подозревали, что несколько часов спустя для них начнется кошмар.

Капитан вывел свои бомбардировщики на цель без особых проблем. Военную базу Советов, расположенную в Арнеме, ждал неприятный сюрприз.

Ад Третьей мировой войны разверзся.

23 августа 1946 года. Москва, Кремль

— Опять проспали! — Вождь был не в настроении. — Что с Гитлером, что с этими! Нам теперь что, опять ждать пришельцев из будущего, чтобы справиться с проблемой?

— Товарищ Сталин, несмотря на то что ущерб, причиненный бомбардировками, достаточно серьезен, территория Советского Союза не пострадала. Попытка налета на наши кавказские нефтепромыслы была отражена. — Рокоссовский уверенно подошел к огромной карте и ткнул в нее указкой. — Зенитные ракеты оказались неприятным сюрпризом для противника. Как и наши реактивные истребители. Альянс потерял не меньше сотни тяжелых бомбардировщиков только там.

— А Европа?

— Румыния подверглась серьезному, но не смертельному удару. Наши военные базы в Голландии и Бельгии тоже понесли урон, но там вовремя сработали системы предупреждения, поэтому среди техники и личного состава потери невелики. Основной удар приняло на себя гражданское население.

— Хорошо, что хоть радары развернули, — буркнул Сталин. — Что мы предпринимаем в ответ?

— Атака англичан в Иране отбита. Более того, наши войска перешли в контрнаступление. — Рокоссовский дождался, пока поменяют карту, и провел несколько линий.

— Мы полагаем, что на этом направлении Советская Армия разгромит войска Альянса достаточно быстро.

— Почему? Я так полагаю, что за океаном не идиоты сидят и приготовились к войне на этом ТВД. — Настроение вождя лучше не становилось.

— Дело в том, товарищ Сталин, что процент частей, оснащенных новейшей техникой, в Иране достаточно высок. Учитывая качественное превосходство наших новых танков над английскими и американскими, здесь все закончится весьма скоро. На отдельных направлениях войска Иранского фронта уже продвинулись на двадцать-тридцать километров.

— Что в Азии?

— Гоминьдан, подкрепленный силами Альянса, атакует войска Мао. Пока более-менее успешно. Кроме того, американцы пытаются высадить десант в Корее.

— Успешно?

— Бои идут на нескольких плацдармах, товарищ Сталин. Сильных продвижений противника пока нет, — ответил уже Жуков.

— И, надеюсь, не будет. Как Югославия?

— Там мы отходим. Как и в Австрии, — министр обороны пожал плечами.

— Товарищ Жуков, это еще почему?

— Противник ввел в бой силы, значительно превосходящие наши. И большое количество новых танков и авиации. Но пока наиболее опасным направлением представляется вторжение Турции в Болгарию, — мрачно заметил маршал. — Там у нас складывается аналогичная с Югославией картина — противник наступает большими силами, при поддержке значительного числа бронетехники и авиации. Учитывая, что реактивных истребителей у нас пока не так много, ВВС все еще не способны обеспечить устойчивое превосходство наших сил в воздухе на всех театрах военных действий. Вот и приходится выбирать. Мы выбрали прикрытие Кавказского направления — и это уже дает результаты. Но пока приходится отходить во избежание окружений.

— Есть еще плохие новости?

— Да, — неожиданно голос подал Молотов, — в Греции восстание. Явно проанглийское. Так что здесь у Альянса появляется еще один плацдарм, поскольку правительственные войска, очевидно, проигрывают борьбу.

Сталин поморщился, но тем не менее спокойно произнес:

— Ладно. Общая картина более-менее ясна. Ваши предложения?

— Ядерный удар по авиабазам противника, — предложение Ледникова, поданное простуженным голосом, вызвало интерес.

— Уже не по городам, да? — хитро прищурившись, посмотрел на своего советника Иосиф Виссарионович.

— Это мы всегда успеем. А сейчас одновременная потеря нескольких сотен самолетов может оказать сверхмощное воздействие на боевой дух англо-американских армий. В то время как применение спецбоеприпасов по городам Великобритании и США вызовет ответные меры.

Вождь задумчиво наклонил голову. Затем, помолчав некоторое время, повернулся к Рокоссовскому:

— А вы что думаете, Константин Константинович?

— Я считаю, что пока рано применять атомное оружие. Мы неплохо справляемся и без него, а раскрывать свой главный козырь, очевидно, преждевременно, — полководец несколько извиняющимся взглядом посмотрел на Ледникова. Тот, пожав плечами, пробормотал:

— Логично.

— Товарищ Жуков? — Сталин желал выслушать мнения всех присутствующих.

— Согласен с товарищем Рокоссовским. Атомное оружие пока применять не стоит.

— Вячеслав?

Министр иностранных дел виновато развел руками:

— Я против бомбежки гражданского населения. Но применение против войск противника мы могли бы объяснить мировому сообществу. Хотя, зная повадки Альянса, можно с уверенностью говорить, что они ответят химией. Поэтому нет, — Молотов помотал головой.

— Товарищ Берия?

Один из фактических создателей советского ядерного оружия спокойно заметил:

— Я — за. Нанеся одновременно несколько десятков ударов по крупнейшим авиабазам противника, мы серьезно подорвем потенциал его ответного удара. Кроме того, можно спокойно заявить, что при применении химического оружия против наших городов мы превратим их страны в пыль.

— Но у нас же нет столько бомб? — недоуменно высказался Ворошилов.

— Зато они этого не знают, — спокойно отпарировал глава МВД.

— Хм, а ведь правда. Тогда я тоже — за.

— Товарищ Микоян?

— Я в военных вопросах не специалист, поэтому с вашего позволения, товарищ Сталин, воздержусь.

Вождь задумчиво походил вдоль накрытого неизменным зеленым сукном стола. Повертел в руках трубку, явно желая покурить. Со вздохом отложил. И, наконец, несколько минут спустя сказал:

— Пожалуй, пока использовать спецбоеприпасы рановато. Но это не значит, что применять мы их не будем. С этим решили. Итак, какой у нас план, товарищи?

Поднялся Жуков. Подойдя к висящей на стене огромной карте Евразии, он размашистыми движениями очертил несколько областей.

— На данный момент нашей основной заботой является вытеснение противника из Южного Ирана. По окончании этой операции мы вторгнемся в Ирак и параллельно будем наращивать группировку на границе с Индией.

В Европе нашей задачей является недопущение противника в глубь континента. Немецкие союзники уже перебрасывают дивизии в Болгарию и на юг Австрии. Но их основной задачей все же является недопущение высадки войск Альянса в Западной Европе. И они же будут щитом Советского Союза в случае, если Франция решится начать активные действия против нас. Наш контингент в Румынии также перебрасывается в Болгарию для помощи Софии. Австрийская группировка маршала Конева уже вступила в бои на итальянской границе.

— Надеюсь, успешно?

— Более чем. Танки ИС-7 являются огромной проблемой для войск Альянса. Если вам еще не доложили, то во вчерашнем бою командир 7-го Отдельного тяжелого танкового полка полковник Лавриненко за один бой уничтожил двадцать восемь танков противника, фактически остановив его продвижение в районе города Зельден.

— Слышал-слышал, — Сталин кивнул. — Товарищ Лавриненко у нас военный опытный, имеет множество наград. Хотя не помешает его еще разок наградить. Ладно, что еще?

— Теперь к Дальнему Востоку. В Корее маршал Малиновский обещает вскоре сбросить десант Альянса в море. Кроме того, маршал Чуйков помогает нашим китайским друзьям, как уже делал несколько лет назад. Сейчас мы активно вооружаем их оружием с японских складов. Товарищ Мао и его армия уже много раз демонстрировали стойкость, так что не думаю, что Гоминьдан победит. Но, учитывая, что на этом ТВД у нас не слишком много сил, проблемы будут, товарищ Сталин.

— Ясно. Тогда не буду вас больше задерживать, товарищи. Завтра с утра я хотел бы увидеть уже более детальные планы.

Мировая бойня начала набирать обороты.

25 августа 1946 года. Австрия, неподалеку от итальянской границы

Капитан Льюис поднес к глазам бинокль довольно давно, но никак не мог оторваться. На зеленой траве виднелось несколько закопченных корпусов, грязные пятна, валяющаяся в стороне башня, похожая на скомканную тряпку, торчащий из земли пушечный ствол и еще… Он долго всматривался в темный предмет, пока наконец не догадался, что это остатки бронетранспортера.

— Мать моя женщина! Скольких же здесь в клочья порвало? — наконец, опустив бинокль, спросил американский офицер.

— Четырнадцать танков — как корова языком слизала. Это их «Сталины» расстреляли. — Стоявший рядом сержант затянулся последний раз и щелчком отправил окурок на землю, после чего не слишком уважительным тоном добавил: — Сэр.

Некоторое время сержант молчал, раскуривая очередную сигарету. Наконец, справившись с сим непростым занятием — ветер гулял тот еще, — он продолжил:

— Я это видел, кэп. Избиение младенцев. Четыре «Файрфлая» застали его врасплох. Открыли огонь ярдов с шестисот. Пустая затея. Видите вон того? — сержант ткнул рукой в самый дальний корпус.

— И?

— Он добрался до двух сотен ярдов, сэр. И все равно не пробил броню русского. Тот вообще вел себя так, словно по нему стреляют из рогаток. Никакой реакции. Вообще. Просто перестрелял всех из своего чудовища, а потом ушел.

— Пытались зайти с фланга?

Вместо ответа солдат кивком головы показал на два обгорелых корпуса и останки БТР.

— Но как?

— У комми помимо пушки еще и чудовищные пулеметы. И он прекрасно ими умел пользоваться. Изуродовал все, что ездило. Танк лейтенанта Дорна вообще обездвижил. А потом спокойно добил. Как будто на полигоне. Но у нас был бы шанс. Если бы не появилось еще два таких же. Когда это случилось, майор решил отступить. От греха подальше. Кто же знал, что эти монстры стреляют так? — последнее слово американец буквально выплюнул.

Означенный офицер погиб во взорвавшемся танке, получившем стотридцатимиллиметровый снаряд с расстояния в три километра.

— А как же авиация? Вы их вызывали? — Американский офицер из штаба Паттона все никак не мог поверить, что одна танковая рота остановила продвижение дивизии.

— Еще бы. Конечно, вызывали, сэр. Прилетело звено «мустангов», — сержант говорил медленно, делая частые остановки для того, чтобы затянуться.

— Не помогло?

— Помните, я говорил про пулеметы комми, сэр? На крыше этого их танка строенная установка. «Мустанги» прилетели, когда русских было уже трое. Девять стволов.

— Ребята из 12-й Воздушной армии — опытные ветераны. Это не должно было сильно им помешать, — капитан недоверчиво посмотрел на сержанта. Тот, пожав плечами, показал на небольшую рощу в паре километров от них:

— Оттуда еще что-то работало. Судя по звукам — что-то автоматическое и с большим количеством стволов. Так что бравые «двенадцатые» смылись, не добившись никакого результата. И если бы не наша артиллерия, то я сейчас с вами бы не разговаривал, сэр.

Последнюю фразу американец проговаривал, уже садясь в штабной «Виллис» капитана, явно планируя доехать до своей части с ветерком. Льюис не возражал.

Его гораздо больше беспокоила обстановка на их участке фронта. Успешно вроде как начавшееся наступление начало буксовать уже через день. Хотя первые проблемы появились спустя несколько часов.

Больше всего настораживало не до конца завоеванное превосходство в воздухе. Русские и немцы оказались более чем серьезными соперниками, отчаянно сопротивлявшимися и наносящими все более и более серьезный урон воздушным силам Альянса. Особенно это касалось тяжелых бомберов, в первые же налеты понесших попросту огромные потери. В войсках эту информацию, естественно, не распространяли, но капитан слышал, как матерился генерал Паттон, получив данные о вернувшихся из налета на советские базы самолетах.

«Так что же, выходит, что русские готовы? И мы сейчас движемся в огромную ловушку, вроде тех, что они устраивают для медведей в своей жуткой Сибири?»

Льюиса передернуло от подобной мысли. Сидевший рядом сержант усмехнулся, полагая реакцию капитана следствием картины дымящейся техники на месте вчерашних боев. Несмотря на их не слишком приятный результат, он не унывал, полагая, что прибывающие из резерва «Першинги» будут в состоянии справиться с немногочисленными тяжелыми танками большевиков.

С «рысями» ветеран японской войны еще не сталкивался…

СОВЕТСКИЕ ТАНКИ ПОСЛЕДНЕГО ЭТАПА ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ.

Из серии статей «Наша Победа», «Комсомольская правда», 1982 год

Последний этап Второй мировой войны, часто также выделяемый в отдельную, Третью мировую, войну, характеризовался наиболее масштабным применением бронетехники в истории. С самого начала боевых действий в Европе Германией, а затем и Советским Союзом была продемонстрирована абсолютная необходимость в оружии, появившемся на полях сражений еще в годы Первой мировой (империалистической) войны.

Окончание советско-германской войны необходимость совершенствования танковых армий не отменило. И правительство СССР в целом, и товарищ Сталин как его председатель в частности осознавали, что конфликт с Альянсом неизбежен. И именно танковые армии виделись одной из наиболее важных составляющих вооруженных сил.

Сразу стоит отметить, что принятый на вооружение уже в начале 1946 года танк Р-45 (Т-1000) ознаменовал переход к совершенно другому, новому поколению бронетанковых сил. Эта машина, будучи всего на 5 тонн тяжелее принятой годом ранее в ГДР на вооружение «Пантеры 2», превосходила ее полностью и безоговорочно по всем тактико-техническим характеристикам, включая и традиционно на тот момент больные места советской бронетехники — систему управления огнем, и удобство экипажа.

Мощнейший дизельный двигатель, изначально разрабатываемый для тяжелых танков (в частности, для тяжелого танка прорыва ИС-7), будучи примененным на значительно более легкой машине (хотя и являвшейся тяжелой по классификации, применяемой в то время), позволил получить необычно высокую подвижность, сравнимую с таковой у наиболее массового на тот период в Советского Армии среднего танка Т-44.

Основным орудием Р-45 являлась нарезная пушка калибра 122 миллиметра, разработанная конструкторским бюро Грабина. На тот момент это было самое мощное танковое орудие в мире, уступающее лишь главному калибру танка ИС-7. Новаторские идеи, такие, как полуавтоматический затвор, двухплоскостная система стабилизации, механизм подачи снарядов из боеукладки, переднее расположение двигателя, — все это превращало советскую «рысь», как ласково прозвали танк солдаты, в сильнейшую машину на поле бое. Даже ИС-7, обладавший для своих шестидесяти трех тонн хорошей подвижностью и великолепными показателями огневой мощи и защищенности, проигрывал этому танку по комплексным показателям. А учитывая, что в производстве Р-45 оказался дешевле последнего тяжелого танка СССР почти в четыре раза, неудивительно, что ИС-7 был выпущен лишь сравнительно малой серией.

Нужно также отметить сильное вспомогательное вооружение «рыси» — дистанционно управляемый крупнокалиберный пулемет Владимирова и спаренный с пушкой ПДТ.

Р-45 был также уникален и в том смысле, что принимался на вооружение по частям — сначала двигатель, потом орудие, потом ходовая часть… И хотя подобный подход добавил конструкторам и инженерам головной боли, он тем не менее позволил обеспечить поставку значительного числа «рысей» в войска до начала боевых действий.

Результатом же усилий многочисленных заводов и КБ стало появление фантастического танка, наводившего на противников ужас одним своим присутствием.

Завершая разговор о танке Победы, стоит лишь вспомнить, что этот первый образец совершенно новых, основных боевых танков — тяжелых по весу и вооружению, но средних по подвижности — стал логичным завершением проекта А-44, начатого в Харькове еще до советско-германского конфликта.

Однако на момент начала боевых действий в войсках Р-45 было относительно немного, поэтому в первые недели и месяцы Третьей мировой войны наиболее многочисленным представителем танковой промышленности Советского Союза на поле боя был танк Т-44, принятый на вооружение в начале 1943 года.

Этот образец советской бронетехники заслуживает отдельного рассказа. Фактически являясь «родителем» Р-45, этот танк появился в Советской Армии уже в начале сорок третьего года, как об этом уже говорилось. Но началась его история гораздо раньше.

В ходе работ по модернизации танка Т-34 в КБ завода № 183 (Харьков) под руководством А. А. Морозова еще в марте 1941 г. велась конструктивная проработка проектов танка А-44 с различными вариантами основного вооружения и более мощной броней. Эскизный проект был выполнен ведущим конструктором А. Бером к 20 апреля 1941 г., и в мае того же года на заседании макетной комиссии представили модель танка в масштабе 1:10. Проект получил одобрение, и во втором полугодии планировалось продолжить работы в этом направлении, а к 1942 г. построить опытный образец. Тем не менее начавшаяся война с гитлеровской кликой помешала выполнить задуманное в срок — проект А-44 был заморожен.

Однако уже в марте сорок второго года, когда стратегическая обстановка окончательно сложилась в пользу Красной Армии, работа закипела с новой силой. Сама идея иметь танк массой около 40 тонн, вооруженный мощным орудием (коим была выбрана ЗиС-6М, 107-мм пушка с длиной ствола в пятьдесят четыре калибра), с высокой подвижностью и отличной бронезащитой была благосклонно принята в Комитете Обороны. Это особенно понятно в свете того факта, что руководством СССР предполагалось появление на вооружении армий Рейха тяжелых танков, а едва налаженное производство «Иосифа Сталина» давало фронтам не так много машин, как того хотелось ГКО.

Как бы то ни было, уже летом сорок второго года первые образцы «сорок четверки» были готовы для испытаний. Машина показала себя прекрасно — однако список выявленных недостатков был весьма и весьма значителен, что потребовало продолжения работ, успешно завершенных к концу сорок второго — началу сорок третьего года.

До сих пор многие эксперты считают первым представителем основных боевых танков именно получившийся в результате доработок А-44, пошедший в серию с индексом Т-44.

Эта «рабочая лошадка» Красной Армии вынесла на себе много боев с войсками АДА, оставаясь на вооружении еще много лет после окончания войны с Альянсом. Неприхотливость в обслуживании, дешевизна и технологичность производства в сочетании с отличными ТТХ надолго определили место этого замечательного танка в строю. Причем не только в стройных рядах армий Советского Союза, но и всего мира — от Китайской Народной Республики до Южно-Американской Федерации.

Многократно модернизируясь, Т-44 еще много десятилетий верой и правдой нес свою службу по защите нашей Родины.

Но «не танками едиными» — так, перефразируя слова маршала Буденного, можно сказать про советские механизированные бригады, оснащенные, помимо танков, боевыми машинами пехоты.

БМП «Лаврентий Берия» впервые поучаствовали в бою еще во время советско-германского конфликта, постоянно модернизируясь и совершенствуясь. Уже к концу сорок третьего года на вооружение Советской Армии принимается третья модификация этой замечательной машины, являющаяся радикальным шагом вперед.

ЛБ-1 и ЛБ-2 были легкими и дешевыми машинами, предназначенными для увеличения мобильности и боевых возможностей пехотных подразделений, но не имеющих возможности защитить себя при встрече с танками противника. Их спасением была многочисленность — машины, технологичнее и дешевле ЛБ-2, у Советской Армии не было еще долго.

В то же время ЛБ-3, созданная на основе Т-44, по сути своей уже была своего рода танком (все-таки вес — больше 30 тонн!), предназначенным для доставки пехотного отделения непосредственно к месту столкновения, поддержки в ходе боя, а также для защиты от средних танков врага.

Так, пятидесятисемимиллиметровая автоматическая пушка С-60Т (также разработки Грабинского КБ) с селективным боепитанием, при использовании разработанных в НИИ Вооружений и Боеприпасов (г. Будущее) подкалиберных снарядов, уверенно пробивала лобовую броню американского танка «Першинг» с 850 метров (бортовую — с 1200).

При этом толщина и качество брони БМП ЛБ-3 позволяли ее экипажу уверенно чувствовать себя в противостоянии с врагом как на открытой местности, так и в городских боях.

В последнем случае надо отметить особенно ценное свойство С-60Т — эта пушка имела довольно высокий уровень возвышения (поскольку при проектировании предполагалось, что она сможет использоваться для постановки заградительного огня ПВО), что позволяло применять ее против целей на верхних этажах зданий.

В качестве вспомогательного вооружения использовались крупнокалиберный пулемет ДШКМ и спаренный с орудием ПДТ. Впоследствии БМП ЛБ-3 получила в свое распоряжение еще одно грозное оружие — управляемые ракеты «Малютка».

Несмотря на то что наиболее массовой БМП в Советской Армии был и остается ЛБ-2 и его последующие модификации (как уже говорилось, это определялось ее ценой и технологичностью, а также умением плавать), именно БМП-3 стала настоящим символом механизированной пехоты, служа ей надежным укрытием в боях и удобным средством передвижения на маршах.

Еще одним неоспоримым «знаком качества» советских танковых войск был (и, пожалуй, в определенной степени остается) «еж» — официальное название ЗСУ-4-30. Эта весящая почти тридцать две тонны уникальная машина, предназначенная для целей ПВО (и уверенно с этими целями справлявшаяся!), с успехом использовалась против вражеской бронетехники, пехоты и укреплений. При этом «ежа» боялись даже вооруженные крупнокалиберными орудиями танки, ибо длинные очереди осколочно-фугасных снарядов, выпускаемые советской ЗСУ, полностью уничтожали приборы наблюдения, повреждали ходовую часть, пушку, пулеметы. После чего вражеским экипажам ничего не оставалось делать, кроме как сдаваться, — ведь после подобной экзекуции грозная боевая машина становилась бесполезным инвалидом, требующим капитального ремонта…

Под конец необходимо вспомнить артиллерию, а именно ее подвижный вид — САУ. Легкобронированная «Акация», поступившая на вооружение в середине сорок четвертого года, успешно выполняла роль мобильного «Бога войны» в течение всей Третьей мировой войны. Ее старший собрат «Пион» — мощная САУ со 152-мм орудием — появился уже к концу войны, и значительного воздействия на ход боевых действий не оказал. Но тем не менее послужил мощным средством для контрбатарейной борьбы, отлично зарекомендовав себя в полковых тактических группах.

Именно это оружие стало мечом и щитом танковых войск Советского государства, защищавшегося от небывалой в истории человечества агрессии…

26 августа 1946 года

Появление множества самолетов в ночном небе Британии прошло незамеченным. Три десятка Ил-28, каждый из которых нес по две однотонные планирующие бомбы объемного взрыва, стремительно приближались к своей цели — заводам Роллс-Ройса.

Казалось бы — ну что такого могут сделать шестьдесят бомб огромному моторостроительному производству? Особенно в ночном вылете.

Как оказалось несколькими часами спустя — очень даже много чего. Все-таки точность этих красавиц превышала таковую обычных бомб (про которые какой-то из летчиков-шутников достаточно точно высказался: «Советские бомбы очень точны. Каждая гарантированно упадет на землю») на порядок.

Пилот ведущего «ила», майор Строганский, даже секунды не сомневался, когда получил такой приказ. Уж очень ему запало в душу высказывание одного из американцев в интервью какой-то из английских газетенок. Когда того спросили, что он чувствует, когда сбрасывает бомбы на спящие города, тот ответил: «Сотрясание фюзеляжа». Шутник, блин.

Теперь советские ВВС, после нескольких «хождений в гости» самолетов Альянса на территорию Евразийского союза, решили нанести ответный визит.

Майор понятия не имел, что в тот же самый момент к базе английского флота в Скапа-Флоу подлетает втрое большая группа «илов», вооруженных противокорабельными ракетами.

Да его это и не интересовало. Подходя к цели, он с каким-то просто нечеловеческим спокойствием бросил в микрофон:

— Начали, — и приготовился к сбросу бомб.

«А ведь прав был американец. И правда чувствуется только лишь сотрясание фюзеляжа. Ну и немножко злорадства».

— Наш Советский Союз покарает весь мир капитала — жди, мы придем! — Строганский сам не заметил, как начал напевать переделанный советский марш из третьего Red Alert'a, первый раз услышанный им еще несколько лет назад в Москве. — Над Землей везде будут петь: свобода, братство — ныне и впредь.

Далеко внизу вспухли огромные огненные шары от тяжелых бомб.

На майора неожиданно накатила волна чуть ли не эйфории — и он даже не знал почему. Но хотелось петь громче и громче. Волевым усилием заставив себя успокоиться, пилот начал разворачивать машину на обратный курс.

Поднятые по тревоге ночные истребители английской ПВО обнаружили советские бомбардировщики слишком поздно, но все равно попробовали догнать. Не получилось. Русские самолеты неожиданно резко увеличили скорость и стремительно исчезли в небе над Ла-Маншем…

27 августа 1946 года. Южная Корея

Никита Голенко лежал на земле, широко раскинув руки и бездумно глядя в темное небо. Последние несколько дней были одним постоянным боем — и даже если в данный конкретный момент вокруг не стреляли, то это не значило, что за кустом не притаился американский морпех с базукой.

Поневоле вспомнился разговор с пленным танкистом Альянса, дико раздраженным тем, что его «Першинг» оказался значительно слабее советской «рыси». Он никак не мог взять в голову, какой смысл в том, чтобы размещать двигатель спереди? Ведь при работе он нагревается и портит видимость. Да и ремонтируется сложнее. А все равно лучше его машины…

Капитан усмехнулся. Буржуй не понимает, что танк — не самое главное. Танкист — вот что по-настоящему важно. Ведь сколько нужно времени, чтобы сделать танк? Уж точно меньше месяца… даже меньше недели — и это от начала до конца.

А подготовить экипаж? Правильно — до хотя бы более-менее нормального уровня нужно минимум месяца три. А лучше четыре. Или вообще полгода. И это не учитывая тот факт, что вообще-то человеку надо еще восемнадцать лет, чтобы из младенца превратиться в военнообязанного.

Плюс не забудем то, что опытный танкист повышает эффективность своей боевой машины на весьма приличную величину. Может, даже и на порядок.

Чему пример вчерашний бой. Рота Голенко — девять «рысей» и два «ежика» наткнулись на механизированную колонну Альянса — десяток «Першингов» и столько же бронетранспортеров. Плюс многочисленные грузовики. И что?

Первые же выстрелы гвардейцев подняли настоящую панику в конвое. Надо отдать американцам должное — они хотя и растерялись в первые мгновения боя, но все же попытались развернуться в боевой строй. Из-за ошибки Никиты, отдавшего приказ на открытие огня слишком рано, это им даже удалось. Но что толку, если половину своих снарядов экипажи «Першингов» всадили в «молоко»? А тех, что все-таки попали в Р-45, было однозначно недостаточно?

Да и стреляли американцы значительно медленнее — все-таки сказывалось наличие в советских машинах помогающего заряжающему механизма.

Но потери у Голенко все же были — один из «ежей», держащихся позади, еще два дня назад проморгал английскую противотанковую пушку на своем фланге. На счастье советских танкистов, расчет орудия, удачно подбивший ЗСУ первым же выстрелом, далее начал обстреливать идущую на фланге «рысь» старшего сержанта Молодчанина. Тот, не растерявшись, молниеносно развернул свой танк, разом лишив британцев надежды на свое уничтожение — лобовая броня Р-45 была слишком серьезным препятствием для их семидесятишестимиллиметрового орудия. Но они все же попытались — успели сделать аж два выстрела и один раз попасть, прежде чем прилетевший осколочный снаряд поставил кровавую точку в той стычке. Но экипажу сгоревшего «ежа» это уже не помогло…

Откуда-то справа донесся шорох. Капитан инстинктивно схватился за лежащий рядом «стечкин» — на Дальнем Востоке танкистам «оружие персональной обороны» выдали давно, еще перед японской операцией.

— Товарищ капитан? — появившийся из-за танка сержант, тот самый Молодчанин, напряженно замер, смотря в притягивающее взгляд дуло. Никита убрал пистолет-пулемет и знаком пригласил сержанта присесть рядом.

— Не спится?

— Угу, — сержант кивнул.

— Вот и мне тоже. А ведь хорошо здесь, да, Дима?

— А то, товарищ капитан. Места красивые, жалко только, что войной порченные, — танкист кивнул в направлении видневшейся в стороне воронки.

— Ничего. Вот надаем буржуям по голове, чтоб не лезли, — и тогда заживем. Хотя дома гораздо лучше.

— А вы откуда, товарищ капитан?

— Где я только не жил, — Никита улыбнулся. — А вообще — из-под Сталинграда.

— А-а-а. А ваша «рысь» случайно не…?

— Ага. Сталинградская. Специально узнавал. Так что можно сказать, подарок от земляков, — и Голенко чуть ли не нежно похлопал стальной борт.

— А как там, в Сталинграде?

— Красиво. Один из красивейших городов на Волге. Зеленый весь… а набережная… — Никита закатил глаза, всем своим видом демонстрируя восторг. — Но самое главное, девушки там — симпатичные почти все, а через одну — красавицы. Я свою жену именно там и нашел. На набережной, — Голенко улыбнулся воспоминаниям. — Вот закончим, Дима, с капиталистами — и домой, коммунизм строить.

— Вы так свой город расписали, товарищ капитан, что я вот и думаю, мож, мне тоже туда после войны поехать?

— А почему бы и нет? У нас и институты есть, и заводы. Парень ты умный, видный, награды есть. Пробьешься в люди. Только чего ты не к себе-то домой?

— Да нет у меня больше никого, товарищ капитан. Мамка старая была, в деревне, в Белоруссии. Да там всех фашисты сожгли! — Голос молодого сержанта дрогнул.

Помолчали, внимательно вслушиваясь в ночь. Где-то недалеко щебетала незнакомая птица, ее вторили какие-то насекомые.

Глядя на зеленую траву, нещадно примятую тяжелыми гусеницами и теперь медленно распрямлявшуюся, Никита вдруг подумал: «А ведь природе все равно, что мы тут делаем. Строим или разрушаем, миримся или воюем. Она просто живет. И зачем все это, — взгляд обратился к воронке от бомбы, на которую еще недавно указывал Молодчанин. — Затем, что иначе нельзя. Эти заморские уроды прикрываются высокими речами и словами — но по факту им наплевать. Несут нам демократию, ага. Бомбардировками! — Голенко сам не заметил, как начал себя накручивать. — И если отступить сейчас, это будет воспринято лишь как слабость. Они не удовлетворятся частью мира. Он нужен им весь. Полностью».

Решительно врезав кулаком по земле, Никита резко встал, вызвав удивленный взгляд сержанта.

— Дим, иди-ка ты спать, да и я пойду. Завтра в бой, нужно поднабраться сил.

— Есть идти спать, товарищ капитан!

Десятью минутами позже в засыпающем мозгу гвардейца светилась лишь одна мысль, строчка из еще одной популярной песни: «А значит, нам нужна одна Победа, одна на всех — мы за ценой не постоим».

28 августа 1946 года. Австрия, неподалеку от итальянской границы

Майор Васильев с абсолютно спокойным видом наблюдал за бегущими на него в атаку фигурками в форме американской армии. Среди них постоянно кто-то падал и больше не поднимался — все-таки оставшийся в армии Охлопков свой талант не растерял, а СВД била получше СВТ. Но, несмотря на потери, янки отважно шли вперед, перебегая от одного укрытия к другому.

Передовая линия обороны батальона молчала — работали только снайперы. Учитывая, что разок даже этого хватило, чтобы атака прекратилась — американцы отошли и вызвали артиллерийскую поддержку, — Васильев пока придерживал свой главный козырь в запасе.

Танков на этом участке у американцев почти не было, а те немногие, что все же имелись, были не фонтан — «Шерманы», причем даже не последних модификаций. И главный козырь майора — тяжелые БМП «Лаврентий Берия 3» с пятидесятисемимиллиметровой автоматической пушкой — вполне мог бы с ним справиться. Но Леонид был уверен, что время для выкладывания джокера на стол еще не пришло.

Легкий ветерок, гулявший по небольшой ложбинке, где и происходило основное действие, донес до ноздрей комбата вонь от горящего уже почти полчаса танка — РПГ, названная неизвестным шутником «Мухой», была для американского «барбекю» сюрпризом из разряда неприятных.

— Дельгин! — Васильев повернулся к радисту.

— Да, товарищ майор?

— Вызывай артиллеристов. Пусть устроят империалистам огненный душ.

— Так точно!

Короткими раскатами прогрохотал автоматический гранатомет, пройдя цепочкой разрывов в порядках наступающей пехоты. Та совершенно логично залегла.

Несколько раз хлопнули минометы, отправляя восьмидесятидвухмиллиметровые подарки в сторону противника.

Порыкивая моторами, на сцене вновь появились «Шерманы», плюющиеся огнем с коротких остановок.

«Эх, счас бы сюда ребят Лавриненко!.. — мечтательно подумал Васильев. — Или нет… лучше бы даже самого полковника».

— Товарищ майор! — Мысль была прервана появившимся рядом радистом.

Леонид изобразил на лице вопрос.

— Артиллерия сейчас ударит. А еще вас сам комдив вызывает, — сержант, словно извиняясь, протянул трубку комбату.

— Пятый на связи.

— Пятый, щас по янки артиллерия так отработает, что от них мало что останется. Твоя задача — атаковать и к вечеру занять квадрат десять-десять. Понял меня? Это важно!

Васильев развернул карту и бросил взгляд на означенный квадрат. Задача была хотя и не самой простой, но вполне выполнимой. Если, конечно, артиллеристы хорошо постараются.

О чем, собственно, Леонид не поленился немедленно комдиву сообщить. Тот, подумав пару секунд, прошипел из динамика рации:

— Вас понял, Пятый, врежем посильнее. Но смотри, орел, меня не подведи! Конец связи.

Майор, порадовавшись, что до сих пор сохранил наличие БМП в тайне от американских офицеров по другую сторону фронта, повернулся к вытянувшемуся рядом помощнику и коротко сказал:

— Готовь людей, скоро идем в атаку, — и полез в укрытую в замаскированном капонире КШМ на базе все той же ЛБ-3.

Коротко раздав по рации указания командирам всех своих машин, комбат прильнул к перископу, ожидая обещанного комдивом удара.

Море огня, неожиданно вспыхнувшее на позициях американцев, едва не ослепило привычного уже ко всему офицера.

Моторы боевых машин пехоты грозно заурчали, грозя янки серьезными неприятностями. Но тем было сейчас совсем не до этого.

Генерал не обманул — к артподготовке подключились дивизионные «Грады», вгоняя в землю все, что не успело закопаться самостоятельно.

Превратив передовую линию обороны одной из дивизий армии генерала Брэдли в мясной фарш с землей и кровью, «Грады» и дивизионные гаубицы перенесли свой огонь в тыл, перемещая огневой вал подальше от своей пехоты. Но еще за минуту-другую до этого комбат отдал приказ выдвигаться.

Многочисленные автоматические пушки бээмпэшек и пулеметы бэтээров в сочетании с огнем бьющей издалека артиллерии помешали американцам осознать, что роли на поле боя только что кардинально поменялись — и тот, кто только что был атакующим хищником, превратился в не подозревающего об опасности кролика.

— Так вот ты какой, северный олень… — мрачно пробормотал Васильев, увидев в перископ появляющийся из-за холма «Першинг».

— Хрунин! Жми на полной вперед — попробуй зайти этому хрену во фланг.

Идущая крайней слева машина означенного офицера резко ускорилась.

Выросший секундой спустя неподалеку от нее фонтан земли показал, что американец вполне осознал угрозу и постарается ее устранить.

Чертыхнувшись, Васильев приказал еще одной БМП перенести свой огонь на вражеский танк. Пусть с имеющегося на данный момент более чем километрового расстояния ее пушка и не была способна пробить лобовую броню «Першинга», но доставить его экипажу немного неприятных ощущений оказалось вполне в ее силах.

Реакция на влепленную в башню очередь была быстрой — немедленно сменив позицию, танк янки довернул башню и всадил снаряд в лоб атаковавшей его БМП.

Несущаяся на полном ходу, та, выбросив клуб черного дыма, резко остановилась.

Понадеявшись, что переднее расположение двигателя спасет хоть кого-нибудь из экипажа, Леонид довернул перископ, наблюдая за машиной Хрунина.

Его ЛБ-3 был уже метрах в шестистах от американца и, поворачивая в его сторону башню, поливал поле боя огнем из спаренного с пушкой пулемета.

«Стреляй же уже, стреляй!» — Васильеву казалось, что «Першинг» разворачивается с какой-то мистической быстротой, в то время как машина лейтенанта движется еле-еле.

Янки успел выстрелить первым — но не попал, вновь подняв из земли фонтан огня и пыли. На еще одну попытку времени у него уже не осталось — если на поворот орудия американцу его еще хватило, то на поворачивание корпуса — нет. В результате открывший огонь «Берия» словно насадил тонкую бортовую броню М26 на огненные спицы бронебойных трасс.

Со своего места Леониду казалось, что от попаданий «министра внутренних дел» «Першинг» буквально трясется и от него во все стороны летят куски брони.

Неожиданно из башни американца вырос столб пламени — видимо, какой-то из снарядов хрунинской БМП попал в боекомплект.

Это мгновенно вернуло ситуации статус-кво — неожиданная помощь американской пехоте от танкистов исчезла, не успев нанести атакующим силам Советской Армии достаточного ущерба.

Еще несколько минут спустя спешившиеся мотострелки добили остатки вражеских войск, открыв дорогу батальону в заданный квадрат.

Сразу над двумя дивизиями американского корпуса в Италии нависла угроза окружения…

30 августа 1946 года. Бискайский залив, 200 миль к западу от ВМБ Хихон

Команда подводной лодки Р-2121 советского Атлантического флота не зря считала свой корабль «дважды счастливым». В отличие от лодок этой серии, первыми спущенных на воду, рейдерская «двадцать первая» была избавлена от большинства «детских болезней», так или иначе присутствовавших в любых образцах новой техники.

Проектирование таких кораблей началось буквально в первые мирные недели силами инженеров из СССР и их немецких коллег, ранее производивших подобные изделия для бывшего Кригсмарине. То, что совсем недавно было лишь только эскизами на кульмане профессора Олфкена, превратилось в подводную лодку в полном смысле этого слова, а не в те ныряющие суденышки, наводившие в свое время ужас на караваны английских транспортов в Атлантике.

Экипаж, подобранный из лучших подводников-североморцев, начал осваивать свой новый корабль, еще когда тот находился на стапеле, вместе с кораблестроителями каждый день наблюдая, как отдельные части и механизмы складываются в полноценный боевой организм.

Создание подлодки тем не менее протекало не без проблем — все-таки, как и многие другие образцы советских вооружений, она являла собою настоящий прорыв в технике и технологии войны. Одно создание автоматизированной системы управления некоторыми механизмами, упрощавшей управление лодкой и уменьшающей количество необходимого экипажа, представляло собою совсем не тривиальную задачу. Причем самым сложным здесь была вовсе не разработка системы — с этим-то как раз справились быстро, благо помощь потомки предоставили более чем приличную, но вот надежность… С ней мучились долго. Но и эту проблему решили.

Было это решение скорее произведением искусства, чем чудом техники, — согласованной работой многих клапанов управляли несколько аналоговых компьютеров, автоматически проверяющих и, при необходимости, заменяющих друг друга.

И вот теперь плоды труда сотен инженеров и тысяч рабочих — хотя, учитывая, что подлодки производились сборочно-секционным методом, можно было бы добавить и про «десятки заводов» — должны были больно-пребольно уколоть англосаксов в чувствительнейшее место…

Самый трудный участок похода, форсирование проливов между побережьями Франции и Англии, прошел для лодки благополучно. Малая шумность, наличие достаточно совершенного сонара, позволявшего обнаруживать корабли противника на большом расстоянии, гидроакустические системы и некоторые другие «приятности» позволили ей избежать обнаружения многочисленными противолодочными кораблями Альянса, вышедшими в море с началом боевых действий.

И вот уже почти сутки субмарина находилась в заданном квадрате, ожидая появления конвоя с Американского континента, который просто обязан был проходить в этом районе, везя очередную партию солдат и снаряжения к одному из крупнейших портов Испании. Ибо тех сил, с которыми армии Великобритании и США начали войну, явно не хватало для активного наступления.

Подводная лодка, ночью зарядившая батареи, призраком лавировала в границах своего участка на сорокаметровой глубине. Командир вместе со штурманом, многие часы колдовавшие над картами, прикидывая возможные маршруты кораблей Альянса, отдыхали за чашечкой настоящего бразильского кофе.

— Слышу шумы! — Голос старшего акустика, раздавшийся из распахнутой двери отсека, отвлек начальство от их, несомненно, важного занятия.

— Дальность?

— На самой границе обнаружения, товарищ командир.

И хотя в центральном посту последние часы и так было тихо, сейчас казалось, что все находившиеся в нем затаили дыхание, чтобы облегчить работу акустикам. Когда еще минут через тридцать на карте появились отметки множества целей, сомнений у капитана первого ранга Маркова не осталось — это точно были те, кого они ждали!

— Вася, что скажешь? — командир субмарины повернулся к штурману.

— Не очень удачный для нас расклад, — мрачно отметил тот, недовольно рассматривая карту. — Если они уже расслабились и не будут идти противолодочным зигзагом, то мы не успеваем выйти на позицию для атаки, а всплывать под шноркель сейчас опасно, наверняка у них в прикрытии авианосец, да и до берега недалеко, «Каталины» или «Сандерленды» вполне могут кружить в воздухе.

Командир лодки несколько минут размышлял.

— Для чего же нас учили? И зачем нам дали новейшие торпеды? А, как думаешь? — Он покатал по карте карандаш и поднял голову, осмотрев всех, находившихся в рубке.

— Сделаем так. Торпедный отсек!

— Слушает торпедный!

— Напомните-ка мне, что у нас в аппаратах? Имитатор вроде есть?

— Есть, товарищ капитан! В восьмом аппарате — имитатор, программа номер семь! Первый, четвертый и седьмой — управляемые торпеды, второй, пятый, третий и шестой — дальноходные.

— Отличненько… Хорошо, что я еще при выходе имитатором приказал зарядить, — бормочущий себе под нос Марков напряженно о чем-то раздумывал, водя по карте кончиком карандаша.

— Торпедный!

— Слушает торпедный!

— Как восьмой освободится, зарядите его управляемой торпедой.

— Есть, товарищ капитан!

— На рулях, курс на пересечение, глубина тридцать метров, скорость семь узлов! — наконец выдал очередное приказание командир субмарины.

Выслушав доклады, Марков повернулся к штурману:

— Сейчас мы их спугнем, заставив начать уклонение от «шумелки» как раз в нашу сторону. Охранение, судя по данным акустики, у них не очень сильное. Часть они в любом случае бросят на ложный след, а мы через час снизим ход до минимального. Так что без активного поиска янки нас не обнаружат.

Штурман, подумав несколько секунд, кивнул.

— Торпедный, восьмой — пли!

— Есть!

Лодку мягко качнуло, обычная с виду торпеда вырвалась из трубы и помчалась в сторону от конвоя. Вместо боевого отделения на ее борту было смонтировано устройство, издающее звуки подводной лодки, идущей с большой скоростью и не соблюдающей маскировку. Достигнув заданной отметки по дальности, аппарат снизил скорость и начал выполнять маневры согласно заложенной в нехитрый механизм программе.

30 августа 1946 года. Бискайский залив, 200 миль к западу от ВМБ Хихон. Борт флагманского корабля охранения, конвой WE-03/46

— Сэр, шумы подводной лодки, лево по курсу, ближе десяти миль!

«Твою ж мать!» — контр-адмирал Спиц, получивший свое звание лишь несколько месяцев назад, едва не выругался вслух. Ведь почти дошли уже!

— Пусть им займутся «Джонсон» и «Кендрик»!

Два новеньких эсминца немедленно отвернули в сторону угрозы. Образовавшийся разрыв в кораблях охранения был немедленно затянут их соседями, пусть и с несколько увеличившимися промежутками между кораблями.

Потекли минуты томительного ожидания. На «Эссексе» — легком авианосце, названном в честь погибшего на Тихом океане ударного собрата, — готовили к взлету несколько самолетов.

— Лодка противника маневрирует!

«Еще бы она не маневрировала, — злорадно подумал адмирал. — Когда за тобой охотятся сразу два новейших противолодочных корабля, тут не только поманеврируешь, тут взлетишь, на хрен».

Сбрасывающие глубинные бомбы эсминцы тем временем сообщили, что шумов более не наблюдается.

— Интересно, мы прикончили этого комми или он просто затаился? — пробормотал Спиц себе под нос.

Ответ на этот вопрос он получил почти сразу.

— Торпеды по левому борту! — отчаянный вопль лейтенанта прозвучал слишком поздно. В корпус «Эссекса» влетело сразу три торпеды — и отчаянный маневр капитана, попытавшегося отвернуть в последние секунды, ничуть не помог. Управляемые торпеды с легкостью нашли свою цель.

Эсминец, пытающийся прикрыть флагман собственным корпусом, получил свою торпеду, рванувшую прямиком у гребных винтов и обездвижившую его на весьма продолжительное время. Еще одна торпеда попала в борт беззащитного транспорта, везущего на себе несколько тысяч тонн боеприпасов для американской техники. Чудом прошедший мимо транспорта с войсками последний «подарок» от советской подлодки безвредно ушел в глубину вод Атлантического океана.

Тем временем разгорающийся на авианосце огромный пожар в сочетании с громадными дырами в подводной части превращал беднягу в совершенно бесполезную лоханку, набитую неспособными из-за крена взлететь самолетами.

А собирающиеся на горизонте штормовые облака обещали превратить последние мили пути конвоя в весьма занятное приключение…

30 августа 1946 года. Бискайский залив, 200 миль к западу от ВМБ Хихон, борт подлодки Р-2121

— Вот это эффект! — еле слышным шепотом пробормотал Марков. Нет, он, конечно, знал, что новые «изделия» калибром 650 миллиметров — тот еще подарок, но чтобы тремя такими, считай, утопить авианосец, пусть и не тяжелый ударный, а относительно легкий…

Перед глазами командира подлодки зажегся зеленый огонек готовности первого аппарата. Все же механизация и автоматизация заряжания значительно ускоряли этот достаточно неприятный и тяжелый процесс.

Так что теперь Р-2121 могла угостить янки еще парочкой тяжелых торпед. Учитывая, что «Эссекс» теперь был беспомощен, основную угрозу для советской субмарины представляли два эсминца, на полном ходу несущиеся к ее предполагаемому местонахождению.

— Обеспечим им еще сюрпризов, — решил Марков, увидев, как поочередно, один за одним, зловещим зеленым светом загорались огоньки готовности остальных торпедных аппаратов.

Курс «Кендрика» был практически перпендикулярен положению Р-2121, пролегая от замершей подлодки менее чем в миле. «Джонсон» шел чуть в стороне, но в глубине океана ждали своего часа в том числе и сразу три управляемые торпеды…

30 августа 1946 года. Бискайский залив, 200 миль к западу от ВМБ Хихон. Борт эсминца «Кендрик», конвой WE-03/46

Коммандер Дэвис был не просто недоволен. Он был в таком бешенстве, что едва сдерживался, чтобы не орать во весь голос. Но вместо этого отдавал приказания лишь свистящим шепотом, от звука которого матросы и младшие офицеры бледнели и старались все исполнить идеально.

Ему с самого начала показалось странным, что подлодка противника шла так беспечно, не попытавшись затихнуть в глубинах вод Атлантики. И торпеды, утопившие транспорт, повредившие один из систер-шипов охранения и искалечившие авианосец, вызвали в его груди такую бурю негодования, что он был готов порвать на себе форму.

И теперь экипаж двигающегося полным ходом к месту тонущего транспорта «Кендрика» был способен лишь только сжимать в бессилии кулаки, глядя на затянутый дымом и накрененный авианосец, неподвижный эсминец и обломки ушедшего под воду корабля с боеприпасами.

— Торпеды!!! — чей-то вопль словно облил Дэвиса холодной водой. А с чего он, собственно, решил, что комми удрал, а не выцеливает новых жертв, спокойно перезарядив аппараты?

Отчаянный маневр эсминца, выполненный по приказу капитана, спас его сразу от двух советских подводных снарядов, но последний из предназначавшихся кораблю коммандера своей цели все же достиг.

Чудовищный удар опрокинул на палубу всех, кто не успел схватиться за что-нибудь приваренное к стенам. Рвущиеся с жалобным треском переборки буквально кричали коммандеру о том, что все очень и очень плохо. С трудом поднявшись на ноги, Дэвис вытер с лица кровь и уже собрался было затребовать доклад, когда заметил замершего в ужасе молодого матроса, в ступоре смотрящего в иллюминатор.

Взгляд сам собой переместился в ту же самую точку. И от увиденного Дэвису стало еще хуже. В миле от «Кендрика» под воду уходил «Джонсон». И, судя по тому, насколько быстро проходил этот процесс, один из новейших эсминцев американского флота получил фатальные повреждения.

— Доклад! — оторвав взгляд от тонущего собрата, коммандер вздохнул и принялся за работу. Так просто сдаваться он не собирался.

30 августа 1946 года. Бискайский залив, 200 миль к западу от ВМБ Хихон, борт подлодки Р-2121

— Героев понаполучаем, тащ капитан, — штурман пробормотал это так тихо, что слова скорее угадывались по движениям губ, чем слышались. При этом Василий — старый товарищ Маркова еще со времен училища — улыбался так широко, что командиру подлодки даже не захотелось его расстраивать напоминанием о том, что им еще до дома добраться сначала надо…

— Уходим? — Голос капитана был столь же тих.

Штурман отрицательно покачал головой, ткнув рукой в отметки остатков конвоя, на полном ходу пытающихся удрать подальше от места побоища.

— Думаешь, догоним?

Василий на секунду задумался, а затем уверенно кивнул.

— Может, лучше авианосец добьем?

Штурман пожал плечами. Потом извлек из кармана небольшого солдатика — подарок на счастье от маленького сынишки — и обвел им отметки на карте, обозначающие транспортные суда конвоя.

Марков задумался. Соблазн утопить целый авианосец был более чем велик. Но на их счету в любом случае уже и транспорт, и эсминец. Плюс один эсминец искалечен, а еще одному придется очень постараться, чтобы остаться на плаву. Да и авианосец тоже не факт, что доберется до родного порта. Меньше чем через минуту капитан первого ранга согласился с аргументами штурмана.

Охота продолжалась.

2 сентября 1946 года. Где-то над Европой

— Справа! Справа заходит! Вали эту суку! Томми, давай, мать твою! — раздающиеся в наушниках капитана Стэплтона вопли настроение не поднимали. До цели оставалось еще почти пятьдесят миль, а ситуация становилась все более угрожающей. Казалось, русские собрали здесь все свои самолеты — воздух просто кишел трассами авиапушек и дымными следами ракет.

«Мустанги» сопровождения выбивались из сил, отгоняя назойливые истребители комми, и все равно не справлялись. То один, то другой американский бомбардировщик оказывался жертвой советских «мигарей» и «лавок», что постоянно уменьшало мощь оборонительного огня воздушной армии. А это приводило к следующим жертвам… Замкнутый круг.

— Есть! Я его зацепил, зацепил! Сдо… — радостный крик Томми Хейгана прервался посреди слова. Обрадованный удачным попаданием в советский Ла-9, он не заметил свалившегося на него реактивного «мига». Короткая очередь тридцатисемимиллиметровых снарядов от Кожедуба стала для него последней — самолет попросту развалился в воздухе.

Неожиданно идущая теперь уже с краю «суперкрепость» Стэплтона затряслась — прошмыгнувший между американскими истребителями советский поршневик успел всадить в самолет несколько снарядов.

— Доклад!

— Нормально, сэр, только обшивку цепанул и крыло. Чуть точнее — и нам крышка!

«Спасибо тебе, Господи. Дай вернуться домой!» — благодарно взмолился Джеймс.

— Аааааа! — идущий в паре сотен футов впереди «Конвейр» вдруг вспух огненным шаром — видимо, получил прямое попадание советским реактивным снарядом. Редкость вообще-то, но когда их тут столько летает…

— Твари! Тони, прикрой слева, быстрее! — Образовавшаяся в строю самолетов Альянса дыра должна была быть затянута как можно быстрее.

— На шесть часов! Накрывай его, накрывай, да накрывай уже! Черт, не успеваю, не успеваю… Дерьмо, прикройте меня, быстрее… да помогите же мне!

— Прыгай! Прыгай, мать твою!

— Он на меня идет! Сука, да он псих! Уберите его от меня! Да быстрее же! Он как япо… — На глазах Джеймса Б-29 его хорошего знакомого был протаранен горящим советским истребителем. Еще один взрыв разбросал горящие обломки самолета на десятки метров. Один из них чувствительно стукнул «Суперкрепость» капитана.

— Как сильно?

— Теряем топливо, кэп. Насколько быстро — пока не знаю.

Стэплтон выругался. С самого первого дня все шло отвратительно. Потери были просто неприличны — русские оказались гораздо более неприятными соперниками, чем японцы или даже немцы, объединяя в себе фанатизм первых с профессионализмом вторых. И еще эти уродские ракеты… и реактивные истребители. Хорошо, что в Европе их хотя бы не так много. На Кавказе, говорят, каждый вылет — как русская рулетка. С наполовину заряженным револьвером.

— Разворачиваемся?

Джеймс задумался. До цели уже сколько? Миль десять? Должны дотянуть.

— Пока нет. Попытаемся удрать сейчас — нам каюк. С гарантией. Попробуем продержаться.

— Есть, сэр! — Если кто в экипаже и не согласился с командиром, то вида не подал. Что, в общем-то, было нормально — как-то не до споров, когда вокруг идет настоящее воздушное побоище.

— Мать моя женщина! — прошипел в наушниках чей-то дрогнувший голос. — Вижу множественные цели. Минимум несколько десятков.

Очередная волна русских. Или немцев — хрен разберешь. Но один фиг — плохо.

— Держать строй! Истребителям приготовиться к отражению атаки противника!

«Нет, нет, нет! Что же ты, идиот, творишь! Мы истерзаны, а над целью наверняка еще одна группа самолетов коммунистов», — Джеймс едва не сказал это вслух, удержавшись в последнюю секунду.

«Сейчас Иваны заставят „Мустанги“ дорастратить свой боекомплект, и нас можно будет брать голыми руками! И это без шансов! Что же делать?» — мысли лихорадочно перескакивали с одного на другое. Решение пришло неожиданно. Не фонтан — но хоть какой-то шанс.

— Джон, сбрасываем бомбы. Мы уходим.

— Сэр?

— Мы слишком быстро теряем топливо. Не развернемся сейчас — домой не долетим. Однозначно.

— Так точно!

Гигантский самолет, выбросив из своего нутра на лежащий далеко внизу городок тяжелые бомбы, начал разворот.

Несколькими часами спустя, когда техники вытаскивали из самолета бессильно обмякшего в кресле пилота, они обнаружили одну примечательную вещь: капитан, еще утром бывший жгучим брюнетом, поседел до непредставимой белизны, почти до прозрачности.

Из ста десяти ушедших в рейд бомбардировщиков на родной аэродром вернулось меньше половины…

7 сентября 1946 года. Италия, штаб 1-й американской армии

— Знаете, как можно описать то, что происходит? — генерал Брэдли вздохнул и посмотрел на своих офицеров. — Очень просто. Русские дождались, когда мы выложим все свои карты на стол, а потом треснули нас шахматной доской по голове!

— И добавили битой, — негромко пробормотал присутствующий на совещании Паттон. Его армии вскоре предстояло отправиться в Грецию на помощь уже сражающимся там испанским дивизиям.

— Скорее ломом! За все время с начала операции мы продвинулись меньше чем на семьдесят миль. Семьдесят! А должны были на триста! И это в Югославии. А в Австрии у нас нет даже и пятидесяти… Разве что по отдельным направлениям… — несмотря на всю напряженность ситуации, генерал говорил абсолютно спокойно, практически не повышая голоса.

— Сэр, мы вводим в бой резервы и вскоре прорвем оборону русских и их союзников — а после этого мы…

Брэдли не дал договорить своему подчиненному:

— После этого мы что? Получим Австрию? Да мы даже не сталкивались с русскими по-настоящему — только с отдельными частями! Все остальное — это немцы и прочие союзники коммуняк! И даже этого нам хватает с лихвой! Может, представите себе на секунду, что будет, когда в бой вступит полноценная русская армия, из тех, что концентрируются сейчас к северу от линии фронта?

— Сэр, я не…

— Я могу вам сказать, что будет! Для этого даже не надо далеко ходить или особенно думать — достаточно посмотреть на наши дела в Иране!

Генерал Брэдли рубанул рукой воздух и, вытерев со лба пот, залпом выпил стакан воды. Затем, отдышавшись, обратился к внимательно слушающим его офицерам:

— Поэтому нам нужен план. Новая стратегия — и желательно получше той, что у нас есть. Или, точнее, была. И мы не выйдем из этой комнаты, пока я этого не получу!

— Воздушный десант в тыл группировке русских?

Американский военачальник посмотрел на высказавшего предложение офицера с выражением глубочайшего сожаления на лице.

— Полковник Картер, мы только что с огромным трудом вытащили из ловушки две дивизии, которые теперь в лучшем случае лишь ограниченно боеспособны. И вы предлагаете мне пожертвовать элитными силами ради… ради чего?

— Но мы можем попробовать окружить советские войска…

— Каким образом мы можем окружить с помощью одной десантной дивизии войска коммунистов? Особенно если учесть, что, по данным разведки, на севере скоро будет уже пятьдесят их дивизий — и это не предел. Совсем не предел. Силы противника только увеличиваются. Поэтому я вынужден признать правоту фельдмаршала Монтгомери. Займем оборону и будем молиться, что Турция и Греция отвлекут на себя достаточно сил комми. Если повезет, сумеем продержаться до подхода 7-й и 3-й канадских и 4-й австралийской армий. И с этим уже можно на что-то надеяться. — И генерал пробормотал уже скорее для себя: — Хотя бы сможем позиции удержать. А там наши летуны, наконец, покажут, что они тоже чего-то стоят…

9 сентября 1946 года. Южный Иран

Полковник Андрей Голенко с улыбкой наблюдал за развернувшейся в атакующие порядки советской танковой армадой, наступающей на последнюю в обозримых пространствах линию обороны англо-американских войск. Ближайшая после нее пролегала значительно западней и была не чем иным, как ирано-иракской границей.

В голову пришла мысль о том, что именно в этот момент его прадед, вполне возможно, штурмует позиции янки на Пусанском плацдарме в далекой Корее. И тоже на танке, что характерно.

Прадед парнем оказался отличным — считая Андрея своим дальним родственником, тем более что сходство было налицо, он довольно тепло принял его в Сталинграде, после чего каждый отпуск Андрей приезжал погостить именно к ним — Никите и его жене. Как это ни удивительно, но и в этой жизни прадед женился на той же женщине, что и тогда. Только на несколько лет раньше — тогда, как, впрочем, и сейчас, гвардеец дождался окончания войны, чтобы сделать предложение.

Радостные мысли прервал гул пролетевших в сторону позиций войск АДА штурмовиков — раздавшиеся некоторое время спустя грохочущие звуки выстрелов их мощнейших пушек и многочисленных разрывов мелких бомб Андрея изрядно повеселили — надеющиеся на тотальное превосходство своей авиации англичане и американцы были снабжены зенитным вооружением в исключительно недостаточных объемах.

Неожиданно зашипевшая рация голосом майора Любимцева, командовавшего передовой батальонной тактической группой, затребовала несколько изменить направление атаки и сосредоточить удар чуточку левее, очистив более удобные для пехоты подходы.

Недолго думая, Голенко согласился. Все же Любимцев там ближе — его группа подошла на полчаса раньше, — и ему положение видно лучше.

Отдав необходимые указания подчиненным, молодой полковник с удовлетворением подумал, что концепция тактических групп, где батальону пехоты на БМП придавалась рота танков и батарея самоходок, в очередной раз себя оправдывает. Продемонстрировав эффективность еще в Пятидневную войну, случившуюся в далеком будущем, она оказалась очень даже ничего и здесь, в условиях Второй — хотя, наверное, даже Третьей — мировой войны.

Тем временем атака «рысей» произвела приличный фурор в рядах противника — солдаты Альянса спешно отступали в глубь городка, являвшегося чем-то вроде «шверпункта» их обороны. Вероятно, надеялись, что там их противодействие советским войскам будет эффективнее, чем на открытой местности азиатских пустынь.

Несколько батарей ИСУ-152М, разворачивающихся неподалеку, должны были доказать беднягам, что хотя это и будет сложнее для бойцов лучшей армии мира, но не намного…


Старший сержант Василий Козлов внимательно рассматривал подозрительно пустынную улицу этого еще недавно тихого иранского городка. Прорвавшись со своим отделением через передовой заслон англичан, он с удивлением обнаружил, что дальше его движению никто не препятствует.


Это было странно, особенно на контрастном фоне едва закончившейся стычки, в ходе которой стороны без остановки поливали друг друга огнем из автоматов, пулеметов, винтовок и прочих шедевров человеческой мысли.

— Санек, — Козлов повернулся к пулеметчику, — топайте на крышу, прикроете сверху.

Рядовой, молча кивнув, испарился в направлении к лестнице. Вслед за ним затопал и его второй номер.

— Сема, — невысокий снайпер, разглядывающий улицу через прицел своей винтовки, чуть повернул голову, показывая, что слушает, — бери Кольку и жми вон туда, — сержант ткнул рукой в декоративную башенку соседнего домишки.

— Не пойдет, — не согласился снайпер. — Очевидная позиция. Или заминирована, или еще какая-нибудь пакость.

Василий задумался. Семен был прав… но как перекрыть этот переулок? Англичане или американцы явно попытаются отыграться за проигранный первый этап боя, так что контратака была вполне ожидаема.

— Может, все же посмотришь? — сержант с надеждой посмотрел на лучшего стрелка отделения, поигрывающего сейчас своей укороченной СВД.

После просьбы командира тот задумался, а затем, что-то прикинув, коротко ответил:

— Один пойду, товарищ сержант, — и, взяв винтовку на изготовку и поправив разгрузку, неторопливо вытек из здания.

Где-то невдалеке весьма чувствительно бахнуло — отколовшийся с потолка кусок штукатурки упал прямиком на голову Козлову, от удара о каску распавшись безвредной пылью, щедро украсившей камуфляжи советских бойцов.

Негромко выругавшись, Василий начал было отряхивать форму, когда вдруг осознал, что этого можно и не делать — все равно за множество дней, проведенных в боях в пустыне, та получила уже почти несмываемое покрытие из грязи и песка.

Сонную тишину, сопровождаемую чувством смертельной опасности, разорвала очередь только-только установленного на крыше ПК — рядовой Александр Железнодорожный своим оружием пользоваться умел, о чем не преминул посредством свинцовой почты сообщить появившимся из-за угла американцам.

Контрнаступление войск Альянса началось…


— У-у-у, сейчас опять полезут, сволочи, — незнакомый солдат из соседнего отделения с ненавистью сплюнул на грязный пол. Козлов, потерявший в последней стычке единственного оставшегося бойца из своего отделения, ничего не ответил, внимательно осматривая улицу.

С самого начала этого боя все не задалось. Вдруг оказалось, что передовые отряды — в самой натуральной ловушке. Заложенные войсками Альянса мины и управляемые то ли по проводам, то ли по радио фугасы отсекли основную массу советских сил от авангарда. И артиллерия тоже помочь особенно не могла, будучи занятой контрбатарейной борьбой с оказавшейся неожиданно сильной артиллерией англо-американцев.

Отделение Василия тем не менее свой участок держало довольно долго, отбив несколько яростных атак американцев. Но потом все как-то сразу пошло наперекосяк.

Сначала удачным минометным попаданием накрыло Железнодорожного и его второго номера, разом лишив советских бойцов пулеметной поддержки. А потом от взрыва рухнул тот самый дом, в котором засел снайпер Семен. Что это был за взрыв, сержант так и не понял, так как в тот момент на другой стороне своего участка яростно отстреливался от лезущих из всех щелей солдат неприятеля.

После этого все сразу стало настолько хуже, что Козлов принял решение отходить. В последующей стычке он потерял еще двух солдат и получил сразу трех раненых в нагрузку, погибших в течение следующих нескольких часов.

И вот теперь, под вечер, когда ветер, поднявший пыльную бурю, стих и уже можно было надеяться на появление краснозвездных пикировщиков и штурмовиков, сержант занял оборону вместе с еще одним из отделений Советской Армии.

Учитывая, что целых бойцов у Козлова не осталось, да и в другом подразделении в состоянии сражаться были лишь четверо, обстановка не радовала.

Войдя в состояние, которое на Востоке однозначно назвали бы «боевым трансом», Василий стрелял практически безостановочно, что, впрочем, почти не сказывалось на точности огня. Его без устали матерящийся сосед по комнате на втором этаже обороняемого сводным отрядом здания использовал свой пулемет гораздо менее эффективно, но все же не давал солдатам Альянса приблизиться на расстояние точного гранатного броска — подтверждением чего были несколько тел неудачливых «гренадеров», в живописных позах лежащих в пыли, покрывавшей улицы этого забытого городка на юге Ирана.


Ушедший в глубь комнаты сменить магазин Козлов не видел, как на противоположной стороне переулка мелькнул человек, тащивший на спине трубу весьма опасного вида…


Сержант Лонгбоу, бывший тем самым «трубоносцем», злорадно ухмылялся, ибо предвкушал состояние русских солдат после встречи с его «деточкой». Заряженная осколочно-фугасным снарядом супербазука должна была доставить немало неприятных ощущений засевшим в здании комми.

Осторожно выглянув из-за угла, сержант недовольно нахмурился — до цели было футов эдак триста, и попадание в окно второго этажа, где засел доставший уже просто всех пулеметчик, простой задачей не выглядело.

«И не с такими справлялись», — мелькнувшая в голове ветерана тихоокеанской бойни мысль вернула ухмылку обратно на законное место. Вспомнив, как умудрился всадить снаряд в плюющуюся пулеметным огнем узкую щель японского дота на Иводзиме, сержант оскалился еще радостнее: тогда расстояние было приличнее, опыта — меньше, а гранатомет — хуже.

Комми ждал сюрприз.


Василий передернул затвор и уже делал шаг в направлении окна, когда кусок стены попросту вырвало из здания. Ударной волной его вышвырнуло в коридор, где он, хорошенько приложившись о лестничные перила, потерял сознание.

А сержант Лонгбоу, погладив свой так и не использованный гранатомет по металлическому боку, с улыбкой посмотрел на так вовремя появившуюся самоходку и вновь выглянул из-за угла.

Зрелище приличных размеров и неприличного вида дыры, уродующей фасад преграждающего путь американцам дома, вызвало хохот. Рядовой Доукс, выскочивший прямо на середину улочки и демонстрировавший советским пехотинцам неприличные знаки, за свою глупость поплатился быстро — в доме явно еще оставались живые люди, поэтому короткая автоматная очередь молниеносно прервала сыпавшиеся насмешки.

Самоходка — а это был британский «Прист» — немедленно ответила на это еще одним выстрелом, окончательно сломив сопротивление советского отряда.

Чаша весов, казалось, уже клонилась в сторону Альянса, и даже взятый в плен Козлов мог бы с этим согласиться. Но вот один фактор учтен командованием англо-американцев не был.

Советские самолеты были способны поддерживать свои войска в том числе и ночью. А пыльная буря — улеглась. Так что здесь все только лишь начиналось.

12 сентября 1946 года. Бразилиа-Ардженто, президентский дворец

Альверде мрачно смотрел на огромную карту на своей стене, когда в кабинет вошел генерал Гаспар. Выглядел министр обороны достаточно свежим, несмотря на то что уже несколько дней нормально поспать ему не удавалось.

— Жозе? — вошедший был немногословен.

Президент ничего не ответил — только кивнул, показав, что слышит и видит друга, и, меланхолично отсалютовав ему бокалом с чем-то явно алкогольным, подошел к окну.

Далеко внизу виднелась огромная стройка новой столицы Федерации, должной стать символом объединения континента и торжества боливарианских идей. И тот, кто сделал это самое торжество возможным, с большой горечью осознавал, что теперь многое, очень многое — если не все — придется начинать сначала.

«Ничего. Это смог сделать Союз, это смог сделать Вьетнам, это смог сделать Китай, смогли Япония и Германия. Значит, и мы сможем», — промелькнувшая в голове Альверде оптимистичная мысль была быстро вытеснена раздражением.

— Жозе? — негромко повторил Гаспар, видя, как тяжело на душе старого друга.

— Мы сделаем это завтра, дружище. Больше времени нет.

Министр обороны побледнел, явно понимая, о чем говорит его «президентэ», но тем не менее уточнил:

— Завтра что?

— Завтра я пошлю Альянс в очень далекие места и откажусь объявлять Советам войну. А учитывая, что Резанов также ждет моего ответа, с ним я соглашусь. — Альверде одним глотком допил портвейн и, грохнув стаканом о подоконник, твердо закончил: — Завтра Южно-Американская Федерация вступит в Третью мировую войну. На стороне Евразийского союза против Альянса Демократической Атлантики.

12 сентября 1946 года. Панама

Рикардо Родригес, получивший от гостившей у родственников в Мексике жены телеграмму, что маленький Энрике заболел и поэтому она останется там еще на недельку-другую, неторопливо шел по улице.

Зашел к Тони, вот уже три года держащему в этом замечательном городишке скобяную лавку, купил, обменявшись парой слов, газету у Луиса. В общем, прошвырнулся по друзьям, так сказать. Заодно зашел и к своему собутыльнику Хорхе, подрабатывающему на местном аэродроме, где базировались американцы. Рассказал про болезнь племянника и получил целую гору соболезнований — таких, как будто Энрике не простудился, а умер.

А еще Рикардо зашел домой и, открыв тайник в подвале, вытащил оттуда целую кучу снаряжения — начиная от автоматической винтовки и прочего вооружения и заканчивая водолазным костюмом.

В следующие пару дней предстояло много, много работы.

13 сентября 1946 года. 00:22, Панама

Затянутая в черное фигура, практически не видимая в темноте тропической ночи, неслышно приближалась к беспечно стоящему патрульному. А чего волноваться? Тут вам не Европы, где честных американцев убивают злые коммунисты, — тут старая добрая Панама, где самое опасное, что может случиться, — это неудачный перепихон с местной жительницей и, соответственно, неприятные венерические последствия.

Поэтому рядовой Карсон был безмятежен, расслаблен и наслаждался отличной сигаретой.

Майор Родригес, командующий специальной диверсионной группой, глядя на подобное раздолбайство, только лишь покачал головой. Вспомнилось, как их инструктор за косяки в карауле заставлял бегать приличные многокилометровые кроссы. По джунглям. Ночью. А косяком в карауле могло стать что угодно. Например, тренеры решат проверить бдительность часовых — и заодно уровень подготовки кого-нибудь невезучего из группы обучения. Задание простое — нечасовой должен бесшумно убрать часового. Выигравший в этом нехитром состязании получал сон, а если повезет — то даже и увольнительную. Проигравшему доставалось десять километров ночного марш-броска в полном снаряжении — с винтовкой, рюкзаком, противогазом… И хорошо еще, если с винтовкой — можно ведь и пулемет получить…

Именно поэтому ничего, кроме брезгливой гримасы, мелькнувшей на замазанном грязью лице, рядовой Карсон не удостоился. Ну разве только ножа…

Он даже не осознал, что рядом кто-то есть, когда позади него, словно из ниоткуда, вырос диверсант и одним движением всадил нож в сердце, одновременно зажав бедняге рот — а то мало ли, вдруг еще клинок скользнет по ребру.

Осторожно придержав обмякшее тело американского солдата, Рикардо тихо опустил его на влажную землю. После чего все так же бесшумно перепрыгнул через невысокую оградку американской военной базы. След в след за ним на ту сторону переправилось еще десять человек.

Неторопливо перемещающийся по траве Родригес мгновенно замер, услышав тихое шипение — Луис давал знать, что видит цель.

И действительно — никак не могущий уснуть пилот курил на крылечке своего домика. Наслаждающийся звездами летчик до ужаса боялся отправки в Европу — несмотря на то что боевые действия с Союзом шли не так уж и долго, потери личного состава в авиации уже были более чем серьезными.

«Завтра кэп скажет, кто едет. Хоть бы не меня…» — пилот тяжелого бомбардировщика, лейтенант Рон, очень не хотел умирать. Он и в армию-то пошел только потому, что отец заставил. А над япошками было не слишком страшно — лейтенант успел повоевать только в последние месяцы, когда система ПВО Империи была практически уничтожена.

И ему было совершенно неизвестно, что в десятке метров от него на траве лежит человек, в данный конкретный момент весьма похожий на ниндзя — помимо черной одежды сходство придавала также духовая трубка, которую он с нечеловеческим спокойствием заряжал отравленной ядом листолаза иглой.

Учитывая, что всего один грамм токсина, выделяемого миленьким земноводным с веселым названием «листолаз ужасный», был способен угрохать несколько десятков, а то и сотен человек, концентрация майора становилась еще более понятной.

«Надо, наверное, все же идти спать. Уже почти час ночи, а завтра вставать в шесть», — мысль лейтенанта прервал укус насекомого, больно ужалившего в шею. Пилот хотел было выругаться, как вдруг понял, что не способен языком даже пошевелить.

Расположился летчик в шезлонге, поэтому шума падения его тела диверсанты не опасались. Родригес поднял руку, показывая, что можно идти дальше.

Откуда-то издалека гулко проухала сова — Хорхе давал понять, что не зря он столько времени проводил на этом аэродроме, — обе вышки с охранниками уже были обезврежены.

— Луис, — едва слышный шепот майора и направленная на домик неудачливого пилота рука ясно дали понять, что зачисткой именно этого помещения будет заниматься группа означенного товарища. Две минуты спустя, прошедших в абсолютной тишине, сержант с напарником вынырнули из дома.

«Сколько?» — жестом спросил майор.

«Трое», — показал пальцы Луис.

Родригес кивнул. Затем, еще раз осмотревшись, негромко произнес:

— Центральные казармы. Луис, Тони — правое крыло, Рауль — центр, я — слева. Работаем тихо, не рискуем. Пошли!

— Рико?

— Рауль? — Майор раздраженно остановился, бросив вопросительный взгляд на старого сослуживца.

— С богом!

Вместо ответа Родригес кивнул, про себя отметив, что такие вот пафосные моменты посреди важнейшей операции на фиг никому не нужны.

Аккуратными перебежками приблизившись к зданию, группа бразильцев разделилась на две неравные части: команды Луиса и Тони свернули направо, к отдельно стоящим спальным помещениям летного состава, а Рауль и Рикардо двинулись к центральному входу.

Конечно, проникать в казармы через парадную дверь было бы полным безумием — особенно учитывая тот факт, что внутри присутствовал сосредоточенный дежурный (недавно назначенный командующий любил внезапные проверки бдительности — и если на периметр его не хватало, то в здании казарм он частенько доставлял неприятности часовым).

Но Рико и не собирался действовать настолько прямолинейно — на втором этаже смычки, соединяющей центральный корпус с правым крылом, присутствовало незапертое окно (постарался побывавший там еще днем Хорхе, чья группа в данный момент занималась зачисткой складов).

Бесшумно взлетев по стене, майор осторожно приоткрыл створку и закрепил веревку. Минутой спустя численность людей в здании немножко увеличилась…

Осторожно выглянув из коридора на лестничную клетку, Родригес пальцем поманил к себе старого сослуживца.

— Чисто. Рауль, двигай. На рожон не лезь, времени достаточно. Пошел! — Прочитав по губам командира приказ, капитан Астебио коротко кивнул и, махнув подчиненным рукой, исчез в глубинах центрального корпуса.

Группе Рико осталось самое сложное — казармы с большим количеством солдат. Учитывая, что Луис и Тони будут заниматься немногочисленными пилотами, а Рауль разберется с большим начальством, то остававшиеся в правом крыле армейцы были очень даже нелегкой добычей… но зато — самой интересной.

Негромко насвистывающий себе под нос что-то вроде «Добрая Мэри полюбит ковбоя, стоит парнишке вернуться с войны» кок не успел ничего понять, как и уже остывающий лейтенант Рон, — горло кольнуло, а спустя секунду изогнувшегося в предсмертной агонии паренька аккуратно опустили на землю одетые во все черное фигуры.

Умирающий повар попытался крикнуть, чтобы предупредить своих товарищей, — вот только здесь была не съемочная площадка фильма «Захват», да и кок оказался совсем не похож на Стивена Сигала…

На смену духовой трубке пришел пневматический инъектор — один укол, и спящему больше не суждено увидеть восход. Проходя комнату за комнатой, Родригес и его команда были словно всадники Апокалипсиса — после них живых людей не оставалось.

К моменту когда кто-то все-таки сумел поднять тревогу — один из подчиненных Хорхе не заметил заснувшего под грузовиком американца, — отвечать на угрозу было уже, собственно, некому. Дивизия воздушного десанта, выброшенного прямиком в порт, почти не встретила сопротивления, ибо самолеты, должные оказывать это самое сопротивление, одиноко стояли на аэродроме — без летчиков и технического персонала. Командование Сил Специальных Операций Южно-Американской Федерации не зря ело свой хлеб…

13 сентября 1946 года. 01:00, Панама, борт линейного корабля «Монтана»

Капитан Пичелли никак не мог уснуть. Весь день его мучило какое-то гнетущее чувство, сродни тому, что не давало ему покоя в день налета на Перл-Харбор. И хотя с тех пор прошло уже почти пять лет, морской волк прекрасно помнил это ощущение.

Гоняя команду весь день, офицер надеялся, что хоть это поднимет настроение, но с каждым часом становилось только хуже. Уже ночью, когда на небе зажигались звезды, капитан не выдержал и, приказав всем быть максимально бдительными, отправился в каюту — снимать напряжение и тревогу единственным известным ему способом — парой бокалов виски и сном.

В то время, пока капитан Пичелли боролся с тревогой и бессонницей, неподалеку от борта его корабля из воды появилась почти невидимая во тьме фигура. Водолаз, почти не таясь, подплыл к стальному гиганту и внимательно прислушался.

Было довольно тихо — самым громким звуком был плеск воды, бьющей по серой громаде американского корабля. Выждав некоторое время, человек в черном костюме исчез под водой.

Еще несколько минут спустя рядом с линкором вынырнуло уже несколько людей, ничем не отличимых от своего собрата, уверенно подплывшего к самому борту.

Первый — а в этой группе как-то не принято было называть всех по именам, позывные и не более того, — спокойно осмотревшись, извлек откуда-то необычные приспособления, весьма похожие на присоски. После чего начал двигаться по борту «Монтаны» вверх с такой скоростью, словно этот самый борт лежал в горизонтальном положении.

Появление на палубе прошло незамеченным — вахтенный матрос, как раз проходящий мимо, даже не успел ничего понять, — темнота за бортом вдруг словно сгустилась, обретя плотность, и пульнула в шею острой иголкой. Прежде чем паренек в форме успел что-то сделать, он уже лежал на палубе, а Первый закреплял тросы. Впервые за много-много лет боевой корабль подвергался абордажу.

Если бы кто-нибудь осветил в этот момент осаждаемый линкор прожектором, он бы увидел потрясающую воображение картину — по сброшенным веревкам на «Монтану» поднимались десятки одетых в черные комбинезоны людей.

— Первый? — вопрос Второго, смуглого мулата, уже снявшего маску и вытащившего из чехла автомат, был скорее утверждением — Вальдес уведомлял-спрашивал у командира, можно ли ему приступать к операции.

Первый, окинув взглядом стремительно заполняющуюся палубу, кивнул:

— Ты знаешь, что делать. Давай.

Второй вскинул руку и махнул в сторону мостика. Стоящих на вахте матросов и офицеров ждал очень неприятный сюрприз.


Капитан Пичелли уже проваливался в сон, когда раздавшийся где-то рядом выстрел буквально вышвырнул его из койки.

— Что за…? — Сердце, измученное тревогой, подсказывало капитану, что все плохо. Очень.

Но убедило его в этом совсем не сердце — корабль, после выстрела словно замерший, буквально взорвался автоматными очередями.

Монстр, на просторах океана способный утопить любую посудину — от рыбачьей лодки и до авианосца (при некотором везении) включительно, — оказался беспомощен перед хорошо подготовленной диверсионной группой.


А Первому хотелось рвать и метать — стрельба началась слишком рано. И хотя в этом не было их вины — один из янки сидел с револьвером в руках, видимо, чистя оружие, — все равно это было неприятно. «Атланта» — легкий крейсер, стоящий неподалеку, — еще захвачена не была и могла наделать дел своими многочисленными пушками.


«Девятая группа хорошо подготовлена. Справятся. Хотя придется им повозиться», — мелькнувшая мысль ничуть не сбила концентрацию, и вывалившегося из кают-компании коммандера Первый снял, даже не задумавшись.

Раздававшиеся то тут, то там автоматные очереди, изредка сопровождаемые пистолетными или револьверными выстрелами, явно говорили о том, что все пошло не по плану. Но, с другой стороны, в отличие от группы майора Родригеса, действовавшей на охраняемой армейскими силами авиабазе, группе Первого здесь серьезного сопротивления быть в принципе не могло — морские пехотинцы веселились на берегу, а у матросов и офицеров ничего серьезнее пистолетов не было. Хотя и пистолет в умелых руках может доставить множество неприятностей в узких коридорах громадного корабля.

— Якорь вам всем в задницу. Гребаные ублюдские комми! — вытащив наградной «кольт-1911», Пичелли осторожно перемещался по коридору, прикрытый с тыла старпомом, вооруженным ножом. Мысли разбегались в голове, словно тараканы при включенном свете.

— Сэр, но откуда здесь коммунисты? — удивленный старпом даже приостановился.

— Из-за океана, идиот. А как ты думаешь?

— Но…

Договорить американец не успел — появившийся в коридоре Седьмой короткой очередью уложил обоих. Уже проходя мимо, он заметил выпавший из ослабевших рук Пичелли пистолет. Наградной «кольт» — хороший трофей для молодого офицера, не так ли?


— Машинное отделение — наше, — шипение уоки-токи сообщило Первому, что пора приниматься за вторую часть операции.

— Второй этап. Повторяю: второй этап, — даже не убрав рацию, командир диверсантов натянул на голову противогаз.

Присутствовавший рядом Двенадцатый уже откручивал вентиль на баллоне с газом. Команде американского корабля, построенного специально для поддержки десантных подразделений и даже успевшего выпустить сотню снарядов по японским позициям на Окинаве, предстояло столкнуться со снотворным газом. В этот момент Первый еще раз возблагодарил Бога, что президентэ оказался достаточно умен, чтобы раздобыть чертежи этого монстра. Иначе нужные клапаны его команда искала бы до посинения.

Многочисленные группы южно-американских спецназовцев, с успехом взявших под контроль ключевые точки линкора, в том числе и блокировавшие в кубриках многочисленную команду, получив приказ командира, натягивали противогазы и откручивали вентили на баллонах, бесконечным потоком идущих теперь уже и с берега — майор Родригес, взявший на себя самую тяжелую часть операции, про захват порта не забыл, отправив туда одну из лучших своих команд.

Газ, практически невидимый, но зато хорошо слышимый в шипении многочисленных емкостей, начинал свое беспощадное расползание по вентиляционной системе «Монтаны»…

13 сентября 1946 года. 01:22, Панама, борт эсминца «Элдридж»

— Ничего не понимаю. Кто-нибудь может мне объяснить, какого хрена происходит? — разбуженный вахтенным офицером капитан Стронски протирал глаза, пытаясь понять, что за выстрелы разносятся над водой.

— На «Монтане» стреляют, сэр. — Ответ вахтенного, ничего не прояснив, только лишь разозлил Стронски.

— Это я, черт побери, и так вижу и слышу! Какого хрена они там стреляют — вот что мне интересно!

Узнать ответ на этот вопрос капитану так и не довелось — облепившие дно его корабля мины, заботливо установленные еще одной группой подводного спецназа, рванули как раз в этот самый момент…

13 сентября 1946 года. 10:00, Панама, борт линкора «Монтана»

— Значится, так, мистер, я попробую объяснить в последний раз, — полковник Сезарро погрозил гордо стоящему американцу в военно-морской форме пальцем и укоризненно покачал головой. — По пунктам. Первое: порт и город наши. Полностью.

— Ненадолго, — презрительно скорчил гримасу моряк.

— Молчать! — рявкнувший полковник посмотрел на янки достаточно убедительно, чтобы тот заткнулся. — Второе: ваши корабли или на дне, или в наших руках. Все до самой последней лоханки.

— И снова: ненадолго.

На этот раз Сезарро не стал ничего говорить, просто несильно ткнув американца в солнечное сплетение. Пока тот пытался отдышаться, бразилец продолжил перечисление:

— Третье. Все американцы в этом районе — наши пленники. А это одних только моряков без малого тысяч десять. И четвертое: у вас есть шанс сохранить жизнь себе и им. Для этого достаточно перетащить «Монтану» ко входу в канал. Если вы это сделаете, то вам не только будет сохранена жизнь — вы даже получите относительную свободу перемещения в лагере военнопленных в Сан-Пауло, — Сезарро взмахом руки остановил собравшегося говорить американца: — И еще. Мы на войне, мистер американец. И у меня есть боевая задача. И если для того чтобы ее выполнить, мне потребуется прикончить пять тысяч янки, я это сделаю. И даже секундных колебаний у меня не возникнет. Поэтому хорошо подумайте, прежде чем отвечать на мой вопрос. От вашего решения зависит судьба довольно большого количества людей.

Коммандер, с ненавистью глядя на одетого в камуфляж полковника, буквально выплюнул:

— Да будьте вы прокляты, ублюдки! Гребаные предатели!

Сезарро улыбнулся:

— Когда ваши замечательные командиры бросили мой отряд на съедение япошкам на Северном берегу, я тогда примерно так же говорил. Так что, как видите, скоро будем в расчете. Но мне только не совсем понятно: ваш ответ — это «да» или «нет»?

— Да, — американец опустил голову.

— Вот видите, все было не так уж и сложно. Так что давайте займемся делом.

13 сентября 1946 года. 16:00, Вашингтон

Появление на улице небольшого грузовичка с надписью «Свежие овощи Макнаба» прошло абсолютно незамеченным. Спешащие по своим делам немногочисленные прохожие даже и не обратили внимания на тот немаловажный факт, что появился сей фургончик сегодня несколько раньше обычного да и двигался явно медленнее.

И то и другое объяснялось довольно просто: полученная на днях из Мехико шифровка довольно четко говорила, что делать и когда. И вот незадача — это самое «когда» оказалось не посреди ночи, а едва ли не в самый разгар дня.

Компания «Макнаб», оказавшаяся достаточно удачливой, чтобы получить контракт с одним из многочисленных военных ведомств США, поставляла различные продукты в столовые некоторых армейских организаций.

В их числе был и Объединенный Штаб Армии США, чье недавно выстроенное здание имело один очень неприятный недостаток.

Альверде, прекрасно осознающий, что американцы его не простят, сильно постарался, чтобы в строительстве некоторых зданий поучаствовали компании, чью принадлежность к Южно-Американской Федерации установить возможным не представлялось. И одним из таких зданий и было означенное место концентрации сухопутных генералов американской армии.

Так и что же за недостаток был допущен вдумчивыми строителями при возведении объекта? Ничего особенного. Если честно, то при некотором везении даже не самое опасное.

Как известно любому человеку, изучавшему сопромат, при расчете нагрузок на опоры следует предусматривать десятипроцентный резерв прочности. На всякий случай. И вот именно этого здесь сделано и не было.

К чему это могло привести? Ну, учитывая почти четыре тонны взрывчатки, завезенные десятком последних рейсов «Свежих овощей»…

После мощнейшего взрыва, прогремевшего ровнехонько в пять часов вечера по местному времени, сразу три несущие стены и одна колонна рассыпались в пыль. Что, в свою очередь, вызвало увеличение нагрузки на остальные. Эффект карточного домика…

Первой не выдержала стена восточная. Натужно рыча выдираемыми из стены бетонными плитами, она рухнула на мостовую, как мошку прихлопнув неудачно припаркованный «Форд». Еще минутой спустя лопнули сразу две поддерживающие колонны в середине здания, удерживающие потолок центрального холла, а после этого процесс пошел лавинообразно. Агонизирующая конструкция продержалась еще почти четыре минуты, что было, в общем-то, неплохим результатом, особенно учитывая обстоятельства.

Вот только находящимся в глубинах бетонного хаоса людям от этого было не легче. А если вспомнить, что под зданием проходила газовая труба — еще одна недоработка строителей — и сейчас рассерженно шипящий метан стремительно вырывался на поверхность, то им можно было только посочувствовать.

Коллапс здания Объединенного Штаба Армии США не означал коллапса всей системы. Пока…

14 сентября 1946 года. Бразилиа-Ардженто, президентский бункер

Буквально влетевший в штаб Альверде невысокий офицер едва не светился от счастья. Удивленно посмотревший на него генерал Гаспар наклонился, внимательно рассматривая папку, зажатую в руках сияющего полковника.

— Президентэ!

Обернувшись, Альверде хладнокровно принял донесение, изредка бросая взгляды на едва ли не подпрыгивающего курьера. В процессе чтения на хмуром и уставшем лице генерала появлялась все более широкая улыбка. Наконец, закончив просматривать документ, президент повернулся к спокойно ожидающим офицерам:

— Друзья! Панама — наша!!!

Радостно улыбающийся президент, переждав взрыв ликования и дождавшись, пока люди в его штабе успокоятся, продолжил:

— И более того. Американцы считают, что ряд диверсий, проведенных нашими силами на их территории, — это дело рук Советов. Они до сих пор не понимают, что Панама полностью в наших руках.

— Жозе, — тихо произнес Гаспар, наклоняясь к уху старого друга, — ты же понимаешь, что это ненадолго?

— Более чем, — так же тихо ответил президент ЮАФ. — Но это только начало. Сезарро уже установил захваченные корабли у входа в канал. Наши морские артиллеристы уже вовсю осваивают вооружение «Атланты» и «Монтаны». А это, мой дорогой друг, в сумме двенадцать орудий калибром четыреста шесть, тридцать две стодвадцатисемимиллиметровые универсалки и десятки зенитных пушечек.

И самое классное здесь то, что янки не могут их просто утопить, ибо поднять таких красавцев со дна будет несколько… затруднительно. А это закупорит столь любимый нашими дорогими друзьями канал. Вот и прикинь, какие им теперь нужны силы, чтобы вернуть канал под контроль. Ибо такую артиллерию им будет выбить несколько проблематично. Тем более что мы тоже времени зря не теряем.

— Президентэ, — молодой офицер, как выяснилось, не закончил доклад передачей донесения, — полковник Сезарро докладывает, что подразделения генерала Ферейро уже прибыли и начали разворачивание зенитного прикрытия.

— Ну вот и отлично, — Альверде похлопал Гаспара по плечу. — Филиппе развернет еще пару сотен русских зенитных пулеметов, и прорыв американской авиации к корабликам у входа станет еще более проблематичен.

— Президентэ, — командующий ВВС генерал Маскареньяш попросил слова. Дождавшись кивка президента, он спокойно поинтересовался: — Продолжать переброску авиации согласно плану «Альфа»?

Директива «Альфа» подразумевала стремительное рассредоточение ВВС Федерации на замаскированные аэродромы. Плюс, в случае успеха в Панаме, часть сил отправлялась туда, «доставлять радость и наносить добро» американским силам в регионе.

— Продолжайте. Что у нас с заменой десантников?

— Разгружаем сразу двенадцать транспортов с сухопутными силами. Замена контингента будет полностью проведена в течение трех суток. На данный момент мы даже опережаем график, — Маскареньяш, не удержавшись, похвалился.

— На сколько?

— Четыре с половиной часа.

— Отлично, — Альверде удовлетворенно щелкнул пальцами. После чего повернулся к Гаспару и буквально обстрелял его вопросами:

— Что с Кубой?

— Маринельо[2] готов взять власть.

— Мексика?

— Поддержит нейтралитет.

— Союзники?

— Парагвай и Боливия полностью за нас. Колумбия, Эквадор и Чили — поддержат нейтралитет. Перуанцы в раздумьях.

— Что с Мальвинскими островами?

— Флот начал операцию, пока результаты неизвестны.

— Резанов?

— Русские довольны. Черт, да они прыгают от радости. Кстати, завтра под шведским флагом придет крупный транспорт — на нем почти шестьдесят русских танков и сотня немецких восемь-восемь.

— М-да, — Альверде усмехнулся. — Сталин даже не сомневался в нашем выборе, да?

— Похоже на то.

— Ладно. Что Ноэл и Джефферсон?

— А как ты думаешь, Жозе? Мы же их интернировали, действуем без объявления войны. Плюются от ненависти и заявляют, что мы за все заплатим.

— Конечно, за все. Как в анекдоте: «И за дом, и за образование детей, и даже на машину останется». — Генерал повернулся к адъютанту и попросил связать его с министром информации.

— Алло? Луис? Будь добр, приготовь мое выступление по национальному радио. Да-да, и пусть журналисты соберутся в Доме Правительства. Угу. Скажем, сегодня в восемь вечера.

После чего, повесив трубку, Альверде повернулся к своим офицерам:

— Господа! Наша страна вступила в самое страшное противостояние в своей истории. Пришло время хорошенько поработать, чтобы эта война закончилась в нашу пользу. И пусть первые успехи вас не обманывают — враг силен, опытен и умен. Расслабляться не следует. Этим мы займемся тогда, когда противник капитулирует. Однако я добавлю к своим словам еще кое-что. — Президент замолчал, а потом, вскинув сжатые в кулак руки, проревел: — Да здравствует Федерация!

— Либре! — хором рявкнули в ответ офицеры.

Впереди были тяжелые времена.

ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ ЮЖНО-АМЕРИКАНСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В ВЕЛИКОЙ ВОЙНЕ

Военное издательство МО СССР, 1990 г.

Вплоть до начала сороковых годов Вооруженные силы Бразилии и Аргентины, явившиеся основой для строительства Южно-Американской Федерации, оставались на относительно низком уровне технической оснащенности и тактической грамотности. Что послужило толчком к их модернизации, сейчас сказать трудно — вполне возможно, что это была война в Чако, продемонстрировавшая необходимость военного строительства и модернизации, хотя более вероятным выглядит вдумчивый анализ президентом Альверде (Жозе Сезар Соарес Альверде, р. 1900, Сан-Пауло, Бразилия) геополитической ситуации и его ясное осознание того, что избежать участия в приближающемся мировом конфликте Бразилии не удастся.

Как бы то ни было, именно с деятельностью этого генерала, уже осенью 1941 года ставшего безраздельным властителем Бразильского государства и направившего его по пути социалистического строительства, связано становление Вооруженных сил Южной Америки.

Придя к власти, президент Альверде взял курс на модернизацию армии — причем модернизацию скорее не количественного, а качественного характера. Предвидя становление теории глубокой наступательной операции как основного метода боевых действий в ближайшие десятилетия, генерал вместе со своим бессменным помощником — министром обороны Бразилии, генералом Гаспаром (Жозе де Агиар Гаспар, 1902–1987, Сан-Пауло, Бразилия) — сделал ставку на мобильность и огневую мощь Сухопутных войск Бразилии.

Для обеспечения поставленных целей президент Альверде перевооружил армию на новейшую по тем временам автоматическую винтовку «Имбел» калибра 7,62x51 мм. Кроме того, войска в больших количествах получили также и модернизированную версию немецкого пулемета МГ-34 под тот же патрон.

Необходимо отметить, что пулемет МГ-42, появившийся в Бундесвере в приемлемых количествах уже после окончания советско-германской войны 1941–1942 годов, является практически точной копией пулемета «Имбел МД», появившегося в бразильских войсках уже в декабре 1941 года. Вполне возможно, что конструкторы пришли к одним и тем же выводам — ведь оба пулемета являются, по сути своей, лишь доработкой и модернизацией пулемета МГ-34, принятого на вооружение Вермахта еще в тридцатых годах.

Как бы то ни было, уже в феврале 1942 года бразильская армия была оснащена автоматическим оружием в количествах, значительно превышающих на тот момент аналогичный показатель аргентинских Вооруженных сил.

Но, помимо оснащения армии стрелковым оружием, президент Альверде также озаботился созданием механизированных и моторизованных подразделений. Стоит отметить, что перед вторжением в Аргентину в бразильской армии уже было сформировано десять моторизованных дивизий и восемь механизированных бригад.

Понимая, что всего этого может быть недостаточно, президент Альверде также сформировал сразу двадцать кавалерийских бригад, должных действовать в условиях бездорожья и горной местности.

После относительно быстрой и бескровной победы над аргентинскими Вооруженными силами, оказавшимися неспособными организовать отпор его войскам, и создания Южно-Американской Федерации президент Альверде продолжил военное строительство, внимательно изучая результаты войны в Европе и следя за развитием событий на Тихоокеанском театре военных действий.

По результатам этого анализа уже к концу сорок второго года Корпус морской пехоты был значительно расширен. Понимая, что японские милитаристы несут вполне однозначную угрозу всему цивилизованному человечеству, генерал подписал с США оборонительный договор, направленный против Японской империи, после чего начал готовить Экспедиционный корпус к активным боевым действиям.

Следует отметить, что до сих пор подготовка южноамериканской армии считается одной из лучших, а на тот момент сильнее была лишь советская и немецкая.

Боевые действия против японских войск показали высочайшую выучку южноамериканских солдат. Одним из ярчайших примеров мастерства и боевого духа может служить «Подвиг Сезарро» (он же «Подвиг Северного берега»), когда на северном побережье Австралии два батальона бразильской морской пехоты под командованием тогда еще майора Сезарро в течение недели удерживали плацдарм против двух дивизий японской пехоты.

Ярко проявился боевой дух южноамериканцев и при штурме Окинавы, когда во встречном бою 3-я дивизия морской пехоты захватила северный укрепрайон, считавшийся японским командованием неприступным.

Однако все эти бои были лишь подготовкой Вооруженных сил ЮАФ к действительно серьезной войне не на жизнь, а на смерть.

Президент Альверде, за предшествующие Третьей мировой войне годы сделавший так много для создания современных Вооруженных сил, прекрасно понимал, что экономическая мощь его основных противников — США и Великобритании — настолько велика, что единственным шансом на выживание является качественное превосходство его войск. В то же время, понимая свою неспособность полностью оснастить свою армию современнейшими вооружениями, президент Альверде сделал ставку на воинскую выучку своих солдат и взаимодействие различных родов войск между собой.

Особое внимание он отводил оснащению ВВС Федерации новейшими самолетами. Построенный Британией завод по производству лицензионных копий их лучшего истребителя «Си Фьюри», а также сразу три завода, производящих бразильскую версию немецких «Фокке-Вульф 190», вкупе с многочисленными поставками как Альянса, так и Евразийского союза позволили генералу создать современные и прекрасно оснащенные Военно-воздушные силы.

Так, на 1 сентября сорок шестого года на вооружении ВВС ЮАФ состояло 14 250 самолетов, из них 10 750 боевых. Состав здесь вполне однозначно делился в пользу истребительной авиации — истребители (в том числе и многоцелевые) составляли 52 % от всех самолетов ВВС ЮАФ.

В боевом составе истребительной авиации были следующие типы самолетов: Як-9 (26 % от общего количества истребителей), Ла-9 (14 %), Mustang Р-51 (5,5 %), Sea Fury (13,5 %), FW-190 (41 %). Как видно из приведенного состава, ВВС Федерации были представлены в основном современными типами самолетов и были весьма боеспособны.

Сильна была и тактическая авиация. И хотя ВВС ЮАФ в данном сегменте были оснащены в основном устаревшими типами самолетов, их количество и выучка пилотов, очевидно, представляли собою достаточную силу: Ju-87 (составлял большую часть парка пикировщиков — 73 %), Пе-2 (27 % от состава пикирующих бомбардировщиков), Ил-2МБ (34 % от всех штурмовиков), И-16 (49,5 %), Р-39 Airacobra (9 %), А-36 Apache/Invader (7,5 %). Бомбардировщики среднего радиуса действия были представлены единственной моделью — на вооружении южноамериканских Военно-воздушных сил состояло 370 единиц В-25 Mitchell.

Напоследок при рассмотрении ВВС ЮАФ надо также отметить и стратегическую авиацию, имевшую на своем вооружении 75 бомбардировщиков Пе-8, 89 В-17 Flying Fortress и 254 единицы Avro Lancaster. Все это превращало Федерацию в сильнейшую авиационную державу в Западном полушарии после Соединенных Штатов Америки.

Отдельно стоит отметить транспортную авиацию ЮАФ. Три с половиной тысячи грузовых самолетов (ТБ-3, Ju-52, DC-3, С-47) позволили генералу Альверде создать многочисленные и прекрасно оснащенные Воздушно-десантные войска, покрывшие себя в последующей войне славой и заслуженно носящие звание сильнейших после советских.

Но перейдем к Сухопутным войскам Южно-Американской Федерации.

Как уже говорилось, в строительстве Вооруженных сил президент Альверде сделал ставку на мобильность и огневую мощь. Именно поэтому в его войсках практически не имелось тяжелых танков и САУ — несмотря на то что Советский Союз предлагал ему поставки значительного числа снятых с вооружения машин, таких, как ИС-1 и ИСУ-122.

В результате на 1 сентября 1946 года в составе Сухопутных войск ЮАФ насчитывалось только три отдельных полка, оснащенных тяжелой техникой: два полка ИС-1 и один полк ИСУ-122, по двадцать пять машин в каждом.

Недостаток тяжелой техники, однако, с лихвой восполнялся техникой легкой. В частности, ставка была сделана на легкие универсальные САУ — бразильская версия советской СУ-76 (Alverde S.P. 41) была выпущена в огромных количествах, надолго став основной бронетехникой южноамериканской армии. На 1 сентября 1946 года в войсках насчитывалось приблизительно семь тысяч A.S.P.

Представляющая собою классическую легкую САУ, с орудием калибра 75 мм (лицензионная копия немецкой 75-мм KwK 42), противопульным бронированием и бензиновым двигателем, A.S.P. была удивительно технологична в производстве, что, собственно, и позволило насытить ими войска в таких количествах. Даже противотанковая САУ «АТАМ» была выпущена на тот момент только лишь в количестве 700 штук.

Помимо большого количества моторизованных и механизированных подразделений, укомплектованных A.S.Р., в войсках ЮАФ присутствовало также значительное количество танковых частей, сформированных из поставленных ГДР и СССР средних танков. В частности, ГДР поставила в Бразилию почти тысячу танков Т-4 и 372 разведывательных танка «Леопард», а Советский Союз — 380 танков Т-34-76. Помимо этого, СССР также поставил в Федерацию 470 танков БТ-7М.

Понимая важность обеспечения армейской ПВО, генерал Альверде принял серьезные меры. В частности, в Швеции была куплена лицензия на производство одной из лучших зенитных пушек того времени — 40-мм Bofors. В Швейцарии была куплена лицензия на производство орудия «Эрликон» калибра 20 мм. И те и другие орудия устанавливались на шасси производимых по лицензии американских бронетранспортеров МЗ. Для этих же целей использовалось также и шасси A.S.Р., и грузовики. Отдельно стоит отметить так называемое «дешевое ПВО», когда на шасси автомобиля повышенной проходимости устанавливалась спарка крупнокалиберных пулеметов. Таких «эрзац-ЗСУ» в войсках ЮАФ было очень много: на 1 сентября 1946 года — около 4000 единиц.

Стационарная зенитная артиллерия была представлена в основном немецкими орудиями — различными модификациями известнейшей «восемь-восемь». Кроме того, на вооружении состояли также и более крупные пушки — 105-мм орудия FlaK 38/39 и 128-мм орудия FlaK 40.

Большую роль в Сухопутных войсках ЮАФ играли автомобили. Классических пехотных дивизий в армии Федерации не было вообще — только моторизованные или кавалерийские. Обеспечение грузовиками достигалось в том числе и за счет американских поставок. Выигравшая конкурс компания «Студебеккер» только в период с июля 1942 года по октябрь 1945-го поставила в ЮАФ более 90 тыс. грузовиков.

Артиллерия была представлена лицензионными копиями как американских, так и советских образцов. Так, основной полевой гаубицей южноамериканских войск была бразильская версия американской М114. В то же время основной моделью миномета была копия советского БМ-37.

Говоря о флоте ЮАФ, можно лишь только сказать, что он был укомплектован в основном устаревшими кораблями — за исключением крейсера «Либре» (захваченный бразильским спецназом в Индонезии японский крейсер «Микума») и многочисленных торпедных катеров и миноносцев. В любом случае наступательные действия были ВМФ Федерации недоступны.

Суммируя вышеизложенное, необходимо признать, что в целом к Третьей мировой войне армия ЮАФ подошла в боеготовом состоянии.

16 сентября 1946 года. Вашингтон, Белый дом

— Как это понимать?! Какого черта он объявил нам войну? Кто-нибудь может мне это объяснить? — разъяренный Трумэн врезал кулаком по столу. — Но еще больше меня интересует финт с Панамой и особенно зоной Панамского канала. Какого черта ему никто не помешал??? Почему эти обезьяны захватили целую, на хрен, страну без малейшего сопротивления с нашей стороны? И не только страну!!! Они захватывают два корабля нашего флота, запирают канал, и все, чем мы на это им отвечаем, — дипломатическая нота!!!

— Официально он заявляет, что обеспечивает «периметр безопасности». — Госсекретарь Эдвард Стеттиниус удивленным не выглядел. — Не знаю, что ему наобещал Сталин, но, видимо, действительно много. Без этого его атака выглядит полной авантюрой.

— Вообще-то, совсем не факт. — Негромко произнесенные генералом Маршаллом слова вызвали удивление у присутствующих в Овальном кабинете первых лиц Америки. Министр обороны кивнул адмиралу Нимицу, прося объяснить коллегам проблему.

— Начнем с канала. Мы уже пытались атаковать «Монтану» самолетами с «Беннингтона». Потеряли восемь пикировщиков, попаданий не было. Альверде уже развернул мощнейшее зенитное прикрытие. Но это не самое главное. Проблема в том, что по результатам этого вылета стало однозначно понятно — если мы утопим «Монтану», то этим самым закупорим канал. Чтобы поднять такую кучу металла, нам потребуется минимум полгода. В лучшем случае.

— А если высадить десант и взять ее штурмом?

— Не вариант. Уж что-что, а удерживать позиции бразильцы научились. Помните Северный берег? — Маршалл недовольно пожал плечами. — Так что это даже не обсуждается.

— А какие у нас вообще есть варианты? В принципе? — Трумэн выглядел так, словно его сейчас хватит удар.

— Подвести к Панаме несколько артиллерийских кораблей, прикрывая их авианосцами. Раздолбать «Монтану» и «Атланту» издалека — все равно они стоят и будут не слишком сложными мишенями. После чего под прикрытием линкоров и тяжелых крейсеров высаживать десант.

— Но вы же сказали, что на поднятие «Монтаны» понадобится полгода?

— В лучшем случае. Но если мы не будем делать ничего — войска Альверде укрепятся, и все станет еще хуже. Вспомните Окинаву. Там у нас была возможность сосредоточить чудовищные силы — и то мы понесли серьезнейшие потери. Здесь пока такого нет. И не надо.

— А может, попробуем припугнуть этих ублюдков? Хотя бы и бомбардировками?

— Безусловно. Я уже отдал приказ разработать план нанесения стратегических бомбовых ударов по основным промышленным районам Федерации. В принципе, имеющиеся силы даже и морской авиации способны нанести Альверде серьезный урон. А если мы откажемся от планов переброски в Англию еще одной партии «Суперкрепостей», то сможем значительно усилить воздействие, — Маршалл снова пожал плечами, всем своим видом показывая, что его этот вопрос волнует не слишком.

— То есть как это, отказаться от переброски бомбардировщиков в Европу? А как же Советы?

— С Советами у нас все плохо, — меланхолично заметил Стеттиниус, — очень. Я уже рассматривал вопрос о перемирии через Швецию.

— И?

— Никакой реакции. Нас выпрут из Европы. И из Евразии. И, если наши облажавшиеся эксперты не ошибаются в очередной раз, Советам и их дружкам на это потребуется максимум год. Потом они придут за душонками англичан — и все. Вон генерал Маршалл не может нам рассказать, как он будет к порядку Альверде приводить, а вы про Советы…

— Да что это за чушь!!! — Американский президент буквально взлетел из кресла. — Это непостижимо! Вы что, на полном серьезе утверждаете, что мы даже Бразилию к порядку призвать не способны?

— А как? — все так же меланхолично ответил госсекретарь.

— Джордж? — Трумэн с надеждой посмотрел на своего лучшего стратега.

— Это будет… проблематично, сэр. У нас огромные потери в Иране и Корее. А там у нас хотя бы были плацдармы. Здесь этого нет.

— Но и Альверде совсем не Сталин!!!

— Конечно. Но солдаты у него не намного хуже. А у нас невыгодная ситуация. При высадке на побережье он, пользуясь построенной нами же железной дорогой, перебросит необходимое число войск к плацдарму, блокирует, а затем ликвидирует его. И эта игра в догонялки может происходить очень долго.

— Но должен же быть хоть какой-то выход?

— В принципе, да, — ненадолго задумавшись, ответил Маршалл. — Смысл в том, что мы уничтожим бомбардировками основные промышленные центры, после чего высадимся сразу в нескольких точках — Буэнос-Айрес, Рио и так далее. Быть одновременно везде Альверде не сможет. И мы заставим его сдаться.

— А если не подействует?

— Будем бомбить до тех пор, пока не подействует. Применим план «Запах» против него, если потребуется, раз уж Советы для нас недосягаемы.

— Пару месяцев назад все это выглядело совсем не так хреново, — ядовито заметил Трумэн.

— Пару месяцев назад мы понятия не имели, что Советы сделали не просто шаг, а какой-то дикий прыжок вперед. И их союзу с немцами нам теперь нечего противопоставить. Ибо «кузены» оказались не слишком щедрыми союзничками…

— Если не будет другого выбора, то и ладно. Мы уйдем из Европы, — тяжело вздохнув, решил Трумэн. — Но Альверде я предательство не спущу. Эту скотину мы повесим!!!

23 сентября 1946 года. Москва, Кремль

Вошедший в главный кабинет страны Берия выглядел расстроенно. Напряжение, сквозившее в каждом его шаге, выдавало нешуточную тревогу. Расхаживающий по кабинету Сталин это сразу заметил, но в своей излюбленной манере спрашивать ничего не стал. Глава МГБ сам все расскажет.

— Лаврентий Павлович! — поднялся из своего кресла Ледников.

Берия ничего не ответил, только кивнул. Молотов, блестя стеклами очков, бросил взгляд на Хозяина. По лицу Сталина, как обычно, ничего понять было нельзя. Полурасслабленная поза, прищуренные глаза…

— Товарищ Сталин, только что пришло подтверждение вчерашней информации от агента Рандеву. Боюсь, нам необходимо созвать совещание Государственного Комитета Обороны и вернуться к обсуждению планов применения специальных боеприпасов.

Вернувшийся в кресло Ледников вскинул голову. В его глазах явственно возник огонек ненависти, с каждой секундой разгорающийся все больше и грозящий превратиться в пожар.

— Да? Интересно… и что же такого задумали сделать наши замечательные друзья? — усмехаясь из-под усов, поинтересовался вождь.

— На авианосцы «Мидуэй» и «Франклин Делано Рузвельт» вчера утром доставили химические бомбы. А контр-адмирал Джеймс получил указание выдвигаться к Панаме. И красный пакет со специальным приказом — он должен его открыть, находясь в море. Все говорит о том, что Соединенные Штаты Америки собираются осуществить крупномасштабное применение химического оружия массового поражения. Возможно, что и против гражданских лиц.

— Мы можем достать американские города? — вождь повернулся к Рокоссовскому.

— С авиабаз Альверде — да. Из Европы тоже, но в этом случае для наших носителей это будет поездка в один конец.

— Но как же Англия? Неужели американцы не понимают, что применение ОМП приведет к ответным мерам — хотя бы и против англичан? — Молотов обвел взглядом присутствующих.

— Понимают. И им наплевать. — Берия ответил совершенно спокойно, как будто говорил о двоечнике, прогулявшем урок. — Товарищ Сталин?

Вождь задумчиво посмотрел в окно, а затем, повернувшись к присутствующим, спокойно сказал:

— Ты прав, Лаврентий. Нам действительно надо собрать совещание ГКО по этому вопросу. А пока, товарищи, можете быть свободны. Товарищу Сталину надо все обдумать.

26 сентября 1946 года. Мексика, г. Мехико

Пробравшись через многолюдную толпу, невысокий, смуглый от загара человек зашел в неприметный ресторанчик, где было совсем пусто. Кивнув своему знакомому у стойки, он не торопясь уселся за столик и, развернув купленную неподалеку газету, принялся читать.

— Сеньор? — возникший словно из ниоткуда официант протянул меню.

— М-м-м… Энчиладос — только поострее, хорошо? — немножко мороженого и кофе. В кофе добавьте две ложки сахара, молока и чуток сливок. Спасибо, — мужчина ни на секунду не оторвался от читаемой в настоящий момент статьи.

— Си, сеньор, — и официант испарился так же незаметно, как и появился.

— Жаркий денек сегодня, да? — присевший за соседний столик старый мексиканец, заросший бородой чуть ли не до самых глаз, пыхнул толстенной сигарой и ухмыльнулся.

— Это уж точно, — все так же не поднимая глаз, отозвался неизвестный. — Порою я думаю, что русским с Сибирью повезло.

— Ну, не знаю. По мне лучше жара, чем холод.

— Пожалуй, — кивнул человек с газетой.

— Тем более что на моей гасиенде есть пара прекрасных прохладных мест. Ну, знаете — у пруда, под сенью деревьев, с красоткой-женой, — мексиканец хохотнул.

— Полагаю, мексиканские женщины делают воздух вокруг горячее, а не прохладнее, — улыбнулся мужчина.

— С этим не поспоришь, — и все так же ухмыляющийся мексиканец встал из-за стола. — Удачи вам в ваших делах, сеньор.

— И вам того же. — За весь диалог газета в руках незнакомца даже не шелохнулась.

Этим же вечером в сорока пяти километрах от города группа людей извлекла из указанного связным тайника сорок четыре винтовки, пять пулеметов и три десятка гранат.

Майор Стольнин был доволен.

27 сентября 1946 года. Мексика, г. Мехико

Сгущавшиеся над столицей Мексики сумерки нежно укутывали небольшое здание — виллу в одном из многочисленных пригородов. Выполненная в испанском колониальном стиле, она была тем не менее новостройкой, напичканной новейшими на тот момент решениями из области архитектуры… ну и небольшой бункер под зданием тоже был.

— Сеньор Карденас? — вошедший в кабинет человек улыбнулся и протянул руку. Бывший президент Мексики поднялся навстречу и, ответив на рукопожатие, вернулся в кресло, сделав гостю знак присоединяться.

— Какой прекрасный вечер, не так ли?

— Безусловно, господин президент.

— Да. Так не хочется портить его разговорами о делах. Но куда деваться? — Карденас всплеснул руками и покачал головой. — Политика не отпускает меня даже после ухода с президентского поста. Но такова судьба…

— Такова судьба, — повторил гость и склонил голову.

Однако следующую фразу Ласаро Карденас произнес уже совсем другим тоном:

— Полагаю, мой дорогой друг просил вас что-то мне передать? — В голосе явственно прозвучала сталь обнажаемого клинка.

— Вы очень проницательны, господин президент.

— И что же?

— Наш большой брат всем уже изрядно надоел… а вы знаете, что у этого родственничка имеются к вам серьезные претензии…

— Ну, братец ничего мне не сделал тогда, когда я отбирал у его компаний недра, принадлежащие мексиканскому народу. Вам не кажется, что поздновато вспоминать такие мелочи… особенно в свете происходящего?

— О, боюсь, вы не так поняли, господин президент. Те дела давно минувших дней их не волнуют. Им нужен мексиканский народ, убивающий своих братьев из Южной Америки за интересы совсем других людей. И они прекрасно понимают, что возглавляемая вами партия этого не допустит. Вы этого не допустите… Я полагаю, вы уже догадываетесь, какое решение они примут?

— Жозе волнуется за мое здоровье? — Карденас усмехнулся.

— В том числе. Он мечтает о свободной Латинской Америке, где никто не эксплуатируется и свободные народы живут счастливо…

— И во главе этих свободных народов он видит себя, не так ли?

— Он полагает, что подобные вопросы можно будет решать гораздо позднее, когда Большого Брата поставят в угол и выпорют.

— Ну, порка братика уже идет. И даже не отцовским ремнем. — Ласаро снова усмехнулся: — Удивлен, что Жозе этого недостаточно.

— В том-то и дело, что нет. Эта порка избавит Большого Брата от привычки лазить по чужим огородам. А этот огород он считает своим.

Бывший президент Мексики, руководитель Мексиканской революционной партии Ласаро Карденас встал из-за стола и, подойдя к балкону, посмотрел на появляющиеся над городом звезды. Помолчал, о чем-то напряженно раздумывая.

— Ладно, — наконец разорвал тишину его голос. — Чего именно хочет Жозе?

1 октября 1946 года. Северная Италия

Появление немецкого «леопарда» было весьма неожиданно для отдыхавших советских бойцов. Васильев, зло посмотрев на виновато разводящего руками командира боевого охранения, погрозил ему кулаком и, наклонившись к уху, гневно прорычал:

— Мы еще поговорим, сокол ты мой сизокрылый!

Вылезший из танка немец, наблюдавший эту картину, ухмыльнулся.

Несмотря на то что со времен советско-германской войны прошло вот уже четыре года, тепла в отношениях кадровых офицеров явно не хватало, а потому подколки друг другу устраивали обе стороны. Объединенное Стратегическое Командование Евразийского союза такое, естественно, не одобряло и за подобные проделки наказывало строго-если узнавало, конечно, — ибо уже неоднократно случались случаи «дружественного огня». Так, к примеру, немецкая «пантера 2», имитирующая нападение из засады и неожиданно выскочившая на дорогу прямо посреди советской механизированной колонны, была обстреляна из ручных противотанковых гранатометов сидевшими на броне оказавшегося рядом «берии» пехотинцами. А еще секундой спустя к ним присоединились орудия тяжелых БМП… Результат — два убитых и три раненых немецких танкиста, а также несколько обожженных выхлопами РПГ советских солдат, причем один из них пострадал довольно серьезно.

Или отделение советской войсковой разведки, по непонятной причине решившее проникнуть на охраняемый немцами объект. Результат — четыре трупа и четырнадцать раненых с обеих сторон.

И такие случаи были неоднократны и совсем не единичны… Далеко не все из них заканчивались столь печально, но подобный бардак приводил генералов в состояние, классифицированное каким-то из армейских остряков как «носорог разъяренный, подслеповатый».

Поэтому с недавних пор за подобное можно было так отхватить (даже если происшествие обошлось без жертв или особенных неприятностей), что желание подшучивать над союзником с обеих сторон довольно резво угасло.

Но рецидивы случались — о чем недвусмысленно говорил вид бравого лейтенанта, привалившегося к своему танку.

— Теперь вы. Что ж, герр офицер, вы тоже хороши. Прокрались мимо моих бойцов — продемонстрировали слабые места в обороне. Что хорошо — ведь теперь я упущение исправлю, а лучше союзник, обнаруживший дырку в твоем заборе, чем враг. Но вам не пришло в голову… — Тут Васильев сделал паузу и, перейдя с немецкого на подвид русского, высказался об умственных способностях стоящего перед ним немца, после чего продолжал как ни в чем не бывало: — что здесь по вам вполне могли открыть огонь. На поражение? Из всех, мать их, стволов? И что ваше донесение — да-да, то самое, что вы держите в руках, — попросту не дошло бы до адресата? Коим, как я полагаю, я и являюсь? А? Можете мне на это ответить, или мне лучше спросить у вашего командира?

Несколько ошарашенный таким напором немец стушевался и что-то невнятно буркнул.

— Надейтесь на то, что доставленное вами послание достаточно важно, чтобы я забыл написать рапорт вашему командованию.

И, буквально вырвав из рук «гордости Вермахта» (о чем недвусмысленно заявлял значок на груди танкиста) пакет с бумагами, Васильев отправился в штабную палатку, рукой приказав следовать за ним.

— Товарищи командиры, — около часа спустя обращался Васильев к офицерам своего батальона. — У меня для вас две новости: плохая и хорошая. Плохая — в том, что завтрашней ночью нам с вами предстоит прорвать оборону противника в седьмом квадрате.

— Фигасе, — пробормотал стоящий в углу капитан, немолодой уже мужик с красным лицом и рано поседевшими волосами. — У англичан же там почти два полка.

— И вот здесь приходит время для хорошей новости. Нашу атаку поддержит одиннадцатая танковая бригада Вермахта. А это полторы сотни вторых «пантер» и штук сорок «леопардов».

— И на хрена им мы? — поинтересовался все тот же капитан.

— Пехотное прикрытие. На «кошках» по траншеям не попрыгаешь и в дом не залезешь. В любом случае справиться мы должны.

— Воздух?

— Скорее всего, будет ничейным. Метеослужба обещает дождь и сильный ветер, — Васильев пожал плечами.

— А если будет все-таки хорошая погода?

— Нас прикроют. И не надо спрашивать, дадут ли нам штурмовики — ибо я сразу могу сказать, что нет, не дадут. Другие вопросы есть? — Ответом майору послужило молчание. — Ну и отлично. Завтра с утра, в десять, буду давать уже конкретные приказы, так что командирам рот подойти к этому времени. А мне еще надо с моим немецким коллегой все обсудить. Так что спокойной ночи — пусть ваши бойцы хорошенько отоспятся. Все свободны.

Дождавшись ухода своих подчиненных, Леонид повернулся к сидящему в углу штабной палатки немцу. Прибывший минут через пятнадцать после своего посыльного полковник Вальберг оказался на удивление вменяемым и адекватным человеком. Будучи австрийцем по происхождению, он тем не менее с честью служил Германии вот уже почти двадцать лет.

— Что ж, герр полковник, как именно вы предлагаете нам действовать? Вы же, я так понимаю, в этих краях уже воевали?

— Вы правы, товарищ майор, воевал. Но тогда все было совсем по-другому.

— Действительно, — согласился Васильев. — Но все же?

— Мы ударим по их позициям вот здесь, — Вальберг ткнул в карту ручкой. — И попытаемся с ходу взять мост.

— Хм, — Леонид неуверенно покачал головой. — А конкретнее?

— Вечером наша артиллерия начнет вести сосредоточенный огонь вот по этому квадрату. Одновременно ваши залповые системы произведут массированный обстрел интересующих нас позиций. Мы же, пользуясь темнотой, незамеченными выйдем на рубеж атаки и прорвем их оборону.

— И наша задача?

— Пока мои «пантеры» будут превращать оборону англичан в руины, вы, с помощью своих «берий», — это слово полковник произнес с явным недовольством, — и моих «леопардов» захватите позиции британцев у моста. И сам мост тоже, естественно. Создадите плацдарм на другом берегу. После чего нам надо будет продержаться около суток до подхода частей вашей 27-й армии.

— М-да, — Васильев едва удержался, чтобы не выругаться. Это было не просто хреново, а охренительно хреново. Потому как только идиот может подумать, что командование войск Альянса в регионе вот так просто смирится с дыркой в своей обороне. А значит, попытки отбить мост будут следовать непрерывно. — Но зачем такая спешка? Почему не подождать концентрации сил и не ударить по врагу, имея за собой внушительное превосходство?

— Потому как стало известно, что Альянс в срочном порядке минирует мосты. До этого еще не добрался — но скоро доберется. Так что скажите спасибо за этот вот бросок нашей разведке. Поскольку если бы не они — эту замечательную речку нам пришлось бы преодолевать вплавь. Чего мне совершенно не хочется. Это то, что я знаю наверняка.

Чего австриец не знал, так это того, что удар этот был отвлекающим маневром Стратегического командования, а вот в Альянсе, наоборот, считали, что это направление и будет основным в операции по прорыву фронта.

Повесть и фильм «Батальоны просят огня» готовы были вновь получить основы своих сюжетов…

2 октября 1946 года. Бразилиа-Ардженто, президентский бункер

— Пресвятая Дева Мария, — Альверде, не веря своим глазам, прочитал послание еще раз. — Янки что, совсем с катушек слетели?

— Чего там, Жозе? — Гаспар, устало откинувшийся в кресле, не открывая глаз, повернул голову в сторону президента.

— Эти ублюдки бомбили Буэнос-Айрес. Огромным количеством самолетов. Не Токио, конечно, но…

— Идиоты. Теперь наше аргентинское население еще сильнее к нам привязано и значительно меньше любит янки. Они что, этого не понимают? — министр обороны Южно-Американской Федерации удивленно посмотрел на старого товарища.

— Похоже, они просто хотят запугать народ. Не слышал еще? Трумэн объявил, что вбомбит нас в каменный век, если не «прекратим предательскую войну». А учитывая, что Сан-Пауло слишком хорошо защищено, они и работают по Рио и Буэнос-Айресу.

— Большие потери?

— Военные не особенно велики. А вот среди гражданского населения… — Альверде покачал головой. — Они целенаправленно атаковали жилые кварталы.

— Черт, я начинаю терять нить, — негромко пробормотал Гаспар. — Мозг отключается.

Президент понимающе посмотрел на своего зама.

— Тебе просто надо поспать, Жозе. Последние дни были слишком напряженными.

— Наверное, ты прав. Но меня мучает вопрос: а не применят ли янки ОМП? — Сообщение от союзников из Европы о погрузке химических бомб на американские авианосцы бразильцы приняли всерьез.

— Надеюсь, они не рискнут. Британцы, по крайней мере, на это не согласны ни под каким соусом.

— Еще бы! — Гаспар усмехнулся. — Их же тут же зальют отравой по самый Биг-Бен. Бек заявил об этом в открытую. А Сталин не возражал.

— В любом случае гадать не будем, — Альверде подошел к зеркалу и поправил берет. Оглядел форму и поправил выбившийся из нагрудного кармана платок.

— На свидание собрался? — Несмотря на приличное количество трудностей, хотя и ожидаемых, но от того не менее неприятных, у друзей еще оставались силы на подшучивание.

— Ага. С журналистами. Выразить возмущение атаками гражданского населения и обвинить Трумэна и К° в военных преступлениях. Сам понимаешь, скоро наше время набора очков закончится. И если нам не удастся взорвать ситуацию — все будет исключительно хреново.

Министр обороны понимающе кивнул.

— А ты, мой дорогой друг, отправляйся спать. Скоро нам понадобятся все силы.

— Но…

— Никаких «но», Жозе. Иди спать — это приказ. Ты мне нужен свежим, — и, уже направляясь к выходу, Альверде добавил: — Минимум десять часов. Можешь поспать здесь, если хочешь.

Закрывающий дверь президент не видел, что его министр обороны уже отключился.

4 октября 1946 года. США, г. Вашингтон

Собравшиеся в небольшом зале люди были мрачны и неразговорчивы. Висящая на стене крупномасштабная карта Европейского ТВД, являвшаяся почти точной копией карт Пентагона, вызывала полные ненависти и разочарования взгляды.

Появление длинного худого старика в застегнутом наглухо пальто вызвало некоторое оживление.

Разгладив редкие седые волосы, он решительно прошел через всю комнату. Сел во главе стола, небрежным движением бросив шляпу на его поверхность. Пару раз стукнул тростью по полу, добиваясь тишины.

Долго этого ждать ему не пришлось — меньше чем через полминуты он получил все внимание собравшихся.

— Что, обосрались? — язвительно прохрипел старик. — Поняли, что вляпались в полное дерьмо, и теперь хотите разрыдаться и заплакать, словно маленькая девочка в розовом платье, вопящая «мама!»? Можете не отвечать, — он внимательно оглядел сидящих за столом людей. Кто-то понуро склонил голову, кто-то, наоборот, держался гордо. Но глаза… в глазах плескался страх.

— Вот и нашему дорогому президенту тоже пора менять штанишки. Он тут недалече заявил, что мы должны уйти из Европы. Более того, он после потерь бомбардировщиков над этой долбаной Бразилией еще и насчет нее уже не уверен. Мир хочет со всеми заключить.

— А я вам говорил!!! Я говорил еще тогда, что нам нужно больше времени, чтобы подготовиться! — Толстый коротышка, несколько похудевший со времен последней встречи джентльменов, врезал пухлым кулаком по столу. — Ведь было понятно, что мы не готовы! Мы тратили миллиарды на эти тупые исследования всякой хрени вроде атомного оружия или антигравитационных двигателей. Какие были аргументы за это? То, что Советы тоже работают над этими проектами? Что-то незаметно! — Голос толстяка все повышался, грозя сорваться на визг. — А результат? Мы позорно отстали в реактивных двигателях и ракетах!! А чем может похвастать проект «Манхэттен»? Чем, я вас спра…

— Успехом, — внезапно каркнул старик, оборвав коротышку на полуслове. — Яйцеголовым наконец удалось запустить реакцию.

Ухмылка, появившаяся на его лице, расплывалась все шире, пока не превратилась в злобный оскал. Крючковатый нос дополнял картину, делая мужчину похожим на грифа.

— Да, это пока не совсем то, на что мы надеялись, — Гровс назвал то, что получилось, «шипучкой», — бомба рванула с эквивалентом в сотню тонн вместо пяти тысяч. Но в течение месяца-другого, максимум трех, мы получим уже то, что надо. А через год сотрем этим ублюдских комми с лица земли вместе с их немецкими дружками.

— А Альверде? — спросил кто-то из сидящих за столом.

— Надеюсь, что здесь не все такие трусы, как наш дорогой президент. Хотя, учитывая, что он скоро станет героем нации… — И, видя недоумевающие взгляды собравшихся, пояснил: — Погибнет от рук вражеского диверсанта. Бедняга. Так много сделал для американского народа! — Сарказм старика вызвал некое подобие улыбок.

— Так какой у нас план?

— Пока держаться в Евразии изо всех сил и закончить бомбу. А потом мы превратим коммуняк в скулящих собачек, молящих о прощении доброго хозяина. Подарим миру демократию…

Коротышка, в отличие от остальных воздержавшийся от смешков, неожиданно поинтересовался:

— А вы уверены, что у Сталина нет своей бомбы?

Вместо ответа старик глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула. Потом, видя начинающее скапливаться на лицах сидящих за столом людей напряжение, ответил:

— Если бы она была у дядюшки Джо, то мы бы об этом уже узнали.

— Да? И как же? Нам даже про их танки практически ничего не было известно. А уж бомбу русские засекретили бы на порядок серьезнее.

Старик снова вздохнул и закатил глаза. Потом, покачав головой, спокойно ответил:

— Если бы коммунисты владели бомбой, то они бы ее использовали. Против нас. Полагаю, это мы бы заметили.

— Чертовски надеюсь, что вы правы. Потому что, если мы снова ошибемся — нам крышка. И на этот раз без шансов.

Толстый коротышка, больше всех из присутствующих боящийся Советского Союза, не подозревал, насколько он прав…

7 октября 1946 года. Корейский полуостров, Пусанский плацдарм

— Товарищ капитан, — возникший рядом с Голенко боец тронул спящего командира за плечо. Открыв глаза, Никита некоторое время смотрел на разбудившего его человека, словно пытаясь понять, откуда он его знает.

— Да?

Услышав вопрос, боец добавил:

— Вас к себе товарищ майор зовет. Совещание будет…

— Когда?

— Дык вот сейчас уже… Товарищ майор сказал: как только, так сразу…

— Хорошо. Сейчас умоюсь и приду. Две минуты.

Торопливо умывающийся танкист вдруг подумал, что сегодня последний день их боев. Укрепившиеся на клочке земли американцы держались на нем только потому, что их постоянно прикрывали линкоры и другие корабли.

Но даже подобная поддержка не могла спасти остатки войск Альянса — превосходство Советской Армии накапливалось все больше и, наконец, должно было выплеснуться гневом и яростью стальной лавины.

— Товарищи командиры, — комбат почесал старый шрам на шее — след немецкого осколка, оставшийся с предыдущей войны. — Сегодня здесь все будет кончено. Против американцев сосредоточено двести реактивных установок залпового огня «Град» и пятьсот восемьдесят БМ-8-24. Кроме того, имеется также несколько сотен стволов артиллерии. Наша задача — после артподготовки всей этой мощью прикрыть подход мотострелков к американским укреплениям и помочь их зачистить.

— А как же корабли Альянса? — сам собой вырвался вопрос из Голенко.

— Им будет не до того — их атакует береговая авиация. К моменту, когда налет прекратится, мы уже должны будем смешаться с порядками Альянса, и огонь по нам они вести не смогут. На этом, собственно, все и закончится.

— Звучит неплохо, — прокомментировал капитан, командующий второй ротой.

— А выглядеть будет еще лучше. Главное — подойти к их позициям, а там наши парни уже справятся. Всем все ясно?

— Наш участок где?

— Размеченные карты получите после совещания. Надеюсь, не заблудитесь, гвардейцы, — комбат улыбнулся. — С нами правда — а за кем правда, тот и сильнее. Свободны.

Последний этап очищения Евразии начался.

9 октября 1946 года. Париж, Елисейский дворец

Пожилой человек, стоящий у окна в аскетичном кабинете, обставленном тем не менее со вкусом, даже не повернулся к вошедшему в кабинет, продолжая смотреть на залитый солнцем Париж.

— Маршал? — только вопрос заставил правителя Франции повернуть, наконец, голову.

— Да?

— Боюсь, нам надо принять решение. Обе стороны требуют ответа.

— Ну, и «лимонников», и янки можно смело послать подальше. Ввязываться в войну против СССР и половины мира я не буду.

— Значит?

— Пьер, мальчик, я не хочу, чтобы Франция участвовала в очередном раунде этой бойни. Хотя, видимо, придется.

Петен отошел от окна и, сев в кресло, обхватил голову руками.

— Ладно. Вызови сюда посла Союза.

— Советского?

— Евразийского. Этого, как его, Штауфенберга.

— Значит, мы согласны?

— Предоставим им базы и проход по территории в обмен на часть африканских колоний и гарантии независимости.

— И вы им верите? — секретарь и личный помощник престарелого маршала, правящего Францией уже не первый год, недоверчиво посмотрел на своего начальника.

— А у меня есть выбор? — горько улыбнулся Петен. — Иначе нас сожрут вообще просто так. Один раз благодаря Сталину мы спаслись. Боюсь, второго раза не будет.

— А вы не боитесь, что в ответ по нам ударит Альянс?

— Там тоже не идиоты сидят. Если они нанесут по нам удар — значит, у меня не будет другого выхода, кроме как вступить в войну на стороне Сталина. Им нужен еще один противник? Сомневаюсь, — маршал пожал плечами. — Ладно, время уходит, ступай.

Дождавшись, пока за Пьером закроется дверь, Петен снова подошел к окну. Сердце болело все сильнее.

14 октября 1946 года. Голландская Социалистическая Республика, г. Арнем

— Одри! Одри, дорогая, тебе письмо от Лео! — прислушавшись, госпожа Ван Хеемстра услышала легкие шаги своей дочери.

— Где? — влетевшая в комнату маленькая фурия была совсем не похожа на будущую звезду мировой сцены. Утенок (не гадкий, конечно, но и не прекрасный; скорее просто милый) пока еще только начинал превращаться в лебедя.

— Держи, — усмехающаяся мать отдала Одри конверт полевой почты.

— Он… вскрыт? — девушка недоуменно посмотрела на родительницу.

— Дочка, война же на дворе. Конечно, вскрыт.

— Но это значит, что его кто-то читал?

Госпожа Ван Хеемстра вздохнула. Влюбившаяся по уши в советского офицера дочь слишком серьезно воспринимала свои с ним отношения. И хотя Леонид относился к их семье очень хорошо и часто помогал, на взгляд женщины, каких-то особенных чувств к ее ребенку он не испытывал. Одри этого не понимала и отказывалась слушать любые мнения своей матери по этому вопросу. Вот и сейчас ей кажется, что вскрытое письмо личного характера — это почти трагедия. Как ей объяснить, что на войне нет времени на сантименты?

— Солнышко, ты уже взрослая и должна понимать, что вскрытие личной почты солдат и офицеров есть необходимый шаг. Вдруг кто-нибудь случайно выдаст в письме какие-нибудь важные сведения, а враг его перехватит? Это же ясно…

— И что будет, если во вскрытом письме будут секреты? Отправителя арестуют?

— Смотря что за секреты. Но, насколько я знаю, то, что писать нельзя, просто зачеркивают черной полосой.

К радости Одри, в присланном майором письме замазанных строчек почти не случалось — все-таки советский офицер воевал не первый год.

— Здесь очень красиво, — прочитала вслух девушка, — и хотя сейчас эти места попорчены войной, прекрасная природа все равно выглядит незабываемо.

Одри вздохнула, представив себя лежащей на сочной траве альпийского луга и смотрящей в синее-синее небо над головой.

— Когда мы победим Альянс, то обязательно сюда съездим — и, уверяю, тебе понравится. Воздух здесь такой прозрачный, а небо так близко, что, кажется, можно дотронуться до него руками. Трава зеленая-зеленая, а вода в ручьях ненамного менее прозрачна, чем воздух. — Лицо голландки приняло мечтательное выражение. Ее мать улыбнулась, так как очень хорошо знала свою дочь. Та небось сейчас уже кружится в своих грезах на прекрасных холмах Италии. Вместе с Леонидом, конечно.

— Мам, он пишет, что скоро они победят американцев! — отвлек госпожу Ван Хеемстра от размышлений веселый голос девушки.

— А как же, доча. Конечно, победят. Гитлеровцев победили, японцев тоже. Не думаю, что американцы много сильнее.

Конечно, на самом деле она думала именно так и потому регулярно слушала сводки с фронтов. Но хотя ход боевых действий пока протекал под диктовку Евразийского союза, это все равно не могло ее успокоить. Слишком хорошо она знала, на что способна пропаганда.

Тем не менее Арнем пока бомбили всего один раз, в самом начале войны. Была еще одна попытка — но вражеские бомбардировщики от города отогнали, заставив избавиться от смертоносного груза над пригородами.

— Так, кто-то опаздывает на танцы. Поэтому будьте добры, мадемуазель Растон, одеться и быть готовой к выходу, — госпожа Ван Хеемстра улыбнулась и шутливо погрозила дочери пальцем.

Дыхание войны сюда пока еще не добралось.

17 октября 1946 года. Панама

— Интересно, они когда-нибудь прекратят? — молодой парень в форме армии ЮАФ затянулся и посмотрел в сторону берега. Оттуда доносился гул непрерывной канонады десятка крейсеров и нескольких линейных кораблей, перемешивающих береговую линию обороны с землей. После того как была утоплена «Монтана», американцы потеряли всякую осторожность и высыпали на позиции обороняющихся сотни снарядов.

Первая попытка высадки прошла неудачно — недооценившие войска Альверде янки полезли на берег чуть ли не в открытую, с минимальной артиллерийской поддержкой. Выяснилось, зря.

Бразильцы дали высадиться первой волне и даже позволили ей продвинуться вперед. После чего замкнули цепь, активировав несколько небольших минных полей, и начали планомерно уничтожать десант.

Попытка помощи успеха не имела — загнанные в ловушку американцы расстреливались артиллерией, как на полигоне. И отступить они тоже не могли — сзади были мины.

Поэтому на сей раз Флот США методично сравнивал с землей все мало-мальски похожие на укрепления объекты, заодно неплохо так перетряхивая землю — даже если бы там и были еще какие-нибудь минные поля, то выжить под таким стале-огненным дождем они все равно бы не смогли.

— Ага, прекратят. Когда уверуют, что всех нас убили. Читал, что они сделали с Буэнос-Айресом? Ублюдки! — Немолодой сержант в зеленом берете и с ручным пулеметом в руках глотнул воды из притороченной к бедру алюминиевой фляжки — трофея еще времен войны с японцами. — Тем более что эту железную дуру посреди канала они все равно утопили.

Еще раз попробовав атаковать свой бывший линкор с помощью авиации и понеся при этом значительные потери, американцы подогнали артиллерийские корабли и утопили «Монтану» в неравной дуэли, больше похожей на избиение. Тем не менее бразильские моряки показали, что тоже умеют стрелять, утопив неосторожный эсминец и сильно повредив несколько крейсеров — в том числе и случайно подставившуюся «Аляску».

— Кристиану! — Появившийся в окопе капитан выглядел весьма колоритно, напоминая эдакую смесь революционного матроса с партизаном из джунглей. По крайней мере, пулеметные ленты и украшенный листьями камуфляж присутствовали. Как, собственно, и сам пулемет — бразильская версия МГ-42. Единственное, что в образ не вписывалось, так это каска.

— Да, командир! — сержант даже не сделал попытки привстать.

— Возьмешь своих парней и перекроешь подходы в третьем секторе, — капитан ткнул рукой в указанную сторону.

— А куда делся Луис?

— Им пулемет расхреначило и трех человек. Так что не задавай тупых вопросов и быстро туда! — После этих слов офицер испарился из окопа так же незаметно, как в нем появился.

— Вот вечно приходится за этим молокососом все исправлять, — проворчал немолодой вояка. — Пятый год за ним убираю. И как он еще не сдох?

Неожиданно беспрерывно громыхающая пальба на несколько секунд затихла, а затем возобновилась вновь. Вот только султаны разрывов вставали теперь в глубине позиций южно-американских войск.

— Высадка! — донесся откуда-то слева чей-то истошный вопль.

— А мы и не заметили, — саркастично заметил сержант. — Пресвятая Дева Мария, они что, совсем тупых в армию теперь набирают?

Выбранная Кристиану позиция находилась рядом с разваленным попаданием снаряда каменным строением, стоящим на этой земле уже лет двести. В сами руины сержант не полез, разумно предположив, что противник вполне может еще разок профилактически по ним пострелять из чего-нибудь крупнокалиберного.

На сей раз спокойно десантироваться морской пехоте США не дали — среди многочисленных плавсредств начали вырастать фонтаны воды от падающих с небес снарядов бразильской артиллерии. Несмотря на это, первая волна солдат неудержимым потоком выплеснулась на Панамский берег и с ходу заняла остатки укреплений, торопливо выстроенных войсками ЮАФ. Но потери они при этом понесли довольно приличные — по береговой полосе работало сразу несколько десятков артиллерийских орудий и еще большее количество СУ-76. И те и другие били с закрытых позиций, заранее подготовленных инженерными батальонами южно-американской армии.

— Матерь Божья! — Кристиану с плохим предчувствием увидел выгружающиеся на берег «Шерманы». — А вот это уже нехорошо.

Бразилец со смешанными чувствами наблюдал, как от брони американских танков рикошетируют осколки. Еще больше ему не понравилось, что янки целью своей атаки выбрали, похоже, именно его сектор.

— Ну ладно, уроды, подходи по одному, — тихо прошептал сержант и аккуратно передернул затвор своего пулемета.

Представляющий собою модификацию стандартной винтовки армии ЮАФ, с сошками и удлиненным и утяжеленным стволом, ручной пулемет ИМБЕЛ МД5 полагалось иметь каждому звену пехотинцев — то бишь по одной штуке на пятерых. Если добавить к этому факту наличие во взводе также двух пулеметов МГ-42, то становится понятно, почему американцы с таким трудом продирались через бразильскую оборону.

Короткими очередями стреляя в двигающиеся перебежками фигурки в форме американской армии, Кристиану одновременно присматривал себе следующую позицию.

— Двадцать семь… тридцать, — едва затвор выбросил последнюю гильзу, как сержант сменил позицию, сместившись на десяток метров ближе к дому. Тем временем янки уже развернули миномет за тушей сгоревшей амфибии и принялись одну за другой укладывать мины как раз по позициям отделения, обороняющего центр третьего сектора.

— Хорхе! Хорхе, да завали ты уже этих уродов! — взмолился сержант, когда американский снаряд, легший точно в окно разваленного здания, обсыпал его мелкой каменной крошкой. Естественно, он даже не надеялся, что лучший стрелок его подразделения услышит своего командира — Хорхе залег со своей винтовкой почти в сорока метрах левее и сзади.

Тем не менее один из минометчиков упал, скошенный чьей-то пулей. Видимо, ребята и сами сообразили, что нужно делать.

Однако помогло это не сильно — на берег высаживались далеко не идиоты. Уже через несколько секунд остальной расчет миномета укрылся за корпусом проезжавшего мимо танка.

Залегший сержант осторожно приподнял голову, выглянув из-за естественным образом появившегося бруствера из осколков кирпичей, обрамлявших канаву, в которой он, собственно, и укрывался.

Буквально в тридцати метрах впереди к его позиции ползло трое янки. Злорадно ухмыльнувшись, Кристиану приготовил гранату и, выдернув чеку, отсчитал две секунды.

— Лови! — одним губами прошептал сержант, швыряя в американцев «ананаску» — простейшую гранату из плотного картона, некоторого количества готовых поражающих элементов и простенького взрывателя, на оболочку которой было нанесено стилизованное изображение ананаса.

Сменив позицию, ветеран проверил результаты своего броска, понятия не имея, что его уже засекли те самые минометчики, которые уже успели доставить неприятности его отделению.

Первый же выстрел контузил бразильца. Вторым — ранило в ногу, обездвижив. Приближение третьего, смертельного, сержант Филиппе Кристиану Де Соуза наблюдал с улыбкой.

Еще полчаса спустя после его смерти оборона в третьем секторе обороны войск ЮАФ была прорвана.

1 ноября 1946 года. Бразилиа-Ардженто, президентский бункер

Растянутая на всю стену карта не радовала: позиции «зеленых» — армии ЮАФ — были расчленены клином «красных» — войск США. И американские генералы продолжали вбивать этот клин все глубже и глубже в оборону южно-американских войск.

— Американцы готовятся к высадке в Буэнос-Айресе, — Гаспар усмехнулся. — Сами же его разбомбили в ноль, а теперь высаживаются. Им совсем мозги отшибло?

— Их подбадривает наш провал в Панаме. Боюсь, это может плохо кончиться.

— Жозе, бросай пораженческие настроения. У меня мобилизационные пункты осаждаются добровольцами. Оружия запасено столько, что его на десять армий хватит. Спасибо товарищам из Москвы, которые помогли нам наладить производство ППС. Далеко американцы не продвинутся.

— Пожалуй, их действия будут ограничены радиусом огня корабельной артиллерии.

— Вот-вот. Посмотри даже на ситуацию в Панаме — все не так плохо, как могло быть. Не фонтан, конечно, но в принципе нормально. Пока они действительно действуют успешно. Но проблемы уже наметились — без постоянной поддержки им сложно продвигаться вперед.

— Это сейчас. Они уже выгружают транспорты с войсками и бронетехникой, — президент стукнул по карте кулаком. — И мы не можем этому помешать — у них в воздухе постоянно висят целые эскадрильи.

— И не надо. «Першинги» у них все в Европе, а с «Шерманами» мы справимся тем, что есть. У нас достаточно фаустпатронов и самоходок. Кроме того, завод, производящий реактивные снаряды, вышел на проектные мощности. Это не такая уж и мощная штука — что-то вроде палестинского «Кассама», но их зато будет много. В любом случае важно американцев сейчас удержать в прибрежной зоне, что у нас, что в Панаме. А когда полыхнет Мексика, мы будем уже готовы.

— Надеюсь, дружище, очень на это надеюсь. Ладно, что у нас с производством самолетов? — Альверде повернулся к только что вошедшему маленькому незаметному человеку, в котором можно было бы узнать небезызвестного деятеля гитлеровского режима Шпеера, здесь так и не дождавшегося в родной Германии министерского поста.

— Все по плану — тихонечко наращиваем. Янки разбомбили все приманки, но замаскированные в глубине страны производства им недоступны. «Фокке-Вульфов» мы уже делаем почти втрое больше, чем теряем. По самоходкам еще лучше — у нас основная проблема с нехваткой квалифицированного личного состава, а не с недостатком техники.

— Хорошо. Значит, наша мексиканская группа может быть спокойна.

Альверде давным-давно понимал, что конфликт с США очень даже возможен, а с большой долей вероятности — неизбежен. Прекрасно это осознавая, и он, и Гаспар, и другие офицеры его Генштаба уже в сорок четвертом, когда в Бразилии только появилась собственная техника неплохого качества, создали план по войне с северным соседом. Сразу было понятно, что на флот можно даже не рассчитывать — долго, дорого и все равно бесперспективно, а значит, оставался только один метод для укуса — привлечь на свою сторону Мексику и другие страны Карибского бассейна и нанести удар по суше. Не обладающие серьезной промышленностью и военной силой, эти страны, а особенно Мексика, были важнейшим путем к югу США, мягкому американскому подбрюшью.

И вот уже почти полгода небольшие отряды бразильской армии просачивались на территорию американского соседа, от которого несколько десятилетий спустя янки отгораживались стеной. И последнее время процесс просачивания значительно ускорился, потому как бывший президент Карденас, человек в стране весьма уважаемый, имел несколько добрых и душевных разговоров с генералами своей страны, среди которых нашлось несколько человек, считающих, что Техас — это мексиканская земля. Поставки подержанной техники из Союза (почти все снятые с вооружения «лагги» пошли сюда) и Германии (остатки Т-3 и не попавших в Бразилию Т-4, пулеметы, винтовки и фаустпатроны) мексиканскую военщину вполне удовлетворили.

Однако своим высшим достижением президент ЮАФ считал в этом деле то, что янки о поставках оружия знали (учитывая обстоятельства, сложно было бы ожидать чего-то иного), но ничем опасным не считали, предполагая, что готовится очередной переворот, и прикидывая, что они с этого могут получить. Да и поставлялось явно устаревшее оружие — тот же «лагг» проигрывал «мустангу» по всем параметрам, не имея против него в бою практически ни единого шанса. По крайней мере, американцы так считали. Так что особенно волноваться действительно не стоило — в драке один на один Мексика продержалась бы против Штатов, разогнавших военные мощности на полную катушку, от силы несколько недель — и даже этот срок выглядел чрезмерным.

Но это один на один. А вот в составе большого и сильного союза, даже будучи на острие…

Надо еще отметить, что вооружение индейцев, негров и китайцев в собственной стране разведка и контрразведка американцев пропустила, даже не догадываясь, что в их тылах потихоньку вызревает пятая колонна весьма приличных размеров.

В целом план Альверде заключался в следующем. Пока лучшие американские войска заняты в Евразии, армия ЮАФ, контролирующая Панамский канал, перебросит в Северную Америку два десятка дивизий. А потом, совместно с мексиканской армией, нанесет удар по южным штатам США, используя в том числе и стратегическую авиацию с построенных в Мексике силами самих янки аэродромов.

Начнется в Штатах паника или нет, Альверде не знал. Но, памятуя о реакции тамошнего населения на атаки японцами Лос-Анджелеса и Сан-Франциско, предположил, что правительство в Вашингтоне придет в ужас от одной только перспективы полномасштабной войны на своей территории, а поднятие широкомасштабного мятежа в «черных» штатах должно было продемонстрировать Белому дому всю серьезность ситуации.

Одновременно с ударом по американскому Югу высадившиеся в Панаме войска янки должны были подвергнуться масштабному удару с двух направлений.

В теории получалось так, что лучшие войска Альянса оказывались либо в Европе, либо в Азии, либо в Панаме и ничем не могли помочь своей собственной земле.

Естественно, что тридцати и даже сорока дивизий было для серьезного удара по Америке совершенно недостаточно. Но Альверде надеялся, что успеет уничтожить панамскую группировку Альянса и перебросить на север еще столько же до того, как янки объявят всеобщую мобилизацию.

Понимая, что ни о какой оккупации не может идти и речи даже в самом лучшем для ЮАФ раскладе, генерал сделал ставку на тактику выжженной земли, наносящую экономике врага максимальный вред за минимальный срок, и рассчитывал, пользуясь мобильностью своих войск, разгромить большое количество разрозненных американских частей поодиночке и перерезать трансамериканские коммуникации. После чего поддержать независимость Техаса и Калифорнии и на волне собственного успеха попытаться заключить приличный мир.

План был неплох, ничем не хуже какого-нибудь «Барбароссы», но все пошло наперекосяк уже в самом начале. Во-первых, не предполагалось, что янки с такой легкостью пойдут на блокирование канала и утопление собственного линкора. Вследствие этого расхождения десант в Панаме произошел гораздо раньше, чем нужно было Альверде. Более того, американские морпехи уже достигли определенного им планом периметра и продолжали продвигаться, все больше увеличивая расстояния между бразильскими войсками, грозя отрезать северную группировку. Сюрпризом оказалось также и то, что американцы перебросили просто-таки огромное количество бронетехники, словно и не было чудовищных ее потерь на Евроазиатских ТВД.

— Не нравится мне это, — президент покачал головой. — Бросим в бой гвардию?

Стоящие в резерве советские тяжелые танки были предпоследним аргументом Альверде. Последним была его собственная дивизия, за техникой которой ухаживали с нежностью, какой могли позавидовать новорожденные младенцы.

— Еще не время, друг, совсем нет. — Вставший из глубокого кресла Гаспар подошел к карте и постучал пальцем по большой отметке красного цвета, располагающейся на южном фланге американской группировки. — Можно попробовать отсечь передовые части янки от берега. При прорыве им сладко не будет, обещаю. А такие потери наверняка заставят их приостановиться. Как раз догоним график.

— Не получится. У них полно брони, а значит, нам понадобится что-то компенсирующее. Например, гвардейские части.

— Возможно, ты и прав, — министр обороны задумался. — Предлагаешь бросить в бой все три тяжелых подразделения?

— Не знаю пока. Надо точнее понять, с чем они будут иметь дело. И уже решать.

— Прикажу готовиться всем трем. Да и нашим парням тоже. А там видно будет.

Бойня продолжала набирать обороты…

3 ноября 1946 года. США, Нью-Йорк

— Вот скажи мне, Джонни, тебе не кажется, что если весь этот чертов мир воюет против нас, то что-то не так с нами, а не с ними?

— Предложи еще сдаться этим краснопузым ублюдкам дядюшки Джо.

— Не, ниче такого. Хотя тот еще вопрос… Помнишь, как все началось? Типа югославский кораблик вез кузенам на острова химию? А мы вроде как стерпеть подобного преступления не смогли? И что это все старина Джо придумал?

— И? Ну, помню, дальше что?

— А то, что как-то все это выглядит притянутым за уши. Причем сильно притянутым. Какого черта русским нужна Англия?

— Они же коммунисты.

— И че с того?

— Ну, я точно не знаю, но вроде коммунисты всегда хотели захватить мир, или там что-то вроде этого.

— И поэтому мы помогли им против Гитлера?

— Фред, да ты чего, этот совсем плохой был…

Означенный Фред, сидящий в углу не слишком чистой забегаловки и представляющий собою обычного портового работягу с грязью под ногтями, укоризненно посмотрел на приятеля.

— Джонни, дружище, помнишь Кларка?

— Твоего соседа? Ну да, и че?

— А ты знаешь, что его друг знал парней, которые в тридцатых ездили к русским на заработки… когда у нас здесь жрать было нечего, эти парни присылали домой по сотне баксов. Кларк еще говорил, что они жалели, что контракт закончился. И я вот думаю теперь — а как у коммунистов сейчас? Мож, опять лучше, чем у нас?

Собеседник портового рабочего, плюгавенький чернявый мужичок, испуганно заозирался.

— Фредди, у тебя совсем крыша поехала? Они ж коммунисты. Я в газете читал, что Сталин приказал всех согнать в лагеря в Сибирь и заставляет бесплатно работать. И если кто-то против, то его скармливают медведям.

— Ага, конечно. Фигня все это. Специально придумывают, чтобы нас запутать. Ты видал, чего с ценами происходит? Господи, да я на свои гроши уже скоро пожрать купить не смогу… а мне еще Хлою кормить и детей. У тебя своих нет, а знаешь, сколько эти два обормота жрут? И че-то мне кажется, что бесплатного супа больше не будет.

— Фред, — мужичок буквально прошипел, — ты совсем рехнулся? Тебя ж замести могут за такие слова! Как его, этот, Патриотический акт, во! И кто тогда будет твою семью кормить? Думай, о чем треплешься и где!

— Черт! — рабочий грохнул кулаком по столу. — Просто на душе наболело.

— Пошли к тебе, на кухне поболтаем.

Власть самого демократического государства на земле напряжения собственного народа пока еще не чувствовала…

5 ноября 1946 года. Центр Специальных Технологий

— Илья Петрович, — голосок юной аспирантки, стеснительно жмущейся к двери, оторвал ученого от размышлений.

— Да?

— Просто вы говорили, что если есть вопросы, то можно подойти в свободное время…

Подняв глаза от раскиданных по огромному столу бумаг с расчетами, эскизами и чертежами, Кравченко внимательно осмотрел девушку с ног до головы, про себя отметив, что выглядит она очень даже ничего.

Стройная шатенка с правильными чертами лица и зелеными глазами смотрела на своего недавно назначенного научного руководителя с немым восхищением.

— Так, красавица. Предлагаю обсудить твои вопросы за обедом, — Илья взглянул на часы, — хотя, пожалуй, это будет даже ужин. Идем в «Уголок», не бывала там?

Юля Темрова неуверенно покачала головой.

— Отличная забегаловка. Только не вздумай говорить слово «забегаловка» при тамошнем хозяине и по совместительству шеф-поваре товарище Горгадзе. Он очень болезненно к таким высказываниям относится. Еще обидится.

Этот ресторанчик не был лучшим или шикарнейшим в городе, но вот уже где-то год оставался любимым местом ученого. Тем более что его зарплаты вполне хватало, чтобы питаться там каждый день. Да и кормили вкусно.

Увидев, что его подопечная что-то обдумывает, Кравченко предположил, что ту мучает денежный вопрос.

— Я угощаю, — он решил на всякий случай пояснить. И, не давая ей времени на раздумья, стремительно вышел из кабинета, на ходу натягивая пальто.

Машину Илья решил не брать — тем более что до «Уголка» идти было не слишком далеко. К тому же ученому хотелось подышать свежим сибирским воздухом по дороге к заведению, прячущемуся в полуподвале относительно невысокого здания из красного кирпича.

Вотчина Мелитона Горгадзе выглядела… скажем, несколько хаотически. Тринадцать каменных колонн, поддерживающих крышу, были беспорядочно разбросаны по залу. Все они, облицованные мрамором и украшенные резьбой, казались изящными, но в то же время надежными. У полированной деревянной барной стойки необычной формы стояли тринадцать же стульев, составлявшие отличное сочетание с тринадцатью столиками, расставленными без определенного порядка.

— Порою кажется, что здесь слишком много суеверий, — улыбнулся Илья в ответ на ремарку Юлии о количестве «чертовых дюжин» в помещении. — Товарищ Горгадзе на войне, еще на финской, этих мистицизмов набрался — теперь без них никуда.

Часы над уже упомянутой стойкой, выглядящие так же изящно и необычно, как и все остальное в помещении, показывали шесть тридцать вечера. Как ни странно, в ресторанчике не было ни души, за исключением Ильи и Юлии. И, конечно же, самого хозяина. Мелитон Горгадзе был мужчиной кавказского вида, среднего роста и среднего телосложения, с сильными, толстыми запястьями и густой жгуче-черной шевелюрой с проблесками седины. Ему могло быть где-то между сорока и пятьюдесятью, и, как всегда, на нем был одет безупречно белый, без единого пятнышка, фартук.

Подошедший к нему поздороваться Кравченко, чья длинная нескладная фигура казалась слишком непропорциональной для этого помещения, выглядел на фоне шеф-повара совершенным юнцом. Возможно, такое впечатление складывалось из-за прически ученого, чьи волосы начинали торчать в разные стороны уже пару минут спустя после их расчесывания.

— Илья Петрович! — грузин протянул руку. — Почти неделю вас не видел.

— Работа, — Кравченко развел руками. — А сейчас ее даже больше, чем обычно.

— Война, чтоб ее, — согласно закивал Горгадзе. — А кто этот прелестный молодой цветок, озаряющий своей красотой сию скромную обитель?

Уж в чем повару отказать было нельзя, так это в умении обходиться с дамами. Ходили слухи, что он подбивал клинья даже к жене полковника Антонова, отступив только после того, как получил от той ясное и четкое «нет», подкрепленное угрозой жалобы мужу.

— Юлия. Юлия Сергеевна, — краснея, представилась аспирантка.

В этот момент Илья вдруг понял, насколько хорошо выглядит его подопечная. Рассыпавшиеся по плечам волнистые волосы, длинные ноги, чувственные губы… А раскрасневшиеся на морозе щечки смотрелись просто восхитительно.

«Хорошо иногда быть уважаемым человеком, — мелькнула мысль у Кравченко. — Могу сделать себе приятное, поужинать с такой красавицей. И как я ее раньше не замечал? Всё эти доставшие уже до печени ЭВМ. Черт, да я вчера впервые нормально поспал за последний месяц».

Помогая снять Темровой пальто, Илья отметил, что обтянутая модным платьем фигурка у его аспиранточки тоже очень даже ничего. По крайней мере, все выпуклости и впуклости присутствовали именно там, где нужно, и именно в тех объемах, что были во вкусах Ильи.

«Может, попробовать подкатить? Хотя я ее научный руководитель… и что? Вон Рокоссовский вообще женился на военвраче из своей армии», — мелькнувшая в голове ученого мысль ему чрезвычайно понравилась. А затем, вслед за этой, его настигла еще одна.

Мог он подумать еще десять лет назад, что будет сидеть в одном из лучших ресторанов настоящего наукограда с такой красавицей, выбирая в меню то, что нравится, а не то, что может себе позволить, и в гараже у него будет стоять личный подарок от самого Сталина? В комплекте с трофейным «Мерседесом 500 К», собранным в Германии по заказу кого-то из нацистских бонз — подарком советских воинов, доработанным напильником местными умельцами для российских условий (хотя ездить на этой красавице зимой Кравченко не позволял себе даже по дорогам Будущего)? Плюс добавим сюда чертовски высокую должность, чувство гордости за свою страну и самых что ни на есть трудолюбивых студентов, приходящих на его лекции с гораздо большим энтузиазмом, чем он сам когда-то ходил на очередной блокбастер в кино?

— Илья Петрович, а почему вы улыбаетесь? — голос девушки вернул задумавшегося ученого на землю.

— Да вот, думаю, как мне повезло. Сижу в ресторане с красавицей, в науке успех за успехом, страна становится сильнее и сильнее, город вокруг — все красивее и красивее… Даже не знаю, чего еще пожелать.

— Чтобы война закончилась? — неуверенно предположила аспирантка.

— Действительно.

— Илья Петрович, а…

— Так, давай-ка условимся, Юля. Ты будешь называть меня Ильей — хотя бы когда мы наедине. Я насколько тебя старше — на десять лет? Пятнадцать? Не так уж и много. А вот когда ты меня называешь по имени-отчеству, я чувствую себя стариком. Договорились?

— Илья Пет… Илья, мне немножко неудобно, и я…

— Юля, не дергайся ты так. Все нормально, я не кусаюсь… Пусть некоторые студенты и утверждают обратное, — Кравченко хитро улыбнулся. — А теперь давай кушать — поверь мне на слово, с мясом Мелитон Ираклиевич умеет творить настоящие чудеса.

— А как же вопросы?

— Чуть позже, ладно? Успеем еще их обсудить.

Наслаждаясь великолепной острой отбивной и еще более приятной беседой, Илья вдруг подумал, что почти счастлив. А если удастся еще и личную жизнь устроить — так и вообще.

— Вот скажи мне, Юля, какие у тебя планы на седьмое число?

Очередная годовщина Великой Октябрьской революции для Советского Союза была особенным праздником. И идущая война с Альянсом, на данный момент протекающая столь успешно, ему помешать никак не могла.

— Я как-то не задумывалась, — ответила девушка после секундного раздумья.

— Нет желания мне немножко помочь в одном небольшом эксперименте? А потом и отпразднуем… если я, конечно, тебя от друзей не отрываю.

— Что вы, я буду рада, правда.

— А друзья твои не обидятся?

— Так я же не местная, Илья. Вот только на днях, собственно, и прилетела. И почти сразу к вам назначили.

— О как! И откуда же ты?

— С Поволжья я, из Сталинграда.

Илья едва не поперхнулся. Сам будучи родом из Волгограда, он так и не побывал в его городе-предке.

— Интересно. Ну, значит, на седьмое число и определились. Тогда же твои вопросы и порешаем — если там ничего срочного нет, конечно. Согласна?

Вместо ответа девушка кивнула.

— А пока у меня есть предложение прогуляться и посмотреть ночной город, раз уж ты здесь недавно. Покажу тебе некоторые наиболее интересные места. Как тебе идея?

— Ой, а можно? — удивленная красавица замерла.

— А то! У нас все можно, тем более таким красивым и умным девушкам. Так что не робеем, доедаем и идем гулять. Мелитон Ираклиевич! — подозвал хозяина Илья.

Тот возник у столика почти мгновенно.

— Да?

— Будьте добры, обеспечьте нам термос с кофе.

Грузин понимающе усмехнулся и кивнул. После чего направился обратно к стойке, у которой появились люди. На полпути он вдруг остановился и, полуобернувшись, подмигнул ученому.

Ему стало все понятно, еще когда он нес к столику с молодыми людьми бутылку вина. То, как смотрел на девчонку Кравченко, было очень знакомо Горгадзе, а потому он был уверен, что скоро его заведению в очередной раз придется принимать свадьбу.

Больше всего его веселило то, что сами «голубки» об этом, похоже, еще и не догадывались.

Город Будущее рос на глазах…

8 ноября 1946 года. Бразилия, окрестности Рио-де-Жанейро

Рикардо Родригес был зол. Нет, скорее очень зол. Даже очень-очень зол. А виной его эмоционального состояния была ситуация в Панаме и его родной Бразилии.

Что в одном, что в другом месте у войск ЮАФ дела обстояли если и не на грани катастрофы, но уж паршиво — точно. Отбросив на Панамском плацдарме американскую морскую пехоту, бразильцы все же уничтожить его не смогли. И теперь тщательно продуманная операция по вторжению на территорию США постоянно откладывалась — Мексика железно придерживалась нейтралитета, даже и не думая хоть как-то дергаться до решения проблемы на канале.

Собственно, в ЮАФ дела обстояли получше — высадившиеся в Буэнос-Айресе и Рио американские войска фактически контролировали лишь только их, да и то не слишком-то и хорошо, ибо в развалинах некогда прекрасных городов хватало обозлившихся людей, потерявших семью и дома, и уж тем более им было из чего стрелять — об этом «дорогой президентэ» позаботился заранее. Поэтому то тут, то там вспыхивали ожесточенные бои с применением большого количества автоматического оружия. В то же время попытки янки продвинуться дальше постоянно срывались действиями тысяч довольно-таки неплохо вооруженных и обученных предусмотрительным Альверде партизан-герильяс.

Те разошлись настолько, что вот уже неделю янки даже не пытались наступать — последняя попытка закончилась исключительно плачевно. Поэтому разозленные американцы сосредоточили свое внимание на контроле и зачистке имевшихся под их контролем территорий. И уж что-что, а карательные акции они проводили, не слишком церемонясь, довольно быстрыми темпами догоняя в зверствах нацистов и самих себя «Вьетнамского периода» так и не случившейся истории. Естественно, что населению подобная политика активно не нравилась, а потому все больше людей начинало гореть огнем антиамериканской ненависти.

Родригес, понятное дело, не знал, что Ледников не так давно с усмешкой похвалил Альверде в разговоре со Сталиным, отметив, что «президентэ еще устроит этим ублюдкам Мегавьетнам». Причем в той же самой беседе маршал заявил, что считает победу и выживание ЮАФ едва ли не важнейшей составляющей общей победы Евразийского союза.

На вопрос удивленного вождя, почему именно так, советник пояснил, что победа развитых промышленных стран Европы не будет воспринята в Америке как нечто нереальное — там достаточно умных людей, которые прекрасно осознают совокупную мощь Германии, Советского Союза и других участников ЕС.

Но вот поражение (или даже «не победа») от еще недавней полуколонии — это будет для рядовых WASP[3] гораздо более болезненно и может закончиться значительно серьезней. Например, тем, чем в свое время закончилась похожая ситуация с Русско-японской войной пятого года в России. А она, если помните, вызвала первую русскую революцию.

Вообще, в последнее время в Объединенном Стратегическом Командовании начало складываться впечатление, что война практически выиграна. По крайней мере, действия фронтов стали весьма напоминать действия американского флота в конце войны на Тихом океане или действия советских войск против квантунской группировки. То есть, используя подавляющее превосходство в технике и управлении войсками, союзники сосредотачивали на необходимых участках достаточно сил для нейтрализации противника, заведомо не оставляя шансов на успешное сопротивление. В результате Альянс был вынужден в ответ придумывать невероятные планы разгрома противника — прямо-таки как командование Императорского флота Японии.

Ярким примером могла послужить операция в Иране, когда планомерному поступательному движению советских войск, происходившему без особых уловок, противопоставлялись какие-то сумасшедшие по сложности ходы, должные скомпенсировать качественные недостатки англо-американских армий. Порою это даже давало им некоторые плюсы и позволяло отступать гораздо медленнее, но закончилось все равно печально. Неожиданный бросок гвардейского мехкорпуса, буквально снесшего оборону Альянса на стыке двух войсковых групп, фактически поставил точку в кровавом противостоянии на персидской земле. Планы по заманиванию Советской Армии в ловушку были полностью сломаны лихорадочными попытками ликвидации прорыва, а избыточная сложность этих самых планов не позволила их вовремя откорректировать.

В результате сейчас Иран практически полностью находился под контролем Евразийского союза — очаги сопротивления сохранились лишь на побережье, где шла экстренная эвакуация американских войск, прикрытая орудиями британских и итальянских линейных кораблей.

— Рико, трое на два часа, — тихий шелест «уоки-токи», перед войной закупленных Альверде в Штатах в огромных количествах, отвлек майора от размышлений. И действительно, неподалеку проходил американский патруль, состоящий из трех настороженно оглядывающихся рядовых.

— Правый мой, остальные ваши. — Плохое настроение бразильца объяснялось еще одним фактом. Тем, что он уже несколько часов лежал практически без шевеления, дожидаясь сигнала готовности от своей команды, выходящей на позиции атаки.

Переброшенный обратно в Бразилию уже через сутки после успешного окончания операции по овладению Панамой, майор занимался диверсиями против десантировавшихся в Рио войск Альянса.

И хотя сейчас янки прекратили активные наступательные действия, их карательные акции не должны были быть оставлены без наказания.

И теперь группа Родригеса готовилась атаковать одну из немногих позиций американских войск, выдвинутых за пределы захваченного города.

— Пошумим, — едва слышно прошептал лежащий рядом с командиром Луис, оскалившись щербатой улыбкой.

— Не увлекайся, — так же тихо ответил Рикардо, бросив взгляд на соратника. Здоровенный мулат с бритой головой, измазанной черными полосами, в камуфляже и с пулеметом в руках выглядел весьма воинственно.

— Начали! — Бросок ножа, и чуть отставший от своих друзей американец уже лежит на влажной траве, пытаясь достать торчащую из спины рукоятку. Хлопки пистолетов майора были на фоне хрипа бедняги почти неслышны.

— Аккуратней, Лу.

— Следующий раз воспользуюсь «косилкой», — ухмыльнувшийся мулат с нежностью погладил вороненый кожух своего пулемета.

— Вперед! — Рикардо решил, что сейчас спорить бесполезно.

Откуда-то из джунглей, обильно покрывающих холмы вокруг Рио, раздался грохот очередей бразильских версий МГ-42. Буквально минутой спустя к ним присоединились глухие хлопки минометов, коих диверсанты притащили целых три штуки.

С ответным огнем янки медлить не стали — сквозь густую растительность отлично слышались многочисленные щелчки американских «Гарандов», раскаты «Томпсонов» и рокот крупнокалиберных «Браунингов».

— Третий, давай! — короткий приказ Родригеса вызвал целый шквал выстрелов парой сотней метров правее его позиции.

— Рико, — Луис, напряженно вслушивающийся в звуки боя, тронул майора за ногу.

К их укрытию приближалось несколько человек. Судя по всему, командир атакованной части решил обойти нападающих с тыла. Времени на размышления бразильцу не осталось.

— Работаем!

Первых троих Родригес уложил двумя короткими очередями настолько быстро, что те даже не успели выстрелить или понять, что происходит. Луис, открывший огонь еще через секунду, прикрыл меняющего позицию командира, прижав к земле остальную часть группы противника.

Дерево, за которым укрылся майор, затряслось — видимо, его движение не осталось незамеченным. Вытащив из разгрузочного жилета гранату, диверсант выдернул чеку и, досчитав до трех, швырнул в сторону американцев. Противно взвизгнувшие осколки вызвали настоящий дождь из веток и листьев, заставив прижаться к земле.

«Черт, где же Филиппе? Какого хрена он ждет?» — мелькнувшая в голове Рикардо мысль даже не успела оформиться во что-то стоящее, когда слева по флангу янки забил очередями ручной пулемет сержанта. Глубоко вздохнув, Родригес буквально одним движением метнул в сторону американцев еще две гранаты, больше пытаясь их отвлечь, чем убить.

Тем временем остальные члены группы майора, тихо обошедшие залегших, яростно отстреливающихся врагов, ударили тем в тыл, четырьмя штурмовыми винтовками закончив бой в течение двух-трех минут.

— Чисто!

— Лу, прикрывай, Филли — тоже! — Расслабляться Рико не собирался, тем более что звуки недалекого боя и не думали затихать.

— Потери?

— Мигеля достало осколком, — сержант Саргас, командовавший зашедшей с тыла группой, покачал головой, показывая, что единственный аргентинец в команде уже в лучшем мире. — Лео прострелили руку, Тони поцарапал морду. И тот и другой могут вести бой.

Рикардо кивнул.

— Собрать с американцев гранаты. Сержант, берешь их пулемет.

Отдав приказ, майор подошел к лежащему в кустах американцу. В хмурое небо, грозящее дождем, уставились глаза совсем молодого парня.

— Черт, да ему от силы лет восемнадцать, — отвлеченно пробормотал диверсант, снимая с мальчишки гранаты. Он не имел ни малейшего понятия, что Джонни Рэйнбоу, жутко стеснявшемуся своей фамилии, на следующей неделе должно было исполниться семнадцать и что тот прибавил себе полтора года, когда шел записываться в армию, наслушавшись про «красную угрозу». Правда, в армии еще и кормили, причем несколько раз в день, чего сирота из трущоб Бостона далеко не всегда мог себе позволить.

Саргас, собирающий боеприпасы неподалеку, поднял голову.

— Эти суки таких же пацанов своими проклятыми бомбами тысячами убивают. Причем пацанов без оружия, в их домах, вместе с матерями и сестрами. А такие, как этот, еще и развлекаются на развалинах. Вы же сами это видели, майор! — Сержант, потерявший в Сан-Пауло семью при одном из налетов американских бомбардировщиков, сплюнул. — И мне их ни хрена не жаль. Я только и жду, когда они отправятся в ад, и надеюсь, что нам с вами удастся туда сплавить побольше этих ублюдков.

Рико ничего не ответил. Только лишь, повиновавшись мимолетному импульсу, закрыл пареньку глаза и перекрестил. Потом пару раз вздохнул и неожиданно рявкнул:

— Вперед! Пошли, пошли, пошли!

Группе Родригеса еще надо было помочь остальной части команды.

11 ноября 1946 года. Италия

— Товарищ майор! Из штаба полка курьер прибыл.

— Наконец-то. Давай его сюда! — Васильев облегченно откинулся на спинку стула.

Дела обстояли не слишком приятственно. После боев за удержание плацдарма на вражеском берегу реки, превратившихся к моменту подхода передовых частей 27-й армии в жуткую мясорубку, в его батальоне в живых оставалось от силы процентов тридцать. И из этих выживших практически все щеголяли ранениями той или иной степени тяжести. В полку ситуация была не лучше. А вот самому Васильеву повезло — пара ссадин и синяков плюс рассеченная бровь в счет не шли.

Немцам досталось гораздо сильнее — после такой кровавой бани боеспособных танков у них осталось штук десять, не больше.

Так что теперь Васильев вместе со своей частью отправлялся в тыл, получать пополнение и новую технику. И в штабе полка вполне однозначно его ожидали уже конкретные указания по погрузке батальона, получение которых растянулось почти на неделю — командованию было не до этого.

Стратегия по неспешному выдавливанию войск Альянса с Апеннинского полуострова наткнулась на неожиданно фанатичное сопротивление. Не отличавшиеся ранее особо заметными способностями к массовому самопожертвованию, англичане встали насмерть — вновь вызывая в памяти аналогии с императорской Японией.

Не то чтобы это сильно что-то меняло — Стратегическое Командование ЕС просто сосредотачивало побольше сил для операций прорыва, уничтожая артиллерийским огнем, бомбами и реактивными снарядами любой более-менее крупный очаг сопротивления. Эдакий вариант полубесконтактной войны. Но продвижение союзных войск серьезно замедлилось.

Альянс пользовался этой задержкой на полную катушку, стремительно вывозя все более-менее ценное — от оборудования итальянских заводов и заканчивая золотом и драгоценностями местного населения, уже даже не скрывая, что Италия — это оккупированная территория, а не равноправный союзник, как это утверждалось ранее.

Естественно, что подобное отношение населению не нравилось, но центр и юг «сапожка» были пока что под контролем англо-американских войск, не стеснявшихся применять оружие для подавления любых попыток высказывания недовольства.

Руководство АДА уже осознало, во что вляпалось, и прекрасно понимало, что Евразию удержать им не удастся — Индия потихоньку начинала бурлить, готовясь сбросить вековое ярмо британских джентльменов, Гоминьдан в Китае потерпел первое крупное поражение, разом потеряв инициативу и начав отступление по всем фронтам, во Вьетнаме бушевала настоящая партизанская война, поддерживаемая поставками оружия…

Потеря Ирана, а вслед за ним и Ирака, и Сирии, и вообще всего Ближневосточного региона тоже была лишь вопросом времени. Турция, вошедшая в АДА лишь после долгих уговоров и угроз, уже подумывала о смене стороны, вспоминая теплые отношения с Советской Республикой и мудрость Кемаля.

Франко, правда, собирался идти до конца, зная, что Сталин предпочтет вернуть Испанию республиканцам, но и его падение было предопределено после известия о том, что Франция, сохраняя нейтралитет, позволит Евразийскому союзу перемещать войска по своей территории.

Прекрасно все это понимая, Африку терять Альянс не хотел, готовясь не допустить захвата Суэцкого канала и возводя в его окрестностях гигантский укрепрайон.

На самом деле и британцы, и американцы все еще считали, что войну им выиграть вполне по силам — надо только дождаться успешного испытания бомбы, что ожидалось уже к концу года. А вот после появления «боевого экземпляра» можно уже будет приступать к переговорам. На своих условиях.

Конечно, стоял еще и вопрос доставки «изделия» — но «миротворцы» с этим вполне могли бы справиться, будучи малоуязвимыми для советских истребителей и опасаясь лишь зенитных ракет, которых пока что было немного.

И, пытаясь выиграть время для своих ученых и инженеров, в бой бросали все, что можно, стараясь как можно сильнее задержать армии коммунистического блока.

Леонид, о подобных сложностях особенно не задумывавшийся, в данный момент размышлял, когда именно закончится война, понятия не имея, что о том же самом в этот же самый момент идет разговор в далеком кремлевском кабинете…

11 ноября 1946 года. Москва, Кремль

Сталин, неспешно пьющий ароматный чай из красивой фарфоровой чашки, смотрел на сидящих с ним за одним столом Рокоссовского, Берию и Молотова и молчал. Молчал он уже долго, явно о чем-то раздумывая и практически не вслушиваясь в разговор.

— Лаврентий! — Нарком, прерванный простуженным голосом вождя на середине фразы, практически незаметно вздрогнул. — Как ты считаешь, сколько нам еще ждать и стоит ли это делать вообще? Последний налет на Плоешти у американцев вышел весьма успешным. Да и в Баку у нас проблем хватает…

— Они на пределе, Иосиф Виссарионович. Мы топим их конвои, гоняем на Востоке, вышибли из Кореи… Еще чуть-чуть, и вышвырнем из Италии, причем под бурные овации местного населения. Турки уже через Швейцарию намекают на сепаратные переговоры — в Закавказье они разгромлены, в Болгарии остановлены. А без отвлечения союзных войск на Турцию Греция падет за месяц максимум. Думаю, Константин Константинович со мною согласится, — Берия бросил взгляд на Рокоссовского.

Маршал кивнул и заметил:

— Они закручивают гайки для собственного населения — вступление в войну Альверде на нашей стороне было для них шоком. Сейчас у них осталась одна надежда…

— Бомба, — Сталин усмехнулся.

— Именно. Они близки к успеху и сейчас делают все, чтобы выиграть время. Это весьма похоже на панику.

— Может, все-таки применить специальные боеприпасы? — Вождь долил в чашку воды и, добавив ложку меда, посмотрел на кувшинчик с молоком. — Раз уж наш расчет на их отказ от создания атомного оружия не оправдался.

— Нет, — вдруг высказался Молотов. — Еще рано. Пока что есть шанс получить более-менее дружественную Америку, учитывая, что простые люди относятся к нам неплохо даже сейчас, несмотря на промывание мозгов пропагандой и войну. После уничтожения хотя бы одного города на это рассчитывать более не придется.

— Простой народ ничего не решает, — Берия пожал плечами. — Особенно после этого их Патриотического акта. И, кстати говоря, скоро будет принят еще один, гораздо более серьезный.

— Это все не так важно, — добавил Рокоссовский. — В первую очередь мы должны понимать, что в ответ на применение атомного оружия ответят тем, что будет им доступно, — химией. А учитывая, что из наших сил ПВО уверенную защиту от «миротворцев» обеспечивают только лишь ракеты, которыми наша промышленность обеспечить всю территорию СССР пока не в состоянии, то мы понесем серьезные потери среди мирного населения. А это неприемлемо.

Допивший чай вождь отставил пустую чашку в сторону и взял с подноса бутерброд.

— А если принять предложение маршала Ледникова? Нанести массированный удар по авиабазам в Англии, портам и крупным промышленным центрам? И сопроводить это угрозой повторного применения?

Вопрос вождя остался без ответа. Он оглядел лица собравшихся и понял, что ответственность за убийство миллионов безоружных людей брать на себя не хочет никто. Один только Рокоссовский отрицательно покачал головой и высказался:

— Я все равно против. Полностью уничтожить их промышленный потенциал мы не сможем — банально не хватит боеприпасов. Англии-то, конечно, будет очень плохо, возможно даже фатально, но мы все прекрасно понимаем, что джентльмены уже давно на коротком поводке у американцев. А тех нам попросту нечем достать — наши дальние бомбардировщики достают лишь до их побережья, причем большую часть пути идут без прикрытия. Прорвется максимум штук пять-шесть.

Кроме того, при ударе по Британским островам мы поневоле повредим Ирландии, с которой с некоторых пор в дружественных отношениях. ИРА скоро будет в состоянии поднять действительно серьезное восстание, на подавление которого у англичан банально не хватит войск. А это, в сочетании с запланированными операциями «Скальпель» и «Помпилиус», должно и без применения атомных бомб нанести Империи смертельный удар.

Выпаливший этот монолог на одном дыхании маршал сделал паузу и, внимательно осмотрев присутствующих и посмотрев в глаза вождю, твердо закончил:

— Поэтому нет.

Сталин кивнул, соглашаясь с мнением своего преемника, и поинтересовался:

— А кстати, что у нас со «Скальпелем» и «Помпилиусом»?

Вопрос был не из праздных. Каждая из этих операций была сложнейшей комбинацией. И если результатом первой должно было стать исчезновение судоходства в Атлантике, то вторая подразумевала масштабный мятеж в Индии, где опять начинался голод.

Даже названия были выбраны со смыслом — «Скальпель» перерезал линии снабжения Британских островов, «Помпилиус» подразумевал «Наутилус», в свою очередь, вызывавший ассоциации с борцом за свободу своего народа капитаном Немо.

Завеса новейших подводных лодок в Атлантическом океане, пока ведущих себя вяло, дабы не вызывать преждевременного противодействия флота Альянса, должна была уже в самом скором времени превратиться в крепчайшую сеть, избежать которой было бы невозможно любому из их кораблей. Планирующаяся бойня фактически уничтожит какое-либо сообщение между Англией и США, поставив «лимонников» на грань катастрофы.

Пожар же в Индии, тлеющие угольки которого в данный момент старательно раздувались сотрудниками разведок Евразийского союза, предположительно исключит британскую армию из раскладов в Азии, ибо согласованный по времени с вторжением советских войск не даст метрополии что-либо предпринять.

В теории подобное массированное воздействие выводило Соединенное Королевство из войны, оставляя американцев один на один с весьма обозленным миром. Нет, были еще и Австралия, и Новая Зеландия, и Канада, и Южная Африка, но, если корона капитулирует, они сражаться с остервенением, скорее всего, не будут.

Но это в теории. Как говорится, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги» — реальность способна перевернуть с ног на голову самый совершенный план, поэтому тот же «Скальпель» откладывался уже два раза — Объединенное Стратегическое Командование старалось исключить любые неожиданности.

— Мы полностью готовы, товарищ Сталин. Готовы настолько, насколько это вообще возможно. Уже завтра, в четырнадцать часов, Дениц отдаст приказ о начале операции. Кроме того, мы также действуем и по утвержденному плану в Иране — уже утром наши войска перейдут в масштабное наступление по всему Туркестанскому фронту. Плюс совместно с немецкими коллегами атакуем позиции Альянса в Италии. Болгарская и югославская армии нанесут совместный удар по европейской группировке Турции, а наш Кавказский фронт начнет продвижение в Закавказье.

— Действительно, — наливающий себе уже третью чашку чая вождь пригладил усы. — А то непорядок — символ армянского народа гора Арарат, а находится этот самый символ в Турции. Полагаете, Советская Армия может такую неправильную ситуацию исправить, Константин Константинович?

— Безусловно, товарищ Сталин.

— Хорошо, — произнес протирающий очки Молотов. — Еще бы и товарища Мао подключить, с президентом Альверде…

— Уж чего нет, того нет, — вождь посмотрел на огромную карту мира, висящую на стене. — И тому и другому есть чем заняться. Но я все же предлагаю вернуться к вопросу о применении специальных боеприпасов. А именно: рассмотреть случай, когда Альянс первым применит оружие массового поражения — неважно, какое именно. Я вот не американской химии опасаюсь, а вирусов и прочего бактериологического оружия. Товарищ Берия мне тут докладывал, что в США его разработке с некоторых пор стали уделять повышенное внимание…

— После его более-менее успешного применения Японией, — нарком кивнул. — И хотя на счет эпидемий сорок второго — сорок третьего до сих пор нет никаких однозначных доказательств, уже тогда американские военные очень сильно заинтересовались этим вопросом.

— Защитные мероприятия у нас отработаны еще в преддверии войны с Японской империей. Сейчас, в общем-то, их элементы включены в гражданскую оборону. Учения проводятся регулярно, так что как раз с этим у нас проблем быть не должно, — невозмутимо заметил Рокоссовский. — А учитывая наличие у нас новейших лекарств — таких, как антибиотики и антивирусные препараты, — я считаю, что биологическое оружие нам не слишком опасно.

Вождь ненадолго задумался. Потом спросил:

— Но все же. Если Альянс применит оружие массового поражения — не важно, какое именно, — что будем делать? Массированный ответный удар ядерными бомбами?

— Да, — все трое сказали это практически синхронно.

Стрелки часов апокалипсиса можно было бы передвинуть на без пяти минут двенадцать. «Арнемский кризис» стал предопределен.

15 ноября 1946 года. Бразилиа-Ардженто, правительственный бункер

— Президентэ, прибыл генерал да Сильва, — голос адъютанта вырвал Альверде из неспокойного сна. Встряхнувшись, он выпрямился в глубоком кресле и, бросив взгляд на часы, сказал:

— Спасибо, Хуан. Пусть заходит.

Рейнальдо кивнул и вышел из кабинета. Несколько секунд спустя внутрь вошел невысокий человек в камуфляже без знаков различия.

Альберто Луис Перейро да Сильва был одним из лучших генералов Федерации, пробившись наверх из самых низов. Родом из бедной семьи, не имея никаких связей, он брал свое трудолюбием и упорством.

Первый свой бой он провел еще в сорок первом, против правительственных войск, перейдя на сторону неизвестного тогда Альверде. Как оказалось, молодой офицер сделал правильный выбор — переворот прошел быстро, успешно и почти бескровно.

Затем был учебный лагерь, где множество командиров обучались новой тактике и познавали премудрости военного дела будущего. А еще через какое-то время, уже в сорок втором, была проведена успешная операция против Аргентины, закончившаяся слиянием двух крупнейших стран Южной Америки в федеративное государство.

Войну против Японии да Сильва встретил в ранге полковника, к ее окончанию став генерал-лейтенантом. Тихоокеанские сражения дали миру немало героев, одним из которых как раз и стал бразилец. У него было два по-настоящему звездных часа — в битве за северное побережье Австралии и на Окинаве. И сложно сказать, где он проявил свои командирские качества лучше — на Зеленом материке, умудрившись удержать плацдарм против значительно превосходящих сил японцев, а затем даже расширив и углубив его; или в битве за важнейший опорный пункт обороны армии микадо на Окинаве — северный укрепрайон, — который был взят с удивительно небольшими для такого предприятия потерями — убитых среди его солдат было всего-то процентов двадцать пять.

Таких, как да Сильва, Альверде очень ценил. Верный, умный, компетентный. Но сейчас даже ему, пережившему и лично участвовавшему в бойне на Тихом океане и в Юго-Восточной Азии, было тяжело.

Американцы, наконец, принялись за ЮАФ всерьез. Осознав, что от многочисленных «Суперкрепостей» и их британских собратьев в Евразии толку немного — потери от сил ПВО среди них превышали все разумные рамки, — Альянс значительно сократил использование этих самолетов в своих операциях, перейдя в основном на применение против СССР, Германии и их союзников армад бомбардировщиков Б-36 и перебросив высвободившиеся стратегические силы против Альверде.

Естественно, что с мощью, перед которой в свое время оказались бессильны Люфтваффе, бразильско-аргентинские ВВС бороться на равных не могли. Результатом стало разрушение нескольких городов ЮАФ — Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айреса и некоторых других прибрежных поселений. Более-менее целым оставался лишь Сан-Паулу — и то лишь по причине чрезвычайного насыщения окрестностей этого промышленного центра зенитной артиллерией.

Но президент, выживший во время восстания фавел две тысячи восемнадцатого, залившего кровью всю страну, бомбардировок сорок шестого не боялся. Более того, он даже считал, что они в каком-то смысле необходимы — если раньше среди населения изоляционистские и даже пацифистские настроения были не редки, то после показательного принесения демократии, сбрасываемой из бомболюков американских самолетов, таковых было не найти, что называется, «днем с огнем».

И теперь Альверде готовился нанести ответный визит.

Обладая мощнейшей стратегической авиацией — не чета американской или хотя бы британской, но все равно очень серьезной, — он собирался уничтожить несколько крупнейших аэродромов Альянса, на которых базировались «Ланкастеры», «Суперкрепости» и другие «инструменты для одемокрачивания».

Более того, Альверде планировал совместить приятное с полезным и, одновременно со «стратегическим» ответом, ударить по группировке войск Альянса около Буэнос-Айреса, ликвидировав или, по крайней мере, значительно сократив его в размерах. Генерал да Сильва, будучи специалистом по действию против превосходящих сил, должен был этот план осуществить.

— Альберто, — президент поднялся навстречу молодому генералу. Смуглый, коротко стриженный брюнет невысокого роста, гладковыбритый, но с мешками под глазами от постоянного недосыпания, протянул руку, отвечая на рукопожатие главнокомандующего. Стальной взгляд черных глаз внимательно прошелся по обстановке кабинета Альверде, по нему самому и, не увидев признаков страха или паники, смягчился.

— Здравствуйте, господин Верховный Главнокомандующий.

— Просто президент или генерал, хорошо? Сейчас некогда разводить политесы.

— Слушаюсь, господин генерал.

— Альберто, не буду тебе врать, задача перед тобой стоит не просто сложная, а чертовски сложная. С другой стороны, на мой непросвещенный взгляд, она выглядит гораздо проще, чем Австралия или северный укрепрайон Окинавы. Противник, конечно, здесь посильнее, союзник подальше, но так и у нас сил побольше.

Да Сильва молча кивнул. Альверде побарабанил пальцами по столу, подошел к карте и, глядя на нее, сказал:

— Мы с генералом Гаспаром решили выделить на эту операцию четыре тяжелых бронепоезда: «Сан-Паулу», «Рио», «Буэнос-Айрес» и «Монтевидео». Плюс шесть средних. Это в нагрузку к двум мотопехотным дивизиям, кавалерийской бригаде, четырем отдельным танкосамоходным полкам, восьми отдельным штурмовым батальонам. Кроме того, получишь три артполка и танковую бригаду на русских «тридцатьчетверках».

Да Сильва вновь ничего не сказал.

— С учетом резервистов получишь даже некоторое превосходство над американцами, — президент словно извинялся.

— А их флот? — Корабельная артиллерия и авиация генерала волновали достаточно сильно, поэтому свое молчание он прервал.

— Штаб ВВС разработал план авиаудара, он дожидается лишь только твоего согласования. В налете будут участвовать почти две сотни самолетов, так что вряд ли янки будут в состоянии оказывать эффективную поддержку своим наземным подразделениям. Тем более что завтра линейные корабли «Калифорния» и «Висконсин» вместе с эскортом отправятся в Рио, где планируется расширение плацдарма.

— Сколько у меня времени на подготовку?

— Две недели, максимум три.

Генерал задумался. Молчание уже затягивалось, когда он неожиданно поинтересовался:

— Командование Сил Специальных Операций — я могу использовать их людей?

— Они уже перебрасывают группы из Рио. Тебе предоставят пятнадцать стандартных и четыре усиленных. Работать с КСО будете в связке. И еще… — Альверде вздохнул. — Я знаю, что сил немного, но это все, что я пока могу выделить. Новобранцев не дам, даже не проси — сам прекрасно понимаешь, что они ни на что большее, кроме как умереть и этим отвлечь врага, пока не способны. Единственное — выпуск снайперской школы базы «Унита» полностью идет в твое распоряжение. В общем, если появятся еще какие-нибудь вопросы — обращайся к генералу Гаспару.

— Хорошо, господин генерал. Разрешите идти?

— Разрешаю.

Молчаливый генерал спокойно встал и, коротко кивнув, удалился обдумывать атаку.

Альверде, смотрящий ему вслед, грустно вздохнул и вдруг понял, насколько устал. Последние несколько лет были одним сплошным марафоном, бесконечным решением неотложных задач. Армия и экономика, политика и дипломатия…

— Недолго осталось, — Жозе извлек из-под рубашки золотой крестик, подарок матери на четырнадцатилетие. Долго на него смотрел, что-то при этом шепча.

Потом нажал на кнопку селектора и коротко бросил:

— Хуан, меня не беспокоить хотя бы пару часов. Только если произойдет что-то более чем сверхважное.

— Хорошо, президентэ.

Ответа адъютанта-секретаря Альверде уже не слышал, уснув прямо в кресле.

30 ноября 1946 года. Южно-Американская Федерация, Буэнос-Айрес

— Рико, что будем делать? — еле слышный шепот сержанта Саргаса отозвался в голове майора раскатами грома. Стиснув зубы и выругавшись, офицер осторожно потрогал здоровенную шишку, красующуюся на лбу.

— Ждать. Других вариантов нет.

Специальная группа Родригеса, срочным порядком переброшенная из Рио в тылы начавших очередное наступление американцев, вот уже второй день пряталась в развалинах старинного здания на окраине бывшей столицы Аргентины.

Диверсантам не повезло — едва проникнув в глубину обороны плацдарма, они наткнулись на действующий вне привычных схем патрулирования отряд рейнджеров. В короткой, но ожесточенной стычке техасцы отступили, убив двоих из людей Рикардо, в том числе и аргентинца, знавшего город. Испаноговорящим в команде решительно не везло — со времен Панамы это была потеря уже третьего товарища из них.

Естественно, что стрельба в официально «зачищенном» городе без внимания не осталась — район был оцеплен практически мгновенно. Не успевшие выйти из опасной зоны коммандос были вынуждены изменить план, полагая, что смогут прорваться позднее.

Но янки воевать учились быстро и глупостей старались делать поменьше — битвы с японцами плохих солдат отсеивали быстро. Поэтому теперь они методично и весьма грамотно прочесывали территорию, все больше приближаясь к скрывающимся спецназовцам.

Положение усугублялось тем, что район был полностью безлюден. Кроме американских пехотинцев и бразильских бойцов, в нем никого не было, а потому скрыться среди мирного населения возможным также не представлялось. Родригес пытался придумать хоть какой-нибудь план, но в голову не шло ничего, кроме банального прорыва. А это была верная смерть — постоянно висящие в небе самолеты плюс мобильные патрули вырваться из ловушки не дадут.

— Рико! — Филиппе Эзра, появившийся в дверном проеме, выглядел встревоженно! — У нас проблема.

— Да ладно. Не может быть, — Саргас саркастически хохотнул.

— Гринго уже в соседнем квартале. Еще несколько часов, и они будут здесь.

Некоторое количество растяжек продвижение врага значительно замедлило, но ненадолго.

— Парни, какие у нас есть варианты? — майор осмотрел свою команду.

— Прорываться с боем, — другого предложения от прямолинейного Эзра, в чьих руках бразильский клон пулемета FN FALO выглядел детской игрушкой, Рикардо и не ожидал.

— Не вариант, — Луис, несмотря на наличие в руках МГ-42, подошел практически бесшумно. — Круг поиска еще пока довольно велик. Трепыхнемся, зашумим — и нам крышка. Через двадцать минут здесь будет целая армия. Нас блокируют, подтянут силы — и накроют. А может, вообще не будут напрягаться и в своем излюбленном стиле вызовут артиллерию. Поэтому я за то, чтобы попытаться уйти тихо.

— Сомнительно. Судя по всему, мы нужны им живыми, — заметил Саргас, наблюдающий за улицей. — Они могли сровнять этот район с землей еще сутки назад. Кораблей на рейде у них хватает. Как и самолетов.

— Поправка, — Рикардо усмехнулся. — Им нужен один из нас. Этого хватит. И то сомневаюсь, что прямо-таки сильно нужен. Скорее, «желательно, но не обязательно».

— Так все же? Что делать-то будем?

Майор вздохнул и, обведя глазами своих людей, сказал:

— Отвлечем их. И попытаемся уйти. Попробуем нечто вроде следующего…

30 ноября 1946 года. Южно-Американская Федерация, Буэнос-Айрес

Американский солдат осторожно заглянул в зияющий черным провалом в стене облицованного белым камнем дома дверной проем. Плавные движения держащих «Томпсон» рук и оценивающие глаза выдавали профессионала. Янки явно чувствовал, что за ним наблюдают, но пока не мог понять откуда.

Окрестности выглядели не слишком приятно — обугленные остовы разбомбленных домов, скелеты полуразрушенных каменных стен, составляющих необычный контраст с буйной растительностью, раздавленная сапогом детская кукла, ярким пятном выделяющаяся на тротуаре среди кучи мусора…

А всего в полусотне метров от патруля, в глубине почти сохранившегося здания, Луис, рассматривающий морпеха через прицел своего пулемета, напрягся, глубоко вздохнул и поднял над головой руку с намотанной на нее белой тряпкой, давая знак товарищам.

Короткая очередь из «сорок второго» слилась с грохотом сработавшего фугаса. А секундой спустя на тихой улочке разразился ад.

Томас Свифт — тот самый солдат, которого бразилец пометил для себя как профи, — за какое-то мгновение до начала перестрелки что-то почувствовал и буквально влетел в дом, в падении уже разворачиваясь и нажимая на курок.

Луис понятия не имел, что ошибся, — американец был не морским пехотинцем, а рейнджером, приданным отряду для помощи. И рейнджером опытным, не раз смотревшим на смерть и бывавшим в самых непростых ситуациях.

И сейчас, поливая из «Томми-гана» противоположную сторону переулка, он выигрывал для своих соратников бесценные секунды.

Родригес, аккуратными одиночными выстрелами прижимающий янки к земле, чертыхнулся. План начинал накрываться медным тазом — вполне возможно, что вместе с жизнями его людей.

Буквально проорав в «уоки-токи» «Эзра!!!», он переключился с одиночных на короткие очереди, пытаясь не дать американцам перегруппироваться.

Филиппе, лежащий на полусгоревшей крыше несколько в стороне от места основных событий, помог единственным способом, которым мог, — метнул в сторону основной части вражеской группы пару гранат.

Добросить до цели он их не мог, но два почти синхронно раздавшихся взрыва отвлекли янки, создав угрозу тылу.

Рикардо, несколько приободренный снизившимся темпом стрельбы в его сторону, осторожно перемещался, создавая впечатление движущейся группы. Луис вместе со своим пулеметом тоже постепенно менял местоположение.

Все это создавало у американцев впечатление, что бразильские коммандос смещаются в глубь оцепленного района, и буквально заставляло броситься в погоню за уже надоевшими диверсантами.

Сержант Саргас, зарывшийся в груду обломков и мусора в каких-то руинах, затаил дыхание. Мимо осторожно крались американцы.

Это был пиковый момент плана Родригеса, заключавшегося в том, что один человек пропустит мимо себя американцев, отвлеченных ведущимся боем, а затем пошумит в тылу через некоторое время после того, как бразильцы, отступающие в его направлении, затихнут.

В теории это должно было создать впечатление того, что передовые группы янки пропустили противника мимо себя, и бросить силы на оцепление и поиски в другом квадрате. А это давало шанс Рико и команде прорваться.

План имел один только минус — Саргас оставался в одиночестве и прорываться должен был сам. Майору эта часть не нравилась — первоначально он роль приманки должен был взять на себя. Но сержант вызвался сам и настоял на своем решении, аргументировав тем, что чувствует себя в городских боях гораздо увереннее. И тем, что группе нужен командир.

— Я вывернусь, парни, не парьтесь. Вам даже не стоит надеяться, что ваши мучения так просто закончатся — этот мир от меня не избавится с помощью парочки каких-то глупых гринго, — улыбнувшись во все свои двадцать семь зубов, диверсант пожал друзьям руки.

Сержант выдохнул, отбросив воспоминания. Американцы ушли вперед, и теперь ему следовало двигаться в прямо противоположном направлении.

Затихшая стрельба насторожила Свифта. Было что-то неправильное в том, как она закончилась, — не урывками, как это обычно бывает, с отдельными выстрелами последних остающихся в живых врагов, а вот как-то так, почти сразу.

Наступившая тишина, казавшаяся еще более безмолвной после грохота яростного боя, давила на плечи неясной угрозой, заставляя пригибаться и осторожничать.

— Крайтон! — Белобрысый солдат в замызганной грязью каске, рассматривающий через оптику своего «Гаранда» улицу, вздрогнул.

— Да, сэр?

Томас приблизился к его укрытию и, бросив взгляд на поле боя, поинтересовался:

— Какого хрена происходит? Где эти долбаные обезьяны?

— Мы не знаем, сэр. Они как сквозь землю провалились.

— Проклятие! Ищите их, черт вас всех подери!

— Капрал Крайчек сообщил, что через них эти ублюдки не проходили, а значит, они все еще внутри периметра оцепления, сэр. Просто прячутся, — снайпер пожал плечами и, ухмыльнувшись, добавил: — Так что скоро мы их найдем и прикончим.

Томас кивнул, одновременно пытаясь понять логику действий спецгруппы противника.

Зачем им прятаться сейчас? Они же сами атаковали прочесывающих очередную улицу солдат. Сами! Какой теперь им смысл прятаться, если их нахождение локализовано в пределах пары кварталов? Куда они теперь денутся? Единственный шанс — драться, пытаясь пробиться с боем.

Что-то тут не так, но что именно?..

Далекий звук выстрела мгновенно изгнал из головы рейнджера лишние мысли. Еще раз, и еще.

Хлесткие щелчки одиночных вдруг превратились в раскаты очередей, сопровождающиеся аккомпанементом хлопков американских карабинов.

Но этих карабинов у передовых групп не было…

— Они прорвались! — Свифт и Крайтон пришли к этому выводу одновременно.

Мысль подтвердил звук довольно мощного взрыва, похожего на результат применения ручного гранатомета, не раз использованного против янки.

— Вашу мать! Сучьи дети, живо вперед! — Командовавший операцией по поимке диверсантов полковник, неожиданно возникший за спинами бойцов, выглядел взбешенным. — Если эти суки прорвутся — отправлю вас всех на хрен к макаронникам, в гости к комми!

Угроза была более чем серьезна — мясорубка на Апеннинах была из разряда «сунул палец — в фарш все тело». Начавшие решительное наступление советские и немецкие войска не захватили еще Италию только благодаря ее ландшафту и тому, что она еще задолго до начала войны Альянса с Союзом была превращена в один большой укрепрайон.

Солдаты ломанулись вперед, а Томас все никак не мог понять, что же здесь неправильно. Как бразильцы прошли передовые группы? Да еще и без боя? Плюс эта дурацкая стрельба, закончившаяся почти одномоментно… Что-то тут не так, но что?

Звуки далекого боя затихли.

«Похоже, еще одному патрулю крышка». — Рейнджер сжал переднюю рукоятку своего автомата и, отбросив размышления, отправился следом за морпехами.

Рико, замаскировавшись в загодя сделанном убежище, наблюдал за американцами и беззвучно молился за Саргаса.

А самому сержанту помощь небес сейчас бы очень даже пригодилась. С первым патрулем он расправился быстро — три солдата умерли быстрее, чем успели понять, что происходит. Это дало диверсанту транспорт и немного времени на подготовку.

Впрочем, от этого было ненамного легче. На «шумение» американцы отреагировали мгновенно и теперь последовательно загоняли бразильца в угол. Но он так просто сдаваться не собирался, подтверждением чего было несколько трупов опрометчивых американцев.

Отходя все дальше от бывшего района оцепления, Саргас надеялся продержаться подольше, выигрывая время для своих друзей.

Любимая винтовка в руках и приличный запас патронов в висящих на поясе и в разгрузке магазинах пока не давали янкам приблизиться на достаточное расстояние, но бой высасывал запасы словно пылесос, давая понять, что все кончится очень плохо.

«Справа девять, слева три», — на секунду выглянув из своего очередного укрытия, Саргас понял, что умрет здесь. Американцы вперед уже не шли, банально блокировав его в доме и дожидаясь подкреплений. Рев приближающегося танка сразу дал понять, чем именно все это закончится. Ничего противотанкового у диверсанта не было.

— Мрази, — сержант сплюнул на пол, — все равно вы отправитесь в ад. А я буду вас там поджидать.

Он сражался отчаянно, но пятнадцать минут спустя, отказавшись сдаваться ненавистным гринго, иссеченный осколками танкового фугаса, бразилец лег на гранату, предварительно выдернув из нее чеку.

— Свобода или смерть! — последние слова сержанта Саргаса, посмертно получившего впоследствии орден Свободы, учрежденный Альверде как высшую награду ЮАФ, никто не услышал.

Тело диверсанта, помимо всего прочего подорванное еще и гранатой, унесшей жизни двух неопытных американских солдат, было сожжено на месте разгневанными соратниками последних и так и не было никогда найдено.

Конкретное место последнего сражения спецназовца также осталось неизвестным. По странному совпадению, одна из площадей в отстроенном после войны Буэнос-Айресе, названная именем сержанта, находилась совсем недалеко.

5 декабря 1946 года. Китай, недалеко от г. Нанкин

— Явился, — полуутвердительно-полувопросительно уставился на прапорщика Бондаря капитан Голенко.

— Так точно, товарищ капитан! — немолодой мужик вытянулся в струнку.

— Отставить. Вот скажи мне, дорогой друг, чем это ты в деревне занимался?

— Налаживал отношения с дружественным китайским пролетариатом! — Несмотря на серьезный тон, в глазах Бондаря светился огонек хитринки.

Никита вздохнул.

«Небось опять чего-нибудь на рисовую водку выменивал. Хомяк недорезанный!» Еще раз вздохнув танкист грустно посмотрел на темнеющее небо.

— Товарищ капитан, я ж в свободное время. Службе никакого урона, а только польза.

— Ладно, Александр Юрьевич, чего менял-то хоть? Не патроны, надеюсь?

— Как можно! — замотал головой прапорщик. — Это ж подсудное дело. Только часы трофейные, да очки защитные. А то у меня поднакопилось.

— И как обмен?

— Удачно. Четырнадцать литров чистой водки плюс настоечка и чай. Мне уже насчет некоторых деталей с интендантом удалось сговориться, так что мы пер…

— Нет, нет, нет! — капитан решил даже не пытаться разбираться в хитросплетениях здешней экономики. — Даже слышать про эти ваши завихрения не хочу. Но смотри мне, попадешься — шкуру спущу. Свободен.

Наблюдая за развернувшимся прапорщиком, бодро шагающим к центру расположения батальона, Голенко в очередной раз горестно вздохнул и потопал в штаб.

«Вот, млин, распоясались. Как Шульга с политработы ушел, так им теперь все можно. А этот новенький замполит совсем никуда не годится. Черт-те чем занимается», — задумавшийся танкист едва не врезался в свой собственный танк.

— Как дела, Рыся? — нежно похлопав стального монстра по бронированному боку, Никита ловко залез на башню. — Снаряды в тебя загрузили? А топлива налили? — Разговаривающий с железякой капитан мог показаться странным, но учитывая, что меньше недели назад эта самая штука спасла ему жизнь при встрече с целой батареей американских противотанковых самоходок (на лобовом листе насчитали потом восемнадцать отметин от не пробивших броню снарядов), а до того в боях на Пусанском плацдарме в Корее не сломалась ни разу и вообще вела себя донельзя идеально, то такое отношение офицера к танку казалось уже и не особенно странным. Танк-то ведь взаимностью отвечал.

— Никита! — старый знакомый, Ринат Бусаев, махал рукой, подзывая к себе.

— Чего тебе?

— Лавриненко вторую сотню взял!

— В смысле?

— Да в прямом!! Он на своей «семерке» вчера еще три британских «Крестоносца» сжег, так что теперь у него за две войны двести одна уничтоженная машина! Только что по радио передали! — Бусаев радовался так, словно это был его счет, а не знаменитого полковника.

— Да уж, ИС-7 — это вам не абы чего. Мы с начала войны хоть один потеряли вообще? — Голенко поневоле заинтересовался.

— Да кто ж его знает. В наших краях их и нет, считай, — пожал плечами татарин.

— Ну почему же? — Никита нахмурился, вспоминая. — С нами по соседству на плацдарме один полк дрался, отдельный.

— «Семерки» все в отдельных полках, — проворчал танкист. — Но ты прав. У них вроде бы были потери… Небось от бомб или мин. Пушкой его не возьмешь. Его даже орудие «сорок пятого» не возьмет.

— Ну почему же, возьмет. Метров с восьмисот.

— Ага, счас, так он тебя и подпустит на эти восемьсот метров. У него ж не пушка, а, блин, какой-то супершмалевик! Я видал, как на полигоне эта хрень немчурскую «пантеру», первую, правда, еще, с трех километров в лоб взяла. А потом по всяким плитам стреляла. Так что я не удивляюсь, что «Першинги» от «иса» разлетаются, как куры от петуха. У них же против него шансов вообще нет. Небось их пукалка лоб «семерки» даже в упор не возьмет.

— О чем разговор? — проходящий мимо комполка заинтересованно посмотрел на молодых офицеров.

— О подвиге товарища Лавриненко и достоинствах танка ИС-7, — Голенко выразительно посмотрел на своего друга.

— А «рысь» вас, значит, уже и не устраивает? Каждому теперь гордость нашего танкостроения давать?

— Никак нет, товарищ полковник. Р-45, без всякого сомнения, лучший танк в мире. Совокупность его боевых и эксплуатационных качеств в сочетании…

— Стоп, стоп, — улыбающийся командир замахал руками, — я тут с вами согласен, не надо мне лекцию о собственном танке читать, товарищ капитан. Вы лучше на совещание идите, вводные получать. А то ведь завтра выдвигаемся.

— Есть идти получать вводные, товарищ полковник!

Увидев, как проходящий мимо своей машины капитан провел рукой по ее боку, Зиновий Колобанов усмехнулся. На его счету танков было только шестьдесят.

6 декабря 1946 года. Китай, к северу от г. Нанкин

— Бронебойный!

— Есть! — звук закрывающегося затвора и последовавший за этим грохот выстрела болью отозвались в гудящей голове Голенко.

— Цель на два часа! — «Першинг», вывалившийся из кустов, развернул башню и выстрелил.

«Рысь» капитана вздрогнула от попадания в лобовой лист девяностомиллиметрового подарка. Почти на автомате Никита прицелился и точным выстрелом всадил снаряд в борт вражеского танка.

— Есть попадание! — хрипло сообщил наводчик, молодой парнишка, заменивший получившего ранение в боях на Пусанском плацдарме ветерана.

— Мать их за ногу, откуда здесь столько «Першингов»? — бормотание Голенко осталось неуслышанным.

Султаны земли, вырастающие вокруг идущих в атаку советских танков, появлялись все чаще и становились все гуще. Казалось, что Гоминьдан и его американские союзники собираются идти на сей раз до конца. «Ни шагу назад» в их собственном исполнении.

— Зубр всем: заходим …ева, повто…ю, сле…а! — Голос командующего полком Колобанова был еле различим на фоне сильных помех.

— Толя, давай за комбатом! — проорал Никита в ТПУ приказ своему мехводу, одновременно осматривая поле боя через панорамный прицел, чудом уцелевший после неоднократных попаданий, испещривших броню Р-45 многочисленными вмятинами.

Неожиданно идущая чуть впереди машина Шульги, давно уже ставшего командиром батальона, где ранее он был комиссаром, резко остановилась. Вылетевшие в сторону катки вместе с пламенем взрыва указывали на противотанковую мину.

— Млять!

— Командир? — заряжающий повернулся к капитану.

— Шульга на мину налетел. Так что теперь мы впереди, — Голенко еще раз выругался и прильнул к окуляру.

Комбатовская «рысь» сотрясалась от многочисленных попаданий — было такое ощущение, что неподвижную машину расстреливает вся артиллерия в радиусе нескольких километров. Долго это продолжаться не могло — судя по всему, какой-то из снарядов все же пробил броню и вызвал пожар.

Уже объехавший препятствие, Никита увидел, как из башни «сорок пятого» вырос столб пламени, буквально подбросивший тяжелую машину Шульги.

Капитан выругался. Несмотря на то что Петра Матвеевича он не любил (его вообще никто не любил за мерзкий характер, кроме разве что Колобанова, умевшего это обстоятельство игнорировать), но уважал как компетентного и знающего командира.

— Хана комбату, — пояснил Голенко экипажу.

Бумкнувший по броне снаряд вернул слегка ослабшую концентрацию на прежнюю высоту.

— ОФС!

— Есть!

Заметивший группу пехотинцев в форме американской армии, забегающих в дом, танкист пальнул в их сторону, почти не целясь.

Попадание снаряда в глиняную мазанку разнесло ее на куски вместе с находящимися внутри солдатами. Никита старался не думать, что в этом доме могли быть и мирные жители. Он уже видел, что может произойти с человеком, ставшим невольным виновником гибели некомбатантов — к примеру, детей — и начавшим себя за это корить.

Война никогда не бывает легкой прогулкой ни для одной из сторон. Даже человек со стальными нервами может сломаться от постоянного напряжения, страха и чувства вины, от близкого дыхания смерти, от кошмарных картин убийства и жестокости.

Нет, советские солдаты и офицеры были уверены, что делают правое дело, сражаются за мир, за счастье будущих поколений. Но это не меняло того факта, что даже в самой что ни на есть справедливой войне гибнут невинные люди.

Никите до сих пор временами снился паренек лет двенадцати, погибший при взятии Кенигсберга. В тот день его «ис» вел бой с немецкой «четверкой», умело прятавшейся среди развалин пригорода. И, собственно, для обхода противника с фланга танк Голенко проломил своей тушей стену одного из домов, дабы пройти напрямик, не подставив борт под огонь немецкого орудия.

Молодой командир понятия не имел, что в доме кто-то есть. Pz.4 тогда сожгли, а на обратном пути советский танкист увидел торчащие из-под обломков стены руку и голову.

Судя по всему, обессилевший от голода мальчишка прятался в доме, когда серо-зеленая громада танка проложила себе путь. Раздавленная грудная клетка и кровь на гусеницах дали Никите понять, что именно произошло.

Естественно, что лейтенант в этой смерти был не виновен. И именно в этом он себя убеждал, разумом соглашаясь со своими собственными аргументами. Но душа молодого парня все равно чувствовала ответственность за эту смерть — так же, как и за многие другие, постепенно ожесточаясь и грубея.

Со временем гвардейский капитан научился об этом не думать. Но нет-нет, а все эти мельком виденные лица жертв самой страшной войны в истории человечества приходили к нему во сне. Они ничего не говорили — просто смотрели и молчали, словно задавали безмолвный вопрос «почему?».

И первым в этой толпе всегда стоял тот самый мальчишка, что нелепо погиб в одном из бесчисленных столкновений Второй мировой войны.

Сколько их было, таких вот безвременно ушедших пацанов и девчонок? Скольких убили снаряды и бомбы воюющих сторон, вышибающих друг друга со стратегически важных (или не важных) точек и направлений? Зачем это было нужно Вселенной, все эти бесчисленные смерти?

Никита не знал, что жертвы могли бы быть и еще больше, намного больше. Он понятия не имел, что в так и не случившемся мире те самые освобожденные от фашизма народы много лет спустя поставят в один ряд с эсэсовцами простых советских парней и девчонок, тысячами, десятками и сотнями тысяч, миллионами умиравших за свободу и мир.

«Война им кажется игрою» — этой песни Никита тоже не знал. Но эта фраза частенько мелькала в его голове, когда он читал «Обзор зарубежной прессы».

— Базука на одиннадцать! — голос наводчика вернул в реальность на секунду ушедшего в себя капитана. Турельный КПВ коротким раскатом заставил гранатометчика залечь.

«Китаец, — машинально отметил Голенко. — Из Гоминьдана, наверное».

Примерно в двух километрах слева от атакующего батальона Р-45 земля словно встала на дыбы — парящие над полем летуны кого-то заметили и подключилась бригадная артиллерия и «Грады» отдельного дивизиона.

Неожиданно на гвардейца накатила ярость.

— Мрррази, — он буквально рычал, — за все ответите. И за всех.

Джону Литгоу было девятнадцать, и на войне он был второй год, стартовав еще против японцев. Ему бывало страшно, но он думал, что научился себя контролировать.

Он ошибался. Стальная стена казавшихся неуязвимыми советских танков, накатывающая прямо на его окоп, вызывала какой-то первобытный ужас.

— Вот и все! — Капрал Либби сплюнул на дно окопа, попав на замызганные грязью ботинки друга. — Нам конец.

Обреченность, звучавшая в голосе этого высокого брюнета, не терявшего духа даже в мясорубке на Окинаве, была просто невыносима.

— Мы еще повоюем, — Литгоу попытался приободрить товарища.

— Не, — капрал не согласился и протянул бинокль, снятый с мертвого капитана. — Здесь «Сталины».

Все еще надеясь, что друг ошибается, Джон навел бинокль на вражеские позиции. Характерные силуэты советских супертяжей лишили американца последних надежд. Против этого у них не было вообще ничего.

— Что ж, это было честью драться рядом с тобой, дружище.

— Да, неплохо мы повеселились, а?

Литгоу помолчал. Потом спросил:

— Либби… может, сдадимся?

— Нет. Ты же читал, что русские делают с нашим братом, если захватывают в плен. Япошки — те и то лучше. Уж если нам суждено сдохнуть, то пусть это произойдет быс… — капрал так и не договорил. Разрыв фугаса поставил точку в жизни этих неплохих, в общем-то, парней. Простых американцев, отдавших жизни за финансовые интересы людей, которым было на них наплевать.

Этой войне еще предстояло собрать гораздо больший урожай смертей.

24 декабря 1946 года. Вашингтон, Белый дот

Рождественский бал, должный начаться в самом скором времени, был символом несгибаемости нации в один из самых тяжелых периодов ее истории.

Но Гарри Трумэн прекрасно понимал, что все это банальная профанация. Америка уже проиграла — просто еще пока не хотела это признавать.

В Европе войск Альянса фактически не осталось — Испания не в счет, ибо власть Франко уже серьезно ослабевает. Долго каудильо не протянет — у СССР и Сталина к нему слишком большой счет. Из Италии же последние подразделения эвакуировались еще в середине месяца. Греция также захвачена войсками югославов и русских.

Турция на грани выхода из войны — перемирие уже объявлено, идут переговоры об условиях капитуляции.

Иран уже советский, боевые действия идут в Ираке и на западе Индии. Причем свою жемчужину британцы не удержат однозначно — освободительное движение, подогреваемое неудачами лайми на фронтах и поставками оружия из СССР и Германии, поднимает голову и расправляет плечи. Так что скоро «кузены» отхватят пинка под зад от своих вчерашних слуг в тот самый момент, пока русские бьют гордым бриттам морду.

В Корее все кончено — сталинские армады закончили зачистку последних очагов сопротивления, и теперь создание КНДР — свершившийся факт.

В Китае бои еще идут, но Гоминьдан продержится от силы несколько месяцев — и то только за счет плохих дорог, тормозящих советские механизированные корпуса и армии Мао.

Даже в Южной Америке все плохо — развалины Буэнос-Айреса поглотили без остатка несколько лучших американских дивизий, плацдарм в Рио так и не удалось расширить — как, впрочем, и другие, а бомбардировки не дают того эффекта, на который рассчитывало командование Альянса…

«Англии крышка уже сейчас, — американский президент грустно усмехнулся своему отражению в темном окне. — Немцы и русские своими подлодками фактически отрезали ее от остального мира. Мы еще продержимся. Но сколько? Одни, против всего мира… Год? Десять лет? Двадцать? Есть еще надежда на бомбу… но чем ее доставлять? И, главное, куда?»

Пройдясь по Овальному кабинету, Трумэн с горечью подумал, что Рузвельт был прав, прав на все сто процентов — Советы слишком сильны, чтобы идти с ними на прямой конфликт. А в союзе с немцами они превращаются в сущий кошмар, в чудовище, становление которого столь опасно. Не зря, ох, не зря британцы столько лет делали все возможное, чтобы этот союз не состоялся. И теперь, когда страшное свершилось, то самое мировое господство, которое было, казалось, уже так близко, ускользало из рук. И, похоже, уже навсегда.

Это не считая того, что роптание и брожение началось уже и в самих Штатах. Народ начинает уставать от войны. Народ начинает задавать вопросы — неприятные вопросы. И рано или поздно на них придется давать ответы. Которые, естественно, большинству не понравятся. Единственный шанс — это мир. Но как?

Даже атомная бомба, на которую так рассчитывали отдельные личности, выходом из ситуации уже не казалась. Пусть даже у евразийцев нет ничего подобного — но у них есть огромные запасы химического оружия, которое они не преминут пустить в ход.

Да и на какой объект ее сбрасывать? На какой город? Практически все серьезные производства СССР — глубоко внутри страны. Сталинский «Большой план развития Сибири», как же. Это не считая того, что и вокруг Страны Советов огромные территории дружественных стран. Сбросить на немцев? Но и это не так просто — Европа прикрыта мощнейшей системой ПВО. Уже сейчас потери среди бомбардировочных армад Альянса слишком велики, намного больше, чем планировалось в самых плохих сценариях.

А если еще и вспомнить, что к моменту получения работоспособного экземпляра Британия вполне может уже и выйти из войны, то все становится еще мрачней. Ведь бомбардировщики с бомбой, летящие с баз на американском побережье, будут засечены радарами издалека, и до побережья собственно Европы доберутся единицы…

То есть все выглядит отвратительно даже с бомбой. Но она — единственный шанс. Шанс хотя бы на сохранение статус-кво.

«Надо продержаться еще полгода. Любой ценой. А там попробуем блефовать», — это была одна из последних мыслей президента Соединенных Штатов Америки Гарри Трумэна, ставшего первой жертвой «снайпера-одиночки».

24 декабря 1946 года. Вашингтон, неподалеку от Белого дата

Марк Батлер был патриотом. Настоящим, а не из этих сосунков, орущих о любви к Америке, но не готовых сделать ради нее ничего.

Он прошел войну с Японией от первого до последнего дня, получив ранение через час после подписания островитянами капитуляции — какому-то офицеру Императорской армии про сие неблагодарное действо сообщить забыли.

Ранение было не опасное, но, учитывая кучу наград снайпера, его отправили домой, подлечиться и отдохнуть.

Здесь он, собственно, и остался — сержанта, разглагольствующего о политике и о том, что япов надо было стереть в порошок вместе с русскими, заметил один человек, сообщивший о таком вот товарище «куда следует».

«Где следует» подсуетились, и в самом скором времени к выписанному из госпиталя Марку, отмечавшему это радостное событие в баре, подошел неприметный человек в сером плаще.

Прямой как лом и такой же простой, сержант даже не заметил, как ему промыли мозги. «Лучшая ложь — правильно поданная правда». Это придумали не вчера и не позавчера. Так что уже всего несколько недель спустя ветеран был свято уверен, что нынешний президент — совсем не то, что нужно Америке в это непростое время. Тем более что его и не выбирали — хозяином Белого дома Трумэн стал после смерти Рузвельта. В естественности которой, кстати сказать, Марк тоже уже не был уверен. И это только увеличивало счет — ведь Франклин Делано Рузвельт для Батлера был кумиром, символом Америки, ее спасителем…

Но этого было мало. Более того, на убийство президента сержант не пошел бы ни за что. Для такого перелома должно было произойти что-то действительно страшное. Например, «Аргентинская катастрофа», в которой американцы потеряли огромное, по их меркам, количество солдат. И в числе павших был отряд Марка — его друзья и боевые товарищи. На тлеющие угли ненависти умелые оперативники подлили достаточное количество бензина, чтобы пламя костра ярости сержанта взлетело к небесам.

Пропаганда пыталась смягчить удар как могла — но даже рядовому американцу было понятно, что, несмотря на бравурные реляции, все действительно серьезно.

Выбирая инструмент для «работы», Батлер остановился на «Арисаке», с которой прошел большую часть войны и которая его ни разу не подводила, несмотря на нестандартный боеприпас. Хотя друзья человека в плаще предлагали ему и винтовку Мосина, и «маузер», и «Ли-Энфилд», и даже родной «Гаранд».

И сейчас, находясь почти в восьмистах метрах от лужайки, ждущей президента, Марк внимательно рассматривал окрестности, пытаясь угадать, откуда появится цель.

Сегодня Гарри Трумэн должен будет появиться на лужайке для того, чтобы произнести для журналистов несколько слов. Про величие Америки, про ее приверженность демократии и миру во всем мире, про зло коммунизма, наползающее на свободные страны…

Марк знал расписание этой церемонии едва ли не по секундам — спасибо «плащу». Кроме того, он также знал, что его сектор будет проверен не слишком хорошо — у отвечающего за это полицейского тяжело болеет жена, и ему пригодится несколько лишних баксов, предназначенных на покупку лекарств и хорошего доктора.

Фигура одетого в костюм человека, вышедшего из дома в сопровождении каких-то людей, показалась ветерану знакомой.

«Цель?» — вопрос, ярким огнем горевший в голове рыжеватого англосакса, не давал ему сконцентрироваться. Наконец, глубоко вздохнув и выдохнув несколько раз, ветеран собрался.

«Точно он. Другого шанса может и не быть», — обычная выдержка и осторожность, столько раз спасавшие снайпера на войне, на сей раз ему отказали. Выстрел из глубины дома прозвучал практически бесшумно, приглушенный толстыми стенами и шумом едущих по своим дела авто. Но, следует отметить, выстрел был произведен настолько хорошо, насколько это вообще возможно.

Пуля, пролетев более чем приличное расстояние, попала не туда, куда метил сержант. Взятые поправки были не совсем верны, и кусочек раскаленного металла попал не в грудь, а в горло хозяина Овального кабинета. Этого, однако, хватило, чтобы тридцать третий президент Соединенных Штатов Америки скончался, не приходя в сознание.

Батлер не знал, что всего полторы минуты спустя после этого выстрела его прошьет автоматная очередь «женатого» полицейского. Что еще через пару дней уже и полицейский повесится, «не сумев выдержать чувства вины».

И тем более он не знал, что это убийство ничего, по сути своей, не изменило.

25 декабря 1946 года. Бразилиа-Ардженто, президентский бункер

— Жозе? — негромкий голос друга вырвал президента из объятий Морфея.

— Что случилось?

— Американцы эвакуируются из Рио.

— Что? Точно? Когда?

— Только что пришло подтверждение от одной из наших спецгрупп. Они уже грузят первую партию солдат.

— Но почему? Ведь наше наступление в Панаме с треском провалилось?

— Вчера русские стратегические бомбардировщики нанесли удар по Пёрл-Харбору. Результат примерно как после японской атаки, — Гаспар улыбнулся. — Теперь гринго боятся, что им не хватит силенок сражаться сразу везде. А без снабжения мы их сотрем в порошок в наших джунглях — и они это прекрасно понимают.

Альверде встал из кресла, в котором спал, и с хрустом потянулся.

— Только один вопрос, дружище. Как русские прорвались к Гавайям, и как они достигли такого результата?

— Понятия не имею. Но их стратеги — та еще головная боль. Пролетели на огромной высоте и сбросили несколько десятков планирующих авиабомб. Накрыли, как на полигоне.

— Сильно! — Дождавшийся вскипания воды президент заварил себе чаю. — Думаю, теперь Рождество будет для американцев гораздо более грустным праздником.

— Президентэ! — влетевший в кабинет Рейнальдо едва ли не бегом бросился к радиоприемнику. — Только что передали…

— Хуан? Что за… — Голос, появившийся из треска и шипения, не дал генералу договорить:

— Таким образом, смерть президента Трумэна, безусловно, является делом рук коммунистических шпионов, окопавшихся в самом сердце нашей страны. Но американская нация, которая сплотится еще сильнее вокруг нового лидера, не сдастся. Каждый из нас, патриотов Соединенных Штатов, должен в этот момент сказать себе: «Да! Мы сможем!»

Президент Трумэн умер в борьбе за свободу, в борьбе против тирании и несправедливости. До последнего вздоха он верил в нашу победу над злом, над этой тьмой, окружающей нас. И мы тоже будем биться — мы не отступим, не предадим наши идеалы и принципы. Мы отринем слова предателей, вещающих о переговорах, о договоренности с врагом.

Враг силен — но мы сильнее! И наш флот все еще сильнее всех других флотов, вместе взятых, несмотря на все эти бесчестные приемчики коммунистов. Наша армия многочисленна и с каждым днем все лучше вооружена. Поэтому-то враг и пошел на это злодеяние — ибо он боится нас, боится сражаться с нами в честном бою. Но подлыми убийствами нас не запугать! Потому что мы верим в свободу, в честь, в справедливость!

Наша страна благословлена — а потому мы победим.

Альверде, потрясенный, повернулся к Гаспару:

— Трумэну хана? Но почему? Зачем русским его убивать? У них и так все на мази, судя по всему?

— А ты уверен, что это русские?

— А кто же еще обладает такими ресурсами в США? Не мы же? И даже не немцы… О, Пресвятая Дева… неужели?

— Вот и я так думаю, Жозе. Сами же и пристукнули. Почувствовали, что война народу начинает надоедать, — и отвлекли их внимание самым простым средством. И самым действенным.

— Однако… и что теперь? На что они рассчитывают? У них даже на нас уже сил не хватает — чего они ждут?

— Я не знаю, Жозе, правда, даже идей нет, — Гаспар устало потер лоб. — Только если…

Следующую фразу оба сказали синхронно:

— Бомба!!!

— Проект «Манхэттен», будь он проклят! Неужели у них получилось? — Альверде неверяще помотал головой.

— Вряд ли. Если бы получилось — они бы бомбу уже сбросили. И наверняка получили бы в ответ. Такое, знаешь ли, трудно не заметить. А в то, что у Сталина бомба есть, мы с тобою оба уверены на девяносто девять процентов. И девять десятых.

— Но… они же не получат с бомбы ничего! У русских уже, наверное, штук двадцать-тридцать есть. Что решит одна-единственная атомная боеголовка?

— Это мы с тобою знаем. А американцы? Они же фиг знает что о себе думают. Вот и кажется им: сделаем, взорвем — и все, войне конец за явным превосходством одной из сторон. У них даже мысли не возникает, что Сталин в ответ на их «погрозить пальчиком» врежет кувалдой…

— Думаешь, до этого дойдет?

— Молюсь, чтобы не дошло, друг… иначе плохо будет всем — вообще всем, а нам — в особенности.

10 января 1947 года. Бразилия, Рио-де-Жанейро

Рикардо Родригес спокойно смотрел, как несколько человек в американской форме неторопливо передвигаются по улицам Рио. Его не было видно — развалины некогда прекрасного города давали более чем достаточное количество укрытий.

Майор выбрал для своей лежки живописные руины одного из старых кварталов и сейчас, лежа на том, что когда-то было чердаком, привычно изучал схемы патрулирования.

Эвакуация американских войск закончилась, не успев начаться. Смерть президента Трумэна поставила все с ног на голову. Новая власть в Вашингтоне решила сосредоточиться на Южной Америке и Африке, прекратив попытки наступлений в Евразии. Понятное дело, что решение это было вынужденное — Советская Армия практически закончила ликвидацию многочисленных «котлов» на Ближнем Востоке, Гоминьдан стремительно откатывался назад на Востоке Дальнем, в Европе войск у Альянса тоже уже не осталось…

И теперь высвобождающаяся мощь должна была обрушиться на головы Альверде, Гаспара и их сограждан.

И хотя помощь от Евразийского союза приходила, поставок было однозначно недостаточно. С другой стороны, значительная часть промышленности ЮАФ была перенесена в глубинные районы континента, серьезно затрудняя американским ВВС свое уничтожение. В сумме с разгорающейся ненавистью простых людей к оккупантам это давало южноамериканской державе неплохие шансы на выживание.

Что никак не могло устроить Вашингтон. Удар по Гавайям был слишком болезненным и на фоне других поражений Альянса создал впечатление у простых американцев, что война проигрывается. Недовольство скапливалось уже давно, но именно повторный удар по Пёрл-Харбору превратил практически неслышный шепот в хоть и негромкий, но с каждым днем все усиливающийся ропот.

Ситуацию надо было исправлять — и исправлять быстро. Нужна была победа — хоть какая-нибудь. Учитывая, что в боях против русских и немецких армий Альянсу шансов особо искать не приходилось, козлом отпущения назначили Альверде. Трумэн, который начал понимать, во что втянул США, поддавшись на уговоры некоторых лиц, стал осознавать, что победа — даже если и удастся ее достигнуть — будет чересчур дорого стоить, принесет слишком много смертей и проблем.

Понятное дело, что подобными мыслями президент не стеснялся делиться со своим ближним окружением, даже и не подозревая, что фактически подписывает себе смертный приговор.

— Рико! — тихий голос вывел диверсанта из состояния полусна. Медленно повернув голову, дабы не привлечь внимание солдат противника резким движением, майор посмотрел вниз.

— Криштиану готов, — увидев реакцию командира, продолжил Луис. — В его секторе у них дырка в пять минут.

Вместо ответа Родригес все так же медленно кивнул. Потом поднял два пальца в форме буквы «V». «Vitoria» — «победа» на португальском, часть одного из девизов сражающейся Южной Америки — «Победа или смерть».

Эти слова довольно точно отражали то, чем занимался Родригес последние полгода. Одна самоубийственная операция следовала за другой, бои в руинах городов сменялись многочасовым выжиданием в заминированных джунглях, где неверное движение убивало с такой же вероятностью, что и падение с «Эмпайр Стейт Билдинг» или отравление ядом листолаза…

Рикардо не заметил, как война обожгла его душу своим дыханием, не заметил, когда это произошло. Может быть, в Панаме, где он убивал спящих летчиков, или в Аргентине, где он потерял множество своих людей. Или здесь, в Рио, когда увидел мертвую семью, где молодая мать — на вид совсем еще девчонка — пыталась закрыть своего ребенка от падающей с небес смерти. Безуспешно, естественно. И эта картина — прошитая арматурой детская кроватка и пришпиленные к ней тела матери и ребенка — преследовала бывалого вояку во снах.

Нынешняя операция была ничуть не проще. Группе Родригеса полагалось устранить генерала Паттона, приехавшего в группу армий «Рио» в качестве ее нового командующего.

Само по себе это тайной не являлось. Тайной было время его прибытия, и, что еще более важно, поддастся ли он своей привычке объезжать фронтовые подразделения на самой передовой.

Как выяснилось после допроса одного из взятых диверсантами в плен офицеров янки, отказываться от своих привычек Паттон не собирался.

«Не боялся желтых обезьян, не испугаюсь и нежно-коричневых», — в своем стиле заметил вернувшийся из Европы генерал, не упомянув, однако, про похожие свои высказывания относительно русских войск: «Дойду до Сталинграда за месяц-другой», «комми будут бежать от меня с такой скоростью, что сотрут сапоги в пыль», — интересно, и куда вся эта уверенность делась после начала войны с Союзом?

Так или иначе, армию ЮАФ за хоть сколько-нибудь равного противника Паттон не принимал, считая, что аргентинская катастрофа — это не что иное, как трусость командующего тамошним фронтом Макартура, а проблемы в той же Панаме сравнил с «кидающимися дерьмом макаками».

Родригес, узнавший об этой фразе, мрачно посмеялся, пообещав при случае бравого американского генерала в дерьме искупать.

И вот не прошло и пары месяцев, как ему представилась такая, возможность. Генерал Паттон, все же поддавшись на уговоры, на выдвинутые в джунгли позиции не поехал, решив ограничиться блокпостами средней линии. Но этого Рико должно было хватить.

Не желая провалить это задание, майор подготовился более чем серьезно. Три снайпера с группами прикрытия, пять пулеметов, американские «супербазуки» и даже русский автоматический гранатомет.

Целый взвод спецназа, взвод людей, прошедших огонь, воду и медные трубы. Взвод людей, побывавших в аду и вернувшихся. И причем не один раз.

У каждого здесь был богатейший опыт. Окинава, Австралия, Индонезия, Вьетнам, Филиппины, Панама, Аргентина, Бразилия… В группе Родригеса не было никого с послужным списком, содержащим менее пяти позиций из перечисленных более чем горячих точек.

Последний раз спецгруппа такого размера и такого качества послужила причиной уничтожения сразу нескольких дивизий американской армии — «аргентинская катастрофа» началась с исчезновения связи штаба в Буэнос-Айресе с целым участком фронта.

Теперь должно было произойти нечто похожее. Паттон не ездил на передовую в одиночку, часто вытаскивая с собой целую кучу штабных офицеров. А учитывая, что на самый-самый фронт он не полезет, наверняка этих самых штабников при нем будет достаточно.

Их смерть в результате диверсии вместе со смертью самого генерала внесет неразбериху и хаос в управление войсками — люди Родригеса действовали не одни, существовали и другие группы, готовящие атаки на линии связи и управления.

Само по себе это было не катастрофично, но прекрасно понимающий угрозу Альверде собирался совместить эту акцию с масштабным наступлением, впервые за долгое время решившись на применение своей дивизии против выдвинутых из города американцев. В стороне не должны были остаться и гвардейские полки на тяжелых советских и немецких танках. С учетом того, что немцы умудрились переправить в Южную Америку почти девяносто первых «пантер», командующий операцией Гаспар смог добиться создания настоящей механизированной армии с почти полутысячей танков в ее составе.

Не один раз возблагодарив небеса за то, что вовремя озаботились созданием нескольких хороших дорог, укрытых в густой растительности, министр обороны Федерации смог подготовить настоящий ударный кулак, неплохо смотревшийся бы даже и на Восточном фронте большой европейской войны в так и не случившейся истории.

Основную же проблему — пять «вашингтонских крейсеров» и один суперкрейсер класса «Аляска», прикрывающих Рио своей мощнейшей артиллерией, — генерал Альверде собирался решить так же, как решил похожую проблему в Панаме. То есть с помощью специальной группы подводных диверсантов.

Задача была не из простых, но другого выхода у главнокомандующего не было. Или так — или никак. Если мелкие корабли еще можно отпугнуть железнодорожными батареями с тяжелыми орудиями, то «монстров» повредить можно было лишь только так.

Нет, в теории, конечно, оставалась еще и авиация — но у американцев она тоже была, причем гораздо более приличного качества, хотя и подсократившегося количества.

Тем временем майор аккуратно отползал со своего поста, производя при этом удивительно мало шума. Ему еще предстояло создать работоспособный план убийства одного из наиболее способных американских генералов.

Сбор проходил в весьма неплохо сохранившемся подвале, явно ранее бывшим хранилищем чего-то незаконного. Пройдя внутрь полутемного помещения, Рикардо внимательно вгляделся в лица сидящих здесь людей.

— Все знают, зачем мы здесь. Грохнуть Паттона. И это, что называется, более чем необходимо. — Майор замолчал. Мрачные выражения на лицах его подчиненных не изменились ни на йоту.

— Он крепкий орешек. Хотя для вида он разъезжает лишь с небольшой охраной, реально народу там полно, включая специальную группу прикрытия. И, как мы все с вами понимаем, тихо нам не сработать в принципе. Поэтому будем шуметь.

12 января 1947 года. Бразилия, Рио-де-Жанейро

Рядовой Хопкинс ощутил укол в шею слишком поздно — игла уже впрыснула яд в кровеносную систему. Его напарник, невысокий итальянец из Джерси, с недоумением обернулся, услышав хрип. Повернулся — и с удивлением обнаружил, что не контролирует ноги. Попытался закричать, но вместо громкого возгласа изо рта донесся лишь слабый хрип — уставший солдат, у которого болело все тело, смертельный укол даже не почувствовал.

А еще полминуты спустя на их месте красовались два человека в такой же американской форме. И проезжающий мимо мобильный патруль даже и не подумал обращать на них внимание.

— Герхард, ставь пулемет! — Эта группа состояла из немцев, смывшихся в Южную Америку еще в сорок втором и так и не рискнувших вернуться на родину.

Темноволосый громила с грубыми, совсем не арийскими чертами лица молча пристроил бразильский клон МГ-42 на втором этаже весьма неплохо сохранившегося здания.

У соседнего окна пристроился его второй номер, сквозь дыру от снаряда рассматривающий улицу. Группа прикрытия с «имбелами» заняла соседний дом, готовая открыть огонь в случае угрозы псевдочасовым.

— Оса-2 сел, — прошипел в рацию глава отряда.

В качестве ответа прозвучал двойной щелчок, показывающий, что сообщение принято.

— Рико, что теперь? — На том конце радиоволны два южноамериканца собирались на самую сложную охоту в их насыщенных опасностями жизнях.

— Пока работаем, как планировали, Луис. Ты не хуже меня осознаешь, что все должно закончиться здесь. Сейчас или никогда. Больше такой глупости Паттон не сделает.

— Самоубийство, друг. Ты же знаешь.

— У нас неплохие шансы, — Родригес несогласно помотал головой. — Группа Альберта на позиции — прошли как по маслу.

— А чего ты хотел? Они еще с русскими в сорок первом воевали. Диверсии первого дня войны и все такое. Крутые ребята. Но даже с ними — все равно шансов маловато.

— Не забывай про Тони. И нас тоже не вычеркивай. Прорвемся.

Луис ничего не ответил, только вздохнул. Нехорошее предчувствие мучило его уже второй день.

Приближения Паттона диверсанты ждали со спокойствием людей, готовых умереть и даже в какой-то степени с этим смирившихся. Сигналом к действию послужило появление «Виллиса» передового дозора, ловко объезжающего препятствия на не слишком хорошей дороге.

Рикардо не стал говорить в рацию что-то вроде «готовность» или «работаем». Все здесь были профессионалами и знали, что и как делать. Основные детали обговорили еще вчера, на импровизированном совещании, а различные проблемы, которые неизбежно возникают даже в самой продуманной операции, все равно будут решаться на ходу.

За первым дозором последовал второй. «Псевдочасовые» из немецкой спецгруппы играли на «отлично», прекрасно изображая из себя американских морпехов.

И поэтому, когда в едущий перед генеральской колонной броневик полетела граната, это стало полной неожиданностью для охраны.

«Понеслась!» — Родригес открыл огонь практически одновременно со взрывом гранаты. Еще три пулемета начали полосовать улицу длинными очередями, буквально разорвав на куски грузовик с охраной.

Громкий взрыв — результат работы «супербазуки» — озвучил исчезновение самой опасной угрозы в колонне — танк «Шерман» был не готов к попаданию подобного подарка в крышу своей башни. Этот взрыв ознаменовал также и окончательное захлопывание ловушки — свернуть куда-либо здесь было решительно невозможно.

Гулко захлопал советский автоматический гранатомет, заставляя прижиматься к земле американскую пехоту.

Несмотря на некоторую растерянность, охрана генерала начала отвечать почти сразу — и с каждой минутой ответный огонь усиливался.

Где именно в колонне находится Паттон, Родригес не знал, а потому его задачей было убить как можно больше американцев, накрыть их достаточным количеством огня и стали, чтобы шансы генерала на выживание приблизились к нулю.

Пока это неплохо удавалось — все-таки такое количество стволов автоматического оружия, да еще и находящихся в умелых руках, безусловно, обеспечило диверсантам определенное превосходство на первых порах. Но ненадолго — подмога уже спешила на помощь и должна была появиться с минуты на минуту.

Среди всей этой творящейся вакханалии, в хаосе огня, грома, дыма и летящих осколков работа снайперов, аккуратно выбивающих одного противника за другим, была практически незаметна. И именно метким стрелкам сегодня сопутствовала удача.

— Цель выполнил! Повторяю, цель выполнил! — В первый момент майор даже не обратил внимания на шипящую рацию, тряся головой после близкого — буквально за стенкой — разрыва гранаты. Когда же до него дошло, что именно ему сообщили, он, с сожалением посмотрев на дымящийся исковерканный пулемет, схватил рацию и затребовал подтверждения.

— Я — Жало! Подтверждаю: цели хана! — Тони, выигравший множество снайперских поединков против японцев во Вьетнаме, едва не возмутился сомнениями командира и дожидался команды на отход.

— Отходим! Это Первый — отходим!!! — буквально проорав это в эфир, Родригес ломанулся к выходу.

— Луис, ты идешь уже? — Отсутствие старого товарища за спиной насторожило опытного спецназовца.

Обернувшемуся майору представилась не слишком приятная картина. Луис лежал под окном. Кусок его черепа лежал чуть дальше — палящие из «браунингов» американцы случайно попали в голову бравому бразильцу. Хотя при такой плотности огня не так уж и случайно. Крупнокалиберная пуля чудом не разнесла голову сержанта в пыль, сохранив лицо практически целым. Чего нельзя было сказать о его затылке.

Родригес выругался — и было от чего. Они с Луисом знали друг друга не один год, вместе воевали с японцами, вместе дрались против американцев…

— Прости, друг, прости!.. — Несмотря на весь профессионализм майора, подкладывать гранату под труп было почти физически больно. И уже выпрыгивая через подходящий проем на улицу, Рикардо проклял американцев, войну и ту минуту, когда не прислушался к плохим предчувствиям товарища.

«Свобода или смерть». Сегодня Луису досталась вторая часть.

12 января 1947 года. Палестина

Капитан Дэвид Ройс, английский танкист, с интересом рассматривал технику союзников. Свежая дивизия из Штатов, буквально на днях переброшенная на Ближний Восток, удивляла отсутствием ставших уже привычными «Першингов» и «Шерманов». Вместо них на вооружении состояли новенькие «Вашингтоны» — попытка конструкторов из Северной Америки несколько уравнять шансы своих солдат в борьбе с советскими танковыми армадами, стальными цунами, сметающими армии Альянса с континента.

Созданный на основе экспериментального Т34, в свою очередь являвшегося потомком «Першинга», танк был чем-то средним между Р-45 и ИС-7. При весе в пятьдесят восемь тонн этот стальной красавец в качестве главного калибра имел длинноствольную стодвадцатимиллиметровую пушку, созданную на основе зенитного орудия. Его восьмисотсильный двигатель был для такого веса, пожалуй, слабоват, да и пожароопасен тоже, но отличался технологичностью и относительной простотой.

Фактически «Вашингтон» представлял собою эдакий «М-103 Лайт», о чем, естественно, его создатели не подозревали.

— Зверь-машина, — хмыкнул сержант-янки, увидев заинтересованный взгляд англичанина. — Наконец надаем комми пинков под зад.

У Дэвида мелькнула мысль, что он уже слышал нечто подобное чуть больше полугода назад, когда эйфория от победы над Японией затмила умы слишком многим. Но на лице доброжелательно смотрящего на союзника офицера это никак не отразилось.

— Не волнуйтесь, сэр, скоро Америка произведет достаточно этих малышей, чтобы и вам досталось, — сержант расценил выражение на лице офицера по-своему.

Коротко кивнув, Ройс направился дальше.

«Чертовы янки, — капитан даже не понял, когда пришла злоба. — Втянули нас на второй круг в войну с русскими и немцами, подставили Британию и еще имеют наглость усмехаться нам в лицо. Конечно, им-то что — до их земли советские бомбардировщики не достают. Пока, по крайней мере».

Несмотря на то что о делах в Метрополии пропаганда говорила глухо, о том, что все плохо, догадаться мог даже не очень умный человек. Достаточно было послушать о «героической борьбе летчиков и служб ПВО» или о «сокращении фронта для усиления оборонительного потенциала» — в случае с Азией. Последнее Дэвиду было слишком хорошо знакомо — Альянс уже насокращал свой Ближневосточный фронт до Палестины, хотя начинал войну в Северном Иране и в Европе…

Честно говоря, Ройс уже начинал думать, что все кончено. Такого с ним не было никогда — даже после катастрофы Дюнкерка, где он был одним из последних эвакуированных, не чувствовалось, что враг победит. Британец, как и многие его сослуживцы, кстати, неожиданно осознал, что они больше не воюют с армией — они воюют с системой. Это было не наступление — нашествие, другого слова и не подберешь.

Советская Армия действовала словно безотказный автомат — методично, шаг за шагом вытесняя Альянс из Евразии. И никакие ухищрения не помогали — всякое сопротивление безжалостно давилось с использованием невероятной огневой мощи и маневра.

А учитывая, что теперь даже немецкая армия проигрывала Советам в организации, сопротивление казалось бессмысленным.

«Тонкая красная линия» трещала, и, казалось, осталось чуть-чуть до того момента, как она лопнет.

Дэвид вспомнил, как страшно выглядело последнее наступление русских. Как предрассветная тьма неожиданно взорвалась тысячами, десятками тысяч снарядов и ракет, буквально испаривших двухкилометровый участок с таким трудом воздвигнутого укрепрайона. Как артиллерия неожиданно точно била по пунктам управления, по ДОТам и ДЗОТам. И как в эту дыру хлынула армада практически неуязвимых стальных чудовищ, сопровождаемых многочисленной пехотой и мелкими в сравнении с танками бронетранспортерами.

Одновременно с этим у целого куска фронта исчезла связь с командованием — причем связных даже не пробовали посылать, зная, что это бесполезно. Советский спецназ был многочисленен и более чем хорош — товарищ Сталин умел учиться в том числе и на своих ошибках…

Но самым страшным было не это, а то отвратительное чувство беспомощности, которое возникало при виде бессильно рикошетирующих от брони «красных» танков бронебойных снарядов.

«Интересно, как там сестра? — мысли британца сделали скачок и вернулись к семье. — Надеюсь, Джеффри о ней хорошо заботится». Капитан еще пока не знал, что семья его сестры, работающей медсестрой в одном из многочисленных госпиталей Средней Англии, уже мертва — несколько советских бомбардировщиков, чьей целью была база Королевских ВВС, промахнулись и накрыли жилой квартал. Жертв было не так много, как могло, — но некоторым гражданским все же не повезло.

— Капитан Ройс? — офицер в не слишком чистом комбинезоне танкиста поднялся навстречу сослуживцу.

— Да. С кем имею честь?

— Лейтенант Мэнсон. Я так понимаю, вы наш новый командир?

— Если вы из второго батальона — то да.

— Добро пожаловать, сэр. Провести вас к штабу бригады?

— Буду рад, если вы мне здесь все покажете, лейтенант, — благосклонно кивнул Ройс.

После пары месяцев в госпитале в Александрии оказаться на передовой было… несколько непривычно. Чувствовалось, что ситуация стала гораздо хуже: когда Дэвида ранили, фронт был аж в Ираке, а Турция еще держалась, хоть и была на грани. Да и на лицах офицеров и солдат еще не лежала печать безнадежного отчаяния.

— Где это вас так? — Мэнсон кивком головы показал на чудовищный шрам, тянущийся через все лицо.

— Багдад, — капитану было практически больно вспоминать об этом не самом приятном событии своей жизни. Их роту (точнее то, что от нее осталось) тогда зажали на одной из узких улочек. Дэвид еще надеялся продержаться до подхода подкреплений — но все планы разрушили советские пехотинцы. Поддерживаемые огнем тяжелых самоходок и танков, они выбили засевших в домах по одну из сторон улицы англичан и уничтожили «светлячков» гранатами. Сержант Керри, командир одного из взводов, выдернул танк из укрытия — и получил бронебойным в борт от советского «коллеги». Еще один танк завалило обрушившимся зданием. Так что к моменту подхода подкреплений в строю оставалось лишь два танка и еще один — как раз принадлежащий Ройсу — мог стрелять.

Капитана в том бою спасло лишь то, что русские штурмовики, вызванные осторожной пехотой, сначала атаковали более опасные цели, коими посчитали исправные танки. На свою беду — хотя, может, и счастье — Дэвид открыл огонь из зенитного пулемета, чудом уцелевшего во всей этой бойне. Реакция последовала незамедлительно: двухмоторный самолет русских огрызнулся пламенем. Пули британца пощадили, но одна, более везучая, разнесла его пулемет на куски. Некоторые из которых полетели прямиком в лицо танкисту.

Он тогда потерял сознание от боли и не видел, как его вытаскивали и отправляли в тыл. А спасший его боец, заряжающий командирского танка Симмонс, до конца боя не дожил, уже под вечер попав под удар советской артиллерии.

— Да уж, в этом дважды трахнутом Багдаде было жарко, — голос Мэнсона выдернул капитана из тяжелых воспоминаний.

— Были там? — поневоле заинтересовался Ройс.

— Ага. Стояли на берегу Тигра, держали мосты. Потом прикрывали отход.

— И до сих пор живы? — неподдельно удивился Дэвид. Оторваться от наступающих советских войск было с некоторых пор еще сложнее, чем от немецких.

— Не наша заслуга, — усмехнулся Мэнсон. — Просто русские остановились для перегруппировки и подтягивания тылов.

— Ладно, лейтенант. Что у нас с техникой? — Ройс решил не откладывать неприятное на потом и сразу узнать плохие новости.

— Да как сказать. У нас в батальоне две полностью комплектные роты и еще одна, укомплектованная на тридцать процентов. Вся техника на ходу, но у некоторых танков разные проблемы — у двух разбиты приборы наблюдения, еще у четырех проблемы с ходовой — ездить могут, но не быстро и не слишком долго. И тому подобная хрень.

— И как дела с ремонтом?

— А никак, — криво ухмыльнувшись, Мэнсон пожал плечами, а потом покрутил пальцем у виска. — Командование забрало всех ремонтников по каким-то своим надобностям. Мы, что могли, сделали, но на остальное у нас нет ни сил, ни средств, ни умений и навыков.

— Черт! — ругательство вырвалось само собой.

— Капитан, тут слух ходит, что нам вроде как дадут новые американские танки. Как думаете, это правда?

Вместо ответа Ройс неопределенно махнул рукой. Но после некоторой паузы все же заметил:

— Может, и дадут. Когда их у самих американцев будет в достатке. Сомневаюсь, что до нас очередь в ближайшее время дойдет.

— Понятно, — в голосе лейтенанта послышалось разочарование. — Сэр, собственно, мы пришли.

Офицеры стояли перед зданием, покрашенным краской какого-то грязного, неопределенного цвета. Облезлые стены вызвали в памяти капитана картинку из его недавнего больничного прошлого. Откуда-то из глубин сознания вылезла картинка набитого ранеными госпиталя, страшные стоны умирающих и этот страшный запах лекарств и смерти.

Дернувшись от нахлынувшего отвращения, Дэвид с усилием взял себя в руки и, глубоко вздохнув, вошел внутрь.

18 января 1947 года. Штаб командования Ближневосточного ТВД

— …и таким образом, товарищи. — Маршал Жуков сегодня был в хорошем настроении. Собранная им ударная группировка должна была буквально втоптать противостоящие Советской Армии войска Альянса в землю. А переброшенные, наконец, из освобожденной Европы войска превратили качественное превосходство еще и в количественное. — Через два дня в пять часов утра мы начнем наступление по всем фронтам нашего ТВД. Точно по плану «Уран». Задачи свои вы все знаете, так же как и знаете, что товарищ Сталин очень на нас рассчитывает. Мы должны выйти к Иерусалиму в течение недели — и никаких оправданий по срыву сроков я не потерплю!

Одному из лучших полководцев планеты нравилось воевать так, как он это делал сейчас — с прекрасной связью, мощнейшими механизированными корпусами под рукой и с постоянной поддержкой авиации. А также с отлично вооруженным, обученным и оснащенным русским солдатом в качестве главного козыря.

Во время последних наступлений Жуков чувствовал себя дирижером огромного, невероятно умелого и сыгранного оркестра. Это было нечто невообразимое — пустыни давали пространство для маневра, для «глубокой наступательной операции» в ее чистом, незамутненном виде. Казалось, что Советская Армия была огромным живым существом, глотающим группировки Альянса одну за одной и выплевывающим лишь жалкие остатки от некогда сильных частей.

А еще маршал немного, совсем чуть-чуть, завидовал Василевскому из-за великолепной победы последнего над японцами. И Жуков, понимая, что принять капитуляцию американского президента или английского короля он в ближайшее время не сможет, поставил своей целью заставить сдаться хотя бы Монтгомери и Эйзенхауэра — это не японский император, конечно же, но тоже неплохо. А очередь короля еще придет.

— Первым начнет свое движение Южный фронт маршала Рыбалко при поддержке Второго экспедиционного корпуса Роммеля. Вам будет противостоять группа армий под командованием генерала Абрамса. Думается, вы должны будете без особых проблем сломить его сопротивление и выйти на оперативный простор. Затем в дело вступает маршал Баграмян. — Командующий разгромившей Турцию группировкой советский военачальник приосанился и, постучав по карте пальцем, улыбнулся:

— Врежем янки на севере так, что только перья полетят. Вон из Италии Брэдли уже турнули — здесь повторим не хуже, раз уж одного раза было недостаточно.

— Верю, — кивнул Жуков. — Ну а затем, как только Альянс попробует перебросить резервы, наступают и все остальные силы. Маршал Рыбалко, от успеха вашего продвижения зависит общий успех этой операции. Мне необходимо, чтобы выход к побережью Красного моря произошел в течение двух, максимум трех недель. Если у вас получится — все потуги Эйзенхауэра в обороне станут бесполезны. Ему поневоле придется оставить Палестину и отходить в Египет, к Суэцкому каналу. А это фактический успех в зимней кампании.

Рыбалко кивнул, заметив только, что все это уже неоднократно обсуждалось.

Жуков тем не менее продолжил:

— Объединенное Стратегическое Командование согласовало эту операцию с наступлением Индийского фронта маршала Конева и Китайских фронтов маршалов Чуйкова и Малиновского. Так что с тех театров перебросить сюда хоть кого-нибудь Альянс не сможет. Да и ударить в грязь лицом перед коллегами не хочется.

Полководцы заулыбались.

— Теперь по союзникам. Рыбалко поддерживает Роммель, Баграмяна — четыре моторизованные дивизии Паулюса.

— Чего-то Германия нам не слишком помогает, — недовольно отметил кто-то из офицеров.

— Не согласен, — Жуков отрицательно мотнул головой. — В Италии их помощь была велика, а сейчас они готовятся к масштабной операции в Северной Африке и захвату Мальты, так что их ограниченное участие на данном этапе понятно. Да нам, в общем-то, и так сил хватает.

Ладно, теперь по пленным. Люди Берии закончили возведение временных лагерей. Куда кого отправлять — все в пакетах, — маршал кивнул на лежащие перед командующими документы. — На этом наше совещание мы закруглим. На правах хозяина попрошу вас к столу.

Полководцы потянулись к выходу. Выходящий последним Жуков бросил взгляд на растянутую на столе карту. Его очередной триумф был близко.

«ТАНКОВЫЙ АРМАГЕДДОН»

«Крупнейшие сражения мировой истории», том 5 («Войны двадцатого века»). Издательство «Кругозор», Киев, 1994 г.

…Итогом стала сложившаяся уже к январю ситуация, требующая решительных действий обеих сторон. Американская промышленность, начавшая полномасштабный переход на военные рельсы, выдавала все больше и больше техники для армий Альянса, пытаясь количеством нивелировать качественное превосходство войск Евразийского союза.

Однако военное руководство АДА прекрасно осознавало, что это путь, ведущий в тупик. Было необходимо получить оружие, способное противостоять советским и немецким образцам если не на равных, то хотя бы приблизительно.

В танковом отношении это означало коренную модернизацию сильнейшего образца из имевшихся на момент вступления в войну на вооружении — М26 «Першинг». Особенно ясно это становилось ввиду того факта, что против «Пантеры-2», Т-44, Р-45 и ИС-7 наиболее распространенный танк «Шерман Файрфлай» шансов ни имел даже при соотношении четыре к одному в его пользу. И это при документально зафиксированном случае, когда ИС-7 под командованием гвардии полковника Лавриненко в одном бою уничтожил двадцать девять единиц вражеской бронетехники! Поэтому, учитывая также и то, что «Шерман» обычно проигрывал даже и не предназначенной непосредственно для танкового боя машине (имеется в виду БМП «Лаврентий Берия-3»), а после принятия на вооружение первых противотанковых ракет — и более ранним ее модификациям, выбор «Першинга» (способного справиться хотя бы с Т-44 и, в некоторых случаях, с «Пантерой-2») как основы для конструирования новой машины был не случаен.

Тем не менее созданный в кратчайшие сроки «Вашингтон», ставший фактически вершиной развития танковой промышленности Альянса, по-прежнему проигрывал советским танкам, особенно в соотношении «стоимость-эффективность». По большому счету, «Вашингтон» получил однозначное преимущество лишь над Т-44 и примерно сравнялся с немецкими «кошками» последних серий (все же серьезно проигрывая им в технологичности и цене).

Но на момент появления «Вашингтона» в большом количестве на полях боев последний советский средний танк на направлениях основных ударов почти не использовался и реальных случаев столкновения с американским тяжеловесом практически не имел.

Подобное сравнение приведено неспроста. Важно понять, почему командование Альянса на Ближневосточном ТВД в лице Эйзенхауэра и Монтгомери приняло решение о попытке контрнаступления. Излишние надежды, возлагавшиеся на новый американский танк, сыграли здесь свою, пусть и не самую значительную, роль.

Наступление в рамках операции «Уран», начатое союзными войсками ранним утром 20 января, вызвало в руководстве Альянса состояние, близкое к паническому. Из Пентагона последовали указания о недопущении сдачи Иерусалима и открытия прохода к Суэцкому каналу…

…Надо отметить, что АДА задолго до этого судьбоносного дня наращивал ближневосточную группировку своих войск. Причем особое внимание уделялось бронетехнике и авиации — постоянное преимущество ЕС на поле боя генералам Альянса искренне поднадоело…

Естественно, что, даже не зная точную количественную оценку англо-американских войск, маршал Жуков имел приблизительное представление о порядке этого числа. Кроме того, разведданные позволяли предположить, что наращивание противником сил только лишь ускоряется — как уже говорилось, США вступили в войну всерьез, начав масштабную мобилизацию населения и экономики.

Логичным выходом виделся быстрый удар при небольшом количественном превосходстве союзных войск. Также логичной выглядит и постановка задачи для фронта маршала Рыбалко — отрезав вражеские силы от снабжения по суше, маршал Жуков получал дополнительное тактическое и стратегическое преимущество…

…Таким образам, и Альянс, и Евразийский союз придавали Ближневосточному ТВД первостепенное значение в зимней кампании сорок седьмого года, и именно этим объясняется такое количество соединений, в том числе и бронетанковых, участвующих в описываемой битве…

…Становится понятна также и ожесточенность, с которой сражались войска противоборствующих сторон — в целях поднятия боевого духа главнокомандование АДА устроило бойню среди пленных солдат, инсценировав это как преступление СССР и распространив соответствующую информацию в своих рядах…

…Так или иначе, но на сравнительно небольшом участке сошлись в бою две крупнейшие армии, каждая из которых была буквально перенасыщена бронетанковыми соединениями, артиллерией и авиацией.

Это не могло не привести к сражению, уже в годы войны названному «Танковым Армагеддоном».

27 января 1947 года. Сектор Газа

Андрей Голенко устало протер потный, грязный лоб мокрым полотенцем. Неподалеку механик-водитель его танка лежал на быстро остывающей земле, бессильно раскинув руки и бездумно смотря в небо.

Вспомнив, как еще недавно Леня Сидоркин хвастался молодецкой удалью, полковник усмехнулся.

Наступление Второго Южного фронта Рыбалко, ведущееся уже седьмой день, начало замедляться только сейчас. Огромные танковые армии, постоянно маневрирующие и норовящие зайти во фланг сопернику, казалось, исполняли некий чрезвычайно сложный и вычурный танец. Весьма кровавый, надо заметить.

Мощные удары сменялись не менее мощными контрударами, солдаты умирали тысячами, но фронт Альянса не прорывался. Гнулся, трещал, прогибался, но Монтгомери со своим американским коллегой успевал ликвидировать прорывы огромными резервами, накопленными за месяцы подготовки.

Полковая тактическая группа Голенко сменила на острие атаки свою неудачливую предшественницу, потерявшую почти шестьдесят процентов бронетехники. Много это или мало?

Смотря с чем сравнивать. Если с еще недавними показателями, когда основной причиной потерь были мины и разного рода поломки, то выглядело это, конечно, более чем серьезно. Но если вспомнить реальные потери танковых войск Вермахта или СС на той же Курской дуге… то разница виделась не такой устрашающей.

Тем более что потери в экипажах танкистов были не особенно велики в сравнении с потерями машин. В отличие от ситуации у тех же американцев или тем более англичан. Еще один плюс советской бронетехнике. У немцев ситуация была получше, чем у янки, но похуже, чем у советских союзников.

— Тащ полковник! — неслышно подошедший боец несколько устало отдал честь. В его запачканной до невозможности форме и припорошенном пылью лице Голенко едва узнал командира своей разведроты. — Второй взвод вернулся из рейда. Буквально вот только что.

— Садись, Василий, чаю попьем. А то, судя по выражению твоего лица, не скоро еще спокойная минутка у нас будет…

Менее часа спустя в штабной палатке полковник мрачно взирал на лица своих подчиненных.

— Итак, товарищи командиры, американцы бросили в бой новые танки. Тяжелые — тяжелее наших «сорок пятых». Почему они пошли на это только сейчас, когда мы в одном шаге от берега, — мне непонятно. Но на разгадки таких вот задачек у нас с вами есть товарищи Жуков и Рыбалко. Кто, где, почему — пусть командование решает. А нам с вами следует выполнить поставленную задачу. Завтра утром мы вместе с немецкими коллегами должны быть в десятом квадрате. — Голенко сделал паузу и ткнул ручкой в карту. — Поэтому выдвигаемся по направлению вот к этой вот железке, которую нам и следует перерезать.

Трансафриканская железнодорожная магистраль, проложенная Альянсом за последние годы параллельно берегу Средиземного моря, была одной из важнейших составляющих схем снабжения ближневосточной группировки. Первоначально строившаяся для развития захваченного «Свободной Францией» (а фактически — англо-американской частью Альянса) еще в сорок втором Алжира, а также для установления полного контроля над запасами углеводородного сырья в Северной Африке, «Трансафрика» стала наглядным подтверждением латинской пословицы «Via est Vita»[4] для лишившихся нормального снабжения морем войск. «Дублирование», на котором в свое время настоял осторожный Эйзенхауэр, поддержанный Маршаллом, оказалось тем самым фактором, который позволил американцам и британцам удержать фронт после падения Италии и Греции.

Советская авиация, поддерживаемая немецкой, превратила морскую доставку грузов по Средиземноморью в трудновыполнимую задачу. Планирующие бомбы и ракеты оказались исключительно неприятным сюрпризом для Пентагона, заставив возблагодарить небеса за своевременное создание дополнительных схем снабжения.

И теперь оборона тонкой рельсовой артерии стала для Альянса первоочередной задачей.

— Американцы пытаются усилить свою оборону. И, чтобы выиграть время, собираются устроить встречный бой. Наша разведка только что доложила, что вот тут, — Голенко сделал на карте пометку, — нам навстречу движется группа танков противника. От летунов тоже пришел привет — они заметили еще одну компанию размером в пару полков. И все это — на нашу голову в придачу к тем «друзьям», что мы уже имеем.

— Хорошо, что хоть мы имеем, а не нас, — грубовато пошутил немолодой вислоусый капитан типичного русского вида.

— Будет шапкозакидательство — будут иметь нас, — покачал головой Голенко. — Эти новые танки… фиг его знает, что это за чудо. Поэтому на рожон не лезем.

— Да мы вроде как и не лезем, — высказался один из офицеров.

— Василий, если ты думаешь, что я не видел, как ты подставился под те три «Шермана», то глубоко заблуждаешься. И если тебе повезло и они своими пукалками тебе лобешник не пробили в силу относительной слабости этих самых пукалок, то следующий раз вместо семидесяти шести миллиметров может прилететь сто двадцать. Уверен, что не отхватишь звиздюлей? — Полковник плюнул на песок. — Повадились воевать, как на полигоне. Чернянский уже допрыгался, роту почти потерял. А все, млять, почему?

Командиры промолчали, чувствуя правоту Голенко.

— А все потому, что возомнил себя черт знает кем, решил, что раз в танке — то все можно, и поперся без прикрытия. Один, скотина такая, против сорока «Першингов». И даже артиллерию не запросил. И на хрена ему тогда рация? И сам ведь, сволочь, живехонек, а девять танков и полтора десятка пацанов — как сдуло.

— Война… — чье-то философское высказывание разъярило Андрея чуть ли не сильнее, чем вся предыдущая речь.

— И что? Это что, оправдание? Подвел под топор молодых пацанов, сам живой — и что, нормально? Война, сволочь, все спишет? А может, надо по уму действовать, а? По правилам? Артиллерию вызвать, летунов, издалека проутюжить, в ловушку заманить и поджарить безбоязненно. Так ведь нет, смотрите, какие мы храбрые!

Есть отличная фраза, которая хоть и превратилась уже в банальный штамп, но все еще соответствует здравому смыслу: «Наша цель — не умереть за свою страну, а сделать так, чтобы вражеский ублюдок умер за свою». Это не значит, что жертвовать собою не надо. Или что не надо геройствовать. Но жертвы и герои появляются тогда, когда кто-то что-то не додумал, когда кто-то где-то ошибся, тогда, когда другого выхода нет. Как тогда, когда с немцами воевали.

Голенко сделал паузу и глубоко вздохнул. После чего гораздо спокойнее продолжил:

— Нам нужна победа, и победа не пиррова. А будете лезть куда-то без всякого плана или без приказа — я вас наказывать не буду. Вас враг накажет. И ваших товарищей вместе с вами.

Полковник врезал кулаком по карте и мрачно закончил:

— Мы должны перерезать эту чертову железку. И при этом сохранить как личный состав, так и матчасть. Потому что, думается мне, так просто империалисты сдаваться не будут. А отбиваться от их армий с одним танком на руках я не собираюсь. Так что с новыми американскими колымагами — осторожно. Я понятия не имею, что это за хрень и насколько она сильна. Увидели — отработали. Без выпендрежа и выкрутасов.

Вы, в конце концов, не первый день воюете, так что учить вас очевидным вещам не собираюсь. А теперь отставляем всю эту лирику в сторону и работаем. Двигаться будем в следующем порядке…

1 февраля 1947 года. Область Суэцкого канала

Старший сержант Степан Нетудыхата воевал не первый день. И даже не первый год.

Первый свой бой он провел еще в «зимнюю войну» тридцать девятого. И этот же бой тогда едва не стал для него последним — его Т-28 налетел на подарок от финских артиллеристов. Из экипажа выжил только лишь молодой рядовой.

Потом была советско-германская сорок первого — сорок второго годов, на которой он водил уже «тридцатьчетверку». А сейчас, в Великую Освободительную, он уже был командиром танка, причем не абы какого-то, а самого настоящего Р-45.

И до нынешнего момента «Рокоссовский» сержанта полностью устраивал. И с точки зрения огневой мощи, и бронезащиты, и прочих важных и не очень ТТХ. Но сейчас абсолютная уверенность Степана в его железном коне несколько пошатнулась — на его глазах выстрел нового американского танка пробил лобовую броню машины однополчанина Нетудыхаты. Пусть только лишь с семисот метров — но все равно стало как-то не по себе.

«Привыкли уже бить их безнаказанно, — командир покачал головой, не прекращая высматривать танки противника. — Вот и начинаем потихонечку по башке получать».

— Цель, спра…

— Вижу, — не дал договорить наводчику Степан.

— Короткая… Огонь!

Бронебойный подкалиберный снаряд, с огромной скоростью преодолев разделяющее противников расстояние, с легкостью пробил броню некстати вылезшего из укрытия «Першинга».

Неожиданно танк вздрогнул и загудел, словно по нему ударили огромной кувалдой.

— Откуда? — проорал Нетудыхата, пытаясь высмотреть невидимого врага.

Наводчик ничего не ответил, сосредоточенно пялясь в прицел.

«Шерман», выехавший из-за невысокого пологого холма, успел выстрелить еще дважды, прежде чем «рысь» сержанта ответила. Высокий силуэт американского танка не позволил ему вовремя укрыться, а потому первое же попадание оказалось для него фатальным. Мощнейший «лом» пробил «светлячка» практически насквозь, оставив в корпусе огромную уродливую дыру.

— Фугас давай… — и, дождавшись грохота досылателя, старший сержант выстрелил в замеченный им бронетранспортер, ссаживающий солдат в полутора километрах от столкновения.

Невдалеке один за другим начали вырастать облака разрывов — в дело вступила американская артиллерия.

— Урраааааааа! — рев атакующей советской пехоты, под прикрытием танков и тяжелых БМП приблизившейся к позициям войск Альянса, был слышен даже сквозь канонаду.

Мощно ухнули орудия тяжелых самоходок, посылающих снаряд за снарядом в направлении выявленных батарей.

Высоко в небе схлестнулись советские «лавки» и «мигари» с американскими «кобылами» и английскими «фуриями», расчерчивая синеву черным дымом горящих обломков, трассерами многочисленных очередей и инверсионными следами реактивных двигателей.

Внезапно один из каменистых холмов, редко покрытых пожухлой, выгоревшей на солнце травой, буквально взорвался — союзные «Грады» и «катюши», получив указания от передовых частей, нанесли смертельный удар по ДОТам и траншеям врага.

— Пулемету хана, — меланхолично прокомментировал заряжающий еще один удар по танку, заставивший вздрогнуть того буквально всем корпусом.

— На хрен! Фугас! Корот… к черту, будем с ходу, огонь!

— Цель! «Вася»!! — не успевший еще толком-то и появиться на фронте, «Вашингтон» уже, однако, получил прозвище.

— Бронебойный! Быстро! Давай, давай, давай!! Ну!!

— Огонь… да мать вашу, промах! Еще! Млять, он нас попалил… быстро, быстро, давай…

Вылезший словно из ниоткуда (а на самом деле — из замаскированного капонира) «американец» управлялся опытным экипажем и второго шанса на выстрел не дал, всадив тупоголовый бронебойный снаряд прямиком в башню советского танка.

Расстояние было слишком мало, а потому даже крепкая броня Р-45 справиться с такой вот «неприятностью» не смогла.

«Вася» провоевал недолго, попав под удар звена восьмых «сушек», успев, однако, сжечь еще три БМП и пару бронетранспортеров, прежде чем оказался обездвижен близким разрывом тяжелого «чемодана» от советского «зверобоя», разом став легкой жертвой летающих хищников.

Из экипажа старшего сержанта выжил лишь только механик-водитель, молодой парнишка из Таганрога, много лет спустя ставший знаменитым режиссером, прославившимся своими фильмами о войне…

2 февраля 1947 года. США, Хьюстон

— Мы проигрываем войну, — высокий худощавый человек мрачно посмотрел на своих… коллег, пожалуй.

Спорить никто не стал. Поражение следовало за поражением, отступление за отступлением, ситуация становилась все хуже и хуже.

Тяжелейшее положение войск Альянса на Ближнем Востоке буквально вопило: «Сдавайтесь!» — но признавать поражения в Вашингтоне не умели.

Но очередной успех советских и, в некоторой степени, немецких и даже китайских войск был не столь болезненным, сколь успех армий Альверде. Президентэ, переломив ход сражения за Рио-де-Жанейро, фактически уничтожил последний плацдарм Альянса на своей территории, поставив временное правительство на грань катастрофы. Поражение от вчерашней полуколонии нельзя было объяснить обычными пропагандистскими штампами, а потому в головы простых людей все больше закрадывалась мысль о ненужности и даже вредности войны против всего мира.

О, здесь можно было бы возразить, вспомнив про Британию, Австралию, Новую Зеландию, Канаду и многочисленные колонии англичан, но только вот джентльмены из самой метрополии уже проклинали тот день, когда поддались на уговоры «кузенов» и позволили втянуть себя в войну.

«Скальпель» фактически отрезал Британские острова от внешнего мира, а регулярные бомбардировки методично уничтожали систему ПВО, промышленность и инфраструктуру. Масштабного голода там пока еще не было, но до его появления оставалось недолго.

Рано или поздно — причем скорее рано, — но у Англии не останется иного выхода, как сдаться. И выглядит сомнительным тот факт, что ее доминионы будут сражаться в условиях капитулировавшей метрополии.

И тогда у США не останется союзников вообще.

— Мы еще пока можем сражаться, — наконец прокомментировал коротышка.

— Отбиваться, вы имеете в виду. Нас даже Альверде отпинать умудрился, — худой старик горько усмехнулся.

— Только лишь потому, что наши лучшие войска застряли в Африке и на Ближнем Востоке, — коротышка, заметно сбросивший вес за последние несколько месяцев, не согласился.

— Это уже неважно. К тому моменту, как мы восстановим потери на Евроазиатском ТВД, этот бразильский мерзавец будет достаточно силен, чтобы мы оказались беспомощны. Уж поверьте, и немцы, и русские с радостью ему в этом помогут.

— Все равно нас им не достать.

— Сейчас. Но сколько мы продержимся? Да, мы можем стать «крепостью демократии», — явно передразнивая нынешнего президента, заметил старик. — И что? Мы продержимся сколько-десять лет? Пятнадцать? И это еще в лучшем случае. Что помешает коммунистам организовать плацдарм в Южной Америке и вторгнуться через перешеек? Природная стеснительность?

— То есть в бомбу вы уже не верите, — сидевший в глубоком кресле мужчина до этого момента молчал на всех встречах. Даже согласие или несогласие с общими решениями он выражал движениями головы.

— Бомба нам не поможет. Что значит один город для Сталина? Причем не русский, а немецкий или еще чей-нибудь? После последней операции его границы уже даже в принципе не досягаемы для наших самолетов.

— Тогда какого хрена мы тратим на нее столько ресурсов? — довольно громко поинтересовался коротышка.

— Такого, что нам нужен мир и безопасность. Мы не способны остановить этот отвратительный любому нормальному человеку Евразийский союз. Нас еще не турнули с континента только благодаря его размерам. Но долго мы не протянем.

— И как бомба нам это обеспечит?

— Попробуем пойти ва-банк. Пусть пока наши армии сражаются в Африке и Евразии и тянут время. Как только у нас появится работоспособный образец, мы врежем по Суэцу и пригрозим выжечь к чертям собачьим все побережье. И залить все химией.

— Вы сдурели? — коротышка выглядел удивленным. — Британию сразу же зальют в ответ по самый что ни на есть Биг-Бен.

— К черту кузенов. К тому моменту, когда у нас будет бомба, им все равно крышка. Тем более что мы не будем применять химию. Только пригрозим. Вряд ли Сталин удовлетворится уничтоженной Англией, если в обмен он получит кучу пепла и зараженной земли. А потому он согласится на мир — не сможет не согласиться.

— Он ни за что не согласится на возвращение статус-кво, — коротышка все еще не был согласен с аргументацией оппонента.

— Да какой там статус-кво! — худой старик махнул рукой и отрицательно покачал головой. — Просто заключим мир и поделим шарик. Пускай они забирают Евразию и даже эту гребаную Южную Америку. А вот Африка, Австралия и остальное должно достаться нам.

— Сомневаюсь я насчет Африки. Еще пара месяцев — полгода максимум, и Союз заберет северный кусок себе.

— Плевать. Пусть забирают. Все, что нам надо, — это нагнать их в реактивной авиации, а дальше атомные бомбы обеспечат нашу безопасность. А для этого нам нужен мир.

— И еще уговорить Пентагон и Белый дом, — вновь подал голос молчаливый человек в кресле.

— Оставьте, — поморщился старик. — Не надо делать вид, что у вас там нет влияния. В Пентагоне, я имею в виду. Белый дом ваш с потрохами — и все здесь это знают. А если вы намекаете на цену, то позвольте напомнить, что у нас на повестке стоит вопрос о выживании. И ни о чем больше.

— Именно. Мы дали Советам кучу времени и оказались беспомощны. А теперь вы предлагаете дать им еще пару лет. Или сразу пару десятилетий. — Молчун встал из кресла и вышел на свет, оказавшись крепким мужчиной средних лет с аккуратными усами и типично английским носом. А еще он выглядел весьма раздраженным. — Все наши источники говорят о том, что их развитие не только не замедлилось, но только ускорилось. Сейчас мы еще пока способны с ними сражаться — пусть проигрывая в целом, но имея возможность выигрывать отдельные битвы или хотя бы замедлять продвижение их войск. А теперь прикинем, что мы получим через десять лет? Хотите, я скажу? Да нас просто раздавят походя!

— Бомба не даст… — но закончить старик не успел.

— Да еще не факт, что это вообще сработает! Не говоря уже о том, что у Сталина может быть свое Изделие и свой «Манхэттен»!

— Но у нас нет данных о таком…

— А о зенитных ракетах у вас были данные? Или о реактивных самолетах? Или об их новых танках? О том, что союз с немцами настолько плотен? Ваши источники — это куча дерьма и ничего больше!

— Но…

— Мы должны сражаться, черт вас подери! Перевести экономику на военные рельсы полностью, до самого что ни на есть распоследнего завода или автомастерской, раздавить Альверде всей мощью — в том числе и бомбами, и химией, и чумой! Защитить Суэц и Африку и только после этого начинать переговоры. Не раньше!

— Сомнительно, что евразийцы так легко поглотят приобретения на континенте. Та же Индия — крепкий орешек. Арабы, опять же, турки, — коротышка был несколько озадачен столь яростной речью «коллеги».

— Вы вспомните хотя бы немцев. Еще и пяти лет не прошло, как они с русскими воевали, а уже друзья до гроба. Или финны. Черт, да возьмите япошек — они превратились в самых преданных фанатов русских, хотя те надрали им задницу всего полгода назад!

— А вы подумайте о том, что ваш план невыполним в принципе, — старик не собирался сдаваться. — Удержать Суэц и одновременно атаковать Альверде мы не сможем. Этот ублюдок вообще недосягаем — плацдармов у нас больше нет, вся его промышленность спрятана в джунглях, а единственную приличную базу для наших бомберов он раздолбал своей авиацией. Но и особой опасности он не представляет. В отличие от евразийцев. Поэтому все силы — на Африканский фронт.

Собравшиеся согласно закивали.

— Судя по всему, вы лишились последних остатков разума, джентльмены. К голосу рассудка вы прислушиваться не хотите… а значит, нам конец.

— Бросьте эту патетику, — старик с отвращением посмотрел на «молчуна». — Мы все равно добьемся своего. Просто не сейчас. А лет через тридцать-сорок. Или пятьдесят.

— Рискуем не дожить, — невесело ухмыльнулся коротышка.

— Мне проще — у меня на это даже нет шанса. Честно говоря, сомневаюсь, что здесь он вообще у кого-либо есть. Но русские все равно рано или поздно проиграют. Всегда проигрывали — вспомните хотя бы Наполеона. После его разгрома они были на коне. А всего через полвека с треском продули Крымскую войну. И в этот раз будет так же. Принципиально ничего не изменилось.

Старик, опытный, прожженный делец, хитрый и умный, даже не подозревал, насколько он не прав.

7 февраля 1947 года. Москва, Кремль

— Генри Уоллес. Пожалуй, это наилучший вариант. Он достаточно авторитетен, неплохо — на фоне остальных — относится к Советскому Союзу, критиковал политику нагнетания напряженности. До последнего Патриотического акта даже публично выступал за прекращение войны и заключение мира. Плюс имеет опыт вице-президентства при Рузвельте. Выводы аналитической группы находятся перед вами, — Молотов остановился и обвел взглядом собравшихся. Сталин с отсутствующим видом пил чай, Рокоссовский, откинувшись на спинку стула, внимательно смотрел на министра иностранных дел, ожидая продолжения. Ворошилов и Микоян перешептывались, изредка что-то спрашивая у Маленкова. Тимошенко безостановочно писал в своем блокноте. Берия, судя по всему, думал о чем-то своем.

Пауза уже начала затягиваться, когда Иосиф Виссарионович поднял глаза на своего старого соратника.

— Спасибо, товарищ Молотов. Товарищ Берия, каковы умонастроения в среде американского пролетариата?

— Убийство Трумэна, которого хотя и выбирали не как президента, а как вице-президента, но все же выбирали, что давало ему определенную, довольно-таки значительную долю легитимности в глазах народа, сильно пошатнуло позиции сторонников войны. Пришедший ему на смену Стеттиниус считается ставленником олигархического капитала и не имеет вообще никакой поддержки. Причем среди не только пролетариата, но и интеллигенции.

Протестные настроения растут повсеместно. Роспуск профсоюзов, отмена отпусков и сокращение выходных, увеличение продолжительности рабочего дня без увеличения оплаты, рост цен, постоянные неудачи на фронтах — все эти факторы заставляют простых американцев все чаще задаваться вопросом «для чего нам все это?».

Решение не применять специальные боеприпасы оказалось полностью оправданным — еще полгода наших успехов, и Штаты воевать перестанут.

Отдельно считаю нужным отметить положение в Англии. Последнее урезание продуктовых норм по карточкам окончательно обрушило авторитет правительства Черчилля. То, что он потерял его настолько быстро, свидетельствует о серьезных антивоенных настроениях. Люди попросту устали.

Британия фактически беспрерывно воюет с тридцать девятого года. И хотя после поражения Гитлера боевые действия велись вдали от территорий метрополии, вернувшись на нее только с началом последнего конфликта, простые люди более не хотят бомбежек, похоронок, полуголодного существования и постоянного страха. Они не видят смысла в войне, победа в которой представляется им столь маловероятной.

— Аналитическая группа Генерального штаба считает, что выход Англии из войны поставит на Альянсе крест, лишив американцев последних надежд на победу, — заметил Рокоссовский.

— А как же иллюзии Пентагона, Белого дома и их хозяев об атомном оружии? — заинтересовавшийся последней ремаркой Сталин с интересом посмотрел на своего будущего преемника.

— Они начинают осознавать, что победу им ядерная бомба не принесет. Максимум — ограничит степень поражения, сведя его к более-менее приемлемым условиям и не превратив в позорную капитуляцию. Ведь хотя американская военщина и не знает о наличии подобного — и даже более совершенного — оружия у нас, она прекрасно осведомлена о наших больших запасах химического оружия и сложности доставки бомб на территорию Советского Союза. — Рокоссовский сделал паузу. — Другой вопрос, готовы ли правящие круги Штатов признать этот факт. Если да — то замечательно.

— А если нет?

— А если нет, товарищ Сталин, то у нас серьезная проблема. — После этой фразы полководца присутствующие заметно напряглись.

— Поясните, товарищ Рокоссовский. А то, как я вижу, не все товарищи с вами согласны, — вождь покачал головой.

— Наше поражение — военное в особенности — фактически невозможно. Стратегически мы уже победили. Но вот победа безусловного характера — такая, чтобы американцы безоговорочно капитулировали… Десантная операция на Американский континент на данный момент невероятно сложна — если не кривить душой, то вполне можно сказать «невозможна». Даже если нам удастся создать плацдарм — его удержание и расширение вполне однозначно вызовет огромные проблемы хотя бы в плане снабжения. В таком случае единственным выходом останется лишь последовательное уничтожение промышленности и инфраструктуры Штатов с помощью стратегической авиации и ракетных войск. И даже после этого осуществление военного контроля над такой территорией будет как минимум затруднено. Сам по себе плацдарм, опять же, может быть довольно легко уничтожен атомным оружием.

— Вы считаете, что американцы будут наносить удары ядерными бомбами по собственной территории?

— Без всякого сомнения. Тем более что они не знают об отдаленных последствиях его применения. Я не говорю, что военный успех невозможен в принципе, особенно учитывая тот факт, что у нас есть столь удобный союзник, как Южно-Американская Федерация. — Маршал подошел к карте Северной Америки и взял указку. — В теории, получив плотный контроль над Атлантикой, можно создать мощную группировку в зоне Панамского канала — условно назовем ее Южным фронтом — и через Мексику начать вторжение на уже непосредственно американскую территорию. Плюс сконцентрируем войска на Кубе и нанесем удар еще и с этой стороны. Южный фронт — опять же в теории — может отрезать одну часть США от другой, а кубинская группа — создать угрозу всему Восточному побережью, что рано или поздно приведет к победе. Но такая победа потребует огромных ресурсов — как материальных, так и людских. Потери будут чудовищны.

— Чудовищны, значит… — протянул Сталин. — А поконкретнее, товарищ Рокоссовский?

— Сложно сказать. Но счет будет идти на миллионы даже в условиях неприменения ядерного оружия. Если же они начнут использовать атомные бомбы… Последствия сложно представить.

В кремлевском кабинете повисло молчание. Слова признанного гения стратегии и тактики было сложно оспаривать — тем более что его правота была, в общем-то, очевидна. Размах проблемы был действительно огромен.

— И что, товарищ Рокоссовский, вы предлагаете?

— Единственный выход — это предложенный товарищем Берия вариант. Приход к власти в Америке дружественно к СССР настроенных людей, способных адекватно оценивать ситуацию и для которых жизни простых американцев что-то значат. И их переманивание на нашу сторону, с обещанием последующей интеграции экономик. Думаю, достаточно продемонстрировать совместные успехи Евразийского союза за последние несколько лет, чтобы вынудить даже закоренелого скептика поверить в успехи кооперации.

— Значит, немецкий, так сказать, вариант? — усмехнувшийся в усы вождь задумчиво кивнул.

— Да. Если получилось с немцами…

— То вполне может получиться и с американцами, — закончил за Рокоссовского мысль министр внутренних дел.

— Однако заговор против Гитлера созрел сам, без нашей помощи, — заметил Тимошенко, переставший, наконец, строчить что-то в блокноте.

— Именно! — Берия повернул голову к министру обороны и, поправив знаменитые очки, пояснил: — Здесь уже тоже появляются первые наметки — не зря особенное внимание в своем докладе товарищ Молотов обратил на бывшего вице-президента Уоллеса. Вокруг него начинают собираться недовольные нынешней политикой Белого дома. Никаким заговором там пока даже и не пахнет, но и ситуация в Штатах пока еще не настолько плоха… Пока они могут дурить головы гражданам о ситуации в Евразии и Южной Америке — но информация все равно просачивается наружу. Плюс охота на коммунистов, ведущаяся в лучшем стиле гестапо, лагеря для «временно интернированных лиц» — к японцам добавили и немцев, и русских.

И после небольшой паузы министр добавил:

— А теми темпами, какими заполняются эти самые лагеря, скоро там окажутся вообще все европейцы — включая французов и даже итальянцев. И все несогласные, осмеливающиеся о своем несогласии громко заявлять. Последний Патриотический акт более чем ясным образом дал это понять. Причем заключенные используются для строительства укреплений на побережье — и это простому народу не нравится все больше.

— А не боитесь, что Уоллеса попросту уберут, как это сделали с Трумэном? — поинтересовался Микоян.

Сталин кивнул и повернулся к Берии, вперив в него тяжелый взгляд.

Лаврентий Павлович пожал плечами и, ни на секунду не задумавшись, ответил:

— Такая вероятность есть. У американцев имеются люди, которые умеют работать не хуже Мюллера или Гейдриха. Именно поэтому нам нужно отвлечь внимание на себя — пусть смотрят на нас или на Альверде и не заметят происходящего под носом. С Гитлером же получилось, пусть и в значительной мере случайно, — и, еще раз пожав плечами, Берия сел.

Вставший из кресла вождь подошел к карте и задумчиво на нее посмотрел. Походил по кабинету, изредка поглядывая на сидящих вокруг стола людей.

Хотелось курить, и «Железный Иосиф» в очередной раз про себя пожалел, что этого ему делать больше нельзя. Наконец остановившись, он посмотрел на своего верного соратника и сказал:

— Хорошо, товарищ Берия. Помогите мистеру Уоллесу стать президентом Соединенных Штатов Америки, пока товарищ Рокоссовский и наши замечательные армия и флот будут выигрывать войну.

Угроза ядерного Армагеддона на отдельно взятом континенте слегка отступила…

12 февраля 1947 года. Зона Суэцкого канала

— Товарищ майор! — молоденький солдат, вытянувшийся у входа в штабную палатку, с благоговением взирал на небритого Васильева, склонившегося над картой со своими ротными офицерами.

— Ну? — Леонид слишком устал за последние несколько дней, слившихся в одну бесконечную мешанину боев, взрывов и марш-бросков.

Несколько советских механизированных дивизий, переброшенных из Италии для усиления группировки маршала Жукова, оказались самыми свежими и отдохнувшими частями на фронте, а потому отправились в бой практически сразу.

Танковое побоище, усложненное разыгравшейся погодой, резко снизившей активность авиации, переросло в ожесточенную мясорубку, в которой части Альянса перемалывались советской механизированной пехотой и артиллерийскими частями. Немцы, ушедшие в глубокий рейд по тылам общих врагов, старались как могли — но их усилий явно не хватало. Беспрестанно маневрирующие войска Эйзенхауэра, уткнувшись в берег Суэцкого канала, встали насмерть. Даже «Грады» и термобарические бомбы не могли справиться с засевшими в глубоких бункерах американцами, готовыми умирать за то, что они считали светлым будущим своей страны.

Первые две попытки форсирования этой относительно неширокой водной преграды с треском провалились — сначала отличились немцы, потом сие не получилось и у советских бойцов.

А потом поднакопившие резервов полководцы Альянса перешли в контрнаступление, угрожая прорвать фронт сразу в нескольких местах. Если честно, больше всего этот отчаянный бросок напоминал тот самый безнадежный почти рывок немцев в Арденнах. То есть с шансами на неплохой тактический успех, но без особых претензий на изменение стратегического положения.

Понятно, однако, что допускать такое вот непотребство у себя под носом Жуков возможным не считал, а потому вот уже третий день бои велись всем фронтом практически без остановки, выглядя на многочисленных штабных картах словно гигантские синусоиды, отображающие прогибы и выступы линии соприкосновения двух огромных армий.

Васильев, в очередной раз угодивший в неприятно горячее место, уже прекрасно осознал, как здесь нужно воевать. И пытался вбить это знание в головы некоторым не слишком умелым молодым командирам, прибывшим на фронт с очередным пополнением.

— Долго мне тебя ждать, боец? — Неприлично долгое отсутствие сна, наложенное на зверскую физическую и умственную усталость, выливалось в раздражение.

— Никак нет, товарищ майор. Там полковник Лавриненко прибыл, поэтому комдив всех в штабе собирает.

Имя знаменитого танкиста, чья звезда взошла еще во время советско-германской войны и до сих пор сияла светом многочисленных орденов и звезд Героя, заставило Васильева выпрямиться и расправить плечи, ибо его прибытие на Ближневосточный фронт означало конец надежд и мечтаний Альянса.

ИС-7, один из самых мощных танков в истории человечества, должен был смять оборону противника, словно лист тонкой бумаги. Практически неуязвимая, эта машина, особенно хорошо подходящая для каменистых пустынь Палестины и Египта, до сей поры из-за своей относительной малочисленности была редким гостем на данном театре военных действий. Но время шло, промышленность Союза набирала обороты, Европейские фронты заканчивали свою работу — теперь и на долю эйзенхауэровских армий выпал поединок с гениальным продуктом советских конструкторов.

Р-45, при всех своих несомненных достоинствах, был все же уязвим для отдельных противотанковых средств Альянса — те же новые «Вашингтоны» вполне были способны пробить его лобовую броню. А вот ИС-7… Его защита, значительно превосходящая таковую у «рыси», не поддавалась вообще ничему. Разве что авиационным боеприпасам — но кто же даст их безнаказанно использовать?

А теперь добавьте к этому высочайшее мастерство экипажей — и вы получите практически абсолютное оружие, распространение которого сдерживалось лишь его ценой и, в меньшей степени, массой.

Полковник командовал тремя десятками таких монстров, и его появление на передовой свидетельствовало о том, что Сталину попросту надоело ждать форсирования Суэца и окончательного решения вопроса с Экспедиционным корпусом Альянса.

Помимо знаменитого полка Лавриненко за номером семь сюда же, к месту предполагаемого прорыва, Жуков перебросил еще и пятый с шестым, доведя количество тяжелых машин до сотни. Сосредоточенные на нешироком участке, они должны были таранным ударом расчистить дорогу механизированным армиям и поставить точку — или даже скорее восклицательный знак — в судьбе армий Эйзенхауэра.

— Товарищ полковник, товарищ генерал! — Васильев привычно вскинул руку к полевому берету.

— Вольно, Васильев. — Родимцев кивнул Леониду после чего отвернулся к карте.

— Давайте сразу к делу, — Лавриненко выразительно посмотрел на комдива, предлагая тому начать.

— И действительно, — генерал потянулся за указкой. — У нас следующая проблема — противник укрепился на противоположном берегу. Что, собственно, вполне естественно и понятно. Мои машинки — которые ЛБ-2 — могут плавать, то есть само форсирование как раз не вопрос. Но канал пристрелян их артиллерией — и чертовски многочисленной, должен заметить. И кроме того, на том берегу у них просто дикое количество ДОТов в виде закопанных по башню танков. Лезть напролом — идиотизм, нас всех положат без шансов.

— Артподготовка?

— Будет, но без вас — один хрен нам крышка. Там слишком много целей, которые слишком хорошо защищены. Вся живая сила — укрыта. А авиация — погоду сами видите, — Родимцев пожал плечами. — Ждать, пока станет лучше, мы тоже не можем — они там как кроты в землю закапываются. Дольше ждем — дольше придется выкуривать. С соответствующими последствиями.

— Моя задача? — танкист сосредоточенно рассматривал крупномасштабную карту, явно что-то прикидывая.

— Прикрыть наших ребят. Ваши красавцы могут неплохо держаться под огнем, да и орудия тоже не самые слабые. Вот прямой наводкой и уничтожайте эти закопанные в землю недоразумения, пока наши артиллеристы будут заниматься своими коллегами на той стороне. А как только захватим плацдарм — все будет кончено. Артиллерии мы получим в усиление немало — так что будет кому и контрбатарейной работой побаловаться, и вас с моими бойцами поддержать.

— И когда планируете начать?

— А вот как от маршала Жукова дивизион «катюш» получим дополнительно — так сразу и начнем.

Танкист согласно кивнул и вновь уставился на карту. После недолгих раздумий поднял голову и поинтересовался:

— А резервы они не подтянут? Не собьют ваших парней в воду?

— Атака будет по всему фронту. Реальных мест прорыва — помимо нашего — хватает. Так что выделенных нам сил хватить должно.

Лавриненко еще раз кивнул и предложил перейти к деталям.

Васильев, смотрящий на то, как в очередной раз решается его судьба, задумался. Сколько раз он был на острие ножа, на краю пропасти? Не счесть… еще в финскую он мог умереть неоднократно. И в советско-германскую, и в нынешнюю тоже. Но пока судьба его хранила. Почему, интересно? Сколько отличных парней уже ушло — из выпуска его училища в живых осталось процентов тридцать от силы.

Как там в песне? «Верю в тебя, в дорогую подругу мою. Эта вера от пули меня темной ночью хранила…» Да, семью завести так и не удосужился. Все некогда, да и не с кем… Разве что с ван Хеемстра теплые отношения. Одри вон пишет регулярно — даже чаще, чем сестра.

Вспомнив миниатюрную жительницу Арнема, Леонид улыбнулся.

Маленький цветочек, готовый превратиться в прекрасную розу, Одри одним своим появлением в мыслях советского офицера подняла ему настроение.

Девчонка же еще совсем. Но рядом с ней как-то забывалось об ужасах войны.

«Надо ей написать», — решил Васильев, краем уха слушая обсуждение планов форсирования Суэцкого канала.

До начала операции, получившей впоследствии у фронтовиков прозвище «Бойня на канале», оставалось чуть больше суток..

15 февраля 1947 года. Южная Америка, где-то в Уругвае

Звездное небо, украшавшее ночь россыпями алмазов, безмолвно наблюдало, как расступался темный океан, выпускающий на поверхность тушу грузовой подводной лодки.

— Добрались! — Капитан немецкой субмарины, потомственный моряк Ульрих Нёгге, с удовлетворением смотрел на плохо различимый в темноте берег.

Это был далеко не первый конвой подводника, уже почти полгода участвующего в операции «Юг», целью которой была помощь Альверде со стороны Евразийского союза. Серия грузовых подводных лодок, спроектированных в Германии, строилась очень активно, что позволяло Объединенному Командованию постоянно наращивать грузопоток, все больше усиливая бразильского лидера.

До недавнего времени основным грузом «подводной Дороги Жизни» были радиолокационные станции и авиационные двигатели. Но с недавних пор в этот список добавились также и первые зенитные ракеты, ныне заменяемые в Европе их гораздо более совершенными потомками.

«Вассерфаль», «Рейнтохтер», «Шметтерлинг» — мало кто знает, что проекты первых зенитных управляемых ракет появились в Рейхе еще при Гитлере. И, в так и не случившейся истории, даже были подготовлены к серийному производству, хоть и не успели появиться на фронтах. Но теперь нацисты были побеждены с несопоставимо меньшими потерями, а оценка советским правительством возможностей ракет была гораздо, гораздо выше.

И теперь Евразийский союз уже массово ставил на боевое дежурство С-75 и Ф-5 — детища совместного труда инженеров, конструкторов и ученых двух, с недавних пор более чем дружеских, стран.

Сталин, поняв, что чудовищные бомбардировки СССР уже не грозят, хорошенько обдумал складывающуюся ситуацию и принял решение слегка увеличить помощь Альверде. Бек с таким решением согласился, прекрасно понимая, что чем больше самолетов Альянс потеряет над Бразилией, тем меньше бомб достанется на долю Германии и ее земель.

Но поставки ракет стали только лишь первым шагом — к ним были нужны люди, способные их обслуживать и эффективно пользоваться. При этом логичная мысль о «добровольцах» советским вождем оказалась отброшена практически сразу — СССР и сам нуждался в таких специалистах.

Нет, некоторое количество военспецов и инструкторов в ЮАФ все же отправилось. Но гораздо большее их количество — аргентинского и бразильского происхождения — отправилось через Атлантику в Союз. Учиться, учиться и еще раз учиться — как завещал великий Ленин, ага.

Три месяца несколько сотен «зенитчиков» без отдыха постигали не самую простую науку применения новых средств ПВО. Но, учитывая, что почти все из них имели родственников в разбомбленных городах южноамериканского побережья и были весьма упорны (уж кто-кто, а Альверде умел разбираться в людях — другие в фавелах не выживали и из фавел не выбирались), никто не жаловался.

И теперь последняя партия «ракетчиков» на резиновых лодках покидала царство герра Нёгге, отправляясь в ставшие уже родными джунгли, чтобы прекратить практически безнаказанные бомбардировки бразильских и аргентинских городов американскими ВВС.

— Рико, какого хрена мы тут делаем?

Тихий голос старого товарища выдернул Рикардо из легкой дремы.

— Ждем.

— Кого? — Ответ на этот вопрос майор Родригес и сам бы хотел знать. Все, что ему сообщили, так это встретить привезенных немецкой подлодкой людей и притащить в пункт «Альфа-10». Притащить, невзирая ни на что — погоду, американцев, апокалипсис.

Кто они такие, спецназовец не знал. Понятно, что кто-то непростой — но кто?

«Может, послы от Сталина или Бека? Но зачем такая секретность…» — мысли Родригеса были прерваны коротко мигнувшим над водой фонарем.

«Явились не запылились», — язвительно подумал майор, в свою очередь выдавая фонариком серию коротких сигналов.

Пятнадцать минут спустя на берегу Рикардо уже здоровался с лидером группы — тот, как ни странно, оказался офицером армии ЮАФ.

— Майор Рикардо Родригес, Первый Корпус Специальных Операций.

— Полковник Диего, ВВС.

«ВВС? Приемка самолетов от союзников, что ли? Но зачем такая секретность? Или евразийцы наконец решили поделиться реактивными самолетами?» — мысли спецназовца разбегались как тараканы.

— Я полагаю, мы можем выдвигаться? — полковник вопросительно посмотрел на Родригеса.

— Да, конечно. В паре километров отсюда у нас подготовлен транспорт. Скажите своим людям, чтобы двигались точно за нами, след в след. Местность заминирована.

— Хорошо.

И еще двадцать минут спустя группа из нескольких десятков человек начала движение сквозь густую растительность Южно-Американского континента…

21 февраля 1947 года. СССР, г. Будущее

— «Мороз и солнце, день чудесный…» — глядя в окно, процитировал Пушкина Кравченко.

День и вправду выдался на удивление хорошим. Легкий морозец, усыпанные снегом ели и ни облачка на небе — хотелось гулять, а не сидеть в помещении, заваленном многочисленными документами, расчетами и чертежами. И именно этим, собственно, работающий без отдыха уже который год ученый и собирался заняться. Тем более что был весьма весомый повод.

— Илья Петрович? — в приоткрытую дверь заглянула секретарь. — Вы просили напомнить, что вам надо заехать к полковнику Антонову.

— Спасибо, Марина Степановна, я помню.

Подойдя к шкафу и сняв с плечиков драповое пальто с каракулевым воротником, Илья начал одеваться, параллельно обдумывая ход операции «Властелин» — собственно, тот самый повод, ради которого он и собирался тащиться через весь город к своему современнику и просто хорошему товарищу.

«Властелин». Операция, разработанная ученым и спецназовцем буквально за несколько дней — сразу после того, как Илья принял одно из самых важных решений в своей жизни. Операция, которая должна пройти безупречно. Операция с весьма, если вдуматься, говорящим названием.

Нет, изначально ученый предложил назвать сие действо «Кольцом» — но это было слишком говоряще о его смысле, с точки зрения Антонова, как глубоко военного человека. Поэтому ассоциативную цепочку выстроили чуть подлиннее: «Властелин» — «Властелин Колец» — «Кольцо». А там уже и до «предложения» недалеко.

И именно это собирался сделать Илья — предложить своей девушке выйти за него замуж. И сделать это максимально романтично, красиво и без шансов для сердца гражданки Темровой.

Когда-то очень давно, почти в прошлой жизни, страдающий от разочарования в первой любви подросток спросил своего отца, как тот понял, что мама — это она, та самая? Отец тогда еще ответил, что, когда это произойдет, все станет понятно. Впрочем, поразмышляв, он добавил еще кое-что:

— Сынок, представь себя со своей избранницей через двадцать лет. И через тридцать, и через шестьдесят. Представь, что будешь с ней рядом все это время — рядом со всеми ее недостатками и достоинствами. И если у тебя не возникнет сомнений… — договаривать немолодой уже мужчина не стал.

И вот недавно встречающийся с Юлией уже три с лишним месяца Кравченко осознал, что вот оно — то самое чувство. И тогда он, рациональный человек науки, растерялся, бросившись за подмогой к одному из немногих настоящих друзей. Полковник Антонов долго смеялся, обозвал тряпкой и посоветовал вести себя как мужчина. В тот же самый день план «Властелин» и зародился.

Илья вдруг осознал, что вот уже почти минуту не может застегнуть верхнюю пуговицу — дрожат руки.

— Так, братец, спокойно. Все нормально, все под контролем, — отражение в висящем на дверце шкафа зеркале было решительно с этим не согласно.

— Пойду пешком. — Кравченко прикинул, что морозный воздух выбьет из головы лишние мысли. Пару раз глубоко вздохнув, он вышел из кабинета, надев на ходу меховую шапку, подаренную ему генералом Петровым на один из дней рождения.

— Марина Степановна, я сегодня больше не появлюсь, если у кого-то что-то срочное — пусть идут к Харламову. В понедельник большой совет по семьсот тридцатому проекту, напомните об этом начальникам управлений. И намекните им, что искать меня завтра и послезавтра им не следует. Эти субботу и воскресенье я буду недоступен.

Секретарь кивнула, пометив что-то у себя в блокноте.

Попрощавшись, ученый вышел в коридор.

Полчаса спустя в парке неподалеку от площади Революции — центра небольшого еще пока города — ученый зашел в небольшую кафешку, где в ожидании товарища заказал чашку чая, картофельного пюре и развернул свежую, тут же и купленную, газету.

— Интересное что-нибудь пишут? — Кравченко поднял голову и увидел улыбающегося Антонова, протягивающего руку для пожатия.

— Да как сказать. Все как обычно — ну, более или менее, по крайней мере. Можешь сам посмотреть, — протянув другу газету, Илья принялся за картошку.

— Фигасе, — Антонов, так и не избавившийся от сленговых словечек своей молодости, хмыкнул.

— Чего там? — ученый поднял глаза от тарелки.

— Да Ленька Васильев, старый знакомый мой, отличился в очередной раз.

— Васильев? Я его знаю?

— Да понятия не имею. Вряд ли. Мы с ним уже давно не виделись — он в Европе служил, а здесь и не был, пожалуй, ни разу.

— Понятно… — протянул Кравченко. — Где отличился-то?

— На Суэце. Его батальон центральный плацдарм удержал. Не, ему положительно везет оказываться на острие удара. Как не помер еще? Везучий сукин сын… Героя получит теперь.

— Молодец. Как думаешь, теперь скоро война кончится?

— Да хрен его знает, Илюха. После Суэца у Альянса крупные армии в Африке кончились. Не, там еще идут бои — и еще пару недель их остатки по пустыне добивать будут. Но, собственно, и все. К ним высаживаться не вариант — даже с нашими подарками флот ЕС на порядок слабее. Ибо ракеты — это хорошо, но десятки авианосцев — гораздо лучше. Даже с поршневыми самолетами.

— А на Аляску? Там вроде недалеко, можно Берингов пролив авиацией прикрыть?

— Ага. А снабжать ты армию как будешь? Самолетами? Это раз. Второе: а на Камчатку ты как столько войск тащить будешь? Тоже тот еще вопрос, не самый простой. Железку тянут, насколько я знаю, в рамках, так сказать, общего развития, но процесс это небыстрый.

Короче. Сложно это все. Денег и ресурсов для этой высадки нужно до хрена — а толку? На том берегу не идиоты сидят — все более-менее приличные места укрепляют наверняка. И даже успешная высадка будет только началом — у америкосов плечо снабжения короче, да и тот факт, что вроде как за родной дом воюешь… Не, не вариант. Только людей гробить.

— И? Какой вывод? — Кравченко самому себе не хотел признаваться, что разговора о «том самом» он начинать побаивается.

— Да какой тут может быть вывод. Или в Кремле решат, наконец, продемонстрировать кузькину мать во всей красе, или попробуют договориться. И по мне — скорее последнее. Ибо есть у меня подозрение, что неохота там никому миллионы мирных жителей убивать, если можно и так вроде как победить. А без Евразии, Африки и Южной Америки и их ресурсов у американцев и так шансов никаких. Они даже тогда, — Антонов махнул рукой, — пару раз на грани были, а здесь… Здесь у них просто и вариантов-то нету. За счет чего вылезать? И за счет кого? Вот и получается, что их попросту незачем захватывать…

— А если у них своя кузькина мать появится?

— И чего? Чего это принципиально изменит? У нас их, наверное, уже несколько десятков — а то и сотен. Ну, появится. Доставлять чем? И куда? Там же не придурки сидят — просчитать варианты смогут.

Антонов замолчал, тщательно пережевывая принесенное официантом мясо. Кравченко пару раз глубоко вздохнул, помял в руках салфетку и сменил тему:

— Ладно, забьем на геополитику. Давай уже к делу. Все готово?

Полковник усмехнулся и закивал:

— Обижаешь — все в лучшем виде. Ты сам-то свою часть приготовил? Кольцо купил?

— Ага. Зацени.

— Стоять, — одернул полезшего в карман ученого Антонов. — Совсем сдурел? Вы же с ней здесь часто бываете? А если вон та красавица, что нынче на нас смотрит, твоей стуканет про кольцо? Всю контору палишь, дятел ты наш высоколобый.

— Блин, не подумал как-то…

— Потом покажешь. Теперь к цветам. Я через Нефедова пробил, розы будут. Много и разных. Это раз. И два: твой «мерс» перекрасят в белый как раз к сроку. Так что восьмого числа действуешь по плану.

Увидев, как изменилось лицо Ильи, Владимир улыбнулся и неожиданно сильно хлопнул своей медвежьей лапой по плечу:

— Не боись, профессор, прорвешься.

— Ага, принц на белом «Мерседесе»… — Кравченко покачал головой и уставился в окно, за которым вновь пошел снег.

— Скажи спасибо, что не конь, — Антонов засмеялся.

Здесь, в глубине раскинувшейся на одну шестую часть суши страны, дыхание войны практически не чувствовалось. Мирный город, мирные люди, планы на будущее. Идущая на дальних рубежах война оставалась где-то там, на страницах газет и в передачах московских радиостанций…

Люди строили жизнь — строили как знали, как умели и как могли, с той лишь разницей, что в этот раз они знали, умели и могли намного больше.

Строили светлое будущее. Но не только его — и светлое настоящее тоже.

Ибо, несмотря на войну, жизнь продолжалась.

3 марта 1947 года. Где-то в Англии

— Мне очень жаль, Уинстон. Но это конец. Мы проиграли, — усталый человек, в котором с трудом можно было узнать короля блистательной еще недавно империи, грустно смотрел на своего премьер-министра.

Похудевший Черчилль, уставший даже больше, склонил голову. Король Георг только что озвучил истину. Простую, незамысловатую — и от того еще более страшную.

Это был конец — если уже и король не верил в победу, значит, Англия проиграла.

Отрезанная от колоний метрополия еще держалась — но это уже была агония умирающего. Страх перед высадкой еще существовал, но даже самые буйные «ястребы» понимали, что евразийцам это совершенно не нужно — они и так победили. И теперь берегли людей, действуя точно так, как планировали действовать сами, британцы — методичными бомбардировками уничтожая промышленность и инфраструктуру.

— А проект «Манхэттен»? Может, попробовать… — глава правительства не договорил.

— Вы прекрасно понимаете, что еще полгода нам не протянуть. Прекрасно понимаете, Уинстон. Наш народ не может более страдать. И шансов у нас нет. Даже если «Манхэттен» завершится успехом — нам будет только хуже. В отличие от США, Британия уязвима — и Сталин отомстит именно нам. А то, что отказываться от своих целей он не будет, вы понимаете не хуже меня. Мы проиграли — и нам следует это признать.

Король, словно заколдованный повторяющий «проиграли», видел, что с каждым словом лицо Черчилля мрачнеет.

— Поэтому, руководствуясь благом народа и интересами страны, я буду вынужден отправить ваше правительство в отставку, Уинстон. И начать переговоры с Союзом. Нам более не нужна война. Англии нужно залечить раны и пытаться жить дальше.

— А вы не боитесь, Ваше Величество? Вспомните, что большевики сделали с русским царем…

— То были другие большевики, Уинстон. Вон Хирохито спокойно живет, Михай, Симеон и Александр Карагеоргиевич вроде как тоже. Не правят, конечно, но и расстреливать их никто не спешит. Я переживу.

Премьер поднялся из кресла и, тяжело переваливаясь, подошел к буфету. Достал початую бутылку коньяка, бокал. Налил на два пальца и залпом выпил. Повернулся к королю:

— Англия под большевиками перестанет быть Англией, Ваше Величество. Вы же понимаете, — броня великого политика на миг дала трещину, и Георг увидел, что душу Черчилля терзает отчаяние, отчаяние большее, чем можно было себе вообразить. Но был этот миг настолько краток, что сам монарх не стал бы утверждать, что уверен в том, что увидел.

— Мы изменимся, это точно. Но Британия уже не та, что раньше. Мы ошиблись, когда ввязались в войну против евразийцев. Ошиблись еще раньше, позволив этому союзу состояться. И теперь имеем дело с последствиями своего выбора.

— Именно так, Ваше Величество, именно так.

— И последнее, Уинстон. Вам лучше покинуть Англию, ибо большевики наверняка потребуют вашу голову — вы знаете это не хуже меня. И у меня не будет другого выбора, кроме как согласиться. А у американцев еще есть шанс выстоять. Отправляйтесь в Америку. О вашей отставке я объявлю в конце следующей недели.

Здесь, в этом скромном кабинете неприметного дома, затерявшегося среди узких улочек провинциального городка в глубине Англии, два, без всякого сомнения, великих человека признались, наконец, себе в своем проигрыше. Здесь некогда блистательная империя поняла, что от нее остался лишь призрак.

Дело оставалось за ее родственником…

2 апреля 1947 года. Москва, Кремль

— Итак, британцы капитулируют, — Молотов выглядел так, словно сам не верил своим собственным словам.

— Не удивительно, — Сталин усмехнулся. Он-то как раз предполагал нечто подобное. С видимым наслаждением пригубив ароматного чая из высокого стакана, вождь продолжил: — После того как наши войска форсировали Суэцкий канал, это было только лишь вопросом времени. Англичане никогда не были идиотами — и понять, насколько плохо их положение, они вполне способны, так же как и оценить возможные последствия своего упрямства.

— Что ж, их капитуляция окончательно обезопасит нашу территорию от возможного удара оружием массового поражения… Пожалуй, теперь можно сосредоточиться на стратегической авиации, флоте и строительстве системы ПВО, — заметил Рокоссовский.

— Вы полагаете, что нам все же понадобятся боевые действия непосредственно на территории Штатов? — осторожно поинтересовался Ледников.

Выглядел бравый маршал не очень — сказывались бессонные ночи над картами и донесениями в Генеральном штабе. Кроме того, прибывший из далекого будущего военачальник очень близко сошелся с Шапошниковым и теперь весьма сильно переживал его смерть.

— Такую возможность исключать нельзя, — Рокоссовский пожал плечами. — Американцы эвакуируются полным ходом. В том числе и из Англии. Но вообще-то они предлагают перемирие.

— Что думаете по этому вопросу? — Сталин вернулся в кресло и с интересом осмотрел собравшихся.

— Уловка, — Ледников мотнул головой. — Пытаются выиграть время для создания атомной бомбы. Принимать предложение, на мой взгляд, не следует.

Рокоссовский кивнул, соглашаясь с маршалом. Ворошилов промолчал.

— А я считаю, что перемирие нам не помешает, — заметил Маленков. — Нельзя вечно держать нашу экономику и людей в таком напряжении. Нам нужно думать о том, чтобы расти дальше, о развитии, о мирном строительстве. Война всему этому серьезно мешает.

Неожиданно отвечающего за экономику министра поддержал Берия:

— Как уже говорилось, высадка на Американский континент потребует огромных ресурсов, как материальных, так и людских. Более того, даже подготовка такой операции будет стоить чудовищных денег. И вот здесь сразу возникает вопрос: а зачем?

— Чтобы раздавить их раз и навсегда, — мрачно ответил Ледников.

— Как Германию в Версале? Дешевле и полезнее, по моему мнению, будет вложить ресурсы в ракетные технологии. Еще несколько лет — и у нас будут межконтинентальные баллистические ракеты, способные доставить на территорию США термоядерные боеголовки.

— Которых у нас пока вообще-то тоже нет, — Ледникову не слишком нравилась мысль о перемирии.

— Но будут в самом скором времени. Уже в августе мы планируем испытания авиабомбы мощностью около миллиона тонн. А устройства меньшей мощности у нас уже есть, — Берия пожал плечами. — В то же время ресурсы, вложенные в электронику, атомные и ракетные технологии, дадут нам гораздо больше отдачи, чем потраченные на военные операции на Американском континенте. Это не учитывая еще и тот факт, что даже минимальные оценки стоимости флота, необходимого для ведения боевых действий на территории США, выглядят ужасающе.

— Они вполне могут попытаться нас догнать в критических технологиях… Думаю, все здесь понимают, что не стоит недооценивать янки.

— Конечно, попытаются. Но пока они будут лихорадочно отстраивать армады усовершенствованных бомбардировщиков, модернизировать танки, создавать реактивные двигатели и пытаться делать зенитные ракеты, мы будем делать то же самое. Только с меньшими затратами ресурсов — по известной причине, — министр кивнул на маршала. Намек был понятен без дополнительных пояснений — все же знание о тупиковых ветках развития науки и техники дает просто невероятный бонус.

— И даже при успехе всех этих проектов — а это потребует огромных ресурсов, избытка которых после потери Евразии, Южной Америки и большей части Африки у Штатов не наблюдается, — вреда они Советскому Союзу нанести не смогут никакого. Когда это станет очевидно, их населению станет понятно, что сотрудничество гораздо лучше конфронтации. И там уже сработают наши планы по смене власти. В результате мы бескровно получим сильного союзника и окончательно устраним серьезные опасности для Советского государства. Внешние, по крайней мере. И при минимальной трате ресурсов.

— Я согласен, — вдруг закивал Ворошилов. — Выглядит логично.

— Меня терзают смутные сомнения, — Ледников соглашаться не хотел. — Сторона, имеющая преимущество, должна атаковать под угрозой потери этого преимущества. Старая и верная мысль. На данный момент американцы нам противостоять не способны — только лишь их флот представляет серьезную силу. Армия разбита, авиация не способна справляться со своими задачами в воздухе… Не боитесь, что нам еще придется воевать с США в условиях, при которых у нас не будет полного и абсолютного превосходства?

— Сомнительно, что они смогут сделать такой рывок по всем направлениям…

— Проект «Манхэттен» должен быть остановлен, — Сталин, давно для себя все решивший, с громким стуком поставил исходящий паром стакан в серебряном подстаканнике на стол. — Но и перемирие нам тоже нужно. Воспользуемся ситуацией. Заключим мирное соглашение, создадим военные базы — на той же Кубе, к примеру, — и, получив информацию об испытании ядерного оружия, нанесем превентивный удар, поставив американцев перед фактом, что они бессильны что-либо изменить. Сохраним миллионы жизней, материальные ресурсы и, наконец, репутацию. А пока, полагаю, можно обсудить первоначальные условия мирного соглашения… И намек, который нам предстоит сделать для еще большего усиления наших позиций.

14 апреля 1947 года. Где-то в Атлантике

Капитан 1 ранга Марков был несколько напряжен. Вся эта операция ему не нравилась с самого начала. Не нравилась по многим причинам, одной из которых являлась «подписка о неразглашении». Хотя точнее будет сказать, «целая гора подписок». Но бюрократия, при все ее надоедливости, волновала подводника не так сильно. А вот что его волновало, так это «штука».

Атомное оружие — бомбы чудовищной, непредставимой мощности. И одна из них сейчас на борту его собственной и любимой Р-2121.

Практически любой военный человек то или иное время проводит рядом с взрывоопасными предметами. У пехотинцев это гранаты, у артиллеристов и танкистов — снаряды, у летчиков — бомбы, у подводников — торпеды. Так или иначе, но вся эта взрывчатка особого ужаса не вызывает, ты понимаешь, что сама по себе она не взорвется и надо просто аккуратно с ней обращаться.

Но эта бомба… Нет, не так — Бомба, она вызывала подсознательный ужас. Ее гладкие очертания несли в себе буквально зримую угрозу, пробуждающую где-то в глубине инстинкт самосохранения.

Сначала Марков пытался об этом не думать. Но в мозгу постоянно крутилась мысль о мощности устройства.

Сто тысяч тонн тротила. Больше, чем в грузовом поезде. Больше, чем в армаде бомбардировщиков.

Марков пытался представить — каково это, взрыв такой силы. Но не получалось. Почему-то представлялся огромный огненный шар, затмевающий горизонт.

И теперь ему надо поставить вот такую вот «небольшую» мину на пути следования крупной эскадры американцев, эвакуирующихся из Англии.

Два авианосца, три линкора, десяток крейсеров и целая туча кораблей поменьше. И вся эта армада двигалась в ловушку.

«Сестрички» — как называл однотипные с Р-2121 подлодки штурман — постоянно сообщали об изменениях курса противника. И Марков постоянно корректировал свое собственное перемещение, неизменно оказываясь впереди. Расстояние между Р-2121 и американцами сокращалось, причем довольно быстрыми темпами, но капитан медлил. Он боялся признаться, но ему было страшно.

Страшно ошибиться, отпустить «устройство» (больше похожее на мини-подлодку) раньше, чем надо. И страшно отпустить ее именно в нужный момент.

— Капитан. Мы в расчетной точке. Даже если они еще раз изменят курс, далеко уже не отклонятся, — голос штурмана вернул Маркова в реальность.

— Запускайте изделие, — голос прозвучал неожиданно хрипло.

Подлодка вздрогнула, освобождаясь от тяжелого груза, но тут же успокоилась.

Отображаемый на экране зеленоватый значок ядерной мины-фугаса начал неспешное движение в сторону противника.

Отсчет пошел.

14 апреля 1947 года. Где-то в Атлантике

— Я — Альфа-девять, горизонт чист! — Лейтенант Штефан заложил аккуратный вираж и начал набор высоты. Позади стремительно уменьшался силуэт «Рузвельта», превращающегося в маленькую черточку на фоне безбрежного океана.

День выдался на удивление хорошим. Несмотря на то что в личном составе бытовали не самые веселые настроения из-за поражений и имеющейся эвакуации, сам пилот решением об эвакуации был доволен.

Ему надоело играть в прятки со смертью и каждый раз, поднимаясь в воздух, молиться о возвращении на родную палубу. Но теперь все — они идут домой. А без «кузенов» и Белый дом, наконец, поймет, что война с русскими и всем миром — не самая лучшая стратегия.

Слегка снизившись, лейтенант запросил «Рузвельт» о разрешении на начало съемки. Именно такое задание сегодня было у пилота — работа эдаким кинооператором, снимающим с высоты величие американского флота, идущего в родной Норфолк.

— Можете начинать, Альфа-де… Разре… даем, — невнятно прошипела рация.

Следующие минуты вошли в историю. Облетев эскадру и начав набор высоты, Штефан не видел, как за его спиной, в самом центре ордера, вырастает чудовищная волна, превращающая могучих стальных гигантов в искалеченные щепки, стремительно погружающиеся в морскую пучину.

Но одна из камер, направленная назад, бесстрастно снимала первое в истории боевое применение ядерного оружия. Воплощенный ужас, самое страшное изобретение человечества, истинный кошмар вошел в мир.

14 апреля 1947 года. Где-то в Атлантике

— Ну вот теперь мы и узнаем, насколько хорош план нашего штаба, — почти неслышно пробормотал капитан 3 ранга Маринеско.

Вечно попадающий в «пьяные» неприятности, Александр Иванович собирался в этом походе доказать, что еще рано списывать его со счетов. Не успев отличиться во время советско-германской войны, он, несмотря на систематическое пьянство, сумел заслужить честь командовать новенькой подлодкой. Хотя, быть может, сыграло свою роль то, что количество субмарин увеличивалось гораздо быстрее, чем готовых экипажей и командиров…

Так или иначе, но сегодня капитан планировал отличиться.

Срабатывание «устройства» не почувствовать было невозможно. Несмотря на более чем пятнадцатимильное расстояние от американских кораблей, огромный столб воды виднелся в прозрачном воздухе прекрасно. Да и гидроудар на подлодке тоже ощутили…

— Полный ход! — Сейчас тамошнему «каравану» точно не до противолодочных мероприятий. Отличный шанс добить тяжело раненную жертву… Если там, конечно, еще есть кого добивать.

Субмарина, рассекающая глубины вод Атлантики, приближалась к месту катастрофы не в одиночестве — со всей округи «сестры» Р-2121 спешили к терпящим бедствие кораблям.

А тем временем на авианосце «Линкольн», новехоньком красавце класса «Мидуэй», аварийные команды отчаянно бились за живучесть. Повреждения подводной части выглядели очень, очень плохо. Неподалеку под воду уходил «Вашингтон» — собрат захваченной в Панаме «Монтаны». Несколько эсминцев с поверхности воды просто сдуло. Как, собственно, и «Рузвельта» — там, где еще несколько минут назад красовалась гордость американского флота, вырос гигантский водяной столб, все никак не желающий опадать.

«Что это было? Что, Пресвятая Мария, это такое?» Разбитая о переборку голова пульсировала болью, неприятно отдающейся в висках совершенно седого адмирала, вцепившегося в поручень и не могущего отвести взгляда от страшного зрелища ужасающего гриба.

— Господин адмирал, сэр? — подошедший офицер выглядел безупречно, несмотря на обстоятельства. — Капитан полагает, что вы должны покинуть корабль.

Адмирал вопросительно изогнул бровь.

— Мы проигрываем борьбу, сэр. Ситуация критическая.

— Я не покину палубу, лейтенант. Мы будем сражаться до конца и победим. — Уиллис Огастес Ли, не раз выходивший победителем в боях на Тихом океане, сдаваться не собирался.

— Но сэр…

— Ничего, сынок. Еще не все потеряно, да! — Пытающийся приободрить подчиненного адмирал вдруг осознал, что его правую руку, сжимающую поручень, бьет крупная дрожь. — Лучше иди обратно к капитану. Там ты нужнее.

Отдавший честь офицер умчался в глубины стонущего разрываемым металлом корабля.

«Неужели это евразийцы? Но как? Что это за оружие такое? А если… Пресвятая Мария, а если у них есть еще?» — страшная мысль, отразившаяся на лице адмирала гримасой отчаяния, подстегнула работу мозга.

Взрыв был подводный. Мина? Но откуда посреди океана мины? Или высоколетящий самолет? Но радары… Вероятно, все же подлодка. Проглядели? Вполне возможно… Повтор атаки? Вряд ли — если противник не ушел от взрыва подальше, то сейчас, скорее всего, на дне. А если ушел? Управляемые торпеды? Или мины? Черт их знает, лучше перестраховаться…

Уже через полчаса оставшиеся боеспособными — пусть и ограниченно-эсминцы организовали нечто вроде противолодочного охранения. Но это не помогло.

Подводная лодка ВМФ СССР Р-2113 под командованием капитана 3 ранга Маринеско уже вышла на боевой рубеж.

16 апреля 1947 года. Бразилиа-Ардженто, президентский бункер

Вошедший в кабинет для совещаний Альверде внимательно оглядел собравшихся. Несмотря на усталость и постоянное напряжение, выглядели его генералы довольно неплохо — сказывались первые успехи в применении ЗРК.

Для американцев, еще недавно считавших небо Федерации своим, подарок евразийцев оказался настоящим шоком. Гаспар, настоявший на массированном применении новинки, оказался прав. Очередной налет на Сан-Паулу провалился с оглушительным треском — потери морской авиации янки зашкалили, превосходя все разумные пределы.

Для стратегии Пентагона на Южно-Американском континенте это стало последним гвоздем в крышку гроба. Отсутствие плацдармов, высочайшая мобильность армий Альверде, спрятанная в глубине страны промышленность и многочисленность населения, испытывающего вполне понятную ненависть к захватчикам, — все эти и многие другие факторы ставили крест на планах «окончательного решения бразильского вопроса».

Жозе, рассматривающий в данный момент своих расправивших плечи военачальников, всего за несколько лет прошедших путь от полуколониальных недовояк до если и не великолепных, то как минимум добротных и компетентных стратегов, почувствовал гордость. Ему стало, наконец, понятно, что ЮАФ выстоит, что он не ошибся, когда несколько лет назад составлял план действий.

Здесь, рядом со своими полководцами, он наконец осознал, что, несмотря на все потери и жертвы, в Южной Америке подняла голову новая сила — сила, которую раньше никто не воспринимал всерьез. Пусть впереди еще долгий путь, пусть Федерация жива во многом благодаря огромной помощи евразийцев, пусть эта сила пока еще слабее и АДА, и Союза. Но она практически состоялась как третий полюс.

— Господа, мы получили подтверждение. Флотская группа адмирала Ли действительно уничтожена полностью, — звенящий голос Альверде прозвучал в замкнутом помещении кабинета словно колокол. — Мы пока достоверно не знаем, как именно нашим союзниками удалось это проделать, но факт от этого не меняется — американский флот понес чуть ли не самые тяжелые потери в своей истории.

Тут, конечно, президентэ душой покривил. Он если и не знал точно, то, по крайней мере, догадывался, как именно русские этого добились.

«Вот Сталину и надоели все эти игры — в ход пошла бомба. Непонятно только, зачем делать из этого такую вот большую тайну — но то, что это было именно ядерное оружие, лично у меня сомнений почти нет. Странно лишь то, что русские решились только на ограниченное применение. Боятся экологических последствий? Или здесь еще какие-то причины?» — Жозе не заметил, как неодобрительно покачал головой, вызвав удивление в рядах своих соратников. Тем, бурно выражающим радость по поводу означенной новости товарищам, было непонятно, что не так.

Смех стих, когда подошедший к столу президент неожиданно злым голосом потребовал тишины.

— Друзья, это большая победа. Но ее все равно недостаточно. Впереди еще лежит долгий путь, который нам только предстоит пройти. Да, американцы потеряли два новейших тяжелых авианосца, еще три легких эскортных, несколько линейных и три десятка более мелких кораблей, не говоря уже о потопленных русскими моряками транспортах. Это большой удар для гринго. Но до победы еще далеко. Нельзя расслабляться, ибо у них все еще полно и авианосцев, и линкоров, и крейсеров, и прочих кораблей. Да и самолетов пока хватает.

Впрочем, сегодня мы сделаем исключение — такой успех народ должен отпраздновать. Генерал Гаспар, — Альверде повернулся к старому другу и, одернув китель и поправив берет, добавил: — Приказываю подготовить и провести парад войск ЮАФ в нашей столице первого мая этого года. А сегодняшним вечером дать салют из артиллерийских орудий в честь успехов наших войск и войск евразийских союзников.

Эта победа — символ окончательного перелома в войне. Цель близка, друзья мои.

Генерал замолк, еще раз обвел взглядом собравшихся… И неожиданно вскинул руку, буквально рявкнув:

— Победа или смерть!

— Победа или смерть! — стройным хором донеслось в ответ.

Жозе даже в такой обстановке не был лишен чувства театральности…

2 сентября 1947 года

ПЕРЕДОВИЦА ГАЗЕТЫ «ПРАВДА». «МЕРТВЫЕ АРНЕМА ВЗЫВАЮТ ОБ ОТМЩЕНИИ»

В очередной раз военные преступники, находящиеся у власти АДА, доказывают всему миру, что ничего человеческого в них совершенно не осталось. Несмотря на ведущиеся в г. Женева (Швейцария) вот уже второй месяц переговоры о перемирии и начале мирного процесса, правящая в АДА военщина нанесла подлый удар по гражданскому населению.

Это не первая их подобная акция. Можно вспомнить бомбежки японских городов в сорок пятом и сорок шестом годах, бразильских и аргентинских в сорок шестом и сорок седьмом, попытки уничтожения населения в Европе, на Ближнем Востоке и в Африке, в Китае и Индокитае, в Корейской Народно-Демократической Республике и многих других государствах и районах мира.

Отказ выдачи для международного трибунала бывшего британского премьера Уинстона Черчилля, ответственного за многочисленные преступления против человечества, начиная от голода, унесшего жизни миллионов бенгальцев, от преступлений против буров в войнах начала века и заканчивая развязыванием новой мировой войны, является ярчайшим подтверждением того факта, что руководство Альянса Демократической Атлантики не собирается нести ответственность перед народами свободных государств мира, не считает нужным начинать мирный процесс и продолжает надеяться на победу в текущей войне.

Последнее преступление — бомбежка г. Арнем (Голландская Социалистическая Республика) оружием массового поражения — явно предназначено для запугивания делегатов на конвенции в Швейцарии, для запугивания правительств стран, входящих в Евразийский союз и Южно-Американскую Федерацию, для получения неких преференций в результате мирного договора.

Не гнушающиеся никакими средствами для получения выгоды, преступники из АДА применили бомбу, основанную на реакции деления и примерно сопоставимую по мощности с тысячами обычных бомб. Они, видимо, считали, что обладают монополией на подобное оружие, ибо Евразийским союзом до этого момента подобные устройства не применялись.

Естественно, капиталистические хищники из Белого дома просчитались. Союз Советских Социалистических Республик, как лидер Евразийского союза и стран свободного мира, обладает атомными боеприпасами уже давно. И их неприменение было обосновано теми же факторами, что и неприменение химического и биологического оружия.

К огромному сожалению, потерявшее всякие остатки разума руководство АДА этого не поняло, и СССР считает себя вправе применить любые средства в ответ на подобную жестокость.

Естественной и абсолютно оправданной с любой точки зрения реакцией Объединенного Стратегического Командования стало уничтожение города Лос-Аламос, где сосредоточено производство атомного оружия, силами стратегической авиации Евразийского союза.

Понимая необходимость гарантированного результата, наше военное руководство и лично тов. Сталин отдали приказ о применении специальных боеприпасов, значительно превосходящих имеющиеся у преступников из АДА.

Экипаж полковника Строганского, вылетевший с базы ВВС ЮАФ в г. Ресифе (Бразилия) на самолете Ту-4, с честью выполнил задание, до основания разрушив означенный объект.

В связи с этими событиями руководство Евразийского союза заявило об изменении требований в переговорах о начале мирного урегулирования. В частности, список лиц для выдачи на суд международного трибунала значительно расширен. Также добавлены условия о полном запрете ядерных испытаний, ибо АДА уже запятнало свое репутацию (если, конечно, там еще остались незапятнанные места) применением оружия массового поражения против гражданского населения.

На момент выхода номера в печать официальная реакция руководства АДА в целом и Белого дома в частности на произошедшие события неизвестна.

(Продолжение темы см. на страницах 2, 3 и 5).

3 сентября 1947 года. Москва, Кремль.

— Мы недооценили их решимость, Лаврентий Георгиевич. Думаю, здесь можно с вами согласиться. — Вождь в своей привычной манере расхаживал по кабинету, изредка поглядывая на недовольного маршала.

— Наша ошибка, товарищ Сталин, состояла в том, что конвой с британскими материалами по проекту «Тьюб Эллой» был уничтожен без свидетелей. Если бы американцы поняли, что у нас уже есть атомное оружие, то мысль о такой вот демонстрации силы даже не пришла бы им в голову.

— Во-первых, мы планировали отпустить один из транспортов. Кто ж знал, что в спасательной операции будут участвовать чуть ли не все лоханки? Вот и нахватались этих самых рентген. Они в любом случае не могли выжить — пусть и не знали об этом. Опять же, ведомство товарища Берии слегка ошиблось в оценке понимания американцами природы цепной реакции. Точнее, понимания последствий. «Пшик» же у них уже был, и даже не один… Могли бы и знать о радиационной опасности, — Сталин пожал плечами. — Но это с одной стороны. А с другой — в ситуации есть множество плюсов политического, так сказать, характера. — И, видя некоторое недоумение на лице Ледникова, вождь дал понять Молотову, что тот может пояснить.

— Для начала, Голландия теперь американцев никогда не простит. А вместе с нею — и вся остальная Европа. Если обычные бомбежки годичной давности забыть еще можно, то такое преступление в памяти останется на более чем приличный срок. И помощь Советского Союза на этом фоне выглядят еще благороднее. Это раз.

Министр иностранных дел улыбнулся, видя, как кивает маршал.

— И два: теперь мы можем делать с американцами все, что захотим, и нам никто и слова не скажет. Это не значит, что мы собираемся загнать Америку в каменный век, — поспешил успокоить вскинувшегося при этих словах пожилого полководца Молотов. — Тут дело в другом — в том, что мы имеем на это право. И они это прекрасно осознают. Как в Белом доме, так и на улицах.

Населению обрыдла эта война, а теперь сюда прибавился еще и страх. В таких условиях американцы не будут способны сопротивляться и пойдут на соглашение на наших условиях.

— Настоящих кардиналов они нам все равно не выдадут.

— Ну почему же? — в разговор вступил и Берия, молча до этого сидевший в углу и даже не попытавшийся объясниться, когда Сталин упрекнул его ведомство в недоработке. — Как минимум троих мы уже знаем. Еще несколько лет — и найдем остальных. Тем более что в условиях «мира», — при этих словах министр усмехнулся, — действовать нашим людям будет гораздо проще. Да и бежать «кардиналам», как вы выразились, некуда. Разве что на какие-нибудь острова, с полным разрывом контактов с остальным миром…

— Где они будут уже не опасны, — закончил мысль Рокоссовский.

Ледников, глядя на сплоченность единомышленников «железного Иосифа», вдруг подумал, что именно такими он видел их оттуда, из будущего. Людей, вместе работающих над задачами мирового масштаба и успешно их решающими. Поддерживающими друг друга… И вместе добивающимися успеха.

— Я знаю, что вы к американцам относитесь очень плохо, товарищ Ледников. И знаю, что причин для этого у вас хватает. Но признайте — для них все уже кончено. Стратегически шансов у них нет никаких. А после подписания договора им останется всего несколько лет до момента, когда признать нашу правоту придется даже самым злостным антикоммунистам.

— И яблоко само упадет нам в руки, — как-то горько сказал Ледников.

— Можно и так сказать, — согласился Сталин. — Но я предпочитаю формулировку «воссоединение американского народа с братской семьей наций Земли». Нам еще многое предстоит сделать. В космос вот полететь, — и в этот момент Ледников вдруг осознал, почему вождь так спокоен.

Они победили. Не СССР и не ЕС, нет. Люди. Человечество. Они выиграли еще один шанс у Вселенной — шанс на рывок с планеты туда, в темноту неизведанного, к звездам. Туда, где можно будет обеспечить бессмертие людской расы.

И пусть впереди еще много проблем и препятствий — самая великая идея получила еще одну попытку на свое осуществление.

«Нас ждет Стар Трек, ха? — пришедшая в голову маршала мысль заставила его улыбнуться. — Как там было? „Туда, где еще не ступала нога человека“, верно?»

— Настроение поднялось, товарищ Ледников? — поинтересовался Сталин причиной улыбки.

— Да вот, вспомнился «Звездный путь», товарищ Сталин.

— Хороший фильм, — закивал вождь, так и не привыкший называть сериалы сериалами. — Скоро покажем молодежи. Года через три-четыре после победы. Как спутник запустим.

Победа уже рядом — осталось ее только взять.

И дети снова будут хотеть стать космонавтами…

12 сентября 1947 года. Коламбус, штат Огайо

— Я говорил! Я предупреждал! — лысый коротышка сорвался на визг. — Нашей последней козырной картой была бомба — и она оказалась битой! Нельзя было без оглядки лезть в берлогу к медведю! Надо было лучше подготовиться, собрать информацию.

— И что тогда? — рявкнул в ответ пожилой. — Или вы верите в миролюбие комми и их добрую волю? Или вы сами бы, имея такое оружие и такое превосходство, не захотели бы поставить конкурента на колени? Нам предъявили бы этот ультиматум — все равно! Даже если бы мы не рискнули.

— Насколько все серьезно? — спросил высокий джентльмен. — В конце концов, у них бомба, и у нас бомба. Блефовать, угрожать — но свести партию вничью. Бог с ним, с мировым господством — остаться бы при своих!

— Во-первых, у нас уже нет бомбы, — мрачно заметил коротышка. — После их удара по Лос-Аламосу нам потребуются миллиардные затраты и не меньше полугода, чтобы создать хотя бы еще один экземпляр. Люди, оборудование, научные данные, да и обогащенный уран — все это в трубу.

А во-вторых, что еще хуже, их бомба намного сильнее. Причем мы даже не знаем, как они это сделали. Наши яйцеголовые клялись, что так называемая «критическая масса» ограничивает мощность взрыва двадцатью — сорока тысячами тонн тротила — больше невозможно в принципе. Однако же то, что русские сбросили на Лос-Аламос, по самым скромным оценкам, минимум впятеро мощней.

И если в Арнеме все же остались выжившие, то здесь на десяток миль сожжено все! А зная привычку русских применять новое оружие, лишь накопив в достаточном количестве… Я уже ни в чем не уверен. Может быть, русские умеют делать бомбы, как хот-доги. И в случае нашего отказа завтра мы получим десять, двадцать, сто бомб — по нашим городам.

— Именно, — подал голос кто-то из присутствующих. — Может, ответите, откуда взялся слух, что следующим будет Детройт? Если не забыли, это не только автомобили, но и танки, и много чего еще. Но заводы встали, потому что некому работать — все бегут, как из очага чумы, и полиция не справляется, да и не старается особо. Копов можно понять — кому охота сгореть заживо в атомном огне? Русские действительно сказали так в Женеве?

— Хуже, — ответил пожилой. — После заседания глава их делегации сказал наедине нашему человеку, что если мы будем упрямиться, то следующую бомбу они взорвут вблизи нашего густонаселенного побережья. И волна размером со статую Свободы легко смоет пару штатов. Причем этот удар будет неотличим от природной катастрофы.

— Сталин не пойдет на это, — не слишком уверенно возразил кто-то из глубины комнаты.

— Пойдет, еще как пойдет. Да еще и заставит папу римского заявить, что это — Божья кара. И все верующие узнают, что Бог отвернулся от Америки и карает ее. Сказать, что тогда здесь начнется?

— Я еще добавлю, — раздался голос из-за стола, — этот мерзавец Карденас час назад выступил с заявлением… Да за половину того, что он наговорил, еще год назад мы стерли бы Мехико в пыль!

— Чего он хочет?

— Кусок Техаса, Калифорнии и Нью-Мексико. И денег — это уж как всегда.

— Вас это так волнует? — рявкнул в ответ старик. — Закон природы: ослабевшего рвут на части. Не особенно заботясь о том, удастся ли переварить. Война объявлена?

— Пока нет. Но мексиканская армия стягивается к границе. Чтобы обеспечить безопасность рубежей, нам понадобится как минимум пять армейских дивизий — с бронетехникой и авиацией. Надежных и проверенных в бою дивизий.

Повисшее над столом молчание отозвалось в голове старика чем-то вроде похоронного звона.

— Вы не хуже меня знаете, где наши лучшие и надежные войска! Или вы хотите, чтобы еще один конвой исчез в океане? А «капельные» рейсы чрезвычайно уязвимы от русских подлодок и авиации. Особенно после того, как эта проститутка Петен пустил русских на свои базы, — коротышка протер вспотевшую лысину платком и грузно опустился в кресло.

— Вот только не надо паники, — джентльмен поморщился, будто проглотил что-то очень неприятное. — Океан пока наш. Отзовем войска из Алжира. Наши лучшие дивизии заслуживают большего, чем сидеть на последних клочках земли в ожидании почетной капитуляции. И, по моему скромному мнению, Сталин не захочет губить своих солдат.

— А он и не будет. Когда ему надоест ждать, он прикажет сбросить еще пару бомб. Что тогда станет с вашими дивизиями? Которые сейчас словно заложники в руках гангстеров, захвативших банк? И эти «большевики», — это слово старик произнес по-русски, с выражением презрения на лице, — вполне могут потребовать с нас хоть по миллиарду за каждую отпущенную дивизию.

— Но наш флот…

— Что вы так молитесь на флот? Он даже Аляску не смог удержать!

— Это как? Да русские высадились всего лишь в нескольких городках на побережье!

— А что там было, на Аляске, кроме этих нескольких городков? Которые, кстати, являлись и портами, через которые завозилось все необходимое? Миллионы акров леса и тундры?

— В которых сражаются наши патриоты! И пусть русские попробуют с ними покончить — вспомните опыт их же партизан.

— Русские и не будут воевать в тех лесах. Они просто взяли все порты — и держат Аляску за горло. И будут сидеть так сколько угодно — пока «патриоты» питаются лишь охотой и ягодами. Зато получили сильнейшую позицию на переговорах.

Так что, судя по всему, Аляску придется списать со счетов. Отбирать назад землю, куда уже вступила лапа русского медведя, выйдет намного себе дороже. Намного дороже, чем она стоит. Особенно учитывая, что Аляска даже не штат. Так… заморское владение.

— Мне кажется, коллеги, вы все же забыли, зачем мы здесь собрались, — старик обвел взглядом собеседников. — Сталин требует нашей крови. Выдачи по списку, поименно — всех нас. Никто не забыл, что стало с теми Гансами, кто был за Гитлера до конца и имел несчастье попасться русским? Демонстративный процесс — и пеньковая веревка!

— Мировая общественность не позволит! Это произвол — мы ведь гражданские, частные лица! Пусть отвечает Черчилль — в конце концов, этого жирного борова можно было выдать еще вчера. Президент, генералы, сенаторы — официальные лица! Мы-то тут при чем? В конце концов, ничего еще не доказано…

— Сталину это скажите! — рявкнул старик. — На какую общественность надеетесь: на папу римского или швейцарский Красный Крест? Адвокаты? Не смешите!

— У вас есть какой-то план? — сухо осведомился джентльмен, аккуратно затушив сигарету и внимательно уставившийся на старика.

— Есть. Простите, господа, но дальше каждый сам за себя. Исчезнуть, найти нору, пересидеть. Уж извините, но при таком раскладе места на всех не хватит. Кто-то должен достаться русским, чтобы удовлетворить их жажду крови.

Несколько последующих минут были похожи на мексиканский базар. С истерикой, руганью, на грани мордобоя. Один лишь худой старик в застегнутом пальто сидел и смотрел молча — как на обитателей зверинца.

Никто из присутствующих не мог прочесть его мысли. Но если бы это удалось, то он бы услышал:

— Крысы. Бегут с тонущего корабля. Никто не задумывается о том, что будет завтра. Для них все кончено. Что ж, затем и нужны кризисы, чтобы отбраковывать слабых!

Ведь главная сила Америки — не в бомбе. Не в кораблях, танках или пушках. А в свободе и демократии. В истинной свободе — в праве пробиваться наверх, по головам, не считаясь ни с чем. Или, как это для низов — «каждый чистильщик сапог при старании может стать миллионером».

Вот почему в Америке никогда не будет социализма, с их колхозами. Потому что частная собственность более свята для настоящего американца, чем Господь Бог!

А значит — не все потеряно! Русский коллективизм силен тогда, когда они идут к цели. А если уже дошли?

Да, они победили. Победили сейчас, победили вместе. Но вкушать плоды победы — приятнее поодиночке!

Так рушились все империи — не станет исключением и СССР. Так великий Рим был непобедим, пока римляне не страшились сами проливать кровь. Затем им пришло в голову вместо всеобщего ополчения выставлять наемников, кого не жалко. Затем — нанимать варваров, сберегая римскую кровь. И варвары сражались, пока не спросили себя, а зачем им, собственно, Империя?

Что ж. Если русские слишком сильны, чтобы с ними воевать, то их можно победить по-иному. Разложив изнутри. Нашим главным оружием станут не бомбы, а Голливуд — черт, придется его строить заново, если Лос-Анджелес отойдет этим ублюдским мексиканцам!

Но мы справимся. Проповедь американского образа жизни — вот наш шанс. Потребляй! Бери от жизни все! Ты никому ничего не должен! Любой, кто мешает тебе получить удовольствие, — твой враг!

И нас будут слушать — потому что русские уже достигли цели. И им самое время разбрестись по лужайке, вкушая плоды. Если только у них не появится другая цель — но это вряд ли. Вся эта планета по факту уже их, ну а фантазии о других планетах в стиле Жюля Верна, Уэллса или еще кого-нибудь из этой серии остаются только лишь фантазиями.

Нас будут слушать, потому что потреблять гораздо приятнее, чем идти куда-то. А человек — это такая скотина, что всегда желает тепла и уюта.

А особенно «золотая молодежь», которая всегда и везде одинакова. Пресыщенные жизнью детишки царей и диктаторов — самое слабое звено. Как мои предки когда-то подкупали за зеркальца и бусы туземных царьков, так и мы купим потомство русских вождей. Купим детишек, которые когда-нибудь сами будут править в России.

И вот тогда посмотрим, чья возьмет!

Все же хорошо иметь в должниках главу полицейского департамента… Завтра в разбитом и сгоревшем автомобиле найдут обезображенный труп, в котором официально признают меня. Слава богу, меры приняты. И даже если русские заберут себе все золото из форта Нокс, я не потеряю ни цента. А пока что в Америке деньги могут все.

Путь выйдет долгий — но я и не тороплюсь. Все равно дожить до победы нет даже и шанса. Ну и пусть. Совет Тех, Кто Решает, был всегда. Уходили отдельные, слабаки — как вот эти… Обезьяны человекообразные. Но ничего! Найдутся другие, достойные люди. Которые подлинно будут решать — вместо русской марионетки, которую нам поставят в президенты.

Черт, да заткнутся они наконец? Хотя что мне до них теперь — может, просто встать и уйти?

Никто не обратил внимания на тихо вышедшего из помещения мужчину. И тем более никто понятия не имел, что все его планы развеются в пыль. Ибо новый строй имел не слишком-то и много общего с империями прошлого. И победить собирался не какую-то страну — но саму природу человека. Великая мечта получила второй шанс и не собиралась его упускать.

21 июня 2021 года. Евразия, Днепропетровск

— …И к другим новостям. Сегодня множество обсерваторий во всем мире наблюдали вспышку на Солнце — особенно сильную для данного периода его активности. И хотя ничего необычайного в этом нет, космическая обсерватория имени Королева одновременно с вспышкой зарегистрировала гравитационную аномалию — или, точнее, целую серию аномалий в непосредственной близости от светила. Связано ли повышение активности нашей звезды с этими возмущениями космического пространства — неизвестно, однако ученые этого не исключают.

Бормотание телевизора совершенно не портило картину тихого летнего вечера — почти ночи — на небольшой даче генерала Антонова, в данный момент наслаждающегося видом звездного неба и шелестом деревьев.

Сам старый вояка сидел в глубоком кресле-качалке, пил некрепкий чай и вспоминал свою жизнь. Перед глазами вставали давно уже ушедшие друзья, оставленные восемьдесят лет назад в другом мире (или реальности… или бог еще знает где), родители и его первая любовь.

Восемьдесят лет. Огромный срок по меркам одного человека, но мелочь для планеты или звезды.

«Хорошие десятилетия, — старик улыбнулся своим мыслям. — Мы победили. Не американцев, или немцев, или еще кого-нибудь, нет. Те победы — лишь следствие. Мы победили себя. То, что еще не так давно казалось чушью идеалистов, вдруг оказалось таким реальным. Илюха, ты был прав, когда сказал, что веришь в людей».

На колени запрыгнул кот — привезенный из города вечный спутник праправнука. Здоровенная тушка манула стала устраиваться на коленях укрытого от прохлады легким пледом Владимира.

— Что, Васька, скучал по старику? — генерал ласково потрепал жмурящегося кота между ушами. Животное довольно заурчало.

Много лет назад Антонов подарил одному из многочисленных пацанят (детей любимой правнучки Лены, так напоминавшей свою прабабушку в ее лучшие годы) едва прозревшего котенка, лишившегося умершей от какой-то болячки мамы. Подарил для воспитания в маленьком человечке ответственности. И Никита подошел к делу с максимальной серьезностью. И за помощью частенько бегал к прадеду, благо тот жил в соседнем подъезде. Да и потом, уезжая в пионерский лагерь, оставлял кота генералу.

Сегодня вчерашний первоклассник уже превратился в молодого и серьезного юношу, весело отдыхающего с друзьями перед началом последнего школьного года. А выросший Васька вновь был отправлен на поруки к прадеду, составлять компанию старику в это спокойное лето.

— На Луне состоялся запуск второго термоядерного реактора… Это большой шаг вперед для первого постоянного внеземного поселения землян. Новый реактор позволит значительно ускорить расширение городка и обеспечит дополнительные энергетические мощности для лабораторных и промышленных экспериментов. В официальной церемонии запуска принял участие новый руководитель Лунограда, недавно вернувшийся с Земли Хуан Антонио Альверде, внук первого президента Южно-Американской Федерации Жозе Альверде. В своей речи он отметил, что подобный успех позволит серьезно увеличить поставки гелия-3 для земных ТЯЭС. Репортаж нашего специального корреспондента на Луне об этом событии все наши зрители смогут увидеть всего через несколько минут…

— А от рекламы так и не отделались, — по-стариковски проворчал Владимир и неодобрительно покачал головой. — Уж в новостях-то можно было бы и без нее обойтись.

— Мрр, — Васька, недовольный тем, что задумавшийся старик перестал чесать его за ухом, напомнил о себе.

— Что, Василий, уже и поворчать нельзя? Чего ворчишь, скажешь, да? На Луне город строим, на Марсе роботы вовсю шерудят, подготавливают почву для первой человеческой экспедиции, голода в мире нет уже лет шестьдесят — даже в вечно отстающей от остального мира Африке, миллиардеров нет — но нету и нищих. Средняя продолжительность жизни лет восемьдесят пять — девяносто. Не знаю, Васька… Наверное, потому, что человеку всегда всего мало…

— Урр, — согласился кот. Ему были непонятны такие моральные желания — еда есть, вокруг тепло, имеются любящие хозяева, готовые почесать пузо по требованию… Чего еще желать?

— Вот скажи, животное, — мог ли я тогда предполагать, что познакомлюсь с самой Одри Хепберн? Да я, когда понял, на ком Ленька жениться собрался, чуть в осадок не выпал. Она ж звезда голливудская была… А тут — балерина и советская киноактриса. Представляешь? Вот и я не представляю… До сих пор — хотя сколько лет прошло.

— Зонд «Пионер» достиг зоны гелиопаузы, что означает относительно скорый выход его за пределы Солнечной системы. Это будет уже четвертый объект в межзвездном пространстве, созданный руками человека. Напомним, что фотографии Солнечной системы извне вы можете видеть в Интерсети на тематических страницах Центра Космических Исследований.

Тем временем академики Йориксен, Гонарев и Джексон из Евразийского университета космических исследований заявили, что их исследования «зет-машины» вскоре приступят к экспериментальной фазе. «Зет-машина» является специальным прибором для исследования многомерных пространств и в теории способна дать человечеству метод для путешествий в Галактике.

Сама идея и теория «зет-машины» была предложена академиком Кравченко еще в семидесятые годы прошлого века. Именно этому будет посвящен следующий выпуск «Великих идей» на нашем канале в субботу, в семь часов вечера.

— Эх, Илюха, помнят тебя еще. Как ты там, наверху? Радуешься, что избавился от постоянной головной боли? Или жалеешь, что не увидел высадку на Марс своими глазами?

Сколько их, друзей, ушедших в вечность? Ленька Васильев, Илюха Кравченко, «Ильич» Лисов…

Об умершей несколько лет назад жене Владимир старался не думать.

— И последние новости нашего космического блока. Строительство нового космодрома в Южной Америке вступает в последнюю стадию. Уже официально объявлено, что ему будет присвоено имя одного из основателей космической программы Южно-Американской Федерации Жозе Гаспара, ближайшего соратника президента Альверде.

— Бразильцы, — прокомментировал Антонов. — Своего так и не упустили.

После войны, когда США в конце концов признали свое поражение, президентэ славно нахапал промышленных мощностей… А всего несколько десятилетий спустя на далеком континенте выросла могучая промышленная держава, по праву и на равных вошедшая в семью идущих к коммунизму народов.

Невольно вспомнился отличный парень — Рикардо Родригес. «Коллега» из джунглей Амазонки, приехавший на «обмен опытом». Африка тогда так и кипела — племена, получив долгожданную независимость, начали резать друг друга с каким-то безумным упоением. Настоящий хаос, кошмар, который не был способен укротить никто… Рико, помнится, еще орденов нахватал за операцию по вывозу аргентинских туристов из взорвавшейся очередной гражданской войной Нигерии…

Где он сейчас? Помер, наверное, уже… А ведь держали когда-то связь.

Выключив телевизор, Антонов с сожалением посмотрел на пустую кружку. С видимым усилием встал и неторопливо направился в глубь сада. Кот, согнанный с коленей, недовольно мяукнул и посеменил следом.

— Пошли уже спать, Василий. Завтра Никитка приезжает утром, так что потопали.

Позже, засыпая в подвешенном к двум деревцам гамаке, Владимир поймал себя на мысли, что чего-то ждет.

Где-то далеко в небесах медленно плыли звезды, безразличные к чаяниям старика на маленькой планетке на окраине заштатной Галактики. Вселенная уже подарила людям на ней второй шанс. Они им воспользовались… Третья попытка была не нужна.

Тихо звякнули часы, отбивая полночь. Антонов улыбнулся.

— Мы победили, — прошептал он. — Победили.

От автора

Отдельное спасибо за помощь в работе над романом хочу сказать:

Акимову Сергею Викторовичу (aka Cobra), Туробову Андрею Владимировичу (aka MilesV), Ершову Александру (aka Zybrilka), Шакирову Булату, Логинову Анатолию, Сергееву Виталию Александровичу (aka Khalzan) и всем остальным участникам форума «В Вихре Времен», немало советовавшим и помогавшим в написании сего труда.

Примечания

1

Convair В-36 — самый большой серийный самолет с поршневыми двигателями.

2

Маринельо, Хуан — председатель Революционно-коммунистического союза, возникшего в результате объединения компартии и Революционного союза. После преобразования (1944) Революционно-коммунистического союза в Народно-социалистическую партию Кубы (НСПК) М. — ее председатель до 1961 года.

3

WASP — белый англосаксонский протестант. До нынешней демографической ситуации, возникшей в связи с иммиграцией, эта аббревиатура была аналогична понятию «100 %-ный американец».

4

Дорога есть Жизнь (лат.).


на главную | моя полка | | На штурм будущего! Спецназ «попаданцев» |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 94
Средний рейтинг 4.5 из 5



Оцените эту книгу